От	Пуденко Сергей
К	Пуденко Сергей
Дата	15.04.2008 10:34:02
Рубрики	Прочее; Северо-Запад;

анонс. «Эвальд Васильевич Ильенков в воспоминаниях»

---

Майданский выложил книгу 2004г
http://www.caute.net.ru/ilyenkov/biog/rem/content.html



ОГЛАВЛЕНИЕ

Лобастов Г.В. – О воспоминаниях (предисловие) 3
Салимова О.И. – Письмо Игорю Мануйлову 7
Суворов А.В. – Средоточие боли 11
Михайлов Ф.Т. – Опять о нем и про него 52
Науменко Л.К. – Об Эвальде Ильенкове,
о времени и немного о себе 80
Зайдель Г. – Тридцать пять лет назад – воспоминания 113
Водолазов Г.Г. – Эвальд 120
Лифшиц М.А. – Памяти Эвальда Ильенкова 132
Лобастов Г.В. – На пути к Ильенкову 136
Полищук В. – Страждущий демон философа 165
Хамидов А. – Из памяти об Э.В. Ильенкове 172
Мареев С.М. – Начало и конец 189
Шимина А.Н. – Мои встречи с Э.В. Ильенковым 207
Косолапов Р.И. – Об Ильенкове: почти мемуары 211
Коровиков В.И. – Начало и первый погром 216
Потемкин А.В. – О «тайне черного ящика» 224
Левитин К. – Лучший путь к человеку 229
Ананченко А.Б. – Философия настоящего и будущего 240
Ванслов В.В. – О философе Э.В. Ильенкове 249
Лобастов Г.В. – Ильенков как философ 261
Межуев В.М. – Эвальд Ильенков и конец в России классической марксистской философии 275
Рихтер Г. – Несколько замечаний о восприятии философии Э.В. Ильенкова и культурно-исторической школы советской психологии в Германии 285
Никаноров С.П. – Носить подмышкой «Капитал»? 297
Лобастов Г.В. – Из истории Ильенковских чтений 302
Авторы 308



большая просьба в темпе отнестись к нескольким главкам

мне сейчас например важно всвязи сплемикой о "мыслящем теле " у Спинозы вот это
Науменко Л.К. – Об Эвальде Ильенкове,
о времени и немного о себе 80

http://www.caute.net.ru/ilyenkov/biog/rem/20.html
«...Какую философию ты себе выберешь, зависит от того, какой ты сам. Каждый тянется к философии, соответствующей уже сложившемуся образу своего мышления, и, находит в ней зеркало, в котором в полной мере представлено все то, что ранее присутствовало в виде смутной тенденции, неотчетливо выраженного намека. Философская система вооружает мышление (сознание) индивида самосознанием, т.е. критическим взглядом на себя как бы со стороны, с точки зрения общечеловеческого опыта, опыта истории мышления». Неосведомленный в полноте философских представлений Ильенкова может увидеть здесь и приписать его представлениям нечто им абсолютно несвойственное: исходную определенность человека, на основе которого осуществляется тот или иной его выбор. Ильенков, однако, как никто другой отстаивал и теоретически обосновывал отсутствие каких-либо изначальных, естественно-определенных характеристик человека.


http://www.caute.net.ru/ilyenkov/biog/rem/07.html
Слёзы Эвальда

Видел дважды.

По телефону: «Эвальд! Добрый день!»

В ответ – потухший, надтреснутый, горем сломленный голос: «Да, нет, не добрый... Саша умер». Это – бесконечно любимый и бесконечно ценимый Эвальдом Александр Иванович
123

Мещеряков, доктор психологических наук, с которым они вместе растили, опекали знаменитую четвёрку слепоглухих ребят. Я не видел никого, к кому Эвальд относился бы с такой трогательной, с такой нежной любовью – как к Александру Ивановичу, как к этой «четвёрке»...

Приезжаю: Эвальд – ничком на диване, лицом – в подушку...

И второй раз (современный, и тем более – молодой, человек будет, конечно, смеяться) – нападение американцев на Вьетнам.

Сквозь слезы:

– Оля! Отнеси мою дублёнку в комиссионный...

Это он решил деньги вьетнамцам переслать. Кроме дубленки, у него нечего было ни заложить, ни продать. Московские же зимы он готов был проходить в демисезонке.
Защита докторской

«Странный человек Григорий Александрович: в одиночку на дикого кабана ходил, а форточка в доме хлопнет неожиданно – вздрогнет и побледнеет» – это Максим Максимыч о Печорине.

