От	Пуденко Сергей
К	Пуденко Сергей
Дата	04.01.2006 12:39:28
Рубрики	История & память; Управление & методология;

De-linking и "Великий перелом* - из "Периферийная империя", глава 13

---

>
> мы до сих пор не способны охватить внуть что такое эпоха катастроф
> 1914-45 и как там люди жили. По всему миру. Было множество
запредельных
> для нас эффектов. Ну в штатах например все золото у своих граждан
> изъяли. В СССР ловили собак и кошек, организованыыми всесоюзными
> конторами собирали мех кротов, и мех на экспорт. И зерно гнали,и
> крестьяне помирали.
> Рекомендую для такого шока- раскопки из архивов Кагарлицкого в
> "Периферийной империи". Вот смешно. ужасно. Кагарлицкий в
> частности выводит на хрестоматийные смешные для нас сцены "Золотого
> теленка" "Рога и копыта". "Самогон из табуретки". Нам тут сейчас все
> это ужасно , просто до колик в животе,смешно. Собачий мех совок
> экспортировал! бугага. И Эрмитажные полотна, сволочь, за магнитку
вывез!
> А это была жизнь и быт и ничего забавного, насмерть серьезно все было
>
> >

нашел полный текст 13ой главы "ПИ" Кагарлицкого . Основная часть

(...)

<Великий перелом>

У большевистских лидеров не было готового плана. Ещё летом 1928 года
Сталин писал, что <нельзя бороться с кулачеством путем раскулачивания>,
а разговоры об отмене новой экономической политики <являются
контрреволюционной болтовней>.[29] Однако уже осенью ситуация изменилась
кардинально. Нужно было что-то срочно придумать. И решение было найдено:
<сплошная коллективизация>. Подвергнуть репрессиям <кулаков>, остальных
недовольных объявить <подкулачинками> и отправить в ссылку вслед за
кулаками, частные крестьянские хозяйства ликвидировать, инвентарь и скот
отобрать и всех загнать в подконтрольные государству колхозы.

Показательно, что сторонники Троцкого и другие активисты левой оппозиции
на первых порах совершенно не поверили в резкое изменение курса. В самом
деле, принятые решения противоречили всему тому, что говорил и делал
Сталин в предшествующие годы. <Объявленная борьба с правым уклоном и
примиренческим к нему отношением, представляет из себя такую же пародию
действительной борьбы, как прославленная самокритика явилась пародией
критики>, - писал <Бюллетень оппозиции>.[30]

Оценки оппозиционеров были продиктованы не только их идеологическими
установками, но и опытом 1920-х годов. На протяжении этого периода
Троцкий пришел к твердому выводу: <Политика сталинского руководства
состоит из коротких зигзагов влево и глубоких вправо>.[31]
Оппозиционеров в 1927 году избивали на улицах за попытки выйти на
юбилейную демонстрацию, посвященную десятилетию революции, с плакатами
<Повернем огонь направо - против кулака, нэпмана, бюрократа>.[32]

Поворот сталинского большинства в партийном руководстве от курса на
поддержание равновесия между городом и деревней к резкому наступлению на
деревню, произошедший в 1928-29 годах, вовсе не вытекал логически из
<центристского> курса, которого придерживались Сталин и его окружение.
Лишь задним числом историки с легкостью выстраивали красивые схемы:
сначала расправа с левыми, потом удар по правым. На самом деле никакого
заранее заготовленного плана не было и не могло быть, ибо Сталин и его
соратники не предвидели ни кризиса хлебозаготовок, ни Великой депрессии.
Потому троцкисты в своей прессе были совершенно правы, оценивая курс
руководства как вынужденный. Они лишь не осознавали, насколько глубоко
новые обстоятельства изменят не только курс партии, но и саму природу
советского режима.

Решение, принятое Сталиным и его ближайшим окружением под угрозой
надвигающейся хозяйственной катастрофы, противоречило не только взглядам
Бухарина и других <умеренных> лидеров, но и пятилетнему плану, решениям
XV съезда партии, XVI партконференции, да и высказанным ранее позициям
самого Сталина. Вождь партии вынужден был признать это. Но, заявил он,
обстановка изменилась и прежние решения надо <отложить в сторону>.[33]

Сталин был по-своему прав. Обстановка действительно изменилась. Но не в
русской деревне, которая идти поголовно в колхозы не хотела, и всячески
коллективизации сопротивлялась, а в мировой системе. Великая депрессия
не только меняет правила игры на рынке, но и явственно предвещает
крупные международные потрясения. Призрак новой мировой войны становится
всё более различимым. Следовательно, программу индустриализации надо
форсировать, не считаясь ни с чем. Великая депрессия на Западе
подтолкнула <Великий перелом> в России. Коллективизация,
сопровождавшаяся массовым забоем скота, развалом хозяйств, а затем и
массовой гибелью людей, дезорганизовала советское аграрное производство
на десятилетия. Но она же создала условия для стремительного рывка
промышленности.

<Издержки прогресса> оказались более чем страшными. Более миллиона (по
официальным советским данным) <раскулаченных> крестьян высылаются в
места мало пригодные для жизни. Активно сопротивляющихся уничтожают или
отправляют в лагеря. Зато проблема зерна для индустриализации решена:
<Валовые сборы хлеба всё время падали, начиная с 1928 г. (если не
считать урожайного 1930 г.), зато росли хлебозаготовки и экспорт. И если
в 1930 г. собрали 771,6 млн. центнеров хлеба, а вывезли на экспорт 48,4
млн. центнеров, то в 1931 г., собрав всего 694,8 млн. центнеров, вывезли
51,8 млн. центнеров>.[34] Официальная история советской экономики
констатирует, что на протяжении всего периода <Великого перелома>
главным источником валютных поступлений оставался экспорт зерна. <Именно
в 1929-32 гг. советский вывоз хлеба достиг наибольших размеров за весь
период до Второй мировой войны... От экспорта хлеба Советское
государство выручило 444,5 млн. руб. в валюте>.[35] Старый лозунг,
<недоедим, но вывезем!> снова стал руководством к действию.

Рост экспорта соединился с резким ростом городского населения.
Сельскохозяйственное производство после потрясений коллективизации,
напротив, падало. Недоставало и предметов потребления, которые всё время
дорожали (что особенно сильно сказывалось в деревне). Уже в 1930-31
годах угроза голода стала реальной. Когда же в 1932 году в хлебородных
районах страны разразилась засуха, <продовольственные трудности>
обернулись настоящей трагедией.

