В длинной цепи приключений, которые предшествовали  пожару
в квартире номер три, начальным звеном была ничья бабушка. Она,
как  известно,  жгла  на  своей  антресоли  керосин, так как не
доверяла электричеству. После  порки  Васисуалия  Андреевича  в
квартире давно уже не происходило никаких интересных событий, и
беспокойный   ум  камергера  Митрича  томился  от  вынужденного
безделья. Поразмыслив хорошенько  о  бабушкиных  привычках,  он
встревожился.
     -- Сожжет, старая, всю квартиру! - бормотал он. -- Ей что?
А у меня одна рояль, может быть, две тысячи стоит.
     Придя  к такому заключению, Митрич застраховал от огня все
свое  движимое  имущество.  Теперь  он  мог  быть   спокоен   и
равнодушно  глядел,  как  бабушка  тащила к себе наверх большую
мутную бутыль с керосином, держа  ее  на  руках,  как  ребенка.
Первым   об   осторожном   поступке   Митрича  узнал  гражданин
Гигиенишвили и сейчас же истолковал его по-своему. Он подступил
к Митричу в коридоре и, схватив его за грудь, угрожающе сказал:
     -- Поджечь всю квартиру хочешь? Страховку получить хочешь?
Ты думаешь, Гигиенишвили дурак? Гигиенишвили все понимает.
     И страстный квартирант в тот же день сам застраховался  на
большую  сумму.  При  этом  известии  ужас охватил всю "Воронью
слободку".  Люция  Францевна  Пферд  прибежала   на   кухню   с
вытаращенными глазами.
     -- Они нас сожгут, эти негодяи. Вы как хотите, граждане, а
я сейчас  же  иду  страховаться.  Гореть  все равно будем, хоть
страховку получу. Я из-за них по миру идти не желаю.
     На другой день застраховалась вся квартира, за исключением
Лоханкина и ничьей бабушки. Лоханкин читал "Родину" и ничего не
замечал, а бабушка не верила  в  страховку,  как  не  верила  в
электричество.  Никита  Пряхин  принес  домой страховой полис с
сиреневой каемкой и долго рассматривал на свет водяные знаки.
     -- Это выходит, значит,  государство  навстречу  идет?  --
сказал  он  мрачно.  --  Оказывает жильцам помощь? Ну, спасибо!
Теперь, значит, как пожелаем, так и сделаем.
     И, спрятав  полис  под  рубаху,  Пряхин  удалился  в  свою
комнату.  Его  слова  вселили  такой  страх,  что  в эту ночь в
"Вороньей слободке" никто не спал. Дуня связывала вещи в  узлы,
а  остальные коечники разбрелись кочевать по знакомим. Днем все
следили друг за другом и по частям выносили имущество из дома.
     Все было ясно. Дом был обречен. Он не мог  не  сгореть.  И
действительно,  в двенадцать часов ночи он запылал, подожженный
сразу с шести концов.