Г.Павловский. Его выбор. Ярость Медведева против "ударного комплекса"
Фрагмент из статьи Павловского:
"Медведев правильно говорит, что модель, созданная в нулевые годы, – он сделал ряд реверансов в ее сторону – представляет «опасность для будущего страны». Используя контроль над колоссальными объемами собственности и ликвидности, а с другой стороны, контроль над участками государственного аппарата, эта модель формирует внутри государства ударный комплекс, готовый к вмешательству в чьи угодно дела, готовый к нападению. Медведев очень ясно связывает коррупцию с этим противостоящим его стратегии комплексом. Здесь его охватывает ярость. Возможно, неподдельная."
НГ 20.06.2011 | политика
Глеб Павловский
Его выбор
Президент обозначил главный политический конфликт страны
Дмитрия Медведева не устраивает действующая модель власти.
Об авторе: Глеб Олегович Павловский - глава фонда "Эффективная политика".
Что предложил Медведев в выступлении на форуме? Была ли это сильно запоздалая реакция на неудачную майскую пресс-конференцию и последующие действия и заявления Путина, а также других членов Народного фронта? Или предвыборная речь, как говорят? Или презентация инвестиционной стратегии, чем и должна быть – на экономическом форуме? Речь на форуме приходится рассматривать как политическую программу. Поскольку в ней названы цели, названы средства, названы противники и назван главный конфликт. Так будем же судить художника по законам, им над собой установленным!
У Рене Магритта есть картина «Это не трубка», в центре которой изображена именно трубка. Парадокс прост – подпись соответствует изображению, но картинку не раскуришь. Речь Медведева на форуме в Петербурге можно назвать «Это не политика». Это – ее карта, маршрут политического конфликта. Медведев ясно, возможно, впервые настолько ясно встал на почву политического конфликта. Здесь душа ждет рифмы – «конфликта с Владимиром Путиным». Но это упрощение – лишь чья-то мечта срезать угол.
Пресса перечисляет «программные установки Медведева», высказанные очень твердо: демонополизация, децентрализация, приватизация, борьба с коррупцией. Все эти лозунги – официоз с бородой. Они провозглашены Путиным-президентом, и ни разу за последние 11 лет Кремлем не пересматривались. Президент настаивает на банальностях, но эти банальности для системы доктринальны – она не смеет сказать ему «Нет!». (Это похоже на позицию советских диссидентов – «Уважайте советскую Конституцию».) Оттого первые комментарии функционеров «Единой России» вынужденно и встревоженно лояльны. Думский функционер не рычит, что президент «суицидален», и либеральный ректор не упрекает в «попытке создать что-то бутафорское, похожее на западную демократию». Быть может – временно.
Как он называет старую модель
Медведева терзает анонимность действующей модели власти – кстати, той, на которую он опирается, которая собрала в Санкт-Петербург его аудиторию. Он пытается заклеймить, сохранив «все позитивное». Это естественно. Но это приводит к буре околичностей и намеков. Здесь и «этап развития, связанный с усилением роли государства в экономике». И «избыточная система регулирования государства в подконтрольных сферах». И принцип, что государство всегда право... Принцип ручного управления... Государственный капитализм... Подобная экономическая модель представляет опасность для будущего страны... Все, что мешает «прорывному развитию» (и его предложено «быстрее и решительнее менять»).
«Мы должны пройти точку невозврата к тем моделям, которые ведут страну в обратном направлении». Расшифруем президента. Он требует исключить политический реванш. Но ведь и сами силы реванша озабочены «точкой невозврата», только другой – чтобы исключить в будущем появление во главе страны кого-то вроде Медведева. Изгнать из Кремля медведевский дух. И пока Медведев ищет точку невозврата – противостоящие ему силы ищут точку изгнания его самого. Они креативны, ведь это не охранители на гонораре. У них в руках техноструктура, несколько сетей власти, и они неограничены в кэше. Он говорит о них слишком мягко – «судорожные шаги, решающие задачу сохранить то, что существует». Кто они?
Кто против Медведева
Медведев обычно обходит тему противостоящей ему контрстратегии. И здесь он поступил так же, говоря об «экспертах, мечтающих о пятилетках». Зато в Санкт-Петербурге он впервые обозначил свою концепцию сил реакции. Это по-своему уникальный российский вариант коррумпированного популизма, который балансирует между народом и крупной собственностью, используя институциональные дефициты и правовую незащищенность личности каждого гражданина – от рабочего до премьера.