В соответствии с бюрократической логикой, хлеб непременно изымали именно
там, где было первоначально запланировано, не считаясь ни с положением
дел на местах, ни даже с засухой. Итогом был голод 1932-33 годов. Хлеба
в это время страна произвела достаточно, чтобы избежать катастрофы. Но
изъят он был именно в пострадавших от засухи районах, которые, по
первоначальным планам, были отмечены как плодородные. В самый разгар
голода документы показывают внеплановую сдачу ржи и других видов зерна
на экспорт.[36]

Выбор в пользу экспорта одобряли далеко не все. Документы, находящиеся в
Российском государственном архиве экономики, свидетельствуют, что в 1930
году некоторые хозяйственные работники доказывали, что экспорт продуктов
питания необходимо сократить <в связи с продовольственными затруднениями
нашей страны>, а <у руководителей внешней торговли Союза возникли
определенные сомнения в целесообразности экспорта продовольственных
товаров даже в 1931 г.>[37] Однако подобные взгляды были оценены как
ошибочные.

Глобальный экономический кризис привел к тому, что оборот мировой
торговли сократился на две трети. Одновременно упали и цены. С точки
зрения Сталина это был исторический шанс. <У Советского государства
появилась реальная возможность приобрести в необходимых размерах на
мировом рынке машины, оборудование, металл. Было также очевидным, что
новая возможность расширения импорта не может быть продолжительной>.[38]

Цены на оборудование действительно падали, но крайне неравномерно. Так
строительное оборудование подешевело на 4-6%, но по некоторым типам
машин снижение цен достигало 30%. Советские организации импортировавшие
технику, фиксируют, что цены на электрооборудование упали на 17,5%. А
знаменитая немецкая фирма Карл Цейс (Karl Zeiss) стала брать за оптику
на 10% и за измерительные приборы на 13% меньше, одновременно увеличив
срок кредита.[39]

Беда в том, что цены на советский экспорт падали даже быстрее, чем цены
на импортированное оборудование. Выручка валюты от экспорта составила
лишь 60,5% от намеченной пятилетним планом, в то время как по
физическому объему план был выполнен на 95%.[40] Уникальные
<возможности> мирового кризиса обернулись чудовищными издержками. Это
вынуждены признать и официальные советские источники. <Известно, что в
период кризиса цены на сельскохозяйственные товары упали ниже, чем цены
на изделия промышленности. Поэтому на экспорте в те годы Советское
государство потеряло 1873 млн. руб., а на импорте сэкономило 772, 6 млн.
руб. Следовательно, в результате падения цен на мировом рынке наша
страна потеряла 1100,4 млн. руб. в валюте>.[41]

Чем дешевле стоило зерно, тем больше требовалось его вывозить. Главным
импортером советских товаров в тот период являлась Великобритания. Общий
импорт из Советского Союза после начала депрессии несмотря на снижение
цен вырос с 21.051.633 фунтов в 1927 году до 34.245.419 фунтов в 1930
году.[42] По данным советского торгового представительства в Лондоне, на
долю СССР в 1930 году приходилось 13,3% ввозимой в страну пшеницы. А уже
за первые 9 месяцев 1931 года доля СССР достигла 24,5%.[43]
Компенсировать снижение цен приходилось не только увеличением вывоза
зерна (что вело к ещё большему падению цен), но и расширением
номенклатуры экспортируемых товаров. Готовы были вывезти всё, что только
можно продать, за любые деньги, в любом количестве. Кроме зерна
вывозили - нефтепродукты, лесоматериалы, железную руду, лен, пеньку,
паклю, асбест, марганец, драгоценности, кустарные изделия, ковры,
спички, икру, сало, свежие и сушеные фрукты, овощи и т.д. Но цены
снижались практически на все виды продукции. Индекс оптовых цен в
Британии упал с 177,9 в 1925 году до 129,3 в 1930 и продолжал идти вниз,
достигнув 101,6 в августе 1931 года. В США он снизился со 152,3 в 1925
году до 125,1 в 1930, а в августе 1931 составлял уже всего 100,4. В
Германии падение было со 130,2 до 103,8, а к августу 1931 индекс
составил 101,3.[44]

За период 1929-30 годов масло подешевело на 39,76%, а в 1931 ещё на
11,9%.[45] Снижение цен в 1931 году было настолько значительным, что,
несмотря на увеличение вывоза масла на 10%, общая стоимость вывезенного
оказалась меньше чем в предыдущий год на 13%.[46]

Яйца упали в цене на 44,27%, потом ещё на 10,4%. По нефтепродуктам
снижение цен составляло в среднем 4-6%, а в 1931 году произошел новый
спад, уже на 10-15%. Асбест подешевел примерно на треть, затем ещё раз
на треть. Тобольский лисий мех упал в цене на 38,67%, потом снова на
33%. Якутский горностай стоил в условиях депрессии на 58% дешевле, а к
1931 году потерял ещё 21% цены. Бухарские ковры упали на 8,93%, затем
ещё на 17,5%.[47]

Справиться с такими потерями можно было лишь ценой нещадной эксплуатации
деревни и самоотверженного труда городских рабочих, живших в чудовищных
бытовых условиях. Западные газеты обвиняли советских экспортеров в
демпинге, что было правдой только отчасти. Товар действительно уходил за
бесценок, но и получали его, порой, задаром. Советские документы того
времени неоднократно упоминают о существовании неувязки <между
отпускными ценами и действительной себестоимостью>.[48] По оценкам
Колганова, <издержки превышали заготовительные цены на зерно
приблизительно в 2-3 раза. Ещё хуже соотношение цен и стоимости было для
продукции животноводства>.[49] Несколько лучше было положение дел с
техническими культурами.

Ничтожные цены, по которым государство приобретало продукцию у сельского
хозяйства, позволяли получать прибыль за границей, несмотря на кризис.
Даже если товар на мировом рынке часто приходилось продавать вообще в
убыток, принципиального значения это уже не имело: нужна была наличная
валюта. Поскольку денег на импорт машин всё равно не хватало, импорт
сырья был прекращен почти полностью. Всё, что можно было достать внутри
страны, шло в дело. Сельскохозяйственное производство массово
переориентировали на технические культуры, жертвуя продовольствием, не
имевшим <экспортной> ценности (картофель, овощи, мясо). Деревня должна
был в первую очередь обслуживать нужды индустриализации и экспорта, во
вторую очередь обеспечить продовольствием город, и лишь в третью очередь
заботиться о том, чтобы прокормить себя. <Тем самым, - пишет Колганов, -
экономика колхоза получала подозрительное сходство с некоторыми чертами
феодального поместья>.[50] Выживание крестьян было их собственной
заботой, колхоз должен был в первую очередь решать общегосударственные
задачи.



