Встреча : Статья

От	IGA
К	Администрация (Пуденко Сергей)
Дата	11.01.2007 23:28:48
Рубрики	В стране и мире;

"Эпоха Брежнева: застой или откат назад?"

Статья размещена по просьбе Михайлова.

http://vif2ne.ru/nvz/forum/0/co/201017.htm
<<<
Виктор Шапинов
Эпоха Брежнева: застой или откат назад? / 11.01.2007

В декабре 2006 года был юбилей. 100 лет Леониду Брежневу, руководившему КПСС с 1963 года и до самой своей смерти в 1982 году. Никакими личными способностями не отличавшийся, даже на фоне в целом серого послесталинского советского руководства, Брежнев, тем не менее, подарил свое имя целой эпохе жизни советского общества.
Эпоха на первый взгляд была такой же бесцветной, как и сам генсек. Советское руководство как будто вдруг приняло на вооружение лозунг: «живи, и жить давай другим». Никаких не то что коллективизаций или индустриализаций с террорами, а даже хрущевской кукурузой перестало насиловать советский народ. За спокойную и в целом благополучную жизнь и вспоминает до сих пор народ брежневскую эпоху.
И не только народ. Буржуазии тоже, собственно говоря, нечего плохого сказать про период застоя. Именно в это время большая часть сегодняшних постсоветских президентов, министров, директоров, олигархов и т.д. начали делать успешную карьеру и вполне могут считать сегодняшнее свое капиталистическое благополучие прямым продолжением благополучия «советского», брежневского. «Народ», наоборот, во многом продолжает считать эпоху брежнева прямой противоположностью «эпохи реформ», наставшей после 1991 года. Кто же в данном случае прав? Богатые или бедные, труд или капитал? Как это ни прискорбно, приходится констатировать правоту капиталистов и заблуждение народа, которое, впрочем, полностью разделяется его официальными представителями в лице «коммунистической» оппозиции.
КПРФ во главе с Зюгановым возложила венки к могиле генсека, а партийные газеты отметились ностальгическими статьями. Украинские «коммунисты» тоже не отставали от своих российских коллег. Обком Компартии Украины в Запорожье пробил через местную Раду решение создать музей Леонида Ильича. А в Днепродзержинске, на родине юбиляра, именем Брежнева назовут парк культуры и отдыха.
Будь и вправду наши оппозиционеры коммунистами, то они проанализировали бы что действительно произошло в СССР в 60-80-х и к чему это привело. Но нашим «коммунистам» нужны голоса избирателей, поэтому они должны хвалить все то, что нравится избирателю, а значит на критику «брежневского застоя» в КПРФ и КПУ наложен строгий запрет. Те же, кто не связан партийной дисциплиной с подобными организациями, и может позволить себе такую роскошь, как критическое мышление, найдет в «золотом веке» советской системы лишь …упущенные возможности и откат назад, каких не знало коммунистическое движение до этого.
За кулисами парадного официоза, демонстрировавшего всему миру мощь советской державы, и неофициального «застолья», обывательского благополучия, которое кажется мечтой современному нашему соотечественнику, попавшему под каток неолиберального капитализма, происходили тектонические сдвиги общественного устройства. До поры до времени, они происходили незаметно для «простого советского человека» (благо, что от последнего просто откупились пресловутой «стабильностью» и «благополучием»), но в середине 80-х они неожиданно вырвались наружу демонами «перестройки». Тот, чье мышление осталось на уровне среднесоветского обывателя и до сих пор предпочитает не замечать прямую причинно-следственную связь между незаметным накоплением изменений в период правления Брежнева и развалом всей системы при наследниках генсека. На место этой связи такой обыватель, если он не хочет изучать логики превращения социализма в капитализм, вынужден поставить «мировую закулису», «заговор сионистов», в общем мистические, потусторонние силы.

Историческая развилка

Именно на брежневский период пришлась очередная историческая развилка, когда решался вопрос по какой дороге дальше пойдет человечество: по капиталистической или социалистической. Острый революционный кризис 1968-75 годов ставил именно этот вопрос, и именно в этот период советское брежневское руководство оказалось максимально беспомощным. Оно не смогло эффективно помочь даже победившей чилийской революции, не говоря о том, чтобы своей политикой способствовать развитию революций в других странах. (Подробнее см. Кейнсианский капитализм и революция 1968 года). События этого периода и де-факто контрреволюционная роль в них просоветских компартий слишком хорошо известна. Даже обострение политической борьбы в Чехословакии весной 1968 года не было использовано как стимул для углубления социалистических преобразований. Единственное на что оказался способен брежневский режим, так это ввести танки, чтобы избежать негативного для себя развития событий.
Проиграв по всем статьям уже самые первые битвы назревавшей мировой революции (а тогда бунты и восстания вспыхнули по всей планете, трудно найти такую страну, где в этот период не было бы вооруженных столкновений революционеров и власти, не было бы введено военное положение, не пало бы несколько правительств и т.д.), руководство КПСС оказалось лицом к лицу уже не с «добреньким» Западом, времен встреч на высшем уровне в Рейкьявике, а с агрессивным империализмом Рейгана и Тэтчер, объявившим крестовый поход против коммунизма.
Но главная битва, которую проиграло брежневское руководство, произошла внутри СССР (если считать, что лидеры КПСС сражались за дело коммунизма, в чем, мягко говоря, есть большие сомнения). Здесь капитализм окончательно победил коммунизм именно в это время, именно при Брежневе советский народ окончательно свернул на капиталистический путь, «успешно» миновав последний свой шанс свернуть влево на дорогу к бесклассовому обществу.

