Очерчивать проблемное поле мы начнем с самых общих установок. Прежде всего, это установка на генерализацию теории Маркса, причем последняя понимается как единственный на сегодняшний день образец последовательно научной социологической теории, и «императив Ильенкова»- «теория Маркса это “Капитал” и только “Капитал”», остальные же 52 тома это философско-методологические проблематизации и политическая публицистика. Иными словами строение всего марксова наследия можно представить следующей схемой: проблематизация→теория→практика
Соответственно любую социальную теорию, революционную идеологию и вообще рефлексию бифуркационного состояния общества можно разложить по этой же схеме, и уж тем более эта схема применима к генерируемой теории, отталкивающейся от марксизма, как от образца. Центр тяжести полилогии покоится именно на теории, и это правильно – нормативных проблематизаций с описанием падшести настоящего и рая грядущего было предостаточно, ну а без практики и вовсе обойтись немыслимо, а вот научная рефлексия происходящих в обществе процессов появилась только у Маркса. Поэтому главное - это тело теории – конкретное содержание «Капитала» или «Полилогии». Но означает ли это что все предыдущие 22 тома проблематизаций не нужны и их можно отбросить? Не совсем, и чтобы в этом убедиться, посмотрим чуть конкретнее на содержание этих проблематизаций. Ведь в вышеуказанные 22 тома входят такие работы как «Немецкая идеология», «Святое семейство» и др., не говоря уж о рукописном наследстве. Формально это критика Гегеля, Фейербаха и младогегельянцев, а по методологическому содержанию это новая парадигма всех гуманитарных наук – материалистическое понимание истории – гипотеза об особой форме субстанции – человеческой деятельности по производству и воспроизводству действительной жизни как социальной материи causa sui. Гипотеза эта, по сути философско-методологическая, была верифицирована построением на её основе конкретной социологической теории – «Капитала», и революционной практикой рефлексируемой через эту теорию. Таким образом, материалистическое понимание истории это своеобразные «строительные леса» для здания «Капитала», однако это не означает, что после завершения строительства они должны быть отброшены – позже, в 20-м веке, в тех же самых «лесах» были возведены здания психологии, связанной с ней педагогики, эстетики, истории, гносеологии, теории изобретательства, организационно-управленческих и прочих человкоразмерных дисциплин. Да и само здание «Полилогии» как обновленной социологической теории возведено в тех же «лесах» с тем лишь изменением, что классические атрибуты субстанции вроде жесткого лапласовского детерминизма, устойчивости, аналитичности, гладкости и т.д. более не считаются обязательными и центр внимания как раз перенесен на отрицание этих атрибутов. Иными словами полилогия делает в социологии то же что синергетика в физике (ведь всяка революция в науке всегда содержит в себе отказ от неких априорных представлений о исследуемой субстанции), являя собой корректную трансляцию методологических достижений естественных наук в иную предметную сферу. Заметим кстати, в отличие от ныне расплодившихся синергетиков от гуманитарных наук, в худшем случае занимающихся и вовсе словоблудием, а в лучшем случае подменяющих содержание гуманитарных дисциплин механических переносом физических моделей, что хоть и более плодотворно (в силу большего богатства модели) чем предшествующая форма механицизма – кибернетика, тщившаяся представить все общественные процессы в виде набора алгоритмов, но все же является механицизмом. Но нас в этом пункте интересует не сколько методологический аспект учений Маркса и Шушарина, сколько те животрепещущие проблемы общества, ощущаемые каждым человеком, от которых нельзя не отмахнуться и размышления над которыми и вызвали к жизни соответствующую методологию, а затем и теорию. Для Маркса это, прежде всего, проблема человека, проблема утраты человеком его собственной сущности, отрефлексированная Марксом в категориях отчуждения и самоотчуждения – господства опредмеченной человеческой деятельности над людьми, реализуемое посредством специфических отношений между людьми. Именно с формулировки этой почти метафизической проблемы и начинается материалистическое понимание истории, понимание того что «сущность человека не есть абстракт, присущий отдельному индивиду. В своей действительности она есть совокупность всех общественных отношений.», а значит, путь решения любой объективной человеческой проблемы лежит через изменение общественных отношений и