|
|
От
|
полковник Рюмин
|
|
|
К
|
Китаец
|
|
|
Дата
|
17.10.2003 10:50:00
|
|
|
Рубрики
|
WWI; 1917-1939;
|
|
Ловите. М.Д.Бонч-Бруевич. Конец царской армии.
>>...А то он лицо, так скть, заинтересованное. Коротенькая статья к 10-летию Октябрьского переговора, если хотите, завтра поищу.
>
>А где ж Вы там незаинтересованые лица видели?
ИЗ НЕОПУБЛИКОВАННЫХ РУКОПИСЕЙ
БОНЧ-БРУЕВИЧ Михаил Дмитриевич (1870—1956) — русский и советский военный деятель, генерал-лейтенант (1944 г.), доктор военных и технических наук, генерал-лейтенант царской армии (1915 г.).
В августе—сентябре 1917 г. — главнокомандующий войсками Северного фронта, способствовал подавлению корниловщины. Один из первых генералов русской армии, твердо вставших на сторону Советской власти. После Великой Октябрьской социалистической революции 7 ноября 1917 г. назначен начальником штаба верховного главнокомандующего. С 4 марта 1918 г. — военный руководитель Высшего военного совета. В июне—июле 1919 г. — начальник Полевого штаба РВС Республики. Ниже публикуется материал из записок М. Д. Бонч-Бруевича, посвященный десятилетию создания Красной Армии.
КОНЕЦ ЦАРСКОЙ АРМИИ
(К десятилетию Красной Армии)
В КОНЦЕ 1915 г. русская армия начала постепенно утрачивать свою боеспособность. Причин этому было более чем достаточно. Отметим лишь главнейшие из этих причин.
1. Энтузиазм первых дней войны сменился к этому времени рассуждениями о целесообразности великой европейской войны, в основу которой легли мало кому понят[н]ые союзнические обязательства, какие-то беспредельные, вынуждавшие русскую армию неизменно отказываться от собственного плана действий и предпринимать весьма рискованные и явно невыгодные для нее действия по требованию союзников; командные верхи русской армии, вероятно, считали, что в этом в армии не разберутся, но, увы, в низах армии именно в этом отлично разобрались;
2. Опытный командный состав в значительной степени был выбит в предшествующих боях; вместо него явились в армию «прапорщики» из школ и так называемые «офицеры военного времени», т. е. штаб и обер-офицеры, выслужившиеся во время войны; обе эти категории офицеров оставляли желать много лучшего в деле умения поддерживать боеспособность вверенных им частей, хотя лично многие из них были весьма храбрыми офицерами;
3. Старых солдат, опытных в боях и в походной жизни, оставалось в строю немного; их сменила молодежь, слабо подготовленная в запасных частях, — нервная, излишне чувствительная к боевым потрясениям;
4. Настроения внутри государства и как следствие их — постоянный недочет в тяжелой артиллерии, в огнестрельных
припасах и вообще в снабжении техническими средствами — наглядно убеждал многих в невозможности достигнуть боевого превосходства над противником,
5. Наконец, роковые неудачи так называемого карпатского похода1), закончившегося полным разгромом лучшей половины действующей русской армии, решительно подорвали ее боевую мощь.
В дополнение к этим главнейшим причинам видную роль в потере боеспособности русской армией сыграло неосторожное применение призывов целых возрастных классов в запасные части. Военное министерство, не соображаясь ни с емкостью запасных частей, ни с наличным количеством вооружения и снаряжения, ни с возможностью обучать призванных в запасных частях, продолжало настойчиво призывать на военную службу целые возрастные классы; таким путем рабочие отрывались от своих станков, земледельцы расставались со своими полями, ремесленники должны были бросать занятия своими ремеслами и проч.;
в общем народное хозяйство жестоко разрушалось...
И все это для того, чтобы без пользы для кого бы то ни было призванные на службу находились в запасных частях, переполненных людьми настолько, что не представлялось возможным разместить, одеть, обучить всех призванных на службу.
Трудно было понять человеку в 30—40 лет, что будто бы государству нужно держать сотни тысяч людей в запасных частях, не обучая их, и притом в самых невозможных условиях для хоть сколько-нибудь сносного человеческого существования.
Трудно было все [это] понять и уяснить себе в положительном смысле, но до крайности ясно и наглядно эта печальная действительность убеждала многих в нелепости происходящего: мысль призванных, несомненно, работала в направлении признания полного неблагополучия в деле ведения войны, а отсюда уже совсем близко было и до крика: «Долой ненужную войну!»
С таким именно настроением прибывали люди на укомплектование войсковых частей в конце 1915 г. и позже, передавая его другим товарищем по части.
Откуда же было взяться тому высокому настроению, без которого немыслимы успешные действия войск и которое является основой их «боеспособности»?
Повторяем такое настроение начало утрачиваться уже с конца 1915 года.
Ко времени Февральской революции 1917 г, боевые действия на всех фронтах затихли; армия обладала в это время уже ничтожною степенью боеспособности.
Весьма решительный толчок к дальнейшему понижению боеспособности армии был дан реформами военного министра А.И. Гучкова, из которых главнейшею по своей губительности была смена начальников, не присоединившихся к выкрикам «Война до победного конца!» по причине ясного сознания невозможности его достигнуть с армией, более чем наполовину утратившей свою боеспособность.
Солидные, толковые, опытные в боевом отношении, влиятельные командиры, еще оставшиеся в армии, были замещены Гучковым малоопытными и ничтожными людьми, кричавшими всюду о войне «до победного конца» ради угождения искусственно вздуваемому настроению. Все понимавшие, что с армией, в значительной степени утратившей боеспособность, невозможно рассчитывать на победоносный конец, были провозглашены «пораженцами», «изменниками союзническому долгу» и... изгонялись в отставку...
