Встреча : Статья

От	Пуденко Сергей
К	All
Дата	22.02.2006 20:39:01
Рубрики	Прочее;

Война миров - амер.физики против франц.лириков (1996-2002)

От	Константин
К	Пуденко Сергей (22.02.2006 20:39:01)
Дата	04.05.2006 13:56:28

С. Месяц : Современная физика - правдоподобный миф

Предлагаю вниманию аудитории статью к.ф.н. Светланы Месяц "Современная Физика - правдоподобный миф".

Света Месяц выпускница ФМШ при МИФИ, потом с красным дипломом закончила МИФИ , по дороге увлеклась философией и выучила греческий язык. В результате после института пошла не в ФИАНовскую аспирантуру, а стала профессионально занииматься философией.
Защитила диссер, кажется по Плотину...
----------------------------

В копилке файл sveta_mecjac.pdf

От	Пуденко Сергей
К	Пуденко Сергей (22.02.2006 20:39:01)
Дата	03.04.2006 06:26:53

Война веры с культурой.. Время и человек в язычестве,ср.века и в Новое время

======как раз великопостная тема===

В историософском противостоянии русской старины и европейского барокко
первенствующую роль играла проблема времени.

...Человеческое бытие, взятое в целом, трактовалось в Древней Руси как
_эхо_ прошедшего - точнее, тех событий прошедшего, которые
отождествлялись с вечностью.

Церковный год был своеобразным эхом бесконечной череды годов,
"обновлением" этой череды. Заметим,что в терминологии православного
месяцеслова первая неделя после Светлой именовалась Фоминой,или
"новой"неделей. Главное событие православия - воскресение Христово -
"обновлялось" затем в течение всего церковного года, каждый седьмой
день, когда совершается литургия и снова празднуется воскресение. Пасха,
недели, наконец год как таковой - все это как бы раскаты эха от одного
события, которое одновременно существует в вечности, в историческом
прошлом и в настоящем.

Церковный год в отличие от года языческого был не простым повторением,
а именно отпечатком, "обновлением", эхом. (Примечание: В языческой
модели господствовала идея круга, "коловращения жизни". Год как
основополагающая единица времени слагался в язычестве из раз навсегда
данных, повторяющихся элементов. Красноречивая иллюстрация - устная
календарно-обрядовая поэзия)./48/
Формально это подчёркнуто тем, что прямое повторение в церковном
обиходе происходит только раз в 332 года, когда
истекает полный индиктион. В этом большом временнум промежутке
некоторая
<эхическая деформация> была неизбежна. Имеется в виду
хронологическая
разница между праздниками, закреплёнными за определённой датой
и
праздниками, зависящими от даты Пасхи. При этом служба на
<неподвижных>
праздниках несколько могла видоизменяться, потому что
изменялись
сопутствующие празднику элементы церковного года: отношение этого
праздника
к подвижным и т.д.

Необходимо подчеркнуть, что "обновление" в древнерусском понимании - это
не "новаторство", не преодоление традиции, не разрыв с нею. Это нечто
совсем иное, нежели "новины" патриарха Никона, против которых восстали
традиционалисты. Если рассматривать "обновление" как движение, то это
движение не только вперед, но вспять, постоянная оглядка на идеал,
который нахо-дится в вечности и в прошлом, это попытка приблизиться к
идеалу.

Человек с течки зрения православной культуры Древней Руси также был
'эхом". Крестившись, человек становился "тезоименен" некоему святому,
становился отражением, эхом этого святого. Подобно тому как Христос
считался "новым Адамом" (т. е. Адамом до грехопадения, до изгнания из
райского вертограда), человек средних веков в похвальных словах, реже в
агиографии мог назы-ваться, например, <новым Иоаном Златоустом> ( если
человека звали Иоаном и его небесным патроном был Иоан Златоуст, <новым
Василием
Великим> (если имя было Василий и день ангела приходился на 1
января).
"Чин причащения" в Требниках 17в мог носить название "Чина поновления".
Это значит, что говевшие, исповедавшиеся и причастившиеся святых тайн
люди <обновляются>, очищаясь от грехов, приближаясь к идеалу, т.е. к
прошлому. "Поновление" есть как бы"подревление" человека, в котром
явственнее проступают черты идеала.(...) Чем ближе к оригиналу это
<изображение> и <начертание>, тем человек совершеннее. Чем дальше оно от
оригинала - тем он греховнее и ничтожнее. Когда писатель начала XVII в.
хотел лечить своего современника, предавшегося полякам и заслуживше-го
презрение патриотов, то этот писатель старался внушить чи-тателям, что
этот презренный изменник нарушил/49/ принцип эха. Имеется в виду
казначеи Федор Андронов. Его надо называть "не во имя Стратилата"
(именины злополучного казначея приходились на день Феодора Стратилатв),
а 'во имя Пилата", "не во имя свя-тителя, а во имя мучителя и губителя и
гонителя веры христи-анския" .
Особенно замечательна в этой инвективе рифмованная речь. Рифма наглядно
(для читателя) и акустически (для слушателя) отсылает к принципу эха.
(...)

Человек мог воприниматься как эхо. потому что считался образом и
подобием преждебывших персонажей. В средние века круг их замыкался
православными ассоциациями. Барокко размокнуло этот круг - прежде
всего,за счет античности. Так, Петр 1 именуется "новым
Геркулесом","вторым Язоном", "российским Марсом"(...)

Суммируя этот краткий экскурс в древнерусскую историософию, можно
сформулировать ее основной принцип: не человек владеет историей, а
история владеет человеком. Культурологические следствия этой идеи
чрезвычайно многообразны. Прежде всего следует подчеркнуть, что для
средневековья историческая дистанция (когда, как давно это случилось?)
не имеет особого значения. Культура, с точки зрения средневековья, - это
сумма вечных идей, некий феномен, имеющий вневременной и вселенский
смысл. Культура не стареет, у нее нет срока давности./50/...

...

Что пришло на смену древнерусской историософии? Если прежде история
определяла судьбу человека, то в канун петровских реформ человек
предъявил свои права на историю, попытался овла-еть ею.(...) Важно, что
"новые учителя" провозглашают идею о едином, цивилизационном времени,
как бы упраздняя различия между вечностью и бренным существованием.
Событие не находится в зависимости от бога; событие - лишь "аппликация"
на беско-нечном потоке времени.

Традиционалистам история необходима по той причине, что она
"душеполезна", она врачует душу. Их противники также используют историю
в дидактических целях.(...) Но здесь исто-рия - не идеал, а иллюстрация.
Отношение к истории не может быть сведено к 'душеполезности'.

История самоценна вне отношения к богу, вечности и душе, она так же
"интересна , как интересен самый процесс творчества и познания. Здесь
история являет собою нечто вроде рассыпанной мозаики, все фрагменты
которой равноправны. '.( ...) Все это - дела давно минувших дней,
которые прямо не касаются, дел далеких потомков. К истории можно
относиться как к уроку, ее можно 'аппликовать на современность, она дает
пищу для размышлений, для забавы, для развлечения. Но история- и в этом

главное- нимало не предопределяет судьбу этих потомков, их заметное
бытие. Прошлое мертво.\51\:

История это память, поэтому то память, поэтому ею владеет человек,
который в состоянии ее оживить, поставить себя на службу. (:) Так в
русской культуре появилась идея бесконечное истории, так <воскрешение
прошлого> \постановка пьес Симеона Полоцкого <О навходоносоре царе..." и
др../ породило переориентацию на будущее./52/ (...) Происходила замена
веры культурой, обихода "утехой", обряда зрелищем, "прохладой",
развлечением. Может быть, именно поэтому царь Алексей Михайлович десять
часов под-ряд высидел на первом спектакле: он не решался покинуть театр,
ибо привык к тому, что нельзя покинуть храм.

Переориентация на будущее особенно наглядна в изменении от-ошения к
Страшному суду. Для русского средневековья конец человеческой истории
предопределен раз и навсегда. Это светоп-реставление, Страшный суд. Для
средневекового сознания пробле-ма состояла не в том, что наступит в
будущем, а в том, когда это совершится. Средневековье хило в напряженном
ожидании Страшного суда и постоянно "вычисляло" его. Эти
эсхатологи-ческие ожидания особенно характерны для старообрядцев. Они
ду-мали, что светопреставление будет в 1666, потом - в 1699. На-зывались
и другие годы в этом тридцатитрехлетнем промежутке, а также и более
поздние даты. Инок Авраамий писал: "Инаго ухе отступления нигде не
будет, везде 6о бысть последнее Русии, и тако час от часа на горшая
происходят" (... ) Иначе смотрели на будущее "новые учители"./54/

Новая историософия не боялась Страшного суда, не думала в отличие от
инока Авраамия, что "час от часа на горшая происхо-дят". ( . . . ) Из
предмета веры Страшный суд стал предметом Искусства, даже предметом
ученических упражнений в стихот-орстве. . . .

Что касается ревнителей древлего благочестия, то новая историософия,
отодвинувшая Страшный суд в бесконечное будущее и превратившая его в
мираж, - эта историософия для них как раз и означала реально наступивший
конец света.

Напомним, что эсхатологическое отчаяние проявилось в России задолго до
раскола церкви (учение Капитона о "самоуморении"). Следовательно, не
реформа Никона в этом повинна, а перестройка древнерусской жизни вообще.
Верхи предлагали русским людям новое будущее. Но с точки зрения тех, кто
не мог отрешиться от средневекового сознания, этим верхи будущее у них
отнимали. "Самоуморения" и самосожжения, которые в /55/ совокупности не
поддаются никакому рациональному объяснению и были попыткой вернуть это
утраченное будущее./Б6/

Происходит замена _веры_ _культурой_. Человек довлеет сам себе, он в
творчестве может обходиться без бога, который на протяжении всего
средневековья считался причиной и целью земного существования. "Новые
учители" прямо писали об этом -- в частности,(.. - ) архимандрит
Дионисий, так отвергав-ший ссылки староверов на иконы, где святые
благословляют дву-перстным крестом: "Обаче аде и видесте персты сице
сложены, от живописца суть сложены, а не от святаго,... Это вполне
"чело-веческая" концепция искусства, ставящая знак равенства между
иконописью а живописью.

Оппоненты Дионисия понимают, что новая культура - это <плотцкое
мудрование>, упование на свой разум , что <никониянская вера и устав
не по бозе, но по человеку". Однако, они но могут с этим смириться - и
не потому, что ретрограды, а потому, что не в силах порвать с идеальным
миром средневековья. < А вы ныне подобие их переменили, - бранит Аввакум
новую мимическую манеру изображения святых, - пишите таковых же, яко же
вы сами: толстобрюхих, толсторожих, и ноги и руки яко стульцы".
Аввакум - приверженец "платоновско-плотиновской" идеи совершенной
красоты, непостижимой и не поддающейся восприятию чувствами (Аввакум
добавляет: внешним разумом).(...)

Оставаясь в рамках религиозного сознания, традиционалисты совершенно
серьезно предлагают противникам "божий суд": в фев-але 1668 г. поп
Лазарь зовет их взойти на огонь (кто уцелеет, тот и прав) ... ./47/

/ Панченко А.М. Русская культура в канун петровских реформ. -Л.- Наука,
1984./

глава 2ая
История и вечность в системе культурных ценностей

От	Пуденко Сергей
К	Пуденко Сергей (22.02.2006 20:39:01)
Дата	29.03.2006 09:58:54

"Исследование философских предпочтений пользователей Internetа"2006 (*)

в ВОСТОК пришел еймел с данными любопытного опроса.Первый раз такой
сделали

"Исследование философских предпочтений пользователей Internetа"

наш сайт там с хорошим рейтингом и еднственный в разделе Политология
Добавлял сам админ
http://phenomen.ru/catalog/?o=1&c=46
http://phenomen.ru/catalog/?c=46

http://phenomen.ru/catalog/?c=0&o=2&start=30
Ситуация в России (215/0) / 8
Информация о ситуации в России, исторических и культурных корнях,
современности и перспективах, манипуляции сознанием. Аналитические
материалы. Общественно-политический альманах "Восток". [x]
http://www.situation.ru
Язык(и): русский; Добавил: Admin

Философская Газета (214/0) / 8
Сетевой проект посвящённый философским и традиционалистским
исследованиям. [x]
http://www.phg.ru
Язык(и): русский; Добавил: Артур Медведев

полный текст- по ссылке
(отрывок)

Основные результаты проведенного опроса "Философия в зеркале
общественного мнения", посвященного исследованию философских
предпочтений
пользователей русскоязычного Интернета, можно найти на сервере
Phenomen.Ru:

http://phenomen.ru/public/journal.php?article=28

С 24 февраля по 10 марта 2006 г. на сервере виртуальных исследований
VirtualExS был проведен Интернет-опрос <Философия в зеркале
общественного мнения>, главная цель которого состояла в исследовании
философских предпочтений пользователей русскоязычного сегмента Сети .
В опросе приняли участие 662 пользователя всех возрастов, уровня
образования
и социального положения, философы и не философы.