Великий последний шанс

Ошибки руководителей компартий гораздо опаснее ошибок сапера. Сапер гибнет сам, а коммунистические руководители гибнут вместе со всем движением, которым руководили. Если же считать неиспользованный коммунистический шанс не ошибкой, а сознательным предательством брежневского руководства, то это предательство будет пострашнее перехода генерала Власова на сторону фашистов в период Великой Отечественной.
Есть разные версии того, когда Советский Союз пошел «не по тому пути». Кто-то обвиняет Ленина, который «сделал» революцию в отсталой крестьянской стране, кто-то Сталина, который стал строить в такой стране социализм, с неизбежными бюрократическими уродствами, порожденными той же отсталостью и внешним давлением. Как-то забываются те, кто действительно лишил русскую революцию ее международного характера, кто заставил ее биться в национальных рамках долгие годы – лидеров II Интернационала, которые, в отличие от большевиков европейскую революционную ситуацию разменяли на жалкие реформы и посты в буржуазном правительстве.
Трудности «социализма в отдельно взятой стране» усугублялись тем, что до начала 60-х годов речь шла даже не о создании самого социализма/коммунизма, а скорее необходимых предпосылок для его строительства. И эти предпосылки, несмотря на издержки, создавались. Мелкое крестьянство было переведено на систему крупного коллективного хозяйства, появилась крупная машинная индустрия, побеждена неграмотность, отстроена система качественного среднего и высшего образования. «Попутно» был побежден фашизм, а социалистическая революция расширила свои границы от Восточной Германии на Западе до Северного Вьетнама на Востоке.
Успокоившись на достигнутом, мы пришли к капитализму. А ведь для рывка в коммунизм было уже буквально все готово: то, что не готово, можно было доделать «по пути». Сегодня сложно воссоздать полную картину борьбы между капитализмом и коммунизмом в этот период. Виноваты тут издержки предыдущего периода: чтобы победить мелкую буржуазию на селе свернули внутрипартийную демократию, чтобы произвести индустриализацию заключили социальный мир с бюрократией, дали ей высокие жалования и прочие привилегии, чтобы победить фашизм наводили внутреннюю дисциплину террором, восстановили в правах великорусский патриотизм и т.д. В итоге получилась политическая система, где противоречивые тенденции и различные политические силы борются «под ковром» официального единомыслия. То, что всплывает на поверхность, приходится читать между строк. Эта минимальная прозрачность делает весьма трудной работу историка, который хотел бы показать разные политические силы, разные программы, интересы, которые боролись под коркой бюрократической аппаратной дисциплины.
Даже среди противников советского строя большинство разделяет иллюзию советской историографии, которая рассматривает те или иные события истории СССР только как реализацию решений очередного съезда, ЦК, Политбюро или лично вождя. И хотя Л.И. Брежнев оставляет минимальный простор для объяснения исторический перемен личной деятельностью, такое объяснение распространяется и на период его правления. Если оставить эту иллюзию исторического идеализма, перед нами встает задача воссоздать борьбу капиталистических и коммунистических тенденций, которая шла во времена Брежнева.
Борьба между капитализмом и коммунизмом не прекратилась с развалом СССР. Наоборот, история СССР стала полем идейной схватки. Ведет эту борьбу, например, гуру всех левых шовинистов Сергей Кара-Мурза. Его статья «Эпоха Брежнева» кроме прочих была перепечатана газетой «Рабочий класс», которая, изгнав из своей редакции марксистов, какое-то время по инерции маскировала свой оппорутнизм марксистской фразой, а теперь, видимо, решила сбросить маски. Итак, читаем Кара-Мурзу:
«Когда сейчас говорят, что Брежневу следовало бы провести демократизацию партии и начать творческий диалог о проблемах социализма, это выглядит наивным детским лепетом.
Вот, в 50-е годы на философском факультете МГУ вместе учились Мамардашвили, Зиновьев, Грушин, Щедровицкий, Левада. Теперь об этой когорте пишут: «Общим для талантливых молодых философов была смелая цель – вернуться к подлинному Марксу». Что же могла обнаружить у «подлинного Маркса» эта талантливая верхушка наших философов? Жесткий евроцентризм, крайнюю русофобию, блестящее доказательство «неправильности» всего советского жизнеустройства и отрицание «грубого уравнительного коммунизма» как реакционного выкидыша цивилизации, тупиковой ветви исторического развития.
Сталинское руководство, не имея возможности отцепиться от марксизма, спрятало от советского общества все эти идеи, сфабриковав для внутреннего пользования вульгарную, очищенную версию марксизма. Но уже к 60-м годам талантливые философы «вернулись» к Марксу, раскопали все эти антисоветские заряды и запустили их в умы трудовой советской интеллигенции. Ну как не быть кризису в идеократическом обществе, в основу официальной идеологии которого положено учение, это самое общество отрицающее!» ( http://rk.org.ua).
Дальше Кара-Мурза пишет, что проблема была в том, что отказ от Маркса и переход на «самобытные» идеологические поделки был произведен советским руководством не достаточно решительно.
Сайт русских социал-шовинистов Лефт.ру почти дословно списывает у Кара-Мурзы его выводы: «Когда сейчас говорят, что Брежневу следовало бы провести демократизацию партии и начать творческий диалог по проблемам социализма, это выглядит наивным детским лепетом. Леонид Ильич не поддался на уговоры «либералов-демократов», которые и тогда своими псевдонаучными рассуждениями пытались навязать руководству СССР порочный курс и тем самым спас от разрушения страну Советов. Чего не смог или не захотел сделать Горбачев». ( http://left.ru/2006/18/zuev152.phtml).
Что же на самом деле следовало сделать советскому руководству, если бы оно хотело «жить по Марксу»? И в чем состояла действительная заслуга «молодых философов», среди которых стоило бы назвать не соратника Кара-Мурзы по патриотическому болоту А.Зиновьева, а действительно выдающегося марксиста ХХ века Э.В.Ильенкова? В чем заключался диалог по проблемам социализма, который в СССР приходилось вести эзоповым языком и какие позиции в рамках этого диалога существовали?

Программа коммунистического переворота

Итак, советское общество вплотную подошло в начале 60-х к состоянию, которое Маркс называл «грубым коммунизмом», «формальным уничтожением частной собственности» или «формальным обобществлением». В отличие от Кара-Мурзы, Маркс никогда не считал такой коммунизм «реакционным выкидышем» или «тупиковой ветвью». Напротив, Маркс считал такой коммунизм единственно возможным первым шагом за пределы мира частной собственности, необходимой предпосылкой для «действительного коммунизма», «положительного уничтожения частной собственности» и реального обобществления.
Предпосылка была создана, настало время для движения, потому и появились «молодые философы». Мы не будем говорить о пустоцвете, типа Мамардашвили или о Зиновьеве, будем говорить о том, кто действительно формулировал, пусть довольно общо и избегая прямой «крамолы», программу коммунистического переворота, об Эвальде Ильенкове. Формулировал все это Ильенков примерно так:
«Согласно же Марксу, формально-юридическое «обобществление собственности», учреждаемое политической революцией, есть всего-навсего первый (хотя и необходимо первый) шаг, есть лишь первый этап действительного «обобществления». Он создает лишь формальные – юридические и политические – условия sine qua non реального «присвоения человеком отчужденного от него богатства».
Подлинная же задача, составляющая «суть» марксизма, только тут и встаёт перед ним во весь свой рост, во всём своем объеме, хотя на первом этапе эта задача может вообще ясно не осознаваться. Эта задача – действительное освоение каждым индивидом всего накопленного в рамках «частной собственности» (т.е. «отчужденного от него») богатства.
При этом «богатство», которое тут имеется в виду, – это не совокупность «вещей» (материальных ценностей), находящихся в формальном владении, а богатство тех деятельных способностей, которые в этих вещах «овеществлены», «опредмечены», а в условиях частной собственности – «отчуждены».
Превратить «частную собственность» в собственность «всего общества» – это значит превратить ее в реальную собственность каждого индивида, каждого члена этого общества, ибо в противном случае «общество» рассматривается еще как нечто абстрактное, как нечто отличное от реальной совокупности всех составляющих его индивидов». (Э.Ильенков. Маркс и Западный мир).
Если перевести эту программу с языка теории, на язык политики, она гласит: отнимите у этого «общества», у его официальных распорядителей и управленцев, в том числе (да-да) у «дорого Леонида Ильича», те деятельные способности, которые монополизированы ими в качестве советских бюрократов, вместе со спецраспределителями, «вертушками», черными лимузинами и госдачами. Перейдите от формального обобществления под руководством социалистической бюрократии к реальному обобществлению, когда сама эта бюрократия станет не нужна. Между прочим, статья Ильенкова так и не была опубликована аж до самого 1988 года…
В отличие от 1930-х годов, когда Лев Троцкий выдвигал идею «политической революции» против бюрократии, в 1960-е годы необходимые условия преодоления бюрократии уже существовали. Лев Троцкий в свое время, ограничивался только призывом устранить монополию сталинской группы на власть и восстановить «советскую демократию». Однако, без реального уничтожения разделения труда, преодоления выделения управленческого труда в отдельную сферу, выполняемую профессионалами, бюрократию победить было невозможно.
Бюрократия – это не группа лиц, которые поддерживают Сталина или кого-то другого, это общественное явление, возникающее в условиях, когда большая часть населения вынуждена заниматься монотонным, преимущественно физическим трудом. Рядом с этим большинством неизбежно вырастает слой людей, которые освобождены от этой монотонности для занятия управлением, философией, наукой, искусством. При рабовладении, феодализме, капитализме этот слой образует господствующий класс, который кроме деятельных способностей концентрирует в своих руках еще и средства производства в качестве частной собственности. При социализме, когда он только выходит из капиталистического общества, сделать всех управленцами, философами, художниками, учеными, сначала невозможно, тем более было невозможно сделать это в такой стране, как бывшая царская Россия. Поэтому сначала все эти «привилегированные» профессии оказываются в руках социалистических чиновников на зарплате у рабочего государства. Причем зарплата их оказывается больше чем у рабочего. Происходит это не по злой воле Сталина, а потому, что нужно заинтересовать бюрократов в учебе и сделать лояльными к новой власти[1].
Таким образом, формально частная собственность стала общественной, но действительного уничтожения еще не произошло. Сын генерала все еще, как правило, становится генералом, а сын рабочего, как правило, рабочим, или, в лучшем случае, «младшим научным сотрудником». Частная собственность на деятельные способности сохраняется. Работа оценивается деньгами, то есть разные виды труда все еще сравниваются друг с другом рыночным методом, таким образом, и распределение происходит в значительной степени через рынок.
Тот, кто получает больше и занимается управлением, рано или поздно станет стремиться к тому, чтобы иметь денежных знаков еще больше, а привилегию управленца превратить в наследственное право частного собственника. Как раз эта тенденция и была реализована полностью в ходе «перестройки» под руководством высшей бюрократии из ЦК КПСС.
Но есть и другой путь. Разделение труда приводит, в конечном счете, к тому, что производственный процесс разбивается на множество мелких операций, в которых рабочего может заменить машина. Развитие энергетики позволяет освободить рабочего от применения своей мускульной силы для приведения машины в движение. Электроника позволяет освободить человека от наблюдения за машиной и управления ей и отчасти даже от ремонта машины. Человеку в этом случае остается только конструирование машин, составление программ к ним и т.п. То есть работа не монотонная, а творческая, работа не исполнительская, а управленческая.
Чем дальше будет продвигаться эта автоматизация, тем меньше общественного рабочего времени будет уходить на непосредственное участие в материальном производстве. Уже при тогдашнем развитии производительных сил (70-80-е годы), его можно было сократить до одного-двух рабочих дней в неделю или 2-3 рабочих часов в день, при пятидневной рабочей неделе. Такую «трудовую повинность» могли бы «отбывать» и подростки, и студенты без отрыва от учебы, и пенсионеры на наименее выматывающих участках производства. Совокупное рабочее время общества не упало бы, а увеличилась, также как и интенсивность труда. Остальное время было бы освобождено для занятий управленческой деятельностью, наукой, искусством. Надобность в бюрократии, таким образом, быстро исчезнет, ведь каждый сможет квалифицированно разобраться в вопросе, который стоит перед обществом или коллективом. У него будет время, а общественное воспитание, обязательное поголовное высшее образование, соединенное с практической трудовой деятельностью, разовьет соответствующие способности.
Ясно, что такое общество в центр внимания ставило бы уже не материальное производство, а производство человека, всесторонне развитой личности. Таким образом, господствовали бы уже не отчужденные производственные отношения («базис»), а подлинно человеческие отношения. Всесторонне развитый человек, перед которым открыты все горизонты для дальнейшего совершенствования, никогда не поддержал бы капиталистическую реставрацию, обрекавшую его быть навеки прикованным лишь к одной из всеобщих человеческих способностей. «Советский человек», для которого этот коммунистический горизонт оставался закрытым, в массе своей не противился рынку и частной собственности, которая обещала ему потребительское изобилие. Работу же по реставрации выполнили все те же стихийные силы рынка, предоставленные сами себе, они же нашли исполнителей в лице все той же советской бюрократии.
Итак, Ильенков – это левый фланг общественной дискуссии о будущем социализма которая, благодаря советской бюрократии и к удовольствию Кара-Мурзы, была совсем не открытой. Кто же на правом фланге?

