Экстремизм, энергетика - все это прекрасно.
Но вот какие [даже] более интересные вопросы возникают. В классическом стиле - "что делать"?
Итак.
Есть полутрадиционное общество (я о РФ-ии, понятно), с разгромленной сталинской (несколько условное название, понтяно) попыткой Реформации, стремительным восстановлением традиционности. Плюс к этому - абсолютно дурной псевдозаменитель Реформации в виде русско-тиллигентского карго-культа. Плюс полная невозможность проведения модернизации как на традиционных (мужицкая монархия с попами вместо мозгов), так и на карго-культовых псевдо-западных заморочках.
И?
Советская модернизация оболгана, обосрана, обоссана и облевана истинно-русскими людьми. Их право, в конце концов, это их страна, их культура и их понимание, что такое хорошо и что такое плохо.
Но для проведения модернизации (на каких угодно принципах) нужно воспитывать детишек - новое поколение. Как воспитывать-то?
Но вот что, например, делать с Пушкиным, Гоголем и Толстым (это отнюдь не весь список)? Глубокое знакомство с Великой Русской Литературой, Музыкой и Балетом в данных исторических условиях будет порождать - и история СССР это потвердила - кастовую псевдо-аристократическую традиционистскую мораль, и, как следствие, рак головного мозга (интеллигентщину) вместо мозга (интеллектуальной элиты).
Мы тут с женой недавно, на работе подустав, уселись у камина и поставили "Собаку Баскервилей" с Соломиным и Ливановым. Для отдыха от трудов тяжких. И неожиданно я понял, почему МихАлков там - не английский баронет, а истинно-русский барин. Английский баронет не забывает тут же имени/фамилии своего дворецкого. Сужу по английской литературе, понятно. Ну не встречал, чтобы английский аристократ несколько раз брезгливо переспрашивал - Э-э-э, как вас там, э-э-э....
Взял с полки "наше все" - А.С.Пушкина, "энциклопедию русской жизни", и еще раз (уж не помню, в какой) перечитал самым внимательным образом. Нет в "Евгении Онегине" народа (не совпадающего с природой) вообще. Нет, и все. Пустое место. И имен нет. Помещики перечисляются по именам. Светские люди - включая тех, что заслужил "известность низостью души" - это пожалуйста. Но даже няня Татьяны имени и лица не имеет. Есть еще "в чулке седой калмык". Все.
Как быть с Пушкиным и его сказками-то? А также с русскими сказками вообще? Про Емелю и про Щуку, про Морозко?
Как быть с русским балетом/оперой? Наслаждаться танцем и пением, не обращая внимания на социальные аспекты, как-то мораль Плисецкой или цыганской девочки Ивановой из детского дома, которая взяла псевдо-аристократическую фамилию своего второго мужа, и объявила себя "настоящей русской барыней", с соответствующим поведением?
К чему это привело в СССР, мы все прекрасно видим. Впрочем, я не об СССР, возьмем принципиально другую модернизацию. Каюк ей будет тоже, потому как вот что дает глубокое знакомство в школе с Великой Русской культурой времен расцвета рабовладения и с ее последователями.
Ночуя в чужих домах, я в эти дни читал дневники Пришвина, Буниных, а вернувшись в Прагу - журнал "Русское слово", который издают тут местные белогвардейцы. И, возможно, от этого я думаю все время: какие же кары небесные должны обрушиться на всю эту свору михалковых-прилепиных-нарочницких и др., на эту орду газеты "известия", на колерова, на малофееева-шевкунова, - на всю эту кремлевскую дрянь...
, которая по второму разу превратила слова "русский мир" в нечто совершенно похабное и треплет эти слова в видах своей новой идеологии.
В каком жутком, похабном смысле теперь употребляется это выражение...
(а никаких кар ведь и не будет. вот в чем дело-то... и горько, горько от этого. от безнаказанности этой циничной своры)... А ведь был и есть, действительно, РУССКИЙ МИР...
-----------------
Вариант: вонючие русские мужики-кулаки при пришествии Пушистого Зверька возьмут этих эстетов-паразитов за ноги, размахнутся и ударят эстетской, но пустой головой, о каменную стенку. Это полезно и даже в чем-то необходимо, но это не модернизация. :) Дальше возникнет вопрос - а что делать-то, перебив тиллигентщину (да даже и ворье)? Чему в школе детишек учить? А после школы?
Я не знаю, что делать. Я просто не вижу никакого выхода. Тут не в Пушкине дело (хотя я уверен, что Великая Русская Литература сильно повлияла на меня в смысле моей руснявофобии (не путать с русофобией)). Тут дело в контексте, в котором в мозги проникает Пушкин (условно, понятно). Моя руснявофобия возникла не тогда, когда и читал Пушкина, а когда я сам, лично увидел, что из себя представляет русня (впрочем, как и любое другое традиционное общество) на самом деле, т.е. где-то в 90-ых и далее. Ничего нового, кстати, я не узнал и не увидел. Просто я раньше об этом ЗНАЛ из книжек, а в 90-ые это УВИДЕЛ весомо, грубо, зримо. :)
Так как быть-то? Англо-саксы просто не имели таких проблем. Шекспир (кто бы ни назывался Шекспиром на самом деле) не был певцом и выразителем кастовой культуры. Великая Английская Литература - это буржуазная литература, а не феодально-рабовладельческая.
Хуже того. Пушкина/Толстого (я не годах, а об "укладах") сменили неврастеник Достоевский и злобный нытик Чехов. Опять-таки, это не весь список. Да и Чехов - это, на поверхности, три сестры, Чайка, Вишневый сад с Раневской, как с Любовью, так и Фаиной :). Погибающее великолепное барство.