Кто они? Это и кланы, контролирующие финансовые потоки, и группы, практикующие внутреннее насилие. Здесь мы спотыкаемся о медведевский повтор – отказ от «ручного управления». Русское ручное управление – это не личное управление на основе компетенции или прав. Это управление угрозами: «Руки поотрываю!» Это баронства, феодальные владения. Они автономны. И в этом испытанный еще президентом Путиным крах концепции «вертикали власти».
Они откупаются от центральной власти кэшем, но сами при этом не прозрачны и ведут частную государственную политику в параллель с правительством и президентом.
Когда Медведев критикует чрезмерное бремя госсобственности, он обходит политический смысл того, что эта собственность равно вне бизнеса и вне государства. Это – захваты. Это узурпация конституционных прерогатив через мнимо государственные, давно перехваченные клановыми сетями бизнесы. Проклиная избыточное вмешательство государства в бизнес, Медведев отвергает избыточное вмешательство в государственные дела. Государству опасен тип собственников, которые находятся на комфортной грани между государством и бизнесом. Для которых государственная собственность – фактически зона вторжения, брешь в государственной системе.
Российская реакция прогрессивна, она – рыночный субъект. Быть может, самый рыночный в стране. Выходя на мировой рынок, наша система действует по его правилам и успешно борется за максимизацию прибыли. Ее деятельность ведется от имени государства и по поручению государства. Но, в сущности, она нелегальна. Эту работу ведет неведомый конституционным властям субъект. Создав позади себя социальный пузырь и шантажируя власти и население рисками разрыва пузыря, он ведет себя как помесь робокопа с игровым автоматом в Лас-Вегасе. Демонтаж этого механизма, причем такой демонтаж, который не затронет жизненной основы граждан, заявлен Медведевым. Сложность в том, что этот демонтаж придется проводить вместе со строительством институтов государства.
Обязательство
Медведев впервые отделяет вопрос о своих предпочтениях от императивности стратегии, которую запустил. Та «будет» осуществляться независимо от того, станет ли он президентом. Независимо от того, «кто какие должности» будет занимать «в ближайшие несколько лет». Но тут же Медведев говорит: «За это отвечаю лично я как президент». Странная претензия? Нет. Обязательное и давно ожидаемое заверение в необратимости.
Ведь вся политика тандема была обратимой. Ее резюме – в знаменитой формуле «Мы друзья – соберемся и порешаем». Сегодня Медведев впервые говорит сторонникам, что их не сдадут. Их не принесут в жертву, не разменяют – даже если он лично не станет президентом. Позиция заявлена. Это шаг к ответственной политике – прочь от импровизаций с «нулевой суммой», когда одни после выборов просыпаются в другой стране... а другие не просыпаются вовсе.
Медведев стилистически злоупотребляет тезисом о крайней опасности положения, в котором находится страна. Хотя «все не так плохо, как на самом деле». Когда так часто намекаешь на чрезвычайные обстоятельства, а сам не действуешь чрезвычайным образом, в политике возникает коридор для других – тех, кто использует разогретую тобой атмосферу против тебя. Медведев говорит о них косвенно – как об «экспертах, мечтающих о пятилетках». Но мы же их знаем.
Медведев правильно говорит, что модель, созданная в нулевые годы, – он сделал ряд реверансов в ее сторону – представляет «опасность для будущего страны». Используя контроль над колоссальными объемами собственности и ликвидности, а с другой стороны, контроль над участками государственного аппарата, эта модель формирует внутри государства ударный комплекс, готовый к вмешательству в чьи угодно дела, готовый к нападению. Медведев очень ясно связывает коррупцию с этим противостоящим его стратегии комплексом. Здесь его охватывает ярость. Возможно, неподдельная.