Программа капиталистической реставрации

Именно во времена Брежнева окрепли идеологические конструкции, отражающие интересы бюрократии. Вернее, интерес бюрократии превратиться в буржуазию. Идеи эти высказывались в те годы вовсе не политическими лидерами на съездах и заседаниях ЦК, как то было в 1920-е годы, а в рамках степенной по форме академической дискуссии, учеными, далекими от непосредственного участия в политике. Но из-под профессорских шапочек, из-за сухой теории научных монографий выглядывала живая динамика социальной борьбы, где сталкивались интересы разных социальных групп, где шла скрытая классовая борьба.
Там где общественный климат был посвободнее, правые идеи высказывались практически в открытую. Например, польский идеолог Адам Шафф, книги которого публиковались и были широко известны, выступал со следующими «новаторскими» идеями: «в социалистическом обществе образуется элита власти, которая совершенно естественно пользуется плодами своего привилегированного социального положения», это – «дело совершенно естественное и социально оправданное, так что нет никаких оснований обозначать его фигурами стыдливого умолчания» (Адам Шафф. Марксизм и человеческий индивид).
Таким образом, то, что левые, вроде Ильенкова, объявляют подлежащим уничтожению в самом ближайшем будущем, правые, устами Адама Шаффа, называют вечным, «естественным» законом социализма. Идеи об отмирании государства, снятии общественного разделения труда и т.д. Адам Шафф объявляет «утопизмом», «гегельянщиной», вредными для дела социализма, почти в духе Кара-Мурзы. Не хватает только обвинений Маркса в «русофобии», - видимо, поляк Шафф был в меньшей степени озабочен этим вопросом, чем его русский коллега. Из этих посылок естественно вытекает следующий вывод: «Борьбу против бюрократии надо понимать посему как борьбу против плохой, неразумной, некомпетентной, чрезмерной бюрократии, а не как борьбу против управленческого аппарата, то есть не против “бюрократии вообще”» (с. 172).
Книга Шаффа, как более-менее открытый манифест «правых» сил социалистического общества, послужила для Ильенкова поводом выступить с изложением своих идей, так родилась полемическая статья «О «сущности человека» и «гуманизме» в понимании Адама Шаффа».
Шафф, пишет Ильенков, встал на «путь апологии всех тех «видов отчуждения» (т.е. форм взаимоотношений между индивидами), которые социализмом по необходимости наследуются от мира «частной собственности» и сохраняются еще долго после того, как революция уничтожила «специфически капиталистические» (т.е. самые развитые и крайние) формы «отчуждения».
Ведь упразднение специфически капиталистических форм собственности (= «отчуждения») еще вовсе не означает автоматически упразднения всех частнособственнических отношений между индивидами. Даже юридически. Насколько нам известно, на родине Адама Шаффа мелкая – крестьянская – частная собственность вовсе не была ликвидирована социалистической революцией. Эта форма – и очень живучая – частной собственности даже узаконена польской конституцией. Не будем же говорить о тех формах частнособственнических отношений между людьми, которые – хоть юридически они не узаконены или узаконены под фальшивой вывеской, …что еще больше затемняет их частнособственническое нутро, – продолжают сохраняться в жизни социалистических стран в силу инерции, которая тем могущественнее, чем ниже был уровень экономического, политического, правового и морального развития масс индивидов, с которого эти страны были вынуждены начинать свое социалистическое развитие».
Борьба против бюрократии, за движение к коммунизму прямо перекликается с лозунгами идущей в тоже самое время в Китае «культурной революции». Правда, Ильенков вынужден везде оговариваться, исходя скорее из цензурных соображений, чем из внутреннего убеждения, что он ничего «такого» ввиду не имеет, а наоборот осуждает «пекинские авантюры». Но саму бюрократию такие оговорки не обманывают, поэтому ответ Адаму Шаффу так и останется рукописью, к печати его не допустят…
Бюрократия прекрасно понимала, - стань идеи Ильенкова лозунгом масс, то дело очень быстро пойдет по «китайскому» сценарию с вытаскиванием бюрократов, объявивших свое существование «вечным законом» социализма, из уютных кабинетов на суд народных масс, от лица которых бюрократы привыкли говорить.
Итак, закрепив свои успехи в политической по сути дискуссии (которая велась «в одни ворота», потому что «левые» статьи не публиковались, а наиболее смелые «левые» авторы рисковали быть обвиненными в сочувствии к маоизму, исключенными из партии и лишиться работы, а то и оказаться в психиатрической больнице), бюрократия взялась за экономику.