Эвальд не раз выходил в одиночку против философских кабанов, откармливаемых, поддерживаемых и поощряемых официальным партийно-философским руководством. Он был несгибаем духом. Но его тело, его вдрызг расшатанная нервная система – годами войны (всю прошел – до Берлина!), сопереживаниями за других, унижаемых и оскорбляемых, собственной травлей – едва выдерживали это напряжение постоянного противостояния (вот тут-то, между прочим, и выручала его иногда рюмочка-другая, снимавшая физический, телесно невыносимый стресс).

И на защиту докторской шел синий, с бледными, вздрагивающими губами: знал, что придут несколько розовощеких философских хамов мужского и женского пола и, по поручению свыше, будут пытаться терзать и дергать его всякими подлыми вопросами. Он не боялся их, ему была противна, отвратительна мысль о встрече с ними, о соприкосновении с ними. Он много бы дал, чтобы избежать этого, чтобы не видеть их и не слышать – даже ценой отказа от защиты. Но жена, но друзья – настояли, и чуть ли не под руки повели.
124

Зал на пятом этаже Института философии был набит. «Как на концерте Лемешева», – острил нежно любивший Эвальда Михаил Александрович Лифшиц. Эвальд был бледен, еле держался на ногах. Но говорил – прямо, твердо, не увёртливо – что думал и как думал. Тут-то и вылезла «кабанья стая». И среди их «вопросов» был особенно подло-коварный: «Ваша диссертация посвящена проблемам диалектики. Ну, а что нового здесь у вас по сравнению с трудами Маркса?». О, эти «кабаны», хорошо натасканные на травле мелких зверят! Вот попробуйте ответить на этот их вопрос. Если скажете: «Вот что у меня нового по сравнению с Марксом...», то вот вы и попались: «Ага, вас Маркс не устраивает, вам Маркс недостаточен? Вот вы и раскрыли свою суть. Мы же всегда говорили, что вы не марксист...» и т.д., на сто ладов.

А если вы, в стремлении избежать подобных поклёпов, ответите, что нового по сравнению с Марксом у вас ничего нет, то вы снова – в ловушке, только теперь в другой: «Ага, так у вас ничего нового нет? Всё это уже есть в философии? Так за что же вы требуете себе докторскую степень?»

Помню ответ Эвальда: «По сравнению с вами и вашими друзьями, у меня всё новое. По сравнению с Овсянниковым (автором неплохой – по тем временам – книжки о Гегеле) у меня меньше нового. По сравнению с Лифшицем у меня нового еще меньше...».

И – председательствовавший (симпатизировавший Эвальду Копнин): «Я думаю, ответ Эвальда Васильевича удовлетворил всех...»


Проговорили с Лифшицем целый вечер. Никогда не видел Эвальда таким оживленным, таким разговорчивым. Никогда не видел и Лифшица (обычно ироничного и саркастичного) таким нежным, таким ласковым; светились глаза – когда он смотрел на Эвальда.

Оба они пережили Эвальда. Лифшиц, выдающийся Лифшиц, учитель и друг Лукача, писавший, в основном, о великих – о
126

Сократе, Платоне, Гегеле, Марксе, не счел зазорным написать фундаментальный философский труд о своем младшем, безвременно ушедшем, современнике – Эвальде Ильенкове. И тем, по сути, поставил его в тот, великий, ряд.

А Валентин Иванович Толстых, слава богу, уклонился тогда от «встречи с всевышним» и до сих пор – проводя блистательные научные семинары и издавая книги, посвященные Ильенкову, поддерживает в наше смутное время огонь Большой Философии, зажженный когда-то Эвальдом.


Саша Суворов

Взволнованный звонок Эвальда. Просит срочно поехать – поговорить с Сашей Суворовым. Эвальд уже говорил с ним, но хорошо бы – чтобы еще кто-нибудь... «Как бы он с собой что-нибудь не сотворил...»

Саша – один из той самой, знаменитой, четверки слепоглухих ребят.

Познакомился я с ним и его друзьями за год до этого. Эвальд попросил меня прочитать им университетский курс философии. Что-то у них там с прежним преподавателем не заладилось. Наташа Корнеева – на одной из лекций – поднялась и покинула аудиторию: «Я на эти лекции ходить не буду...».