Появляется тезис об «удавке на шее» коррупционеров и об их полной имущественной ответственности. Намеренно не назван уровень этих самых отвечающих государственных лиц. Зато Медведев вовремя оговаривается, упоминая, что система судебного оспаривания должна действовать в полном объеме и должны быть «четкие гарантии на случай необоснованных обвинений». Здесь Медведев вторгается в старую политическую трудность новой России – как демонтировать систему вмешательства, если не с помощью силовых структур, тут же превращающихся в нового монстра? Всем нужны гарантии. И эти гарантии (о чем Медведев ясно не упоминает) должны быть ясны предварительно. Он же сам не считает, что судебная система в нынешнем виде что-либо гарантирует.
Многоточие
Здесь обрыв, дефицит, политический недостаток речи Медведева как политической позиции. Фактически возвращая конфликт в политическую жизнь страны, он забывает, что перед тем она жила – и живет – совершенно иначе. Возникает вопрос: какой ценой и какими жертвами будет разрешен конфликт? Будут эти жертвы только карьерными и бюджетными (чего более всего опасается Кудрин) или персональными также?
В едва возникшей стране, где жизнь лишена каких бы то ни было гарантий, кроме личного богатства, связей и личной охраны, должна быть определена черта отсечки – минимизации ущерба. И эта гарантия должна быть ясна предварительно. До, а не после «победы правового порядка». Должностное лицо может потерять свою работу. Но каждый должен быть уверен, что физическая и уголовная угроза не входит в политический подтекст. То есть он не будет политически исключен, арестован или убит.
Медведев говорит в Питере о новых «постфукусимских требованиях» к безопасности АЭС. Справедливо. Но так же реальны и постпутинские требования к безопасности России – страны и людей. Эти требования давно пора сформулировать. Президент чувствует здесь проблему. Сославшись на Стива Джобса, Медведев напомнил хорошо известное шахматное правило: ключевые ходы – те, «что вы решили не делать». Это значит – запрет на некоторые из вполне вероятных (сценарных) вариантов.
Тут нерв ближайшей политики – согласие относительно того, чего не должно быть. Достигнем мы его или нет прежде, чем нас накроет волна неизбежных конфликтов? Любая программа Медведева должна быть программой, которая гарантирует необратимость и некатастрофичность предлагаемых государственных новшеств.
В российской пропаганде принято пугать необратимостью – а вдруг та катастрофична? Но пережитые нами катастрофы были необратимы оттого, что вторгались в жизнь человека, лишив его возможности сопротивляться. Они вмешивались в жизнь, собственность и безопасность людей. Катастрофа не приходила откуда-то из природы. Катастрофа приходила из Кремля с патентом на реформы «без альтернативы» – и с правом на вмешательство в твою жизнь. Вот здесь – в изъятии этой возможности, изъятии права на вмешательство – нерв всего, о чем говорит Медведев, и здесь главный выбор его программы. Потому что, отправляясь в новое плавание, все люди – от рядового гражданина до премьера Владимира Путина – хотят уверенности, что их не выгрузят на баржу в Белом море. Они хотят минимизировать риск перемен, потому что этот риск не связан с загадочными и анонимными силами. Он – в существующей реальной системе, которая вполне дееспособна. Перекладывая риск одних на других, она заставлять тех, кто получает мало, заплатить за тех, кто получает невообразимо – и нелегально – много.
У себя в твиттере Медведев назвал свою речь лаконично – «Мой выбор». Вместе с Рене Магриттом возразим президенту – нет, «это не выбор» еще. Но выбор ему придется делать очень скоро – не успеют высохнуть плавки, которые сегодня пакуются в чемодан отпускника.
Чистка неизбежна, но элита хочет играть не рискуя, требует гарантий
>Проклиная избыточное вмешательство государства в бизнес, Медведев отвергает избыточное вмешательство в государственные дела. Государству опасен тип собственников, которые находятся на комфортной грани между государством и бизнесом. Для которых государственная собственность – фактически зона вторжения, брешь в государственной системе.
>Российская реакция прогрессивна, она – рыночный субъект. Быть может, самый рыночный в стране. Выходя на мировой рынок, наша система действует по его правилам и успешно борется за максимизацию прибыли. Ее деятельность ведется от имени государства и по поручению государства. Но, в сущности, она нелегальна. Эту работу ведет неведомый конституционным властям субъект. Создав позади себя социальный пузырь и шантажируя власти и население рисками разрыва пузыря, он ведет себя как помесь робокопа с игровым автоматом в Лас-Вегасе.
