От Георгий
К Администрация (Дмитрий Кобзев)
Дата 12.04.2003 21:20:06
Рубрики Прочее;

"День литературы". О Татьяне Толстой и либерализме (*)

О Татьяне Толстой и либерализме. Захар Прилепин

http://www.livejournal.com/users/palmira/532.html?mode=reply
http://www.livejournal.com/users/palmira/869.html?mode=reply
http://www.livejournal.com/users/palmira/1276.html?mode=reply
http://www.livejournal.com/users/palmira/1474.html?mode=reply
http://www.livejournal.com/users/palmira/1593.html?mode=reply


palmira - это я %-))))


От self
К Георгий (12.04.2003 21:20:06)
Дата 13.04.2003 15:07:39

Георгий, зря Вы изменили себе :-) (+)

>О Татьяне Толстой и либерализме. Захар Прилепин

> http://www.livejournal.com/users/palmira/532.html?mode=reply
> http://www.livejournal.com/users/palmira/869.html?mode=reply
> http://www.livejournal.com/users/palmira/1276.html?mode=reply
> http://www.livejournal.com/users/palmira/1474.html?mode=reply
> http://www.livejournal.com/users/palmira/1593.html?mode=reply

"День литературы" (о Т. Толстой).
День литературы, № 4, 2003 г.

Захар ПРИЛЕПИН. «Отборный козий изюм»

