ВИФ2 NE

	От	Сергей Зыков
	К	SVAN
	Дата	04.01.2002 04:38:25
	Рубрики	WWII; ВВС;

"Снарядный голод настиг нас в 1943". Стволы пушек страдали цингой... ;с))) (+++)

>Да бросьте Вы. А то в 1941 снарядов хватало, а в 1943 перестало хватать... Есть такая книжка - "Снаряды для фронта". Там очень интересно обсуждается миф о том, что у нас вот снарядов не хватает, мы их экономим, а немцы вот (произносится с завистливым придыханием) как почнут стрелять... А потом приводятся похожие высказывания с ТОЙ стороны. Вывод - снарядов не хватало и не могло хватать ни одной воюющей стороне. Если фронт воюет, то сколько ему снарядов не дай, всё равно будет мало.

>СВАН

>>Снарядный голод настиг нас в 1943. Не хватало снарядов на всех.

По поводу нехватки снарядов есть интересный комментарий:

...Меня позабавила ссора Яковлева с героем Сталинградской обороны генерал-полковником А.И.Родимцевым (1905 - 1977). «Он иногда заглядывает ко мне в кабинет, спрашивает: «Николай Дмитриевич, а Николай Дмитриевич»... Я же в ответ: «Иди, не хочу с тобой разговаривать!»
— А почему так?
— А что он в своих мемуарах-то написал? Будто его дивизию бросили в бой, не обеспечив полностью боеприпасами. Такого не могло быть! Перед каждой операцией мы в ГАУ рассчитывали все до последнего патрона. А уж если ты со станции назначения ничего не получил, так это сам виноват. А то «не обеспечивали». Всем обеспечивали!

А вообще привожу всю статью полностью может кому интересно прочесть будет
::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::

В 1970 году в «ТМ» шла танковая историческая серия и велась редакционная подготовка следующей артиллерийской. В качестве автора я привлек ныне покойного Л.А.Евсеева — инженера-энергетика, для которого это задание стало первой серьезной журналистской работой.
В открытой печати сведений по материальной части артиллерии советского периода просто-напросто не было. Преодолевая информационный вакуум, Евсеев составил список видных деятелей отечественной артиллерии с телефонами и адресами, и с 18 марта мы начали цикл встреч и бесед, сохранившихся в моей памяти как самое сильное и интересное впечатление за все время работы в редакции. По свежим следам я записывал содержание наших разговоров и сейчас, почти четверть века спустя, перечитав записи, убедился, что их ценность только возросла. Вот несколько эпизодов...
Герман СМИРНОВ

ВСТРЕЧИ С ВЕЛИКИМИ СТАРИКАМИ

Против танков
Планируя поездку к Василию Гавриловичу Грабину (1899/1900 -1980), мы знали о нем только то, что можно было почерпнуть в энциклопедии:

«Сов.конструктор арт.вооружения, ген.-полковник техн. войск, д-р техн. наук, проф., окончил Военно-техн. акад. РККА им.Ф.ЭДзержинского, с 1934 гл. конструктор завода по произ-ву арт. вооружения, в 1942-46 нач-к Центр, арт. КБ, в 1946 — 60 нач-к и гл-конструктор Научно-исследов. арт. инс-та, под его рук. созданы пушки 76-мм дивиз. обр. 1942 (ЗИС-3), 57-мм противотанк. обр. 1943 (ЗИС-2), 100-мм полев. обр. 1944 (БС-3)».