Просьба Эвальда была, понятно, знаком серьезного доверия: он тщательно ограждал ребят от нежелательного общения. Вместе с Александром Ивановичем он вел их по жизни с самого раннего детства – и вот, о, чудо! – они студенты (!) психологического факультета МГУ (!).

Славные, симпатичные, талантливые ребята: голубоглазый красавец Саша Суворов (точь-в-точь – артист Ивашов из «Баллады о солдате»), поэт, тонкая, эмоциональная, эстетическая натура; остроумный, ироничный, улыбчивый Юра Лернер, между прочим, мастер скульптурных портретов – у него хорошо «видящие» руки; сосредоточенный, немногословный, очень серьезный и глубокий Сережа Сироткин – легко, лучше всех схватывал и распутывал самые сложные места из гегелевской «Науки логики» и Марксова «Капитала»;
127

и – гибкая, тоненькая, нежная (былиночка!) и всегда почему-то печальная Наташа Корнеева.

Мы садились за большой стол. Передо мной – вмонтированная в него пишущая машинка, соединенная проводами с какими-то штукенциями, стоявшими перед каждым их четырех моих собеседников (спасибо умельцам – студентам-физикам, пришедшим на помощь психфаковской четвёрке!). Я на машинке выстукиваю ребятам свои лекции, а у них из каких-то там ячеек выскакивают буквы азбуки для слепых – так, пальцами они и «слушают» меня.

Я сказал – «лекции». Нет, не совсем так. Это были беседы с активным участием в них ребят. Они выступали: для меня – голосом (педагоги, скромнейшие и потрясающе самоотверженные люди, опекавшие ребят, научили их говорить!), параллельно – для друзей – выстукиванием на тех штукенциях (где азбука для слепых). Так мы общались.

У меня особая метода преподавания, особый тип собеседования. Мой курс философии – это цепочка проблем, это узловая линия вопросов. Если уж заходит речь об «основном вопросе» философии, то он и должен сохранять статус основного вопроса, а не превращаться в основной ответ (как то было в прежних учебниках). И чтобы, например, Беркли или Кант не выглядели (как у авторов тех же учебников) слабоумными дурачками, выдвигавшими какие-то нелепые положения, которые элементарно – парой фраз – опровергаются. В моем курсе они были великими мыслителями, ставившими великие проблемы, решение которых далеко непросто и далеко не очевидно и по сей день.

Эвальд – частый гость на наших беседах. Садится в уголочек, в кресло, и внимательно наблюдает за ребятами. Иногда не удерживается и становится участником дискуссии. Особенно заинтересованно и ретиво движется по нашим цепочкам проблем и вопросов Саша. Когда же я, в стиле древних наставников, слегка подталкиваю его мысль, и мы выбираемся, наконец, из проблемного «болота» на какую-то более или менее твердую почву «ответов» – он в волнении поднимается и... гладит меня по голове – неплохо, дескать, она тут сработала. А когда он удовлетворенно и успокоенно
128

откидывается на спинку стула, я подбрасываю огонек сомнения в найденное решение – оно оказывается, увы, не полным, не окончательным, не совершенно бесспорным, появляются какие-то новые, усложняющие дело, нюансы, разворачивается вырастающая из нашего «полуответа» новая цепочка проблем... И конца этому не видно. Саша бывал доволен подобным процессом движения: вопрос – ответ – полуответ – новый вопрос и т.д. А вот Наташе такая «зыбкость» бывала мучительна. Ей хотелось поскорее почувствовать твердую почву под ногами: вот вопрос – вот ответ! Она была готова ждать один-два-пять уроков, но когда-то же этот твердый, этот «окончательный» ответ должен же быть получен!

– Когда, Григорий Григорьевич?

– Никогда, Наташа. В этом специфика философского знания.

Да, это интересно, да, это, в общем-то, понятно, но это и... мучительно – постоянно «выдерживать (как любил говорить Эвальд) напряжение противоречия».

За новогодними (и другими) праздничными столами (где – Кедров, Мещеряков, Эвальд) ненавязчиво продолжалось интеллектуальное воспитание наших подопечных. Я – Наташе, рифмованный экспромт:

Не смотри на проблемы косо,
Не спеши снимать с философии пенки.
Ведь, ответов на все вопросы
Не знают ни Кедров и ни Ильенков

И дальше, что-то вроде:

Не вешай, Наташа, нос.
Вот тебе мой совет:
Лучше хороший вопрос,
Чем не очень хороший ответ.

... И вот этот взволнованный звонок Эвальда.