потому исследование общественных отношений и условий их изменения есть главная задача революционной социологической теории. Но эту задачу мы обсудим ниже, здесь же я хочу обратить внимание вот на какой аспект – объективная социологическая теория всегда партийна, она рефлексирует определенный тренд действительности, является интеллектуальным орудием мыследеятельности людей этот тренд осуществляющей, и выбор этого тренда отражен именно что в исходной проблематизации. Отсюда возникает вопрос – преемственна ли партийность Шушарина партийности Маркса? Последняя как мы понимаем задается установкой на преодоление отчуждения и самоотчуждения, конкретным теоретическим исследованием форм этого отчуждения и особенно высшей его формы – капиталистической, и наконец практикой снятия этой формы отчуждения, осуществленной на основе теории Маркса его последователями. С партийностью Шушарина же непосредственно разобраться не получится, поскольку он оставил нам теорию и только теорию, которая, однако, и есть самое главное. Однако прежде чем переходить к конкретике проблемного поля самой теории, надо бы разобраться каким целям она служит и как её можно инструментально использовать. В нашем контексте это означает необходимость разобраться с выводами, следующими из полилогии об эволюции атрибута отчуждения субстанции общественных отношений. Этим мы и займемся в следующих двух пунктах.
Разбираться с эволюцией атрибутов социальной материи начнем с самих эволюционных структур, т.е. с собственного времени социума, классифицируя социальные теории по представлениям о времени.
Первый и самый ранний класс теорий это концепции финализма. В основном это религиозные или утопические концепции, обещающие некое идеальное равновесное состояние общества как итог его развития. Для наглядности изменение параметров общества в этих концепциях можно представить сглаженными s-образными кривыми выхода на плато. В действительности такой тип движения никогда не реализуется – вечное существование неизменного общества, грубо говоря, противоречит второму началу термодинамики – даже стационарные производительные силы есть термодинамически неравновесный процесс, который перевел бы любую замкнутую систему («нагреватель» с «холодильником» и опосредующими их «производительными силами», совершающими полезную работу ) в равновесное состояние, не будь возможным «размыкание» системы с переходом к новому устойчивому неравновесию – это, если угодно, следствие диалектического закона отрицания. Так что ни одна приличная научная концепция финализма не допускает, а любую концепцию с финализмом можно смело выбрасывать на помойку. Более того, сознательно проектируемый конец истории был бы преступлением против человечества – он означал бы конец всякой мысли и всякого творчества, провал в сингулярность абсолютно отчужденного состояния.
Следующая, чуть более сложная концепция это циклизм. Концепции этого класса возникли главным образом как рефлексии хозяйственных практик аграрных обществ с их неизменной сезонной периодичностью. Собственно этим их научная ценность и ограничивается – циклические концепции научны ровно настолько, насколько они отражают периодические изменения (каковые всегда можно разложить в ряд Фурье, так что член ряда вполне может выступить наглядным представлением циклизма) тех или иных социальных параметров (пример – циклы перепроизводства при капитализме) в рамках фиксированной фазы, стадии или формации глобального исторического процесса, в целом же всемирному историческому процессу циклизм не свойственен – для сколь либо сложных систем симметрия времени оказывается нарушенной. Современное же «второе издание» циклических концепций в виде разного рода цивилизационных теорий, традиционализмов, концепций «вечного возвращения», плавно переходящих в оголтелый фашизм уже никакого отношения к науке, строго говоря, не имеет - это чистой воды идеология, причем весьма реакционная - идеология критики загнивающего капитализма «справа», со стороны объективно отмирающих классов и слоев, причем, если в 19 веке, когда это «второе издание» и возникло, таковая критика исходила от аристократии, духовенства и классических мелких буржуа, то ныне она исходит от вошедшего в кризис перенакопления крупного капитала, который лишь прикрывается мелкобуржуазной, поповской, а подчас даже аристократической и особенно часто националистической фразеологией. Реализация подобной концепции неизбежно ведет к росту меры отчуждения с каждым циклом бессмысленного репродуктивного труда, результаты коего к тому же периодически уничтожаются.