>Демонтаж этого механизма, причем такой демонтаж, который не затронет жизненной основы граждан, заявлен Медведевым. Сложность в том, что этот демонтаж придется проводить вместе со строительством институтов государства.
ься независимо от того, станет ли он президентом. Независимо от того, «кто какие должности» будет занимать «в ближайшие несколько лет». Но тут же Медведев говорит: «За это отвечаю лично я как президент». Странная претензия? Нет. Обязательное и давно ожидаемое заверение в необратимости.
>Ведь вся политика тандема была обратимой. Ее резюме – в знаменитой формуле «Мы друзья – соберемся и порешаем». Сегодня Медведев впервые говорит сторонникам, что их не сдадут. Их не принесут в жертву, не разменяют – даже если он лично не станет президентом. Позиция заявлена. Это шаг к ответственной политике – прочь от импровизаций с «нулевой суммой», когда одни после выборов просыпаются в другой стране... а другие не просыпаются вовсе.
>Медведев стилистически злоупотребляет тезисом о крайней опасности положения, в котором находится страна. Хотя «все не так плохо, как на самом деле». Когда так часто намекаешь на чрезвычайные обстоятельства, а сам не действуешь чрезвычайным образом, в политике возникает коридор для других – тех, кто использует разогретую тобой атмосферу против тебя. Медведев говорит о них косвенно – как об «экспертах, мечтающих о пятилетках». Но мы же их знаем.
(...)
>Появляется тезис об «удавке на шее» коррупционеров и об их полной имущественной ответственности. Намеренно не назван уровень этих самых отвечающих государственных лиц. Зато Медведев вовремя оговаривается, упоминая, что система судебного оспаривания должна действовать в полном объеме и должны быть «четкие гарантии на случай необоснованных обвинений». Здесь Медведев вторгается в старую политическую трудность новой России – как демонтировать систему вмешательства, если не с помощью силовых структур, тут же превращающихся в нового монстра? Всем нужны гарантии. И эти гарантии (о чем Медведев ясно не упоминает) должны быть ясны предварительно. Он же сам не считает, что судебная система в нынешнем виде что-либо гарантирует.
>Многоточие
>Здесь обрыв, дефицит, политический недостаток речи Медведева как политической позиции. Фактически возвращая конфликт в политическую жизнь страны, он забывает, что перед тем она жила – и живет – совершенно иначе. Возникает вопрос: какой ценой и какими жертвами будет разрешен конфликт? Будут эти жертвы только карьерными и бюджетными (чего более всего опасается Кудрин) или персональными также?
>В едва возникшей стране, где жизнь лишена каких бы то ни было гарантий, кроме личного богатства, связей и личной охраны, должна быть определена черта отсечки – минимизации ущерба. И эта гарантия должна быть ясна предварительно. До, а не после «победы правового порядка». Должностное лицо может потерять свою работу. Но каждый должен быть уверен, что физическая и уголовная угроза не входит в политический подтекст. То есть он не будет политически исключен, арестован или убит.
>Медведев говорит в Питере о новых «постфукусимских требованиях» к безопасности АЭС. Справедливо. Но так же реальны и постпутинские требования к безопасности России – страны и людей. Эти требования давно пора сформулировать. Президент чувствует здесь проблему. Сославшись на Стива Джобса, Медведев напомнил хорошо известное шахматное правило: ключевые ходы – те, «что вы решили не делать». Это значит – запрет на некоторые из вполне вероятных (сценарных) вариантов.
>Тут нерв ближайшей политики – согласие относительно того, чего не должно быть. Достигнем мы его или нет прежде, чем нас накроет волна неизбежных конфликтов? Любая программа Медведева должна быть программой, которая гарантирует необратимость и некатастрофичность предлагаемых государственных новшеств.