Саша – в депрессии. Сидим с ним на кушеточке в коридоре их общежития. Его, сухие, горячие, ладони в моих руках (я
129

уже навострился «говорить» их «пальцевым» языком):

– Вы нас развиваете: Гегель, Маркс, Лермонтов, Блок... Зачем?.. Вы развиваете в нас высшие человеческие потребности. Зачем?... Я же – инвалид, полный. Я не могу их реализовывать. Вы понимаете, что вы готовите трагедию?

– Нет, Саша, всё не так. Твои проблемы – проблемы не «инвалида», а – развитого, интеллигентного, нравственного человека в непростых условиях социального бытия. Печорин, Саша, не был «инвалидом», и – Лермонтов, и Достоевский, и Есенин, и Маяковский... Твои духовные мучения, твои искания и метания – в основе своей такие же, как и у нас, зрячеслышаших – как у меня, Володи Хороса, многих моих университетских друзей, как у Эвальда Васильевича, в конце концов. Мы, ведь, еще сталинское время застали, Саша. Время особенно чудовищного расхождения высоких слов и грязных, кровавых дел. Нам было легко разобраться? Нам, никаким не «инвалидам», было легко нащупать достойную дорогу в жизни? Вам же еще чертовски повезло, дорогой мой Сашуня: с вами, с малых лет, – Мещеряков, Ильенков, Кедров. С вами, по их рекомендациям, – книги лучших умов России и мира. У нас не было таких наставников, мы блуждали духовными сиротами во тьме кромешной. Нам и сейчас не намного легче, Саша. Так, давай вместе будем думать, вместе читать, сообща взбивать «лапками» молоко в темном высоком бидоне – авось собьём кусочки масла, авось оттолкнемся от них – и выпрыгнем на свет божий. Вспомни, как выбирались, выкарабкивались люди из платоновской «Пещеры»...

Саша протягивает руку и... гладит меня по голове.
Обещание

---

От	Пуденко Сергей
К	Пуденко Сергей (15.04.2008 10:34:02)
Дата	16.04.2008 13:42:45

Re: анонс. Ильенковcкие чтения 2008

---

>Майданский выложил книгу 2004г
> http://www.caute.net.ru/ilyenkov/biog/rem/content.html

в копилке доклад Мареева

отрывки

В цеху (или "поле") никак не могут утрясти "историю советской философии",шоб туда сюда годилась. И не смогут

Плиз НЕ ВЕДИТЕСЬ НА СЛОВА. Мне важней эпицентр куда сдивгается драка. Это перекресток который помечен именем СПИНОЗА. В прдыдушем посте след ее - полемика Науменко (с неявно помянутым Майдаснким) о "жареном квадрате",сиречь "мыслящем теле".

Позиционирование цетрального объекта (уж извините.спрашива) ЭВИ по итогам драк посл.лет привело к такому перконфигурированию

........

«Диамат» очень даже спокойно допускал рядом с собой и феноменологию, и позитивизм. Главное, чтобы не покушались на него самого как «единственно верную» трактовку марксистской философии. Но именно такое покушение усмотрели все «диаматчики» и «истматчики» в выступлении Э.В. Ильенкова и В.И. Коровикова в 1954 году. Эвальд Ильенков и еще один отчаянный фронтовик Валентин Коровиков выступили с простыми и ясными, как им казалось, идеями: нет ни «диамата», ни «истмата», а есть материалистическая диалектика, понятая как логика мышления и деятельности, и материалистическое понимание истории. Но в то время это было равносильно самоубийству. «Куда они нас зовут, Ильенков, и Коровиков, – заявил тогдашний декан философского факультета профессор B.C. Молодцов. - Они зовут нас в душную сферу мышления». Уже по этому замечанию можно было понять состояние нашей философии в то время, когда мышление считалось «душной сферой». После шумного разбирательства уже в 1955 году два друга вынуждены были уйти с философского факультета: один вообще из философии (он стал известным собкором газеты «Правда»), другой – в Институт философии АН СССР.
В те теперь уже далекие 60-е годы мало кто осмеливался высказываться, подобно Потемкину. И после выступления Ильенкова и Коровикова, которые заявили, что в марксизме нет «диамата» и «истмата», а есть материалистическое понимание истории, это было единственное выступление в таком духе.