Ограниченность циклического времени впервые разрывает эволюционизм, являющийся нормальной классической буржуазной идеологией, отражающей уже в научной форме различные кумулятивные эффекты (наглядным представлением коих может служить самая обычная экспонента), будь то накопление капитала или рост научных знаний, сопутствующие капиталистическому расширенному воспроизводству на основе самого себя, а также переносящий ту же кумулятивную модель на иные предметные области, например биологию (ламаркизм, дарвинизм и т.д.). Тем не менее, область применимости эволюционистских концепций также ограничена внутристадиальными движениями, попытка же распространить эволюционизм на глобальную историю означала бы ли бесконечную расширенную репродукцию одного и того же «открытого общества», т.е. капиталистической формы отчуждения
Класс концепций с открытым временем отнюдь не исчерпывается эволюционизмом - помимо эволюционных концепций есть концепции революционные, представляющее историю как лестницу восходящих неравновесий (Назаретян) и цепочку бифуркаций между ними (Шушарин), переводящих с некоторой вероятностью систему из одного неравновесия в другое, более высокое. Только такая концепция времени и есть настоящая открытость всемирной истории, ведь после каждой бифуркации социальная материя обретает новый атрибут, новое качество, не детерминированное предыдущей историей. Такая открытость действительно свойственна истории, которая неограниченна и не завершена и в представлении «операционно-энергетического потенциала» (термин Назаретяна) действительно имеет вид уходящей в бесконечность лестницы неравновесий. Однако при всей научности этой концепции, бесконечная цепочка кризисов-бифуркаций отдает дурной бесконечностью. Особенно если бифуркации понимаются не в смысле критических точек «операционно-энергетического потенциала» как у Назаретяна, а в смысле критических точек общественных отношений, как в теории Шушарина. Ведь у Шушарина содержание каждой бифуркации состоит в обобществлении той или иной формы частной (необщественной) собственности, а это вызывает закономерный вопрос – не означает ли необходимость периодически обобществлять ту или иную форму частной собственности, возникновения с очередной бифуркацией типологически одинаковых проблем – сегрегации общества на господ и рабов, на избранных и отверженных, на «элиту» и «быдло» но лишь на новом уровне, в общем на меньшинство и большинство, меньшинство, узурпирующее деятельностные способности ( но уже нового типа) большинства, меньшинство ассиметрично использующее большинство в качестве инструментов своей деятельности (опять таки нового типа), иными словами, не означает ли это периодического возникновения отчуждения? К этому вопросу мы будем еще не раз возвращаться, изучая само тело теории, в каковом процессе и увидим, что эта проблема решается рефлексией бифуркационых состояний научной социологией и осуществлением на этой основе социальной революции эволюционным путем, т.е. превращением ароморфоза общества в предмет деятельности, что впрочем видимо и составит отдельный способ производства – когнитивный (постплановый) или даже пост-когнитивный.
Помимо вышеописанного, существует более привычное, классическое представление революционных теорий, восходящее еще к Марксу. Это представление свободно от проблем предыдущего за счет явной установки на преодоление отчуждения и самоотчуждения и возвращение человека к самому себе. Тем не менее, не смотря на отсутствие дурной бесконечности, на первый взгляд кажется, что такая постановка вопроса грешит нормативностью и априорным финализмом, циклизмом и жестким детерминизмом, недопустимыми в сколь либо научной теории. Однако первое впечатление обманчиво - финализма нет, поскольку только с преодолением отчуждения и начинается собственно человеческая история – история деятельности человека, а не квазидействия через человека отчужденных форм его же деятельности. Детерминизма нет, поскольку наши знания о будущем носят негативный характер – мы знаем, что мы преодолеваем, но не знаем положительного содержания эпохи – любая самая конкретная теория преодолеваемой формы отчуждения по отношению к будущему абстрактна. Циклизма нет в силу закона отрицания отрицания – коммунизм будущего не то же самое что первобытный «коммунизм», хотя и формы богатства в чем то схожи – и там и там это равнодоступное всем человеческое общение, однако в архаичных формах эгостадности это господствующая над человеком, который еще не является личностью, стихия, а в неотчужденном коммунистическом обществе формы общения предстают как основной предмет деятельности – так сказать эгостадность это общение-в-себе, а коммунизм – общение-в-себе-и-для-себя. Доказательство объективности теории сложнее, само по себе оно из типа временной структуры не вытекает, а упирается в конкретное содержание теории, чьей предпосылкой было отчуждение как основная проблема загадка и человеческой истории, и потому при изучении тела теории мы еще будем возвращаться к этому вопросу.
