От Архив Айзатулина
К All
Дата 07.06.2002 21:46:49
Рубрики Россия-СССР; История; Война и мир;

Выложен полный текст романа "Сигизмунд и волкодав"

В этом тексте в увлекательной форме военно-эротического романа в стихах изложены этнологические и биосферно-политические взгляды Тамерлана Афиятовича Айзатулина. В романе зашифрованы и некоторые биографические сведения об авторе.
Текст романа в виде файла Ворда и простом текстовом файле выложен на сайте:
http://aizatulin.narod.ru

Текст с иллюстрациями частями выкладывается Рустамом на сайте:
http://aiza.nm.ru

В научной форме его идеи опубликованы в книге "Теория России. Геоподоснова и моделирование". См. сайт:
http://aizatulin.chat.ru
От self
К Архив Айзатулина (07.06.2002 21:46:49)
Дата 12.06.2002 08:59:29

у кого можно получить иллюстрации?

и вообще, как связаться с айзатулинцами?
От Круг
К Архив Айзатулина (07.06.2002 21:46:49)
Дата 11.06.2002 19:17:15

И "Хованщина" подоспела, пока только в Большом

Т.А.Айзатулин очень большое значение в ближайшей русской истории придавал метафоре "Хованщина" - самосожжению вместе с врагами.
И в романе "Сигизмунд и Волкодав" - кульминация, когда бойцы организуют свой укрепленный пункт так, чтобы при его уничтожении он превратился в генератор диоксинов, облако которых накроет наступающего врага. (Об этой опасности он писал и в своих книгах и докладных записках.) Музыкальной иллюстрацией к этой сцене романа служит именно музыкальный фрагмент из "Хованщины". Символична, поэтому постановка за государственный счет в Большом театре единственной оперы "Хованщины", которая будет идти там весь июнь и далее. В Независимой газете опубликована статья о политическом аспекте постановке "Хованщины" именно сейчас.
http://www.ng.ru/printed/culture/2002-06-07/1_opera.html
Однако автор статьи не догадывается, что смысл ее гораздо страшнее. Хорошо, что статью сопровождает краткий текст Либретто. Участникам форума полезно его знать, чтобы читать Айзатулина.

Либретто
М.Мусоргский "Хованщина". Музыкальная драма в пяти действиях, шести картинах. Инструментовка Н.Римского-Корсакова.

Действие происходит в Москве и ее окрестностях в XVII веке.

Действие первое.

Москва. Красная площадь. Светает. Просыпаются стрельцы. Появляется боярин Шакловитый и заставляет подьячего написать анонимный донос Петру: начальник стрельцов князь Иван Хованский задумал посадить на престол сына и водворить на Руси старый порядок. Появляется князь Иван Хованский, потом выходит его сын Андрей, который преследует красивую девушку из Немецкой слободы, Эмму. Раскольница Марфа, которую Андрей когда-то соблазнил, а затем бросил, встает на защиту Эммы. В это время возвращается отец Андрея, которому тоже нравится Эмма. Они встречаются как соперники, и дело доходит до оружия. Ссору прекращает глава раскольников Досифей.

Действие второе.

Горница князя Голицына. Князь читает письмо, когда появляется Марфа, известная своими пророчествами. Она предсказывает князю скорую опалу. В доме Голицына собираются противники Петра. Беседа Голицына и Хованского - скрытых соперников, ненавидящих и боящихся друг друга, переходит в ссору, которую прекращает Досифей. Он призывает их смирить кичливую гордость, подумать о спасении Руси. Появляется Шакловитый и сообщает, что царь повелел произвести строжайшее расследование по делу Хованских, ибо он знает о заговоре.

Действие третье. Картина первая.

Перед домом Хованских. Марфа не может победить свою любовь к князю Андрею. Стрельцы и их жены с воплями приносят весть, что их дома жгут петровские всадники, семьи пускают по миру или предают мечу. Так обвинение против Хованского выливается в месть его помощникам - стрельцам. Стрельцы зовут Хованского, но их предводитель сам в растерянности, он не может им помочь.

Картина вторая.

Старый князь Хованский лежит на диване. Персидские танцовщицы развлекают вельможу, слуги подливают вино в его кубок. Приходит слуга князя Голицына и предупреждает его о грозящей ему смертельной опасности. Но Хованский ничего не боится в своем собственном доме. Он приказывает наказать посланца Голицына. Входит Шакловитый. Приносит приказ царевны Софьи явиться на тайный совет. Хованский торжественно облачается в парадные одежды, но наемник Шакловитого бросается на старика и закалывает его.

