От Сысой
К All
Дата 05.09.2002 19:35:00
Рубрики История; Идеология; Семинар; Тексты;

Грамши и грмашиана

Здравствуйте!

Отсканирована и вычитана книга Антонио Грамши «Искусство и политика» в двух томах. Содержание книги представлено в отдельном сообщении (см. ниже). Сканировались не все главы, причины пропуска указаны в том же постинге. В основном структура книги сохранена, комментарии слеуют после каждой главы, а не в конце книги, как в бумажном варианте. Файл формата .doc зазипован и размещен в копилке:
http://vif2ne.ru/nvz/forum/files/Sysoj/Gramcsi.zip

Данная ветка будет посвящена работам Грамши и также самому Антонио. Просьба добавлять свои постинги в нити по соответствующей теме. Они могут включать отрывки из его работ, сами работы, ссылки на работы, обзоры творчества Грамши, его биографию, ссылки на сетевые ресурсы по теме на русском и иностранных языках.
Базара не разводить. Для обсуждения конкретных вещей и положений открывайте свои нити. Хочется сохранить эту ветку чистой для простоты ориентации в материале.

С уважением

От self
К Сысой (05.09.2002 19:35:00)
Дата 12.09.2002 22:45:27

Много материала...

... я вижу, Вы выложили. Может имеет смысл как-то "причесать" его? У меня вроде бы есть возможность сделать электронный, интернет-вариант "причёски". Может на отдельную страницу выложить это?
Если это нужно - "нарисуйте" структуру: какие разделы, подразделы, какие в них работы, есть ли ссылки изнутри (при упоминании чего-либо, например, работ его же или других авторов, расширенной трактовки понятий, приведённых в сжатом виде и пр.) на существующие работы, пояснения и пр.
Это можно сделать (т.е. оформить) достаточно быстро при наличии исходных текстов в электронном варианте.
Тогда уже будет можно ссылаться (в "электронном" смысле) конкретно на ту или иную часть...

От Pout
К self (12.09.2002 22:45:27)
Дата 13.09.2002 16:03:35

К тому и идет

>... я вижу, Вы выложили. Может имеет смысл как-то "причесать" его? У меня вроде бы есть возможность сделать электронный, интернет-вариант "причёски". Может на отдельную страницу выложить это?

Это и является одной из целей. Создание прежде продуманной, хорошо"причесанной" страницы с кругом работ и их сопровождением. Тут можно сразу несколько зайцев подстрелить,но пока речь о приуготовлении к "отстрелу" . Основная база материалов -ТТ - специфичная.
Без приуготовления, комом выложенное,толку не даст.
Ветка потому и объявлена Практикумом,чтобы тренироваться доводить накопленное под структуру "расчески", до удобного массовому пользователю варианта. И для другого такого проекта пригодится. Уже больше полдороги пройдено. Спасибо Сысою.
>Если это нужно - "нарисуйте" структуру: какие разделы, подразделы, какие в них работы, есть ли ссылки изнутри (при упоминании чего-либо, например, работ его же или других авторов, расширенной трактовки понятий, приведённых в сжатом виде и пр.) на существующие работы, пояснения и пр.

Постараюсь если смогу довести до схемы по пунктам и цифрам.
Если Вы уже хотите приступать к делу, стоит начать с нарезки текста ТТ по принципам,описанным тут
http://vif2ne.ru/nvz/forum/0/co/68759.htm

Единица дробления текста - отрывок ТТ с заголовком. Отрывки объединяются в "книги". Самый важный и нужный набор отрывков - первый в скане. "Введение в философию", ВФ. Вот его (там 12 штук кажется плюс добавки )и можно брать за основу. Потом - АК и АБ.
И предисловие Долгова на первой странице.

>Это можно сделать (т.е. оформить) достаточно быстро при наличии исходных текстов в электронном варианте.

Книга (скан Сысоя) в очень хорошем формате в Копилке. Там все как надо выглядит(шрифты,примечания и пр.).
Берете начало книги - и вперед. Текст должен выглядеть не как плоский текст, там и разные шрифты,и там обязательных ссылок много.

>Тогда уже будет можно ссылаться (в "электронном" смысле) конкретно на ту или иную часть...

Единица членения, и для ссылки на него -повторю - отрывок ТТ с заголовком. Заголовок отрывка идет в хедер. Но только уж отрывок целиком,от и до.

Общий объем ТТ огромный,но нужных нам и пользователю "книг" не так уж много.
Где-то втрое больше того что уже есть.

Затем,будут отдельные разделы."Гегемония","Исследования" и др. В первый идет прежде всего Лестер и статья СГКМ, во второй - книга Григорьевой.
Дальше там посмотрим

успехов, если возьметесь

От self
К Pout (13.09.2002 16:03:35)
Дата 20.09.2002 17:27:35

я только техник...

>Постараюсь если смогу довести до схемы по пунктам и цифрам.
>Если Вы уже хотите приступать к делу, стоит начать с нарезки текста ТТ по принципам,описанным тут
>
http://vif2ne.ru/nvz/forum/0/co/68759.htm

к сожалению, я только могу помочь в технической части - оформить и выложить. Для причёсывания я не годен - надо владеть вопросом. Это уж только Вы с Сысоем можете граммотно сделать.

>Книга (скан Сысоя) в очень хорошем формате в Копилке. Там все как надо выглядит(шрифты,примечания и пр.).
>Берете начало книги - и вперед. Текст должен выглядеть не как плоский текст, там и разные шрифты,и там обязательных ссылок много.

всё это хорошо. но нужна структура. шрифты учтём. как выглядит дерево документа? например:
введение (папка)
вступительная статья (файл)
другая вступительная статья (файл)
перая часть (папка)
глава 1 (папка)
раздел 1 (файл)
.....
ссылки (папка)
файл ссылок (файл)
файл дополнений (файл)

и пр.

> Единица членения, и для ссылки на него -повторю - отрывок ТТ с заголовком. Заголовок отрывка идет в хедер. Но только уж отрывок целиком,от и до.

понятно. структура не скоро готова будет?

>успехов, если возьметесь

попробую.

От Pout
К Сысой (05.09.2002 19:35:00)
Дата 08.09.2002 22:10:03

Концепция гегемонии Грамши в работах С.Г.Кара-Мурзы

для знакомства с темой -статья в "Нашем современнике" - "Обездоленные в
СССР", или глава 4 параграф 2 "Манипуляции
сознанием". Учение о гегемонии Антонио Грамши.


http://www.ibmh.msk.su/vivovoco/VV/PAPERS/ECCE/TRUE.HTM


......
Мы имеем опыт крушения. На изломе видно все, что скрыто от глаз в
спокойное, стабильное время. Так в технике аварии и катастрофы -
важнейший источник принципиально нового знания. Для рассуждений о крахе
советского строя упорядочим некоторые понятия. Это лучше всего сделать,
следуя мысли Антонио Грамши.

УЧЕНИЕ О ГЕГЕМОНИИ АНТОНИО ГРАМШИ

Антонио Грамши, основатель и теоретик Итальянской коммунистической
партии, депутат парламента, был арестован фашистами в 1926 году,
заключен в тюрьму, освобожден совершенно больным по амнистии 1934 года и
умер в 1937 году. В начале 1929 года ему разрешили в тюрьме писать, и он
начал свой огромный труд "Тюремные тетради". Опубликован он был впервые
в Италии в 1948-1951 годах, в 1975 году вышло четырехтомное
научно-критическое издание с комментариями. С тех пор переиздания на
всех языках, кроме русского, следуют одно за другим, а исследовательская
литература, посвященная этому труду, необозрима - тысячи книг и статей.
На русском языке вышла примерно четверть "Тюремных тетрадей", а с начала
70-х годов, когда на всех парах пошла скрытая подготовка к перестройке,
на имя Грамши "бонзы" КПСС наложили запрет (хотя, судя по многим
признакам, сами идеологи перестройки работы Грамши усиленно изучали).

Поводом для изъятия Грамши из оборота служили его якобы глубокие
расхождения с Лениным. На деле причина, видимо, в том, что учение Грамши
было положено в основу всей грандиозной кампании по манипуляции
сознанием населения СССР для проведения "революции сверху".

"Тюремные тетради" были написаны Грамши не для печати, к тому же под
надзором тюремной цензуры. Читать их непросто, но усилиями большого
числа "грамшеведов" прояснен смысл почти всех материалов. В целом речь
идет о важном вкладе во многие разделы гуманитарного знания - философию
и политологию, антропологию (учение о человеке), культурологию и
педагогику. Этот вклад Грамши сделал, осмысляя опыт протестантской
Реформации, Французской революции, русской революции 1917 года - и
одновременно опыт фашизма. Он создавал таким образом новую теорию
государства и революции - для современного общества (альтернативу
ленинской теории, созданной для условий крестьянской России -
традиционного общества). Однако оказалось, что, работая ради победы
коммунизма, Грамши сделал множество открытий общенаучного значения.

Если сегодня открыть крупную западную научную базу данных на слово
"Грамши", то просто поражаешься, какой широкий диапазон общественных
явлений изучается сегодня с помощью теорий Грамши. Это и ход разжигания
национальных конфликтов, и тактика церковной верхушки в борьбе против
"теологии освобождения" в Никарагуа, и история спорта в США и его
влияние на массовое сознание, и особенности нынешней африканской
литературы, и эффективность тех или иных видов рекламы. Пожалуй, если
20-30 лет тому назад прагматическое западное обществоведение считало
обязательным использовать для анализа всех важных общественных процессов
методологию классического марксизма (конечно, наряду с другими), то
сегодня считается необходимым "прокатать" проблему в понятиях и
методологии Грамши.

Кстати, очень интересно выделение тех общественных проблем, в изучении
которых классический марксизм оказывается малопродуктивным, а марксизм
Грамши дает важные результаты (например, к классу таких проблем
относятся национальные конфликты).

Можно говорить о трагедии Грамши. Почти всё из его мыслей и
предупреждений, с которыми он обращался к товарищам ради того, чтобы
научиться мобилизовать здравый смысл людей, поднять массы трудящихся до
уровня интеллигенции - почти все было изучено и использовано противником
в противоположных целях. Для подавления здравого смысла, для принижения
человека, для эффективной манипуляции его сознанием, для усиления
гегемонии господствующего меньшинства. Вершиной этой "работы по Грамши"
была, конечно, перестройка в СССР.

Посмотрите, какая разница. Талантливый философ-коммунист в тюрьме,
истратив последние силы, создает для "своих" блестящую теорию, объясняя
городское общество. Виднейшие философы и идеологи буржуазии по крупицам
собрали все записки и тетради Грамши. Ежегодно ему посвящается больше
десятка диссертаций в США, регулярно собираются научные конференции. Но
советские коммунисты не желают этой теории даже слышать. Печально.

Один из ключевых разделов труда Грамши - учение о гегемонии. Это - часть
общей теории революции как слома государства и перехода к новому
социально-политическому порядку. Вот, кратко, суть учения, прямо
касающаяся нашей проблемы.

Согласно Грамши, власть господствующего класса держится не только на
насилии, но и на согласии. Овладения собственностью как экономической
основой власти недостаточно - господство собственников тем самым
автоматически не гарантируется, и стабильная власть не обеспечивается.

Грамши - не идеалист, он подчеркивает, что "гегемония, будучи
этико-политической, не может также не быть экономической". Но он уходит
от "экономического детерминизма" истмата, который делает упор на
отношениях собственности. Согласно Грамши, экономика -скелет общества, а
идеология - его "кожа". Он пишет: "Конечно, нельзя сказать, что в
человеческом теле кожа это всего лишь иллюзии, а скелет - единственная
реальность, хотя долгое время говорилось нечто подобное... Не из-за
скелета (в узком смысле) влюбляются в женщину, хотя понятно, насколько
скелет способствует грациозности движений и т. п."

Таким образом, государство, какой бы класс ни был господствующим, стоит
на двух китах - силе и согласии. Положение, при котором достигнут
достаточный уровень согласия, Грамши называет гегемонией. Гегемония - не
застывшее, однажды достигнутое состояние, а тонкий и динамичный,
непрерывный процесс. При этом "государство является гегемонией,
облеченной в броню принуждения". Иными словами, принуждение - лишь броня
гораздо более значительного содержания. Более того, гегемония
предполагает не просто согласие, но благожелательное (активное)
согласие, при котором граждане желают того, что требуется
господствующему классу. Грамши дает такое определение:

"Государство - это вся совокупность практической и теоретической
деятельности, посредством которой господствующий класс оправдывает и
удерживает свое господство, добиваясь при этом активного согласия
руководимых".

Понятно, что это - большое усложнение формулы Ленина, у которого
"государство - это машина для подавления одного класса другим" (или даже
отход от этой формулы).

Если главная сила государства и основа власти господствующего класса -
гегемония, то вопрос стабильности политического порядка и, напротив,
условия его слома (революции) сводится к вопросу о том, как достигается
или подрывается гегемония.

По Грамши, и установление, и подрыв гегемонии - "молекулярный" процесс.
Он протекает не как столкновение классовых сил (Грамши отрицал такие
механистические аналоги, которыми полон вульгарный исторический
материализм), а как невидимое, малыми порциями, изменение мнений и
настроений в сознании каждого человека. Гегемония опирается на
"культурное ядро" общества, которое включает в себя совокупность
представлений о мире и человеке, о добре и зле, прекрасном и
отвратительном, множество символов и образов, традиций и предрассудков,
знаний и опыта многих веков. Пока это ядро стабильно, в обществе имеется
"устойчивая коллективная воля", направленная на сохранение существующего
порядка. Подрыв этого "культурного ядра" и разрушение этой коллективной
воли - условие революции.

Речь идет не просто о политике, а о фундаментальном качестве
современного общества Запада. Это видно из того, что к близким выводам
совсем иным путем пришли и другие крупные мыслители. Американский
философ Дж. Узит, исследователь Хайдеггера, пишет: "К 1936 г. Хайдеггер
пришел - отчасти ввиду его политического опыта в условиях нацистской
Германии, отчасти как результат чтения работы Ницше, где, как мы легко
могли убедиться, выражены фактически Те же мысли, - к идее, которую
Антонио Грамши (почти в это же время, но исходя из иного опыта и рода
чтения) называл проблемой "гегемонии": а именно, как править неявно, с
помощью "подвижного равновесия" временных блоков различных доминирующих
социальных групп, используя "ненасильственное принуждение" (включая так
называемую массовую или народную культуру), так, чтобы манипулировать
подчиненными группами против их воли, но с их согласия, в интересах
крошечной части общества".

В советском строе возникло, на короткий исторический период, то, что
Грамши называл "освободительной гегемонией" (или "гегемонией здравого
смысла"). Не удержалась. Мы помним, какое длительное усилие создавала
идеологическая машина КПСС в ходе перестройки, прежде чем в сознании
"совка" было окончательно сломано культурное ядро советского общества и
установлена гегемония "приватизаторов". Вся эта "революция сверху" (по
терминологии Грамши "пассивная революция") была в точности
спроектирована в соответствии с учением о гегемонии и молекулярной
агрессии в культурное ядро. Советник Ельцина философ А. И. Ракитов
откровенно пишет в академическом журнале: "Трансформация российского
рынка в рынок современного капитализма требовала новой цивилизации,
новой общественной организации, а следовательно, и радикальных изменений
в ядре нашей культуры".

На что в культурном ядре надо прежде всего воздействовать для
установления (или подрыва) гегемонии? Вовсе не на теории противника,
говорит Грамши. Надо воздействовать на обыденное сознание -
повседневное, "маленькие" мысли среднего человека. За обыденное сознание
должны бороться как силы, защищающие свою гегемонию, так и революционные
силы. Та часть обыденного сознания, которую Грамши назвал "здравый
смысл" (стихийная философия трудящихся), открыта для восприятия идей
справедливости. Если же речь идет о буржуазии, стремящейся сохранить или
установить свою гегемонию, то ей важно этот здравый смысл нейтрализовать
или подавлять, внедряя в сознание фантастические мифы.

Самая эффективная гегемония идущей к власти буржуазии была установлена
во время Французской революции, когда быстро сложился тесный союз
капитала и интеллигенции. Под этим союзом лежала тесная связь и
буржуазии, и интеллигенции с немецкой Реформацией, породившей мощные
философские течения (как говорится, "Кант обезглавил Бога, а Робеспьер
короля"). Вообще, соединение протестантской Реформации с политической
моделью Французской революции Грамши считает теоретическим максимумом в
эффективности установления гегемонии.

Это - очень короткое и упрощенное изложение некоторых пунктов учения
Грамши. Думаю, уже из этого изложения видно, насколько плодотворной и
обширной является эта концепция. Грамши был одним из тех, кто заложил
основы нового обществоведения, преодолевшего истмат (в его и
марксистской, и либеральной версии). Недаром его имя называют в одном
ряду с именами М. Бахтина в культурологии, М. Фуко и других новаторов в
философии. Грамши-один из первых философов, которые почувствовали новую
научную картину мира и перенесли ее главный дух в науку об обществе.
Истмат зародился в культуре, имеющей истоком механическую картину мира
Ньютона, потому-то все его метафоры и аллегории механистичны, как
движение поршня в паровой машине. Как говорят, эта картина мира покоится
на "физике бытия". Иная картина мира стала складываться в нашем веке, в
ней были учтены те "аномалии", которые исключались из механической
картины - необратимость, нелинейность, флуктуации и цепные процессы,
самоорганизация. Это - "физика становления". Главный ее интерес
направлен на процессы перехода, изменения, катастроф.

Приведу несколько примеров тех общественных процессов, нынешнее изучение
которых показало, что они протекали в соответствии с учением Грамши о
гегемонии (в основном они взяты из американских диссертаций).

Пожалуй, самое крупное подтверждение верности теории Грамши - успешная
стратегия партии Индийский национальный конгресс по ненасильственному
освобождению Индии от колониальной зависимости. Множеством "малых дел и
слов" партия завоевала прочную культурную гегемонию в массе населения.
Колониальная администрация и проанглийская элита были бессильны что-либо
противопоставить - они утратили необходимый минимум согласия масс на
поддержание прежнего порядка.

Другая блестящая и сознательно разработанная "операция" - мирный переход
Испании после смерти Франко от тоталитарного и закрытого общества к
либеральной рыночной экономике, федеративному устройству и демократии
западного типа. Кризис гегемонии франкистской элиты был разрешен
посредством серии пактов с претендующей на гегемонию левой оппозицией. В
результате этих пактов и компромиссов левые были "приняты в элиту", а
франкисты сменили одиозную окраску и фразеологию, стали "демократами".
Левые же смогли "уговорить" массы потерпеть, отказаться от своих
социальных требований - правые этого бы не смогли.

Важное условие гегемонии в гражданском обществе - его стандартизация и
сегментация. Здесь требуется сохранять "атомизацию", индивидуализацию
людей, но в то же время соединять "сегменты" общества связями, не
приводящими к органическому единству - связями, безопасными для
гегемонии. Как показали исследования по методологии Грамши, эффективным
средством для этого стал в США спорт. Он порождал такие символы и
образы, которые связывали мягкими, ни к какому социальному единству не
ведущими связями самые разные сегменты общества - от негритянского дна
до буржуазной элиты. Спорт создавал особый срез общей массовой культуры
и обыденного сознания.

Наконец, совершенно в логике учения Грамши велся либеральной
интеллигенцией подрыв гегемонии социалистических сил в странах Восточной
Европы. В США сделаны, например, диссертации о роли театра в разрушении
культурного ядра этих стран - захватывающее чтение (сам Грамши в своей
теории также уделял большое место театру, особенно театру Луиджи
Пиранделло, который немало способствовал приходу к власти фашистов в
Италии)".

Сам Пиранделло тоже понимал эту роль театра. Он писал, что Муссолини -
"истинный человек театра, который выступает, как драматург и актер на
главной роли, в Театре Веков".

Так, рассмотрена работа известного в ГДР театра Хайнера Мюллера, который
в своих пьесах ставил целью "подрыв истории снизу". Это - типичный
пример явления, названного "антиинституциональный театр", то есть театр,
подгрызающий общественные институты. Согласно выводам исследования,
постановщики сознательно "искали трещины в монолите гегемонии и
стремились расширить эти трещины - в перспективе вплоть до конца
истории". Концом истории издавна было названо желаемое крушение
противостоящего Западу "советского блока". Такой театр мы видели и в
Москве.

И вот резюме: крушение советского строя мы можем рассматривать как
утрату культурной гегемонии над слишком большой частью народа. При этом
советское государство лишилось активного согласия со стороны граждан на
продолжение его власти. В этих словах применение силы и не могло спасти
дела. Да оно было и невозможно, поскольку офицерский корпус (военная
интеллигенция) чуть ли не одним из первых освободился от культурной
гегемонии советского проекта. Это -общее описание ситуации. Перейдем к
конкретным причинам.

....
==========

------------------------------------
Воспроизведено по тексту, опубликованному в журнале "Наш современник" (?
4, 1998 г.)
------------------------------------







От Pout
К Pout (08.09.2002 22:10:03)
Дата 08.09.2002 22:25:18

Применение концептов и методики Грамши С.Г.Кара-Мурзой ( дискуссии на Форуме)

указаны адреса начала дискуссий на Форуме
============

http://vif2ne.ru/nvz/forum/archive/15/15311.htm
....
Повторяю вопрос Сергею Георгиевичу - поясните пожалуйста, что Вы
имели в виду, говоря, что революция "нового поколения" будет без дубин и
калашниковых?


От C.КАРА-МУРЗА
Перестройка - революция?
------------------------------------------------------------------------
--------

Грамши дал теорию революции, где главное - подрыв легитимности режима. В
принципе, можно вообще без дубины. Параллельно копился эмпирический
опыт, который в эту теорию хорошо укладывается. Индия, ЮАР, Испания,
Филиппины, Чили (1990)и наша перестройка. Знечит, теоретически такая
доктрина не запрещена. Принимается для начала такое утверждение?


===============

http://vif2ne.ru/nvz/forum/archive/53/53616.htm


От C.КАРА-МУРЗА
Надо определить методологические подходы
------------------------------------------------------------------------
--------

Исторический, логический, структурный и др. Думаю, можно говорить о
завоевании гегемонии в рамках аппарата Грамши. Факт, что появилась
интеллигенция, занятая легитимацией уголовного взгляда на мир
(Высоцкий - один из таких, но их много). Это мировой процесс, но
Россия - уникальное сочетание условий для "своего" уголовника, а нас он
больше всего интересует.


=========
http://vif2ne.ru/nvz/forum/archive/32/32335.htm


От C.КАРА-МУРЗА
К Дмитрий Лебедев
Дата 03.01.2002 17:18:20
Рубрики Россия-СССР; Модернизация; Манипуляция; Катастрофа;

Могильщики, как и вирусы в организме, всегда есть в обществе
------------------------------------------------------------------------
--------

Проблема в том, что советское государство, несмотря на все
предупреждения, не укрепляло "систему иммунитета". Грамши говорил, что
гегемония - состояние динамическое, если она непрерывно не обновляется,
она утрачивается. После войны в СССР она не только не обновлялась, но
даже подрывалась самой номенклатурой. Значит, надо признать, что в этой
части советский строй был нежизнеспособен - при все его фундаментальных
достоинствах. И именно в этой части мы в нашем анализе нисколько не
продвинулись. "Просоветская" часть общества должна была создавать
структуры "квази-гражданского" общества, чтобы защищать строй снизу,
независимо от интересов номенклатуры. А это строительство - трудная
задача в условиях "традиционного" общества. Если мы ее не разработаем
теоретически, то никакой проект восстановления не будет убедительным.
Разработка теории таких структур для нынешнего времени и было бы ядром
той самой идеологией нац.-освободительной борьбы, о которой идет речь.
Но такие теории нельзя выдумать в кабинете, ведь надо исккать элементы
таких структур в сегоднящней жизни. IMHO такие структуры есть


========


От C.КАРА-МУРЗА

Методический вопрос
------------------------------------------------------------------------
--------

Когда я выкладывал тексты, было несколько серьезных нареканий из-за
того, что многие эпизоды повторяются, переходя из текста в текст, и
"своим" трудно читать. Это понятно. Но я исхожу из следующего. В каждом
тексте конкретный эпизод Х ставится в несколько иной контекст. Для меня
самого Х становится намного понятнее после того, как я его "прокатаю"
именно в разных контекстах. Думаю, и для читателя тоже. Более того, я
предполагаю, что смена эпизодов прерывает процесс понимания. Иными
словами, чтобы понять Божественный план мироздания, надо анатомировать и
анатомировать именно одну и ту же вошь, но по-разному. Хотя, конечно,
любопытнее брать то вошь, то тигра. Я к этой малоприятной для читателя
идее пришел сам, но потом нечто похожее, только умнее сказанное, прочел
у Грамши. Какие на этот счет будут мнения?

-----------


Обсуждался в ветках "Turn On..."
http://212.188.13.163:2009/nvz/forum/0/co/59745.htm


и "Оформлении структур"на Форуме также тезис СКМ о"новом историческом
блоке". Разъяснения этого термина у С.Г.Кара-Мурзы см. тут

http://www.situation-rus.narod.ru/books/articles/new-sov.html




======




От Сысой
К Сысой (05.09.2002 19:35:00)
Дата 06.09.2002 00:44:06

Модератору. Исправьте, пожалуйста, ошибку в названии нити... Упустил :-( (-)


От Администрация (И.Т.)
К Сысой (06.09.2002 00:44:06)
Дата 06.09.2002 20:54:02

Увы, технически невозможно

Программа фрума не позволяет.
Можно только стереть и поместить по новой, но уже не стоит - ветка разрослась.

От greg
К Сысой (05.09.2002 19:35:00)
Дата 05.09.2002 23:50:00

Re: Грамши и...


. Файл формата .doc зазипован и размещен в копилке:
>
http://vif2ne.ru/nvz/forum/files/Sysoj/Gramcsi.zip


Файл у вас, к сожалению не в формате .doc, а .bin. (Mac?). В общем Word его не читает.

Может другой файл есть?

Заранее сапсибо.

От Сысой
К greg (05.09.2002 23:50:00)
Дата 06.09.2002 00:58:57

Исправлено, теперь точно .doc


>Файл у вас, к сожалению не в формате .doc, а .bin. (Mac?). В общем Word его не читает.

Ошибка преференсов в аладдиновском дропзипе. Теперь все читает. Спасибо за поправку.

От Pout
К Сысой (05.09.2002 19:35:00)
Дата 05.09.2002 21:57:55

"Революция против"Капитала""(полный текст)

Вах-х. Такой к-расивый ветка, да-а. Базар почему не надо?базар
надо,товар хароший, сейчас еще мало-мало положим. Базар харашо,
ш-шайтан. Сматри какой к-расивый статья. Цх-хх. Хочиш?


================
На гонца и зверь бежит. Нашлась полностью та статья, выкладываю

(от редакции )

Представляемая ниже вниманию читателей статья виднейшего итальянского
марксиста ХХ века Антонио Грамши была написана "по горя-чим следам"
Октябрьской революции 1917 года в России, опубликована 24.12.17г. в
газете "Avanti!" и вызвала целую бурю полемики, не прекращаю-щейся до
настоящего времени. По цензурным соображениям статья не пуб-ликовалась в
СССР и, если редакция не ошибается, ниже Вы сможете озна-комиться с
первой публикацией этой всемирно известной работы на рус-ском языке.
Статья была представлена нашему журналу членом международ-ного Совета
"Альтернатив" д-ром Дж. Лестером.



РЕВОЛЮЦИЯ ПРОТИВ "КАПИТАЛА"

Антонио Грамши

Большевистская революция теперь уже определенно является частью общей
российской революции. Максималисты еще два месяца назад были активными
агентами, убеждавшими в том, что события не должны стоять на месте, что
движение к будущему не должно останавливаться, что нельзя допустить
окончательного установления буржуазной системы. Теперь эти
максималисты взяли власть, установили свою диктатуру и соз-дают
социалистический строй, в рамках которого революция должна успокоиться,
если он будет продолжать развиваться гармонично, без лобовых
столкновений, на основе огромных завоеваний, которые уже достигнуты.
В Большевистской революции больше идеологии, чем событий. (И,
следовательно, нам, "внизу", в действительности не нужно знать
больше того, что мы знаем.) Это революция против "Капитала" Карла
Маркса. В России "Капитал" Маркса был больше книгой буржуазии, нежели
пролетариата. Он слу-жил критической демонстрацией того, как события
должны раз-виваться по заранее предопределенному сценарию,
предусмат-ривающему развитие буржуазии, наступление в России
капи-талистической эры с установлением западного типа цивилиза-ции, еще
до того, как пролетариат мог хотя бы подумать о сво-ем восстании, о
своих собственных классовых требованиях, о своей революции. Но события
вышли за рамки идеологий. Со-бытия взорвали критические схемы,
определяющие, как россий-ская история должна развертываться в
соответствии с канона-ми исторического материализма. Большевики
отвергли Карла Маркса, и их четкие действия и победы являются
свидетельст-вом того, что каноны исторического материализма не
настоль-ко незыблемы, как кому-то казалось, и как кто-то думал.
И тем не менее, фатальность есть даже в этих событи-ях, и если
большевики отказались от некоторых положений "Ка-питала", то они не
отвергли его вдохновляющей имманентной идеи. Эти люди не "марксисты",
вот и все. Они не использова-ли работы Мастера для того, чтобы создать
жесткую доктрину из догматических высказываний, которые никогда не
должны под-вергаться сомнению. Они живут идеей Маркса - той идеей,
ко-торая вечна, которая представляет собой продолжение немец-кого и
итальянского идеализма, и которая, в случае с Марксом, была заражена
позитивистскими и натуралистическими тече-ниями. Эта идея рассматривает
в качестве доминирующего фактора истории не голые экономические факты,
а человека, людей в обществе, людей во взаимоотношениях друг с другом,
достигающих соглашений между собой, вырабатывающих через эти связи
(цивилизацию) коллективную общественную волю; людей, приходящих к
пониманию экономических фактов, оце-нивающих их и приспосабливающих их
к своей воле, пока это не становится движущей силой экономики и не
формирует объ-ективную реальность. Эта реальность существует, движется
и начинает напоминать поток вулканической лавы, который мо-жет быть
направлен в любом направлении, в зависимости от человеческой воли.
Маркс предвидел только то, что можно было предвидеть. Но он не мог
предвидеть европейскую войну или, скорее, он не мог предвидеть, что
эта война продлится так долго, и что она приведет к таким последствиям.
Он не мог предвидеть, что за три года невообразимых страданий и
несчастий эта война под-нимет в России такую коллективную народную
волю. В обыч-ное время для формирования такой коллективной воли
необхо-дим длительный процесс постепенной диффузии сквозь обще-ство,
необходим широкий диапазон классового опыта. Люди ленивы, они
нуждаются в том, чтобы их организовали, сначала снаружи - в корпорации и
лиги, а затем изнутри - в рамках их мыслей и их воли. Им нужна
непрерывная последовательность и множество внешних стимулов. Вот
почему при нормальных условиях каноны марксистской исторической критики
схватыва-ют реальность, поглощают и делают ее ясной. При нормальных
условиях два класса капиталистического мира делают историю посредством
все более интенсифицирующейся классовой борь-бы. Пролетариат сильно
обеспокоен своей нуждой и повсе-дневной неустроенностью и оказывает
давление на буржуа-зию, чтобы повысить свои жизненные стандарты. Он
включает-ся в борьбу и заставляет буржуазию совершенствовать технику
производства, делать ее более приспособленной для удовле-творения
насущных потребностей пролетариата. В результате происходят резкий
скачок, ускорение темпов производства и по-степенный рост произведенных
общественно полезных продук-тов. В этом рывке многие оказываются на
обочине, тем самым удовлетворяя нужды тех, кто проявил больше упорства
и на-стойчивости. Постоянно находясь в состоянии беспорядка и стремясь
выбраться из этого хаоса, массы устанавливают оп-ределенный порядок в
своих мыслях и яснее осознают свой собственный потенциал, свою
способность брать на себя соци-альную ответственность и становиться
властителями собст-венной судьбы.
Вот что происходит в нормальных условиях. То есть ко-гда события сменяют
друг друга с определенной регулярностью, когда история в своем развитии
проходит определенные ста-дии, которые схожи между собой, хотя
могут быть более слож-ными и значимыми. Но в России война пробудила
народную во-лю. В результате страданий, накапливавшихся на протяжении
трех лет, эта воля стала всеобщей почти мгновенно. Надвигал-ся голод,
смерть от голода могла раздавить десятки миллионов людей одним ударом.
Сначала механически, затем, после пер-вой революции, активно и
сознательно народная воля стала единой.
Социалистическая пропаганда обогатила российских людей опытом
пролетариата других стран. Социалистическая пропаганда могла мгновенно
драматически оживить историю пролетариата: его борьбу против
капитализма, длительные усилия, направленные на то, чтобы полностью
освободить про-летариат от цепей рабства, которые делали его таким
унижен-ным, и дать возможность выковать новое сознание, стать
сви-детелями будущего мира. Именно социалистическая пропаган-да
выковала волю российских людей. Почему они должны были ждать, пока
история Англии повторится в России, пока поднимется буржуазия, начнется
классовая борьба, сформи-руется классовое сознание и катастрофа
капиталистического мира в конце концов действительно ударит по
ним? Россий-ские люди - или по крайней мере меньшинство россиян -
мыс-ленно уже прошли через этот опыт. Он прошел вдали от них. Теперь
пролетариат может извлечь из него пользу, чтобы ут-вердить себя, точно
так как он извлечет пользу из опыта за-падного капитализма, чтобы
быстро достичь того же уровня производства, что и в западном мире. В
капиталистическом ми-ре Северная Америка является более передовой, по
сравне-нию с Англией, потому что англо-саксы в Северной Америке
на-чинали сразу же с уровня, достигнутого Англией в процессе длительной
эволюции. Сегодня социалистически образованный российский пролетариат
начнет свою историю на самом высо-ком уровне, которого достигла
современная Англия. Поскольку он вынужден начинать с самого начала, он
начнет с того, что было уже где-либо осуществлено, и, следовательно,
будет при-веден к достижению такого уровня экономической зрелости,
который Маркс считал необходимым условием для коллекти-визма.
Революционеры сами создадут условия, необходимые для конечного
достижения их цели. И они создадут их быстрее, чем это сделал бы
капитализм. Критика социалистов в адрес буржуазной системы за ее
несовершенства и расточительство теперь может быть использована
революционерами для дости-жения лучшего общественного устройства, при
котором можно будет избежать расточительства и не пасть жертвой
несовер-шенств. Сначала это будет коллективизм бедности и страданий. Но
буржуазный режим унаследовал бы те же условия нищеты и страданий.
Капитализм мог бы сделать сразу же не больше, чем коллективизм в
России. В действительности сегодня он сделал бы значительно меньше,
поскольку он сразу оказался бы перед лицом недовольного и непокорного
пролетариата, не способного дольше терпеть в интересах других страдания
и ну-жду, которые принесла бы с собой экономическая неурядица. Таким
образом, даже в абсолютных терминах социализм сего-дня в России может
быть оправдан. Тяготы, которые ожидают пролетариев после заключения
мира, будут преодолены только в том случае, если они почувствуют, что
все находится под их собственным контролем, и будут знать, что своими
усилиями они могут уменьшить эти тяготы в возможно более короткий
срок.
Складывается впечатление, что в настоящее время мак-сималисты являются
стихийным выражением биологической необходимости - они должны были
взять власть с тем, чтобы российские люди не стали жертвой ужасного
бедствия; чтобы российские люди, включившиеся в колоссальную работу для
своего собственного воспроизводства, чувствовали менее остро клыки
голодного волка; чтобы Россия не стала огромной бойней беспощадных
зверей, рвущих друг друга на части.

=========






От Сысой
К Pout (05.09.2002 21:57:55)
Дата 06.09.2002 01:38:16

Спасибо за статью. Лана, пущай базар, фик с ним ;-) (-)


От Сысой
К Сысой (05.09.2002 19:35:00)
Дата 05.09.2002 20:20:50

Краткие справки по историческим деятелям (Б. Кроче)

БЕНЕДЕТТО КРОЧЕ (1866—1952)

Итальянский философ, историк, литературовед, самый видный и оригинальный представитель “неогегельянства” — одного из направлений философии 20 в., идеолог и политический деятель итальянского либерализма. Ученый и публицист, он почти полвека занимал важное место в общественной и духовной жизни не только Италии, но и Европы. Уроженец Неаполя, горячо привязанный к нему, Кроче начал свою деятельность как историк, создав в 1886—1892 гг. труды, которые сразу привлекли к нему внимание, — “Неаполитанская революция 1799 г.” и “Испания в итальянской жизни в эпоху Рисорджименто”. С 1902 по 1920 г. он был профессором Неаполитанского университета, с 1910 г. —сенатор. С 1903 г. вплоть до своей смерти он издавал, зачастую являясь единственным автором, журнал “Критика”, своеобразный рупор либерализма.
В 90-х гг. Кроче проявил интерес к марксизму, прослушав ряд лекций итальянского марксиста А. Лабриолы. Но уже в 1900 г. в работе “Исторический материализм и марксистская экономия” он подверг критическому анализу основополагающие идеи марксизма с позиций идеализма и в будущем оставался верен своему неприятию марксизма, классовой борьбы как таковой, революционного движения новейшего времени. Не удивительно, что видные деятели Итальянской коммунистической партии А. Грамши, П. Тольятти и другие марксисты критиковали Б. Кроче и крочеан-ство как одно из влиятельных направлений духовной жизни страны. В ряде статей, написанных после 1900 г., и особенно в работе “Теория и история историографии” (1915), Кроче изложил идеалистическую “этико-политическую” концепцию истории, которую он развивал в дальнейших своих философских, исторических, историко-культурных и политических трудах. Она достаточно сложна и неоднозначна, тем более что вырабатывалась и корректировалась им в переломную эпоху, изобиловавшую серьезными потрясениями — первой и второй мировыми войнами, крушением либеральной демократии, а затем фашизма, воздействием Октябрьской революции в России. Так, Кроче отстаивал необходимость неразрывной связи между историей и философией, считал, что история призвана не просто регистрировать события, но и воспитывать, помогать осознанию современности. Отстаивая “абсолютный историзм”, Кроче критически относился к признанию законов, которые управляют историей; движущей силой человеческих поступков он считал развитие идеи, а активными творцами истории— избранные интеллектуальные слои общества, его элиту. Антидемократизм Б. Кроче особенно отчетливо проявился в условиях послевоенного кризиса 20-х гг. В 1920—1921 гг. он был министром, а затем в числе других политических деятелей Италии не воспрепятствовал приходу фашизма к власти.
В то время как фашизм пытался эксплуатировать некоторые элитарные концепции и идеи Кроче, сам он скоро встал по отношению к фашизму в “моральную оппозицию”, противопоставив фашизму, фашистской культуре и идеологии идеалы свободы, прогресса, призыв к моральному совершенствованию человека и человечества. Эти идеи нашли отражение в опубликованной впервые в 1928 г. “Истории Италии с 1871 по 1915 г.”, а также в работах “История Европы в XIX веке”, “История как мысль и действие” и др. Это своеобразный гимн либерализму, осуждение войны и милитаризма, сожаление по поводу тяжелых срывов целых народов по пути к свободе и прогрессу, вера в торжество свободы, понимаемой им в либеральном смысле. В 1943—1947 гг. Кроче был лидером созданной им либеральной партии.

КРОЧЕ, БЕНЕДЕТТО (Croce, Benedetto) (1866–1952), итальянский философ, историк, критик, издатель и политический деятель. Представитель неогегельянства. Родился 25 февраля 1866 в Пескассероли, близ Л'Акуила (Италия), в семье, владевшей землями в центральной части страны. Родители Кроче погибли в 1883 в результате извержения вулкана. Жил в Неаполе, получил образование в университете Неаполя. Разочаровавшись в университетском образовании, много занимался самообразованием. Профессор университета в 1902–1920. Стал сенатором в 1910. С июня 1920 по июль 1921 был министром просвещения в кабинете Д.Джолитти. Идеолог и лидер итальянских либералов в 1930–1940-х годах, открытый противник фашистского режима Муссолини. После поражения Италии во Второй мировой войне Кроче вошел в Комитет национального освобождения. Умер Кроче в Неаполе 20 ноября 1952.
Кроче – виднейший представитель итальянского идеализма, выросшего непосредственно из «неаполитанской» версии гегельянства 19 в. (Б.Спавента, Ф.Де Санктис), а также из более отдаленного источника – философии итальянского мыслителя 18 в. Д.Вико. Для этого направления идеализма характерны отрицание гегелевского абсолюта и утверждение в качестве единственного бытия творческого и порождающего самого себя разума. Пожалуй, наиболее существенна для понимания становления взглядов Кроче его автобиография (Contributo alla critica di me stesso, 1951). В ранний период творчества Кроче испытал влияние марксизма, был учеником Лабриолы. Сам философ называл свое учение «абсолютным идеализмом».
Философия Кроче систематическим образом изложена в 4 томах под общим названием Философия духа (Filosofia dello spirito). Первые два тома – Эстетика как наука о выражении и как общая лингвистика (Estetica come scienza dell'espressione e linguistica generale, 1902) и Логика как наука о чистом понятии (Logica come scienza del concetto puro, 1909), посвящены описанию теоретической деятельности разума, включающей художественное творчество и понятийное мышление; последние тома – Философия практики: экономика и этика (Filosofia della pratica. Economia ed etica, 1909) и Теория и история историографии (Teoria e storia della storiografia, 1917), содержат анализ практической стороны разума – экономической деятельности и этики,– находящей свое высшее выражение в истории. Среди других работ Кроче – История как мышление и как действие (La storia come pensiero e come azione, 1938); Философия, поэзия, история (Filosofia, poesia, storia, 1951) и многие другие. Наиболее значителен вклад мыслителя в эстетику и философию истории.
Согласно Кроче, искусство есть выражение творческого разума. Творчество – важнейшая деятельность разума, без него познание невозможно. Таким образом, искусство – начало всякой теории. В этом исходном восприятии внутренне переживаемая интуиция находит внешнее выражение. Выражают себя не только художники, но все люди. Мерой прекрасного является успех в самовыражении. Эта теория отчасти представляет собой разрыв с представлением о прекрасном как о свойстве физического объекта и дает пример более общего неприятия натурализма неогегельянством. Во многих работах Кроче применил такой подход к трактовке искусства и литературы, основав целую школу в искусствоведении и художественной критике.
Философия истории Кроче также является восстанием против натурализма. История как творение настоящего есть акт мышления и поэтому также есть философия. История – это философия, а философия – это история. По сути дела, история есть высшая форма философии, кульминация развития духа, начинавшего с художественного выражения. Поскольку, согласно Кроче, существует только разум, историческое повествование всегда носит философский характер, ибо представляет собой настоящее, интерпретирующее прошлое и в этой интерпретации буквально его творящее. Описать прошлое – значит высказать оценочное суждение в настоящем; каждое поколение должно писать историю заново. Поэтому история – это философия. В то же время оценочное суждение есть проявление творческого характера разума, и эта его активность становится частью истории разума. Поэтому философия – это история.
Кроче написал множество работ и эссе, посвященных истории, литературе и политике, и внес значительный вклад в историографию, явившись основателем «этико-политической школы», а также в литературоведение и языкознание. Он был основателем в 1903 (вместе с Д.Джентиле) известного культурологического журнала «Критика» («La Critica»), в котором опубликовал почти все свои произведения, директором издательства «Латерца» в Бари, учредителем Итальянского института исторических исследований в Неаполе.





От Сысой
К Сысой (05.09.2002 20:20:50)
Дата 06.09.2002 00:32:49

Джентиле, Де Санктис, Лабриола

ДЖЕНТИЛЕ, ДЖОВАННИ (Gentile, Giovanni) (1875–1944), итальянский философ, деятель образования и издатель. Основатель и главный представитель философии актуализма.

Джентиле родился 30 мая 1875 в Кастельветрано (Сицилия). Преподавал в университетах Палермо и Пизы, в 1917 стал профессором философии Римского университета. Джентиле – основатель «актуального идеализма», «теории духа как чистого акта», ответвления неогегельянства, выросшего из неаполитанского гегельянского движения конца 19 в. С точки зрения актуализма – врага натурализма и позитивизма, акт мысли («мысль мыслящая») является единственной реальностью, диалектика этого акта такова, что делает имманентными себе все остальные вещи. Это акт самоконституирующий и самоутверждающий, и в то же время – обнаружение Я в языке и социальном мире, определяемом через нормы и ценности. Наиболее полно «актуальная» диалектика проявляется в логике, метафизике и философии государства. Подход Джентиле наилучшим образом изложен в следующих его работах – Общая теория духа как чистого акта (Teoria generale dello spirito come atto puro, 1916); Система логики как теории познания (Sistema di logica come teoria del conoscere, v.1–2, 3 ed. 1940–1942) и Принципы философии права (I Fondamenti della filosofia del diritto, 1916). Среди других его работ – Философия Маркса (La filosofia di Marx, 1899); Истоки современной итальянской философии (Le origini della filosofia comtemporanea in Italia, 4 vol., 1917–1923); Реформа образования (La riforma dell'educazione, 1920); Философия искусства (La filosofia dell'arte, 1931); Моя религия (La mia religione, 1943).
Джентиле был редактором «Итальянской энциклопедии» («Enciclopedia Italiana») в 1925–1943. В 1903–1922 совместно с Б. Кроче издавал журнал «Критика» («La Critica»). В октябре 1922 стал министром просвещения в правительстве Муссолини, хотя в то время и не был членом фашистской партии. Этот пост он занимал до июля 1924. Его работа Сумма педагогики (Sommario di pedagogico) представляет собой ясное изложение идеалистической философии образования. Произведения Джентиле-министра представлены в сборнике Фашизм как руководство школой (Fascismo al governo della scuola). При нем был принят новый (по сравнению с законом Казати 1859) закон об образовании.

В качестве члена фашистской партии Джентиле был сенатором, председателем совета по образованию (1926–1928), членом Большого фашистского совета (1925–1929) и председателем комиссии по реформе конституции. Будучи гегельянцем, он подчеркивал значимость национальных культурных групп и необходимость связи свободы с дисциплиной, что привело его к поддержке фашизма. Во время Второй мировой войны его влияние и репутация быстро сошли на нет. Джентиле был убит на улице во Флоренции партизанами 15 апреля 1944.

ДЕ САНКТИС (De Sanctis) Франческо (1817-83), итальянский историк литературы, критик и общественный деятель, участник Рисорджименто; примыкал к итальянскому романтизму. Основные работы о Ф. Петрарке (1869), Дж. Леопарди (издание 1885), "История итальянской литературы" (1870).

Антонио Лабриола (1843 - 1904) - известный итальянский философ и социолог, ортодоксальный марксист. Его главнейшие сочинения: "Исторический материализм и философия" и "Очерки по историческому материализму".