Экономическая дискуссия и экономическая реформа 1965 года

Дискуссия о судьбе товарно-денежных отношений при социализме осталась в народной памяти в виде анекдота:
- Будут ли деньги при коммунизме?
- Югославские ревизионисты считают, что, да – будут, китайские догматики, что не будут. А мы подходим к этому вопросу диалектически: у кого будут, а кого нет…
Тем не менее, решение этого вопроса в пользу сохранения и развития товарно-денежных отношений оказался гибельным для социализма.
Почему этот вопрос так важен? Дело в том, что речь идет не просто о том, какая «схема» управления экономикой дает большую эффективность: «командно-административная» или «рыночная». Это ходячее представление, сводящее вопрос к выбору экономической стратегии скрывает истинный масштаб проблемы. Речь идет о преодолении всей предшествовавшей цивилизации, «предыстории человечества», как Маркс называет этот период, самой передовой и последней формой жизни которой и были товарно-денежные отношения.
Первобытная община производит все ей необходимое и распределяет продукт внутри себя. Производство и распределение здесь находится под контролем всех членов общины[2]. Развитие разделения труда приводит к возникновению обмена, а затем и торговли. Продукт, который становится товаром, попадая на рынок, начинает жить своей жизнью, уже не подконтрольной производителю. Объединение производителей теперь происходит совершенно стихийно. В конечном счете, при развитом товарном производстве, производители сами становятся товаром «рабочая сила» на рынке труда, сама их жизнь оказывается в зависимости от колебания спроса и предложения[3]. В этом корень «отчуждения», то есть ситуации, когда продукты собственной деятельности и сама эта деятельность противостоят человеку как некие чуждые силы, не зависящие от его воли и диктующие ему условия.
Но та же самая сила рынка ставит на место распыленных мелких производителей крупные и крупнейшие заводы, фабрики, агропредприятия, которые объединены в корпорации и холдинги планетарного масштаба. Внутри таких предприятий товарно-денежные отношения уничтожены, продукты разных работ распределяются под контролем менеджеров, администраторов, а на рынок поступает только конечный продукт.
Таким образом, создается возможность взять эти крупные объединения под контроль государства и обойтись без рынка в масштабах всего общества. Деньги тогда превращаются в простые квитанции, свидетельствующие о том, что человек отработал столько-то часов, в обмен на них он может получить определенное количество продуктов потребления. Даже в условиях отдельной страны, такой как СССР, эта система работает эффективнее, чем капиталистическая, если за меру эффективности принять количество бедных, больных, детскую смертность, уровень образования и т.п.
Сложность полного проведения этих мер в СССР заключалась в том, что Союз был социалистической страной во враждебном окружении, поэтому вынужден был тратить значительную часть общественного продукта на военные нужды. Но еще важнее было то, что СССР был страной крестьянской, а мелкое хозяйство крестьянина можно включить в единую систему только через рынок. Даже колхозы торговали с государством и были, во многом, отдельными хозяйственными единицами.
Предприятия в СССР также формально торговали друг с другом, хотя по сути их отношения диктовались плановыми органами. Тем не менее, товарная форма отношений оставалась живучей.
Дальнейшее развитие социализма заключалось бы в том, что коллективные хозяйства были бы полностью включены в общий план, а распределение сырья и готовых продуктов между предприятиями стало бы не опосредованным куплей-продажей.
До этого было еще далеко. Во-первых, вся продукция пересчитывалась на так называемые «счетные деньги». Формировалась «фабрично-заводская цена» изделия, в которую включали «чистый доход предприятия». Затем к этой цене прибавлялся «налог с оборота», который поступает в бюджет государства на общегосударственные нужды. «Торговая цена» добавляет к этому еще и торговые издержки. Таким образом, эта система еще далека от того идеала «единой фабрики», в которой не было бы обособленных производств, обменивающихся через рынок, но это уже и не капиталистическая экономика, где есть конкуренция, одни предприятия разоряются, другие – богатеют, где потребности общества целиком определяет рынок и т.д.
Система еще не коммунистическая, а полурыночная. Введена она была в период нэпа и названа хозрасчетом. Это означало, что цены определяются плановыми органами государства, а предприятие, закупая сырье по фиксированным ценам и сбывая готовый продукт также по фиксированной цене, должно стремиться получить прибыль. Эрнесто Че Гевара назвал эту систему «гибридной».
В «гибридной» системе рыночные механизмы смешаны с плановыми таким образом, что форма может обслуживать качественно разное содержание. (Поэтому, например, в одном из частных писем тот же Ильенков предлагает назвать вещи своими именами и четко очертить ту сферу, где рынок все еще господствует, от реально обобществленной сферы: «Тогда и получится ясная картина – картина борьбы взаимоисключающих принципов, а не их «диффузия», что хуже открытой и честной борьбы, ибо диффузия превращает всю эмпирию в одну серую кашу»). Не ясно, где и когда все эти купли-продажи являются лишь рудиментом, оболочкой, доставшейся плановым отношениям от предыдущего этапа, а где они отражают саму суть дела.
Полный переход к распределению означал бы переход к коммунизму[4]. Естественно, что всякая «нехватка» при этом означала бы, либо неготовность к обобществлению, либо, что распределение организовано отвратительно.
Начинается экономическая дискуссия с появления в «Правде» статьи «План, прибыль, премия» харьковского экономиста Евсея Либермана. До этого Либерман был настолько мелкой научной величиной, что ожидать от него самостоятельного выступления по коренной проблеме экономической практики страны, значило бы наградить его смелостью и самонадеянностью, да еще и мужеством, такого размера, которого вряд ли стоило бы ожидать от скромного экономиста. Раньше самой «фундаментальной» работой Либермана была книга «Хозрасчет машиностроительного завода». Статья харьковского экономиста, несомненно, была пробным камнем куда более весомых общественных сил. В случае сопротивления плану реформы, которая таки была осуществлена в 1965 году, Либерманом можно было пожертвовать.
Но идея «проходит» и ее тут же поддерживают почти все политэкономические «светила» того времени. Сентябрьский пленум ЦК КПСС одобрил план реформы, согласно которой прибыль стала основным экономическим показателем работы предприятия в СССР.
Суть реформы в следующем: многочисленные плановые показатели, задаваемые предприятиям государством заменить основным показателем прибыли (превышением расходов над доходами по отношению к капиталу), чтобы заинтересовать работников и директоров в этом показателе разрешить часть прибыли переводить в фонд заработной платы.
Такая система (сначала в «экспериментальном» порядке) вводилась на различных предприятиях с самого начала правления Брежнева. Решительное ее внедрение началось с эксперимента «Большевичка» - «Маяк» в июле 1964 года, когда предприятиям легкой промышленности была дана директива следовать не плановым заданиям, а ориентироваться на спрос магазинов. Затем эта система, открыто отрицающая плановый характер экономики, была распространена на 400 предприятий легкой промышленности. Официальным поводом была слабый учет предприятиями потребностей населения, плохое качество продукции. Стоит ли говорить, что никакого радикального улучшения качества рынок не принес: «нужды трудящихся» (которые можно было учесть и в рамках плановой системы элементарным «маркетинговым» исследованием) были лишь удобным предлогом для введения рынка.
В 1965 году на подобную систему было решено перевести большинство предприятий СССР. В результате, стремительно стала снижаться доля прибыли, которую предприятия переводили государству (иногда до 25%) и расти доля, которая шла на премирование и оплату труда (до 50%).
Таким образом, как будто воскрешалась нэповская система государственного капитализма, когда государственные предприятия сдавались в концессию иностранному капиталу, который в обмен на инвестиции получал возможность распоряжаться частью прибыли. Реформа 1965 года тоже как бы сдавала предприятия «в концессию» трудовому коллективу, который получал возможность распределять внутри себя часть прибыли. На деле, конечно, «трудовой коллектив» означал директора, который получал все больше атрибутов собственника.
В своих произведениях Ленин, превращенный к тому времени в безвредную икону, прямо возражал против подобных нововведений: «Величайшим искажением основных начал Советской власти и полным отказом от социализма является всякое, прямое или косвенное, узаконение собственности рабочих отдельной фабрики или отдельной профессии на их особое производство, или их права ослаблять или тормозить распоряжения общегосударственной власти…» (В.И. Ленин. ПСС, т. 36, c. 481). Ленин пишет о том, что даже рабочие отдельного предприятия не могут быть его собственниками, только все рабочие вместе могут владеть всем производством. В реформе-65 речь шла уже не о рабочих, а все больше о директорах…
