Истинный патриот Югославии уверен в торжестве справедливости
Выступление Слободана Милошевича в Гааге (февраль 2002 года)
В ОТНОШЕНИИ всего, о чем я говорю, существуют огромные историографические материалы, а то, что вы утверждаете в этом злополучном обвинении, собрано из самых обычных газетных памфлетов, которые ничтожны, которые ветер унесет. Они написаны на потребу пропаганды и на потребу преступления против сербского народа. С другой стороны, термин “Великая Сербия” у сербов никогда не появлялся в качестве ответственной программы правительства или какой-либо подобной политической силы. А я уже однажды и здесь сказал, опровергая этот тезис о “Великой Сербии” фактами о самых новых событиях последнего десятилетия ХХ века, что в день образования Союзной Республики Югославии 28 апреля 1992 г. на том же самом заседании, на котором принята Конституция Югославии, было заявлено, что Союзная Республика Югославия, Сербия и Черногория не имеют территориальных претензий ни к одной из бывших югославских республик.
А что касается Косово, парадоксальность всей ситуации заключается в том, что албанцы Косово и Метохии, которые утверждают, что веками систематически угнетаются и преследуются, как раз именно в Сербии достигли такой степени развития, что сейчас Приштина вместо Тираны желает играть роль главного творца “Великой Албании”. А мне Кристофер Хилл, который был главой американской миссии в Албании, говорил, что, когда мы переезжаем машиной из Албании на югославскую территорию, в Косово, нам кажется, что мы попали в Диснейленд. Они имели свое государство, самостоятельное. Видите, на что оно похоже. Их привлекло богатство в Косово и Метохии и большое развитие, до которого они дожили.
Поэтому вот этот великодержавный проект “Великой Албании” представляет собой огромную опасность и ставит под вопрос стабильность всей Юго-Восточной Европы. А еще больший анахронизм представляет стремление любой ценой создать этнически чистую “Великую Албанию”. Речь идет не только о большом дефиците европейской логики у албанской политической интеллектуальной элиты, но, очевидно, и об отказе или недооценке этой европейской логики со стороны европейских политиков, которые попали в водоворот нового колониализма, “нового мирового порядка”, ставящего сегодня на службу своим целям не только программы бывших колониальных сил, но и террористов, и даже самых обычных уголовников.
Прежде чем продолжить, хочу сообщить вам, что позавчера, 16 февраля, в Косовской Митровице был подожжен храм Святого Саввы. Огонь был погашен только к утру. Албанские террористы серьезно конкурируют с обвинителем в антисербской истерии. А в Призрене председатель организации так называемых ветеранов- террористов Зафир Бериша заявляет в выступлении: “Мы обеспечим Косово только для албанцев и ни для кого больше”. Все происходит в соответствии с цитированным мною совместным заявлением мадам Олбрайт и прокурора: “Мы делаем одно дело”. А сейчас я продолжу с того места, на котором остановился.
Одним из стратегических замыслов в деле установления глобального контроля и порабощения государств по всему миру является разжигание столкновений между славянскими и мусульманскими народами в надежде на то, что они поубивают друг друга или до такой степени ослабят, чтобы над ними был установлен контроль. Косово и Чечня, несомненно, являются в этом отношении звеньями одной цепи. Да и у славянских и мусульманских народов есть тенденция к ослаблению друг друга во взаимных войнах или во взаимных конфликтах. Югославские народы с начала последнего десятилетия ХХ века, к сожалению, были полигоном и жертвами этой стратегии. В процессе достижения господства — экономического, социального, политического, культурного, психологического — на пространстве Восточной Европы западные правительства, стремящиеся к господству, избрали метод национальных конфликтов, чтобы разрушить прежнюю Югославию.
Этот метод применен и в отношении Советского Союза и Чехословакии. Он оказался быстрым и успешным. Таким образом, все прежние социалистические страны многонационального состава должны были быть разрушены провоцированием межнациональной напряженности. Это было способом сведения счетов с существовавшей в этих странах системой.
Если говорить о Югославии, то этот метод не проявил себя как быстрый и эффективный, как в Советском Союзе и Чехословакии. Тут национальная напряженность была недостаточна для распада страны. Она должна была перерасти в национальную войну, чтобы страна распалась. В рамках прежней Югославии национализм, затем межнациональная ненависть и межнациональные столкновения стимулировались до такой степени, что они перерастали в войну. Гражданская война в Хорватии между сербами и хорватами, а также война в Боснии и Герцеговине между сербами, хорватами и мусульманами являются следствием разжигания межнациональной ненависти, осуществлявшегося из-за пределов Югославии.
В эту межнациональную ненависть делались материальные, финансовые, информационные, персональные, психологические инвестиции. Югославские граждане участвовали в войне, вызванной из-за пределов их страны, но они не сознавали этого. А когда это в основном произошло, война уже вовсю бушевала в Хорватии и Боснии и Герцеговине. А некоторые осознали этот факт лишь тогда, когда война закончилась. Разумеется, есть и такие, кто и сегодня не сознает, что война на пространстве прежней Югославии является результатом воли и интересов других, западных держав. Правда, эти правительства направляли своих эмиссаров на переговоры в республики прежней Югославии до того, как окончательно разрушили страну. Во время войны они направляли их к правительствам государств, образованных из республик прежней Югославии, а особенно в новообразованную Югославию, составленную из Сербии и Черногории. Большинство этих эмиссаров не имело целью прекращение столкновений и установление мира между поссорившимися народами. Практически они поддерживали ту политику и проводников той политики, которая отвечала их интересам, была направлена на раскол страны, раздел, сепаратизм, насилие, ее порабощение, новый колониализм. Разумеется, среди этих эмиссаров были добронамеренные и честные люди, но они были в меньшинстве.
Прежняя Югославия возникла, как было записано и в ее Конституции, согласно свободному волеизъявлению югославских народов: сербов, хорватов, словенцев, македонцев и черногорцев — и их праву на самоопределение, несомненно, содержащему в себе и право на отделение. Позднее и мусульмане были определены как особый народ. На югославском гербе был добавлен шестой факел. Социалистическая Республика Хорватия того времени по своей собственной Конституции была определена как государство хорватского народа, государство сербского народа и других проживающих в ней народов. Следовательно, и внутри самой Хорватии сербы имели статус народа, что подразумевает право на самоопределение. А Босния и Герцеговина была Югославией в миниатюре, в которой жили три народа. Все должности в Боснии и Герцеговине — и в парламенте, и в правительстве, и в партии — были распределены таким образом, чтобы их занимали представители всех трех народов. Босния и Герцеговина, Югославия в миниатюре, функционировала согласно принципу равноправия народов. Границы между югославскими республиками были административными, а не границами народов и не государственными границами. И никакое изменение их статуса, которое могло бы нанести ущерб какому-либо из югославских народов, в соответствии с югославской Конституцией, не могло быть осуществлено без согласия этих народов.
Однако с приходом к власти в Хорватии националистов в один прекрасный день принята новая Конституция, вопреки воле равноправного сербского народа, и сербы моментально стали гражданами второго сорта. Отделение Хорватии стало открытой целью. Сразу же, впервые после второй мировой войны, началось насилие над сербами, которые именно в Хорватии во время войны были жертвами геноцида со стороны марионеточного национали-стического “Независимого Государства Хорватии”. А территории, на которых они жили, были их родными местами на протяжении веков, гораздо раньше, чем была заселена Америка.
Первые со времен Гитлера вооруженные партийные формирования возникли тогда в Хорватии. Сербы взбунтовались, требовали остаться в Югославии и запретили доступ на свою территорию. Эти события известны под названием “революция бревен”, поскольку бревна использовались на лесных дорогах, чтобы помешать доступу на свою территорию. И, как любой может понять, бревно не может быть орудием агрессии против кого бы то ни было, бревно может быть только помехой. Напряженность нарастала, но одновременно начались и поиски политического решения, чтобы предотвратить конфликт.
Тогда Европейское сообщество, а позднее Европейский союз, послало на помощь Каррингтона. Думаю, что он хотел помочь политическому решению и предотвращению конфликта. Эти усилия наверняка привели бы к успеху, если бы Германия не сделала радикальный шаг, не признала раньше времени Хорватию в ее административных границах и не сорвала усилия по поиску политического решения. Хорватия осуществила насильственное отделение, столкновения разгорелись.
А в Боснии, в которой росла напряженность, было найдено политическое решение. Был принят план, разработанный представителем Каррингтона, португальским дипломатом Куртилеро, который подписали все три стороны. Это было Лиссабонское соглашение. К сожалению, внезапно по рекомендации американского посла Уоррена Циммермана Алия Изетбегович отозвал свою подпись. Решение об отделении Боснии было принято без участия и при несогласии сербов, т.е. одного из трех народов, следовательно, также неконституционным и насильственным путем.
А Европейское сообщество, также раньше времени, сразу же признало независимость Боснии и Герцеговины, игнорируя волю сербского народа. Это признание было сделано 6 апреля. Это тем больший цинизм, что это дата нападения Гитлера на Югославию во второй мировой войне.