От Сысой
К Сысой (06.09.2002 00:32:49)
Дата 06.09.2002 00:40:27

A. Лабриола на английском (*)


Марксистский архив:
http://www.marxists.org/archive/labriola/index.htm

От Сысой
К Сысой (05.09.2002 19:35:00)
Дата 05.09.2002 20:16:40

Использование идей Грамши в выступлениях

11 февраля 1998 года
Вечернее заседание Думы

Губенко Н.Н. Уважаемый Председатель, уважаемые депутаты! Я хочу прибегнуть к простым человеческим аргументам без употребления привычной вам законотворческой терминологии, чтобы объяснить необходимость данного законопроекта.
Послушайте меня как профессионала. Те, кто разрушает великую российскую цивилизацию, действуют, оглядываясь на Антонио Грамши, создавшего новую теорию революции. Он учил, что надо действовать не в лоб, не штурмуя базис общества, а через надстройку, совершая молекулярную агрессию в сознании и разрушая культурное ядро общества.
Уважаемый товарищ зампредседателя Чилингаров, послушайте, это будет интересно.
Собьешь людей с толку, подорвешь культурные устои - бери всех тепленькими, перераспределяй собственность и власть как хочешь. В такой революции телевидение стало главным оружием. В чем его суть? Как-то Евгений Киселев сказал: "Не казните гонца, он приносит вам те вести, которые есть". И вот в один из дней по разным каналам наш зритель восемь раз увидел отрезанные головы четырех наших пограничников и услышал, что это таджикские мусульмане мстят за действия русских в мусульманской Чечне. Спрашивается, кто в этом эпизоде телевидение: гонец или соучастник ведущегося крупного проекта раскалывания России по линии русско-мусульманского конфликта? Я утверждаю, что соучастник. Причем совершенно циничный. Одна бригада специалистов нанимает группу "мусульман" для того, чтобы они перешли границу и устроили гнусный спектакль с телами наших солдат по всем канонам перфоманса, а уже российское телевидение берется донести это зрелище до каждой русской семьи по нескольку раз. Цель - война против сознания своих соотечественников.
Все предыдущие попытки слома российской цивилизации от тевтонов до Наполеона и Гитлера были неудачными. Но времена меняются, и не в пользу России. Запад сделал большой скачок в технологии интеллектуальной борьбы с нами. Специалисты и эксперты, советующие политикам, освоили новые научные представления, на которых основана философия нестабильности, в частности в России. Что это означает в политической тактике? Прежде всего постоянные действия с огромным перебором, которых никак не ожидаешь. Так, например, отброшен принцип соизмеримости преступления и наказания. Пример - чудовищные бомбардировки Ирака, вовсе не нужные для освобождения Кувейта.
Аналогичным актом был танковый расстрел Дома Советов. Ведь никто тогда и подумать не мог, что устроят в Москве такую бойню. И вот первый вывод: ни "Буря в пустыне", ни расстрел Дома Советов, ни Чечня не были бы нужны, если бы эти сцены не могли быть показаны по телевидению. Все эти ломающие этику и мировоззрение акции были тщательно подготовленными сценами, смысл которых - именно их телетрансляция в каждый дом, в каждую семью.
Телевидение сделало нас как бы зрителями, а весь мир сценой. И мы уже начинаем терять ощущение реальности. Что же это льется - кровь или краска?
Эти женщины и дети, которые упали подкошенными в Бендерах, Сараево или в Ходжалы, прекрасно играют смерть или они вправду убиты? Вспомните, как говорили, особенно поначалу, дикторши телевидения о гибели людей в Грозном. Сами их улыбки и игривый тон показались бы несколько лет назад чем-то чудовищным. Речь идет о важном сдвиге в культуре, о сознательном стирании граней между жизнью и спектаклем.
В Тимишоаре, напомню, чтобы свергнуть режим Чаушеску, телевидение, продемонстрировавшее без ложного стыда и фиговых листков реальную политическую функцию СМИ, смогло осуществить то, что нацизм даже не осмеливался вообразить. Впервые в истории человечества недавно похороненные и находящиеся в моргах трупы были наспех выкопаны, собраны, затем изуродованы, чтобы имитировать перед телекамерами геноцид, который должен был узаконить следующий, новый режим. То, что весь мир видел в прямом эфире на телеэкранах как истинную правду, было абсолютной неправдой. И несмотря на то, что временами фальсификация была очевидной, это было воспринято мировой системой средств массовой информации как истина, чтобы всем стало ясно, что истинное отныне есть не более чем один из моментов в необходимом движении ложного. Таким образом, правда и ложь стали неразличимыми благодаря поставленному телеспектаклю.
Уровень новейшей технологии манипуляций сознанием... Могу подтвердить как профессионал, как кинематографист могу вас уверить, что из четырех монтажных кадров, допустим, плачущего ребенка, задумавшегося депутата, осеннего пейзажа и, скажем, кадра бегущей в панике толпы можно создать несколько сюжетов, противоположных по смыслу, по жанру и эмоциональному восприятию. Все зависит от последовательности монтажной фразы, продолжительности того или иного кадра, музыкального сопровождения, движения камеры и, разумеется, от комментария.
Оружие против души, которое сегодня постоянно и с дешевыми целями использует телевидение, приводит человека в сильное возбуждение, мобилизует все низменное, что есть в душе. Пару лет назад застрелился французский фотограф, автор лучшего за десятилетие снимка. Снимок: девочка в Сомали бредет к пункту питания, а в двух шагах за ней вприпрыжку гриф - дожидается, когда она упадет. Во Франции на пресс-конференции фотографа спросили, отнес ли он эту девочку на пункт питания? "Нет, - сказал фотограф, - я только гонец, приносящий вам вести". Его французы казнили.
От него отвернулись все журналисты мира, вся Франция, и он застрелился.
В свое время Сомали стала важнейшим полигоном для телевидения: оно эффективно внедряло в сознание обывателя мысль, что африканские племена, хоть и напоминают людей (но вы же сами видите на экране), - это низший, беспомощный подвид. Телевидение периодически показывало сомалийских детей с разрушенным организмом, умирающих от голода в нечеловеческих условиях. А рядом, как стандарт человека, показывался розовощекий морской пехотинец или очаровательная девушка из ООН с лицом активистки общества защиты животных. И ни один гуманист не ворвался на телевидение с криком, что это преступление - показывать такие кадры, а вслед за этим рекламу шампуня.
Зрителя приучали к образу умирающих африканцев. Происходило узаконивание социал-дарвинистского представления об африканцах как низшем подвиде.
После уничтожения СССР мы увидели использование этой технологии в приложении уже к нам, к русским, к россиянам. Помните кадры растерзанных тел, привезенных из Бендер, после которых российское телевидение сразу давало рекламу шампуня "Видал сасун" с кондиционером в одном флаконе?
Вы можете спросить у меня, уважаемые депутаты: значит ли сказанное выше, что закон о Высшем Совете по этике и нравственности в области телевидения и кинематографии предлагает ввести цензуру? Я отвечу на обыденном уровне: а не думаете ли вы, что полная гласность, например, возможность читать мысли друг друга сделала бы совместную жизнь людей невозможной?
Примечательно, что разрушение культурных устоев под лозунгом построения "цивилизованного порядка" как раз и началось с требования полной гласности, прозрачности, что и есть, на мой взгляд, абсолютный тоталитаризм.
Наличие этических запретов является необходимым условием для того, чтобы противостоять разрушительному культу жестокости, насилия и порнографии.
Как показал опыт последних лет, у достаточно большой части творческих работников телевидения внутренний редактор в виде собственных этических норм отсутствует.
Напомню вам слова Валентина Лазуткина, выступавшего здесь в пятницу на "правительственном часе". Он сказал: "Большую часть общества волнует вопрос: отменив все формы классовой диктатуры, не подпадаем ли мы порой под диктатуру телекомпаний?" Кто-то скажет, что для телевидения нет другого закона, кроме закона спроса и предложения, что рынок подчиняет своему господству информацию, культуру, развлечения и даже достоинство личности. Естественно, это подтвердят ссылками на свободу и демократию: пультом переключения телепрограмм осуществляется право голоса. Эта аргументация лжива. Потребитель должен иметь возможность надежно знать, к каким последствиям для него приведет потребление данного продукта.
Поэтому на Западе так строго контролируются обозначения на упаковке товаров, особенно на тех, которые могут оказать нежелательное воздействие или являются источником опасности при неправильном употреблении.
Отсутствие таких сведений рассматривается как нарушение свободы потребителя. Очень жестко контролируется рынок тех продуктов, которые меняют поведение потребителя, делая его зависимым от продукта. Это лишает потребителя свободы, лишает его возможности принимать рациональные решения. К таким продуктам относится, например, алкоголь. Крайним выражением этого свойства некоторых продуктов являются наркотики. Они до сих пор почти повсеместно запрещены к продаже.
А как же свобода? Не хочешь - не колись, не нюхай! Дело в том, что человек, начавший нюхать, быстро становится зависимым от наркотика и утрачивает свободу. Телепродукция - товар сродни духовному наркотику.
Человек, потребляя освобожденную от контроля этики программу, не может рационально оценить характер ее воздействия на его психику. Более того, он становится зависимым от телевидения и продолжает потреблять его продукцию даже в том случае, если отдает себе отчет в ее пагубном воздействии.
Отсюда в рамках постулатов рыночной экономики следует, что телепродукция не может поставляться на рынок, в эфир бесконтрольно. Государство обязано, защищая свободу потребителя, накладывать на этот рынок ограничения.
Я заканчиваю. Всего несколько недавних сообщений.
Барселона. Трое подростков, посмотрев телевидение, воспроизвели восхитивший их трюк. Поздно вечером они натянули через улицу пластиковую ленту и наблюдали, как она перерезала горло мотоциклисту. Он умер на месте.
Осло. Группа пяти-шестилетних детей на лужайке недалеко от дома забила насмерть одну из подружек. Она в игре представляла ту черепашку ниндзя, которую в последней передаче все били.
Нью-Йорк. Малолетние приятели, посмотрев вместе боевик, наказали такого же малолетнего сына хозяев квартиры за то, что он отказался стащить для них конфеты из шкафа. Поскольку он не отвечал, они подержали его за руки за окном 12-го этажа, требуя уступить, затем отпустили руки. Его маленький брат прыгал и плакал рядом, но помочь ничем не мог.
Таких сообщений уйма. Дети часто не могут отличить реальную жизнь от того, что видят на телеэкране. Они жертвы свободы сообщений.
А вот вам пример нашего телевидения. (Я не задержал вас, нет? Интересно?) 8 марта 1992 года, в традиционный праздник, "Вести" дают такой репортаж некоего Куца, всего в 20 секунд. Цитирую. Эту даму бальзаковского возраста звали так же, как героиню пушкинского романа. Помните? Итак, она звалась Татьяной. Так отметили праздник 8 Марта... И далее скабрезная история о том, как часовой ставропольской тюрьмы за 700 рублей провел к заключенным женщину, которые употребили ее все, и что районная прокуратура, вероятно, не будет раздувать это дело.
В маленьком эпизоде Куц умудрился мазнуть грязью несколько дорогих образов: праздник 8 Марта (давно утративший свое идеологическое значение и вошедший в число национальных праздников), ведь образ женщины и праздника был прямо увязан с проституткой; армию, которая представлена в образе часового-взяточника и покрывающей его военной прокуратуры; Пушкина, чьи строки о самом чистом женском образе в русской литературе ассоциированы с гадостью.
Что же достигнуто в результате новейшей технологии манипуляций с сознанием? Уже почти совершен невероятный для конца ХХ века переход огромной важности - от общества сотрудничества к обществу антагонистической классовой вражды, переход, противоречащий основной тенденции цивилизации. Внезапно каждый из нас, каждый в стране оказался в джунглях. Если он быстро не обзаведется средствами защиты (а лучшее средство защиты - нападение), его сожрут, растерзают, затопчут. Таков результат упущения государством контроля за телевидением или потворства государством тенденциям, царящим на телевидении, что по определению является коррупцией.
Уважаемые депутаты, необходимость действенного контроля за средствами массовой информации и кинопрокатом назрела и даже перезрела. Новая экономическая, демократически развитая Россия не может быть выстроена без нравственного фундамента, без физически и нравственно здорового подрастающего поколения. Сегодня в нашей стране под разговоры о духовном возрождении России происходит сокрушительное падение морали. Не буду говорить о том, какое. Шекспир говорил: "Что значит человек, когда его заветное желание - еда да сон? Животное, и всё". Ну неужели мы с вами допустим создание государства животных?!
Все это побудило Комитет по культуре разработать законопроект. Вы читали пояснительную записку к проекту закона "О Высшем Совете по этике и нравственности в области кинематографии и телерадиовещания в Российской Федерации". У нас есть масса отзывов из всех регионов, от всех членов Совета Федерации. Законопроект был разослан во все субъекты. Получено около 90 отзывов, подавляющее большинство которых положительные. Их сводка и анализ приведены в приложении 2. Некоторые замечания были нами учтены при доработке проекта. Некоторые, например о том, чтобы сократить срок полномочий до четырех лет, были отклонены.
Процитируем несколько отзывов в поддержку законопроекта. Губернатор Курганской области Богомолов: "Вижу в Совете не цензора и ханжу, а орган, который действительно призван защитить чувство собственного достоинства миллионов телезрителей, которых каждодневно унижают откровенной пошлостью, безнравственностью и грубостью".
Губернатор Калининградской области Горбенко: "Ссылки оппонентов на наличие большого количества органов, контролирующих СМИ, неубедительны.
Содержание, направленность телепродукции, ее зачастую антинациональная политика остаются за пределами зоны их влияния".
Председатель Правительства Республики Саха (Якутия): "Мы рады выразить поддержку вашей идее и солидарны в защите духовности нашего народа".
Не буду перечислять вам все это. Все это находится в прилагаемых материалах, в пояснительной записке. Я думаю, что, если вы поддержите законопроект в первом чтении, это будет огромнейший вклад в практическое начало регулирования и контроля за тем, что государство пока что выпускает из своих рук.
Все. Спасибо. (Аплодисменты.)


От Сысой
К Сысой (05.09.2002 19:35:00)
Дата 05.09.2002 20:14:03

Ссылки на вспомогательные тексты

И. Берлин
ОРИГИНАЛЬНОСТЬ МАКИАВЕЛЛИ
http://www.ibmh.msk.su/vivovoco/VV/PAPERS/ECCE/PRINCE.HTM

ТРАГИЧЕСКИЙ ГУМАНИЗМ НИККОЛО МАКЬЯВЕЛЛИ. ПОЛИТИКА, ПОЭЗИЯ, ЧЕЛОВЕК
http://www.belpaese2000.narod.ru/Teca/Quattro/and/and03.htm

Пуришев Б.И.
Литература эпохи Возрождения
Курс лекций
http://www.hi-edu.ru/x-books/xbook004/01/index.html?004.htm

От Сысой
К Сысой (05.09.2002 19:35:00)
Дата 05.09.2002 20:10:33

Ссылки на иностранные ресурсы по Грамши

Marxist Internet Archive
Antonio Gramsci
http://marxists.org/archive/gramsci/index.htm

Resources on Antonio Gramsci
http://www.soc.qc.edu/gramsci/

Gramcsi Links Archive
http://www.cruznet.net/~marcus/gramsci-links.html

Antonio Gramsci (студенческая работа):
http://www.theory.org.uk/ctr-gram.htm


От Сысой
К Сысой (05.09.2002 19:35:00)
Дата 05.09.2002 20:08:42

Ссылки на русские ресурсы по Грамши

Валентин С. Гринько
АНТОНИО ГРАМШИ — ФИЛОСОФИЯ КАТАРСИСА
http://members.fortunecity.com/benshirhan/gramsci.htm

С.А. Ушакин
ИНТЕЛЛИГЕНТНОСТЬ СКВОЗЬ ПРИЗМУ ИНТЕРЕСОВ
http://www.politstudies.ru/fulltext/1998/4/3.htm

Цецилия Кин
ВЫБИРАЕМ ПРАВДУ
http://www.politstudies.ru/fulltext/1991/1/18.htm

Перри Андерсон
Размышления о
западном марксизме
http://www.sovetsky.narod.ru/cp/books/consider.htm

Сергей Урусов//PRорыв
ИДЕЙНОЕ НАСЛЕДИЕ ГРАМШИ
http://pr.ant.md/heroes/gramsci.htm

Ален де Бенуа
Консервативная "культурная революция"
http://www.russ.ru/politics/20011108-adb.html

От Pout
К Сысой (05.09.2002 20:08:42)
Дата 08.09.2002 22:09:39

Попытка утилизации концепции Грамши. "Новые правые""Nouvelle Droite"(*)

Лидер влиятельного интернационального движения "Новые правые"
Ален де Бенуа
Консервативная "культурная революция"
http://www.russ.ru/politics/20011108-adb.html


....считалось, что согласие может и должно основываться на научных
истинах, то есть на истинах, приобретенных путем логической дедукции или
путем экспериментального метода. Эта ситуация полностью изменилась
сейчас, и мы столкнулись с тем, что оспариваются не только определенные
формы власти и управления, но и базовые структуры самого общества:
"очевидность" разоблачается как "конвенция", шаг за шагом
провозглашается, что нет разницы между мужчинами и женщинами, что
авторитет родителей перед детьми ничем не оправдан, что психические
больные - нормальны, а нормальные люди - безумны, что медицина чаще
делает больных, чем лечит их, наконец, что научные факты не должны
расцениваться согласно степени их истинности, но по особого рода
"благоговению", то есть согласно их желательности с точки зрения модных
идеологий.

В этих условиях само понятие политики существенным образом изменяется.
Часто говорят, что "политика все захватила". И это правда. Но
констатировать эту "абсолютную политизацию" - значит признавать заодно,
что "политика" уже не делается в ее традиционных местах. Иными словами,
можно задаться вопросом: разыгрывается ли еще основная ставка на арене
"политических интриг"? Не будут ли электоральные соревнования скорее
случаем измерить политическую результативность более диффузного
действия, действия "метаполитического" типа, выходящего далеко за
пределы партийного круга? По существу, это вопрос о культурной власти,
которая заняла свое место параллельно с политической властью и которая,
в некотором роде, является более фундаментальной.

Факт, который отныне нужно считать окончательно решенным, заключается в
том, что нейтральности не существует. Если ты молчишь, значит ты просто
отдаешь власть тем, кто говорит. Сам факт принадлежности к той или иной
интеллектуальной школе, философской или религиозной доктрине, факт
голосования за одну партию, а не за другую, следования профессиональным
идеям - предполагает занятую позицию, которая может распространиться на
все области знания и активности. Мир нейтрален лишь вне человека,
поскольку вне его мир не способен мыслить. В человеческих обществах,
напротив, ничто не нейтрально: только человек создает смысл, и он
является человеком только в отношении того, чему он придал смысл.

Несомненно, что, если идеологии, "картины мира" всегда присутствовали,
они не всегда сознавали себя в качестве таковых, как это имеет место
теперь, в эпоху, когда они инвентаризованы и формализованы в виде
множества систем. Это идеологическое самоосознание является, очевидно,
прямым или косвенным последствием революции 1789 года. С тех пор, как
основания и легитимность принципа власти, который управлял
дореволюционными обществами, были пересмотрены, все, что до этого шло
само собой, что спонтанно представлялось неотъемлемой частью
"естественного порядка", проявилось в качестве конвенции, то есть в
качестве субъективного человеческого творения и, соответственно,
оказалось во власти политико-идеологических фракций, претендующих на
обладание "новой истиной" и стремящихся получить ресурс господства.
Государство стало предметом спора различных фракций, и это не могло не
вылиться в образование пространств теневой власти и умножение центров
идеологического влияния.


В марксистской теории слово "культура" имеет достаточно точное значение.
Для классических идеологов марксизма культура - это прежде всего
идеологическая надстройка, которая зависит от материальной и
экономической структуры общества и в то же время воспроизводит,
упрочивает и оправдывает эту структуру. Культура, другими словами,
формирует сознание в соответствии с господствующей идеологией. Из этого
следует, что воздействие на экономическую сферу влечет трансформацию
"надстройки". Это общепринятое марксистское определение было
пересмотрено неомарксистами, отдельные представители которых заметили,
что вполне можно перевернуть порядок причин и следствий, то есть влиять
на структуры политической и экономической власти, воздействуя на
"надстройку" культуры и идей. Именно эта обратная связь идеологии с
"базисом" хорошо проанализирована Мао Дзедуном, который создал в партии
китайскую концепцию "культурной революции". И, разумеется, здесь нельзя
не вспомнить о личности выдающегося теоретика "культурной власти",
которым был итальянский коммунист Антонио Грамши, чье влияние в
некоторых левых кругах сегодня значительно - и, может быть, играет
решающую роль.

После поражения итальянского коммунистического движения в 20-х годах
Грамши, заключенный в одиночную камеру, имеет достаточно времени для
того, чтобы анализировать марксистско-ленинские представления о
революционной практике и подытоживать логику собственных неудач. Как
получается, что сознание людей "отстает" от того, что должна была бы
диктовать им их "классовая сознательность"? Как господствующему
меньшинству удается принуждать к "естественному" повиновению подвластное
большинство? Таковы вопросы, на которые Грамши постарается ответить,
усердно изучая понятие идеологии и осуществляя решающее различение
(сейчас ставшее классическим) между "политическим обществом" и
"гражданским обществом".

Под гражданским обществом (термин, взятый у Гегеля, хотя он и
критиковался Марксом) Грамши подразумевает совокупность культурных,
интеллектуальных, религиозных, моральных сфер в той мере, в какой они
выражаются в системе потребностей, в законодательстве,
администрировании, корпоративной деятельности и так далее. Грамши видел
большую ошибку коммунистов в том, что они верили, будто государство
сводится к простому политическому аппарату. На самом деле, государство
учреждает "организованное согласие", то есть управляет не только
посредством политического аппарата, но также посредством имплицитной
идеологии, общепринятой и "само собой разумеющейся" для большинства
членов. (Это различение близко тому, что имел в виду Луи Альтюссер,
говоря о "репрессивном аппарате государства" и "идеологических аппаратах
государства".)

Расходясь здесь с Марксом, который сводил "гражданское общество" к
экономическому базису и к противоречию между производительными силами и
формами присвоения капитала, Антонио Грамши прекрасно осознает (впрочем,
не всегда подчеркивая это достаточно четко), сколь тесно идеология
связана с нравами, то есть с ментальной структурой народов, - что именно
в этом "гражданском обществе" разрабатываются, распространяются и
воспроизводятся концепции мира, философские доктрины, религии, все
интеллектуальные и духовные виды деятельности, на которые явно или
неявно опирается общественный консенсус. И особенно в современных
обществах, где политическая власть диффузна, власть "гражданская" -
менталитет эпохи, дух времени - приобретает огромную роль. Именно эту
роль коммунистические движения 20-х годов недооценили при разработке
своих стратегий. В этом отношении они были введены в заблуждение
примером 1917 года: если Ленин и смог захватить власть, то не в
последнюю очередь потому, что в России гражданского общества практически
не существовало. Напротив, в тех обществах, где каждый достаточно тесно
вовлечен в ту имплицитную идеологию, которая формирует спонтанное
видение мира, в обществах, где правит специфическая культурная
атмосфера, захват политической власти невозможен без предварительного
захвата культурной власти. "Социальная группа, - пишет Грамши, - может и
даже должна стать ведущей задолго до того, как она завоюет
правительственную власть: это одно из главных условий самого завоевания
власти" ("Тюремные тетради"). С точки зрения Грамши, в развитом обществе
"переход к социализму" совершается не путем путча, не путем прямого
противостояния, но именно путем преобразования общих идей, равносильного
медленной переделке сознания. А ставкой этой позиционной войны является
культура, рассматриваемая как командная высота для субординации
ценностей и идей.

Грамши, таким образом, отводит интеллектуалам вполне определенную роль.
Он требует от них "выиграть культурную войну". "Интеллектуал" в его
словоупотреблении определен своей функцией, которую он осуществляет по
отношению к данному типу общества или производства. Грамши пишет, к
примеру: "Всякая социальная группа, рождаясь в естественной нише,
которая соответствует ее основной функции в мире экономического
производства, вместе с тем органически создает одну или несколько групп
интеллектуалов, которые сообщают ей однородность и сознание свойственной
ей функции". Исходя из этого, Грамши производит дополнительное
различение между органическими интеллектуалами, которые обеспечивают
идеологическую целостность системы или социальной группы, и
традиционными интеллектуалами, представляющими старый слой, которому так
или иначе удалось сохраниться в череде переворотов производственных
отношений. Именно в тех, кого он называет "органическими
интеллектуалами" Грамши видит субъект истории и политики -
"организационное Мы социальных групп", если воспользоваться выражением
Анри Лефевра. Это означает, что субъектом истории уже не является ни
государь, ни государство, ни даже партия, но связанный с рабочим классом
интеллектуальный авангард. Именно он должен сообщить "пролетариату" ту
"идеологическую однородность", то самосознание, которые необходимы для
установления гегемонии - понятие, которое у Грамши заменяет и
превосходит по своему смыслу пресловутую "диктатуру пролетариата".

Мимоходом Грамши детализирует средства, которые он считает пригодными
для "перманентной агитации": апелляция к народной чувствительности,
переворот преобладающих ценностей, создание "социалистических героев",
использование театра, фольклора, песни и тому подобное. (На эти
определения повлиял, между прочим, первоначальный опыт итальянского
фашизма и его первые успехи.) Коммунизм, говорит он, должен, конечно,
считаться с советским опытом, но бесполезно пассивно следовать этой
модели. Напротив, для создания полюса культурной власти необходимо
учитывать специфику национальных повесток дня и народных менталитетов.
Историческое действие коммунистов больше не может игнорировать
разнообразие обществ.

Грамши - когда он пишет в тридцатые годы - очень хорошо знает, что
период после фашизма не будет социалистическим. Но он думает, что эпоха
нового воцарения либерализма даст превосходную возможность для
осуществления культурной инфильтрации, потому что сторонники социализма
и марксизма окажутся в сильной моральной позиции. Он предвещает, что в
атмосфере "демократического поворота" должен возникнуть исторический
блок под управлением "рабочего класса", тогда как "традиционные
интеллектуалы", постепенно маргинализуясь, кончат тем, что будут
ассимилированы или ликвидированы. (Под "историческим блоком" Грамши
подразумевает систему политических альянсов, объединяющих надстройку и
базис, построенную вокруг пролетариата, но не тождественную ему.)

Если иметь в виду чисто методологические аспекты теории "культурной
власти", то некоторые из взглядов Грамши нельзя не признать
пророческими. Очевидно, что многие характерные черты современных обществ
все еще благоприятствуют намеченной им стратегии. Роль интеллектуалов в
рамках социальной структуры никогда еще не была столь велика, как
сегодня. Демократизация образования, значимость масс-медиа, растущий вес
"досугового времени", назойливый поиск "новых талантов", растущая
подверженность лидеров мнения модным идеям и конъюнктуре социологических
опросов - все эти факторы, накладываясь друг на друга, позволяют
интеллигенции осуществлять значительное влияние. И все это следует
помножить на растущую уязвимость общественного мнения перед
метаполитическими посланиями, которые тем более эффективны, чем менее
предстают в своем манипулятивном и суггестивном качестве, не встречая
того характерного недоверия, с которым сталкивается откровенно
политическое послание.

Наконец, есть другая черта современных обществ, которую невозможно
игнорировать в вопросах культурной власти. Фактически западные
либеральные режимы по самой своей природе очень слабо экипированы, если
не сказать безоружны, перед лицом трансформации нравов и инфильтрации
умов. Либеральные власти являются пленниками своих собственных
принципов. В плюралистичной политической системе конкуренция необходимым
образом гарантирована всем присутствующим идеологиям, и общество не
может ополчиться против одной из них без того, чтобы не выглядеть
тираническим. Государство может запретить хранение оружия или
использование взрывчатых веществ, но оно не может, не рискуя принципами
свободы выражения, запретить распространение книги или показ спектакля,
даже когда те представляют собой оружие, направленное против него.
Либеральное общество всегда под угрозой медленного самоубийства. Оно
основано на плюрализме; этот плюрализм продолжителен лишь в том случае,
если пользуется плодами широкого консенсуса; общество не может положить
конец плюрализму, не ставя под вопрос собственные основания.
Интеллигенция имеет здесь наиболее благоприятные возможности для
осуществления своей критической функции. Но именно эта функция
представляет собой уязвимое место консенсуса! "Плюралистическому
порядку, - отмечал Жан Беклер, - свойствен исчезающий плюрализм. В самом
деле, политический плюрализм, то есть институциональное признание
легитимности расходящихся друг с другом и конкурирующих проектов,
изнутри разъедает консенсус. Многопартийность, в силу самого механизма
конкуренции, располагает к тому, чтобы фокусировать внимание на
множественности демаркационных линий, институтов и ценностей. В пределе
не остается ничего, в чем члены общества единодушны".

Таким образом, мы попадаем в порочный круг. Деятельность интеллектуалов
способствует разъеданию общности, прибавляя к внутренним изъянам
плюралистических режимов деятельность подрывных идеологий. Причем, чем
больше консенсус рассыпается и сужается, тем сильней становится
идеологический спрос - на который отвечает деятельность интеллектуалов.
Соответственно, власть, вынужденная считаться с подвижками общественного
мнения и сама соблазненная миражами моды и талантами интеллигенции,
часто открывает дорогу этому процессу подмены ценностей, жертвой
которого она, в конечном счете, становится. Именно так, под воздействием
культурной власти, происходит ниспровержение идеологического
большинства.

-----------
=============

НОВЫЕ ПРАВЫЕ
подборка материалов

http://www.ateney.ru/ideologija6.htm

Анатолий Иванов
НОВЫМ ПРАВЫМ - ТРИДЦАТЬ ЛЕТ

------------------------------------------------------------------------
--------

Вроде бы юбилей, но грустный.
....


А. де Бенуа счел нужным дать разъяснения от первого лица и выпустил в
1979 году книгу <Идеи как они есть>. Русский перевод одной из глав из
этой книги напечатан в журнале <Атака> ? 104.
В этой книге А. де Бенуа дал определение, кто такие правые. <Я называю
правой, - писал он, - позицию, с которой разнообразие мира и
относительное неравенство как его неизбежное следствие рассматриваются
как благо, а тенденция к увеличению однородности мира, являющееся
результатом двухтысячелетнего господства эгалитарной идеологии, - как
зло>. <Я вижу врага не в левых и не в коммунистах, а в той эгалитарной
идеологии, разновидности которой, религиозные или светские,
метафизические или якобы <научные> процветали на протяжении двух тысяч
лет. <Идеи 1789 года> - лишь этап ее развития, а коммунизм - ее
неизбежное следствие>.
Когда заходит речь об эгалитарной идеологии, понятно, в чей огород летит
камень в первую очередь - в огород христианства. И по этой линии уже
намечается четкое размежевание между <новыми> и <старыми> правыми.
Подобно тому, как у нас русское национальное движение не стало
национальным, т.е. общенародным по той единственной причине, что в нем
задавала тон горстка интеллектуалов-гуманитариев, заклиненных на
<православии-самодержавии>, на ностальгии по <Святой Руси> и не
представлявших себе никакой другой <русской идеи>, так и во Франции был,
например, Шарль Моррас со своей триадой, ничуть не хуже нашей -
<роялизм, церковь, разум>, отрицательно относившийся ко всему, что имело
место после 1789 года, но <французская идея>, столь узко понятая, не
обладала такой монополией, как наше <самославие-праводержавие>.
Преодоление архаических идеалов духовного старичья, независимо от
реального биологического возраста <старых правых>, началось во Франции
раньше, чем у нас, но за тридцать лет этого процесса было наделано и
много ошибок, которые теперь критически переоценивают и сами французские
<новые правые> и на которых должны учиться мы, чтобы их не повторить.
Гийом Фэй, согласно характеристике, которую дает ему Р. Стойкерс, был
воистину движущей силой ГРЕСЕ и в конечном счете один воплощал <новых
правых>. Тем не менее он вынужден был уйти из ГРЕСЕ в 1987 году и на 12
лет исчез с горизонта. Однако недавно вышла его новая книга
<Археофутуризм>, в которой как раз и содержится суровая критика ошибок
<новых правых>.
По мнению Г. Фэя, <новые правые> с самого начала занимали двусмысленную
позицию, то обращаясь к классическим темам крайне правых, особенно
немецких, то проповедуя левацкие, антирасистские и происламские идеи. И
сегодня <новые правые> не исправили эти ошибки, а лишь еще более их
усугубили.
Второй главной ошибкой Г. Фэй считает политизацию язычества, попытку
создать на его основе догматическое учение в противовес христианскому.
Оголтелый антикатолицизм странным образом сочетался у <новых правых> с
открытой симпатией к Исламу, что крайне опасно политически в связи с
объективно существующей исламской угрозой Европе и абсурдно
идеологически, так как Ислам представляет собой жесткий теократический
монотеизм, <религию пустыни> в сыром виде, тогда как католицизм испытал
на себе сильное влияние языческого политеизма.
К сожалению, эту же порочную политическую линию продолжают сегодня
генеральный секретарь ассоциации <Европейская Синергия> Р. Стойкерс и
его союзники в Италии, которые занимают происламские позиции. Как наш А.
Дугин и ему подобные <евразийцы>, они очарованы миражом союза с Исламом
против США, совершенно не соответствующим политической реальности. А
реальность эта достаточно убедительно описана в книге Александра дель
Валле <Исламизм и США - союз против Европы> (Лозанна, 1997).
Когда-то коммунисты характеризовали <фашизм> как <ударный отряд мирового
империализма> и призывали к созданию <антифашистского фронта>.
Независимо от того, была ли верна эта формула в прошлом, она будет верна
сегодня, если подставить в нее другие величины. Вопрос надо ставить так:
современный ислам - ударный отряд американского империализма, главная
угроза миру во всем мире, от Косово до Минданао. Этой угрозе нужно
противопоставить антиисламистский фронт народов мира.
Исламизм угрожает не только Европе. Он угрожает России на Северном
Кавказе и в Поволжье, угрожает Индии в Кашмире, угрожает Китаю в
Синьцзяне. И действительное воплощение в жизнь <евразийской идеи> может
выглядеть сегодня только так: союз России, Китая и Индии против Ислама.
Происламские симпатии европейских <новых правых>, их флирт с
<разукрашенными народами>, выражаясь словами Андрея Платонова, т.е. со
странами третьего мира, делали их в прошлом врагами русских, так как
украинцы, крымские татары, литовцы, армяне и прочие якобы <угнетенные>
окраинные народы СССР считались <естественными союзниками> и <новых
правых> (Э.Р. Кармин. Черная Империя. Мюнхен, 1997, с. 547). Поэтому в
какой степени нынешние <новые правые> являются естественными союзниками
России, это мы еще <будем посмотреть>.
Главным критерием должен являться, безусловно, цивилизационный подход.
Или Россия принадлежит к европейской цивилизации, или ей в этой
принадлежности отказывают только на том основании, что географически ее
большая часть находится в Азии. Но это лишь географически. Донеся
европейскую цивилизацию до берегов Тихого океана, русские тем самым
передвинули до этих берегов и границы Европы. Это понимал еще Наполеон,
для которого Европа простиралась от Геркулесовых столпов до Камчатки.
Это понимал покойный Жан Тириар, мечтавший о Великой Империи от Дублина
до Владивостока. Это понимает лидер итальянских <новых правых> Марко
Тарки, для которого вся территория от Португалии до Сибири - один
континент (<Вулуар>, ? 71-72, январь-февраль 1991). Это понимает ведущий
геополитик <Европейской Синергии> Луи Сорель, который пишет, что Европа
как цивилизация простирается в действительности от Атлантического до Тих
ого океана (Л. Сорель. Элементы европейского глобального мышления. Изд.
<Европейская Синергия>, 1996).
С этой точки зрения, например, Албания, хотя она и находится в Европе,
это не Европа. Зато Индия, хотя она и находится в Азии, сохранила
духовное индоевропейское наследие даже в большей чистоте, чем
европейские народы, так что Индия в какой-то степени даже больше Европа,
чем сама Европа. Зато арийские народы, принявшие Ислам, где бы они ни
жили - в Европе (албанцы, босняки) или в Азии (народы Пакистана, Ирана и
Афганистана) - к европейской цивилизации больше не принадлежат. То же
самое можно сказать об отдельных личностях, перешедших в Ислам, таких
как Рене Генон или Клаудио Мутти, - это ренегаты европейской цивилизации
и их имена должны быть вычеркнуты из духовной истории Европы.
Ален де Бенуа говорит: <Изучая истоки европейской цивилизации, мы знаем
теперь, что все культуры в их основных составляющих (кельтской,
германской, греческой, латинской и т.д.), не говоря о культурах Среднего
Востока и Индии, восходят к общей индоевропейской модели, идеологию
которой мы теперь хорошо знаем, <идеологию> в смысле духовной системы,
ставшей основой идеальной организации индоевропейского общества и
позднейших европейских обществ.


....<Новые правые>, по словам А. де Бенуа, тем еще отличались от
<старых>, что никогда не считали себя сугубо национальным движением.
Идее государства-нации они противопоставили идею Империи. Патрик Канаван
называет <языческую> тему Империи фундаментальной в этом течении
(<Вулуар>, ? 9, весна 1997). За образец бралась Римская империя, которую
А. де Бенуа называет <самым замечательным в истории человеческим
творением>. Идея Империи для него это <своего рода архетип>, но образцом
остается римская модель (<Вулуар>, ? 59-60, ноябрь-декабрь 1989).
Здесь невооруженным глазом прослеживается влияние идей Ю. Эволы. Но
позволительно спросить: чем идеализация древнего Рима имперской эпохи
или средневековой Священной Римской империи лучше идеализации
французской или российской монархии? А идеализация здесь налицо, это
ясно каждому историку. И если обвинять <старых> правых в архаичности их
идеалов, то в противопоставлении им идеалов еще более архаичных никакой
новизны нет. Марко Тарки очень верно заметил, что в словосочетании
<новые правые> ударение нужно делать на слове <новые>, а не на слове
<правые>. На вопрос о значении трудов Эволы М. Тарки ответил, что Эвола
дал очень правильную критику
современности, но у него мало конкретных положительных элементов, нет
альтернативной модели. Те, кто читает только Эволу, рискует впасть в
пустые мечтания и сектантство (<Вулуар>, ? 71-72, январь-февраль 1991).
...

По словам А. де Бенуа, <новые правые> ставили своей целью положить конец
монополии левых в области культуры (<Идеи как они есть>, с. 14). Он не
брезговал и настоятельно советовал не брезговать левыми источниками
вдохновения, в частности, взял на вооружение теорию А. Грамши, согласно
которой невозможно завоевать политическую власть, не обеспечив себе
предварительно господство в области культуры. История Франции давала
тому яркие примеры, и <новые правые> открыто претендовали на ту же роль,
какую сыграли Вольтер и Руссо в подготовке Великой Французской
революции. Но...

<... шпарит рифмами Фрейлиграт:
Из него Гораций не вышел>.

С критикой заимствованного у французов грамшианского подхода выступил в
статье <Нищета <правых> интеллектуалов> лидер австрийских <новых правых>
Юрген Хатценбихлер (<Нувелль де Синержи Эропьен>, ? 28, июнь-июль 1997).
Дело не в том, что неверна идея Грамши, а в том, что не учитывается
современная ситуация, когда все идеалы сведены к мнению большинства
добропорядочных обывателей и цензура с точки зрения <политической
корректности> стала не только внешней, но и внутренней.
Ю. Хатценбихлер называет грамшианскую концепцию <культурной гегемонии>
наркотической и перечисляет причины, по которым это направление постигла
печальная судьба:
1) не существует единого движения <новых правых>;
2) поиски идеально мировоззрения привели к отрыву от реальности;
3) лозунги <консервативной революции> стерлись от бесконечного
повторения;
4) эти правые интеллектуалы создали свой, герметически замкнутый
мирок.
По первому пункту Хатценбихлер отмечает, что в 60-х годах к <новым
правым> относили немецких национал-революционеров, но сегодня от этой
школы практически ничего не осталось, а ее лидер Хенниг Эйхберг перешел
в левый лагерь. Другая часть <новых правых> вынула из нафталина
антидемократические идеи времен Веймарской республики. Третья стала
внедряться в ряды буржуазных партий.
Ю. Хатценбихлер признает, что идейное наследие <консервативной
революции>, фундаментальную монографию о которой написал А. Молер,
остается золотой жилой и доказывает, что правые не всегда были дураками,
но нельзя забывать и о том, что эта революция потерпела неудачу. Нужно
было развивать ее идеи, а не бездумно повторять их. <Новые правые>, не
внося ничего нового, жили старым идейным багажом, создали для себя
утешительное мировоззрение и идеализированный образ <народа>, ничего
общего с реальным народом не имеющий. Интеллектуалы из <новых правых>
превратились в секту, варящуюся в собственном соку.
Ведомство по защите Конституции, бдительно следящее в Германии за любыми
правыми шевелениями, подтверждает, что <новые правые> перестали
представлять собой единое целое (см. его отчет за 1995 г. в журнале
<Атака> ? 1000). Так Дитер Штейн, редактор берлинского еженедельника
<Юнге Фрайхайт>, долгое время считавшегося публицистическим флагманом
<новых правых>, заявил в 1995 г., что не имеет с ними <почти ничего
общего>, чем навлек на себя обвинения в капитуляции перед системой.

....

. И не надо бояться биологии и <биологизма>. Как пишет С.Б. Морозов,
автор замечательной книги <Заговор против народов России сегодня> (М.,
1999, с. 8), <на сегодняшний момент чисто социальное представление не
предлагает ни истинного описания процессов, ни возможности
прогнозирования. Социально-биологические (представляющие социальные
механизмы общества как производные от его биологических характеристик)
теории должны заменить марксизм>.
.......

Э.Р. Кармин называет мировоззрение <новых правых> натуралистичным: оно
отвергает как исторический материализм, так и философский идеализм,
считая, что человек появляется на свет с врожденной структурой
инстинктов, которые нельзя ни подавить, ни заменить другими.
Вторя идейная основа <новых правых> - западная теория познания
логического эмпиризма, идея <западного синдрома>, которая призвана
объяснить, почему Европа стала важнейшим центром мировой цивилизации.
Логический эмпиризм представляется <новым правым> специфическим методом
мышления белой расы, прежде всего, европейцев.
С биогуманизмом связан биологический взгляд на человека; согласно этому
взгляд, человек не должен быть игрушкой капитализма. Из всех этих
предпосылок вытекает этноплюрализм в сочетании с учением Иенсена о
неравенстве людей и со стремлением использовать современную генную
технологию в евгенических целях. Этноплюрализм устанавливает
биологическую иерархию рас и народов, в которой высшее место занимают
европейские нации.
С этноплюрализмом связано и понимание <новыми правыми> социализма.
Носителем социализма является не какой-то определенный класс, а
<неделимый народ>. Преодолеть противоречие между капитализмом и
социализмом должно господство политики над капиталом. Масштабом ценности
отдельного человека служит чувство национальной солидарности. Каждый
настоящий националист в соответствии с целостным, биологическим
мировоззрением уже социалист. Так что националистическая и
социалистическая идея в объединенном виде продолжают существовать, и
отнюдь не Гитлер является обладателем патента на этот синтез, а
французский правый писатель Морис Баррес, который проповедовал
национальный социализм во времена авантюры генерала Буланже, когда
Гитлер еще и не родился. В конечном счете, концепция европейского
социализма у <новых правых> имеет не столько экономическое, сколько
стратегическое и политическое значение общеконтинентальной революции,
<третьего пути>, преодоления как капитализма, так и социализма. (Э.Р.
Кармин. Черная империя, с. 545-546).

....
Гюнтер Барч пророчествовал еще в 1975 году: <Внешнеполитической
предпосылкой успеха <новых правых> станет новая русская революция> (Э.Р.
Кармин. Черная империя, с. 538). В Европе движение <новых правых>, как
мы видели, переживает сегодня упадок. И - <да сбудется реченное
пророками>: задача русских <новых правых> - влить в это движение новые
силы, дать ему новые стимулы. И эта задача нам по плечу.


======
Р.В.Кабешев

"Новые правые" на марше

(исторический анализ некоторых особенностей современного французского
политического спектра:) Монография. Нижний Новгород, 1999.


http://www.kis.ru/~dbalu/lib/kab/glava2.html

ГЛАВА 2. ОРГАНИЗАЦИОННО-ТАКТИЧЕСКИЕ ПРИНЦИПЫ

ФРАНЦУЗСКИХ ПОЛИТИЧЕСКИХ И ОБЩЕСТВЕННЫХ ДВИЖЕНИЙ

ПРАВОГО ТОЛКА.

Констатируя, что монополия в области культуры принадлежит левым
идеологиям, "новые правые" поставили задачу завоевания культурной власти
над обществом как необходимое условие, предшествующее захвату власти
политической. В подготовке Великой французской революции конца XVIII
века весьма важную роль сыграли энциклопедисты, клубы, масонские ложи и
т.д. Этот опыт вполне пригоден для "революции с обратным знаком",
утверждает Пьер Виаль. "Подобно тому, - пишет он, - как масоны, эта
школа мысли, подготовила умы для революции 1789 года, ГРЕСЕ, как школа
мысли, стремится подготовить революцию XXI века, которая соединит
древнейшее духовное наследие с самыми современными научно-техническими
достижениями".

Консервативная революция сводится, прежде всего, к изменениям в области
идей и сознания, к пересмотру всей культуры. "Мы определяем деятельность
ГРЕСЕ, - отмечал Пьер Виаль, - как разработку новой "правой культуры".
Согласно Алену де Бенуа, также необходимо говорить скорее о "новой
правой культуре", чем о "новых правых". И эта новая культура есть,
"главным образом, работа по изучению идей, которые представлены в
разного рода изданиях, ассоциациях, клубах, группах".

Группа исследования и изучения европейской цивилизации первая сумела
осознать, что "культурная власть" ведет к власти политической,
заимствовав тезис Грамши о том, что в высокоразвитых демократических
государствах завоевать политическую власть можно лишь путем достижения
культурной гегемонии и руководимой интеллектуалами революционной
перестройки общественного сознания. В одном из номеров "Нувель эколь"
Жак Брюйя пишет следующее: "Мы побуждаем наших членов идти в мир,
вмешиваться [...], появляться не важно где, лишь бы их возможности при
этом были большими. Коллоквиумы, редакции журналов и обозрений, дебаты,
научные или просто культурные организации это то, в чём мы нуждаемся.
Это люди, имеющие свое место в сфере принятия решений, влиятельные
сегодня и ещё больше завтра".


...

Движение "новых правых" в Западной Германии один из его исследователей
Патрик Моро делит на три течения.

Биологизирующая тенденция, происшедшая из движения "Фёлькиш",
группируется вокруг обозрения "Новая антропология", которым руководит
Юрген Ригер. Имя члена научного комитета обозрения Алена де Бенуа
встречается здесь наряду с внушительным количеством неонацистских
сторонников и правых активистов, очень известных в Германии и Австрии.
Это издание культивирует "нордизм" и пытается оправдать нацистский
геноцид, принимая тезисы представителей ревизионизма.


И, наконец, национал-революционная тенденция или "солидаристская"
представлена такими изданиями, как "Молодой форум", "Новые перспективы"
и "Дело народа". Это направление выступает преемницей немецкого
национал-социализма 1920-х годов и была связана еще со сторонниками
"Эроп Аксьон".


Движение "новых правых" стало по сути партией интеллигенции и для
интеллигенции. Она не превратилась в массовую партию, подобно многим
другим, имея изначально совсем другие цели. Ещё в мае 1969 года журнал
"Элеман" писал: "ГРЕСЕ не будет никогда движением масс, мы не синдикат и
не политическая партия. Но мы хотим привлечь те несколько тысяч человек,
которые станут управлять страной. Сегодня Франция держится на
интеллектуалах, лидерах профсоюзных, культурных, спортивных организаций,
ученых, публицистах, администраторах, которые контролируют, влияют,
обеспечивают миллионы людей. Несколько тысяч - это не много в абсолютном
значении, но несколько тысяч, имеющих единство целей и методов,- это
возможность революции".

=========

http://www.kis.ru/~dbalu/lib/kab/conc.html

утрата исторического лидерства послужила основой для возрождения
европейской идеи, основное предназначение которой состоит в
противопоставлении двум сверхдержавам СССР и США мощной и независимой
единой Европы. Крах мировой колониальной системы, который затронул уже
названные европейские государства, стал ещё одним стимулом для усиления
национализма.

Для Франции таким стимулом стала Алжирская война, ускорившая
установление генералом де Голлем режима Пятой Республики и создавшая в
стране совершенно уникальную политическую ситуацию. Те многочисленные
движения и организации, которые выступали за "французский Алжир",
оказались между двух огней: с одной стороны - голлистов, а с другой -
левых сил, что не замедлило сказаться. Большинство из этих организаций
были вынуждены отказаться от активной политической борьбы. Алжирская
проблема расколола правые силы.

Вместе с тем в период борьбы против фашизма, в ходе движения
сопротивления в странах Западной Европы сформировался определенный слой
левой гуманитарной интеллигенции, который впоследствии занял ведущее
положение в культурной жизни своих стран. Силу и мощь левого движения в
полной мере продемонстрировали майские события 1968 года во Франции.

Некоторое число сторонников крайне правых в этот период начинает
постепенно отходить от традиционных форм и идеологических постулатов,
присущих движению. В основном это студенты и молодая интеллигенция,
которая переняла в какой-то мере революционность и динамизм,
свойственные левым. Оказавшись в оппозиции к традиционным правым, прежде
всего, в лице голлистов и оставаясь противниками левых идей, они
пополняют ряды нонконформистов. Именно из числа этих новых
нонконформистов будет формироваться движение "новых правых", главной
целью которого станет выработка идеологических основ будущей "Великой
Европы".

Оставаясь непримиримыми противниками де Голля и понимая невозможность
открытой политической борьбы на два фронта - против левых сил и
голлистов, они организуют первые центры будущего движения: Группу
исследования и изучения европейской цивилизации (ГРЕСЕ) и журнал "Нувель
эколь", выбрав для себя статус "лаборатории идей". Другой важной
причиной, побудившей создателей ГРЕСЕ на подобный шаг, были события 1968
года, которые убедили "новых правых" в необходимости разработки новой
правой идеологии. Группа исследования и изучения европейской цивилизации
первая сумела осознать, что "культурная власть" ведет к власти
политической, взяв на вооружение тезис Грамши о том, что в
высокоразвитых демократических государствах завоевать политическую
власть можно лишь путем достижения культурной гегемонии и руководимой
интеллектуалами революционной перестройки общественного сознания.

Именно исходя из этой цели будет строится вся структура движения "новых
правых" и выбираться методы её достижения.

В начальный период своего существования ГРЕСЕ сумела соединить в себе
две формы антиголлизма, выраженные двумя разными поколениями её
сторонников. Первое поколение сформировалось под влиянием режима Виши, а
второе - под влиянием эвианских соглашений. С другой стороны, с момента
своего появления Группа исследования и изучения европейской цивилизации
пошла на встречу интеллектуалам, которые в поисках "противоядия"
марксизму интересовались различными проявлениями "новой культуры".

В целом следует сказать, что, удачно воспользовавшись в создавшихся
политических условиях статусом "интеллектуального клуба", движение
"новых правых" сумело сформировать чёткую и вместе с тем достаточно
гибкую и разветвленную структуру кружков и организаций. В ней можно
четко выделить два органично связанных компонента. Это Группа
исследования и изучения европейской цивилизации, выполняющая главную,
цементирующую функцию. Именно она несёт ответственность за сохранение
преемственности целого движения с ранее выбранной генеральной линией.

Второй компонент составляют многочисленные ассоциации и клубы, не
имеющие жёсткой организации и через свою "аморфность", как
идеологическую, так и организационную, постоянно просеивающие
определенное количество кандидатов в ряды движения. Но, кроме того, сами
клубы активно проникают в близкие по природе организации.

Однако из этого не следует, что на этом все методы исчерпываются.
Главным остаётся "борьба за умы", и для этого движение с первых своих
шагов формирует "аппарат интеллектуального воздействия". Под ним мы
понимаем, прежде всего, целую сеть издательств и ревю, которые в любой
момент готовы начать пропаганду определенных идей, а также структуры,
которые способны эти идеи генерировать. Их роль выполняют специальные
комиссии, сформированные из специалистов в различных областях
человеческого знания.

Учитывая социальный статус участников движения "новых правых", не
составляло труда предположить с самого начала, что основным объектом
атак станет элита или, по крайней мере, та среда, в которой она
формируется.

Другой важный момент состоит в том, что с середины 1970-х годов можно
рассматривать движение "новых правых" как общеевропейское.

Если говорить об идеологической доктрине движения, то необходимо
отметить её эклектичность. Причём многие положения, которые "новые
правые" заимствуют из различных идеологических систем, далеко не
однородны, а иногда и просто противоречат друг другу. Безусловно, в
концепциях "новых правых" можно без труда установить преемственность
идей контрреволюционных и революционных правых течений, а также немецкой
консервативной революции. Но вместе с тем доктрина движения позволяет
говорить о том, что "новым правым" удалось создать стройную идеологию и
занять своё особое место в современном концептуальном пространстве. Эта
оригинальность заключается, прежде всего, в удачном соединении
традиционных правых идей и тем с элементами левых идеологий.

Наконец, следует отметить как организационную, так и идеологическую
мобильность движения. Одним из приоритетных направлений в деятельности
"новых правых" является пересмотр и анализ актуальных проблем и
тенденций в современном мире, что заставляет движение чутко реагировать
на любые серьёзные изменения. Кардинальные перемены, произошедшие на
рубеже 1980-1990-х годов, в полной мере продемонстрировали эту
взаимосвязь. Движение начинает вести широкую антиамериканскую компанию,
что нашло своё отражение в появление целого ряда новых альянсов, в том
числе с бывшими идейными противниками. В организационном плане можно
видеть возникновение нескольких новых центров, разделивших некоторые
полномочия с ГРЕСЕ, а также заменивших устаревшие, отработанные
структуры. Кроме этого, движение начинает активно осваивать
восточноевропейское и бывшее советское пространство, пользуясь возникшим
идеологическим вакуумом, особенно в рядах оппозиционных сил. Вместе с
тем нельзя не отметить, что движению удаётся своевременно реагировать на
внешние изменения, оставаясь все-таки в жестких рамках тех общих
принципов, которые были заложены в самом начале деятельности "новых
правых".

