Байка про то что Лавриненков приземлился что бы поймать и "задушить" севшего на вынужденную немца широко известна, а вот обратный случай :)
Летчик понимает летчика с полуслова. И для меня не представило труда по коротким, отрывочным фактам из его рассказа до мельчайших подробностей представить все, что произошло с Александром.
Это был обычный боевой день.
Эскадрилья капитана Кузнецова «обрабатывала» немецкие позиции близ переднего края.
Зенитки, автоматы, пулеметы не умолкали, засыпая снарядами и пулями носящихся на малой высоте штурмовиков. Казалось, чудо спасает летчиков в пекле рвущегося металла и ливня пуль. А чуда никакого не было: их защищала надежная стальная броня.
И все же случилось несчастье. Крупный зенитный снаряд прямым попаданием угодил в самолет командира эскадрильи.
Не выдержала сильного удара броня — пробил ее снаряд. Мотор захлебнулся. Пока был небольшой запас высоты, Кузнецов хотел развернуться на обратный курс, перетянуть линию фронта и сесть в расположении своих войск.
Только он ввел подбитый самолет в разворот — рядом пронеслись истребители фашистов. Это были «Мессершмитты-109». Один из них, весь размалеванным черно-желтыми полосами, словно хищник, набросился на самолет Кузнецова.
Фашист надеялся поживиться легкой добычей, но штурмовик энергичным маневром вышел из-под удара. «Мессершмитт» проскочил. Он хотел повторить атаку, но тут на немощь Кузнецову пришли боевые друзья. Огонь их пушек и пулеметов заставил «мессера» уйти на высоту.
Спасли летчики своего командира, а больше сделать ничего не могли... Маневрируя при атаке «мессершмитта», Кузнецов потерял остаток спасительной высоты и садился прямо перед собой, на какую-то маленькую полянку в тылу врага.
Чтобы самолет не достался фашистам целым, капитан приземлил его на фюзеляж. Со скрежетом и треском штурмовик пробороздил полянку и остановился...
Открыв замок привязных ремней, сбросив с плеч парашютные лямки, Кузнецов выхватил из кобуры пистолет, перезарядил его и выскочил из кабины. Рядом были кусты. Капитан — туда. Только он успел укрыться, как со свистом и ревом прямо над полянкой пронесся какой-то самолет. Кузнецов выглянул и увидел: пролетел тот полосатый «мессершмитт», который только что хотел добить его. «Пробрив» полянку, «мессер» резко взмыл. Набрав высоту, он сделал разворот под девяносто влево. Затем второй. Пролетел вдоль полянки и — на третий разворот. Затем, теряя высоту, «мессершмитт» стал планировать, а когда у него выпустились колеса, взволнованный до предела Кузнецов уже не сомневался: фашист тоже заходит на посадку.
«Зачем? Зачем же он садится на исправном истребителе на какую-то маленькую полянку?» Кузнецов не знал, что эта полянка совсем недавно служила аэродромом для истребителей-перехватчиков и только приблизившийся фронт заставил фашистов убраться отсюда.
«Мессершмитт» низко подошел к полянке. Еще миг — и его колеса коснулись земли. На пробеге несколько раз скрипуче провизжали тормоза, и истребитель замер недалеко от разбитого штурмовика.
Смотрит Кузнецов и не верит своим глазам: фашист вылезает из кабины. Постоял он на крыле, сжимая в руке пистолет. Осмотрелся кругом, прыжком на землю и — бегом к штурмовику.
Вот тогда-то и встало все на свое место. Понял наш летчик, что задумал фашист. Не добившись победы в воздухе, он решил закончить схватку на земле.
Казалось, еще мгновение — и наш летчик откроет огонь из пистолета, но гитлеровец бежал на приличном удалении. Промах мог раньше времени спугнуть его. Капитан Кузнецов опустил пистолет. Мысли роем теснились в голове, и вдруг одна, дерзкая...
«Ты бежишь к моему, разбитому штурмовику — беги... А я к твоему, исправному истребителю...»
«Мессершмитт», покинутый хозяином, стоял недалеко. Мотор работал, вращая винт на малых оборотах. Приняв смелое решение, Кузнецов бросился на землю и, маскируясь, по-пластунски пополз вперед... А фашист бежал и назад оглядывался. Он видел свой «мессершмитт», а ползущего в траве советского летчика не замечал...
Прополз Кузнецов еще немного... Вскочил на ноги и сделал последний стремительный бросок.
Фашист оглянулся, но было слишком поздно... '
Советский летчик, перехитривший врага, подбежал к истребителю, вскочил на крыло — и в кабину.
Ошеломленный фашист неистово закричал, беспорядочно разряжая пистолет. Он бежал к своему истребителю, стреляя, чтобы пулями остановить мотор, не дать советскому летчику улететь.
А Кузнецов не ждал фашиста. Его ноги были на педалях. Правая рука сжимала ручку управления. Только левая на какой-то миг задержалась. Александр не знал, какой из секторов подать вперед.
Бросив быстрый взгляд на левый борт, он подал первый... Мотор прибавил обороты... «Значит, этот!» — решил капитан, посылая вперед до упора сектор газа.
Мотор тысячеголосо заревел. Самолет, как подстегнутый скакун, сорвался с места и, ускоряя разбег, покачиваясь на неровностях, пошел на взлет...
