Формирование административного рынка [по материалам (78)]
Новая экономическая система не вводилась в стране декретами правительства. Она формировалась постепенно под действием "потребностей практики" путём обычных административных реорганизаций, отмены или игнорирования старых инструкций и принятия взамен них новых. Конечным результатом этого процесса стала качественно иная система управления экономикой, основанная на согласованиях. Отметим, что участники согласования, как правило, имеют неодинаковую возможность влиять на окончательное решение. Она определяется их "весом": способностью поощрять угодные действия и наказывать неугодные – "если вы так, то я…". В результате каждое хозяйственное решение становится предметом административной бюрократической торговли. Механизм этой торговли оказывается настолько мощным, что при большом неравенстве весов позволяет отвергать право слабого участника на вето. Вес участника бюрократической торговли, как правило, был тем выше, чем больше размер организации, которую он представлял (116).
Между тем, не все понимают, что заведомое неравноправие участников административного рынка является закономерным следствием сочетания в системе функций обмена и перераспределения, включения налогообложения в административный рынок. Отношения между налоговым инспектором и налогоплательщиком заведомо не могут быть равноправными. Например, что означает, с точки зрения госаппарата, выделение государством на какую-то одну социальную цель больше средств, чем на другую? Это означает, что налоговые органы должны были больше поработать ради выбивания из экономики налогов на эту цель, а хозяйственные субъекты потом больше работали, чтобы получить эти деньги, выполняя госзаказ. Но в Советском Союзе, как и всегда в российской истории, управленческая и хозяйственная, налоговая и социальная функции совмещались в работе одной иерархической системы. Вместо того чтобы дублировать функции силового принуждения, выбивая налоги из наёмного работника (функция государственной налоговой службы), а потом следить за добросовестным выполнением своих обязанностей этим наёмным работником (функция системы управления внутри частной фирмы, выполняющей госзаказ), советская система сразу принуждала человека выполнять нужную государству работу. Во что это выливалось на практике? Как пишет Кордонский, каждая из иерархий власти на каждом уровне своей организации эмитировала до перестройки свои административные деньги. При этом все знали, что бумажки с грифом «ЦК КПСС» давали право на большую часть доли национального богатства, чем бумажки с грифом обкома партии или Советов народных депутатов. Листы бумаги в ходе делопроизводства наделялись функциями ценных бумаг, у каждого вида которых был определённый круг хождения. Но ведь здесь как раз и описана система совмещённого выбивания налогов и финансирования государственных функций. Ясно, что бюджет высшего органа управления страной выше, чем у местного органа власти, поэтому он может выделять большие деньги, чем региональный орган – отсюда и разная ценность бумажек с разными грифами. Ясно, что каждый из органов власти финансирует выполнение своих функций в пределах своей компетенции – отсюда и разный круг хождения. В свою очередь, возможность высшего органа власти заплатить более крупную сумму административных денег означает большую возможность этого органа принудить экономических субъектов к выполнению той или иной работы. Это в западной экономике эквивалентно возможности привести в действие более серьёзные усилия налоговых органов, а также управленческих иерархий различных фирм путём раздачи госзаказов. В ходе многократных итераций согласования при планировании плановым органам поступала важная информация о возможностях усиления налогового давления на предприятие. Если директор завода ни в какую не соглашался увеличивать производство на 10%, даже в обмен на дополнительные фонды и ресурсы для коллектива, то это могло означать либо что пределы возможностей завода достигнуты, либо что директор некомпетентен.
Партия не только играла роль датчика в системе, но и одновременно выполняла многие административные функции, в частности функцию арбитражного суда. Как пишет Кордонский, аппарат парткомитетов служил местом наиболее интенсивного административного торга. Рассмотрим его механизмы и движущие силы. Как известно, существовали планы поставок продукции государству. Эти планы спускались из партийных и государственных вершин на предприятия и организации и подлежали, казалось бы, неуклонному выполнению. В годы существования сталинской экономики так оно и было, предприятия и организации выполняли планы поставок, даже если это приводило к остановкам производств и к голоду среди населения. Выполнение плана влекло получение предприятиями и организациями ресурсов из госфондов «согласно установленным нормативам». Невыполнение плана влекло санкции «вплоть до исключения из партии» или более сурового наказания. Перевыполнение планов давало руководству предприятия основание для обращения в высшие инстанции с целью получения дополнительных фондов заработной платы, товаров народного потребления и продуктов питания в размере, пропорциональном «процентам перевыполнения плана» (следовательно, рынок внутри госсектора был уже при Сталине).
В хрущёвские, а тем более в брежневские времена как объёмы поставок государству, так и объём ресурсов, получаемых территорией из госпоставок, стали предметами торга между смежными уровнями государственного устройства. Каждый уровень иерархии стремился отдать государству поменьше, а получить больше. Естественно, что аппарат райкома КПСС, например, был на территории района единственным институтом, могущим торговаться с руководителями предприятий, входящими в его номенклатуру, поскольку обладал убийственным аргументом – угрозой партвзыскания с записью в личное дело, исключающей возможности служебного роста или пребывания на руководящей должности.
