Андрей закрыл глаза и вдруг с необычайно острой тоской
вспомнил про дядю Юру. И Вана нет за столом, и дяди Юры нет...
Ну на кой ляд, спрашивается, мне этот Дольфюс?.. Призраки
окружили его.
На кушетке сидел Дональд в своей потрепанной техасской
шляпе. Он положил ногу на ногу и обхватил острое колено крепко
сцепленными пальцами. Уходя не грусти, приходя не радуйся... А
за стол уселся Кэнси в старой полицейской форме -- упер локоть
в стол и положил подбородок на кулак. Он смотрел на Андрея без
осуждения, но и теплоты не было в этом взгляде. А дядя Юра
похлопывал Вана по спине и приговаривал: "Ничего, Ваня, не
горюй, мы тебя министром сделаем, в "Победе" ездить будешь..."
И знакомо, нестерпимо щемяще запахло махоркой, здоровым потом и
самогоном. Андрей с трудом перевел дух, потер онемевшие щеки и
снова стал глядеть в сад.
В саду стояло Здание.
Оно стояло прочно и естественно среди деревьев, словно оно
было здесь давно, всегда, и намерено простоять до окончания
веков -- красное, кирпичное, четырехэтажное -- и как тогда,
окна нижнего этажа были забраны ставнями, а крыша была закрыта
оцинкованной жестью, к двери вело крыльцо из четырех каменных
ступенек, а рядом с единственной трубой торчала странная
крестовидная антенна. Но теперь все окна его были темны, и
ставен на нижнем этаже кое-где не хватало, а стекла были
грязные, с потеками, с трещинами, кое-где заменены фанерными
покоробленными щитами, а кое-где заклеены крест-накрест
полосками бумаги. И не было больше торжественной и мрачной
музыки -- от Здания невидимым туманом ползла тяжелая ватная
тишина.
Не размышляя ни секунды, Андрей перекинул ноги через
подоконник и спрыгнул в сад, в мягкую густую траву. Он пошел к
Зданию, распугивая светлячков, все глубже зарываясь в мертвую
тишину, не спуская глаз со знакомой медной ручки на дубовой
двери, только теперь эта ручка была тусклая и покрыта
зеленоватыми пятнами.
Он поднялся на крыльцо и оглянулся. В ярко освещенных
окнах столовой весело прыгали, ломаясь причудливо, человеческие
тени, слабо доносилась плясовая музыка и почему-то опять звон
ложей и вилок. Он махнул на все это рукой, отвернулся и взялся
за влажную резную медь. В прихожей было теперь полутемно, сыро
и затхло, разлапистая вешалка торчала в углу, голая, как
мертвое высохшее дерево. На мраморной лестнице не было ковра, и
не было металлических прутьев -- остались только позеленевшие
кольца, старые пожелтевшие окурки да какой-то неопределенный
мусор на ступенях. Тяжело ступая и ничего не слыша, кроме своих
шагов и своего дыхания, Андрей медленно поднялся на верхнюю
площадку.
Из давно погасшего камина несло застарелой гарью и
аммиаком, что-то едва слышно копошилось там, шуршало и
топотало. В огромном зале было все так же холодно, дуло по
ногам, черные пыльные тряпки свисали с невидимого потолка,
мраморные стены темнели неопрятными подозрительными пятнами и
блестели потеками сырости, золото и пурпур с них осыпались, а
горделиво-скромные бюсты -- гипсовые, мраморные, бронзовые,
золотые -- слепо и скорбно глядели из ниш сквозь клочья пыльной
паутины. Паркет под ногами трещал и подавался при каждом шаге,
на замусоренном полу лежали лунные квадраты, а впереди уходила
вглубь и вдаль какая-то галерея, в которой Андрей никогда
раньше не бывал. И вдруг целая стая крыс выскочила у него
из-под ног, с писком и топотаньем пронеслось по галерее и
исчезла в темноте.