Гиперссылки на опрос были размещены на следующих Интернет-площадках:

Phenomen.Ru: Философия Online, русскоязычное Философское сообщество ЖЖ,
Censura: Политика Концепта, Российское образование. Федеральный портал,
Флогистон: психология из первых рук, Экзистенциальная и гуманистическая
психология, Русская антропологическая школа, Пермский региональный
образовательный портал, а также в сообществах и личных журналах
пользователей LiveJournal.com и, возможно, на нек. др. сайтах.

Опрос был составлен Шкуратовым И.Н. Он включал в себя 11 вопросов о
философских предпочтениях и характеристиках респондентов. Вопросы и
задания:

Идеи какого мыслителя Вы считаете наиболее ценными (значимыми) для себя?
(Выбор ответа из 129 вариантов или <другой>)
Выберите из следующего списка человека, который в наибольшей степени
соответствует Вашим представлениям о личности философа. (Выбор ответа из
11 вариантов.)
Вас *преимущественно* интересуют вопросы. (Выбор ответа из двух
вариантов.)
Ваше философское кредо (Выберите наиболее близкое направление (позицию,
школу) после изучения ВСЕГО списка.) (Выбор ответа из 38 вариантов или
<другой> или <не знаю>.)
Ваше отношение к философии (как к феномену культуры): (Выбор ответа из 5
вариантов.)
...

ответы

1. Идеи какого мыслителя Вы считаете наиболее ценными (значимыми) для
себя?

Отчет 1.1. - Общий

-Кант-41-6.2%
-Ницше-39-5.9%
-Платон-38-5.7%
-Хайдеггер-35-5.3%
-Маркс-34-5.1%
-Аристотель-28-4.2%
-Гегель-22-3.3%
-Юнг-20-3.0%
-Лао-цзы-18-2.7%
-Витгенштейн-17-2.6%
-Сартр-16-2.4%
-Сократ-16-2.4%
-Фрейд-15-2.3%
-Декарт-14-2.1%
-Гуссерль-13-2.0%
-Августин-12-1.8%
-Лосев-12-1.8%
-Бердяев-11-1.7%
-Фромм-11-1.7%
-Поппер-10-1.5%
-Вернадский-9-1.4%
-Флоренский-9-1.4%
-Фуко-9-1.4%
-Делез-8-1.2%
-Бахтин-7-1.1%
-Соловьев Владимир-7-1.1%
-Рассел-6-0.9%
-Юм-6-0.9%
-Барт Ролан-5-0.8%
-Деррида-5-0.8%
-Ильенков-5-0.8%
-Ленин-5-0.8%
-Ортега-и-Гассет-5-0.8%
-Спиноза-5-0.8%
-Хабермас-5-0.8%
-Беркли-4-0.6%
-Данилевский-4-0.6%
-Кьеркегор-4-0.6%
-Лакан-4-0.6%
-Николай Кузанский-4-0.6%
-Пифагор-4-0.6%
-Ясперс-4-0.6%
-Гераклит-3-0.5%
-Ильин Иван-3-0.5%
-Конфуций-3-0.5%
-Кун-3-0.5%
-Леви-Строс-3-0.5%
-Макиавелли-3-0.5%
-Сенека-3-0.5%
-Шопенгауэр-3-0.5%
-Энгельс-3-0.5%
-Эпикур-3-0.5%
-Бергсон-2-0.3%
-Булгаков Сергей-2-0.3%
-Бэкон Фрэнсис-2-0.3%
-Гадамер-2-0.3%
-Диоген Синопский-2-0.3%
-Лосский-2-0.3%
-Оккам-2-0.3%
-Плотин-2-0.3%
-Рорти-2-0.3%
-Фейерабенд-2-0.3%
-Шестов-2-0.3%

Отчет 1.2. - Имеющие философское образование

-Хайдеггер-18-10.2%-35-51.4%
-Гегель-13-7.4%-22-59.1%
-Кант-10-5.7%-41-24.4%
-Платон-10-5.7%-38-26.3%
-Маркс-9-5.1%-34-26.5%
-Аристотель-7-4.0%-28-25.0%
-Гуссерль-6-3.4%-13-46.2%
-Лосев-6-3.4%-12-50.0%
-Ницше-6-3.4%-39-15.4%
-Сократ-6-3.4%-16-37.5%
-Витгенштейн-4-2.3%-17-23.5%
-Делез-4-2.3%-8-50.0%
-Соловьев Владимир-4-2.3%-7-57.1%
-Августин-3-1.7%-12-25.0%
-Декарт-3-1.7%-14-21.4%
-Деррида-3-1.7%-5-60.0%
-Кьеркегор-3-1.7%-4-75.0%
-Лакан-3-1.7%-4-75.0%
-Лао-цзы-3-1.7%-18-16.7%
-Сартр-3-1.7%-16-18.8%
-Бахтин-2-1.1%-7-28.6%
-Леви-Строс-2-1.1%-3-66.7%
-Поппер-2-1.1%-10-20.0%
-Спиноза-2-1.1%-5-40.0%
-Фромм-2-1.1%-11-18.2%
-Фуко-2-1.1%-9-22.2%
-Хабермас-2-1.1%-5-40.0%

...

Анализ дополнительных отчетов

Влияние Маркса более сильно в России, чем за ее пределами: Если
произвести выборку ответов на 1 вопрос среди тех, кто указал местом
своего жительства Россию (первые 4 варианта ответа на 11 вопрос), то
Маркс обойдет Хайдеггера (др. позиции в 1 пятерке останутся практически
без изменения).

В выборке по жителям России, имеющим философское образование (совместно
первые 4 варианта ответа на 11 вопрос и 1 вариант ответа на 9; 150
респондентов), в первой пятерке также произойдет только 1 небольшое
изменение: Маркс обойдет Платона.

Если произвести выборку по преподавателям, имеющим философское
образование (без ограничения по месту жительства), то Гегель выпадет из
1 пятерки - не популярен он сегодня у преподавателей.

<Остепенные> респонденты в целом (204) более ценят Хайдеггера, чем
Платона и (еще менее) Ницше (абстрактно усредненный ницшеанец - это
молодая девушка без степени и не имеющая философского образования),
Хайдеггер в этом отчете идет вслед за Кантом, занимая 2 место.
Примечательно, что в выборке докторов наук (55 респондентов) вслед за
Кантом идет Декарт (7.3% докторов наук проголосовало за него).

Принявшие участие в опросе женщины (238) в целом оказались под
наибольшим влиянием Ницше, который в их выборке обошел Канта,
Аристотеля, Хайдеггера и др.

Ницше оказался наиболее влиятельным философом и среди тех, кто не имеет
базового философского образования и не получает его в настоящее время.
Вслед за ним в этой выборке идут Кант, Маркс и Платон.

Получающие философское образование (с большой вероятностью -
студенты-философы и аспиранты; 104 респондента) предпочли всем иным
мыслителям Платона, опередившего Канта, Аристотеля, Сартра и Ницше.

Интересно и то, как распределились голоса в зависимости от возраста
респондентов. Респонденты в возрасте от 40 лет (185) чаще остальных
выбирали вариант <другой> (8,6% в отчете 1.1), реже остальных -
Хайдеггера и Ницше, что вполне закономерно, учитывая историческую
специфику философии в России. Респонденты в возрасте 30-39 лет (156)
отдали приоритет Платону, Хайдеггеру, Марксу и только затем - Канту.
Первая пятерка влиятельных философов для респондентов в возрасте от 23
до 29 лет (184) по своему составу близка к первой пятерке в целом по
выборке.

....
4. Ваше философское кредо:

Отчет 4.1. - Общий

-экзистенциализм-64-9.7%
-системный подход вообще-39-5.9%
-религиозная философия-38-5.7%
-философия жизни вообще-35-5.3%
-психоанализ-33-5.0%
-диалектический материализм-30-4.5%
-феноменология-29-4.4%
-постструктурализм-28-4.2%
-рационализм вообще-26-3.9%
-аналитическая философия-22-3.3%
-мистицизм или эзотеризм вообще-20-3.0%
-марксизм-19-2.9%
-синергетика-19-2.9%
-идеализм вообще-17-2.6%
-материализм вообще-16-2.4%
-герменевтика-14-2.1%
-ницшеанство-14-2.1%
-объективный идеализм-14-2.1%

Интересно сопоставить этот отчет с отчетом по выборке имеющих и не
имеющих (ответ <нет> в 9 вопросе) философское образование:

Отчет 4.2. - Имеющие философское образование

-феноменология-14-8.0%-29-48.3%
-экзистенциализм-14-8.0%-64-21.9%
-религиозная философия-12-6.8%-38-31.6%
-постструктурализм-11-6.2%-28-39.3%
-системный подход вообще-9-5.1%-39-23.1%
-герменевтика-8-4.5%-14-57.1%
-рационализм вообще-8-4.5%-26-30.8%
-философия жизни вообще-8-4.5%-35-22.9%
-диалектический материализм-6-3.4%-30-20.0%
-аналитическая философия-5-2.8%-22-22.7%
-платонизм-5-2.8%-8-62.5%
-трансцендентализм вообще-5-2.8%-11-45.5%
-идеализм вообще-4-2.3%-17-23.5%
-кантианство-4-2.3%-11-36.4%
-марксизм-4-2.3%-19-21.1%
-мистицизм или эзотеризм вообще-4-2.3%-20-20.0%
-объективный идеализм-4-2.3%-14-28.6%
-агностицизм-3-1.7%-9-33.3%
-материализм вообще-3-1.7%-16-18.8%
-ницшеанство-3-1.7%-14-21.4%
-прагматизм-3-1.7%-8-37.5%
-психоанализ-3-1.7%-33-9.1%
-синергетика-3-1.7%-19-15.8%
-стоицизм-3-1.7%-4-75.0%
-структурализм-3-1.7%-4-75.0%
-субъективный идеализм (солипсизм)-3-1.7%-9-33.3%
-гегельянство-2-1.1%-5-40.0%
-картезианство-2-1.1%-3-66.7%

http://phenomen.ru/public/journal.php?article=28

От	Пуденко Сергей
К	Пуденко Сергей (22.02.2006 20:39:01)
Дата	25.03.2006 08:43:37

Проект Делеза-Гваттари и "Война наук" (статья в "ВОСТОКе")

http://www.situation.ru/app/j_art_1086.htm

Проект Делеза-Гваттари и "Война наук"

С. Пуденко

---* --

Тезисы о “Войне наук”

1. На протяжении 6-7 лет в конце 20- начале 21 века на всех уровнях в США и Европе( в основном во .Франции) происходил широкомасштабный конфликт, получивший в литературе и публике название Science Wars.

Эта война вызрела закономерно вследствие изменившегося и продолжающегося меняться расклада сил как культурных, так и ( в первую очередь) геополитических. Происходит, в масштабах десятилетий, постепенная утрата гегемонии англосаксонской культуры (прежде всего имперской , в лице гегемона США) и господствующей в Америке "аналитической философии".

2 Произошедший конфликт удачно характеризуется как крупнейшая "война знаний ( научно-теоретических) с (живым творческим) мышлением". Ее застрельщик - с тех пор уже ставший нарицательным профессор математической физики Нью-Йоркского ун-та, известный уважаемый и высококвалифицированный ученый, Алан Сокал

Это был конфликт, в котором, упрощенно говоря, наиболее зрелое "сциентистское" мировоззрение 20 века (четко развернуто, лучшим образом предъявленное) по широкому фронту и в самЫе основания атаковало "гуманитарное" мышление эпохи постмодерна - и поныне динамично увеличивающую влияние в тех же США , так называемую French Theory

3 Это также была оборонительно-фундаменталистская консциентальная война Америки против наступающей европейской мысли в лице выработанного свода теорий и ряда крупнейших мыслителей конца 20 века - Лакана, Бодрийара, Кристевой, Дерриды, Латура, Делеза и Гваттари и других, а также их предшественников , "светских пап" французской культурной общественности - Бергсона и Фуко .Война была следствием и этапом всего меняющегося послевоенного геополитического баланса и борьбы культур. Ее дальнейшее развитие в ходе "войны с всемирным терроризмом" с сентября 2001 и затем войны в Ираке подтверждает выявившиеся именно тогда общие направления и черты противостояния "(старая) Европа-Америка" .

4. Как репрезентативный кейс берется одна из ветвей "континентальной философии" , наследующее (умершему к тому времени) крупнейшему философу 20 века Делезу , направление - делезианизм, в лице его ведущего ядра - сетевого проекта имени Делеза-Гваттари .

На "оселке" конфликта произошла "проверка на прочность" наследия Делеза и делезианства, можно провести сравнение этого и других вариантов эпистемической борьбы (или борьбы эпистемических политик) во время Войны наук

5. Реакция подавляющего большинства участников конфликта как на Западе, так и в России, была обычной для "конфликта двух культур" - "(естественно)научной" и "гуманитарной" периода пост-модерна и заключалась в отстаивании своих интересов и цеховой парадигмы. Каждая из сторон считала в начале и продолжает считать себя в итоге победителем в конфликте, оставляя только за собой право представлять дух и достоинство мысли.

