>Спасибо. Я помню, Сергей Павлович, я все твои подсказки запоминаю.
в моей 226ой статье и в сборнике (печатная версия) только тезисы про ход Политэкономии Труда виа Побиск. С 49м томом я там не доработал. Там идут страницами " с точки зрения труда"...и т.д. Читавшие Капитал легко врубаются
У Вирно см. про "всеобщий труд" и " всеобщий интеллект" у Маркса
Кроки, формулы по ПЭТ Побиск писал при мне, но они (рукописи) затерялись. Собираюсь после Нгода в архив.Мне по рбаоте надо,может и их найду. В итоговом виде они в книге с Образцовой использованы, в 226ой есть цитаты оттуда.про конкр и абстр.мощность. Только у Побиска это все же работа, а не труд.
>Что касается стоимости, цены и ценности. Тут есть еще один ракурс – мощностная парадигма морали. Важнейшим из производительных сил является человек. Методики оценки человеческого капитала есть. Начатки методик его формирования – тоже есть. Но они не учитывают такой момент и формирующий личность и во много определяющий ее мощность, как мировоззрение. Особенно боятся трогать такую часть мировоззрения, как господствующая мораль. Это священная корова.
ну я в лоб сказать ничего не могу. А КМГ по-китайски мораль и культура входят в софт пауэр и учитываются. Не для защиты диссеров как у нам и на Западе. А чтобы сыграть на Пекинской олимпиаде, к слову. Был сборник китайцев по софт пауэрКМГ,с встречным лаем амеров, но у меня руки не доходят.
Потом у китайцев (и в прочих КМГ методах) как в экономике, култура и мораль берутся не через человека, а купно, интегрально виа 4000лет. Гл.обр через трансляцию традиций и культуры
Насчет Негри и пр. нарыл тут пару свежих отсылок к референтному Пензину (он молоток) . Рах уж Тоберна не проработали
3 прикладные аспекты http://xz.gif.ru/numbers/60/glamur/
"Множествах" (и в историософском аспекте, и в плане прогнозов книге куда более прикладной) авторы пытаются конкретизировать ту мощную движущую силу, что сегодня выступает основным антагонистом абсолютной власти Империи. В политфилософии Хардта и Негри понятие "множества" сингулярно и текуче. Нередко под ним подразумевается то сплоченное проявление коллективной солидарности, что позволяет отвоевать у империи зоны свободы и неподчинения. Поэтому Негри и Хардт оговаривают, что "множество" не следует уподоблять правовому рабочему движению, партизанской герилье или повстанческому мятежу. Скорее в мифолого-политической фигуре "множества" возможно увидеть нового коллективного субъекта истории, ведущего подпольную или открытую борьбе против имперских способов обезличивания и "промывки мозгов".
Проблематика "множества" как влиятельного агента исторических трансформаций затрагивается сегодня во многих "продвинутых" проектах, остро и критично реагирующих на повальное увлечение гламурным кайфом. Все эти проекты неминуемо заняты историографическими разысканиями и одновременно обладают футурологической перспективой. Миланский куратор Марко Скотини свой передвижной проект "Неповиновение", показанный в Берлине, а затем переехавший в Мехико-Сити, оформил в виде визуального архива, скомпонованного из видеокассет, постеров, фотографий и сидиромов. Этот архив документирует историческое и национальное своеобразие форм политического активизма и акций гражданского неподчинения – от студенческих бунтов в Болонье в 1970-е годы до событий в Давосе и Сиэтле, народных восстаний в Аргентине в результате экономического кризиса 2001 года и выступлений антиглобалистов на саммитах Большой Восьмерки. Сколь несхожи и сколь продуктивны различные ипостаси групповой солидарности, сумели проследить четыре хорватских куратора (Анна Девич, Наташа Илич, Сабина Саболович и Ивет Черлин), организаторы выставки "Коллективное творчество" в Касселе в мае 2005 года. Представив показательные примеры дружеского взаимодействия – от "Art&Language", "Gilbert&George" до петербургской "Что делать?" или московской "Escape", кураторы доказали, что именно групповая идентичность и коллективная субъективность помогают противостоять гламурным веяниям, доминирующим в глобальной империи 3. Заключить ли с этими гламурными поветриями надежный компромисс или отважно пойти им вопреки и наперекор – сейчас, пожалуй, самый трудоемкий и ответственный этический выбор художника.
