|
От
|
K
|
|
К
|
K
|
|
Дата
|
17.02.2014 16:30:20
|
|
Рубрики
|
Прочее;
|
Россия-1984: крестьянская утопия эсера Чаянова
http://rusplt.ru/society/rossiya1984-krestyanskaya-utopiya-esera-chayanova-7695.html
Что случилось бы с Россией к концу ХХ века, если бы в 1917 году эсеры пришли
к власти
Александра Чаянова во всем мире знают как экономиста и пропагандиста
кооперативного движения. Но как политический мыслитель он почти не известен.
В его биографии лишь один политический эпизод: он работал товарищем
(заместителем) министра земледелия во Временном правительстве Керенского.
Чаянов не скрывал своих симпатий к эсерам, хотя и не состоял в партии. В
1920 году он даже конкретизировал свои политические убеждения в одной
анкете: <Был правым эсером>. В 1930-е в ОГПУ ему припомнят это признание.
Деревня против города
Сегодня правых эсеров можно было бы назвать <правыми социалистами>. В
отличие от большевиков, они не признавали марксизм и были уверены, что у
России свой путь социализма - крестьянский. Их убеждение подкрепляла
статистика: к 1917 году в деревне проживали три четверти населения, а
половина городского населения также была связана с землей (самый
распространенный вариант: муж работал на заводе, жена - на огороде). В
стране, где почти 90% людей зависят от труда на земле, <марксистский
социализм>, в котором главная роль отводилась пролетариату, построить
невозможно.
Правота эсеров о выборе пути России еще раз была подтверждена на выборах в
Учредительное собрание в ноябре-декабре 1917 года (пожалуй, это были самые
свободные выборы в стране за всю ее историю) - они получили на них 58%. В
крестьянских округах показатель эсеров был близок к 75%. Кстати, Александр
Чаянов тоже был избран депутатом.
Идеальная Россия эсеров - это крестьянская страна с широким самоуправлением
и мелким хозяином. Город в такой стране не имел бы политического
предводительства, ему отводилась роль <большой фабрики>.
Большевики <сломали> эсеровскую крестьянскую Россию. Но еще до середины
1920-х в советском обществе не было единодушия в выборе пути, по которому
пойдет страна. Даже среди большевиков в какой-то момент преобладала точка
зрения, что спешить с <марксистским социализмом> не стоит. Эту точку зрения,
в частности, отстаивал Николай Бухарин.
Статистика, которую единственную признавал в качестве критерии истины
Чаянов, вообще говорила, что и при большевиках, то есть при власти
<авангарда общества> - пролетариата, - города приходят в упадок: война,
голод и разруха опустошили их. С 1917 по 1920 год население Москвы
уменьшилось на 40%, Петрограда - на 50%, Киева - на 28%. С 3,6 млн до 1,4
млн сократилось количество рабочих в стране.
Борьба фантастов
В обществе в то время еще был дозволен плюрализм мнений, и оба лагеря -
крестьянский и пролетарский - пытались пропагандировать свой путь. Одним из
эффективных методов доказательства своей правоты стала <социальная
фантастика>. Число утопий, описывающих будущее общество, множилось со
страшной силой. Так, с 1918 года по 1929-й вышло более 120 романов, повестей
и научно-фантастических рассказов на эту тему. Самыми известными
произведениями со стороны лагеря, отстаивающего первенство города над
деревней, стали роман Александр Богданова <Красная звезда> и <Грядущий мир>
Якова Окунева. В <Грядущем мире> двое героев, погруженные в анабиоз,
просыпаются в 2123 году, в идеальном мире будущего - <Всемирном
городе-коммуне>:
<Земли, голой земли, так мало, ее почти нет нигде на земном шаре. Улицы,
скверы, площади, опять улицы - бесконечный, бескрайний всемирный город. К
первой четверти 22-го столетия все города мира слились в один город. Через
океаны, по насыпанным искусственным островам, протянули материки навстречу
друг другу свои улицы.