В 1966 году директора получили частичное право покупать и продавать средства производства, которые до этого распределялись только государством. «Излишние» машины, сырье, транспорт и оборудование стали предметом торговли на специальных рынках в Горьком и Свердловске.
Хозяйственная номенклатура – такова была социальная база брежневского режима. Она поставила Брежнева к власти, сместив Хрущева с его «волюнтаристскими» экспериментами, не дававшими спокойно жить управленцам. Через 2 года после «смены власти» брежневская команда дала своей социальной опоре «удовлетворение», разрешив распоряжаться прибылями предприятий по своему усмотрению, в том числе перекачивая значительную их часть себе в карман через фонд оплаты труда и премии. Премия рассчитывалась в процентах от заработной платы, поэтому для управленческого персонала она была существенно выше, чем для рабочих.
Идеалом новой системы становился капитализм, где «инициатива предприятий» и «прибыль», как критерий эффективности, достигают своего полного «расцвета». Реформа отодвигала советскую экономику от цели стать «единой фабрикой» к сумме независимых предприятий связанных через рынок. Открыто сказать о капиталистическом характере этого движения, в СССР было нельзя. Спор в науке шел о том, являются ли товарно-денежные отношения органически присущими социализму (как трактовали официальные учебники) или нет (как считали левые экономисты-«антирыночники»). Но такой вывод был сделан к востоку и к западу от границ Советского Союза, - на Кубе и в Китайской Народной Республике.
Несмотря на явный капиталистический характер реформы 1965 года, ее хвалят не только правые. Демагогия с использованием терминов «инициатива снизу», «гибкость» и тому подобными эвфемизмами рыночной конкуренции и анархии производства, находит себе благодарную аудиторию и среди левых. Даже такой признанный авторитет, как Борис Кагарлицкий в статье об эпохе Брежнева пишет о реформе-65 в тех же восторженных выражениях, что и буржуазные авторы: «Экономическая реформа второй половины шестидесятых была главным и самым смелым предприятием нового руководства. Это была действительно назревшая попытка вернуть советской системе явно утрачивавшийся ею динамизм, сделать управление более гибким, а развитие более осмысленным». (Б.Кагарлицкий. Тихий юбилей).
На деле никакой динамизм советской экономике не был возвращен. Напротив, темпы ее развития стали устойчиво снижаться, более того, она дала отрицательную динамику по основным социальным показателям. Если за 1954-67 годы СССР явно догонял США по производительности труда (с 29,3% американской она повысилась до 36,2%) и по валовой промышленной продукции (с 30% до 51,2%), то с конца 60-х Советский Союз начинает отставать. Прививка капитализма не замедлила сказаться: уже в годы восьмой пятилетки темпы прироста национального дохода снизились с 7,7% до 3,5%, а темпы роста производительности труда с 6,8 до 3%. Материалоемкость народного хозяйства начала увеличиваться (в противоположность тому, что обещали «рыночники») за 1961-85 годы она повысилась на 60%. Объем потребления материальных благ на душу населения по сравнению с США (в пересчете на доллары) снизился с 36,6% в 1965 до 25,8% в 1985 году.
С 1965 года начала падать средняя продолжительность жизни (до этого она повышалась). При увеличении числа научно-технических работников стало снижаться количество внедренных изобретений (с 23,1 тыс. в седьмой пятилетке до 8,5 тыс. в десятой), по числу студентов вузов на 10000 населения СССР с 1970 по 1987 год опустился со второго на 39-е место в мире.
Так что рыночная реформа не принесла никаких положительных результатов никому, кроме верхушки хозяйственной и партийной бюрократии.
Китай и Куба
Дискуссия о социализме стала в этот период международной. И проводилась она куда более свободно, чем в Советском Союзе при Брежневе. Появились социалистические страны, руководство которых критиковало СССР справа (Югославия) и слева (Китай и Куба). Последние довольно определенно заявляли о капиталистическом характере реформы 1965. Вот позиция Эрнесто Че Гевары: «предприятие, которое функционирует на основе потребительского спроса, таким путем измеряющее свою прибыль и эффективность своего руководства не представляет собой ни большую редкость, ни что-то особо секретное: это обычный образ действий капитализма. Но именно это и происходит сейчас на некоторых предприятиях СССР. Речь идет о специфических экспериментах, и я никоим образом не хочу доказать этим, что в Советском Союзе существует капитализм. Я хочу сказать лишь, что мы являемся свидетелями некоторых феноменов, происхождение которых связано с кризисом теории, а теоретический кризис возник потому, что было забыто о существовании Маркса, и потому, что основываются только на части трудов Ленина…» (Эрнесто Че Гевара. Экономические рукописи 1966 года // Э. Че Гевара. Статьи, выступления, письма. М. 2006. стр. 513).
Свою полемику с советской экономической системой Че Гевара начал еще до реформы 1965 года, которая привела его к таким печальным, но справедливым выводам. Че отслеживал откат СССР назад довольно внимательно еще со времен Хрущева: «интересно то, что говорил о Югославии товарищ Хрущев, который посылал туда людей перенимать опыт. Так вот, то что он увидел в Югославии и что показалось ему таким интересным, - все это в гораздо более развитом виде имеется в Соединенных Штатах, потому что там – капитализм» (Там же, с. 494). «Начальники получают все больше и больше»… «У лидеров нет никаких обязательств перед массами…» - говорит Че после поездки уже в брежневскую Москву в декабре 1964 года.
Экономика СССР еще не была единым предприятием, вроде крупной капиталистической компании, где производственные единицы не обладают хозяйственной самостоятельностью. Тем более она не была единой фабрикой, где между отдельными звеньями существует только технологическая взаимосвязь, но не экономическая. Речь шла пока о характере этой экономической связи, о различиях между экономическими методами того периода, когда разделение труда еще преодолеть невозможно, когда только создаются предпосылки для этого. А эти методы на Кубе и в СССР были разными.
Здесь как бы подтверждалась та истина, что всякая новая революция начинается не «сначала», а с той точки, где остановилась прежняя. Констатировав «застой», если не откат назад, революции в СССР, Че продолжает начатые ей экономические преобразования. При этом он отталкивается от советской системы, противопоставляя ей кубинскую:
«Анализ методов учета, обычно используемых сегодня в социалистических странах, показывает, что между ними и нашими методами лежит концептуальное отличие, сравнимое с тем, которое существует в капиталистической системе между конкурентным капитализмом и монополией» (О системе бюджетного финансирования // Э. Че Гевара. Статьи, выступления, письма. М.2006. стр. 383).
Отличия «системы бюджетного финансирования» (или «производственного объединения», так назвал свою модель Че) и хозрасчета следующие:
1. При хозрасчете каждое предприятие является до определенной степени самостоятельной хозяйственной единицей, в системе бюджетного финансирования – нет.
2. Согласно кубинской системе, предприятия не имеют собственных фондов, счет предприятия в банке непосредственно контролируется государством, в то время как при советской предприятие имеет собственный фонд, на который не распространяется непосредственные директивы центральных органов, и которые используются по усмотрению руководства самого предприятия.
3. Хозрасчет делает упор на «материальное стимулирование», как источник роста производительности и заинтересованности работников, система бюджетного финансирования делает упор на «формировании сознания». Сторонники советской системы, пишет Че, «считают, что прямое материальное стимулирование, проецируемое на будущее, сопутствуя обществу на различных этапах строительства коммунизма, не противоречит «развитию» сознания, а по нашему убеждению, противоречит ему» (стр. 387).
Система Че могла быть принята на вооружение в СССР, она была бы шагом вперед по направлению к «единой фабрике», но как мы знаем СССР в то время уже делал шаг назад…
На другом конце планеты Мао Цзэдун подходил к вопросу скорее с политической стороны. В силу уже свершившегося разрыва между СССР и КНР, китайские марксисты были более свободными в формулировках, чем кубинцы, и скорее перегибали палку, чем осторожничали:
В советском обществе, говорилось в официальном документе Компартии Китая, образовалась «привилегированная прослойка», которая «состоит из перерожденцев в среде руководящих кадров партийных и государственных учреждений, предприятий и колхозов и из буржуазных интеллигентов; эта прослойка противостоит советским рабочим, крестьянам и широким массам интеллигенции и кадровых работников».
«Эта привилегированная прослойка, присваивая плоды труда советского народа, получает доходы, превышающие в десятки и даже сотни раз доходы рядовых советских рабочих и крестьян. Представители этой прослойки получают громадные доходы в виде высокого жалования, больших премий, огромных гонораров и всевозможных личных надбавок. Более того, используя своё привилегированное положение, они занимаются различными злоупотреблениями, коррупцией, взяточничеством и хищениями». («О хрущевском псевдокоммунизме и его всемирно-историческом уроке», 14 июля 1964 года).