здесь мы чаще встречаем типичную манеру валить всех в одну кучу — и овец, и козлищ. Например, профессор В.Н. Порус в статье «Феномен «советской философии»» прямо без передышки перечисляет «искрометно талантливых людей» той эпохи: Э.В.Ильенков, А.А. Зиновьев, Б.А. Грушин, М.К. Мамардашвили, А.М. Пятигорский, Ю.А. Левада, Д.П. Горский, В.А. Лекторский, Ю.Ф. Карякин, И.Т. Фролов и еще тридцать одна фамилия… «Хотелось бы всех поименно назвать…», - как замечает Порус. Понятно: чтобы никто не обиделся. А в результате в одном ряду оказываются и Ильенков, который «по краям», и Фролов, который всегда был «на троне».


Если Ильенкова не упрекали в его пристрастии к Спинозе, подобно тому, как Ярошевский упрекал Выготского, то некоторые коллеги иронизировали по этому поводу. Считалось, что в этом проявляется «ограниченность» Ильенкова. Он не хочет знать современных «великих», таких, например, как Карнап или Поппер, с которыми в те поры носилась, как с писаной торбой, «прогрессивная» философская публика.
Но никакой серьезный философский разговор, как это получалось не только у Шеллинга или Гегеля, а и у советских марксистов, не может обойтись без Спинозы. И в решении проблемы мышления, проблемы идеального, как это в особенности показал Выготский, мы, так или иначе, оказываемся или спинозистами, или картезианцами. Последнее, как мы видели, произошло с марксистом Плехановым и всем последующим «диаматом». И в этом «диматчики» сошлись с Поппером и Карнапом.
Но Ильенков не просто продолжил в советской философии «линию» Спинозы. Он Спинозу нам впервые открыл. До Ильенкова советская философская публика знала только Спинозу – механического детерминиста или Спинозу – атеиста. Мы видели, что Плеханов, по словам Выготского, не определил конкретно ту точку х, в которой сходятся материальное и идеальное. Но и сам Выготский, которого с полным правом также можно назвать великим отечественным спинозистом, эту точку х конкретно не определил. Не определил её и А.Н. Леонтьев с его «деятельностью». Ее впервые определил именно Ильенков, доведя, так сказать, спинозизм до ума, а абстрактную идею «деятельности» до ее конкретного выражения – до труда. Именно здесь основной вклад Ильенкова в мировую философию.
В этой точке х сходятся идеальное и материальное, мышление и бытие. В этом основа тождества мышления и бытия, которое, по Ильенкову, было проблемой всей классической философии. Проблема состояла в том, чтобы соединить, условно говоря, «онтологию» и «гносеологию». Именно говоря условно, потому что в классической философии не было отдельной «онтологии» и «отдельной» гносеологии. Отдельная «онтология», как уже говорилось, появляется только в популярной философии Хр. Вольфа, а отдельная «гносеология» только в постклассической философии. А в советской философии это все были выдумки таких «творческих марксистов», как И.С. Нарский и ему подобные. Но, согласно Ильенкову, здесь не надо двух слов. И не надо их соединять в «онтогносеологию», как это сделал по какому-то странному недоразумению такой талантливый человек, как Михаил Александрович Лифшиц.
Для Ильенкова, как и для немецкой классической философии, в его понимании тождества мышления и бытия особое значение имело субстанциальное единство мышления и протяжения Спинозы. И именно потому, что Ильенков понимал философию Маркса и Энгельса не как «диамат», не как учение о «материи в ее вечности и бесконечности», не как метафизику материи, даже со всеми диалектическими «скачками» и т.д., у него был особый интерес к Спинозе. И это тот же интерес, что и у Энгельса, который считал, повторим, что марксизм есть разновидность спинозизма. Плеханов и его ученики не смогли этот интерес продолжить и реализовать. Для них Спиноза свёлся к механическому детерминизму, хотя Спиноза интересен не этим, а своим учением о субстанции как причине самой себя, через которое механистический детерминизм преодолевается.
У Спинозы есть и то, и другое. Но что является действительно жизнеспособным в воззрениях Спинозы, - вот в чем вопрос. Вопрос в том, толковать Спинозу в духе «диамата» или толковать его в духе Шеллинга, Гегеля и Маркса. Именно в духе последних понял Спинозу Выготский. Вот почему Ильенков продолжает здесь линию Выготского. И потому для них Спиноза оказался современен.