==============
===============









От Сысой
К Сысой (05.09.2002 19:35:00)
Дата 05.09.2002 19:46:48

Из находок Сергея Палыча, ч.1

Pout:
Постмарксизм.
Приветствую почтенное сообщество. Я тут размещу свой текст, составленный по итогам прошлогодних дискуссий в Интернете с моим участием. Ссылки на цитированные работы в сети при необходимости я дам отдельно.
=================================================
Постановка вопросов в развитие "темы Грамши"
================================================
1. Итальянский опыт для демократии в России
*В истории России и Италии в 19-20вв очень много общего. Политсистема: монархия -буржуазная"диктатура без гегемонии"-Советы - тоталитаризм - посттоталитарная шаткая "дерьмократия"либерально-буржуазного толка с мощными криминально-мафиозными мотивами.
Это связано со схожестью социальноэкономического уклада. Тем интереснее сравнить современные тенденции итальянского раpвития с нашими, имея в виду особенно низовые, самочинные движения, самоорганизацию и самоуправление.
Исходить стоит из реалий, сложившихся в теперешней России, как она есть, из сложившихся хозяйственных форм, отношений собственности и правовых, включая "неформальные" (а те включают в свою очередь мафиозные). Не приведет насильственное насаждение каких-то "благих идей" к добру. И препятствуюет радикал-утопизму не недоумки и несознающие своей выгоды силы, а консерватизм и традиционализм российско-советский. В нем тоже "что-то есть", не все было плохо при советах и надлежит устранять.
Грамши создал общирную базу для понимания народной культуры и самоорганизации масс. Сверхзадача, которой он руководствовался - постепенная эволюция общества к преодолению разрыва меж высокой и низовой культурой, меж управляющими и управляемыми. Ленин в своей утопии "Государство и революция" сконструировал умозрительные подходы к такому госстрою. Но они остались утопическими потому что были оторваны от реальной жизни и практики народных масс. Сложная история советского строя включала моменты самоорганизации, самоуправления, идущие от масс, опирающиеся на народные традиции и практику. Момент "рабочекрестьянского"государственности нельзя преуменьшать. (Например, многие относят Кронштадт-1921г к третьей после 1905 и 1917г революций, и таких вещей много).
Русские коммунисты в теории и ментально остались на уровне ортодоксального марксизм-ленинизма. Грамши уже с начала 20хгодов, после поражения Советов в Италии, развивал качественно иной, постмаркситсткий подход. Точнее приклеить этикетку к этому течению я не берусь. Других таких вещей мало,хотя попадаются. Дьердь(Георг) Лукач - венгерский философ, некоторые любопытные малоизвестные фигуры в троцкистской традиции-Бруно Риззи, например,первым и лучше всех описал "революцию менеджеров" и вызвал удивленноосторожное отношение Троцкого. В ослабленном виде эти идеи потом развили другие, вплоть до Гелбрайта.
Я привожу тут не одно имя и работу, малоизвестные широкому кругу читателей.
То, что такие вещи фрагментарны и труднодоступны, затрудняет поиск и понимание. "Но все прекрасное так же трудно, как и редко"(Спиноза).
2. Дискуссия об итальянском опыте последних лет
Наработки Грамши стали вводиться в оборот в 50е годы при активном сопротивлении кпсс и ее идеологов. Неслучайно в одно время был такой заметный феномен, как еврокоммунизм в Италии, Испании. Затем "внезапно"грамшистские наработки оказались актуальны и полезны уже безотносительно к идеологической борьбе даже для официальной науки.
Это можно видеть на примере дискуссии И.Левина с Робертом Патнэмом, автором бестселлера"Чтобы демократия работала"(издана по-русски в 1996).
Это фундаментальный труд, основанный на огромном фактическом материале и исследованиях последних лет. Я постил трижды работы Левина - статью его и семинар с обсуждением доклада. Они есть в Интернете.
Патнэм тоже хорошо представлен в сети, публиковался также в МЭиМО, его концепция гражданского общества и самоуправляющихся общин-коммьюнитис широко известна. В его работах речь шла сначала о итальянском опыте последних 20лет, а затем и о применениии его в других странах.
Особое внимание к опыту итальянского Юга связана с преодолением криминальномафиозных тенденций. Причем преодолением снизу, изживанием и вытеснением, а не полицейскими мерами. Они тоже уходят корнями в низовую культуру, экономичсекую и социальную структуру. Откуда эта мафиозность, возможно ли ее преодоление не преследованиями(это бесполезно), а органически. Здесь важно понять такую вещь, как клиентелизм.
В Италии, как и в России, долгое время "государство" в лице политических институтов, господствующие классы проявляли полный наплевизм к повседневным интересам граждан, а высокая культура соотносилась с народной как культура колонизаторов и колонизируемых туземцев. Разрыв культур и взаимный наплевизм народа и политиков вынуждал граждан прибегать к поиску средств"внесистемной"защиты своих прав и реализации своих интересов (прежде всего посвсекдневных экономических, правовых). Не было способов найти защиту у политиков, судей, чиновников - обращались к своим патронам, к низовой мафии.
Но клиентелизм - более широкий и общий механизм, только частью которого является мафиозность. Есть новая пионерская работа историка С.Афанасьева "Клиентелизм в российской государственности".
Опять вырисовывается общность истории и практики россии и италии, позволяющая найти выход из этого порочного круга. Это имеет самое прямое отношение к положению предпринимательства и мелкого бизнеса в современной России. Сколько можно бизнесу обслуживать одни лишь шкурные интересы патронов-чиновников. оставаясь в ранге приближенных к ним "клиентов".
Пока структурной единицей низовой экономики остается"клиентелла" - будет и мафия.
3. Неформальная экономика
"Неформальная"экономика, только часть которой составляет теневая-криминальная, всегда была огромным малоизученным феноменом. Ну да, в России сейчас то ли 40, то ли 50проц ВП относят к ней. (Между прочим, в командно-плановой советской экономике было не меньше и только потому она и работала, причем для мобилизационных и военных целей весьма эффективно. Об этом надо отдельно).А в Индии -70проц. Во многих странах Африки - 90проц. Понять эти экономики в рамках традиционного разделения всех типов экономики на "рыночную" и "государственную"привели к введлению новых категорий. "Эксполярные"экономические формы, находящиеся вне этих двух полюсов, входящие в симбиозы с каждой из двух полярных форм. Навязать традиционным экономикам импортные формы, ввести их сверху - невозможно. ( Так же обстоит дело и с "демократией",которая может быть и незаимствованной, основанной на своих социальнокультурных традициях).
Вот небольшой кусок из дискуссии
И.Левина с Робертом Патменом
---------------------------
Два слова о народной мафиозной культуре. Чем объясняется вся тяжесть борьбы с мафией, которая идет уже триста лет? По Патмену, мафия - не грабеж, не бандитизм, она - продает доверие, она посредничает в отсутствие государства. Вертикально иерархизированное государство,которое не обладает горизонтальными связями, это преимущественно латентное, отсутствующее государство.
Мафия заполняет это зияние, берет на себя выполнение функций легитимной власти. Соответственно она заинтересована в компрометации легитимной власти. Она культивирует недоверие к официальному государству тем, что культивирует альтернативную систему ценностей, альтернативный кодекс чести. "Тот, кто не вершит правосудие своими руками, тот не имеет представления о чести ". Мафия закрепляет свою власть двояким образом:
круговая порука и публичная демонстрация связи с официальной властью.
Есть ли выход, по Патмену, из южной отсталости? Он видит его в формуле социального капитала, который состоит из двух компонентов: потенциал доверия и потенциал участия, взаимопомощи. Там, где нет социального капитала
- там худо, Москве в этом плане угрожает судьба Палермо.
И это не предостережение, а по сути дела приговор, потому что конечный вывод его звучит так: что получено в наследство от истории, с тем и жить. Структуры социального капитала самовоспроизводятся.
...
...Социально-экономические аспекты такого расклада Патмен почти не рассматривает. Это прежде всего т.н. индустриальные округа (популяции мелких и мельчайших предприятий, которые размещаются в достаточно ограниченном пространственном ореале) - экономические образования, которые питаются социокультурными потенциями данной местности, данного сообщества. Отсутствие нашего внимания к этому сюжету просто поразительно, весь остальной мир чрезвычайно внимательно следит за данным явлением. Они были замечены в 70 - 80-е годы, так как практически спасли итальянскую экономику в периоды кризиса. Тогда обнаружилось, что в Италии существует от 60 до 150 таких округов, занято в них около 6 млн. человек, они дают до 40% национального дохода. Эти показатели мало о чем говорят, поразительно и уникально то, что эти индустриальные округа позволяют мелким предприятиям успешно выступать наравне с крупными. Примерно треть предприятий в индустриальном округе напрямую выходят на международный рынок. При этом эти мелкие предприятия растут, оставаясь мелкими - рост
"гроздью". Индустриальные округа поддерживают и питаются за счет особого социального климата. Там есть противоречия между капиталом и трудом, есть профсоюзы и рабочие партии, там даже забастовки чаще происходят, чем в других районах Италии. Но эти забастовки более скоротечны, стороны быстрее приходят к согласию. В индустриальных округах высокая социальная мобильность, социальная переплетенность - рабочие превращаются в мелких хозяев, мелкие хозяева наполовину наемные рабочие и т.д. Но еще интереснее то, что индустриальные округа опровергают некоторые как бы незыблемые положения традиционных теорий модернизаций. Опровергают Маркса и Смита, Тейлора, Форда, т.е. опровергают неизбежность, необходимость тенденции к концентрации, централизации производства. Там, наоборот, действует тенденция к гибкой специализации роизводства, происходит дробление производства на все более мелкие технологические отрезки и циклы с тем, чтобы соотношение между данным технологическим отрезком и размером предприятия всегда оставалось на оптимальном уровне. Это в индустриальных округах достигается автоматически.
В этих округах не наблюдается и тенденции к разделению капитала собственности и капитала управления. Наоборот, порог семейного предприятия является критериальным для индустриального округа.
Индустриальные округа опровергают и вариант модернизации Шумпетера, пафос творческой деструкции как главного носителя постоянной инновации, в чем заключается, по Шумпетеру, сама суть предпринимательства.
Здесь - верность традиции, верность культуре данного малого сообщества. Эти округа представляют собой загадочный с точки зрения многих западных концепций синтез конкуренции и кооперации, вертикальных и горизонтальных структур, рынка и социальной организации, коллективизма и приватизма и т.д.
------------------------------
По поводу эксполярных экономических форм крупнейший авторитет - Теодор Шанин.
Три основных категории неформальной экономики - дар, симбиоз, выживаемость( в рыночной - товарный обмен, конкуренция, зажиточность). Отличный разбор "дара" ( очень широко понятого) - в статье Юлии Латыниной в ж-ле "Знание Сила" . Это фактически краткий очерк фундаментальной экономической категории, альтернативной рыночному обмену - противовес Адаму Смиту и прочим идеологам рынка вплоть до Хайека.
4. Исследовательская программа
Итак, есть целая связка явлений, которые(понятно почему)до самого последнего времени находились на периферии внимания и изучения
- клиентелизм, отношения типа клиент-патрон
- неформальные и "эксполярные"экономические формы
- автохтонные("туземные")традиции хозяйствования, самоорганизации и управления
- народная культура и мировоззрение("менталитет")
Есть ряд новых авторов и исследований, некоторые я перечислил и ссылки дал, а значительную часть подробно постил в юзнете.
Заделы постмарксиста Грамши помогают на хорошем уровне разобраться с каждым из них.
(Если кому-то ближе другие авторы и подходы - давайте своих авторитетов. Если кажется, что существует другой путь, в том числе попроще, менее "затратный",более традиционный - предлагайте, полезно и необидно получить "по мозгам" от умного человека. )
5. Концепция гегемонии
Но раньше надо все-таки связно изложить его концепцию. О концепции гегемонии Грамши неоднократно писал С.Г.Кара-Мурза. Это основа его теоретической социологии. Она позволяет подвергнуть всю упомянутую связку - социальноклассовому анализу.
====================
: Один из ключевых разделов труда Грамши - учение о гегемонии. Это - часть общей теории революции как слома государства и перехода к новому социально-политическому порядку. Вот, кратко, суть учения, прямо касающаяся нашей проблемы.
Согласно Грамши, власть господствующего класса держится не только на насилии, но и на согласии. Овладения собственностью как экономической основой власти недостаточно - господство собственников тем самым автоматически не гарантируется, и стабильная власть не обеспечивается.
Грамши - не идеалист, он подчеркивает, что 'гегемония, будучи этико-политической, не может также не быть экономической". Но он уходит от 'экономического детерминизма' истмата, который делает упор на отношениях собственности. Согласно Грамши, экономика - скелет общества, а идеология - его 'кожа'.
: Таким образом , государство, какой бы класс ни был господствующим, стоит на двух китах - силе и согласии. Положение, при котором достигнут достаточный уровень согласия, Грамши называет гегемонией. Гегемония - не застывшее, однажды достигнутое состояние, а тонкий и динамичный, непрерывный процесс. При этом 'государство является гегемонией, облеченной в броню принуждения'. Иными словами, принуждение - лишь броня гораздо более значительного содержания. Более того, гегемония предполагает не просто согласие, но благожелательное (активное) согласие, при котором граждане желают того, что требуется господствующему классу. Грамши дал такое определение:
'Государство - это вся совокупность практической и теоретической деятельности, посредством которой господствующий класс оправдывает и удерживает свое господство, добиваясь при этом активного согласия руководимых'. Понятно, что это - большое усложнение формулы Ленина, у которого 'государство - это машина для подавления одного класса другим' (или даже отход от этой формулы). Если главная сила государства и основа власти господствующего класса - гегемония, то вопрос стабильности политического порядка и, напротив, условия его слома (революция) сводится к вопросу о том, как достигается или подрывается гегемония.
...По Грамши, и установление, и подрыв гегемонии --''молекулярный" процесс. Он протекает не как столкновение классовых сил (Грамши отрицал такие механистические аналоги, которыми полон вульгарный исторический материализм), а как невидимое, малыми порциями, изменение мнений и настроений в сознании каждого человека. Гегемония опирается на 'культурное ядро' общества, которое включает в себя совокупность представлений о мире и человеке, о добре и зле, прекрасном и отвратительном, множестве символов и образов, традиций и предрассудков, знаний и опыта многих веков. Пока это ядро стабильно, в обществе имеется 'устойчивая коллективная воля', направленная на сохранение существующего порядка. Подрыв этого 'культурного ядра' и разрушение этой коллективной воли - условие революции. В советском строе возникло, на короткий исторический период, то, что Грамши называл 'освободительной гегемонией' (или 'гегемонией здравого смысла'). Не удержалось. Мы помним, какое длительное усилие создавала идеологическая машина КПСС в ходе перестройки, прежде чем в сознание 'совка' было окончательно сломано культурное ядро советского общества и установлена гегемония 'приватизаторов'. Вся эта 'революция сверху' (по терминологии Грамши 'пассивная революция') была в точности спроектирована в соответствии с учением о гегемонии и молекулярной агрессии в культурное ядро:
:- На что в культурном ядре надо прежде всего воздействовать для установления (или подрыва ) гегемонии? Вовсе не на теории противника, говорит Грамши. Надо воздействовать на обыденное сознание - повседневные 'маленькие' мысли среднего человека. За обыденное сознание должны бороться как силы, защищающие свою гегемонию, так и революционные силы. Та часть обыденного сознания, которую Грамши называл ''здравый смысл' (стихийная философия трудящихся), открыта для восприятия идей справедливости. Если же речь идет о буржуазии, стремящейся сохранить или установить свою гегемонию, то ей важно этот здравый смысл нейтрализовать или подавлять, внедряя в сознание фантастические мифы:
-----------------------
( Это только некоторые цитаты из очерка Сергея Кара-Мурзы под названием
'Обездоленные в СССР" из журнала 'Наш современник' (n 4. 1998г.)
========================
6. Философия истории Грамши
Закономерность, необходимость, произвол
Подход А.Грамши - "участника исторического процесса"
- . -
6.1.(Возникновение понятий закономерности и необходимости в истории).
Понимание закономерности и неоходимости в историческом развитии возникло на почве политэкономии. В той форме и при помощи той методологии, которые развил Давид Рикардо. Например,введенное им понятие "определенного рынка", т. е. указание на то, что исторически сложились определенные - решающие и постоянные - силы, действующие с известным "автоматизмом", который позволял прогнозировать с определенной уверенностью результаты действий агентов процесса. Сказать "определенный рынок" - значит подразумевать "определенный тип производственных отношнений", а совокупность производственных отношений(ПО) образует основу социальной структуры общества. Соотношение социальных сил - а это главное выражение ПО -закрепляется политически,правовым, идеологическим образом и является предметом социологии.
6.2. (По поводу понятия "производственные отношения").
"Отношения"в социологическом смысле не следует психологизировать, понимать в обыденном, повседневном смысле - как индивидуальные отношения между людьми, хотя бы по поводу производства. Поговорили, выяснили отношения мастер с рабочим - и взятое вместе море таких актов составляет то, что именуют ПО. Нет, имеются ввиду групповые отношения, комбинации сил и актов.
6.3. ("Автоматизм").
"Автоматизм", то есть независимость от индивидуального произвола и вмешательства, имеет преходящий характер, он складывается и эволюционирует. Поэтому путь к поиску закономерности идет через выявление постоянно действующих факторов, путем абстрагирования от массы фактов . Между выявленными факторами устанавливаются отношения причины и следствия и на этой основе дается схема политэкономической основы определенного общества. Когда и если такой автоматизм нарушен - надо искать новую абстрактную схему, начиная с выявления факторов и т.д.
6.4. (Закономерность).
Значения понятий "закономерность", "автоматизм" в применении к историческим, социальным феноменам иное, чем в сфере естественных наук. Речь не идет об универсальных закономерностях, о постоянно и механически действующей причинности . Речь идет о том, чтобы выявить, какие и как в процессе развития складываются (относительно) постоянные силы, действующие с определенной закономерностью. Рикардо не только развил теорию стоимости в политэке, но и подсказал способ осмысления общественной жизни, способ установления посылки и вывода, тип детерминации. Это научный, беспристрастный анализ и констатация - по типу точных наук, а не гуманитарных. - . - С осмыслением закономерности связано понимание необходимости и случайности в процессах. Необходимость всегда конкретно-исторична, а не существует вообще, не абстрактна.Тут Грамши своеобразно, в противовес механицизму с одной стороны и волюнтаризму с другой, идя дальше экономического детерминизма, говорит о соотношении "предпосылки" и "действия", а также "предвидения" и "действия".
6.5. (Две формы детерминации).
Необходимость существует тогда, когда и если есть реальная и активная предпосылка. Осмысление ее людьми становится фактором действия, направляя коллективную волю и создавая комплекс "убеждений и верований, обладающих силой и крепостью народных верований и суеверий"- кодовая у Грамши фраза для х-ки практически-действенного мировоззрения. Человек живет, действует, мыслит в определенной "формации"не просто как хомо экономикус, а в двух сферах детерминации. Детерминации причинной - от "базиса" и в формах детерминации смысловой(или как бы самодетерминации, т.е. волевой). Меж ними есть некая промежуточная связующая. В ней связи причинные преобразуются в связи смысловые, и наоборот. (У Грамши этот переход обозван катарсисом). Эта "призма" преобразования - своя для каждого типа общества. Это наиболее массовая форма деятельности и общения, то есть жизни - вне собственно матпроизводства. В античности у греков - полития, в средние века - сословность, в промышленной цивилизации - гражданское общество. Верное осмысливание предпосылки - залог "перехода от необходимости к свободе". При таком переходе-"катарсисе" "базис" из внешней силы. который давит и ассимилирует человека, делает его пассивной игрушкой внешних могущественных сил, может стать орудием свободы,источником инициативы, средством создания новых "надстроек", если пользоваться привычным термином, парным базису.
.
6.6. Вопрос номер один для политдеятеля (весь анализ ведется не с точки зрения отстраненного ученого, а "изнутри",с позиции участника процесса) - когда, исходя из каких критериев можно сказать, что складываются условия, делающие возможным возникновение и развитие коллективной, народной, национальной воли. Для этого необходим исторический,экономический етс анализ социальной структуры данного общества и его истории, попыток, имевших место в его истории вызвать к жизни такую коллективную волю, причин, обусловивших успехи и провалы таких попыток. Далее идет уже развернутый конкретный анализ "соотношения социальных сил". Раскрываются моменты разных типов таких соотношений - от самых "объективных"и независящих от людей(начиная с чисто объективного уровня развития материальных производительных сил, базисных количественных х-к) -- до все более сложных, зависящих от воли и разума людей, форм .
6.7. (Предвидение и перспектива).
Поиск закономерностей внутренне связан с попытками решения практического вопроса - предсказуемостью и прогнозируемостью исторических событий. По аналогии с точными науками историческую методологию часто хотят считать "научной" тогда и постольку, когда и постольку она в состоянии "предвидеть" будущее, расклад конкретики етс.- А по самому своему смыслу горизонт прогнозирования в "политике"ограничен, и "предвидеть" можно только борьбу сил и тенденций в ходе становления будущего из прошлого. Но не отдельные конкретные моменты, которые всегда - результат столкновения противостоящих сил, находящихся в постоянном движении, не сводимых к фиксированным количественным факторам, в которых (тут опять у Грамши на старом жаргоне)"количество"постоянно переходит в "качество". Смысл "предвидения" - не научный акт познания, (он и не может быть таким), а сопутствующий созидающему действию смысловой момент, акт практический и даже прагматический. Действую, совершаю выбор, прилагаю усилие воли - вношу конкретный вклад в достижение того результата, который "предвидится" - только в этом смысле и можно реально "предвидеть". _Никакой механической причинности и причиняемости в истории нет_. Типовых образцов, схем, которые приводят к чаемым "хорошим" результатам - тоже.
6.8. (Различие произвола и выбора).
Выбор - не произвол (в русском оба значения присутствуют в выражении "произвольный выбор", их надо различать). Автоматизм(верно осмысленный)может стать залогом свободы. "Автоматизм"(этот термин используется в противовес волюнтаризму) не означает отрицания выбора и свободы. Он противостоит не им,а индивидуалистическому, волюнтаристскому акту, произволу. Способ осмысления Рикардо ("исходя из данных условий, получаем следующие последствия в экономике")таков. Имея данную совместную и координированную деятельность такой-то соцмальной группы, действующей на основе определенных принципов, принятых в силу убеждения, "свободно", в определенных целях - получаем развитие, которое х-зуется определенным автоматизмом , закономерностью, опознаваемой и выводимой методами точных наук. Акт свободного выбора происходит в соответствии с направляющими схемами, как бы в силовом поле, тождественном для массы индивидов и их волеизъявлений, которые становятся в этом поле однородными . Нельзя сказать, что все действуют одинаково - случаи произвола и случайности многочисленны, но однородная часть преобладает и "диктует тип закономерности". Если же произвольности обобщаются и начинают перевешивать сложившийся автоматизм, то это уже более не произвол и не случайность, а смещение основания старого автоматизма, новая рациональность - может быть, требующая своего постижения в рамках нового осмысления.И опять же, с позиции деятеля, а не только досуже осмысливающего отстраненного наблюдателя - вопрос номер один - как выявить в процессе складывания относительно постоянные факторы с присущим им (специфическим)типом автоматизма.
6.9. (Воля к действию).
"Воля" и основанная на ней деятельность может быть созидательной, но не абсолютно. Ее созидательность доказывается, верифицируется в ходе самого процесса обновления и частичного сохранения прошлого. Доказывается тем, что первоначально частный и частичный харкатер ее проявления становится общим и долговременным.Прошлое не однородно, оно представляет собой конгломерат отжившего и живого. Заранее , априори установить, что из прошлого будет сохранено в процессе развития, невозможно - это определиится в ходе самого процесса, меняющегося баланса и борьбы противодействующих сил. Обновляющая сила не может не быть присущей прошлому, не быть его элементом - тем, что собственно и является в нем "живым".
6.10. (Роль индивиддумов).
А роль индивидуев и их волей, выборов, действий - при таком подходе не только не отрицается, но и признается "вопросом жизни" для коллективов, социальных групп, их взаимодействий, возникающего соотношения социальных сил. Когда ставится задача (с точки зрения участника) "победить" - то следует разными способами стать такой решающей силой. Но и для повседневногго, рутинного существования общества необходимы "гегемония" и "согласие". Не пассивное и косвенное согласие людей, даже управляемых, а согласие активное и прямое. Политической властью в обществе дело не ограничивается. Через утряску разногласий своих коренных интересов люди приходят к объединению в разных "ячейках" в гражданского общества.
6.11.(Возникновение гражданского общества).
Начиная с 17в подосновой общества становится промышленная, машинная цивилизация. Для нее характерны развитая индустрия, четкое разделение основных форм деятельности, суверенная роль свободного работника, динамика необходимого, прибавочного и свободного времени. Общение работников как граждан отделяется от собственно-экономического базиса и начинает развиваться самостоятельно в сфере гражданских прав и свобод. Для гражданского общества характерны расчлененность, разветвление общественных связей и интересов, динамичная структуризация социальной жизни с выходом на осмысление социально-политических интересов различных социальных групп. Эти "пустоты" заполняются связями, отношениями борьбы, компромисса, согласования. Как уже говорилось, детерминация человека историей(экономикой) в этой сфере гражданского общества дополняется самодетерминацией.
История помимо и безотносительно человека, его познания, мировоззрения, воли собственного смысла не имеет. Но и сам человек не волен по своему произволу, капризу придавать ей любой смысл или лишать его вообще. Люди сами творят cобственную историю - в том числе и осмысляя ее, чтобы действовать
Сергей Пресня
Thu Aug 10 16:25:19 2000


От Сысой
К Сысой (05.09.2002 19:46:48)
Дата 05.09.2002 19:49:24

Re: Из находок Сергея Палыча, ч.2


------------------------
В русской сети впервые появились отрывки основного политического
трактата Грамши - его учения о современной политической партии.
Термин"Государь"заимствован у Маккиавели с его знаменитым трактатом.
Грамши раскрывает разные аспекты современного"Государя", который может
быть только коллективным.

По английски почти полный текст Modern Prince выложен на сайте
http://www.marxists.org/archive/gramsci/index.htm

я переписал весь английский вариант и прогнал его через переводчик, но
итоговый текст слабо вычитан. Могу кинуть по мылу, но какчетво...увы.

По-русски в книге (ТТ) перевод лучше всего читать, потому что сухой
стиль английского перевода теряет множество смысловых и семантических
оттенков. Грамши владел пером как хороший писатель.

отрывки взяты из середины трактата и как обычно представляют собой набор
отдельных фрагментов,тут хоть - больших. Полный канонический текст
учитывает наложение отрывков, написанных в разные периоды, и выстроен в
логическую цепочку(так по крайней мере сделали на англоязычном сайте).

http://www.hronos.km.ru/biograf/bio_g/gramsci.html
http://www.hronos.km.ru/libris/lib_g/gramsci04.html
========
Партии, государство, общество


Из "Тюремных тетрадей" (ТТ - цитируется по первому и лучшему русскому
изданию изданию А.Грамши.Тюремные тетради. Избранное, т.3 М.Изд-во
иностранной литературы 1959)

----------
(из отрывка "Политическая партия", стр.134 сл)

Нужно подчеркнуть, что очень часто предают забвению как раз самые
элементарные, самые простые понятия политики.
Первое элементарное отношение в политике состоит в том, что в
реальности-то существуют правители и управляемые, руководители и
руководимые. Все искусство и вся наука политики построены на этом
первичном факте, от которого никуда не уйдешь.

Если даже в одной и той же группе существует деление на управляющих и
управляемых, то возникает необходимость установить определенные принципы
этих отношений. Ведь именно в этой области совершаются наиболее грубые
<ошибки>, обнаруживаются самая преступная неспособность и наиболее
трудные для исправления просчеты. (Считается, что раз цели этой группы
изложены, то это должно автоматически обеспечить ей полную поддержку, и
поэтому нет нужды отстаивать <необходимость> и разумность этих
принципов. Более того, считается бесспорным (кое-кто убежден в этом и,
что еще хуже, действует в соответствии с этим <убеждением>), что
поддержка <придет>, даже если не попросить о ней, даже если не намечен
путь, по которому предстоит двигаться. Так, например, трудно избавиться
от присущего руководителям убеждения в том, что дело будет осуществлено
только потому, что руководитель считает справедливым и разумным, чтобы
оно было осуществлено; если этого не происходит - возлагается
<ответственность> на того, кто <должен был бы...> и т.д. Так же трудно
вытравить преступные замашки - пренебрежение необходимостью избегать
бесполезных жертв. В самом деле, всем известно, что провал коллективных
(политических) действий происходит большей частью потому, что не
пытаются избежать бесплодных жертв или не учитывают жертв других и
играют чужими жизнями...

Если исходить из принципа, что существуют руководители и руководимые,
правители и управляемые, то несомненно, что <партии> до сих пор
представляют собой самое удобное средство для подготовки руководителей и
навыков руководства.

Следует обратить внимание на то, что там, где устанавливаются
тоталитарные режимы, традициаонная функция института верховной власти
присваивается на деле определенной партией, которая является
тоталитарной именно потому, что выполняет эту функцию. Хотя всякая
партия является выразителем интересов социальной группы, и только одной
определенной социальной группы, тем не менее определенные партии при
известных условиях представляют интересы такой группы, поскольку они
осуществляют равновесие и выполняют роль арбитра между интересами
собственной группы и других социальных групп, а также заботятся о том,
чтобы развитие представляемой ими группы шло при согласии и с помощью
союзных ей социальных групп, если они не являются прямо, решительно
враждебными ей группами. Конституционная формула, определяющая положение
короля (или президента республики), - <царствует, но не управляет>, -
представляет собой юридически оформленное выражение этой арбитражной
функции, выражение заботы конституционных партий о том, чтобы не
<разоблачать> корону или президента. Содержащееся в конституции
положение о том, что глава государства не несет ответственности за
действия правительства, и положение о министерской ответственности
представляют собой казуистическое выражение общего принципа, состоящего
в защите концепции государственного единства, концепции согласия
управляемых с государственной деятельностью вне зависимости от того, кто
входит в состав правительства и какая партия находится у власти.

При господстве тоталитарной партии эти конституционные положения теряют
свое значение и деятельность функционировавших в соответствии с ними
институтов ослабевает. Однако выполнение этой функции арбитра берет на
себя тоталитарная партия, превозносящая абстрактную концепцию
<государства> и старающаяся различными способами создать впечатление
того, будто функция <беспристрастной силы> осуществляется действенно и
эффективно.

Можно отметить, что во многих странах современного мира органические,
основные партии вследствие необходимости вести политическую борьбу или
по другим соображениям разбиты на фракции... Поэтому часто случается,
что духовный генеральный штаб органической партии не принадлежит ни к
одной из таких фракций, а действует так. как если бы он был
самостоятельно существуюшей руководящей силой, стоящей над партиями; и
подчас люди этому даже верят. Эту функций можно очень точно изучить,
если исходить из того, что газета (или ряд газет) , журнал (или ряд
журналов) являются <партиями> или <партийными фракциями> или выполняют
<функцию определенной партии>. В этой связи следовало бы поразмышлять
над теми функциями, которые <Таймс> выполняет в Англии, которые
принадлежали <Коррьере делла сера> в Италии, а также о тех функциях,
которые выполняет так называемая <информационная> и <аполитичная> и даже
спортивная и техническая печать. Впрочем, это явление обнаруживает очень
интересные черты в таких странах, где безраздельно господствует
тоталитарная партия, ибо такая партия не выполияет больше чисто
политических функций - она выполняет теперь только технические,
пропагандистские и полицейские функции , а также функции нравственного и
культурного воздействия. Политическая функция выполняется в таком случае
косвенным путем, потому что если отсутствуют другие легальные партии, то
всегда существуют некоторые фактические партии и тенденции, которые
нельзя подавить легальным путем; полемика и борьба против них напоминает
игру в жмурки. Во всяком случае, несомненно одно, что р тоталитарных
партиях преобладают культурные функции, а язык политики превращается в
политический жартон, то есть политические вопросы облекаются в
культурные формы и как таковые становятся неразрешенными.

Существуют два типа <партии>. Один тип ее может представлять собой
элиту, деятелей культуры, "функции которых заключаются в том, чтобы с
позиций культуры и общих идеологических принципов осуществлять
руководство широким движением родственных между собой партий (которые
являются в действительности фракциями одной и той же органической
партии). Второй тип, появившийся в более близкий к нам период,
представляет собой не элиту, а массовую партию, причем политическая роль
массы заключается" только в том, что она должна (подобно армии) во всем
следовать и доверять открытому или скрытому политическому центру
(открытый политический центр часто является механизмом управления в
руках тех сил, которые стремятся остаться в тени и действуют косвенно,
через посредников и через <посредническую идеологию>) . Масса служит
здесь попросту средством для <маневра>, и ее <занимают> моральными
наставлениями, сентиментальными внушениями, мессианскими мифами о
наступлении легендарной эпохи, во время которой сами собой будут
разрешены все бедствия, устранены все противоречия современности.

Вопрос о том, когда можно считать партию сформировавшейся, то есть
имеющей ясную и постоянную цель, вызывает оживленную полемику и часто, к
сожалению, порождает даже партийную спесь, не менее смешную и опасную
,чeм <национальная спесь>, о которой писал Вико.

Трудно допустить, чтобы какая-либо политическая партия (представляющая
господствующую группу, а также и подчиненные социальные группы) не
выполняла также и полицейскую функцию, то есть функцию защиты
определенного узаконенного политического порядка.

Показав это со всей отчетливостью, вопрос следует поставить по-другому,
а именно как вопрос о тех путях и о тех способах, с помощью которых
осуществляется эта функция. Что лежит в ее основе - репрессии или
убеждение, носит ли она реакционный или прогрессивный характер?
Выполняет ли данная партия свою полицейскую функцию с целью сохранения
порядка, который является внешним, чуждым живым силам истории и
сковывает их развитие, или эти ее действия продиктованы стремлением
поднять народ на новую ступень цивилизации, политическое и правовое
устройство которой составляет ее программную цель? В самом деле, закон
находит тех, кто его нарушает, во-первых, среди реакционных социальных
элементов, которых он лишил власти; во-вторых, среди прогрессивных
элементен, которых закон подавляет; в-третьих, среди тех элементов,
которые не достигли того уровня цивилизованности, который выражает
закон. Поэтому выполняемая партией полицейская функция может быть
прогрессивной и регрессивной: она прогрессивна, когда направлена на то,
чтобы удерживать в рамках законности реакционные силы, отрешенные от
власти, и поднять на уровень новой законности отсталые массы; она
регрессивна, когда стремится подавить живые силы истории и сохранить уже
превзойденную, антиисторическую законность, ставшую чуждой массам. А в
остальном отличительным критерием какой-либо партии служит характер ее
деятельности: если партия является прогрессивной, она выполняет эту
функцию <демократически>; если партия является регрессивной, она
выполняет эту функцию <бюрократически>. Во втором случае партия
представляет собой простого нерассуждающего исполнителя она является (в
техническом отношении) полицейской организацией и ее название -
<политическая партия> - представляет собой простую метафору, носящую
мифологический характер.

-------
(из отрывка"Цезаризм".ТТ,стр 185 сл)

Цезаризм является отражением такой ситуации, когда борющиеся между собои
силы находятся в состоянии катастрофического равновесия, то есть такого
равновесия, при котором продолжение борьбы может иметь лишь один исход:
взаимное уничтожение борющихся сил.

Цезаризм всегда служит выходом из историко-политической ситуации,
характеризующейся таким равновесием сил, которое грозит завершиться
катастрофой; этот выход принимает форму <арбитража>, доверенного великой
личности. Цезаризм прогрессивен, когда его вмешательство помогает
восторжествовать прогрессивной силе - хотя бы и с помощью определенных
компромиссов и условий, ограничивающих значение одержанной победы;
цезаризм носит реакционный характер, когда его вмешательство помогает
восторжествовать реакционной силе также с помощью компромиссов и
ограничений, но имеющих в этом случае иной смысл, иную силу, иное
значение. Цезарь и Наполеон I служат прим*ерами прогрессивного
Цезаризма. Наполеона III и Бисмарка - цезаризма реакционного, Впрочем,
цезаризм - это полемико-идеологическая формула... Обстоятельства могут
привести к установлению цезаризма без Цезаря, без великой <героической>
и представительной личности.
...
В современном мире явление цезаризма в общем носит особый характер...
Тем не менее даже в современную эпоху для развития цезаризма имеется
известное поле, более или менее широкое (в зависимости от характера
страны и того места, которое она занимает в мировой структуре), потому
что эта социальная форма <всегда> имеет потенциальные возможности для
последующего развития и организационного оформления. Она может особенно
рассчитывать на относительную слабость противостоящей ей прогрессивной
силы, вытекающей из самой ее природы и особенностей ее существования,
слабость, в сохранении которой эта социальная форма заинтересована;
поэтому и говорят, что современный цезаризм носит скорее полицейский, а
не военный характер..

----------
(из отрывка"Государство"ТТ стр 237 сл)
...
-"Входят ли парламенты в состав государственной структуры (даже в тех
странах, где они как будто бы играют максимально действенную роль), а
если нет, то какую функцию они выполняют в действительности? При
положительном ответе встает другой вопрос: каким образом они входят в
состав государства и каким образом выполняют свою специфическую функцию?
И если даже парламенты органически не входят в состав государства, то
может ли это тем не менее служить свидетельством того, что их
существование не имеет общегосударственного значения? И каково основание
тех обвинений, которые выдвигают по адресу парламентаризма и неразрывно
связанного с ним многопартийного режима? (Основание, естественно,
объективно, то есть связано с тем фактом, что само существование
парламентов препятствует и замедляет техническую деятельность
правительства.) Вполне понятно, что представительный режим в
политическом отношении может <причинить" беспокойство> кадровой
бюрократии, но вопрос состоит не в этом. Суть его сводится к следующему:
не превратился ли представительный и многопартийный режим,
предназначенный служить механизмом для отбора лучших функционеров,
которые дополняли бы и уравновешивали кадровую бюрократию с тем, чтобы
предотвратить окаменение, - не превратился ти этот представительный
режим в препятствие, в механизм совершенно противоположного характера, и
если да - то по каким причинам?

Впрочем, даже утвердительный ответ на этот вопрос не исчерпывает
проблемы, ибо если даже допустить (а это как раз нужно допустить), что
парламентаризм утратил свою действенность и, больше того, стал приносить
вред, то отсюда вовсе не следует, что нужно реабилитировать и
превозносить бюрократический режим. Нужно подумать над тем, не
отождествляются ли парламентаризм и представительный режим вообще и нет
ли возможности по-иному разрешить как проблему парламентаризма, так и
проблему бюрократического режима....

Поскольку государство есть само упорядоченное общество, оно суверенно.
Оно не может иметь юридических границ: для него не могут служить
границей субъективные нормы публичного права, государство не может
сказать о себе, что оно самоограничивается. Установленное право не может
быть границей для государства, ибо в любой момент оно может быть
изменено государством во имя новых социальных потребностей и т.д.

Пока существуют классовые государства, упорядоченное общество может
существовать только как метафора, то есть только в том смысле, что и
классовое государство также является упорядоченным обществом. Утописты,
поскольку они выступали с критикой современного им общества, прекрасно
понимали, что классовое государство не может быть упорядоченным
обществом, и это подтверждается тем, что, рисуя в утопиях различные типы
общества, они вводили в качестве необходимой основы задуманной реформы
экономическое равенство.

Что касается этического и культурного государства то самое разумное и
конкретное, что можно сказать по этому поводу, сводится, на мой взгляд,
к следующему: каждое государство является этическим, поскольку одна из
наиболее важных его функций состоит в том, чтобы поднимать широкие массы
населения до определенного культурного и морального уровня (или типа),
соответствующего потребностям развития производительных сил и,
следовательно, отвечающего интересам господствующих классов. В этом
смысле особенно важную роль в государстве играет школа, выполняющая
позитивную воспитательную функцию. Однако в реальной действительности на
достижение этой цели направлено множество других видов деятельности и
инициативы, носящих так называемый частный характер, которые образуют в
совокупности аппарат политической или культурной гегемонии
господствующих классов.

В полемике (кстати сказать, поверхностной) о функциях государства
(которая понимается в узком смысле как политико-юридическая организация)
выражение <государство - ночной сторож> соответствует итальянскому
выражению <государство-карабинер> и должно обозначать государство, чьи
функции ограничиваются охраной общественного порядка и гарантированием
соблюдения законов.

Выражение <государство - ночной сторож>, которое должно, вероятно, иметь
больший саркастический оттенок, чем выражение <государство-карабинер>
или <государство-полицейский>, принадлежит, кажется, Иссалю.
Противоположностью такому государству должны служить <этическое
государство> или <государство-интервенционист> ( <государство,
осуществляющее вмешательство>). И нужно проводить различие между этими
двумя категориями.

Концепция этического государства имеет философское и интеллектуальное
происхождение (она свойственна интеллектуалам; пример - взгляды Гегеля),
и ее действительно можно было бы поставить в один ряд с концепцией
<государство - ночной сторож>, потому что она относится скорее к
самостоятельной (воспитательной и моральной) деятельности светского
государства в противоположность космополитизму и тому вмешательству,
которые характеризуют деятельность религиозно-церковной организации как
пережитка средневековья. Концепция же государства-интервенциониста имеет
экономическое происхождение и связана, с одной стороны, с
протекционистскими течениями, или течениями экономического национализма,
а с другой стороны - с попыткой заставить определенные государственные
кадры феодального и помещичьего происхождения взять на себя <защиту>
трудящихся классов от эксцессов капитализма (политика Бисмарка и
Дизраэли).

Эти различные тенденции могут вступать в разнообразные комбинации, что и
происходит на деле. Естественно, что либералы (сторонники <экономизма>)
выступают за государство с функциями <ночного сторожа> и хотели бы,
чтобы историческая инициатива была предоставлена гражданскому обществу и
различным силам, которые развиваются бурно, если существует
<государство-сторож>, заботящееся о том, чтобы <игра> велась <честно> и
чтобы соблюдались ее законы. Интеллигенты, будь то либералы или даже
сторонники государства-интервенциониста, относятся очень неодинаково к р
азличным вопросам: они могут быть либералами в экономической области и
одновременно интервенционистами в области культуры и т.д.

(стр.247 сл)
Мы всегда отождествляем государство и правительство, а это
отождествление представляет собой как раз новое выражение
экономико-корпоративной формы (здесь: формы выражения
социально-экономического содержания государства. - Ред.), то есть
смешения гражданского общества и общества политического, ибо следует
отметить, что в общее понятие государства входят элементы, которые
должны быть отнесены к понятию гражданского общества (в_этом смысле
можно было бы сказать, что государство == политическое общество +
гражданское общество, иначе говоря, государство является гегемонией,
облеченной в броню принуждения. В доктрине государства, согласно которой
существует тенденция к тому, что государству суждено исчерпать себя и
раствориться в упорядоченном обществе, - в этой доктрине указанный выше
вопрос занимает центральное место. Можно-представить себе, как
принудительная сторона государству постепенно исчерпывает себя в
результате того, что утверждаются все более значительные элементы
упорядоченного общества (то есть этического государства или гражданского
общества). Выражения <этическое государство> или <гражданское общество>
должны были бы означать, что это <представление> о государстве без
государства имелось у Крупных ученых в области политики и права
постолькуку, поскольку они становились на почву чистой науки (то есть
чистой утопии, поскольку она основывалась на предположении, что все люди
будто бы действительно равны между собой...).

В доктрине государства как упорядоченного общества нужно будет от фазы,
на которой <государство> будет равнозначно <правительству> и
отождествляться с <гражданским обществом>, перейти к фазе, на которой
государство будет выступать в роли <ночного сторожа>, то есть будет
являться принудительной организацией, охраняющей развитие элементов
упорядоченного общества, которые будут непрерывно умножаться, вследствие
чего авторитетные и хаотические вмешательства этой организации будут
постепенно сокращаться...

Если ни один тип государства действительно не может не пройти через фазу
экономико-корпоративного примитивизма (то есть прямого выражения
интересов господствующей социальной группы. - Ред.), то не следует ли
отсюда, что содержание политической гегемонии новой социальной группы,
основавшей новый тип государства, должно носить преимущественно
экономическии характер? Ведь в таком случае речь идет о преобразовании
экономической структуры и конкретных отношении между людьми и
экономическим миром, то есть производством. Элементы надстройки не могут
быть при этом слаборазвитыми; деятельность этих элементов сведется
к.предвидению и борьбе, причем <плановое> начало будет играть при этом
еще явно недостаточную роль; культурный план будет носить главным
образом негативный характер, сведется к критике прошлого и к тому, чтобы
предать забвению, старое и разрушить его, а план позитивного
строительства оудет намечен еще в самых <общих чертах>, которые в любой
момент можно (и нужно) будет изменять, чтобы план находился в
соответствии с вновь создаваемой экономической структурой.
------
(из отрывка "Человек-индивидуум и человеческая масса"ТТ стр252)
...Старые руководители общества, возглавлявшие его в интеллектуальном и
нравственном отношении, чувствуют, что почва уходит у них из-под ног,
понимают, что их <проповеди> становятся именно <проповедями> - вещью,
чуждой действительности, голой формой, лишенной содержания, безжизненным
призраком; отсюда их отчаяние и консервативные и реакционные тенденции.
Из-за того, что разлагается та особая форма цивилизации, культуры и
нравственности, которую они представляют, они кричат о гибели всякой
цивилизации, всякой культуры, всякой нравственности и требуют от
государства принятия репрессивных мер. Эти руководители образуют
.сопротивляющуюся группу, стоящую вне реального исторического процесса;
тем самым они увеличивают продолжительность кризиса, ибо закат
определенного образа жизни и образа мышления не может происходить без
кризиса. С другой стороны, люди, представляющие новый порядок, которому
предстоит появиться на свет, из-за <рационалистической> ненависти к
старому распространяют утопии и надуманные планы.

Что служит исходным пунктом этого нового порядка, которым чревата
действительность? Мир производства, труд. В основу всякого анализа
нравственных и идеологических установлений, которые предстоит создать, и
принципов, которые предстоит распространить, должен оыть положен
критерий максимального утилитаризма; коллективная и индивидуальная жизнь
должна быть организована на базе максимального использования
производственного аппарата. Развитие экономических сил на новых основах
и прогрессивное развитие новой экономической структуры излечат
противоречия, которые не могут отсутствовать, и откроют новые
возможности для самодисциплины, то есть и для индивидуальной свободы.


=============
еще один отрывок ТТ(стр.256-258)
. Фетишизм.
Из "Тюремных тетрадей"

Как можно определить явление фетишизма? Коллективный организм состоит из
отдельных индивидов, которые образуют данный организм, поскольку они
создали и активно соблюдают определенный иерархический порядок и
подчиняются определенному руководству. Если каждый индивид рассматривает
коллективный организм как нечто ему чуждое, то совершенно очевидно, что
этот организм фактически более не существует, а становится неким
призрачным порождением интеллекта, неким фетишем. Нужно подумать,
неунаследован ли этот широко распространенный образ мышления от
католической трансцендентальности и от старых патерналистских режимов;
этот образ мышления присущ целому ряду организмов, от государства до
нации, политических партий и т. д. Совершенно естественно, что его
происхождение связано с церковью, поскольку, по крайней мере в Италии,
многовековые усилия Ватикана, направленные на уничтожение всяких следов
вдутренней демократии и вмешательства верующих в религиозную
деятельность, увенчались полным успехом и обусловили все то, что стало
второй натурой верующего, хотя отсюда и возникла как раз та особая форма
католицизма, которая свойственна итальянскому народу. Удивительно и в то
же время знаменательно, что такого рода фетишизм проявляется и по
отношению к <добровольным> организмам не <административного> или
государственного типа, какими являются партии и профсоюзы. Отношения
между отдельным индивидом и организмом стали мыслиться как некое
противоречие, индивид начал смотреть на организм с позиций чисто внешней
критики (если он не стоит на позициях некритического восторженного
преклонения). В любом случае речь идет о фетишистском отношении. Индивид
полагает, что организм сам все сделает, даже если лично он бездействует,
и не задумывается над тем, что, поскольку такое поведение весьма
распространено, организм неизбежно оказывается бездейственным.
Кроме того, следует признать, что поскольку широко распространено
механистическое и детерминистское представление об истории
(представление, соответствующее житейскому смыслу и связанное с
пассивностью широких народных масс), каждый индивид, видя, что, несмотря
на его бездействие, все-таки что-то происходит, склонен думать, что над
отдельными индивидами существует нечто фантасмагорическое, существует
абстракция коллективного организма, своего рода независимое божество,
которое не думает конкретной головой, но все-таки думает, не
передвигается с помощью человеческих ног, но все же передвигается п т.
д.

Может показаться, что некоторые идеологические концепции (как, например,
концепция актуального идеализма (Уго Спирито), отождествляющая индивид и
государство) должны были бы перевоспитать сознание индивидов, однако не
заметно, чтобы это действительно происходило, поскольку это
отождествление носит чисто словесный, декларативный характер. То же
самое можно сказать и о любых формах так называемого <органического
централизма>, основывающегося на предположении (которое верно лишь в
исключительные моменты накала народных страстей), что отношение между
правителями и управляемыми определяется тем фактом, что правители
действуют в интересах управляемых и в то же время <должны> иметь на то
их согласие, то есть должно произойти отождествление индивида с целым, а
целое (каким бы организмом оно ни являлось) должно быть представлено
руководителями. Можно полагать, что для католической церкви подобная
концепция не только полезна, но и необходима: любая форма вмешательства
снизу вызвала бы распад церкви (это видно на примере протестантских
церквей); однако для других организмов вопросом жизни или смерти
является не пассивное и косвенное согласие управляемых, а согласие
активное, прямое и, следовательно, непосредственное участие отдельных
индивидов в управлении, даже если это создает видимость разложения и
смуты. Коллективное сознание, то есть живой организм, образуется лишь
после того, как от множественности мнений придут к единству в результате
споров, столкновений отдельных индивидов; нельзя также сказать, что там,
где царит <молчание>, нет подобной множественности. Оркестр, в котором
во время репетиций каждый инструмент исполняет свою партию, производит
впечатление ужасной какофонии; и все-таки такие репетиции являются
необходимым условием для того, чтобы оркестр жил как единый
<инструмент>.

==

представляют интерес и другие отрывки на этом сайте
http://www.hronos.km.ru/libris/lib_g/gramsci00.html

-------------------------------
еще улов по пополнению грамшианы в русской сети.

по теме"Интеллигенция"

====
http://www.ant.md/pr/heroes/gramsci.htm

Сам генерал Пиночет почтил покойного мыслителя своей лютой ненавистью. В
интервью <Комсомольской правде> в начале 90?х годов отставной палач
говорил: <Марксизм-ленинизм в вашей стране - да, потерпел крах, но
появился куда более опасный враг - грамшианство. Учение итальянского
коммуниста Антонио Грамши - это марксизм в новом платье. Оно опасно тем,
что проникает в сознание людей, в первую очередь, интеллигенции> (КП от
30.09.1992). Отчего же трясутся генеральские поджилки?

Дело в том, что Антонио Грамши разработал новую революционную теорию,
пригодную как раз для индустриального, а ещё более - для нынешнего
информационного общества. В её основе - не <кавалерийские атаки на
капитал>, не отчаянный и бесплодный бунт <красных бригад>, а борьба за
умы. Она не отмечена вспышками ярости и торопливого бунта, в котором
нетерпеливая молодёжь приносит себя и других в жертву идее, которую не
успевает даже хорошенько изучить. Она не годится для киносюжета. Эта
борьба - неспешная, неброская, требует от человека не столько задора,
сколько воли и честности. Но завоевания, которые она приносит,
необратимы.


=========

это как бы введение к статейке, зацепившейся по теме"Грамши и
современность". Ушакин (автор статьи в "ПолИс") пытается угрызть ядро
орешка ТТ - "концепцию гегемонии". Как чистого инструмента, пригодного
для вооружения противоположных сторон в схватке .Помните, что СГКМ писАл
в "Обездоленных" про концепцию культурной гегемонии и молекулярной
революции - что это"дышло", которое можно развернуть и ипользовать тому,
кто окажется маневренней, умней,мощнее. В прошлый раз его использованли
против нас - об этом напоминает и предыдущий материал , из"Нового
времени" 1990года,и упоминание бабы Леры в статье Ушакина

От Pout
К Сысой (05.09.2002 19:49:24)
Дата 06.09.2002 19:29:52

Тюремные Тетради. Проблемы философии практики (ч2.2)

Тюремные тетради.

А.Грамши Избранное в 3хтомах. т.3 М.1959


Проблемы философии практики.

"Анти-Бухарин" (отрывки)

тексты в копилке
скоро

От Pout
К Сысой (05.09.2002 19:49:24)
Дата 06.09.2002 19:18:31

Тюремные Тетради. "Modern Prince"(engl.) ч.2.1

Тюремные тетради

Трактат "Современный государь"(англ).
полностью

в копилке
http://vif2ne.ru/nvz/forum/files/Presnja/modernPrince.zip


От Сысой
К Сысой (05.09.2002 19:49:24)
Дата 05.09.2002 19:51:49

Re: Из находок Сергея Палыча, ч.3



========
статья в ПолИс
http://www.politstudies.ru/fulltext/1998/4/3.htm


два больших сегмента
==============
(1)
=============
...
В отличие от "буржуазии", "крестьянства" или "рабочего класса", роль и
место "интеллигенции" - как понятия и как группы - в марксистской
практике и теории особой четкостью дефиниции не отличаются. Никита
Хрущев, например, в своих воспоминаниях отзывался об интеллигенции как о
"самом остром, самом скользком участке" (7). В свою очередь, Карл
Мангейм видел в самом существовании интеллигенции сложнейшую
социологическую проблему (8). Естествен вопрос: чем же тогда
определяется эта "острота", "скольз-кость" и "сложность" интеллигенции?
Ответ, по моему мнению, кроется в исходных взглядах марксизма на природу
социальной структуры общества.

Рассуждая "О материалистическом понимании истории", Плеханов, в
частности, в сжатом виде четко сформулировал базовую схему:

"...Люди делают свою историю, стремясь удовлетворить свои нужды. Нужды
эти даются первоначально, конечно, природой, но затем значительно
изменяются, в количественном и качественном выражении, свойствами
искусственной среды. Находящиеся в распоряжении людей производственные
силы обусловливают собой все их общественные отношения... Эти отношения
естественно создают известные интересы, которые находят свое отражение в
праве... Раз возникнув, интересы, так или иначе, отражаются в сознании
людей" (9).

Показательным в этой цитате является то, что Плеханов - вольно или
невольно - оставляет за скобками очевидный вопрос о том, что между
"известными интересами" и их "отражением в праве" (или в "сознании
людей") есть определенная дистанция, которая, как правило,
преодолевается людьми, имеющими гораздо больше общего именно с
отражениями, чем непосредственно с интересами. Это, в свою очередь, не
может не сказываться на процессе трансформации интересов в формулы и
клише (в данном случае) законодательства. В итоге правомерна постановка
следующих проблем: в какой степени возможно говорить об идеальности
"зеркальной" поверхности права (философии, религии, эстетики и т.д.),
призванной "отображать" существующие производственные отношения и
интересы? Не искажается ли она тем фактом, что интеллигенция, если
продолжить мысль, удерживающая в своих руках это "зеркало", в данные
отношения не вовлечена и данные интересы разделять не может? И далее:
можно ли говорить об интеллигенции как о группе, имеющей собственные
интересы, которые и определяют ее участие в общественном разделении
труда и собственности? Различные направления марксизма отвечали на эти
вопросы по-разному. В целом все обилие подходов вполне сводимо к двум
концепиям. Одна из них акцентирует экономическую основу интересов, в то
время как другая - относительную символическую независимость идеологии.

ЗАИМСТВОВАННЫЕ ИНТЕРЕСЫ

Интересы, если следовать Плеханову, есть не что иное, как осознанные
потребности. В данном случае неважно, насколько эти потребности
признаются естественными, чрезмерными или благоприобретенными. Гораздо
существеннее другое: осознанные интересы в таком истолковании
приобретают телеологический, целеполагающий характер; иными словами,
смысл, выстраивающий хаос повседневности в логическую последовательность
шагов к намеченной цели, например, к нужным союзам. И - как результат -
к необходимой программе деятельности (2, с.323), чья корректирующая и
направляющая функция и смыкает триаду "потребности - интересы -
действия"*.

* Любопытно, кстати, что теория и практика психоанализа - сходного в
функциональном плане с марксизмом своей целостностью восприятия явлений
социальной (т.е. психической) деятельности -строится именно на
стремлении добиться от пациента осознания того факта, что за сетью его
несовпадающих, разнородных и зачастую не совсем "традиционных" поступков
находится мощная стена его же собственных подавленных, скрытых или
мистифицированных интересов/потребностей.