Мы берем для рассмотрения творчество Татьяны Толстой (преимущественно книгу публицистики «Изюм. Отборное») не потому, что она интересна нам как автор. Но потому , что её эссе являются, по сути, гимном либерализму. Отличительные особенности публицистики Толстой, пафос ее статей очень емко отражают и пафос, и суть либерализма.
***
Читая публицистику Татьяны Толстой, вы не встретите ни одного нормального русского лица. Почти все русские люди, описанные Толстой, выглядят ущербно. Иных она, похоже, не встречала.
Первая учительница юной Тани, Валентина Тимофеевна, — сущая мегера, «орет, стуча костяшками пальцев», всем своим видом корежа нежное детское мироощущение. Ну не повезло с первым учителем, всякое бывает. И с завучем не повезло — завуч появилась на той же странице: «толстая тётка… не человек, а слипшиеся комья». И с одноклассниками: на переменах Танечку заставляли ходить вместе с Володей, и она держала «его потную лапку, усыпанную бородавками». Танечка просто бредила от брезгливости, боялась, что «..скоро весь класс, весь “коллектив”, все “дружные ребята” покроются бородавками..» (эссе «Женский день»). Толстая, без сомнения, адепт гражданского, индивидуализированного общества. Стоит сразу обратить внимание на то, с какой брезгливостью, обернув, как тухлую сельдь, в кавычки, она употребляет слово «коллектив».
Опустим школьные годы — всё-таки девочка из хорошей семьи, утончённое восприятие, болезненное самолюбие — в детстве Тане явно был необходим индивидуальный подход. Но вот она повзрослела и, казалось бы, должна, скажем так, стать доброй. По крайней мере, хоть изредка видеть в соотечественниках хорошее, симпатичное. Не видит. листаем публицистику Толстой. Смотрите, вот появился некий «гражданин», естественно от «по-плебейски» «пялится» куда-то (эссе «Лилит»). А вот «симпатичная бабушка с гноящимся глазом» (эссе «Ряженые»), далее Татьяна её так и называет — «гнойная бабушка». Славная женщина — Татьяна Толстая, верующая, очень любит об интеллигенции и её отличительных признаках поговорить. Вслед за «гнойной бабушкой» появляется «румяная сумасшедшая старуха», мимо пробегает. Других бабушек Толстая в «нашем» (как она любит говорить) народе, видимо, не замечала.
Особые чувства питает Толстая к детям. Вот она заприметила ребёнка-попрошайку, играющего на баяне — «сажа и сопли образовали на личике черную корку» (эссе «Ряженые»). Уставший от домогательств Татьяны и её друзей-голландцев, мальчик пытается убежать. Толстая зорко подмечает, что он двигается, «как краб». Баян тяжёлый, понимаете ли. А вообще, как ещё могут передвигаться дети, взращённые «гнойными бабушками» и отцами-«плебеями» — только как «крабы». Естественно, в то, что мальчик нищий, Толстая не верит. Нарочно, поди, измазался соплями, сажей да играет себе в двадцатипятиградусный мороз на баяне. Околеет за доллар (который, к слову, Татьяна со товарищи так ему и не дали).
Но веру в «свой» народ Татьяна не теряет. Много и с удовольствием Толстая философствует на тему гибкого и бестолкового российского менталитета в эссе «Вот тебе, баба, блинок!» Текст заканчивается следующим пассажем: «Босой оборвыш долго смотрит, разинув рот, в освещённые окна, за которыми нарядные дети водят хороводы вокруг рождественской ёлки. Кто знает, о чём он думает в этот момент. Может быть: “Эх, никогда мне так не повеселиться!” А может быть: “Буду трудиться в поте лица — тоже стану водить хороводы”».
Сколь велика сила художественного слова… Умолчим о том, что Толстая безжалостно поместила выдуманного ею героя посреди зимы голыми ногами в с нег (оборвыш-то — «босой»!. Ей самой и её детям явно не приходилось голыми пяточками снежный наст утаптывать. Но поражает другое! По мнению Толстой, «босой оборвыш», глядя на веселящихся детей, должен понять, что только трудом заслуживают такую радость. Я так полагаю, девочка Таня уже с детства «трудилась в поте лица», зарабатывая себе деньги на ёлку и рождественские подарки. Только из скромности об этом умолчала. Только вот где трудиться этому «оборвышу»? Сколько, кстати, ему лет — 6, 9, 14? Куда ему пойти, по мнению Татьяны? В порнобизнес? Или стёкла иномаркам мыть? Ну что вы?! Необходимо идти на нормальную работу. Сейчас, слава богу, детский труд разрешен с 14 лет. Это тебе не советский тоталитаризм. Глядишь, годам к тридцати «оборвыш» заработает себе на хоровод. Вот тогда и ухороводится до полного счастья. А пока ему писательница велела стоять и смотреть на окна, постигать сущность бытия… Читая этот восхитительный отрывок, я, вдохновленный Толстой, так и вижу продолжение описанной сцены. Открывается окно (душно в зале), и пред измазанным соплями и сажей личиком оборвыша появляется хорошее, тяжёлое лицо писательницы. Она видит стоящего на цыпочках, дрожащего, наверняка уже простуженного мальца и говорит: Холодно? Голодно? Трудись в поте лица, и всё тебе будет. Кто работает, тот не мёрзнет». Окно закрывается, и слышен хорошо поставленный голос Татьяны: «Ребята! Прекращаем игры! Сейчас будет подан десерт!»
.....
Читает «наш» народ мало, отмечает Толстая. Я не знаю, какой народ читает больше нашего. Может, Толстая в своих скитаниях такой народ встречала. Гоголя, например, согласно Толстой, «наш» народ «в упор не видит, — должно быть, оттого, что сам является его персонажем» (эссе «Художник может обидеть каждого»). Спустя сто страниц цитируемой книги Толстой «наш» народ «превратился в персонажа Зощенко»(эссе «Bonjour, moujik!»)
Таким вот и видится Толстой «наш» народ поныне — являет он собой нечто уродливое, сварливое и ленивое. Николай Васильевич начал его портрет рисовать, Михаил Михайлович закончил. На самом деле, и Гоголь, и Зощенко о своём народе были явно иного мнения, чем Толстая. Да и не только они.
Народных представителей, описанных Львом Толстым или дедушкой Татьяны Алексеем Толстым, писательница никогда не видела. Если встретит Татьяна русского человека, у него либо глаза гноятся, либо весь бородавками зарос. "Это ничаво", говорит человек, и как краб отползает в сторону. Барыня идёт!
Сама Татьяна является персонажем то ли Гоголя, то ли Чехова. Где-то у классиков прошуршала платьем эта надменная дама с поджатыми губами, измученная не то изжогой, не то желудочными коликами, дала пощёчину подвернувшейся дворовой девке… Такой и запомнилась. А теперь вот всплыла в тёмной проруби. Уму-разуму учит тёмный люд, грязную сарынь.
Сарынь серьёзно провинилась перед Толстой в 1917 году, когда самой писательницы и не было ещё. Согласно Толстой, революция — непростительный народный грех. До сих пор "наш" народ кнута за "учинённыя непотребства" просит, вырывается где-то у барыни. Я не буду пытаться обелить большевиков 20-х гг.: много зверья водилось среди "интернационалистов"; время было дикое и кровавое. Автор этого материала ратует лишь за историческую справедливость.
Представления Татьяны Толстой о дореволюционной эпохе, как о "золотом веке" (так называется одно из эссе писательницы), кажутся мне малообоснованными, надуманными, литературными.
Вот так начинается вышеупомянутое эссе "Золотой век": "Всем русским известна знаменитая ленинская фраза: "Каждая кухарка должна уметь управлять государством". Интересно, что он, ни разу в жизни не сваривший себе крутого яйца, мог знать о кухарках?.."
Здесь Толстая совершает подлог, поскольку приведённых ею слов Ленин никогда не произносил. В работе "Удержат ли большевики государственную власть?" он писал: "Мы не утописты. Мы знаем, что любой чернорабочий и любая кухарка не способны сейчас же вступить в управление государством". Смысл несколько иной, согласитесь? Ленин не говорит, что — "должна". Напротив, он говорит — "неспособна". Заметьте, что цитирование Толстая предваряет снобистским: "всем русским известна… фраза…" Подобных ляпов у Толстой немало.
"А между тем в России была женщина, — продолжает Толстая, — чьему умению управлять своим маленьким государством Ленин мог бы позавидовать".
Далее Толстая подробно описывает таланты некоей Елены Молоховец. составительницы кулинарных книг. Попутно Толстая замечает, что "сам стиль жизни, воспринимаемый Молоховец как нечто само собой разумеющееся, давно канул в прошлое…", что перечисляемые кулинаром рецепты и советы (сытный завтрак, обед из четырёх роскошных блюд и т. д.) были "рассчитаны на семью с обыкновенным аппетитом, среднего достатка". Пафос статьи, состоящей из перечислений изысканных блюд, прост — вот-де, как жили люди в старое время, да большевики пришли, отняли балык и устрицы у простого люда "со средним достатком".
Это похвально, что Татьяна, милая душою, изучает историю рубежа 19-20 веков по кулинарным книгам. Мало того, она уверяет читателя, что и русские классики, в числе которых и Чехов, и Щедрин, достойно описывали те сытные годы, тот "золотой век". Оторопь берёт меня, читатель. А может быть, Толстая не читала русскую классику? Страшно поверить. Возьмём упомянутого ею Чехова, который, согласно Татьяне, "самозабвенно" описывал "поглощение еды", процесс, "буквально переходящий в оргию". Цитирую: "Николай, войдя в избу, увидел… с какою жадностью старик и бабы ели чёрный хлеб, макая его в воду… По случаю гостей поставили самовар. От чая пахло рыбой, сахар был обгрызанный и серый, по хлебу и посуде сновали тараканы; было противно пить…". "И, вероятно, какая была бы прекрасная жизнь на этом свете, если бы не нужда, ужасная, безысходная нужда, от которой нигде не спрячешься!" — восклицает герой Чехова ниже. Повесть "Мужики" читали?
Упоминает Толстая и о "бесчисленных мемуаристах", которые отмечали в своих трудах сытность российского стола. Приведу цитату лишь из одного мемуариста. А. Н. Энгельгардт, "Письма из деревни": "Наш мужик-эемледелец ест самый плохой пшеничный хлеб с костерём, хлебает пустые серые щи, считает роскошью гречневую кашу с конопляным маслом, об яблочных пирогах и понятия не имеет…".
И не ведая о вышепроцитированном, в пастельных тонах описывает Толстая российское житие накануне революции: "… и нива колосилась, и трудолюбивый пахарь преумножал добро, и купец торговал мануфактурой и баранками, и Фаберже нёс яички не простые, а золотые, и воин воевал, и дворник подметал, и инженер в фуражке со скрещёнными молоточками строго и с достоинством всматривался в будущий прогресс… А русский чай был так хорош, что его подделывали завистливые иностранцы. Смотришь старые фотографии: боже! Богатство-то какое!"
Вот видите, к кулинарной книге еще и фотографии прибавились. Полный набор непредвзятого историка. Нет, никто не хочет оболгать дореволюционную Россию, — она действительно развивалась. Только не надо забывать, что если в начале царствования Николая II иностранцы контролировали 20-30% капитала в России, то к 1917 году — около 90%. За время царствования последнего царя Россия прочно засела в долговую яму — государственный долг России с 8,8 млрд. рублей в 1913 г. увеличился до 50 млрд. в 1917 г. Это был тупик, из которого необходимо было выбираться, — речь шла о независимости России, ни больше ни меньше.
Толстая беспрестанно произносит трескучие фразы, которые, по сути, совершенно бессмысленны, не имеют никаких логических обоснований, кроме вопиющей неприязни писательницы ко всему, не вписывающемуся в каноны либерализма.
В 1917 г., согласно Толстой, народ "подталкиваемый под локоть Ильичом… разграбил.. раздраконил все, что еще на земле торчало". Не буду оспаривать, скажу только, памятуя об упомянутых Толстой инженерах, прогрессе и промышленности, что к Октябрьской революции в России было 4 тысячи промышленных предприятий — это в основном то, что Россия построила за полувековой срок "либеральных реформ и надежд". А спустя 20 лет в СССР было уже более 20 тысяч предприятий. Как писал столь милый сердцу Толстой Зощенко: "…и смывшая дёготь Русь из соломенной и деревянной стала железной. И нищая деревенская страна, перестроенная на новом коллективном основании, создала новое прекрасное хозяйство".
Подобного промышленного прорыва новое время не знает, прорыв этот беспрецедентен. Дореволюционной России подобные темпы и не снились. Собственно, на выстроенных в те годы (и позже) заводах и фабриках вот уже скоро 15 лет паразитирует и нынешняя либеральная Россия. Ничего своего она практически не создала, пока только уничтожила 12 тыс. предприятий.
***
Наверное, чаще всего в публицистике Толстая упоминает имя Ленина. Сразу хочется отметить, что автор этих строк не является ортодоксальным ленинцем. Портрет Ильича не висит над моим столом, сам факт соратничества Ленина с русофобствующими интернационалистами вроде Троцкого, весьма печален. Однако безосновательна и хамская тенденциозность суждений Толстой неприятна мне, как человеку, уважающему историю России.
Концентрат ненависти Толстой к Ленину — эссе "Крутые горки". Написано оно только затем, чтобы с выражением пересказать содержание фильма "Телец" Александра Сокурова. С необыкновенным наслаждением Толстая описывает, как Ленин не мог "надеть штаны", как он в фильме "корячится", "ползёт, как червь, как слизень", и так далее. Грешно, конечно, желать человеку зла — но я искренне хочу, чтобы Толстая испытала на себе то, что испытывает больной человек. Как она чувствовала бы себя, если бы ее (только на день! или на час! или на десять минут!) хватил удар, и она не смогла бы "надеть штаны", и остроумный неосокуров снял бы об этом фильм. О том, как муж Толстой ковыряется у писательницы в носу. И не менее остроумная писательница написала бы рецензию о том, как "корячилась" Толстая — "как слизень". Или как краб. Подобной низости не знала русская культура… Но русская ли это культура?
Не любит Толстая Ленина, это объяснимо. Много зла он сделал российскому барью. Толстая, правда, утверждает, что Ленин расстрелял "всех поэтов и провидцев". Можно ей ответить так: до 1924 года был расстрелян один поэт — Николай Гумилев, но и тот за участие в антигосударственном заговоре. Можно ответить иначе: возьми власть противники Ленина, они тоже бы не преминули пальнуть в Маяковского или в Багрицкого. Дедушка Татьяны — Алексей Толстой — утверждал в своё время, что и Горького "аристократы" расстреляли бы, если б добрались до него. Алексею Толстому, нам кажется, виднее было, как очевидцу тех времён. Но "своим" Толстая простила бы расстрел поэтов, нет сомнений. В 1993 г., когда "первый президент" под аплодисменты либералов расстреливал Белый дом, топтал восставшую красно-коричневую Москву — там были литераторы. Там были журналисты газеты "Завтра". Был Александр Проханов. Был Владимир Бондаренко. Был Эдуард Лимонов. Заплакала бы о них Татьяна Толстая, разорви их всех снарядом? — ведь погибли тогда во имя торжества либерализма свыше 2 тысяч человек. "Тёмное бормотание газеты "Завтра"… вскользь роняет в одной из своих статей Толстая. Для несведущих хотелось бы сказать, что в газете "Завтра" печатались не только вышеупомянутые Проханов и Бондаренко, но и Валентин Распутин, и Юрий Бондарев, историк Игорь Фроянов, академик, лауреат Нобелевской премии Жорес Алфёров, большинство современных философов.
Важно отметить, что буквально вся русская философия последних десятилетий носит исключительно антилиберальный характер. При этом философы как крайне правого плана, так и крайне левого сходятся именно в тотальном неприятии либерализма. В то время как философии либерализма в России нет вообще! Отсутствует. Ни одного хоть сколько-нибудь заметного имени.
Итак, с одной стороны, сравнимый лишь с ситуацией конца XIX века подъём философской мысли (и пересекающихся с философией социологии и историографии), знаменующийся появлением десятков трудов современных мыслителей — возьмём хотя бы «Русскую трагедию» Александра Зиновьева, «обеды и беды России»Вадима Кожинова, «Искушение глобализмом» Александра Панарина, «Дисциплинарный санаторий» Эдуарда Лимонова, «Заговор» Сергея Морозова, «Русскую вещь» Александра Дугина, работы Гейдара Джемаля, Сергея Кургиняна, Игоря Шафаревича, Сергея Кара-Мурзы. А с другой… что с другой? Рассыпчатый, усохший и мелкий, но навязываемый с телеэкрана и с каждого лотка «Изюм», на котором взращивают поверхностное, как лишай, молодое поколение. И ничего, кроме «Изюма»!
В то же время, крупнейшие мыслители современности в общественном восприятии являются выразителями некоей специфической, «узкой», «чрезмерно консервативной», в конечном счете, «ошибочной» точки зрения. Их имена либо замалчиваются, либо нарочито скандализируются. Возьму на себя смелость сказать, что подобная ситуация отражает тотальный кризис русского национального мировосприятия. В каком-то смысле, мы перепутали Моську и слона…
....
***
Имеет ли Толстая хоть какое-то представление о том, как складывался народный характер в нашей крестьянской стране? Она неустанно сетует, что русские «хотят работать, как в Монголии, а жить как в Леоне». Ну ладно, уговорила, русские не хотят работать, а Ленин не варил яиц, и даже не знал, кто их несёт. Но разве Толстая работала в Монголии? Спросите у нее, чем преимущественно занимаются жители этой страны? Она и не знает, клянусь вам. Просто преподавая литературу в американском колледже, она почему-то решила, что может судить о чём угодно, уничижительно отзываясь о целых странах. О «своей» в первую очередь.
До какой степени неприязни к народу надо дойти, чтобы написать о русских: «Верят в крик, но не верят в ум. Вообще, две вещи не всегда пользовались почётом на Руси — ум и труд, что сказывается и в фольклоре, в пословицах, в жизни». Я мог бы привести Толстой, явно имеющей о русском фольклоре самые смутные представления, , сотни пословиц и поговорок, воспевающих ум и труд. Но надо ли ей это? У нее уже есть своё мнение. В своё время Толстая заметила брезгливо: Всегда меня удивляла песня “Дубинушка “, которая уже начинается с презрения, словно со скривленными губами поётся: “Англичанин-мудрец, чтоб работе помочь, изобрёл за машиной машину, а наш русский мужик, коль работать невмочь, так затянет родную дубину”. Слушаешь и думаешь, почему же ты, голубчик, сам не изобретаешь за машиной машину?» (Прошу отметить это барственное — «голубчик»: «Что ты ноешь, мужик?» — «Хлеба хочу!» — «А ты работай лучше, голубчик!») Умные люди заметили Толстой, что процитированный ею текст сочинил не «народ», а такой же барин, как и она, не мешало бы писательнице знать об этом — филолог всё-таки.
Русский человек мечтает и желает уклониться от работы только потому, что он много веков работал так, как никакому немцу не снилось. Русские освоили огромную, в основном холодную и заснеженную часть суши, и моря вокруг этой суши, и ледники, и космос над страной, и три похода с Европы отразили, — подобных достижений ни один народ мира не имеет. Для любой нации хотя бы один подвиг из русской истории стал бы поводом для вечной чванливой гордости. Русские, скорее, стесняются своего величия и своего трудолюбия.

***
Сказанное выше о Толстой относится практически ко всем известным персонам либерального литературного бомонда — будь то Василий Аксенов или Юз Алешковский, Михаил Веллер или Георгий Владимов, Владимир Войнович или Даниил Гранин, браться Вайнеры или браться Стругацкие (по-моему, в каждой паре уже по брату умерло, вечная им память), Александр Гельман или Евгений Губерман, Михаил Жванецкий или Александр Кушнер, Эфраим Савела или Эдвард Радзинский и так далее, так далее, так далее.. Без сомнения, этот список могли бы пополнить покойные Юрий Левитанский, Сергей Довлатов, Булат Окуджава и Григорий Горин. В то же время собственно русские писатели, «левых» ли они взглядов придерживаются или «правых», явно не приемлют либерализм, буржуазная действительность им претит, чего никто из них и не скрывает. Возьмите любого известного русского писателя, — в так называемом «патриотическом лагере» и Михаил Алексеев, и Юрий Бондарев, и Леонид Бородин, и Василий Белов, и Борис Екимов, и Сергей Есин и Егор Исаев, И Юрий Кузнецов, и Станислав Куняев, и Владимир Личутин, и Альберт ЛИханов, и Евгений Лукин, и Юрий Мамлеев, и Юрий Поляков, и Валентин Распутин. Этот список могли бы пополнить покойные писатели Владимир Солоухин и Петр Проскурин, Дмитрий Балашов и Федор Абрамов, поэт Николай Тряпкин, раскаявшийся диссидент Владимир Максимов, последний гений двадцатого века Леонид Леонов, ну и, конечно же, Борис Примеров и Юлия Друнина — как известно, оба литератора покончили жизнь самоубийством после распада Союза: просто не вынесли беды, обрушившейся на Родину. В той или иной мере либерализм не приемлют и «правый» Александр Солженицын (самый древний классик), и аполитичный Виктор Пелевин (самый молодой классик). Думаю, о взглядах Проханова, Лимонова, Бондаренко и напоминать не стоит.
Отметим, что в любых правилах есть исключения. Всем известны либеральные взгляды некоторых литераторов русского происхождения, скажем, Анатолия Приставкина или Евгения Евтушенко. В то же время писатель Андрей Синявский (он известен и как Абрам Терц) был одним из немногих, кто решился дать гневную отповедь безжалостным либералам 93-го.
В числе либералов числятся литераторы и других национальностей, скажем, Фазиль Искандер или Чингиз Айтматов. В то же время откровенно антилиберальных взглядов придерживается Тимур Зульфикаров.
Еще более колоритный пример: возьмём классиков советской литературы — Виктора Астафьева и Анатолия Рыбакова. Первый — сибиряк, русский мужик; второй — еврей; оба честные солдаты Второй мировой. Первый в 93-м вместе со Львом Разгоном и Окуджавой призывал «раздавить гадину», истово ненавидел коммунистов, тяготел к западничеству. Второй расценил поведение Горбачева и Ельцина как предательство Родины, и остался верен идее социализма.
Другой пример — крайне либеральных взглядов придерживается модный ныне русский писатель Виктор Ерофеев. С другой стороны, блистательный Дмитрий Быков, никогда не скрывавший своей национальности, уже в начале 90-х предупреждал «своих» — еврейскую общественность, — что ей лучше устраниться от российской политики. Дмитрий Быков одним из первых понял очевидное: вечное диссидентство евреев рано или поздно вступит в противоречие с национальным самосознанием русских.
Однако, если говорить о тенденции, то все вышеперечисленные исключения, скорее, подтверждают правило. В целом оно сводится к следующему: российская литературная элита почти целиком состоит из представителей двух национальностей — русской и еврейской. Политические приоритеты двух национальных литературных групп разделены предельно чётко: одна национальная группа объединяет т. наз. патриотов, другая — либералов.
Я не буду искать философские или социальные причины такого положения вещей. Без сомнения, вечным торговцам и вечным странникам либерализм близок. Но основные причины, как мне кажется, здесь простые, человеческие, кровные. Русский народ для русскоязычных евреев не родной, его не слишком жалко. Согласитесь, что отца или жену соседа не так щемяще жалко, как своего отца и свою жену?
Таким образом, мы можем сказать, что либо Татьяна Толстая — чужак в семье русский писателей, либо она «своя» в среде русскоязычных евреев, в силу того, что исповедует общие с ними взгляды на жизнь. Остановимся на втором.
В эссе «Частная годовщина» Татьяна Толстая красочно описывает разгар «демократических» реформ, 91-й год, ее в то время зачем-то принесло в Россию (тогда ещё был СССР), причём вместе с семьёй. Тут как раз в стране и голод начался. Красочно описывает Толстая поиски пищи, которые никак не могли увенчаться успехом, и не читать бы вам этих строк (нечего было бы рецензировать), не приди однажды в семью Толстых добрый волшебник: «…вечером, — пишет Толстая, — позвонил в дверь человек из Еврейского общества и втолкнул ногами и руками огромный, по пояс, ящик гуманитарной помощи… Человек поздравил нас неизвестно с чем, извинился неизвестно почему и ушёл».
После чего Толстая и её семья долго смотрели волшебнику вслед — он на лифте вниз поехал.
Вот так. «Свете тихий души моей, приносящий продукты еврей…» — можно такую песню сочинить. Одинокий волшебник, совершенно случайно из всего дома выбравший квартиру Татьяны Толстой… А чего он к Проханову не пришёл? Чего не выбрал квартиру Бондаренко? Последнему, правда, в те же дни неизвестные повесили возле двери мешок с костями и пришпилили бумагу с надписью «Русская сволочь». Тоже, наверное, гуманитарная помощь?
Вообще советская эпоха для Толстой — чёрная дыра. Брезгливо глядя в черную дыру, Толстая различает 50 сортов компота от Елены Молоховец, яички Фаберже и больше ни черта. Чуть позже появляются «гноящиеся старухи», красные флаги и «дружные ребята» в бородавках и соплях. На остальное у Толстой аллергия. На собственного дедушку. На режиссера Эйзенштейна. На художника Петрова-Водкина. На полководца Жукова. Ещё она хорошо знает, что историк Лев Гумилёв дважды сидел, но книг его не читала. Ей это не интересно. Как ленивые и косные читатели выбирают книги только с картинками или с большим шрифтом, так же Толстая отбирает то, что близко ей по духу. Именно отсюда такая узость мировоззрения, отсюда такая, — в самом широком смысле, — пошлость суждений.


От Георгий
К self (13.04.2003 15:07:39)
Дата 13.04.2003 18:17:07

Хорошо, буду дублировать.

Но, между прочим, не во всем в статье согласен.
Например, про Рыбакова как защитника "социализма" как-то не очень верится.
Но, может, я не в курсе.
Про то, что у нас нет философов-"либералов" - по-моему, тоже неправда. А
Ахиезер и пр.?

Но больше всего меня удивило то, что об Айтматове в оригинале писалось как о
покойном. Я это просто-напросто вычеркнул.
Кстати, интернет я делю с одной киргизской семьей. Давними знакомыми.
Там три девушки (две сестры и кузина) - сестер я знал, когда младшая еще в
школу не ходила, с 1994 года, наверное.
Так вот, об Айтматове иронически отзываются. Говорят, ударился в какие-то
космогонические штуки.
От Игорь
К Георгий (13.04.2003 18:17:07)
Дата 16.04.2003 18:01:13

Главное "достижение" Ахиезера, как и у всех либералов почему-то в советском прош

лом

>Но, между прочим, не во всем в статье согласен.
>Например, про Рыбакова как защитника "социализма" как-то не очень верится.
>Но, может, я не в курсе.
>Про то, что у нас нет философов-"либералов" - по-моему, тоже неправда. А
>Ахиезер и пр.?

Его главный труд "Критика исторического опыта России" написан еще при советской власти. Кстати, там есть много верных наблюдений.
От self
К Георгий (13.04.2003 18:17:07)
Дата 13.04.2003 21:02:00

Re: Хорошо, буду...


Георгий пишет в сообщении:91740@kmf...

> Re: Хорошо, буду дублировать.

дублировать нужно, когда ссылок несколько, они разбросаны по номерам и не имеют ссылок на
последующие части, и при этом объём небольшой (не больше 20-30 кил)

> Но, между прочим, не во всем в статье согласен.

перед цитированием/копированием можете делать свои примечания.

> Но больше всего меня удивило то, что об Айтматове в оригинале писалось как о
> покойном. Я это просто-напросто вычеркнул.

а вот этого не стоит делать - вычёркивать-цензурировать - это вносит искажения в восприятие
позиции автора материала.
От NAC
К Георгий (12.04.2003 21:20:06)
Дата 12.04.2003 21:45:43

Re: "День литературы". Босой оборвыш долго смотрит, разинув рот

Здравствуйте,
очень понравился Ваш "День литературы".
Большое спасибо.
От Георгий
К NAC (12.04.2003 21:45:43)
Дата 12.04.2003 22:12:14

Это не мой "День", а статья в газете %-))))


> Здравствуйте,
> очень понравился Ваш "День литературы".
> Большое спасибо.

Просто у них на сайте обновляется с большим опозданием.