>В российской пропаганде принято пугать необратимостью – а вдруг та катастрофична? Но пережитые нами катастрофы были необратимы оттого, что вторгались в жизнь человека, лишив его возможности сопротивляться. Они вмешивались в жизнь, собственность и безопасность людей. Катастрофа не приходила откуда-то из природы. Катастрофа приходила из Кремля с патентом на реформы «без альтернативы» – и с правом на вмешательство в твою жизнь. Вот здесь – в изъятии этой возможности, изъятии права на вмешательство – нерв всего, о чем говорит Медведев, и здесь главный выбор его программы. Потому что, отправляясь в новое плавание, все люди – от рядового гражданина до премьера Владимира Путина – хотят уверенности, что их не выгрузят на баржу в Белом море. Они хотят минимизировать риск перемен, потому что этот риск не связан с загадочными и анонимными силами. Он – в существующей реальной системе, которая вполне дееспособна. Перекладывая риск одних на других, она заставлять тех, кто получает мало, заплатить за тех, кто получает невообразимо – и нелегально – много.
Та часть статьи - самая откровенная. Павловский, наверное, сам писал текст выступления Медведева и теперь разъясняет, на что намекал. Чтобы выйграть выборы надо устроить спектакль чистки коррупционеров. Но так, чтобы чистка была мягкая, без убийств и даже арестов. Элита хочет играть не рискуя, требует гарантий и Павловский уверяет, что именно Медведев дает такие гарантии.
...А вот с чем есть безусловная определенность – так это с выступлением в рамках ПЭФ президента Медведева. Оно состоялось и вызвало пристальный интерес. Хотя после оказавшейся практически бессодержательной «большой» пресс-конференции Дмитрия Медведева месяц назад, от выступления этого не ждали ничего особенного. Действительно, сколько можно разочаровываться в ожиданиях! Тем более Петербургский форум и выступление на нем главы государства давно стало действом привычным и не более чем ритуальным.
Однако на сей раз речь Медведева выглядела вроде бы программной. Он подводил итоги – и не трех лет своего президентства, а двух постсоветских десятилетий, говорил об успехах и достижениях этого периода. Намечал масштабные планы на будущее.
По его словам, он предъявил публике «проект развития страны», который «должен стать реальностью благодаря совместным усилиям всего российского общества». Причем, как особо отмечено, «независимо от того, кто и какие должности займет в нашей стране в ближайшие несколько лет».
Собственно, уже само это заявление по существу выводит упомянутое общество за скобки. Ведь в условиях реальной демократии и реального выбора граждане вполне могут проголосовать за политическую силу или кандидата, чьи представления о будущем отличаются от тех, которые имеются у Медведева. Но тот, похоже, даже теоретически не допускает такой возможности. Для него, судя по всему, и грядущие президентские выборы – что-то вроде спортивной интриги: мол, потерпите еще, скоро договоримся и объявим, кто же будет из нас президентом. Впрочем, и интрига эта особого значения не имеет, раз уж заранее утверждается: программа определена и будет реализовываться, невзирая на личности.
«Это не мой выбор, мой выбор в другом», – слова эти рефреном прошли через все президентское выступление. И опять-таки – ни малейшего сомнения в том, что выбор Медведева полностью соответствует выбору общества. Однако что-то сложно припомнить, когда мнением большинства по этому поводу хотя бы поинтересовались.
В отличие от главы государства не рискнем говорить за всех. Общество в России в серьезной мере расколото. И тем не менее первая реакция многих на программные заявления Дмитрия Медведева – недоумение. При этом кто-то президентские тезисы вообще не принял всерьез: пустые-де слова, которые невозможно реализовать. Другие, напротив, насторожились, ибо опыт 20 последних лет показывает: российские власти берутся за реализацию самых немыслимых и разрушительных проектов. Естественно, с соответствующими результатами.
Правда, Дмитрий Медведев оценивает достижения новой России, которой «в этом году исполняется 20 лет», исключительно позитивно. «После коллапса Советского Союза и его плановой экономики наша страна совершила огромный прогресс в развитии», – заявил он. А дальше привел список невиданных достижений. Нет, о созданных за это время новых предприятиях, а тем более отраслях промышленности, о научных и технологических прорывах, о социальных завоеваниях не было сказано ни слова. Собственно, неудивительно: ничего такого на горизонте не наблюдается. Напротив, тысячи и тысячи заводов разрушены, сельхозпредприятия уничтожены, с отечественными наукой, образованием и здравоохранением – беда, страна по всем экономическим и социальным показателям откатилась на много позиций назад, как это фиксируют все мировые аналитические центры. Но такие факты и примеры в программное выступление как-то не укладываются.