Поскольку суть интересов в марксистской интерпретации в конечном счете
детерминируется отношениями собственности**, постольку положение
интеллигенции есть, по определению, положение промежуточное,
неустойчивое, зависимое. Не только потому, что у интеллигенции вообще
недостает собственности, но из-за того, что производимый ею "товар"
имеет, за редким исключением, публичную, а не частную природу, и
единичный, а не массовый характер потребления. Более того,
интеллектуальный продукт, несмотря на все попытки придать ему статус
собственности, не поддается принципам "монополизации" либо
регулированной, ограничиваемой поставки товара на рынок спроса. Однажды
увидев свет, этот продукт может быть подвергнут бесчисленному
тиражированию, но не может быть произведен "заново"*. Феномен
интеллектуального эпигонства, таким образом, сводит на нет феномен
уникальности индивидуального произведения, неумолимо сокращая расстояние
между "открытием" и "клише". Подобное состояние постоянной [социальной]
неустойчивости и зависимости как своего рода персонифицированный
"апофеоз беспочвенности" вызывает и определенные политические
последствия. По данному поводу Луначарский писал:

** То есть отношениями использования, распоряжения, владения и т.п.,
ведущим к получению прибыли.

* Это правило хорошо усвоили те сферы "интеллектуального" производства,
которые в наибольшей степени включены в рыночные отношения - то есть
дизайна, моды, шоу-бизнеса и т.п. Например, ведущие мировые дома высокой
моды практически повсеместно отказались от защиты авторских прав на свои
разработки, сделав ставку на рост радикальности очередных коллекций, а
следовательно - и на интенсивности творческого и интеллектуального
поиска (какие формы он ни принимал бы в данном случае) "новых" решений.
"Нью-Йорк Тайме" относительно недавно опубликовала статью об Аллене В.
Шварце, построившем свой - достаточно большой по американским меркам -
бизнес на "интерпретации" моделей самых интересных дизайнеров. Один из
них, Вера Ванг, заметила: "Иногда [этим интерпретаторам] удается
раскрутить свою версию модели раньше, чем наш оригинал поступит в
магазины" (10).

"Интеллигенция, этот средний слой, несомненная часть мелкой буржуазии и
по происхождению своему, и по кустарному типу своего специфического
производства, никогда не была классом и никогда им не будет. Она всегда
колебалась между другими, экономически более мощными и
кристаллизованными классами, ...распадаясь на группы, налипавшие на
разные другие социальные тела и придававшие им блеск идеологии, ...
чрезвычайно важной для их классового самосознания" (11, с.22).

В позиции Луначарского интересен, разумеется, не его классовый подход к
социальной структуре. Важна его уверенность в том, что интеллигенция
проявляет себя посредством выражения чужих интересов или в том, что
существование интеллигенции как раз и состоит в паразитическом налипании
"на разные другие социальные тела". Согласно Луначарскому - да и не
только ему, - именно это "колеблющееся" и фрагментированное
существование интеллигенции делает ее привлекательной для "более мощных"
и "кристаллизовавшихся" классов, которые превращают ее в некий объект
"борьбы", "завоеваний", в "живой инвентарь", необходимый "политически
активным классам" так же, как "машины и железные дороги" (11, с. 11)**.
Насколько, в подобном случае, этот "инвентарь" является "живым" или
насколько удачно он отвечает поставленным целям? Концепция
интеллигенции, очерченная Грамши в его "Тюремных тетрадях", в
определенной степени помогает ответить на данный вопрос.

** Словно вторя Луначарскому, совсем недавно В. Богданов, председатель
Союза журналистов России, так характеризовал нынешнюю ситуацию со
средствами массовой информации в стране: "Наши новые капиталисты
рассматривают прессу как одно из орудий в своем арсенале. Они думают,
что если они платят, то им можно делать все, что угодно" (12).

ОРГАНИЧЕСКИЕ ПОСРЕДНИКИ

В своей методологической схеме Грамши исходит из наличия в обществе двух
типов интеллигенции - "органической" и "традиционной". Цель
"органической" интеллигенции, по Грамши, состоит в том, чтобы
удовлетворить потребности в чувстве "однородности и сознании...
собственной роли не только в экономике, но и в социальной и политической
области" у тех социальных групп, которые возникли благодаря разделению
"функций в мире экономического производства" (13). Иными словами, для
Грамши (как, например, и для Луначарского) задачи интеллигенции сводятся
ко внешнему оформлению того или иного класса, к переводу неочевидных
экономических показателей могущества (или бессилия) конкретной
социальной группы на язык общедоступных символов.

С точки зрения "техники", в данном случае неважно, при помощи каких
именно средств достигается это ощущение социальной однородности и
осознание собственной роли, т.е. при помощи каких социально значимых
актов устанавливаются и поддерживаются границы правящей (или
оппозиционной) группировки. Совместная символическая деятельность может
быть любой - от коллективных посещений концертов Мстислава Ростроповича
до дискуссий по поводу политики НАТО, от массового участия в
физкультурных парадах или тенисных турнирах до обсуждения проблем
языкознания, генетики или монетаризма. Существен, напротив, механизм
данного процесса - механизм овеществления экономической значимости
конкретной социальной группы посредством присвоения символов,
заимствованных или, вернее, произведенных в другой культурной и
социальной среде*. А этот механизм овеществления, в котором
"органическая" интеллигенция является чем-то вроде внешнего признака,
обнаруживающего скрытый феномен ("основной класс"), неким социальным
метонимом**, имеющим смысл лишь постольку, поскольку за ним стоит нечто
большее.

* Это положение верно и в "обратном" прочтении - "произведения" культуры
приобретают смысл в результате присвоения ("прочтения") аудиторией, не
бравшейся в расчет при их создании. Достаточно назвать "Доктора Живаго"
Л.Пастернака или "Сатанинские стихи" С.Рушди.

** Под метонимией понимается такой риторический прием, при котором
название одного предмета используется для описания другого, а оба
предмета находятся в состоянии пространственной или временнбй
взаимосвязи ("мозг класса", "совесть нации" и т.д.).

Проиллюстрирую эту социологическую закономерность роли интеллигенции в
определении внешних признаков чуждого ей класса одним примером. В 1992
г. "Пхеньян Тайме" так описывала празднования юбилея руководителя
северокорейского народа: "Отмечая 80-летие уважаемого Президента Ким Ир
Сена, Пхеньян был полон веселья. Состоялись красочные события,
привлекшие большое количество людей - праздничный митинг, вечерние
гуляния, торжественное представление "Песнь наилучших пожелании",
массовая игра "Моя страна под руководством великого лидера", в которой
участвовали около 100 000 школьников, национальный семинар по идее
чучхе, объединенный митинг организациий Детского союза Кореи и т.д.
Состоялись митинги в учреждениях и на предприятиях, в колхозах и школах,
во всех провинциях, городах и районах страны... Кроме того, были
проведены национальная фотовыставка, национальная художественная
выставка и десятидневный кинофестиваль" (14). Несмотря на вся
помпезность подобного явления, оно вряд ли является чем-то уникальным и
присуще в той или иной степени режимам, внешне старающимся не иметь
ничего общего с марксистским отношением к реальности, но в сущности
исходящим из него. Более того, пример наглядно демонстрирует работу
механизма идеологии, точнее, идеологического обеспечения власти: власть
(в данном случае политическая) реализует себя, делает себя видимой,
доносит себя до масс при помощи эстетических, артистических и т.п.
методов, а значит - при помощи "специалистов", "мастеров культуры" или,
в более современной терминологии, "имиджмейкеров", способных "сделать
красиво", разукрасить прозу политических и экономических интересов
необходимыми идеологическими "блестками".

Любопытно, что свобода имиджмейкеров довольно серьезно ограничена
"вкусовыми предпочтениями" заказчика. В.Иконников в своей статье об
истории российских университетов приводит интересный документ -
циркулярное распоряжение 1850 г. по Министерству народного просвещения,
которое ставило строгие рамки на пути "неограниченной фантазии", в
частности, научных работников. Документ гласил:

"По случаю высочайших замечаний на некоторые из печатных диссертаций,
написанных для приобретения ученых степеней, прошу покорнейше сделать
распоряжение, чтобы не только сами диссертации были благопристойного
содержания, но и чтоб извлеченные из них тезисы и предложения имели при
таком же направлении надлежащую полноту, определенность и ясность, не
допускающие понимать одно и то же предложение разным образом; при
рассмотрении диссертаций и при наблюдением за защищенном не допускать в
смысле одобрительного обсуждения начал, противных нашему
государственному устройству" (15).

Примерно 75 лет спустя ту же самую идею с жаром отстаивал Бухарин на
одном из диспутов о роли интеллигенции. Делая абсолютно прозрачной связь
между господствующим классом и его "органической" интеллигенцией, он
заявлял: "Нам необходимо, чтобы кадры интеллигенции были натренированы
идеологически на определенный манер... Мы будем штамповать
интеллигентов, будем вырабатывать их, как на фабрике". Чуть позже
Бухарин прояснял условия этого "фабричного производства" интеллектуалов:

"Когда говорят, что надо дать свободу творчества, то сейчас у нас
возникает вопрос о свободе проповедовать монархизм, или в области
биологии проводить витализм, или в области философии свободу
кантианского пошиба с субстанцией... При такой свободе из наших вузов
выходили бы культурные работники, которые могли бы работать и в Праге, и
в Москве. А мы желаем иметь таких работников, которые могут работать
только в Москве" (16).

И приведенный циркуляр, и Бухарин едины в одном - задача интеллигенции
состоит не столько в выработке альтернативных условий и форм
существования "заказчика", сколько в символическом оформлении
(посредством "пропаганды" и "агитации") тех, что уже обеспечивают
господство этого самого "заказчика".

В работе "Капитализм, социализм и демократия" И. Шумпетер определил эту
"агитаторскую" и "разъяснительную" роль интеллигенции следующим образом:

"Большая часть деятельности интеллектуалов приходится на формирование
важнейших основ классовых отношении, которые не являются их
собственными" (17).

Трактовка Грамши отличается от мнения американского экономиста тем, что
для него в отношении "органической" интеллигенции постановка вопроса о
ее собственных интересах невозможна в принципе - в силу отсутствия базы
для последних. "Интеллигенты, - писал Грамши, - служат "приказчиками"
господствующей группы" и используются для осуществления "функций
социальной гегемонии и политического управления" (18, с.332). Иными
словами, интеллигенты выступают в качестве посредника между группами
интересов, с одной стороны, и теми, кто эти интересы в состоянии
удовлетворить, - с другой (19)*.

* Подробнее об этом смотри третью часть работы Ренаты Голуб (20).

"Органическая" (а в другой терминологии Грамши - "городская")
интеллигенция вступает в неизбежный конфликт с представителями
предыдущей эпохи - интеллигенцией "традиционной", или сельской**.
Конфликт между двумя типами интеллигенции снимается посредством
ассимиляции "традиционной" интеллигенции "органической". Средством
подобной ассимиляции, как и средством выработки "категории собственно
интеллигенции", является, по Грамши, современная политическая партия
(18, с. 335-336).

** "Тюремные тетради" писались примерно с 1928 по 1935 г., что объясняет
то внимание, которое Грамши уделил проблеме "традиционной" интелигенции,
тесно связанной с "крестьянской социальной средой и мелкой буржуазией
города.., еще не переваренной и не сдвинутой с места капиталистической
системой: этот тип интеллигента устанавливает контакт крестьянской массы
с администрацией., как государственной, так и местной, и именно в силу
этой своей функции и играет большую общественно-политическую роль,
поскольку профессиональное посредничество трудно отделить от
посредничества политического" (18, с. 334).

ПОЛИТИКА ВНУШЕНИЯ

Принимая в расчет время написания основных работ Грамши, необходимо
сделать определенную терминологическую поправку к его классификации
интеллигенции и интерпретации содержания конфликта между двумя разными
группами интеллектуалов. В более привычных понятиях "межинтеллигентский
конфликт" приобретает форму коллизий между "старой" и "новой"
интеллектуальной элитой, что, в сущности, есть отражение конфликта
интересов двух разных поколений этой элиты, а формой его разрешения
является все та же политическая партия, или "партия власти"*.

* Подробнее о конфликте между "традиционной" и "органической"
интеллигенцией см., напр.: 21.

Довольно выразительным примером подобного рода конфликта между
интеллигенцией, сформированной в разные исторические периоды, могут
служить выступления Александра Ципко в прессе последних лет. Риторика
его статей четко отражает существование феномена, описанного еще
Луначарским, - феномена "налипания" интеллигенции на то или иное
социальное "тело" с целью придания ему политического лоска. А если
высказаться точнее, то трагедию интеллигента, "отпавшего" от одного
"тела" и ведущего борьбу за доступ к новому. Ципко описывает свои поиски
следующим образом:

"Не знаю, до сих пор не пойму, что меня заставило тогда, в декабре 1983
года, направить первый, сигнальный экземпляр ставшей сразу крамольной
книги "Некоторые философские аспекты теории социализма" с дарственной
надписью именно Горбачеву... Его растерянный помощник... долго выяснял у
меня, почему именно Горбачеву я хочу подарить свою книгу и вообще кто я
такой и что мне надо. Но я сам не знал, почему... Какие-то токи толкали
меня на такой шаг, толкали меня к этому человеку. Интуитивно,
подсознанием я нашел себе Александра II и предложил ему свои услуги"
(22).

Услуги в чем? Вероятно, в выработке "языка", к которому готова
"преобладающая часть населения" и который бы "позволял Горбачеву
заговорить с народом на его языке, прямо, без прежних идеологических
условностей называть вещи своими именами, говорить о конкретных,
осязаемых проблемах, о дефиците, плохих дорогах, грязных пивных, об
угрожающей ситуации в сфере здравоохранения, о мизерных пенсиях" (22).
Иными словами, речь идет о той самой функции [языкового] посредничества
"традиционной" интеллигенции между чуждой ей властью и не менее чуждой
ей "преобладающей частью населения", о которой писал Грамши. Не случайно
и то, что отказ власти от данного типа посредничества с неизбежностью
так или иначе воспринимается как предвестие интеллектуальной смерти.
Говоря о новом поколении руководителей, Ципко, например, пишет:

"Мы не смогли оградить себя от опасности реставрации большевистской
идеологии, ибо духовная и идейная власть в России принадлежит
необольшевикам, постмодернистским марксистам... Неомарксизм Чубайса,
Немцова, Гайдара, Коха проявляется в их убеждении, что общество делится
на тех, кто понимает ход истории и знает, как делать реформы, и на тех,
кто этого от природы не может знать... До тех пор, пока общество делится
на просветленных и не просветленных, на тех, кто обречен и тех, кто
"имеет будущее", мы будем продолжать жить в советской истории и
руководствоваться советской идеологией" (23).


От Pout
К Сысой (05.09.2002 19:51:49)
Дата 08.09.2002 22:36:51

Понимание идеологии народных масс. Грамши vs историки 80х (ч.3.1)

Пополню эту подветку образцом, на котором виден уровень
понимания таких узловых понятий, как гегемония,идеология у Грамши - и у
гораздо более поздних исследователей . В том числе современных., которые
"читали" Грамши и разрабатывали темы, например, народных идеологий, в
гораздо более позднее время чем он, обладая даже широким
историографическим материалом.

Вот типичный пример . Как "современный английский историк" и его
маститые советские комментаторы в1980х годах развивали актуальную
тему
"народных протестных идеологий".

----------------------------
(отрывок)

Вплоть до сегодняшнего дня для исследователей, историков
"марксистского" толка концепция Грамши остается"оригинальной", в ней
находят" неожиданные положения". Для примера можно взять книгу
английского историка Джорджа Рюде(Rude George . Ideology and Popular
Protest. London 1980 - в кн."Народные низы в истории"М.Прогресс 1984.
Сокращенный перевод под ред. М.Барга) .Именно такими словами Рюде
характеризует взгляды Грамши. Автор исследует большой исторический
материал о протестных движениях народных масс в Англии. Книга богата
фактами и интересными рассуждениями о народной "бунтовской"традиции в
Англии с времен Уоллта Тайлера вплоть до чартистского движения.

Но сам Рюде интерпретирует основные положения концепции Грамши кратко и
неполно. Прежде всего,это относится к центральным понятиям
_идеологии_и_политики_. По Рюде(Рюде, стр.286-289),суть концепции
Грамши - в выработке новой версии вполне "традиционно" толкуемой
"пролетарской"контр-идеологии,направленной на подрыв или нейтрализацию,а
затем преодоление идеологии правящих классов в борьбе за политическое
господство. Хотя Рюде и упоминает в этой связи понятие _гегемонии_, но
ее истолкование у него не отличается от традициионно толкуемого"идейного
господства",при котором, правда,"народ становится добровольным
пособником собственного закрепощения". И более ничего.

У Грамши есть и такая, вполне"обычная"сторона в трактовке
тем"идеологии"и "борьбы за господство", но есть и существенно иные
моменты. Они часто связаны с диалектическим пониманием соотношения
"дух-тело". Как раз их-то и надо в первую очередь разбирать,имея под
рукой поздние фрагменты из ТТ(такие как отрывок "Понятие
"идеологии",ТТ59,стр.69-72, и близкие по тематике к нему).
.. "необходимо различать _исторически органичные_идеологии,необходимые
соответствующему базису,и идеологии"произвольные",
рационалистические,"придуманные". Будучи исторически необходимыми, они
крепки психологически, они"организуют"народные массы,служат той почвой,
на которой люди движутся,осознают свои собственные интересы,организуются
и т.д. ...Следует вспомнить частые утверждения Маркса о"прочности
народных суеверий" как необходимом элементе определенной ситуации.
Другое утверждение Маркса, что народные убеждения часто обладают
энергией маериальных сил, очень знаменательно. Думаю, что анализ таких
утверждений приведет к укреплению концепции"исторического блока",где
материальные силы образуют как раз содержание, а идеологии- форму.
Разграничение формы и содержания имеет только дидлактическое значение,
потому что материальные силы исторически оказываются непостижимы без
формы, а идеологии без материальных сил представляют собой плод
индивидуальной фантазии"(ТТ59, стр.71-72)

В работе Рюде в итоге проводится разделение"народной
идеологии"на"врожденную тражиционную...как бы впитанную с молоком
матери" и"привнесенную, принимающую форму систематизированных
политических или религиозных убеждений"(Рюде, стр272. Ничего методически
свежего этот вывод не содержит и ценного не дает. Немудрено, что в
результате у него "коллективное мироощущение простых
людей" -"менталитет" в французской школе ЛеРуа-Ладюри и др. - выглядит
всего лишь"причудливой амальгамой несопоставимых представлений", среди
которых очень трудно различить"врожденные" и привнесенные
,причем"сравнительно недавно"(Рюде. стр 275. Так же см.предисловие
М.Барга, стр. 11-13). Тут дело, конечно, в узости философской базы
этого направления социальной психологии . Эти рассуждения насчет
устройства и изменений"психики масс"остаются на уровне 19 века.
Между тем это тощее теоретизирование насчет устройства "народной
идеологии"предстает у авторов перевода как основное,
наиболее"оригинальное"достижение автора. И немудрено,потому что по
данному вопросу практически нет переводных работ. В этом смысле среди
переводной психологичекой и общей социально-психологиечской
литературы(Коул-Скрибнер, Пиаже) куда больше чувствуется влияние более
передовых методологических концепций, в том числе - лучших советских и
марксистских. В исследованиях же на скользкую,но модную на Западе
тему - идеология , в том числе протестная,подчиненных классов -
пустыня. И поэтому первая переводная книжка на эту тему преподносится
"Прогрессом"как "солидная" и"ценная".

-----------
(текст написан мной в 1986г)
СП








От Сысой
К Сысой (05.09.2002 19:51:49)
Дата 05.09.2002 19:54:19

Re: Из находок Сергея Палыча, ч.4

=============
(2)
=============
...
Именно тот же самый парадокс заставил в свое время В.Ленина разработать
тактику внесения "элемента сознательности" в "стихийное рабочее
движение" - для преодоления его "тред-юнионизма". Грамши же попытался
понять, что происходит, когда внести "элемент сознательности" не
удается, т.е. почему, несмотря на наличие всех видимых предпосылок для
организованной борьбы за лучшее будущее для всех, в крайнем случае
разворачивается лишь эпизодическая борьба за чье-то конкретное
улучшенное будущее. Концепция гегемонии и стала результатом этой
попытки*.

* Концепцию гегемонии не стоит путать с известной концепцией "диктатуры
пролетариата". За исключением терминологии, концепции не имеют ничего
общего.

Исходная посылка Грамши - традиционно марксистская: непосредственное
участие рабочего/крестьянина/бюрократа и т.п. в трудовом процессе может
дать ему только очень одностороннее представление о своей роли в нем.
Вместе с тем трудовой процесс - не единственный источник познаний. И
Грамши делает довольно неожиданный вывод - знание того же крестьянина,
допустим, о ходе макроэкономических реформ, добытое из других источников
"сознательности" (книги, радио и т.д.) с большим трудом "накладывается"
на его повседневные трудовые ритуалы. Иными словами, "внесенная"
сознательность с трудом приживается на новой "почве", а отсюда и
дилемма - как, стоя у станка или кульмана, идя за сохой, ощутить свой
"вклад в реструктуризацию экономики"? Итогом этой безуспешной попытки
соотнести "частное" и "всеобщее" является политический паралич, на базе
которого и возникает гегемония (18, с. 333) - явление, состоящее из двух
ключевых элементов:

1. Непроизвольного (spontaneous) согласия большинства населения с тем
направлением развития общества, которое осуществляет господствующая
группа и результатами которого она пользуется благодаря своему положению
в сфере производства.

2. Аппарата государственного насилия, который "законно" ограничивает
деятельность групп, уклоняющихся от выражения "согласия"; основной
задачей такого аппарата, однако, является преодоление кризиса в обществе
в случае отсутствия "непроизвольного" согласия со стороны населения
(см.: 18, с. 12).

Гегемония, таким образом, возникает в результате сочетания двух
политических тактик: господства силы, с одной стороны, и того, что
Грамши называет "интеллектуальным и моральным лидерством", - с другой
(18, с.57). Диктатура силы без интеллектуального лидерства, как и
лидерство без диктатуры, - обреченные на провал переходные режимы.
Однако если силовое господство является преимущественно прерогативой
власть имущих, то интеллектуальное лидерство, как правило, целиком
ограничивается рамками той или иной группы интеллигенции.

Примером того, как гегемония осуществляется на практике, может служить
следующее описание В.Новодворской, лидера "Демократического союза", ее
попыток расширить социальную базу диссидентского движения, внеся
"элемент сознательности" в замкнутые на своих интересах группы:

"В девятнадцать лет я считала, что народ восстать готов, он просто
правды не знает. А когда ему эту правду скажут, он удивится,
перепояшется, обуется и пойдет воевать за правое дело с автоматом
Калашникова. Все восстанут немедленно... И вот я обнаруживаю, что
человек прочитал Архипелаг, понравилось. Оруэлла прочитал - и 1984, и
Скотный хутор. И Зиновьева я ему скормила, и Авторханова прочитал, и
Аксенова Остров Крым и Ожог, и Хроник текущих событий не меньше двух
десятков. Я жду, когда же он попросит, чтобы я ему листовки дала
распространять, а он все не восстает, да не восстает, да еще и из партии
под названием КПСС не выходит, и читает это все после партсобраний, а
книги, говорит, да, говорит, несите еще, здорово... Я обнаружила, что
нет никакой зависимости между знанием истины и желанием пожертвовать во
имя этой истины жизнью" (33).

В отличие от Новодворской, мне кажется, что источник подобного
политического паралича - вовсе не в противопоставлении "истины" и
"жертвенности", и даже не в оппозиции "истины" и официальной "лжи".
Устойчивость гегемонии заключается в том, что очевидный антагонизм
(истина/ложь) не выступает в качестве угрозы сложившейся системе
отношений, а является встроенным в ее основание. Гегемония, иными
словами, оказывается оболочкой, скрепляющей структурные отношения между
элементами, но не влияющей на содержание этих элементов (34).

Несмотря на свою теоретическую привлекательность, концепция гегемонии,
тем не менее, оставила целый ряд вопросов без ответов. Базируясь на
традициях итальянской политической философии, заложенных Н. Макиавелли,
Б. Кроче, Г. Моска и др., Грамши нарисовал довольно подробную и
малоприглядную картину техники политического господства. Однако
"Тюремные тетради" практически лишены философско-методологического
обоснования и существования гегемонии, и интеллигенции как ее основного
действующего лица. (ну это автор х..ню загибает!каззлина - СП) Не совсем
понятной осталась суть отношения, возникающего между тремя
категориями, - объектом гегемонии ("массы"), субъектом гегемонии
("правящий класс") и агентом гегемонии ("интеллигенция"). Если гегемония
становится возможной в результате несовпадения "частного" и "всеобщего",
то в чем причина поисков этого "всеобщего"? С чем связано стремление
найти объяснение, лежащее за пределами непосредственного - но
собственного! - опыта? Наконец, почему неизбежно возникающее
несовпадение воспринимается не как свидетельство несовершенства мысли о
всеобщем, а как проявление недостаточности частного опыта?

Почти одновременно с Грамши Лукач в своей классической работе "История и
классовое сознание: исследования марксистской диалектики", написанной в
1918 - 1930 гг., попытался интерпретировать марксизм в контексте
гегелевской диалектики. Не вдаваясь в суть его аргументов по поводу
истории развития классового сознания в целом, я остановлюсь лишь на
одном из аспектов теоретической конструкции Лукача - на его концепции
"материализации" и "опосредованности" социальных отношений. На мой
взгляд, эта концепция позволяет лучше понять суть стратегической
позиции, занимаемой интеллигенцией в марксистской картине мира. Исходная
точка рассуждений Лукача - известный тезис Маркса о том, что товарный
фетишизм является господствующей формой социальных отношений в условиях
капитализма. То есть непосредственные отношения между людьми оказываются
материализованными в товарах, которые лишены "субъективных"
характеристик и имеют форму "абстрактных" категорий/объектов. Заработная
плата, например, выступая в качестве очевидно нейтральной формы,
призвана, тем не менее, определять место конкретного индивида в
существующей системе спроса на предлагаемую услугу со стороны других
индивидов. Именно это отношение и формирует суть заработной платы,
являющейся - в конечном итоге - индикатором положения индивида в системе
социальных иерархий. Сходную функцию выполняют и более абстрактные
фетиши (будь то "всеобщая приватизация" или "пятилетний план"), а
разница в семантике не должна скрывать основного предназначения
категорий - заместить, трансформировать и в итоге мистифицировать
характер обмена людьми части их труда на необходимые для удовлетворения
их потребностей товары.

Всеобщий характер обмена труда на товары, по Лукачу, однако, имеет одну
специфическую особенность - отражение этого процесса в сознании людей
принимает разные формы, другими словами, социальные отношения
кодифицируются в формах и при помощи способов, так или иначе связанных с
местоположением людей в сложившейся системе производства и
распределения. Как писал Лукач:

"Объективная реальность социального бытия в своей данности (in its
immediacy) одинакова и для пролетариата, и для буржуазии. Это, однако,
не исключает наличия специфических категорий, при помощи которых оба
класса возвышают непосредственно доступную им реальность до уровня
сознания (35, с. 150).

Таким образом, отношения, овеществленные - материализованные - в товарах
и опосредованные в категориях, начинают выступать как абстрактные,
всеобщие и, вместе с тем, как реально существующие. "Реализация"
программы приватизации, как и "колебание" индекса Доу Джонса на
Уолл-стрит стали возможными именно в силу скрывающихся за ними
отношений. Соответственно, и "борьба интересов" разворачивается не
столько собственно в сфере непосредственных производственных отношений,
сколько в сфере материализованных представлений или, говоря прямо, в
сфере идеологии. Как замечает Лукач,

"В момент своего столкновения с объективной реальностью индивид
оказывается лицом к лицу с комлексом уже завершенных и неизменяемых
объектов, дающих ему право выбора между двумя типами субъективных
реакций - признанием существования этих объектов или их отрицанием" (35,
с. 193).

Реакций, опять-таки обретающих свою форму при помощи уже готовых
категорий опосредования.

Своей кульминации процесс опосредования достигает в создании
эпистемологии (35, с. 155) - то есть такой интеллектуальной структуры,
благодаря существованию которой становится возможным дальнейшее
познание. Например, классические либеральные рассуждения о неизбежности
"свободного рынка" имеют смысл до той поры, пока не подвергается
сомнению исходная посылка либеральной эпистемологии - идея о "свободной"
и "автономной" природе человека, возникшая, в свою очередь, в качестве
опосредованной реакции на европейский абсолютизм. Именно в области
эпистемологических конфликтов и проявляется наиболее четко зависимость
идеологических позиций интеллигенции от интересов господствующей группы,
а также ее, интеллигенции, ключевая роль в осуществлении того, что
Шантал Муф и Эрнесто Лакло называют "гегемонистскими практиками" (34, с.
170).

Подробнее о эпистемологических конфликтах как форме "классовой борьбы в
сфере теории", по определению Этьена Балибара (36), и пойдет речь в
заключительной статье о концепциях интеллигенции. В рамках же данного
материала необходимо подчеркнуть лишь ту значимость, которую придавали
анализу гегемонистских практик и структур марксисты разных поколений -
от Грамши и Лукача до Альтюссера и Бурдье. Используя разные термины, все
они, тем не менее, подчеркивали, что главным является смещение в область
"идеологии" (Альтюссер), "эпистемологии" (Лукач) или "гносеологического
порядка" (Бурдье) того, что марксисты более ранней эпохи именовали
"классовой борьбой". Как раз в борьбе за установление нового принципа
символического структурирования мира, новой системы "репрезентаций" и
"категорий опосредования" и проявляют себя интересы новых групп, именно
в этой борьбе и выражает себя очередное поколение "органической"
интеллигенции. В заключение приведу лишь один пример того, как это
происходит в России.

Формирование обновленной посткоммунистической политической элиты,
например, с неизбежностью поставило вопрос о формировании
соответствующего языка этой элиты, отличающегося, условно говоря, как от
"диссидентствующего" языка Новодворской, так и от языка "дефицита и
грязных пивных" Ципко. Один из создателей данного "новояза", определив
свою роль как "концептуальной элиты", замечает:

"За антиобщественный характер прошедшей перестройки ответственны те,
кого можно назвать "концептуальной элитой": те, кого мы именуем
"гуманитарными технологами" и к которым причисляем и себя... Именно
гуманитарно-техническое сообщество породило убогие парадигмы, которыми
пользовались конфликтующие стороны во время перестройки и
постперестройки. И комплекс вины за происшедшее со Страной толкает
многих гуманитарных технологов на создание конфронтационных сценариев
для истеблишмента, заставляет их вовлекать общество в поиски новых
виноватых, ...в придумывание новых и новых заговоров, предательств и
предателей... Именно мы должны отремонтировать парадигматические
конструкции... Долг и предназначение концептуальных элит - заставить
политические, экономические, хозяйственные элиты в критические моменты
истории следовать должным и необходимым парадигмам" (37).
---------------------------------

От Pout
К Сысой (05.09.2002 19:54:19)
Дата 09.09.2002 07:37:04

к понятию гегемонии у Грамши(ч.4.1)


Сысой сообщил в новостях следующее:68499@kmf...
> =============
> (2)
> =============
> ...
> Именно тот же самый парадокс заставил в свое время В.Ленина
разработать
> тактику внесения "элемента сознательности" в "стихийное рабочее
> движение" - для преодоления его "тред-юнионизма". Грамши же попытался
> понять, что происходит, когда внести "элемент сознательности" не
> удается, т.е. почему, несмотря на наличие всех видимых предпосылок для
> организованной борьбы за лучшее будущее для всех, в крайнем случае
> разворачивается лишь эпизодическая борьба за чье-то конкретное
> улучшенное будущее. Концепция гегемонии и стала результатом этой
> попытки*.
>
> * Концепцию гегемонии не стоит путать с известной концепцией
"диктатуры > пролетариата". За исключением терминологии, концепции не
имеют ничего
> общего.
>
> Исходная посылка Грамши - традиционно марксистская: непосредственное
> участие рабочего/крестьянина/бюрократа и т.п. в трудовом процессе
может
> дать ему только очень одностороннее представление о своей роли в нем.
> Вместе с тем трудовой процесс - не единственный источник познаний. И
> Грамши делает довольно неожиданный вывод - знание того же крестьянина,
> допустим, о ходе макроэкономических реформ, добытое из других
источников
> "сознательности" (книги, радио и т.д.) с большим трудом
"накладывается"
> на его повседневные трудовые ритуалы. Иными словами, "внесенная"
> сознательность с трудом приживается на новой "почве", а отсюда и
> дилемма - как, стоя у станка или кульмана, идя за сохой, ощутить свой
> "вклад в реструктуризацию экономики"? Итогом этой безуспешной попытки
> соотнести "частное" и "всеобщее" является политический паралич, на
базе
> которого и возникает гегемония (18, с. 333) - явление, состоящее из
двух > ключевых элементов:
>
> 1. Непроизвольного (spontaneous) согласия большинства населения с тем
> направлением развития общества, которое осуществляет господствующая
> группа и результатами которого она пользуется благодаря своему
положению > в сфере производства.
>
> 2. Аппарата государственного насилия, который "законно" ограничивает
> деятельность групп, уклоняющихся от выражения "согласия"; основной
> задачей такого аппарата, однако, является преодоление кризиса в
обществе
> в случае отсутствия "непроизвольного" согласия со стороны населения
> (см.: 18, с. 12).
>
> Гегемония, таким образом, возникает в результате сочетания двух
> политических тактик: господства силы, с одной стороны, и того, что
> Грамши называет "интеллектуальным и моральным лидерством", - с другой
> (18, с.57). Диктатура силы без интеллектуального лидерства, как и
> лидерство без диктатуры, - обреченные на провал переходные режимы.
> Однако если силовое господство является преимущественно прерогативой
> власть имущих, то интеллектуальное лидерство, как правило, целиком
> ограничивается рамками той или иной группы интеллигенции.
>
===============

Узловое понятие в концепции Грамши. До сих пор находится на переднем
крае исследований и практического применения(см."Обездоленные в СССР"
СГКМ о "творческом"применении ее "против СССР").
http://212.188.13.163:2009/nvz/forum/0/co/68762.htm
В этой, выше цитировавшейся статье из ж-ла "ПОЛИС" -пример его
использования у Новодворской. В тексте статьи упомянута
геополитика. Имеется прецедент применения понятия "гегемонии" в
системном подходе.
"Мир-системный подход", один из лучших современных -"история
есть борьба гегемонов, борьбы за гегемонию". Наконец,еще один свежий
образец-
попытка утилизации гоамшианства для борьбы за культурную гегемонию
французскими "Новыми правыми"-
http://212.188.13.163:2009/nvz/forum/0/co/68761.htm



ниже повтор моего короткого постинга про гегемонию
---------
ГЕГЕМОНИЯ Грамши взял "гегемонию" у большевиков (у тех
государственная модель - диктатура пролетариата и при ней класс-гегемон)
и развил его в полемике с практиками, ее осуществлявшими. Гегемония -
система взаимоотношений политических и классовых сил, в к-ром
политруководство
выражается не просто в господстве (ит."dominio")
над"ведомыми"-управляемыми группами, а в способности увлечь их за собой,
опираясь на добровольное
признание ими своего духовного авторитета, на их согласие
(ит."соnsenso").
Важный смысл этого слова включает оттенок встречной активности,
а не просто пассивного "приятия". Это и не только "согласие есть продукт
при
полном непротивлении сторон . - Учитесь, Киса". Недаром
потребовалось ввести новое русское слово -"консенсус" для
указания совместной процедуры согласования взаимоприемлемого решения.
Спор насчет такого толкования "преемлемости" может быть возобновлен.
Именно
таким образом понятый момент консенсуса позволяет сделать ряд выводов.
Проявляется он на"молекулярном" уровне, рассредоточенно. Метафоры
поначалу
такие-"направляемое воздействие не имеет четкой формы, оно происходит
посредством множества духовных связей и лишь в решающие моменты
становится непосредственным руководством." Укрепление воздействия
происходит
расширением сферы влияния и добровольно признаваемого авторитета,, а не
репрессиями и исполнением команд, как при диктатуре.
Категория гегемонии по Грамши применима и для анализа истории
общества, его культуры, сферы геополитики. Сам он работал прежде всего
на итальянском материале
для своей национально-культурной традиции и зная ее изнутри фибрами(это
следует учесть при возможных"переносах").
Функция принуждения сужается по мере развития навыков
самоуправления,
разветвления и многослойности структуры общества. Фактически
спонтаннная (или лучше сказать - самочинная, что указывает на инициацию
действий) инициатива граждан и групп имеет"государственное"значение,
хотя и не исходит от политических функционеров. В пределе участие
гражданина в
жизни государства становится спонтанным. .
При плоском пересказе и лобовом переносе на "наш" вариант многое
кажется очень знакомым - по-ленински - "государство отмирает" под
чутким руководством - именно "воспитательном ",вглубь и насквозь,
правящей
партии. Черт его знает, может если б ИКП пришла к власти, генсек
тов.Грамши получил
бы свою "утопию у власти" и занялся все той же
"руководящей и направляющей"работой по строительству
национально-культурной версии коммунизма? ИКП
проиграла фашистам. Грамши посадили на 20лет и сгноили в тюрьме. Там
вместо практики он вынужденно паял теорию, которая оказалась всесторонне
работоспособной после краха коммунизма. "Излучение престижа" его самого
до сих пор велико, и
положительно расценивает его деятельность больше 60%итальянцев(особенно
рабочих, студентов), что в несколько раз превышает электорат собственно
нынешних"левых".

Гегемония - динамическая категория. Она может быть полной, частичной
, она возникает, развивается, рушится. Через нее в анализ государства
вводятся другие основные понятия, в том числе - демократия. Требование
выборности
должностных лиц - проявление народного суверенитета и противостоит
стремлению господствующего класса и аппарата замкнуться в
неподконторльную касту. Демократиия существует в системе с чертами
гегемонии
социальнойгруппы в той мере, в какой правовое и экономическое состояние
общества способствует "молекулярным" переходам между "ведущей" и
ведомыми группами. Буржуазия - первый класс, который способен
осуществить"полную"гегемонию,
В истории Италии (как и в России) либеральная буржуазия не раз
оказывалась неспособной осуществить свою гегемонию, демонстрировала свою
несостоятельность. Грамши говорит об ответственности класса,
пренебрегшего своими обязанностями гегемона. Пренебрежение народной
инициативой,
самочинными движениями масс дорого обошлось и буржуазии, и самой стране.
Особенно фатальна сказалась непрпочность либерального государства в
период мировой войны.Настоящие политпартии, котрые были бы
организациями,
выступающими от лица однородных социальных блоков, не образрвались.
Поневоле такая система становилась тем, что обозначается как "диктатура
без
гегемонии", не опираюшейся на широкое "согласие"масс. Брешь в такой
несовершенной политсистеме заполнил фашизм, который впервые в истории
выработал формы организации ранее раздробленного и инертого класса
мелких собственников. Активизация долго ( в том числе принудительно)
остававшимися неподвижными масс

>
=======



От Pout
К Pout (09.09.2002 07:37:04)
Дата 10.09.2002 11:32:20

"История - борьба за гегемонию"(ч.4.2)


Pout сообщил в новостях следующее:68785@kmf...
> >
> > Гегемония, таким образом, возникает в результате сочетания двух
> > политических тактик: господства силы, с одной стороны, и того, что
> > Грамши называет "интеллектуальным и моральным лидерством", - с
другой
> > (18, с.57). Диктатура силы без интеллектуального лидерства, как и
> > лидерство без диктатуры, - обреченные на провал переходные режимы.
> >
> ===============
Дж.Лестер верно пишет

"Что можно считать главным наследием Грамши? Несомненно, _наиболее
актуальная часть его наследия должна заключаться в реконфигурации
понятия гегемонии и природы гегемонистской борьбы_, "

"История есть борьба гегемонов, борьбы за гегемонию"


.> Имеется прецедент применения понятия "гегемонии" в
> системном подходе.
> "Мир-системный подход", один из лучших современных -"история
> есть борьба гегемонов, борьбы за гегемонию". >


Введением в этот подход может служить отличная статья Кустарева
из"Знание-сила" за 1996г.
Кустарев (это псевдоним) - автор целого цикла хороших статей по набору
"близких нам персональий". Про "Русские штудии Вебера". "Каким будет
новый социальный проект"(про книгу Форрестье и др. ),про книгу
Зиновьева"Запад", про"Черную книгу коммунизма" Эти статьи _есть в нашем
архиве_.
Статьи про "мировую борьбу за гегемонию" имею на руках,но не
вэлектронном виде.
Заменой этой вводной статьи по теме является работа Григория
Завалько(из"Альтернатив"за 1997г).Акценты в ней расставлены иначе,и
центральное понятие несколько смещено их фокуса. Тем не менее
представление о "схеме" работа дает

=============
МИРОВОЙ КАПИТАЛИЗМ ГЛАЗАМИ И.ВАЛЛЕРСТАЙНА


Григорий Завалько


Американский историк экономики Иммануэль Валлерстайн (Уоллерстайн) (р.
1930) - один из основателей (наряду с крупнейшим представителем
французской исторической школы "Анналов" Фернаном Броделем (1902-1985))
мир-системного подхода, весьма влиятельного направления современного
западного обществоведения. Книга Валлерстайна "Современный мир-система.
Т. 1. Капиталистическое земледелие и возникновение европейского
мира-экономики в шестнадцатом веке", вышедшая в I974 г. и удостоенная
премии Питирима Сорокина как лучшая социологическая работа года,
вызвала большой интерес среди историков и социологов США и Западной
Европы (1).

В настоящее время И. Валлерстайн - президент Международной
социслогической ассоциации, директор Центра Фернана Броделя по изучению
экономик, исторических систем и цивилизаций при Университете штата
Нью-Йорк (г. Бингемптон). Центр с 1977 года издаёт журнал "Ревью"
" Review"). Работы И.Валлерстайна и большинства других мир-системников
на русский язык практически не переводились (исключение составляют
переведённые в последние годы книги Броделя). Отечественная литература
по мир-системному подходу также крайне скудна (2).

Главной особенностью мир-системного подхода является выделение единиц
больших, чем отдельное общество, что роднит его с "цивилизационным
подходом". Но в основу выделения этих образований мир-системники (по
крайней мере на начальных этапах развития этого подхода) клали не
культуру, а экономику, что сближало их с материалистическим пониманием
истории (3).

Впервые термин "мир-экономика" (l'economie-monde) был употреблён
Ф.Броделем, но целостная концепция мир-системного анализа (МСА) была
разработана не им, а И.Валлерстайном.

Настоящая статья имеет целью дать читателю представление о взглядах
И.Валлерстайна на капитализм - как на историю, так и на его современное
состояние и вероятную судьбу. При этом особое внимание уделено спорным
и, следовательно, дающим материал для размышлений и дискуссий положениям
концепции И.Валлерстайна - его взглядам на 1) возникновение капитализма,
2) сущность "реального социализма" и 3) будущее человечества.

_____________________

Завалько Григорий - к.ф.н., ст. преподаватель кафедры философии
Московского архитектурного института

Мир-системный подход возник в немалой степени как реакция на
неспособность популярных на Западе в 1950-е годы теорий "модернизации"
(У.Ростоу и др.) решить проблемы современного мира, в первую очередь -
разницы в уровне развития между "первым" и "третьим" мирами.

Развитые капиталистические государства ("первый мир"), с одной стороны,
и страны "третьего мира", с другой, существуют одновременно, но очень
различны между собой. Как они соотносятся? "Теории модернизации"
утверждали: как две стадии развития. "Традиционные общества" третьего
мира должны пойти по западному пути и превратиться в "современные
общества". "В целом создавался образ скачка или вознесения развивающихся
стран из своей первозданности в новый мир. Имелось в виду не частичное
обновление, осовременивание, одним словом, усовершенствование, как
следует из русского значения слова " ", а коренные преобразования в духе
английского модернизация (или французского) значения этого слова,
наступление Нового времени (modern times), вступление в Современность"
(4). Соответственно, слаборазвитость считалась следствием простого
отставания одних стран от других. Модернизация должна была покончить с
отставанием и, следовательно, со слаборазвитостью.

Но, как выяснилось уже в следующее десятилетие, не покончила.
Политической независимости, достигнутой большинством стран "третьего
мира" в 1950-60-е годы, оказалось недостаточно для избавления от
экономической зависимости, а попытки "догнать" развитые развитые
капиталистические страны путём "модернизации", как правило, были
неудачны. Попыткой объяснения этой ситуации стали концепции "зависимого
развития", оказавшиеся как бы оборотной стороной "теорий модернизации".
Их авторы - латиноамериканские экономисты Р.Пребиш, Ф.Кардозо, Т. Дос
Сантос и другие. Ими было введено понятие "зависимого" или
"периферийного" капитализма, принципиально отличного от капитализма
центра и неспособного к самостоятельному развитию.

В целом, концепции "модернизации" и "зависимого развития" отражают,
каждая со своей стороны, противоречивое положение слаборазвитых стран,
входящих в капиталистическую систему. Они вынуждены переходить от
докапиталистических форм к капитализму ("модернизироваться"), но сам
этот капитализм приобретает в них черты, не свойственные капитализму
развитых стран ("зависимое развитие"). Ни задержаться на
докапиталистической стадии, ни догнать Запад они не могут. При этом,
несомненно, концепции "зависимого развития" отражают реальность более
адекватно.

Концепции зависимости были исходным пунктом для мир-системного подхода в
том его варианте, который был создан И. Валлерстайном.

Единственной социальной реальностью И. Валлерстайн считает "социальные
системы", которые подразделяются им на мини-системы и миры-системы. В
свою очередь, миры-системы делятся на миры-империи и миры-экономики. Три
основных вида социальных систем основаны на трех различных способах
произ-водства (mode of production).

Мини-системы - относительно небольшие, высоко автономные еди-ницы с
четким внутренним разделением труда и единой культурой. Они не входят в
какие-либо системы более высокого уровня и не платят регулярной дани.
Основаны мини-системы на способе производства, который И. Валлерстайн
называет реципрокально-линиджным (reciprocal-lineage). Будучи
единственными в эпоху охоты и собирательства, мини-системы впоследствии
сосуществовали с мирами-системами затем были вытеснены ими и к
настоя-щему времени исчезли. Мини-системы Валлерстайна не интересуют.
Все его внимание отдано мирам - системам.

"Мир-система - социальная система, имеющая границы, структуру, правила
легитимации и согласованность (соherence)" (5). Это - организм, чья
жизнь определяется конфликтующими силами; организм, имеющий жизненное
пространство (life-span), сверх которого его характеристики меняются в
одном отношении и не меняются в другом. Критерий мира-системы -
самодостаточность (self-contained) его существования. "Мир - система" -
не "мировая система", а "система", являющаяся "миром".
Самодоста-точность - теоретический абсолют (как вакуум), не существующий
в реальности, но делающий измеримыми явления реальности.

Наиболее устойчивые миры-системы - "миры-империи" (Китай, Рим и т. д)
Способ производства, явпяющийся их основой, -
редистрибутивно-даннический (redistributive-tributary) или просто
даннический (tributary).

"Лейтмотив (key-note) этого способа производства - полити-ческое
единство экономики, которое существует не только при наличии
относительно высокой административной централизации ("имперская"
форма), но и при ее отсутствии ("феодальная" форма)" (6).

Практически И. Валлерстайн в первом случае имеет в виду способ
производства, который обычно называют "азиатским" (более верным
представляется термин "политарный", предложенный Ю.И.Семёновым (7)), во
втором - феодальный. Но в теоретическом плане, никаких способов
производства, кроме изобретенных им самим, И. Валлерстайн не приз-нает.
Сами по себе миры-империи И. Валлерстайн также не рассматривает.

Наряду с мирами-империями возникают иные миры-системы - миры-экономики.

Мир-экономика - это система, принципиально отличная и от мини-системы,
и от мира-империи. В мире-экономике нет социальных ограничений для
развития производства, что становится возможным, по Валлерстайну, при
освобождении экономики из-под диктата поли-тической власти. Такой
диктат - сущность мира-империи. Его упразд-нение это победа нового
"способа производства" - капиталистического.

Непроч-ные миры-экономики прошлого быстро гибли, трансформируясь в
миры-империи. Такова судьба миров-экономик Китая, Персии, Рима и других.
Они также находятся вне поля зрения И. Валлерстайна - он исследует один
и только один мир-систему: современный мир-систему (СМС), он же -
капиталистический мир-экономика (КМЭ), единственный из миров-экономик,
не только выживший, но и победивший осталь-ные социальные системы,
"втянув" их в себя (8).

Возникновение КМЭ относится к XVI веку. Капиталистический мир-экономика
базируется на обширном (extensive) разделении труда (в меньшей степени
обусловленном географически, в большей - социально). Его составные
части - ядро, полупериферия и периферия.

В разработке проблем отношения центра и периферии Валлерстайн следует за
сторонниками концепции "зависимого развития".

Ядро в результате неэквивалентного обмена выигрывает (развитые
капиталистические страны), периферия - проигрывает ("третий мир"),
полупериферия занимает промежуточное положение (например, Россия). В
ядре существует мировой лидер - гегемон. В роли гегемона выступали в
XVII-XVIII веках - Голландия, в XIX веке - Великобритания, в XX веке -
США. Вокруг КМЭ находились другие миры-системы - внешние арены - которые
были им впоследствии поглощены. Население КМЭ составляют "статусные
группы" и "классы". "Классами" Валлерстайн называет "статусные группы",
осознающие свои интересы и борющиеся за них. "Классов" может быть не
более двух.

Такова, в самом кратком изложении, методология И. Валлерстайна. При
исследовании проблем КМЭ она оказалась весьма плодотворна. Несомненным
достижением является изучение горизонтальных связей внутри
мира-экономики. Но несомненной проблемой для мир-системного подхода
оказалось соотношение мира-экономики и отдельных обществ.

Существование отдельных обществ (Валлерстайн называет их "национальными
государствами") считается вторичным, производным от существования
социальных систем. По мнению Валлерстайна, не социально-исторические
организмы объединяются в системы, а, напротив, системы порождают
социально-исторические организмы. Несомненно, этот взгляд связан с тем,
что главный предмет исследований Валлерстайна - современность. Именно
для современности характерно весьма сильное обратное влияние
межгосударственной системы на составляющие её национальные государства;
Валлерстайн перенёс эту ситуацию на прошлое, когда подобное влияние было
значительно слабее.

Несмотря на то, что Валлерстайн выделяет разные типы социальных систем и
разные способы производства, стадиальная типология у него отсутствует -
он не считает, как можно было бы предположить, что человечество
развивается от стадии мини-систем к стадии миров-систем. Валлерстайн
отрицает понятия "прогресс" и "развитие", видя в истории только
изменения, не имеющие никакой направленности.

Это заметно при объясне-нии им причин появления КМЭ в Европе,
одновременно являвшимся объяснением причин невозникновения КМЭ в других
местах и в другие времена.

Казалось бы, возникновение капитализма неразрывно связано с
возникновением буржуазии из средневекового бюргерства, со спе-цификой
европейского города и т.д . И. Валлерстайн с этим не согласен. Это, по
его мнению, не более, чем "миф XIX века", не объясняющий ни отставания
одних стран от других, ни способов ликвидации этого отставания. Корень
мифа он видит в признании существования двух пар антагонистических
социальных групп (буржуазия - пролетариат, земельная аристократия -
крестьянство), из которых первая пара принадлежит капитализму, вторая -
унаследована от прошлого. Вместо "мифа XIX века" им предлагается "Сказка
Нашего Времени", сюжет которой сводится к утверждению, что феодалы
превратились в капиталистов, а не были ими побеждены.

Не совсем понятно, что означают в данном контексте слова "миф" и
"сказка". Если Валлерстайн (в духе П. Фейерабенда) хочет ска-зать, что
между наукой и мифом нет разницы, то чем тогда плох старый миф и хорош
новый? Возможно, правда, что мы имеем дело с шуткой автора, вернее - с
эпатажем. Возможно также, что на эти термины вообще не следует обращать
внимания.

Но эта гипотеза также не объясняет, почему одни феодалы превратились в
буржуа, а другие - нет. Тем более уязвима "сказка" Валлерстайна для
объяснения невозникновения КМЭ в Азии. (А такое объяснение Валлерстайну
необходимо было представить - ведь для него нет принципиальной разницы
между европейским феодализмом и другими "мирами-империями": всюду
существуют "протокапиталистические элементы" и имеет место их
"блокирование" политической властью, следовательно, капиталистичесий
мир-экономика в принципе может возникнуть где угодно и когда угодно,
необходимо лишь благоприятное стечение обстоятельств. Валлерстайн
доказывает, что такое стечение обстоятельств имело место в Европе
XIV-XVI веков, но не доказывает, что оно не имело место в Азии, Африке,
доколумбовой Америке в любое другое время.)