У Спинозы, как и во всём другом, Ильенкова интересовала проблема МЫШЛЕНИЯ. Он вообще считал, что это по существу единственная проблема философии. И он находил у Спинозы первые подходы к тому решению проблемы мышления, которые были реализованы в философии Фихте, Шеллинга, Гегеля и Маркса. Фейербах, кстати, выпадает из этого ряда, потому что мышление у него понято в духе французского материализма как «функция» головного мозга человека.
Философ Андрей Майданский из города Таганрога очень тщательно исследовал Спинозу на предмет проблемы мышления. И он авторитетно утверждает, что текстуально у Спинозы того понимания мышления, которое «приписывает» ему Ильенков, найти невозможно. И на это трудно что-нибудь возразить. Но это не значит, что Спиноза – талмудист и наследник талмудической традиции, как хотят его иногда представить. Гегеля тоже трактовали и как идеолога пруссачества, и как «аристократическую реакцию на Великую французскую революцию», а Ленин в своё время нашёл, что в его «Науке логики» меньше всего идеализма, а больше всего материализма, и главным образом это диалектический метод.
Сторонником материализма Гегель себя не заявлял. Он даже определенно заявлял, что материализм как философия невозможен. Но у каждого философа мы должны находить не только то, что он сказал, но и то, что у него сказалось. Так вот у Спинозы всё-таки «сказалось» то понимание мышления, которое разделял Ильенков и которое у него «сказалось» в «Космологии духа». А эта работа, хотя и была одним из самых ранних произведений Ильенкова, является апофеозом его творчества, которое ставит его настолько выше тьмы казенных «диаматчиков», насколько Солнце выше тусклых фонарей в московских переулках.
Ильенков исходил из того, что спинозовское определение мышления подводит фундамент под всю систему диалектической логики. А Спиноза, как трактует его Ильенков, определял мышление как способность тела строить траекторию своего движения среди других тел по логике и расположению этих тел в пространстве вне этого тела.
Это глубоко материалистическое определение мышления противостоит не только его идеалистическому пониманию, сводящему мышление к деятельности особой идеальной сущности – «души», как это было у Декарта, но также и механистически-материалистическому, когда отрицается по существу идеальный, а тем самым универсальный характер человеческого мышления. Спинозовское определение мышления Ильенков считал не только глубоко материалистическим, но и по-настоящему современным, которое по существу должно лечь в основу практического формирования человеческого интеллекта, человеческой «души». Он видел, например, прямую связь между педагогической практикой формирования психики у слепоглухонемых детей, разработанной и осуществленной лауреатами Государственной премии, замечательными советскими психологами и педагогами И.А. Соколянским и А.И. Мещеряковым, и спинозовским определением мышления. Там детей сначала учат целесообразной человеческой деятельности, человеческому поведению, то есть умению строить «траекторию» своего движения по логике и расположению тел в пространстве, а уж потом всему остальному.
Здесь только сразу же необходимо оговориться, что когда Ильенков определяет мышление, вслед за Спинозой, как он считал, в качестве движения «мыслящего тела» по форме и расположению тел в пространстве, то такое определение мышления верно и для человеческого мышления, и для мышления высших животных. Это еще не специфически человеческое мышление. Для того, чтобы оно стало человеческим, здесь должно добавиться еще нечто, связанное с трудом и человеческим общественным бытием. Здесь к движению «мыслящего тела» должно добавиться движение руки, которая не только движется по форме вещи, но эту форму производит, лепит, рисует, вытёсывает из камня, дерева и т.д. Но это уже дальнейшее развитие спинозизма.
Спиноза был современником Ильенкова, без которого тот не мыслил себе решение многих современных запутанных проблем. Взять опять же проблему идеального. У истоков решения этой проблемы Ильенковым тоже стоит спинозовское понимание человеческой души как идеи человеческого тела. Это не особая духовная субстанция совершенно иной природы, чем тело, а способ существования мыслящего тела. «...Каково тело, – отмечал Спиноза, – такова и душа, идея, познание и т.д.».
Идея мыслящего тела, как идея («душа») круга, полностью совпадает со способом его бытия, его порождения как такового в деятельности «мыслящего тела». А отсюда один шаг к диалектико-материалистическому определению идеального: это способ существования материального в его отношении к человеческой деятельности. Круг как геометрический образ идеален, потому что в нем зафиксирован, воплощен способ человеческой деятельности по формированию, порождению всех круглых тел.