Объём фондов, который государство могло «отстегнуть» предприятию при перевыполнения плана, был, чаще всего, несравним с тем, который руководство предприятия получало, организуя «цеховое» производство и отпуская продукцию «налево» или меняя её на продукцию других предприятий (по бартеру). (Что и неудивительно: в западной системе это соответствовало бы невыплате налогов с дополнительно произведённой продукции.) И эта возможность реализовывалась в виде дополнительного производства товаров и услуг, не попадающих ни в какую отчётность. Поэтому мы и отмечали в предыдущей главе, что всякая статистика могла дать только заниженные оценки объёмов советской экономики.
В ходе такой деятельности возникала своеобразная общность руководящих работников партаппарата, государственных органов и руководителей предприятий, обладавших «скрытыми ресурсами», возникшими из совместной деятельности. Внутри этой общности шёл перманентный торг и обмен, поскольку каждый её член знал о другом, что у кого есть, что он может раздобыть и на какой канал получения «дефицита» вывести.
Административно-рыночная корректировка недостатков планового распределения
Новая многоукладная экономика позволяла смягчить, хотя и не без огрехов, многие недостатки, связанные с неадекватностью уравнительной системы распределения, провозглашённой официальной идеологией. Огрехи были вызваны тем, что на оправданную дифференциацию доходов из-за различия в квалификации, тяжести, ответственности или условиях труда человека наслаивалась дифференциация реальных доходов, связанных не с его личными заслугами, а с размером ренты на собственность, статусом и местом проживания. Однако эта система распределения гораздо лучше обеспечивала мотивацию к труду, чем номинальное распределение доходов, задаваемое идеологией. Дополнительный сдвиг реального распределения относительно номинального обеспечивался и разной покупательной способностью денег, существенно зависящих от социального статуса их обладателя. Как пишет Кордонский, в силу ранжирования территорий, отраслей, должностей и распределения благ, покупательная способность денег возрастала с ростом служебного положения, перемещения из поселений низшего ранга в поселения высших рангов, переходом предприятий непрестижных отраслей в престижные. Например, высокое должностное положение или работа в отрасли, имеющей высокий статус, благодаря специализированному снабжению и другим льготам, давала возможность получения благ по более низкой цене, что позволяло иметь гораздо более высокие реальные доходы, чем у людей с такими же номинальными доходами.
Пресловутое несунство тоже служило способом корректировки системы распределения. Так, в г. Зеленокумск Ставропольского края на излёте советской эры почти всё потребляемое населением сливочное масло и колбаса были вынесены с местных пищевых предприятий. А связано это было с тем, что по плану 100% производимой, например, мясокомбинатом продукции направлялось в Москву. Несунство означало, что работники данного предприятия, после выплаты государству налогов в виде выполнения плановых поставок, получали к своей зарплате добавку в объёме продукции, которую смогут произвести и вынести в дополнение к плану из имеющихся ресурсов. Таким образом, система согласований при составлении планов обеспечивала относительно равномерное распределение налоговой нагрузки по субъектам экономики, а после выплаты этих налогов предприятия могли работать на удовлетворение потребностей своих работников.
Был ли экономический кризис?
Если бы советская система выстраивалась согласно теории плановой экономики в чистом виде, то невозможность командных органов досконально знать параметры технологических процессов и особенности предприятий привела бы, по мере усложнения экономики, к полному параличу глобальной плановой системы. Но народное хозяйство стихийно нашло выход, позволявший «обходить» неизбежные заторы центрального планирования через некий суррогат добровольных рыночных обменов и силового изъятия налогов, отличавшийся отсутствием чётких правил. Вместо одного всезнающего предпринимателя-государства, в стране появилось много предпринимателей, организовывавших производство там, где они могли проконтролировать технологические процессы в натуральных показателях. Вот эти предприниматели и торговались между собой и с государством, но по очень странным правилам.
Многие считают, что хотя административный рынок и теневая экономика позволяли не допустить паралича экономики из-за превышения пределов возможности управления прежними способами, эта система способствовала расшатыванию устоев государства, криминализации общества, появлению «вотчин», в которых исключалась конкуренция. По мнению некоторых теоретиков, расцвет коррупции постепенно создал в номенклатуре влиятельную криминализованную прослойку с уголовным мышлением и абсолютно циничным отношением к стране и народу. Однако, эта точка зрения небесспорна. Если руководитель предприятия выторговывает фонды для предприятия или своих работников, одновременно стараясь не зарываться и не подрывать фундаментальные интересы страны, то где же тут цинизм? Вообще, заметим, что понятие преступления и коррупции зависит от её определения в законе. Например, деятельность мелких производителей, совершенно аналогичная деятельности советских теневиков, не относилась к коррупции в законодательстве Польши, ГДР, Венгрии. В реальности экономическая система никогда не совпадает с моделью, и самое опасное, что можно предпринять в этом случае – опрометчиво уничтожить дополнительные элементы, не вписывающиеся в теоретическую модель. Явления административного рынка и были теми самыми дополнительными элементами к теоретически чистой модели плановой экономики, которые только и делали возможным её функционирование.
