Георгий сообщил в новостях следующее:53418@kmf...
> А по теме - это же сколько блядства (словесного) в социологии
развелось! И за это еще деньги получают...
про активную рекламу там есть интересно, в статье Юрчака(у меня есть
примеры таких
плакатов - как раз времен ВВ2, класс)
а прочее, идеологию насаждения среди русских женщин самого натурального
блядства, разобрано в рецензии из свежего? "Октяря"(там в зипе есть).
это надо знать, потому что
это агрессивная. мощная. повседнево прониающая и развращающая русских
людей составляющая "фавелизации"общества. Об этом говорится прямо и
яростно. и Пусть екает внутренний нерв когда с ТВ тебя не только Познер
обрабатвыает. но и реклама и фильмец. . Пусть верные слова, хоть
грубые, это дело сопровождают. Неуютно - шщипи. но не глотай
****************************************
...так как я о думал что это у вас благоприобретенное, такскать, подарок
перестройки. После нее у многих башню срывало. А ЭТО у вас значит
идейное...
Понятно...
И телик не при чем совсем, и газетки тоже. Все САМИ додумались, да? Ну
это понятно... Так все говорят... "прозревшие" в смысле))))
У меня тёща прямо стелет по кисилевски-черкизовски. А спросишь: как
дошли то до этого, МАМА? А она говорит САМА додумалась! Умная такая.
Тёщи - они все умные...
Её выдают только знакомые обороты, которые я слышал ДО неё сто раз уже
по радио и ТВ))))......
А ведь искренне человек верит в своё "свободолюбие"! Это как баба одна:
спрашивает у психолога как мол трактовать ее интерес повышенный к
мужикам, он ей втусовывает что мол это либидо бушует и всё такое...
Долго объяснял так. А баба говорит - надо мол запомнить это всё и
соседкам подробно рассказать, а то они всё кричат: Блядство-блядство!
Так вот Валди, блядство это. Не свобода никакая.
**********************
(цит)
нам нужна теория "взгляда", которая описывала бы властные отношения в
визуальном поле в более детальной форме.
Примером такой теории может служить психоаналитическая теория
"взгляда" у Лакана. Лакан различает понятия "смотрения" (look) и
"взгляда" (gaze) 9. Смотрение
пассивно с точки зрения того, на кого оно направлено. Взгляд активен. Мы
его ощущаем на себе, он внедряется в наше существо, посредством него
проецируется внешняя сила10. Поэтому тот,
на кого направлен взгляд, реальный или воображаемый, входит с ним в
особые отношения, становясь в некоторой степени его "отпечатком", или
"следом" (stain). Взгляд и его след пребывают в обоюдной
зависимости. Играть роль следа значит быть больше чем пассивным объектом
наблюдения. Это значит выполнять две роли одновременно - актера
(играющего "на взгляд", на публику) и режиссера (управляющего "взглядом"
публики).
Хотя в активной рекламе мы имеем дело не с реальным человеком, а с
персонажем, являющимся частью рекламного образа, этот персонаж, входя с
нами в активный диалог (смотря нам прямо в глаза или обращаясь к нам на
"ты"), функционирует как след нашего взгляда. Именно через этот
персонаж-след производители активной рекламы пытаются управлять тем, как мы смотрим, а следовательно, и тем, что мы желаем (т. е. как, через какие товары организовано наше желание). В процессе
конструирования этого персонажа-следа производители рекламы используют
целый набор различных семиотических, лингвистических, визуальных и
идеологических технологий. Перед тем как перейти к анализу этих
технологий на конкретных примерах, необходимо понять, как они работают в
принципе.
В случае Соединенных Штатов активные женские образы, прямо и уверенно
смотрящие в объектив, были преобладающими во время Второй мировой войны
на плакатах, пропагандирующих активное участие женщин в промышленности.