Но и тогда сербы не начали насилия. Велись поиски мирного пути решения. К сожалению, другая сторона не воздержалась от насилия. А чтобы показать, что это были не просто события, я напомню вам (предполагаю, что вы это хорошо знаете, если старательно выполняете свою работу), что в “Исламской декларации”, автором которой является Алия Изетбегович, написано, я цитирую: “Нет мира и сосуществования между исламской религией и неисламскими институциями”.
Сказанное о роли американского представителя подтвердила позднее, через пару лет, газета “Нью-Йорк таймс”, которая 29 августа 1993 г. написала: “Циммерман склонил Изетбеговича нарушить Лиссабонское соглашение”. Началась гражданская война между мусульманами и сербами, а затем между мусульманами при поддержке хорватов и сербами, а позднее началась и гражданская война между мусульманами и хорватами. Сербия выступала за политическое решение конфликтов и в Хорватии, и в Боснии. В Хорватии — между руководством Республики Сербской и Краины и правительством в Загребе, а в Боснии — между тремя народами Боснии и Герцеговины и их представителями.
И все это время Сербия беспрерывно содействовала мирному процессу. Мы выступали за то, чтобы незамедлительно был восстановлен мир. В начале конфликта, когда мусульмане начали убивать сербов в центре Сараево, когда росла напряженность, а в это время в Стамбуле проходила Исламская конференция, я направил туда письмо, в котором, в частности, написал, что столкновения должны быть немедленно прекращены, что сербы и мусульмане являются братьями, что их столкновения отвечают интересам только врагов и сербов, и мусульман.
Мусульмане горько и с сожалением говорили между собой, что они проиграют больше всего, так как огромное число мусульман живет в Сербии и Черногории, в Македонии, что их не устраивает отделение от Югославии, но они ничего не могут сделать, ибо такова политика великих держав.
С другой стороны, мы выступали за поиски политического решения между сербским руководством Краины и Хорватией. Сайрус Вэнс как представитель международного сообщества оказал большую помощь и в конечном счете предложил генеральному секретарю ООН направление сил Объединенных Наций. Тогда и были образованы зоны под защитой ООН на всех территориях в Хорватии с преобладанием сербского населения. Я поддержал этот план, но и тогда был подвергнут критике. Это есть в газетах за те годы, это легко можно было бы найти. Тогдашний министр иностранных дел Республики Сербской и Краины написал, что Сайрус Вэнс подкупил меня за 120 миллионов долларов, которые я получил на Кипре, чтобы Сербия согласилась на ввод войск ООН на эти территории. А было логично, что Вэнс не хотел предлагать ООН ввод ее войск до получения согласия руководства Хорватии, руководства Республики Сербской и Краины и руководства Сербии, чтобы пребывание и миссия этих войск имели общую поддержку и были успешными. Тогда наступило успокоение, больше не было крупных столкновений. Контактная группа, которая была создана, работала над политическим решением.
Однако хорватская армия, несмотря на присутствие ООН, совершила нападение на Медачки Джеп и ряд других преступлений, а также на Западную Славонию, убила много людей, и никто за это не нес ответственности. После этого ситуация снова успокаивалась, договорились даже об открытии автомобильных дорог. Были и другие планы. Контактная группа работала. Ни Югославия, ни Сербия не играли в этом особой роли, так как считали, что это предмет переговоров правительства в Загребе и Республики Сербской и Краины.
А затем Хорватия при благосклонной позиции Запада и стимулировании Америки, как об этом неосторожно написал даже Холбрук, начала наступление на Республику Сербскую и Краину, осуществила резню населения на глазах сил ООН. Никто не реагировал. Сотни тысяч сербов были изгнаны с территорий, на которых они жили сотни лет. Перед этой последней войной сербов в Хорватии было свыше 600 тысяч человек. Администрация Клинтона, конечно, не только одобрила “Бурю”, как называлось это вторжение, но и была непосредственно замешана. Ни для кого не было секретом, что администрация Клинтона не только была прямо замешана, но и совершила это преступление.
Я упоминал, что видел в “Вашингтон таймс” заявление президента Американского союза консерваторов Д. Кина о том, что США замешаны в “Буре”. Но когда вы здесь обвиняете сербов в Краине, вы не говорите о том, что за все время после прибытия сил ООН “краишники” не нападали на Хорватию. С тех пор, как конфликт был остановлен и начались поиски политического решения, а это было в самом начале, никаких нападений сил Краины не было. Была только оборона от нападений на их дома, на их села, в которых они веками жили.
Сторона, находящаяся напротив нас, говорит, что пригласит свидетеля, который подтвердит, что я не хотел отдать приказ об отходе ЮНА до ввода сил ООН. Ну и что? Хотя это тоже неправда, поскольку я не мог приказывать армии, я, конечно, не отпираюсь от того, что выступал за то, чтобы ЮНА отошла лишь тогда, когда прибудут войска ООН, так как в противном случае произошла бы резня сербов, как это было в Хорватии во время второй мировой войны. Если я виновен в том, что помешал тому, чтобы еще сотни тысяч сербов были вырезаны в Боснии и Хорватии, то такую вину я могу с самой большой гордостью принять на себя: я помешал такой резне. Это также исторические факты, и думаю, что такая моя позиция была и логичной, и справедливой, и, безусловно, не в ущерб другой стороне.
А вся та вымышленная совокупная ответственность, которая не только бессмысленна, ибо не существует ни в одном праве, но и является большой ложью. Ведь я вообще-то ни де-юре, ни де-факто, ни в каком плане не обладал командными полномочиями в отношении Югославской народной армии и уж тем более через тот ущербный президиум, который здесь упоминался. Ведь и этот президиум не имел никаких командных полномочий. И генерал Кадиевич сам заявил, что не согласится ни с какими решениями ущербного президиума, если в их пользу не будет обеспечен и 5-й голос из восьми, что, как он говорил, является единственно соответствующим Конституции. Только, похоже, не по Конституции надо было защищать Югославию. Итак, и этот ущербный президиум не мог отдавать армии приказы. Правда в действительности состоит в том, что никто Югославию не защищал, и это также служит доказательством того, что я не командовал.
Если бы я командовал армией, Югославия была бы сохранена. Армия Союзной Республики Югославии, которой удалось защититься от НАТО, была несравнимо меньшей и несравнимо более слабой. Но ее сила была несопоставимо большей. Ею я командовал. Мы защитились.
Когда была образована СРЮ, Союзная Республика Югославия, то есть 28 апреля 1992 г., все военнослужащие, которые были гражданами Союзной Республики Югославии, то есть Сербии и Черногории, были выведены в Союзную Республику Югославию. Те, кто был гражданином другой республики, остались в своих республиках, что нормально и логично. Конечно, были исключения на базе личного выбора и добровольности, но они были очень немногочисленными. Естественно, имелись и исключения на базе родственных связей, что также было логичным явлением, учитывая, что, можно сказать, до вчерашнего дня мы были одним государством.
А после армией командовал президент СРЮ, им был тогда Добрица Чосич, а премьером — ваш Милан Панич. Они держали армию в своих руках, и любой хорошо знает, что на них я, конечно, влиять не мог, ибо, как только они начали работать вместе, для них главным было как бы меня сместить. Я не был с ними в таких отношениях, чтобы мог на них влиять.
А что касается выполнения якобы моих распоряжений руководством Республики Сербской и Краины, то только тот, кто ничего не знает о степени тщеславия югославских, а особенно сербских, политиков и нетерпимости к любой попытке чьего-либо вмешательства, может строить догадки о какой-то организации и о каком-то плане. Вообще-то, если бы вы вместо тысяч сфабрикованных памфлетов и выдумок просто посмотрели газеты за те годы, вы увидели бы, в каких отношениях возглавляемое мною руководство Сербии было с руководством Республики Сербской и какие тяжелые обвинения поступали в мой адрес. И не только обвинения, но и оскорбления.
Это был парадокс, который мог увидеть каждый. Мы помогали выжить сербскому народу по ту сторону реки Дрины, но были в плохих отношениях с руководством. Мы — левые, они — правые. Правая оппозиция в Сербии оказывала им поддержку и использовала эту поддержку в своей риторике против меня. Для меня это было не важно, так как народ хорошо знал, что я действую в его интересах.
Во всяком случае установление некоей организационной взаимосвязи между руководством Республики Сербской и Сербии — это одна из самых больших бессмыслиц, которые здесь можно было услышать и в отношении которых имеется столько доказательств. Посмотрите хотя бы на реакцию после Дейтона и горькие обвинения на мой счет в связи с Дейтонским соглашением. А заявление Караджича, которое вы цитируете, что сербы не согласны, чтобы перед международным сообществом их представлял Алия Изетбегович, было выражением отчаяния и оправданного опасения, что он примет обязательства в ущерб им, так как с представителями Республики Сербской на переговорах считаться не хотели. А я вам зачитал некоторое время назад фразу из “Исламской декларации” о невозможности сосуществования с неисламскими институциями, о позиции Алии Изетбеговича. Так задайтесь вопросом: возможно ли было, чтобы сербы, сербский народ, сербские представители согласились с тем, чтобы их представлял Алия Изетбегович, особенно после отзыва подписи под Лиссабонским соглашением по рекомендации Циммермана? Правда, и сам Циммерман сказал, что ошибся, порекомендовав это Изетбеговичу. Ведь без этого можно было избежать войны.