Мы видели, что оба представления революционных теорий имеют свои достоинства недостатки, однако можно предложить и третье представление, объединяющее достоинства первых двух и свободное от большей части их недостатков. Таким представлением является установка на исчерпание и самоисчерпание социальной формы движения материи, как это не парадоксально звучит в качестве посылки социальной науки. У Шушарина ссылка на подобное установление проскальзывала лишь один раз в контексте размышлений какого-то христианского философа, но если размышления христианского философа направлены на постсоциальное, что глубоко бессмысленно, поскольку любые размышления, в том числе и христианские, вместе с этой уважаемой религией и всеми остальными тоже суть есть как раз проявления социального, то наша установка направлена как раз на изучение социального с целью выявления его детерминизмов и превращения их в инструмент управления социальными процессами, что означает исчерпание открытого нами детерминизма. Это решает и проблему линейной дурной бесконечности полилогии и циклической дурной бесконечности ильенковской «Космологии духа». Первую, поскольку выявление схематики возникновения и последующего преодоления каждый раз новой формы необщественной собственности позволяет превратить ароморфоз форм собственности в предмет деятельности, что делает основным содержанием эпохи уже не очередную форму частной собственности, а перманентную революцию эволюционным путем – это означает, что множество точек бифуркации становится всюду плотным. Вторую, поскольку история человечества заканчивается не приведением вселенной в первоначальное состояние, а возникновением новой формы движения материи как результата сознательной человеческой деятельности – тоже сингулярностью, но не уже пройденной космологической, а сингулярностью движения социальной материи, из которой родится новый тип движения материи. Здесь мы вступаем на шаткий мостик метафизики, и нас могут упрекнуть как Богданова в богостроительстве, но всё же отметим, что аргументы Ильенкова против постсоциальной формы движения материи носят еще более метафизический характер. По сути, эти аргументы сводятся только к тому, что материя обладает одновременно всеми модусами и атрибутами, а потому будь возможна постсоциальная форма движения материи, мы бы её сейчас наблюдали. Однако это не материя обладает одновременно всеми возможными модусами атрибутами, а наше понятие материи теоретически приписывает ей все модусы и атрибуты, возможные на данном этапе развития материи. То, что законы общества инвариантны относительно биологии живых существ, из которых это общество построено, и то, что в свою очередь законы биологии инвариантны относительно конкретного типа физических процессов, на основе которых построена данная биосфера, и то, что развитие физических систем неизбежно ведет, в конце концов, к появлению жизни, а эволюция жизни к появлению социума, не означает что во времена динозавров у материи имелся социальный модус, а в момент образования солнечной системы, или даже раньше, через несколько минут после большого взрыва (на тот случай если вдруг выяснится что первые органические молекулы имеют космическое происхождение) у материи был биологический модус. Ничего подобного – появление такого модуса и есть появление соответствующей формы движения материи, которая до того нигде не задетерминирована и законы движения которой появляются вместе с ней самой, потому только когда мыслящая материя измыслила понятие материи вместе со всеми её атрибутами, модусами и формами движение можно говорить (собственно этот оборот и подчеркивает то, что это наше восприятие объективной действительности, а не сама действительность) об одновременном наличии у материи всех трех форм движения – физической, биологической и высшей на данный момент – социальной, и о том, что каких либо иных не существует, пока не существует - они отделены о нас времениподобным интервалом и в принципе непознаваемы, поскольку все что мы можем познать, вообразить, все что может стать предметом нашей деятельности опосредуется социальной формой движения материи, и можно сказать, что постсоциальные формы мы принципиально не