Поехали к генералу в Болшево вчетвером — автор текстов Л.Евсеев, редактор серии И-Андреев, фоторепортер Ю.Кавер и я. Привожу дневниковую запись об этой встрече.
...Дача хотя и каменная, но смахивает на скворечник. Человек, перед изделиями которого трепетал вермахт, живет в мещанском уюте. Диван с высокой спинкой и полочками, пианино, шифоньеры — все эпохи 50-х годов.
Первое, что меня поразило: насколько род занятий отпечатывается на внешности человека. Конструктор пистолетов? Это, конечно, Токарев — слесарь-умелец, мастерящий ТТ сразу в металле без всяких чертежей. Конструктор скорострельных пулеметов? Говорливый и суетливый Шпитальный. Иное — трудно себе представить. Грабин же, сразу видно, занимался солидным оружием — пушками. Нетороплив, глуховат, основателен, насыщен концепциями.
От него впервые услышал нелестный отзыв о В.А.Малышеве— прославленном министре танковой промышленности военных лет. «На одном важном совещании (а я был на всех важных совещаниях),— рассказывал Василий Гаврилович,— министр вооружения — назовем его Устиновым, да он, кстати, и был министром — и заместитель Председателя Совета Министров Малышев поверхностно и любительски трактовали вопросы артиллерии. И тогда товарищ Сталин сказал: «Товарищ Грабин! Я поручаю вам прочитать лекцию для товарищей Устинова и Малышева, чтобы они правильно понимали, в чем суть артиллерии». Ну, я поднимаюсь и говорю: «Слушаюсь. Будет сделано».— «Нет, нет, не надо откладывать. Делайте доклад сейчас же». Ну, я набираю воздуха и читаю трехчасовой доклад. Конечно, семь потов с меня сошло...»
«Нашу знаменитую пушку, красавицу ЗИС-3, мы делали без заказа, по собственной инициативе. Получилась удачная, хорошая пушка. 22 июля 1941 года я показывал ее во дворе Наркомата обороны Кулику и Малышеву. Ну, вертели они, смотрели. Потом Кулик говорит: «Нет, слушай, не нужна нам эта пушка. Давай нам эту... как ее?.. Ф-22». Что было делать? Я плюнул, и начали мы на заводе собирать линию и нашу красавицу без всякого утверждения клепать явочным порядком. Пушки эти пошли отлично, тысячи их уже воевали на фронтах, а они еще никем не были утверждены. Только 5 января 1942 года я наконец смог показать ее товарищу Сталину. Морозы тогда были трескучие. Показывали мы пушку в Крем.пе. Народу набилось — тьма. Генералы, маршалы в папахах, в бурка? с, в бекешах. Ну, и я тоже, конечно, был одет добротно. А Иосиф Виссарионович, поверите ли, вышел в ботиночках, в шинелишке, в фуражечке — и хоть бы хны. Меня моментально оттерли, и все наперебой стараются дать Иосифу Виссарионовичу пояснения по пушке. Я хоронюсь сзади и только трепещу, как бы кто не напутал чего-нибудь. Товарищ Сталин обошел пушку, зашел со щитка и сказал: «Товарищ Воронов! Займите место наводчика, попробуйте наводит». А Воронов, спустя два года он стал Главным маршалом артиллерии,— здоровый мужик, да к тому же в папахе. Сел он за наводчика, так я ахнул:
папаха его прямо-таки возвышается над щитом. Мы же не рассчитывали на таких крупных солдат. Ну, что тебе стоило — думаю — Яковлева посадить за наводчика, все-таки он ростом поменьше. А товарищ Сталин посмотрел и сказал: «Товарищ Грабин, вы создали артиллерийский шедевр. Только...» Тут он .приложил к щитку три сложенных пальца. — Только вот щиток на три пальца...» Тут кто-то из подпевал возьми, да и брякни.: «На сорок сантиметров...» Я похолодел: ой-ой —думаю — это же целых полметра! А товарищ Сталин улыбнулся и сказал: «Нет, нет. Товарищ Грабин меня понимаем. На сорок миллиметров»...
Любопытно говорил Грабин о генерал-полковнике инженерно-технической службы Ж-Ж.Котине — главном конструкторе танков КВ и ИС. «Котин считал, что главное в танке броня и скорость. А мы считали: главное — огневая мощь, броня и скорость. По нашему мнению, танк должен пробивать броню толщиной как его собственная и толще; на КВ же пушка была слабее, чем на Т-34. Морозов-то — один из конструкторов Т-34 —человек мыслящий. Как только мы предложили ему 76-мм танковую пушку, так он за нее сразу ухватился. А то у танкистов принцип был: главное, чтобы ствол пушки не выходил за габарит танка. Откуда взялось такое правило? Зачем?»
О моряках Грабин отзывался прямо-таки со скрежетом зубовным. «Мы, по их же просьбе, разработали для подводной лодки «щука» взамен 45-мм пушки 76-мм. У них свои заводы были, а тут мы предложили сами поставить все орудия. Короче, договорились вроде бы по всем пунктам. Окончательно утвердили все у Жданова. Ну, Андрей Александрович разобрался во всем, потом говорит:
«Надо бы морское начальство вызвать да утвердить все». Позвонил адмиралу Акулову. Тот сейчас же приехал, и Андрей Александрович спрашивает его: «Можете вы на лодках без новых пушек обойтись?» Акулов сразу в ответ: «Так точно, можем». Андрей Александрович аж вздрогнул. Разъяснил все снова адмиралу, сказал:
«Раньше у вас пушки были вон с какой дырочкой, а теперь будут эвон с какой» и т.д. А адмирал опять:
«Так точно, можем». Развел Жданов руками, говорит: «Ну, что делать, Василий Гаврилыч? Не нужны им ваши пушки. Бог с ними». Так и законсервировали мы этот проект. Потом уж во время войны адмирал Галлер спрашивал меня об этой пушке, но я ему сказал: «Нет уж. Сделаешь вам пушку, вызовут потом вас, а вы скажете опять — так точно, можем!»
Спрашивали мы Грабина и о динамореактивных пушках, и он рассказал о них весьма обстоятельно. «Это был, знаете ли, тогда такой Курчевский. Он в империалистическую войну был экспертом по военным изобретениям в военном ведомстве. И тогда-то он и увидел заявку на динамореактивные пушки. После революции автор заявки затерялся, а Курчевский стал носиться с этой идеей. Он увлек ею, в частности, Тухачевского, и под предлогом перевода всей артиллерии на новый принцип они разогнали прекрасное артиллерийское КБ и поставили на его место бюро Курчевского. Я, когда кончил академию, как раз и был направлен в это бюро, но в первый же день разругался с Курчевским и ушел. После этого в машине имел долгую беседу с Тухачевским. Он меня увещевал: «Молодой человек, вот вы, считают, хороший конструктор. Ну, как же вы можете отстаивать такое заведомо устарелое, обреченное дело, как ствольная артиллерия». Ну, я ему, конечно, говорю, что есть у динамореактивных орудий свои области применения, где они могут выступать с успехом, но что я сомневаюсь, чтобы они могли заменить классическую артиллерию во всех областях. «Очень мне вас жаль, молодой человек»,— сказал на прощание Тухачевский, и больше мы не виделись. Ну а Курчевский потом настроил своих пушек, и на испытаниях одна из них возьми и разорвись. Люди погибли, а его отправили в Соловки. И тоже, в общем-то, переборщили: эту идею забросили совсем, а зря, есть у нее свои достоинства».
Показывая нам фотографию универсальной пушки Ф-22, способной вести огонь по наземным целям и движущимся танкам, а также заградительный зенитный огонь, Василий Гаврилович сказал: «Мы считали эту тенденцию неправильной и хотя создали такую пушку, но понимали ее недостатки и настаивали на том, чтобы разрабатывать орудия специализированные. Тем не менее в Ф-22 были заложены большие возможности. В начале войны немцы на границе захватили много таких орудий. И когда убедились, что бороться с нашими последними танками им нечем, что против КВ и Т-34 у них, кроме зениток, ничего нет, они использовали возможности модернизации, которые мы заложили в это орудие. Расточили казенную часть под свои боеприпасы, сделали дульный тормоз и превратили в специальную противотанковую пушку, которая в первой половине войны одна только и могла бороться с нашими танками».
«Во время войны много было споров, какую пушку надо проектировать — 100-мм или 122-мм? Мы настаивали на 100-мм потому, что 122-мм была, конечно, неверным
решением. На ней настаивал Воронов. И вот на совещании товарищ Сталин спрашивает: «Товарищ Грабин, почему вы считаете, что надо делать 100-мм пушку?» Я поднимаюсь и говорю: потому-то и потому-то. Товарищ Сталин спрашивает у всех: «Есть к Грабину вопросы и замечания?» Все молчат. Тогда он опять спрашивает: «Товарищ Грабин, почему вы считаете, что надо делать 100-мм пушку?» Я опять отвечаю: потому-то и потому-то. И так он спрашивал до пяти раз. Потом, обратившись ко всем, сказал: «Вы слышали, что товарищ Грабин говорил? Вот так и надо делать». Потом повернулся ко мне: «Ну, а 122-мм пушку вы могли бы сделать?» Я говорю: «Товарищ Сталин, считаю, что это неверное решение, не нужна она...» — «А сделать могли бы?» — «Могли бы, конечно». — «Ну, вот вы ее и сделайте для товарища Воронова». Сделали мы и 122-мм пушку для сравнения, но она, конечно, в производство не пошла»...
Антипатия между В.Г.Грабиным и Н.Н.Вороновым была, по-видимому, обоюдной. Позднее Евсеев, не раз ездивший к Грабину и беседовавший с ним, признался мне, что как-то довольно бестактно сказал Василию Гавриловичу: «А вот маршал Воронов в своих мемуарах писал, что, когда встал вопрос о создании новой пушки, Грабин-де, как всегда, взялся ее сделать за несколько недель и, как всегда, подвел...» -«Вы знаете, Леонид Александрович,— с досадой перебил его Грабин,— я ведь этого Воронова терпеть не мог. Начал я его мемуары читать, и так мне противно стало, что плюнул и даже до этого места не дочитал!»
Любопытная история получилась с грабинской 57-мм противотанковой пушкой образца 1943 года ЗИС-2. «Она оказалась такой мощной, что у немцев танков не было, против которых она могла бы применяться. И вот звонит мне товарищ Сталин и говорит: «Товарищ Грабин, тут поступило предложение — у ваших противотанковых пушек, чересчур мощных для германских танков, обрезать стволы. Это уменьшило бы их мощность. Согласны ли вы на это?» Ну, я ответил, конечно, что не согласен. Обрезание ствола сделает пушку никуда не годной, а против немецких танков можно применять другие, менее мощные орудия. «Что же, тогда вашу пушку придется с производства снять».— «Воля ваша, лучше снять». И сняли. А уж потом, когда немцы запустили в производство свой «зверинец» — «тигры» и «пантеры»,— мы снова поставили ее на производство».
В конце встречи генерал показал нам альбом с разработками его КБ 1948 года. Я был потрясен. Там были 100-мм авиационная пушка, заряжающий автомат для танков, при использовании которого командиру остается только нажимать на кнопку, и выстрел следует за выстрелом, и многое другое.

