От igorGri Ответить на сообщение
К All
Дата 21.04.2006 15:38:18 Найти в дереве
Рубрики Люди и авиация; Версия для печати

Летали и так....

из Обрыньба Николай Ипполитович "СУДЬБА ОПОЛЧЕНЦА"

Самолет был спрятан в кустах. Выгребли из ящика под брюхом содержимое, я вполз, свернулся, прижав колени к подбородку, всунули мой красный ларчик и закрыли дверцу — я поместился.
Боже, как мало понадобилось места, чтобы вместиться человеку со всем, что он сделал за восемьсот сорок дней войны, чему было отдано столько сил и что требовало от тебя столько риска и самоотвержения!
В этом железном склепе, задвинутым дюралевой дверцей мне предстояло пролежать несколько часов. Достаточно одной девятиграммовой дуре пробить дюраль, и я получу ее в свои объятия. Решил, что постараюсь заснуть, чтобы проснуться уже по ту сторону фронта.
Взялись подвешивать люльки. У самолета под крыльями две люльки, в каждую может поместиться лежа один человек, в них вложат по раненому. Раненые, Николай из кавэскадрона и еще один партизан с тяжелым ранением, уже ждали, грелись у тлеющего костра вместе с прислугой аэродрома.
Самолет между тем поставили на взлетную полосу. Пришла Бетта с сынишкой, шестилетним мальчиком, их усадили в кабину летчика, на сиденье второго пилота.
Много напутствий и много пожеланий, на тебя смотрят как на счастливца — ты увидишь Кремль, будешь в Москве, всем кажется, что, наверно, побываешь у Сталина...
Когда совсем стемнело, зажгли костры аэродрома, чтобы четче обозначить взлетную полосу. Мы все уже угнездились на своих местах, я устроился «уютно», задвинутый плотно задвижкой, ее закрыли, чтобы я не вывалился, так как держаться внутри мне было не за что. Как я так мог сложить свое тело, чтобы поместиться в этот ящик?! В случае чего даже сам выбраться не смогу. Правда, ситуации такой не предвидится, так как, если попадут, взорвется мотор, а я нахожусь как раз под ним.
Мы поднялись в воздух, я это ощутил, и пошли в направлении фронта. Через линию боевых действий мы должны переползти на бреющем полете, чтобы оказаться вне прицела зениток, так было безопаснее всего. Да, чуть не забыл, на каждом крыле самолета стояло по партизану с автоматом, державшихся за стропы и привязанных веревкой, чтобы, когда будем пикировать, стрелять в немцев, так как у нас в самолете не было пулемета и нельзя было отстреляться.
И нас таки обстреляли на линии фронта. Важно было линию окопов пройти над немцами, мне было, конечно, страшновато, потому что первая пуля, которая угодит в самолет снизу, попадала в меня. Так что перелет был рискованный. Но благополучный. Спасибо конструктору.
Раньше к нам летал самолет «У-2», а этот, «Р-5», был более усовершенствованный. Эти самолеты покрыли своего конструктора и себя венками славы. Они могли проползать [580] над землей, и «мессершмитты» не могли их обстреливать из-за тихоходности «Р-5» и их бреющего полета, так как «мессеры» проносились на своих скоростях вихрем и только высоко над землей, а такое снижение, как у «Р-5» или «У-2», для «мессершмитта» могло закончиться гибелью, любое высокое дерево стало бы роковым. Эти малые самолеты и были самыми основными тружениками для переброски оружия нам и для доставки раненых на Большую землю.
Когда часа через два-три, еще в темноте, мы приземлились на аэродроме возле линии фронта, оказалось, что за ночь упал снег. Наш «Р-5» стоял на белом поле, освещенный боковым прожектором, и из него вылезали люди. Сначала отвязали партизан с крыльев и помогли выбраться Бетте с мальчиком. Затем сняли люльки с ранеными. А потом уже слез Кузнецов и освободил меня. Когда я вывалился из ящика, стоящий у самолета полковник не выдержал:
— Да сколько же их у тебя...?!
Кузнецов перекрыл все нормы своего двухместного лайнера.
Не заметил полковник, да и я узнал позднее, что мой подарок, велосипед, он тоже умудрился прихватить, прицепив его в разобранном виде к шасси. Пойди знай пределы техники и человеческой изобретательности!