замечаем, точно также как физические процессы протекают по одним тем же законам, как в живых, так и в неживых системах, а биологическим организмам всё равно живут ли они сами по себе или втянуты в человеческий производственный процесс – так сказать подобное познается подобным - физические процессы «распознают» (взаимодействуют) только с физическими, жизнь может отличить жизнь от не жизни, разум может распознать только другой разум. Таким образом всякую метафизику можно считать исчерпанной, а вопрос о «божественном постсоциальном» можно считать закрытым – всякое трансцендентные размышления о постсоциальном ведут в никуда, поскольку о нем мы ничего сказать не можем кроме самой его гипотетической возможности, нас же интересует само социальное, пусть и оканчивающееся сингулярностью. Но то, что до сингулярности, мы вполне можем изучить, имея установкой революционное преодоление изучаемых форм, стремясь как можно быстрее исчерпать, «пробежать» уже изученный нами капитализм, социализм и другие формы. Таким образом теория содержащая в себе будущую сингулярность оказывается максимально открытой для социального творчества, а значит и свободной в будущем от каких-либо форм отчуждения.
Напоследок сделаем небольшое, но занятное наблюдение – функции, которыми мы изображали типичное движение социальных параметров и функции, которыми мы изображали поведения отчуждение очень похоже что являются одной и той же функцией комплексного переменного, но со значениями переменного взятыми в первом случае по действительной, а во втором по мнимой оси. Впрочем, возможно это наблюдение смысла и не имеет, поскольку все эти функции были лишь метафорами характерного течения социальных процессов. не какими-то строгими характеристиками.
На этом наш разговор о предтеоретических проблематизациях и нормативностях (а мы говорили именно о них, как о не вошедших в теорию) пока завершен и прежде чем приступить к рассмотрению тории по существу (что самое главное) мы посвятим еще один пункт посттеоретическому конструктивизму, также остающемуся вне пределов собственно социальной теории.
наткнулся на упоминание о детерминизме и вспомнил свои 2002 года размышления на эту тему на форуме СГКМ
Интересно ваше мнение
Заметки об индетерминизме
--------------------------------------------------------------------------------
Я хотел бы поделиться соображениями, которые мне кажутся интересными :о)) о соотношении детерминизма и индетерминизма.
Вопрос поднимается с завидной регулярность при обсуждении самых разных предметов, посему кажется интересным методологически. Заметки сырые, буду благодарен за любую критику.
-----------
Проблема индетерминизма в детерминистических системах является по сути проблемой применения, или, возможно, более точно, проблемой принципиальных границ применения естественнонаучных методов, и прежде всего естественно-научных методов макромира, в гуманитарных знаниях. Часто высказывается точка зрения, что живое вообще и разум в особенности характеризуется индетерминизмом, отсутствием однозначной предсказуемости, в чем видится принципиальное отличие от неживой природы. В то же время естественнонаучные законы макромира (пока микромир оставим за пределами рассмотрения, квантовая механика в настоящий момент может рассматриваться скорее как набор хорошо действующих и проверенных рецептов, чем основа для естественно-научной парадигмы) отличаются детерминизмом. Даже если они и носят статистический характер, то это упрощенный способ описания, а не физическая сущность явлений.
Если мы хотим единства мира, то необходимо связать живую и неживую природу каким-то образом. Когда мы пытаемся говорить о сознании, то нам хотелось бы подчеркнуть его индетерминизм, непредсказуемость, с одной стороны и понять его тождество или различие с материальными процессами и их детерминизмом с другой стороны.
Напрашивается два возможные пути решения: первый - показать, что индетерминизм может быть получен при некоторых условиях из детерминизма, т.е. индетерминизм вторичен, а детерминизм первичен. Второй подход - показать, что при некоторых условиях детерминизм получается из индетерминизма, т.е. что индетерминизм первичен, а детерминизм вторичен.
