>>> Современная аналитическая философия пожалуй единственный серьезный теоретический оппонент марксизма.
>>
>>Я не силен в аналитической философии, но, насколько я знаю, это целая куча направлений. Причем не слишком совместимых друг с другом. Какое (или какие) их них являются серьезным оппонентом марксизму?
>
>Да, направлений много, впрочем как и марксистских школ, которых десятка полтора наберется минимум. Но я говорил о течениях философской мысли в целом. Аналитическая философия это пожалуй единственное живое направление, кроме, разумеется, марксизма.
www.is.svitonline.com/philosophy/RosShr.pdf
этот материал шел как приложение к моей статье "Проект ДГ и Война наук", но по старой ссылке лежал украинский вариант и он теперь не доступен.
Весьма содержательная,хотя и очень предвзятая позиционная оценка КФ и АФ как двух главных потоков от лица двух важных фигурантов. Ничего подобного мне за все время не попадалась. Выводы порой пересекаются и дополняют мою статью. Если бы я его до работы прочитал, закончил бы ее несколько иначе, с учетом рассуждений Россмана.
О философии континентальной и аналитической и
об интеллектуальной многоукладности
Вопросы философии, №11, 2002 г. n С. 106-123.
Вадим Россман - доктор философии, автор ряда статей, посвященных европейской интеллектуальной
истории, постмодернизму, русскому Контр-Просвещению. Публиковался и преподавал философию в США,
Израиле и России (см., напр., "Вопросы Философии" №12, 1999 г., №10, 2001 г.). В спектре его исследовательских интересов - китайская идеология, французская и русская философия, национализм и еврейская история. Среди тем и сюжетов его последних работ - образы китайцев и евреев в Европе XIX
века, деконструкция деконструкции, Платон и Аристотель, русский "шлейф" Александра Кожева. Книга Россмана "Этническое сообщество и его враги" вышла в этом году в издательстве Небрасского университета
в США.
С Вадимом Россманом беседует Ярослав Шрамко, доктор философских наук, украинский логик ифилософ, автор ряда книг и статей по символической логике и аналитической философии, опубликованных также в Великобритании, Германии, России и США, соредактор книжной серии "Логическая философия",выходящей в издательстве "Логос" (Берлин).
Темы беседы - ситуация в современной философии, вопросы соотношения аналитической и континентальной философии, философия придворная и приуниверситетская и, конечно, постмодернизм в
политике, историографии, моральной философии. Авторы излагают свое понимание
выдержка
В.Р. в США и Канаде аналитическая философия в целом, очевидно, доминирует, по
крайней мере, на уровне Американской Философской Ассоциации. Существует явная тенденция несколько
пренебрежительного отношения к континентальной философии со стороны аналитических философов.
Конфликт, как мне кажется, имеет и политическую подоплеку. В среде противников континентальной
философии распространено не очень отрефлексированное убеждение в том, что вся континентальная
философия является по сути завуалированным марксизмом из-за ее насыщенности критикой капитализма. А
коли так, то эту философию надо вытеснять из науки как нечто заведомо легковеское и идеологическое.
Однако, влияние континентальной философии в связи со всем этим не стоит и преуменьшать.
Существуют отделения философии ряда университетов, где полностью доминируют континентальные
философы. Кроме того, следует иметь в виду, что главным каналом влияния континентальной философии в
США являются не отделения философии, а отделения литературы и особенно сравнительного
литературоведения. Влияние континентальной философии, в частности постмодернизма, также весьма
серьезно при отделениях социальных наук (теория коммуникаций, социология, история, политические
науки, культурная антропология), а также искусствознания, киноведения и т.п. В особенности это касается
методологии новых междисциплинарных областей, связанных с изучением феминизма, истории
национальных и сексуальных меньшинств.
Я.Ш. Добавим к Соединенным Штатам и Канаде Австралию, Новую Зеландию и Великобританию.
Что же касается континентальной Европы, то, к примеру, в Скандинавских странах аналитическая
философия не просто доминирует, но является по существу единственной философией, допущенной в
университеты. Нидерланды находятся под сильным влиянием Великобритании. В современной Германии
картина, конечно, гораздо более пестрая, но и здесь в последнее время аналитическая философия
приобретает все большее влияние. Имеется даже довольно мощная и многочисленная организация
"Gesellschaft fuer analytische Philosophie" - Общество аналитической философии, которая каждые три года
проводит представительные конгрессы. Остается Франция, где философия стала уделом не столько
профессиональных философов, сколько литераторов, этнографов и культурологов.
