спасибо. а я уж подумал - Лазарчука экранизировали...
" Первого марта день был ясный, небо прозрачное, и бомбардировщик
увидели вовремя, но он шел высоко, один, и огонь пока не
открывали -- смысла нет тратить снаряды по цели, идущей в
двенадцати километрах над тобой. Крохотный светлый крестик
прошел над головой в тыл, там развернулся и пошел обратно, и
всем было ясно, что это разведчик и следует готовиться к налету
-- как вдруг высоко, прямо в зените, раскрылся парашют.
Маленький белый круглый купол. Один. Это было непонятно, и все
приникли к биноклям, а парашют снижался довольно быстро, и вот
под куполом, в центре его, стало видно что-то черное и круглое,
это был явно не человек -- бомба! Все знали уже об этих новых
бомбах и потому сначала оцепенели, а бомба спускалась сверху,
как по нитке, прямо на головы, и вот сейчас она вспыхнет белым
-- и все люди испарятся, как капли воды на раскаленной броне, и
камень, размягший, потечет вниз, туда, где в немыслимом жаре,
оседая, плавятся и корежатся железные балки, потом по всему
этому сверху туго ударит волна и расплещет, смешивая, камень и
металл, и потом, когда все остынет, никто никогда не поймет, где
и что было и где кто стоял...
Петер увидел это -- и в тот же миг воздух над его головой
загудел от густой пулеметной струи, кто-то успел -- бомба
задергалась под куполом и, оторвавшись, полетела вниз, упала --
Петер не мог оторвать взгляд от нее,-- и, раскалившись,
загорелась зеленоватым и очень жарким пламенем, остывающим в
густой белый дым, и несколько саперов бросились туда, к обломкам
бомбы, и ломами, лопатами, прикладами, сапогами стали
подталкивать их к обрыву, и Армант был среди них с камерой,
потом он бросил камеру на землю и тоже, схватив руками что-то,
побежал к обрыву и швырнул туда это, потом вернулся и вдвоем с
кем-то, прикрываясь руками от жара, потащил по снегу горящий
обломок, другие пытались снегом тушить самый большой костер, но
от снега он только разгорался, но уже кто-то завел трактор и
несся туда на тракторе, вспарывая снег, и вот все отошли, и в
дело вступила техника. В две минуты бульдозер сгреб все в кучу и
спихнул вниз, и саперов тут же раздели догола и голых погнали в
баню -- так было надо. Все побросали вниз -- и одежду, и то, чем
они работали, только камеру Арманта Петер подобрал и, вынув из
нее кассету, бросил камеру туда же.
Пережитая почти наяву смерть-испепеление смутила его, да и не
только его, все вокруг говорили чересчур громко и весело и
смеялись или противно, или ненатурально, стараясь притвориться
дурачками, которым все равно -- жить или не жить; на войне
вырабатывались своеобразные правила хорошего тона. Но скоро они
примут свои законные двести пятьдесят, и все станет простым и
вполне приемлемым -- так вот и живем... и помираем так. А что?
Нам помереть -- это раз плюнуть. Эх, солдаты-солдатики,
оловянные лбы..."
С уважением
