От Alex Medvedev Ответить на сообщение
К All Ответить по почте
Дата 20.08.2009 21:24:33 Найти в дереве
Рубрики Спецслужбы; 1941; Версия для печати

Протоколы допросов Павлова

Из Вл. Ямпольский "Уничтожить Россию весной 1941 г. Документы чпецслужб СССР и Германии 1937-1945"

------------------------------------------------------------

№ 1. Протокол допроса арестованного Павлова Дмитрия Григорьевича
Павлов Д. Г., 1897 года рождения, уроженец Костромской губ., из крестьян, бывший командующий Западным фронтом — генерал армии,
член ВКП(б).
7 июля 1941 г. Допрос начат в 1 час 30 мин.
Вопрос: Вам объявили причину вашего ареста?
Ответ: Я был арестован днем 4 июля с.г. в Довске, где мне было объявлено, что арестован я по распоряжению ЦК.
Позже со мной разговаривал зам. пред. Совнаркома Мехлис и объяснил, что я арестован как предатель.
Вопрос: И таком случае приступайте к показаниям о нашей предательской деятельности.
Ответ: Я не предатель. Поражение войск, которыми я командовал, произошло по не зависящим от меня причинам.
Вопрос: У следствия имеются данные, говорящие за то, что ваши действия на протяжении ряда лет были изменническими, которые особенно проявились во время вашего командования Западным фронтом.
Ответ: Я не изменник, злого умысла в моих действиях, как командующего фронтом, не было.
Я также не виновен в том, что противнику удалось глубоко вклиниться на нашу территорию.
Вопрос: Как же в таком случае это произошло?
Ответ: Я вначале изложу обстановку, при которой начались военные действия немецких войск против Красной армии.
В час ночи 22 июня с.г. по приказу народного комиссара обороны я был вызван в штаб фронта. Вместе со мной туда явились член Военного Совета корпусной комиссар Фоминых и начальник штаба фронта генерал-майор Климовских.
Первым вопросом по телефону народный комиссар задал: «Ну как у вас, спокойно?» Я ответил, что очень большое движение немецких войск наблюдается на правом фланге, по донесению командующего 3-й армией Кузнецова, в течение полутора суток в Сувальский выступ шли беспрерывно немецкие мотомехколонны. По его же донесению, на участке Августов — Сопоцкин во многих местах со стороны немцев снята проволока заграждения. На других участках фронта я доложил, что меня особенно беспокоит группировка «Бялоподляска».
На мой доклад народный комиссар ответил: «Вы будьте поспокойнее и не паникуйте, штаб же соберите на всякий случай сегодня утром, может, что-нибудь и случится неприятное-, но смотрите, ни на какую провокацию не идите. Если будут отдельные провокации позвоните». На этом разговор закончился.
Согласно указанию наркома я немедленно вызвал к аппарату ВЧ всех командующих армий, приказав им явиться в штаб армии вместе с начальниками штабов и оперативных отделов. Мною также было предложено командующим привести войска в боевое состояние и занять все сооружения боевого типа и даже недоделанные железобетонные.
На это мое распоряжение Кузнецов ответил, что согласно ранее мною данным указаниям патроны войскам он раздал и в настоящее время приступает к занятию сооружений.
Командующий 10-й армией Голубев доложил, что у него штабы корпусов после военной игры оставлены для руководств войсками на том месте, где им положено быть по плану. Я предупредил Голубева, чтобы он войска держал в полной боевой готовности и ждал моих дальнейших распоряжений.
Коробков, командующий 4-й армией, доложил, что у него войска готовы к бою. Боеготовность Брестского гарнизона он обещал проверить. На это я Коробкову указал, что гарнизон должен быть на том месте, где ему положено по плану, и предложил приступить к выполнению моего приказания немедленно.
Явившиеся ко мне в штаб округа командующий ВВС округа Копец и его заместитель Таюрский доложили мне, что авиация приведена в боевую готовность полностью и рассредоточена на аэродромах в соответствии с приказом НКО.
Этот разговор с командующими армий происходил примерно около двух часов ночи.
В 3 часа 30 мин. народный комиссар обороны позвонил ко мне по телефону снова и спросил, что нового.
Я ему ответил, что сейчас поною ничего нет, связь с армиями у меня налажена и соответствующие указания командующим даны.
Одновременно я доложил наркому, что вопреки запрещению начальником ВВС Жигаревым заправить самолеты бензином НЗ и заменить моторы за счет моторов НЗ я такое распоряжение отдал Концу и Таюрскому. Народный комиссар это мое распоряжение одобрил. Я обещал народному комиссару дальнейшую обстановку на моем участке доложить после вторичных переговоров с командующими армий.
В течение дальнейших 15 минут я получил от командующих следующую информацию:
От командующего 10-й армией — «все спокойно»; от 4-й армии — «всюду и все спокойно, войска выполняют поставленную вами задачу». На мой вопрос, выходит ли 22-я танковая дивизия из Бреста, получил ответ: «Да, выходит, как и другие части». Командующий 3-й армией ответил мне, что у него ничего нового не произошло. Войска Иванова — начальника укрепрайона — находятся в укреплениях, 56-я стрелковая дивизия выведена на положенное ей место по плану; 27-я стрелковая дивизия тоже на своем месте, она примерно за месяц до начала военных действий мною была переведена из Сопоцкин — Гродно на Августов — Граево, Сухового. Эти места утверждены Генеральным штабом.
Я отправился доложить новую обстановку народному комиссару обороны, и, прежде чем добился Москву, мне позвонил по телефону Кузнецов, доложив: «На всем фронте артиллерийская и оружейно-пулеметная перестрелка. Над Гродно до 50-60 самолетов штаб бомбят, я вынужден уйти в подвал». Я ему но телефону передал ввести в дело «Гродно-41» (условный пароль плана прикрытия) и действовать не стесняясь, занять со штабом положенное место. После этого я срочно позвонил в Белосток, Белосток ответил: «Сейчас на фронте спокойно».
Примерно в 4.10 — 4.15 я говорил с Коробковым, который также ответил: «У нас все спокойно».
Через минут 8 Коробков передал, что «на Кобрин налетела авиация, на фронте страшенная артиллерийская стрельба». Я предложил Коробкову ввести в дело «Кобрин 41 года» и приказал держать войска в руках, начинать действовать с полной ответственностью.
Все, о чем доложили мне командующие, я немедленно и точно донес народному комиссару обороны. Последний ответил: «Действуйте так, как подсказывает обстановка».
Вопрос: Через сколько минут вы доложили народному комиссару обороны сообщение Кузнецова о том, что противник открыл в районе расположения его армии артиллерийский и оружейно-пулеметный огонь?
Ответ: Доложил я сообщение Кузнецова наркому минут через 10-12.
Вопрос: Продолжайте излагать дальнейшую обстановку на фронте.
Ответ: После доклада народному комиссару обороны мною было отдано распоряжение штабу вступить в связь в соответствии с нашим планом и особенно в радиосвязь. Проверка ВЧ показала, что эта связь со всеми армиями прервана. Примерно около 5 часов по междугородному телефону обходными линиями мне доложил обстановку Кузнецов. Он сообщил, что войска противника им сдерживаются, но что Сопоцкин весь горит, так как по нему была произведена особо сильная артиллерийская стрельба и что противник на этом участке перешел в наступление, пока атаки отбиваем.
Примерно в 7 часов прислал радиограмму Голубев, что на всем фронте идет оружейно-пулеметная перестрелка и все попытки противника углубиться на нашу территорию им отбиты.
Генерал Семенов — заместитель начальника штаба фронта — мне доложил, что Ломжа противником взята, но контрударом 6-й кавдивизии противник снова из Ломжи выбит. С этого времени радиосвязь со штабом 10-й армии начала работать с перерывами! На мой запрос точно указать положение наших частей штаб 10-й армии шифром доложил, где находятся какие дивизии и обстановку, по которой было видно, что части на фронте успешно отражают атаки противника, нанося ему огромный урон. Против частей 10-й армии действует пехота противника со сравнительно небольшим количеством танков и что быстрым ударом в районе Семятичи был застигнут и окружен противником батальон связи 113-й дивизии. Противник на этот участок вывел крупные мехчасти, и наши войска ведут с ними упорный бой. В некоторых местах наша пехота под давлением танков противника отходит в общем направлении на Брянск. В этой же сводке говорилось, что командующий 10-й армией бросает в атаку танкистов 13-го мехкорпуса (там было около 200 танков всего) и привлекает весь корпус для участия в общем бою и что он намечает использовать для удара и 6-й мехкорпус, который ему также был подчинен.
Вопрос: Как вы оценили это сообщение командующего 10-й армией?
Ответ: Я оценил, что противник сковывает действия 10-й армии действиями своей пехоты, с незначительным количеством танков с фронта и стремится нанести более мощный удар с направления Дрогичин, Нагайновка или севернее к горловине между Беловежской пущей и Супреневскими лесами.
Вопрос: Какие указания вы дали в соответствии с этим командующему 10-й армией?
Ответ: Командующему 10-й армией было дано указание - противотанковую бригаду немедленно вывести на свое место и развернуть в районе западнее Михалово, рубеж южнее Белостока.
Я указал также Голубеву, что ввод 6-го мехкорпуса в бой должен быть произведен для самого сильного удара, предложив хорошенько разобраться в обстановке и в соответствии с нею действовать. В этом же сообщении я ему укачал, что мой заместитель Болдин выезжает к нему.
Вопрос: Новую обстановку вы доложили народному комиссару обороны?
Ответ: Сводки в адрес народного комиссара обороны в соответствии с указанием Генерального штаба посылались исправно.
Вопрос: От народного комиссара вам поступали какие-нибудь указания?
Ответ: Я получал директивные указания Ставки исправно в соответствии с обстановкой.
Вопрос: Как дальше развивались события?
Ответ: Получив очень отрывочные данные из штаба 4-й армии о том, что эта армия в районе Жабенко собирается наносить контрудар противнику, я был поставлен этим сообщением в недоумение, не понимая, как могла в такой короткий срок 4-я армия отступить на 30 км от Бреста. Запросил Коробкова и получил ответ от него, что связь с 49-й и 75-й стрелковыми дивизиями он потерял. Место расположения 75-й дивизии знает и поддерживает с нею связь делегатами. Коробков доложил, что он бросает корпус Сборина в контратаку против очень крупных механизированных сил противника и что результат атаки донесет.
Из последующих данных было видно, что Жабинка в этот день 7 раз переходила из рук в руки, что наша пехота всюду выбивала пехоту противника, но все-таки Коробков под давлением мехчастей противника начал отходить в Кобрин.
Мною было отдано приказание сообщить Коробкову радиотелеграммно, чтобы он не самовольничал и не бросал бы так легко рубежи, а дрался на каждом рубеже до разрешения на отход штаба фронта.
Мною были посланы делегаты к Коробкову, которые имели прямое указание в категорической форме потребовать от штаба 4-й армии руководства и управления войсками, предложив командующему и начальнику штаба армии за обоюдными подписями сообщать, где какие части находятся и в каком состоянии. Одновременно с этим мною была тронута вперед на помощь Коробкову в его распоряжение в направлении на Береза-Картуская вся 113-я стрелковая дивизия. Для ускорения ее переброски был назначен весь автомобильный полк, находящийся в Старых Дорогах. Кроме того, было указано Коробкову, что рубеж района Береза-Карту екая должен быть подготовлен для обороны и прикрытия выброски 55-й дивизии. Все эти мероприятия потом были своевременно доложены народному комиссару обороны.
Во второй половине дня Кузнецов донес, что из трех имеющихся у него радиостанций две разбиты, а одна оставшаяся повреждена, он просит подбросить радиостанцию. За это же время от него же поступили данные, что нашими частями оставлен Сопоцкин, и Кузнецов с дрожью в голосе заявил, что, по его мнению, от 56-й стрелковой дивизии остался номер. Я ему ответил, что напрасно рано паникуешь, люди соберутся. Спросил Кузнецова, что он делает с 85-й стрелковой дивизией. Он ответил, что 85-я дивизия, развернувшись на рубеже западнее Гродно, под давлением тяжелых танков противника начала отход на юг, юго-восток, но что он, Кузнецов, бросает в контратаку танковую дивизию Стеклова и попытается этим самым восстановить положение 85-й дивизии. На мой вопрос, каково положение на его правом фланге, Кузнецов ответил, что там положение, по его мнению, катастрофическое, так как разрозненные части в районе Козе (севернее Гродно) с трудом сдерживают натиск противника, а стрелковый полк, находящийся между Козе и Друскеники, был смят ударом с тыла очень крупных механизированных частей, но что он сейчас собирает все, что у него есть под рукой, и бросает в район Козе. 11аконец Кузнецов спросил: «Я чувствую, что нам придется оставить Гродно, в случае чего как быть со складами и семьями начсостава, многие ил них уже остались у противника». Я ответил, что при оставлении каких-нибудь пунктом склады и все добро, которое нельзя вывезти, уничтожить полностью. Кузнецов передал трубку члену Военного совета Бирюкову, который снова спросил, как же быть с семьями. Я ответил:« Раз застал бой, сейчас дело командиров не о семьях заботиться, а о том, как ведется бой».
В следующем донесении штаб 3-й армии сообщил, что противник подошел к Гродно и наши части оставляют город. По приказанию Кузнецова склады взорваны, армия из этого склада пополнилась снарядами.
В этот же день Голубев, чувствуя сильно развивающееся давление противника со стороны Семятичи в направлении на Брянск — Бельск, не разобравшись с обстановкой, донес, что противник находится на подступах к Вельску, в то время как фактически противник дрался еще под Брянском. Голубев принял решение ввести в дело мехкорпус.
Оценивая всю обстановку, я усматривал, что штаб 3-й армии оставил Гродно и перешел в Луно, но противник особенного давления и преследования 3-й армии не проявляет. На левом фланге 10-й армии противник ценою больших усилий развивает успех, тесня наши части. На остальных участках 10-й армии все попытки противника перейти в наступление отбиты. В 4-й армии чувствуется полная растерянность командования, потеряно управление войсками, и противник быстро развивает успех, имея осью движения Бобруйско-Брестское шоссе.
В соответствии с обстановкой мною было приказано 6-му мотомехполку нанести удар противнику из исходного положения в направлении на Брянск с задачей разгрома мехчасти противника в районе Брянск и но выполнении задач сосредоточить все в районе Волковыск в мое распоряжение. Этот приказ был продублирован делегатами с самолетов и по радио.
I la участке 3-й армии мы потеряли Августовский район. 11а участке 10-й армии части оставались в том же районе, где они должны были быть но плану, кроме левого фланга, где противник занял Цехоновец, подходил к Брянску.
4-й армии части дрались за Жабенко, но мне стало известно, что при выходе из Бреста части 42-й и 6-й дивизий и 22-й танковой дивизии были обстреляны огромным количеством артиллерии противника, который весь свой огонь сосредоточил в первую очередь по домам начсостава, во вторую очередь по улицам и дорогам и по гаражному расположению. Мне известно, что этим огнем противник нанес значительные потери материальной части выходящей из Бреста артиллерии. Это мне известно из доклада командира корпуса и танковой дивизии.
Вопрос: Какие вы, как командующий фронта, сделали выводы из исхода первого дня боя?
Ответ: Из результатов первого дня боя я сделал следующий вывод, что против центра 10-й армии дерется по преимуществу пехота и что наша пехота успешно отбивает все атаки противника. На правом фланге против Кузнецова в направлении на Сопоцкин введены тяжелые танки противника, которые не пробиваются 45 мм артиллерией и что противник за этими танками ввел свою пехоту, поломав нашу оборону. На правом же фланге у Кузнецова был разгромлен весь полк крупной механизированной частью противника, пришедшего с севера из Литвы в составе: 2-3 мех-дивизий и 2-3 мотодивизий. Это заставило меня очень сильно опасаться за возможность разворота удара этой механизированной частью в общем направлении на Лида.
Вопрос: Какие меры вами были приняты, как командующим, для предотвращения прорыва фронта?
Ответ: На нравом фланге мною было указано 3-й армии, используя атаку 11-го мехкорпуса в направлении Сопоцкин, частям 85-й дивизий этой же армии занять второй оборонительный рубеж западнее Гродно на Сухового, фронтом на север. 11 отрезанные части 56-й дивизии я приказал Кузнецову собрат, пoставить на правый берег реки Неман и оборонять Сродно и направление на Лида.
Почувствовав удар из Литвы, я приказал командиру 21-го стрелкового корпуса (штаб в Лида) занять оборонительный рубеж западнее Лида противотанковой бригаде, северо-западнее — 17-й стрелковой дивизии, дабы удержать рубеж для того, чтобы выиграть время и дать возможность 37-й и 24-й стрелковым дивизиям сосредоточиться в районе северо-западнее Лида и обеспечить правый фланг от удара из Литвы с направления Ораны, войдя в связь с литовскими частями, что командиром 21-го стрелкового корпуса и было выполнено, но никаких частей в районе Ораны им найдено не было.
Вопрос: Ваше решение вы передали в порядке приказа командиру 21-го стрелкового корпуса?
Ответ. Да, это же распоряжение было передано и командующему 3-й армии, которому указывалось, что с момента получения настоящего приказа командир 21-го стрелкового корпуса входит в ее состав.
По левому флангу я уже докладывал: выдвигалась из Слуцка в направлении Береза-Картуская 55-я стрелковая дивизия, которая перебрасывалась на автомобильном транспорте с задачей войти в состав 4-й армии и закрыть Слуцкое направление. Кроме того, заканчивала сосредоточение в районе Обус — Лесно прибывшая поэшелонно 143-я дивизия с задачей усиления частей 4-й армии для нанесения контрудара в направлении Береза-Картуская или Миловицы по обстановке. Кроме того в этом же районе стояла 131-я дивизия, подготовив рубеж реки Щара и в готовности нанести удар по обстановке или на Ружаны, или на Пружаны.
Но 10-я армия после того, как мною было указано Болдину произвести удар мехкорпусом в направлении на Брянск с задачей разгрома мехчастей противника в этом районе и но выполнении задачи отойти в мой резерв на Волковыск и получив директиву ставки нанести удар в северном направлении конно-механизированной группой с задачей восстановить положение и районе Гродно. Поставив новую задачу конно-механизированной группе 10-й армии, для выполнения ее мною был назначен генерал-лейтенант Болдин, который своевременно и прибыл на место.
Одновременно для руководства действиями 3-й и 10-й армий и проконтролировать удар конно-механизирован-ной группы отбыл и 23 июня прибыл в штаб 10-й армии маршал Кулик.
В дальнейшем мы имели о 6-м мехкорпусе донесение, что он первой задачи не выполнил, командующий 10-й армией Голубев по неизвестной для меня причине в атаку его не пустил. Корпус переменил район сосредоточения, стал восточнее Белостока в районе Валилы. 29-я мотодивизия заняла фронт Соколка и юго-западнее.
Вопрос: Меры эти вы считали достаточно исчерпывающими, чтобы восстановить положение?
Ответ: Нет, недостаточными, но большего я не мог ничего сделать, так как частей у меня не было.
Вопрос: Выступавшая против вас группировка сил противника была вам точно известна?
Ответ: Нет, не точно. Эти данные уточнялись в процессе боя и авиаразведкой. В первый день боя стало ясно о наличии крупных мехсоединений противника в районе Брест, Семятичи и Жабенка и крупных мехсоединений в Литве в районе западнее Ораны. Против 10-й армии наступали до четырех-пяти стрелковых дивизий и в направлении Сопоцкин — Гродно наступало до трех стрелковых дивизий с тяжелыми танками.
Вопрос: Вы приняли все меры, чтобы обеспечить армии радиостанциями?
Ответ: Да, все меры на этот счет мною были приняты. Когда в первый день боя Кузнецов позвонил мне и просил прислать радиостанцию, так как имевшиеся у него три были разбиты, я затребовал их из Москвы самолетом. Москва сначала не отвечала, а после повторных моих требований ответила, что выслала 18 радиостанций, подо дня моего ареста эти радиостанции получены не были.
Вопрос: Почему же все-таки немцам удалось прорвать фронт и углубиться на нашу территорию?
Ответ: На Брестском направлении против 6-й и 42-й дивизий обрушилось сразу 3 механизированных корпуса, что создало превосходство противника как численностью, так и качеством техники. Командующий 4-й армией Коробков, потеряв управление и, по-видимому, растерявшись, не смог в достаточной мере закрыть основного направления своими силами, хотя бы путем подтягивания на это направление 49-й дивизии. На 6-ю и 42-ю дивизии на этом же Брестском направлении противником была брошена огромная масса бомбардировочной авиации. По докладу Коробкова, эта авиация со всей тщательностью обрабатывала расположение нашей пехоты, а пикирующие бомбардировщики противника выводили из строя орудие за орудием. Господство авиации противника в воздухе было полное, тем паче что наша истребительная авиация уже в первый день одновременным ударом противника ровно в 4 часа утра по всем аэродромам была в значительном количестве выбита, не поднявшись в воздух. Всего за этот день выбито до 300 самолетов всех систем, в том числе и учебных. Все это случилось потому, что было темно и наша авиация не смогла подняться в воздух. Я лично не мог физически проверить, как была рассредоточена на аэродроме авиация, в то время как командующий ВВС Копец и его заместитель Таюрский, зам. по политчасти Листров и начальник штаба ВВС Тараненко доложили мне, что приказ наркома обороны о сосредоточенном расположении авиации ими выполнен.
Вопрос: Имели ли вы сообщение, что на границе появились самолеты противника?
Ответ: Такое сообщение я получил одновременно с началом бомбежки.
Минский центральный пост ВНОС5 получил сообщение о перелете государственной границы авиацией противника через 4 минуты, а приграничные аэродромы это сообщение получили значительно раньше, но подняться в воздух не смогли, так как новой техникой в ночных полетах не овладели.
Вопрос: Расскажите, как дальше развивались события на фронте.
Ответ: Штабом фронта 23 июня была получена телеграмма Болдина, адресованная одновременно и в 10-ю армию, о том, что 6-й мехкорпус имеет только одну четверть заправки горючего. Учитывая необходимость в горючем, ОСГ (Отдел снабжения горючим) еще в первый день боя отправил в Барановичи для 3-го мехкорпуса все наличие горючего в округе, т. е. 300 тонн. Остальное горючее для округа по плану генштаба находилось в Майкопе. Дальше Барановичи горючее продвинуться не смогло из-за беспрерывной порчи авиацией противника железнодорожного полотна и станций.
На фронте 4-й армии. На второй день противник, используя исключительно авиацию и танковые части с мотоциклистами, подошел к Кобрину. Наши части, слабо управляемые командующим 4-й армией Коробковым, вынуждены были под давлением превосходящих сил противника оставить Кобрин. Оставление Кобрина мною расценивалось как оголение левого фланга 10-й армии и угроза ее окружения. В армию был направлен мой помощник по вузам Хабаров с моим строжайшим приказом, если нужно, расстрелять любое количество людей, но отступление 4-й армии остановить и добиться того, чтобы штаб армии взять в руки управления (так в тексте. - В. Я.). Одновременно было приказано для помощи 4-й армии выбросить в направлении на Ружаны 121-ю стрелковую дивизию и ускорить темп подвоза 55-й дивизии на рубеж Береза-Карту екая. 155-я дивизия, прочно занимающая рубеж Слоним, обязана была быть в готовности повернуть с Нолковысского шоссе на Ружапы.т. е. тоже на помощь 4-й армии.
Это распоряжение было доставлено командирам дивизии и Коробкову делегатами через Барановичи и на самолетах.
Одновременно в целях сохранения барановичского направления 17-му механизированному корпусу (без материальной части) было приказано обеспечить со стороны Обус — Лесна узел Барановичи, что очень добросовестно выполнено 17-м корпусом даже в условиях, когда он был полностью окружен.
Во второй день авиация противника целый день производила налеты на аэродромы, где был расположен истребительный полк 43-й авиационной дивизии, произведя 12 раз бомбардировку аэродрома.