Начальник ГАУ
Уроженец Старой Руссы, Николай Дмитриевич Яковлев (1898 -1972) всю свою жизнь посвятил отечественной артиллерии, был командиром батареи, дивизиона, артполка, начальником артиллерии ряда военных округов. В Великую Отечественную войну возглавлял Главное артиллерийское управление (ГАУ) и состоял членом Военного совета артиллерии Красной Армии. Перед выходом на пенсию был первым заместителем главнокомандующего Войсками ПВО страны.
Поехали втроем — Евсеев, Андреев и я. Маршал артиллерии принял нас в своем кабинете в одном из зданий Министерства обороны на Фрунзенской набережной. Из беседы с ним запомнились интересные тонкие наблюдения и оценки.
— Скажите, Николай Дмитриевич,— спросил Евсеев, — кто из артиллерийских конструкторов был, на ваш взгляд, талантливее: Грабин или Петров? (Речь шла о Федоре Федоровиче Петрове — генерал-лейтенанте-инженере, создателе знаменитых гаубиц и пушек.)
Маршал замялся.
— Если не будете мои слова никому передавать, то скажу вам так:
оба они были очень талантливые люди. Но Грабин — это человек с идеями, гордый, с большим гонором. Часто обижался, был прекрасный технолог и инженер. А Петров — прирожденный мастеровой. И остался мастеровым, даже став главным конструктором завода. На испытаниях его систем, если случалась мелкая неполадка, он брал в руки напильник, что-то подтачивал, прилаживал, и все начинало работать. Очень хороший специалист по гаубицам. Ну, и человек он, конечно, очень простой и приятный.
«Во время войны Старую Руссу приказали брать войскам генерала такого-то (тут Николай Дмитриевич назвал его фамилию). Мне пришлось выделять для этой операции артиллерию. А он-то сам уроженец Старой Руссы и просил, как земляка, помочь с артиллерией. У меня же, словно на грех, ничего не осталось. Вот и думаю, чем помочь земляку? Думал, думал — и решил выделить ему пушки еще царских времен. Составил список выделяемой для операции артиллерии — и на подпись к Сталину. А тот моментально мою уловку усмотрел: «Что это за 107-мм пушки? Что-то не припомню»? Тут врать нельзя. Говорю: «Это, Иосиф Виссарионович, еще старые, 42-линейные».— «А, помню, помню. В Царицыне они себя неплохо показали. А почему же это вы их снова вводите в действие?» — «Да вот генерал такой-то просил помочь ему с артиллерией. Он мой земляк, хочется ему помочь». Сталин ухмыльнулся:
«А, так это вы подобрали пушки, чтобы вместе по своим землякам посильней ударить?»
Маршал очень хорошо объяснил причины появления пушек 100-мм калибра в полевой артиллерии. Оказывается, этот калибр уже давно был принят на флоте и в зенитной артиллерии, поэтому, когда стал вопрос о 100-мм или 107-мм в полевой, решили остановиться на 100-мм. «Был уже разработан и поставлен на производство 100-мм боеприпас, хотя это, конечно, и неправильный для полевой артиллерии калибр».
По словам Яковлева, при прорыве линии Маннергейма войсковые командиры предложили подтащить осадные орудия к линии фронта и прямой наводкой открыть огонь по дотам. Их разваливали с 2-3 выстрелов, а при стрельбе с положенных по инструкции 16 км для попадания в дот нужно было сделать 70 - 80 выстрелов.
По заказу ГАУ были поставлены армии осадные 305-мм орудия. Когда началась война, осаждать ими было нечего, и их перевезли на Урал. А вывезти оттуда уже оказалось невозможно: железнодорожные пути за годы военных интенсивных перевозок износились так, что не выдержали бы тяжести этих орудий. Пришлось их направить в металлолом!
В войне вообще было немало неожиданностей, связанных с использованием артиллерии. Одному незначительному вспомогательному фронту были выделены еще царского времени 12-дюймовые (305-мм) пушки, которые оказали нд немецкую пехоту столь устрашающее действие, что этот вспомогательный фронт продвинулся за короткое время гораздо дальше вперед, чем основные, между которыми он находился!
...Меня позабавила ссора Яковлева с героем Сталинградской обороны генерал-полковником А.И.Родимцевым (1905 - 1977). «Он иногда заглядывает ко мне в кабинет, спрашивает: «Николай Дмитриевич, а Николай Дмитриевич»... Я же в ответ: «Иди, не хочу с тобой разговаривать!»
— А почему так?
— А что он в своих мемуарах-то написал? Будто его дивизию бросили в бой, не обеспечив полностью боеприпасами. Такого не могло быть! Перед каждой операцией мы в ГАУ рассчитывали все до последнего патрона. А уж если ты со станции назначения ничего не получил, так это сам виноват. А то «не обеспечивали». Всем обеспечивали!
В маршале заметно не доскональное знание технических тонкостей артиллерийских конструкций. Чувствуется, что в душе он благоговеет перед собственными подчиненными-специалистами. Несколько раз в беседе проскальзывало: невозможно заказывать новые системы, если понимаешь в них меньше, чем конструкторы и производственники. «И на всех совместных совещаниях специалисты ГАУ по подготовке ни в чем не уступали специалистам промышленности».