После войны, однако, когда вернулась реклама бытовых товаров и услуг,
образ женщины вновь приобрел традиционный характер объекта созерцания и
перестал уверенно смотреть на зрителя.
========
Октябрь, 2002 N1 | Лариса БЕРЕЗОВЧУК - У феминизма не женское лицо.
Публикация книги "Женщина и визуальные знаки" (М., "Идея-Пресс", 2000).
Она была выпущена при поддержке Института "Открытое общество. Фонд
Содействия" и в рамках его Женской Сетевой Программы (правописание
соответствует оригиналу). Редактором этого сборника стала Анна Альчук -
московская поэтесса, художница и эссеистка. По замыслу книги в центре
внимания должен был оказаться "образ женщины, внедряемый в массовое
сознание посредством рекламы, кино, фотографии, масс-медиа,
периодической печати и т. п." (из аннотации). Для осмысления
интеллектуал(к)ами женских образов привлекаются феминистски
ориентированные философы, социологи, филологи, искусствоведы и
общественные деятел(и)ьницы, живущие и работающие как в России, так и за
рубежом
отношение радикального феминизма к подлинному - и нелегкому - положению
женщин в нашей стране - нескрываемо циничное и попирающее те самые права
человека, о которых так громко и напористо твердят представител(и)ьницы
феминистской мысли.
в нашей стране благодаря протекции различных фондов и "подруг" с Запада
уже сформировался элитный отряд радикального феминизма. Его
представител(и)ьницы, с презрением ставя "на вид" российским женщинам их
плачевное материальное состояние, не позволяющее оплачивать
имиджмейкеров, стилистов и визажистов, их социальное бесправие и -
главное - то, что они заняты реальной защитой основного права всех
людей - права на жизнь.
Недавнее советское прошлое авторы сборника стремятся привести к
знаменателю тоталитарной власти
Козлова приходит к выводу, парадоксальному с точки зрения логики и
невероятному с точки зрения нравственности: потребность во что бы то ни
стало сохранять жизнь, укорененная в глубинах именно женского
бессознательного, означала на самом деле пособничество тоталитарному
режиму, потому что власть использовала цивилизирующий потенциал женских
типов деятельности
Феминистский вариант "открытого общества" категорически не совпадает с
именно женской социально-психологической установкой на сохранение жизни
с органичными ей состраданием, милосердием, заботой о слабых и
беспомощных.
описание О. Вайнштейн моды последних десятилетий советского периода. ...
Вайнштейн возмущена тем, что в телесном облике советской женщины акцент
ставился на "голове и ногах", а остальное - для женщины самое главное -
исчезало из поля зрения. Не случайно ухоженная прическа, стремление
советских женщин во что бы то ни стало приобрести красивую обувь при
нейтральности, незаметности для взгляда "середины", где и расположены
вожделенные для феминизма признаки сути "женского", трактуются как
признаки угнетенного женского гендера, его "неправильного"
функционирования в советскую эпоху
Особенный сарказм вызывает известное пристрастие российских женщин к
показной роскоши нарядов, которое сохранилось и сегодня - по мнению
автора статьи - как атавизм советских времен. Но негодование вызывает не
столько безвкусие этого стиля, сколько то, что посредством одежды
"низшие классы стремятся присвоить статусную символику высших.
<...> Во все времена неизменным оставалось стремление
малообеспеченных людей выразить через одежду свои социальные ожидания"
(Вайнштейн О. Улыбка чеширского кота: взгляд на российскую модницу).
Потребность в "роскошной" одежде у россиянок была стихийной, шла
"снизу" - из бессознательного советских женщин, всей своей душой
стремившихся из бедности к "лучшей" - более сытной и обустроенной -
комфортной жизни.
И когда автор возмущается побуждением россиянок "богато нарядиться",
при этом понимая его социально-психологические причины, то очевидными
становятся и представления самой Вайнштейн о "правильном" общественном
устройстве, и антироссийский пафос радикального феминизма в целом:
непозволительно нашим соотечественницам не только хорошо жить, но даже
хотеть этого!