В России типичными образцами позиций являются позиции ведущего "сциентистского" истеблишмента (С.Капица - " необходимо бороться с засилием мракобесия, релятивизма и антинаучностью постмодернизма") и стандартная позиция отечественного гуманитарного постмодернизма (“нужен асциентизм и борьба с засилием неправомерно господствующей в культуре естественнонаучной парадигмы, оставьте нас в покое в нашей сфере, где мы находимся в своем праве””)

6.Существует растущий запрос на масштабную реформу и "пересегментацию" всего поля естественных, гуманитарных и социальных наук. Встречный бой и “Война наук” 1996-2002 подняли и размах претензий, и масштаб критериев и барьеров (научности)

Формирующиеся новые направления и междисциплинарные области, такие как теория сложности(compexity), когнитивные науки(cognitive science), эволюционная биология, теоретическая экология, теории СМИ и т.п. культурных исследований (culture studies), стали все больше обретать опору в виде единой доработанной мета-теории делезианства... Она, разумеется, не всеобъемлюща и тем более не "тотализирующая", процесс ее движения "от философии - к наукам и культуре " далеко не завершен, да и успехи не гарантированы, происходит рабочий процесс work-in-progress. Идет становление "единства в многообразии", как любое становление оно вариативно

- * --

В борьбе участвовали два основных участника - англосаксонская "аналитическая философия" с центром в США и так называемая French Theory, которую пытались представить единым родовым обозначением "постмодернизм". Среди прочих аспектов в войне важен и символический, аспект борьбы за имена. Более адекватным, хотя и столь же широким , названием второго участника противостояния является "континентальная философия" , концентрировано представленная Францией. Но конфликт имел ряд особенностей:
- это был первый конфликт подобного рода, который не был меж- национальным (проходящим по линии раздела границ, как ранее) - он носил глобальный характер и имел общемировое значение
- он был проявлением долговременных тенденций , вызрел (и прорвался в острой стадии) в борьбе и конкуренции именно философий и их связей с науками
- он имел политические,социальные и проектные связи и основания, а не являлся чисто интеллектуальной борьбой (тем более- борьбой "имен" )
- в настоящее время всвязи с интенсификацией этнокультурных противостояний он может послужить моделью для других аналогичных конфликтов. Так, имеется "африканская " ("черная") философия, противостоящая "белой" . Проявляются тенденции и заявки на собственные роли в виде философских направлений с претензиями на международное влияние в Польше и на Украине. Сложная картина в тех странах, которые не могут полномасштабно отстаивать некоторую особенную, цельную "философскую идентичность", предъявить направления (или даже имена), таких как Россия.
Исследование "войны наук" 1996-2002 выявило, среди прочего,несколько особенностей общего характера, относящихся к переконфигурации "поля философии" как в отношении к полю науки, так и к его глобальным и ррегиональным аспектам. На них имеет смысл остановиться отдельно , имея в виду продолжение намеченных линий как до настоящего времени, так и в отношении России

Описание контуров конфигурации АФ и КФ представлено в работе (1), как бы подытоживающей "Войну наук" по состоянию на конец 2002 года.
(1) http://alumni.iatp.org.ua/publications/files/2004042814371278.doc
----

От	Дмитрий Кропотов
К	Пуденко Сергей (22.02.2006 20:39:01)
Дата	13.03.2006 06:46:43

А есть у кого книжка Сокала

Это книга профессора физики университета Нью-Йорка А. Сокала и профессора теоретической физики Лувенского университета Ж. Брикомона "Интеллектуальное жулье. Критика современной философии постмодерна" (русский перевод: Интеллектуальные уловки. Критика современной философии постмодерна" М., 2002).

От	JesCid
К	Пуденко Сергей (22.02.2006 20:39:01)
Дата	10.03.2006 22:22:57

Сокал молодец! :)

Статья Докинза в ссылках, кстати классная!

От	Пуденко Сергей
К	Пуденко Сергей (22.02.2006 20:39:01)
Дата	03.03.2006 07:16:07

нужна небольшая хитрая прога (пас в сторону)

во-первых, огромное спасибо Сергею Вадову и БЛСу за подмогу в
направлении раскопок по теме САЙЕНС ВОРС. Вы даже не представляете, как
это все сейчас начинает "работать " в единой связке. Постараюсь связно
изложить о чем идел речь после, пока очередная задача для сообщества

Была у меня в компе небольшая(мега на полтора) прога,наглядно
представлявшая _всю структуру гиперссылок сайта и сам сайт_ (связь
гиперссылок, страниц. файлов в графическом виде). называлась она похоже
на Мозилла, я ее к сожалению давно убрал. В общем,и прога и задача
несложные

Нужно "просканировать" несколько сайтов для наглядного представления их
структуры в таком виде (сайт будет представлен как большой трехмерный
чертеж)

что-то вроде связи нейронов в мозге. Речь-то и идет о "нервной системе"
всех связей( из отдельных старничек сайта) мета-теории,так скромно
говоря

получается что-то вроде трехмерной грибницы, мне узлы (нервные) и
сидящих в них
граждан надо выделить.

Прога работает просто - скан сайта ---- картинка структуры . Для примера
можно взять самый простенький сайт из сети,какой-нибудь глоссарий

От	Пуденко Сергей
К	Пуденко Сергей (22.02.2006 20:39:01)
Дата	02.03.2006 10:08:21

Sctence Wars (1996-2002) в "ВОСТОКе"

http://www.situation.ru/app/j_art_1080.htm
Science Wars. "Война знания с мыслью"
Маяцкий, Копылов

http://www.situation.ru/app/j_art_1081.htm

Идеология и практика леворадикального движения как проекция
постмодернизма
Кнэхт

http://www.situation.ru/app/j_art_1082.htm
Работа над ошибками, или Что вышло из чтения Сокала
ЛОГОС

Review of Intellectual Impostures . Вал Душек
http://www.situation.ru/app/j_art_1083.htm

Буря из научных журналов и с первых полос крупнейших американских газет
перебрасывается через год с небольшим в Европу, когда 2 октября этого
года во французском издательстве "Одиль Жакоб" выходит книга Алена
Сокала (так зовут нашего героя) и его бельгийского коллеги Жана Брикмона
"Интеллектуальное самозванство".
Авторы поставили задачу разобрать постмодерн со стороны, мало известной
публике. Не все знают, что постмодернисты любят блеснуть упоминанием
научной теории, имея о ней самое смутное представление; что они
систематически злоупотребляют понятиями физико-математических наук (так,
Кристева может заявить, что поэтическая логика связана с мощностью
континуума, а Бодрийяр - что современные войны происходят в неэвклидовом
пространстве); что они обрушивают на головы читателей поверхностную
эрудицию, которая есть не что иное, как нагромождение ученых слов в
неподходящем контексте; что они манипулируют бессмысленными фразами и
беззастенчиво играют словами, нисколько не заботясь об их значении.
Авторы решили показать, что король голый и что тезис "трудный, потому
что глубокий" применим далеко не к каждому постмодернистскому тексту.

кривоватый перевод. Отлуп Сокалу из МетаСайенс по Бергсону и Делезу
http://www.situation.ru/app/j_art_1083.htm

Выпуск: N 2 (38), март 2006г

Обзор Интеллектуальных Обманов

Вал Дюшэк

Sokal и Брайкмонт держат для насмешки отборные проходы в Различии и
Повторении Делеуз относительно дифференциального исчисления. Они
указывают длинные проходы, сопровождаемые замечанием, что проход
является бессмысленным или ерунда (стр 151-155). Они утверждают, что
проблемы исчисления были решены Cauchy в начале девятнадцатого столетия.
(Они даже утверждают, что проблемы "были решены работой d'Alembert
приблизительно в 1760," (p. 151), хотя d'Alembert не разъяснялся в
терминах неравенств или явно применял понятие предела, которое он
защищает в Энциклопедии.) Они утверждают, что статус infinitesimals в
производной больше не стоит беспокоиться о, поскольку это было заменено
пределом.
комментарии Sokal и Брайкмонта к Делеуз об исчисленит напоминают
комментарии Бертрана Рюсселла к парадоксам Зено движения.

Обзор Интеллектуальных Обманов

Вал Дюзк

[ появилось в Metascience 9.3]
Sokal, Алан, и Джин Брайкмонт.
Интеллектуальные Обманы: Злоупотребление Постсовременных Философов
Наукой.
Лондон: Книги Профиля, 1998.

Sokal и Bricmont в их exposе предположительно бессмысленных утверждений
о науке недавними французскими философами берут ошибки специфических
заявлений философских идей науке как опровержения целой общей
используемой структуры. Они также, кажется, думают, что вынимание
отрывков из контекста достаточно, чтобы выставить "фешенебельную
ерунду." В начале двадцатого столетия, британские аналитические
философы, типа Бертрана Расселла и A. N. Уайтхеда сделали то же самое с
Hegel на математике. После решения не потрудиться прочитать Hegel из-за
отвращения для того, что он написал о математике, Уайтхед был позже
удивлен узнать, что его собственная относительная философия процесса
напоминал философию Hegel в различных отношениях.

Sokal и Bricmont, как множество других воинов науки физики и математики,
стремятся поддержать представление науки, которая сохраняет отношения
прошлого столетия, давая иное толкование очевидно тревожным событиям
науки двадцатого столетия. Они желают заверить неученых, что теория
хаоса и квантовая механика радикально не изменили взгляд природу
вселенной, представленной наукой. Они разоблачают требования, что наука
двадцатого столетия подорвала детерминизм или независимость наблюдателя
от наблюдаемого.

В течение первой половины двадцатого столетия, много ведущих теоретиков
современной физики были также философами и гуманистическими учеными.
Werner Heisenberg сначала изученный атомов, не в тексте физики, а от
чтения Timaeus Платона. Он утверждал, что позже чтение той же самой
работы (на греческом языке) для расслабления в течение перерыва завтрака
имело некоторое влияние на его концепцию неопределенности в физической
действительности. Schrцdinger сделал его заметки лаборатории на
классическом греческом языке и написал также, как и Heisenberg о
Предсократових философах в его поиске способа понять податомную
действительность.

После W.W.II, с затвердением официальной интерпретации квантовой теории,
и повышения большой науки, вступало во владение мещанство. Feynman,
ведущий гений периода, презирал философию, хотя он часто искажал
положения философов, которых высмеял. Его гордо освобождающее отношение
к философам было связано с не сознающими персонификациями Природы и
неявной философии множества причин в механике, напоминающей (он будет
испуган, чтобы услышать) Аристотеля. Один проницательный рецензент
анекдотов Феинмана говорит, что кто - то знакомый только с красотой
работ в физики Феинмана, на чтение его книг юмористических анекдотов
реагировал бы как Антонайо Салири на его первом столкновении с Моцартом.
Физик и эссеист науки Джереми Бернстеин, в реакции на упоминание о
влиянии индутзма думал над Schrцdinger's более поздние письма, ответил
просто "Относящийся к йоге, Schmogic," и утверждал недавно, что только
историк физики будет иметь любой интерес в читающем Нилс Бора, создателя
стандарта, "Копенгагенская интерпретация" квантовой механики. Einstein и
Хеизенберг читают философа Канта как подростки, и кантианское напряжение
в Боровском и Хеизенберговом изложениях - иностранное царство для
физиков конца англо-американца двадцатого столетия.

Измененная ситуация в философии двадцатого столетия подобна. В 1920-ых,
не только Энри Бергсон, но также и Уайтхед, и Мед Джордж Герберт с их
"объективным релятивизмом," стремился сильно сцепиться с общими
философскими последствиями теории относительности Эинстеина (независимо
от того, что можно думать об их специфических заключениях). Сегодня в
англо-американской философии философы науки обсуждают такие проблемы, но
обычно, не пытаясь никогда не обсудить их значения для культуры или для
образцов мысли вообще, говоря, с W. V. O. Quine, та "Философия науки -
философия достаточно." С другой стороны, самые общие аналитические
социальные философы даже не пробуют сцепиться с последствиями
современной науки и математики для нашего мировоззрения, и часто
некритически и молчаливо предположить старшие, некорректные
интерпретации. (Один источник "сверхрешительной" поддержки Sokal и
положению Брайкмонта, помимо неоконсерваторов, осуждая "политическую
правильность" и традиционных литературных критиков, сердитых на
французские теории, является сообществом аналитических философов,
которые отклоняют континентальную философию.) Sokal и Брайкмонт были бы
более счастливыми, если общие философы должны были игнорировать науку
полностью? Они восхитились бы Оксфордскими обычными языковыми философами
1950-ых, которые sneeringly игнорировали и науку и политику как
несоответствующую "обычному языку" (воображаемый шрифт всей мудрости)?
Они согласились бы с неоконсервативным Строссианством Алана, что наука
не имеет никакой уместности к человеческой жизни? Они должны
приветствовать иногда возящиеся попытки недавних философов иметь смысл
из науки как культурное явление и размышлять о космологической
метафизике, что наука показывает.