В.Р. Кстати, во Франции аналитическая традиция тоже чрезвычайно сильна. Другое дело, что на
экспорт поступает, точнее поступала, в основном литературная философия. Многие философы Франции
даже чувствуют некоторую неловкость по поводу этого явления, так как успешный экспорт литературной
философии породил случаи предвзятого отношения к французской философской продукции в
международной академической среде.
В этой связи чрезвычайно интересно то, что деление аналогичное этому существует и в системе
законодательства, финансовой и бухгалтерской отчетности, способах инкорпорации компаний, в путях
взаимодействия между частной и государственной собственностью, в характере политических институтов
континентальных и атлантических государств. В области права мы имеем традицию common law, с
атлантической стороны, и кодифицированную систему права, со стороны континентальных государств. В
области финансовой атлантическая система также считается более "прозрачной" из-за большей открытости
ее бухгалтерской отчетности и документации (что выражается термином "disclosures").
Важно также подчеркнуть, что аналитическая философия очень тесно связана с либерализмом как
исторически, так и практически. Не будет преувеличением сказать, что по сути аналитическая философия
возникла не только из каких-то теоретических задач, но как своего рода арьергард либеральной доктрины в
борьбе против "темных" и почвенных политических доктрин.
В то же время я бы не преувеличивал однородности самой аналитической философии. Можно
сказать, что с самого начала внутри самой аналитической философии существовали два направления.
Первое связано с культом "естественного языка" и "здравого смысла". Они должны были противостоять
грубому и невнятному языку гегелевской философии, особенно ее феноменологии. У истоков этого
направления стояли Мур и Витгенштейн. Второе направление попыталось создать альтернативу
естественному языку в виде различного рода исчислений и более строгого языка символов. У его истоков
стоял Фреге и отчасти Рассел. С точки зрения дальнейшей истории философии, мне кажется, первое
направление оказалось более продуктивным. Достижения второго направления оказались в той же степени
оторванными от магистральной линии истории философии, как и некоторые многословные и пустозвонные
дискуссии континентальных философов.
Я.Ш. Однако именно с этим вторым направлением, которое исторически правильнее было бы назвать
"первым", связан тот, без преувеличения, грандиозный прогресс в области логики, который был достигнут в
первой половине ХХ столетия (и который продолжается в настоящее время). Не следует также
преуменьшать философское значение дискуссий по проблемам обоснования математики, позволившим
прояснить многие вопросы, относящиеся к природе человеческого знания как такового. Многие
плодотворные идеи, подхваченные и развитые в философии ХХ века, впервые были сформулированы
представителями отмеченного вами "второго" направления аналитической философии и первоначально
рассматривались там как чисто логические проблемы (семантическая и когерентная концепции истины,
философия логического атомизма, онтология "возможных миров" и др.).
Если уж Вы упомянули Фреге, философское значение работ которого в России, к сожалению,
недооценивается, то следует иметь в виду, что он явился не только создателем современной логики, но и
осуществил один из наиболее важных поворотов в истории философской мысли, сравнимых с
"коперниканским переворотом" Канта, а именно сформулировал действительно жизнеспособную и
обладающую во многих отношениях гораздо большей объясняющей силой альтернативу Аристотелевской
"субстанциально-атрибутной" онтологии. В онтологии Фреге, в качестве фундаментальных сущностей,
принимаются предметы (объекты) и функции. Последние представляют собой особого рода схемы
отношений между объектами ("конфигурации предметов", если воспользоваться языком Витгенштейна). В
результате получается однородная и одновременно достаточно богатая картина мира, позволяющая
включить в свои рамки и объяснить многие онтологические сущности, которым не находилось места в
традиционной онтологии, такие как факты, события, ситуации, абстрактные объекты и т.п.
В.Р. Я не сомневаюсь в том, что второе направление внесло значительный и ценный вклад, и не
собирался срывать с Фреге заслуженных им орденов, хотя в России - я с вами согласен - о них больше
известно математикам, чем философам. Заслуга "второго" направления связана с развитием многих логико-
философских концепций, во многом по линии их уточнения и конкретизации, а также выявления ошибок в
самих вопросах. Однако, обсуждение всей этой проблематики нашло своЯ практическое применение
главным образом за пределами общей философии - в обосновании математики, в теории коммуникации,
лингвистике, компьютерной формализации и моделировании (т.е. в когнитивных науках). Это сугубо
частные области философии. Для обсуждения большинства наиболее магистральных философских проблем
искусственный язык вовсе не требуется.
