Встреча

	От	Alex~1
	К	Пуденко Сергей
	Дата	04.11.2014 15:29:09
	Рубрики	В стране и мире;

Re: c наступающим...

>Новый фильм Никиты Михалкова «Солнечный удар» покажут по телевидению спустя всего месяц после мировой премьеры. Телеканал Россия-1 будет транслировать ленту 4 ноября, приурочив ее показ ко Дню народного единства. Картина Михалкова, снятая по одноименному рассказу Ивана Бунина и его дневниковым запискам «Окаянные дни», уже получила высокую оценку деятелей кино и культуры, пишет Комсомольская правда.

>«Солнечный удар» рассказывает о важнейших событиях российской истории начала XX века. Действие фильма происходит в двух временных плоскостях: до революции и после неё. Главный герой — поручик — постоянно задаёт себе один и тот же вопрос: как это случилось? Почему прошлая жизнь, полная радости и света, кончилась, и наступили «окаянные дни» революции и Гражданской войны? Известный юморист и писатель Михаил Задорнов уверен, что этим фильм даёт богатую пищу для размышлений: «Это не фильм — сюжет. Вообще искусство кино — не сюжет. Зритель должен работать, работать душой и головой. Я считаю, что „Солнечный удар“ очищает. Это как в храм сходить».

>«После этого фильма хочется стать немножко лучше. Молодежи очень советую посмотреть. К сожалению, молодые зрители приучены к простому кино, когда все четко по сюжету. Я называю это заснятым сюжетом. Молодые зрители перестали чувствовать второй план, как говорили когда — то в прошлом. А ведь искусство не должно все разжевывать словами. Оно должно входить через чувства человеческие. С „Солнечным ударом“ как раз такая история» — считает Задорнов.

Кстати, такой орел, как Солоневич, о Бунине и "Окаянных днях":

Русская дворянская литература родилась в век нашего национального раздвоения. Она, грубо говоря, началась
Карамзиным и кончилась Буниным. Пропасть между пописывающим барином и попахивающим мужиком
оказалась непереходимой: общий язык был потерян и найти его не удалось. Барин мог каяться и мог не каяться.
Мог `ходить в народ` и мог кататься на `теплые воды` - от этого не менялось уже ничто. Граф Толстой мог
гримироваться под мужика и щеголять босыми своими ногами - но ничего, кроме дешевой театральщины из
этого получиться не могло: мужик Толстому все равно не верил: блажит барин, с жиру бесится.
Не чувствовать этого Толстой, конечно, не мог. Горький в своих воспоминаниях о Толстом описывает свой
спор с великим писателем земли русской: великий писатель утверждал, что мужик в реальности никогда не
говорит так, как он говорит у Горького: его, де, речь туманна, запутанна и пересыпана всякими тово да тае.
Горький, боготворивший Толстого, - не вполне, впрочем, искренне, - никак не мог простить фальши в
толстовском утверждении: `я-то мужика знаю - сам мужик`. Толстовское утверждение было так же фальшиво,
как были фальшивы и толстовские босые ноги. Мужик же говорит в разных случаях по- разному. Разговаривая
с барином, которого он веками привык считать наследственным врагом, мужик естественно будет мычать:
зачем ему высказывать свои мысли. Отсюда и возник псевдонародный толстовский язык. Но вне общения с
барином - речь русского мужика на редкость сочна, образна, выразительна и ярка. Этой речи Толстой
слыхать не мог. Он, вечный Нехлюдов, все пытался как-то благотворить мужику барскими копейками - за счет
рублей, у того же мужика награбленных. Ничего, кроме взаимных недоразумений, получиться не могло.
Толстой - самый характерный из русских дворянских писателей. И вы видите: как только он выходит из
пределов своей родной, привычной дворянской семьи, все у него получает пасквильный оттенок: купцы и
врачи, адвокаты и судьи, промышленники и мастеровые - все это дано в какой-то брезгливой карикатуре. Даже
и дворяне, изменившие единственно приличествующему дворянскому образу жизни - поместью и войне -
оказываются никому ненужными идиотиками (Кознышев). Толстой мог рисовать усадьбу - она была
дворянской усадьбой, мог рисовать войну - она была дворянским делом - но вне этого круга получалась или
карикатура вроде Каренина или ерунда вроде Каратаева.
Каратаевых на Руси, само собою разумеется, не было. Это только мягкая подушка, на которой спокойно могла бы заснуть дворянская совесть. Этакая Божья коровка, которую так уютно можно доить. Но доить - надолго не удалось. Вокруг яснополянских дворянских гнезд подымалась новая непонятная, враждебная, страшная жизнь: Колупаевы, Разуваевы стали строить железные дороги. Каратаевы стали по клочкам обрывать дворянское землевладение, Халтюпкины стали строить школы. И Стива Облонский идет на поклон к `жиду концессионеру`: он, рюрикович, - все пропил и все проел, но работать он, извините, и не желает и не может. Куда же деваться ему, Рюриковичу?
На этот вопрос дал ответ последний дворянский писатель России Иван Бунин:
Что-ж? Камин затоплю, стану пить...
Хорошо бы собаку купить.
Но не удались ни камин, ни собака: пришлось бежать. И бунинские `Окаянные дни`, вышедшие уже в эмиграции, полны поистине лютой злобы - злобы против русского народа вообще.