Почему Б. Рассел считал спинозовское понятие субстанции безнадежно устаревшим, которое «ни наука, ни философия в наше время принять не могут», а В.И. Ленин считал, что «надо углубить познание материи до познания (до понятия) субстанции, чтобы найти причины явлений»? Да просто потому, что идеальное никогда не объяснишь из механистически понятого материального. При механистически понятой материи идеальное всегда будет оставаться необъяснимым чудом. Если же мы углубляем понятие материи до понятия субстанции, то мы уже тем самым прокладываем мостик от материального к идеальному. И не случайно поэтому получилось так, что для Ильенкова спинозовское понятие не устарело, а для механистической философии Рассела устарело, и устарело по той простой причине, что безнадежно устарело расселовское понятие материи, которое целиком и полностью лежит в русле механистической традиции Бэкона-Гоббса-Локка.
Вот что получается, если, как пишет Ильенков, «посмотреть не на Спинозу сквозь кривое пенсне лорда Рассела, а, наоборот, взглянуть на лорда Рассела с его «логикой современной науки» через линзы понятий, отшлифованные Спинозой». Именно это и собирался сделать в своей книге о Спинозе Ильенков, т.е. показать, как выглядит Рассел, если для этого применить «оптику» Спинозы. Это была бы книга не только о Спинозе ХVII века, но и о Спинозе ХХ века. Но такую книгу Ильенков сделать не успел.
Однако то, что Ильенков сделал в маленькой, посмертно вышедшей книжечке под названием «Ленинская диалектика и метафизика позитивизма», по существу есть критический анализ позитивистской «философии науки» с помощью линз понятий, отшлифованных Спинозой. И не только Спинозой, но также рядом последующих мыслителей, которые делали «оптику» Спинозы все более и более совершенной. Эта последняя по времени работа Ильенкова самым необходимым образом связана с начатой и неоконченной работой о Спинозе, как, впрочем, и с первой книгой о диалектике абстрактного и конкретного в научно-теоретическом мышлении. Именно проблема мышления, скажем еще раз, интересует Ильенкова в Спинозе прежде всего. «Гениальность решения вопроса об отношении мышления к миру тел в пространстве вне мышления (т.е. вне головы человека), сформулированного Спинозой в виде тезиса о том, что «мышление и протяженность – это не две субстанции, а лишь два атрибута одной и той же субстанции», - пишет Ильенков, - трудно переоценить. Такое решение сразу же отбрасывает всевозможные толкования и исследования мышления по логике спиритуалистических и дуалистических конструкций».
Вопрос осложняется тем, что Спиноза, как это отмечается в тексте Ильенкова о Спинозе, всю жизнь говорил о «боге» как о реальном предмете, «который по-разному – только наивно-антропоморфически – был отражен в головах основателей всех земных религий». Он, пишет Ильенков, продолжал призывать к «любви к богу», говорить о боге – как «максимуме всех возможных совершенств» и т.д. и т.п., – а свою задачу видел в том, чтобы объяснить людям, наконец, то единственно правильное представление о «боге», которое крайне искажено, извращено и в этом виде монопольно присвоено попами. «Фомисты, – замечал Спиноза, – также разумели под этим Бога, но их natura naturans была существом (как они это называли) вне всех субстанций».
Людям, которые, по словам Спинозы, «не различают понятия о вещи от слов, выражающих его», очень трудно представить истинные взгляды Спинозы: им мешают слова, «Бог», «душа», «творящая природа» и т.д. Поэтому Ильенков и видел свою задачу в том, чтобы «перевести» философию Спинозы на язык XX века, науки и философии XX века. Однако, считал он, для этого не годится не только убогий жаргон современных молодых бездельников, но и язык «логики науки» Б. Рассела и его последователей. Для этого может подойти только лишь язык философии Маркса и именно потому, что Маркс никогда не порывал с терминологической традицией классической буржуазной философии. Позитивизм с этой традицией порвал и потому сделался совершенно не способным понимать не только Спинозу, но и Гегеля, а последнего они «не понимают» специально для того, чтобы «не понимать» Маркса.
Спинозизму Ильенкова его оппоненты противопоставляли «философию науки» Рассела–Поппера–Карнапа. Они обижались на него за Поппера. Но где сейчас Поппер с его «критическим рационализмом», который обернулся догматическим иррационализмом постпозитивистов? Время показало правоту Ильенкова и правоту Спинозы.