Всё на продажу
<Цифры внешней торговли, - писал Троцкий в 1931 году, - всё больше
становятся командующими цифрами по отношению к планам и темпам
социалистического строительства>.[51]

Несмотря на нехватку валюты, план по ввозу в страну машин был даже
перевыполнен (составив 105,6% от заданной цифры), тогда как в целом по
импорту его выполнили всего на 48,6% . Доля средств производства в
импорте составила до 90%. <К концу пятилетки Советский Союз занимал
первое место в мире по импорту машин и оборудования. В 1931 г. около
1/3, в следующем году - около ? всего мирового экспорта машин было
направлено в СССР>.[52]

В больших количествах ввозился металл (на него шло около 20% валютных
затрат). Особенно не хватало качественной стали, которую приходилось
закупать за границей. Поскольку валюты хронически не хватало,
государство готово было вывозить всё что угодно - от золота, нефти и
мехов до картин Эрмитажа.

Продавали почтовые марки, монеты, антиквариат. Торговля шла туго из-за
нехватки специалистов. Советское торговое представительство в Берлине
объясняло, что остро нуждается в аукционщике, а <такого человека у нас
нет>.[53] Продажу советских почтовых марок в Германии пыталась
монополизировать берлинская фирма J.H.Stolow, однако её отношения с
Москвой складывались нестабильно. По утверждению владельцев компании
братьев Столовых в условиях депрессии у их клиентов денег не было, и им
приходилось отпускать товар в кредит. Зато Столовы пытались привлечь
внимание своих советских партнеров, обещая, что могут <легко убить>
контрабанду, <зная всех контрабандистов лично>. Описание блестящих
перспектив борьбы с контрабандой заканчивалось конкретным вопросом:
<Просим прислать нам подтверждение, в котором Вы обязуетесь все наши
доносы держать в тайне>.[54]

В Москве к этим предложениям отнеслись без энтузиазма, поскольку
изобрели собственный, уникальный метод борьбы с контрабандной. Новые
советские марки отныне должны были сперва попадать в заграничные
филателистические магазины, и только спустя некоторое время - в почтовые
отделения. Таким образом, заключали в Москве, мы <сможем насытить
заграничный рынок, не имея никакой конкуренции>.[55]

В разгар мирового кризиса и потрясений коллективизации принимаются меры
по привлечению в СССР иностранных туристов. Несмотря на <неблагоприятную
конъюнктуру мирового рынка туризма>, в народном комиссариате внешней
торговли считают, что <положение относительно привлечения туристов в
СССР неплохо>.[56] На практике, однако, успехи были незначительными - не
только из-за общей тяжелой конъюнктуры, но и из-за нехватки кадров и
средств.

Для получения экспортной продукции, как с гордостью сообщают официальные
отчеты, созывались специальные совещания в союзных республиках и
областях, <организовывались ударные комсомольские бригады, устраивались
массовые месячники>.[57]

В Российском государственном архиве экономики (РГАЭ) сохранилась часть
протоколов экспортных совещаний, дающих нам представление об отчаянной
неразберихе, царившей на местах. Заготовки экспортной продукции
описываются в военных терминах: <осенне-зимняя кампания>, <весенняя
кампания>.

Добыча ресурсов для экспорта обеспечивалась сочетанием политической
мобилизации, материального поощрения и репрессий. Премирование
экспортных бригад и введение специальных тарифов для оплаты продукции,
предназначенных на вывоз, является обычным делом. Но особенное значение
придавалось агитации. Необходимо было разъяснить трудящимся, что речь
идет о первостепенной государственной задаче, <мобилизовать как
колхозную, так и в особенности комсомольскую общественность на
решительную борьбу за выполнение экспортных годовых заданий>.[58] Кроме
проведения месячников и двухнедельников по заготовке экспортных товаров,
создавались ячейки содействия экспортной работе. В разъяснительной
кампании должны были участвовать профсоюзы, партийные органы, печать.

Поиск товаров, пригодных для экспорта, приводил ответственных работников
к достаточно неожиданным выводам: <Ввиду того, что 90% собаки являются
мехсырьем, просить Наркомвнешторг поставить вопрос перед Наркомснабом
СССР о передаче заготовок собаки Союзпушнине>.[59] Последствия такого
подхода не замедлили сказаться, как видно из протокола по Центральной
Черноземной области: <Отметить действительное форсирование Олохотсоюзом
уничтожения собак в летнее время с целью добычи шкур>.[60] Между тем
обнаружилось, что лето является для охоты на собак наименее подходящим
месяцем. Качество шкуры падает. Потому решено было принять специальное
постановление <о борьбе с бродячими собаками, направленное на
максимальное уничтожение собак в зимнее время и сохранение их поголовья
вышедшего в весенне-летний период>.[61]

Не повезло и кошкам. Выяснилось, что их шкуры тоже можно экспортировать.
Расправа с животными приняла такие масштабы, что их истребление пришлось
регулировать. <В целях сохранения базы мехового сырья> решили прекратить
<ловлю собак и кошек в период времени с 1 апреля до 1 ноября>.[62]

Мелким зверькам тоже досталось. Совещание по Центральной Черноземной
области обсуждает вопрос <Об осенних заготовках крота, хомяка и
слепыша>.[63] Предлагалось развивать <экспортабельные породы кроликов> -
одновременно обнаруживалось, что <не изучены болезни кроликов и меры
борьбы с ними>.[64] Напоминали, что заготовителям надо передавать
Госторгу <все отходы пригодные для мехового и другого производства>.[65]

Участником совещаний поручали составить <план изыскательской работы
новых видов экспорта> и <детально проработать вопрос в отношении
кишок>.[66] На Северном Кавказе пытались наладить вывоз пива, фруктовых
и минеральных вод. Но и здесь месяцами ничего не получается. Чтобы найти
нишу на мировом рынке, нужно изучить имеющиеся образцы отечественного
пива. Увы, в Ростов, где должны были принять решение, пиво прибыло
испортившимся, вследствие чего <потеряло всякую ценность>.[67]