В силу того, что аэродром Лосинца был разбомблен и материальная часть, учебная и гражданская, не могущая летать, вся выведена из строя, командование ВВС перебазировало полк на аэродром Сленянка. Одновременно во второй день противник наносил разрушение железнодорожным узлам Орша, Борисов, Бобруйск, Осиповичи и разрушил полностью артиллерийский склад Гайновка.
Авиация противника в этот день потеряла 27 самолетов.
Во второй день части 10-й армии, кроме штаба армии, остались на своих местах. Штаб армии сменил командный пункт, отойдя восточное Белостока в район Валилы. Части 4-й армии, беспрерывно теснимые мехчастями противника и авиацией, продолжали отход на рубеж Пружа-ны и Береза-Картуская.
3-я армия за второй день продвинулась вперед на 13-17 км по направлению Гродно.
Никаких данных о потерях живой силы и материальной части как за первый, так и за второй день я не имел, кроме общего доклада Кузнецова, который в первый день передавал, что 56-я стрелковая дивизия перестала существовать, на самом же деле дивизия потеряла процентов 25 личного состава и к концу первого дня и к утру второго дня появилась - одна часть на левом берегу реки Неман, а другая часть на правом берегу реки Неман.
85-я дивизия 3-й армии хотя и понесла потери, но была вполне боеспособной.
27-я дивизия 3-й армии оторвалась и прочно заняла оборону Сухового — Генионс, войдя в связь со второй дивизией 10-й армии.
Выводы из третьего дня: противник быстрым темпом продвигался с Брестского направления" крупными механизированными силами при поддержке очень сильной авиации, обрабатывающей нашу пехоту и артиллерию.
Вопрос: Что вами было предпринято для осуществления перелома на фронте?
Ответ: Для того чтобы избежать быстрого темпа наступления противника, в первую очередь мною 23-го числа была брошена вся наличная бомбардировочная авиация исключительно для бомбежки наступающего противника в район Кобрин, ускорился темп перевозки 55-й дивизии из Слуцка в район Береза-Картуская, чтобы это направление можно было закрыть цельным организованным соединением. В распоряжение командующего 4-й армией передавались 121-я и 143-я дивизии. Последняя продолжала разгрузку и сосредоточение в районе Обус — Лесна.
Вопрос: Какие результаты дали вот эти проведенные вами мероприятия?
Ответ: Результаты те, что противника мы смогли остановить на одни сутки в районе Береэа-Картуская.
Последующие события развивались таким образом, что после нашего доклада Ставке о тяжелом положении на Брестском направлении и после доклада о том, что механизированные части противника ведут сильный удар на направление Вельска на Городок, по-видимому, с задачей оторвать части 10-й армии, было получено приказание все части быстро отвести на рубеж реки 111,ара. Этот приказ был вручен 10-й армии, дважды передан но радио, квитанция получена, продублирован во все армии на самолетах и парашютистами. За контролем выполнения .того приказа были отправлены в каждую армию специальные делегаты. Этой же группе делегатов было приказано разыскать в районе 10-й армии маршала Советского Союза Кулика. Части приказ получили и приступили к его выполнению.
Одновременно для обеспечения планомерного отхода частей на рубеж реки Щара мной уже были подготовлены позиции в полном объеме частями 155,121,143-йдивизий, и они заняли этот рубеж.
55-я дивизия, действующая на Брестском направлении, выйдя на свой рубеж, была подвергнута атаке не менее трех танковых дивизий в сопровождении большого количества бомбардировщиков, была разрезана и отброшена в лес по обе стороны шоссе. Таким образом, одновременно с занятием фронта Щара снова образовался прорыв на левом фланге. Противник устремился на Слуцк.
Мною лично начальнику штаба Сандалову были поставлены задачи — УРовскими6 войсками занять и приспособить к обороне Слуцкий УР, лично вместе с командующим армии выехать в 55-ю стрелковую дивизию, навести жесткий порядок и заставить обороняться на бывшей госгранице, а частями 143-й дивизии нанести контрудар в южном направлении с задачей прорезать шоссе в районе Береза-Карту екая.
Мне не удалось установить, как выполнялся этот приказ. Мне лишь стало известно, что части 55-й дивизии в этот день были атакованы на правом фланге, т. е. со стороны Барановичи не менее чем 60 танками.
Атака противника была отбита как силами артиллерии, так и силами бойцов, но уже эти действия показали мне, что противник в какой-то части прорвался на Барановичи и тем самым вышел в тыл и второй группировки, т. е. 121,155 и 143-й дивизиям. Однако принятыми мерами командиром 17-го мехкориуса генералом Петровым до 45-50 танков противника, прорвавшихся на Барановичи, были разгромлены, а остальные ушли в южном направлении.
473
Раздел 4
Мне было известно, что 24-ю числа части 3-й армии начали отход на указанный Ставкой рубеж - реку Щара. Мне лишь не было известно, куда направляется штабом 10-й армии 6-й механизированный корпус. По моему же приказанию он должен был ускоренным броском выйти вперед пехоты и встать в районе Слоним, дабы быть готовым отрезать возможный контрудар противника с целью окружения 10-й армии с южного направления. Этот приказ был мною передан в Ставку и был одобрен.
25-го числа противник в направлении Вильно, по сведениям бежавших из Литвы, разгромил 5-ю механизированную дивизию, разбежалась национальная литовская дивизия, и механизированные части противника появились на правом фланге 21-го стрелкового корпуса, что заставило еще сильнее ускорить движение 50-й дивизии на Вилейка, 24-й дивизии на присоединение к 21-му стрелковому корпусу.
Северней Лиды 24-я дивизия была атакована не менее чем одной танковой дивизией противника, нанесла ему огромный урон и остановилась на занятом ею рубеже фронтом на северо-запад.
37-я дивизия, с большими потерями для противника отбившая танковую и мотомехатаку, выровняла фронт, встав в одну линию с 24-й и 17-й стрелковыми дивизиями.
Противник устремился на Молодечно, обходя части 21-го стрелкового корпуса, не встречая никакого сопротивления, так как войск на этом направлении не было и неоткуда их было взять. Попутно задев 50-ю дивизию в районе Вилейка, противник занял Молодечно и тем самым перерезал путь соединения 50-й дивизии с 21-м стрелковым корпусом.
Командир 50-й дивизии принял совершенно правильное и разумное решение отойти и занять район 11лещаница для крепкой обороны Минеко-Борисовского направления.
После захвата противником Слуцка и Молодечно были приведены в полную боевую готовность УРовские войска Минского и Слуцкого УР, для усиления УРон были выдвинуты 64,108 и 100-я дивизии, последней поручалось оборонять северный фас Минска, 161-я дивизия была оставлена в резерве южнее Минска. Эти дивизии, кроме 100-й, к данному моменту только что заканчивали свое развертывание.
Отошедшему штабу 13-й армии было приказано создать Минский фронт примерно по линии Плещаница — Минского и Слуцкого укрепрайонов. В состав армии вошли 2-й, 44-й стрелковые корпуса и 20-й без материальной части механизированный корпус. Таким образом, создавался фронт, прикрывающий Минск, и накапливались силы для возможного контрудара в случае, если потребуется выводить из окружения Минско-Новогрудскую и Барановичскую группировки.
25-го числа штабом фронта была получена телеграмма из штаба 10-й армии: «Части вышли на реку Зальвянка, противником заняты все переправы, прошу поддержать со стороны Барановичи».
Мною было приказано 10-й армии взять переправы или искать пути отхода через реку Неман или южнее по лесным массивам — по обстановке. Войскам было приказано более точно давать свое место расположения и указывать способ действия. Одновременно для правильных действий группы войск, находящихся уже на рубеже реки Шара, в штаб Петрова был направлен мой помощник по вузам Хабаров с группой параллельных делегатов, которые обязаны были возглавить содействие этой группировки выводу частей 10-й армии, а затем им было указано, куда выходить с этими группировками, по какому направлению.
К этому времени удачными боями в районе Слоним были разбиты передовые танковые части противника, и была взята карта на убитом офицере, в которой точно указана вся наступающая группировка противника, начиная с реки Буг и до Барановичи включительно. Из этой карты видно, что противник вел наступление силой трех механизированных корпусов и что по направлению удара вся эта группа обрушилась только на фронт сначала 2-х стрелковых дивизий, а затем 1 [одной] стрелковой дивизии.
Судя но ходу событий, можно было определить, что в районе Слоним и в районе Волковыска, по-видимому, была брошена противником механизированная дивизия левофлангового корпуса.
В боях на Минском У Ре был целиком разгромлен штаб немецкого корпуса и захвачена вся его документация. Из документов устанавливается, что на этом направлении действуют 2 мехкорпуса, усиленные 3 мотодивизиями.
По 13-й армии командующий армией отдал приказ на основании личного приказания народного комиссара обороны, переданного через маршала Шапошникова, — за Минск драться с полным упорством и драться вплоть до окружения. Этот приказ был доведен до всех войск, и этим объясняется то упорство, с каким войска дрались против многочисленных мехчастей, а израсходовав бронебойные снаряды, части применяли обыкновенные бутылки и фляги, наполненные бензином, и зажигали немецкие танки. Таким способом только одной 100-й дивизией уничтожено не менее 100 танков. Этот способ мною преподан всем войскам был еще зимой этого года, как опыт боев на Халхин-Голе. Однако мехчасти противника обошли Минский У Р и, выбросив группы парашютного десанта в районе Смеловичи, соединились с этим десантом, перехватив шоссе Минск-Борисов.
Путь подвоза для частей остался: Минск — Осипови-ческое шоссе и Могилевское шоссе.
На левом фланге к моменту моего выезда на фронт противник подходил к Старым Дорогам, не имея пред собой сколько-нибудь организованного сопротивления, а по докладу начальника склада Уречье силой не менее полка танков в этот день подходил к Уречью, что побудило начальника склада поджечь и взорвать склад и уйти. Войск для прикрытия этого направления больше не было.
Мною на месте приказано - из людей разных дивизий, отъезжающих с тылов, формировать взводы, роты и батальоны и поставить на линию Старых Дорог. Одновременно было поднято Бобруйское тракторное училище, которое .шняло оборону иод Бобруйском. Все мосты через реку Березина были минированы, подготовлены к взрыву. Остатки 42-й дивизии, правда очень слабые, и 21 -и деповский полк заняли оборону на левом берегу реки Березина.
По взрыву мостов мною была поставлена задача командиру 42-й дивизии Лазаренко в случае появления танков противника и угрозы захвата переправ все мосты подорвать, что генералом Лазаренко было сделано при отходе наших частей.
Около 3 часов ночи 27 или 28 июня начальник штаба 13-й авиадивизии лично от меня получил приказ с первым проблеском рассвета уйти с аэродрома, чтобы не подвергнуть себя полному поражению, что очень своевременно авиацией было проделано, и аэродром на рассвете был уже занят танковыми частями противника. Противник продолжал все время стремиться найти переправы через реку Березина в районе Птатково — Доманово.
Для обеспечения наведения переправ противник применял массовый налет авиации пикирующих бомбардировщиков и огромное количество минометов. Наша авиация в течение двух дней имела основную задачу — бомбить бобруйскую группировку противника.
Для переговоров по телефону с командующим ВВС мною был составлен следующий код: Северная группа — это означало район Смеловичи, Северная 2-я — это означало район Плещаница и южная — это Бобруйск.
Этот код был установлен для того, чтобы можно было всю авиацию в зависимости от обстановки простым распоряжением сосредоточить на любом из этих направлений.
С 25-го по 28-е число радиосвязи ни с 3-й, ни с 10-й армиями не было. Попытка полета делегатов на самолетах окончилась тем, что самолеты сбивались. Послано большое количество делегатов обходными путями на машинах.
Мне не известно, пробрались ли :л и делегаты к штабам 10-й и 3-й армии или нет. Люди, появляющиеся из 3-й и 10-й армий, привозили данные о том, где находится штаб этих армий или части, обычно с опозданием на двое суток. Из 10-й армии с реки Зельвянка оторвалась и вышла 1-я противотанковая бригада. Вышла, не имея ни одного снаряда. Была остановлена на Березине и немедленно пополнена снарядами для того, чтобы оборонять переправу Березино.