Представляется, что Валлерстайн, увидев (на конкретном материале)
тенденцию "встраивания" европейской знати в капита-листический рынок,
дал этой тенденции неверное истолкование. Власть дворянства на периферии
связана властью буржуазии в ядре. Существование КМЭ для Валлерстайна
первично по отношению к существованию отдельных обществ. Получается, что
дворянство и буржуазия составляют единое целое. Таким образом,
Валлерстайн оказался заложником своей теоре-тической схемы. Возможно,
свою роль сыграли и его политические убеждения, в рамках которых
допустимо рассматривать исторический процесс как направляемый злой волей
господствую-щего класса - наиболее обычным для Валлерстайна является
"одноклассовое" состояние мира-системы, при котором свои интересы
осознаёт только господствующий класс, а остальные слои общества остаются
"статусными группами".

Валлерстайн, исходя из представлений о тождестве дворянства и буржуазии,
отрицает факт буржуазных революций. Так, в III томе "Современного
мира-системы", дойдя до Великой Французской революции, он отказывается
видеть в ней социальную революцию, произошедшую во Франции. Валлерстайн
заявляет следующее: "Французская революция не отмечена ни базисными
экономическими, ни базисными политическими трансформациями. Французская
революция, в терминах капиталистического мира-экономики, это момент,
когда идеологическая суперструктура догнала экономический базис" (9). То
есть это не социальная революция, а мировоззренческий сдвиг, притом
происшедший не во Франции, а в мире-экономике в целом.
Антиаристократические лозунги Французской революции для него -
гигантское отвлечение внимания (diversion), "шутка и игры" (fun and
games), предпринятое "аристократией-буржуазией" для одурачивания
крестьян и санкюлотов. На мой взгляд, в данном вопросе Валлерстайн
занимается откровенным мифотворчеством.

Коротко обрисую эволюцию КМЭ с XVII века до наших дней. Основных
направлений здесь было два - территориальное расширение, означавшее
периферизацию подчиняемых внешних арен, и борьба за гегемонию в ядре.
Оба процесса протекали в соответствии с эко-номическими циклами - за
периодом экспансии (А-фаза) следовал период застоя (Б-фаза). Периоды
расширения КМЭ - 1620-1660 гг.,1750-1815 гг.,1880-1900 гг.

И.Валлерстайн и Т.К..Хопкинс в статье "Капитализм и включение новых зон
в мир-экономику" дают следующую картину расширения КМЭ.

В XVI веке в его состав входит большая часть Европы (кроме России и
Турции) и Иберийская ( испанская и португальская) Америка.

В XVII веке включаются Северная Америка и Карибы.

В XVIII веке - Россия, Турция, Индия, побережье Западной Африки.

Во второй половине XIX века - остальная Азия, Африка и Океания.

В первую очередь включаются географически близкие и политически слабые
арены, такие, как Восточная Европа. Отдалённые, но слабые Америка и
Карибы включаются быстрее, чем близкая, но сильная Османская империя.
Ещё более сильная Россия включается в качестве полупериферии, а не
периферии.

Включение идёт постепенно, по мере того, как ядро КМЭ становится
сильнее. Морская техника европейцев уже в XVI веке обеспечивала
превосходство в Индийском океане, а сухопутная - только в XVIII веке
позволила завоевать Индию. Включение означало, во-первых,
переориентацию производства для работы на мировой рынок (развитие
горнодобывающей промышленности и плантационного сельского хозяйства) и,
во-вторых, политические изменения. Государственные структуры, "классы" и
статусные группы унифицировались в соответствии со стандартами КМЭ.
Государство (там, где оно сохранялось) изменялось таким образом,что его
структуры функционировали теперь "как члены межгосударственной системы
и под её руководством" (10), теряя часть суверенитета.

Время политической и экономической трансформации каждой новой зоны
составляло 50-75лет.

Включение новых зон в мир-экономику, пишет Валлерстайн в III томе
"Современного мира-системы", сопровождалось превращением соседних зон во
внешние арены. "С точки зрения капиталистического мира-экономики,
внешняя арена была зоной, в продукции которой капиталистический
мир-экономика нуждался, но которая сопротивлялась (возможно, лишь
культурно) ввозу мануфактурной продукции в ответ и достаточно сильно
поддерживала свои преимущества политически" (11). Когда была включена
Индия, Китай обрёл качество внешней арены, когда были включены одни
части Османской империи- Балканы, Анатолия, Египет, то другие -
"Благодатный полумесяц", Магриб - стали внешними аренами. То же
произошло с Центральной Азией после включения России, с
западноафриканской саванной - после включения западноафриканского
побережья. Но в конце концов сопротивление всех внешних арен было
сломлено и они были включены в КМЭ.

Пока сохранялась возможность экстенсивного роста КМЭ, шел процесс
колонизации. В XX веке, когда эти воз-можности были исчерпаны, КМЭ,
пережив кризис, пришел к новой форме отношений ядра и периферии -
неоколониализму. Подчеркну, что хотя колониальная система в современном
мире отсутствует, отношение "центр-периферия" сохраняется.

Кажется, что из поля зрения И.Валлерстайна выпала проблема существования
так называемого "реального социализма" и его взаимоотношений с КМЭ.Но
это не так - у Валлерстайна есть своя интерпретация СССР: это -
полупериферия КМЭ, такая же, как Российская империя - до и Российская
Федерация - после.

Чтобы сделать понятной логику И.Валлерстайна, приведшую его к столь
эксцентричному выводу, необходимо рассмотреть историю интеграции России
в КМЭ и её положение там после интеграции.

При возникновении КМЭ Россия оставалась внешней ареной. Московское
царство, созданное Иваном Грозным, было одним из многих миров-империй.
Первое столкновение этого мира-империи и КМЭ - Ливонские войны -
закончилось вничью. "Победи царь Иван - и значительная часть Европы
вошла бы в его мир-империю и перестала бы быть капиталистической, как
это случилось с Новгородской республикой. Победи Запад - Смутное время
скорее всего переросло бы в окончательный распад империи, возникновение
слабых государств с последующим включением их в состав периферии. Такова
хорошо нам известная историческая траектория Моравии, Речи Посполитой,
позднее Китая, империй Османов и Великих Моголов. Периферийное положение
в мире-экономике несовместимо с существованием сильного государства. На
периферии попросту не хватает ресурсов для поддержания относительно
эффективной системы власти. Московия же за XVII век присоединила Сибирь,
создала мощную для своего времени мануфактурную промышленность,и это
позволило ей при Петре I войти в европейскую геополитику "при шпаге"
(12).

Россия была интегрирована в КМЭ в XVIII веке, в период между правлениями
Петра I и Екатерины II (это соответствует обычной длительности
интеграции) и "дала классический пример не периферии, а именно
полупериферии - государства, причудливо сочетающего как черты ядра,так и
периферии."Черты ядра в России Валлерстайн видит "в армии и во всём, что
в России с ней связано. В отличие от азиатских империй Россия XVIII-XIX
веков контролировала очень серьёзный военный потенциал, расположенный
вблизи от европейского ядра мира-системы. Россию можно было призвать в
качестве решающего союзника во внутриевропейских конфликтах, начиная с
Семилетней войны и особенно со времён наполеоновской попытки
воспрепятствовать наступлению британской торгово-промышленной гегемонии"
(13).

Время между правлениями Екатерины II и Александра II характеризуется
ухудшением условий обмена между Россией и ядром КМЭ, чреватым сползанием
страны на периферию. Оно было предотвращено отменой крепостного права.
Последовала попытка сделать Россию развитой капиталистической страной."
Однако после 1873 года произошло пугающее наложение циклического сжатия
КМЭ на внутрироссийский социальный кризис и нарастающее политическое
брожение... В России недоставало экономических ресурсов, чтобы следовать
курсом Бисмарка, поэтому националистический консерватизм Победоносцева
приобрёл чисто реакционную окраску. Это вело империю в тупик, чреватый
крупным внешним поражением и, вероятно, внутренним взрывом" (14).
Реформы Витте и Столыпина - "бюрократически направляемая
индустриализация" - не были доведены до конца.

Что же изменилось после 1917 года? По Валлерстайну, ничего или почти
ничего. "Катастрофа разрушила социально-политическую систему Российской
империи, но отнюдь не КМЭ, блоком которой Россия продолжала оставаться
на протяжении всего периода после 1917 года.Ни определённая
экономическая замкнутость СССР, ни военное противостояние Западу, ни
тем более идеологическая риторика коммунистов не дают оснований считать,
что в России была создана принципиально иная, особая историческая
система... Ни стремление к имперскому экспансионизму, ни создание
системы перераспределения и социальных гарантий для довольно широких
категорий населения, ни национализация производства, ни тем более
репрессивный режим не выходят за рамки того,что имеется в пределах КМЭ"
(15).

Также почти ничего не изменилось и в конце 1980-х - начале 1990-х годов.
Просто "всемирный кризис 70-80-х годов поставил под сомнение весь
восходящий к Витте и Сталину курс на военно-бюрократическую модернизацию
и выявил относительную слабость советского аппарата управления" (16).
Россия не переходит к капитализму - капитализм в ней уже существовал
(поскольку для Валлерстайна любая эксплуатация в современном мире
является капиталистической). Россия переходит к рынку - её прежний
капитализм не был основан на рынке (поскольку для Валлерстайна не имеет
значения отсутствие рынка в экономике отдельного общества, включённого
в мировой рынок).

Замечу, что здесь снова проявилось игнорирование Валлерстайном
существования социально-исторических организмов. Для него в современном
мире существует только КМЭ в разных обличьях.

"Холодная война", на взгляд И.Валлерстайна, являлась "контролируемым
соперничеством-партнёрством" сверхдержав и даже более того - "танцем,
который надо танцевать, а не борьбой, которую надо выиграть". Непонятно,
правда, почему она всё-таки была выиграна и почему США не бросили все
силы на спасение погибающего партнёра - СССР, а, напротив,
способствовали его гибели (которая им - по логике Валлерстайна - была не
нужна). Очевидно, потому, что все, кроме Валлерстайна, воспринимали
"холодную войну" всерьёз. Но если предположить, что прав Валлерстайн, то
какую картину мы имеем?

CCCР - полупериферия КМЭ. Одновременно он - вторая сверхдержава, что
признаёт и Валлерстайн: "Россия дала потрясающий пример, обретя титул
сверхдержавы на фоне послевоенного превращения европейских стран в
клиентов США" (17). Но "клиенты США", не вполне самостоятельные
страны, - ядро, а СССР, вполне самостоятельная страна - полупериферия.
Полупериферия, которая соревнуется с гегемоном. Полупериферия, которая
все 70 лет своего существования (за ислючением вынужденного
сотрудничества в 1941-45 годах) находится в состоянии конфликта с ядром.
Не с одним из государств ядра (как в начале века - с Германией), а со
всем ядром. При этом Валлерстайн утверждает, что СССР, как всякая
полупериферия, передаёт на периферию влияние центра. То есть советский
субимпериализм передаёт влияние американского империализма в
Афганистан, Вьетнам, Китай и т.д. По этой логике Варшавский Договор был
младшим партнёром НАТО, а советские войска должны были бы поддерживать
американцев при высадке на Кубу или Гренаду.

В действительности ничего подобного не наблюдалось.

Очевидно, следует признать, что И. Валлерстайн в данном случае серьёзно
ошибся. СССР не был полупериферией КМЭ и вообще не входил в КМЭ, а был
центром другого мира-системы, который образовался путём откола от КМЭ и
где существовал эксплуататорский строй, отличный от капиталистического -
индустриально-политарный - результат неудачного строительства социализма
в отсталых странах (18). Первой КМЭ покинула Россия, затем - Китай,
страны Восточной Европы и некоторые азиатские страны. Их правящие круги
стремились к полной изоляции своих стран от КМЭ, что в современном мире,
конечно, невозможно. Влияние КМЭ продолжало ощущаться. Кроме того,
возможности развития индустрополитаризма были невелики.

После того, как политарные производственные отношения превратились в
помеху на пути развития производительных сил, индустрополитаризм в СССР
и Восточной Европе рухнул, причём не без влияния КМЭ, реальным (а не
бутафорским) соперником которого был побеждённый мир-система. СССР в
последние годы своего существования постепенно втягивался в зависимость
от КМЭ; новые независимые государства, появившиеся из его обломков, с
самого начала возникли как страны зависимого капитализма.

Если принять такую точку зрения, становятся понятны и интервенция держав
КМЭ в Советской России в 1918-1922 годах, и "железный занавес", и
Карибский кризис, и последовавшая после 1989-1991 годов интеграция стран
Восточной Европы и СНГ в состав КМЭ. Интеграция разных стран, как
известно, идёт с разной интенсивностью, и статус новых членов КМЭ будет
явно различным; Россия же, видимо, в лучшем случае обретёт своё старое
место полупериферии. "Даже ослабленная Россия слишком опасный противник,
чтобы допустить её сползание на Юг" (19). Таков будет закономерный итог
возрождения России, которую мы потеряли и которую вновь обрели.

Такая интерпретация в принципе не противоречит мир-системному подходу.
Ф.Бродель писал о противостоянии Венеции (центра европейского
мира-экономики) и Турции (самостоятельного мира-экономики): "То был
классический случай взаимодополняющих друг друга врагов - всё их
разделяло, но материальный интерес заставлял жить вместе, и всё больше и
больше, по мере того, как распространялось османское завоевание" (20).
Ни у Броделя, ни у Валлерстайна не было сомнений в том, что Османская
империя XV-XVI веков была самостоятельным миром-экономикой, а не
полупериферией европейского.

Корень ошибки И.Валлерстайна в случае с СССР - в непризнании возможности
выхода из КМЭ. Из всемирной экономики выйти, действительно, невозможно.
Но мир-экономика, как писал Бродель, - не всемирная экономика. Из него
выйти можно. И теперь некоторые страны (КНДР,КНР) не входят в КМЭ, хотя,
по всей видимости, будут им в конце концов поглощены.

И.Валлерстайн же, объявив о том, что расширение КМЭ закончено, забежал
вперёд и сильно примитивизировал свою теорию.

Второе направление эволюции КМЭ - завоевание и утрата гегемонии. Они
также подчинены циклам: медленное накопление сил претендентами на
гегемонию в условиях упадка действующего гегемона, относительно быстрый
кризисный период "войны за гегемонию" (1618-1648 гг.,1792-1815
гг.,1914-1945 гг. - каждый раз порядка 30 лет), определяющий победителя,
и возврат к соперничеству между постепенно ослабевающим гегемоном и
новыми претендентами.

Результатом последней войны за гегемонию (1914-1945 гг.) стала
господство США, клонящееся с 1967-1973 гг. к концу. Наиболее вероятный
будущий гегемон - Япония. США станут её младшим партнёром, а Китай - их
общей полупериферией. Объединённая Европа останется на второй позиции в
ядре. Её полупериферией будет Россия. Положение стран третьего мира
ухудшится: "заново открытый Китай займёт в товарных цепочках место
множества стран третьего мира - от Афганистана и Бангладеш до Алжира и
Замбии. Те попросту оказываются лишними для функционирования самого
мощного треугольника накопления капитала в следующем веке. Безработные
мирового уровня... Они не имеют перспективы ни в качестве рабочей силы,
ни в качестве потребителей" (21). (Интересно, что говоря о "заново
открытом Китае", Валлерстайн де-факто признаёт, что раньше КНР не
входила в КМЭ. Тем более это верно для СССР).

Естественно возникает вопрос о будущем КМЭ.

Антиномией СМС Валлерстайн называет "эксплуатацию и отказ признать
эксплуатацию необходимой или справедливой" (22). Естественно, со стороны
эксплуатируемых. 6/7населения мира к 1945 г. жили хуже, чем их предки до
вхождения в КМЭ, и разрыв между богатыми и бедными регионами продолжал
увеличиваться. Неизбежна борьба, неизбежно оформление сил, стремящихся
разрушить КМЭ, особенно после того, как закончились его территориальное
рас-ширение, дававшее "верхам" ядра неограниченные возможности для
манипулирования "низами" своих стран.

Антисистемные (или "революционные") движения, организационно
оформившиеся в XIX веке, делятся на социальные и национальные. Цель тех
и других - равенство людей (human equality), что недостижимо в условиях
КМЭ, имеющего иерархическую структуру и базирующегося на неравенстве.

Рассмотрим историю борьбы КМЭ против антисистемных движений .

Для КМЭ существовала задача не только внешней экспансии, но и
внутренней - интеграции трудящихся в свою политическую систему. Она
решалась с помощью либеральной идеологии.

Либерализм, как и социализм, и консерватизм (соответственно - центр,
левые, правые) возникает, с точки зрения Валлерстайна, после Великой
французской революции, когда становится возможным распространение
светской идеологии. В 1848-1914 годах либерализм безоговорочно
господствует, влияя на своих идеологических конкурентов и порождая
сначала либеральных консерваторов (Дизраэли, Бисмарк), а затем и
либеральных социалистов (Бернштейн, Жорес). Целью либералов и их
союзников являлась интеграция рабочего класса ядра в политическую
систему капитализма. Первым средством было всеобщее избирательное право,
организованное таким образом, что результаты его осуществления
приводили лишь к минимальным изменениям государственных институтов.
Вторым - передача рабочим части прибавочного продукта, но так, чтобы
основная часть сохранялась в руках господствующих слоёв. Цель была
достигнута - рабочий класс ядра утратил революционность.

И.Валлерстайн преподносит эти события так, как будто рабочий класс не
добивался всеобщего избирательного права и cоциальных гарантий, а был
отвлечён ими буржуазией от главной задачи - уничтожения капитализма.
Такой взгляд явно антиисторичен - рабочий класс XIX века, при тогдашнем
уровне развития производительных сил, не мог уничтожить КМЭ, но мог
вырвать (в упорной борьбе) определённые уступки у буржуазии. Эти уступки
были шагом на пути изживания капитализма, хотя, конечно, буржуазия
сделала всё, чтобы её отступление было минимальным.

После первой мировой войны целью буржуазии стала идеологическая
интеграция трудящихся полупериферии и периферии. Средства этой
интеграции были продолжением прежних средств: "самоопределение наций"
как всеобщее избирательное право в масштабе КМЭ и "национальное
развитие" как повышение благосостояния, тоже в масштабе КМЭ. Авторами
(возможно, невольными) этих средств И.Валлерстайн считает В.Вильсона и
В.И.Ленина. Вопрос об отношениях СССР и КМЭ был рассмотрен выше; здесь
же заметим, что Валлерстайн снова видит лишь уловки буржуазии и не видит
реальной борьбы угнетённых (в данном случае - народов периферии) за свои
права. Естественно, они не в силах добиться максимума - гибели КМЭ
(желаемой не столько ими, сколько левой интеллигенцией ядра,подобной
Валлерстайну), но то, что они заставляют буржуазию идти на уступки - уже
прогресс.

Кроме того, как справедливо заметил А.И.Фурсов (23), Валлерстайн
проигнорировал существование фашизма (национал-социализма) - очевидно,
потому, что тот не вписывался в схему "национального развития" как
единой либеральной теории.

В 1918-1989 годах "глобальный либерализм" действовал успешно, хотя и не
в такой степени, как его европейский предшественник XIX века.
Национально-освободительные силы, приходя к власти, вынуждены были
подчиняться законам КМЭ. В условиях, когда места в ядре были уже заняты,
"национальное развитие" не приводило, как правило, ни к чему. Как
капиталистами могут быть лишь несколько процентов населения, а
стальные - подавляющее большинство - капиталистами никогда не станут,
так и стран ядра ("мировых капиталистов") всегда будет немного.
Остальные останутся "мировыми пролетариями" или даже "мировыми
безработными" со всеми социальными последствиями этого положения.

Валлерстайн подчёркивает, что Маркс был прав, говоря, что капитализм
ведёт к абсолютному, а не только относительному обнищанию большинства.
"Великая иллюзия теорий модернизации состояла в обещании сделать всю
систему ядром, без периферий. Сегодня вполне очевидно, что это
невыполнимо" (24). Исчезновение резкой поляризации в странах ядра,
выдаваемое апологетами системы за преодоление противоречий
капитализма, - лишь следствие усиления поляризации в масштабе КМЭ.

В ситуации, когда капитализм не в состоянии обеспечить большинству
населения Земли сносные условия жизни, неизбежны окончание его мирного
господства и "исчерпание" господствующей идеологии - либерализма.

Такое исчерпание постепенно наступает в 1968-1989 годах.

И.Валлерстайн очень высоко оценивает события 1968 года (в ЧССР, Франции,
Китае - всё вместе как единое целое), видя в них "всемирную" революцию,
изменившую облик КМЭ. В истории, по его мнению, было только две
"всемирных" революции - 1848 и 1968 годов. 1989 год завершает дело 1968
года, нанеся удар по самому прочному до этого времени бастиону КМЭ - его
полупериферии. Удивительно, но Валлерстайн не говорит о том, кто победил
во "всемирных" революциях. Очевидно, не антисистемные силы, раз КМЭ
устоял и даже стал более агрессивен.Но, в то же время, не сказано, что
"всемирные" революции потерпели поражение. Возможно, дело в том, что
Валлерстайн cнова видит в "революциях" не социальный, а
мировоззренческий сдвиг, изменения в общественном сознании. (Для 1848
года - осознание эксплуатируемыми группами необходимости создания
"антисистемной бюрократической контрорганизации для захвата
государственной власти", что и было воплощено впоследствии в действиях
"старых левых", венцом которых стала победа РСДРП(б) в 1917 году. Для
1968 года - осознание необходимости борьбы с КМЭ не на национальном, а
на мировом уровне и возникновение "нового левого" движения, которое, по
мысли Валлерстайна, должно вести такую борьбу. А также - ослабление
культурно-психологической власти Запада над Востоком, "большинств" - над
меньшинствами, капитала - над трудом, государства - над гражданским
обществом.) Так объявленное Валлерстайном "преодоление разделения
социальной реальности на политику, экономику и культуру" закономерно
обернулось сведением политики и экономики к культуре. Кроме того,
Валлерстайн опять игнорирует существование социоисторических
организмов - ведь события 1968 года, не говоря уже о 1848-м, сказались
по-разному в разных странах. В одних было сильно "старое левое"
движение, в других - "новое", в третьих - и то, и другое, в четвёртых -
ни то, ни другое и т.д. Действительность вновь оказывается сложнее схемы
Валлерстайна.

Период мирного развития КМЭ, пишет Валлерстайн, окончен. Дальнейшее
расширение политических прав и перераспределение материальных благ
поставят под угрозу систему капиталистического накопления. Теперь
буржуазия будет опираться только на силу. Решающим повортом в политике
ядра КМЭ Валлерстайн считает войну в Персидском заливе 1991 года, когда
Юг открыто выступил против власти Севера на глобальном уровне и
проиграл. В будущем Валлерстайн видит три варианта борьбы периферии
против центра: светский милитаризм Хусейна, религиозный фундаментализм
Хомейни и массовую миграцию жителей Юга на Север, не считая, однако, что
эти пути ведут к преодолению капитализма.

Итак, две "великие стратегии" сокрушения КМЭ - классовая борьба рабочего
класса и борьба за национальное освобождение - при частичных удачах не
достигли цели: КМЭ продолжает существовать. Почему? Чтобы понять, как
Валлерстайн отвечает на этап вопрос, необходимо взглянуть на проблему
развития КМЭ.

Оставив в стороне декларации И. Валлерстайна о необходимости отказа от
понятия "развития", выделю главное в мир-системном подходе: развитие
мира-системы как целого, а не суммы развитий отдельных стран или
цивилизаций. Если посмотреть с этой точки зрения, обнаружится, что одно
и то же развитие принесло одним народам богатство, другим - нищету; то,
что для одних стран стало взлетом, для других обернулось упадком, и без
одного не было бы другого. Это невоз-можно увидеть, если считать
единственными субъектами истории социально-исторические организмы -
тогда видны только "опережение" и "отставание", обусловленные какими-то
непонятными второстепен-ными причинами. Мир-системный подход открывает
путь к пониманию развития как противоречивого процесса, в целом -
вопреки Валлерстайну - прогрессивного.

Именно в ориентации на уровень отдельных государств, полагает И.
Валлерстайн, заключалась роковая и неизбежная ошибка антисистемных сил.
Они мыслили в масштабах своих стран, их же противники - в масштабе
мира-системы (ведь капитал свободно перетекает из страны в страну). Эту
ошибку и считает нужным исправить Валлерстайн. Здесь мы подходим к
ответу на поставленный выше вопрос о судьбе КМЭ в будущем.

"Развитие" как "национальное развитие" И. Валлерстайн справедливо
считает иллюзией. Пока существует КМЭ, существует и его ядро, которое не
может расшириться, если не расширяется КМЭ, а ему теперь расширяться
некуда. Когда КМЭ занимает весь мир, ядро стабильно - если одна страна
займет в нем место, это будет означать, что другая страна его потеряет,
только и всего. При этом разрыв доходов между секторами КМЭ как единого
целого может даже увеличиться.

Необходимо иное направление развития - не количественный рост, а
достижение большего равенства. Для этого "трудящимся следует
сконцент-рироваться на задаче удержания как можно большей доли
прибавоч-ного продукта. Один из путей - увеличение цены рабочей силы или
цены продуктов, производимых непосредственными производителями. Иными
словами, если завтра во всех новых индустриальных странах рабочие
текстильной промышленности добьются увеличения зарплаты на 20%,
покупатели их продукции должны будут обратиться к столь же "дорогим"
зонам или найти другие "новые индустриальные страны" (25).

Деление мира-экономики на ядро и периферию исчезает не в результате
включения в ядро новых стран, а вследствие постепенного изживания
капитализма. "Слабость капитализма - в воплощении его же целей, в его
полной самореализации. По мере того, как его система в целом становится
все более товарной, уменьшается его способность к неравному
распределению и, следовательно, к накоп-лению капиталов, так как
исчезает различие между центром и пери-ферией. Однако товаризация не
означает автоматической гибели капитализма: предоставленные самим себе,
господствующие в КМЭ силы постараются затормозить темп развития, и
программы нацио-нального развития могут в этих условиях стать средством
такого спасительного для капитализма торможения" (26).

Должна быть уничтожена вся капиталистическая система целиком, а не
отдельные её звенья. Только такое развитие гарантирует окончательное
исчезновение капитализма.

Развитие, пошедшее по пути уничтожения капиталистического присвоения, по
пути перехода средств производства в руки непос-редственных
производителей, может стать не иллюзией, а путевод-ной звездой
(lodestar). Но этот вариант, как подчеркивает И.Валлерстайн, не
гарантирован, а может быть только завоеван, причем в упорной борьбе.

Таким образом, Валлерстайн приходит к выводам, весьма похожим на выводы
К. Маркса, но приходит своим путем. Мы имеем дело здесь не с вариантом
марксизма, а с независимым подтверждением правоты некоторых положений К.
Маркса, пришедшим со стороны концепции, претен-довавшей на то, чтобы
заменить марксизм.



Примечания:

1. Wallerstein I. The Modern World-System. Vol. 1. Capitalist
Agriculture and the Origin of the European World-Economy. New York,
1974. В 1980 г. вышел второй том, в 1989 г. - третий. Должны выйти
четвертый и пятый.

2. Кроме переведённых в 1992-93 гг. книг Броделя "Время мира" и
"Динамика капитализма" существует только перевод трёх статей
А.Г.Франка (Восток.1992, ? ? 2 и 6, Латинская Америка, 1993, ? 2) и
статьи И.Валлерстайна (Свободная мысль,1995,? ? 2 и 4), а также
интервью с И.Валлерстайном ( Свободная мысль, 1996 , ? 5).

3. Это послужило основанием для отнесения мир-системников к
неомарксистам (см.: Современная западная философия. Словарь. М.,1991,
статья "Неомарксизм").

4. Традиционное общество и мировая экономика: критика теорий
модернизации. M.,ИНИОН,1981,c.6.

5. Wallerstein I. The Modern World -System. Vol. 1. 347.

6. Wallerstein I. A World -System Perspective on the Social
Sciences // British Journal of Sociology. 1976. Vol. 27. ? 3.. P.
347.

7. См. Семенов Ю.И. Переход от первобытного общества к классовому:
пути и варианты развития // Этнографическое обозрение, 1993, ? 1 и 2; Он
же. Всемирная история как единый процесс развития человечества во
времени и пространстве // Философия и общество. 1997. ? 1 и др.

8. К изучению истории, современного состояния и грядущего (через
70-80 лет) заката КМЭ И. Валлерстайна и других мир-системников подвигал
как научный , так и идеологический интерес. Они придерживают-ся левых
(но не марксистских!) взглядов. Эта политическая ориентация сказывается
на их выводах двояко: с одной стороны, помогает устранять мифы о
капитализме, с другой же стороны, одновременно, в силу подчеркнутой
идеологичности. толкает на собственное мифотворчество.

9. Wallerstein I. The Modern World -System. Vol.3. P.52.

10. Hopkins T.K. and Wallerstain I. Capitalism and Incorporation of
New Zones into the World-Economy//Review,1987, Vol.10, ? 5/6, P.776

11. Wallerstain I. The Modern World -System.Vol. 3, p.167.

12. Валлерстайн И. Россия и капиталистическая мир-экономика //
Свободная мысль ,1996, N 5,с.37-38

13. Tам же, с.38-39

14. Tам же, c.39

15. Там же , c.40

16. Там же, c.40

17. Там же, c.40

18. См.:Семёнов Ю.И. Россия: что с ней случилось в двадцатом веке //
Российский этнограф ,1993, выпуск 20

19. Валлерстайн И. Указ. соч., с.41

20. Бродель Ф. Материальная цивилизация... с.135.

21. Валлерстайн И. Указ. соч., c.41-42

22. Wallerstein I. The Modern World-System. Vol. 1. P. 357

23. См.: Мир-системный анализ: интерпретация послевоенного периода.
М.,ИНИОН,1997, с.20

24. Валлерстайн И. Указ. соч. , с.42

25. Что такое развитие? М.,ИНИОН, 1991. С. 51-52.

26. Цит. там же. С. 54.
===========



От Pout
К Сысой (05.09.2002 19:54:19)
Дата 06.09.2002 17:11:11

Теория гегемонии Антонио Грамши и современность (ч.4.0)



Большая статья Дж.Лестера, которая может служить введением в "ядерную" концепцию грамшианы - концепцию _гегемонии_. В начале обращено внимание на ее преемственность с ленинской"практической", осуществленной на деле,"диктатурой плюс гегемонией". Но продемонстрировано и ее развитие, критически-творческое, по ряду приниципиальных позиций. По ходу разъяснения отдельных аспектов вводятся и другие понятия-концепты("исторический блок","культурная и моральная реформа "и др.) . Также сжато затронуты различные "лепестки" отходящие от ядра -

- концпепция "современного государя"(полит.партии нового типа)и политической борьбы
- закономерности борьбы за установление гегемонии
- концепция идеологии и культуры
- значения"философии"простых людей(житейский смысл, здравый смысл) и "фольклора", то есть народной культуры
- концепция государства
и другие аспекты.

Некоторые под-концепции пройдены по видимости достаточно подробно,что создает впечатление полноты охвата. На самом же деле ряд "лепестков"были и остаются по сю пору полем ожесточенной полемики и идейной борьбы, даже среди тех, кто считает себя в той или иной степени "законными наследниками" или"добросовестными исследователями". Не говоря уже про разного рода утилизаторов и прилипал. "Гегемония" -одно из самых продуктивных понятий политческой,да и исторической, теории, развитой в 20веке. Пример продуктивного ответвления гегемониального подхода(мирсистемного подхода И.Валлерстайна) см. в постинге в этой подветке 4.2 "История - борьба гегемонов".
Многие другие, даже развитые по видимости в рамках традиции идущей от Грамши "ответвления",требуется внимательно пробовать на зуб - чтобы посчитать их развитием либо аппликацией генеральной теории,либо просто ее утилизацией для прагматических целей с вымыванием и искажением ее духа.
Духа борьбы за масштабную общенациональную "культурную и моральную реформу" общества в интересах народа.

Статья ориентирована на современных русских марксистов с определенной целью(это отмечено самим автором) и опубликована три года назад в ж-ле"Альтернативы". Этим объясняется определенный крен в ряде интерепретаций, например,"цезаризма" ("по аналогии", как говорит сам автор).
Лестер, на мой взгляд, недостаточно опирается на собственный категоральный и методический аппарат
Грамши и не дает достаточно представления о степени проблематизации некоторых ключевых под-концепций. Переводы текстов и даже категорий даны с английского, в то время как точный перевод текстов порой достаточно важен для понимания их смысла и заряда (эта проблема существует со всем массивом текстов "Тюремных тетрадей"с итальянского на другие языки. Русские переводы - неплохи. Английский имхо - часто огрубляет "смысл" и "заряд"). Повторяю,отдельные крупные блоки(особенно подобные "гражданскому обществу")остаются полем для ряда значительно раличных интерпретаций и полемики исследователей и"практиков" разных стран. В специализированных журналах по теории политики( таких как "ПОЛИС"),на конференциях по наследию Грамши эти актуальные темы продолжают оставаться в фокусе внимания, обсуждения и идейной борьбы. Некоторые проблемные материалы из журналов ,работы ведущих исследователей и материалы конференций выкладывались на Форум. Среди русских грамшеведов выделяется прежде всего Григорьева. Именно ее переводы на русский являются наиболее аутентичными, а книга - самой репрезентативной попыткой целостного охвата исторических взгядов Грамши , лучшая работа за последние 20 лет. Лестер зря что-то пытается положительного найти в этом смысле в горбачевский период - мне по крайней мере особых "успехов" у наших исследователей неизвестно.Еще упомяну Грецкого и А.Лебедева.


СП
-----

ТЕОРИЯ ГЕГЕМОНИИ АНТОНИО ГРАМШИ
И ЕЕ СОВРЕМЕННОЕ ЗВУЧАНИЕ*

Джереми Лестер
Лестер Джереми (Lester Jeremy) –доктор философии, руководитель Центра восточно-европейских исследований в институте Ридинг (Велико-британия), автор серии статей и книг по новейшей социально-политической и социо-культурной истории России, один из крупнейших в Великобритании исследователей творчества А.Грамши, член Международного совета журнала
* Перевод Марины Холмской



Несмотря или, возможно, именно благодаря тем временам, которые мы переживаем, заинтересованность и воодушевление по поводу трудов Антонио Грамши продолжают непрерывно расти. В Западной Европе этот интерес в основном восходит к поздним шестидесятым годам. Стимулом для него послужили события, происходившие в то время, и в не меньшей степени тот факт, что работы Грамши все больше начинали выходить за рамки исконных итальянских границ.
В Восточной Европе, тем временем, и особенно в бывшем Советском Союзе особенно в горбачевскую эпоху было больше всего сделано для того, чтобы коренным образом изменить характер традиционной, зачастую очень искаженной интерпретации интеллектуальной и общественной дискуссии о природе наследства Грамши. Короче говоря, то, что часто было лишь официально контролируемым монологом на тему Грамши, теперь стало истинным, разносторонним диалогом. В постсоветской России этот диалог был воспринят новым пытливым интеллектуальным классом, стремящимся к применению новых методологий и критериев изменения окружающей среды.
Что же делает Грамши таким популярным по сравнению с большинством других теоретиков и стратегов-идеологов эпохи Коминтерна, которые зачастую недооцениваются? Чем же он обязан своей сохраняющейся популярности и влиянию?
Ответ на эти вопросы зависит в известной мере от подхода, который вы применяете к Грамши. Для политиков предложенная Грамши основная политическая стратегия позиционной войны за гегемонию в рамках высокоразвитого гражданского общества все еще остается одним из наиболее вероятных и вдохновляющих путей к радикальному изменению сложившегося порядка. Собственные коммунистические убеждения Грамши не обязательно являются препятствием для других политических сил, пытающихся извлечь пользу из его размышлений. Так, один из участников "круглого стола" по наследию Грамши, состоявшегося в январе 1991г. в Москве, утверждал: "Конечно, самого Грамши интересует в первую очередь судьба рабочего класса, крестьянства ("подчиненных классов") и соответствующих пар-
тий. Но анализируя в общей формы вопросы соотношения сил, гегемонии, власти, государства, гражданского общества и др., он обращается и к другим классам, к разным социальным группам и выявляет ряд общеисторических закономерностей" (1).
Для теоретиков марксизм Грамши до сих пор предлагает одино из наиболее убедительных подтверждений взаимодействия базиса и надстройки и теорию практики, которая доказывает и легитимизирует роль и значение интеллектуальных занятий и понимания.
А для ученого-политолога предложенная Грамши расширенная теория политики в целом и власти, в частности, построенная опять же вокруг понятия гегемонии, также предлагает одну из наиболее убедительных схем для эмпирического анализа не только в отношении функционирования стабильных развитых капиталистических систем, но и в отношении переходных обществ, переживающих революционный переход от одного типа системы к другому. Поскольку последнее совершенно четко относится к ситуации, последовавшей за крахом Советского Союза, то это, несомненно, тот случай, когда теория гегемонии и борьбы за гегемонию Грамши наиболее применима к современной российской политической сцене.

i.

Что можно считать главным наследием Грамши? Несомненно, _наиболее актуальная часть его наследия должна заключаться в реконфигурации понятия гегемонии и природы гегемонистской борьбы_, и именно на этом я хотел бы сосредоточить свое внимание. Говоря о реконфигурации, я имею в виду, что современное политическое значение понятия "гегемония" было, конечно, изобретено не Грамши. Если кто-либо осмелился бы назвать себя первооткрывателем этого политического понятия в его современном значении, то тогда это был бы Георгий Плеханов.
Бывший народник, "обратившийся" к ортодоксальному марксизму во время пребывания в ссылке за границей, Плеханов первым начал использовать понятие "гегемония" в середине 80-х годов XIX века, понимая под ним, что рабочий класс будет сам вынужден спровоцировать буржуазно-демократическую революцию в России из-за слабости и непоследовательности нарождавшейся буржуазии. Под влиянием Плеханова это понятие было воспринято некоторыми другими выдающимися российскими социал-демократами, а на рубеже веков Ленин сам открыто использовал этот ставший "знаменитым" политический термин (2).
Для Ленина ранняя эволюция и развитие понятия гегемонии имели большое стратегическое значение. Переняв это понятие у Плеханова и затем его расширенное толкование от Павла Аксельрода, утверждавшего, что пролетариат сам должен играть главную роль в буржуазной революции против царизма, Ленин, начиная с его работы 1902г. "Что делать?" и позднее, начал считать основной задачей социал-демократов организацию и руководство "специальными вспомогательными подразделениями" всего трудящегося и эксплуатируемого населения России в этой новой более крупной фазе революционной борьбы. "Пролетариат революционен постольку, - утверждал он, - поскольку он воплощает собой и вводит в действие эту идею гегемонии пролетариата" (3).
Конечно, на этом этапе задача все еще ограничивалась осуществлением буржуазной стадии революции, и только Троцкий постоянно твердил о пролетарской гегемонии, которая сразу же продолжит осуществление социалистической фазы революции и, следовательно, установит полную диктатуру пролетариата. Поскольку ленинское понимание различия между двумя фазами революции становилось более размытым, понятие полной диктатуры пролетариата начало вытеснять старое стратегическое понятие гегемонии; или, по крайней мере, два термина - "гегемония" и "диктатура" - начали утрачивать любые действительные различия.
В свете реальных последствий Октябрьской революции понятие гегемонии неожиданно перестает иметь значительную внутреннюю актуальность в новом Советском государстве, пережив свою стратегическую полезность. Действительно, Ленин продолжал ссылаться на это понятие, и такие люди, как Бухарин и позднее Бахтин также развивали идеи, отвечающие этой проблеме, которые, по мнению некоторых экспертов, были, если не совсем близки, то, по крайней мере, находились в русле учения Грамши. Если не считать этих мыслителей, то после смерти Ленина этот термин слишком часто интерпретировался как не более чем догматическая пародия на все более усиливавшуюся авторитарную форму господства над враждебными "антипролетарскими" силами.
Единственным местом, где это понятие еще обсуждалось, были конгрессы Коминтерна, и именно в ходе этих дискуссий в начале 20-х гг. Грамши сам впервые употребил это понятие.


Обращаясь к интерпретации понятия "гегемония" самим Грамши, нельзя не принимать во внимание тот факт, что на протяжении своих "Тюремных тетрадей" он постоянно ссылается на существенные ленинские достижения в формулировании и осознании его собственного понятия гегемонии. Такая похвала, несомненно, была обоснованной. Несмотря на то, что Грамши был одним из первых постреволюционных теоретиков, разработавших более совершенный анализ основных различий между политическим развитием России и остальной Европы, что в конце концов потребовало выработки совершенно другой стратегии социалистической революционной деятельности для более развитых западных цивилизаций, он всегда был непреклонен, считая, что взятие власти большевиками, подобно якобинцам, было правильным шагом в сложившихся в то время в России условиях.
Эта явная похвала в адрес Ленина, тем не менее, должна контрастировать с собственной концепцией понятия гегемонии Грамши, которая начала заметно отличаться от ленинской. Как заметил сын Грамши, Джулиано, в интервью со мной: "Меня часто просили, чтобы я подтвердил, что мой отец был учеником Ленина, и я всегда отвечал так: простите меня, он был учеником Кроче!". Несомненно, некоторое влияние Кроче может служить объяснением при определении различий между Грамши и Лениным. Особого внимания заслуживают _три основные различия_. Во-первых, если для Ленина гегемония была просто стратегией или предписанием к действию, вытекающему из присущей российскому капитализму отсталости, то для Грамши - это не только стратегическая природа гегемонии, измененная с целью приспособить ее для более передовых политических обществ Западной Европы. Он также коренным образом изменяет понятие, переходя от просто стратегии, по своей сути, к совершенно новой понятийной категории - общей системной теории политической борьбы, которая никоим образом не привязывается к какому-либо одному отдельно взятому географическому или временному явлению.
Во-вторых, если для Ленина гегемония определялась исключительно в классовых терминах, то для Грамши территория борьбы за гегемонию оказывается значительно шире. Несомненно, для Грамши класс все еще остается основополагающим аспектом борьбы за гегемонию, но он ясно сознает, что существуют бесчисленные аспекты политического конфликта, которые не могут просто сводиться к фундаментальному классовому характеру.
И, в-третьих, если для Ленина гегемония означала ассимиляцию и даже манипуляцию однонаправленными интересами на подготовительной стадии революции, то для Грамши (подражая критике в адрес Ленина, прозвучавшей ранее из уст Александра Потресова) гегемония была длительной позиционной войной, которая сводилась к способности артикулировать различные типы интересов в признанных плюралистичных, консенсусных рамках. Если продолжить более подробное рассмотрение понимания гегемонии Грамши, то эти основные различия с ленинским способом анализа станут значительно яснее. Более усовершенствованная концептуализация гегемонии становится заметной уже в самом начале размышлений Грамши во время его пребывания в тюрьме. В первой из своих "Тетрадей", посвященных Французской революции 1789 г., Грамши пишет: "...[Якобинцы] не только организовали буржуазное правительство, то есть сделали буржуазию господствующим классом - они сделали больше. Они создали буржуазное государство, превратили буржуазию в ведущий, господствующий класс нации, иными словами, дали новому государству постоянную основу и создали компактную современную французскую нацию" (4).
Уже тогда Грамши отчасти заменил ленинский стратегический механицизм более общим, широким подходом к этому понятию. Продолжая разъяснять свое понимание якобинской гегемонии, он впервые начинает утверждать о необходимости расширять специфические классовые интересы не столько для ассимиляции второстепенных интересов, сколько, чтобы найти некую общую почву, некий консенсус с ними при сохранении ведущей руководящей роли господствующей группы (в данном случае - якобинцев).
Однако именно в четвертой "Тетради" (составленной и написанной в 1933г.) стало проявляться действительно _существенное расширение ленинского анализа_. Фундаментальная задача Грамши теперь - не столько продемонстрировать значение простого политического альянса, сколько показать как "полное слияние экономических, политических, интеллектуальных и моральных устремлений" может быть осуществлено "одной фундаментальной группой и группами, соединенными с ней посредством идеологии". Здесь, таким образом, мы не только имеем дело с чувством господствующего класса, отвергающего собственную жестко корпоративистскую концепцию путем связывания себя со специфическими интересами других социальных групп; "это также предполагает определенное равновесие, посредством чего господствующие группы пойдут на жертвы корпоративной природы" (5). Именно в этом, по сути, заключалось начало реального замещения ленинских концепций. Ленинская концепция гегемонии всегда была ограничена понятием политического руководства как неотъемлемой стратегии пролетариата; политического руководства, как уже отмечалось, которое ассимилирует с течением времени эти вспомогательные социальные интересы, подчиняя их нуждам пролетариата. Грамши же не только говорит о политическом руководстве, но, что более важно, - об интеллектуальном и моральном руководстве. Следовательно, он говорит не об окончательной ассимиляции других социальных групп и подчинении их интересов власти господствующего класса, а начинает признавать важность артикуляции различных интересов, позволяющей каждой группе в значительной степени сохранить свою собственную индивидуальность.


Описывая действительные механизмы артикуляции различных интересов, Грамши был достаточно проницателен, чтобы отделить друг от друга два процесса, только один из которых он сам приветствовал. С одной стороны, утверждает он, интересы различных групп, возможно, могут быть артикулированы так, чтобы нейтрализовать их и, следовательно, предотвратить развитие их собственных специфических требований (процесс, о котором речь более подробно пойдет ниже). Это был бы очень пассивный тип артикуляции, который, по мнению Грамши, преобладал в действиях умеренной партии во время Рисорджименто в его родной Италии. В то же время более активный тип артикуляции заключался бы в как можно более широкой поддержке специфических требований каждой группы, что изнутри привело бы к конечному разрешению противоречий, которые каждая из них выражает.
Настоящим способом артикуляции является идеология ("поле боя постоянной борьбы", как он ее называет), и это, в свою очередь, будет основным "цементом", связывающим вместе все разрозненные силы. Для Грамши процесс гегемонии представляет собой что-то вроде создания "более высокого синтеза". В идеале этот синтез будет означать соединение убеждений отдельных составляющих в то, что он называет "коллективной волей". Это в таком случае создаст базис физического синтеза в форме "исторического блока" сил, который будет и дальше играть роль ключевого политического действующего лица в каждый данный период истории, в течение которого сохраняется его гегемония. Сущность такого исторического блока заключается в его способности объединить группу экономических и политических связей.
Решающим элементом фактического установления гегемонии такого типа, который был описан выше, является _процесс интеллектуальных и моральных реформ_. Делая ударение на интеллектуальном и моральном процессе, Грамши не утверждает, что интеллигенция - это детерминирующая сила коллективной воли в обществе, но в борьбе за гегемонию он отводит ей очень важную стратегическую роль. Как указали Эрнесто Лаклау и Шанталь Муфф: "Для Грамши политические субъекты, строго говоря, не классы, а комплекс "коллективных волеизъявлений"; аналогично, идеологические элементы, артикулируемые классом-гегемоном, не имеют классовой принадлежности" (6). Если чувство классовой солидарности не является силой, объединяющей разные группы в общей коллективной воле, то это означает, что существует другой фактор интеграции, который имеет, по крайней мере, равное значение.
По этому поводу стоит сказать, что сам Грамши не настолько четок или последователен, однако его преобладающая точка зрения заключается в том, что культурное единство является сильнейшим связующим механизмом, по крайней мере, в этико-политической области: "На различных уровнях культура унифицируется в ряде страт до такой степени, что во взаимодействие вступает большее или меньшее количество индивидуумов, которые в разной степени понимают способ выражения друг друга, и т.д. ...Историческое действие может быть осуществлено только "коллективным человеком", и это предполагает достижение "культурно-социального" объединения, через которое множество отдельных желаний с разнородными целями соединяются с единственной целью на основе равного и общего восприятия мира" (7).
Следует подчеркнуть, что Грамши, конечно, не имеет здесь в виду, что класс вообще не имеет значения в развитии силы-гегемона. Напротив, и Лаклау, и Муфф в их постмарксистском критическом анализе предложенного Грамши понятия гегемонии совершенно недооценивают центральное значение классовых образований. Классы, по определению Грамши, "рациональная причина", без которой не было бы подготовительного этапа борьбы за гегемонию в обществе. Тем не менее он утверждает, что социальные классы, существующие на экономическом уровне, не обязательно дублируются на уровне политическом. Для неотъемлемой части процесса артикуляции коллективной воли, способной повлиять на политическую гегемонию в обществе, - это способность создать "межклассовые" политические субъекты. В то время как класс для Грамши - ключевое ядро экономической деятельности, определяющее этико-политическую область борьбы за гегемонию, культура становится основным фактором в пределах параметров этой области, и интеллигенты, таким образом, косвенно становятся главными действующими лицами. Именно они отвечают за выработку и распространение "органических идеологий", с помощью которых гегемония будет достигнута.


Рассматривая фактический способ распространения этой идеологии, Грамши обращает свое внимание к "современному правителю", то есть к политической партии. "Политическая партия... отвечает за объединение истинных интеллектуалов данной группы... Партия выполняет эту задачу в строгом соответствии с ее основной функцией, которая заключается в выработке своих собственных составляющих - тех элементов социальной группы, которая родилась и развивалась как "экономическая" группа, и превращения их в компетентных ученых-политологов, руководителей и организаторов всех видов деятельности и функций, свойственных органическому развитию целостного общества, как гражданского, так и политического" (8).
Как тогда возникает действительная борьба за гегемонию и на какой основе достигается новая гегемония? По мнению Грамши, истинная политическая стадия борьбы за гегемонию наступает тогда, когда "ранее порожденные идеологии... вступают в конфронтацию и конфликт, продолжающийся до тех пор, пока не проявится тенденция к преобладанию одной из них или, по крайней мере, единственной комбинации из них". Это, добавляет он, приводит "не только к единению экономических и политических целей, но также и к интеллектуальному, и моральному единству, рассмотрению всех вопросов, вокруг которых развертывается борьба, не в корпоративной, а в "универсальной" плоскости и, тем самым, к созданию гегемонии основной социальной группы над рядом подчиненных групп" (9). Далее он пишет: "Что имеет значение, так это критика, которой подвергается этот идеологический комплекс со стороны первых представителей новой исторической фазы. Эта критика делает возможным процесс дифференциации и изменений в относительном весе, которым обычно обладали элементы старых идеологий. То, что ранее было вторичным, второстепенным или даже случайным, теперь становится первичным - ядром нового идеологического и теоретического комплекса. Старая коллективная воля распадается на свои противоречивые элементы, поскольку подчиненные элементы социально развиваются" (10).
В данном случае Грамши, как он сам поясняет, не имеет в виду внезапное или даже тотальное разрушение когда-то коллективной воли гегемона. Скорее, этот процесс гораздо более постепенный. Прежде всего, единство коллективной воли медленно размывается или растворяется. Затем базовые элементы старой коллективной воли могут быть "просеяны" с целью определить что, если что-то вообще, может быть реартикулировано в рамках структур новой коллективной воли.
Что касается действительно решающего победного момента в борьбе за гегемонию, то, как утверждает Грамши, используя отчасти ошибочный термин, коллективная воля будет успешно доминировать в случае, если ей удастся стать "народной религией". То есть, по мысли Грамши, когда она будет впитана национальным сознанием данного общества.


II.

Познакомившись с некоторыми основными элементами предложенной Грамши теории гегемонии и борьбы за гегемонию, перейдем к рассмотрению фактического пространства, на котором разворачивается эта борьба. Для Грамши нет сомнения в том, что это пространство борьбы находится непосредственно "...в гражданском обществе, через частные организмы, из которых наиболее важными являются политические партии и союзы, но которое обнаруживает также множество идеолого-культурных форм", таких, например, как газеты, литература, церковь, школы и аналогичные ассоциации, не говоря уже о вещах, подобных архитектуре и даже названиям улиц. Фактическая прочность любого данного государства (аппарата управления), добавляет Грамши, таким образом, зависит от прочности гражданского общества, которое служит его основой.
Для марксистов-теоретиков философии Грамши понятие гражданского общества есть, по сути, одно из наиболее дискуссионных. На протяжении многих лет вопрос о том, относить ли его к надстройке или к экономическому базису общества, так же как целый ряд других, были предметом острой дискуссии. Поскольку эта дискуссия нашла широкое отражение в печати, здесь нет необходимости останавливаться на ней более подробно (11). Однако важно, по крайней мере, показать вид взаимосвязи, существующей между гражданским обществом и государством, которая описана в предложенном Грамши анализе.