В списке экспортных товаров появляется конский волос, крахмал, глицерин,
мороженные мясные отходы, битая птица, рыбий клей, мед, сульфицированная
клубника и смородина, подсолнечное и касторовое масло, яйца.[68]
Заготовители сетуют, что яйца для английского рынка нельзя подготовить в
достаточном количестве из-за теплой погоды и отсутствия холодильников,
хотя <всё делается согласно имеющихся указаний>.[69] Есть и другие
проблемы. <Сельсоветы не чувствуют ответственности за дело заготовок яиц
для экспорта>.[70] Надо дать <твердое задание по яйцу кулацко-зажиточной
части села>.[71]

Вывозят древесный уголь бекон, языковые консервы, пушнину, меховое
сырье, щетина, тряпье. Список непрерывно пополняется: яблоки, орехи,
соленые огурцы, кружева, ивовый прут, корзины, табак, шерсть, поташ,
парафин, цемент, промышленные отходы, хлопок, лекарственные травы, мак,
шпалы, доски, паркет, пух, перо, рога и копыта. Совещание по Центральной
Черноземной области упоминает даже <провал заготовок по шпанской
мушке>.[72]

Обнаружилось, что на мировом рынке можно продать раков. Постановили:
<Провести широкую разъяснительную работу в среде рыбацкого населения о
важности и необходимости вылова раков>.[73] Были, впрочем, и более
эффективные предложения - обеспечить рыболовов необходимыми снастями и
т.д. В конечном итоге, однако, принятые меры эффекта не дали, план
выполнен не был. Объясняя причины неудачи, участники совещания выяснили,
что было допущено множество ошибок, имела место <неудовлетворительная
организация> работы. Была правда ещё одна причина: <невыход раков в
залив>.[74]

Трудно сказать, насколько большим оказался бы улов при лучшей
организации, если раков в заливе всё равно не было. Осознав, что здесь
есть некоторое противоречие, совещание постановило, что прежде чем
наказывать виновных необходимо учесть объективные проблемы. Таким же
точно образом план по вывозу бекона сорван, ибо не было достаточного
количества свиней. Несовпадение между планами и реальным положением дел
вообще постоянно оказывается главной причиной неудачи. На Северном
Кавказе вынуждены были признать, что экспортный план был сорван <по
причине отсутствия в Крае рессурсовых возможностей>.[75] Иными словами,
искомых товаров на территории просто не было, во всяком случае, в тех
количествах, которое было затребовано. В результате обычным делом было
выполнение планов на 5-10%.

Поиск виновных сопровождался взаимными упреками ведомств. Выяснилось,
что уполномоченные экспортных организаций <недостаточно занимаются
изучением всех причин, порождающих невыполнение плана, и слабо ведут
борьбу со всеми препятствиями, которые встречаются на пути выполнения
плана>.[76] Экспорт пива и фруктовых вод в Северо-Кавказском Крае не
налажен из-за <совершенно безобразного отношения со стороны
Севкавсельпрома>, необходимо отметить <совершенно недопустимое отношение
Краевой Конторы Всеутильсырья>, присечь <ненормальные явления со стороны
Крайколхозсоюза, как в Крае, так и в районах> и так далее.[77] В Крыму
экспортное совещание <недостаточно вовлекло широкие массы колхозников в
экспортную работу>.[78] В Центральной Черноземной области <Лектехсырье>
плохо руководило заготовительной кампанией, что выразилось <в
отсутствии сведений и должном нажиме на заготовителей при заключении с
ними договорами>.[79] Отмечают <неправильно сложившееся понятие у
Охотсоюза>, из-за чего ход работы по пушнине оказался <недопустимо
слабым, граничащим со срывом>.[80]

Критикой дело не ограничивалось. Хозяйственные руководители подвергались
прямым репрессиям. Когда на заводе <Красный Аксай>, производившем
сельскохозяйственное оборудование был сорван план по экспорту,
постановили <дело передать Прокурору для расследования и привлечения
виновных к ответственности>.[81]

Особое внимание уделялось тому, чтобы товары, предназначенные на вывоз
из страны, не попали на внутренний рынок. Когда партия стульев (судя по
всему для экспорта всё равно непригодных из-за низкого качества)
реализовывается на месте, возникает скандал: <за срыв экспортного плана
по стульям соответствующие лица из администрации фабрики переданы [в]
суды>.[82] В протоколах совещаний в качестве серьезной проблемы отмечают
то, что на некоторых экспортных предприятиях продолжалось выполнение
<отдельных заказов, нарядов на внутренний рынок>.[83] Когда обсуждается
<прорыв в плане заготовок по ягодам> и <катастрофически низкое
выполнение плана по клубнике>, решают принять особые меры, <чтобы не
было допущено утечки ягоды на внутренний рынок>[84] В Крыму экспортное
совещание призывает: <Принять меры против утечки свежих фруктов
экспортных кондиций на внутренний рынок>.[85] А также сделать всё
необходимое для <борьбы с оседанием табака в районах заготовки>.[86]
Справедливости ради, надо отметить, что участники совещания предлагали
для компенсации местного спроса завозить в область табак более низких
сортов.

Когда товар всё же удавалось заготовить, возникала другая проблема - не
справлялся транспорт. Руководство железных дорог получает указание <о
приеме всех экспортных грузов к погрузке, вне очереди>.[87] Однако порты
и железные дороги перегружены экспортными перевозками, не хватает
элеваторов для вывозного зерна, складывается <угрожающее положение>.[88]

Отчеты экспортных совещаний пестрят жалобами на срыв плановых заданий и
низкое качество товара. То и дело сообщается, что брак достигает
<колоссальных размеров>.[89] Непригодными для продажи за границу
оказываются стулья, выпущенные на специально закупленном импортном
оборудовании. Протоколы фиксируют, что <кишечный товар поступает на
экспорт низкого качества>.[90] Советское торгпредство в Лондоне
жалуется, что по всем позициям <товар значительно ухудшился>.[91]

Почему это происходит, нетрудно понять на примере производства птицы.
Участники совещаний свидетельствуют, что птицефабрики не могут нормально
работать, ибо страдают от <усиленной перегрузки кормушек>, из-за чего
<происходит убой без откорма, в то время как в кормушках птица сидит по
30 дней>.[92] Некачественная работа вызвана тяжелым положением, в
котором оказываются трудящиеся. <Бытовые условия рабочих невозможные:
нет общежитий, красных уголков, нет столовых, снабжение продуктами
недостаточное, что отзывается на текучести рабсилы>.[93] Совещания
призывают усилить материальное стимулирование работников, <покончить с
обезличкой, расхлябанностью и уравниловкий>.[94]

Темпы отгрузки продукции являются <катастрофически низкими>, признается
<наличие явно-катастрофического низкого выполнения плана экспортных
сдач>, провал <двухнедельника по экспорту> и т.д. - страница за
страницей.[95] Иногда авторами документов овладевает философское
настроение, и они помещают в протоколах сентенции вроде: <если положение
в сторону снабжения не улучшится, перспективы будут печальные>.[96]

Не удивительно, что в итоге наблюдалось <дезорганизационное настроение
среди работников Совкавпушнины>, а руководителям аппарата других
ведомств приходилось <ликвидировать создавшееся деморализационное
настроение>.[97]

В 1932 г. из 23 областей, получивших экспортные задания, выполнили их
лишь 8. Однако общий результат был всё же достигнут. Ценой огромных
усилий и отчаянной, плохо организованной и неэффективной работы на
местах программа индустриализации получила необходимую валюту.