Алан Сокал называет основателей квантовой механики Боровской и
Heisenberg, "vulgarizers (в обоих чувствах)." (p. 255 fn 14) Несчастные,
они должны были изобрести вещи, из которых они являются простым
vulgarizers. Точно так же Sokal и Брайкмонт резко отличают "педагогику"
Эинстеина (обсужденную Latour, и явно названную педагогикой ими,
мятежниками Сокалом и Брайкмонтом) и реальную теорию Эинстеина (p. 116).
То, что они игнорируют, - то, что ранний Эинстеин (то, кто брад
вдохновение у Hume и Маха , а МАх в свою очередь, вдохновлялся Беркли)
действительно приближался к относительности в терминах экспериментов
мысли относительно возможных размеров сознательными наблюдателями,
которых он описывает в его популярной книге. Логический позитивизм и
operationalism Перси Брайдгмана были вдохновлены точно этим подходом
Эинстеина.

Sokal и Bricmont аналогично подозрительны к философским требованиям
относительно значений теории хаоса (Ch. 7, стр 125-136). Sokal
высмеивает, и с Bricmont конечно показывает и выставляет некоторые
смущенные и вводящие в заблуждение утверждения о нелинейности и хаосе.
Все же не все такие экстраполяции из теории хаоса - исключительно
продукт математического невежества. Каждый задается вопросом, что они
думают о Андре Лишнеровиче, один из больших математиков наше время,
предоставляя его название и власть к совместной работе, что, хотя это не
делает, как Prigogine или Bohm, использует постмодернизм слова,
диапазоны далеко от дома в спекулятивных заявленияж о теории хаоса к
биологии, экономике и философии, упоминая подозреваемого, возможно
антинаучные фигуры, типа Bergson, Tielhard d' Chardin, Freud, и
Foucault.

В оригинальной французской версии их книги, Sokal и Брайкмонт обсуждают
недоразумения Бергсона Einstein и затем прослеживают то, что они
рассматривают грустной историей французских философов, хвалящих
Бергсона. Бергсон вероятно пострадал от письма слишком хорошо и
обманчиво просто. Это сделало его необычно популярным, что приводило к
тому, что он скоро стал отклоненным "серьезными философами." Часть
потери уважения к Бергсону в английском письменном мире происходит
из-за Истории Бертрана Рюсселла Западной Философии (с цитатой, с которой
Sokal и глава Брайкмонта по Бергсону начинаются), который изображает
интуитивизм Бергсона как Прото-нацизм, когда фактически Бергсон умер от
болезни, полученной при ожидании выдачи хлеба в занятой Франции после
того, как он отказался от предложения Нацистов дать ему специальную
обработку как "почетному арийцу."

Перед увольнением Бергсона как дурака, и его философия интуиции времени
и фундаментальной действительности процесса как ерунды, каждый должен
разделить несколько проблем. Бергсон действительно сделал ошибки
(указанными Einstein непосредственно) в утверждении о специальной теории
относительности. Сам Бергсон признал его нехватку экспертизы в физике, и
отказался позволить дальнейшим выпускам его работы появляться в течение
тридцатых. Эти ошибки означают, что взгляды Бергсона вовремя должны быть
отклонены, или что его философские требования о времени не имеют никакой
ценности? Бергсон не был, вопреки мнению Брайкмонта, тем кто пытался
"опровергнуть" Einstein. Бергсон отклонил ньютоново абсолютное
простарнство, и он принял упадок классической теории эфира, в отличие от
множества реакционных философских затяжек против теории относительности.
Несколько физиков, типа de Broglie, Watanabe и Коста de Beauregard
видели ценность в идеях Бергсона относительно механики волны и
термодинамики, несмотря на его специфические ошибки в теории
относительности. Два главных математика, которых Sokal и Брайкмонт не
могут обвинить в невежестве математики, сделали сочувствующее
использование Бергсона. Norbert Wiener, в его Кибернетике, открытой с
обсуждением "ньютон против Время Bergsonian," и A. N. Увйтхед включили
части философии Бергсона процесса в свою собственную интерпретацию
теории относительности.

Дух более ранних писем Бергсона противоречит письму от его неудачной
вылазки в теорию относительности. Собственно Бергсон, ранее Значение и
Память, противоречил более позднему опровержению многократных временных
ритмов в его обсуждении теории относительности. Milic Capek указывает в
акценте Бергсона на различии между временем и пространством, и его
опровержение абсолютно отдельных материальных частиц соответствует
хорошо большей части теории относительности и квантовой механики, но
что собственная обработка Бергсона времени в реакции на Einstein по
ошибке рассматривала диаграмму Минковского как жуткую "spatialization
времени" подобно той из классических обработок времени как четвертое
измерение в d'Alembert и других (ощибка, разделенная между прочим,
некоторыми из защитников физической теории Эинстеина как описание
"вселенной блока" без подлинного изменения).

В центре дебатов между Бергсоном и Эинстеином был "парадокс близнецов."
Если быстрое путешествие показывает вниз время, то близнец, посланный в
космос в высокой скорости возвратился бы моложе чем близнец, который
оставался на земле. Все же, если скорость относительна, не должен
близнец на земле быть моложе чем космический путешественник, с тех пор,
относительно космического путешественника, близнец на земле отступал и
затем приблизился в высокой скорости? Даже если требования Бергсона о
парадоксе близнеца перепутаны, это не должно сказать, что парадокс
близнеца полностью убран. Когда физик Герберт Дингл спорил в Природе для
подлинного paradoxicality парадокса близнеца, множество физиков с
негодованием утверждало, что решение было ясно и просто, но дало
"очевидные решения" непоследовательный друг с другом. Мардер
редактировал целую книгу таких "очевидных решений" к парадоксу близнеца,
некоторые из которых взаимно несовместимы.

Один пункт, что Sokal и Bricmont избегают делать из-за их
фрагментированного подхода к из-контекста кавычкам, - подозрительное
подобие "третьего наблюдателя Латоера" в его счете специальной теории
относительности к счету Бергсона (возможно через книгу Делеуз по
Бергсону). Латоер редко дает ссылку на источники его идей, предпочитая,
кажется, создает их из целой ткани. Он утверждает, что в специальной
теории относительности Эинстеина есть третий наблюдатель, который
описывает двух наблюдателей, упомянутых на выставке. Бергсон делает
подобное движение в требовании, что есть унитарное время, включая в
категорию относительные времена этих двух наблюдателей в Эинстеине.
Иногда, как в счете Латоера, это - время третьего наблюдателя,
включающего в категорию другие два. Латоер и его критики, так же как его
защитник физика Дэвид Мермин путают проблему числа физических
"наблюдателей", необходимых в специальной относительности с философским
вопросом того, думаем ли мы в размышлении о некоторой теме также о нас
самих думающих об этом. (Эта последняя проблема приводит к старому
парадоксальному требованию, что нельзя вообразить себя мертвым или не
сознающим, потому что каждый воображает себя сознательно воображением
мертвого или не сознающего.) третий наблюдатель не один из наблюдателей
в физической системе, но - этот застенчивый теоретик или читатель,
думающий о других двух физических наблюдателях. И Латоер, Sokal и
Bricmont, и Мермин рассматривают этого необыкновенного сознательного
наблюдателя, как будто это был фактический, физический наблюдатель,
расположенный где-нибудь в физическом описываемом пространстве-времени.

Как ни странно, Дэвид Бом, детерминированной квантовой теорией которого
восхищаются многие из воинов науки физики, размышлял в манерах, странно
подобных Бергсону относительно понятий, что могли бы быть другие способы
думать или сделать модели физических процессов кроме классических. Это
было разработано на Capek, и предложения напоминают во многих отношениях
предложения Бома о попытке новых воображаемых моделей и отклонения
требования Бора и Хеизенберга, что мы пойманы в ловушку концептуально в
классических моделях - что возможно препятствует нам думать
непосредственно о квантовой действительности.

Один философ, который использует идеи Бергсона относительно времени и
процесса, - Жилль Делез. Sokal и Bricmont, кажется, особенно раздражены
в Deleuze, потому что его чрезмерно хвалил Мишэль Фуко. (Deleuze и
Guattari разделили много интересов, типа антипсихиатрии и отклонения
унитарных систем, были и веселы, заинтересованы садомазохизмом, и
очевидно взяли наркотики вместе).. Большая часть злобы в нападении
воинов науки на постмодернистов, кажется, ревность в их незаслуженной
известности. В случае Брайкмонта, возможно незаслуженной Нобелевской
премии и чрезмерной известности популярных писем Ilya Prigogine, такой
же бельгийский физик, который иногда упоминает Бергсона и постмодернизм,
кажется, топят огни его негодования. Sokal и Брайкмонт должны
чувствовать меньше из этого теперь, когда они, через обман Sokal и эту
книгу, непосредственно достигли международной известности.

Sokal и Брайкмонт, как многие из некритических epigones Deleuze,
заинтересованного прежде всего веселым освобождением, движениями
антипсихиатрии, сосредотачиваются на работе Делеуз с психиатром и
политическим активистом Феликсом Гуаттари. Делеуз сотрудничал в его
более поздней жизни в ряде диких и расстегнутых книг с его приятелем.
Sokal и Брайкмонт рассматривают два вместе в их критическом анализе, но
имеют самые резкие слова для характеристики одного Гуаттари , которого
они резюируют как "предел ерунды". Конечно Гуаттари, пожизненный
мятежник (чей рано поддержка алжирской независимости и реформы
авторитарных психиатрических больниц была замечательна) восстал даже
против революционных сект, к которым он присоединился. Его ярость против
комплекса Эдипа, кажется, предает главный собственный. Гуаттари был
намного более диким и более расхлябанным в его письме чем Делеуз, и
последний разрешал себе намного более свободные и свободно-ассоциативные
формулировки в объединенном производстве, написанном с его компаньоном.
Однако, Делеуз также написал приблизительно семь академических книг по
различным философам, типа Leibniz, Spinoza, Kant и Nietzsche, который
Sokal и Брайкмонт не обсуждают. Например, книга Делеуз по Leibniz,
Сгибу, содержит ссылки на топологию (математика непрерывности),
использование которого постмодернистами Сокалом и Брайкмонтом замечает.
Так как Leibniz был изобретателем и исчисления и позиции анализа
(предшественник топологии) и сделал принцип непрерывности центральным к
его философии, такие ссылки были бы не неуместны, когда Сокал и
Брайкмонт обвиняют другие ссылки Делеуз на математику.

Одно требование, что Сокал и Брайкмонт делают всюду по их работе, - то,
что, если авторы они критикуют и выставляют, используют научные
метафоры, чтобы иллюстрировать их философские, психологические или
литературные идеи, они не осветили бы к аудитории, неосведомленной о
науке. Они предлагают, что эти научные или математические примеры просто
добавлены, чтобы произвести на с научной точки зрения неграмотный
literateurs впечатление. Это может иметь место с некоторыми из фраз
Kristeva и Lacan. Однако, другое использование научных и математических
понятий в философии - как модели для метафизического предположения. Так
как большая часть нашего размышления основана на изображениях и
пространственных диаграммах (после Kant, но темпа Hegel, Wittgenstein, и
другие), точные, обработанные структуры математики и физики могут
предложить метафизические модели. Здесь математические модели не
оформление витрины, чтобы произвести на неосведомленное впечатление, но
источники по общему признанию более неопределенных метафизических
экстраполяций. Делеуз, в манере, подобной (хотя нигде так умело
сделанный как) Белые угри, математические структуры не используются как
модели для метафизических идей. Сокал и Брайкмонт полностью не отклоняют
философское размышление или даже метафизика, поскольку они представляют
немного философии науки, чтобы отложить скептицизм и приводить доводы
против релятивизма и subjectivism.

Сокал и Брайкмонт действительно комментируют две из серьезных работ
Делеуз. Брайкмонт также упоминает, в открытом письме относительно
убирания Бергсона из английского выпуска книги, что влияние Бергсона на
Делеуз доказывает его уместность . Очевидно англо-американские
аналитические философы убедили Сокала и Брайкмонта игнорировать Бергсона
в английском выпуске, хотя несколько английских книг по Бергсону недавно
появились. Как ни странно, два из проходов в Делеуз, которого они
высмеивают, утверждают, что теория относительности, измерение в
квантовой теории, и информации в статистической механике не должна
интерпретироваться субъективно. (стр 14-150). Это соглашается с Сокалом
и собственным положением Брайкмонта, но они не отмечают это. Это
испортило бы забаву.

Сокал и Брайкмонт держат для насмешки отборные проходы в Различии и
Повторении Делеуз относительно дифференицального исчисления. Они
указывают длинные проходы, сопровождаемые замечанием, что проход
является бессмысленным или ерундой (стр 151-155). Они утверждают, что
проблемы исчисления были решены Cauchy в начале девятнадцатого столетия.
(Они даже утверждают, что проблемы "были решены работой d'Alembert
приблизительно в 1760," (p. 151), хотя d'Alembert не разъяснялся в
терминах неравенств или явно применял понятие предела, которое он
защищает в Энциклопедии.) Они утверждают, что статус infinitesimals в
производной больше не стоит беспокоиться о, поскольку это было заменено
пределом.