Я.Ш. Какие именно проблемы Вы имеете в виду?
В.Р. Пытаясь свести философию к своей узкой проблематике, некоторые аналитические философы
забывают о самой природе философской потребности. Кант, мне кажется, был намного тоньше в этом
отношении. Метафизика задает те вопросы, на которые нет точных ответов, но эти вопросы человек не
может и не ставить. В ответе на эти вопросы есть мощная психологическая потребность. Даже самая
спекулятивная попытка ответа на эти вопросы "исцеляет" в том смысле, что она делает опыт восприятия
мира человеком более богатым и целостным и позволяет устранить неизбежные и вечные лакуны в нашем
знании о нем. В системе культуры философия выполняет примерно ту же функцию, что и гештальт в
системе человеческого восприятия. Философия без спекуляции поэтому - это все равно что бизнес, который
не рассчитан на извлечение прибыли. Мне кажется аналитическая философия, особенно в ее воинствующей
ипостаси, недостаточно учитывает эти моменты. Она чересчур стерильна и этим может эмоционально
отчуждать людей, которые потенциально могли бы и увлечься философией.
Если посмотреть на проблему в историческом ключе, то сначала все проблемы казались человеку
философскими. Постепенно для описания многих явлений появились более строгие языки. Прогресс мысли
в известном смысле и состоял в том, что для философии оставалось все меньше места. Но остается и всегда
будет оставаться некий "остаток", который продолжает требовать спекулятивного языка для своего
осмысления.
Кстати, когда я говорил о большей продуктивности первого направления, я имел в виду не столько
попытку (не новую в истории философии) спрятаться от реальных философских проблем в здравый смысл, а
как раз его общефилософские заслуги, прежде всего фундаментальную ревизию языка.
В.Р. Я бы сказал, что помимо языкового и методологического, между ними существует и явное
тематическое различие, во всяком случае в виде предпочтений. Философы аналитического направления
избегают по возможности "скользких" тем - этики, эстетики, философии истории, религии. Они кажутся им
ненаучными, почти "метафизическими". В виде тенденции предпочитают не трогать онтологию и оставаться
в рамках эпистемологии, теории сознания, философии науки. Конечно, есть аналитическая этика,
аналитическая философия истории, аналитическая эстетика и философия религии. Но все эти темы у
аналитических философов часто как бы выскальзывают из рук или рассыпаются в руках как ветхие
глиняные горшки. Может быть, не столько от того, что сами темы скользкие, сколько оттого, что методы -
логический анализ языка, дедукция, верификация и формализация - не всегда подходят для предмета
анализа. Артур Данто кажется мне примером такого рода философа.
Другое важное отличие аналитической философии, которое мы забыли упомянуть, состоит в том, что
она в общем-то не признает - или неохотно признает - национальные различия и национальную специфику.
Философия с точки зрения аналитиков - это наука об универсалиях и поэтому национально-этническая
характеристика к ней не более применима, чем скажем к физике или математике.
Такое изъятие философии из системы культуры не кажется мне вполне верным. Не совсем уверен в
универсальности всех универсалий, ибо даже самые универсальные из них замешаны на каких-то
этимологиях, индивидуальных метафорах. Значим также сам факт того, какие темы проблематизируются в
каждой из традиций. Мне отрадно видеть особенный национальный прищур во всякой философии.
Я.Ш. Считаете ли Вы в связи с этим, что аналитическая философия имеет "англо-американский
прищур"?