Я был в Женеве, в присутствии Оуэна и Столтенберга, в тех условиях, когда в переговоры не включали представителей народов Боснии и Герцеговины, а считали, что Алия Изетбегович представляет и сербов, и хорватов, и мусульман. Тогда позвали Туджмана и меня, а позднее и Изетбеговича, чтобы провести переговоры о решении. Я едва убедил Изетбеговича, причем не после первой встречи, не после первой попытки, чтобы начали вести переговоры стороны в Боснии — он и Караджич, и Мате Бобан — хорватский лидер в Боснии в то время. Караджич — сербский лидер, Изетбегович — мусульманский, но, безусловно, не лидер всей Боснии и Герцеговины.
Выступление Слободана Милошевича в Гааге (февраль 2002 года)
Я ВСЕ ВРЕМЯ считал, что проблемы в Боснии должны решить три государствообразующих народа. Я считал, что решение может быть только формулой, которая одинаково и равноправно защитит интересы всех трех народов. Дейтон, кстати, и привел к успеху на базе этой формулы.
Обвинительное заключение является крайне злонамеренным и антисербским еще и потому, что заключение мира произошло по формуле равноправия, по форме равного соблюдения интересов всех трех народов, а не на базе геноцида. Если бы последнее было точным, это означало бы, что Республика Сербская создана на базе геноцида. А правда состоит лишь в одном. В ходе гражданской войны в Боснии жестокости и страдания имели место для всех трех сторон, а вина преимущественно лежит на тех, кто осуществил насильственное отделение и начал насилие,— на стратегах этого насилия,— находившихся вне Югославии.
Кстати, Туджман говорил мне в Женеве в присутствии Оуэна и Столтенберга, что никогда не были отмечены такие зверства, как те, которые были совершены мусульманами в отношении хорватов в центральной Боснии во время их конфликтов. Оуэн и Столтенберг поддержали стремление к тому, чтобы все три стороны в Боснии сели за стол переговоров: Изетбегович, Караджич, Бобан. Это и сделало возможным начало переговоров по существу между непосредственными участниками конфликта. Лично меня Туджман никогда не упрекал за вмешательство Сербии в войну в Хорватии. Сербия и Хорватия не были в состоянии войны. Мы находились в Женеве для того, чтобы помочь трем сторонам в Боснии достичь мира, а также подтвердить наше стремление к миру и вклад в первые проявления отношений между Краиной и Загребом, включая открытие автомагистрали и многие другие контакты, установление которых началось.
Туджман также знал о моей позиции в отношении предложения мусульманской стороны, которое мне от их имени передал прибывший в Белград Адил Зулфикарпашич, спонсор и наставник Изетбеговича, бизнесмен из Цюриха. Предложение состояло в том, чтобы сербы и мусульмане в Боснии и Герцеговине объединились против хорватов. Указывалось, что хорватов в Боснии и Герцеговине не насчитывалось и 14% и им нечего решать по Боснии и Герцеговине. Мой ответ гласил, что два народа никоим образом не должны объединяться против третьего, что для отношений на Балканах имеют огромное значение отношения между сербами и хорватами и что эти отношения я могу видеть в будущем только как отношения сотрудничества и дружбы.
Мате Гранич, министр иностранных дел, также знает об этом не от меня, а от Туджмана, и я уверен, что он бы мог сказать об этом публично, если ему разрешит его новый президент и известный ликвидатор Югославии Стипе Месич.
Далее, и то, что вы сказали о Дубровнике, является самой обычной бессмыслицей, несмотря на помпезный показ здесь снимков. Тогда, когда это происходило, мы были как раз в Гааге, Туджман и я, на встрече с Каррингтоном. Я тогда публично заявил: Дубровник — это хорватский город, обстрел Дубровника является идиотским преступлением. Сербия никакой связи с этим не имела и не могла иметь. Это так далеко от Сербии, и она никак не связана с обстрелом Дубровника.
А что касается плана Вэнса — Оуэна, то его при моем содействии и содействии греческого премьера Константина Мицотакиса Караджич подписал в Афинах на конференции 1 мая 1993 года. Это продолжалось два дня. Затем на Скупщину Республики Сербской в Пале отправились совместно Мицотакис, бывший тогда президентом СРЮ Чосич и я. Думаю, что крайне злонамеренно, пристрастно, я бы сказал, и непрофессионально процитировать из моей речи (а я выступал дважды и в обеих речах сделал все, чтобы этот план был принят) выхваченный фрагмент мысли о том, что сербы достигли цели, и на этом остановиться. А я сказал, что цель, в которой мы их поддерживаем,— это быть свободными и равноправными там, где они живут, что данным планом это достигается и что этот план следует подписать, имея в виду, что он делает возможным свободу и равноправие на пространстве Боснии и Герцеговины. Было высказано и много других аргументов.
Итак, говорилось, что этим планом достигается, чтобы они были свободными и равноправными там, где они живут, и что мы не поддерживаем осуществление чьих-либо болезненных амбиций. Когда они отвергли план, мы осуществили нажим, ввели меру, болезненную и для нас, и для народа, который мы, в отличие от руководства, поддерживали, а именно — ввели блокаду Дрины.
Здесь мы слышали рассказы о том, что это и не было никакой блокадой. Но это также очевидная ложь. Мы согласились с присутствием международных наблюдателей на Дрине, большой миссии, которую возглавлял шведский генерал Бо Пелнас. Не существует ни одного отчета, который он направил в ООН или с которым он ознакомил югославское правительство или правительство Сербии, в котором можно было бы найти подтверждение высказанного здесь столь произвольного утверждения о том, что вовсе и не было никакой блокады. Ведь, таким образом, это была какая-то ее форма. Что бы вы ожидали большего от нас, чем то, что мы даже согласились с присут-ствием наблюдателей?
И тогда, конечно, оппозиция из Сербии помчалась в Пале оказать поддержку, совместно с руководством Республики Сербской зажарить быка на вертеле и высказать самую черную критику в мой адрес и самую большую поддержку им за отклонение мирного плана Вэнса — Оуэна.
И именно наученный этим опытом, когда после огромных усилий в Афинах было подписано соглашение, а потом в Пале оно было аннулировано, я (когда перед Дейтоном представился новый шанс) настаивал на решении, которое устранит возможность нового срыва мирного плана, и требовал подписать решение о том, что делегацию представляют три представителя Югославии и три представителя Республики Сербской. Из Югославии это были два президента республик (президент Черногории Балатович и я) и министр иностранных дел Югославии. Из Республики Сербской также было три представителя, но было записано, что если возникнет разделение голосов в этой делегации, то я решаю, т.е. решает глава делегации. Это соглашение подписали все, подписал его и патриарх Сербской православной церкви Павле.
Этим я принял на себя всю критику за все недостатки, которые позднее будут высказываться в адрес Дейтонского соглашения со стороны руководства Республики Сербской, так как я видел, что они опасаются заключить мир из-за различных обещаний, которые давали, руководствуясь своими амбициями. Я сказал, что я беру вину на себя за все, что им не нравится, лишь бы был мир.
И сегодня я думаю, что Дейтонское соглашение, Дейтонско-Парижский мир является хорошим и его следовало бы соблюдать, а не совершать над ним насилие, как это сейчас делает оккупационный управляющий (опять австриец!) во вред всем трем народам, а больше всего и прежде всего в ущерб сербам и частично — хорватам.
В этом контексте абсолютно неуместно здесь цитировать идеи Биляны Плавшич, особенно по поводу того, что делала Сербия, и моей роли. Тем более не приписывать нашей стороне того, в отношении чего мы придерживались прямо противоположной позиции. И именно об этих ее идеях, которые вы цитировали, как раз в Афинах в период обсуждения плана Вэнса — Оуэна в ходе телевизионного интервью, которое публично широко показывалось, директор телевидения меня спросил: как я прокомментирую эти идеи, ибо они действительно неприемлемы для любого цивилизованного человека? Я сказал, что носителям таких идей место в сумасшедшем доме. Она со мной годами не разговаривала, а вы мне приписываете ее идеи. Это бессмыслица. И об этом в Сербии знает каждый.
Я спрашиваю, как вообще какой-либо серьезный человек может основывать какие-либо обвинения, тем более такие тяжелые, на чьем-то заявлении, что он находится в хороших отношениях со мной и что я сказал то-то и то-то. Это несерьезно. Это в нашем народе называют “ходят слухи”. Такое несерьезно использовать в официальном выступлении. Никто не уполномочен излагать от моего имени свои взгляды. Свои взгляды я излагаю сам и открыто. Бесконечен ряд бессмыслиц и лжи, которые мы здесь слышали. А то, что касается Боснии и Герцеговины,— чистая ложь, ибо я занимался там миром, а не войной.