Зато от президента мы узнали, что если в советские времена доля частного сектора в экономике «была близка к нулю, сейчас же он составляет более 60 процентов». Действительно, рост просто колоссальный. Да радости – никакой. Поскольку подавляющее большинство из пресловутых 60% – это построенные при Советской власти предприятия, за бесценок отданные частнику в ходе приватизации по Чубайсу. А новый «эффективный собственник» лишь эксплуатирует не им созданный потенциал в хвост и гриву, извлекая сверхприбыль. Зачастую до полной и катастрофической амортизации, как это было, например, на Саяно-Шушенской ГЭС. Тут бы не гордиться, а ужасаться.
Но, видимо, оценки зависят от приоритетов. Приоритеты Дмитрия Медведева, с точки зрения рядового гражданина, выглядят несколько странно. «Гиперинфляция, которая тогда бушевала в невиданных до этого темпах, сменилась вполне умеренными темпами роста цен, удвоилось реальное потребление российских семей. В России за короткий исторический срок были осуществлены реформы, с которыми не многие могут сравниться по масштабу. От государственных цен мы пришли к стандартному рыночному ценообразованию, от жесткого контроля валютного рынка – к одной из самых либеральных в мире моделей его регулирования, от закрытой для иностранных капиталов страны – к 300 миллиардам долларов накопленных иностранных инвестиций», – продолжает он победные реляции.
Однако даже в последние годы СССР, когда Советская власть под напором «реформатров» (большинство из которых и сейчас наплаву) сдавала свои позиции, никакой гиперинфляции в стране не было. День, когда она началась, можно назвать абсолютно точно: 1 января 1992 года, вместе с гайдаровской рыночной «либерализацией». Нынешнее же стандартное рыночное ценообразование, столь милое президентскому сердцу, приводит к тому, что, скажем, ежегодно растущие тарифы ЖКХ для миллионов граждан уже сейчас непосильны. В стране, где с голодом, беспризорностью, неграмотностью, вызванными бедностью, болезнями, справились многие десятилетия назад (и, казалось, навсегда), все эти беды вновь расцвели пышным цветом. Поистине не сразу-то и вспомнишь другое государство, где за столь короткий срок реформы привели к таким «зияющим высотам».
А еще, как выяснилось, Дмитрий Медведев очень гордится нашей налоговой системой, также «созданной с нуля». При ней «в России в настоящий момент одни из самых низких ставок корпоративного и подоходного налогов». Что же, этой системой гордится не только Дмитрий Анатольевич, но и Путин, и все российские олигархи, миллиардеры и миллионеры. Потому что попробуй найди другое такое государство, где какой-нибудь топ-менеджер, получающий в месяц миллионную заработную плату, и уборщица, едва зарабатывающая прожиточный минимум, отстегивают в казну один и тот же налоговый процент. Как выяснилось, то, что в народе считают верхом несправедливости, для президента – свидетельство колоссальных успехов.
На этом перечень успехов был почему-то прерван. Это выглядело несколько неожиданно, поскольку сам Медведев признал: «Всегда приятно рассказывать о том, что сделано». Вот и рассказал бы поподробнее, раз уж успехи столь велики. Но почему-то не заладилось… Разве что глава государства припомнил, что 50 лет назад наша страна первая покорила космос, а сегодня мы сохранили и даже укрепили лидерство по количеству запускаемых спутников, а также почти достроили, наконец, систему ГЛОНАСС.
Хотя, по логике самого президента, раз руководимой им стране только 20 лет, она никак не могла совершать прорывы полвека тому назад. А отчитываться чуть ли не десятилетие никак толком не заработающей системой ГЛОНАСС вроде уже и неловко. Но Дмитрия Медведева это не смутило, он даже припомнил еще одно достижение в рамках модернизации: 40% российских семей имеют доступ к интернету. Естественно, 20 лет назад ничего подобного не было и в помине. Тогда, правда, СССР самостоятельно разрабатывал и создавал компьютеры и был уже готов к их промышленному массовому производству. Теперь же все любимые компьютерные штучки продвинутого пользователя Дмитрия Анатольевича исключительно импортные. Но это ему проблемой, очевидно, не видится.