Успех индустриализации
Частично нехватку средств на закупку сырья компенсировала отечественная
промышленность. Замещение импорта оказалось вынужденной необходимостью в
условиях резкого спада мировой конъюнктуры. Так в Советском Союзе
впервые в мире было налажено массовое производство синтетического
каучука. Развитие химической промышленности позволило заменить или
свести к минимуму ввоз кислот, удобрений, красителей, пластмасс, кокса,
азотной продукции. Начались поиски и разработка новых месторождений
полезных ископаемых.

Далеко не всегда подобные программы были предусмотрены первоначальным
планом. Но чем больше ввозилось машин, тем больше Советский Союз
нуждался в замещении других видов импорта. Иными словами, <отключение>
советской страны от мирового рынка и создание <закрытой экономики> в
значительной мере оказалось результатом процессов, происходивших в
1929-32 годах в самом мировом рынке.

В 1931 году в ведомствах, занимавшихся импортом оборудования, царил
такой же хаос, как и в других отраслях. Ответственные работники
признавали, что в вопросе планирования <нет никакой ясности и
возможности установить правильность выполнения планов>.[98] Не понимали,
как работать с западными компаниями - в наркомате внешней торговле
сотрудников предупреждали: <за деятельностью представительств инофирм
надо хорошо смотреть, и не допускать таких вещей, чтобы они ходили у нас
по учреждениям и заранее узнавали, что мы им закажем>.[99]

К концу 1931 года ситуация начинает несколько выправляться. Цены на
экспортирующуюся из СССР продукцию начинают расти. Повышается и
эффективность советских внешнеторговых организаций. Поскольку в условиях
депрессии значительная часть продукции отпускалась в кредит (а условия
кредита становились тем выгоднее, чем более тяжелым было состояние
компаний), то у советских внешнеторговых организаций появляется
возможность рассчитаться по долгам и сделать новые заказы.

С 1932 года импорт оборудования неуклонно сокращается, поскольку растет
производство отечественного машиностроения. Новая советская
промышленность создается сразу на основе наиболее передовых технологий
своего времени.

Главным импортером советских товаров, несмотря на все политические
проблемы, оставалась Великобритания. В годы депрессии она обогнала в
этом качестве Германию. В 1929-31 годах на неё приходилось 23,7%
советского экспорта, тогда как в Германию уходило 21,4%.[100] Напротив,
в Соединенные Штаты советских товаров вывозилось крайне мало. Но именно
Америка становится главным поставщиком оборудования. В 1930 году отсюда
приходит 31,2% всей ввозимой техники, а в первом квартале 1931 года уже
42,8%.[101]

Советское руководство сделало выбор в пользу страны, обладавшей
новейшими технологиями. К середине 1920-х годов Соединенные Штаты не
просто лидировали в технологическом перевооружении промышленности.
Конвейерные производства и соответствующая им организация труда,
внедренные первоначально на заводах Генри Форда, позволяли резко
повысить эффективность производства и сделать выпуск продукции
по-настоящему массовым. Большинство отраслей советской промышленности,
не зная предшествующей фазы, сразу создавались на основе фордистских
технологий.

Форсированный рост промышленности принес свои плоды во время Второй
мировой войны. Сопоставляя итоги индустриализации 1928-1940 гг. с
промышленным ростом 1900-1913 гг. либеральные социологи Л.А. Гордон и
Э.В. Клопов пришли к выводу, что сталинская модернизация была куда
успешнее реформ Витте и Столыпина. <За каждым из этих
равнопродолжительных периодов последовало военное столкновение нашей
страны с одним и тем же внешним противником. Война выступила в качестве
своего рода экзаменатора, проверяющего результаты сделанного. Причем во
втором случае экзаменатор был гораздо <строже>, нежели в первом. Всю
первую мировую войну Германия и её союзники воевали на два фронта и
могли выставить против России лишь меньшую часть своих армий; большая их
часть оставалась на западном театре военных действий. Три года из
четырех лет Великой Отечественной войны Советский Союз вел борьбу с
фашистской Германией практически один на один. Не треть, как в 1914-18
гг., а примерно ? немецких вооруженных сил было сосредоточено против нас
в 1941-45 гг. Тем не менее дореволюционная Россия не сумела добиться
военного успеха, а Советский Союз сокрушил фашизм>.[102]

И в том и в другом случае индустриализация основывалась на вывозе зерна
и эксплуатации деревни, хотя сталинские меры по своей жестокости и
эффективности не идут ни в какое сравнение, ни с фискальным нажимом
Витте, ни с репрессиями Столыпина. Однако было ли это выдавливание
средств из деревни главным условием успеха? Безусловно, нет. Достижения
первых пятилеток предопределены были не репрессиями против крестьян, а
неучастием советской России в международном процессе накопления
капитала. Именно это отсоединение от миросистемы, de-linking, пользуясь
терминологией Самира Амина, позволило сосредоточить все средства на
решении главной задачи индустриализации. Именно эта независимость от
мировых рынков капитала позволила советской индустрии набрать вполне
приличные темпы уже к середине 1920-х годов.

Напротив, репрессии против крестьянства, сплошная коллективизация и
переход к тоталитаризму в 1929-32 годах были в значительной мере (хотя и
не исключительно) результатом общемирового хозяйственного кризиса,
который затронул советскую Россию иначе, чем Германию или США, но не
менее судьбоносно.