В книге "Кукла и карлик", помимо жестких инвектив против современного христианства, подменяющего универсальность фундаментализмом, Славой Жижек разбирает ленинскую тактику ожидания "определенного момента". В ленинистских экскурсах Жижека "определенный момент" означает молниеносный разрыв с логическими последовательностями, устанавливаемыми законом исторической необходимости. Ленинскую программу временного "выхода из истории" ради нанесения решающего удара и завязывания последнего, решительного боя, ведущего к устранению всеобщей несправедливости, Жижек связывает с точкой отсчета этического жеста. "Определенный момент", будучи преодоленьем логики истории и зияньем в субъективности, оказывается фазой зарождения новой революционной этики, этики солидарности и коллективного преодоления. Здесь построения Жижека перекликаются со знаменитой "Этикой" Алена Бадью, где универсальная гуманистическая этика отвергается ради этики Правды, понимаемой Бадью подобно этике (всегда) исключенного Другого. Этическое самоопределение художника или художественного объединения зависит сегодня от того, насколько они отважатся поставить себя в критическую ситуацию "определенного момента", то есть обрести себя в очистительном освобождении от гнета исторической детерминации и предопределения. Подобный этический поступок принуждает художника к безжалостной переоценке своих имиджевых стратегий и символического статуса, сталкивая его с тем, что Джорджио Агамбен в своем авторитетном исследовании постиндустриальной этики и биополитики "Homo sacer" называет "голой жизнью", жизнью, полностью вычеркнутой из всех регистров символического порядка.
Так, в Аргентине после экономического спада и коллапса 2001 года сразу множество художественных групп были поставлены перед лицом "определенного момента", когда их жесты и высказывания прочитывались подобно яростным революционным волеизъявлениям и весомым политическим преобразованиям. "TPS" во время регулярно проводимых многолюдных, шумных уличных шествий раздает демонстрантам и митингующим плакаты и майки собственного изготовления; "GAC" заполняет город фиктивными дорожными знаками, указывающими направление к лагерям смерти и секретным тюремным застенкам; "Etcetera" разыгрывает в публичных местах подчас мистериальные или кощунственные представления, напоминающие о зверствах и бесчинствах режима, об арестах детей или тайных расстрелах узников (о предпосылках и последствиях такой аккумуляции протестной активности в Аргентине пишет Анна Лонгони в каталоге "Коллективное творчество") 4. Пронизанные исторической нетерпимостью и этикой коллективного несогласия, эти работы осмысляют ту историческую неопределенность и многозначность, что привносит подлинно революционное обновление. При этом они полностью порывают с довлеющими гламурными тенденциями, настаивая на своем праве отчаянно противоборствовать феноменам социальной несправедливости.
Откуда же черпать ресурсы революционного обновления, способные противостоять столь притягательному обаянию гламура? В пику агрессивной пассивности имперской идеологии Жижек предлагает культивировать жесты пассивной агрессивности. Вместо лобового столкновения с институтами гламура, ухитряющимися поглотить любой направленный против них критический выпад, пассивная агрессивность предлагает настойчивое и самодостаточное воплощение собственных проектов без оглядки на командные окрики господствующей моды. Сопротивление гламуру путем его брезгливого и всестороннего игнорирования может стать в начале 2000-х вполне релевантной художественной стратегией. Стратегией, противопоставляющей гламуру политически активную позицию, высокий уровень социальной рефлексии и четкое осознание своего этического назначения.