Первый путь развивался в работах по исследованию динамических систем, обладающих свойством экспоненциальной неустойчивости, т.е. как угодно близкие в начальный момент траектории с течением времени по экспоненциальному закону расходятся на большие расстояния. Примером таких систем является модели описания погоды на земном шаре. За время примерно 4-5 суток возмущения увеличиваются на 3-4 порядка, что делает долгосрочный прогноз практически невозможным независимо от повышения мощности вычислительных машин. Второй путь развивался в работах по исследования хаоса. Было получено много результатов, показывающих как из хаоса может возникать порядок.
Однако ни первый ни второй подход полностью проблемы индетерминизма не решают.
На взгляд автора решение получается на основе комбинации первого подхода со вторым и на более аккуратном анализе научного смысла, который мы можем вкладывать в понятия детерминизм и индетерминизм в соответствии с принципом фальсификации.
Прежде всего, уточним, что означает конструктивно понятие детерминизма. Для динамической системы это означает что
если
а) начальное состояние системы задано точно,
то
б) состояния системы во все последующие моменты времени определяется по однозначно заданному закону точно.
Отметим важный факт, что сама постановка вопроса предполагает возможность многократности, повторности испытаний. Если нечто происходит только один раз, то говорить о детерминизме этого явления бессмысленно. Мы просто не можем фальсифицировать это утверждение.
Но отсюда следует достаточно неожиданный на первый взгляд вывод - применительно к вселенной в целом говорить, объяснять надо не появление индетерминизма в детерминистической системе, а появление детерминизма в нашей жизни. Наша жизнь, наша вселенная единственна и неповторима. Мы не можем ни повторить Большой Взрыв, ни начать существование нашего мира с какого-либо другого момента времени. Потому вопрос о детерминизме нашей "вселенной в целом" есть фантом, вызванный неправомерным переносом знаний, вопроса вне его области определения.
Откуда же вопрос взялся и как он должен звучать?
Опыт нам показывает, что мы можем создавать почти повторяющие события и получать почти повторяющиеся результаты - это и есть проявление закономерностей. Но все это, очевидно, относится не к вселенной в целом, а к подсистемам. При этом влиянием вселенной на подсистему можно пренебречь только на малых временах. Ясно также, что мы никогда не можем воспроизвести состояние сколь - нибудь сложной системы абсолютно точно.
То есть достаточно очевидно, что вопрос должен стоять о воспроизводимости, детерминизме
а) подсистем,
б) с ограниченной точностью,
в) на ограниченном временном интервале Т.
Пункт в) на самом деле может быть уточнен, а именно: повышении точности измерения и воспроизводства начальных условий в системе не должно приводить к существенному увеличению интервала предсказуемости Т. Но как уже было сказано, известно много систем с экспоненциальным разбеганием траекторий и существует квантовая структура материи (подчеркнем, вероятностный характер взаимодействия в данном случае не используется), запрещающая безграничную делимость материи и, следовательно, бесконечно малые возмущения со стороны "остального мира".
В качестве модели с одной стороны являющейся полностью детерминистической по способу получения состояния, а с другой стороны обладающей свойствами индетерминизма рассмотрим компьютерную программу, моделирующую систему с экспоненциальной неустойчивостью, связанную с детерминистическим (100% эффективности) детектором, выдающим значение 1 если внутри его объема находится космическая частица и 0 в противном случае.
Итак. Аккуратное рассмотрение определения показывает, что детерминизм всегда относителен и существует лишь в определенных рамках, тогда как индетерминизм абсолютен. Бессмысленно говорить о детерминизме вселенной в целом в рамках научного подхода. Существование экспоненциальной расходимости в реальных системах и квантовая природа веществ делают возможных существование систем. Описываемых законами макромира, в которых, однако, достаточно малое на первый взгляд воздействие индетерминистической вселенной (космическая частица всегда может выделить энергию в нашей системе) вызывает вообще говоря непредсказуемые последствия, что позволяет трактовать систему как индетеминистическую, хотя она и полностью описывается законами макромира.