Последствия

Не отличавшийся ни проницательностью, ни волевыми качествами и полуневменяемый к концу жизни, Брежнев, как нельзя лучше подходил в качестве ширмы для закрепления у власти хозяйственной номенклатуры. Именно эти слои превратились в правящий класс в ходе открытой контрреволюции 1989-91 годов. Даже в 1994 году 80% российского бизнеса вело свое происхождения прямо от административно-государственных средств и связей, это был, как тогда называлось «красный бизнес»[5]. В середине 1990-х, по некоторым подсчетам, 87% бывших партийных работников функционировали в коммерческих структурах или органах новой буржуазной власти.
Таким образом, брежневская эпоха была прямой подготовкой капиталистической реставрации. Но подготовкой не в том смысле, что некий тайный комитет заговорщиков действовал по плану, а так что стихийные силы рынка толкали разлагающуюся номенклатуру, лишенную коммунистического сознания и при практически полном отсутствии давления масс снизу.

[1] «Мы еще не скоро сможем осуществить, но во что бы то ни стало должны осуществить то, чтобы спецам, как особой социальной прослойке, которая останется особой социальной прослойкой впредь до достижения самой высокой ступени развития коммунистического общества, жилось при социализме лучше, чем при капитализме, в отношении и материальном и правовом, и в деле товарищеского сотрудничества с рабочими и крестьянами, и в отношении идейном, т. е. в отношении удовлетворения своей работой и сознания ее общественной пользы при независимости от корыстных интересов класса капиталистов». (В.И.Ленин. Проект тезисов о роли и задачах профсоюзов // В.И.Ленин, ПСС, т. 44. стр. 351).
[2] «Они [производители первобытных общин] знают, что делается с продуктом: они потребляют его, он не выходит из их рук, и пока производство ведется на этой основе, оно не может перерасти производителей, не может породить таинственные, чуждые им силы, как это постоянно и неизбежно бывает в эпоху цивилизации». (Ф.Энгельс. Происхождение семьи, частной собственности и государства. // К.Маркс, Ф.Энгельс. Соч. т. 21, стр. 174).
[3] «Социальная сила, т. е. умноженная производительная сила, возникающая благодаря обусловленной разделением труда совместной деятельности различных индивидов, - эта социальная сила, вследствие того, что сама совместная деятельность возникает не добровольно, а стихийно, представляется данным индивидам не как их собственная объединенная сила, а как некая чуждая, вне их стоящая власть, о происхождении и тенденциях развития которой они ничего не знают; они, следовательно, уже не могут господствовать над этой силой, - напротив, последняя проходит теперь ряд фаз и ступеней развития, не только не зависящих от воли и поведения людей, а наоборот, направляющих эту волю и это поведение». (К.Маркс, Ф.Энгельс. Немецкая идеология. // К.Маркс, Ф.Энгельс. Соч. т. 3, стр. 53).
[4] «Труд объединен в России коммунистически постольку, поскольку,
во-первых, отменена частная собственность на средства производства, и поскольку,
во-вторых, пролетарская государственная власть организует в общенациональном масштабе крупное производство на государственной земле и в государственных предприятиях, распределяет рабочие силы между разными отраслями хозяйства и предприятиями, распределяет массовые количества принадлежащих государству продуктов потребления между трудящимися» (Экономика и политика в эпоху диктатуры пролетариата. Ленин В.И. Сочинения, 4‑е изд., т. 30, с. 88).
[5] Колесников В.В. Экономическая преступность и рыночные реформы: политико-экономические аспекты. – СПб., 1994, стр. 148-150.
<<<

От	IGA
К	IGA (11.01.2007 23:28:48)
Дата	12.01.2007 19:03:24

прокомментирую

> Уже при тогдашнем развитии производительных сил (70-80-е годы), его можно было сократить до одного-двух рабочих дней в неделю или 2-3 рабочих часов в день, при пятидневной рабочей неделе. Такую <трудовую

Насколько знаю, СССР испытывал дефицит трудовых ресурсов. Сократить рабочую неделю до одного-двух дней - это форменное вредительство.

> Бюрократия прекрасно понимала, - стань идеи Ильенкова лозунгом масс, то дело очень быстро пойдет по "китайскому" сценарию с вытаскиванием бюрократов, объявивших свое существование "вечным законом" социализма, из уютных кабинетов на суд народных масс, от лица которых бюрократы привыкли говорить.

Шапинов так радостно описывает такой идеал. Но если вдуматься, ничего "страшного" не произошло бы. Достаточно рассмотреть этот "китайский сценарий" подробнее. Что, разве в 1973 г. не Мао поздравлял Пиночета? И разве не Мао установил торговые отношения с сионистским Израилем и режимом апартеида ЮАР? Разве не маоистский Китай напал на социалистический Вьетнам?

> СССР был страной крестьянской, а мелкое хозяйство крестьянина можно включить в единую систему только через рынок. Даже колхозы торговали с государством и были, во многом, отдельными хозяйственными единицами.

Теперь по поводу колхозов.

http://lj.rossia.org/users/lqp/92211.html
<<<
Колхозы
Сачков очень интересно и поучительно пишет в уч-гыык о колхозах в СССР.