Статьи Н. Козловой и О. Вайнштейн невольно наводят на мысль о том, что
мировоззренческие основания "нового" феминизма в своем существе
ориентированы политически, а не научно. Это - нестрого формулируемая
социально-политическая доктрина, указывающая сотням миллионов рядовых
женщин во всем мире их "настоящее" место в обществе, стремящаяся
навязать им функционирование исключительно на уровне пола. При этом
теоретическая рефлексия радикального феминизма девальвирует такие
фундаментальные проявления женщины, как ее репродуктивные,
цивилизационные, охранительные, эстетизирующие, воспитательные функции в
обществе, трактуя их как "отрицательные", а потому - незначимые.
Очевидно, что лишенные всех этих свойств, не говоря уже о разуме,
творческих способностях и нравственности, женщины неизбежно должны
превратиться в какое-то жалкое подобие вида Homo Sapiens. Но, более
того, им отказывают в праве быть самими собой, носительницами своего
пола, от которого остается только способность к спариванию.
Так становится очевидной антиженская направленность радикального
феминизма. Он представительствует не от мирового сообщества женщин ради
их же блага, как это было заложено в программе развития феминизма
социал-демократического, а от структур нового "орднунга", пока
безымянных для общественного сознания. Это неолиберально ориентированные
политические, экономические и медиократические структуры власти, и они
работают на утверждение в мире стратегии глобализма
Почти наглядно служение политическим целям радикального феминизма
проявляется в публикации А. Левинсона - апологета нового социального
расклада.
Появившаяся тогда реклама выступила как один из главных символов нового
порядка вещей (здесь и далее в цитате курсив мой.- Л. Б.). <...>
Это была не просто реакция на новшество из заграницы, но реакция
"советских людей" на символ "чуждого образа жизни", водворяющегося в их
доме. Это была не просто реакция бедных на показ жизни богатых, женщин
на демонстрацию иной концепции женщины, но это стало кризисом
автоконцепции, вызовом их нормативным представлениям о женской судьбе, о
той самой "доле", в условиях, когда менять ее они уже (еще) не могли". А
уже на третьей стадии знакомства - в течение постперестроечных 90-х
годов - человеку, интеллектуально оснащенному и при этом практичному, с
завидной адаптивностью, каковым, без сомнения, является А. Левинсон,
просто не оставалось ничего иного, как "воздать должное" целям,
преследуемым теорией радикального феминизма, агрессивно внедряющегося и
в гуманитарное знание, и в коммуникативное пространство России.
Отцы и...
По логике здравого смысла в исследовании, посвященном женщинам, хотелось
бы прочитать об их несомненных достоинствах, коварно замалчиваемых
фаллократической мужской культурой,- о талантах в сфере художеств, о
взлетах интеллекта, о значимости женских ролей в обществе и их
разнообразии, без которых ему - ну никак, что в прошлом, что в
постперестроечном настоящем. Именно подобные вещи, казалось бы, должны
стать глобальным предметом феминистской науки. Ничего подобного! Ни
редактор, ни подавляющее большинство авторов отнюдь не озабочены
открытием в женщине всего того, что и делает биологическое существо -
безразлично, мужского ли, женского ли пола - человеком
...
Из этого тезиса следует, что "естественных" мужского и женского
гендеров, в отличие от пола, в природе нет - гендеры должны кем-то
"формироваться и нормализоваться". В таком случае не выступает ли
радикальный феминизм в качестве своего рода "гендермейкера",
насильственно навязывая - что женщинам, что мужчинам - их роли в
обществе?