Сербия все время проводила политику мира. Мы заботились о том, чтобы спасти как можно больше жизней и сербов, и хорватов, и мусульман. И ваши, господа хорошие! Сколько сотен ваших заложников я спас из Боснии, сколько летчиков?! Сколько раз Ширак просил помочь ему в их розыске. Сколько раз благодарил, когда нам удавалось их найти и вернуть живыми и здоровыми. Я уж не говорю о многих других усилиях, которые были плодотворными не только в отношении мира, но как раз и в отношении спасения человеческих жизней.
Что касается Сребреницы, я о ней услышал от Карла Бильдта. Даже Караджич, которому я сразу после этого позвонил, чтобы спросить, что там произошло, клялся, что ничего не знал об этом. Что, напротив, он приказал защищать западную часть, которая оказалась под угрозой. Так ли это или нет, я в это вообще не вдаюсь, но то, что я говорю,— это факт. А он и Краишник твердо убеждали меня, что в Республике Сербской нет никаких лагерей, что существуют лишь центры для военнопленных, в которых они находятся короткое время, ибо их обменивают по принципу “всех на всех” по мере того, как они скапливаются у обеих сторон.
А непосредственно после Сребреницы или где-то сразу после тех дней я спас от уничтожения целую мусульманскую бригаду, 840 человек. Они послали гонца с просьбой спасти их жизни. Я дал разрешение на то, чтобы они переплыли Дрину, и тем самым спаслись от полного уничтожения. Они были размещены в кемпинге полиции на Таре. Там у них побывал весь дипломатический корпус. А потом по линии Красного Креста их направили в Венгрию. Я не был согласен с тем, чтобы передать их той или иной стороне в Боснии. Я сказал: они находятся под моей защитой, пришли на мою территорию. Мы не являемся воюющей стороной, мы их не отдадим никому, ни вам, чтобы вы их обменивали, ни Изетбеговичу, чтобы он вновь направил их в армию, так как у меня нет доказательств, что они находятся в армии добровольно. Пусть они по линии Красного Креста отправляются в Венгрию, в нейтральную страну, а там каждый сам решит, поедет ли он к родственникам в Америку, Австралию или вернется в армию в Боснии.
Сербия не была воюющей стороной ни в Боснии, ни в Хорватии. Это, кстати, и дало нам возможность помочь мирному процессу, остановить братоубийственную войну между братьями, действительно спятившими с ума и рассорившимися. Все, что мы здесь слышали, извращено и является абсурдным. Полуистины хуже лжи. Я скажу вам в связи с вашими утверждениями — наша полиция была в Восточной Славонии, она была там, но в то время существовал мир. И так было даже до конца, ибо вопрос Восточной Славонии был решен соглашением между сербскими властями в Восточной Славонии и хорватским правительством. Но полицейские находились по ту сторону границы исключительно ради помощи в полицейских делах, так как из-за всех этих конфликтов и состояния войны, которое там перед этим существовало, было много криминала, и надо было оказать помощь в его ликвидации. И они были там, чтобы помочь в этом деле, а также для пресечения контрабанды в Югославию, поиска преступников из Сербии, которым легче всего было бежать через Дунай. Постыдно, что этими вещами злоупотребляют.
Да, у нас по моему приказу было полицейское подразделение на территории Республики Сербской, на железнодорожной станции Штрице. Я направил его туда после случившегося преступления, когда какая-то преступная группа остановила поезд на линии Белград — Бар. Только девять километров дороги Белград — Бар проходит по территории Боснии и Герцеговины, но это магистральная и самая важная дорога в Югославии. На станции Штрице поезд вообще не останавливается, ибо она используется только в случае какой-либо чрезвычайной необходимости. Поезд был остановлен, с него было снято 17 мусульман из Приеполье, которые и были там убиты. Сначала мы не знали, ни кто это, ни где они находятся. И это было сделано намеренно, поэтому я и потребовал проведения расследования в Боснии и Герцеговине, в Республике Сербской. В конце концов, поскольку ничего не было сделано, я направил туда наших полицейских, чтобы разыскать подозреваемых. Некоторые были арестованы, препровождены в тюрьму в Белград. Позднее суд освободил их, так как невозможно было найти доказательства. Это был их ответ на наше самое большое возмущение. Чтобы это не повторилось, я направил туда, хотя это не наша территория, одно подразделение для охраны этой станции, чтобы снова кто-нибудь не остановил поезд, чтобы снова кто-нибудь не зарезал кого-нибудь. Я сказал Оуэну и Столтенбергу, что у нас есть подразделение по ту сторону границы, сразу же за ней, на территории Республики Сербской, так как я не доверял им, что они будут охранять эту станцию. Ну и что?
Я знаю, что все это было способом переместить пожар конфликта между сербами и мусульманами в Сербию, перебросить его в Сербию. Я в тот же день отправился в Прие-поле, ибо эти люди, жертвы, были из Прие-поле. Приеполе — это небольшой город в Сербии. 50% населения составляют сербы, 50% — мусульмане. Живут в согласии. И никаких изгнаний и выселений не было за все эти десять лет. Во время войны в Хорватии ни один хорват не был изгнан из Сербии. Во время войны в Боснии — ни один мусульманин. Напротив, как я сказал здесь, 50 тысяч официально зарегистрированных мусульманских беженцев прибыли, чтобы укрыться в Сербии. А вы здесь утверждаете прямо противоположное и говорите неправду.
Недостойно комментировать разные инсинуации, которые являются крайне низкими. Вы начали здесь при открытии с показа моей фотографии в Косово Поле, объясняя, что я воспользовался приобретенной популярностью, чтобы позднее добиться поста главы партии. Но на вашем снимке написано, что это было в апреле 1987 года, а я главой партии стал за год до этого, в мае 1986 года. И что самое плохое и печальное — это написано в ваших же данных, где вы излагаете мою биографию. Так вы даже эти данные внимательно не прочитали..
И все это в действительности показывает, что обвинение является ложным, что обвинители хватаются за соломинку, что у них нет ничего, кроме некоей, я бы сказал, дилетантской психоаналитической констатации, с помощью которой меня хотят изобразить как кого-то, кто гипнотизирует людей, заставляет их идти и совершать преступления. Вы рисуете какие-то организационные схемы, которые сами выдумали. Это переходит границы низкопробной литературы. И именно из-за такой пустоты обвинения вы дополнительно придумали эти два абсурдных обвинительных заключения по Боснии и Хорватии, не имеющие никаких основ, чтобы все это запрятать и как-нибудь упаковать в какие-то новые и бог весть какие измышления и лживые утверждения.
А мы, естественно, помогали своему народу в Боснии и Хорватии. И были бы последними негодяями, если бы не делали этого, когда народу было тяжело. Мы ему честно помогали выжить и быть равноправным и свободным, а не что-то у кого бы то ни было отбирать. И для вас абсолютно нормально, что немцы помогают Хорватии, что американцы проводят “Бурю” и этническую чистку сербов, для вас абсолютно нормально, что мусульманам помогают саудовские арабы и моджахеды, в том числе и те, которые отрезали головы и на снимках на газетных страницах держали в руках по две отрезанные сербские головы. Для вас только нелогично, чтобы сербы помогли сербам. Имеет ли это вообще какое-нибудь логичное, я уж не говорю, какое-либо моральное объяснение? Причем ни в Хорватии, ни в Боснии сербы не начали войну, над ними было совершено насилие.
Я прочитаю вам лишь несколько цитат выдающихся мировых интеллектуалов, имена которых знает всякий образованный человек на планете. Эдмон Пари, Франция, 1961 г.: “Изучением общего преступного списка подсчитано, что правительство Павелича — Артуковича (фашистское.— Прим. ред.) сумело истребить приблизительно 750.000 православных сербов, депортировать или изгнать 300.000. Убито также 60.000 евреев, 26.000 цыган. В католическую веру было насильно обращено около 240.000 православных сербов”.
Чарльз Краутхамер, США, август 1995 г.: “На этой неделе, в ходе “блицкрига”, который продолжался всего четыре дня, хорватская армия этнически очистила Краину от 150.000 сербов и заставила их для спасения жизни бежать в Боснию и Сербию. Почему нет обеспокоенности из-за падения Краины, области, в которой сербы поселились 500 лет назад, гораздо раньше, чем мы поселились в Северной Америке? Да, точно, что они создали мятежное государство в Хорватии. Точно, что, когда Хорватия в 1991 г. отделилась от Югославии, они активизировали войну за независимость в рамках Хорватии. Но они вступили в войну по оправданной причине — они не хотели жить под властью людей, которые не столь давно убивали их родителей. Хорватское государство, против которого они поднялись, со времени своего основания в 1991 году заимствовало почти в неизменном виде символы — герб, валюту и другие знаки первого хорватского государства, пресловутого нацистского, марионеточного государства периода второй мировой войны, геноцидного государства, по нюрнбергским оценкам, с концентрационными лагерями и чудовщными масштабами этнических чисток и убийств сотен тысяч сербов”.