Борода
Заглянули мы с Евсеевым и в дом на Комсомольском проспекте, где жил бывший начальник ГАУ генерал Н.Г.Комаров (1901 - 1988). Многие беседовавшие с нами артиллеристы добродушно называли его «Бородой». Когда Николай Герасимович открыл нам дверь, я ахнул про себя и чуть не сказал Евсееву: «Какой замечательный, симпатичный, красивый мужик!» И действительно, у генерала физиономия русского интеллигентного военного человека с аккуратной пегой бородкой, в которой каждый волосок находился точно на отведенном ему месте, и симпатичным массивным, но не бросающимся в глаза носом. А вот разговор получился хоть и непринужденный, а какой-то пустоватый. Правда, несколько любопытных фактов мы все-таки выведали.
Например, он пролил свет на необычное название грабинской 100-мм пушки. «Полевая» — что это такое? Для каких частей? Оказывается, история такова: Грабин часто создавал инициативные проекты. Инициативной была ЗИС-3, инициативной была и БС-3. Однако ГАУ отвергло пушку: ее вес — 3 тонны — чересчур велик для того, чтобы ее можно было катить руками, как дивизионные орудия. А до корпусной она не дотягивала по мощности. Исходя из этого, ГАУ и наложило вето.
Однако, поскольку Грабин был вхож к Сталину, он и на сей раз пронырнул к нему, и на следующий день ГАУ получило решение о принятии БС-3 на вооружение... А поскольку отнести ее ни к дивизионной, ни к корпусной было нельзя, ей и дали столь странное наименование — полевая.