ВООБЩЕ, если исходить из его оценок недавнего прошлого, то и предложения на будущее кажутся вполне логичными. Многих, например, напугали планы Медведева еще глубже интегрировать Россию в мировую экономику – мол, это безальтернативный сценарий, а «без открытой экономики упадем и ударимся очень больно». Но испугались те, кто считает, что первый этап этой интеграции в 90-е годы привел к разрушению конкурентоспособных отраслей отечественной промышленности и сельского хозяйства, а также сделал Россию тотально зависимой от западного капитала и мировых кризисов. Как теперь стало понятно, у Медведева на тот период взгляды совсем иные: бог с ней, с промышленностью, главное – цены стали рыночными, налоги непрогрессивными, а предприятия частными. И неважно, работают они или нет, и на чье благо.
Неудивительно, что приватизацию Медведев намерен продолжить: мол, нечего ущемлять частную инициативу и вспоминать о «ласкающих слух некоторых экспертов пятилетках». «Это не мой выбор – мой выбор в другом: в российской экономике должны доминировать частное предпринимательство и частные инвесторы, государство должно защищать выбор и собственность тех, кто сознательно рискует своими деньгами и репутацией», – заявил президент. Меры по защите частных собственников он уже выработал: подготовлены решения, которые сузят сферу контроля за иностранными инвестициями, правительство представило предложения по графику приватизации крупных компаний, в том числе инфраструктурных и стратегических.
Меры по защите рядовых граждан тоже перечислены. Это – децентрализация управления страной, что, по мнению главы государства, сильно облегчит жизнь людям: «В ближайшее время я создам специальную рабочую группу высокого уровня, которая подготовит предложения по децентрализации полномочий между уровнями власти, прежде всего в пользу муниципального уровня». Собственно, опять-таки ничего нового. Ельцин, помнится, предлагал регионам глотать суверенитета, сколько влезет. А Путин хоть и выстраивал «вертикаль», также перекладывал обязательства с федерального центра на муниципалитеты, забирая, однако, в центр львиную долю финансовых средств.
Естественно, беднейшие территории нашей страны после этого отнюдь не разбогатеют, зато граждане волей или не волей, как призывает их Медведев, станут «более мобильными», будут вынуждены «порой идти и на смену рода занятий и даже места жительства, чтобы обеспечить комфорт и своей семье, и образование своим детям». Ясное дело, что при таком подходе, опять-таки как предложил президент, Москву придется расширять и расширять. Потому что куда еще мобильным перемещаться, как не в столицу, где сосредотачивается подавляющая часть финансовых средств? Что же касается тех, кто окажется не слишком мобильным, их, видимо, ничего хорошего не ждет.
Но это опять-таки на взгляд тех, кто оценивает прошедшие два десятилетия как эпоху упадка и разрушения. У Дмитрия Медведева взгляд куда более оптимистический: «Мой выбор в том, чтобы в России произошло формирование в ближайшие 10 лет экономики высокого качества жизни, экономики, которая делает жизнь комфортной и интересной, экономики, создающей то, что позволяет быть в числе мировых лидеров. А это, на мой взгляд, прежде всего просто наши люди – здоровые люди, чистая энергия, интеллектуальные сети, электронные услуги, удобный транспорт, доступное жилье и качественное образование... Мы можем позволить себе сегодня не догонять кого бы то ни было, а создавать новый технологический уклад. И движемся именно к такой экономике, основанной на следующем поколении технологий».
Да разве можно найти в России хоть одного человека, кто был бы против такой замечательной перспективы? Это, пожалуй, даже покруче двух «Волг» на каждый ваучер, которые обещали в начале первой приватизации Чубайс и К°. Увы, «Волг» этих 90% граждан и близко не видели.
Сейчас же вместо чубайсовских «Волг» на слуху прохоровский Ё-мобиль, ставший символом российской модернизации и инноваций и отправной точкой Ё-мечтаний о светлом будущем, которое рисует нам Дмитрий Медведев.
Хотя нынче «мы, и правда, можем позволить себе не догонять кого бы то ни было». Ибо по количеству миллиардеров давно перегнали все государства в мире. А по уровню социального и экономического развития так отстали от передовых стран, что без коренной смены курса все равно никогда их не догоним. Но выбор Медведева – это не смена курса, это продолжение запущенных 20 лет назад «реформ».