В дальнейшем основной задачей ставилось любыми мерами и любой ценой разыскать, где находятся наши части. Сбрасывались парашютисты в районе предполагавшегося нахождения наших частей с задачей вручить зашифрованную телеграмму или передать на словах направление отхода.
В 10-й армии все время, вплоть до моего отъезда, находился маршал Советского Союза Кулик, судьба которого мне по настоящее время неизвестна.
Накануне моего ареста мне стало известно в штабе фронта, что из окружения выходит конный корпус и якобы 113-я дивизия. Принятыми мерами по задержанию направления противника на Минск со стороны Слуцка был сохранен свободный промежуток выхода частей южнее Минска до Шацка включительно, куда и направились все части 155,121,143,55-й [дивизий] и 21-го стрелкового корпуса, кроме 50-й дивизии, которой было приказано занять оборону левого берега реки Березина северней Борисова.
Выводя части на реку Березина, мною заблаговременно из разных сборных отрядов и школ были организованы отряды прикрытия переправ в районе Борисов, Березино и м. Свислачь. Задача этих отрядов — пропустить все наши части за реку Березина, отошедшим частям, занявшим левый берег реки Березина, поручено удерживать левый берег, не допуская переправ противника.
47-й стрелковый корпус, 20-й мехкориус намечались к использованию для контрудара в общем направлении Могилев Бобруйск, чтобы совершенно отрезать иро-рнаншисчя на Рогачгн тапки противника.
Эти мероприятия не удалось осуществить, так как приехал новый командующий фронтом.
На день отъезда я не могу точно доложить состояние частей 3-й и 10-й армий, но знаю, что по состоянию войск они будут сопротивляться очень долго и упорно и примут все меры к тому, чтобы выйти из окружения.
За все время боев штаб фронта работал с полным напряжением, приходилось добывать сведения всякими возможными путями, так как проволочная связь совершенно бездействовала. Она рвалась в западных областях местным антисоветским элементом и диверсантами — лицами, сброшенными с самолетов.
Степень истощения начальника штаба генерала Климовских была настолько велика, что мне лично приходилось записывать отдаваемые распоряжения к себе в блокнот или самому лично проверять их выполнение, или отправлять для проверки специальных людей, подобранных из состава политработников.
Основной причиной всех бед считаю огромное превосходство танков противника и его новой материальной части и огромное превосходство авиации противника.
Вопрос: Вы можете назвать потери людей и материальной части, которые понес Западный фронт во время вашего руководства?
Ответ: До дня ареста сведений о потерях как людей, так и материальной части у меня не было. Остались в окружении часть 3-й армии и часть 10-й армии. Судьба их мне неизвестна. Остальные части принятыми мерами из окружения были выведены и были управляемыми.
Вопрос: Кто виновник прорыва на Западном фронте?
Ответ: Как я уже показывал, основной причиной быстрого продвижения немецких войск на нашу территорию являлось явное превосходство авиации и танков противника. Кроме итого, палевый фланг Кузнецовым (Прибалтийский военный округ) были поставлены литовские части, которые воевать не хотели. После первого нажима на левое крыло прибалтов литовские части перестреляли своих командиров и разбежались. Это дало возможность немецким танковым частям нанести мне удар с Вильнюса. Наряду с этим потеря управления штабом 4-й армии Коробковым и Сандаловым своими частями способствовала быстрому продвижению противника в бобруйском направлении, а невыполнение моего приказа командующим 10-й армией генералом Голубевым о производстве удара на Брянск 6-м мехкорпусом с целью разгрома мехгруппировки противника, после чего войти в мое распоряжение в районе Волковыска, лишило меня возможности иметь надлежащую ударную группу.
Вопрос: Изменнические действия были со стороны ваших подчиненных?
Ответ: Нет, не было. У некоторых работников была некоторая растерянность при быстро меняющейся обстановке.
Вопрос: А в чем ваша персональная вина в прорыве фронта?
Ответ: Я предпринял все меры для того, чтобы предотвратить прорыв немецких войск. Виновным себя в создавшемся на фронте положении не считаю.
Вопрос: Сколько времени вы командовали Западным особым военным округом?
Ответ: Один год.
Вопрос: Части округа были подготовлены к военным действиям?
Ответ: Части округа к военным действиям были подготовлены, за исключением вновь сформированных — 17, 20,13,11-го мехкорпусов. Причем в 13-м и 11-м корпусах но одной дивизии было подготовлено, а остальные, получив новобранцев, имели только учебную материальную часть и то не везде. 14-й мехкорпус имел слабо подготовленную только одну мотодивизию и стрелковые полки танковых дивизий.
Вопрос. Если основные части округа к военным действиям были подготовлены, распоряжение о выступлении вы получили вовремя, значит, глубокий прорыв немецких войск на советскую территорию можно отнести лишь на счет наших преступных действий как командующего фронтом.
Ответ: Это обвинение я категорически отрицаю. Измены и предательства я не совершал.
Вопрос: На всем протяжении госграницы только на участке, которым командовали вы, немецкие войска вклинились глубоко на советскую территорию. Повторяю, что это результат изменнических действий с вашей стороны.
Ответ: Прорыв на моем фронте произошел потому, что у меня не было новой материальной части, сколько имел, например, Киевский военный округ.
Вопрос: Напрасно вы пытаетесь свести поражение к не зависящим от вас причинам. Следствием установлено, что вы являлись участником заговора еще в 1935 г. и тогда еще имели намерение в будущей войне изменить Родине. Настоящее положение у вас на фронте подтверждает эти следственные данные.
Ответ: Никогда ни в каких заговорах я не был и ни с какими заговорщиками не вращался. Это обвинение для меня чрезвычайно тяжелое и неправильное с начала до конца. Если на меня имеются какие-нибудь показания, то это сплошная и явная ложь людей, желающих хоть чем-нибудь очернить честных людей и этим нанести вред государству.
Допрос окончен в 16 час. 10 мин.
Записано с моих слов правильно, мною прочитано.
Д. Павлов
Допросили:
Врид зам. начальника следчасти
3-го Управления НКО СССР
ст. батальонный комиссар
Павловский
Следователь 3-го Управления НКО СССР
мл.лейтенант госбезопасности
Комаров
ЦЛ ФСБ России 481
Раздел 4
№ 2. Спецсообщение 4-го отдела
3-го Управления НКО СССР о положении на Западном фронте
т. Маленкову т. Берия т. Жукову
№ 37030 8 июля 1941 г.
Совершенно секретно
3-й отдел ЗАПОВО7 сообщил:
Командующий 4-й армией Западного фронта генерал-майор Коробков проявил трусость и не организовал оборону частей армии. 23 июня он вместе со своим штабом уехал в Пинск, где областному военкому майору Емельянову сказал, что «нас окружают войска противника», и, не отдав никаких приказаний о подготовке частей к бою, уехал в Минск.
Майор Емельянов, как начальник Пинского гарнизона, собрал после этого командиров частей гарнизона и отдал приказание подготовить части к эвакуации, а Пинскому военгоспиталю эвакуироваться немедленно. Одновременно приказал начальнику окружного склада № 847, воентехнику 1-го ранга Разумовскому взорвать склад.
Это приказание Разумовский выполнил 24 июня. Взрывом склада уничтожено около 300-400 вагонов артснарядов разных калибров, винтовочных патронов и других боеприпасов, в то время как части 4-й армии, находившиеся за 70 км от Пинска, оставались без боеприпасов. Взрыв склада осложнил военные операции частей Красной армии, действовавших на фронте. Кроме этого, вызвал панику среди жителей Пинска. Призванные но мобилизации, находившиеся н военном городке, после взрыва склада разбежались.
Емельянов и Разумовский арестованы.
После бегства командования 4-й армии и Пинском направлении из остатком 4-й армии был сформирован ряд частей, которые единого руководства не имеют и бои недуг самостоятельно.
На новой линии фронта в составе4-й армии действует 47-й стрелковый корпус. Части корпуса вооружением обеспечены недостаточно. Всего имеется: пушек 45-мм — 4 и пушек 122-мм — 12. Боеприпасов не хватает даже и на эти огневые средства.
28-29 июня при форсировании противником реки Березина части корпуса из-за остатков снарядов вынуждены были вести огонь по противнику одиночными выстрелами.
29 июня во время артобстрела наших частей со стороны противника с линии фронта бежало около 500 человек. Все они задержаны.
Начальник 4-го отдела 3-го Управления НКО СССР
бригадный комиссар Р. Болотин
ЦА ФСБ России
На документе резолюции: «Тов. Маленкову. Мое мнение — Коробкова нужно арестовать и судить как труса и предателя. (Подпись неразборчива). 9.VII. 41».
«За. Арестовать после замены Коробкова Рокоссовским. Маленков. (Без даты)».
«Согласен. В. Молотов. (Без даты)».
«Тов. Тутушкину. Исполнить, как указано т. Маленковым и т. Молотовым. (Подпись неразборчива). 9. VII.41».
«Коробков арестован. Тутушкин. 10.VII.41».
«Указания на арест Коробкова даны. (Подпись неразборчива). 12.VII.41».

№ 3. Протокол допроса арестованного Павлова Дмитрия Григорьевича
Павлов Д. Г., 1897года рождения, уроженец Горьковского края, Кологривского района, деревни Воиюх*. До ареста командующий Западным фронтом, генерал армии, член ВКП(б) с 1919 г.
9 июля 1941 г. Допрос начат в 12 час. 00 мин.
Вопрос: Следствие еще раз предлагает вам рассказать о совершенных вами преступлениях против партии и советского правительства.
Ответ: Анализируя всю свою прошлую и настоящую деятельность, я счел необходимым рассказать следствию о своих предательских действиях по отношению к партии и советскому правительству.
Еще в 1932 г., когда я командовал в Белоруссии мехполком, Уборевич меня отличал как хорошего командира.
В последующие годы Уборевич продолжал выделять меня из среды других командиров, что мне очень льстило, и таким образом я целиком подпал под его влияние, стараясь как можно лучше выполнить все его указания, одновременно и боялся его.
В 1937 г., будучи у меня на стрельбах, Уборевич в присутствии ряда командиров прямо сказал, что он меня, как командира, высоко ценит, вполне мне доверяет и уверен, что я и впредь буду выполнять точно все его указания. Это мое слепое доверие Уборевичу привело к тому, что в последующем, зная о его вредительских действиях, направленных к полному износу материальной части трех бригад, я промолчал, не доложил об этом Ворошилову.
Позже, насколько мне известно, Уборевич рекомендовал мою кандидатуру в Испанию для командования танковыми частями. Уборевич давал мне вредительское указание по использованию танков, приказав раздать все танки но 3-5 штук по всему фронту, что вело к полной гибели их.
Мне известно, что правой рукой Уборевича был Мерецков, который также выполнял все указания Уборевича. В бытность свою в Испании Мерецков по указанию Уборевича стянул все лучшие войска в Мадрид, создав таким образом положение, при котором в случае отреза Мадрида эти войска окажутся в мешке и не смогут оказать никакого воздействия на общий фронт, т. е. подвергал лучшие части разгрому. Эти вредительские указания не были окончательно выполнены лишь благодаря вмешательству военного советника Кулика.
Кроме этого Уборевич и Мерецков всегда всему командному составу прививали германофильские настроения, говорили, что нам надо быть в союзе с Германией, так как германскую армию они очень высоко ценят, всегда ставили в пример немецких офицеров. Я разделял эту точку зрения.
Вопрос: Вы расскажите о своей организационной связи по линии заговора с Уборевичем и другими.
Ответ: Организационно по линии заговора я связан ни с Уборевичем, ни с другими не был. Будучи приверженцем Уборевича, я слепо выполнял все его указания, и Убо-ревичу не нужно было вербовать меня в заговорщическую организацию, так как и без этого я был полностью его человеком.
Вопрос: Следствием по делу участников заговора установлена ваша организационная связь но линии заговора с Уборевичем и другими его соучастниками, но в этом вас будем уличать позже. В первую очередь нас интересуют ваши предательские действия в последний период, в бытность вашу командующим Западным фронтом, об этом сейчас и расскажите.