Прерву цитирование Чарльза Краутхамера. На православное Рождество в те военные годы в лагере Ясеновац усташеские нацисты соревновались в том, кто в течение дня убьет больше сербов. И победил один из них, который сумел за один этот день зарезать тысячу триста сербов. И это исторический факт.
Продолжаю цитату: “Кстати, нынешняя Босния была частью этого нацистского государства, что объясняет, почему боснийские сербы также требовали независимость. Сербы из Краины имеют все основания бояться вновь попасть под хорватскую власть. На этой неделе их страх возродился. Хорваты обстреляли сербские села, прежде чем армия перешла в нападение, чтобы таким образом заставить население бежать. Так информируют ООН наблюдатели в Хорватии. В них стреляли без разбора. Где сейчас протесты?”
Вот что говорит Карло Фалькони, Италия: “Усташи, несомненно, превзошли даже немцев в своем антирелигиозном расизме. Когда они ударили по сербам, это было ударом не только по противнику, но и по тому, кто предал настоящую веру. Только в Хорватии имело место истребление полумиллиона человек больше из-за их веры, чем из-за их расы. Только в Хорватии людей насильно крестили из православной в католическую веру. В истории не существует прецедента такой степени насилия, как примененное в этих операциях. Все это действительно не идет на пользу молчанию Папы Пия XII”.
Вот что пишет Райко Долечек, Чехия, 1993 г.: “Но все же вершиной концентрационных лагерей усташеской Хорватии был комплекс лагерей в районе Ясеновца. Во время войны здесь было перебито, как обычно указывается, около 700 тысяч человек. В большинстве случаев их резали, разбивали головы особыми саблями и расстреливали. Существует обширная подборка текстов немецких, итальянских солдат и офицеров, которые описывают названные здесь страшные деяния, в отношении которых они и сами ужасались. Но все же и их властители делали возможным это сумасшедшее убийство. Подсчеты числа мертвых различны. Обычно отмечается, что холокост в Хорватии стоил жизни 800 тысячам сербов. По мнению многих, это заниженная цифра. Только с апреля 1941 года до августа 1942 года, по итальянским данным, было убито 356.000 православных”.
Жак Мелино, Франция, 1993 г.: “Согласно данным, которые приводит Эдмон Пари, около 200.000 человек было убито в Ясеновце в 1941 и 1942 гг. Только в 1942 году в Ясеновце было 24.000 детей, из которых 12.000 было убито. Большое количество еврейских детей сжигали живыми в печах бывшего кирпичного завода, превращенного в крематорий. А известно, каким было соучастие католической церкви в этом геноциде? Высокие католические иерархи в Хорватии устанавливали тесное сотрудничество с усташескими властями во главе с загребским архиепископом Степинцем, приветствовавшим создание этого нового государства и давшим свое благословение Анте Павеличу. Это остается в коллективной памяти сербов”.
ВОТ ЧТО ПИШЕТ Филип Джейкинс, Америка, 1995 г.: “В течение следующих трех лет хорваты столь ужасным способом уничтожали сербов и евреев, что это даже вызвало отвращение у немецких офицеров. Сербов, как и евреев, загоняли в лагеря смерти, в которых сотни тысяч их были зарезаны. Сербы, как и евреи, встретили окончание войны с твердой решимостью никогда больше не допустить, чтобы их недруги оказались в положении, дающем им возможность попытаться их истребить. Этим можно объяснить тот факт, что за прошедшие четыре года сербы столкнулись с тем, что оправдались их самые худшие опасения, с тем, что хорватское правительство стремилось преуменьшить масштабы убийств, совершенных в сороковые годы. Нас не должно удивлять, что сербы решили оказать сопротивление, пока у них еще есть оружие, а не становиться в очередь в концентрационные лагеря. Но при чем здесь Босния? И тут существует похожее историческое наследие. Один из самых странных фактов во время второй мировой войны состоит в том, что целый ряд боснийских мусульман был призван в специальные подразделения немецких эсэсовских отрядов. Однако нынешние события имеют для сознания сербов гораздо большее значение”.
А вот что говорит Луи Дельмас, Франция, 1994 г.: “На самом деле ни в Хорватии, ни в Боснии не было сербской агрессии, не было внешнего нападения, а было внутреннее восстание сербов Хорватии и Боснии, что привело к образованию республик в Краине и Пале. Разве трудно понять, что память о геноциде не исчезает между двумя поколениями? Жертвы носят ее в крови. Как мало европейских евреев, которые могут сказать, что у них не было ни одного родственника, умершего в изгнании, так мало и сербов из западной Югославии, которые могут сказать, что у них не было какого-либо родственника, зарезанного усташами. Если в сербском случае к расправе, совершенной хорватами в ходе второй мировой войны, добавить историю четырехвекового угнетения во время османской оккупации, можно ли удивляться жесткости их реакции на отделение республики, которая берет своим символом шахматное поле1 Анте Павелича, утверждает валютой павеличевскую куну, дает своим улицам имя Мило Будака, одного из самых больших злодеев в деле истребления сербов, и президент Туджман не скрывает своих антисербских чувств в своих книгах (равно как и антисемитских, кстати сказать)”.
Вот что пишет Петер Хандке, 1996 г.: “Как забыть фразу из наполненной ненавистью передовицы “Франкфуртер альгемайне цайтунг” о том, что сейчас происходит в Восточной Славонии, когда сербы в Хорватии, до сих пор бывшие югославскими гражданами, равноправными со своими хорватскими земляками, теперь, по Конституции нового государства Хорватии, сотворенной без их участия, становятся второстепенной народностью. То есть, не будучи спрошенными, присоединяются к хорватскому государству, причем не только попадают под хорватское управление. Отныне эти 600.000 сербов, по декрету немецкого журналиста (дальше автор цитирует журналиста), должны “самым послушным и унизительным образом чувствовать себя меньшинством. Хорошо, мы поступаем по приказу. Отныне мы согласны чувствовать себя в собственном государстве меньшинством, и поэтому мы и согласны, чтобы нас трактовала такими ваша хорватская конституция”. Кто был первым агрессором? Что это значило, создать государство, причем такое, которое отдает преимущество одному народу перед другим в области, где он жил с незапамятных времен? Необозримое число людей, которым такое государство могло подходить в лучшем случае, как кулак в глаз, т.е. как ужас, учитывая воспоминания о незабытых преследованиях гитлеровско-хорватского усташеского режима. Кто же, следовательно, был агрессором?”
И в заключение Патрик Барийео и Ева Кретьен, Франция, 1995 г.: “Как французский гражданин хотел бы возродить воспоминание о нашей французской истории, воспоминание о том, когда колокола церкви Богоматери возвестили христианам Франции о трагическом поражении князя Лазара в битве с турецкими завоевателями” (он имеет в виду битву на Газиместане). Продолжаю: “Воспоминание о Викторе Гюго, который, ужасаясь преступлениями тех же завоевателей, воскликнул 29 августа 1876 года: “Убивают народ! Когда закончится мученичество этого героического небольшого народа?!” (Тут он заканчивает цитату из Виктора Гюго). Предчувствовал ли он, что это мученичество не закончится и в 1995 году. Как гражданин Европы, я задаю вопрос: допустим ли мы уничтожение народа, который уже 600 лет проливает кровь в защиту свободной и христианской Европы?”
Итак, 23 декабря 1991 года Германия формально признала суверенитет и независимость Хорватии с тем, что это решение вступает в силу 15 января 1992 года. Так начался вооруженный конфликт, гражданская война в Хорватии. Что таким был выбор хорватских властей, недвусмысленно подтверждают и заявления Туджмана и Месича. Туджман — президент Хорватии, Месич — председатель Президиума Югославии. А когда он ее расчленил, то был избран председателем парламента Хорватии. Туджман в публичном выступлении на площади Бана Елачича 24 мая 1992 года в обращении к нации заявил: “Войны не было бы, если бы Хорватия ее не хотела. Но мы решили, что только военным путем мы можем добиться самостоятельности Хорватии. Поэтому мы и вели политику переговоров, а под прикрытием этих переговоров сформировали свои вооруженные части”.
Конечно, Туджман и хорватская власть могли и без войны добиться самостоятельности Хорватии, но без войны они не могли перебить сербов и изгнать из Хорватии 600.000 сербов. Это показывает характер войны, которую они все еще пытаются называть отечественной и освободительной. Она является таковой для тех несчастных, которые сражались. Но, конечно, не по ее целям, которые видны из исторических фактов.
А Степан Месич в выступлении в Саборе (парламенте) Хорватии 5 декабря 1991 года, благодаря Сабор за оказанное ему доверие, заявил: “Думаю, что я выполнил задачу. Югославии больше нет”. Это слышал каждый. Он был председателем Президиума Югославии, который давал клятву беречь целостность Югославии и ее конституционное устройство. Он прибывает в Хорватию, чтобы объявить, что он выполнил задачу — Югославии больше нет.