Ясно, что никакие <внешние обстоятельства> не оправдывают тех, кто
убивал и ссылал крестьян, а позднее в массовом порядке расправлялся с
партийными активистами, <старыми большевиками> и интеллигенцией, кто в
1940-е годы отправлял в ссылку целые народы. Победившая бюрократия
преследовала свои собственные цели, имевшие всё меньше общего с
социалистическими идеалами, провозглашенными революцией. Политическая
победа и становление бюрократической элиты в России состоялась уже к
концу 1920-х годов. Поворот к <советскому термидору>, о котором говорил
Лев Троцкий, шел полным ходом уже при нэпе. Но именно мировой кризис
1929-32 годов сформировал сталинизм таким, каким он вошел в историю,
именно он породил тоталитаризм в СССР точно так же, как он вызвал победу
нацизма в Германии. Только в отличие от германского нацизма, сталинский
тоталитаризм, выступавший продолжателем революции, сохранил, даже в
самые отвратительные годы, остатки человеческого лица, благодаря чему и
стало возможно последующее смягчение режима, знаменитая <оттепель>
1960-х годов и новый всплеск <инициативы снизу> во всех областях жизни.

(...)

[29] И.В. Сталин. Сочинения, т. 11, сс. 124, 15.

[30] Бюллетень оппозиции, 1929, ? 3, с. 13 (письмо Х.Г.Раковского).

[31] Коммунистическая оппозиция в СССР. Из архива Л. Троцкого.
Составитель Ю.Фельштинский. Benson, Vermont, Chalidze Publications,
1988, т. 4, с. 254.

[32] Там же, с. 253.

[33] И.В. Сталин. Сочинения, т. 12, с. 181-182.

[34] И. Колганов. Цит. Соч., с. 123.

[35] История социалистической экономики в СССР, т. 3. М., <Наука>, 1977,
с. 309.

[36] См. Российский государственный архив экономики (РГАЭ), фонд 413,
опись 13, дело 207, листы 144-145 и др.

[37] Там же, ф. 413, оп. 13, д. 203, л. 21. Показательно, что в западной
деловой прессе в 1930-31 годах появляются статьи, доказывающие, что
Советскому Союзу не выгодно сокращать экспорт продовольствия, ибо это
приведет к потере с трудом завоеванных рынков.

[38] История социалистической экономики в СССР, т. 3. М., <Наука>, 1977,
с. 309.

[39] См. РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 233, л. 6. См. также РГАЭ, ф. 413, оп.
13, д. 242, л. 15.

[40] См. История социалистической экономики в СССР, т. 3, с. 310-311.

[41] Там же, с. 311.

[42] См. РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 227, л. 3.

[43] См. там же, л. 6. Общий импорт Великобритании из СССР в 1930 году
составил по советским данным 34.245.419 фунтов (см. там же).
Великобритания к тому времени была основным импортером продукции из
СССР. Советское представительство в Лондоне вело здесь очень тщательный
мониторинг цен, что, возможно, связано и с <репрезентативностью>
британского рынка с точки зрения мировой конъюнктуры.

[44] См. РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 227, л. 14.

[45] См. там же, лл. 8-11.

[46] См. РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 203.

[47] См. РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 227, лл. 8-11.

[48] РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 208, л. 23.

[49] И. Колганов. Цит. Соч., с. 127.

[50] Там же, с. 128.

[51] Бюллетень оппозиции, апрель 1931, ? 20, с. 4.

[52] История социалистической экономики в СССР, т. 3, с. 313.

[53] РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 216, л. 6.

[54] Там же, л. 13.

[55] Там же, л. 15.

[56] РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 203, л. 1. Здесь можно вспомнить эпизод из
<Золотого теленка> И. Ильфа и Е. Петрова, когда герои встречают на
дороге американцев, измученных действовавшим тогда в США сухим законом,
путешествующих по деревням с переводчиком от <Интуриста> в поисках
рецепта русского самогона.

[57] История социалистической экономики в СССР, т. 3, с. 310. О
неэффективности этих методов свидетельствуют многочисленные отчеты
экспортных совещаний. Обычно месячники проходили <исключительно слабо,
не дав значительных результатов> (РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 207, л. 84).

[58] РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 208, л. 69.

[59] Там же, л. 16.

[60] РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 207, л. 72.

[61] Там же.

[62] Там же, л. 108.

[63] Там же, л. 62.

[64] РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 208, л. 19.

[65] РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 207, л. 108.

[66] РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 208, л. 7. В документах содержатся
многочисленные грамматические ошибки, а также просто опечатки. Кроме
того, правила орфографии 1920-х годов не вполне совпадают с
современными. Исправляя орфографию и очевидные опечатки, я оставляю
прочее без изменений.

[67] РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 208, л. 45.

[68] В воспоминаниях Виктора Сержа есть такой эпизод: <В Белоруссии,
увидев, как лошадям стригут волос для отправки на экспорт, зная, что
животные от этого погибнут, женщины окружили руководителя местной
администрации Голодеда (расстрелян или покончил с собой в 1937-м) и
неожиданно яростно задрали свои сарафаны, под которыми ничего не было:
<На, сволочь! Возьми наш волос если посмеешь, а конского не получишь!>
(В. Серж. От революции к тоталитаризму: воспоминания революционера. М. -
Оренбург, <Праксис> - <Оренбургская книга>, 2001, с. 298; французский
оригинал: V. Serge. Memoires s'un revolutionnaire. P., 1978).
Достоверность этого рассказа вызывает сомнения. Вряд ли председатель
правительства (Совнаркома) Белоруссии Николай Голодед лично занимался
заготовкой конского волоса. Но атмосферу тех дней мемуары Сержа передают
достаточно точно.

[69] РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 208, л. 10.

[70] РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 207, л. 110.

[71] Там же.

[72] Там же, л. 68.

[73] РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 208, л. 12.

[74] Там же, л. 47.

[75] Там же, л. 5.

[76] Там же, л. 4.

[77] Там же, лл. 6, 7, 8.

[78] РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 207, л. 40.

[79] Там же, л. 68.

[80] Там же, л. 2.

[81] РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 208, л. 43.

[82] Там же, л. 36.

[83] Там же, л. 74.

[84] Там же, л. 28-29.

[85] РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 207, л. 44.

[86] Там же, л. 42.

[87] Там же, л. 109.

[88] РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 208, л. 82.

[89] Там же, л. 36.

[90] Там же, л. 25

[91] РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 227, л. 52.

[92] РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 207, л. 25.

[93] Там же.

[94] Там же, л. 65.

[95] РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 208, лл. 1, 5, 72.

[96] Там же, л. 22.

[97] Там же, лл. 8, 9.

[98] РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 233, л. 8.

[99] Там же, л. 2.

[100] См. РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 227, л. 3.

[101] См. РГАЭ, ф. 413, оп. 13, д. 233, л. 16.