Где же все они? -- беспорядочно думал Андрей, бродя по
галерее. Что с ними сталось? -- думал он, опускаясь в затхлые
недра по гремящим железным лестницам. Как же все это произошло?
-- думал он, переходя из комнаты в комнату, а под ногами его
хрустела осыпавшаяся штукатурка, скрипело битое стекло, чавкала
заросшая пушистыми холмиками плесени грязь... и сладковато
пахло разложением, и где-то тикала, падая капля за каплей,
вода, и на ободранных стенах чернели огромные, в мощных рамах
картины, на которых ничего нельзя было разобрать...
Теперь здесь всегда так будет, думал Андрей. Что-то я
сделал такое, что-то мы все сделали такое, что теперь здесь так
будет всегда. Оно больше не сдвинется с места, оно навсегда
останется здесь, оно будет гнить и разрушаться, как
обыкновенный дряхлый дом, и в конце концов его разобьют
чугунными бабами, мусор сожгут, а горелые кирпичи вывезут на
свалку... Ведь ни одного же голоса! И вообще ни одного звука,
только крысы в отчаянии пищат по углам...
Он увидел огромный шведский шкаф со шторной дверью и вдруг
вспомнил, что точно такой же шкаф стоит у него в маленькой
комнатушке -- шесть квадратных метров, единственное окно во
двор-колодец, рядом -- кухня. На шкафу полно старых газет,
свернутых в рулоны плакатов, которые до войны коллекционировал
отец, и еще какого-то лежалого бумажного хлама... и когда
огромной крысе мышеловкой раздробило морду, она как-то
ухитрилась забраться за этот шкаф и долго там шуршала и
копошилась, и каждую ночь Андрей боялся, что она свалится ему
на голову, а однажды взял бинокль и издали, с подоконника,
посмотрел, что там делается, среди бумаги. Он увидел -- или ему
показалось, что он увидел? -- торчащие уши, серую голову и
страшный, блестящий, словно лакированный, пузырь вместо морды.
Это было так жутко, что он выскочил из своей комнаты и
некоторое время сидел в коридоре на сундуке, чувствуя слабость
и тошноту внутри. Он был один в квартире, ему некого было
стесняться, но ему было стыдно за свой страх, и в конце концов
он поднялся, пошел в большую комнату и там завел на патефоне
"Рио-риту"... А еще через несколько дней в его комнатушке
появился сладковатый тошнотный запах, такой же, как здесь...
В глубоком, как колодец, сводчатом помещении странно и
неожиданно отсвечивал рядами свинцовых труб огромный орган,
давно уже мертвый, остывший, немой, как заброшенное кладбище
музыки. А около органа, рядом с креслом органиста, лежал,
скрючившись, человечек, закутанный в драный ковер, и в головах
у него поблескивала пустая бутылка из-под водки. Андрей понял,
что все действительно кончено, и торопливо пошел к выходу.
Спустившись с крыльца в свой сад, он увидел Изю. Изя был
непривычно пьяный и весь какой-то особенно растерзанный и
взлохмаченный. Он стоял, покачиваясь, держась одной рукой за
ствол яблони, и смотрел на Здание. В сумраке блестели его зубы,
обнаженные застывшей улыбкой.
10-07-2007
Внутри «Другой России» и вокруг «Другой России»
В минувшие выходные в Москве прошла 2-я конференция «Другой России». Прошла, на мой взгляд, весьма успешно. Я бы даже сказал – неожиданно успешно. Неожиданно прежде всего потому, что за несколько дней до ее начала в конференции отказались участвовать несколько, несомненно, знаковых фигур, чьи имена в последнее время вполне обоснованно ассоциировались с оппозиционным движением в России. Я имею в виду Михаила Касьянова, Владимира Рыжкова, Людмилу Алексееву, Георгия Сатарова и Александра Аузана. Пресса заговорила о «расколе» и о «конце» «Другой России».