«Повелитель огня»
С маршалом артиллерии Георгием Федотовичем Одинцовым (1900 — 1972) — бывшим командующим артиллерией Ленинградского фронта, а еще год назад — начальником Военной академии имени Ф.Э.Дзержинского — мы с Евсеевым встречались дважды. В первом «пристрелочном» разговоре я был поражен тем, как по-разному говорят о пушках артиллеристы разных специальностей. Конструктор Грабин сыпал концепциями, начальными скоростями, параметрами, показателями, коэффициентами. Организатор артиллерийского снабжения армии Яковлев больше нажимал на вес орудий, проблемы их перевозки и трудности снабжения боеприпасами. Боевой же генерал Одинцов рассматривал орудия с точки зрения их передвижения на поле боя и действия их снарядов на цель.
Беседу он начал с того, что в отличие от авиации и танков отечественная артиллерия с ее давними традициями и организационной структурой избежала дорогостоящих экспериментов и прожектов и вступила в войну во всеоружии. И до конца оставалась на недосягаемой для немцев высоте. По словам маршала, германская артиллерийская тактика знала всего лишь один метод — артиллерийский налет. Взламывать укрепленные районы немцы совершенно не умели. С Лысой горы, близ Красного Села под Ленинградом, вся линия блокадного города была видна как на ладони, были видны все наши доты-бугорки. Так вот, ни одного из них немцы так и не смогли уничтожить артогнем, хотя знали: в каждом доте — пушка.
Не помню кто — Комаров или Одинцов — раскрыл нам глаза и на взлом линии Маннергейма. Оказывается, большая часть финских дотов была уничтожена не артиллеристами, а саперами!
В воспоминаниях маршала меня поразили тонкости противобатарейной борьбы: усиленный износ правофлангового орудия, отбор снарядов по весу для достижения большей кучности и т.д. Он считал, что именно у корпусных артиллеристов, на которых возлагается контрбатарейная борьба, самая высокая артиллерийская культура.
По мнению Георгия Федотовича, в судьбе грабинской 57-мм противотанковой пушки ЗИС-2 роковую роль сыграл Маршал Советского Союза Г.И. Кулик. В 1940 году Георгий Федотович испытывал на полигоне в полку ЗИС-2. Она показала блестящие результаты. Последнее испытание на стрельбу до разрушения ствола довести до конца не удалось — Одинцова вызвали в Москву к Кулику.
— Хорошая пушка ЗИС-2? — спросил он.
— Отличная, товарищ маршал!
— А сколько выстрелов сделали?
— Восемьсот.
— А сколько, думаешь, выдержит?
— Я думаю, тысячи полторы.
— Полторы? На кой же ляд нам такая нужна? Ну-ка, вспомни, сколько выдерживала дивизионная пушка образца 1902 года?
— Десять-двенадцать тысяч.
— О! Двенадцать тысяч! Вот и нам нужна, чтобы столько выдерживала. А то що це таке — полторы?
«А того не понимал, — сказал нам Георгий Федотович, — что эти пушки даже сравнивать нельзя, что дивизионка 1902 года никакого ущерба современному танку не могла нанести, а ЗИС-2 уничтожала его с одного выстрела. Это главное, а не число выстрелов».
Высоко оценивал Одинцов 152-мм гаубицы-пушки Ф.Ф.Петрова. Именно их он применил при прорыве знаменитых броневых поясов в Восточной Пруссии. Немцы там выработали новую тактику: за линией траншей они закатывали в укрытия танки, скрывали и автоматчиков. Наша артподготовка не доставала их, и, когда пехота бросалась в атаку, немцы выдвигали танки, палили из них и контратаковали автоматчиками. Вот здесь-то и блеснуло творение Петрова. Ночью 152-мм гаубицы-пушки тайно подтаскивали на 300 м к траншеям, и, когда немцы начинали контратаковать, эти орудия били в упор по выползающим из укрытий танкам.
— И вот, вы знаете, как ударит снаряд — так с танка башня и слетит. Не только слетит, но и опишет в воздухе огромную дугу. Я еще тогда обратил внимание, что в полете у башни пушка свободно болтается,— рассказывал Одинцов.