....
Более 62% картофеля выращивалось в частном секторе. Картофель, между прочим, относится к стратегическим продуктам, основным продуктам питания. Доля яиц и птичьего мяса была еще более высокой. Первые птицефабрики начали запускать только с 1960-х гг., серьезно конкурировать с частником они начали только с конца 70-х, а к концу 80-х частника, можно сказать, забили. Очень высокая доля была овечьей, козьей шерсти, винограда и многих других позиций. Я уж не говорю о том, что в 50-е годы частник имел больше скота и производил больше мяса, чем государство. Можно даже сказать, что в 50-е гг. государство явно забивало частника по производству одного хлеба (пшеница и рожь). А почти во всем остальном объем с/х производства в частном секторе был абсолютно сопоставим с соответствующим объемом в госсекторе (чего-то выпускалось сравнительно немного больше, чего-то меньше, но в целом выходило приблизительно одинаково). Это достаточно понятно и в разъяснениях не нуждается. Это гораздо позже, особенно с 1970-х гг., государственный сектор начал частника, как РЕАЛЬНОГО, в предшествующее время, конкурента по подавляющему большинству позиций забивать, благодаря массовому внедрению аграрно-промышленных технологии, развитию и совершенствованию дорожной сети и мн. др. т. п. Но тем не менее, в валовом объеме частный сектор продолжал оставаться сравнительно очень большим (практически не изменилось соотношение в выпуске картофеля, к слову, бахчевых и т. д.). Конечно, большая часть этой продукции шла на собственное потребление, не поступала на рынок в качестве товара и потому не приносила доход, но рынки вовсе не пустовали. Там всего было всего до фига в полном изобилии. Кроме того, частная продукция в больших объемах закупалась потребкооперацией, напрямую орсами предприятий. Все это было абсолютно законно и очень широко распространено. Я уже не говорю о том, что, говоря выше о госсекторе, я включал в него также и колхозы, а между колхозами и совхозами была очень даже большая разница. Т. е. работник совхоза поработал - за работу зарплату в рублях получил. Колхозники же и в 70-е гг. бОльшую часть своего заработка по трудодням получали не в рублях, а в форме натуральных продуктов. Короче, если все перечисленные мной здесь факторы подытожить и сложить, то получим поистине гигантский частный рынок ПРЕДЛОЖЕНИЯ, в котором самом по себе я не вижу никакого зла.
....
Начнем с того, что цены в кооперативных магазинах были выше, чем в государственных, а качество нередко было ниже. Поэтому в цивилизованных местах народ предпочитал отовариваться в госторговле. Другое дело, что там можно было купить кое-какую экзотику типа мочений-солений. В основном за счет нее потребторговля, вероятно, и держалась. А в глухой провинции, в дальних деревнях потребторговля часто была буквально монопольной. Конечно, это здорово решало многие проблемы. Например, колхозник туда картошку сдавал, покупая на вырученные деньги бытовую технику, одежду и т. д. Практически получался натуральный продуктообмен без денег. Но это все-таки не госторговля, а система, действовавшая по существенно иному принципу. Например, заготовитель меда отправлялся в глухомань со значительной суммой наличных денег. Как он на самом деле рассчитывался - поди проверь. Часто он делал разнообразные левые закупки, налево реализовал, выступая таким образом теневым торговцем. Как можно было бороться с этим в принципе? И это еще далеко не все. В корне неправильно представлять теневое предпринимательство как сумму отдельно имеющихся случаев. В действительности теневой капитал, теневое предпринимательство существуют, как правило, в форме т. наз. теневых пирамид. Закупщик отстегивает местным милиционерам, другим представителям власти и общественности, делится частью нелегального дохода со своим начальством. В итоге наибольшие капиталы накапливаются на самом верху теневых пирамид. В потребторговле, как я только что показал, было гораздо больше возможностей для теневых злоупотреблений по сравнению с госторговлей. Последняя не была настолько динамична и маневренна, чтоб доходить до покупателей в дикой глухомани, поэтому потребторговля не от хорошей жизни велась.
...
Это громадное заблуждение. Я тут уже, вероятно, центнер текстов написал на тему того, что совхозы принципиально от колхозов отличались главным образом тем, что в колхозах продолжал сохраняться заработок непролетарский и что из этого вытекали колоссальные следствия для экономики и политики всей страны в целом, а до Вас эта разница все никак не дойдет. План планом, это из одной оперы, а форма собственности, способ производства и распределения прибыли - из совершенно другой. Эту принципиальную разницу не способен понять только немарксист.
Разъясню далее, однако. В плане кооперации Ленина не говорилось ни слова о личных приусадебных хозяйствах. Допускаю, что практически без их сохранения крестьяне на коллективизацию и вовсе не пошли б, т. е. они были оставлены по вынужденной исторической необходимости. И в этом тоже не было бы вопроса, если бы приусадебные хозяйства в течение нескольких десятилетий не приносили колхозникам основной доход, не были бы главным источником их существования со всеми важными многочисленными вытекающими из этого последствиями. Только с 70-х гг. приусадебные участки перестали играть для колхозников такую роль, поскольку сильно выросла производительность труда в колхозах и соответственно увеличилась оплата на трудодни, в т. ч. в денежной форме. Короче, только примерно с рубежа 70-80-х гг. колхозы начали быть более или менее близкими к совхозам. Но оставалось еще много серьезных отличий, о которых я тоже уже писал. Отличия сохранялись главным образом у очень богатых и очень бедных колхозов. В первом случае при преобразовании в совхозы колхозники сильно теряли в доходах и это очень отрицательно сказалось бы на инфраструктуре (богатым колхозам, например, было по карману собственные курорты на черноморском побережье содержать и т. п., о чем даже мечтать не могли богатые совхозы). А с бедными колхозами другая проблема. Совхоз как-никак плановое хозяйство. Исторически они создавались сначала вблизи от областных городов, где не было проблем дорожного строительства, проблем сообщения вообще, не было проблем рабсилы, получения пищевых отходов из городов и др. Короче, в хозяйственном отношении на них можно было смело полагаться (если из-за чрезвычайных обстоятельств, бывало порой, недовыполняли планы процентов на 20, то это катастрофой не было). А на расположенную у черта на рогах забытую богом деревеньку, где живет пять с половиной слабоумных алкоголиков пенсионеров, нет электричества и телефона и до которой никак добраться нельзя до четырех-пяти месяцев в году, положиться разве можно? Если они хоть что-то вообще дают горожанам в виде продукции, - хорошо. Сами себя со своих приусадебных участков кормят, и то слава богу. Такие колхозы назывались планово убыточными, и их, как хозяйственные единицы, сохраняли из благотворительности и для красного словца. Фактически это даже не колхозы были, а называвшиеся колхозами группы единоличных хозяйств.

За капиталистические годы в российском сознании создался (не без помощи Запада, где это было всегда) этакий идеализированный (не в смысле - улучшенный, а в смысле - сведенный к абстракциям) образ СССР, как общества, целиком и полностью построенного по лекалам партийной программы, с полным обобществлением всего производства, с исчерпывающе плановым хозяйством, и все такое прочее. Образ, который сейчас усиленно поддерживается как правыми, так и левыми. Это неверно даже для 70-80х. И тем более неверно для 30-50х.

Капитализма в стране, если приглядеться, было навалом. И что самое интересное - те места, в которые наши противники тыкают как в “пороки социализма” - это как раз те места, где капитализма оставалось больше всего.
<<<

Учитывая это - нельзя говоритьо "восстановлении" элементов капитализма. Это слишком односторонний (шапиновский) подход.
Шапинов считает, что "откат назад" начался уже при Хрущёве. На самом же деле:
<<<
Хрущевская же политика, напомню, состояла как раз в том, чтобы сначала под "разорить" колхозы, а потом привязать их к государству путем безвозвратных государственных "займов". Займы, конечно, никто возвращать не собирался, но это давало государству право уже не только на установку закупочных цен, но на прямой организационный контроль колхозов-"должников". С этого времени различие между колхозами и совхозами начинает стираться и Хрущев производит первые опыты по рационализации сельсткого хозяйства в масштабе всей страны ("кукуруза").
<<<
http://lj.rossia.org/users/lqp/92211.html?thread=857395#t857395

Что касается нерыночного маркетинга - см. "сайт русских социал-шовинистов Лефт.ру" (c) http://left.ru/2007/1/cockshott153.phtml

От	Михайлов А.
К	IGA (12.01.2007 19:03:24)
Дата	13.01.2007 23:43:08

Re: Отчуждение всё же надо преодолевать.

>> Уже при тогдашнем развитии производительных сил (70-80-е годы), его можно было сократить до одного-двух рабочих дней в неделю или 2-3 рабочих часов в день, при пятидневной рабочей неделе. Такую <трудовую
>
>Насколько знаю, СССР испытывал дефицит трудовых ресурсов. Сократить рабочую неделю до одного-двух дней - это форменное вредительство.

Давайте рассуждать корректнее и конкретнее. «Задача – действительное освоение каждым индивидом всего накопленного в рамках «частной собственности» (т.е. «отчужденного от него») богатства». Необходимым следствием решения этой задачи является рост свободного времени, времени, затрачиваемого не на воспроизводство техносферы, а на творчество, цели и задачи которого свободно выбираются каждым индивидом. Такой рост свободного рабочего времени, очевидно, предполагает две стороны – сокращение необходимого времени воспроизводства технических систем (именно так следует сформулировать общую задачу автоматизации производства в целом) и создание новых общественных отношений, способных сорганизовать всеобщее свободное творчество. Новые отношения требуют нового человека, способного формулировать и решать содержательные (т.н. общественно-необходимые) проблемы и задачи. Вот тут то мы и приходим к другой знаменитой максиме Ильенкова – «школа должна учить мыслить!» Таким образом, мера свободного рабочего времени увязывается с уровнем воспроизводства способности к творчеству. Это воспроизводство можно разбить(это не полное разбиение, т.к. опущены базовые контура типа умения общаться или контура заданные конкретной деятельностью или дисциплиной) на несколько контуров:
1. Умение учиться (способность осваивать новые знания)
2. Умение творить (создавать новые знания)
3. Умение учить (передавать новые знания)
4. Умение управлять (соорганизовывать предыдущие три операции)

