В Сербию я попал совершенно случайно. По идее туда должны были попасть мои коллеги Елена Рыленкова или Анна Бесчастнова – именно они были теми новокузнецкими журналистами, которые работали с сербскими геологами, приехавшими в Новокузнецк в рамках международной экспедиции «Алтай-2004». Но пригласили меня. Не знаю почему. Позвонил совершенно незнакомый мне до этого мужчина, представился профессором Новокузнецкой педагогической академии Ярославом Михайловичем Гутаком.
- Ростислав, у нас летом 2005 года планируется экспедиция на Балканы, сербы включили в список тебя, если интересно – готовь загранпаспорт и в августе поедем. Экспедиция будет идти целый месяц, объедем всю Сербию и Черногорию. Организатор – крупнейшая сербская нефтегазовая компания «НИС-Нафтогас»
Телевидение, в котором я трудился, особого интереса к этой поездке не испытало, потенциальные спонсоры вежливо выслушали и обещали подумать – я взвесил все «за» и «против» и решил рвануть за свой счет, потратив на поездку очередной отпуск. Сербия всегда была интересна, особенно после всех событий 90-ых годов – я еще в 1999 году пытался убедить свою телекомпанию отправить съемочную группу в Югославию в преддверии бомбардировок НАТОвской авиацией Белграда. Директор тогда сморщил нос – кузбасских медийщиков всегда больше интересовала сиюминутная прибыль, а не нормальная журналистская работа . В этом смысле я всегда завидовал своим коллегам из Екатеринбурга и Красноярска, которые успели поработать и в Ираке, и в Чечне, и в Югославии.
В середине июля 2005 года я уже познакомился со своими будущими коллегами по экспедиции – кроме Гутака , в Сербию собиралась его коллега по Академии Валентина Антонова и преподаватель Томского государственного университета Сергей Родыгин. Они оказались людьми очень серьезными, истоптавшими в геологических экспедициях не одну тысячу километров. За плечами у каждого десятки научных работ, диссертации – в общем жизнь меня свела с учеными с большой буквы. Билеты до Белграда мы взяли легко, спасибо Интернету, и 16 августа 2005 года наша экспедиция высадилась в Белградском аэропорту. Здесь нас встретил профессор Иван Дулич, руководитель экспедиции с сербской стороны и, побросав вещи в микроавтобус, мы поехали в город Нови Сад, стоящий в 80 километрах от столицы – отсюда через пару дней экспедиция должна была дать с местной стороны.
ПОХОЖИЕ И НЕПОХОЖИЕ
Первое впечатление от Сербии – это отель в Нови Сад, где я поселился. На вывеске четыре звезды, зато фойе было обшарпано до неприличия. На ресепшене никого нет, но висят клубы табачного дыма. Я ждал две минуты, три, не выдержал, начал громко покашливать – из-за занавески появился высоченный дяыдька-администратор. Ни слова не сказал, взял мой паспорт, полистал.
- Из Руссии? – поинтересовался дядька. Русский язык и сербский очень похожи, они, конечно, не настолько близки, как русский и украинский, но общаться можно без переводчика.
- Из Руссии, - кивнул я. Номер был забронирован нашими сербскими коллегами и ключи мне достались быстро. Правда, все мои паспортные данные администратор вписал не в компьютер – его просто не было, а в какую-то толстую амбарную книгу.
- Тридесят пят. (Тридцать пять). Добро дошли (добро пожаловать)! – администратор улыбнулся и я увидел у него во рту аккуратный ряд золотых зубов.
Номер оказался ничуть не лучше фойе. Кровать, телевизор, торшер – все изрядно «бэу». Когда я попытался зажечь свет в туалете, лампочка тут же перегорела, успев щелкнуть. Пришлось вновь спускаться на ресепшен.
- Проблемы, - говорю, - света нема.
Администратор на меня внимательно посмотрел, вздохнул, не спеша вышел из-за стойки. В номер поднялись вместе. Серб долго смотрел в темный туалет, взял стул, залез на него, выкрутил перегоревшую лампочку из патрона, отдал мне, затем выкрутил лампочку из торшера в комнате и вкрутил ее в туалете.
- Нема проблем! – он включил свет и снова улыбнулся своей золотозубой улыбкой. Администратор ушел, а я остался в номере с перегоревшей лампочкой в руках.
* * *
Нови Сад – крупный город, второй по населению после Белграла Здесь расположена штаб-квартира «НИС-Нафтогаса», фирмы большой и серьезной. «Нафта» - это нефть, «гас» - газ. Сербы шутят, что это их «Газпром». Сравнение объективное – практически вся добыча полезных ископаемых на территории Сербии и Черногории ведется силами этой компании. Именно поэтому в 1999 году американцы подвергли Нови Сад жестоким бомбардировкам. Были разрушены нефтеперерабатывающие заводы и все четыре моста через Дунай. Два моста за прошедшие годы сербы восстановили, вместо одного – паромная переправа. Больше никаких следов от войны не видно, впрочем, ковровых бомбардировок НАТО и не практиковало, старалось бить точечно, управляемым оружием по стратегическим объектам. Точность стрельбы на поверку оказалась не той, как ее описывают в рекламных буклетах и в специализированной литературе, где ракеты и бомбы влетают буквально в форточку – например, огромную телевышку в Новом Саде натовцам уничтожить так и не удалось, вся вершина горы в воронках от бомб и ракет, но сама башня уцелела.
* * *
К югославам у меня было двойственное отношение – вроде и народ родственный, но опыт общения с югославами в советские годы оставлял не самое хорошее впечатление – общаются «через губу», достаточно заносчивы и прослеживается некая презрительность ко всему русскому. Но последние лет пятнадцать почему-то мнение это переменило. Книги Пикуля, воспоминания наших добровольцев, которые воевали на стороне сербов в многочисленных войнах 90-ых годов, наконец, агрессия НАТО – видимо, подсознательно способствовали развитию романтических представлений. И я поехал в Сербию с убеждением, что сербы – это православная нация, которая изо всех сил влюблена в русских, с уважением относится к России, а вот те югославы, которые были заносчивыми и с усмешкой – то были не сербы, а какие-нибудь словенцы или боснийцы. Каждый искусственно созданный образ нуждается в проверке и в испытании. Мой образ сербов – такое испытание прошел. В большинстве своем они православные люди, однако, гораздо более религиозные, чем мы. Сербы – гостеприимны, видимо, это свойственно всем православным славянам. И они действительно любят Россию. Почему? Фиг его знает. На заработки они ездят в Германию и Австрию, они хотят вступить в Европейский Союз, большинство их политических лидеров ориентируются на Запад, и, тем не менее, слово «русский» здесь откроет любые двери. Две реально существующие и в Сербии, и в Черногории пословицы – «С нами Бог и Россия» и «Нас с русскими триста миллионов». И если местный истеблишмент достаточно сдержан в этих братских проявлениях – многие учились на Западе, то простой народ – он и есть простой народ. Здесь любовь к русским сегодня смешана со смертельной обидой.