В связи с югославским кризисом делали заявления многие мировые государственные деятели, политики, ученые, да и некоторые международные учреждения. Бывший государственный секретарь США Джеймс Бейкер 13 января 1995 года заявил в американском конгрессе: “Является фактом, что Словения и Хорватия в одностороннем порядке провозгласили независимость. Вопреки нашим предупреждениям они прибегли к силе, и это вызвало гражданскую войну”. Он особо подчеркнул, что позицию США относительно того, что надо сохранить территориальную целостность Югославии, разделяли 32 страны — члены СБСЕ, нынешней ОБСЕ. Я снова его цитирую: “Все это поддержали. Это была правильная политика, и очень плохо, что мы не сохранили ее дольше, чем это имело место”. Еще в 1989 году он предупредил, что, если произойдет одностороннее отделение, это поведет к применению силы. К сожалению, когда Бейкер говорил об этом в 1995 году, он больше не был государственным секретарем. Пришли демократы, а также лоббирование и деньги, сопровождающие лоббирование.
И далее, конечно, утверждают, и это мы слышали здесь все эти семь месяцев, что сербы, и даже Сербия, начали гражданскую войну. А все факты недвусмысленно говорят противоположное. Война в Боснии и Герцеговине была закончена Дейтонским соглашением, в котором со стороны прежней Югославии участвовали представители Хорватии, Боснии и Герцеговины, Союзной Республики Югославии. От имени западных правительств и международного сообщества участвовали представители принимавших стран, но присутствовала и вся Контактная группа.
Со всей ответственностью я публично утверждаю, что в достижении этого мира и создании этих двух образований на территории, где до этого бушевала война, важной, а может быть, важнейшей была роль представителей Союзной Республики Югославии, которую я представлял. Таково мое убеждение. Но его во время дейтонских переговоров, а также позднее разделяли и другие участники этих переговоров. Они это подчеркивали при всех контактах и публично. Таково было и мнение представителей принимавшей страны — Соединенных Штатов. Ныне, между тем, не только забывают о поддержке, которой пользовалась политика, проводившаяся мною в интересах мира, но и предают забвению все усилия в пользу мира со стороны и Союзной Республики Югославии, и Сербии, как и мой личный, я бы сказал, решающий вклад. Предают забвению результаты, ставшие исходом этих усилий. И одновременно возлагают ответственность за войну на сторону, которая выступала за мир.
На глазах всего мира происходит инверсия — подстрекатели войны обвиняют за войну сторонников мира, а благодаря своей мощной международной позиции играют роли и обвинителя, и судьи. Когда речь идет обо мне, они меня обвиняют и заранее осуждают именно за эту военно-поджигательскую политику и последствия этой политики, которую они сами проводили и которой я противостоял, как только мог, выступая за мир.
Эту простую истину сегодня не могут увидеть лишь те, кто заинтересован в том, чтобы этого не видеть, и те, кто бомбардирован ложью и подвергается информационным манипуляциям такого характера и объема, что ложь они приняли за истину и наоборот. Это, конечно, происходит не впервые в истории, когда истина и справедливость являются проигрывающей стороной, но впервые в истории против истины и справедливости воюют таким новым, ранее не опробованным оружием массового воздействия, каким являются средства массовой информации. В борьбе против истины и справедливости это оружие более убийственно, чем все предшествующие виды оружия. А если при этом им располагает самая большая и самая развитая мировая держава или блок наиболее сильных и наиболее развитых государств мира, тогда шансы истины и справедливости на успех в противостоянии им заранее являются проигрышными. А если журналисты, в чьих руках это оружие находится, не выступают за истину и справедливость, то они являются платными подстрекателями зла, страдания и аморальности, а нередко и платными убийцами.
Несмотря на то, что создание Международного суда по военным преступлениям на территории прежней Югославии — это решение Совета Безопасности, оно является неправовым, ибо Совет Безопасности не имеет таких полномочий. Следовательно, независимо от этого, данный суд является судом необычным. Он создан для проведения судебных заседаний по преступлениям, совершенным во время войны, проходившей на территории прежней Югославии, как будто это единственная война в мире или, по крайней мере, единственная война в данное время. Только в данное время, во второй половине XX века, в мире велись сотни малых и больших локальных войн, по поводу которых созданы международные суды. А в самом деле почему? Почему первый суд такого рода сформирован по поводу войны на территории внутри прежней Югославии? Потому ли, что отпор тем, кто развязал войну, был наибольшим и очевидным? Потому ли, что внешнее вмешательство в эту югославскую войну также было весьма очевидным, или потому, что, по мнению причастных, это вмешательство не принесло достаточно успешных результатов? Я думаю, что из-за всего этого, вместе взятого. И из-за отпора тем, кто вызвал войну, который был самым большим и очевидным. Из-за внешнего вмешательства, которое было также очевидным. Но и из-за того, что не были получены успешные результаты. Поэтому судят участников войны из прежней Югославии как участников единственной войны в мире.
Не ставлю под сомнение поводы для ответственности злодеев, которые убивали женщин, детей, больных и старых людей, насиловали, грабили. Но, безусловно, впервые ответственность за войну ищут там, где ее ни физически, ни опосредованно нет вообще, где вклад делался исключительно в пользу мира, как это имеет место в данном случае. Я утверждаю, что это обстоит так, потому что действительные вдохновители войны недовольны ее исходом, как недовольны сопротивлением, которое им оказано. Они ожидали, что оно будет ничтожным, а если будет больше ничтожного, то его носители будут убиты и арестованы.
Создание и сохранение Союзной Республики Югославии является частью этого сопротивления вдохновителям распада прежней Югославии, войны в ней, страданий миллионов югославских граждан. Поэтому сразу же после окончания конфликта в Боснии и Герцеговине и начался рост напряженности в Союзной Республике Югославии, согласно тем же принципам, на основе которых рождалась напряженность в прежней Югославии. Она начала создаваться и действовать в новой Югославии. Речь идет о разжигании национальной нетерпимости и национальной ненависти. Думаю, что я вполне ясно изложил исторические факты и подоплеку, на основе которой осуществлено преступление над Югославией.
А когда речь идет о Косово, наши государственные органы действовали таким же образом, вели себя аналогично государственным органам других европейских, да и всех других стран. Эта реакция югославских государственных органов соответствовала югославской Конституции, а также идентичному опыту других государств. Она была истолкована западными правительствами как насилие над невинным албанским меньшинством в Косово, а следовательно, и как повод для вмешательства международного сообщества в целях защиты этого невинного албанского населения. Так и произошло. Это вмешательство против “преступного государства”, которое “поставило под угрозу невинное албанское население”, произошло в виде агрессии блока НАТО, который ввел в жизнь нашей планеты новый вид войны, основанный на использовании новейших научных и технологических достижений нашей цивилизации. Эта агрессия вызвала огромные людские потери.
Я видел, что Си-Эн-Эн заявило, что не показывает, как они выражаются, “милошевичевские” фотографии, так как они слишком тяжелые для общественности. Таково их официальное объяснение. Они не дают своей общественности увидеть их преступления и этим лишь подтверждают, что находятся на службе преступления и обмана собственной общественности. Они боятся, как бы их общественность не начала требовать ответственности от своих преступников. Они не знают, как объяснить своей общественности, что они якобы защищали албанцев бомбардировкой родильного дома в Белграде. Или что они якобы защищали албанцев бомбардировкой движущихся по Косово колонн албанцев, косовских городов и сел.
Особенно им, этим средствам информации, мешает (и они об этом не сообщают) все более очевидная связь с террористами бен Ладена и наркомафией и особенно связь с их деньгами. 16 февраля “Дейли телеграф” писала: “Албанские экстремисты, которые хотят вызвать новые столкновения на юге Балкан, тратят на покупку вооружений миллионы фунтов, полученные за счет продажи афганского героина (опять откуда-то афганский!) на европейском рынке”. “Дейли телеграф”, ссылаясь на источники в венском центре ООН по контролю за наркотиками, пишет, что в Австрию, Германию и Швейцарию поступает все больше героина из огромных запасов, которые накопили в Афганистане “Аль-Каида” и талибы. И как вы думаете, откуда этот героин у ОАК?
Албанские торговцы наркотиками одновременно пытаются перехватить контроль над европейским рынком героина, приносящим несколько миллиардов фунтов в год. Цитирую “Дейли телеграф” дальше: “Мятежники в Македонии, ОАК и на юге Сербии являются частью сети, которую контролируют криминальные организации в этих и в других странах”,— утверждает для газеты западный разведывательный источник в Косово. Западные разведывательные источники в Косово, Македонии и Швейцарии утверждают, что в октябре прошлого года албанские банды использовали часть денег, полученных за счет продажи афганского героина, на покупку оружия для албанских мятежников в Македонии, которые прошлой осенью сдали НАТО свое вооружение. Это становится все очевиднее, а Си-Эн-Эн избегает истину. И вполне логично в это укладывается тот факт, что три албанских преступника, осужденных в Косово и Метохии за терроризм и сотрудничество с моджахедами, — Иляс Кадрас, Сулейман Селими, по кличке Султан, Исами Люштаки из ОАК — выпущены по амнистии и тотчас получили высокие чины в той новой эсэсовской дивизии “Скандербег”, которая теперь называется “Корпус защиты Косово”.