В.Р. Исторически это не совсем так. Помимо английского эмпиризма и философии здравого смысла у
аналитической философии есть несколько других родословных. Древнегреческая софистика, средневековая схоластика, австрийская философия. По многим параметрам Кант тоже легко вписывается в аналитическую
философию. Кстати, одна из важных целей критической философии как раз и состояла в соединении
английской эмпирической (Юм) и континентальной рационалистической (Декарт) традиций. После Канта
это "противоестественное" компромиссное единство распалось. Тем не менее в силу чисто лингвистических
факторов аналитика все таки имеет англо-американский прищур. Сам английский язык - это стихийный
аналитический философ. Он выплевывает самой своей структурой неудобоваримые и тяжеловесные
философские формулы и конструкции. Поэтому английские переводы некоторых континентальных
мыслителей напоминают мне Лаокоона с сыновьями, которых душат змеи английской грамматики. Инерция
немецкого или русского языка чисто континентальная, в первом случае из-за длиннот, во втором - из-за
литературных изысков, которые застят логику и здравый смысл. Мне кажется, аналитическому философу,
творящему по-русски, надо предпринимать над собой особое усилие, чтобы не провалиться в
лингвистическую ловушку самой предательской языковой стихии.
Также стоит сказать и о разности амбиций. С точки зрения континентальной традиции философия
является чуть ли не оправданием самой истории и мира. У Гегеля она оказывается целью и смыслом всей
истории, у Маркса - ее важнейшей движущей силой, у Ницше - стержнем всей системы ценностей, а у
Хайдеггера даже судьбой самого бытия. В самом скромном случае она становится царицей всех наук. Даже
в деконструкции, которая поэтизировала маргинальность, философия сохраняет центральное значение как
жанр литературы. Коль скоро "все есть литература" философии как деятельности по анализу литературы
есть до всего дело, и она смело может выявлять скрытые метафоры в любой сфере от политики до физики. С
точки зрения аналитиков цель философии гораздо скромнее: речь идет всего лишь об уточнении
высказываний и анализе языка.
Наконец, и это вытекает из предыдущего, аналитическая философия гораздо более щепетильна
относительно границ, особенно границ междисциплинарных, по сравнению с философией континентальной.
Многое из того, что в России записывается в философию, даже не осознается причастной таковой в
аналитической традиции. В Европе философия всегда пахла порохом и революцией, культивируя
социальное недовольство. Не случайно Гегель говорил о том, что философская революция предшествует политической. В аналитической традиции философия обезврежена. Примечательно, что здесь она вообще
изъята из системы "общественных наук" (social sciences). В частности, значительно приглушен критический
элемент. Разумеется, философия остается при этом нормативной наукой, но главной функцией ее
оказывается не функция критики, а функция анализа языка и аргументов. Континентальная философия, как
мы знаем охотно и даже с азартом, делает набеги на сопредельные дисциплины. Диамат здесь не
исключение, а предельный случай всей континентальной философии.
Обобщая все сказанное, можно сказать, что речь идет о разных концепциях предмета философии. С
точки зрения аналитиков континентальная философия слишком архаична. Напротив, с точки зрения
континентальных философов аналитическая философия является своего рода агонией философии, каким ее
знали предшествующие века, капитуляцией перед лицом естественных наук.
-------
>Также стоит сказать и о разности амбиций. С точки зрения континентальной традиции философия
является чуть ли не оправданием самой истории и мира. У Гегеля она оказывается целью и смыслом всей
истории, у Маркса - ее важнейшей движущей силой, у Ницше - стержнем всей системы ценностей, а у
Хайдеггера даже судьбой самого бытия. В самом скромном случае она становится царицей всех наук.
Надо же такую чушь нести.
>Даже в деконструкции, которая поэтизировала маргинальность, философия сохраняет центральное значение как жанр литературы. Коль скоро "все есть литература" философии как деятельности по анализу литературы
есть до всего дело, и она смело может выявлять скрытые метафоры в любой сфере от политики до физики. С точки зрения аналитиков цель философии гораздо скромнее: речь идет всего лишь об уточнении
высказываний и анализе языка.
Т.е. по "аналитикам", философия - всего-навсего помесь филологии с логикой, в немсекольком расширенном варианте? :)
Вряд ли в какой области либерализм днмонмтрирует так ярко свое убожество и свое умирание, как в своей "философской" ипостаси.
>>Также стоит сказать и о разности амбиций. С точки зрения континентальной традиции философия
>является чуть ли не оправданием самой истории и мира. У Гегеля она оказывается целью и смыслом всей
>истории, у Маркса - ее важнейшей движущей силой, у Ницше - стержнем всей системы ценностей, а у
>Хайдеггера даже судьбой самого бытия. В самом скромном случае она становится царицей всех наук.
>Надо же такую чушь нести.