В какой-то придорожной забегаловке ко мне подошел совершенно классический небритый алкаш и принялся выяснять, как я отношусь к Милошевичу. Нормально, отвечаю. А почему тогда вы нам не помогли и американские «авионы» нас бомбили? Попытка объяснить про Ельцина, Черномырдина и опасности втягивания России в большую войну, ни к чему не привела – при всей схожести русского и сербского, языковый барьер такие разъяснить ньюансы международной политики. Серб махнул рукой, и я почувствовал себя виновным в бомбежках югославских городов.
Название русского зенитно-ракетного комплекса С-300 возникало в любом более-менее откровенном разговоре. Сербы уверены, что, если бы Россия тогда рискнула и поставила эти комплексы Югославии, война 1999 года завершилась бы с другим результатом. Им бесполезно говорить, что тогда бы бомбежки Сербии могли бы влиться в глобальный конфликт, к которому Россия в ее нынешнем состоянии не готова. Они считают, что мы их предали. И возможно, они правы.
* * *
Впрочем, хватит о политике. Перед стартом экспедиции Иван Дулич вообще попросил как можно меньше о ней говорить: «У нас геологическая экспедиция, а не политическая». Попросить – это одно, а претворить эту идею на практике оказалось невозможно. Все равно разговоры у костра заканчивались политикой. Дуличу, лично я, вообще в течение этого месяца сочувствовал – каждое возлияние заканчивалось поднятием бокалов и тостами за русско-сербскую дружбу. Дулич рюмку поднимал, но было видно, что ему это делать непросто – он хорват. А отношения между сербами и хорватами после гражданской войны и отделения Хорватии простыми не назовешь.
Запад, безусловно, постарался, развалив вотчину маршала Тито. Вбить клин между народами бывшей Югославии, наверняка, было сложно, но это удалось. Я до сих пор могу только догадываться, что нужно было сделать, что бы в 1991 году два народа, сербы и хорваты, говорящие на одном языке (он так и называется «сербско-хорватский», разница в произношении нескольких слов), сцепились в братоубийственной войне. Наш коллега, томский геолог Сергей Родыгин, объехавший половину Югославии в начале 80-ых годов, в одной из своих публикаций о нашей экспедиции писал: «В Дубровнике или Сараево нам с гордостью показывал стоящие рядом мечеть, католический храм и православную церковь. Каким странным казался вопрос советской туристки: «Скажите, а этот храм действующй?» .
Можно, конечно, представить войну из-за национальной ненависти, но когда разница между воюющими народами лишь в религии, одни - православные, другие - католики – из-за чего воевать? Причем с жестокостью достойной фашистов? Аналогичная ситуация и в антагонизме между сербами и боснийцами. Боснийцы – это насильно исламизированные турками в средние века сербы. Проще говоря – сербы с оккупированных территорий. Они говорят по-сербски, внешне похожи, славяне, у них общая история, корни, и, тем не менее, спустя несколько сот лет после турецкой оккупации между единокровными народами вновь возник кровавый конфликт. Ислам и христианство оказались для людей более важными, чем общий язык, экономика, политика, смешанные браки.
Отцам-основателям Советского Союза нужно поставить памятник, что в целом на территории бывшего СССР вытравили религиозную неприязнь и ненависть. Атеизм и интернационализм, оказывается, не так уж плохи, как это нам сейчас пытаются представить - иначе развал СССР обошелся бы в такую цену, что мы о жертвах Великой Отечественной и не вспоминали.
… Опять я на политику скатился.
* * *
Как уже говорилось выше – сербский язык и русский сильно похожи. По-русски «готовить» - по-сербски «готовити», по-русски «жатва» - по-сербски «жетва», и т.д. – «мед» на обоих языках «мед», «хлеб»- тоже «хлеб», «морковь» - «мрква», ну и т.д. Еще больше слов, которые просто понятны: «произношение» - «изговор», «собеседник» - «соговорник», «собака» - «пас» (пес). Есть, конечно, абсолютные нестыковки, порой комичные. Однажды на глаза попался баннер – на фотографии радостная молодежь, юноши и девушки смотрели с плаката, ниже надпись на-сербском – «Понос нашего града». Мы, когда увидели этот плакат, честно говоря, были в шоке – подростки на баннере вроде не наркоманы, что бы обзывать их таким словом. Позже выяснили: «понос» означает на русском - «гордость». В свою очередь наше слово «губа» для серба слышится названием страшной кожной болезни – «проказа». Но самая сильная игра слов – это как называется по-сербски вытрезвитель – «антабусна станция».
Есть еще масса забавных вещей, связанных с существующими различиями, вызванными, насколько я понимаю, близостью к Западной Европе. В Сербии и Черногории на отхожих местах не пишут ни «туалет», ни «М», ни «Ж». На всех отхожих местах красуется аббревиатура из двух букв «ВЦ». Но не латинскими буквами – «WC» (water closet), а кириллицей – большая «В» и большая «Ц». Учитывая, что сербы, как и мы к туалетам должного внимания не уделяют – зачастую они выглядят и пахнут как наши, то и надписи такие же, масляной краской, да еще и подтеками. Особенно забавно это выглядит в монастырях – там эти буквы пишут старославянской вязью.