Одной из фундаментальных проблем, с которой сталкиваются читатели "Тюремных тетрадей" Грамши, является различное толкование понятия "государство". В некоторых случаях под государством понимается просто "аппарат управления" и ничего более. В других случаях, тем не менее, государство определяется в гораздо более интегральном виде (термин, позаимствованный у Гегеля) как одновременно фактические институты управления (здесь Грамши называет это "политическим обществом") плюс весь спектр деятельности, предпринимаемой гражданским обществом. Это другое толкование термина очень важно, поскольку в первом случае подразумевается четкое разделение между политическими институтами и политической деятельностью, определяемой гораздо шире; в то время как во втором определении речь идет о четкой ассимиляции всех видов политической деятельности.
Помочь недоумевающему читателю можно отчасти сославшись на исторические произведения Грамши. В них утверждается, что "целостное (интегральное) государство" является результатом исторического эволюционного развития институционального государства в узком смысле и пока достигнуто только в более развитых "буржуазных" цивилизациях. Следовательно, понимание государства в узком смысле может быть применено только к тем обществам, которые по тем или иным причинам не развили свое гражданское общество.
Яркое объяснение этого коренного отличия Грамши дает, ссылаясь на фактические средства, с помощью которых институциональное государство ("политическое общество") и "целостное государство" ("политическое общество плюс гражданское общество") действительно выполняют свои функции. Политическое общество, утверждает он, характеризуется главным образом (но не исключительно) использованием власти, господства. Гражданское общество, с другой стороны, характеризуется главным образом (хотя опять же не исключительно) использованием согласия. Более полное определение интегрального государства, следовательно, будет звучать так: "Это - целый комплекс практической и теоретической деятельности, посредством которой правящий класс не только оправдывает и поддерживает свое господство, но и преуспевает в получении активного согласия тех, кем он управляет" (12).
Теперь, имея в виду это определение, можно поместить понятие гегемонии в сферу комплекса интегрального государства. Борьба за гегемонию происходит на пространстве гражданского общества. Эта борьба ведется, главным образом, за интеллектуальный/культурный контроль и результатом ее становится народное согласие для победоносного исторического блока. Если этот победоносный исторический блок имеет также контроль над государственными институтами, то тогда он будет иметь доступ и к господствующим силам. Однако господство, по крайней мере в развитой политической цивилизации, является только дополнением к согласию до тех пор, пока гегемония внутри гражданского общества адекватно поддерживается.


Установив основную связь между гегемонистским правлением и согласием, теперь, видимо, необходимо объяснить более подробно, что Грамши конкретно понимает под этим. Как писал Джозеф Фемиа: "Когда Грамши говорит о согласии, он имеет в виду психологическое состояние, включающее в себя некоторое принятие социально-политического устройства или определенных жизненных аспектов этого устройства" (13). Как и большинство других общих теорий согласия, "психологический" подход Грамши может быть по сути охарактеризован в активном и пассивном виде. Наиболее интересным в этом разделении, однако, является то, что между ними проходит очень тонкая демаркационная линия. Под более активной формой согласия Грамши подразумевает то, что гегемонистская сила способна опереться на уровень договоренности и консенсуса в гражданском обществе, достаточный для того, чтобы преодолеть любое возможное действие разрушительной силы, которая может быть порождена противоречивыми интересами того или иного рода. Иными словами, это такая форма согласия, в которой воплощены гармония между объективными интересами и нуждами на любой данной стадии и критическая способность разрабатывать направление действия, соответствующим образом соотносящегося с этими нуждами.
Если это представляет собой оптимальное условие активного согласия, то Грамши полностью осознает трудности достижения такого условия. Далее, он таким образом показывает, что, где бы конфликты ни происходили, ущемленная сила, находящаяся в изоляции, редко обладает ясным теоретическим сознанием, которое позволило бы ей эффективно понимать и воздействовать на свое недовольство. Называя этот вид феномена "противоречивым сознанием", Грамши продолжает изучать роль языка в особенности как инструмента гегемонии, способного сохранить данный статус-кво, эффективно сужая альтернативный общественный образ.


Здесь, по аналогии, следует отметить также важность предложенного Грамши понятия "здравого смысла" или, как он его еще называет, - "философского фольклора". По сути, под здравым смыслом Грамши понимает целую гамму человеческих чувств, человеческих мифов и человеческих предрассудков. Таким образом он пытается понять некоторые некритические и несознательные пути, с помощью которых все люди пытаются постичь смысл не только своих собственных жизней, но и окружающего мира. В частности, он предпринимает попытку понять способы усвоения людьми давно укоренившихся исторических идей и приспособления их к современной жизни для воплощения некоего стремления к стабильности. В этом ключе Грамши поясняет, что здравый смысл никоим образом не тождественен идеологии правящего класса и не может быть сведен к ней. Вместо этого, по его мнению, это "бесконечность следов без... описания". "Это содержит элементы каменного века и принципы более передовой науки, предубеждения, унаследованные от всех исторических периодов на местном уровне, и зачатки будущей философии, которая будет принадлежать человеческому роду, объединенному по всему миру" (14). Тем не менее, поясняет Грамши, как средство увековечивания фрагментарных и суеверных отношений, правящий класс будет неизбежно проверять на прочность такие чувства для осуществления своих собственных целей. И несомненно, язык (понимаемый как "совокупность определенных понятий и концепций, а не просто как слова, грамматически лишенные содержания" (15), является одним из инструментов для усиления определенных "желаемых" ценностей здравого смысла.
Таким образом, согласно Грамши, если кому-то нужно освободить себя от ограничений здравого смысла и посмотреть на мир с точки зрения перспективы senso buono (хорошего смысла) - то есть с точки зрения, способной определить реальные нужды и интересы рядовых масс, - тогда он почти несомненно обязан изучить новый язык с тем, чтобы подвернуть сомнению все старые вкрапления, глубоко укоренившиеся в существующей форме языка.



Прежде чем покинуть "поле боя" борьбы за гегемонию, необходимо продолжить военную аналогию (широко распространенную в собственном политическом анализе Грамши) и привести краткое описание основных типов стратегии, которую потенциальная сила-гегемон должна использовать, чтобы одержать победу над существующим господствующим классом, и тип контрстратегии, подходящей для последнего.
Установив целостную связь между этико-политическим пространством гражданского общества и институциональным оружием государства и указав, что гражданское общество во многом действует как внешняя "траншея" гегемонистской власти, Грамши приходит к выводу, что единственной осуществимой и доступной потенциальной новой силе-гегемону стратегией является позиционная война в рамках гражданского общества. Этот вывод служит основой для разработки хорошо известного стратегического понятия "позиционной войны", предложенного Грамши. В наиболее развитых государствах, утверждает Грамши, "гражданское общество превратилось в очень сложную структуру, сопротивляющуюся катастрофическому "вторжению" внезапного экономического элемента (кризисы, депрессии и т.п.)" (16). Из сложности этой структуры вытекает, согласно Грамши, что прямое нападение на государство со стороны потенциальной гегемонистской силы ("маневренная война") неизбежно закончится поражением, именно благодаря тому способу, каким существующая господствующая сила утвердила себя в таком множестве самых различных сфер жизни.
Вместо этого, стратегия, необходимая для претендующей на превосходство силы, должна быть постепенной и включать в себя "устойчивое проникновение и нарушение сложных и многочисленных механизмов" гегемонистской диффузии. Иными словами, эта стратегия подразумевает включение в идеолого-культурную борьбу за контроль над ключевыми учреждениями гражданского общества - такими, например, как школы, университеты, издательства, средства массовой информации и т.п. Именно это Грамши называет "позиционной войной". Как отметила Шанталь Муфф: "В действительности, позиционная война - это процесс идеологической борьбы, посредством которой два основных класса пытаются присвоить неклассовые идеологические элементы для того, чтобы интегрировать их в идеологическую систему, которая артикулирует себя вокруг их соответствующих гегемонистских принципов. Следовательно, это только этап в борьбе, этап, в котором новый гегемонистский блок цементирует себя, но это решающий момент..." (17). В самом деле, говоря словами Грамши, "в политике, если позиционная война выиграна, то она выиграна окончательно". По мнению Грамши, без успешной позиционной войны в гражданском обществе любой вид наступления, нацеленный на то, чтобы сбросить государственные институты управления, потерпит неудачу именно из-за "траншей и фортификационных укреплений" гражданского общества.


Что касается возможностей, открытых для правящей силы-гегемона, которая противостоит наступлению на ее контролирующие функции альтернативной силы, то здесь Грамши исследует ряд альтернатив. Во-первых, правящая сила будет всегда стремиться удержать потенциальную силу-гегемона в слабом и раздробленном состоянии и отделить оппозиционные элементы друг от друга, либо сама, артикулируя определенные специфические интересы в пределах своей собственной сферы гегемонии, либо путем включения лидеров потенциально антагонистических групп в элитные рамки сферы гегемонии. На самом деле, Грамши убежден в том, что этот процесс реорганизации и повторного согласования абсолютно необходим для выживания правящей силы-гегемона и должен периодически предприниматься, независимо от того, имеет ли место специфический кризис гегемонии или нет. Если кризис гегемонии достигает степени или глубины, порождающей трудности для правящего класса в деле удержания в подчинении других групп и классов, то тогда, согласно Грамши, существует другая возможность, которая часто используется и заключается в том, чтобы извлечь еще большую пользу из чиновничьей бюрократии. Таким образом, бюрократия возникает, по крайней мере временно, как единственная организация, способная выполнять задачи правящей силы. Как утверждает Грамши, одним из очень важных последствий поиска убежища в бюрократии является способ вытеснения процесса представительства и достижения согласия технической компетентностью. Это, в свою очередь, обязательно приведет к значительному уменьшению значения идеологии (18).
Если ни одна из этих тактик не приводит к желаемым для правящих сил последствиям, то тогда, согласно Грамши, в действие вступает третья возможность. Эта возможность, предусматривающая еще большую опору на институциональные полномочия государства и открытые механизмы господства, - принуждение и сила. "Если правящий класс потерял свой консенсус, то есть уже больше не является "руководящим", а только "господствующим", опирающимся исключительно на силу принуждения, то это означает, что большие массы людей были отделены от их традиционных идеологий и больше не верят в то, во что они до этого верили и т.п. Кризис конкретно состоит в том, что старое умирает, а новое не может родиться. В этом междуцарствии появляется большое многообразие болезненных симптомов" (19).
Грамши, тем не менее, убежден, что, чем к большему принуждению и господству прибегают в такой ситуации, тем более правящий класс будет обнаруживать свою уязвимость как силы, способной применить какой-либо вид интегративной способности гегемонии. Следовательно, как краткосрочная стратегия выживания она может оказаться эффективной. Однако в качестве долгосрочной стратегии преувеличенная ставка исключительно на господство может стать очевидным доказательством поражения.
Окончательный ответ кризису гегемонии - это решение, которое Грамши называет цезаризм (caesarism), решение, которое выводит на передний край харизматических "избранников судьбы".


III.

Исходя из вышеизложенного, очевидно (несмотря на то, какие аргументы выдвигаются людьми типа Тольятти "слева" и другими деятелями "справа"), что Грамши прошел огромный путь от понятия гегемонии, первоначально сформулированного в рамках российской социал-демократии, и особенно Лениным. С точки зрения стратегии, Грамши строго придерживался того мнения, что копирование большевистского опыта маневренной войны (прямого нападения) против государства в более передовых политических условиях (то есть в таких, как в то время на Западе) было бы совершенно тщетным. А с более широкой, аналитической точки зрения, он, несомненно, развил концепцию гегемонии, значительно более обогатив ее, по сравнению с тем, чего смог добиться Ленин.
В примечательном отрывке из "Тюремных тетрадей" Грамши, всегда решительно, тем не менее, защищавший ленинское стратегическое использования гегемонии в русском национальном контексте в 1917г., утверждал: "... Ильич понимал, что необходим был переход от стратегии маневренной войны, победоносно использованной на Востоке в 1917г., к позиционной войне, которая только и была возможной на Западе... Вот что, на мой взгляд, означала формула "объединенного фронта"... Однако Ильич не имел времени, чтобы расширить свою формулу, хотя нужно учитывать, что расширить ее он мог только теоретически..." (20).
Использование здесь слова "теоретически" очень важно, поскольку это дает Грамши основу для развития темы, проходящей красной нитью через все "Тюремные тетради". Эта тема - фундаментальное различие между политическим развитием на Востоке и на Западе. Следовательно, нам стоит уделить внимание анализу Грамши, поскольку это даст нам возможность для беглого изучения модели развития Советской России после 1917г. и особенно при Сталине.

Основной аспект различия между Востоком и Западом, которое проводит Грамши, касается взаимоотношений между государством и гражданским обществом в двух геополитических сферах. В знаменитом отрывке из второй "Тюремной тетради" Грамши утверждает: "На Востоке государство было всем, гражданское общество было первобытным и желатинообразным. На Западе существовали соответствующие отношения между государством и гражданским обществом и, когда государство шаталось, сразу же обнаруживалась крепкая структура гражданского общества. Государство было только внешним рвом, за которым существовала мощная система крепостей и земляных укреплений, - более или менее многочисленных от одного государства к другому, само собой разумеется, но это обязательно требовало тщательной рекогносцировки каждой отдельной взятой страны" (21).
О значении "соответствующих отношений между государством и гражданским обществом" на Западе уже говорилось. Но что конкретно имел в виду Грамши, говоря о "первобытном и желатинообразном" гражданском обществе на Востоке, и что из этого вытекает?
Несомненно, он подразумевал под этим, что государство на Востоке было более явным, более видимым, чем на Западе, и значительно меньше полагалось на того или иного рода добровольные, хотя в основном пассивные, формы согласия, которые существовали на Западе. Именно потому, что государственная власть не камуфлировалась за изобилием прав, скрытых в гражданском обществе - таких, например, как всеобщее избирательное право или "свобода" печати и т.п., - полномасштабное нападение на государство было единственной реальной альтернативой для оппозиционной силы, стремящейся прийти к власти. При всей своей показной силе и мощи, российское государство было, тем не менее, значительно больше подвержено воздействию конкурирующей силы (по сравнению с западными государствами) из-за отсутствия народного согласия. Это основная причина того, почему Грамши продолжал оправдывать большевистскую стратегию маневренной войны в 1917г., не желая при этом, чтобы ее считали наиболее жизнеспособной стратегией оппозиции в совершенно иных условиях, существовавших на Западе


Однако, если мы несколько углубимся в предложенный Грамши анализ взаимоотношений Восток-Запад, то сможем увидеть проявления другого важного фактора, связанного с отсутствием полно функционирующего гражданского общества на Востоке. Здесь Грамши обращается к проблемам, связанным с завоеванием власти путем прямой атаки на государство в условиях, когда гражданское общество незначительно или отсутствует вообще. Одна из существенных проблем такого сценария - это способ, каким вырождающаяся форма огосударствления, или как Грамши ее называет - "statolatry" ("культ государства"), может успешно эндемически укорениться. То есть, не имея возможности опереться на массовую народную инициативу для захвата власти, переходный процесс впоследствии может также прийти к опоре, главным образом, на государство как ключевое действующее лицо перемен, а не на более широкую базу поддержки. Если это произойдет, утверждает Грамши, вы столкнетесь, по существу, с другой формой очень пассивного типа революции, базирующейся на совершенно пассивной форме согласия, в которой политика идентифицируется чисто с государственной и инструментальной областью господства, характеризуемой такими вещами как бюрократический централизм, авторитарный патернализм, государственный фанатизм и тоталитаризм. Неизбежный результат всего этого - то, что Грамши называет диктатурой без гегемонии. Это феномен, очень хорошо описанный Кристин Бюси-Глюксманн: "В случае, если государство становится узкопартийным (или даже партией-государством), гегемония ограничивается не только своей массовой базой, но и внутри самого класса: "гегемония будет осуществляться частью социальной группы над целой группой, а не последней над другими силами с тем, чтобы дать власть движению". ...Вслед за этим, аппарат гегемонии... превратится в идеологический аппарат государства" (22).

Рассуждения Грамши о феномене диктатуры без гегемонии контекстуально относились к Италии, являясь частью более широкого анализа того, почему Рисорджименто привело к "ублюдочному" типу государства - незаконнорожденному отпрыску, который был нездоров и испорчен - если экономически прогрессивен - и который опирался на пассивность, дополненную всепоглощающей угрозой силового подавления. Однако это не слишком поражает воображение, чтобы увидеть, что Грамши здесь в равной степени двигала забота о том, что истинная возможность гегемонии (как понимал ее он, а не Ленин) могла также не материализоваться в послереволюционной России.
На основе своего анализа Рисорджименто, сделанного в тюремной камере, Грамши дает один совет своим русским товарищам. Если экспансивный класс, утверждает он, не хочет, чтобы ему на смену пришло узко диктаторское государство, то он должен завоевать гегемонию как до, так и после захвата власти. Теперь мы знаем, что Грамши в полной мере осознавал, что большевики не имели шансов создать базу для гегемонии до захвата власти в Октябре 1917г. из-за первобытной и желатинообразной природы российского гражданского общества и российского всепоглощающего государства. Но акцент Грамши на необходимость завоевания гегемонии после захвата власти очень важен. То, что он, кажется, настойчиво рекомендует Сталину и остальному советскому руководству в то время, так это самим создать полноценно функционирующее гражданское общество с полным набором неинституциональных аппаратов, которое в свою очередь будет способствовать динамическому и позитивному чувству согласия с новым социалистическим проектом посредством "социализации политики".
Грамши полностью признает, что "для некоторых социальных групп, которые до их восхождения к самостоятельной государственной жизни не пережили длительный независимый период собственного культурного и морального развития,.. период statolatry необходим и действительно своевременен". Однако, продолжает он, "этот тип statolatry не должен быть предоставлен самому себе, не должен, в особенности, становиться теоретическим фанатизмом или считаться пожизненным" (23). Вместо этого завоевание государственной власти должно представлять собой "движение, нацеленное на создание новой цивилизации, нового типа человека и гражданина, оно должно быть предназначено для того, чтобы определять волю к созданию в рамках оболочки политического общества комплексного и хорошо артикулированного гражданского общества, в котором индивидуум может управлять собой без его самоуправления, вовлекающего его в конфликт с политическим обществом, - но в большей степени становясь его нормальным продолжением, его органическим дополнением" (24).
Как показало развитие событий, Сталин, конечно, не воспользовался советом Грамши, а вместо этого осуществил революцию "сверху", единственными связями которой с социальной базой общества были социальные "приводные ремни" под жестким контролем аппарата диктаторского государства. Иными словами, вместо того, чтобы дать рождение гражданскому обществу, новое государство задушило его. Несмотря на все ссылки Сталина на "руководящую роль" Коммунистической партии в обществе, сталинский процесс развития привел к торжеству "господства" над "руководством". Бюрократический централизм, авторитарный патернализм и тоталитаризм были на самом деле результатами этого "фанатичного государственного господства", этой диктатуры без гегемонии. И мало сомнений в том, что, даже находясь в тисках своей тюремной камеры, Грамши был хорошо осведомлен относительно заметных признаков вырождения, пропитывающих сталинскую Россию. Его предупреждения об опасностях, подстерегающих партию, опирающуюся на бюрократические, а не демократические формы централизма, очевидны. Бюрократический централизм, утверждает он, может служить подходящим организационным механизмом для церкви, но политическая партия, стремящаяся к созданию ядра нового экспансивного типа гегемонии, должна быть способна встать выше использования таких регрессивных методов. Последствия для партии, если она не сможет достичь этого, очевидны. Она будет находится в состоянии стагнации и закостенеет под давлением иллюзий единства и неизменности.

По аналогии, хотя труды Грамши о тоталитаризме в первую очередь и по большей части относились к Муссолини, они также неоспоримо вписывались и в советский контекст. Рассматривая проблемы, возникающие в ситуации, когда политический плюрализм подчиняется требованиям единственной тоталитарной правящей партии, Грамши утверждает, что "функции такой партии уже больше не являются функциями непосредственно политического, морального и культурного влияния, а просто техническими функциями пропагандистского и общественного порядка... В таких партиях культурные функции преобладают, что означает превращение политического языка в жаргон. Иными словами, политические вопросы маскируются под культурные и как таковые становятся неразрешимыми" (25). Для Грамши наиболее важным последствием такого типа тоталитаризма является действие, которое он оказывает на взаимоотношения между правителями и подчиненными, руководителями и ведомыми, элитой и массами. Во всех случаях последние не выполняют "никаких других политических функций, кроме общей лояльности военного типа для видимого или невидимого политического центра". Масса существует только для одной цели - "для маневра и удерживается в состоянии счастья с помощью таких средств как нравственные проповеди, эмоциональные стимулы и мессианские мифы об ожидаемом золотом веке, в котором все нынешние противоречия и несчастья будут автоматически разрешены и урегулированы..." (26).
Иногда критика Грамши в адрес Сталина даже преодолевала барьеры недосказанности, о чем свидетельствовала, к примеру, его язвительная критика проводимой советским режимом художественной политики социалистического реализма. Для Грамши "искусство есть искусство, а не "желаемая" политическая пропаганда", и любая упрощенческая или механическая попытка подчинить внутренние эстетические качества искусства политическому контролю сделают его фиктивным и скучным (27).
Короче говоря, Грамши остался "ленинцем" постольку, поскольку он полностью поддерживал и оправдывал революционную атаку на российское государство в Октябре 1917г. как исторически необходимое и прогрессивное действие. Тем не менее он не был "ленинцем", если это означало, как часто и происходило, сведение гегемонии к форме классовой диктатуры, осуществляемой главным образом в рамках и через институциональную сферу государственной власти (в лице правительства). И он, несомненно, не был сторонником "сталинской" модели развития, основанной на господстве государства после 1929г., критикуя его, как мы уже видели, за его закрытые, догматические, жесткие, некритичные и элитарные методы.
Окончательный вывод, вытекающий из предпринятого Грамши анализа дихотомии Восток-Запад, заключается в следующем: одно дело - захват власти, и совершенно другое - действительное создание жизнеспособной альтернативы старому порядку, которая представляла бы собой истинную гегемонию, основанную на активности, согласии, демократии и участии.


IV.

Позвольте мне кратко обобщить, что, с моей точки зрения, является наиболее важным в теории Грамши о гегемонии и борьбе за гегемонию, и показать точки соприкосновения ее с сегодняшними задачами современных левых.
Первое. Само собой разумеется, что конечная цель любой политической силы заключается в завоевании и контроле за всеми уровнями власти и влияния, находящимися в руках государства. Для левых в России это - несомненно отдаленная, далеко идущая цель. В настоящее время, тем не менее, имеет смысл, я думаю, сконцентрировать все возможные усилия на завоевании некоторого влияния в рамках сферы гражданского общества, независимо от того, каким бы слабым оно ни было сегодня в России. Нужно попытаться добиться народной поддержки левоориентированных инициатив не только в узкой политической области, но и в гораздо более широкой культурной сфере. О значении, которое придавал культуре Грамши в своих трудах, мы уже говорили. Но позвольте мне процитировать другой отрывок из его ранней статьи, написанной в январе 1916г.: "Нам нужно освободиться от привычки считать культуру энциклопедическим знанием, и людей как простые хранилища, заполненные эмпирическими данными и массой не связанных между собой сырых фактов, которые должны быть размещены в мозгу как в столбцах словаря, позволяя их владельцу отвечать на различные стимулы из окружающего мира. Эта форма культуры действительно опасна, особенно для пролетариата. Культура - это нечто совсем иное. Это организация, дисциплина внутреннего Я, достижение согласия с самим собой; это достижение высшей осведомленности, с помощью которой можно преуспеть в понимании собственной исторической ценности, своего собственного предназначения в жизни, своих собственных прав и обязанностей. Но ничего этого не случиться путем стихийной эволюции, посредством ряда действий и реакций, которые не зависят от собственной воли человека".
Показательным примером того, как левые извлекают пользу из своих возможностей в сфере гражданского общества, является недавнее народное противостояние чеченскому конфликту. Левоориентированные интеллигенты находились в центре этой оппозиции, и это, по крайней мере, создает потенциал для занятия левой оппозицией хороших позиций в будущем.
Конечно, важно также подчеркнуть, что левые никогда не должны быть силой, основывающейся ни на чем ином, кроме как оппозиции действиям и политике других, то есть они не должны иметь негативизм своим главным raison d'etre. Они должны использовать каждую имеющуюся у них возможность, чтобы проводить и выдвигать позитивные альтернативные решения и возможности.


Второе. Каждое левое движение должно полностью учитывать и работать в очень специфическом контексте национальной ситуации. Как писал сам Грамши: "В действительности, внутренние отношения любой нации являются результатом комбинации, которая оригинальна и (в определенном смысле) уникальна. Эти отношения нужно понять и постичь их оригинальность и исключительность, если кто-то хочет управлять ими и направлять их" (28).
К примеру, существует различие между текущей ситуацией в Италии и России, с точки зрения определенной тактики левых. В Италии борьба между двумя силами, возникшими на основе старой Коммунистической партии (Рифондационе и Демократическая партия левых (ДПЛ)), имеет такое же решающее значение, как и борьба против правых. Лидер Рифондационе Фаусто Бертинотти совершенно прав, отказываясь от союза с ДПЛ на выдвигаемых ею условиях. Он должен искать возможность предложить позитивную, левую альтернативу правым силам. В России в данный момент ситуация иная. Антифашистская, антиправая борьба должна вестись на значительно более широком пространстве основных демократических норм и прав человека, а не на более идеологизированном пространстве простой лево-правой дихотомии.

Третий важнейший аспект наследия Грамши, вытекающий из его понимания гегемонии, - это его ключевое утверждение, что интересы не даны изначально, а должны быть созданы политически и идеологически.
Понимание Грамши политики - это в значительной степени синтез марксистских и макиавеллевских концепций. Исходя из чисто марксистской перспективы (взятой, например, из "Критики политической экономии" и "Тезисов о Фейербахе"), Грамши стремился подчеркнуть, что сила, способная преодолеть или изменить общество к лучшему, не возникает из воздуха, а рождается из самого старого общества, из человеческой деятельности во всех ее формах. Утверждение, что "никакое новое общество никогда не возникает без того, чтобы его семена были сначала выращены в старом", означает, что старое - это необходимое условие, без которого новое не может быть реализовано. Тем не менее, это также означает, что переход от необходимости к свободе в марксистском понимании должен всегда быть политическим действием; истинная унификация теории и практики.
Более того, политическая борьба, направленная на создание общества заново - всегда борьба становления, борьба вокруг возможностей, борьба за объединение "подготовительных моментов" в "единый момент", который никогда не постоянен, статичен или произволен. В этом смысле политика, теперь уже в макиавеллевском значении, - это "искусство возможного". Это означает, что политика - созидательное занятие, которое должно признать, что стратегический баланс сил находится в постоянном изменении, и что в конце концов политическое действие доходит до завладения исторической конъюнктурой точно в нужный момент. По утверждению Грамши, одно из больших достоинств Макиавелли заключается в том, что он писал о политике не в "форме холодной утопии или ученого теоретизирования, а в форме конкретной фантазии, которая воздействует на растерянных и расстроенных людей с тем, чтобы разбудить и организовать их коллективную волю".

Четвертый аспект наследия Грамши, который мы должны учитывать, заключается в его постоянном стремлении найти своего рода объединение из всевозможных составляющих с тем, чтобы создать более целостную и интегральную концепцию явления, которое он наблюдает. Важность этого поиска объединения хорошо иллюстрируется в одном из тюремных писем Грамши: "К скольким общественным мирам, - спрашивает он, - принадлежит каждый отдельный индивидуум? Разве каждый не стремится унифицировать свое собственное понимание мира, в котором разнородные осколки закоснелых культур все еще готовы занять свое место? И разве не существует общий исторический процесс, который упорно стремится унифицировать весь человеческий род?" (29).
Конечно, для Грамши только марксизм имеет потенциал включения всех фундаментальных элементов, необходимых для создания этой целостной концепции мира. Он является самодостаточным и обладает уникальной способностью "органически поглощать" все, что было обоснованным во всех предшествующих образах мышления. И здесь Грамши ссылается на способность Маркса синтезировать его собственный материалистический взгляд на вещи с динамической силой гегельянства, и, тем самым, несомненно выражает собственное стремление приспособить свои более ранние опыты в духе Кроче к этому постоянно развивающемуся синтезу.

Следовательно, в более широких научных терминах мы должны четко охарактеризовать Грамши как мыслителя модернизма, который не только сознательно отрицает устремления предмодернизма, но может быть также использован для ответа на вызов устремлений и ценностей тех, кто сегодня классифицирует себя как постмодернистов.
Что мы конкретно вкладываем в эти понятия? Общеизвестно, что ключевая политическая составляющая модернизма - это культивирование и прославление различий в сочетании с бесконечным поиском рационально обоснованного единообразия. Объединение в разнообразии, диссонанс в пределах гармонии, e pluribus unum, - таковы некоторые основные ценности модернизма.
Сравните это, к примеру, с мотивационными целями пред- и постмодернизма. Для предмодернизма господствующим призывным кличем был призыв к единству - единству, достигаемому насильно, путем исключения и подавления тех, кто не принял данную форму объединения; к единству, которое было легитимизировано ничем иным, как призывом к традиции и обычаям и большой степенью мифологии. В то же время призывный клич политического постмодернизма - это разнообразие, убежденность в том, что разнообразие - это существенная выгода, и что любая попытка поощрения объединения обречена на провал и одновременно рождает неприемлемые средства.

Что касается более практического значения идей Грамши, то я думаю, они ясно показывают необходимость для левых учиться работать в увязке с огромным разнообразием социальных сил в современном обществе. Но, что не менее важно, они также показывают фундаментальную потребность в объединяющей силе, в каком-либо объединяющем проекте и объединяющем органе, - и, в конце концов, это может означать только придание приоритетного значения рабочему классу.

Последний аспект наследия Грамши, который я хотел бы затронуть, заключается в следующем. В трудах Грамши речь идет не просто о завоевании власти или занятии постов в течении короткого периода времени. Для Грамши социализм, если это вообще что-то означает, должен быть основой для нового понимания жизни. Иными словами, его конечная цель - развивать базис для истинно новой демократической социалистической цивилизации; для нечто такого, что может быть создано в основном "снизу", при как можно более широком участии масс, и что, в конце концов, окажет глубокое воздействие на привычки, сознание и образ жизни людей. Это, как мне кажется, именно то, что всем нам хорошо было бы никогда не забывать.

То, что я, по существу, попытался сделать в этой статье, так это показать актуальность и некоторые точки пересечения теории гегемонии Грамши с задачами современных левых, а также пути, на которых мы все еще можем ее "использовать" и "применять". Использование здесь термина "применять" имеет все виды коннотаций, большинство из которых, конечно, негативные. На мой взгляд, в случае Грамши значение этого термина положительное. Это хорошо показал ученый С.Холл, который, возможно, более чем кто-либо другой, стремился извлечь наибольшую пользу из учения Грамши в части, касающейся современной политической конъюнктуры в Великобритании. Холл, в частности, писал: "Мы не должны использовать Грамши (подобно тому, как мы долго злоупотребляли Марксом) как пророка Ветхого Завета, который в нужный момент предложит нам утешительную и подходящую цитату". Тем не менее, продолжает Холл, несомненно можно "думать" о проблемах и ситуациях через призму метода Грамши. "Грамши дает нам не инструменты, с помощью которых можно решить задачу, а средства, с помощью которых можно задавать правильные вопросы...". Более того, Грамши "знал, что существует отличие между различием и специфичностью... и мы должны обращаться к этой мысли Грамши в применении к понятию различия, специфичности исторической конъюнктуры: как различные силы объединяются по конъюнктурным соображениям с целью создания нового пространства, на котором будет формироваться другая политика. Это - интуиция, которую предлагает нам Грамши в отношении природы политической жизни и которой мы можем руководствоваться" (30).
Эти слова Холла, помещенные в сугубо британский контекст, актуальны в любом другом контексте, включая российский. Действительно, в то время как многие утверждают, что реальная релевантность Грамши ограничена, главным образом, западными странами с развитой буржуазной, либерально-капиталистической системой, я сам склоняюсь к мысли, что релевантность Грамши в равной степени относится, возможно, даже более, к таким странам, как современная Россия, переживающая тотальный процесс преобразования во всех основных сферах общественной, политической и экономической жизни.


Возьмем, к примеру, понимание Грамши приоритетного значения сферы гражданского общества. В "Тюремных тетрадях" он сосредоточивает внимание на способе установления гегемонии французской и английской буржуазией, которые на ранних стадиях развития капитализма экспроприировали для своих собственных нужд очень слабое и неструктурированное гражданское общество. Вдохнув жизнь в эту кажущуюся автономной сферу, выходящую за жесткие рамки государственной власти, буржуазия, несомненно, понимала, что она не должна давать ту же свободу маневра любому потенциальному классовому оппоненту. Следовательно, как отмечал американский ученый Уолтер Адамсон, это ставит теорию Грамши о западных надстройках в довольно "парадоксальное положение": "С одной стороны, он признавал, что в передовых западных обществах ключ к политической власти лежит в гегемоническом контроле гражданского общества. Образ пролетарского захвата власти в перевороте в стиле 1917-го стал простой фантазией. Однако, с другой стороны, способность этих управляемых западных политических обществ заблокировать образование альтернативной гегемонии была беспрецедентно высока" (31).
Следовательно, заключает Адамсон, сделанное Грамши открытие политического значения гражданского общества многократно отрицалось препятствиями к институциональным инновациям в его рамках (нечто, что несомненно должно быть подкреплено историческим опытом, о чем свидетельствует собственная неудача Грамши с Советами рабочих Турина в 1920г.). Однако, с другой стороны, сделанный Грамши анализ гражданского общества, кажется, приобретает все большее значение именно в тех незападных обществах, где гражданское общество чрезвычайно слабое и хрупкое. Как ясно показал сам Грамши, фактическая возможность захвата зарождающегося гражданского общества открывает массу возможностей разного рода. И, повторюсь, давайте не забывать, что Грамши, как нам кажется, признавал это в случае с победой большевиков в России в 1917г. Их неудача в создании дееспособной и реально функционирующей сферы гражданского общества серьезно ослабила их шансы на обеспечение чего-то большего, чем господство и диктатура над обществом. Сегодня, когда в России появилась новая возможность формирования контуров гражданского общества, нам представляется, что труды Грамши в высшей степени актуальны.
В заключение позвольте мне сказать, что лишь немногие из нас станут отрицать, что современные левые, в международных рамках, переживают самую низкую точку в своем развитии за последние 50 лет. Грамши больше других знал, что значит постоянно жить с неудачами и поражениями. "Но все еще переживая поражение, он не только никогда не оставлял надежды, но и не уклонялся от борьбы (боевой организационной борьбы до своего ареста и боевой интеллектуальной борьбы после него), не переставал думать по-своему" (32). Творческая сила интеллекта, мужество сопротивления и сила политического новаторства были характерными чертами Грамши. Благодаря этому, каждое поражение было вместе с тем и подготовкой к будущей победе


Примечания:
1. Цит. по: Грецкий М.Н. Антонио Грамши - политик и философ. М.: Наука, 1991. С. 97.
2. См. письмо В.И.Ленина к Г.В.Плеханову в январе 1901 г.: Lenin V.I. Collected Works. London. Lawrence and Wishart. 1977. Vol. 34. Р. 55-57.
3. Lenin V.I. Reformism in the Russian Social-Democratic Movement. Ibid. Vol. 17. P. 232.
4. Q.Hoare and G.Nowell Smith (eds. & trans.). Selections From the Prison Notebooks of Antonio Gramsci. London. Lawrence and Wishart. 1986. P. 79 (далее - SPN).
5. Mouffe Ch. Hegemony and Ideology in Gramsci// Mouffe Chantal (ed.). Gramsci and Marxist Theory. London. Routledge and Kegan Paul. 1979. P. 181.
6. Laclau Е. and Mouffe Сh. Hegemony and Socialist Strategy: Towards a Radical Democratic Politics. London. Verso. 1985. P. 67.
7. SPN. P. 349.
8. Ibid. P. 15-16.
9. Ibid. P. 181-182.
10. Ibid. P. 195.
11. Одно из наиболее острых столкновений произошло между Норберто Бобби и Жаком Текслером в 1968 году; поворотная дискуссия, которая с тех пор постоянно разделяла всех учеников Грамши. Английский перевод этой дискуссии см.: Mouffe C. (ed.). Gramsci and Marxist Theory... P. 21-79.
12. SPN. P. 244.
13. Femia J. Gramsci's Political Thought: Hegemony, Consciousness and the Revolutionary Process. Oxford. Clarendon Press, 1981. P. 37.
14. SPN. P. 324.
15. Ibid. P. 323.
16. lbid. P. 235.
17. Mouffe C. Hegemony and Ideology... P. 198.
18. Как указал Боггс, труды Грамши, посвященные бюрократии, имеют некоторое сходство с аналогичными работами Макса Вебера. См.: Boggs C. Gramsci's Marxism. London. Pluto Press. 1976. P. 45-46.
19. SPN. P. 275-276.
20. lbid. P. 237-238.
21. lbid. P. 238.
22. Buci-Glucksmann Chr. State, Transition and Passive Revolution// Mouffe C. (ed.). Gramsci and Marxist Theory... P. 219-220.
23. SPN. P. 268.
24. Ibid. P. 268 (подчеркнуто мною).
25. Ibid. P. 149.
26. lbid. P. l50.
27. См.: Forgacs D. and Nowell-Smith G. (eds.). Antonio Gramsci: Selections From Cultural Writings. London/ Lawrence and Wishart. 1985. P. 108.
28. SPN. P. 240.
29. Gramsci A. Lettere dal carcere. Turin. Einaudi. 1975. P. 501.
30. Hall S. Postscript: Gramsci and Us// R.Simon. Gramsci's Political Thought: An Introduction. London. Lawrence and Wishart. 1991. P. 114, 116.
31. Adamson Walter L. Hegemony and Revolution: A Study of Antonio Gramsci's Political and Cultural Theory. Berkeley. Univ. of California Press. 1980. P. 221.
32. Q.Hoars (ed. & trans.). Antonio Gramsci: Selections from Political Writings 1921-1926. London. Lawrence and Wishart. 1978. P. XXXIII.

=====

От Сысой
К Сысой (05.09.2002 19:54:19)
Дата 05.09.2002 19:55:51

Re: Из находок Сергея Палыча, ч.5

подход Грамши. История, политика и культура

в обстановке возможных сбоев и отключек форума , что приведет к
дерганьям и потерям, надо немного спешить

довыложу и повторю несколько отрывков по "теме", которые тут уже не раз
проходили.

Позицию СКМ в отношении "Маркса и Россия" стОит посмотреть по первой
главе СЦ и разумеется по соответствующему разделу "Истмата". Но пока -
насчет "творческого отношения" и "мажорирования" марксовых идей, как они
были возможны и осуществились на деле - прежде всего в работах Грамши(но
не только в них)


всвязи с последним - главы из книги Григорьевой. Полностью текст в
моем брифкейсе


Из самого начала СЦ несколько цитат
===============

{Civ1-1.35} Самым дальновидным из марксистов в отношении общины оказался
сам Маркс - мы и сегодня в этом вопросе до него не доросли. Он увидел
именно в сельской общине зерно и двигатель социализма, возможность
перейти к крупному земледелию и в то же время избежать мучительного пути
через капитализм. Он писал в 1881 г.:

{Civ1-1.36} "Россия - единственная европейская страна, в которой
"земледельческая община" сохранилась в национальном масштабе до наших
дней. Она не является, подобно Ост-Индии, добычей чужеземного
завоевателя. В то же время она не живет изолированно от современного
мира. С одной стороны, общая земельная собственность дает ей возможность
непосредственно и постепенно превращать парцеллярное и
индивидуалистическое земледелие в земледелие коллективное, и русские
крестьяне уже осуществляют его на лугах, не подвергшихся разделу.
Физическая конфигурация русской почвы благоприятствует применению машин
в широком масштабе. Привычка крестьянина к артельным отношениям
облегчает ему переход от парцеллярного хозяйства к хозяйству
кооперативному... С другой стороны, одновременное существование
западного производства, господствующего на мировом рынке, позволяет
России ввести в общину все положительные достижения, добытые
капиталистическим строем, не проходя сквозь его кавдинские ущелья".

{Civ1-1.37} Как заметил современный исследователь крестьянства Т.Шанин,
"Маркс в меньшей степени, чем Ленин, был озабочен тем, чтобы оставаться
марксистом. В 1881 г. это привело его более прямым путем к выводам, к
которым Ленин пришел только в 1920-х годах"


партия сформировалась из тех, кто умел сочетать "верность марксизму" со
здравым смыслом, а остальные откалывались - Плеханов, меньшевики, Бунд,
троцкисты.

В начале века марксизм в России стал больше, чем теорией или даже
учением: он стал формой общественного сознания в культурном слое.

в советское время в официальной идеологии была преувеличена и
приукрашена роль одного течения - большевиков, а потом КПСС
---------

Сергей Кара-Мурза

Кто реальные союзники в России?
....


Как говорил Грамши, революция - это битва "сил организованного мышления
против сил животной жизни" в поисках высшей гармонии. Эта битва
произошла в России под знаменами либерализма и коммунизма (хотя первый
ее акт, ее "университет", захватил в 1905 г. крестьянство извечной идеей
"Земли и Воли". Но в этой идее не хватило того соединения мифа и
рациональности, которое связало бы все общество, а одни крестьяне
победить не могут. В гражданской войне либерализм иссяк,
послереволюционную работу возглавил коммунизм - а меньшевики, эсеры,
кадеты и т.д. заполнили посты согласно их профессиям. Их вклад в
советское строительство ничуть не меньше, чем большевиков - ведь их
идейный и интеллектуальный багаж никуда не делся.



Учение Маркса о коммунизме сложно. Оно имеет все черты мировой религии,
но это не просто милленаристская ересь построения Царства Божия на
Земле, вроде хилиазма у ранних христиан. Религиозная нить марксизма
неразрывно переплетена с самыми современными теориями и научной картиной
мира того времени, а также с методологическими подходами, намного время
опережавшими. Интеллектуальный уровень и идейное богатство марксизма
таковы, что делают его уникальным явлением культуры. Более ста лет
множество лучших умов мира продолжают и критикуют Маркса - но, по
большому счету, существенно его ничем не дополнили. Более того, его
запас идей вообще использован еще в малой степени. Ленинизм - не
дополнение, а новая ветвь марксизма.

Но слово Маркса было брошено в очень бурный поток общественной борьбы и
везде отозвалось не так, как предполагалось. После революции 1848 г.,
начиная с "Манифеста", Маркс писал для пролетариата Запада, с
определенной политической целью, "расколдовывая" для пролетариата мир
капитализма. Запад внимательно усвоил уроки Маркса, выхолостил
революционное и всечеловеческое гуманистическое содержание марксизма,
"одомашнил" своих пролетариев и породил социал-демократию. "Движение -
все, цель - ничто!". Запад укрепился новым общественным договором:
грабить вне дома и делиться со всеми социальными группами.

Но Россия была как раз готова принять главные смыслы марксизма, и он
овладел практически всем общественным сознанием. В начале ХХ века
С.Н.Булгаков писал в "Философии хозяйства": "Практически все экономисты
суть марксисты, хотя бы даже ненавидели марксизм" (а в то время
воздействие экономистов на сознание читающей публики было значительным).
Это была первая мировоззренческая система, в которой на современном
уровне ставились основные проблемы бытия, свободы и необходимости. Как
ни покажется это непривычным нашим православным патриотам, надо
вспомнить важную мысль Г.Флоровского - марксизм пробудил в России начала
века тягу к религиозной философии: "Именно марксизм повлиял на поворот
религиозных исканий у нас в сторону православия. Из марксизма вышли
Булгаков, Бердяев, Франк, Струве: Все это были симптомы какого-то сдвига
в глубинах". Добавлю, что в свое время марксистами были не только
религиозные искатели, но даже и такие правые лидеры кадетов, как
П.Струве и А.Изгоев.

Очевидно, что в рамках марксизма интеллектуальный аппарат для понимания
России как сложной незападной цивилизации не был разработан, и
разработка его наталкивалась на большие трудности. Но сожалеть о том,
что зрелой "теории России" к началу века выработано не было и весь
культурный слой говорил на языке марксизма, бесполезно. По
консолидирующей и объяснительной силе никакое учение не могло в тот
момент конкурировать с марксизмом. Поэтому собственные, российские
прозрения и доктрины приходилось излагать на языке марксизма - как это и
было сделано Лениным с поразительным искусством. .

Приняв марксизм как мощный инструмент революции, мы в то же время
заложили в надстройку советского общества глубокое противоречие. Ведь,
как ни крути, революцию большевики возглавили такую, что она шла вразрез
с главными постулатами марксизма, выработанными для Запада. Тут правы
были и Плеханов, и Либер. Но эти хоть перешли в лагерь противников.
Другое дело - молодой Антонио Грамши, восторженный защитник нашей
революции на Западе, основатель так помогшего нам поначалу западного
коммунизма. Он написал 5 января 1918 г. об Октябре важную, многоплановую
статью. Она называлась "Революция против "Капитала".

Грамши пишет: "... хотя большевики отвергли некоторые утверждения
"Капитала", они, в то же время, не отвергли его внутреннего духа и
мысли. Они - не "марксисты", и этим все сказано; они не воздвигли на
трудах мастера чуждую ему доктрину из догматических и бесспорных
утверждений. В них живо бессмертное мышление марксизма, которое
продолжает итальянскую и немецкую идеалистическую мысль....".

Чтобы не смущать мобилизованных на строительство и войну русских
коммунистов, их до Грамши не допустили, а сейчас он нам необходим. Ведь
расхождение нашей реальности с теорией, которая ее должна была
объяснять, все больше нарастало. Наконец, настал момент, когда мы
практически остались без общественной науки


Сейчас идет вязкая позиционная война. Наша задача - собирание "сил
организованного мышления".



======================
И.Григорьева. Исторические взгляды Антонио Грамши. гл.6-7(выборка)

"Философия действия (практики, развития) - но не "чистого", а именно
"нечистого", реального действия, самом светском и мирском смысле этого,
слава" 106.



Грамши называет в качестве отличительных свойств марксизма "абсолютный
"историзм", абсолютное обмирщение и земной характер мысли, абсолютное
очеловечение истории", подчеркивая: "Именно в этом направлении следует
искать основную нить новой концепции мира"2.
Одно из важнейших с точки зрения Грамши проявлений новизны и
оригинальности марксизма как философии заключается в том, что он
"обновляет с начала до конца само понимание философии"3. Грамши имеет в
виду, что с возникновением марксизма "все понимание философии было
"поставлено на историческую почву", т. е. начал возникать новый тип
философского мышления, отличающийся от предшествующего большей
конкретностью и историчностью подхода"4. Речь идет, иными словами, о
том, что марксизм впервые дал вполне "земной" т. е. исторический, ответ
на вопрос, что такое сама философия.
Согласно Грамши, понятый в марксистском смысле исторический подход к
философии означает, во-первых, что при объяснении содержания философской
деятельности приоритет "переходит к практике, к реальной истории
изменений в общественных отно-шениях, из которых (а следовательно, в
конечном счете, из экономики) возникают (или определяются ими) те
проблемы, которые ставит перед собой и разрабатывает философ"5.
Во-вторых, он предполагает оценку философских идей прошлого в
соответствии с тем, чем эти идеи были для своего времени. "Рассматривать
то или иное философское утверждение как верное для определенного
исторического периода, то есть как необходимое и, неотъемлемое выражение
определенного исторического действия, определенной практики,
оказывающееся, однако, превзойденным и "ложным" в последующий период, -
не впадая при этом в скептицизм и нравственный и идеологический
релятивизм..." - вот требования Грамши в этом плане6.

Но проблема исторической оценки философии не исчерпывается для Грамши
тем, чтобы объяснить любое проявление философской мысли как производное
определенной исторической реальности. Его интересует и другое: в какой
мере и при каких условиях философия сама может стать силой,
воздействующей на ход исторического развития? "Исторической" в таком
понимании философия является, по определению Грамши, "постольку,
поскольку она становится концепцией действительности, присущей
социальной массе (и поскольку ей соответствует определенная этика)..."

способность в той или иной мере содействовать изменению мира Грамши
признавал за всякой философией, которая превращается из мировоззрения в
норму практического поведения и в качестве таковой проникает в массы.
Поэтому сами рамки истории филосо-фии у него гораздо шире традиционно
принятых: в понимании, Грамши это история не только "различных
философских систем, созданных философами", но и находящихся в сложном
взаимоотношении с ними и между собой комплексов мировоззренческих
представлений "руководящих групп" (господствующих классов в" лице их
интеллигенции) и народной массы9.
Претворение определенных философских идей в "норму коллек-тивного
действия"10 Грамши рассматривает как неотъемлемый этап их истории и в то
же время как момент, когда они сами, воплощаясь в практику, становятся
историей. Отсюда он заключает: "Философия какой-либо исторической эпохи
есть ... не что иное, как "история" этой эпохи, не что иное, как
совокупность изменений, которые руководящей группе удалось осуществить в
той действительности, какую она застала; история и философия в этом
смысле неразрывны, они образуют "блок""11.
В конечном счете размышления Грамши: об "историчности" философии
являются, таким образом, развернутой постановкой той проблемы, которая у
мыслителей-идеалистов именовалась проблемой "тождества" философии и
истории. Отводя философии роль обусловленного базисом, но отнюдь не
пассивного по отношению к нему элемента надстройки, Грамши придает этому
"тождеству" вполне материалистический характер и решает его как смелый и
оригинальный продолжатель лучших традиций марксистской исторической
мысли 12.
Утверждая, что "историчность" философии проявляется в двух измерениях -
не только как историческая обусловленность, но и как историческая
действенность, - Грамши принимает за точку отсчета марксизм, "философию
практики". Эти же критерии исторической оценки философии последовательно
прилагаются им и к самому марксистскому мировоззрению.
Мы помним, что философский подход марксизма ко всей существующей
действительности Грамши определяет как "абсолютный историзм" 13. Это
определение в иной связи конкретизируется им в том смысле, что
"философия практики" стремится "не только объяснить и обосновать все
прошлое, но объяснить и обосновать исторически также и самое себя"14
С позиций "абсолютного историзма" рассматривает "философию практики" и
сам Грамши. В его понимании "философия практики" есть-подобно любой
философии - продукт истории, зеркало определенных социальных отношений.
он ведет речь об исчезновении в будущем противоречий и борьбы вполне
определенного рода, связанных с существованием антагонистических
классов, и о преодолении "философии практики" как исторического
выражения этих противоречий. Однако Грамши отдает себе ясный отчет в
том, что пока это лишь далекая, хотя и вполне обоснованная перспектива.
"В настоящее время, - специально оговаривает он, - философ (стоящий на
позициях философии практики) может утверждать это лишь в общей форме и
не может идти дальше этого: ведь он не может покинуть нынешнюю почву с
ее противоречиями, не может кроме как в общем виде говорить о мире без
противоречий, иначе он сразу же впадет в утопию" 19.


"философия практики" есть не просто отражение общественных противоречий
своей эпохи: в ней достигается "полное осознание противоречий, когда сам
философ - олицетворяемый отдельной личностью или целой общественной
группой - не только понимает, что противоречия существуют, но полагает
себя как элемент противоречия, возводит этот элемент в принцип познания
и, следовательно, в принцип действия"15.
Но такое действие направляется на преодоление тех самых исторических
условий, из которых возникла "философия практики". Вопрос о ее
исторической обусловленности имеет, следовательно, также и аспект,
относящийся к будущему, а ее подход к самой себе с позиций историзма
означает, как напоминает Грамши, также и то, что она рассматривает себя
"как преходящую фазу философской мысли" 16. Развивая эту посылку, Грамши
утверждает: "... Если также и философия практики является выражением
исторических противоречий - и притом выражением наиболее полным, ибо она
осознает себя как таковое, - это означает, что она тоже связана с
"необходимостью", а не со "свободой", которая не существует и
исторически еще не может существовать. Следовательно, если доказывается,
что противоречия исчезнут-тем самым доказывается, что исчезнет, то есть
будет преодолена также и философия практики.