Ответ: Поело испанских событий мои отношения с Мерецковым до последних дней продолжали оставаться самыми хорошими, Мерецков по-прежнему окапывал на меня большое влияние, и все его указания по военной линии (он был тогда начальником Генштаба и начальником боевой подготовки) я выполнял, не вникая в их сущность.
Как показали дальнейшие события, эти указания Мерецкова были вредительские, так как они сводились к затягиванию сроков боевой подготовки вверенного мне округа, что в настоящее время было недопустимо.
Мерецков всегда внушал мне, что Германия в ближайшее время воевать с Советским Союзом не будет, что она очень глубоко завязла в своих военных делах на Западном фронте и в Африке. В связи с этим Мерецков предлагал мне не делать особого упора на ускорение боевой подготовки в округе, а вести все по годичному плану. В Финскую кампанию, когда я выезжал на финский фронт в качестве начальника бронетанковых войск, обратил внимание Мерецкова, что все лучшие силы с западной границы стянуты на финский фронт и что этим мы оголяем границу с Германией. На это Мерецков еще раз заявил, что нападения со стороны Германии в ближайшее время ожидать не надо. Все эти убеждения Мерецкова я принимал за чистую монету и в своих дальнейших действиях, как командующий Западным особым военным округом, не торопился с повышением уровня боевой подготовки, что привело во время военных действий к предательству фронта, разгрому частей Красной армии и материальной части, так как округ, которым я командовал, оказался не подготовленным к войне.
Основное зло я нанес своей беспечностью и неповоротливостью, я слишком много доверял своим подчиненным и не проверял их. Эта беспечность передавалась моим подчиненным.
Так, например, мною был дан приказ о выводе частей из Бреста и лагеря еще в начале июня текущего года, и было приказано к 15 июня псе поиска эвакуировать из Бреста.
Я этого приказа не проверил, а командующий 4-й армией Коробков не выполнил его, и в результате 22-я танковая дивизия, 6-я и 42-я стрелковые дивизии были застигнуты огнем противника при выходе из города, понесли большие потери и более, по сути дела, как соединения не существовали. Я доверил Оборину — командир мехкорпуса — приведение в порядок мехкорпуса, сам лично не проверил его, и в результате даже патроны заранее в машины не были заложены.
22-я танковая дивизия, не выполнив моих указаний о заблаговременном выходе из Бреста, понесла огромные потери от артиллерийского огня противника.
В отношении строительства У Ров я допустил со своей стороны также преступное бездействие. В 1940 г. строились только отдельные узлы, а не сплошная линия укреплений, и я поставил об этом вопрос только в 1941 г., перед событиями. Вопросы эти хотя и были разрешены положительно, но было уже поздно. В результате моей бездеятельности УРы к бою готовы не были. Из 590 сооружений было вооружено только 180-190 и то очень редкими узлами. Остальные бетонные точки пришлось использовать как временно пулеметные гнезда и убежища. Такое положение с У Рами дало возможность противнику безнаказанно их обходить и форсировать.
По связи. Я передоверил этот важнейший вопрос Григорьеву (нач. связи), в результате чего он не подготовил связь, а я ее не проверил, радиостанций в округе не было в достаточном количестве, последние были выбиты из строя, в то время как при моем настоятельном обращении в центральный склад НКО мою просьбу могли бы удовлетворить, чак как радиостанции там были.
Я допустил беспечность с выдвижением войск к границе.
Вместо того чтобы, учитывая обстановку за рубежом, уже в конце мая месяца вынести нее спои части на исходное положение и тем самым дать возможность принять правильные боевые порядки, я ожидал директив Генштаба, пропустил время, в результате чего затянул сосредоточение войск, так что война застала большую половину сил на марше в свои исходные районы.
В отношении складов. Я допустил схематическое утверждение складов, приближенных к границе на 50-60 км. В результате этого склады были в первые же два дня подожжены авиацией противника или наши войска вынуждены были, отходя, рвать их сами.
В отношении авиации. Я целиком доверил на слово рассредоточение авиации по полевым аэродромам, а на аэродромах по отдельным самолетам, не проверил правильность доклада командующего ВВС Копца и его заместителя Таюрского, допустил преступную ошибку, что авиацию разместили на полевых аэродромах ближе к границе, на аэродромах, предназначенных для занятий на случай нашего наступления, но никак не обороны. В результате таких действий в первый же день войны авиация понесла огромные потери, не успев подняться в воздух из-за краткости расстояния от госграницы до аэродрома.
Также одним из вредных моментов является недостаток солярового масла для танковых дизелей, в результате чего 6-й мехкорпус бездействует. При проверке мною в 5-м отделе Генштаба и УСГ8 (начальник Ермолин и в УСГ — начальник Котов) мне доложили, что горючего для ЗапОВО отпущено потребное количество и хранится в Майкопе, тогда как на самом деле оно должно было храниться в Белостоке. Практически получилось, что на 29 июня it ЗАНОВО недополучено 1000 тонн горючего. Надо полагать, что Котов и Ермолин доложили правительству, что ЗАНОВО обеспечено полностью горючим, не указав места его нахождения, тем самым ввели правительство в заблуждение.
Таким образом, я признаю себя виновным:
1. В том, что благодаря своей бездеятельности я совершил преступления, которые привели к поражению Западного фронта и большим потерям в людях и материальной части, а также и к прорыву фронта, чем поставил под угрозу дальнейшее развертывание войны.
Вопрос: Все эти ваши предательские действия, о которых вы показали, являются результатом не благодушия, а умышленного предательства. Будучи участником антисоветского заговора, вы проводили вредительскую работу в округе, заведомо зная о ее последствиях в предстоящей войне с Германией. Предлагаем вам рассказать правдиво о вашем организованном предательстве — той системе, которую вы создали среди своих подчиненных.
Ответ: Ни от кого задания открыть Западный фронт я не получал, но мое преступное бездействие создало определенную группу командного, политического и штабного состава, которые творили в унисон мне. Так, например, начальник штаба Климовских своих прямых обязанностей по проверке, как выполняются отданные мной распоряжения, совершенно не выполнял. Совершенно неясно было, почему не состоялся удар из Ружаны, выставлены ли и назначены ли заградительные отряды и работают ли посты в районах сборов отходящих частей и даже занятия переправ отрядом на реке Березина. Несмотря на неоднократные мои указания Климовских проверить это положение, он этого не сделал, и проверку произвели специально назначенные политработники.
Начальник связи Григорьев, ограничившись тем, что центр не дает до штатной потребности радиостанций, не принял должных мер к пополнению радиостанций за счет центра и не создал некоторых резервных запасов у себя, чтобы и случае выхода из строя радиостанций можно было бы пополнить их, перебросив на самолете или иным путем. Мне известно, что в центре имелась возможность удовлетворить округ радиостанциями по штатной потребное
ти. Благодари его - Григорьева — исключительной бездеятельности была утеряна связь с тремя армиями и только впоследствии с одной из них налажена.
Командир мехкорпуса Оборин больше занимался административными делами и ни в коей мере не боевой готовностью своего корпуса, в то время как корпус имел более 450 танков. Оборин с началом военных действий потерял управление и был бит по частям. Предательской деятельностью считаю действия начальника штаба Сандалова и командующего 4-й армией Коробкова. На их участке совершила прорыв и дошла до Рогачева основная мех-группа противника и в таких быстрых темпах только потому, что командование не выполнило моих приказов о заблаговременном выводе частей из Бреста, чем подвергло эти части разгрому. Штаб потерял с первого дня боя управление частями и доносил только о своем местонахождении, не стараясь взять в руки управление армией вплоть до отхода на Рогачев.
Командующим ВВС Таюрским использование авиации, работа самого штаба является явно преступной. Контроля за выполнением поставленных задач не было. Сводки о своих потерях и об ущербе, нанесенном противнику, всегда приходилось добывать с величайшим трудом. Разведывательные задачи, как правило, не выполнялись. Приказ о сосредоточенном ударе авиацией по какой-либо колонне противника выполнялся не всей авиацией, работающей в этот день, а одним-двумя звеньями. Авиация удалялась на чрезмерно далекие аэродромы или оставалась в непосредственной близости. Так, например, Бобруйск — самолеты вылетели за 15 минут до подхода немецких танков. Начальник оперативного отдела штаба ВВС и начальник разведывательного отдела, фамилии их забыл, проявили полную бездеятельность, граничившую с преступлением, а начальник связи авиации, фамилии также не помню, не принимал никаких мер, чтобы обеспечить связь командования с армиями. Все :ло воспитанники генерала Конца.
Вопрос: Вы снопа рассказываете о предательских действиях отдельных лиц. От вас требуют, чтобы вы рассказали об умысле этих действий. Вы, как заговорщик, открыли фронт врагу намеренно, противник знал всю вашу дислокацию и планы действий, еще раз предлагаем именно об этом рассказать сейчас следствию.
Ответ: Происшедшее на Западном фронте заставляет меня быть убежденным в большом предательстве на Брестском направлении. Мне неизвестен этот предатель, но противник рассчитал удар совершенно точно по тому месту, где не было бетонных точек и где наиболее слабо была прикрыта река Буг. Повторяю, что намеренно я фронт врагу не открывал. Прорыв немцев получился благодаря моей бездеятельности и невыполнению указаний ЦК о постоянной мобилизационной готовности.
Вопрос: Следствие убеждено, что вы умышленно предали фронт, и будет разоблачать вас в этом.
Допрос окончен в 15 час. 10 мин.
Стенограмма записана с моих слов правильно, мною прочитана. Д. Павлов
Допросили:
Зам. начальника следчасти
3-го Управления НКО СССР
ст. батальонный комиссар
Павловский
Следователь 3-го Управления НКО СССР
мл.лейтенант госбезопасности
Комаров
ЦА ФСБ России

№ 4. Протокол допроса арестованного Павлова Дмитрия Григорьевича
Павлов Д. Г., 1897 года рождения, уроженец
Горьковского края, Кологривского р-на,
дер. Вонюх, русский, гр-н СССР,
быв. член ВКП(б) с 1919 г.,
до ареста командующий Западным фронтом,
генерал армии.
11 июля 1941 г. Допрос начат в 13 час. 30 мин.
Вопрос: На допросе 9 июля т[екущего] г[ода] вы признали себя виновным в поражении на Западном фронте, однако скрыли свои заговорщические связи и действительные причины тяжелых потерь, понесенных частями Красной армии в первые дни войны с Германией.
Предлагаем дать исчерпывающие показания о своих вражеских связях и изменнических делах.
Ответ: Действительно основной причиной поражения на Западном фронте является моя предательская работа как участника заговорщической организации, хотя этому в значительной мере способствовали и другие объективные условия, о которых я показал на допросе 9 июля т.г.
Вопрос: На предыдущем допросе вы отрицали свою принадлежность к антисоветской организации, а сейчас заявляете о своей связи с заговорщиками. Какие показания следует считать правильными?
Ответ: Сегодня я даю правильные показания и ничего утаивать от следствия не хочу.
Признак), что в феврале 1937 г. бывшим старшим советником в Испании Мерецковым Кириллом Афанасьевичем я был вовлечен в военно-заговорщическую организацию и в дальнейшем проводил вражескую работу в Красной армии.
Вопрос: Не хотите ли вы сказать, что вражескую работу вы начали вести только с 1937 г.? Так ли было в действительности?
Ответ: Не отрицаю, что еще в 1934 г. я имел некоторые суждения о заговорщической работе, однако организационно с участниками заговора в Красной армии я тогда связан не был.
Вопрос: С кем вы имели суждения о заговорщической работе?
Ответ: В августе 1934 г. в Бобруйск на учения, проводившиеся мною в 4-й танковой бригаде, которой я командовал, приехал бывший начальник Автобронетанкового управления Красной армии Халепский.
Халепского я знал с 1932 г. По рекомендации Халепского я был назначен командиром 6-го мехполка и по его же представлению был награжден грамотой ВЦИК и золотыми часами.