И, тем не менее, при всей близости языков, кириллица в современной Сербии вынуждена конкурировать с латиницей. Официально, вся документация ведется на кириллице, но, учитывая, что сербы со всех сторон, кроме Болгарии, окружены теми, кто пишет на латинскими буквами, латынь можно встретить везде – и на вывесках, и дорожных указателях, и в личной переписке. Жалко, конечно, сербов, которые вынуждены писать наши славянские шипящие согласные типа «Ч», «Ш», «Щ», мягкие «Л» и т.д. латынью, но сами они к себе, похоже, жалости не испытывают – легко пишут и так и эдак, объясняя свое искусство и своей близостью к Европе, и даже тем, что клавиатуры на кириллице в Сербии практически не выпускают. Россия, кстати, которая не поставила нашим славянским братьям зенитно-ракетные комплексы, могла в качестве поддержке сербского языка (ну и своего влияния тоже) в качестве гуманитарной помощи подарить пару миллионов русских клавиатур. Нам не «в напряг», а кириллицу в Сербии бы спасли. Тем более, что, по моему искреннему убеждению, вслед за потерей кириллицы, наступит очередь православия – не может православная церковь писать на разных языках со своим народом. Сербская церковь пока же особой борьбы с наступлением латиницы не ведет – по крайней мере я, посторонний и случайный человек, ее не заметил.. Хотя в стране есть люди, которые осознали все последствия подмены алфавита. Уже в конце экспедиции я познакомился с очень пожилым человеком, хорошо говорившим по-русски. Академик Сербской Академии наук Стеван Карамата.
- Я сербский шовинист, один из тех, кто подписал обращение к народу ведущих ученых страны о возможной гибели сербской нации, - сказал он мне. - Кириллица уходит, значит уйдет и православная вера – молодежь не сможет понять нашу Библию, прочесть молитвы на кириллице. Но нас в правительстве не услышали – все слишком любят Запад.
- Не страшно идти против течения? Ваши нынешние руководители ориентируются на Европу и Америку, вступление в ЕС не за горами, затем наверняка – в НАТО?
- А чего мне боятся, мне 78 лет, три раза сидел в тюрьме, сначала хорваты меня сажали, за то, что уклонился от призыва в их армию, затем англичане – подозревали, что я коммунист, потом армия Тито успела за решетку посадить. Не привыкать…
* * *
Депутаты российской Госдумы любят ругать наше телевидение за то, что оно американскими фильмами навязывает родному народу чуждые ценности. Но в России эти фильмы хотя бы переводят, и Том Круз разговаривает на русском языке. В Сербии практически все фильмы на местных каналах идут на английском. С сербскими субтитрами. О каком сохранении культурных традиций можно говорить? Причем сериалы в эфире только западные, своих не производят, а из наших - случайно увидел «Бедную Настю».
Но у телевизоров сербы проводят гораздо больше времени, чем мы – они их действительно смотрят, причем с таким вниманием, как будто телевизоры завезли в бывшую Югославию года два-три назад. Женщины не отрывают глаз от многосерийных «лав-стори», мужики постоянно переключают с канала на канал в поисках спортивных передач или новостей. Один телевизионный канал был полностью выделен под трансляцию суда над бывшим президентом Югославии Милошевичем, происходящим в Гааге. И зрители даже у такой программы есть – даже в кафе, за чашкой кофе или рюмкой ракии.
* * *
Одно открытий. В Сербии никто не знает Гойко Митича, мускулистого парня, игравшего в гэдээровских фильмах про ковбоев и индейцев Чингачгука, Верную Руку и пр.пр.пр. Когда у сербов спрашиваешь, что стало с актером, популярным в Советском Союзе в 70-ые годы, все пожимают плечами. Причина, как выяснилось, простая – не показывали в Югославии фильмы производства ГДР, все смотрели в оригинале американские вестерны. Такой вот штрих, к якобы существовавшей диктатуре Тито.
* * *
Английский язык сербы упорно называют «американским».
* * *
Еще про войну. Ночью в горах засмотрелся на звездное небо. Один из водителей, Штулич, спросил:
- На сателлиты (спутники) смотришь? Их мало сейчас. А когда НАТО бомбило – все небо было в сателлитах.
Действительно в ходе агрессии НАТО американцы специально поменяли орбиты многих военных спутников для круглосуточного наблюдения за территорией Югославии.
* * *
В Белграде до сих пор стоит разрушенное бомбежками здание МВД и Генерального штаба. Американцы их разбомбили в первые часы войны. Разбомбили с особым цинизмом – второй удар по объектам был нанесен, когда на руинах работали врачи «Скорой», спасатели, медики. Погибло около 80 человек, среди которых не было ни одного военного или полицейского.
В соседнем с МВД доме живет Радмило Йованович, геолог. Он рассказывал, что во время ночных бомбежек он с женой и детьми спал на одной кровати. Вернее пытались спать – лежали без сна, взявшись за руки.
- А почему не уехали из Белграда?
- Ехать некуда, наш дом здесь, и погибать были готовы все вместе.
Американцев он называет двумя словами, которые в переводе не нуждаются – «курвы» и «говно».
* * *
Таких, как Радмило, в Сербии очень много, наверное, полстраны – поэтому до сих пор посольство США охраняется сербским спецназом круглые сутки. Во время войны 1999 года этот спецназ ловил по окрестным лесам сбитых летчиков НАТО и приводил из-за кордона американских «языков». Сегодня власть в Сербии поменялась, вектор политики сменился на Запад, поэтому спецназовцы охраняют тех, против которых недавно воевали. Стоят вокруг высокой ограды в бронежилетах, с автоматами в руках и внимательно разглядывают прохожих. Не просто им наверное, но военные люди подневольные – сказали ловить - ловят, приказали охранять – охраняют.
* * *
Случайный разговор в хлебной лавке с продавцом: «Меня мобилизовали воевать в Косово, из тридцати человек из нашей округи назад вернулось в лучшем случае половина, остальные погибли. Не от пуль албанских экстремистов, самолеты НАТО бомбили так, что мы даже голову поднять не могли. Видишь, я весь седой – зато уцелел».
* * *
В одной из деревень зашли в «Партизанский дом» - во времена Тито строили на селе нечто среднее между мемориалом и домом культуры, вроде и кинозал есть, но и портреты погибших во время борьбы с немецкими оккупантами. В фойе порядка ста фотографий героев – под каждой дата смерти, 1941, 1942. 1943. 1944 – все как у нас. Но в конце этой стены скорби видишь свежие фотографии – 1992 год, 1993, 95, 99… молодые парни, кто-то служил в милиции в Косово и погиб от рук албанских боевиков, кто-то убит НАТОвскими бомбами. Очень похоже на наши мемориалы – Великая Отечественная, Афганистан, Чечня. Слава Богу, НАТО до нас пока не добралось.