[102] Л.А. Гордон, Э.В. Клопов. Что это было? Размышления о предпосылках
и итогах того, что случилось с нами в 30-40-е годы. М., Политиздат,
1989, с. 67-68.

[103] Бюллетень оппозиции, апрель 1930, ? 20, с. 14.

[104] Анализ концепций и пророчеств <советского термидора> см. в книге
венгерского историка Тамаша Крауса (Tamas Krausz): Т.Краус. Советский
Термидор. Духовные предпосылки сталинского переворота 1917-1928.
Будапешт, Венгерский институт русистики, 1997.

[105] Термин <тоталитаризм> в литературе ХХ века зачастую приобрел
спекулятивный характер. Зачастую противопоставление тоталитаризм -
демократия скрывает за собой неспособность (или нежелание) автора
прибегнуть к более тонкому анализу. В данном случае, однако, термин
тоталитаризм используется как характеристика определенной технологии
власти, описанной в работах Ханны Арендт (Hannah Arendt), Эриха Фромма
(Erich Fromm) и др.

[106] Взгляды этого крыла эмиграции наиболее последовательно выражала
группа <Смена Вех>.

[107] На фоне бюрократического перерождения советского режима среди
западных левых, естественно, развернулась полемика о том, насколько
<социалистической> является система, сложившаяся в СССР. Позднее та же
дискуссия охватила и самиздат в Советском Союзе. Обсуждение этой темы
лежит за пределами данного исследования. Достаточно лишь упомянуть, что
ни Маркс, ни Ленин не считали формальное огосударствление заводов и
фабрик достаточным основанием, чтобы говорить о социализме. Тем более -
о социализме <в одной отдельно взятой стране>. В то же время отделить
советский эксперимент от истории социализма невозможно хотя бы потому,
что именно социалистические принципы были провозглашены революцией 1917
года (причем не только большевиками). Сам Ленин в России 1920-х годов
видел сочетание различных укладов - социализма, государственного
капитализма, мелкотоварного производства и собственно капитализма.
Совершенно очевидно, что элементы социализма, порожденные революцией,
продолжали существовать и развиваться в советском обществе вплоть до его
крушения в 1991 году, а отчасти - и позднее. Но отсюда ещё не следует,
будто в СССР была построена <социалистическая система>, как утверждала
партийная пропаганда. А уж официальные лозунги о том, что социализм
победил <полностью и окончательно>, после краха 1991 года звучат
совершенно анекдотически. Лучше всех, пожалуй, суть вопроса
сформулировал всё тот же Ленин, заявивший: <выражение социалистическая
Советская республика означает решимость Советской власти осуществить
переход к социализму, а вовсе не признание новых экономических порядков
социалистическими> (В.И. Ленин. Полн. Собр. Соч., т. 36, с. 295). Обзор
дискуссий о социальной природе советского общества среди российских
левых можно найти в ряде публикаций: Б. Кагарлицкий. Диалектика надежды.
Париж, <Слово>, 1988; Н.А. Симония. Сталинизм против социализма. Вопросы
философии, 1989, ? 7; Критический марксизм: продолжение дискуссий. Под
ред. А.В. Бузгалина. М., <Слово>, 2001 и др


----глава 13 книги "Периферийная империя. Россия и миросистема". - М.:
Ультра; Культура, 2004----

---

От	Игорь С.
К	Пуденко Сергей (04.01.2006 12:39:28)
Дата	04.01.2006 23:12:10

Что-то после слов о засухе

---

>В соответствии с бюрократической логикой, хлеб непременно изымали именно там, где было первоначально запланировано, не считаясь ни с положением дел на местах, ни даже с засухой.

читать расхотелось...

Не было там засухи...

---

От	Пуденко Сергей
К	Пуденко Сергей (04.01.2006 12:39:28)
Дата	04.01.2006 13:20:54

Re: De-linking и...

---

упустил при отправке предыдущий фрагмент главы "Кризис хлебозаготовок"
1928, восстанавливаю его. После него -далее следует "Великий перелом"

коррекция опечатки в тексте фрагмента " Все на продажу"

>
> нашел полный текст 13ой главы "ПИ" Кагарлицкого . Основная часть
>
> (...)
>


> Всё на продажу
>
> К концу пятилетки Советский Союз занимал
> первое место в мире по импорту машин и оборудования. В 1931 г. около
> 1/3, в следующем году - около ? всего мирового экспорта машин было
> направлено в СССР>.[52]
>

следует читать " ... в следующем году - около 1\2 ..."


> ----глава 13 книги "Периферийная империя. Россия и миросистема". -
М.:
> Ультра; Культура, 2004----
>


Кризис хлебозаготовок


Политика обкладывания деревни <данью> в пользу индустриализации начала
давать серьезные сбои к концу 1920-х годов. Чем больше государство
снижало закупочные цены на зерно, тем труднее было проводить плановые
хлебозаготовки. Крестьяне сокращали посевы зерновых, переходя к
производству других, более выгодных культур. В результате возникал не
только дефицит продовольствия в быстро растущих городах, но и дефицит
валюты. При всей остроте зерновой проблемы, она не была бы столь
болезненной для советской власти, если бы зерно не было основным
экспортным товаром. Как говорил Бухарин, чтобы развивать промышленность,
надо платить за импорт оборудования <сельскохозяйственной валютой>.[20]
В результате, руководство страны не могло ни резко увеличить закупочные
цены, ни допустить существенного сокращения производства пшеницы.

В 1927 году разразился кризис хлебозаготовок. На частном рынке
происходит стремительный рост хлебных цен. Подобного поворота событий
следовало ожидать. На протяжении 1925-28 годов большевики регулярно
снижали государственные закупочные цены на зерно, выжимая ресурсы для
экспорта. В 1928 году неурожай на Северном Кавказе привел к явному
недобору ржи и пшеницы. Закупочные цены повысили, но даже теперь они
оставались на 4% ниже, чем в 1925-26 годах. Разрыв между ценами
планового и частного секторов составил 202%.[21]

Позднее, анализируя кризис хлебозаготовок, экономист Андрей Колганов
отметил здесь явно несчастное стечение обстоятельств, которое, однако,
было закономерно подготовлено предшествующей политикой: <Может быть, все
эти обстоятельства не сказались бы столь ощутимо на обстановке
хлебозаготовок, если бы не два фактора. Первый - хотя сокращение
планового хлебооборота и размеров планового снабжения хлебом городского
населения было незначительным, это произошло в условиях быстрого роста
промышленности и численности городского населения, предъявляющего
возрастающий спрос на продовольствие. Именно это вызвало скачок цен
частного рынка. Второе - связанное с острым дефицитом ресурсов для
внутреннего рынка сокращение хлебного экспорта, который в 1928/29 г.
составил всего 3,27% к уровню 1926/27 г.>[22] Экспорт зерна резко упал:
с 2177,7 тыс. тонн в сезон 1926-27 гг. до 344,4 тыс. тонн в 1927/28.
Хуже того, для обеспечения городов продовольствием пришлось ввезти 248,2
тыс. тонн зерна из-за границы, потратив на это 27,5 млн. рублей в
валюте.[23] Соответственно, программа импорта машин и оборудования, от
которой зависел успех индустриализации, была провалена.