Перед началом учений мы беседовали с Халепским на армейские темы. Халепский говорил, что в армии отсутствует твердый порядок, войсковая дисциплина развалена, а руководство не в состоянии перестроить надлежащим образом Красную армию. В этих условиях трудно что-либо сделать, продолжал Халепский, так как попытки командиров навести порядок в частях встречают со стороны руководства армией резкое противодействие.
Вопрос: Как вы отнеслись к этому заявлению Халепского?
Ответ: К замечаниям Халепского я отнесся одобрительно, тогда он продолжил разговор и заявил, что в армии имеется уже группа решительных командиров, которая противопоставляет себя руководству Красной армии и ставит перед собой задачу добиться смены ее руководящей верхушки и выдвижения на высшие командные посты способных и решительных командиров. Вы здесь у себя также должны над этим подумать, заключил Халепский.
Вопрос: Изложенный нами разговор не дает ясного представления о том, что предложение Халепского носило заговорщический характер.
Ответ: Для меня было очевидно, что речь идет о заговорщической группе среди командиров, в задачу которой входило добиться замены руководства Красной армии и выдвижения на руководящие посты своих людей. Хотя Халепский и не упомянул лично Ворошилова, однако он недвусмысленно давал понять, что речь идет именно о нем. Антисоветский характер предложения Халепского не вызывал у меня никаких сомнений.
Вопрос: Этот разговор с Халепским у вас был наедине?
Ответ: Нет, вместе со мной была группа командиров, в частности: бывший начальник бронетанковых войск Белорусского округа Сурен Шаумян; бывший командир 3-й мехбригады того же округа Хрулев и бывший командир 5-й танковой бригады Тылтынь.
После отъезда Халепского вместе с Шаумяном, Тылтынем и Хрулевым мы обменивались мнениями по существу предложения Халепского и условились занять независимую по отношению к руководству армией линию и строить работу по своему усмотрению.
Вопрос: Возвратимся к вашему разговору с Халепским. Покажите, что вы ответили ему после его предложения организовать группу командиров для противодействия руководству Красной армии.
Ответ: Определенного ответа я Халепскому не дал, так как в это время мне доложили о чрезвычайном происшествии (танком был задавлен красноармеец), и, пока я отдавал необходимые распоряжения, связанные с этим делом, Халепский уехал.
Не отрицаю, однако, что мое положительное отношение к предложению Халепского было выражено при обсуждении этого вопроса с Шаумяном, Хрулевым и Тылтынем.
Исходя из установок Халепского, я занял линию ограничения прав политработников, чинил препятствия и их работе и одновременно, не согласовывая, как это предусмотрено приказами, с наркомом обороны, начал самовольно отстранять oт должности и отправлять из части командиров, совершавших незначительные проступки.
Вопрос: Выходит, что к заговорщической работе вы были привлечены Халепским, тогда как в начале допроса вы показали, что в военно-заговорщическую организацию вас вовлек Мерецков. Как это понимать?
Ответ: Я показываю так, как было в действительности. После разговора с Халепским никто из заговорщиков ко мне не обращался, и я не считал себя организационно связанным с заговорщической организацией в Красной армии.
Лишь в 1937 г. в Испании я был посвящен Мерецковым о существовании в Красной армии заговора и привлечен к вражеской работе.
Вопрос: Что связывало вас с Мерецковым? На какой почве он вовлек вас в заговорщическую организацию?
Ответ: С Мерецковым я познакомился в 1934 г., когда он был начальником штаба Белорусского военного округа, а я в том же округе командовал 4-й мехбригадой. По службе мне приходилось с ним сталкиваться.
Мерецков несколько раз проводил в моей бригаде учения, и у нас установились хорошие взаимоотношения. В ноябре 1936 г. я был направлен в Испанию, где к тому времени был и Мерецков.
Встретил он меня очень радушно, представил главному советнику при военном министре Берзину и ходатайствовал о назначении меня генералом испанской армии. В дальнейшем мы часто разъезжали по фронтам и участвовали в боевых операциях. Это еще более сблизило нас и создало почву для откровенных разговоров.
В феврале 1937 г. я приехал из Алькалы в Мадрид и посетил Мерецкова в гостинице. После деловых разговоров мы обменивались с Мерецковым мнением о положении в Красной армии.
В беседе выяснилось, что оба мы сходимся в оценке состояния Красной армии. Мы считали, что командный состав Красной армии якобы бесправен, а политсоставу, наоборот, предоставлены излишние права. Сущестовавший, по нашему мнению, разброд среди комсостава вызывается якобы неправильной политикой руководства Красной армии.
В Красной армии, заявил Мерецков, нет единой доктрины, это хорошо понимают некоторые руководящие армейские работники, которые объединились на почве недовольства существующим в армии положением. Тогда же Мерецков сообщил мне, что Тухачевский и Уборевич возглавляют существующую в Красной армии заговорщическую организацию, которая ставит перед собой задачу сменить негодное, с их точки зрения, руководство Красной армией: «Вот приедем мы домой, — сказал Мерецков, — нужно и тебе работать заодно с нами».
Вопрос. Что вы ответили Мерецкову?
Ответ: Мерецкову я сказал, что глубоко уважаю военный авторитет Уборевича и готов поэтому примкнуть к группе командного состава, которая идет за Уборевичем.
Вопрос: Сомнительно, чтобы Мерецков, не заручившись предварительно вашим согласием примкнуть к заговорщической организации, раскрыл бы перед вами ее руководителей в лице Тухачевского и Уборевича. Правильно ли вы показываете?
Ответ: Я показываю правильно. Откровенной беседе о существовании в армии заговорщической организации предшествовали длительные разговоры, в процессе которых Мерецков убедился, что я разделяю его точку зрения о положении в армии. Кроме того, учитывая мое преклонение перед авторитетом Уборевича, Мерецков без риска мог сообщить мне о его руководящей роли в военно-заговорщической организации.
Вопрос: Какие практические задачи поставил перед нами Мерецков?
Ответ: В этот раз никаких практических заданий Мерецков мне не давал.
Допрос прерывается в 17 час. 10 мин.
Протокол мною прочитан, с моих слов записан правильно, в чем и расписываюсь.
[Д.] Павлов Допросили:
Зам. Начальника следчасти
3-го Управления НКО СССР
ст. батальонный комиссар
Павловский
Следователь 3-го Управления НКО СССР
ст. лейтенант госбезопасности
Комаров
ЦА ФСБ России
№ 5. Протокол закрытого судебного
заседания Военной Коллегии Верховного
Суда Союза ССР
Москва 22 июля 1941 г.
Совершенно секретно Отп. 1 экз.
Председательствующий — армвоенюрист В. В. Ульрих Члены — диввоенюрист А. М. Орлов и диввоенюрист Д. Я. Кандыбин Секретарь — военный юрист А. С. Мазур.
В 0 часов 20 мин. председательствующий открыл судебное заседание и объявил, что подлежит рассмотрению дело но обвинению бывшего командующего Западным фронтом генерала армии Павлова Дмитрия Григорьевича, бывшего начальника штаба Западного фронта генерал-майора Климонских Нладимира Ефимовича, обоих в преступлениях, предусмотренных ст. ст. 63-2 и 76 УК БССР; бывшего начальника связи штаба Западного фронта генерал-майора Григорьева Андрея Терентьевича и бывшего командующего 4-й армией генерал-майора Коробкова Александра Андреевича, обоих в преступлении, предусмотренном ст. 180 п. «б» УК БССР.
Удостоверившись н самоличности подсудимых, председательствующий спрашивает их, вручена ли им копия обвинительного заключения и ознакомились ли они с ним.
Подсудимые ответили утвердительно.
Оглашается состав суда и разъясняется подсудимым право отвода кого-либо из состава суда при наличии к тому оснований.
Отвода составу суда подсудимыми не заявлено.
Ходатайств до начала судебного следствия не поступило.
Судебное следствие:
Председательствующий оглашает обвинительное заключение и спрашивает подсудимых, понятно ли предъявленное им обвинение и признают ли они себя виновными.
1. Подсудимый Павлов. Предъявленное мне обвинение понятно. Виновным себя в участии в антисоветском военном заговоре не признаю. Участником антисоветской заговорщической организации я никогда не был.
Я признаю себя виновным в том, что не успел проверить выполнение командующим 4-й армией Коробковым моего приказа об эвакуации войск из Бреста. Еще в начале июня месяца я отдал приказ о выводе частей из Бреста в лагеря. Коробков же моего приказа не выполнил, в результате чего три дивизии при выходе из города были разгромлены противником.
Я признаю себя виновным в том, что директиву Генерального штаба РККА я понял по-своему и не ввел ее в действие заранее, то есть до наступления противника. Я знал, что противник вот-вот выступит, но из Москвы меня уверили, что все в порядке, и мне было приказано быть спокойным и не паниковать. Фамилию, кто мне это говорил, назвать не могу.
Председательствующий. Свои показания, данные на предварительном следствии несколько часок тому назад, то есть 21 июля 1941 г., вы подтверждаете?
Подсудимый. Этим показаниям я прошу не верить. Их я дал будучи в нехорошем состоянии. Я прошу верить моим показаниям, данным на предварительном следствии 7 июля 1941 г.
Председательствующий. В своих показаниях от 21 июля 1941 г. (лд. 82, том 1) вы говорите:
« Впервые о целях и задачах заговора я узнал еще будучи в Испании в 1937 г. от Мерецкова».
Подсудимый. Будучи в Испании, я имел одну беседу с Мерецковым, во время которой Мерецков мне говорил: «Вот наберемся опыта в этой войне, и этот опыт перенесем в свои войска». Тогда же из парижских газет я узнал об антисоветском военном заговоре, существовавшем в РККА.
Председательствующий. Несколько часов тому назад вы говорили совершенно другое и, в частности, о своей вражеской деятельности.
Подсудимый. Антисоветской деятельностью я никогда не занимался. Показания о своем участии в антисоветском военном заговоре я дал, будучи в невменяемом состоянии.
Председательствующий. На том же лд. 82, том 1, вы говорите:
«Цели и задачи заговора, которые мне изложил Мерецков, сводились к тому, чтобы произвести в армии смену руководства, поставив во главе армии угодных заговорщикам людей — Уборевича и Тухачевского».
Такой разговор у вас с ним был?
Подсудимый. Такого разговора у меня с ним не было.
Председательствующий. Какие разговоры вы имели с Мерецковым об антисоветском военном заговоре по возвращении из Испании?
Подсудимый. Но возвращении из Испании в разговоре с Мерецковым о вскрытом заговоре в армии я спросил у него, куда мы денем эту сволочь. Мерецков мне ответил: «Нам сейчас не до заговорщических дел. Наша работа запущена, и нам надо, засучив рукава, работать».
Председательствующий. На предварительном следствии 21 июля 1941 г. вы говорили по этому поводу совершенно другое. И в частности, на лд. 83, том 1, вы дали такие показания:
«По возвращении из Испании в разговоре с Мерецковым по вопросам заговора мы решили в целях сохранения себя от провала антисоветскую деятельность временно не проводить, уйти в глубокое подполье, проявляя себя по линии службы только с положительной стороны».
Подсудимый. На предварительном следствии я говорил то, что и суду. Следователь же на основании этого записал иначе. Я подписал.
Председательствующий. На лд. 86 тех же показаний от 21 июля 1941 г. вы говорите:
«Поддерживая все время с Мерецковым постоянную связь, последний в неоднократных беседах со мной систематически высказывал свои пораженческие настроения, доказывал неизбежность поражения Красной армии в предстоящей войне с немцами. С момента начала военных действий Германии на Западе Мерецков говорил, что сейчас немцам не до нас, но в случае нападения их на Советский Союз и победы германской армии хуже нам от этого не будет».
Такой разговор у вас с Мерецковым был?
Подсудимый. Да, такой разговор у меня с ним был. Этот разговор происходил у меня с ним в январе месяце 1940 г. в Райволе.
Председательствующий. Кому это «нам хуже не будет»?
Подсудимый. Я понял его, что мне и ему.
Председательствующий. Вы соглашались с ним?
Подсудимый. Я не возражал ему, так как этот разговор происходил но время выпивки. В этом я виноват.