Далее - опять взлет эстетствующего аристократизма. Серебряный век, прочая, прочая, прочая.
Ну, засадят руснявые в школах Пушкина, Толстого, Чехова, Бунина, Солженицына, Цветаеву, Ахматову, Ильина (я не имею в виду, что эти фигуры равноценны по уровню/таланту/мастерству). Ну, получат новую волну рака мозга - эстетствующую прозападную паразитическую тиллигентщину + кучу технократов, которые не лучше тиллигентщины, если честно. Мы уже видели эти проблемы, воочию.
Ну, продолжатся конвульсии еще на несколько лет/десятков лет, спадет модилизационный напряг, и пропадут опять мужики, урки и интеллигенты все за стеклянные бусы опять. Да и еще и приплатят, за щастье приобщться к тому, о чем мечтати с детства:
Пора, пора! рога трубят;
Псари в охотничьих уборах
Чем свет уж на конях сидят,
Борзые прыгают на сворах.
Выходит барин на крыльцо,
Всё, подбочась, обозревает;
Его довольное лицо
Приятной важностью сияет.
Чекмень затянутый на нем,
Турецкой нож за кушаком,
За пазухой во фляжке ром,
И рог на бронзовой цепочке.
В ночном чепце, в одном платочке,
Глазами сонными жена
Сердито смотрит из окна
На сбор, на псарную тревогу...
Вот мужу подвели коня;
Он холку хвать и в стремя ногу,
Кричит жене: не жди меня!
И выезжает на дорогу.
В последних числах сентября
(Презренной прозой говоря)
В деревне скучно: грязь, ненастье,
Осенний ветер, мелкий снег
Да вой волков. Но то-то счастье
Охотнику! Не зная нег,
181
В отъезжем поле он гарцует,
Везде находит свой ночлег,
Бранится, мокнет и пирует
Опустошительный набег.
А что же делает супруга
Одна в отсутствии супруга?
Занятий мало ль есть у ней:
Грибы солить, кормить гусей,
Заказывать обед и ужин,
В анбар и в погреб заглянуть, —
Хозяйки глаз повсюду нужен:
Он вмиг заметит что-нибудь.
К несчастью, героиня наша...
(Ах! я забыл ей имя дать.
Муж просто звал ее Наташа,
Но мы — мы будем называть
Наталья Павловна) к несчастью,
Наталья Павловна совсем
Своей хозяйственною частью
Не занималася, затем,
Что не в отеческом законе
Она воспитана была,
А в благородном пансионе
У эмигрантки Фальбала.
Она сидит перед окном;
Пред ней открыт четвертый том
Сентиментального романа:
Любовь Элизы и Армана,
Иль переписка двух семей. —
Роман классической, старинный,
Отменно длинный, длинный, длинный,
Нравоучительный и чинный,
Без романтических затей.
Наталья Павловна сначала
Его внимательно читала,
Но скоро как-то развлеклась
Перед окном возникшей дракой
Козла с дворовою собакой
И ею тихо занялась.
Или, если кто предпочитает Энциклопедию Русской Жизни:
В глуши что делать в эту пору?
Гулять? Деревня той порой
Невольно докучает взору
Однообразной наготой.
Скакать верхом в степи суровой?
Но конь, притупленной подковой
Неверный зацепляя лед,
Того и жди, что упадет.
Сиди под кровлею пустынной,
Читай: вот Прадт, вот W. Scott.
Не хочешь? — поверяй расход,
Сердись иль пей, и вечер длинный
Кой-как пройдет, а завтра тож,
И славно зиму проведешь.
XLIV
Прямым Онегин Чильд-Гарольдом
Вдался в задумчивую лень:
Со сна садится в ванну со льдом,
И после, дома целый день,
Один, в расчеты погруженный,
Тупым кием вооруженный,
Он на бильярде в два шара
Играет с самого утра.
Настанет вечер деревенский:
Бильярд оставлен, кий забыт,
Перед камином стол накрыт,
Евгений ждет: вот едет Ленский
На тройке чалых лошадей;
Давай обедать поскорей!
XLV
Вдовы Клико или Моэта
Благословенное вино
В бутылке мерзлой для поэта
На стол тотчас принесено.
Оно сверкает Ипокреной;25
Оно своей игрой и пеной
(Подобием того-сего)
Меня пленяло: за него
Последний бедный лепт, бывало,
Давал я. Помните ль, друзья?
Его волшебная струя
Рождала глупостей не мало,
А сколько шуток и стихов,
И споров, и веселых снов!
XLVI
Но изменяет пеной шумной
Оно желудку моему,
И я Бордо благоразумный
Уж нынче предпочел ему.
К Аu я больше не способен;
Au любовнице подобен
Блестящей, ветреной, живой,
И своенравной, и пустой...
Но ты, Бордо, подобен другу,
Который, в горе и в беде,
Товарищ завсегда, везде,
Готов нам оказать услугу
Иль тихий разделить досуг.
Да здравствует Бордо, наш друг!
XLVII
Огонь потух; едва золою
Подернут уголь золотой;
Едва заметною струею
Виется пар, и теплотой
Камин чуть дышит. Дым из трубок
В трубу уходит. Светлый кубок
Еще шипит среди стола.
Вечерняя находит мгла...
(Люблю я дружеские враки
И дружеский бокал вина
Порою той, что названа
Пора меж волка и собаки,
А почему, не вижу я.)
Теперь беседуют друзья:
