Как мы помним из школьной программы, в самом начале «Слова о полку Игореве» его неизвестный автор заявляет: «Начати же ся той песни по былинам сего времени, а не по змышлению Бояню», предупреждая таким образом, что повествование будет строиться не на вымыслах, а на фактах. Увы, сегодня многие работы, посвященные недавнему прошлому нашей страны, выдержаны в прямо противоположном духе. Вместо анализа конкретно-исторической обстановки их авторы обличают руководителей советского государства в несоблюдении прав человека и других подобных смертных грехах.
Чтобы не уподобляться нынешним «боянам» – певцам «общечеловеческих ценностей», давайте рассмотрим, что же представляла собой Польша в период между двумя мировыми войнами и как строились ее отношения с Советским Союзом.
Противник номер один
Сейчас, в разгар торжества либерализма, принято считать, будто демократический способ правления – наилучший из возможных. Из этой аксиомы естественным образом вытекает, что страны, которые ввели у себя демократию – прогрессивный авангард человечества, в то время как авторитарные режимы – удел варваров и дикарей, вроде русских. Неудивительно, что по версии официальной польской историографии, воссозданная в 1918 году независимая Польша была демократией чистейшей воды. Ну, может быть, с некоторыми национальными особенностями. Однако реальность существенно отличается от этой картины.
12 мая 1926 года удалившийся от дел бывший «начальник польского государства» Юзеф Пилсудский устроил военный переворот. В ходе трехдневных боев на улицах Варшавы, обошедшихся в 1300 убитых, сопротивление правительственных войск было сломлено. 14 мая президент Станислав Войцеховский и премьер-министр Винсент Витош подали в отставку.
Следует сказать, что установленный режим сохранял все формальные демократические признаки. Проводились парламентские выборы, существовала легальная оппозиция. Более того, когда 31 мая 1926 года Сейм избрал Пилсудского президентом Польши, тот демонстративно отказался. С октября 1926 по июнь 1928 года и с августа по декабрь 1930 года первый польский маршал занимал должность премьер-министра, в остальное же время довольствовался постами военного министра и генерального инспектора вооруженных сил. Тем не менее, вплоть до своей смерти, последовавшей 25 мая 1935 года, Пилсудский являлся полновластным правителем страны, периодически убедительно демонстрируя, «кто в доме хозяин». Например, 30 августа 1930 года он распустил Сейм, после чего 70 оппозиционных депутатов были арестованы и приговорены к тюремному заключению.
После смерти Пилсудского должность генерального инспектора польских вооруженных сил в придачу с титулом «верховного вождя» польского государства унаследовал его сподвижник Эдвард Рыдз-Смиглы. Впрочем, не имея столь выдающихся заслуг, как предшественник, новый диктатор Польши не обладал и такой полнотой власти.
Основным лозунгом правления Пилсудского была «санация» (т.е. оздоровление), подразумевавшая борьбу с коррупцией, наведение порядка в экономике и прочие подобные меры, поэтому его режим часто называют «санационным». Составной частью этой политики была «пацификация» (т.е. умиротворение) – усмирение национальных окраин, в первую очередь украинских и белорусских земель. Надо сказать, что если в последнем поляки весьма преуспели, закрывая украинские и белорусские школы и уничтожая православные церкви, то вот поднять экономику оказалось далеко не так просто. Вплоть до своего бесславного конца в сентябре 1939 года независимая Польша так и не смогла достичь уровня промышленного производства, существовавшего на входивших в нее территориях в 1913 году.
Что же касается польской внешней политики, то она отличалась упорным и последовательным антисоветизмом. Задавшись целью бороться с СССР любыми средствами, руководство Польши развернуло активную дипломатическую работу в этом направлении.
Еще 3 марта 1921 года был подписан имевший четкую антисоветскую направленность польско-румынский договор о взаимопомощи. Он предусматривал: взаимную военную поддержку сторон в случае войны одного из участников договора с Советской Россией (статья 1); координацию их политики во взаимоотношениях с Советской Россией (ст.2); заключение польско-румынской военной конвенции (ст.3); обязательство не вести переговоров о сепаратном мире в случае войны с Советской Россией (ст.4). 26 марта 1926 года этот договор был продлен на следующие пять лет, затем он аналогичным образом продлевался в 1931 и 1936 годах.
17 марта 1922 года был заключен Варшавский договор между Польшей, Финляндией, Эстонией и Латвией, согласно которому участники должны были консультироваться в случае советского «неспровоцированного нападения». Руководствуясь этим договором, генеральные штабы стран-участниц разработали несколько планов совместных военных операций против СССР.
Что касается Англии и Франции, то, пользуясь их покровительством, Польша подзуживала своих старших партнеров на антисоветские акции. Когда 27 мая 1927 года Англия разорвала дипломатические отношения с СССР, польское руководство одобрило этот шаг, посетовав, что не может последовать английскому примеру, поскольку имеет слишком протяженную границу с Советским Союзом. Однако сразу же после этого последовала серия терактов против советских дипломатов в Варшаве. 7 июня 1927 года молодой русский эмигрант Борис Коверда застрелил на вокзале советского полпреда Петра Войкова. 2 сентября того же года другой эмигрант, П.Трайкович, покушался на советского дипкурьера Шлессера, но был застрелен напарником последнего И.Гусевым. 4 мая 1928 года было совершено покушение на советского торгпреда А.С.Лизарева.
С приходом Гитлера к власти началось активное польско-германское сближение. Так, Польша добровольно взяла на себя защиту германских интересов в Лиге наций после демонстративного выхода оттуда Германии 14 октября 1933 года. С трибуны Лиги наций польские дипломаты оправдывали наглые нарушения Гитлером Версальского и Локарнского договоров, будь то введение в Германии всеобщей воинской повинности, отмена военных ограничений или вступление в 1936 году гитлеровских войск в демилитаризованную Рейнскую зону. 26 января 1934 года Германия и Польша подписали договор о ненападении сроком на 10 лет.
Сохранялись особые отношения Польши с Японией, заложенные еще в годы русско-японской войны, когда польский революционер Пилсудский сотрудничал с японской разведкой. Когда осенью 1938 года Лига наций приняла резолюцию о введении санкций против Японии в связи с расширением японской агрессии против Китая, 4 октября польский посол в Токио граф Ромер первым из иностранных представителей сообщил японскому правительству, что Польша не будет выполнять эту резолюцию.
Являясь, таким образом, непременным участником всевозможных антисоветских коалиций и ведя непосредственные враждебно-провокационные действия против нашей страны, тогдашняя Польша по праву рассматривалась в Советском Союзе как вероятный противник №1.
Птенцы Дзержинского
Длительное промывание мозгов, как правило, дает результаты. Не пропали даром и многолетние усилия обличителей тоталитарного режима. Благодаря их стараниям сегодня в общественном сознании нашей страны сложилось извращенное представление о недавнем прошлом. Например, считается само собой разумеющимся, что все «жертвы сталинских репрессий» невиновны.
Когда в произведениях Куприна или Пикуля встречается упоминание о массовом японском шпионаже в годы русско-японской войны, у читателей это не вызывает каких-либо сомнений. Однако стоит лишь завести речь о сталинской эпохе, как здравый смысл куда-то исчезает. Любые слова о том, что тот или иной персонаж был японским или, к примеру, польским шпионом, вызывают глумливое хихиканье, воспринимаются как нечто абсурдное и в принципе невозможное, все равно что обнаружить вошь в шевелюре потомственного интеллигента.
Вырисовывается интересная картина. В середине 1930-х годов, почуяв приближение новой мировой войны, резко активизируются спецслужбы великих и малых держав. Повсюду снуют «рыцари плаща и кинжала», вербуется агентура, спешно сколачиваются «пятые колонны». И лишь Советский Союз остается заповедным оазисом, территорией, на которую нога иностранного шпиона не может ступить в принципе. Ни одна разведка мира даже не пытается вербовать выезжающих в СССР коммунистов-политэмигрантов. А уж о «коренных» советских гражданах и говорить не приходится – самые недовольные из них и в кошмарном сне не изменят Родине.
Вы думаете, я утрирую? Да ничуть! Вот что заявил, к примеру, известный защитник прав чеченских бандитов С.А.Ковалев в интервью «Радио России» 26 октября 1998 года:
«И вообще в Советском Союзе никогда не было политических заключенных, посаженных за террор, например, или за реальные преступления. Это были либо жертвы жребия, как это было в сталинские времена, либо узники совести: люди, не нарушавшие закона, а осуществляющие свои действия совершенно легально, законным способом, но осужденные властью».
Вот так. Не было в СССР ни шпионов, ни диверсантов, ни вредителей, а были лишь невинные «жертвы жребия». Или узники совести, которых правильнее называть «узниками без совести». И в самом деле, откуда в Советском Союзе взяться шпиону? Это в царской России шпионаж мог иметь место. Но стоило лишь утвердиться власти большевиков – и та же японская агентура вымерла естественным путем, как тараканы на морозе. Несмотря на то, что для Японии СССР оставался потенциальным противником.
Польский военный атташе в Париже, будущий министр иностранных дел Польши Юзеф Бек, был арестован французскими властями за шпионаж и признан персоной нон грата? Ну и что? Ведь понятно же, что польская разведка могла работать лишь против дружественной Франции, а не против врага №1 в лице СССР.
Впрочем, если верить либеральной общественности, избавившись от коммунизма, Россия тем не менее, по-прежнему сохраняет загадочный иммунитет к иностранному шпионажу. В нынешней РФ тоже в принципе не может быть шпионов. А те, кто кажутся таковыми, на самом деле правозащитники, борцы за экологию или, на худой конец, честные западные бизнесмены.
Однако, как сказал в свое время товарищ Сталин:
«Не вернее ли будет, с точки зрения марксизма, предположить, что в тылы Советского Союза буржуазные государства должны засылать вдвое и втрое больше вредителей, шпионов, диверсантов и убийц, чем в тылы любого буржуазного государства? Не ясно ли, что пока существует капиталистическое окружение, будут существовать у нас вредители, шпионы, диверсанты и убийцы, засылаемые в наши тылы агентами иностранных государств?«
Согласитесь, что это альтернативное мнение действительно выглядит более верным, причем не только «с точки зрения марксизма», но и с точки зрения обычного здравого смысла.
Мне могут возразить, что все (или почти все) осужденные за шпионаж в 1930-е годы сегодня реабилитированы и, таким образом, с юридической точки зрения невиновны. Но это говорит лишь об истинной цене хрущевских, а затем горбачевско-яковлевских «реабилитаций», носивших явно выраженный заказной, политический характер. И как это ни абсурдно звучит, но часть «невинных жертв сталинского произвола» через некоторое время наверняка будет снова «репрессирована». Прецеденты уже есть. Так, 28 июня 2001 года Главная военная прокуратура РФ отменила решение о реабилитации бывшего командира воевавшего на стороне немцев 15-го казачьего корпуса генерал-лейтенант Гельмута фон Панвица, принятое ею же 23 апреля 1996 года.
Итак, если учесть горячую любовь, питаемую к нашей стране режимом пилсудчиков, наличие сети польской агентуры в Советском Союзе было столь же естественным, как и наличие блох у дворовой собаки. Однако существовал и дополнительный фактор, многократно усиливающий возможности польского шпионажа против СССР. Восходит он еще ко времени польско-советской войны. Тогда в тылу советских войск активно действовала агентурная сеть «Польской организации войсковой» (ПОВ). Не ограничиваясь сбором разведданных, ее участники взрывали мосты и железнодорожное полотно, пускали поезда под откос, портили линии связи, нападали на красноармейские части. Только в мае 1920 года польские диверсанты уничтожили около двадцати заводов и складов.
Польские агенты проникли в Чрезвычайную комиссию по снабжению Красной Армии, в Управление южных железных дорог, в другие штабы и военные учреждения. Так, командир красных инструкторских курсов Тригар по совместительству являлся руководителем нескольких польских партизанских отрядов в районе Минска – Борисова, а один из его помощников по партизанской линии Зенкевич служил в Минской ЧК. Своих людей поляки имели и в особых отделах 15-й и 16-й армий Западного фронта.
О размахе деятельности польской разведки свидетельствует количество арестованной органами ВЧК польской агентуры. Только в Киеве было арестовано около двухсот человек, среди них – тридцать руководящих работников ПОВ. В Одессе ликвидировали организацию ПОВ, насчитывавшую свыше ста человек и поддерживавшую связи с Врангелем и Румынией. Филиалы ПОВ были выявлены и уничтожены в Харькове, Житомире, Минске, Смоленске и других городах.
В июне 1920 года в Москве был арестован главный резидент польской разведки поручик Игнатий Добржинский. Чтобы убедить его сдать свою агентуру, Ф.Э.Дзержинский предложил такое условие: идейных пилсудчиков ВЧК судить не будет, а позволит им уехать в Польшу под честное слово прекратить разведывательную работу против большевиков.
В результате Добржинский начал давать показания. Для начала он уговорил явиться с повинной резидента в Петрограде В.Стецкевича. Затем Добржинский, переменивший фамилию на Сосновский, в составе специальной оперативно-чекистской группы Особого отдела ВЧК посетил Киев, Житомир, Харьков, Смоленск, Минск и ряд других городов, где было захвачено большое количество польских агентов. В свою очередь Дзержинский тоже выполнил обещание, и, с ведома Ленина, группа бывших идейных польских сотрудников была отпущена за границу.
Сам факт перевербовки агентуры противника не является чем-либо необычным в деятельности спецслужб. Однако дальше происходит нечто странное: Добржинский, а вместе с ним и ряд других бывших членов ПОВ, становятся кадровыми сотрудниками ВЧК.
В письме на имя Дзержинского, датированном ноябрем 1920 года, начальник Особого отдела Западного фронта Филипп Медведь с тревогой сообщал:
«От товарищей, приезжающих из Москвы, узнаю, что непосредственным помощником товарища Артузова является Добржинский … что Витковский (имеется в виду член ПОВ, капитан польской армии Виктор Мрачевский, он же Витковский – И.П.) – начальник спецотделения. Я знаю, что тов. Артузов им безгранично верит, что хорошо для частных, личных отношений, но когда их посвящают во все тайны работы, когда они работают в самом центре Особого отдела ВЧК, то это может иметь самые плохие последствия для нас…
Думали использовать их как орудие для раскрытия наших врагов в России, использовать их для разложения в рядах противника, а вышло наоборот – они становятся руководителями нашей работы благодаря тому, что к ним привыкли, сжились с ними«
(Зданович А.А. Свои и чужие – интриги разведки. М., 2002. С.223, 232-233).
Решительно возражал против назначения на должности в ВЧК бывших членов ПОВ и заместитель Артузова Роман Пиляр, который имел по этому поводу серьезное столкновение с Дзержинским, после чего был вынужден уехать в Верхнюю Силезию на подпольную партийную работу.
Однако все эти опасения были оставлены без внимания. 15 мая 1921 года Добржинский-Сосновский был награжден орденом Красного Знамени. По представлению Дзержинского его приняли в РКП(б). Вскоре он возглавил 6-е «белогвардейское» отделение в только что созданном Контрразведывательном отделе ГПУ. Сосновский принимал активное участие в операции «Синдикат-2» по захвату Бориса Савинкова и в других чекистских операциях, дослужился до звания комиссара госбезопасности 3-го ранга, был заместителем начальника Особого отдела ОГПУ. Делали карьеру в советских органах госбезопасности и его бывшие соратники по польской разведке.
История спецслужб знает примеры, когда тот или иной деятель, иногда довольно высокопоставленный, поступал на службу к бывшим противникам. Достаточно вспомнить знаменитого министра полиции Франции Жозефа Фуше, служившего и республике, и Наполеону, и Бурбонам. Или полковника Генерального штаба нацистской Германии Рейнхарда Гелена, принятого в 1945 году на службу американцами и ставшего основателем Федеральной службы разведки ФРГ. Но при этом непременно соблюдалось важное правило: должны были прекратить существование прежние хозяева, чтобы у единожды предавшего не возникало соблазна вернуться. Здесь же это условие не было выполнено. Вспомнив об оставшихся в Польше родственниках или разочаровавшись в идеях пролетарской революции, новоявленные чекисты имели все возможности «искупить вину» перед исторической родиной, вступив в сотрудничество с польской разведкой.
Трудно сказать, какими мотивами руководствовался Дзержинский, однако поместив внутрь ВЧК целую плеяду потенциальных предателей, он фактически заложил под собственное детище мину замедленного действия. Также трудно сказать, сколько из них стали реальными изменниками – следственные дела до сих пор засекречены, а верить на слово хрущевским и яковлевским реабилитаторам вряд ли стоит.
Как мы помним, едва появившись на свет, возрожденная независимая Польша принялась активно округлять свою территорию за счет соседей. Однако и в дальнейшем она периодически проверяла окружающие страны на прочность, пытаясь добиться каких-либо уступок.
В первую очередь это относилось к Литве, чья столица Вильно была бесцеремонно оккупирована поляками в октябре 1920 года. 15 марта 1923 года международное сообщество в лице конференции послов стран Антанты утвердило этот захват. Литва не признала это решение, однако единственное, что она могла сделать – это формально остаться в состоянии войны с Польшей.
Летом 1926 года и без того натянутые польско-литовские отношения резко обострились. Осенью 1927 года конфликт достиг кульминации. Не получив поддержки своих агрессивных планов со стороны Англии и Франции, Пилсудский пошел на попятный, заставив, тем не менее, Литву подписать 10 декабря 1927 года соглашение о прекращении состояния войны.
После присоединения 11-12 марта 1938 года Австрии к Германии Польша попыталась проделать то же самое с Литвой. 11 марта 1938 года на литовско-польской демаркационной линии был обнаружен труп польского солдата. 13 марта Польша возложила ответственность за это на литовские власти. Однако вечером 16 марта нарком иностранных дел СССР М.Литвинов пригласил к себе польского посла в Москве В.Гжибовского и заявил ему, что Советский Союз заинтересован в разрешении польско-литовского спора исключительно мирным путем. В итоге, не рискнув связываться с СССР, Польша ограничилась решением задачи-минимум – заставила Литву восстановить с ней дипломатические отношения.
Другой конфликтной точкой был Данциг, получивший согласно Версальскому договору статус вольного города. Однако особых вольностей Польша ему позволять не собиралась. Когда сенат города отказался продлить конвенцию о разрешении польскому флоту пользоваться данцигским портом как своим собственным, 15 июня 1932 года на рейд Данцига вошел польский эсминец «Вихер», имевший приказ открыть огонь в случае нападения или оскорбления польского флага. Руководство Данцига обратилось с жалобой в Лигу наций, которая осудила действия Польши.
Следующий инцидент произошел спустя восемь месяцев. 16 февраля 1933 года данцигский сенат принял решение о ликвидации специальной портовой полиции. В ответ в ночь на 6 марта там высадился польский десант. Однако жалоба Германии в Лигу наций заставила Польшу вновь отступить.
Не забывали пилсудчики и о проигранном в свое время территориальном споре с Чехословакией. Так, в марте 1934 года польская пресса развязала шумную кампанию в связи с 15-й годовщиной ввода чехословацких войск в Тешинскую область. Одновременно началось выселение граждан чехословацкого происхождения с территории Польши.
Чтобы добиться удовлетворения своих претензий, поляки решили вступить в союз с нацистской Германией, требовавшей от Праги передачи населенной немцами Судетской области. 14 января 1938 года Гитлер принял министра иностранных дел Польши Юзефа Бека. Эта аудиенция положила начало польско-германским консультациям по поводу Чехословакии.
В самый разгар судетского кризиса 21 сентября 1938 года Польша предъявила Чехословакии ультиматум о «возвращении» ей Тешинской области. 27 сентября последовало повторное требование. В стране нагнеталась античешская истерия. Был создан комитет по вербовке добровольцев в корпус вторжения. Организовывались вооруженные провокации: польский отряд перешел границу и вел двухчасовой бой на чехословацкой территории. В ночь на 26 сентября поляки совершили налет на станцию Фриштат. Польские самолеты ежедневно нарушали чехословацкую границу.
Свои действия поляки тесно координировали с немцами. Польские дипломаты в Лондоне и Париже настаивали на равном подходе к решению судетской и тешинской проблем, в то время как польские и немецкие военные договаривались о линии демаркации войск в случае вторжения в Чехословакию.
Как известно, Советский Союз готов был придти на помощь Праге, причем как против Германии, так и против Польши. 23 сентября было заявлено, что если польские войска вступят в Чехословакию, СССР денонсирует заключенный им с Польшей в 1932 году договор о ненападении. В ответ на польско-советской границе были организованы крупнейшие в истории возрожденного польского государства военные маневры, в которых участвовало 5 пехотных и 1 кавалерийская дивизии, 1 моторизованная бригада, а также авиация. Как и следовало ожидать, наступавшие с востока «красные» потерпели полное поражение от «синих». Маневры завершились грандиозным 7-часовым парадом в Луцке, который принимал лично «верховный вождь» маршал Рыдз-Смиглы.
29 сентября 1938 года было заключено печально известное Мюнхенское соглашение. Стремясь любой ценой «умиротворить» Гитлера, Англия и Франция цинично сдали ему своего союзника Чехословакию. А 30 сентября Варшава предъявила Праге новый ультиматум, требуя немедленного удовлетворения своих претензий. В результате 1 октября Чехословакия уступила Польше область, где проживало 80 тыс. поляков и 120 тыс. чехов. Однако главным приобретением был промышленный потенциал захваченной территории. Расположенные там предприятия давали в конце 1938 года почти 41% чугуна и почти 47% стали, производимых в Польше (Гришин Я.Я. Путь к катастрофе. Польско-чехословацкие отношения 1932-1939 гг. Казань, 1999. С.153).
Сегодня в Польше стараются забыть эту страницу своей истории. Так, авторы вышедшей в 1995 году в Варшаве книги «История Польши с древнейших времен до наших дней» А.Дыбковская, М.Жарын и Я.Жарын умудрились вообще не упомянуть об участии своей страны в разделе Чехословакии. Разумеется, можно ли возмущаться участием СССР в «четвертом разделе Польши», если станет известно, что у самих рыло в пуху? А столь шокирующая прогрессивную общественность фраза Молотова о Польше как уродливом порождении Версальского договора, оказывается, всего лишь калька с более раннего высказывания Пилсудского насчет «искусственно и уродливо созданной Чехословацкой республики».
Ну а тогда, в 1938 году, стыдиться никто не собирался. Наоборот, захват Тешинской области рассматривался как национальный триумф. Юзеф Бек был награжден орденом «Белого орла». Кроме того, благодарная польская интеллигенция поднесла ему звания почетного доктора Варшавского и Львовского университетов. Польская пропаганда захлебывалась от восторга. Так, 9 октября 1938 года «Газета Польска» писала: »…открытая перед нами дорога к державной, руководящей роли в нашей части Европы требует в ближайшее время огромных усилий и разрешения неимоверно трудных задач» (Гришин Я.Я. Путь к катастрофе. С.150).
Триумф несколько омрачало лишь то обстоятельство, что Польшу не пригласили присоединиться к четырем великим державам, подписавшим Мюнхенское соглашение, хотя она на это очень рассчитывала.
Пакт Молотова-Риббентропа
Все знают, что Вторая мировая война началась из-за отказа Варшавы удовлетворить германские претензии. Однако гораздо менее известно, что же именно хотел от Польши Гитлер. Оказывается, требования Германии были весьма умеренными: включить Данциг в состав Третьего Рейха, разрешить постройку экстерриториальных шоссейной и железной дорог, связывающих Восточную Пруссию с основной частью Германии и вступить в Антикоминтерновский пакт.
При всей негативности нашего отношения к Гитлеру первые два требования трудно назвать необоснованными. 90% населения Данцига было немецким и искренне желало воссоединения с исторической родиной. Вполне естественным было и требование насчет дороги, тем более, что на земли разделяющего две части Германии «польского коридора» при этом не покушались.
Что же касается вступления в Антикоминтерновский пакт, то формально не являясь его членом, Польша и так вела себя вполне подобающе, неизменно поддерживая государства «Оси» во всех их начинаниях, будь то захват Италией Эфиопии, гражданская война в Испании, нападение Японии на Китай, присоединение Австрии к Германии или расчленение Чехословакии.
Поэтому когда Германия 24 октября 1938 года предложила Польше урегулировать проблемы Данцига и «польского коридора», казалось, ничто не предвещает осложнений. Однако ответом неожиданно стал решительный отказ. Как и на последующие аналогичные германские предложения Собака была зарыта в том, что Польша неадекватно оценивала свои силы и возможности. Стремясь получить статус великой державы, он никоим образом не желала становиться младшим партнером Германии. 26 марта 1939 года Польша окончательно отказалась удовлетворить германские претензии. Потерявший терпение Гитлер 28 марта разорвал Пакт о ненападении с Варшавой и отдал приказ о подготовке к войне.
Тем временем не чувствующее серьезной опасности польское руководство занималось более актуальными делами. Например, вопросом приобретения африканских колоний. Да-да, не удивляйтесь – правящие круги Польши на полном серьезе рассчитывали добиться выделения для своей страны колониальных владений. Так, 12 января 1937 года, выступая в бюджетной комиссии Сейма, Юзеф Бек заявил, что для Польши большое значение имеют вопросы эмиграции населения и получения сырья и ее больше не может удовлетворять прежняя система решения колониальных вопросов. 18 апреля 1938 года был помпезно отмечен так называемый «день колоний», превращенный в шумную демонстрацию с требованием заморских колоний для Польши. Костелы посвящали требованию колоний специальные торжественные службы, а кинотеатры демонстрировали фильмы на колониальные темы. 10 февраля 1939 года генерал Соснковский, выступая в Гдыне по случаю спуска на воду новой подводной лодки «Орел», вновь подчеркнул необходимость предоставления Польше колониальных владений. А 11 марта была опубликована польская программа по колониальному вопросу. В ней было заявлено, что Польша, подобно другим великим европейским державам, должна иметь доступ к колониям.
По мере приближения войны с Германией кичливые ляхи все больше утрачивали представление о реальности. 18 августа 1939 года польский посол в Париже Ю.Лукасевич в беседе с министром иностранных дел Франции Ж.Бонне заносчиво заявил, что «не немцы, а поляки ворвутся вглубь Германии в первые же дни войны!» (Мельтюхов М.И. Советско-польские войны. Военно-политическое противостояние 1918-1939 гг. М., 2001. С.193).
Да, видимо недаром, когда Англия 31 марта 1939 года предоставила Польше гарантии помощи (в реальности оставшиеся на бумаге), известный американский журналист Ширер, изучавший реалии польской жизни в течение 30 лет, прокомментировал это так: «Вполне можно застраховать пороховой завод, если на нем соблюдаются правила безопасности, однако страховать завод, полный сумасшедших, немного опасно» (Фуллер Дж.Ф.Ч. Вторая мировая война 1939-1945 гг. Стратегический и тактический обзор. М., 1956).
Теперь самая пора поговорить о страшном преступлении против прогрессивного человечества – пресловутом пакте Молотова-Риббентропа, спровоцировавшем Вторую мировую войну, отдавшем Польшу на растерзание Гитлеру и т.д. и т.п. Если отбросить словесную шелуху, аргументация его обличителей сводится к двум пунктам: моральному и практическому. С этих точек зрения и рассмотрим советско-германский договор.
Хотя требования морали в международной политике неуместны, не могу не заметить, что ни сдавшие Гитлеру своего союзника Чехословакию «западные демократии», ни Польша, только что участвовавшая в ее разделе, не имеют никакого права осуждающе тыкать в нас пальцем. Да и кого, собственно, должен был спасать СССР? Польшу, которая не только не желала советской помощи, но вплоть до последнего момента продолжала замышлять пакости против нашей страны.
Так, в датированном декабрем 1938 года докладе 2-го (разведывательного) отдела главного штаба Войска Польского подчеркивалось:
«Расчленение России лежит в основе польской политики на Востоке… Поэтому наша возможная позиция будет сводиться к следующей формуле: кто будет принимать участие в разделе. Польша не должна остаться пассивной в этот замечательный исторический момент. Задача состоит в том, чтобы заблаговременно хорошо подготовиться физически и духовно… Главная цель – ослабление и разгром России»
(Z dziejow stosunkow polsko-radzieckich. Studia i materialy. T.III. Warszawa, 1968. S.262, 287).
А вот выдержка из состоявшейся 28 декабря 1938 года беседы советника посольства Германии в Польше Р.Шелии с только что назначенным посланником Польши в Иране Я.Каршо-Седлевским:
«Политическая перспектива для европейского Востока ясна. Через несколько лет Германия будет воевать с Советским Союзом, а Польша поддержит, добровольно или вынужденно, в этой войне Германию. Для Польши лучше до конфликта совершенно определенно стать на сторону Германии, так как территориальные интересы Польши на западе и политические цели Польши на востоке, прежде всего на Украине, могут быть обеспечены лишь путем заранее достигнутого польско-германского соглашения. Он, Каршо-Седлевский, подчинит свою деятельность в качестве польского посланника в Тегеране осуществлению этой великой восточной концепции, так как необходимо в конце концов убедить и побудить также персов и афганцев играть активную роль в будущей войне против Советов. Выполнению этой задачи он посвятит свою деятельность в течение будущих лет в Тегеране» (Год кризиса, 1938-1939: Документы и материалы. Т.1. 29 сентября 1938 г. – 31 мая 1939 г. М., 1990. С.162).
Из записи беседы министра иностранных дел Германии И.Риббентропа с министром иностранных дел Польши Ю.Беком, состоявшейся 26 января 1939 года в Варшаве:
«Г-н Бек не скрывал, что Польша претендует на Советскую Украину и на выход к Черному морю» (Там же. С.195).
Теперь рассмотрим вопрос о практической целесообразности действий Сталина. К концу 1930-х годов стало очевидно, что мировая война в любом случае состоится. При этом ее потенциальные участники делились на три группы: во-первых, Англия, Франция и в перспективе США; во-вторых, Германия с союзниками; в-третьих СССР. Отсюда следовало, что в грядущей войне двое будут бить третьего, и этому третьему придется несладко. Кроме того, пример, продемонстрированный США в Первую мировую войну, наглядно показал, что тот, кто вступит в схватку позже других, получит все преимущества.
И Гитлер, и большинство руководителей «западных демократий» надеялись, что они будут совместно воевать против СССР. Это было достаточно очевидно и другим. Когда 30 сентября 1938 года на заседании чехословацкого совета министров обсуждался вопрос, подчиняться ли принятым в Мюнхене решениям, главный аргумент в пользу капитуляции выглядел так:
«Если Чехословакия сегодня будет сопротивляться и из-за этого произойдет война, то она сразу превратится в войну СССР со всей Европой» (Документы внешней политики СССР. Т.XXI. М., 1977. С.554).
И тут Сталин заключает пакт о ненападении. Это был, без преувеличения, гениальный дипломатический ход. В результате вместо того, чтобы блокироваться против СССР, Германия и Англия с Францией начали войну между собой. Это означало, что во-первых, Советскому Союзу не придется воевать с теми и другими одновременно, а во-вторых, СССР получил возможность вступить в войну позже других участников, да еще и имея при этом некоторую свободу выбора – на чьей стороне выступить.
На это и рассчитывал Сталин, откровенно заявивший в состоявшейся 7 сентября 1939 года беседе с руководством Коминтерна:
«Война идет между двумя группами капиталистических стран … за передел мира, за господство над миром! Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга… Мы можем маневрировать, подталкивать одну сторону против другой, чтобы лучше разодрались» (Мельтюхов М.И. Советско-польские войны. Военно-политическое противостояние 1918-1939 гг. М., 2001. С.278).
Таким образом, можно смело сказать, что заключив 19 августа 1939 года советско-германское экономическое соглашение, а 23 августа – пакт Молотова-Риббентропа, СССР уже тогда выиграл вторую мировую войну на «дипломатическом фронте». Именно этого и не могут простить Сталину ненавидящие свою страну и пресмыкающиеся перед Западом доморощенные российские либералы.
К сожалению, воплотиться в жизнь в полной мере советским планам было не суждено. На основе опыта Первой мировой войны ожидалось, что обе воюющие стороны измотают друг друга в длительной позиционной борьбе. Мог ли кто предположить, что западные державы будут столь легко разгромлены и в руках у Гитлера окажутся ресурсы почти всей Европы. Однако даже с учетом этого обстоятельства советско-германское соглашение все равно оставалось наилучшим возможным ходом в сложившейся к августу 1939 года ситуации.