Кризис хлебозаготовок спровоцировал новое размежевание в партии. Бухарин
признал, случившийся провал <связан был с неправильной политикой цен, с
огромным разрывом цен на зерно и на другие продукты сельского
хозяйства>.[24] Сталинская команда, напротив, приняла аргументы левых,
объявив главной проблемой <саботаж> кулаков, которые укрывают зерно.

И всё же кризис хлебозаготовок сам по себе не был бы фатальным для
социально-политического равновесия, сложившегося в пост-революционной
России, если бы он не совпал с совершенно противоположными процессами,
происходившими в мировой экономике. В то время как зерно стремительно
дорожало на внутреннем рынке, оно столь же стремительно дешевело на
мировом. <Ножницы> срабатывали в обратную сторону. Чем больше Запад
приближался к началу большой депрессии, тем ниже оказывались мировые
цены на зерно. Ещё в 1926 году Кондратьев констатировал, что в период
<понижательной волны> на мировом рынке <сельское хозяйство испытывает
более глубокую депрессию, сельскохозяйственные товары сильнее падают в
цене, и их покупательная сила относительно понижается>.[25]

Стратегия советской индустриализации была основана на том, что вывозя
зерно, государство приобретало оборудование и технологии. Падение
мировых цен, сопровождавшееся ростом внутренних цен на хлеб, при
одновременном сокращении экспорта в совокупности создавали критическую
ситуацию. Программа индустриализации оказалась под угрозой провала.

К началу 1928 г. недобор по хлебозаготовкам оказался 128 млн. пудов по
сравнению с предыдущим годом. В столице не нашли иного выхода, кроме
использования репрессивных мер против деревни. Сталин сформулировал
проблему с присущей ему четкостью и простотой: <Лучше нажать на кулака и
выжать у него хлебные излишки: чем тратить валюту, отложенную для того,
чтобы ввезти оборудование для нашей промышленности>.[26]

В январе 1928 г. Политбюро ВКП(б) проголосовало за <применение
чрезвычайных мер в отношении кулака в связи с трудностями
хлебозаготовительной кампании>.[27] Показательно, что это решение
поддержали и <правые> - Бухарин, Рыков, Томский. Они голосовали за
чрезвычайные меры и на апрельском Пленуме Центрального Комитета ВКП(б).
Разумеется, они подчеркивали, что подобные меры должны носить
исключительно временный характер, и ни в коем случае не превращаться в
систему. Но и здесь их позиция не сильно отличалась от взглядов,
высказывавшихся на тот момент Сталиным.

Принятые в 1928 году <чрезвычайные меры> дали ожидаемый результат:
несмотря на плохой урожай в основных хлебных районах в сезон 1928/29,
заготовили зерна только на 2% меньше, чем в 1926/27. Однако оборотной
стороной этой политики было то, что неустойчивый компромисс между
городом и деревней, установившийся в конце Гражданской войны, был
подорван: <Применение сила при заготовке зерна в 1928 году можно считать
достаточно успешным, - пишет известный историк Моше Левин (Moshe
Lewin), - но оно предопределило неизбежные неприятности при проведении
следующей кампании заготовок; и вскоре уже необходимо было вводить
рационирование, чтобы справиться с "продовольственными
трудностями">.[28]

Принудительное изъятие зерна в деревне разрушало шаткое
социально-политическое равновесие, на котором покоилась советская модель
1920-х годов. Крестьянство утрачивало доверие к большевистскому городу,
а это означало необходимость ещё более жестких мер для того, чтобы
сохранить контроль над ситуацией. Если в 1928 году чрезвычайные меры всё
же применялись ограниченно и выборочно, то в 1929 году, на фоне уже
наступившей мировой депрессии советское руководство вынуждено было
прибегнуть к массовому изъятию зерна и <раскулачиванию> хозяев,
работавших на частный рынок.

В итоге, чрезвычайные меры, введенные в качестве временных, должны были
повторяться снова и снова, превращаясь в постоянную практику. Однако
невозможность такого положения была очевидна для всех. Если в условиях
Гражданской войны <продразверстка> могла некоторое время достигать своей
цели, то в мирное время требовалось иное решение. Именно массовое
изъятие хлеба в деревне в 1918 году подогрело пожар Гражданской войны.
Проводить такую политику постоянно, значило, рано или поздно, привести
страну к новой вспышке гражданского конфликта, в ходе которого советская
власть вполне могла бы рухнуть.

Обратного хода уже не было. Новая экономическая политика потерпела
крушение, не выдержав испытания Великой депрессией. Поскольку удерживать
контроль над продовольственным рынком с помощью периодических
конфискаций было уже не возможно, рождается новый лозунг: <сплошная
коллективизация> и <ликвидация кулачества как класса>. По существу речь
идет о возможности контролировать сельское хозяйство непосредственно,
изнутри, объединив всех производителей в подчиненные государству
колхозы. Соответственно появляется возможность безо всяких чрезвычайных
мер изымать из деревни административным методом в любой момент столько
зерна, сколько нужно будет государству, минуя рынок.

[20] Н.И. Бухарин. Избранные произведения, с. 406

[21] А.Н. Малафеев. История ценообразования в СССР (1917-1963). М.,
<Мысль>, 1964, сс. 119-121.

[22] А.И. Колганов. Путь к социализму: трагедия и подвиг. М.,
<Экономика>, 1990, с. 107.

[23] См. История социалистической экономики в СССР, т. 3. М., <Наука>,
1977, с. 328.

[24] Н.И. Бухарин. Избранные произведения, с. 404.

[25] Н.Д. Кондратьев. Цит. Соч., с. 221.

[26] И.В. Сталин. Сочинения, т. 12, с. 92.

[27] Вопросы экономики, 1988, ? 9, с. 97.

[28] M. Lewin. Russia/USSR/Russia. N.Y., The New Press, 1995, p. 106.

---