* * *
В отличие от Нови Сада в Белграде американцам удалось разбомбить телевышку. Здоровенное было сооружение – чуть поменьше Останкинской башни. Погибло полтора десятка человек – журналисты, техники и даже уборщица. Сейчас телевышку восстанавливают, а возле ее основания стоит монумент с высеченными именами погибших. Выше надпись: «За что?»
СТРАНА И ЛЮДИ
Утром 18 августа наша экспедиция стартовала – поехали на трех машинах. Микроавтобус «Фольксваген», внедорожник «Ленд Ровер» и длиннобазная «Нива». Эти машины станут нашим домом на целый месяц – в общей сложности запланировано проехать около четырех тысяч километров, ученые будут работать в 70 с лишним точках.
Нас набилось в машины человек пятнадцать. С сербской стороны - не только геологи, Иван Дулич взял с собой и телевизионного оператора. Парень и внешне неприятный, и на общение не пошел вообще, и питался отдельно, и водку не пил – одним словом «не наш человек». Потом мне объяснили, что он профессор кафедры телевидения местного университета и снимал художественные фильмы под руководством Кустурицы.
Меня беспардонно выселили с заранее запланированного места в «Фольксвагене» рядом с водителем – здесь будет сидеть некий старый профессор, которого мы должны забрать позже.
* * *
Два слова о Ярославе Гутаке – руководителе «Балкан-2005» с русской стороны. Сегодня в российской науке вряд ли можно встретить такого специалиста, как Ярослав Михайлович. Доктор геологических наук, профессор, автор множества оригинальных теорий в геологии, которые, порой, противоречат академическим учебникам и при этом, ученый, который не уехал в Америку и не променял науку на бизнес – сколько таких людей в Кузбассе? А в России? Единицы!
Еще в Гутаке меня потрясает жизнелюбие и честность – вот лишь один, но очень показательный факт - в 1986 году, его, как офицера призвали в химические войска и отправили ликвидировать аварию в Чернобыле. Спустя три месяца, подразделение, которым он командовал, просто-напросто забыли в зараженной зоне. Все уже получили критическую дозу радиации, но солдаты Гутака, по-прежнему находились в черте, пораженной выбросом с АЭС. И Гутак, плюнув на всю военную иерархию, пошел по партийной линии, пообещав, что если военнослужащих не выведут из-под Чернобыля, он дойдет до ЦК. Подразделение из зоны заражения вскоре вывели. Многие из тех, кто служил с Ярославом Михайловичем, даже и не предполагают, кто на самом деле спас их жизни. Гутак об этой истории не вспоминает, о ней я узнал от других людей.
* * *
Только выехали из Белграда, на горизонте появились силуэты доменных печей. Крупный металлургический комбинат. Спрашиваю, ребят, а почему он целый, успели восстановить после войны? Сербы посмеялись – завод был еще до войны приватизирован американскими фирмами и его не бомбили. Американцы не имеют привычку портить свое имущество.
* * *
Прошел первый день пути, и мы выехали к Дунаю. На одном берегу Сербия, на другом уже Румыния. Крупнейшая река Европы производит впечатление. Нечто подобное я видел на берегах Енисея. Крутое ущелье, глубиной в полкилометра, скалы над головой по которой катит желтоватые мутные воды речища такой ширины, что румынский берег плохо просматривается. По реке периодически буксиры тянут баржи, а пассажирские теплоходы бурлят волну. Бодро прошел мимо нас белоснежный лайнер «Днепр» с «жовто-блактиным» флагом на трубе – украинцы активно работают на Дунае, катая западных туристов.
* * *
В маленьком городке Дони Милоновац на сербо-румынской границе обратил на интересную особенность – на фонарных столбах наклеены объявления – траурная рамка, фотография усопшего: «Ушел из жизни…». Думал, что такие объявления свойственны лишь тем, городам и поселкам, где нет своих газет. Оказывается в сербской провинции это принято. Родные обязаны сообщить землякам, что из жизни ушел их близкий человек.
* * *
Приехали на запад Сербии. Граница с Болгарией. Места абсолютно глухие – ущелья, в глубине которых лишь слышно быструю реку. Горы покрыты непроходимым лесом – глядя на эти скалы и сплошную зелень, понимаешь, почему немцы не смогли выбить отсюда партизан все четыре года оккупации. На памятниках, правда, о немцах слов мало – в основном они посвящены победам югославов над «болгарскими оккупантами». Болгары, действительно, вместе с вермахтом и СС пытались в годы войны покончить с партизанским движением, но при Тито никакой политкорректности не было – не обращая внимания на общую коммунистическую идею и славянские корни, Болгария и Югославия дружно никогда не жили, даже во времена социалистического братства. Нелюбовь эта сохранилась до сих пор и даже усугубилась – болгары в НАТО, а сербы – нет. Во время войны 1999 года американцы по соглашению с болгарским правительством развернули на границе радиолокаторы, поисково-спасательные службы, которые вытаскивали сбитых над Сербией летчиков.
Заехали в село. Геологи ушли в горы, а я обратил внимание, что «похоронные» объявления на стенах домов написаны не по-сербски, а по-болгарски. Смотрю - мимо меня по улице бодро чешет дед с тележкой.
- Дед, - говорю. – Ты болгарин?
- Братушка! – завопил дед, бросив телегу. – Русский!!!
И давай креститься. Мне даже не удобно стало.
Разговорились – благо болгарский язык тоже русскому уху понятен. Дед естественно достал бутылку ракии.
- Люблю русских, - говорил он, наливая. – Только Сталина не люблю.
- А Сталина за что?
- Это ведь Сталин разрешил Тито границу с Болгарией провести перед нашей деревней. Забыл он про целую болгарскую деревню, которая так под сербами и осталась.