Попов, брат Попова
Николай Михайлович Попов — брат генерала армии Маркиана Попова, одного из талантливейших полководцев Великой Отечественной войны — в Арткоме ГАУ курировал зенитные орудия. Он принимал нас в своей скромной квартире на Зубовском бульваре. В его рассказах ясно был виден человек, ответственно относящийся к делу, имеющий мужество выступать против титулованных людей, если убеждался, что они ловчат и ищут обманных путей.
Особенно ярко это проявилось, когда речь зашла о сталинском любимце Б.Г.Шпитальном — одном из создателей знаменитого скорострельного пулемета ШКАС («гороха» — по прозванию летчиков). После того как 37-мм авиационная пушка, разработанная его особым КБ, была отвергнута из-за сильной отдачи, разрушавшей самолетные крылья, Борис Гаврилович предложил ее в качестве зенитной для готовящейся тогда Сталинградской обороны. Попов участвовал в испытаниях этого орудия.
— Я кое с кем посоветовался и разузнал, почему авиаторы завернули пушку. А потому поставил требование, чтобы она выдержала тысячу выстрелов. Сделали мощный фундамент из бревен и рельсов. И какая там тысяча, она и двухсот не выдержала!
Ужасную историю поведал нам Попов о том, как Шпитальный пытался всучить армии свою зенитную пушку для танков. Ее заклинивало после пяти выстрелов, но через некоторое время она снова могла делать пять выстрелов
и опять замолкала и т.д. Испытатель Кубинского танкодрома отозвался о ней кратко: «Дерьмо!» Тем не менее на следующий день приехал генерал для приемки. И тут выяснилось, что демонстрировать орудие будет человек Шпитального — здоровенный красавец. Забрался он в танк и начал стрелять. Но как? Бабахнет пять раз, высунется из люка, отдаст честь и спросит:
«Разрешите продолжать, товарищ генерал?» Тот, недоумевая, ответит:
«Продолжайте!» Через пять выстрелов снова: «Разрешите продолжать, товарищ генерал?» — «Продолжайте!» В результате эти бессмысленные диалоги замаскировали паузы в стрельбе, и введенный в заблуждение генерал приказал готовить документы для принятия пушки на вооружение.
— Я не решился на испытаниях сказать, что орудие дефектное,—признался Николай Михайлович.— Но вечером, возвращаясь в электричке из Кубинки с бригадой Шпитального, спросил красавца: «Зачем же вы морочили голову генералу?» — «А что? Здорово получилось? — простодушно откликнулся тот.- Ведь никто ничего не заметил, правда?» — «А вы подумали о солдатах,у которых эта пушка откажет в пылу боя?» — «Ну, что солдаты. Они как-нибудь приспособятся, зато мы заказ получим большой... А трюк с отдачей чести — мне сам Борис Гаврилович присоветовал!» Ну, я как домой приехал, так и сел писать генералу докладную об обмане. Уж он меня костерил-костерил за то, что я сразу не сказал, но делать нечего — отозвал свое представление, и пушку забраковали.
Интересно рассказывал Попов об организации противовоздушной обороны Мурманска. Туда из США навезли огромное количество грузов, а тут немцы начали бомбить. Командование выделило несколько американских зенитных батарей, доставленных в Мурманск, для ПВО самого города. Попова отправили на их установку.
— И только мы поставили батареи, как все орудия замерзли. Началась паника. Я телеграфирую в Москву: мол, так и так, пушки замерзли. Оттуда получаю ответ: «Не порите чушь! Мурманск — незамерзающий порт, там не только пушки, но и вода не замерзает!» А действительно, внизу у воды тепло, а поднимешься в сопки, где орудия, там черт-те какой мороз: и 20, и 30, и 40 градусов...
— Ну и как же вышли из положения? - спросил я, ожидая какой-нибудь неимоверно ловкой уловки русского практического ума.
— Да знаете, очень просто,—ответил Николай Михайлович.- Заменили американское масло нашей веретенкой, а потом, поскольку боевые расчеты жили прямо рядом с пушками, обязали их через каждые полчаса днем и ночью проворачивать механизмы наводки. И никаких неприятностей больше не было.

Гаубичный король
К сожалению, лично мне не довелось беседовать со знаменитым конструктором артиллерийских систем Федором Федоровичем Петровым (1902 — 1978) — генерал-лейтенантом-инженером, создателем рекордного количества орудий, среди которых были такие прославленные, как 152-мм гаубица-пушка образца 1937 года, множество танковых и самоходных орудий. С ним в январе 1971 года встречался Евсеев, ездивший по нашей командировке в Свердловск, где работал тогда Петров.
По словам и записям Леонида, Федор Федорович принял его очень душевно. Сам приехал встретить на вокзал, сам сходил в гастроном за коньяком, познакомил с женой и близкими, оставил у себя ночевать и ответил на все вопросы, по-новому осветив личности Грабина, Яковлева, Комарова и других.
Как вспоминал Петров, особенно драматичной была история создания 122-мм гаубицы. Большинство конструкторов сомневалось в возможности ее постройки, ссылаясь на западный опыт, где всюду для таких орудий был принят калибр 105 мм. Во время подобных споров на совещании в Кремле Федор Федорович не удержался и сказал кому-то из соседей: мол, о чем речь, вполне можно сделать эту гаубицу. А его, как на грех, услышал Ворошилов. Он поднял Петрова: «Ну-ка, давай свои соображения». Федор Федорович выложил что и как. В результате последовавших дебатов было принято решение проектировать именно 122-мм гаубицу. Но в спешке как-то забыли, что именно Петров обосновал все это, и проектирование поручили другому коллективу. Федор Федорович крепко обиделся. Вернулся на свой завод в Мотовилихе (район Перми), собрал энтузиастов, и они разработали лучшую конструкцию 122-мм гаубицы, не имевшую себе равных в мире. Да еще исхитрились предусмотреть в ней возможность наложения на лафет более мощного 152-мм ствола.
А необходимость в этом возникла в 1943 году. Конечно, такое наложение потребовало разработки мощного дульного тормоза. Вот он-то и вызвал много возражений со стороны военных, утверждавших, что при стрельбе с ним будет сильно страдать боевой расчет. Федор Федорович понял, что убедить их можно только личным примером. Он взялся рукой за колесо и сказал:
«Стреляйте!» Маршал Воронов и другие бросились его отговаривать: «Федор Федорович! Зачем же рисковать? Давайте-ка в укрытие!» Но Петров, держась за колесо, твердил свое: «Стреляйте!» Начали стрелять, а он продолжал стоять, держась за колесо. «Ну, уши-то, конечно, заложило здорово!»
Прочитав первую статью артиллерийской серии, посвященную грабинской пушке ЗИС-3, Федор Федорович расстроился тем, что мы, чрезмерно доверившись консультантам, назвали ее шедевром. «Какой же шедевр, если у нее станины трубчатые? — укорял он.— Ведь ясно, что металл в трубчатой станине используется нерационально, хотя труба технологичнее. Да и вообще, Василий Гаврилович мастак больше по женам и дачам, чем по пушкам. Помню, в Мотовилихе немецкие конструкторы спроектировали гаубицу, а потом уехали в Германию, и доводить ее поручили нам. Стали мы, значит,
стрелять, а заклепки из нее врассыпную. Пришлось поступить так: как где полетит деталь, мы это местечко и усилим. А пока тянулась канитель, Василий Гаврилович доказывал, что мы — вредители, что у немцев было все в порядке, а у нас идут поломки. Ну, после доработок орудие получилось на 400 кг тяжелее, чем заявлялось немцами. Опять-таки неспроста! Лишь потом мы узнали, что и сами немцы, тоже дорабатывавшие эту гаубицу, намучились с нею не меньше нашего, и она у них ве-' сила на полтонны больше, чем у нас!
Во время войны, когда Василия Гавриловича назначили начальником Центрального артиллерийского конструкторского бюро, я ему прямо сказал: «К тебе работать не пойду. Как ни уговаривай. Не пойду — и все!» Он в этом КБ собрал лучших конструкторов, отказу ему ни в чем не было. А сделали они немного. Взять хотя бы знаменитое 57-мм зенитное орудие. У него пружина накатника ломалась через 1200 выстрелов. Ничего страшного в том нет — надо просто вовремя ее менять. Но когда скандал вокруг него разгорелся, Сталин спросил: «Кто принимал такую пушку на вооружение?» А принимал Николай Дмитриевич Яковлев. Ну и решили его в тюрьму посадить. Конечно, Василий Гаврилович не «топил» и не сажал Яковлева. Однако и не встал и не сказал, что пружину надо менять через каждую тысячу выстрелов. Вот и получилось, что он Яковлева мог спасти, а не спас».
Сам Федор Федорович — крестьянин из Тульской губернии. Учился в МВТУ, после чего весь его выпуск послали на два года на военно-механическое отделение Ленинградского политехнического института. А оттуда был распределен в Мотовилиху под начало «Бороды» — Комарова. По мнению Федора Федоровича, Комаров — человек толковый, умный, понимающий, но уж очень осторожный. Из-за того и не достиг большего в жизни: рисковать не хотел. А ведь главное в конструкторском деле — это способность к изнурительной работе и готовность приступить к выполнению любого задания. Свои же успехи объяснил незатейливо: «Все шестнадцать лет после окончания военмеха я ни разу в отпуске не был. Ну и, конечно, в математике силен».
Евсеева поразила удивительная практичность воззрений Петрова на ход боя. Например, толкуя о проблемах противотанковой борьбы, Федор Федорович заметил, что вовсе не обязательно броню протыкать насквозь. Достаточно тряхнуть машину с такой силой, чтобы вся ее бортовая аппаратура вышла из строя, а экипаж впал в состояние контузии. Это неожиданно подтвердил в беседе и Александр Евгеньевич Хворостин (1910 — 1986) — главный компоновщик ЗИС-3 и ведущий конструктор по 100-мм полевой пушке БС-3. «Я лично произвел первый выстрел из БС-3 по трофейному «фердинанду» на полигоне. Дистанция была 1500 м. Лобовую броню мы, правда, не пробили. Но
от удара весь комплекс управления самоходки вышел из строя. Потом собаку туда посадили, она оказалась в состоянии тяжелой контузии. БС-3 была предвестницей послевоенной артиллерии. Мы там применили несколько новшеств: гидропневматический уравновешивающий механизм, торсионное подрессоривание и обращенный опорный треугольник».