Комментарии Сокола и Брайкмонта к Deleuze об исчислении напоминают
комментарии Бертрана Рюсселла к парадоксам Зенона движения. Расселл
утверждал, что теория девятнадцатого столетия реальных чисел и
"статической теории Веирстрасса переменной" решает парадоксы Зено (и
делает несоответствующим размышления о них философов процесса как
Bergson). Но некоторые более поздние аналитические философы отметили,
что показ, что математика является внутренне последовательной едва,
решает физическую версию парадоксов Зено. Если каждый не желает
говорить, что математическая структура (всех реальных чисел) является
физически существующей, или каждый говорит, что математический
формализм - все, что мы нуждаемся и что вопросы физической
действительности должны быть отклонены (положение, которое научный
реалист должен был бы отклонить), тогда есть все еще физическая проблема
движения и бесконечно малых процессов, и вопроса того, может ли
бесконечное число действий быть выполнено в конечное время. Точно так же
Sokal и Брайкмонт, утверждайте, что вопрос статуса бесконечно малого
устранен понятием предела. Sokal и Брайкмонт утверждают, что Кочай решил
проблемы статуса infinitesimals с понятием предела и критиковать Deleuze
за то, что он ломает голову над статусом дифференциалов. Если бы,
действительно, единственный последовательный способ представлять
производные был, уменьшая их до пределов, то это было бы верным. Таким
образом, если бесконечно малое было уменьшено до бессмысленного
письменного компонента отношения, которое является действительно
пределом, тогда ломающим голову над статусом бесконечно малого в
изоляции сделан устаревшим. Однако нестандартный анализ Абрахама
Робинсона (и менее известный подход теории категории Ловер) показал, как
можно иметь прямой математический смысл бесконечно малых количеств, не
обращаясь к замене их отношений пределами, и устраняя индивидуальные
дифференциалы.

Deleuze, кажется, заимствует часть его обсуждения от Hegel. Подобная
критика тому из Sokal и Bricmont была сделана из Hegel., утверждая, что
формализация Коши понятия предела сделала все такое обсуждение
бесполезным. Однако некоторые начинают вновь исследовать письмо Хегэля
на исчислении с меньшим количеством освобождающих отношений чем имели
Уайтхед и Расселл.

Маркс также написал философские обсуждения исчисления. Эдмунд Вайлсон,
консультировался с математиком, который сказал ему, что комментарии
Маркса к исчислению были ничего не стоящими, и Wilson должным образом
сообщил об этом. Некоторые Марксистские математики, с другой стороны,
защитили ценность замечаний Маркса по исчислению, даже утверждая, что он
достиг результатов, подобных Cauchy. Друг Маркса Фридрих Энгельс
написал намного худший материал относительно элементарных алгебраических
операций и диалектического. Левый Сокал двигался бы от подобного
обсуждения Маркса и Энгельса на математике в дискредитацию пониманий
Маркса о капитализме как Интеллектуальные шаги Обманов от Лакана,
математические ошибки Иригарей или Крайстевы подвергнуть сомнению их
честность?

Sokal и Bricmont пропускают множество связанных проходов в обсуждении
Делеуз, то удовольствие в больших письмах деталей различных математиков
и философов. Они включают в начале фигур девятнадцатого столетия, типа
математика Вронского (математик, с чьей матрицей Wronskian они являются
несомненно знакомыми, но чья мистика вероятно смущает их), и философ
Саломон Мэймон. В одном из проходов, которые они действительно
указывают, они опускают посредством ellipsis ссылку на Мэймона и
философские подходы Вронского к исчислению, которое помогло бы иметь
смысл из части "ерунды" прохода. Делеуз просто не обсуждает начало
дебатов девятнадцатого столетия по "метафизике исчисления," но также и
использует философов двадцатого столетия математики, типа Альберта
Лотмана, который написал в 1930-ых и Жюль Вюймен, современный
аналитический философ. Lautman, чья концепция математических проблем
использования Делеуз, имел корреспонденцию большому логику Жаку Эрбрану
и философу математики Джин Кавэйллес, и похвален в юбилейном объеме
математиком Жаном Диедонне, предлагая, что к его пониманию логики и
математики относились серьезно его пэрами. Несколько французских
философов математики были вдохновлены попытаться основываться на подходе
Лотмана к логике математических проблем и интерпретаций из-за лекций
Делеуз.

Очевидно Deleuze не никакой математический виртуоз, но его обработка
проблем исчисления намного более детальна, информирована и серьезна, чем
Sokal и Bricmont делают вид. Например Sokal и Bricmont отмечают в
сносках, что некоторые из ошибок Делеуз разделены Hegel, типа
датированной обработки функций в терминах ряда Тэйлора, но они забыли
отмечать, что Делеуз непосредственно, в обсуждении Хегэля упоминает, что
он хорошо знает, что подход ряда к исчислению был заменен в современных
авторах.

Согласно стандартному счету обмана Sokal, с научной точки зрения
неграмотные литературные критики и социологи были обмануты в
соответствии с претенциозными требованиями французских постмодернистов
относительно науки. Иронически те те же самые погружённые во мрак
невежества научные неграмотные теперь должны взят на веру слова физиков
Сокала и Bricmont относительно ошибок французских теоретиков. В
некоторых случаях большие немытые массы гуманистов и социологов могут
быть введены в заблуждение снова.

Вал Дюзк
Отдел Философии
Университет Нью-Хэмпшира
Дарем, NH 03824
США
----

От	Игорь С.
К	Пуденко Сергей (02.03.2006 10:08:21)
Дата	02.03.2006 21:54:27

Брр....

>Согласно стандартному счету обмана Sokal, с научной точки зрения
>неграмотные литературные критики и социологи были обмануты в
>соответствии с претенциозными требованиями французских постмодернистов
>относительно науки. Иронически те те же самые погружённые во мрак
>невежества научные неграмотные теперь должны взят на веру слова физиков
>Сокала и Bricmont относительно ошибок французских теоретиков. В
>некоторых случаях большие немытые массы гуманистов и социологов могут
>быть введены в заблуждение снова.

>Вал Дюзк
>Отдел Философии

Мда.... плохо дело. Я конечно на стороне Сокала. Но что его так воспринимают - очень печально.
>Университет Нью-Хэмпшира
>Дарем, NH 03824
>США
>----

От	Пуденко Сергей
К	Игорь С. (02.03.2006 21:54:27)
Дата	03.03.2006 07:34:30

а где конкретно у этого Дузека натяжки и крупные ошибки?

Игорь С. сообщил в новостях следующее:1659@vstrecha...
> >Согласно стандартному счету обмана Sokal, с научной точки зрения
> >неграмотные литературные критики и социологи были обмануты в
> >соответствии с претенциозными требованиями французских
постмодернистов
> >относительно науки. Иронически те те же самые погружённые во мрак
> >невежества научные неграмотные теперь должны взят на веру слова
физиков
> >Сокала и Bricmont относительно ошибок французских теоретиков. В
> >некоторых случаях большие немытые массы гуманистов и социологов могут
> >быть введены в заблуждение снова.
>
> >Вал Дюзек
> >Отдел Философии
>
> Мда.... плохо дело. Я конечно на стороне Сокала. Но что его так
воспринимают - очень печально.

имеется виду не все,конечно, постмодернисты вроде Дерриды и феминистки
меня не волнуют, а конкретные примеры разбора Сокала этим Дузеком
примерно так
. 1)Рассуждения о влиянии чтения всяких Махов и Платонов, вплоть до
буддизма, на Эйнштейна и прочих физиков 2) наезды Рассела на Бергсона
3)позиция Фейнмана " философия это лажа" 3) "философия вообще не имеет
отношения к жизни" . а имеет к тексту и языку 4)Математические выкладки
Делеза в его книге Различении и Повторении

в целом генеральная линия работы Сокала и Ко -похоже на игру,причем
поганую . Пример с наездом на Бергсона
Наглая ИМО манера -брать эпиграфом поганую фразочку Рассела про Бергсона
как прото-нациста,потмо вообще снимать эту главу, прятать концы воду

> >Университет Нью-Хэмпшира
> >Дарем, NH 03824
> >США
> >----
>
>

От	Игорь С.
К	Пуденко Сергей (03.03.2006 07:34:30)
Дата	03.03.2006 21:14:54

Re: а где...

>> Мда.... плохо дело. Я конечно на стороне Сокала. Но что его так
>воспринимают - очень печально.

> 4)Математические выкладки Делеза в его книге Различении и Повторении

"Sokal и Брайкмонт держат для насмешки отборные проходы в Различии и Повторении Делеуз относительно дифференциального исчисления. Они указывают длинные проходы, сопровождаемые замечанием, что проход
является бессмысленным или ерунда (стр 151-155).

Не фига не понял. Оригинал на английском?

>Они утверждают, что проблемы исчисления были решены Cauchy в начале девятнадцатого столетия.

Да, это так.

>(Они даже утверждают, что проблемы "были решены работой d'Alembert приблизительно в 1760," (p. 151), хотя d'Alembert не разъяснялся в терминах неравенств или явно применял понятие предела, которое он
защищает в Энциклопедии.)

Тем не менее.

>Они утверждают, что статус infinitesimals в производной больше не стоит беспокоиться о, поскольку это было заменено пределом.

Да, именно так.

>комментарии Sokal и Брайкмонта к Делеуз об исчисленит напоминают комментарии Бертрана Рюсселла к парадоксам Зено движения.

Не читал. Есть ссылка на Рассела?

>в целом генеральная линия работы Сокала и Ко -похоже на игру,причем поганую .

Почему ты так дцумаешеь? Мне не показалось, что это игра.

> Пример с наездом на Бергсона Наглая ИМО манера -брать эпиграфом поганую фразочку Рассела про Бергсона как прото-нациста,потмо вообще снимать эту главу, прятать концы воду

Ну, мало ли кто на кого наехал. Я ж не утверждаю что Сокал белый и пушистый и всегда прав.

По поводу квантовой механики - да, она ничего принципиально не изменила в философии физики. Ну, это мое мнение ессно, вон Кропотов приводил чуднЫе статьи из такого серьезного журнала как УФН.

От	Пуденко Сергей
К	Пуденко Сергей (22.02.2006 20:39:01)
Дата	22.02.2006 22:30:09

"Борцы с мракобесием" фрнацузской теории - без страха и упрека

russian humanitarians

Владислав Софронов-Антомони
--------------
ПОШЛИ ПУЗЫРИ. Очерк истории русского философского постмодернизма

<Интеллектуальные уловки>

У книги Сокала и Брикмона любопытная история. Ее автора - два
ученых-физика. Брикмон профессор физики из Бельгии, Сокал - из
университета Нью-Йорка. Алан Сокал однажды устроил такой эксперимент:
опубликовал большую статью в стиле <постмодернистской науки> в журнале
. Статья содержала высказывания вроде: <физическая
<реальность>, точно так же как и <реальность> социальная, является
лингвистической и социальной конструкцией> 8 и <число ? Эвклида и сила
притяжения G Ньютона, которые до сих пор считались постоянными и
универсальными, теперь должны рассматриваться как исторически
преходящие>.

Статья была встречена <на ура> и опубликована. Позже Сокал выступил с
разоблачениями своей шутки и ее комментариями.

Кроме самой вышеуказанной статьи и комментария к ней книга Сокала и
Брикмона содержит персональный разбор обращений постмодернистских
авторов (от Лакана до Иригарей и Вирилио) к естественным наукам и еще
несколько статей, где поднимаются другие - в частности, политические -
аспекты постмодернизма в его связи как с наукой вообще, так и с левым
движением (преимущественно в Соединенных Штатах).

Надо сказать, что <имманентная> критика Сокалом и Брикмоном
постмодернистских авторов не показалась мне особенно убедительной. Эта
критика представляет собой пространные цитаты мест, касающихся
естественнонаучной проблематики у критикуемых авторов и использования
ими в качестве концептов или метафор некоторых естественнонаучных
понятий и теорий (теорема Геделя, теория множеств, общая теория
относительности и т.п.).

Почти всегда критика Сокала и Брикмона заключается в том, что после
развернутой цитаты следует риторический вопрос: <Разве не очевидно, что
это просто набор слов, не имеющий отношения к теореме Геделя (теории
множеств и т.д.)?>

Нет, не очевидно. Внутри постмодернистского письма его высказывания
включены в общий его строй и в этом смысле корректны. Внутри текста
Лакана его высказывание <Структура - это асферическое, скрытое в
языковой артикуляции, когда ею завладевает эффект субъекта> не кажется
мне бессмысленной. Поскольку главным приемом постмодернизма является
борьба с системой и гносеологический релятивизм, то предъявлять ему
имманентную критику с позиций строгой научной системности и
последовательности просто непродуктивно -- он или легко <отклонится> от
нее или просто включит в себя на правах еще одного атома в этом
броуновском облаке высказываний и теорем.