Ко времени Октябрьского переворота вопрос о потере боеспособности заключался только в том: возможно ли восстановить утраченную боеспособность или же следует признать, что армия окончательно разложилась, т. е. обратилась в вооруженную толпу, не способную на подчинение командованию, следовательно, непригодную для достижения каких бы то ни было боевых замыслов.
По примеру г[енерала] Корнилова3 многие в России и в самой армии еще продолжали считать, что стоит только ввести чрезвычайные меры строгости или отменить то или иное нововведение революционного периода, как сразу все изменится, все станет на свои прежние места, все и вся направит свою энергию к ведению войны «до победного конца» и к заключению мира «без аннексий и контрибуций». На этих мыслях весь командный состав раскололся как бы на два лагеря. Слепо верившие в возможность исцеления армии негодовали на отмену в ней прежнего порядка, не давая себе отчета в том, что и при прежнем порядке армия как боевая сила начала разлагаться уже с конца 1915 года; не отдали они себе отчета в том, что у начальников в армии вместо «права приказывать» осталась к этому времени лишь «привычка отдавать приказы» и что у солдат вместо «обязанности подчиняться приказам» осталась лишь та или иная степень «добровольного подчинения» приказам начальников, т. е. ничто иное, как только «инерция подчинения».
Надолго ли могло хватить этих робких начал управления и подчинения?
Конечно, ненадолго, потому что армия, получившая последний толчок к разложению от выступления г[енерала] Корнилова безудержно продолжала разлагаться как боевая сила.
Ко времени Октябрьского переворота я считал русскую армию совершенно небоеспособною, неизлечимо больною.
Для меня было ясно, что в революционную эпоху совершенно невозможно вести войну исходя из «союзов» и «замыслов» той власти, которая свергнута революцией; да и вообще, по моему мнению, весьма сомнительна была возможность для государства — одновременно проходить все фазы революции и в то же время участвовать в европейской войне, не преследуя этою войною целей, зародившихся в процессе революции и вытекающих из задач самой революции...
Для участия в войне необходим был полный пересмотр оснований этого участия; такого пересмотра Временное правительство не сделало, поэтому военный крах был [для] меня очевидностью, событием ближайшего будущего.
С такими убеждениями я занял пост начальника штаба Верховного главнокомандующего 20 ноября 1917 года и, чтобы не впасть в ошибку, решил проверить всесторонне вопрос о боеспособности армии. В течение ближайших двух недель такого рода проверка была мною исполнена со всею тщательностью и во всех подробностях. В результате я составил и отправил пространную телеграмму на имя Председателя Совета Народных Комиссаров В. И. Ленина, в которой в сжатых выражениях был изложен весь диагноз состояния всех элементов боеспособности русской армии. Общий мой вывод был выражен следующими заключительными словами этой телеграммы: «Русская армия вполне утратила боеспособность. России нужна новая боеспособная армия».
Потеряв армию как боевую силу, оставалось заботиться только о возможно безболезненном ее расхождении по домам и о спасении от гибели возможно большего количества материальной части, необходимой для будущей «новой» армии...
В этих заботах прошло все время с 20 ноября 1917 г. до 20 февраля 1918 г., когда была закончена ликвидация штаба верховного главнокомандующего со всеми его учреждениями.
В это время германцы начали продвигаться со стороны г. Нарвы к Петрограду;
их конные разъезды появились в окрестностях г. Гатчины.
По вызову Правительства Народных Комиссаров я с остатками штаба верховного главнокомандующего прибыл в Петроград для организации его обороны.
22 февраля 1918 г. мне была поставлена задача по обороне Петрограда с указанием, что в распоряжении Правительства нет достаточных для этой задачи вооруженных сил и что рабочие, вызванные с заводов и фабрик, заменят собою вооруженную силу.
В ночь с 22 на 23 февраля загудели гудки для сбора к Смольному.
В ту же ночь из рабочих началось формирование «разведывательных групп».
23 февраля 1918 года, т. е. десять лет тому назад, были высланы первые «разведывательные группы» на фронт Нарва — Себеж, а вслед за ними наши «отряды», поддерживающие эти группы.
Так зародилась «новая» армия молодой Республики, развившаяся из «разведывательных групп» и «поддерживающих отрядов» обороны Петрограда в мощную Красную Армию, победоносно прошедшую трудный путь первого десятилетия ее существования…
____________________________
' Автор имеет в виду наступательную операцию русских армий Юго-Западного фронта проведенную 10(23) января — 11 (24) апреля 1915 года. с целью вторжения в Венгрию и выводя Австро-Венгрии из войны. Главная задача при этом возлагалась на 8-ю армию генерала А. А. БрусиловаО подготовке Карпатской операции стало известно германскому командованию. В районе Мукачева (Мункач), Ужгород была развернута новая Южная армия (командующий А. Линзинген). Австро-венгерские и германские поиска 9-11 (22—24) января перешли в наступление. Начавшееся почти одновременно наступление 8-й русской армии сопровождалось многочисленными встречными боями в сложных горных зимних условиях, вследствие чего русские войска продвинулись незначительно В середине марта 1915 г. 8. 3 и 11-й армиям Юго-Западного фронта была поставлена задача прорвать оборону в центре австро-германских войск и выйти во фланг и тыл противника. В ходе нового наступления 8 я и 3-я русские армии продвинулись лишь на 20 км. 11(24) апреля командующий Юго-Западным фронтом генерал Н. И. Иванов отдал директиву о закреплении войск на достигнутых рубежах.
В итоге Карпатской операции русские войска потеряли около 1 млн. человек (противник около 800 тысяч человек), но не достигли поставленных целей.
>С почтением. Китаец.