Вычленить в текстах радикального феминизма то, что порождает в конечном
итоге представления о женском гендере, достаточно сложно. Причиной
тому - причудливо эклектичный язык, который делает их едва ли не
герметичными. В своей основе этот язык порожден синтезом понятийных
аппаратов и принципов интерпретации половой жизни человека,
разработанных Фрейдом, Юнгом и Лаканом. Обычно эта сторона публикаций
тематически связана с фактором бессознательного, которое, с точки зрения
и мэтров-основоположников учения о нем, и их современных последователей,
обусловливает в конечном итоге "духовную" сторону пола - его сущность.
При этом в зависимости от предмета феминистского исследования может
также привлекаться социологическая или экономическая терминология, не
говоря уже о лексико-фразеологических заимствованиях из трудов
философов-экзистенциалистов или феноменологов.
В сборнике "Женщина и визуальные знаки" существо женского гендера авторы
связывают с традиционной для психологии проблематикой визуального
восприятия и принципов порождения визуальных образов. Но она развернута
в сторону зависимости всей визуальной сферы от гендерных различий между
полами. Так в эпицентре внимания оказывается женщина, на которую смотрят
другие, которая глядит сама и которая пытается осмыслить специфику
собственного видения мира. Недоумение, возникающее от того, что
познавательный "окуляр" гендера почему-то направлен исключительно на
гениталии обоих полов, побудило разобраться в смысловой "генеалогии"
сленга, которым изъясняется радикальный феминизм
...
чудовищное унижение женщин порнографией - ничто в сравнении с ее
"освободительной" ролью. Гощило вполне осознает наличие коммуникативной
практики по превращению личности и ее разума в придаток к гениталиям и
того, как действуют ее механизмы: "Все средства массовой информации,
независимо от уровня их изощренности и утонченности, внушают аудитории
мысль, что сексуальные аппетиты и сексуальная привлекательность
необходимы, чтобы жить полной жизнью, достичь счастья и славы. Хитроумно
составленные, воздействующие на воображение рекламные объявления,
обыгрывающие жажду исполнения "беззаконных" фантазий и желаний,
навязывают потребителю, по сути дела, псевдонормативную сексуальность,
якобы присущую тем, кому жизнь сулит успех. Другими словами, подобная
псевдосексуальность получила право на существование посредством
психологического внушения".
Получается, что порноиндустрия лишь во вторую очередь значима как
доходная статья экономики, ибо публикации сборника "Женщина и визуальные
знаки" приоткрыла для общественности сугубо идеологические функции
порнографии в современном постиндустриальном обществе. Стихия
раскрепощенного полового инстинкта, практически взорвавшего саму
концепцию человека как существа, духовную суть которого стремятся свести
к хтоническому зову "плоти без границ", становится важнейшим
инструментом ценностно-смысловой "перестройки" в западной цивилизации.
Кроме того, архаические импульсы, активизируемые посредством
порнографии, ослабляют столь значимый для Запада приоритет
рациональности. Поэтому проблема "прав человека" и "свободы" в контексте
радикального феминизма должна пониматься как "право" на "свободу"
регресса, поддерживаемого авторитетом в современной культуре всей
постмодернистской мысли. Следовательно, не случайно отечественные
представител(и)ьницы феминистской мысли, лоббирующие идеологию регресса
на постсоветских пространствах, запрету порнографии сопротивляются.
...
финальный "дуэт согласия" супругов А. Альчук и М. Рыклина, которые, как
два нежно воркующих голубка, сходятся в унисоне, завершающем сборник
"Женщина и визуальные знаки". Но их разговор ничем не напоминает удалую
"песнь свободы", громко звучавшую в большинстве материалов книги. Скорее
наоборот, беседа философа с редактором ведется на интонациях оправдания
перед незримым международным "начальством": дискурсы, пришедшие с
Запада, конечно же, чудо как хороши. Да такая вот незадача вышла: у нас
возникли проблемы с их использованием в махрово косной России. Увы, не
срабатывают дискурсы - особая почва с ее этикой, религией, логикой, не
говоря уже об экономике