Реальность Мировой Коммуны тщательно отделена от "дикой", природной.
Растительность вынесена на террасы, в подобие висячих садов, оторванная от
планеты. А внизу - тротуары и мостовые из папье-маше - вся земля зашита в
плотную непроницаемую броню. Специальная промышленность поддерживает
комфортные условия жизни, поэтому во всемирном городе, в бронированных
улицах также легко дышать, как когда-то в лесах>.
В представлении Окунева, крестьянство в таком обществе исчезнет, еда будет
синтезироваться, а единственным классом будет <универсальный>, представитель
которого станет способен как изобретать и работать на автоматах, так и
заниматься культурой.
Александр Чаянов, как представитель крестьянской России, тоже создал
утопию - как будущий социалистический мир превратится в одну Большую
Деревню. В 1919 году он написал роман <Путешествие моего брата Алексея в
страну крестьянской утопии>. Книга вышла в Москве в 1920 году.
Союз Германии с Россией
Герой романа - российский чиновник - переносится 1984-й год, попадая в мир
крестьянской утопии. До сих пор неизвестно, читал ли Джордж Оруэлл
произведение Чаянова (на английский оно было переведено в 1924 году) и не
отсылала ли его антиутопия <1984> к роману российского эсера.
В кратком изложении <Путешествие...> Чаянова рассказывает о следующем:
<Мировое единство социалистической системы держалось недолго, и центробежные
социальные силы весьма скоро разорвали царившее согласие. Идея военного
реванша не могла быть вытравлена из германской души никакими догматами
социализма, и по пустяшному поводу раздела угля Саарского бассейна немецкие
профессиональные союзы принудили своего президента Радека (Карл Радек. -
один из вождей российских большевиков, отвечавший в Коминтерне за революцию
в Германии. - РП) мобилизовать немецких металлистов и углекопов и занять
Саарский бассейн силой впредь до разрешения вопроса съездом Мирсовнархоза.
Европа снова распалась на составные части. Постройка мирового единства
рухнула, и началась кровопролитная война, во время которой во Франции
старику Эрве удалось провести социальный переворот и установить олигархию
ответственных советских работников. После шести месяцев кровопролития
совместными усилиями Америки и Скандинавского объединения мир был
восстановлен, но ценою разделения мира на пять замкнутых
народнохозяйственных систем - немецкой, англо-французской,
америко-австралийской, японо-китайской и русской. Каждая изолированная
система получила различные куски территории во всех климатах, достаточные
для законченного построения народнохозяйственной жизни, и в дальнейшем,
сохраняя культурное общение, зажила весьма различной по укладу политической
и хозяйственной жизнью.
В Англо-Франции весьма скоро олигархия советских служащих выродилась в
капиталистический режим, Америка, вернувшись к парламентаризму, в некоторой
части денационализировала свое производство, сохраняя, однако, в основе
государственное хозяйство в земледелии, Японо-Китай быстро вернулся
политически к монархизму, сохранив своеобразные формы социализма в народном
хозяйстве. Одна только Германия в полной неприкосновенности донесла
социалистический режим двадцатых годов>.
Здесь Чаянов показывает свое неверие в мировую революцию, неизбежность
которой тогда не подвергалась сомнению большевиками. Но одновременно он
солидарен с Лениным и Зиновьевым, которые тогда были уверены, что
Германия-то точно станет социалистической. Обе страны - Россия и Германия -
сольются в одну конфедерацию, образуя симбиоз, дополняющий друг друга
экономический союз: немцы будут поставлять нам необходимые машины и
механизмы, а мы им - продовольствие и сырье.
Снести Москву
Тем не менее, русский социализм, по Чаянову, сохранит своеобразие, отличное
от того, что описывает марксизм. Крестьянин - вот основа России:
<В 1934 году крестьянское правительство Митрофанова провело на всеобщем
съезде советов декрет, по которому все города с населением свыше 20 тысяч
жителей необходимо было срочно снести - как рассадник умственной лени и
социальной заразы. Поставленную задачу выполнили в десять лет, Москву
перепланировали в сплошные сады, к 1944 году она окончательно оформилась.