мне Россман ценен за то что стопудово поддерживает схему геополитического среза борьбы философий КФ и АФ, к-рую я не зная его аналитики сделал. И к-рую никто и нигде больше не рисовал. и к-рая судя по откликам на мою "Войну наук" для людей "очень интересна".
Он дает чрезвычайно интересные развороты, как по месту совр.философии в геополитике,так и по конкретным вопросам,поскольку сам внутри процесса и главный держатель темы, к примеру, с Кожевым.
Сюжет про Кожева, "Очень интересно" (с ТЗ политики, проектных ходов).Опять же, с ТЗ политики, забавный отлуп он дает главному анал-укру Шрамко,когда речь заходит об "истинно укрской нац.школе философствования". Там он про высосанную им самим из пальца "витебскую школу" говорит. Ясно же,что Россман порой стебется и куражится над дураками
Содержательно про АФ надо читать другое,учитывая однако и раскадровки в этой статье, самих АФ=ников, а про КФ - совр.кф-ников, словарь Протеви ( я ссылку давал). Про Маркса, социализм , СССР и производство етс обеих их читать не в жилу. В их схематизмы нужен такой вот маркс , сссргулаг ,еврейский вопрос, феминизм и многое другое
А так - боец идеол.фронта с той стороны. Но умный и продвинутый
Набивает для доходчивости схему бинарную
>>Даже в деконструкции, которая поэтизировала маргинальность, философия сохраняет центральное значение как жанр литературы. Коль скоро "все есть литература" философии как деятельности по анализу литературы
>есть до всего дело, и она смело может выявлять скрытые метафоры в любой сфере от политики до физики. С точки зрения аналитиков цель философии гораздо скромнее: речь идет всего лишь об уточнении
>высказываний и анализе языка.
>Т.е. по "аналитикам", философия - всего-навсего помесь филологии с логикой, в немсекольком расширенном варианте? :)
>Вряд ли в какой области либерализм днмонмтрирует так ярко свое убожество и свое умирание, как в своей "философской" ипостаси.
Слово резиновое. Еще много за кадром.
Клайн тоже с негативистской, сносящей позиции - "феминистско-левацко-жидовская" дура набитая ,или, мягше, пишет много глупостей.
Но ценим мы ее не за это. А за новую схему
http://scepsis.ru/library/id_2579.html
Конечно, в книге мы не найдем собственно социологического и социально-психологического анализа шока, охватившего страны до и во время неолиберальной трансформации. Вообще, теоретическая составляющая в книге практически отсутствует. Кляйн так описывает возвышение неолиберализма, что невольно может создаться впечатление: до начала 70-х годов крупный бизнес в союзе с ЦРУ, кружком Мон-Пелерин с Хайеком и Мизесом во главе, а также возглавляемое Милтоном Фридманом отделение экономики Чикагского университета устроил заговор против демократии и «всеобщего благосостояния». Это впечатление тем более усиливается, когда читаешь у Кляйн постоянные дифирамбы в адрес Кейнса и кейнсианской модели.
Конечно, заговор был. Да, действительно, крупный бизнес всегда хотел сбросить с себя ярмо государственного регулирования, конечно, он поддерживал фанатиков свободного рынка, ожидая возможности выпустить на арену эту команду, как только представится удобная возможность. Но Кляйн оставляет за скобками объективные причины успеха этого заговора.
можно попытаться просто отмахнуться от них, заявив, что это, мол, антиглобалистская («марксистская», «левацкая» и т.п.) пропаганда – да так, собственно, сторонники неолиберализма всегда и делают. Конечно, Кляйн пишет яростно, безусловно ангажированно, но тем не менее – научно. Все ее данные подтверждаются ссылочным аппаратом, ее логику трудно оспаривать – и самой этой книгой автор спорит с псевдообъективной наукообразностью неолиберальных писаний. Кляйн ясно понимает, что истина в общественных науках не может быть отделена от политики, что такая нарочитая «свобода от оценок» чаще всего представляет собой просто удобную ширму для незаметного протаскивания своих интересов под лозунгом научной беспристрастности. Позицию Кляйн мы знаем – но спорить с ней придется не с помощью высокомерного наклеивания политических ярлыков, а фактами.
И теперь, когда на русском языке есть по-научному системное и четкое и публицистически яркое изложение последствий применения неолиберализма, каждому прочитавшему должно стать ясно: