"Если представить себе, что в сорок первом году летчика наводили на цель, выкладывая на земле стрелы из полотнищ, то отпадет необходимость пояснять, что значило для нас появление радиолокационных установок с радиусом действия до 110 километров. В частности, мы получили возможность руководить с земли воздушными патрулями. До этого частенько бывало так, что патруль находился в своем секторе, а по соседству, буквально в нескольких километрах, — противник, и наши летчики его не видели. У меня однажды на этой почве произошел небольшой инцидент с представителем одной из наземных частей.
Шло совещание, в ходе которого несколько командиров наземных соединений высказывали претензии в адрес летчиков-истребителей. Некоторые замечания были выражены в такой форме, которая не могла не задеть меня;
Наши истребители слишком часто осторожничают, — заметил один командир.
— Как это "осторожничают"? — спросил я.
— Очень просто, — заявил полковник, — побаиваются немцев и избегают боя. Немцы идут нас бомбить, а наши истребители проходят рядом и не принимают никаких мер.
— Быть этого не может, — сказал я.
— Сколько раз было! — упорствовал полковник. — Я видел, что и другие командиры наземных частей склонны поддержать эти претензии.
— Что же, — стал я уточнять, — наши летчики, завидев немцев, меняют курс?
— В том-то и дело, что не меняют, — с иронией отвечал мой собеседник. — Идут себе стороной, как и шли, а немцы — у нас над головой...
— Может быть, — говорю,— расстояние между нашими летчиками и немцами большое?
— Может, и бывает километров пять... — сказал полковник.— А что такое пять километров для летчика? Даже десять? Видно же все! И тех и наших! — А облака бывают между ними?
Я задавал всякие вопросы и чувствовал, что это вызывает досаду, как попытка уклониться от прямого ответа.
Но мне надо было разобраться основательно, чтобы отвергнуть необоснованные претензии. Сам я не зная ни одного случая, когда истребители 303-й дивизии видели бы немецкие бомбардировщики над нашим передним краем и не атаковали бы их. [226]
— Ну, бывает, найдет облачко-другое, — заметил полковник, не понимая важности такой детали. — Но мы-то видим и наших и тех!
— А как вы их видите? — задал я последний вопрос.
— То есть что значит "как"? Поднимай голову и смотри, пока не надоест... Когда он воет (полковник имел в виду пикирующий бомбардировщик Ю-87), тут хочешь не хочешь, а увидишь. Он еще только со своего аэродрома взлетает, а я его, сукина сына, уже слышу, — невесело усмехнулся командир наземной части.
— Значит, — говорю, — вы сначала слышите, а потом видите?
— Конечно.
— Ну вот, — сказал я, — а летчик-истребитель, кроме гула мотора, не слышит ничего. Даже разрывов снарядов, которыми по нему бьют, не слышит!..
Полковник был немало удивлен. Как многие люди, далекие от авиации, он никогда не задумывался об этом. Наш разговор привлек внимание, и я подробно пояснил, что видит летчик, находящийся в кабине самолета. Только видит, но не слышит. Объяснил, в чем заключается ограничение в секторе обзора, объяснил, что когда самолеты идут параллельными курсами, да еще в неважную погоду, да на разных высотах, и при этом между ними болтается "облачко-другое", то летчик тут абсолютно ни при чем: увидеть противника в таких условиях часто бывает просто невозможно. Хотя с земли действительно видно и тех и других. Я вспомнил, сколько раз в сорок первом году наши летчики искали противника в воздухе в те минуты, когда он разносил наш аэродром. И мы почти видели хвост последнего взлетевшего истребителя и ничего не могли сделать, чтобы навести летчиков на немцев... "