Наши муниципалы для соблюдения считают за Москву только территорию древнего
Белого города, то есть черту бульваров дореволюционной эпохи.
Возьмите Москву, на 100 тысяч жителей в ней гостиниц на 4 миллиона, а в
уездных городах на 10 тысяч жителей - гостиниц на 100 тысяч, и они почти не
пустуют. Пути сообщения таковы, что каждый крестьянин, затратив час или
полтора, может быть в своем городе и бывает в нем часто.
Вся страна образует теперь кругом Москвы на сотни верст сплошное
сельскохозяйственное поселение, прерываемое квадратами общественных лесов,
полосами кооперативных выгонов и огромными климатическими парками. В районах
хуторского расселения, где семейный надел составляет 3-4 десятины (3-4
гектара. - РП), крестьянские дома на протяжении многих десятков верст стоят
почти рядом друг с другом, и только распространенные теперь плотные кулисы
тутовых и фруктовых деревьев закрывают одно строение от другого.
Да, в сущности, и теперь пора бросить старомодное деление на город и
деревню, ибо мы имеем только более сгущенный или более разреженный тип
поселения того же самого земледельческого населения. Вы видите группы
зданий, - Минин показал вглубь налево, - несколько выделяющихся по своим
размерам. Это - "городища", как принято их теперь называть. Местная школа,
библиотека, зал для спектаклей и танцев и прочие общественные учреждения.
Маленький социальный узел. Теперешние города такие же социальные узлы той же
сельской жизни, только больших размеров>.
Означает ли приход крестьянства к власти неизбежное понижение уровня
культуры? Напротив, отвечает Чаянов, крестьянский строй приносит культуре
невиданный расцвет:
<Этой цели служит щедрое финансирование не только изобретателей и
предпринимателей, но и художников и всяких деятелей культуры и искусства.
Цели воспитания всесторонне образованной личности служат, между прочими
мерами, закон об обязательном путешествии молодежи за границу и двухгодичная
военно-трудовая повинность для юношей и девушек. В качестве национального
гимна России выбрана симфония Александра Скрябина "Прометей (Поэма огня)".
Храм Христа Спасителя был наполовину разрушен. Его развалины увил плющ, и он
стал похож на древнегреческие развалины - они служили местом философских
диспутов>.
Митрофанов спас Россию от интеллигентов
История же России с 1920 года по 1984 год выглядит так:
<Свято храня советский строй, Россия не смогла до конца национализировать
земледелие. Крестьянство, представлявшее собой огромный социальный массив,
туго поддавалась коммунизации, и через пять-шесть лет после прекращения
гражданской войны крестьянские группы стали получать внушительное влияние
как в местных Советах, так и во ВЦИК. Их сила значительно расшатывалась
соглашательской политикой пяти эсеровских партий, которые не раз ослабляли
влияние чисто классовых крестьянских объединений. В течение десяти лет на
съездах Советов ни одно течение не имело устойчивого большинства, и власть
фактически принадлежала двум коммунистическим фракциям, всегда умеющим в
критические моменты сговориться и бросить рабочие массы на внушительные
уличные демонстрации.
Однако конфликт, возникший между ними по поводу декрета о принудительном
введении методов <евгеники>, создал положение, при котором правые коммунисты
остались победителями ценою установления коалиционного правительства и
видоизменения конституции уравнением силы квоты крестьян и горожан.
Перевыборы Советов дали новый съезд Советов с абсолютным перевесом чисто
классовых крестьянских группировок, и с 1932 года крестьянское большинство
постоянно пребывает во ВЦИК и съездах, и режим путем медленной эволюции
становится все более и более крестьянским.