Да и был ли так страшен чёрт коррупции, как его малевали? Во-первых, коррупция была встроена в плановую систему, без коррупции система не могла работать. Во-вторых, уровень настоящего воровства и несунства (такого, который подрывал выполнение плановых заданий по налогообложению) был ничтожным по сравнению с товарооборотом в целом. В-третьих, те вопиющие случаи, которые действительно подрывали устои страны, отслеживались правоохранительными органами. Да, во времена Советского Союза существовал преступный мир. Но он маскировался и был замкнутым, оставаясь в рамках теневой экономики и воровства. В 1987 г, последнем году перед реформой, в РСФСР было совершено 9,2 тыс. убийств или покушений на них, 33,8 тыс. грабежей и разбоев. Расширенного воспроизводства преступности не было!!! Отметим для сравнения, что в 2002 г. зарегистрировано 32,3 тыс. убийств и 214,4 тыс. краж и разбоев. Число тяжких и особо тяжких преступлений уже много лет колеблется на уровне 1,8 млн. в год (к тому же сильно сократилась доля тех преступлений, что регистрируются и тем более раскрываются) (67).
Основная масса экономических нарушений и преступлений в то время делала плановую систему многоукладной и более гибкой. Почти половина экономики была невидимой официальным лицам. Механизмы функционирования теневой экономики тогда, да и сейчас мало кто понимает. Несуны никому особо не мешали, кроме приверженцев идеологической чистоты. Уровень «коррупции» (в понимании сторонников святости) был приемлемым и не выше, чем в США. Была обратная связь, не дававшая ей разрастись, – Советы, КПСС, правоохранительные органы. Коррупция, теневые рынки были механизмами, компенсировавшими недостатки планирования и позволявшими решать проблему дефицита. В Грузии теневики работали открыто, в Узбекистане вообще, в понимании блюстителей законов, расцвела мафия. Но это мнение далеко не бесспорно: на самом деле, шло приспособление системы обмена и распределения к местным особенностям. Полная ликвидация нарушений законов и преступности в многоэтнической стране вообще невозможна, потому что нельзя выработать единые, приемлемые для всех правила, отделяющие преступные действия от легальных. Существенное её снижение возможно только в государствах с моральным неприятием экономических нарушений и других преступлений всем обществом (например, Швейцарии). При этом нужно, чтобы трактовка действия как преступного была одинаковой в морали всего общества, а это, как правило, достижимо только в моноэтнических государствах. В России этого никогда не было, и в обозримой исторической перспективе не будет. Поэтому экономисты-неоинституционалисты вводят понятие приемлемого для народа уровня преступности. Это оптимальное для роста и стабильного развития соотношение цены мер по борьбе с преступностью и наносимого ею ущерба. Когда затраты на усиление борьбы с преступностью превышают уменьшение ущерба от преступности в результате дополнительных мер борьбы, дальнейшее усиление борьбы становится бессмысленным. Кроме того, весь мировой опыт показывает, что наскоком можно победить только самую вопиющую преступность. Требуется постоянная и упорная борьба с учётом особенностей самих преступных группировок и интересов населения.
Идеологи противостоящих сторон (либералы и сторонники чистого коммунизма) очень любят выставлять СССР как страну несунов. Они утверждают, что именно массовое, в конце советской эры, распространение «несунства» породило весьма примирительное отношение к расхищению госимущества. Многие из них считают, что расцвет "теневиков" стал символом разложения советской системы в период "позднего застоя". Не видеть этого, восклицают они, – значит, объяснять перестройку только "изменой" Горбачёва, что совершенно ошибочно. Но это утверждение нуждается в дополнительной проверке. Криминальная прослойка и теневые рынки возникли ещё при Сталине после ввоза огромного количества неучтённых материальных ценностей из Германии. Никто пока не доказал, что преступность выросла и стала угрожать безопасности страны. Она была приемлема для нормального роста. Действительно, несунство развращало общество, но полная мгновенная его ликвидация в тех условиях была невозможна. Для того чтобы бороться с негативными последствиями несунства для морали, надо было сначала разобраться, какой легальный механизм позволил бы компенсировать недостатки планирования, и вводить этот легальный механизм одновременно с борьбой против этого несунства. Например, надо было одновременно, а не по очереди, выправлять систему номинального распределения доходов, отменять привилегированное положение «прислонённых к дефициту» (через более свободные розничные цены) и бороться с несунством.