Утверждая философскую значимость исторической практики, Грамши тем самым
ставит проблему соотношения не только философии и истории, но и
философии и политики, поскольку последняя и есть способ практически
"делать" историю. С этим тесно связана неоднократно повторяющаяся в
"Тюремных тетрадях" грамшианская оценка политической мысли и
практически-революционной деятельности В. И. Ленина как крупнейшего
вклада в развитие философии марксизма28

При распространении марксистского учения вширь неизбежны - и Грамши
трезво констатирует это - издержки в виде усвоения его массовым
сознанием в неполном, упрощенном, "замутненном" виде. Но тем не менее
этот процесс являет собой "великую интеллектуальную и моральную
реформу", хотя Грамши наблюдает его в такой фазе, когда в рабочем
движении еще преобладает восприятие нового мировоззрения в форме своего
рода "веры", а уровень его философской продукции невысок. "Существенно
то, - подчеркивает Грамши,-что рождается новый способ понимания мира и
человека и что эта концепция уже не является достоянием лишь выдающихся
представителей интеллигенции, философов-профессионалов, но имеет
тенденцию стать достоянием народа, массы, причем эта тенденция обретает
конкретную форму в мировом масштабе и несет с собой преобразование (хотя
и через различные смешанные сочетания) народного способа мышления,
преобразование окостеневшей в веках народной культуры" 33.
Так решает Грамши вопрос, к которому он постоянно возвращается в своей
полемике с Кроче: "Является ли для философии плюсом или минусом, если
она выходит за обычные пределы немногочисленного слоя интеллигенции и
распространяется в широких массах, хотя бы и приспосабливаясь при этом к
их строю мышления и теряя кое-что от своей силы?"34. Позиция Грамши в
этом вопросе столь же закономерно вытекает из реалистического, "земного"
понимания историзма философии



Понятие, диалектики у Грамши исключительно емко. В одном из писем к Т.
А. Шухт он говорит о диалектике как "исторически конкретной форме
мышления"35, но диалектика отнюдь не сводится для него только к методу
мышления: это "теория познания", она раскрывает неотъемлемые внутренние
свойства совершающегося в мире реального процесса движения, который
охватывает развитие как природы, так и человеческого общества,
находящихся во взаимодействии. Такое понимание диалектики, которое
Грамши обосновывает в полемике с философскими позициями Плеханова и
Бухарина 36, вполне совпадает с ленинским 37.
Настаивая на том, что диалектический подход имеет универсальную
значимость, т. e. должен охватывать всю сферу человеческого познания -
будь то познание природы или познание истории 38, - Грамши сам
интересовался прежде всего диалектикой исторического процесса. В
сущности все его размышления о диалектике переведены на язык
исторических категорий.


Грамши доказывает, что отбор жизнеспособных элементов прошлого
определяется не произвольным волевым актом ученого или философа, а самим
объективным ходом исторического движения. Силы обновления, действующие в
настоящем, не могут не вырастать из прошлого - они как раз и воплощают
его жизнеспособное, заключающее в себе возможность развития зерно, а
через их действия прокладывает себе путь историческая необходимость. И
отвечающие такой необходимости результаты их деятельности остаются
непреходящими, даже если сами эти силы оказываются оттесненными со
сцены:
"Разве теперь уже не стало, банальной исторической истиной, что ни
Наполеон, ни Реставрация не разрушили того, что стало "свершившимся
фактом" благодаря якобинцам? Или, может быть, антиисторичность якобинцев
заключается в том, что сделанное ими "сохранилось" не на 100%, а лишь
частично? Вряд ли можно согласиться с этим, потому что история не
строится по математическим расчетам, да и никакая сила обновления не
осуществляет в чистом виде то, к чему она стремится, но как раз всегда
сочетает в своих действиях разумное и неразумное, произвольное и
необходимое, - иными словами, воплощает в себе "жизнь" со всеми
присущими ей проявлениями слабости и силы, со всеми ее противоречиями и
антитезами" 48.
Рассматривая освобожденный от спекулятивно-идеалистической оболочки
историзм в качестве определяющей черты всего марксистского
мировоззрения, Грамши не мет не поставить вопроса о месте и роли в этом
последнем такого компонента, как исторический материализм. Его понимание
исторического материализма заслуживает, в интересующей нас связи
пристального и специального анализа.
В первоначальном наброске того фрагмента, где у Грамши , идет речь об
абсолютном историзме "философии практики", вместо этого иносказания
употребляются (причем в качестве синонимов) два термина: "марксизм" и
"исторический материализм". Исторический материализм в данном контексте
означает именно марксистское мировоззрение в целом - Грамши говорит,
например, об "источниках или составных частях исторического
материализма"49. Уместно заключить из этого, что исторический
материализм для Грамши воплощал самое существенное и главное в
марксизме.
Взгляды Грамши на исторический материализм с наибольшей ясностью
вырисовываются из серии его критических заметок о книге Бухарина "Теория
исторического материализма. Популярный учебник марксистской социологии".
Грамши резко возражает против самого замысла этой книги, основанного на
том, что исторический материализм рассматривается как "социология"
марксизма, составляющая нечто производное и подчиненное по отношению к
его философии. "... Любая социология предполагает определенную
философию, мировоззрение, подчиненным фрагментом которого она
является"50. Между тем, исторический материализм уже заключает в себе
"целое мировоззрение, философию"51.

В заметке под заглавием "Составные части философии практики" Грамши
писал: "Очень распространена концепция, согласно которой философия
практики есть чистая философия, наука о диалектике, а другие части - это
экономическое учение и политическая теория, так что все учение
складывается из трех составных частей, каждая из которых в одно и то же
время увенчивает собой и является преодолением высшей ступени развития
науки, достигнутой к 1848 г. тремя наиболее передовыми нациями Европы:
немецкой классической философии, английской классической политической
экономии и французской политической деятельности и политической науки.
Такая концепция есть скорее общая постановка вопроса об исторических
истоках [философии практики], чем классификация, которая вытекает из
внутренней структуры самого этого учения, и не должна
противопоставляться в качестве окончательной схемы любому другому
способу передать его строение, в большей мере отвечающему реальности"54.
Определить такую более общую философию как "философский материализм".
Грамши считал неверным... Из современного ему опыта он хорошо знал, что
не только массовое сознание, но в определенной своей части и
теоретический авангард рабочего движения постоянно тяготеют к
перенесению на марксизм тех представлений о материализме, которые
сформировались еще в домарксову эпоху и надолго пережили свое время. В
частности, именно в этом направлении развертывается грамшианская критика
"ортодоксов" II Интернационала (Плеханова и др.), которая во многом
перекликается с идеями "философских тетрадей" В. И. Ленина58.
Точно так же он (Маркс.-И. Г.) никогда не употребляет формулы
"материалистическая диалектика", но говорит о диалектике "рациональной"
в противовес "мистической", что дает термину "рациональная" совершенно
определенный смысл" 62:


существо его позиции, заключается в безусловном противоположении
"мистической" диалектике Гегеля "рациональной" диалектики Маркса.
"Рациональная" диалектика четко противостоит у Грамши "мистической"
постольку, поскольку она, если выразить это с помощью характерной
грамшианской терминологии, переведена с языка спекулятивной, философии
на язык абсолютного историзма.
Обратим в этой связи внимание на то, как часто понятия "диалектика" и
"историзм" у Грамши не только соседствуют, но как бы переходят одно в
другое: "диалектика... то есть исторически конкретная форма мышления",
умение "мыслить "исторично", диалектически", "историческое,
диалектическое миропонимание"-"понимать... в чисто "историческом" и
диалектическом смысле..."65 . Естественно, что при таком насквозь
историчном видении диалектики Грамши не мыслил исторический материализм
как нечто отличное, отграниченное от материализма диалектического. Для
него это было в сущности одно и то же66. Но специфические надобности
антикрочеанской полемики, философской осью которой была проблема
историзма, побуждали его предпочесть для обозначения всей марксистской
концепции жизни и мира формулу "исторический материализм".
Как мы уже отметили выше, важным истоком критикуемых им извращений в
трактовке основных проблем марксистского мировоззрения Грамши считал
расчленение последнего на изолированные, линейные органической связи
компоненты. При этом он, особо указывал на те пагубные последствий, к
каким ведет стремление отделить в марксизме "социологию" (исторический
материализм) от философии (философский или диалектический материализм):
"Философия, отделенная от теории истории и политики, не может быть ничем
иным, как метафизикой, тогда как великое завоевание в истории
современной мысли, которое являет собой философия практики, состоит как
раз в том, что философия обретает конкретную историческую
обусловленность и отождествляется с историей" 67.
Из всего сказанного становится понятным, почему философское ядро
марксизма заключалось для Грамши именно в историческом материализме, а в
самой этой формуле он делал упор на термин "исторический", а не на
термин "материализм"68. Исторический материализм-это и есть в его глазах
выражение "реалистического", "абсолютно земного" тождества истории и
философии как общей концепции мира.
Но, говоря об историческом материализме в этом высоком философском
смысле, Грамши имел в виду заложенные в нем возможности, которые самим
Марксом были реализованы прежде всего в материалистическом понимании
истории. Универсальное же применение открытого Марксом "исторического"
подхода к действительности он считал делом будущего, насущной задачей
дальнейшего творческого развития марксизма69. Ставя вопрос таким
образом, Грамши шел в русле, намеченном еще в конце XIX в. Антонио
Лабриолой, и прямо указывал на необходимость "работать именно в этом
направлении, развивая позицию Антонио Лабриолы..."70. Лабриола более
всего близок ему как раз своим представлением о том, что "философия
практики является независимой и оригинальной философией, несущей в себе
самой элементы дальнейшего развития, которое превратит толкование
истории во всеобщую философию"71.
Мысль об универсально-философской значимости исторического материализма
является осью полемики Грамши против крочеанской ревизии марксизма, с
одной стороны, против претендовавших на "ортодоксию" теоретиков II
Интернационала-с другой. Свое понимание проделанной Кроче
ревизионистской операции Грамши кратко и точно определяет в одном из
писем, отмечая, что в крочеанском истолковании исторический материализм
выглядит "как практический канон исторического исследования, а не как
всеобъемлющая концепция мира"72. Но и в воззрениях "ортрдоксов",
выступавших против философского ревизионизма идеалистического толка,
Грамши обнаруживает ту же тенденцию свести исторический материализм
только к пониманию истории, с которой прямо связывает их сползание на
позиций традиционного, домарксова материализма73. Само мерило
ортодоксальности у Грамши является принципиально иным, чем у критикуемых
им "ортодоксов", и соотносится именно с оценкой исторического
материализма как сердцевины всей "философии практики", ее ядра, которое
таит в себе безграничные возможности развития74.


Утверждай вслед за Марксом, что "человеческая природа" или "сущность
человека" есть совокупность общественных отношений и не может быть
найдена в отдельном индивиде, Грамши считает необходимым обновить в духе
этой концепции и само представление об отдельной человеческой личности.
Речь идет о том, чтобы также и его поставить на фундамент понятия
практики, ибо "каждый человек изменяет самого себя, преобразуется в той
мере, в какой он изменяет и преобразует весь, комплекс отношений,
центральным узлом которого он является"82.
Характерная для Грамши интерпретация марксистской теории познания
опять-таки имеет своим ключом проблему практики.
"Для философии практики,-утверждает Грамши,-бытие не может быть
отделено от мышления, человек от природы, деятельность от материи,
субъект от объекта"...83.


Главный пафос его философской позиции в другом - в борьбе против
механистического противоположения человека внешнему миру, которое было
широко распространено в современной ему марксистской теоретической
литературе, а по существу означало отход от марксизма отнюдь не в
меньшей степени, чем уступки субъективному идеализму.
В. И. Ленин на ином этапе борьбы в защиту философских основ марксизма,
когда главная задача заключалась в том, чтобы отстоять принципы
материалистической гносеологии против натиска идеализма, тем не менее
недвусмысленно предупреждал против метафизической абсолютизации
противоположности между материей и сознанием85. С другой стороны,
конкретными историческими условиями деятельности Маркса, Энгельса, И.
Дицгена Ленин убедительно об'ъяснил, почему они "больше отгораживались
от вульгаризации азбучных истин материализма, чем защищали свмые эти
истины"86.
Грамши на новом повороте истории столкнулся с задачами во многом
сходного характера, определившими прицел его критики философских основ
бордигианства. О том же идет речь и теперь, когда Грамши пишет по поводу
учебника Бухарина: "Вся полемика против субъективистской концепции
действительности - включая сюда "ужасный" вопрос об "объективной
реальности внешнего мира"-плохо направлена, ведется еще того хуже и в
значительной мере является никчемной и праздной..."87.
К позиции самого Грамши в философском споре с Бухариным опять-таки
уместно применить-по аналогии-то, что сказано В. И. Лениным об
основоположниках марксизма: "Маркс и Энгельс всегда осуждали плохой (и,
главным образом, антидиалектический) материализм, но осуждали они его с
точки зрения более высокого, более развитого, диалектического
материализма, а не с точки зрения юмизма или берклианства"88. Упрекая
Бухарина именно в неумелой, примитивной защите материализма, Грамши
отмечал, что в его книге "субъективистская концепция представлена такой,
как ее видит и критикует житейский смысл, а концепция объективной
реальности внешнего мира принята в своей самой тривиальной и
некритической форме..."89. Брать точку зрения "житейского смысла" за
аргумент в решении философского вопроса об объективной реальности
внешнего мира Грамши вообще считал принципиально неверным
методологическим приёмом. В обиходных представлениях на этот счет он
обнаруживал проявление характерной для массового сознания
противоречивости, непоследовательности и даже-допуская здесь несомненное
полемическое преувеличение-влияние религиозной идеологии90. Этим же
религиозным влиянием он объяснял тот факт, что "житейское" понимание
реальности внешнего мира приобрело типично метафизическую форму91.


Таким образом, через категорию исторического и понятие историзма в
"Тюремных тетрадях" выражаются важнейшие аспекты и отличительные черты
всего миросозерцания Грамши. Историзм, которым пронизаны его труды
зрелых лет, означает в основном и главном:
1) утверждение универсальной философской значимости принципа
исторического (т. е. диалектического и "посюстороннего") подхода к
действительности;
2) объяснение самой философии как продукта исторического развития,
взятого в его реальной, практической, "человеческой" форме, понимание
тождества философии и истории как единства теории и практики;
3) упор на проблему человеческой практики как на ключевое звено
последовательно-монистического решения вопроса об отношении мышления к
бытию, духа к природе;
4) свободный от всякого догматизма взгляд на судьбы марксистского
мировоззрения, которое должно постоянно развиваться, вбирая в себя новый
исторический опыт человечества, и в этом развитии будет все полнее
раскрывать себя как "абсолютный историзм", как "философия практики".

От Pout
К Сысой (05.09.2002 19:55:51)
Дата 06.09.2002 19:00:39

книга И.Григорьевой"Исторические взгляды Грамши"(ч.5.6 и .7)

центральная часть книги(главы 6 и 7),из которой сделаны отрывки в постинге "Подход Грамши - политика и культура")

В Копилке эти главы полностью
http://vif2ne.ru/nvz/forum/files/Presnja/gramsci2.ZIP

добавлено в зип-файл
Ц.Кин."Выбираем правду"(работа из"ПОЛИС" 1*1991)
очерк идейной борьбы в МКП в 20е годы. Борьба с лево-сектантской группой ИКП(первый ее генсек Бордига)и др.

От Pout
К Сысой (05.09.2002 19:55:51)
Дата 06.09.2002 18:57:52

книга И.Григорьевой"Исторические взгляды Грамщи"(ч.5.6 и .7)

центральная часть книги(главы 6 и 7),из которой сделаны отрывки в постинге "Подход Грамши - политика и культура")

В Копилке эти главы полностью
http://vif2ne.ru/nvz/forum/files/Presnja/gramsci2.ZIP

добавлено в зип-файл
Ц.Кин."Выбираем правду"(работа из"ПОЛИС" 1*1991)
очерк идейной борьбы в МКП в 20е годы. Борьба с лево-сектантской группой ИКП(первый ее генсек Бордига)и др.

От Pout
К Pout (06.09.2002 18:57:52)
Дата 06.09.2002 21:14:00

del : (-)





От Сысой
К Сысой (05.09.2002 19:55:51)
Дата 05.09.2002 19:57:39

Re: Из находок Сергея Палыча, ч.6

---------------


для самого Грамши защита исторической методологии марксизма против
открытых нападок на нее "извне" была неотделима от борьбы против всякого
рода искажений ее "изнутри"8.
"Искаженные формы философии практики" фигурируют в "Тюремных тетрадях"
под разными наименованиями-"экономизм", "механицизм", "детерминизм",
"фатализм" и т. д. Но все это оттенки в обозначении такого истолкования
исторического процесса, при котором весь его ход прямолинейно и
механистически выводится из действия экономической необходимости и
постольку представляется жестко предопределённым и никак не зависящим от
воли и целенаправленной деятельности людей.


Его интересует теперь прежде всего вопрос, который попросту исключается
вульгарно-материалистическим подходом к истории: "как на основе базиса
рождается историческое движение" 9.
В поисках ответа на этот вопрос для Грамши служат отправной точкой
мысли, высказанные Марксом в предисловии "К критике политической
экономии"10. Однако, памятуя о том, как часто эти положения Маркса
извращались в вульгарно-"экономистском" и фаталистическом духе, Грамши
специально подчеркивает, что их нужно "сначала критически развить во
всей их значимости и очистить от всех остатков механицизма и
фатализма"11. Это значит, уточняет он в другом случае, выяснить, как на
основе имеющихся материальных предпосылок формируется "имеющие
постоянный характер проявления коллективной воли и как они направляются
к конкретным ближайшим и более далеким целям, то есть как возникает
линия коллективного действия"12.
В поле своего зрения Грамши держит различные "проявления коллективной
воли" в их скрещении, комбинации, взаимодействии. Отсюда перед ним
вырисовывается проблема соотношения сил как узловой момент анализа
исторической ситуации, позволяющий понять ее развитие в том или другом
направлении.
При этом Грамши предупреждает от превращения "соотношения сил" в готовый
шаблон для объяснения истории, подчеркивая, что оно само в каждом
конкретном случае подлежит объяснению.
Он различает три ступени, три уровня исследования данной проблемы:
1) "Соотношение, социальных сил, которое тесно связано с базисом, имеет
объективный характер, не зависит от воли людей и может быть измерено
методами точных или естественных наук. На основе определенного уровня
развития материальных производительных сил имеет место определенная
расстановка социальных групп, каждая из которых играет определенную роль
и занимает определенное место в производстве"13. Речь идет, иначе
говоря, о конфигурации классов данного общества в том выражении, какое
она имеет на уровне базиса14.
2) "Следующий момент-это соотношение политических сил, то есть оценка
той степени однородности, самосознания и организации, какой достигли
различные социальные группы. Также и при анализе этого момента можно, в
свою очередь, выделить различные ступени, которые соответствуют
различным стадиям развития коллективного политического сознания в том
виде, как они до сих пор наблюдались, в истории. Первая, наиболее
элементарная,-это экономико-корпоративная стадия: торговец чувствует,
что он должен быть солидарен с другим торговцем, фабрикант - с другим
фабрикантом, и т. д., но торговец еще не чувствует себя солидарным с
фабрикантом... Вторая стадия-это момент, когда достигается сознание
общности интересов всех членов данной социальной группы, но пока еще в
чисто экономической области... Третья стадия-это момент, когда данная
социальная группа осознает, что ее корпоративные интересы в своем
настоящем и будущем развитии выходят за рамки корпоративных, групповых
интересов чисто экономического характера и могут и должны стать
интересами других, подчиненных ей социальных групп. Это та фаза, которая
имеет наиболее непосредственно выраженный политический характер и
знаменует переход из сферы базиса в сферу многообразных надстроек...
"15.
Это рассуждение Грамши показывает, насколько хорошо он видел сложность
той системы опосредований, которая соединяет общественное бытие с
общественным сознанием. В частности, отметим свойственное ему внимание к
низшим "этажам" классового сознания, находящимся в ведении социальной
психологии16.
И, наконец, Грамши намечает еще один этап анализа соотношения сил для
таких ситуаций, где имеет или может иметь место открытое насильственное
столкновение борющихся сторон.
3) "Третий момент-это соотношение военных сил, которое при некоторых
обстоятельствах приобретает непосредственно решающую роль"17.
Именно с анализом соотношения сил на основе не фаталистически понятых
положений Маркса из предисловия "К критике политической экономии" Грамши
связывает свою историко-политическую концепцию "пассивной революции"18.
Смысл понятия "пассивная революция" у него очень широк и многообразен.
Иногда оно обозначает пассивные формы оппозиции в условиях, исключающих
прямое, открытое действие19. Иногда - изменения, совершающиеся под
покровом старой политической оболочки, незаметные на вид, но вносящие
качественно новый смысл в существующие отношения20. Едва ли не чаще
всего этот термин употребляется у Грамши в смысле, рассмотренном нами
выше: он относится к таким периодам общественного развития, которые
характеризуются отливом революционной волны, попытками реставрации
поколебленных или частично разрушенных старых порядков и
одновременно-решением некоторых назревших проблем руками "могильщиков
революции"21. Он может применяться и к таким историческим движениям, где
как-либо нарушены нормальные отношения гегемонии, где в роли "ведущего"
выступает не определенный общественный класс, а государство22 и т. п. Но
во всех случаях общим является то, что речь идет о своеобразном, не
поддающемся механистическому объяснению соотношении сил и столь же
своеобразном и непостижимом для вульгарного механицизма результате их
исторического действия.


Отвергаемая Грамши с юношеских лет вульгарно-механистическая трактовка
закономерности в истории заключается как раз в том, что эта
закономерность сводится к чистому автоматизму и противопоставляется
сознательной человеческой деятельности. В "Тюремных тетрадях" критика
такого понимания закономерностей общественного развития заострена, в
частности, против насаждавшей его позитивистской социологии, которая в
современный Грамши период практически монопольно представляла
социологическую отрасль науки об обществе30.
Социологический подход к общественному развитию в представлении Грамши
отождествлялся с достаточно распространенной и в марксистской литературе
тенденцией подменять анализ реальных причинных связей в прошлом ссылкой
на абстрактные "социологические законы", из действия которых выводилась
так же и возможность предвидеть будущее "с такой же уверенностью, с
какой предвидят, что из желудя вырастет дуб"31. Поэтому Грамши
подвергает самой резкой и беспощадной критике понятие "социологического
закона" в том виде, как его заимствовали из позитивистской социологии
вульгаризаторы исторического материализма, и его употребление в качестве
универсальной "отмычки" к истории32.
У Маркса, напоминает Грамши, понятия "регулярности", "необходимости",
"закона" в истории имеют отнюдь не этот упрощенно-детерминистский смысл.
"Речь идет не о том, чтобы "обнаружить" метафизический закон
"детерминизма", и не о том, чтобы установить "общий" закон причинности.
Речь идет о том, чтобы выявить, как в процессе исторического развития
складываются относительно "постоянные" силы, действующие с определенной
закономерностью и автоматизмом"33. Эта закономерность может быть
выделена "в чистом виде" путем логической абстракции, но реально всегда
проявляется лишь как тенденция, как равнодействующая, в образовании
которой участвуют и другие слагаемые. "Экономическая наука изучает эти
законы-тенденции как количественное выражение определенных явлений; при
переходе из области экономики в область истории понятие количества
дополняется понятием качества и диалектикой перехода количества в
качество..."34.
Этой-то диалектики и не учитывает в своих попытках "предвидеть" будущее
позитивистская социология, рассматривающая развитие человеческого
общества как чисто эволюционный процесс36. С точки зрения Грамши,
наоборот, историческое предвидение научно лишь постольку, поскольку оно
принимает в расчет диалектический характер общественного развития,
неизбежность скачков и крутых переходов, которые не могут быть
предсказаны наперед во всех деталях: "В действительности предвидеть
"научно" можно только борьбу, но не конкретные моменты этой борьбы,
которые могут быть лишь результатом столкновения сил, противостоящих
друг другу и находящихся в постоянном движении; эти силы никогда нельзя
свести к фиксированным количественным величинам, потому что в них
количество постоянно переходит в качество"36.

Грамши трактует причинную обусловленность в истории гораздо более
глубоко и диалектично, считая необходимым различать конечные и ближайшие
причины событий и явлений. В непосредственно вызывающее данное событие
"определяющей причине" он видит конкретное воплощение более отдаленной
"действующей причины", форму, которой находя свое реальное приложение
"действительно активные и необходимые элементы" этой последней40.
Тогда в истории оказывается достаточно места также и для субъективного,
"волевого" фактора, значение которого всячески принижается вульгарным
истолкованием принципе детерминизма. Грамши подчеркивает:
""Автоматическое" действие в истории определенных предпосылок (то есть
существование определенных объективных условий) подкрепляется в политике
действиями партий и выдающихся личностей; отсутствие таких партий и
личностей или их недостаточность (количественная и качественная) сводит
на нет самый "автоматизм" (который поэтому вовсе не является
автоматизмом): абстрактно существуют предпосылки, но вытекающие из них
следствия не реализуются за отсутствием человеческого фактора" 41.
Поскольку действие объективных закономерностей в истории всегда
проявляется в "человеческой", а не в отвлеченной форме, "отсутствие
человеческого фактора" в той или иной ситуации должно, согласно Грамши,
пониматься не в абсолютном, а в относительном, конкретно-политическом
смысле. "Очевидно, что так называемые субъективные условия никогда не
могут отсутствовать, если налицо условия объективные; такое
разграничение между ними проводится только для наглядности, и поэтому
вопрос может заключаться в том, а какой мере наличествуют субъективные
силы, насколько интенсивно они действуют, а следовательно, каково
диалектическое взаимоотношение между противостоящими друг другу
субъективными силами"42.
Вывод, который делает из подобного подхода к истории Грамши-политик, уже
известен нам: "... Поскольку реальные события возникают как результат
противоречивого взаимодействия различных сил-следует стремиться стать
решающей силой"43. Это предполагает самый трезвый и точный учет всех
важнейших элементов данной ситуации, но с тем, чтобы целенаправленно и
эффективно содействовать ее изменению: "Направлять волю на создание
нового равновесия реально существующих и действующих сил, опираясь на ту
определенную силу, которая считается прогрессивной, укрепляя ее, чтобы
обеспечить ее победу,-это значит действовать, оставаясь на почве
реальной действительности, но так, чтобы подчинить ее себе и преодолеть
ее (или способствовать этому) "44.


Исторически данный исход этого движения ставится им в зависимость от
исхода борьбы за политическое руководство объединительным процессом,
выигранной умеренно-либеральным крылом не в силу фатального
предопределения, а потому, что демократы не сумели использовать шансы,
которые могли бы обеспечить им перевес: "Чтобы стать автономной силой и,
в конечном счете, придать движению Рисорджименто более отчетливо
выраженный народный и демократический характер (достигнуть большего вряд
ли было возможно при данных основных предпосылках движения), Партия
действия должна была бы противопоставить "эмпирической" деятельности
умеренных (которую можно назвать эмпирической лишь условно, ибо она
вполне отвечала цели) органическую правительственную программу, которая
бы отражала требования народных масс, в первую очередь крестьян..."47.
Таким образом, историческая альтернатива мыслится Грамши как различные
варианты развития на основе одного и того же (но внутренне
противоречивого) комплекса объективных предпосылок, ограничивающих
возможный "угол расхождения". Это концепция детерминистская, - но не в
вульгарном, а в подлинно марксистском смысле, исключающем фатализм в
подходе к истории. Разрешение альтернативы в определенную сторону она
рассматривает как результат взаимодействия разных, подчас противоположно
направленных сил, который должен исследоваться с учетом каждой из них, а
не одной только победившей тенденции.
В связи с вопросом о грамшиаиском понимании детерминизма следует
выяснить также, насколько широки в представлении Грамши возможности
волевого действия в истории. Здесь "моделью" может послужить анализ в
"Тюремных тетрадях" опыта якобинской диктатуры.

Особый и очень важный аспект грамшианской критики извращенного понимания
детерминизма в истории составляет анализ социальных корней и
многообразных, политических последствий этой болезни.
Возникновение фаталистических представлений о ходе общественного
развития Грамши связывал прежде всего с некоторыми особенностями
массового сознания, характерными в большей или меньшей степени для всех
классовых обществ. Подобные представления он считал свойственными
угнетенным классам, поставленным в такие условия, при которых они либо
вообще не могут подняться до самостоятельного исторического творчества,
либо еще не выработали в себе способности к исторической инициативе,
либо временно утратили эту инициативу в результате поражения в борьбе.
Упрощенно-детерминистская, механистическая концепция истории
"характерна,-согласно определению Грамши,- для житейского смысла и
связана с пассивностью широких народных масс"54.
Эти особенности массовой психологии Грамши относил и к рабочему
движению, особенно на ранних этапах его развития, когда социалистические
идеи зачастую воспринимаются в мессианской, quasi-религиозной форме,
когда настоящее революционное сознание еще не выработалось и его
заменяет стихийная и наивная вера в неизбежность социализма. Движение в
целом должно, по мысли Грамши, постепенно преодолевать этот уровень по
мере выработки нового, органически связанного с рабочим классом слоя
интеллигенции, под воздействием революционной партии как "коллективного
интеллигента", но это сложный и длительный процесс, в ходе которого
представления, уже изжитые более развитыми cлoями трудящихся, могут
вновь и вновь возникать у тех, кто лишь вступает в борьбу.
Однако из "наивной философии массы" фаталистическое понимание истории
переходит в новое качество, когда оно "возводится интеллигенцией в
обдуманную и последовательную философию". Это происходит в том случае,
если теоретический уровень движения не поднимается над точкой зрения
"житейского смысла", а приспосабливается к ней. Перенесенное в сферу
идеологии, механистическое и фаталистическое истолкование исторических
закономерностей становится источником самых разнообразных извращений в
постановке практически-политических задач рабочего движения.
С одной стороны, с ним связаны реформистские тенденции- начиная с
бернштейиианства: "Утверждение Бернштейна, согласно которому движение -
все, а [конечная] цель - ничто, под внешней видимостью "ортодоксальной"
интерпретация диалектики скрывает механистическую концепцию жизни и
исторического движения: человеческие силы рассматриваются как пассивные
и бессознательные, как элемент, подобный материальным вещам, и понятие
развития подменяется понятием вульгарной эволюции в том смысле, в каком
оно применяется к миру природы"56.
В то же время механистическое представление о законах истории
рассматривается Грамши как неотъемлемый элемент левацкой, сектантской
идеологии в рабочем движении, которая может принимать форму, как
пассивного ожидания решающего часа, так и крайнего волюнтаризма. На этот
счет Грамши имел нагляднейший пример в лице бордигианства, которому в
равной мере было свойственно и то и другое.
В своей пассивно-фаталистической ипостаси сектантство выглядит как
склонность к чисто негативным лозунгам и методам борьбы - отказ от каких
бы то ни было компромиссов, парламентский абстенционизм и т. д.
Принципиальное отрицание компромиссов основано именно на "железной
уверенности в том, что в историческом развитии существуют объективные
законы такого же характера, как в природе, и плюс к тому - на
фаталистической вере в достижимость цели, подобной религиозному
убеждению: раз благоприятные условия непременно должны появиться и
вызвать-неясно, каким именно образом,-полное изменение и возрождение
мира, то всякая волевая инициатива, направленная к тому, чтобы
планомерно содействовать возникновению таких ситуации, не только
бесполезна, но и вредна"57.
Наоборот, в воображении волюнтариста "механизм необходимости оказывается
опрокинутым, собственная инициатива приобретает полную свободу и все
становится легко"58. На первый взгляд механистически понятый детерминизм
и волюнтаризм являют собой полную противоположность друг другу

Общим для того и другого является отрыв волевого действия от объективных
закономерностей истории и их противопоставление друг другу. В
фаталистическом варианте это приводит к полной пассивности воли, в
волюнтаристском-к чисто негативному определению задач волевого действия,
к представлению о том, что "вмешательство воли полезно для разрушения,
но не для созидания" (при этом и само разрушение понимается
"механически, а не как разрушение-созидание")60. Те, кто рассуждает
подобным образом, "...не понимают, что массовые идеологические явления
всегда отстают от массовых явлений экономического характера и что
поэтому в определенные моменты автоматический импульс, исходящий от
экономического фактора, замедляется, затормаживается или даже временно
сводится на нет традиционными, идеологическими элементами..."61.
Но вредные последствия распространения в рабочем движении
механистических взглядов на историю не ограничиваются, как констатирует
Грамши, лишь сферой политики и идеологии: они сказываются и на самой
внутренней жизни рабочих партий и организаций. Отправляясь опять-таки пр
ежде всего от опыта КПИ бордигианского периода, Грамши исследует этот
аспект проблемы в рамках более широкого социологического анализа
массовых политических движений вообще (в том числе и реакционного
характера) . Он ставит в связь с "механицизмом" такие явления, как
фетишизация отношения между индивидом и коллективом62, обильный приток в
организацию социально-пассивных элементов, из которых формируется своего
рода "элита наизнанку"63, и, наконец, подмена демократического
централизма так называемым "органическим централизмом", руководства -
командованием и диктатом64.
Исходная посылка органического централизма - "верная только в моменты
исключительного накала народных страстей" - состоит в том, что
"управляющие представляют интересы управляемых и поэтому "должны"
располагать их согласием, то есть должно иметь место отождествление
индивида с целым, а целое (какая бы организация то ни была)
представляется теми, кто руководит"65. Сама же руководящая группа при
этом "подбирается по принципу "кооптации" вокруг "непогрешимого носителя
истины", "просветленного разумом", который обнаружил естественные законы
исторического развития, действующие неукоснительно - хотя бы и со столь
отдаленным результатом, что "кажется", будто непосредственно наблюдаемые
события опровергают их"66.
Так проникновение в область социологии политических движений позволяет
Грамши нащупать еще один "стык" между фатализмом в понимании законов
истории и волюнтаризмом: пассивность рядовых участников движения, слепо
верующих в автоматическое действие этих законов, способствует появлению
"харизматических личностей", которые присваивают монополию на их
истолкование и этим развязывают себе руки для любых волюнтаристских
акций.
Исторический фатализм как элемент массовой психологии Грамши называл
"религией подчиненных", считая, что на ранней стадии развития рабочего
движения он мог быть утопической оболочкой реальных волевых импульсов и
даже стимулом к практическим действиям, - но чем дальше, тем больше
тормозит превращение пролетариата в класс, способный к политическому
руководству обществом. Там же, где пролетариат уже находится у власти,
став из "подчиненного" руководителем, приняв на себя ответственность за
"массовую экономическую деятельность", упование на то, что все проблемы
будут автоматически решены изменениями в экономике, превращается в
"прямую опасность"67. Отсюда вывод, который можно считать итогом
размышлений Грамши на данную тему: "По поводу исторической функции,
выполненной фаталистической концепцией философии, практики, можно было
бы написать хвалебный некролог, напомнив о пользе, которую она принесла
в определенный исторический период, и именно поэтому, обосновывая
необходимость похоронить ее со всеми приличествующими случаю
почестями"68.


"...Каково должно быть отношение к прошлому - особенно ближайшему -
политической группы, действующей как сила обновления?" - вот в какой
постановке данная проблема конкретно и непосредственно интересует его
самого. "Разумеется, - отвечает Грамши, - это отношение должно быть в
своем существе "политическим", обусловленным практическими требованиями:
но вопрос заключается именно в том, чтобы определить "границы" такого
отношения... Это отношение будет тем более "беспристрастным", то есть
исторически "объективным", чем выше будет культурный уровень, чем больше
будет развит дух критики, способность чувствовать различия. Прошлое
осуждают скопом тогда, когда не умеют дифференцироваться от него или
когда дифференциация касается лишь второстепенного и поэтому
исчерпывается в словесном энтузиазме" 74.
Следовательно, подход к прошлому с точки зрения политических интересов
передовых общественных сил включает в себя в понимании Грамши и
исторически объективную оценку этого прошлого. Только объективный анализ
прошлого позволяет исторически понять настоящее, а тем самым верно
определить задачи политического действия, имеющего своей целью
сознательное руководство движением в будущее75.
Для того, кто стоит на передовой общественной позиции, озабоченность
проблемами современности есть, таким образом, не просто двигатель
интереса к истории, но стимул к ее объективному познанию. Поэтому
партийность исследователя-марксиста не имеет в представлении Грамши
ничего общего с предвзятым подходом, с подгонкой результатов
исследования под заранее заданную схему. Политический метод
"произвольного форсирования научного тезиса с тем, чтобы создать
популярный миф, обладающий силой тонизирующего воздействия", он
сравнивал с "употреблением наркотиков, которое дает как моментальный
эффект возбуждение физических и психических сил, а как постоянный -
ослабление организма"76.
Сам процесс исторического исследования Грамши представлял себе как
строгий и беспристрастный поиск истины. К ученому-историку в полной мере
относятся все те высокие профессиональные требования, которые он
предъявлял к исследователю, работающему в любой области науки: "...Не
является ученым тот, кто слабо владеет методом данной специальной
отрасли, кто не улавливает точного смысла употребляемых им понятий, кто
плохо осведомлен о предшествующей разработке трактуемых им проблем, кто
не слишком осмотрителен в своих утверждениях, кто идет путем не
необходимых, а произвольных и бессвязных умозаключений, кто не умеет
учитывать пробелы, имеющиеся в знаниях на данном достигнутом уровне, а
умалчивает о них и удовлетворяется чисто словесными объяснениями или
чисто внешними связями явлений, вместо того чтобы признать временный
характер данного решения проблемы, возможность вернуться к нему, развить
его и т.д."77.
С другой стороны, Грамши не мыслил пути к познанию истины без спора, без
смелого сопоставления различных позиций, которое предполагает умение
вникнуть в аргументацию противника и воспринять то рациональное, что
заключено в его суждениях. Он специально подчеркивал, что дискуссия
вокруг "историко-критических проблем" не должна превращаться в "судебный
процесс с обвиняемым и прокурором": "В научной дискуссии (поскольку
предполагается, что цель ее - найти истину и обеспечить прогресс науки)
более "передовым" оказывается тот, кто становится на ту точку зрения,
что противник может выражать требование, которое должно быть включено,
пусть как подчиненный элемент, в его собственную концепцию. Постигнуть и
реалистически оценить позицию и доводы противника (а им иногда
оказывается вся предшествующая мысль) как раз и означает освободиться от
оков идеологии (в низменном смысле слепого идеологического фанатизма),
то есть встать на "критическую" точку зрения, единственно плодотворную в
научном исследовании"78.

В ходе этой борьбы "объективности" в освещении прошлого часто требует
тот, кто удовлетворен настоящим и хочет получить из уст науки
подтверждение закономерности и необходимости данного положения вещей, а
"в суде над прошлым справедливо усматривает суд над настоящим, критику
настоящего и программу на будущее"80. Объективность, которая
останавливается на констатации закономерности свершившегося, тем самым
превращается в свою противоположность - оправдание "победителей" и
осуждение "побежденных".
Грамши против такой "объективности" -"чисто внешней и механической"81.
Объективность исторического знания для него заключается не в том, чтобы
признать закономерным победившей на данный момент: необходимое в истории
можно отделить от случайного лишь в широкой перспективе, позволяющей
правильно понять общее направление исторического движения. Поскольку
исторический процесс един и непрерывен в своем развитии, "настоящее
содержит в себе все прошлое, а из прошлого в настоящем реализуется то,
что "существенно" - без всякого остатка "непознаваемого", который якобы
и есть истинная "сущность". Если что-то было "утрачено", то есть не
перешло диалектически в исторический процесс, значит, оно было само по
себе незначительно, представляло собой случайный "шлак", относилось к
повседневной хронике, а не к истории, было поверхностным эпизодом,
которым в конечном счете можно пренебречь"82. Одновременно в
грамшианском понимании исторически закономерного всегда присутствует
антифаталистическая тенденция, поправка на существующую в определенных
ситуациях возможность альтернативного решения, что означает более
всесторонний, а следовательно, и более объективный подход к истории.

Грамши идет здесь в том же русле, которое наметил еще в 90-е гг. В. И.
Ленин, первым среди марксистов обративший внимание на связь "узкого
объективизма" с фаталистическим пониманием законов истории. Перед
Лениным эта проблема возникла из самих условий, перед необходимостью
борьбы против "субъективной социологии" народничества, с одной стороны,
против абсолютизации исторической прогрессивности капитализма
"легальными марксистами"-с другой.

Критика фаталистического толкования детерминизма, закономерности в
история является, таким образом, неотъемлемым аспектом ленинского
понимания партийности исторической науки. Именно в органическом
соединении этих двух проблем исторической методологии заключено то, что
выдвигает позицию Ленина Далеко вперед по сравнению с другими
представителями современной ему марксистской мысли, даже лучшими из
них - будь то Плеханов в России или Антонио Лабриола в Италии. В
последующей же истории марксизма вряд ли кто-либо стоит в этом отношении
ближе к Ленину, чем Грамши.
Настаивая на "пессимизме разума", на непредвзятости и объективности
научного анализа, Грамши, как и Ленин, требует доводить эту
объективность до конца, до открытого определения исследователем своей
позиции в отношении тех сил, в борьбе которых движется история. Историк
не может, как бы он ни хотел этого, перенестись в прошлое, отключившись
от проблем настоящего, потому что с настоящим связано как изучаемое им
прошлое, так и он сам, его исторически обусловленное сознание

Политическая нейтральность такой позиции, как показывает Грамши, лишь
мнимая. Становиться в позу "чистого" интеллигента и считать своей
функцией примирение "крайностей", антагонизм которых в действительности
может быть разрешен лишь в ходе реальной истории, - значит на самом деле
сотрудничать "с тем действующим лицом исторической драмы, которое
обладает меньшей щепетильностью и меньшим чувством ответственности"87. А
потому "не будет ли честнее в интеллектуальном отношении выйти на сцену
в своей истинной роли союзника - "с оговорками" - одной из двух сторон,
чем стараться выглядеть стоящим над их ничтожными страстями и говорить
от лица "истории""?88.
Грамши критикует как интеллигентскую иллюзию представление о том, что
"можно знать без понимания и особенно без чувства и без одушевленности
страстью... то есть что интеллигент может быть таковым (а не просто
педантом), если он отделен и оторван от народа-нации, если он не
чувствует элементарных страстей народа, которые он должен уметь понять,
а следовательно, объяснить и оправдать как продукт определенной
исторической ситуации, диалектически связывая их с законами истории, с
более высоким мировоззрением, научно и последовательно разработанным, -
то есть со "знанием"..."88. Бесстрастно лишь педантство, а не истинное
знание, которое не может быть отгорожено от помыслов и устремлений масс,
а должно поднимать их "элементарные страсти" до уровня подлинной
исторической активности: более, чем к какому-либо другому, эта мысль
Грамши относится к знанию историческому.
Итак, деятельность историка не может не смыкаться с тем, что злободневно
для его времени, в начальном и конечном пунктах исследования; в этом
смысле (а не в смысле подчинения самого процесса исследования
доказательству априорного политического тезиса) Грамши утверждает, что
"...писать историю прошлого нельзя, не учитывая и не преследуя интересов
настоящего..."90. На наиболее верный путь к научной истине вступает
поэтому тот исследователь, который в общественной борьбе своей эпохи
сознательно становится на сторону передовых сия, объективно
заинтересованных в максимально глубоком и точном познании исторического
прошлого. И самым высоким критерием оценки исторического труда для
Грамши является мера его реального общественного воздействия в
направлении, отвечающем историческому прогрессу: "...Если писать историю
[прошлого], значит творить историю настоящего, то великой исторической
книгой будет та, которая сегодня помогает развивающимся силам все больше
сознавать самих себя и благодаря этому становиться более активными и
действенными" 91.

От Сысой
К Сысой (05.09.2002 19:57:39)
Дата 05.09.2002 20:03:46

Re: Из находок Сергея Палыча, ч.7

Эволюция Грамши от крочеанства к марксизму .Работы 1917-20 годов


C.КАРА-МУРЗА сообщил в новостях следующее:67474@kmf... > Ленин после 1908 г. имел довольно точный прогноз типа революции. Думаю, примерно так же было и в Китае. Грамши тоже верно понял смысл русской революции сразу же после октября. А это было вовсе не просто.
Грамши был в молодости, а еще более- в юношестве последователем идеалистической и волюнтаристской линии философии итальянского неогегельянства, именно выдающегося крупного философа Бенедетто Кроче. Эволюция имела несколько этапов, в том числе совпала по времени с периодом русской революции. Развитие взглядов Грамши на русскую революцию, в частности, описана в книге И.Григорьевой (наиболее полно) и других исследованиях. Два отрывка извторой главы этой книги(повторяю, это только выделееные моменты в цепи)ниже Началась серия с написанной еще в период июльских событий статьи"Русские максималисты"(ее отрывки выложу позже)
Статья "Революция против "Капитала""написана в ярко полемическом газетном тоне по свежим следам и под впечатлением Октябрьских событий. За нею последовали другие (также не переведенные полностью на русский в СССР вследствие их апокрифичности ). "Утопия", "Наш Маркс","Революционный год" и некоторые другие. Некоторые выдержки даны ниже в части(2)из статьи М.Грецкого. Упомянутые статьи носят резко полемический характер(против кого и чего направлена полемика- указывают авторы цитируемых работ)
Представление одного резко акцетированного места из одной такой (этапной) статьи в качестве полного понимания - не учитывает этого развития взглядов на русскую революцию. достаточно аутентично представленного в серии статей 1917-20 годов, затем после смерти Ленина(1924-26) -"Вождь"и др, и "Тюремных тетрадей"( с 1926)
На основе данной акцентировки утверждается, что "антисоветизм действительно вытекал из истмата. Тут даже Грамши зафиксировал: Октябрьская революция есть революция против <Капитала>. Не против капитализма, а против всей доктрины Маркса" .
"Думаю, надо все эти моменты хладнокровно взвесить"
Думается, отнесение к Грамши подобного утверждения или его фиксации -это я вный перегиб палки.
В "Истмате"(стр.178) короткий отрывок из статьи 1917года все же продолжается теми пассажами из нее, которые есть в переводе Григорьевой(1). Григорьева переводила в итальянского оригинала (номера в тексте - это ссылки на первоисточники). Более полный текст выявляет контекст и смысл утверждений Грамши.
=======
(1) И.Григорьева Исторические взгляды Антонио Грамши. М. 1978 Глава 2
<Революция против "Капитала" >.
Сразу же после конференции <непримиримых> Грамши посвящает Октябрьской революции специальную статью - <Революция против "Капитала" > Парадоксально звучащий заголовок имеет явно полемический смысл, направленный против одностороннего и фаталистического истолкования идей Маркса применительно к России, которое превращало <Капитал> в <книгу скорее для буржуа, чем для пролетариев>: <Это было критически обоснован-ное доказательство фатальной необходимости того, что в России сформируется класс буржуазии, начнется капиталистическая эра, утвердится цивилизация западного типа, прежде чем пролетариат сможет хотя бы помыслить о своем освобождении, о своих классовых требованиях, о своей революции> (127). Революция, осуществленная большевиками, опровергла эту схему и в этом смысле показала, что <каноны исторического материализма не такие железные, как можно было бы подумать и как действительно думали> (128).
В том же полемическом стиле Грамши заявляет, что большевики <отвергают Карла Маркса> (129). Дальнейший ход его рассуждения проявляет заключенную в этом утверждении иронию, вызов тем <марксистам>, которые превращают Марксово учение в мертвую догму: <Отвергая некоторые положения <Капитала>, большевики не отвергают внутренне присущую ему животворную мысль. Они не <марксисты>, вот и все; они не составили по трудам Учителя формальной доктрины, скомпонованной из догматических и неоспоримых утверждений. Они чувствуют как живую жизнь марксистскую мысль - ту, что не умирает никогда...> (130).
Но живой, не догматизированный, не фаталистически понятый марксизм в представлении Грамши все еще не отделился четкой гранью от идеализма, он выглядит как <продолжение итальянской и немецкой идеалистической мысли>(131). Его суть заключается, по Грамши, в том, что он <всегда рассматривает в качестве важнейшего фактора истории не голые экономические факты, а человека, общество людей - людей, которые объединяются между собой, вступают в соглашение, развивают посредством этих контактов (цивилизации) социальную, коллективную волю - и приходят к пониманию экономических фактов, выносят им определенную оценку, подчиняют их своей воле, так что эта последняя становится двигателем экономики, силой, формующей объективную реаль-ность, которая живет, движется и становится чем-то вроде раскаленной материи земного шара, могущей быть направленной куда и как угодно воле> (132).
Элемент идеалистического волюнтаризма здесь, бесспорно, на-лицо. Более того, представляя отношение марксизма к идеалистической философии только как преемственность, но не как преодо-ление и разрыв, Грамши усматривает и у самого Маркса замутнение идеалистической традиции "позитивистскими и натуралистическими вкраплениями".
НАШ МАРКС
О том, насколько быстро идет в это время у Грамши процесс овладения марксизмом, свидетельствует статья <Наш Маркс>, написанная им в мае 1918 г. к 100-летию со дня рождения" К. Маркса. Самим заголовком статьи Грамши как бы продолжает спор с корифеями итальянского реформизма об истинном истолковании Маркса и праве на его наследие молодого поколения социалистов. Показательно, что теперь он говорит о <Нашем Марксе>-тогда как всего за полгода до того в подобном же споре употреблял (хотя и иронически) формулу <Революции против "Капитала".
В этой статье Грамши едва ли не впервые выражает в отчетливо осознанной форме то, что интуитивно влекло его к марксизму еще в студенческие годы: он рассматривает марксизм как учение, в котором найдена органическая связь теории с практикой. Маркса для него-<не только ученый, но человек действия>, чьи труды <преобразовали мир, так же как они преобразовали мысль> (159)
Особое место в статье уделяется исторической концепции Маркса. Грамши характеризует ее на фоне исторических идей современной Марксу эпохи, когда друг другу противостояли субъект