* * *
Напоминаний о Тито сегодня в бывшей Югославии очень мало. Бывший Титоград, столицу Черногории, переименовали в Подгорицу. Статуи маршала, стоявшие на перекрестках, снесли. Только в провинциальных маленьких городках можно найти улицу имени Тито. Это, пожалуй, все, что напоминает о человеке, который правил Югославией почти четыре десятка лет. Нынешние власти делают вид, что отца югославского социалистического государства как будто бы не было. Но однажды в заброшенном деревенском доме культуры я нашел большой портрет Иосипа Брос Тито. Черно-белый плакатный снимок. Вроде наших растиражированных фотографий членов Политбюро, которые носили на демонстрациях 7 ноября и 9 мая.. Когда мы достали фотоаппарат, чтобы щелкнуться на фоне этого портрета, я взглянул на сербов – у них были такие лица, как будто мы собираемся надругаться над святыней. Фотоаппарат мы сразу спрятали.
* * *
Мы объезжали Косово с запада. Пришлось делать крюк в двести километров. Через Косово напрямую ездить нельзя. Могут просто убить. Но при этом, о существовании границы между войной и миром ничего не напоминало. Вроде бы рядом территория, контролируемая полицейскими силами НАТО с вялотекущей межэтнической войной и албанскими боевиками, но кроме проскочившего на низкой высоте военного вертолета, не было больше никаких признаков близости бывшей югославской республики, из-за которой впервые после второй мировой на европейской земле вновь взрывались бомбы. Хотя нет – нам на встречу попадались автобусы. Рейсовые автобусы Приштина-Белград, страшные, старые, скособоченные, битком набитые людьми, стоявшими в проходах . Конец августа 2005 года был жарким на Балканах и двенадцатичасовое путешествие из Приштины до Белграда , наверняка, превращается в пытку. Для косовских сербов эти автобусы – единственная связь с «большой землей», с надеждой на крышу над головой и кусок хлеба. Большинство пассажиров – это беженцы. Новые албанские власти Косово плавно и незаметно выживают сербов с их родной земли и они вынуждены искать свое будущее в Белграде и других городах Сербии.
* * *
Традиционно русские считают, что именно наша нация является самой пьющей – опровергал это и Сталин, цитаты которого приводятся в знаменитой «Книге о здоровой и вкусной пище», и борцы с антиалкогольным законом, и недруги Егора Лигачева, и тем не менее, «у советских собственная гордость» - пили, пьем и пить будем больше всех. Увы, увы – есть народ, который русских перепьет – это сербы. Сначала мы думали, что выпить вечером пару литров ракии – местного самогона, который делается из всего что растет, – винограда, абрикосов, сливы и пр. , это просто гостеприимство. Но затем, стало ясно, что гостеприимство к ракии отношения не имеет. Ракия – есть ракия, а гостеприимство – это гостеприимство. Представьте – восемь утра, экспедиционная машина трогается, и по рядам пошла бутылка. Просто – из горлышка и безо всякой закуски. Русские улыбались, из вежливости прикладывались, максимум по глотку. На следующий день, когда ракия в машине кончилась и в ход пошла бутылка привезенной из Новокузнецка «Ивана Неешлебова», русская душа взбунтовалась – во-первых, мы не алкаши, что бы пить водку рано утром, во-вторых, а где закуска? В-третьих, а повод-то какой?
Дальнейшее наблюдение за местными жителями привело к твердому убеждению, что с точки зрения объемов поглощения спиртного – мы, русские, просто дети на фоне сербов. В городах и селах мужики, сидящие в девять утра (!!!) в кафе и поглощающие ракию – явление банальное и относящееся к норме жизни. Рюмка-другая никому здесь, похоже, не вредит. Даже водителям. Почему, для меня осталось загадкой. Ведь ракия, хоть и называется ракией, но фактически самогон крепостью от пятидесяти градусов…
* * *
И вино здесь льется рекой. Тем более, какое вино! Густое, ароматное, с насыщенным цветом. На его фоне все наши кубанские и молдавские вина лишь жалкая подделка. Причем интересная нестыковка русского и сербского языков. Красное вино сербы называют черным («црно»), а розовое у них считается красным ( «црвено»). Ну а белое, оно и в Сербии белое.
* * *
Если вас занесет на самый юг Сербии, не пытайтесь найти спиртное в городе Нови Пазар. Здесь проживают сербы-мусульмане. О том, что выпивки здесь искать нет смысла, можно было догадаться уже на въезде, увидев тонкие башни минаретов, но мы, наивные, почему-то думали, что сербское начало должно взять верх над религиозными чувствами. Увы, Нови Пазар на сто процентов мусульманский город.. Наш водитель Штулич ругался самыми скверными словами, когда во всех придорожных лавках и магазинах продавцы на чистом сербском языке говорили: «Вина и ракии нема». На Россию эту ситуацию спроецировать невозможно – сложно представить российский населенный пункт, в котором не торгуют водкой и пивом.
* * *
И еще о религии. Как уже было сказано выше, большинство сербов – православные. Причем не просто православные, а очень верующие и набожные. Несмотря на годы правления коммунистов – практически в каждом селе есть церковь и не одна. Все действующие. Церкви, конечно, отличаются от наших – нет русских позолоченных куполов, сербские церкви очень аскетичные и близки по архитектуре к армянским храмам. Но, когда ты заходишь за ворота, сразу понимаешь, что церковь эта православная. Роспись, батюшки, очень похожие своим обряжением на наших, и настоящее благоговение перед русскими – даже в закрытых от внешнего мира монастырях мне разрешали снимать, узнав о том, что я из России. В киосках, торгующих православной продукцией, очень много российских компакт-дисков с церковными песнопениями, DVD и богословской литературы, выпущенной в Москве и Питере. Сербская православная церковь – один из немногих плацдармов , которые Россия может использовать для укрепления своего влияния на Балканах – это факт.
