|
|
От
|
ЖУР
|
|
|
К
|
tevolga
|
|
|
Дата
|
21.10.2008 16:15:24
|
|
|
Рубрики
|
WWII;
|
|
У Бондарева ГГ спрашивает пленного хиви:"Власовец?"
"Вот этот с пулеметом на церковке сидел. Наш оказался.
— Как наш? — не понял Борис. — Чей наш?
— Ну... русский, что ли, шкура... Или как он там... Проститутка, в общем, — подбирая слова, объяснил Жорка, улыбаясь хмуро, и все трогал пальцами под носом. — Цельный час выкуривали его. Гранаты в нас кидал эти немецкие, а матерился, бродяга, по-русски, когда брали его... в шесть этажей...
— Власовец? — быстро спросил Борис, подходя к человеку в шлеме, впиваясь потемневшим взглядом в его лицо. — Власовец?
Человек стоял, расставив ноги в немецких сапогах, засунув руки в карманы, кругляшок черных волос прилип к сгустку крови на лбу, продолговатая ссадина на щеке тянулась к виску, один обезображенный окровавленный глаз заплыл; в глубине другого, антрацитно-черного, без ресниц, остановилось, замерло выражение ожидаемого удара.
— Ну? Власовец? — переспросил Борис. — Что молчишь?
Пленный пожал плечами, хрипло, грудью выдавил:
— Ich weib nicht...
— Врет, — насмешливо проговорил Жорка. — Дрейфит, проститутка, что власовца в плен не возьмут. Он еще по дороге начал: "Нихт, нихт!" А до этого в бога костерил! На чисто русском... Он наших в деревне не одного человека ухлопал. Церковка — все как на ладони. Т-ты! — крикнул он пленному и даже подмигнул, как знакомому. — Закати-ка в три этажа. Для ясности дела. Да не стесняйся, ты!
Пленный молчал, один глаз его застыл в немигающей неподвижности, зрачок слился с влажной чернотой, и вдруг весь глаз задрожал, как от тика.
— Стрелял, значит? — Борис взял человека за подбородок, поднял его голову, взглядом нащупывая ускользающую черноту зрачка.
— Может быть, фамилию назовешь?
Почему русский этот, оставленный здесь, в деревне, стрелял в русских с упорством, на какое, по-видимому, способен был немец, уже не интересовало Бориса. На этот вопрос никто из власовцев откровенных ответов не давал, и Борис медленно и раздельно проговорил:
— Ясно. Думаю, допрос не нужен. Как ты, Орлов?
Телефонисты сидели, напряженно выпрямившись в углу. Орлов, стиснув губы, смотрел в стол, и по его бледному лицу, на котором четко чернели красивые, изломанные у висков брови, Борис прочел приговор.
— Допрос? — зло произнес Орлов, не подымая головы от стола. — Ни одного вопроса! Родину, стервец, продал! А ну, выводи его. Фамилия? Не нужна фамилия. Он сам забыл ее!..
— Товарищи... Товарищи... — внезапно хрипло и жутко выдавил горлом пленный и, словно переломившись, сел на пол, диким глазом умоляя, прося и защищаясь. — Товарищи... — Он стал на колени, подымая и опуская руки. — Пощадите меня... Еще не жил я... Не своей волей... Пощадите меня... У меня жена с ребенком... в Арзамасе... Товарищи, не убивайте!..
Мутные слезы потекли по лицу. Не вытирая слез, он трясущимися руками разорвал подкладку на шинели, лихорадочно, слепо вытащил оттуда что-то завернутое в целлофан, торопясь, сдернул красную резинку.
Орлов гибко выскочил из-за стола, рванул к себе пленного за грудь, сильным толчком поднял его с земли. Бумаги упали на пол, рассыпались под ноги ему.
— "Товарищи... Не своей волей... Жена в Арзамасе"? Ах ты!.. А на церковке сидел до последнего? Умри хоть, сволочь, как следует!
— Товарищи... Товарищи... — Власовец снова ослабленно сел на пол и судорожно совал руки во все стороны, словно пытаясь еще подобрать рассыпанные бумаги. — Я не хотел... не хотел...
— Выводите! — испытывая омерзительное чувство, приказал Борис и отвернулся, чтобы не видеть этих унизительных, бегущих по щекам мутных слез, этого полного звериным страхом черного глаза без зрачка.
Власовца вывели. В траншее послышался шум, затем, накаленный животной ненавистью, взвизгнул голос:
— Были бы вы в моих руках!.. — Наступила пауза. И вслед за этим безумный, умоляющий вскрик: — Товарищи... Товарищи...
Воздух полоснула автоматная очередь."
ЖУР