От Сысой
К Сысой (05.09.2002 20:03:46)
Дата 05.09.2002 20:06:13

Re: Из находок Сергея Палыча, ч.8

=======
отрывки из 6ой главы книги Григорьевой
..
КАТЕГОРИЯ ИСТОРИЧЕСКОГО
И ПОНЯТИЕ ИСТОРИЗМА
В «ТЮРЕМНЫХ ТЕТРАДЯХ» ГРАМШИ
Из сказанного очевидно, что категория «исторического» приобретает у Грамши глубочайшую мировоззренческую значимость. Это обязывает нас выяснить, в чем состоит характерное для Грамши в его зрелые годы понимание историзма.
В «Тюремных тетрадях» понятие «историзм» нигде не определяется специально. Смысл, вкладываемый Грамши в этот термин, раскроется лишь при внимательном анализе всей совокупности его философско-исторических идей, запечатленных в массе отдельные заметок и набросков.
В данной связи следует еще раз напомнить и подчеркнуть, что «Тюремные тетради» нельзя правильно понять без учета особенностей их формы, отражающих необычные, драматические условия создания этого произведения. Грамши даже отдаленно не помышлял о возможности последующей публикации своих тюремных работ в том виде, как они выходили из-под его пера, и никогда не рассматривал свои записи (делавшиеся по разным поводам и по необходимости фрагментарные) как нечто до конца отточенное и завершенное. Фиксируя свои соображения на бумаге, он заботился не о редакционной отделке и четкости формулировок, а о том, чтобы обмануть бдительность тюремного цензора, которому предъявлялась для контроля каждая из его тетрадей. Отсюда — сравнительно редкое употребление в заметках Грамши общепринятой марксистской терминологии, введение им условных, «эзоповских» эквивалентов для таких понятий, как класс («социальная группа»), диктатура пролетариата («государство-сила»), бесклассовое общество («урегулированное общество») и многие другие. Иногда (в частности, рассуждая на философские темы) Грамши сознательно заимствовал язык для выражения своих мыслей у противника, с которым полемизировал.
Компонент историзма у Грамши не только неизменно присутствует, но выдвигается на первый план в характеристике принципиальной сути марксистского мировоззрения. «Философия практики, — утверждает он, — есть проникнутая историзмом концепция действительности, освободившаяся от всех остатков трансцендентности и теологии...» 1. В другом случае Грамши называет в качестве отличительных свойств марксизма «абсолютный «историзм», абсолютное обмирщение и земной характер мысли, абсолютное очеловечение истории», подчеркивая: «Именно в этом направлении следует искать основную нить новой концепции мира»2.
Одно из важнейших с точки зрения Грамши проявлений новизны и оригинальности марксизма как философии заключается в том, что он «обновляет с начала до конца само понимание философии»3. Грамши имеет в виду, что с возникновением марксизма «все понимание философии было «поставлено на историческую почву», т. е. начал возникать новый тип философского мышления, отличающийся от предшествующего большей конкретностью и историчностью подхода»4. Речь идет, иными словами, о том, что марксизм впервые дал вполне «земной» т. е. исторический, ответ на вопрос, что такое сама философия.
Согласно Грамши, понятый в марксистском смысле исторический подход к философии означает, во-первых, что при объяснении содержания философской деятельности приоритет «переходит к практике, к реальной истории изменений в общественных отно-шениях, из которых (а следовательно, в конечном счете, из экономики) возникают (или определяются ими) те проблемы, которые ставит перед собой и разрабатывает философ»5. Во-вторых, он предполагает оценку философских идей прошлого в соответствии с тем, чем эти идеи были для своего времени. «Рассматривать то или иное философское утверждение как верное для определенного исторического периода, то есть как необходимое и, неотъемлемое выражение определенного исторического действия, определенной практики, оказывающееся, однако, превзойденным и «ложным» в последующий период, — не впадая при этом в скептицизм и нравственный и идеологический релятивизм...» — вот требования Грамши в этом плане6.
Но проблема исторической оценки философии не исчерпывается для Грамши тем, чтобы объяснить любое проявление философской мысли как производное определенной исторической реальности. Его интересует и другое: в какой мере и при каких условиях философия сама может стать силой, воздействующей на ход исторического развития? «Исторической» в таком понимании философия является, по определению Грамши, «постольку, поскольку она становится концепцией действительности, присущей социальной массе (и поскольку ей соответствует определенная этика)...»7.
Иначе говоря, «историческая значимость какой-либо философии может быть «исчислена» исходя из достигнутой ею «практической» эффективности («практической» в широком смысле). Если верно, что всякая философия есть выражение данного общества, то она должна воздействовать на общество, вызывая определенные результаты — позитивные и негативные; мера ее воздействия служит мерилом ее исторической значимости, доказательством того, что она не «высижена» стараниями мыслителя-одиночки, а является «историческим фактом»»8.
Философия впервые сознательно поставила своей задачей не только объяснить, но и изменить мир лишь с возникновением марксизма. Именно это имел в виду Грамши, применяя к марксиз-му термин «философия практики», который не является у него только иносказанием", хотя выполняет и такую функцию. Однако способность в той или иной мере содействовать изменению мира Грамши признавал за всякой философией, которая превращается из мировоззрения в норму практического поведения и в качестве таковой проникает в массы. Поэтому сами рамки истории филосо-фии у него гораздо шире традиционно принятых: в понимании, Грамши это история не только «различных философских систем, созданных философами», но и находящихся в сложном взаимоотношении с ними и между собой комплексов мировоззренческих представлений «руководящих групп» (господствующих классов в» лице их интеллигенции) и народной массы9.
Претворение определенных философских идей в «норму коллек-тивного действия»10 Грамши рассматривает как неотъемлемый этап их истории и в то же время как момент, когда они сами, воплощаясь в практику, становятся историей. Отсюда он заключает: «Философия какой-либо исторической эпохи есть ... не что иное, как «история» этой эпохи, не что иное, как совокупность изменений, которые руководящей группе удалось осуществить в той действительности, какую она застала; история и философия в этом смысле неразрывны, они образуют "блок"»11.
В конечном счете размышления Грамши: об «историчности» философии являются, таким образом, развернутой постановкой той проблемы, которая у мыслителей-идеалистов именовалась проблемой «тождества» философии и истории. Отводя философии роль обусловленного базисом, но отнюдь не пассивного по отношению к нему элемента надстройки, Грамши придает этому «тождеству» вполне материалистический характер и решает его как смелый и оригинальный продолжатель лучших традиций марксистской исторической мысли 12.
Утверждая, что «историчность» философии проявляется в двух измерениях — не только как историческая обусловленность, но и как историческая действенность, — Грамши принимает за точку отсчета марксизм, «философию практики». Эти же критерии исторической оценки философии последовательно прилагаются им и к самому марксистскому мировоззрению.
Мы помним, что философский подход марксизма ко всей существующей действительности Грамши определяет как «абсолютный историзм» 13. Это определение в иной связи конкретизируется им в том смысле, что «философия практики» стремится «не только объяснить и обосновать все прошлое, но объяснить и обосновать исторически также и самое себя»14
С позиций «абсолютного историзма» рассматривает «философию практики» и сам Грамши. В его понимании «философия практики» есть—подобно любой философии — продукт истории, зеркало определенных социальных отношений. Но в отражаемой ею действительности антагонистического буржуазного общества заложены предпосылки революционного уничтожения классовых антагонизмов как таковых, а потому из исторической обусловленности «философии практики» именно данной ступенью общественного развития для Грамши, в свою очередь, вытекает ее кардинальное отличие от других философских концепций. Оно заключается в том, что «философия практики» есть не просто отражение общественных противоречий своей эпохи: в ней достигается «полное осознание противоречий, когда сам философ — олицетворяемый отдельной личностью или целой общественной группой — не только понимает, что противоречия существуют, но полагает себя как элемент противоречия, возводит этот элемент в принцип познания и, следовательно, в принцип действия»15.
....
«Рациональная» диалектика четко противостоит у Грамши «мистической» постольку, поскольку она, если выразить это с помощью характерной грамшианской терминологии, переведена с языка спекулятивной, философии на язык абсолютного историзма.
Обратим в этой связи внимание на то, как часто понятия "диалектика" и «историзм» у Грамши не только соседствуют, но как бы переходят одно в другое: «диалектика... то есть исторически конкретная форма мышления», умение «мыслить «исторично», диалектически», «историческое, диалектическое миропонимание»-«понимать... в чисто «историческом» и диалектическом смысле...»65 . Естественно, что при таком насквозь историчном видении диалектики Грамши не мыслил исторический материализм как нечто отличное, отграниченное от материализма диалектического. Для него это было в сущности одно и то же66. Но специфические надобности антикрочеанской полемики, философской осью которой была проблема историзма, побуждали его предпочесть для обозначения всей марксистской концепции жизни и мира формулу «исторический материализм».
Как мы уже отметили выше, важным истоком критикуемых им извращений в трактовке основных проблем марксистского мировоззрения Грамши считал расчленение последнего на изолированные, линейные органической связи компоненты. При этом он, особо указывал на те пагубные последствий, к каким ведет стремление отделить в марксизме «социологию» (исторический материализм) от философии (философский или диалектический материализм): «Философия, отделенная от теории истории и политики, не может быть ничем иным, как метафизикой, тогда как великое завоевание в истории современной мысли, которое являет собой философия практики, состоит как раз в том, что философия обретает конкретную историческую обусловленность и отождествляется с историей» 67.
Из всего сказанного становится понятным, почему философское ядро марксизма заключалось для Грамши именно в историческом материализме, а в самой этой формуле он делал упор на термин «исторический», а не на термин «материализм»68. Исторический материализм—это и есть в его глазах выражение «реалистического», «абсолютно земного» тождества истории и философии как общей концепции мира.
Но, говоря об историческом материализме в этом высоком философском смысле, Грамши имел в виду заложенные в нем возможности, которые самим Марксом были реализованы прежде всего в материалистическом понимании истории. Универсальное же применение открытого Марксом «исторического» подхода к действительности он считал делом будущего, насущной задачей дальнейшего творческого развития марксизма69. Ставя вопрос таким образом, Грамши шел в русле, намеченном еще в конце XIX в. Антонио Лабриолой, и прямо указывал на необходимость «работать именно в этом направлении, развивая позицию Антонио Лабриолы...»70. Лабриола более всего близок ему как раз своим представлением о том, что «философия практики является независимой и оригинальной философией, несущей в себе самой элементы дальнейшего развития, которое превратит толкование истории во всеобщую философию»71.
Мысль об универсально-философской значимости исторического материализма является осью полемики Грамши против крочеанской ревизии марксизма, с одной стороны, против претендовавших на «ортодоксию» теоретиков II Интернационала—с другой. Свое понимание проделанной Кроче ревизионистской операции Грамши кратко и точно определяет в одном из писем, отмечая, что в крочеанском истолковании исторический материализм выглядит «как практический канон исторического исследования, а не как всеобъемлющая концепция мира»72. Но и в воззрениях «ортрдоксов», выступавших против философского ревизионизма идеалистического толка, Грамши обнаруживает ту же тенденцию свести исторический материализм только к пониманию истории, с которой прямо связывает их сползание на позиций традиционного, домарксова материализма73. Само мерило ортодоксальности у Грамши является принципиально иным, чем у критикуемых им «ортодоксов», и соотносится именно с оценкой исторического материализма как сердцевины всей «философии практики», ее ядра, которое таит в себе безграничные возможности развития74.
Начальным и конечным пунктом размежевания марксизма и с механистическим, созерцательным материализмом, и с субъективным идеализмом является, как неустанно и в самой различной связи подчеркивает Грамши, проблема практики. В частности, она лежит в основе данной в «Тюремных тетрадях» обстоятельной, пронизанной историзмом трактовки философского вопроса о так называемой «человеческой природе» или «сущности человека».
Характерный для метафизического материализма подход к человеку Грамши определяет (имея в виду французских материалистов XVIII в.) следующим образом: «...человек рассматривается лишь как категория естественной истории, как особь биологического вида, отличительными качествами которой являются не свойства, приобретенные в обществе и в процессе исторического развития, а природные данные, и которая в любом случае в главном и основном равна себе подобным»75. Иными словами, за основу, на которой строится философское понятие «человека вообще», метафизический материализм принимает биологические особенности вида. Отправным пунктом философии служит точка зрения естественных наук, для которых человек есть лишь «механическая составная часть природы»76.
Такая позиция для Грамши решительно неприемлема. «Философия не может быть сведена к натуралистической «антропологии», то есть единство человеческого рода не может рассматриваться как данное «биологической» природой человека: различия между людьми, которые играют роль в истории,—это не биологические различия (расы, строение черепа, цвет кожи и т. д...), да и само «биологическое единство» никогда не имело большого веса в истории...»77.
Что же в таком случае следует понимать под так называемой «человеческой природой»? «Наиболее удовлетворительный ответ заключается в том, что «человеческая природа» есть «совокупность общественных отношений»»,—утверждает Грамши, имея в виду сказанное Марксом в «Тезисах о Фейербахе»78. «...Человек не может мыслиться иначе как человек исторически определенный, т.е: развившийся и живущий в определенных условиях, в определенном социальном комплексе, при определенной совокупности общественных отношений...» 79.
В. И. Ленин специально указал на связь найденного Марксом исторического подхода к определению «сущности человека» с преодолением в марксизме свойственного старому материализму горизонта чисто созерцательной философии80. Эту связь глубоко чувствовал и Грамши. Марксистская трактовка «человеческой природы», отмечает он, «... включает в себя идею становления (человек находится в становлении, постоянно изменяется с изменением общественных отношений) и ... является отрицанием «человека вообще»: ведь общественные отношения выражаются через различные группы людей, которые предполагают существование друг друга, связаны между собой диалектическим, не формальным единством. Человек есть аристократ, поскольку человек есть также и крепостной, и т. д. ... Можно также сказать, что природа человека—это «история»... если история понимается именно в смысле «становления», происходящего через «concordia discors» [согласие несогласий—лат.], не отправляющегося от единства, но несущего в себе предпосылки возможного единства. Поэтому «человеческая природа» может быть найдена не в каком бы то ни было отдельном человеке, но лишь во всей истории человеческого рода...»81.
«Единство человеческого рода» не является, следовательно» ни биологически данным исходным пунктом человеческой истории, ни уже достигнутым результатом исторического развития. Оно будет завоевано только с уничтожением антагонизма общественных классов, которое впервые превратит в реальность то, что в условиях классового общества может быть лишь внеисторичной философской абстракцией.
Утверждай вслед за Марксом, что «человеческая природа» или «сущность человека» есть совокупность общественных отношений и не может быть найдена в отдельном индивиде, Грамши считает необходимым обновить в духе этой концепции и само представление об отдельной человеческой личности. Речь идет о том, чтобы также и его поставить на фундамент понятия практики, ибо «каждый человек изменяет самого себя, преобразуется в той мере, в какой он изменяет и преобразует весь, комплекс отношений, центральным узлом которого он является»82.




От Сысой
К Сысой (05.09.2002 19:35:00)
Дата 05.09.2002 19:42:50

Содержание книги



Искусство и политика

СОДЕРЖАНИЕ


К. М. Долгов
ПОЛИТИКА И КУЛЬТУРА


ПИСЬМА ИЗ ТЮРЬМЫ
Перевод С. А. Ошерова


ТЮРЕМНЫЕ ТЕТРАДИ:

ОБЩИЕ ВОПРОСЫ ФИЛОСОФИИ И ЭСТЕТИКИ
Перевод Г. П. Смирнова

- Подход к изучению философии и исторического материализма
- Связь между обыденным сознанием, религией и философией.
- Отношения между наукой - религией - житейским смыслом.
- Проблемы философии и истории
- Научная дискуссия
- Философия и история
- «Созидательная» философия
- Когда можно утверждать, что философия имеет историческое значение?
- Философ
- Средства языкового выражения, языки, житейский смысл
- Что такое человек?
- Прогресс и становление
- Индивидуализм
- Переводимость языка науки и философии
- История терминологии и метафор
- Философия практики и современная культура
- Гегемония западной культуры над всей мировой культурой
- Имманентность и философия практики
- Вопросы, номенклатуры и содержания
- Об искусстве
- Религиозная история Гете


ФИЛОСОФИЯ БЕНЕДЕТТО КРОЧЕ
Перевод Г. П. Смирнова

- Некоторые общие методические критерии для критики философии Кроче
- Кроче как партийный деятель
- Позиция Кроче во время мировой войны
- Кроче как идейный лидер ревизионистских течений конца XIX века
- Разработка теории этико-политической истории
- Кроче и религия
- Кроче и итальянская историографическая традиция
- Определение понятия этико-политической истории
- Трансцендентность - теология - спекулятивность
- Парадигмы этико-политической истории
- Свобода как тождество истории
- Кроче и философия практики
- «Историзм» Кроче
- Тождество истории и философии
- «Национальные» корни историзма Кроче
- Религия, философия, политика
- Связь между философией, религией, идеологией (как понимает ее Кроче)
- Учение о политических идеологиях
- Шаг назад по сравнению с Гегелем
- Кроче - человек Возрождения
- Культурное значение Кроче


ВОЗНИКНОВЕНИЕ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ
Перевод Т. 3. Клебановой


О КОСМОПОЛИТИЗМЕ ИТАЛЬЯНСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ
Перевод Т. 3. Клебановой

- Проблема языка
- Формирование итальянской интеллигенции в период раннего Средневековья
- Космополитический характер итальянской литературы
- Римское право или византийское право?
- Культура высокого средневековья
- Происхождение центров средневековой культуры
- Монашество и феодальный строй
- О национальной итальянской традиции
- Развитие буржуазной идеологии в Италии
- Гуманизм и Возрождение
- Возрождение
- Контрреформация и наука
- Литературный итальянский космополитизм XVIII столетия
- Духовенство и интеллигенция
- Формирование и распространение в Италии новой буржуазии
- Рисорджименто
- Социалистическое движение
- Проблема молодежи
- О протестантстве в Италии
- Интеллигенция и Гегелево государство
- Наука и культура
- Централизм национальный и бюрократический
- Национальное чувство
- Расизм
- Римская традиция
- Итальянские интеллигенты за границей
- История нации и история культуры (европейской и мировой)
- Национальная слабость правящего класса
- Закат космополитической роли итальянской интеллигенции
- Родина Христофора Колумба
- Итальянские военные специалисты и итальянское военное искусство


РИСОРДЖИМЕНТО И ПРЕДШЕСТВУЮЩАЯ ИСТОРИЯ
Перевод Р. И. Хлодовского

- Средневековаа коммуна как экономико-корпоративная фаза современного государства.
- Возрождение и Реформация


НИККОЛО МАКИАВЕЛЛИ
Перевод Р. И. Хлодовского


ИСКУССТВО И КУЛЬТУРА
Перевод Р. И. Хлодовского

- Возврат к Де Санктису
- Искусство и борьба за новую цивилизацию
- Воспитательное искусство
- Критерии литературной критики
- Кроче и литературная критика
- Методические критерии
- Критерии. Сущность эпохи
- Неолализм
- Искренность (или непосредственность) и дисциплина
- Функциональная» литература
- Рационализм в архитектуре



ДЕСЯТАЯ ПЕСНЬ "АДА"
Перевод Р. И. Хлодовского
Не отсканено (слишком об одном произведении - т.е. надо знать Данте, чтобы понять)


О НЕНАРОДНОМ, НЕНАЦИОНАЛЬНОМ ХАРАКТЕРЕ ИТАЛЬЯНСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Перевод Е. А. Костюкович

- Взаимосвязь проблем
- Содержание и форма
- Италия и Франция
- Творческое вырождение
- Литераторы и артистическая «богема
- Одобрение всей нации или «элиты»
- О народности итальянской литературы
- Народность Толстого и народность Мандзони
- Ирония и литературный «жаргон»
- Публика и итальянская литература
- Об «интересном» в искусстве


НАРОДНАЯ ЛИТЕРАТУРА
Перевод Р. И. Хлодовского

- Понятие «национально-народное
- Народные писатели
- Различные типы народного романа
- Роман и народный театр
- Простонародные истоки «сверхчеловека».
- [«Герой» народной литературы


ВНУЧАТА ПАДРЕ БРЕШАНИ
Перевод И. М, Заславской
Не отсканено (это лишь короткие критические заметки об католических оппонентах, с характеристиками, т.е. для понимание необходимо знакомство с критикуемыми произведениями)


НАЦИОНАЛЬНЫЙ ЯЗЫК И ГРАММАТИКА
Перевод А. Д. Виткавской


ПРОШЛОЕ И НАСТОЯЩЕЕ
Перевод П. М. Кудюкина

- «Историческая беллетристика
- Национальные гении
- Индивидуализм и индивидуальность


ТЕАТР ПИРАНДЕЛЛО
Перевод Л. А. Летень
Не отсканено (разбор театра - не очень интересно)


ПРИЛОЖЕНИЕ I

ТЕАТРАЛЬНЫЕ ХРОНИКИ
Перевод М. И. Архангельской
Не отсканено (короткие рецензии на спектакли - слишком специфично)


ПРИЛОЖЕНИЕ II

ИЗ ХРОНИКИ «ОРДИНЕ НУОВО»
Перевод П. М. Кудюкина
Не отсканено (занимает три страницы, три короткие заметки по текущему политическому положению, ничего нового по сравнению с уже отсканеными частями - лишь большая полемическая заостренность по поводу необходимости всеобщего образования)

ПИСЬМО Л Д. ТРОЦКОМУ О ФУТУРИЗМЕ
Перевод Р. И. Хлодовского
Не отсканено (ничего особенного - констатция смерти итальянского футуризма)


УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН
Не отсканено (очень длинный, мелким текстом, зависимость от привязки к страницам бумажного издания. Лучше будет, если вводить по потребности, если есть на самом деле неизвестные важные имена; но развернутых характеристик там нет).

От Администрация (И.Т.)
К Сысой (05.09.2002 19:42:50)
Дата 09.09.2002 17:43:01

Ветка-ПРАКТИКУМ. Прошу участвовать!

Эта ветка объявляется ПРАКТИКУМОМ, поэтому она не будет скоро отправлена в архив, как обычные ветки, и будет долго пребывать в активной зоне форума, где в ней можно будет участвовать.

Сысоем и Поутом проведена очень большая работа по систематизации материала для последующего выкладывания на сайт.
Но всегда есть, что посоветовать еще. Подключайтесь!

Критика и дополнения приветствуются.

Не приветствуются в этой ветке только грубые нападки на мыслителей, являющихся объектом этой ветки - Грамши и др.

На форуме не запрещено полемизировать с Грамши, Марксом и др., даже грубо разоблачать их,
но просьба делать это в ОТДЕЛЬНОЙ ВЕТКЕ, что можно делать и ссылаясь на материалы этой ветки и на другие ветки форума и архива.


От Pout
К Сысой (05.09.2002 19:42:50)
Дата 08.09.2002 22:08:45

Замечания по структуре текстов (пример с АК) Словарь Грамши - продолжение (ч 1.2)

Приводится пример "устройства текстов Грамши", связанный с замыслом и
написанием книги"Анти-Кроче".(АК)

В письмах к Т.Шухт(сестре жены - именно благодаря ей были спасены ТТ)
содержится постановка проблемы . В них же (так, как они напечатаны в
книге) вводятся некоторые
понятия, содержание которых кратко комментируется в примечаниях по
сноскам. Расшифровываются и порой сознательно зашифрованные слова. Такие
как Виличи ,Ильич - Ленин.

Читать тексты, в том числе письма, подряд или без выборки не имеет
особого
смысла. Вдобавок такие тексты написаны довольно сложным языком и
изобилуют массой имен и реалий,от нас порой далеких. Надо включать
селектор на входе. Задаться задачей выяснения той или иной темы
("здравого смысла","идеологии" и т.п.), затем на нить нанизать отрывки и
"вводные" -такие, как в этих письмах.
Читать текст следует, корреспондируясь с этими примечаниями,содержащими
толкования терминов вроде "исторический блок" и т.п. Таковых немного.
Собранные затем вместе, примечания составляют мини-словарик -толковник.

========

Письма из тюрьмы


Т.Шухт
Из письма к ней же от 1 декабря 1930 г.
....
...
Письмо написано самим Кроче или по крайней мере одним из его учеников и
крайне любопытно. Из этого письма явствует, что позиция Кроче по
отношению к историческому материализму полностью изменилась за последние
несколько лет. Теперь Кроче утверждает, ни мало ни много, что
исторический материализм знаменует возврат к старому - средневековому! -
теологизму, к докантовской и докартезианской философии. Факт
поразительный, начинаешь подозревать, что даже он, несмотря на свою
олимпийскую безмятежность, начинает слишком часто подремывать - чаще,
чем это случалось с Гомером 28. Не знаю, напишет ли он особый реферат по
этому вопросу, было бы интересно и, по-моему, не так трудно ответить
ему, почерпнув в его собственных трудах необходимые и достаточные доводы
29. По-моему, Кроче прибег к весьма прозрачному полемическому трюку и
его суждение есть скорее акт воли, чем историко-философское суждение, т.
е. имеет практическую цель. Может быть, нетрудно доказать, что многие
так называемые теоретики исторического материализма очутились в
философии на позициях, сходных со средневековым теологизмом, и сделали
из "экономического строя" нечто вроде "неведомого божества" 30; но что с
того? Это все равно как взяться судить о религии папы и иезуитов, а
говорить о суевериях бергамских крестьян. Отношение Кроче к
историческому материализму напоминает, по-моему, отношение людей
Возрождения к Лютеровой реформе: "где появляется Лютер, исчезает
просвещение" 31,- говорил Эразм, однако историки и сам Кроче признают
теперь, что Лютер и реформация положили начало всей современной культуре
и философии, в том числе и философии Кроче. Человек Возрождения не
понимал, что великое движение нравственного и умственного обновления,
поскольку оно воплощалось в широких массах народа, как это было с
лютеранством, немедленно принимает грубые и даже суеверные формы, и это
неизбежно в силу того факта, что героем и знаменосцем реформации был
немецкий народ, а не узкий круг высокой аристократии духа. Если Юлия
сможет, пусть поставит меня в известность, даст ли полемика Кроче -
Луначарский повод к сколько-нибудь значительным интеллектуальным
выступлениям 32.

--------
30 Имеются в виду механические и "экономические" тенденции в марксизме
II Интернационала и 20-х гг., критике которых посвящена значительная
часть "Тюремных тетрадей". Эта и следующая фразы связаны с важным
принципом Грамши: "На фронте идеологии, напротив (в отличие от военной и
политической борьбы,- П. К.), разгром вспомогательных сил,
незначительных последователей почти ничего не значит; здесь необходимо
бить по самым выдающимся" (MS, р. 164). Не случайно и в споре с
механистическими тенденциями в марксизме Грамши взял наиболее
талантливого, культурного и влиятельного их представителя Н. И. Бухарина
и его книгу "Теория исторического материализма: Популярный учебник
марксистской социологии".

==========
Татьяне Шухт, 2 мая 1932 г.

Дорогая Таня,


.... через некоторое время я попрошу собрание сочинений самого
Макиавелли,- ты, может быть, помнишь, что я просил их еще в Милане 74,
но тогда издание еще не появилось.
...Могу дать тебе еще кое-какие ориентиры для работы о книге Кроче
(которую еще не прочел в полном объеме): хотя эти заметки немного
бессвязны, тебе они, я думаю, могут быть полезны. Сама подумай, как
скомпоновать их ради целей твоей работы. Я уже указал на то, сколь
большое значение Кроче придает своей теоретической работе зачинателя
ревизии, так что - и он сам с этим открыто соглашается - вся его
деятельность как мыслителя руководствовалась в последние двадцать лет
одной целью: сделать ревизию столь полной, чтобы она стала ликвидацией.
Как зачинатель ревизии он способствовал возникновению
экономико-юридического течения в исторической науке 75 (оно, в
ослабленной форме, до сих пор имеет представителей, прежде всего
академика Джоакино Вольпе); теперь он придал литературную форму той
истории, которую сам называет этико-политической и образцом которой
должна была бы стать его "История Европы". В чем состоит новизна вклада
Кроче, имеет ли она то значение, какое он ей приписывает, и особенно ту
"ликвидирующую" силу, на которую он притязает? Можно с полной
определенностью сказать, что Кроче в историке-политической деятельности
ставит акцент единственно на том моменте, который в политике именуется
"гегемонией" 76 согласия, культурных устремлений, чтобы отличать его от
моментов насилия, принуждения, законодательного, государственного и
полицейского вмешательства. На самом деле непонятно, почему Кроче верит,
будто тот оборот, который он дал философии истории, способен
окончательно ликвидировать всю философию "праксиса" 77. Ведь случилось
так, что именно в то время, когда Кроче готовил эту свою якобы
сокрушительную палицу, философия "праксиса" разрабатывалась самыми
крупными из своих современных теоретиков 78 в том же направлении, и
момент "гегемонии" и культурных устремлений переоценивался в
противоположность механистическим и фаталистическим концепциям
экономизма. Стало возможно даже утверждать, что основной признак
новейшей философии "праксиса" есть именно историко-политическое понятие
"гегемонии". Поэтому мне кажется, что Кроче не оказался up to date 79 со
своими исследованиями и с библиографией любимых своих очерков или же что
он утратил способность критической ориентировки. Судя по всему, его
сведения основываются прежде всего на пресловутой книге высокого
журналиста Фюлоп-Миллера 80. Этот пункт следовало бы развить подробно и
аналитически, но тогда понадобилась бы очень длинная статья. Для того,
что тебя интересует, хватит, по-моему, этих заметок, которые мне было бы
не с руки развивать пространно...


----------
Ей же, 9 мая 1932 г. 81


...Так как я не прочел еще "Историю Европы", то не могу дать тебе
никаких наметок относительно ее реального содержания. Могу, однако,
написать тебе о некоторых наблюдениях, посторонних только на первый
взгляд, как ты увидишь. Я уже тебе писал, что вся историографическая
работа Кроче в последние двадцать лет была направлена на разработку
философии истории как истории этико-политической в противоположность
истории экономико-юридической, представлявшей собою теорию,
ответвившуюся от исторического материализма после той ревизии, которой
он подвергся стараниями самого же Кроче. Но действительно ли история
Кроче - этико-политическая? По-моему, историю Кроче нельзя назвать иначе
как "умозрительной" или "философской", и именно из-за этого своего
характера, а не из-за того, что она этико-политическая, она
противоположна историческому материализму. Этико-политическую историю
исторический материализм не исключает -- в той мере, в какой она есть
история времени с преобладающей "гегемонией", но он исключает историю
"умозрительную", как и всякую "умозрительную" философию. Кроче говорит,
что, разрабатывая свою философию, он хотел освободить современное
мышление от всякого следа трансцендентности, теологии, а значит, и
метафизики в традиционном смысле; двигаясь в этом направлении, он пришел
к отрицанию философии как системы 82 именно потому, что в самой идее
системы есть остаток теологии. Но его философия - это философия
"умозрительная" и как таковая продолжает быть трансцендентной и
теологичной, несмотря на язык, взятый у исторической науки. Кроче так
погружен в свой метод и в свой язык умозрительной философии, что не
может ни о чем судить несогласно с ними; когда он пишет, что в философии
"праксиса" формация есть нечто вроде неведомого бога, это было бы верно,
будь философия "праксиса" философией умозрительной, а не абсолютным
историзмом, на деле, а не на словах освободившимся от малейшего остатка
трансцендентности и теологии. С этим пунктом связано другое наблюдение,
которое гораздо ближе касается концепции и композиции "Истории Европы".
Мыслима ли объединяющая история Европы, которая начиналась бы с 1815
года, т.е. с рестраврации? Если можно написать об истории Европы как о
формировании исторического блока 83, то нельзя исключить из нее
Французскую революцию и наполеоновские войны, которые были
"экономико-юридической" предпосылкой исторического европейского блока,
моментом насилия и борьбы. А Кроче берет только следующий момент, когда
разнузданные перед этим силы уравновесились и, так сказать, "прошли
катарсис" 84, делает из этого момента самостоятельный факт и строит свою
историческую схему. То же самое он сделал со своей "Историей Италии":
начав с 1870 года 85, он пренебрег моментом борьбы, моментом
экономическим, ради апологии момента исключительно этико-политического,
который, как видно, упал с неба. Кроче, при всей его прозорливости и при
всех ухищрениях его современно-критического языка, породил новый вид
риторической истории: ее современным видом и является умозрительная
история. Это видно еще лучше, если рассмотреть "историческое понятие",
образующее центр книги Кроче, т. е. понятие "свободы"; Кроче,
противореча самому себе, путает "свободу" как философский, умозрительный
принцип и свободу как идеологию, или же практическое орудие управления,
элемент морального единства в период гегемонии. Если вся история есть
история свободы, или же духа, который творит самого себя (а на этом
языке свобода равна духу, дух равен истории, а история равна свободе),
то почему только история Европы в XIX столетии есть история свободы?
Нет, она не будет не историей свободы в философском смысле, но историей
самопознания этой свободы и распространения этого самопознания: среди
интеллигентских слоев - в форме религии и в форме суеверия - в слоях
простонародных, поскольку они ощущают свою связь со слоями
интеллигентскими, чувствуют, что участвуют в политическом блоке,
знаменосцами и жрецами которого являются интеллигенты. Речь идет,
следовательно, об идеологии, т. е. о практическом орудии управления, и
следует изучить тот практический комплекс, на котором она основывается.
"Свобода" как понятие историческое есть сама диалектика истории и не
имеет индивидуальных и разобщенных практических "представителей".
История была свободой даже в восточных сатрапиях, поскольку и тогда было
историческое "движение", и эти сатрапии рухнули. Одним словом, я думаю,
что слова меняются, слова, может быть, и хорошо сказаны, но вещи даже не
затронуты. Мне кажется, что в "Фашистской критике", в одной из статей,
содержалась, хотя и не явно, справедливая критика: там было замечено,
что спустя двадцать лет Кроче, увидев нынешнее время в перспективе,
сможет найти ему историческое оправдание как движению свободы 86.
Впрочем, если ты помнишь первый пункт из написанных мною, т. е.
замечания о позиции Кроче во время войны, ты лучше поймешь его точку
зрения: как жрец новейшей религии историзма, Кроче видит тезис и
антитезис исторического процесса и равно настаивает на том и на другом
из "практических соображений", так как в настоящем видит будущее и
тревожится о нем не меньше, чем о настоящем. Каждому свое, а "жрецам" --
беречь завтрашний день. В сущности, есть в этой "этико-политической"
концепции немалая доля нравственного цинизма: это - современная форма
макиавеллизма...

===================

(примечания -сноски)
...

76 Одно из центральных и получивших наибольшую известность понятий в
теоретической системе Грамши.
Первые шаги к формированию концепции гегемонии прослеживаются еще в
ранних статьях Грамши. Так, в 1916 в "Гридо дель пополо": "Любой
революции предшествует интенсивная деятельность по критике,
распространению культуры, проникновению идей в большие массы народа,
ранее для этих идей недоступные, думающие лишь о повседневных,
сиюминутных решениях своих непосредственных экономических и политических
проблем, не связывающиеся узами солидарности с другими, живущими в тех
же условиях" (Gramsci A. Scritti politici. Roma, 1971, p. 19). В 1920 в
редакционном введении к статье А. В. Луначарского "Культура в
социалистическом движении": "Существуют ли уже элементы для создания
искусства, философии, морали (нравов), свойственных рабочему классу? Эту
проблему надо поставить и разрешить: наряду с задачей завоевания
политической и экономической власти пролегариат должен также поставить
перед собой задачу завоевания интеллектуальной власти; он должен думать
не только о том, как организовать политику и экономику, но и о том. как
организовать свою культуру" (Gramsci A. Scrilti: 1915- 1921. Milano,
1968, p. 127 - 128). Затем эта проблематика как бы отходит в
теоретической деятельности Грамши на второй план и вновь начинает
привлекать его внимание с 1924 (1-й номер возобновленного "Ордине
нуово"), уже на основе знакомства с работами В. И. Ленина. Теория
гегемонии разрабатывается в "Некоторых аспектах южного вопроса" и в
"Тюремных тетрадях".
Наиболее подробное исследование развития концепции гегемонии у Грамши
дала К. Буси-Глюксман (Buci-Glucksmann С. Gramsci e lo Stato: Per una
teoria materialistica della filosofia. Roma, 1976), которая показала как
итальянские и европейские источники идей Грамши, так и воздействие на
него работ и деятельности В. И. Ленина и опыта русской революции.

77 Грамши постоянно употребляет выражение "filosofia della praxis" (или,
в итальянизированной форме, "della prassi") как синоним марксизма, и не
только для обмана тюремной цензуры, как это традиционно объясняется, но
и для выражения главного, по Грамши, в марксизме.
Определение марксизма как "filosofia della praxis" (где слово "практика"
дается калькой немецкого "Praxis", а не итальянским "pratica") имеет
определенную традицию в Италии. Впервые оно появляется у Антонио
Лабриолы, у которого термин заимствует В. Кроче, но меняя коренным
обраюм его смысл - марксизм для В. Кроче потому "философия практики",
что он -- вовсе не философия. В системе Кроче есть и своя "философия
практики" (filosofia della pratica) - философия практической жизни -
этика, право и экономика. Термин "Filosofia della praxis" вновь вернул к
жизни (исследовав его младогегельянские истоки) в 1912 в своей книге
"Исторический материализм Фридриха Энгельса" социалист Р. Мондольфо.
Грамши четко различает термины "pratica" (в сочетании "teoria e
pralica") и "praxis" ("filosofia della praxis"). Философия практики для
него не "философствование о практике", а особый род философии,
непосредственно вплетенной в практическую деятельность по преобразованию
мира, и особый род практики, осмысленной, одухотворенной идеей,
постоянно осмысляющей себя. "Это философия, которая одновременно
является политикой, и это политика, которая одновременно является
философией".

78 Грамши имеет в виду прежде всего В. И. Ленина, наиболее крупным
философским завоеванием которого считал именно понятие и практическое
осуществление гегемонии.

81 Для понимания текста существенно полученное Грамши письмо Т. Шухт от
6.5.1932, где говорилось: "...один друг Кроче, недавно встретившийся с
ним, сообщил Пьеро, что Кроче ему сказал о своей нынешней убежденности,
что "исторический материализм не имеет никакой ценности, разве что как
практический канон интерпретации": друг, сорокалетний крочеанец, не
рискует присоединиться к этому последнему повороту и хотел бы по крайней
мере сохранить местечко для экономики. Это, впрочем, очевидно из
"Истории Европы", но если Кроче сим непоследователен, чем может быть
сегодня доказана последовательность его ревизионистской мысли?" (LC, р.
623)

82 Кроче стремился освободить философию от попыток построения философии
природы и философии истории: "Необходимо сохранить живую часть
[философии Гегеля]. а именно новое понимание понятия конкретной
универсалии, вместе с диалектикой противоположностей и доктриной
степеней реальности: надо отвергнуть, опираясь на это новое понятие и
развивая его, всякий панлогизм, всякое спекулятивное построение
индивидуального и эмпирического, истории и природы: признать автономию
различных форм духа... и, наконец, разрешить всю философию в чистую
философию духа" (Сroce B. Saggio sullo Hegel.-- Bari, 1913, p. 139).

83 Грамшианский термин "исторический блок" традиционно считается
синонимом "общественно-экономической формации" ("базис и надстройка
составляют "исторический блок".- MS, p. 47). Однако Грамши, отталкиваясь
от Ленина, подчеркивает прежде всего деятельностную, субъективную
сторону общественной жизни. Исторический блок для него это общество,
организуемое в различных сферах своей жизни классом (социальной
группой), который выступает как господствующий и руководящий,
объединяющий вокруг себя (осуществляющий по отношению к ним гегемонию)
одни слои и подкрепляющий спою руководящую роль в необходимых случаях
насилием по отношению к другим слоям. В формировании и поддержании
исторического блока особая роль цементирующего начала принадлежит
интеллигенции.
Несомненна родственность понятия "исторический блок" "конкретной
целостности" Г. Лукача и "реальной целостности" К. Корша. Вместе с тем
оно появилось не без влияния Ж. Сореля.

84 Очищение (греч.) -- эстетическое понятие у Грамши получает
неожиданный смысл: "Можно применить термин "катарсис", чтобы указать на
переход от чисто экономического (или аффективно-эгоистического) момента
к моменту этико-политическому, т. е. высшую переработку базиса в
надстройку в умах людей. Что означает также переход от "объективного к
субъективному" и от "необходимости к свободе". Базис из внешней силы,
которая подавляет человека, приспосабливает его к себе, делает его
пассивным, превращается в средство свободы, в инструмент создания новой
этико-политической формы, вначале -- новой инициативы. Определение
"катарсического" момента становится, таким образом, по-моему, исходным
пунктом всей философии практики; катарсический процесс совпадает с цепью
синтезов, которые являются результатом диалектического развития.
(Помнить два пункта, между которыми вибрирует этот процесс - что никакое
общество не ставит задач, для решения которых уже по существовали бы или
не находились бы в процессе возникновения необходимые и достаточные
условия и что никакое общество не гибнет прежде, чем выразит все свое
потенциальное содержание.)" (QC, р. 1244; MS. p. 48.) В скобках
содержится аллюзия на К. Маркса (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 13, с.
7).

85 Т. е. с завершения объединения Италии.
...
=========







От Pout
К Сысой (05.09.2002 19:42:50)
Дата 08.09.2002 22:08:32

Структура текстов Грамши Обозначения. Словарь Грамши - начало (ч 1.1)

1.Названия блоков
2.Состав блоков
3 Словарь


Тексты в двухтомнике расположены в виде крупных тематических блоков.
Блоки
включают отрывки небольшой длины, которым приданы названия-заголовки.
Такова общепринятая метода разбиения текстов ТюремныхТетрадей (далее ТТ)

Первый блок - отрывки из писем. Остальные делятся на крупные
тематические блоки или работы(фактически книги)

Имеет смысл их обозначить условными краткими названиями
================================

НАЗВАНИЯ БЛОКОВ

(СГ). "Современный государь" является такой работой, состоящей из 20 с
лишним отрывков. Книга (двухтомник) Сысоя состоит из "книг" по
философии,культуре и эстетике. Политические фрагменты , в том числе СГ,
сюда не вошли.

Другие наиболее известные "книги". Размер по изданию ТТ 1991

+(ВФ) "Введение в изучение философии" (стр.25-99)
+(ПФП) "Проблемы философии практики"-это небольшой блок
(стр.100-148)
+(АК) "Анти-Кроче"(стр. 202-299)
+(АБ) "Анти-Бухарин"(стр.149-201)
(КИИ) "К истории интеллигенции"

.....
------------
- остальные по мере разбора

Внимание! набор отрывков из"книг" в двухтомнике по интересующим нас
темам (не журналистике или театру) существенно неполон. Единственное
_упорядоченное_ полное_
собрание отрывков на русском опубликовано в первом томе издания ТТ
Грамши в 1991г. Прочие тома этого издания не вышли.
Каждое переиздание отрывков ТТ на русском , кроме издания 1991г
,содержит
произвольную выборку отрывков из блоков-книг (ВФ, КИИ и т.д.). Названия
отрывков порой также давались по-разному. Одинаковый шрифт названий
отрывков в скане Сысоя не всегда выдержан. Единица членения текста
ТТ -отрывок с названием,набранным заголовочным шрифтом в начале отрывка.
Заголовки в квадратных скобках -редакционные.
Приписываем ему иногда номер для облегчения поиска (напр, ВФ- 10 "Что
такое человек", АБ-10 "Имманентность и философия практики")
Единая сквозная адресация цитат ТТ возожна только на основе
научно-критического
итальянского издания - Gramsci A.Quaderni del Carcere / Edizione
critica dell Instituto Gramsci, a cura di V.Gerratana vol.I - IV Torino
1975 Сокращенно - Q.
Сcылки на цитаты из ТТ в научных работах привязываются к этому изданию,
в виде
например таком -
(ВФ-10)"Что такое человек" - Q, р. 880-886

Набор отрывков из указанных"книг" будет постепенно пополняться до
более полного добавлением новых важных фрагментов.

ВФ и ПФП полностью, АК(впервые на русском) и АБ(впервые за исключением
нескольких кусочков) опубликованы в издании 1991г и только в нем.
Отдельные куски текстов(особенно по "политике" ) в наиболее аутентичном
переводе с итальянского содержатся в книге Григорьевой.

Некоторые работы Грамши , в том числе важные политические и
полемические статьи 20х годов,на русский или не переведены, или
переведены фрагментами.
Такая подборка "ленинских"и"революционных" статей
("Вождь","Революционный год" и лр) например публиковалась в ж-ле
"Коммунист" 10*1977. перевод Григорьевой. "Революция против Капитала"
дожидалась аж до 1999 года.


При чтении текстов следует обращать внимание на специфический
словарь,термины и понятия. По ходу чтения они часто комментируютсяв
примечаниях к основному тексту(под цифровыми сносками). Сводка
комментариев в виде небольшого словаря дается в ч.1.2 и т.д.

====================

СОСТАВ БЛОКОВ


> ТЮРЕМНЫЕ ТЕТРАДИ:
>



(ВФ) в русском издании 1991 "Подход к изучению философии и исторического
материализма"
(это название и все прочие за редким искючением даны издателями.
Действительно,это концентрат и введение в
концепцию Грамши. Содержит основы антропологии и философии)

Состав ВФ. Тексты из "беловых" ТТ Грамши номер 10 и 11, написанные часто
путем переработкипредыдущих текстов черновых ТТ , путем их
редактирования ,для сведения
мыслей по теме воедино. ВФ - это самые известные
и открывающие все издания ТТ фрагменты...

Стандартное название в других
зданиях -"_Введение_ в изучение философии... "
Самый важный и лучше - яснее - других написанный блок. Отрывки не
помеченные цифрами не относятся к ВФ

Обратите особое внимание на тексты этого блока.
------

ВФ
>1 - Связь между обыденным сознанием, религией и философией.
>2 - Отношения между наукой - религией - житейским смыслом.
>3 - Проблемы философии и истории
>4 - Научная дискуссия
>5 - Философия и история
>6 - <Созидательная> философия
>7 - Когда можно утверждать, что философия имеет историческое значение?
>8 - Философ
>9 - Средства языкового выражения, языки, житейский смысл
>10 - Что такое человек?
> 11- Прогресс и становление
> 12- Индивидуализм
> 13- Переводимость языка науки и философии
> 14- История терминологии и метафор
- - - - - - - - - -
> - Философия практики и современная культура -
это ПФП-2
> - Гегемония западной культуры над всей мировой культурой -это ПФП-10
>- Имманентность и философия
-это АБ-10
> - Вопросы номенклатуры и
-это АБ-11
> - Об
-это АБ-18
> - Религиозная история Гете
>
>

--------
(АК)
(помечены отрывки,по теме связанные с первым разделом ВФ и примыкающим к
нему. На них имеет смысл обращать внимание в этой связи. Работа по Кроче
имеет характер"критики-преодоления" идеалистической концепции истории и
диалектики в новом синтезе"философии практики" )


> ФИЛОСОФИЯ БЕНЕДЕТТО КРОЧЕ
> Перевод Г. П. Смирнова
>
> 1+ Некоторые общие методические критерии для критики философии Кроче
> 2- Кроче как партийный деятель
> 3- Позиция Кроче во время мировой войны
> 4- Кроче как идейный лидер ревизионистских течений конца XIX века
> 5+ Разработка теории этико-политической истории
> 6- Кроче и религия
> 7- Кроче и итальянская историографическая традиция
> 8+ Определение понятия этико-политической истории
> 9- Трансцендентность - теология - спекулятивность
> 10+ Парадигмы этико-политической истории
> 11+ Свобода как тождество истории
> 12+ Кроче и философия практики
> 13+<Историзм> Кроче
> 14+Тождество истории и философии
> 15++ <Национальные> корни историзма Кроче
> 16+ Религия, философия, политика
> 17+Связь между философией, религией, идеологией (как понимает ее
Кроче)
> 18+ Учение о политических идеологиях
> 19- Шаг назад по сравнению с Гегелем
> 20- Кроче - человек Возрождения
> 21- Культурное значение Кроче
>
>

этим двумя разделами на первых порах можно ограничиться



================

СЛОВАРЬ (начало)


Начало словаря - в постинге
http://212.188.13.163:2009/nvz/forum/0/co/65725.htm

По тезаурусу возможны раночтения в толковании отдельных терминов-понятий

http://www.charm.net/~vacirca/PNgloss.html#common_sense
PRISON NOTEBOOKS **** GLOSSARY


INDEX

common sense

hegemony

intellectual and moral reform

jacobinism

modern prince

national-popular collective will

passive revolution


COMMON SENSE: Gramsci used the term common sense to mean widely accepted
popular opinions or prejudices about life and reality. Another way of
putting it, is that common sense is the popular world-view or philosophy
of life of the working masses. Common sense and folklore are closely
related concepts for Gramsci, common sense being "philosophical
folklore". Both are contradictory mixes of reactionary and progressive
ideas of reality held by the masses. To build a new socialist culture
both the italian masses and intellectuals would have to go thru a long
process of self-criticism and self-change. Studying popular common sense
and folklore is critical to this process.

In two passages in the Modern Prince Gramsci defined common sense as the
masses' : "traditonal conception of the world" p.197, SPN and:
"....sponaneous feelings of the masses? ("spontaneous" in the sense that
they are not the result of any systematic educational activity on the
part of an already conscious leading group, but have been formed through
everyday experience illuminated by "common sense", i.e., by the
traditional popular conception of the world....." p.198-9, SPN

For the best discussion of common sense see Gramsci's long essay,
Introduction to the study of Philosophy and Culture, Some Preliminary
points of Reference, reprinted in SPN pp. 323-43, see pp.325-334 in
particular.

HEGEMONY: According to Gramsci, to hold power a ruling class must
achieve hegemony over society, meaning its political, intellectual and
moral authority or leadership must be predominant. Gramsci says that a
new ruling class takes and holds state power by establishing hegemony
over allied classes and by using force or coercion against antagonistic
ones.

In several Prison Notes the State is defined as "Hegemony +
dictatorship" or "State= political society+ civil society, ( in other
words hegemony protected by the armor of coercion )" . Again elsewhere
in the Notes he says: " ...by State should be understood not only
apparatus of government, but also the 'private' apparatus of 'hegemony'
or civil society."

To Gramsci hegemony means rule by consent, rule by moral and
intellectual authority or leadership. In his 1926 draft essay ,"On the
Southern Question" Gramsci refers to the hegemony of the proletariat and
defines it as the "social basis of the proletarian dictatorship and of
the workers State" . He goes on to explain this "social basis" ": "the
proletariat can become the leading and the dominant class to the extent
that it succeeds in creating a system of class alliances which allows it
to mobilize the majority of the working population against Capitalism
and the bourgeois State.....this means to the extent that it succeeds in
gaining the consent of the broad peasant masses..." p. 443 ANTONIO
GRAMSCI Selections from Political Writings V.2

Hegemonic apparatus , Gramsci says schools are the key institution of
the hegemonic apparatus, but the term is also used to mean "private
initiatives and activities" and private associations such as trade
unions and political parties.

Gramsci attributes the development of the concept of hegemony to Lenin
and Benedetto Croce, the Italian liberal historian and philosopher.
Antonio Labriola, the father of Italian marxism also used the term
often.


INTELLECTUAL AND MORAL REFORM: Italian cultural revolution led by the
Modern Prince. a mass working class struggle to replace the existing
catholic mass culture and idealist philosophy of bourgeois liberal
intellectuals of early 20th century Italy with a modern, secular
socialist proletarian culture; i.e. to make Italy a culturally unified
nation for the first time.

Main aim of this reform is to replace the authoritarian feudal catholic
world-view of working masses with an egalitarian communist, that is,
proletarian world-view. Intellectual and moral reform, the struggle for
a new socialist way of living, thinking and feeling, new proletarian
philosphy, history, art, politics is "linked to a program of economic
reform"(p.133 SPN) in fact, economic reform is the concrete form in
which working classs cultural revolution first presents itself. Gramsci
insists that the workers must take control of the State and Production
before they can complete their cultural revolution. Intellectual
andMoral Reform is the struggle for workers cultural and political
hegemony over Italy. p.132-3 SPN

JACOBINISM: it has dual meaning for Gramsci: 1. revolutionary
nationalism. 2.Armed revolution, insurrection, a violent, radical break
with the old ruling class and their social order. the two historical
examples Gramsci refers to repeatedly in his Notes are the French and
Russian Revolutions. The revolutionary bourgeoisie in 18th century
France were Jacobins. they formed a revolutionary alliance with the
peasantry to overthrow the feudal order in France in 1789. Lenin and
Marx identified strongly with the radical, intransigent, "jacobin"
spirit of the french revolutionary bourgeoisie; their willingness to use
violence to overthrow the old ruling classes and totally uproot
feudalism.

Gramsci called Machiavelli a "precocious jacobin" because he sought thru
his writing of The Prince , to create a revolutionary-nationalist mass
movement in 16th century renaissance northern Italy based on the
peasantry and urban petty bourgeoisie. Gramsci believed Machiavelli's
political goal was to free all of Northern Italy from foreign occupation
and create a unified Italian State. Gramsci strenuously argued in his
notes on the Risorgimento ( Italy's 19th century national independence
movement) that a "Jacobin force", a revolutionary bourgeoisie and a
radical, intransigent spirit of jacobinism among the bourgeois
intellectuals was totally absent in Italy in the 16 to 19th cenuries and
prevented Italy from being united and becoming a modern capitalist
nation-state. Italy's continued backwardness in in the early 20th
century was due, according to Gramsci to the failure of italian
bourgeois intellectuals to build a revolutionary alliace with italian
workers and peasants during the Risorgimento. Only italian workers and
revolutionary intellectuals led by the italian communist party could
now(1930's Italy) be an effective jacobin force , or leadership, and
create a national-popular collectve will , a revolutionary movement in
Italy.


MODERN PRINCE : is the Italian Communist party, also title of a planned
essay containing Gramsci's political program, to be written in the form
of a dramatic myth using Machiavelli'sPrince as a literary model.
Description to be found in Prison Note titled Brief Notes on
Machiavelli"s politics .,p.125-33 SPN

Modern Prince to consist of three sections on 1) Jacobinism, 2)
formation of a National-Popular Collective Will and 3) Intellectual and
Moral reform ( ".... the religious question or world-view" p.132, SPN)

NATIONAL-POPULAR COLLECTIVE WILL : Gramsci's conception of a
revolutionary nationalist movement that would make socialist revolution
in Italy; to be led by the Modern Prince, the Italian Communist party, .
A class alliance of northern industrial workers , southern peasants and
democratic middle class intellectuals, the main insurrectionary force
being the southern peasantry. the creation by these social forces of a
revolutionary nationalist and socialist culture to culturally and
politically unify Italy thru cultural revolution or " Intellectual and
Moral Reform". p.130-1, SPN

PASSIVE REVOLUTION: "Revolution" that is really a reform from above by
an elite without mass participation aimed at avoiding radical social
change. Fascism, the Risorgimento, Italy's 19th century national
independence movement and "americanism and Fordism", i.e. the 30's New
Deal reforms of U.S. capitalism are examples of passive revolution
according to Gramsci. Passive Revolution is a counter-revolutionary,
restorationist historical movement aimed at avoiding or reversing
revolutionary change. Gramsci criticized Croce for writing histories of
Europe and Italy that defend passive revolution-restoration
ideologically, and attack Jacobin National- Popular movements like the
French and Russian revolutions.

Gramsci advances his theory of the Risorgimento and Fascism as passive
revolutions in an important series of prison notes on italian history.
One of his most damning criticisms of Croce, was that though a liberal
political opponent of Fascism, Croce as passive revolution's major
ideological proponent was, in effect, giving Fascism historical and
philosophical legitimacy and support. Gramsci called fascism false
national-popularism, and degenerated jacobinism as well as passive
revolution. This clearly shows that he saw italian fascism's demogogic
claims to be revolutionary as particularly dangerous to the Left and the
italian working class

=======
http://www.italnet.nd.edu/gramsci/igsn/index.html