Зачем Си-Эн-Эн сообщать об этом, вызывать беспокойство у граждан Америки, которые опять будут страдать из-за подобных действий, происшедших 11 сентября? Но не пишут о том, как и сколько итальянских солдат заболело и сколько умерло от воздействия урана, сброшенного на Республику Сербскую и на Косово. Это подтвердил Центр по защите вооруженных сил в Риме. Это выявилось спустя три года, так как армия не предоставляла данных. Положение еще хуже в частях других армий. И это скрывается от граждан, так как угрожает интересам, прибылям тех, кто обогащается за этот счет. Они должны объяснять своим солдатам, что имеются патриотические причины отправиться далеко от своей страны, чтобы убивать чужих детей, отправиться даже в страны, которые не сделали им ничего плохого и которые были даже их союзниками в обеих мировых войнах, и что все это они делают из патриотизма. И они не хотят информировать о том, что выпущен из тюрьмы албанец, который находился там потому, что 15 февраля 2001 года на дороге Подуево—Приштина у села Ливадице взорвал автобус, полный сербов, который сопровождался силами КФОР. Тогда было убито 10, тяжело ранено 20 человек. Я надеюсь, что общественность в конечном итоге сложит все элементы мозаики, включая и этот суд.
Никто не цитирует и отчеты генерального секретаря ООН Совету Безопасности, например, в 1992 году, которые подтверждают именно то, о чем я говорил. Прочитаю лишь небольшую цитату из-за времени, которое я должен экономить. Передо мной оригинал этого отчета:
“Похоже также, что тяжелый обстрел Сараево в ночь с 28 на 29 мая имел место по приказу генерала Младича в прямом расхождении с инструкциями, изданными (…) руководством ЮНА в Белграде. Исходя из сомнений относительно способности властей в Белграде повлиять на генерала Младича, который покинул ЮНА, УНПРОФОР предпринял шаги, чтобы обратиться с призывом как непосредственно к нему, так и через политическое руководство “Республики Сербской Боснии и Герцеговины”. В результате этих усилий генерал Младич согласился прекратить обстрел Сараево. Хотя я надеюсь, что обстрел города не возобновится, ясно также, что воздействие на генерала Младича и силы, находящиеся под его командованием, как на независимых действующих лиц, очевидно, находится за пределами контроля ЮНА. Это во многом осложняет реализацию положений, содержащихся в пункте 4 резолюции № 752 Совета Безопасности (1992 год). Президент Изетбегович отметил недавно свою готовность иметь дело с генералом Младичем, но не с политическим руководством “Республики Сербской Боснии и Герцеговины”.
Если бы все эти вещи были прочитаны, гораздо яснее была бы картина, которая здесь, я бы сказал, карикатурно искажена. А то, что, когда стоит вопрос о Югославии, речь идет об отмщении за существование Югославии и отпор, который эта Югославия оказывала порабощению, доказывается не только историей событий в Косово, но и тем фактом, что жертвами этой грубой агрессии являются граждане не только сербской и черногорской национальности, но большей частью и граждане албанской национальности. Хотя эти бомбардировки проводились при объяснении, что ими наказывается политика страны, угрожающая этому албанскому меньшинству.
А по правилам игры, которые сопровождают любое насилие, любую войну, жертвами обязательно и часто являются женщины и дети, старики и больные, та часть гражданского населения, которая меньше всего имеет отношение к причинам войны, но чаще всего становится жертвой ее трагических последствий. Это общее правило войны. Оно проявилось и в Хорватии, и в Боснии, и в Ираке, и в Нью-Йорке, и в Вашингтоне, и в Белграде, повсюду.
Информированная часть мира знала, что бомбардировки Югославии являются местью НАТО за проводившуюся Югославией политику независимости. А неинформированной части мира сообщили, что это справедливое наказание за террор югославских и сербских властей против невинного албанского меньшинства, которое требовало лишь минимума своих прав — человеческих, гражданских, национальных, хотя они имели все эти права сверх всех европейских и мировых стандартов. Об этом также существуют доказательства, и некоторые из них я привел. То, что они требовали отделения территории Косово от Сербии и что для этого сформировали террористическую организацию ОАК, известную злодеяниями, убивавшую и резавшую все, что попадало ей под руку — сербское, черногорское и албанское, нелояльное к делу албанского сепаратизма,— все это скрывалось от мировой и любой общественности. А истина выглядит совсем иначе.
Например, даже французский еженедельник “Мариан” писал в этом месяце, что Запад допустил создание сети бен Ладена на Балканах. Пишет о том, что шесть тысяч исламских фанатиков из Афганистана, Алжира (а вы знаете, что они делают в Алжире по отношению к самим алжирцам), из Саудовской Аравии, Эфиопии оказались в Боснии и что Изетбегович хотел провести широкую “мусульманизацию”. А ОАК была вторым этапом этого же проекта. Это так называемая зеленая дуга из Боснии через Санджак до Косово и Метохии.
Американский представитель на Балканах Гелбард на пресс-конференции в Белграде в отеле “Хайат” 28 февраля 1998 года сказал (я цитирую его): “Мы глубоко обеспокоены и энергично осуждаем террористические действия террористических групп в Косово, в частности ОАК. Речь идет, вне всякого сомнения, о террористической группе”. Он добавил, что занимался этим и вполне может дать такую оценку. Но в тот момент он, очевидно, не был посвящен в тайные планы своих шефов и в деятельность того “Совета по Балканским действиям”, который выступал за всеобщую войну против Югославии. Как прилежный чиновник он вскоре был послан на другой край света — послом в Индонезию.
Будущее покажет, что Югославия по сути дела является полигоном и образцом для стран бывшего СССР. Одним из главных пунктов являются конфронтация между Россией и Украиной и запланированное включение Украины в НАТО до конца 2005 года. Поэтому мадам Олбрайт и сказала в сентябре 1999 года, как сказано в книге Майкла Манделбаума, что Косово было важнейшим выполненным делом. А профессор Мишель Хосудовский написал 10 апреля 2000 года, что косовские банки финансируются криминальным капиталом и что Европол как раз во время Рамбуйе подготовил отчет для европейских министров внутренних дел и правосудия о связях афганских и албанских наркобанд.
Известно, что военные из Кувейта, Саудовской Аравии, Германии, инструкторы из Афганистана, Турции обучали ОАК. Диана Джонсон 23 января 2000 года в статье “Когда наказание определяет преступление” говорит о Мортоне Абрамовиче, что он лично контролировал Олбрайт, Холбрука и других, чтобы они совместно разработали клинтоновскую доктрину так называемой гуманитарной войны, по сути дела прикрытия преступлений, служащих осуществлению стратегических интересов. Он, кстати, как свою пешку, протаскивал в Рамбуйе и Тачи под предлогом, что он дает ему советы. Это тот самый Абрамович, который в январе 1986 года отправился в Китай уговаривать китайцев продать оружие исламским мятежникам в Афганистане.
Обращаю внимание общественности на довольно показательную деталь. Албанцы Авдию Экрем и Коприва Шпент были осуждены в 2000 году за то, что по требованию саудовского араба Абдуллаха Духаяма, главы “Всемирного бюро исламского призвания”, непосредственного сотрудника бен Ладена, организовали бригаду моджахедов из 35 саудовцев, эфиопов — всего 110 человек, включая албанцев, которую мы разгромили. Они были задержаны и осуждены в 2000 году, но очень быстро, в 2001 году, были амнистированы новыми властями, известно, по чьему приказу. Об этом я уже говорил.
После этого случилось 11 сентября, с которым непосредственно связано имя этого Абдуллаха Духаяма, который в 1996 году был осужден в Саудовской Аравии лишь на один год тюрьмы, так как, очевидно, как и его соратники из Косово и Афганистана, имел мощных защитников. Я не стал останавливаться на упомянутых мною фотографиях, на которых моджахеды держат отрезанные головы.
Итак, информированная часть мира знала, что бомбардировки Югославии — это месть за политику независимости, которую проводила Югославия, а неинформированная — что это справедливое наказание за якобы проводимый югославскими и сербскими властями террор против албанского меньшинства. Чтобы скрыть истину, что это месть западных правительств за самостоятельную политику непослушной Югославии и упрямой Сербии, почти с совершенством была запущена ложь о том, что эта агрессия была справедливой и, так сказать, необходимой в отношении носителей сербского и югославского насилия над албанским меньшинством. И, таким образом, почти весь неинформированный мир верил, что бомбардировками Югославии восстановлена справедливость и что югославские и сербские власти во главе со мной являются протагонистами зла, которых обязательно надо наказать.