Мареев С.Н.

Э.В. ИЛЬЕНКОВ И СОВЕТСКАЯ ФИЛОСОФИЯ
(Доклад на Х Ильенковских чтениях 24-25 апреля 2008 г.)

отлуп от какого-то м..., м..., методолога что ли
Э.В. Ильенков ясно артикулировал идею Б. Спинозы о субстанции и модусах. Но он переиначил голландца на марксистский манер. Мышление есть атрибут субстанции, сказал бы Б. Спиноза, имея в виду под последней Бога. Мышление есть атрибут (функция) предметно-человеческой деятельности как субстанции, сказал Э.В. Ильенков.
Но схема остается той же самой. И надо признать, что тем самым Э.В.Ильенков сам себя загнал в мыслительный тупик. Тупиком является сведение мысли к атрибуту деятельности, понимаемой как субстанция (у Г.П.Щедровицкого свой вариант - мыследеятельности). В этой субстанции человек просто утоплен и скрыт. Он там похоронен. И не смотря на приговоры о человеке, субъекте, личности, предметность сугубо антропологическая не вырисовывается - именно в силу того, что рассуждение загоняется в эту довольно старую и уже не продуктивную схему о субстанции и модусах.
Нас здесь не спасает ни натурализм схемы S - R

---

От	Пуденко Сергей
К	Пуденко Сергей (16.04.2008 13:42:45)
Дата	20.04.2008 12:51:32

Re: анонс. Работает "Высший интернет"

---

>>
http://community.livejournal.com/dia_logic/60527.html


там доклады к Ильенковским чтениям 2008

про Михаила Грачева
это старая история. 11 лет назад я работал в группе научной философии в Инете

Грачев меня запомнил и вспомнил в 2005 спустя 6 лет как я оттуда ушел в другие сетки

ник Пресня это я

я там писАл не так много, но емко, в т.ч. про Спинозу, ЭВИ и Загорск,но в телеграфном стиле. Куски тех дискуссий я потом использовал в статьях

Феномен с вторичным замыканием Грачева на меня называется "высший интернет"(тм). "Он всё помнит" (спустя 10 лет) и я его теорию написал. Это коррелят атрибута мышления теперь,реди-мейд.

Сказка стала былью

см. Евангелист
http://www.situation.ru/app/j_art_177.htm
"Высший Интернет"

--------------------------------

Так Тамерлан Айзатулин именовал идеосферу, путь к которой открывался благодаря новым коммуникационным возможностям. Выход на нее , равно как и подпитка из нее, впрочем, не представляют собой мистических пассов и камланий, а проводятся внешне в основном как достаточно рутинная "выкладка текстов" в сеть и их "сопровождение".

Времена теперь настали такие, что, когда человек уходит, от него может остаться часть его души. Чтобы эта - лучшая - часть души продолжала присутствовать в "Высшем Интернете", нужно было сложиться предпосылкам , реализуемым современной технологией. "Мы рождены, чтоб сказку сделать былью". Никакой махровой мистикой тут не веет.

В этом смысле наставник Тамерлан Айзатулин остается с нами, а его послания, послания нашего евангелиста, продолжают жить своей жизнью. Они оказывают невидимое воздействие на подосновы новой, еще только рождающейся , неведомой России, к которой были обращены все его мысли и образы. Конечно, он прекрасно понимал, что - "нам не дано предугадать, как наше слово отзовется", но до последних своих дней делал все, чтобы это Слово было сказано как должно. Каналы воздействия и отзыва этого Слова - вещи субтильные, неуловимые. Но они реально существуют, эти каналы в идеосферу. Включая компьютер и путешествуя по лабиринтам виртуальной реальности, находя в ней островки, обжитые евангелистами, мы становимся их духовными учениками, братьями и товарищами

http://groups.google.com/group/relcom.sci.philosophy/browse_thread/thread/1ca1a3adc6f91531/6aa9e7bdbbac1951?lnk=gst&q=%D0%BF%D1%80%D0%B5%D1%81%D0%BD%D1%8F+pout#6aa9e7bdbbac1951

цитата
В отклике ветерана
relcom.sci.philosophy Сергея Пресни в его тексте совмещены в одном
лице два Михаила Грачёвых.

Вопрос: кто из них тень и кто подлинник? В этой ситуации, я тень
того, другого Грачёва, подаю себя от первого лица (см. приложение).
== Приложение. Сергей Пресня (Pout) о дискуссиях М. Грачёва ==


конец цитат

все там как писалось за 12 лет так и лежит,через гугль можно читать. Я выборку для Игоря С в 2002 из Грачева потому и сделал,на его сетевой семинар сослался как на образец

---