Слабая сторона книги Сокала-Брикмона, на мой взгляд, в попытке
переиграть или уличить постмодернизм на его поле; это явно безуспешно.
Как герметичный феномен, постмышление не поддается имманентной критике
(это все равно, как спрашивать у художника - а что вы имели ввиду своей
картиной?). Ввиду замкнутости на себя самого постмодернизм является
эстетизацией гносеологии со всеми присущими эстетизации как
достоинствами (блеск и соблазняюще-мобилизующая сила), так и
недостатками (эвристичность, не применимая вне его собственных границ).

Обратной стороной этой герметичности является использование категорий и
теорий постмодернизма (постструктурализма) в качестве объясняющих
что-либо вне его собственной области.

Отступление. Об уважении к постмышлению

Отступление. Об уважении к постмышлению

Я хочу быть понятым правильно. Я с уважением и восхищением отношусь к
творцам постмышления и являюсь их прилежным читателем. То, против чего я
возражаю, это использование в качестве объясняющих тех категорий,
которые сами еще должны быть объяснены.

Постмодернистская (постструктуралистская) философия (в отличие от
<постмодернистской науки>) является последним на сегодня достижением 2.5
тысячелетней истории западной философии, или, по крайней мере, очень
значимой ее ветви. И если не высшим ее достижением - понятие прогресса
даже с марксистской точки зрения следует осторожно применять в
историко-философской науке - то таким ее достижением, которое впитало
всю предыдущую традицию (работы Делеза по истории философии лишь самое
зримое воплощение этой связи) и неразрывно с нею связано.

Но в силу самой <свежести> постмышления буквально все его категории не
приобрели той самоочевидности, которая необходима для их использования
без того, чтобы сказав <машины желания> не объясняться все оставшееся
время, что имелось ввиду.

Понятие, скажем, <идея> или <парадигма> я могу применять с надеждой, что
у мало-мальски подготовленного читателя они вызовут более-менее сходный
с моим и нужный мне ряд определений и коннотаций (и даже это ничего еще
не гарантирует.)

Но когда я читаю о <деконструкции советского опыта> я оказываюсь
бессилен отнестись к этому построению рационально. И <деконструкция> еще
не самый показательный пример, благодаря поражающей продуктивности
Деррида, его школы и его подлеска. (Хотя и здесь применение
деконструкции к социальности выглядит как гигантская проблема, а не как
мало-мальски внятное объяснение.)

А ведь в качестве готовых к эвристическому употреблению блуждают еще
менее очевидные понятия: логоцентризм, тело без органов, симулякр etc. -
имя им легион.

Все эти понятия требуют гигантской интерпретативной работы целых, быть
может, поколений. Повторюсь: они сами еще проблема (и подчеркну -
интереснейшая проблема), они сами еще должны быть объяснены. А пока их
применение в качестве объясняющих может быть только эстетикой,
эстетизацией высказывания. Их применение, по моему мнению, валидно
сегодня только в узкой области узкого же подраздела историко-философской
науки. Вне этих рамок их появление достойно самого придирчивого
скепсиса.

Конечно, такое становление философских понятий <модой> в широких кругах
читателей есть явление исторически не новое, даже постоянное. Поражает
другое: сегодня этой модой порабощены не только <широкие круги
читателей>, но и специалисты!

Конечно, глупо было бы требовать чтобы читатели, скажем, Гегеля (или
Канта, или любого другого философа) покорно ждали пару-тройку
десятилетий прежде чем стать гегельянцами и начать продуктивно мыслить в
категориях гегелевской философии (хотя в случае Канта понадобился век,
чтобы школярское кантианство дало неокантианцев).

И все же именно в деле постмодернизма мы можем, пожалуй, согласиться с
таким требованием - требованием воздержания. И вот почему: вплоть до
появления постструктурализма любой философ претендовал на то, чтобы дать
своим адептам Метод и Систему (за исключением крайне значимых, но все же
маргинальных течений - например, ницшеанства; вот почему Ницше
критически важен для постмодернистского феномена).

Понятно поэтому, что философы рискнувшие на попытку мыслить вне-системно
(не без-системно!) должны согласиться с требованием воздержания, если,
конечно, они не боятся сокрушительной профанации. Я думаю, что какая-то
форма понимания этой проблемы присутствует у всех классиков
постмодернизма: вот почему они не заимствуют категории коллег по
постмышлению и живут каждый в своем персональном категориальном здании.
Но это, с другой стороны, еще один аспект самозамкнутости и
герметичности и, следовательно, а-эвристичности (так возвращается
вытесненное - ха, ха).

......
Но вернемся к книге Сокала и Брикмона. Мы остановились на том, что
анализ постмодерна <изнутри> не является сильной стороной этой книги. И
в очередной раз объяснение феномену постмодернизма надо искать в его
внешней истории - сильная сторона книги Сокала и Брикмона как раз в том,
что в ней содержится такое объяснение.

<И какова роль политики во всем этом?> (Сокал-Брикмон)

В своем анализе политических оснований постмодернизма Сокал и Брикмон
исходят из следующего неожиданного и парадоксального факта. С одной
стороны, постмодернизм с его абсолютизацией релятивизма и критикой
объективности противостоит рационалистической традиции мысли с ее опорой
на науку, противостоит традиции, на которую всегда опирались левые.

С другой стороны, именно среди левых в США постмодерн триумфально
распространился. Сокал цитирует правого политика Гавела, но под его
словами мог бы подписаться любой постмодернист:

<Падение коммунизма можно рассматривать как знак того, что современная
мысль - основанная на предпосылке, что мир объективно познаваем и что
знание, полученное таким образом, может быть предельно общим -
переживает финальный кризис> (с. 162).

Сокал и Брикмон резюмируют:

Существование такой связи между левыми и постмодернизмом составляет, на
первый взгляд, серьезный парадокс. В течении большей части двух
последних столетий левые самоопределялись в ходе битвы науки с
мракобесием: они решили, что рациональное мышление и объективный анализ
природной и социальной реальности являются основными инструментами для
победы над мистификациями, -- тем не менее действительно
привлекательными, -- которые распространялись власть предержащими. Но в
течении последних двадцати лет большое число левых интеллектуалов,
особенно в Соединенных Штатах, отвернулись от этого наследия Просвещения
и примкнули к той или иной форме когнитивного релятивизма12> (с. 163).

Авторы указывают на три типа интеллектуальных и социологических
источников триумфа постмодернизма в среде левых.

1. Новые социальные движения.

Родившиеся в 60-е гг. движения феминизма, защиты прав гомосексуалистов,
движение против расизма боролись против тех форм угнетения, которые
недооценивались традиционными левыми.

И в силу этой недооценки, и в силу того, что философия постмодернизма по
видимости подводит серьезное основание под политику различия,
обосновывая уважение к другим культурам и образам жизни, так вот, по
этим двум причинам новые социальные движения пришли к выводу, что та или
иная форма философии постмодернизма адекватно отвечает их чаяниям.

Авторы проницательно указывают, что то был стратегически неверный ход (и
я думаю, что время подтвердит выводы Сокала и Брикмона):
а. субъективизм и переусложненность постмодернизма труднее обосновать,
чем сами права гомосексуалистов или женщин;
б. эти же неясность и субъективизм интеллектуально ослабляют опирающиеся
на них движения;
в. итак, <новые социальные движения> могут найти для своих законных
требований более твердое основание в широкой демократической и
рациональной традиции эгалитаризма, идущей из Просвещения> (с. 164).

2. Политическое отчаяние.

Расцвет постмодернизма пришелся на 70-90-е гг. 20 в. - на самую низкую
точку спада левого движения: обуржуазивание социал-демократии, апатия в
странах Третьего мира, крах <реального социализма>.

Для описания такого политического отчаяния Сокал и Брикмон приводят
цитату из Хомского, слишком блестяще подходящую и для описания наших
90-х, чтобы не привести ее целиком. Хомский пишет об отчаянии, как об
отказе от обсуждения серьезных вопросов:

Если вы говорите себе: "да ладно, слишком трудно изучать серьезные
проблемы", есть множество способов избежать этого. Один из них -
гоняться за химерами, не имеющими реального значения. Другой способ
сделать это заключается в том, чтобы присоединиться к академическим
культам, отрезанным от всякой реальности и позволяющим не сталкиваться с
миром, каков он есть. Это частое явление, включая и левых. Во время
поездки по Египту несколько недель тому назад я видел удручающие
примеры. Я должен был говорить о международных проблемах. Там очень
живое и образованное интеллектуальное сообщество, очень мужественные
люди, отсидевшие годы в тюрьмах Нассера, замученные почти что до смерти,
и вышедшие оттуда, продолжая бороться. Но теперь в третьих странах в
целом преобладает безнадежность и отчаяние. В местной образованной,
имеющей связи с Европой, среде это проявлялось в полном погружении в
последние безумства парижской культуре и концентрации исключительно на
них. Например, даже в исследовательских институтах по стратегическим
проблемам, когда я рассказывал о современной ситуации, слушатели хотели,
чтобы все излагалось на жаргоне постмодерна. Вместо того, чтобы
расспрашивать меня подробнее об американской политике или о Среднем
Востоке, месте, где они живут, - это казалось слишком грязным и
неинтересным - они хотели знать, как современная лингвистика строит
новую парадигму дискурса о международных отношениях, который заменит
постструктуралистский текст. Их интересовало это. Вовсе не то, что
открывали израильские правительственные архивы в области внутреннего
планирования. Это, действительно, гнетущая ситуация. (с. 164-165).

(Как раз отчаяние сегодня быстрее всего уходит в прошлое. Движение
антиглобализма, и не только оно, ясно показывает, что возможно то, что
казалось в эпоху позднего капитализма - эпоху многим представляющуюся
временем полного обморока в интерактивных сетях Матрицы - невозможным: а
именно массовая мобилизация снизу миллионов людей.)

3. Наука как доступная мишень - <в этой атмосфере общего отчаяния можно
попробовать бороться с чем-то, что достаточно тесно связано с
господствующей властью, чтобы не вызывать симпатии, но достаточно слабо,
чтобы стать более или менее достижимой мишенью (концентрация власти и
денег - вне досягаемости). Лучше всего отвечает этим условиям наука: Все
те, кто обладают политической или экономической властью, предпочли бы
критику науки или технологии как таковых, так как эта критика
способствует созданию культа властных отношений, в которых нет ничего
рационального, но на которых зиждется власть> (с. 165, 166).

В общем, для Сокала и Брикмона - как для левых - постмодернизм имеет
следующие негативные последствия:

- <сосредоточение на языке и элитарность, связанная с употреблением
претенциозного жаргона, способствуют тому, чтобы загнать интеллектуалов
в рамки стерильных споров и изолировать их от общественных движений,
которые происходят за стенами их башни из слоновой кости>;

- <стойкое существование путанных идей и невразумительных рассуждений
среди определенной части левых может дискредитировать все левое
движение; и правые не упускают случая демагогически воспользоваться
такой возможностью> (с. 170).

И наконец: <В тот час, когда мракобесие и националистический и
религиозный фанатизм чувствуют себя замечательно, по крайней мере
безответственно обращаться с легкостью с тем, что исторически было
единственным заслоном перед этим безумием, а именно рационалистическое
мировоззрение. Содействие мракобесию наверняка не является задачей
постмодернистских авторов, но оно является неизбежным следствием их
деятельности> (с. 169).

---

Сергей Зенкин

"Французская теория": попытка подвести итоги

Обычный оптический эффект: издалека предмет кажется более единым и
нерасчлененным, чем вблизи; возможно, он на самом деле таков и есть -
дистантный взгляд стирает в нем несущественные различия.

Во Франции, стране развитых культурных институций, гуманитарные науки
строго размежеваны и пересечение междисциплинарных границ, вторжение в
чужую епархию редко кому сходит с рук. Для русской же публики блестящие
достижения французских теоретиков-гуманитариев
послевоенного периода сливаются (не без влияния такого фактора, как
мода) в единый интеллектуальный поток, где научная специализация того
или иного автора несущественна или же неоднозначна: скажем, Клод
Леви-Стросс - антрополог, Жак Деррида и Жиль Делез - философы, Мишель
Фуко - тоже философ, но еще и историк цивилизации, Жан Бодрийяр -
социолог, но еще и "теоретик постмодерна", Ролан Барт - семиолог, но еще
и писатель,
и критик разнообразных областей культуры... Сходным образом и в
Соединенных Штатах для обозначения этого интеллектуального течения
сегодня бытует специальный термин - French Theory, "французская теория",
без уточнения, каков же конкретный предмет этой теории; общность
мыслительных установок важнее, чем раз! деленность исследовательского
поля.

Конечно, выражения типа French Theory - не нейтральные, а оценочные, в
них прочитывается
недоверчивая отстраненность ("французские штучки"), а то и прямое
неприятие. Действительно,
в последние годы "французская теория" попала под огонь критики; вот
только некоторые
ее эпизоды.