Действие четвертое.

Расправляется Петр и с другими заговорщиками: князя Голицына отправляют в ссылку. На Красной площади назначена казнь взбунтовавшихся против Петра стрельцов, к раскольническому скиту посланы солдаты. Марфа хочет спасти князя Андрея от гибели и увлекает его в скит. На Красной же площади стрельцам, уже приготовившимся к казни, зачитывают приказ о помиловании.

Действие пятое.

Ночь в лесу. Раскольники раскладывают огромный костер. В одиночестве скорбит Досифей: он сознает обреченность раскольников и свою ответственность за их судьбу. Исполненный мужественной решимости, он обращается к братии с призывом сгореть в огне во имя святой веры, но не сдаться.

Марфа и Андрей Хованский помирились. Она просит возлюбленного готовиться к смерти. Скит окружен, его не помилуют. Когда солдаты Петра выбегают на прогалину, где разложен костер, пламя уже высоко поднимается над землей. В огне умирает со своей паствой и Досифей.
От Круг
К Круг (11.06.2002 19:17:15)
Дата 21.06.2002 17:54:59

Еще о "Хованщине"

Литературная газета, № 24, 2002
http://www.lgz.ru/archives/html_arch/lg242002/Polosy/art9_1.htm

МОСКВА. БОЛЬШОЙ ТЕАТР. РАССВЕТ?..
Взгляд на премьеру “Хованщины” из Санкт-Петербурга

Когда приезжаешь в Москву после некоторого перерыва, город ошеломляет тебя нарядностью. Дома и домишки, прежде неказистые, нынче, отреставрированные (во всяком случае, с фасада) и вечером подсвеченные, выглядят респектабельными, а роскошные вывески банков и бутиков и вездесущая реклама призваны создать ощущение полнейшего благоденствия. Впечатления от премьеры продлевают это общее ощущение от пребывания в столице. “Какое роскошное представление!” – радуются “новые русские” и зарубежные туристы. Даже при Сталине, когда любимый им театр не знал ограничений, не было такого великолепия. Нет, это не аляповатые нагромождения форм и красок, на которые нынче натыкаешься повсюду. Окунев славится отменным вкусом, изысканностью в отборе используемого материала и цветовых соединений, взлетами архитектурной фантазии и любовной проработкой деталей. Его живописное решение “Хованщины” (кажется, что оно определяет постановочную концепцию в целом) действительно красиво. Пожалуй, чересчур красиво.

Вот вступление, знаменитая симфоническая картина “Рассвет на Москве-реке”. Она у Мусоргского сугубо “натуральная” (кричит петух, играют зорю, звонят колокола) и одновременно аллегорическая: дивная русская мелодия, звучащая поначалу робко, неуклонно и мощно захватывает весь оркестр, словно бы пламенея в лучах слепящего светила. То символически выраженная вера в будущее процветание Руси, редкостный, уникальный пример, когда катарсис дан не в конце драмы, а в самом начале. И хоть далее развертываются события безрадостные, страшные, в нашем восприятии все же не гаснет свет надежды. В Большом сквозь прозрачный занавес, изукрашенный мерцающими золотистыми гирляндами, пробивается чудная панорама Москвы с крышами и куполами, потом извилистое русло Москвы-реки сменяется водной гладью, в которой отражаются церковные луковки и колокольни. Музыка (выбрана редакция Римского-Корсакова, которая благозвучнее, мягче другой распространенной оркестровой версии Шостаковича, – сам же автор инструментовал лишь два номера) интонирована деликатно, слаженно и едва достигает порога громкого звучания. Это просто живописное начало дня, не предвещающее мятежных событий. Аллегория (намеренно?) снята.