О позиции Михаила Касьянова уже было сказано много, в том числе и на страницах «ЕЖа», потому я позволю себе не останавливаться на этой теме. Отказ Владимира Рыжкова от участия в конференции стал для меня полной неожиданностью. Тем более что Владимир Александрович принял в ее подготовке самое активное участие и даже взял на себя труд сформулировать принципы выдвижения единого кандидата от оппозиции, которые практически полностью были поддержаны и Каспаровым, и Лимоновым. (Как раз с ними и не согласился Михаил Касьянов.) Но тут, наверное, надо учитывать, что Владимир Рыжков, человек безусловно демократических взглядов, стойкий и последовательный противник действующей власти, постоянно находится в поиске наиболее эффективных методов борьбы с путинским режимом. Возможно, ему показалось, что неучастие в конференции послужит к вящей пользе общего дела. Возможно, в это самое время он был занят какими-то более важными делами или переговорами. Нам остается только гадать и искренне сожалеть. И надеяться, что не сейчас, так с началом осени Владимир Александрович займет полагающееся ему по праву место среди лидеров «Другой России».
Несколько сложнее обстоит дело с экспертно-правозащитной, если можно так выразиться, секцией оппозиционной коалиции. Ее позиция, сформулированная Георгием Сатаровым, лично мне не кажется безупречной. В двух словах она заключается в следующем: никого по отдельности – это почти прямая цитата из Георгия Александровича — мы поддерживать не будем. Если политики не могут договориться, мы отходим в сторону. Сказано – сделано. Вроде бы честно. Но, замечу, коалиция объединяет самых разных политиков. Например, Каспарова и Лимонова. Что, для экспертно-правозащитной секции они существуют только в тандеме? Кроме того, помимо политиков, входящих в «Другую Россию», в нашей стране живет еще некоторое количество людей. Среди них попадаются и те, кто с той или иной степенью активности поддерживает действия оппозиции. Для этих людей имена Алексеевой, Сатарова и Аузана – не пустой звук. Касьянов с Каспаровым ведь не кухонную разборку устроили по поводу пропажи чайника. Они не сошлись по принципиальному вопросу о процедуре выдвижения единого кандидата в президенты от оппозиции. То есть по ключевому на сегодняшний день вопросу для всех сторонников демократических преобразований в России. И что же, столь уважаемые и авторитетные эксперты и правозащитники, с чьим мнением считаются тысячи людей, не нашли возможности как-то объяснить свою позицию, ограничившись лишь выражением неудовольствия по поводу возникших среди лидеров коалиции трений? Лично мне это кажется странным.
Впрочем, как бы там ни было, но с формулировкой «правозащитники отвернулись от «Другой России» я согласиться никак не могу. А кто же тогда Сергей Ковалев, открывавший конференцию? А Лев Пономарев, Лидия Графова, Алла Гербер – они что, правозащитники второго сорта? А Владимир Буковский, приславший на конференцию свое видеообращение, разве не принадлежит к этому славному цеху?
Я, конечно, ни в коем случае не считаю, что конференция ничего не проиграла оттого, что в ней не участвовали вышеназванные общественные и политические деятели. Безусловно, проиграла. Однако, при всем том, участникам удалось обсудить ряд концептуальных вопросов, услышать блестящие выступления (например, Андрея Илларионова) и наметить планы на будущее. Но об этом мы поговорим во второй части заметки.
-------------------
Первый день конференции прошел в формате «круглого стола». Эксперты делились своими соображениями о том, как им видится реформирование российского политического пространства, экономической сферы, институтов гражданского общества. Не могу сказать, что все выступления показались мне в равной степени содержательными, но были среди них и очень интересные. Впрочем, относительно качества идей и экспертных оценок, прозвучавших на конференции, гораздо более репрезентативным выглядит мнение человека со стороны, которому нечасто приходится общаться с активистами «Другой России». Депутат Госдумы Алексей Кандауров в своем выступлении специально отметил, что эмоциональная вовлеченность зала в происходящее, размах предлагаемых для обсуждения идей разительно отличаются от того, что ему приходилось видеть и слышать в последние годы в разных аудиториях. «Блестящими» он назвал выступления Андрея Илларионова и Станислава Белковского.