* * *
Ярослав Михайлович Гутак оказался страстным грибником, а сербские горы – просто грибным заповедником. Гутак на каждой стоянке экспедиции уходил в лес и возвращался, держа в руках кило-полтора белых грибов или каких-то опят. Грибы естественно оприходывались за ужином. Сербы долго наблюдали за походами Гутака и, наконец, геолог Радмило Йованович сам взял ведро и однажды ушел в лес. Через полчаса он принес жутковатого вида огромные белые грибы – внешне просто гибрид мухомора и поганки. Ярослав Михайлович добычу осмотрел и пришел к выводу, что Радмило действительно принес какую-то необычную разновидность мухомора. Сербы полезли в словари переводить слово «мухомор» и, к нашему ужасу, согласились, добавив, правда, что этот мухомор в Сербии едят, Бог знает, с каких времен и, вообще, римляне, считали его деликатесом и подавали к императорскому столу. После этих слов мухоморы были загружены на сковородку и быстро обжарены. Мы наблюдали за готовящимся актом коллективного самоубийства с ужасом и за ужином к жареным грибам не прикоснулись, некоторое время тихонько спорив о первых признаках отравления мухоморами. Но на утро никто не умер. Никто не умер и к вечеру. Сербские геологи на ужин вновь нажарили мухоморов. Первым рискнул попробовать блюдо Гутак. Съел. Запил ракией. Вся русская часть экспедиции внимательно смотрела на своего командира.. Гутак налил еще одну рюмку ракии и вновь положил себе полную тарелку грибов. Есть кроме них в этот вечер было нечего – одни грибы, а кушать очень хотелось. Я, внутренне перекрестившись, тоже начал жевать мухомора – на вкус, гриб и гриб. На всякий случай, по примеру Гутака, выпил пару рюмок ракии. Организм отреагировал адекватно, как и должен был прореагировать на водку с грибочками – положительно. С тех пор сербские мухоморы употреблялись в пищу неоднократно. Так что фраза «мухомор – он и в Сербии мухомор» к в реальности неприменима.
* * *
И еще о грибах. Есть в Сербии такое озеро - Власинское. Считается чуть ли не одним из лучших местных курортов – несколько сосновых боров стоят на берегу крупного по местным меркам водоема - пять километров в ширину – десять в длину. На самом деле – виды очень живописные и не обычны для Балкан. Отели, мотели, коттеджи – просто «всесербская» здравница. В одном месте мы даже березовую рощицу нашли – абсолютно российский пейзаж. В этих лесах растет огромнейшее количество грибов. И практически все население, которое не занятое в туристическом бизнесе, собирает грибы. К вечеру в поселках у приемных пунктов выстраиваются очереди с мешками, некоторые даже приезжают на грузовиках. Грибники сдают свой улов покупателям, которые аккуратно раскладывают грибы по ящикам и куда-то увозят. Нам объяснили, что трейлеры с грибами уходят в Германию. Потом немцы их солят или маринуют, аккуратно раскладывают по баночкам, клеят этикетки и продают. Поэтому, если Вы в супермаркете купили банку грибов с надписью « Made in Germany» - будьте уверены – собраны они сербскими руками.
* * *
Все крыши частных домов в деревнях выложены красной черепицей. Заберешься на какую-нибудь горку, посмотришь по сторонам – деревни видно издалека, красные крыши на зеленом поле кукурузы. Оцинковку , которой у нас даже сараи покрывают, могут позволить себе только очень состоятельные люди.
* * *
Капаоника – это самый известный в Сербии горнолыжный курорт. Как в европейской России - Домбай, а в Сибири - Шерегеш. Заехали переночевать. Штук пятнадцать гостиниц, не считая т.н. «шале» - коттеджей, которые можно снять на одну семью. При всем моем патриотизме, Шерегеш рядом «не лежал». Прекрасная инфраструктура, асфальт, рынки, сувениры, какие-то статуи медведей, штук двадцать подъемников над трассами в пару километров длиной. Ни одного бугеля, привычного в России, я не нашел. Везде кресельные подъемники, причем такие, что сами подвезут вас на транспортерной ленте к креслу. Масса ресторанов и кафе. Уже за полночь мы зашли в одно заведение и геолог Радмило Йованович с восхищением уставился на один из столиков, за которым сидели два высоченных молодых человека.
- Это игроки сборной Сербии по баскетболу, - благоговейно сказал он.
Что поделать – баскетбол для сербов, больше, чем для нас хоккей.
* * *
Спортом здесь больны все. Больны – не в смысле повально занимаются спортом, просто болеть любят. В сентябре 2005 вся Сербия смотрела чемпионат Европы по волейболу. Смотрели так, как будто в Италии решалась судьба страны. Все кафе забиты – народ не привык сопереживать за свою команду дома, болеть надо компанией, пусть даже в плохонькой кафушке с маленьким телевизором. Из открытых окон кафе и ресторанов раздавались вопли радости и горести – сербы болели. Когда сербская сборная из чемпионата вылетела, болеть меньше не стали – вся Сербия болела за русских. Русские, впрочем, их надежды не оправдали – в финале уступили итальянцам.
* * *
Сосновый бор, окружающий Капаонику, обтянут желтой лентой, на которой латынью написано «Mine». Я перевел дословно и уже готовился снять сюжет о последствиях агрессии НАТО – работа горнолыжного курорта до сих пор блокирована минными постановками, в лес ходить нельзя. Позже выяснилось, что «Mine» - всего лишь название голландской экологической организации, взявшейся за чистку бора от мусора по какому-то гранту.
Однако, несмотря на такую игру слов – в окрестностях горнолыжного курорта действительно нетрудно встретить неразорвавшиеся бомбы. Американцы активно бомбили здешние горы, пытаясь уничтожить радиолокационные посты югославской ПВО, развернутые на господствующих высотах.
* * *
Летом 2006 года Черногория официально еще считалась частью Союзной республики. Хотя понятие единое государство к этому моменту уже не существовало. На границе между республиками с сербской и черногорской стороны стояли кордоны, причем не символические, а вполне реальные – телекамеру пришлось внести в таможенную декларацию. Все очень серьезно, полноценные КПП со шлагбаумами, полицейские с сербской стороны и с черногорской, форма у всех разная, , динары в торговых точках Черногории за редким исключением не принимаются, только евро. Чего они делят, нам вообще было непонятно – религия одна – православные, язык - один, даже русских любят одинаково сильно, обязательно вспомнят про «еден Бог, еден язык, еден народ», но хотят отделиться от Сербии и вступить в Евросоюз. Евросоюз, естественно, эту любовь поощряет – на каждом углу написано, что эта дорога (этот дом, мост и пр.пр.) восстановлен после войны на деньги ЕС.