Тюремные пушки
5 февраля 1971 года в номере гостиницы «Россия» мы встречались с артиллерийским конструктором Михаилом Юрьевичем Цирульниковым. Он был сдержан и как бы совершенно лишен любопытства. Говорил не очень охотно и только под конец немного разоткровенничался. Говорил же довольно коряво: «пьять», «миллиметренная» и т.д.
Рассказал, что до войны работал в Подлипках военпредом. Артиллерийскую академию окончил, кажется, в 1936 году, но в отличие от других военпредов занимался конструированием, в аккурат, «20-миллиметренной» пушки. В 1938 году его посадили в том самом наборе, в какой попали Туполев и многие другие конструкторы оборонной техники. Во время войны работал в Мотовилихе в арестантском КБ, где сверкнул модернизацией 45-мм противотанковой и 76-мм полковой пушек. В 1945 году его освободили и назначили главным конструктором там, где сидел. Тут он еще раз напрягся и сделал 130-мм пушку, которая оказалась лучше грабинской. На выраженное нами удивление Цирульников скромно заметил:
«Ну, эту победу нельзя переоценивать. Просто у нас коллектив был меньше, цепче, энергичнее, а у Василия Гавриловича начал обрастать жирком. Но главное даже не в том. В подобных состязаниях не бывает победителей. Часто побежденный делает вклад больший, чем победитель...»
На истоки такого благородства нам потом пролил свет Хворостин. Оказывается, грабинское КБ отправляло свои чертежи в Мотовилиху для изготовления некоторых тяжелых деталей. Ими-то (чертежами) и воспользовался Цирульников, который применил в своей 130-мм пушке многие новые идеи этого КБ. А приняли вариант Цирульникова потому, что он был уже освоен технологически заводом в Мотовилихе. «Правда, — со смешком добавил Хворостин,— Цирульников включил меня в список людей, представленных к наградам за его пушку».
На наш вопрос, почему он не ставил дульные тормоза на свои пушки. Цирульников сказал: «Дульный тормоз — далеко не украшение орудия, особенно противотанкового, низкого да еще иногда закапываемого в землю. Звук крепко бьет по ушам расчета, струя газов поднимает пыль и т.п. Поэтому мы решили отказаться от тормоза, конечно, несколько утяжелив ствол и все орудие». Не вдаваясь в подробности,
Михаил Юрьевич описал идеальное противотанковое орудие: оно должно быть очень мощным, легким и, главное, дешевым, чтобы после стрельбы солдаты не вытаскивали и не спасали бы его, а бросали и бежали от ответного удара.
Последний раз я видел маршала Яковлева в редакции 15 июля 1971 года. Артиллерийская серия уже вовсю публиковалась. В майском номере были помещены фотографии и биографические сведения о консультантах серии В.Г.Грабине, Г.Ф.Одинцове и Н.Д.Яковлеве. К досаде, в заметке о нем мы забыли указать год рождения, и Николай Дмитриевич ворчливо попенял: «Выходит, остальные консультанты родились, а меня аист принес?»
Я воспользовался этим визитом, чтобы еще раз побеседовать с одним из самых компетентных на свете артиллеристов о деле, которому он посвятил жизнь. И как всегда в подобных случаях, услышал много интересного в его профессиональных оценках. Так, говоря о петровских 152-мм гаубицах образца 1943 года, он, хотя и высоко оценивал их, заметил, что они были все-таки вынужденным решением. Созданная в Мотовилихе перед войной 152-мм гаубица образца 1938 года ничуть не хуже, да только завод, где было налажено ее серийное производство, оказался на оккупированной территории и не мог выпускать это необходимейшее орудие. Положение спасли гаубица Петрова и срочно разработанные 160-мм минометы образца 1943 года.
Необычный свет пролил Яковлев на историю создания противотанковых реактивных установок типа фаустпатронов. По его словам, вопрос об их выпуске ставился в заключительной фазе войны. Но тогда противотанковая борьба для наступающих советских войск уже утратила остроту, а для обороняющихся немцев, наоборот, обострилась до предела. «У нас в то время войска были насыщены сравнительно легкими 76-мм полковыми пушками с кумулятивными боеприпасами, пробивающими самую толстую броню. Эти орудия поражали вражеские танки с большей точностью и на больших дистанциях, чем фаустпатроны, и последние решено было не ставить на производство»,— пояснил Николай Дмитриевич.
Еще более неожиданным было его мнение об установках реактивной артиллерии «катюша». «Конечно,— сказал маршал, — по площадям они действовали прекрасно: снаряд мощный, тяжелый... Но ведь безусловного поражения важных целей «катюша» в отличие от ствольных систем не гарантировала. Поэтому при планировании операций мы тщательно считали выделяемые пушки и гаубицы, а «катюши» вообще не учитывали. То есть как бы и не было их...»