Но когда речь заходит обо мне, тут надо добавить и личную ненависть тех политиков, для которых я оказался помехой на пути порабощения Сербии и Югославии и на пути осуществления всего того плана, который они в начале последнего десятилетия прошлого века реализовали во всех остальных восточноевропейских странах, включая, разумеется, Албанию, Болгарию и другие. И, конечно, можно объяснить их поведение невыполненной задачей и неосуществленными амбициями тех, кто эту задачу получил и кому не удалось ее выполнить.
Ведь еще тогда все, что происходило, должно было случиться и с Сербией. Этому существует много доказательств. Некоторые из них я привел. Как они последние 10 лет пытались меня свалить и в конце концов им это удалось не рыцарским, а крайне грязным путем — шантажом, подкупом, угрозами, чтобы открыть дорогу к порабощению Сербии. Таким образом, надо включить и этот фактор личной ненависти. Ведь что может быть большим подтверждением того, что наряду со всеми причинами государ-ственного, исторического, политического, стратегического характера существовал, когда речь идет обо мне, и фактор личной ненависти, что подтверждается тем фактом, что диким и беспримерным образом постоянно подвергается нападкам вся моя семья.
Три дня я говорил об этих политических, стратегических и исторических причинах и лишь три минуты буду говорить о той личной ненависти, которая демонстрируется этими трусливыми, дикими нападками на мою семью, на мою супругу, на моих детей. На мою супругу, которая была профессором университета и была им и в то время, когда я вообще не занимался политикой. Ее книги переведены и в России, и в Китае, и в Индии, и в Америке, в Англии, Франции, Германии, Греции, Италии, Испании — более чем на 30 языков по всему миру. Они являются свидетельством сверхчеловеческих усилий интеллектуала, направленных против войны, против национальных конфликтов, против насилия и примитивизма. К тому же, к ее чести, они написаны в период этих событий, а не позднее, не с временной дистанцией. Она является объектом самой жесткой информационной кампании с использованием тяжелейшей лжи, выдумок, фальсификаций и клеветы.
Моя дочь, которая никогда не занималась политикой, вынуждена была прекратить работу и жить крайне изолированно, ибо она не может выдержать насилия над собой и всеми нами. А против моего сына средства информации ведут ужаснейшую кампанию. Хотя он никогда никоим образом не вступал в конфликт ни с законом, ни с моралью, всегда слыл и сейчас слывет хорошим товарищем, юношей с весьма развитым чувством солидарности. Хотя он всем помогал, чем мог, но на него обрушилась лавина информационной ненависти, из-за которой он, будучи озлобленным и ошеломленным, покинул страну, а с ним уехала и его только что созданная семья — жена и маленький сын. Такое бесчестье и каннибализм не были отмечены в Европе. Си-Эн-Эн даже сообщало и такую ложь, будто мой сын владеет площадками для гольфа и сетью пиццерий, будто он связан с криминалом и т.д. Бесчестьем и трусостью во всем мире всегда было поднимать руку на женщин и детей, как бы вы ни ненавидели какого-нибудь врага.
Другим доказательством того, что речь идет о личной ненависти, является тот общеизвестный факт, что в ходе агрессии они пытались убить меня и всю мою семью. Они обстреляли резиденцию несколькими крылатыми ракетами волнами на протяжении нескольких секунд. А вы хорошо знаете, что и по международному праву, и по американскому внутреннему праву убийство главы иностранного государства является уголовным деянием. А в тот день, когда они вели бомбардировку, я принял в этом здании председателя парламента и министра иностранных дел. И те, кто вел наблюдения, могли видеть въезд и выезд автомобилей в резиденции. А в эти месяцы я видел на Си-Эн-Эн, как ныне находящийся на пенсии генерал Кларк объясняет, что мой дом был законной военной целью, поскольку под резиденцией якобы находился подземный командный центр. А это явная ложь.
В этом старом здании, которое в качестве резиденции в период после второй мировой войны использовал президент Тито, никогда не было никакого командного центра и никогда в нем не существовало никакого подземного помещения. Оно находится в середине сада, на лужайке, и под ним ничего нет. На нем не было даже ни одного квадратного сантиметра бронированного стекла. У меня не было бронированных стекол ни в доме, ни в канцелярии, даже когда я был президентом Югославии. Я вижу, что новые власти и мой наследник в Сербии быстро установили бронированные стекла, чтобы их кто-нибудь не убил. И то, что это здание не имело никаких подземных помещений, должно было быть известно Кларку и его сотрудникам из НАТО, поскольку в их распоряжении находилась вся информация прежних титовских генералов ЮНА из Словении и Хорватии, из Боснии и Македонии, которые работали с Тито и которые дежурили в этом здании, которые были ему более близки, чем сербские генералы.
Я обвинен за преступление, которое совершили другие, прежде всего те, кто находится за пределами Югославии, кто придумал этот суд и эту тюрьму, чтобы не отвечать за насилие над людьми, за разрушение страны и гражданскую войну между ее народами. Меня обвинили с помощью суда, который они сами создали для этого насилия, поскольку я воспротивился их насилию и выступал за сохранение страны. Свою огромную мощь, свое престижное положение в международном сообществе они используют не только для господства в мире по своему усмотрению, но и для осуществления жестокой мести в отношении всех, кто противится этому господству.
В этом заключается суть данного судебного процесса. И таково подлинное лицо этой справедливости. Я нахожусь здесь, на этом ложном суде, чтобы на настоящем суде не оказались они. Мне не от чего защищаться. Я только могу гордиться и, конечно, могу обвинять своих обвинителей и их шефов. Они находятся на свободе, но не свободны. А я, будучи в тюрьме арестованным, я свободен и с большой и с малой буквы “С” (имя Милошевича — СЛОБОДАН — означает “Свободен”). Прошу вас поставить эту кассету.
Итак, посмотрев все то, что я стремился показать вам за это короткое время, за эти три дня, и посмотрев сейчас эту пленку, которая подтверждает то, что я говорил о югославском кризисе, а пленок есть еще много, я не знаю, как теперь звучат те патетические слова обвинителя, которые мы слышали в этом зале, когда он сказал, несомненно, желая произвести впечатление на публику, что все, что произошло в Югославии, было не божьей волей, а волей этого человека, показав на меня.
А как вы видите, все обстоит иначе и все показывает, что обвинительное заключение является ложным. Если военные преступления совершены против Югославии, как вы видели и как это видела югославская и мировая общественность, то те, кто совершил эти преступления, должны отвечать.
Вы не хотите призвать их к ответственности, учитывая, что вы их представляете, но то, что стало достоянием общественности благодаря этому жалкому судебному процессу и поставило всех этих людей, несущих ответственность перед большим судом присяжных, который составлен всем общественным мнением, вот они не смогут избежать ответственности за совершенные преступления. Я в этом убежден, ибо верю, что большинство в мире составляют честные люди. Если бы я в это не верил, жизнь не имела бы никакого смысла.
Я уверен, что все то, что за эти три дня при столь ограниченных возможностях смогли увидеть в кругах широкой общественности, свидетельствует и о данном суде как средстве, использованном для продолжения преступления против моей страны. И я уверен, что такое не сможет просуществовать. Я сказал своему сыну: стоит провести в этой тюрьме, я не знаю, сколько времени, чтобы за один лишь день была возможность сказать истину. Ведь если эта истина станет известной в мире, ее больше никто не сможет замолчать и ее никто больше не сможет оспорить.
А правда, как вы могли видеть за эти три дня, находится на моей стороне. Я поэтому ощущаю здесь превосходство и чувствую себя моральным победителем, несмотря ни на ваши параграфы, ни на ваши намерения, которые также стали ясны для всех. Кстати, хотя бы вы, англичане, можете прочитать последний номер “Спектейтора” и увидеть, как ваши известные люди смотрят на этот судебный процесс, на обвинительные заключения, на их объединение, на их причины, по которым это сделали все те, кто в этом участвовал. Впрочем, общественность получит возможность сказать свое слово. Она представляет собой суд присяжных, которым данный суд, очевидно, не является.
Мне жаль, что я не могу показать и эту кассету, так как она продемонстрировала бы, как монтировались снимки, которые обошли мир и вызвали страшную ненависть к сербам, гнев людей. Она показала бы, как они монтировались, как создавалась ложь.
А это проистекает из той же кухни, где сотворили и так называемый ложный лагерь беженцев на югославско-македонской границе. Он назывался Станковци, там собрали 30 тысяч албанцев из Македонии, чтобы в течение одного дня показать их средствам информации и дипломатам. А когда на следующий день наивные дипломаты вновь приехали посетить лагерь, его больше не было, так как людей распустили по домам. Это кухня, которая приготовила и Станковци, и колючую проволоку, и Рачак, и Маркале в Боснии, и весь возможный обман, который был употреблен в информационной войне, чтобы провозгласить сербов злодеями. Были и другие похожие действия, как об этом рассказывают люди на той пленке, которую мы не смогли посмотреть, хотя эта техника является наилучшей. Обвинители представляют целый ряд отговорок для прикрытия лжи, которая использована для совершения преступления против моей страны. Преступники ответят за это преступление. В этом я уверен.