Второй день был поделен на три сессии. На первой обсуждали итоги минувшего политического года. Ее открыл лидер ОГФ Гарри Каспаров. Гарри Кимович говорил в основном о том, что «Другая Россия», как бы кто к ней ни относился, создала новую политическую реальность в России, а «Марши несогласных», про которые, несмотря на информационную блокаду, знает уже больше половины страны, показали нашим гражданам, что организованный протест – действенная мера в борьбе за свои права.
На второй сессии обсуждались риски России, связанные со сценарием инерционного развития: что ждет страну, обездвиженную путами авторитаризма? На третьей – стратегия победы «Другой России». Именно на ней и была предложена процедура избрания единого кандидата от оппозиции. Впрочем, не все оказались согласны с самой идеей участия коалиции в президентской кампании 2008 года. Андрей Илларионов считает, что такое участие будет помогать легитимизации нынешнего режима. Известный экономист предложил «Другой России» отказаться «играть по их правилам» и начать формирование по сути параллельного политического пространства. То есть проводить выборы внутри «Другой России» и таким образом привлекать новых сторонников и союзников. Как мне кажется, несмотря на всю свою радикальность, эта идея, несомненно, заслуживает внимания и дальнейшего обсуждения.
Не буду подробно останавливаться на той схеме проведения «праймериз», которую вниманию собравшихся предложил Оргкомитет в лице Александра Осовцова. Об этом достаточно говорилось. Скажу лишь, что ключевым пунктом процедуры, ее стержневой частью мне представляются региональные конференции, на которых будут выбраны делегаты на осеннюю ассамблею всех оппозиционных сил. Ее главной целью станет избрание единого кандидата от оппозиции. Если все пройдет так, как задумано, то уже на стадии выдвижения тысячи людей в России смогут сказать, что претендент — их кандидат и что они приняли самое непосредственно участие в его избрании. По сути, речь идет о мобилизации сторонников, то есть о начале полномасштабной избирательной кампании.
В эту схему вполне органично вписывается предложение Эдуарда Лимонова, также прозвучавшее на конференции. Идея Эдуарда Вениаминовича заключается в том, чтобы к осенним выборам в Госдуму сформировать предвыборный список «Другой России» и потребовать от Центризбиркома регистрации этого списка и внесения его в избирательные бюллетени. Понятно, что такой демарш вряд ли увенчается успехом, но он может придать оппозиционным выступлениям дополнительный импульс и со всей очевидностью показать гражданам фарсовый характер выборов в нашей стране. Свою позицию лидер запрещенной партии обосновал весьма красноречиво. «Конечно, с шулерами нельзя садиться играть в карты, — сказал Лимонов, — надо просто подойти и перевернуть их стол к чертовой матери».
В субботнем эфире «Эха Москвы» Борис Немцов заявил, что раз из коалиции вышли знаковые фигуры (которые, впрочем, ничего подобного не заявляли, а говорят лишь о «временных разногласиях»), то это означает, что «Другой России» больше нет. Я не стану комментировать это высказывание. Скажу лишь, что досада уважаемого демократического деятеля легко объяснима. Обидно человеку, с чьим именем справедливо связывают развитие демократических процессов в России, сегодня по тем или иным причинам оказываться вне демократического мейнстрима, вне организации, которая уже формирует политическую повестку дня для России. Но причины эти, по моему мнению, ничтожны, и я искренне надеюсь, что в конце концов Борис Ефимович окажется внутри «Другой России». Как, кстати, и остальные настоящие демократы, чьи имена сегодня не ассоциируются с оппозиционной коалицией. Им просто больше некуда идти. Никакой другой оппозиции в России не существует.