Нелюбовь эта в принципе взаимна – сербы считают, что прекрасно обойдутся без «черногорского» моря, а станут ездить отдыхать в Грецию и рассказывают анекдот про двух черногорцев. Один у другого спрашивает: «Ты где в Белграде директором работаешь?» Сербы в массе своей убеждены, что черногорцы - халявщики и везде пытаются выгодно устроиться. Если бы в сербской армии, как в российской, существовала бы должность прапорщика, то образ черногорца на сто процентов совпал с нашим образом украинца. Свойственно славянам не жить дружно.
* * *
Государственный флаг Черногории – мечта российского национал-патриота. Красное полотнище и двуглавый орел, как две капли воды, напоминающий российского...
* * *
По данным социологов к концу лета 2005 года половина населения Черногории была за отделение от Сербии, половина против. Т.е. 250 тысяч против 250 тысяч – все население новой «незалежной» составляет полмиллиона человек. Предположу, что за отделение выступали в первую очередь те, кто живет на побережье. Здесь собрана вся курортная инфраструктура, которая и дает основной доход в бюджет республики – это то, что в Европе называют «Монте Негро», почти «Монте Карло», шикарные пляжи, отели, дорогие автомобили, теплое Адриатическое море. «Монте Негро» простирается на пять-шесть километров в глубину материка, дальше же начинается настоящая «Черная Гора», сплошной колхоз «Сорок лет без урожая» - глиняные домики, притертые к скалам, маленькие земельные участки, разбитый асфальт дорог… Я спросил у местных жителей, где она та самая гора, давшая название республике, а они просто махнули рукой, «Черная» - значит горькая, злая, трудная. Именно такие здесь горы – на них ничего не растет, любое поле, любая пашня выгрызаются из горного гранита. И людям, живущим на этих черных горах, нет никакого дела до референдумов, политики, они занимаются банальным выживанием.
* * *
В Черногории мы пробыли три дня – галопом пронеслись через столицу Подгорицу (бывший Титоград), выскочили на побережье, проехали по какому-то сверхдлинному тоннелю, которым так гордятся черногорцы, и уже за полночь заселились в отель. На утро геологи ушли в горы выбивать молотками своих аммонитов, а я пошел смотреть на знаменитый черногорский пляжный бизнес. Возможно, что те, кто едет отдыхать по путевкам в Черногорию, отдыхают в другом месте – то, что увидел, я мало отличалось от родного черноморского. Ну, разве, что верблюда на пляже не было или группы негров в перьях, не с кем сфотографироваться. Больше всего потряс большой прогулочный катер, почти теплоход, который чуть ли не по головам купающихся подходил к берегу. Пловцы от мала до велика, увидев судно, саженками расплывались в разные стороны, что бы не попасть под винты. Не обращающий на них капитан, стоя у штурвала, орал в мегафон о маршрутах экскурсий. Ни тебе буйков, ни спасателей. Такого бардака я не видел на черноморском побережье Кавказа даже в дикие 90-ые годы.
* * *
За три дня я так и не понял, из чего складывается бюджет среднестатистической черногорской семьи. Спрашиваю одного видного черногорского ученого, профессора, сколько он получает (здесь, это, в отличие от Европы, такой вопрос не считается неприличным). Отвечает, 150-200 евро, в зависимости от количества лекций в университете. Вроде бы неплохо. Вышел на улицу, посмотрел на цены в магазинах и киосках – литр бензина дороже одного евро, пачка сигарет «Марльборо» местного производства – около двух евро, в кафе посидеть – тридцать «денег» нужно оставить. Как живут? На что? И при этом на серпантинах курортной зоны Черногории встречаются такие автомобили, которые можно встретить лишь в рубрике «Экзотика» российских автожурналов - например, ни разу в России не видел « Гелендваген»-кабриолет или английский гоночный«Даймлер».
* * *
Да простят меня черногорцы – когда мы вновь вернулись на территорию Сербии, возникло ощущение, что оказались дома – все эти черногорские евро, дорогие отели и соседствующая катастрофическая бедность деревень действовали обременяющее и, даже красный флаг с двуглавым орлом, не побеждали дискомфорт. Другое дело, Сербия – радостные селяне с вином и ракией, странные исшорканные деньги, очень напоминающие рубли времен Ельцина, кое-где встречающиеся указатели вывески на кириллице – все это было очень понятно.
* * *
Из-за чего я не понял сербов – из-за отношения к маршалу Тито. Он, конечно, совсем не серб, а хорват, и тем более, коммунист, что очень не модно в современной Европе, но есть у него очень большой плюс – этот человек не на жизнь, а на смерть боролся с фашистами. И несмотря на это, большинство памятников, посвященных великой битве югославского народа с немецко-фашистскими захватчиками,находятся в крайнем запущении. Это особенно бросалось в глаза, потому что мы приехали в Сербию в 2005 году, когда в России шумно отмечали 60-летие Победы и памятники привели в порядок в самом несчастном и бедном колхозе. Например, возле города Ужице, пару лет назад называвшемся Титово Ужице , стоит колоссальный мемориальный комплекс. Комплекс в архитектурном плане, очень продвинутый – напоминает английский Стоунхедж, эдакий набор монолитов. В Ужице он появился не случайно – 7 ноября 1941 года партизаны маршала Тито, перебив немецкий гарнизон, устроили парад, посвященный очередной годовщине Великой Октябрьской социалистической революции. Отметьте – в центре оккупированной фашистами Европы проводится парад! Немцы потом отыгрались на партизанах – город окружили части СС и лишь четвертая часть участников парада смогла прорваться. Остальные погибли. На месте прорыва стоит мемориал. Боже – в каком он сегодня состоянии – мрамор разбит, глыбы с фамилиями погибших партизан измазаны краской, все заросло травой. Когда я обратил на этот вандализм внимание – сербы пожали плечами : «Этот памятник поставили коммунистам – а ведь против немцев еще воевали партизаны, которые были не за Тито, а за короля. Зачем следить за памятником коммунистов?». Похоже, что гражданская война в бывшей Югославии будет тянуться очень-очень долго…
* * *
С коммунистами сербы, похоже, завязали окончательно. Место коммунистической идем в значительной степени заняла религия. Кто бы мог подумать, насколько это набожный народ. Причем, в отличие от нас, они не просто часовню или церковь в деревне ставят – а целый монастырь. Монастырей в Сербии что-то около полутора тысяч. Монастыри на каждом углу – указатели на всех дорогах. Монастыри разные – сеть и современные международной детской православной школой, и древние, 12-13 веков с фресками , изуродованными турками, где у святых нет глаз, и совсем маленькие – пара домиков, колесо в реке, которое дает воду и электроэнергию. Я однажды неудачно пошутил, подсчитав число монастырей увиденных за один день: « Судя по количеству монастырей складывается ощущение, что пол-Сербии так нагрешило, что пришлось подстричься в монахи». Сербы шутку не оценили.
* * *
Сербские монастыри в начале 90-ых годов стали просто таки Меккой для русских паломников. В небольшом женском монастыре, где монашки бесшумными тенями проскальзывают в своих черных одеждах по залитому жарким балканским солнцем двору, нам сказали – здесь живут две русские монахини. Молодые тетки 30-35 лет , бросив все мирское зачем-то приехали сюда, за тысячи километров от Родины. Загадочна все-таки душа русской женщины.
* * *
Несмотря на то, что Русская и Сербская церкви - православные и этот факт подчеркивается на каждом церковном и монастырском углу – в церковных лавках колоссальное количество литературы и компакт-дисков на русском языке – в службе есть определенные различия. Главное, что бросилось в глаза – женщинам разрешено заходить в храм с непокрытой головой. У нас всегда найдется боголюбивая старушка, которая цыкнет, вытаращив глаза, заметив в храме девушку с непокрытой головой. Да и сами церкви выглядят по иному – нет золотых куполов, которые так украшают среднестатистический российский пейзаж. Сербские церкви очень аскетичны, никакого излишества – серый, зачастую, камень и конусообразная крыша - говорят, что они сохранили следы классической византийской архитектуры, но мне больше их силуэты напомнили армянские храмы.
* * *
Река Дрина. Я когда-то читал роман Иво Андрича «Над Дриной» и почему-то думал, что это большая широкая река типа Томи или Оби. Оказалась маленькой тихой речкой шириной метров в триста. Сегодня эта река пограничная – она разделяет Сербию и ставшую независимой мусульманскую Боснию. Дома, что на одном берегу, что на другом абсолютно одинаковые – под красной черепичной крышей. И, тем не менее Дрина – полноценная граница – в лесах можно встретить наряды пограничников. На один такой наряд и напоролась наша экспедиция. Пограничники с суровым видом проверили документы, затем отпустили, сказав ставшее привычным «Добро дошли в Сербию!» («Добро пожаловать в Сербию»).
* * *
В этих местах очень часто можно встретить разрушенные монументы партизанам Тито. Разрушенный памятник – своего рода визитная карточка диверсионных групп боснийской армии, действовавших на сербской территории. В годы второй мировой войны боснийцы воевали за немцев и спустя полвека их потомки мстили таким образом потомкам победителей.
* * *
А еще Сербию я бы назвал страной родников. Их здесь тысячи! Причем зачастую они отделаны камнем и сделано это не на государственные деньги, а на личные сбережения. Здесь считается хорошим тоном сделать таким образом подарок обществу – родник этот потом назовут в твою честь и десятки лет он будет поить людей свежей и чистой водой. Родник сербы называют турецким словом – «чесма».
* * *
Очередной местный губернатор приехал приветствовать русско-сербскую геологическую экспедицию. Губернатор – громко сказано, по нашим меркам – глава администрации сельского района. Но сербы его почтительно называют «губернатор». Кругом – сплошная разруха. Городок с парой асфальтированных улиц и с одной мощеной, называется Крупань. Кое-где коровы шастают. Но власть явилась на шикарном тюнинговом БМВ черного цвета с тонированными стеклами. Власть – она и в Сербии власть.
* * *
За месяц экспедиции мы умудрились намотать более четырех тысяч километров. Были более точные цифры – по спидометру – но уже точно не помню, две-три лишние сотни погоды не сделают. Постепенно экспедиционный ритм стал привычным – подъем в 7 утра, затем дорога часов пять, затем два-три часа работа геологов, затем снова дорога, снова геологи стучат молотками и, наконец, затемно заселение в очередной отель. Отелей было штук семнадцать – больших и маленьких и мы редко задерживались больше, чем на одну ночь.
Зато сегодня в Кузбассе есть только три человека, которые облазили Сербию вдоль и поперек – это Ярослав Гутак, Валентина…. и ваш покорный слуга. За это я очень благодарен жизни – потому, что вряд ли как праздный турист поехал бы в Сербию. Отдыхать обычно ездят в банальные курортные страны типа Турции и Греции. В этом, наверное, и есть один из главных плюсов журналистской работы – никогда не знаешь, куда тебя работа занесет.
* * *
Наши геологи задерживались в Сербии еще на пару дней, у меня отпуск заканчивался и поэтому улетал я сам по себе без фанфар и долгих прощаний. В аэропорт меня привез Радмило Йованович, мы пожали друг другу руки, обнялись на прощание и он уехал. Я пошел было на регистрацию и туту заметил указатель – «Белградский музей воздушного флота». До окончания регистрации оставалось минут двадцать, но пропустить этот музей я не имел права – именно в нем продавали детали самолета-невидимки «Стелс», сбитого сербской ПВО в апреле 1999 года. В свое время части этого сверхсекретного самолета сербы передали нашей разведке, которая была безмерно счастлива от того, что к ней в руки попал главный американский военный секрет. Сегодня же сербы продают куски «невидимки» всем желающим.
Закинув баул за спину и глядя на часы, я рванул через огромную автостоянку перед аэропортом, перепрыгнул через две ограды и, наплевав на нормы приличия, срезал путь через клумбу. В дверях музея меланхоличный серб наблюдал, как я преодолеваю эту полосу препятствий.
- Продай «Стелс», - переводя дыхание, сказал ему я.
- Русский, - расплылся в улыбке серб.
- Русский.
- Есть еще кусок сбитого F-16 и беспилотного разведчика «Предатор». Надо?
- Только «Стелс» и давай быстрей, у меня регистрация заканчивается.
Американский военный секрет мне обошелся в десять евро. Продали мне его вместе с сертификатом, подтверждающим подлинность. Сертификат маленький, но с синей печатью – официальный документ.
С тех пор два квадратных сантиметра «Стелса» украшают мой кабинет и являются главным сувениром, который я привез из геологической экспедиции «Балканы-2005».