В 1996 году разгорелось нашумевшее "дело Алана Сокала". Этот
нью-йоркский профессор
физики сыграл злую шутку с солидным журналом "Social Text", опубликовав
в нем статью-мистификацию
- пародийный манифест "постмодернистской науки", где модные термины
новейшей гуманитарной
мысли и отсылки к ее авторитетам произвольно связывались с некоторыми
современными идеями физики и математики. Журнал принял пародию за чистую
монету, после чего Сокал публично раскрыл свою мистификацию, причем
четко указал на предмет этой разоблачительной акции:

"...то, что "Social Text" взял мою статью, служит примером
интеллектуального высокомерия Теории - в смысле постмодернистской
литературной теории, - доведенной до своего логического предела. [...]
Моя статья понравилась редакторам "Social Text", потому что им
понравилось
ее заключение - вывод о том, что "содержание и методология
постмодернистской науки дают мощную интеллектуальную опору для
прогрессивного политического проекта". По-видимому, они сочли ненужным
анализировать степень очевидности аргументов, их стройность или даже их
соответствие предлагаемому выводу"(1).

В 1997 году Сокал вместе с бельгийцем Жаном Брикмоном выпустил во
Франции уже целую книгу "Интеллектуальные обманы" - памфлет против
"постмодерна", то есть интеллектуального течения, для которого
характерны более или менее явный отказ от рационалистической традиции
Просвещения, теоретические построения, независимые от всякой
эмпирической проверки, и когнитивно-культурный релятивизм,
рассматривающий науки как "повествования"
или же как социальные конструкции в ряду прочих(2).

Книга, где были решительно сформулированы разделяемые многими претензии
к "постмодернистскому" научному дискурсу, вызвала множество откликов:
впервые более чем за тридцать лет, со времен знаменитого памфлета
Раймона Пикара "Новая критика или новый обман?" (1965), современные
методы французской гуманитарии подверглись такой лобовой атаке,
изобличаемые
в "ненаучности", логической безосновательности и шарлатанстве; да и
название книги Сокала/Брикмона перекликалось с заголовком Пикара своим
ключевым словом imposture ("обман", "самозванство"). В ходе
разгоревшейся полемики прозвучали и мотивы интеллектуальной
противоположности Старого и Нового света; так, Юлия Кристева, один из
ведущих ныне здравствующих представителей "французской теории" и одна из
мишеней критики Сокала и Брикмона, в своей отповеди им заявляла:

"...после периода интенсивной франкофилии, когда интеллектуалы в
Соединенных Штатах опирались на некоторые течения французской мысли, не
боясь преувеличений в духе "политической
корректности", ныне перед нами самая настоящая франкофобия"(3).

Но главное, сегодняшняя критика "французской теории" вышла как на
международный, так и на междисциплинарный уровень: Р.Пикар некогда
обвинял в ненаучности только новейшие методы литературной интерпретации,
а оппонентом А.Сокала и Ж.Брикмона стала
тотальная система толкования мира, пытающаяся вобрать в себя на правах
частных подсистем не только гуманитарные, но чуть ли и не естественные
науки. В то же время сам Сокал, как мы видели, отдает себе отчет в
происхождении этой системы - она, по его словам, есть не что иное, как
"постмодернистская литературная теория". Собственно литературная ее
сторона подверглась критике - на сей раз самокритике - в книге Антуана
Компаньона "Демон теории", за французским изданием которой (1998)
немедленно последовали переводы
на несколько языков. Антуан Компаньон - французский литературовед,
наряду с Ю.Кристевой один из младших теоретиков (пост)структурализма
60-70-х годов, ныне разделяющий свое рабочее время между парижской
Сорбонной и Колумбийским!
университетом в Нью-Йорке; в этом смысле его книга отчасти тоже пришла
"из-за океана", и без своего американского опыта автор вряд ли сумел бы
предъявить "французской теории" такой серьезный счет. В отличие от
А.Сокала, он пересматривает ее исcледовательскую
деятельность изнутри, упрекая ее не в "шарлатанстве", а в неумении
реализовать свои же программные задачи. После сорока лет развития теории
основные предрассудки, с которыми она боролась и которые связаны с
непроясненностью традиционных понятий "литература",
"автор", "реальность", "читатель", "стиль", "история литературы",
"художественная
ценность", - так и остались неустраненными, их демистификация не дала
решительного результата, и все они продолжают благополучно бытовать в
литературоведческой практике.
Радикализм "французской теории" оказался во многом бесплодным - он
только мешал ей здраво оценивать собственные силы и сложность проблем,
которые она ставила. У нее было много революционно-"демонического"
героизма, но не!
достаточно "здравого смысла" (подзаголовок книги Компаньона -
"Литература и здравый смысл").

Весь этот полемический контекст - отчасти собственно научный, отчасти
сенсационно-медиатический
- неизбежно подразумевался и на коллоквиуме "Как обстоят дела в теории
литературы?", состоявшемся 28-29 мая 1999 года в университете Париж-7.
Хотя внешне коллоквиум имел нейтрально-педагогическую форму
"докторальной школы" (интенсивного цикла лекций для аспирантов,
читаемого крупными учеными), но подспудно в нем чувствовалась
проблематичная,
дискуссионная ситуация, которая сложилась сегодня вокруг обсуждаемой
дисциплины.

Коллоквиум объединил весьма серьезные научные силы. Одним из его
организаторов являлась Ю.Кристева, а в числе докладчиков были и
А.Компаньон, и такие известные во французской науке люди, как Франсуаза
Гайяр, Жозе-Луис Диаз, Пьер Машере. Кое-кого, конечно, не хватало -
например, живых классиков литературной теории 60-70-х годов Жерара
Женетта
и Цветана Тодорова (последний, правда, давно и далеко отошел от
собственно теоретических занятий). Ощущалось и недостаточное присутствие
иностранного теоретического опыта.
Если не считать двух малоизвестных англичанок Марины Уорнер и Джеклин
Роуз, выступавших скорее "не по теме" коллоквиума, теоретическое
движение вне Франции было представлено лишь двумя-тремя французами,
работающими в зарубежных университетах. Соответственно, и специфически
нефранцузские течения в теории - американская деконструкция и "новый
историцизм", немецкая рецептивная эстетика или советская семиотика
культуры - либо вообще не упоминались, либо затрагивались вскольз!
ь. Парижский коллоквиум отразил собой одну типичную черту "французской
теории": активно занимаясь "экспортом" своих методов, она сама склонна
оставаться в национальном кругу идей и слабо восприимчива к мировым
веяниям (об этом нелицеприятно говорилось и на
самом коллоквиуме, в докладе А.Компаньона).

Как уже сказано, теория литературы составляет лишь часть общего
интеллектуального движения во французской гуманитарии последних
десятилетий, но, несомненно, одну из важнейших и радикальнейших его
частей. Само ее возникновение было невозможно без
выработки новой гуманитарной парадигмы: до 1960-х годов дисциплины под
названием "теория литературы" во Франции не существовало, а
литературоведы занимались конкретно-историческим
анализом (в значительной мере - пересказом) текстов на языке самих этих
текстов,
избегая использовать какой-либо особенный, специально сконструированный
понятийный язык. Одно из главных завоеваний новой "французской теории" в
том и заключалось что теоретический, формализованный дискурс о
литературе был признан национальными научными институциями, введен в
учебные курсы, обрел свои периодические издания.
Но эта институционализация не обошлась и без упрощений и компромиссов.
Характерно, что первым печатным органом новой дисциплины стал созданный
Женеттом и Тодоровым в 1970 году журнал под названием "Поэтик" -
"Поэтика": свое официальное признание
теория литературы получила в форме поэтики, но поэтика не исчерпывает ее
полностью, это лишь наука о технике, о "приемах" литературного письма,
оставляющая в стороне его философские, эстетические и социокультурные
предпосылки. Из попыток восстановить
и осмыслить эти предпосылки - а значит, и методологические предпосылки
самой теории литературы - сложился поучительный "сюжет" парижской
встречи, раскрывшей парадоксальный
дискурсивный статус теории литературы.

Главными событиями коллоквиума явились доклады Юлии Кристевой и Антуана
Компаньона. Они резко противостояли друг другу по общим выводам
(Кристева расценивала положение современной литературной теории как
удовлетворительное, а Компаньон, развивая идеи своей книги, - как
кризисное), вокруг них в зале не раз вспыхивала оживленная полемика,
однако они сошлись в констатации одного фундаментального факта: теория
литературы исторически сформировалась как продукт развития не только
науки, но и самой литературы, вообще культуры ХХ века. Она изначально
была "не вполне научной" - пусть и не в том смысле, как это понимают
А.Сокал и Ж.Брикмон.

Структуралистская теория 60-х годов искала себе методологическую опору
не столько
в философии, сколько в позитивных общественных науках, таких как
лингвистика и антропология;
но в своем французском варианте она охотно ссылалась также и на
эстетические программы
и художественную практику авангардной литературы. Сегодня структурализм
давно уже
в прошлом, "французская теория" изменилась, в ее комплексе философия
теперь явно
важнее позитивных наук - однако второй компонент по-прежнему видится
одним из определяющих.
Так, Ю.Кристева выделяет среди источников современной теории литературы,
во-первых,
методологические идеи философии рубежа XIX-ХХ веков, во-вторых, "новый
режим воображаемого"(4).
Под первыми подразумеваются такие интеллектуальные схемы, как
формальное, абстрактно-качественное
воззрение на стиль, избавленный от необходимости что-либо "выражать"
(Вельфлин),
бинаризм, ставший основой лингвистики Соссюра, идея варьирования
инварианта в символе
у Кассирера, конститутивная р!
оль форм познания в процессе мышления по Гуссерлю, - одним словом,
отвлеченно-академические
концепции, действительно предвещавшие собой структурный подход к тексту
и сциентистские
идеалы многих структуралистов. Второй же фактор состоял в том, что сама
литература
выработала новые установки в отношении к "воображаемому": отказ от
сакрального и
религиозного преклонения перед смыслом, азартный вызов смыслу, его
деконструкция,
приводящая писателя и поэта к встрече с "невозможным", несказуемым.
Этапами этого
процесса Кристева называет "революцию поэтического языка"(5) конца XIX
столетия (Рембо,
Лотреамон, Малларме), сюрреализм, а также "новый роман" 1950-х и группу
"Тель кель",
к которой в 60-е годы принадлежала она сама.

Антуан Компаньон высказался еще решительнее: "Французская теория
литературы стала
последним европейским авангардом", возникшим "благодаря счастливой и
недолговременной
встрече формализма и марксизма". Под "формализмом" следует понимать те
самые идеи
формальной стилистики или лингвистического бинаризма, о которых
упоминала Кристева;
под "марксизмом" же - прежде всего не социально-экономический
детерминизм марксистской
теории, а ее установку на активную действенность, ценностность и
заинтересованность
своего дискурса. В данном пункте А.Компаньон не столько спорит с
Ю.Кристевой, сколько
эксплицирует, "разоблачает" некоторые ее умолчания. В самом деле,
Кристева признает,
что теория литературы осуществляет "мыслительное насилие" и должна уметь
"идти на
риск оценочных суждений", - однако в ряду ее философских
основоположников предпочитает
не называть ни Маркса, ни Ницше, чьи идеи "насильственного", оценочного
характера
философской мысли с очевидностью повлияли на основоположников "ф!
ранцузской теории" (Делеза, Барта, Фуко)(6). Маргинальная,
не-академическая мысль
Маркса и Ницше служила оправданием волевого подхода к тексту,
"генеалогических" расследований,
выясняющих, кому служит та или иная текстуальная реальность, какая
"ангажированность",
выражаясь позднейшим термином, в ней проявляется. Сегодня же, неявно
отмежевываясь
от этого наследия(7), Кристева подчеркивает в становлении "французской
теории" 60-х
годов проект дискурсивной свободы (говоря упрощенно - свободы от всякого
наследия),
который пытались осуществить Ролан Барт и группа "Тель кель"; такой
проект, по ее
словам, был нацелен на "деконструкцию и преодоление системы", на
не-ангажированность:

"Мы не уезжали в Абиссинию, не записывались в Коммунистическую партию, а
если в бытность
структуралистами и ездили в Китай, то и возвращались оттуда назад"(8).

За этой игрой полу-умолчаний скрывается не просто желание задним числом
подретушировать
свою былую связь с вышедшими из моды политическими движениями (хотя и
такой мотив
не исключается), но и общая проблема современной литературной, вообще
культурно-критической
теории - проблема смыслообразования в культуре. Чтобы ясно
сформулировать эту проблему,
не ставившуюся прямо на парижском коллоквиуме, но питающую собой любые
дискуссии
на подобную тему, придется отступить назад, к истокам "французской
теории".