Председательствующий. Об этом вы докладывали кому-либо?
Подсудимый. Heт, и в этом я также виноват.
Председательствующий. Мерецков вам говорил о том, что Штерн являлся участником заговора?
Подсудимый. Нет, не говорил. На предварительном следствии я назвал Штерна участником заговора только лишь потому, что он во время Гвадалахаре кого сражения отдал преступное приказание об отходе частей из Гвадалахары. На основании этого я сделал вывод, что он участник заговора.
Председательствующий. На предварительном следствии (лд. 88, том 1) вы дали такие показания:
«Для того чтобы обмануть партию и правительство, мне известно точно, что Генеральным штабом план заказов на военное время по танкам, автомобилям и тракторам был завышен раз в 10. Генеральный штаб обосновывал это завышение наличием мощностей, в то время как фактически мощности, которые могла бы дать промышленность, были значительно ниже... Этим планом Мерецков имел намерение на военное время запутать все расчеты по поставкам в армию танков, тракторов и автомобилей».
Эти показания вы подтверждаете?
Подсудимый. В основном да. Такой план был. В нем была написана такая чушь. На основании этого я и пришел к выводу, что план заказов на военное время был составлен с целью обмана партии и правительства.
Председательствующий оглашает показания подсудимого Павлова, данные им на предварительном следствии (лд. 89, том 1) о его, Павлова, личной предательской деятельности и спрашивает подсудимого, подтверждает ли он эти показания.
Подсудимый. Данные показания я не подтверждаю. Вообще командующий связью не руководит. Организацией связи в армии руководит начальник штаба, а не командующий. Г)тот пункт, что я сознательно не руководил организацией связи н армии, я записал для того, чтобы скорее предстать перед пролетарским судом.
Мои показания и в отношении УРов, что я якобы сознательно не ставил вопрос о приведении их в боеготовность, также не отвечают действительности. Подчиненные мне укрепленные районы были в лучшем состоянии, чем в других местах, что может подтвердить народный комиссар обороны СССР.
Председательствующий. По этому поводу Климовских на предварительном следствии показал:
«Работы по строительству укрепленных районов проходили чрезвычайно медленно. К началу военных действии из 600 огневых точек было вооружено 189 и то не полностью оборудованы» (лд. 25, том 2).
Подсудимый. Климовских говорит совершенно верно. Об этом я докладывал Центральному Комитету.
Председательствующий. Когда?
Подсудимый. В мае 1941 г.
Председательствующий. О боеготовности укрепленных районов вы сами на предварительном следствии показали:
«Я сознательно не ставил резко вопроса о приведении в боеготовность укрепленных районов, в результате УРы были небоеспособны, а УРовские войска даже по плану мая месяца не были развернуты».
Подсудимый. Эти показания я подтверждаю, только прошу вычеркнуть из них слово «сознательно».
Председательствующий. Свои показания от 21 июля 1941 г. вы заканчиваете так:
«Будучи озлоблен тем обстоятельством, что многие ранее близкие мне командиры Красной армии были арестованы и осуждены, я избрал самый верный способ мести — организацию поражения Красной армии в войне с Германией»...
«Я частично успел сделать то, что в свое время не удалось Тухачевскому и Уборевичу, то есть открыть фронт немцам» (лд. 92, том 1).
Подсудимый. Никакого озлобления у меня никогда не было. У меня не было основания быть озлобленным. Я был Героем Советского Союза. С прошлой верхушкой в армии я связан не был. На предварительном следствии меня в течение 15 дней допрашивали о заговоре. Я хотел скорее предстать перед судом и ему доложить о действительных поражениях армии. Поэтому я писал и о злобе и называл себя тем, кем я никогда не был.
Председательствующий. Свои показания от 11 июля 1941 г. вы подтверждаете?
Подсудимый. Нет, это также вынужденные показания.
Председательствующий оглашает выдержку из показаний подсудимого Павлова, данных им на предварительном следствии 11 июля 1941 г. (лд. 65, том 1), следующего характера:
«...Основной причиной поражения на Западном фронте является моя предательская работа как участника заговорщической организации, хотя этому в значительной мере способствовали и другие объективные условия, о которых я показал на допросе 9 июля».
Подсудимый. Все это записано неверно. Это мои вынужденные показания.
Председательствующий. Что вы скажете относительно своих показаний от 9 июля 1941 г.?
Подсудимый. Эти показания также совершенно не отвечают действительности. В этот день я чувствовал себя хуже, чем 21 июля 1941 г.
Председательствующий. 9 июля 1941 г. На лд. 59 тома 1 вы дали такие показания:
«В отношении авиации. Я целиком доверил на слово рассредоточение авиации по полевым аэродромам, а на аэродромах — по отдельным самолетам, не проверил правильность доклада командующего ВВС Копца и его заместителя Таюрского. Допустил преступную ошибку, что авиацию разместили на полевых аэродромах ближе к границе, на аэродромах, предназначенных для занятий на случай нашего наступления, но никак не обороны».
Эти показания вы подтверждаете?
Подсудимый. Это совершенно правильно. В начале военных действий Копец и Таюрский доложили мне, что, приказ народного комиссара обороны СССР о сосредоточенном расположении авиации ими выполнен. Но я физически не мог проверить правильность их доклада. После первой бомбежки авиадивизия была разгромлена. Копец застрелился, потому что он трус.
На вопросы члена суда диввоенюриста т. Кандыбина подсудимый Павлов ответил:
Я своевременно знал, что немецкие войска подтягивались к нашей границе, и согласно донесениям нашей разведки предполагал о возможном наступлении немецких войск. Несмотря на заверения из Москвы, что все в порядке, я отдал приказ командующим привести войска в боевое состояние и занять все сооружения боевого типа. Были розданы войскам патроны. Поэтому сказать, что мы не готовились, — нельзя.
Свои показания, данные в начале предварительного следствия в отношении командующего 4-й армией Коробкова, я полностью подтверждаю.
После того как я отдал приказ командующим привести войска в боевое состояние, Коробков доложил мне, что его войска к бою готовы. На деле же оказалось, что при первом выстреле его войска разбежались.
Состояние боеготовности 4-й армии, находящейся в Бресте, я не проверял. Я поверил на слово Коробкову о готовности его частей к бою.
На вопросы члена суда диввоенюриста т. Орлова подсудимый Павлов ответил:
Я считаю, что все войска Западного фронта к войне были вполне подготовлены. И я бы не сказал, что война застала нас врасплох и не подготовленными. В период 22 26 июня 1941 г. как в войсках, так и в руководстве паники не было, За исключением 4-й армии, в которой чувствовалась полная растерянность командования.
При отходе на новые оборонительные позиции неорганизованности не было. Все знали, куда надо было от ходить.
К противовоздушной обороне столица Белоруссии Минск была подготовлена, кроме того, она охранялась 4 дивизиями.
Член суда т. Орлов. А чем объяснить, что 26 июня Минск был брошен на произвол судьбы?
Подсудимый. Правительство выехало из Минска еще 24 июня.
Член суда т. Орлов. При чем здесь правительство? Вы же командующий фронтом.
Подсудимый. Да, я был командующим фронтом. Положение, в котором оказался Минск, говорит о том, что Минск полностью обороной обеспечен не был.
Член суда т. Орлов. Чем объяснить, что части не были обеспечены боеприпасами?
Подсудимый. Боеприпасы были, кроме бронебойных. Последние находились от войсковых частей на расстоянии 100 км. В этом я виновен, так как мною не был поставлен вопрос о передаче складов в наше распоряжение.
По обороне Минска мною были приняты все меры, вплоть до доклада правительству.
2. Подсудимый Климовских. Предъявленное мне обвинение понятно. Виновным себя признаю во второй части предъявленного обвинения, то есть в допущении ошибок по служебной деятельности.
Председательствующий. В чем именно вы признаете себя виновным?
Подсудимый. Я признаю себя виновным в совершении преступлений, изложенных в обвинительном заключении.
Председательствующий. Свои показания, данные на предварительном следствии, вы подтверждаете?
Подсудимый. Показания, данные мною на предварительном следстнии, о причинах поражения войск Западного фронта я полностью подтверждаю.
Председательствующий. Па предварительном следствии (лд. 25, том 2) вы дали такие показании:
«...2-я причина поражения заключается в том, что работники штаба фронта, в том числе я и командиры отдельных соединений, преступно халатно относились к своим обязанностям как до начала военных действий, так и во время войны».
Эти показания вы подтверждаете?
Подсудимый. Подтверждаю полностью.
Член суда т. Орлов. Скажите, был ли выполнен план работ по строительству укрепленных районов?
Подсудимый. Работы по строительству укрепленных районов в 1939-1940 гг. были выполнены по плану, но недостаточно. К началу военных действий из 600 огневых точек было вооружено 189 и то не полностью оборудованы.
Член суда т. Орлов. Кто несет ответственность за неготовность укрепрайонов?
Подсудимый. За это несут ответственность: командующий войсками Павлов, пом. комвойсками по УРам Михайлин и в известной доле я несу ответственность, как начальник штаба. ,
Член суда т. Орлов. Кто несет ответственность за отсутствие самостоятельных линий и средств связи для общевойскового командования, ВВС и ПВО?
Подсудимый. За это несет ответственность начальник связи Западного фронта и я, как начальник штаба.
Член суда т. Орлов. Вы располагали данными о том, что противник концентрирует войска?
Подсудимый. Такими данными мы располагали, но мы были дезинформированы Павловым, который уверял, что противник концентрирует легкие танки.
Первый удар противника по нашим войскам был настолько ошеломляющим, что он вызвал растерянность всего командного состава штаба фронта. В атом виновны: Павлов, как командующий фронтом, я как начальник штаба фронта, начальник связи Григорьев, начальник артиллерии и другие командиры.
Член суда т. Орлов. Вы являлись участником антисоветского заговора?
Подсудимый. Участником антисоветского заговора я никогда не был.
Член суда т. Орлов. Показания участников антисоветской заговорщической организации Симонова и Батенина, данные ими на предварительном следствии в отношении вас, вам известны? Если да, то что вы скажете в отношении их показаний?
Подсудимый. Показания Симонова и Батенина мне хорошо известны. Их показания я категорически отрицаю. Повторяю, что участником антисоветской заговорщической организации я не был.
Член суда т. Орлов. Как вы считаете, Минск в достаточной степени был подготовлен к обороне?
Подсудимый. Я считаю, что Минск к обороне был подготовлен недостаточно. В Минске действовала авиация, но ее было мало, фактически оборона Минска была недостаточной.
Член суда т. Кандыбин. Подсудимый Павлов на предварительном следствии дал такие показания:
«Командир мехкорпуса Оборин больше занимался административными делами и ни в коей мере не боевой готовностью своего корпуса, в то время как корпус имел более 450 танков. Оборин с началом военных действий потерял управление и был бит по частям. Предательской деятельностью считаю действия начальника штаба Сан-далова и командующего 4-й армией Коробкова».
Что вы скажете в отношении показаний Павлова?
Подсудимый. Показания Павлова я подтверждаю,
3. Подсудимый Григорьев. Предъявленное мне обвинение понятно. Виновным признаю себя в том, что после разрушения противником ряда узлов связи я не сумел их восстановить.
Председательствующий. Спои показания, данные на предварительном следствии, им подтверждаете?
Подсудимый. Первые спои показания, данные к Минске, а также показания, данные 21 июля 1941 г., я подтвердить не могу, так как дал их вынужденно.
Свои собственноручные показания я полностью подтверждаю.
Член суда т. Орлов оглашает показания подсудимого Григорьева, данные им на предварительном следствии 5 июля 1941 г. (лд. 24-25, том 4), о том, что он, Григорьев, признает себя виновным:
1. В том, что не была бесперебойно осуществлена связь штаба фронта с действующими частями Красной армии.
2. В том, что не было принято им решительных мер к формированию частей фронтовой связи по расписаниям военного времени.
3. В том, что им не было принято решительных мер к своевременному исправлению повреждений проводов и пунктов связи как диверсантами, так и в результате бомбардировки самолетами противника.