Теперь Кузнецов не видел бегущего фашиста, как и не слышал его выстрелов. Все его внимание было устремлено вперед: земля ускоряюще уносилась под левое крыло истребителя.
Стучала молотками кровь в висках... Толчок — и земля стала опускаться вниз.
Капитан чуть-чуть отдал ручку от себя. «Мессершмитт», послушный воле летчика, опустил желтый нос. Скорость нарастала, ее Кузнецов ощутил на ручке управления. Она с силой давила ему на правую руку.
«Наверное, можно набирать высоту!» — решил он и привычно скосил взгляд на приборную доску, отыскивая указатель скорости, но — увы!.. Перед глазами пульсировали стрелки многочисленных приборов, и все они, как близнецы, походили одна на другую...
Не смог Александр сразу определить, где спидометр, а по нему и скорость. Пришлось управлять самолетом «на ощупь».
А полосатый «мессершмитт», урча мотором, уже летел над фашистскими войсками. Гитлеровцы, наверное, смотрели в небо и понять не могли, почему истребитель летит на малой высоте с большой скоростью, а колеса болтаются неубранными. Гадали они или нет, только не стреляли: летел ведь их самолет.
Только стал подходить к линии фронта, его встретили огнем наши зенитчики. Снаряды рвались близко...
Защемило сердце. Не хотелось быть сбитым. А лететь нужно через фронт. И тогда решил Александр:
«Семи смертям не бывать, одной — не миновать... Полечу, как привык летать на своем штурмовике». Бросил он полосатого «мессера» к земле и, чуть не задевая ее колесами, пошел куролесить над войсками. Прекратили стрельбу наши солдаты, по-видимому решив: управляет «мессером» какой-то сумасшедший фашист, коль подобное вытворяет, да еще с выпущенными шасси. Вот-вот зацепится за землю колесами...
Но Александр не зацепился... Прибавил мотору газ, самолет на прямую и дальше — на восток.
Вырвался на простор, где пушки не стреляли, осмотрелся, а под ним мелькает родная земля: поля, леса, деревни. В голубом небе — ни облачка. Солнце сбоку светит яркое. Так стало хорошо — хоть песню пой. Только песню петь ему не пришлось.
Навстречу, несколько выше, неслись четыре наших истребителя.
Как увидел их Александр, сразу подумал:
«Ну все... Эти жизни дадут!»
Растеряйся на минуту — быть ему сбитым. Вспомнив про самолетный камуфляж, он снова прижал «мессершмитт» пониже к земле.
Истребители не заметили. Пронеслись выше и пошли дальше на запад, а Кузнецов на восток.
Подлетает он к родному аэродрому, и снова волнение охватывает его: «Как сажать «полосатого»? По всем правилам или нарушать их?»
Опасаясь огня зенитчиков, решил идти на посадку прямо с ходу, по методу воробья, который, в отличие от всех других птиц, не признает ветра: садится и взлетает как ему вздумается.
Капитан Кузнецов притер «мессера» на все три точки, будто всю свою жизнь только и летал на немецких истребителях.
Увидели летчики, техники, мотористы «мессера», решили: фашист, наверное, заблудился, и, чтобы не улетел, кто пистолет, кто автомат, а кто и винтовку в руки и... со всех сторон к «мессершмитту».
— Хальт! Хенде хох! — раздалось с разных сторон. «Мессершмитт» закончил пробег, остановился. Увидел Александр эту «торжественную» встречу, услышал голоса и на всякий случай, не вылезая из кабины крикнул:
— Не вздумайте стрелять! Свой! Бежавшие оторопели... Фашистский истребитель... и русская речь?!
Подбежали ближе, и от удивления глаза у многих расширились. В кабине «мессершмитта» сидел командир эскадрильи капитан Кузнецов.
Ну и началось тут...
Качают друзья героя, подбрасывают его высоко в воздух, а переполох на аэродроме продолжается.
А дежурный по аэродрому звонит по телефону командиру полка:
— Товарищ командир! У нас необычное происшествие. Видно, фашист заблудился и на своем «мессере» сел на наш аэродром...
— Примите меры, чтобы не улетел!.. — предупредил командир.
— Не беспокойтесь, товарищ командир. Не улетит... Его уже «окружили»...
Командир, полка тоже человек, а человеку Присущи и некоторые слабости. Любопытство взяло верх, сел он в машину и — на аэродром.
Подъезжает. Смотрит. Точно... Стоит полосатый «мессершмитт», высоко задрав свой желтый нос, а возле него летчики, техники, мотористы качают кого-то.
— Что это они, с какой радости? — раздраженно произнес командир полка, выскакивая из машины.
Не успел он отойти от нее, как к нему подбегает капитан Кузнецов, сияющий от счастья, и с ходу рапортует о выполнении боевого задания.
Выслушал рапорт командир и — ни слова в ответ. Только смерил взглядом своего подчиненного с головы до ног, будто видел его первый раз. Подошел к капитану, крепко обнял и еще крепче расцеловал.
Потом они осмотрели трофей. Истребитель был новый — с завода. Видно, фашист его только недавно получил и сразу сделал «ценный подарок» советскому летчику.
Прошло несколько дней. Командир эскадрильи капитан Кузнецов снова летал на штурмовике, выполняя боевые задания, а на груди к ранее полученным наградам прибавились орден Ленина и Золотая Звезда Героя Советского Союза.
Курзенков Сергей Георгиевич
Под нами — земля и море