Обучение этим контурам должно быть ассоциировано с соответствующими типами деятельности оформляющими эти деятельности институтами – умение учиться с обучением в школе и средним образованием, умение творить с обучение в ВУЗе и аспирантуре, т.е. с высшим образованием, умение учить с педагогической практикой и умение управлять с прямой советской демократией и организациями типа комсомола для обучения управлению. Эти контура без конкретного деятельностного содержания пусты и потому им обучаются, обучаясь реальной науке и участвуя в реальной деятельности. Таким образом, также оказывается решенной проблема баланса рабочего времени, т.к. время, затрачиваемое на обучение деятельности всегда меньше общего времени деятельности и потому условие всеобщего распространения полного образования запишется как 1/k + 1/e < 1 где k и e производительность труда и образовательной подсистемы соответственно. Кроме того, решается проблема кадровой базы, т.к. преподавательский состав обеспечивается учеными и инженерами, работающими над реальными проектами и выделяющими часть своего времени на преподавание, что вполне укладывается в ФМШзацию и физтехизацию всей страны. Наиболее медленным (результаты сказываются через 10 лет минимум) и наиболее критичным (определяющим качество человеческого материала) узлом оказывается среднее образование. так что о переводе его на 1005 кпд следовало бы подумать еще в 60-х не стесняясь вопроса «а кто тогда работать будет?» (и здесь прав Шапинов. а не Вы или Алекс) – с одной стороны прекращение роста числа студентов и аспирантов расширения финансирования науки в 70-е негативно сказалось на развитии СССР, с другой стороны оттягивание рабочего времен ученых и инженеров в образование можно компенсировать повышением уровня организации и производительности НИОКР (заодно студенты будут сразу обучаться эффективным методам исследования) а от недостатка квалифицированных рабочих спасет «парогазовый цикл» в образовании – молодые рабочие. умеющие учиться будут получать высшее образование в образовательных центрах своих НПО по мере роста производительности их труда (аналог подобной стимуляции труда использовался в ГДР). Особо стоит поставить вопрос о прямой демократии по крайней мере на уровне минимальных самовоспроизводящихся производственных ячеек (а таковыми несомненно будут научно-производственные объединения) – механизму нередуцируемого коллективного принятия решений наподобие ОДИ возможны и необходимы в силу принципиальной инновационности деятельности, не укладывающейся в типовую бюрократическую схему. легко справляющуюся с фордизмом. В результате мы получим социализм -2 подобный писанному здесь - http://vif2ne.ru/vstrecha/forum/5/co/3580.htm который позволит сократить необходимое рабочее время до чисто вахтового, хотя на первом этапе, конечно же, столь радикального сокращения рабочей недели не будет свободное рабочее время будет преимущественно присваиваться молодым поколением, т.к. именно ему и предстоит стать гармонично развитыми людьми легко управляющимися и с наукой и с техникой и с людьми.

>> Бюрократия прекрасно понимала, - стань идеи Ильенкова лозунгом масс, то дело очень быстро пойдет по "китайскому" сценарию с вытаскиванием бюрократов, объявивших свое существование "вечным законом" социализма, из уютных кабинетов на суд народных масс, от лица которых бюрократы привыкли говорить.
>
>Шапинов так радостно описывает такой идеал. Но если вдуматься, ничего "страшного" не произошло бы. Достаточно рассмотреть этот "китайский сценарий" подробнее. Что, разве в 1973 г. не Мао поздравлял Пиночета? И разве не Мао установил торговые отношения с сионистским Израилем и режимом апартеида ЮАР? Разве не маоистский Китай напал на социалистический Вьетнам?

Во-первых, судя по текстам, Ильенков не слишком то одобрял китайскую «культурную революцию» и вообще философию маоизма, что довольно понятно – студенту и уж тем более школьнику затруднительно научиться мыслить, разбив чернильницу об голову своего учителя. Так что у Шапинова есть только один шанс спасти свою позицию – сослаться на неопубликованные материалы или личное знакомство с Ильенковым (в чем я сомневаюсь). Во-вторых, «китайский сценарий» с провалом «большого скачка» и последующим строительством капитализма под руководством коммунистической партии есть следствие конкретно-исторических обстоятельств, в которых находился Китай, а не «вытаскивания бюрократов из кабинетов» и уж тем более идей Ильенкова. Численность сельского населения в Китае 1949 превышала таковую в России 1917 а промышленности была еще менее развита и потому индустриализация страны заодно поколение как в СССР была невозможной и пришлось идти на поклон капиталистам и в силуотчутвия ресурсов оплачивать развитие отечественной индустрии продажей рабочей силы иностранным капиталистам. Результаты такого сценария не очевидны – Пуденко считает, что таки вывернуться, Алекс - что реставрация капитализма необратима и следующая станция – нацизм. ну и в-третьих, отметим странное единодушие – и Вы и алексии и Шапинов сходитесь в том что постиндустриальный скачек в 70-х неизбежно оплачивался бы массовым террором.

>> СССР был страной крестьянской, а мелкое хозяйство крестьянина можно включить в единую систему только через рынок. Даже колхозы торговали с государством и были, во многом, отдельными хозяйственными единицами.
>
>Теперь по поводу колхозов.

А по поводу колхозов наблюдается полное единство мнений – еще Сталин в «Экономических проблема социализма в СССР » писал что колхозы – пережитки товарности в конце концов должны быть обобществлены. И такая попытка при Брежневе была предпринята виде программы укрупнения деревень крупных инвестиций в сельское хозяйство и его инфраструктуру.

От	Пуденко Сергей
К	IGA (11.01.2007 23:28:48)
Дата	12.01.2007 09:29:17

Публицистика давно кончилась . Словами ничего не доказывается

>"формально-юридическое «обобществление собственности», учреждаемое политической революцией, есть всего-навсего первый (хотя и необходимо первый) шаг, есть лишь первый этап действительного «обобществления». Он создает лишь формальные – юридические и политические – условия sine qua non реального «присвоения человеком отчужденного от него богатства».
Подлинная же задача, составляющая «суть» марксизма, только тут и встаёт перед ним во весь свой рост, во всём своем объеме, хотя на первом этапе эта задача может вообще ясно не осознаваться. Эта задача – действительное освоение каждым индивидом всего накопленного в рамках «частной собственности» (т.е. «отчужденного от него») богатства.
При этом «богатство», которое тут имеется в виду, – это не совокупность «вещей» (материальных ценностей), находящихся в формальном владении, а богатство тех деятельных способностей, которые в этих вещах «овеществлены», «опредмечены», а в условиях частной собственности – «отчуждены».
Превратить «частную собственность» в собственность «всего общества» – это значит превратить ее в реальную собственность каждого индивида, каждого члена этого общества, ибо в противном случае «общество» рассматривается еще как нечто абстрактное, как нечто отличное от реальной совокупности всех составляющих его индивидов». (Э.Ильенков. Маркс и Западный мир).

>Если перевести эту программу с языка теории, на язык политики

текст 40летней давности,доклад для симпозиума

"переводить" ( а главное разрабатывать) нужно прежде всего "на язык" политэкономии, а не политики и идеологии. Так и сам Ильенков считал,называя политэк наряду с "наукой о душе" - наиболее важные и сложными актуальнями проблемами. Это должны быть науки, и далее- инженерия

Мы и прошли этим путём, реальным и трудным, с тучей "приложений"в отличие от зубоскалящих по всякому поводу газетных публициство, самопальных идеолухов политолухов, своекорыстно еще пытающихся кому-то навязать мнение, что все до них и кроме них - ничто,что " сних начнется" понимание. Вкалывать было надо по 30 лет не разгибаясь, как Побиск Георгиевич и Алексей Сергеевич, дешево наука не дается, и вдобавок -тоже как велит наука- уважать предшественников!

Этим и занимались русски советские Ильенков,Шкредов,Шушарин, Кузнецов,Шабаров, за последние годы занимались актуализацией и введением в оборот свода этих опор наш сайт и форум

Практическая работа тоже пошла. Не "кузнецов-лайт" и "шушарин-лайт",как поневоле приходилось делать в формате "ввода в оборот", а самОго концептуального и инженерного цимуса. Завтра -послезавтра увидете еще тран и пост-тран, "собственность" по шушарину и т.д. ин-ворк.

!vencermos!

а обсасывателям римейка застоя с элитой " с ее куршавельскими блядями
"Il`ich-2 Reloaded"