В культуре постоянно происходит накопление смысла, но этот процесс может
мыслиться
двумя разными способами - органически или механистически. В первом
случае смысл прирастает
к уже существующему, это имманентный и непрерывный процесс, хотя и
допускающий диалектические
переломы; новое уже заложено в старом как постепенно реализующаяся
потенция. Во втором
случае смысл пристраивается к существующему ранее, привносится извне
либо случайно,
либо волей некоторого культурного субъекта (говорящего индивида,
художника, идеолога,
той или иной социальной группы и т.д.); акт смыслообразования
осуществляется как
разрыв в континуальности смыслового поля, новое и старое сталкиваются и
вступают
друг с другом в отношения симбиоза, а не синтеза. Органическая концепция
смыслообразования
имплицитно монистична: ее образцами являются гераклитовский
"самовозрастающий Логос"
или неоплатоническая первичная Полнота божественного бытия, которое
затем бесконечно
умножает свои формы, никогда не теряя оконч!
ательно связи с первоисточником. Механистическая концепция
смыслообразования открыто
плюралистична, она предполагает существование в любой момент этого
процесса разных,
независимых друг от друга инстанций (культурных традиций, кодов и
оперирующих ими
субъектов), которые могут взаимодействовать между собой "вчуже", не
оглядываясь ни
на какое общее первоначало(9).
.........

Различию "интерпретаторской" ("научной") и "герменевтической" позиций по
отношению
к тексту соответствует, уже в рамках самой философии, различие двух
смыслов понятия
"знание", на чем остановился в своем докладе Пьер Машере. Философия
всегда имеет
дело со знанием, но иногда - со "знанием-наукой", направленным на
определенный объект,
а иногда - с нетранзитивным, лишенным объекта "знанием-теорией". Иными
словами, сама
философия бывает либо "научной", либо "литературной"; отсюда известное
разграничение "англосаксонской" (аналитической) и "континентальной"
философской традиции. Современная французская философия - философия,
конечно же, "литературная"; из-за этого родства вместо задуманной
Бартом-структуралистом "науки о литературе" в итоге и возникла (в
немалой степени благодаря самому же Барту-"постструктуралисту")
философская "теория",
тесно связанная с практикой новейшей литературы. Типологически кажется
закономерным, что сегодня она вызывает резкую оппозицию, скажем, со
сторон!
ы Алана Сокала - американского физика, связанного одновременно и с
"научной", и с
"англосаксонской" парадигмой; но не следует забывать, что до этого она в
тех же Соединенных Штатах многие годы принималась как в высшей степени
передовое учение. Разлом здесь все-таки не столько географический - по
дну Ла-Манша или Атлантического океана, сколько
исторический: он проходит между культурой ХХ века (которая основана
именно на остром переживании разрывности, дискретности человеческого
мира) и классической традицией мышления, предпринимающей сегодня попытку
своей реставрации.

Все это заставляет вспомнить одну историческую параллель, быть может
способную осветить новым светом эпопею "французской теории" послевоенных
десятилетий. Действительно, в истории Франции уже был один аналогичный
период, когда ее интеллектуальная культура играла столь же эпохальную
роль в мировом развитии. Речь идет, разумеется, о Просвещении.
Хотя А.Сокал и Ж.Брикмон и пеняют теоретикам постмодерна за "отказ от
рационалистической традиции Просвещения", на самом деле в
культурно-исторической конфигурации двух течений, сравнимых по размаху
общественного воздействия (на весь мир) и по хронологической
продолжительности своего существования (несколько десятилетий), много
сходного: энциклопедический охват человеческого и природного мира,
побуждающий к смелым междисциплинарным переносам
(в XVIII веке преобладала натурализация человеческой культуры, в ХХ
веке - скорее
наоборот, есть соблазн "гуманитаризации", а то и "политизации"
естественных наук);
прогрессивная устремленность к луч!
шему будущему; критическая установка на демистификацию, раскрепощение
мысли, избавление ее от предрассудков; революционная бескомпромиссность
выводов, доходившая до прямой связи с политическими революциями
(Французской революцией конца 1789 года и движением "новых левых"
образца 1968 года); наконец, литературная форма, в которую облекались
новейшие философские, научные и социально-критические идеи, - для
Просвещения литературной
базой служил рационалистический стиль французского классицизма, а для
"теории" второй половины ХХ века скорее практика авангардистского
"письма" и/или "самоописывающегося" автометатекста. Этого последнего
аспекта - двойственного статуса литературного письма
по отношению к литературной теории - касались в своих докладах два
участника парижского коллоквиума, причем один из них, Жан-Патрис Куртуа,
взял в качестве примера один из центральных текстов французского
Просвещения, "Прогулки одинокого мечтателя" Руссо, где заключена особая,
"литературная философи!
я, не сводимая к философии как таковой"; другая же, Франсуаза Гайяр,
вновь обратилась к классическому модернистскому тексту ХХ века,
игравшему значительную роль в самосознании "французской теории", -
новелле Борхеса "Пьер Менар, автор "Дон Кихота", которая, по словам
докладчицы, завершается "окончательным решением в пользу морфологии, вне
всякой интенциональности", "триумфом герменевтики над "научной" теорией
литературы".

Между Просвещением и "веком модерна" пролегает, как известно, эпоха
романтизма. Если иметь в виду эту историческую последовательность, то,
пожалуй, и процитированная выше апелляция Ж.-Л.Диаза к романтической
культуре, не поддающейся изучению вне понятия автора, предстанет не
только как отсылка к собственному опыту исследователя - историка
литературы XIX века, но и как метаисторическая характеристика (наверняка
непреднамеренная) той новой культурной формации, в которую пытается ныне
вписаться, преобразовавшись в ней, сама "французская теория". Подобно
Просвещению, это идеологическое движение
оказалось недолговечным; и сегодня мы, быть может, вступаем в эпоху
"новейшего романтизма", эпоху постреволюционного похмелья и
разочарования, в эпоху отступления радикальных учений в политике и
культуре и в эпоху смутных попыток освоиться в их великолепном, но и
обременительном наследстве, сформировать на его основе новую систему
ценностей.

Примечания:

(1) Цит. по электронному досье газеты
"Либерасьон"(www.libe.fr/sokal/reveal.html).

(2) Цит. по тому же электронному
досье(www.liberation.com/chapitre/sokal.html).

(3) Le Nouvel Observateur, #1716, 25.09-01.10.1997, p. 122 (электронная
версия(www.soz.uni-hannover.de/isoz/SOKAL/Ob2509JK.htm).

(4) На момент написания настоящей статьи материалы коллоквиума остаются
неопубликованными.
Цитаты и пересказы докладов основаны на собственных заметках автора.

(5) Название книги Ю.Кристевой (ее докторской диссертации), изданной в
1974 году.

(6) Концепция "теории как насилия" является ныне едва ли не
общепринятой; см., например, книгу Поля де Мана "Борьба с теорией" ("The
Resistance to Theory", 1986) или статью И.П.Смирнова "Теория и
революция" ("Новое литературное обозрение", 1997, #23; там же напечатан
перевод главы из книги П. де Мана).

(7) Вместо Маркса и Ницше, как было бы естественно в 60-е годы, Кристева
по поводу
"риска оценочных суждений" ссылается на Ханну Арендт - философа
позднейшей эпохи, теснее связанную с гуманистической традицией; Х.Арендт
является "героиней" одной из ее последних книг.

(8) В Абиссинию, как известно, бежал из Европы Артюр Рембо, а в
маоистский Китай
весной 1974 г. отправилась в паломничество делегация журнала "Тель
кель", включавшая Р.Барта, Ю.Кристеву, Ф.Соллерса.

(9) Установка на плюрализм - одна из важнейших в философской методологии
Ницше: "Вообще, плюрализм (иначе называемый эмпиризмом) совпадает с
философией как таковой. Плюрализм есть собственно философский,
изобретенный философией способ мыслить..." - Gilles Deleuze. Nietzsche
et la philosophie. P.: PUF, 1994 [1962], p. 4.

(10) "...Слова, употребленные в прямом смысле и соединенные в
предложения, не дающие
никакого образа, могут составлять поэтическое произведение. [...] Иногда
[...] ощутимо
не строение, а построение слов, расположение их". - Виктор Шкловский,
"Потебня",
в кн.: "Поэтика: Сборники по теории поэтического языка". V Петроград: 18
гос. типография, 1919, с. 4.

(11) По прихоти французской этимологии это "нарекание смысла" выражается
глаголом imposer, родственным слову imposture ("обман"), которым Р.Пикар
пытался заклеймить "новую критику".

(12) Ролан Барт. Мифологии. - М.: Изд-во имени Сабашниковых, 1996, с.
262.

(13) Ролан Барт. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. - М.: Прогресс,
1989, с. 356.

(14) Русская формальная школа, особенно на раннем своем этапе,
разграничивала эти два уровня более резко и грубо, как и положено делать
в первом приближении к предмету. Все смысловые факторы литературного
текста она просто выносила за рамки "литературности",
сохраняя только чисто формальные моменты вроде акустической формы (в
стихе) или повествовательной
конструкции (в нарративной прозе). Дальнейшая эволюция мировой
формально-структуральной мысли шла по пути все большего сближения этих
двух инстанций - но при поддержании их разделенности. Впрочем, эта
история шире, чем история собственно "французской теории", хотя
последняя и учитывала опыт русских опоязовцев.

(15) По выражению другой участницы коллоквиума, Эвелин Гроссманн, от
"теории литературы" приходится переходить к "литературе как теории".

(16) См.: Жерар Женетт. Фигуры: Работы по поэтике, т. 1. - М.: Изд-во
имени Сабашниковых,
1998, с. 167-174. А также мою вступительную статью к этому изданию, с.
26-29.

(17) См.: недавно вышедшую на русском языке антологию: Генетическая
критика во Франции.
- М.: О.Г.И., 1999.

(18) Ролан Барт, "Избранные работы", с. 387. По мысли Барта,
"царствование Автора
исторически было и царствованием Критика" (там же, с. 389), так что,
восстанавливая
авторский авторитет, современные теоретики одновременно обосновывают и
свою собственную инстанцию толковников-герменевтов.

(19) Antoine Compagnon. Le demon de la theorie: Litterature et sens
commun. P.: Seuil,
1998, p. 77-78, 80.

(20) Идея "смерти автора", разумеется, не совместима и с проектом
"генетической критики", одна из важных функций которого - увековечение,
введение в живой литературный обиход
черновиков, каковые в силу эдиционно-правовых традиций группируются
вокруг фигуры автора, вокруг его персонального архивного фонда. Не
удивительно, что в манифестах этой школы нередко встречаются критические
выпады против радикальных концепций "литературы
без имен". См., например, статьи Альмут Грезийон и Луи Э в упомянутой
выше антологии "Генетическая критика во Франции".

(21) Jose-Luis Diaz, "La question de l'auteur", Textuel, 1984, #15, p.
50, 51.

------------------------------------------------------------------------
----
Авторы Русского Журнала. Досье.
http://russ.ru/journal/dosie

От	Potato
К	Пуденко Сергей (22.02.2006 22:30:09)
Дата	24.02.2006 13:55:45

Придиразмы.

Придиразмы.

1. "Родившиеся в 60-е гг. движения феминизма, защиты прав гомосексуалистов, движение против расизма боролись против тех форм угнетения, которые недооценивались традиционными левыми."

Почему же недооценивались? Коммунисты всегда были за равноправие женщин и равноправие наций. А современный радикальный феминизм и защита прав гомосексуалистов - это уже извращение.

2. О жалобах Хомского на египтян. Ну надоело им обсуждать свое ближневосточное болото. Тем более, что ничего не меняется. Все под контролем США и Израиля. Если что и происходит, то в результате тайных переговоров. Наоборот, хорошо, что люди интересуются новыми идеями вне их болота. А то что, эти идеи автору не нравятся - это совсем другая проблема.

От	Пуденко Сергей
К	Potato (24.02.2006 13:55:45)
Дата	24.02.2006 22:59:15

Re: Придиразмы.

фишка тут в том, что 1)этот Сокал видимо "боеголовка" мощной операции.

2) суть операции вовсе не в некоей искомой справедливости, тут шла
"вонйа мировоззрений" на уровне парадигм, видимо "сциентистской"
(позитивистской) и одновременно амерской, и то что названо "френч
теори" )кульутрным феноменом и одновременно - "гуманитарной"

3) и еще - он-то не совсем тот, кем видится из "пламенных"обвинений
левых, гуманитраиев-трепачей, "постмодернистов" и проч.

есть в частности и инфа от чела,который там же работает . Потом выложу

картина складывается постепенно

Potato сообщил в новостях
следующее:1549@vstrecha...
> Придиразмы.
>
> 1. "Родившиеся в 60-е гг. движения феминизма, защиты прав
гомосексуалистов, движение против расизма боролись против тех форм
угнетения, которые недооценивались традиционными левыми."
>
> Почему же недооценивались? Коммунисты всегда были за равноправие
женщин и равноправие наций. А современный радикальный феминизм и защита
прав гомосексуалистов - это уже извращение.
>
> 2. О жалобах Хомского на египтян. Ну надоело им обсуждать свое
ближневосточное болото. Тем более, что ничего не меняется. Все под
контролем США и Израиля. Если что и происходит, то в результате тайных
переговоров. Наоборот, хорошо, что люди интересуются новыми идеями вне
их болота. А то что, эти идеи автору не нравятся - это совсем другая
проблема.