Однако двойственная политика эсеровских интеллигентских кругов и метод
уличных демонстраций и восстаний не раз колеблет основы советской
конституции и заставляет крестьянских вождей держаться коалиции при
организации Совнаркома, чему способствовали неоднократные попытки
революционного переворота со стороны некоторых городских элементов. В 1934
году после восстания, имевшего целью установление интеллигентской олигархии
наподобие французской, поддержанного из тактических соображений металлистами
и текстильщиками, Митрофанов организует впервые чисто классовый крестьянский
Совнарком и проводит декрет через съезд Советов об уничтожении городов.
Восстание Варварина 1937 года было последней вспышкой политической роли
городов, после чего они растворяются в крестьянском море<.
Один из героев книги Чаянова объясняет социальное устройство такой России:
<Да и вообще мы считаем государство одним из устарелых приемов организации
социальной жизни, и 9/10 нашей работы производится методами общественными,
именно они характерны для нашего режима: различные общества, кооперативы,
съезды, лиги, газеты, другие органы общественного мнения, академии и,
наконец, клубы - вот та социальная ткань, из которой слагается жизнь нашего
народа как такового>.
По расчетам Чаянова, в 1984 году эсеровская, крестьянская Россия по уровню
жизни населения (в России к тому времени жило бы 450 млн. человек) была бы
на уровне Германии - это были два самых богатых и влиятельных государства в
мире. Их союз гарантировал мир во всем мире. США, Англия и Франция были бы в
два раза беднее России, а Япония - в пять раз.
Утопизм - дело наказуемое
Такая утопическая Россия крестьян, описанная Чаяновым, нашла множество
приверженцев, в первую очередь среди эсеров и анархистов. Напротив, самыми
злостными оппонентами идей Чаянова были не столько большевики, сколько
меньшевики, которые во всем буквально следовали догмам марксизма. Остались
воспоминания анархиста Степана Злобина (1921 год), как их кружок воспринял
книгу <Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии>: <Вот в
такой, чаяновской России будет место и нам, анархистам. Большевикам дадим
угол на Урале, пусть там экспериментируют с рабочим классом. Теперь важно не
дать эсерам успеть увлечь всех крестьян, нам тоже должно остаться место,
лучше на Украине, где человек больше приучен к коммуне>.
Интерес Злобина к книге Чаянова объяснялся и тем, что его отец был видным
рязанским эсером, и <Путешествие...> было предметом идеологического спора
между ними. В 1924 году Злобина за <злостный анархизм> сначала посадили на
два месяца в Бутырку, а потом дали три года ссылки. Позднее это <клеймо> не
помешало ему стать известным советским писателем, автором таких популярных
романов, как <Салават Юлаев> (вышел в 1929 году) и <Степан Разин> (1951).
А Чаянову за его <злобное эсерство> советская власть вынесла куда более
строгое наказание. В 1930 году он был арестован - и вовсе не за <неудобные
экономические идеи>, как это было принято представлять в перестроечное
время, а за принадлежность к Трудовой крестьянской партии. Вместе с ним были
арестованы и другие видные ученые, в прошлом - тоже эсеры: профессора
Кондратьев, Минин, Макаров, Рыбников. Всем им вменялось в вину подготовка
государственного переворота. В деле Чаянова, которое вел известный чекист
Агранов, были приведены выдержки из книги <Путешествие...>, которые
доказывали наличие состава преступления у этой группы лиц (<такой они хотели
видеть Россию>, - было написано в обвинительном приговоре).
Чаянов просидел в Бутырке четыре года, написав за это время пять книг (среди
которых была даже кулинарная книга). После этого ему дали еще год ссылки,
которую он отбывал в Алма-Ате. В 1937 году государство победившего
пролетариата приговорило эсера Чаянова к расстрелу.
Сталинское время пережил лишь один эсер-утопист - костромской художник Ефим
Честняков. На своих полотнах он рисовал чудеса крестьянской утопии -
Беловодье, Кокейн, Люберланд, страну вечного лета, сказочного изобилия, мира
и любви. В 1925 году он оставил место судьи и перебрался в деревню Шаблово.
Там он умер безвестным в 1961 году.