Подсудимый. Первый и третий пункт моих показаний я полностью подтверждаю. Второй же пункт, хотя я и признал себя виновным, но он ко мне совершенно не относится, так как я мобилизацией не занимался. Правда, я несу косвенную ответственность и за это.
Член суда т. Орлов. Свои собственноручные показания от 15 июля 1941 г. вы начинаете так:
«Война, разразившаяся 22 июня 1941 г., застала Западный особый военный округ к войне неподготовленным» (лд. 67, том 4).
Эти показания вы подтверждаете?
Подсудимый. Да, подтверждаю.
Член суда т. Орлов. Давая показания об обстановке в штабе округа перед началом войны, вы говорите:
«Война, начавшаяся 22 июня, застала Западный особый военный «круг врасплох. Мирное настроение, царившее все время в штабе, безусловно передавалось и в войска. Только этим «благодушием» можно объяснить тот факт, что авиация была немецким налетом застигнута на земле. Штабы армий находились на зимних квартирах и были разгромлены и, наконец, часть войск (Брестский гарнизон) подвергалась бомбардировке на своих зимних квартирах» (лд. 76, том 4).
Эти показания соответствуют действительности?
Подсудимый. Да.
Член суда т. Орлов. Чувствовалось ли в штабе округа приближение войны?
Подсудимый. Нет. Начальник штаба округа Климовских считал, что все наши мероприятия по передвижению войск к границе есть мера предупредительная.
Член суда т. Орлов. Кто во всем этом виновен?
Подсудимый. Виновны в этом: командующий — Павлов, начальник штаба Климовских, член Военного совета Фоминых и другие.
Член суда т. Орлов. На лд. 79, том 4, вы дали такие показания:
«Выезжая из Минска, мне командир полка связи доложил, что отдел химвойск не разрешил ему взять боевые противогазы из НЗ. Артотдел округа не разрешил ему взять патроны из НЗ, и полк имеет только караульную норму по 15 штук патронов на бойца, а обозно-вещевой отдел не разрешил взять из НЗ полевые кухни. Таким образом, даже днем 18 июня довольствующие отделы штаба не были ориентированы, что война близка... И после телеграммы начальника Генерального штаба от 18 июня войска округа не были приведены в боевую готовность
Подсудимый. Все это верно.
4. Подсудимый Коробков. Предъявленное мне обвинение понятно. Виновным себя не признаю. Я могу признать себя виновным только лишь в том, что не мог определить точного начала военных действий. Приказ народнот комиссара обороны мы получили в 4.00, когда противник начал нас бомбить.
К исполнению своих обязанностей командующего 4-й армией я приступил 6 апреля 1941 г. При проверке частей более боеспособными оказались 49, 75 и 79-я стрелковые дивизии. Причем 79-я стрелковая дивизия ушла в 10-ю армию. 75-я стрелковая дивизия находилась на левом фланге. Остальных частей боеготовность была слаба.
События развернулись молниеносно. Наши части подвергались непрерывным атакам крупных авиационных и танковых соединений противника. С теми силами, которые я имел, я не мог обеспечить отпор противнику. Причинами поражения моих частей я считаю огромное превосходство противника в авиации и танках
Председательствующий оглашает выдержки из показаний подсудимого Павлова, данных им на предварительном следствии (лд. 30, том 1) о том, что Коробковым была потеряна связь с 49-й и 75-й стрелковыми дивизиями (лд. 33) о том, что в 4-й [армии] чувствовалась полная растерянность командования, которое потеряло управление войсками.
Подсудимый. Показания Павлова я категорически отрицаю. Как может он утверждать это, если он в течение 10 дней не был у меня на командном пункте. У меня была связь со всеми частями, за исключением 46-й стрелковой дивизии, которая подчинялась мехкорпусу.
На предварительном следствии меня обвиняли в трусости. Это неверно. Я день и ночь был на своем посту. Все время был на фронте и лично руководил частями. Наоборот, меня все время обвиняло 3-е Управление в том, что штаб армии был очень близок к фронту.
Председательствующий. Подсудимый Павлов на предварительном следствии дал о вас такие показания:
«Предательской деятельностью считаю действия начальника штаба Сандалова и командующего 4-й армией Коробкова. На их участке совершила прорыв и дошла до Рогачева основная мехгруппа противника и в таких быстрых темпах только потому, что командование не выполнило моих приказов о заблаговременном выводе частей из Бреста» (л. д. 62, том 1).
Подсудимый. Приказ о выводе частей из Бреста никем не отдавался. Я лично такого приказа не видел.
Подсудимый Павлов. В июне месяце по моему приказу был направлен командир 28-го стрелкового корпуса Попов с заданием к 15 июня все войска эвакуировать из Бреста в лагеря.
Подсудимый Коробков. Я об этом не знал. Значит, Попова надо привлекать к уголовной ответственности за то, что он не выполнил приказа командующего.
Больше судебное следствие подсудимые ничем не дополнили, и оно было объявлено законченным.
Предоставлено последнее слово подсудимым, которые сказали:
1. Подсудимый Павлов. Я прошу исключить из моих показаний вражескую деятельность, так как таковой я не занимался. Причиной поражения частей Западного фронта являлось то, что записано в моих показаниях от 7 июля 1941 г., и то, что стрелковые дивизии в настоящее время являются недостаточными в борьбе с крупными танковыми частями противника. Количество пехотных дивизий не обеспечит победы над врагом. Надо немедленно организовывать новые противотанковые дивизии с новой материальной частью, которые и обеспечат победу.
Коробков удара трех механизированных дивизий противника выдержать не мог, так как ему было нечем бороться с ними.
Я не смог правильно организовать управление войсками за отсутствием достаточной связи. Я должен был потребовать радистов из Москвы, но этого не сделал.
В отношении укрепленных районов. Я организовал все зависящее от меня. Но должен сказать, что выполнение мероприятий правительства было замедленно.
Я прошу доложить нашему правительству, что в Западном особом фронте измены и предательства не было. Все работали с большим напряжением. Мы в данное время сидим на скамье подсудимых не потому, что совершили преступления в период военных действий, а потому, что недостаточно готовились в мирное время к этой войне.
2. Подсудимый Климовских. Участником антисоветской заговорщической организации я не был. Меня оговорили Симонов и Батенин. Их показания разбирались Центральным комитетом, и если бы они были правдоподобны, меня никогда не направили бы на должность начальника штаба.
Я признаю себя виновным в ошибках, которые были мною допущены в своей служебной деятельности как до войны, так и во время войны, но прошу учесть, что эти ошибки в работе мною были допущены без всякого злого умысла.
Я прошу доложить высшему командованию Красной армии о том, чтобы во время военных действий высший командный состав находился при войсках и на месте исправлял те или иные ошибки.
Я прошу дать мне возможность искупить свою вину перед Родиной, и я все силы отдам на благо Родины.
3. Подсудимый Григорьев. Работа связи находилась в очень тяжелых условиях, ибо враг нанес решительный удар и нарушил как телеграфную, так и телефонную связь.
Я никогда не был преступником перед Советским Союзом. Я честно старался исполнять свой долг, но не мог его выполнить, ибо в моем распоряжении не было частей. Части не были своевременно отмобилизованы, не были своевременно отмобилизованы войска связи Генштаба. Если только мне будет дана возможность, я готов работать в любой должности на благо Родины.
4. Подсудимый Коробков. 4-я армия по сути не являлась армией, так как она состояла из 4 дивизий и вновь сформированного корпуса. Мои дивизии были растянуты на расстояние 50 км. Сдержать наступление 3 мехдивизиий противника я не мог, так как мои силы были незначительными и пополнение ко мне не поступало.
Первые два дня начала военных действий моим частям двигаться нельзя было из-за огромного количества самолетов противника. Буквально каждая наша автомашина расстреливалась противником. Силы были неравные. Враг превосходил нас во всех отношениях.
Ошибки в моей работе были, и я прошу дать мне возможность искупить свои ошибки.
Суд удалился на совещание, по возвращении с которого председательствующий в 3 часа 20 мин. огласил приговор и разъяснил осужденным их право ходатайствовать перед Президиумом Верховного Совета СССР о помиловании.
В 3 часа 25 мин. председательствующий объявил судебное заседание закрытым.
Председательствующий — армвоенюрист
В. Ульрих
Секретарь — военный юрист [А.] Мазур
ЦА ФСБ России
Москва
№ 6. Приговор Военной Коллегии Верховного Суда Союза ССР
22 июля 1941 г. Совершенно секретно
Именем Союза Советских Социалистических Республик Военная Коллегия Верховного Суда Союза ССР в составе: председательствующего — армвоенюриста В. В. Уль-риха, членов — диввоенюристов А. М. Орлова и Д. Я. Кан-дыбина,
при секретаре Военном юристе А. С. Мазуре в закрытом судебном заседании и г. Москве 22 июля 1941 г. рассмотрела дело по обвинению:
1. Павлова Дмитрия Григорьевича, 1897 года рождения, бывшего командующего Западным фронтом, генерала армии;
2. Климовских Владимира Ефимовича, 1895 года рождения, бывшего начальника штаба Западного фронта, генерал-майора;
3. Григорьева Андрея Терентьевича, 1889 года рождения, бывшего начальника связи Западного фронта, генерал-майора, — в преступлениях, предусмотренных ст. ст. 193-17/6 и 193-20/6 УК РСФСР.
4. Коробкова Александра Андреевича, 1897 года рождения, бывшего командующего 4-й армией, генерал-майора, — в преступлениях, предусмотренных ст. ст. 193-17/6 и 193-20/6 УК РСФСР.
Предварительным и судебным следствием установлено, что подсудимые Павлов и Климовских, будучи первый — командующим войсками Западного фронта, а второй — начальником штаба того же фронта, в период начала военных действий германских войск против Союза Советских Социалистических Республик проявили трусость, бездействие власти, нераспорядительность, допустили развал управления войсками, сдачу оружия противнику без боя и самовольное оставление боевых позиций частями Красной армии, тем самым дезорганизовали оборону страны и создали возможность противнику прорвать фронт Красной армии.
Обвиняемый Григорьев, являясь начальником связи Западного фронта и располагая возможностями к налаживанию боеспособной связи штаба фронта с действующими воинскими соединениями, проявил паникерство, преступное бездействие в части обеспечения организации работы связи фронта, в результате чего с первых дней военных действий было нарушено управление войсками и нормальное взаимодействие воинских соединений, а связь фактически была выведена ии строя.
Обвиняемый Коробков, занимая должность командующего 4-й армией, проявил трусость, малодушие и преступное бездействие в возложенных на него обязанностях, и результате чего вверенные ему вооруженные силы понесли большие потери и были дезорганизованы.
Таким образом, обвиняемые Павлов, Климовских, Григорьев и Коробков вследствие своей трусости, бездействия и паникерства нанесли серьезный ущерб Рабоче-Крестьянской Красной армии, создали возможность прорыва фронта противником в одном из главных направлений и тем самым совершили преступления, предусмотренные ст. ст. 193-17/6 и 193-20/6 УК РСФСР.
Исходя из изложенного и руководствуясь статьями 119 и 320 УПК РСФСР,
Военная Коллегия Верховного Суда СССР
Приговорила:
1) Павлова Дмитрия Григорьевича, 2) Климовских Владимира Ефимовича, 3) Григорьева Андрея Терентьевича и 4) Коробкова Александра Андреевича лишить военных званий: Павлова — -«генерал армии», а остальных троих военного звания -«генерал-майор» и подвергнуть всех четырех высшей мере наказания — расстрелу с конфискацией всего лично им принадлежащего имущества.
На основании ст. 33 УК РСФСР возбудить ходатайство перед Президиумом Верховного Совета СССР о лишении осужденного Павлова звания Героя Советского Союза, трех орденов Ленина, двух орденов Красной Звезды, юбилейной медали в ознаменование «20-летия РККА» и осужденных Климовских и Коробкова — орденов Красного Знамени и юбилейных медалей «20-летие РККА».
Приговор окончательный и кассационному обжалованию не подлежит (выделено мной. -- В. Я.).
Председательствующий В. Ульрих
Члены
А. Орлов
Д. Кандыбин
ЦА ФСБ России 515