ФОТОГРАФИИ

Генерал-полковник технических войск, доктор технических наук. Герой Социалистического Труда, четырежды лауреат Государственной премии СССР, профессор В.Г.Грабин (в центре) беседует с сотрудниками «ТМ»: Л.А.Евсеевым (слева), Г.В.Смирновым и И.А.Андреевым. 18 марта 1970 г.

Маршая артиллерии Н.Д.Яковлев. Слева— Г.В.Смирнов, справа— И.А.Андреев. 18 сентября 1970 г.

Генерал Н.Г.Комаров.

Генерал-лейтенант-инженер, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской премии, четырежды лауреат Государственной премии СССР Ф.Ф.Петров.

Советский военачальник, маршал артиллерии, профессор Г.Ф.Одинцов беседует с сотрудником «ТМ» Г.В.Смирновым (с затылка; анфас и в профиль он запечатлен на снимках, помещенных в предыдущем номере). 14 ноября 1970 г.

На всех фотоснимках героев очерка запечатлен и его автор — Герман Владимирович Смирнов. Судьба сложилась так, что начальное образование он получил в Вашингтоне (там служил отец-сотрудник Государственной закупочной комиссии), а среднее -уже в Москве. Продолжил же обучение в Ленинградском кораблестроительном институте. Молодой инженер-механик был распределен в один из НИИ Министерства среднего машиностроения, но через два года его переманила редакция нашего журнала. С 1961 по 1978 год, с небольшими переры- вами, он занимал должности заведующего отделами техники и науки, научного редактора, ответственного секретаря, заместителя главного редактора. За это время привлек к работе способных сотрудников, составивших костяк редакции («школа Смирнова» теперь известна во многих изданиях), и авторов, внесших значительный вклад в публикации «ТМ». В 1963 году по его предложению была создана рубрика «Клуб «ТМ», материалы для которой им подготавливаются до сих пор. В 1966 году он стал одним из зачинателей общественной творческой лаборатории «Инверсор», а в 1969 году вместе с редактором ИАндреевым выдвинул идею продолжающихся и поныне «Исторических серий «ТМ».
В 1964 и 1972 годах Смирнов Г.В. возглавлял отделы науки в АПН и редакции журнала «Огонек» (это и есть упомянутые перерывы), в 1978 году ушел на «вольные хлеба» (то бишь занялся литературным трудом), в 1981 — 1985 годах работал заместителем главного редактора журнала «Техника и наука», в 1986—1987 годах— главным редактором журнала «ВДНХ СССР», потом — опять «хлеба», в 1991 году — ответственным секретарем еженедельника «Голос Родины», сейчас же является заместителем главного редактора журнала «Чудеса и приключения.»
За 30 лет работы в печати Герман Владимирович опубликовал около 500 статей, посвященных проблемам судостроения и флота, транспорта, военной техники, термодинамики и тепловых машин, а также жизнеописаниям великих инженеров и изобретателей. Его перу принадлежат книги «Преемники Архимеда», «Менделеев» (серия ЖЗЛ), «Рассказы об оружии», «Под знаком необратимости», «Рожденные вихрем», «Корабли и сражения» и другие. Сейчас Смирнов Г.В. разрабатывает тему «Величайшие тайны XX столетия.»