Мятежные события, конечно же, происходят на сцене. Но напряжение их ослаблено неуклонной заботой создателей спектакля о том, “чтобы было красиво”. К примеру, после отлично поставленного и с редкостной естественностью разыгранного эпизода пьяной драки стрельцов эффектная концертно-фронтальная мизансцена трагедийного хора “Батя, батя, выйди к нам” выглядит чрезмерно условной, надуманной. Стилевые несовпадения встречаются еще. Одна из самых драматических сцен, ссылка Голицына, где скорбно-певучая тема “Гадания Марфы” в мощном оркестровом tutti звучит как заупокойная старой Руси, представлена по-бытовому приземленно: в небольшой повозке проезжает боярин вместе с любовницами. Вместо того чтобы испытывать ужас по поводу жестокого низложения влиятельнейшего вельможи и военачальника, думаешь: “А власть-то гуманна: отправляют с князем дамочек, чтобы не скучал”. Эпизод готовящейся стрелецкой казни решен психологически и пластически достоверно, а вот стенания стрелецких жен зачем-то сопровождаются хореографическими телодвижениями.

В большинстве работ Александрова бурное режиссерское воображение не избегает возможности озорной выходкой подразнить пуристов. Здесь задиристых моментов немного. Ну есть процессия молодых людей, которые попеременно оголяются – мужчины по пояс, женщины совсем: то якобы обряд крещения (автором не предусмотренный). Смысл другой “дразнилки” проблематичнее. Мусоргский, запечатлев междуусобные распри безразличных к народным судьбам правителей допетровской Руси и их неизбежную гибель с воцарением монарха-реформатора, не стал, однако, изображать Петра и его владычество как выход из кризиса. Он ограничился лишь эпизодической, разбитной-маршевой характеристикой “потешных”. Режиссер услышал тут издевку и показал петровцев шаржированно, сам же молодой царь, странным манером прошагав по сцене, застывает с выражением дебила. Одно дело, однако, – отказаться от демонстрации царя, другое – изобразить его карикатурно. Сама природа театра клонит к обобщению. Легкомысленно-нигилистическая трактовка Петра мало согласуется со стремлением Мусоргского представить исторических персонажей во всей глубине их противоречивых характеров и деяний.

Усилия режиссера и дирижера наиболее благоприятно сказались в работе с актерами. Когда появляется на сцене глава раскольников Досифей, он завладевает зрительским вниманием неотразимо, ибо выступающий в этой роли Владимир Маторин не просто мастер вокала, а крупная, единственная в своем роде личность. Начальник стрельцов Хованский у Валерия Гильманова не только, как принято его показывать, груб и чванлив – он еще и сладострастный, лукавый, двуличный. Хорош, но лишь вокально Михаил Губский – Голицын. Марфу поет начинавшая свой творческий путь в Питере Нина Терентьева, обладательница большого голоса с красивыми, глубокими нижними нотами, но резковатыми верхними. Есть в ее героине присущая раскольнице и любящей женщине одержимость, но одновременно и ненужная суетность. Вообще, едва ли не все исполнители казались (возможно, из-за естественного для премьеры волнения) какими-то взвинченными, и если в дальнейшем надсадный пафос уйдет, будет хорошо.

Оркестр и хор, руководимый Станиславом Лыковым, на значительной художественной высоте. Ведерников ведет спектакль ровно, и особенно проникновенны лирические сцены. Танец персидок с забавным включением в него по приказу Хованского русских сенных девушек нетрафаретно поставлен известным московским (в прошлом ленинградским) хореографом Леонидом Лебедевым. Труппа Большого продемонстрировала свои воистину огромные и реализующиеся творческие возможности. Будь на таком же уровне поставлена любая другая опера, я с радостью констатировал бы эволюцию выдающегося коллектива. С “Хованщиной” же…

Дело в том, что сравнительно недавно, в 1995-м, постановка этой народной музыкальной драмы Мусоргского была осуществлена в Большом двумя великими его деятелями – режиссером Борисом Покровским и дирижером Мстиславом Ростроповичем. И они привлекли к сотрудничеству петербуржцев, замечательного сценографа Теймураза Мурванидзе и выдающихся певцов Ларису Дядькову и Владимира Огновенко. Их сценическое создание в варианте Шостаковича, тоже красивое, но иной, суровой, красотой, было, по моему убеждению, наиболее глубоким и совершенным театральным прочтением “Хованщины” за всю ее историю. Нынешний спектакль может больше или меньше нравиться, прежний – потрясал. Будь он нынче возрожден, оказался бы очень современным. Решаясь на новую интерпретацию гениальной оперы, руководство театра, наверное, рассчитывало, что от того знаменательного рубежа будет сделан шаг вперед. Но великих – оттого они и великие, – да еще находящихся на вершине мудрости обойти трудно. Получился, мягко говоря, шаг в сторону.

Михаил БЯЛИК


© "Литературная газета", 2002