От Юлия Иванова
К И.Т.
Дата 30.12.2009 21:55:04
Рубрики Прочее; Тексты;

Отвязанность 1965-66 гг. Свидетельские показания

Отвязанность.
(Глава из романа "Дверь в потолке")
Юлия Иванова
(1965-66 годы)

И наступил в моей жизни период, который я сама называю не иначе как "отвязанность".
В памяти снова всплывают то бесконечное ЦэДэЭловское и Домкиношное убивание времени, то тусовки у Саши Бенкендорфа, где поддатый Гена Шпаликов незадолго до самоубийства что-то потешное изображал...
И все хохотали, а Боря Ермолаев двигал силой взгляда по столу спичечные коробки. Я же предлагала ему так же продвигать сценарии.
То мой муж Борис доводил публику до колик своими байками...
Поначалу здесь его всерьёз не воспринимали. Но потом сообразили, что, как только он открывает рот, никакой водки не надо.
- Теперь понимаю, что ты в нём нашла, - сказал мне как-то Саша Бенкендорф, вытирая слёзы кончиком скатерти.

Или периодически-загульное веселье в компании супругов-врачей, по совместительству играющих и поющих в ресторанах. С бешеными танцами и неграми, с первыми плёнками Высоцкого и Галича.
Горячечные романы - обычно тоже по пьянке, которые быстро проходили.

Что-то вроде гриппа. Несколько дней мечешься в лихорадке, а потом стараешься поскорей избавиться от кашля и чихания.
Я ненавидела эти состояния зависимости от другого, всегда была "кошкой, гуляющей сама по себе". От любой перспективы "серьёзно втюриться" удирала как от чумы.
Но исцелилась от приступов лишь когда перестала "поддавать".

Наверное, я так никого и не любила в понимании столпов литературы - великих знатоков женских сердец. Увлечения и супружеские узы не в счёт.
И почти христианская "любовь брата, а может быть, ещё нежней" - не в счёт. Опекала я многих.
Умолчу также о двух-трёх симптомах "любви Неземной". О тайнах, которые "совершаются на Небесах". Тем более, что они не только мои

Приходилось часто отбиваться от "гнусных предложений" влиятельных персон. Некоторые потом мстили быстро и жестоко.
Мне потом рассказывали знакомые, как на заседаниях и совещаниях они, прежде расхваливающие мой сценарий и обещающие "лечь костьми", рубили его под корень.

Одному, разъярившись, надумала сама отомстить. Замыслила злодейский план, который мог бы раз и навсегда погубить его карьеру.
Всё подготовила, но в последний момент злость вдруг ушла в песок. И преступник был помилован, так и не узнав о смертном приговоре.

В другой раз приятель (друзей и подруг у меня не было, только "приятели") - фамилии называть не буду, человек он нынче брутально известный, на одном из совещаний кинематографистов в Болшево из верноподданических чувств втолкнул меня в номер одного пьяного высокопоставленного мосфильмовского туза, которому я приглянулась. И запер дверь снаружи на ключ.
Положение было ужасным.
Я послала "туза" в ванную "освежиться", а сама недолго думая, выпрыгнула в окно.
Слава Богу, было не слишком высоко. К тому же помогли мои занятия акробатикой в доме пионеров.
Я пробралась в наш женский номер и завалилась спать.

Среди ночи к нам постучала целая делегация блюстителей нравственности и, убедившись, что я на месте, без объяснений ушла.
Наутро выяснилось, что какие-то недоброжелатели "туза" настучали администрации, будто он заперся в номере с одной из участниц семинара.
Бывший разведчик Михаил Борисович Маклярский клятвенно заверил, что кого-кого, но Юлии Ивановой там быть не может, потому что не может быть никогда.
Администрация не поверила. Постучала - молчание.
Тогда отперли дверь своим ключом и были посрамлены. Туз мертвецки спал. Но один.

От "туза" за спасённую репутацию я не дождалась никакой благодарности. Более того - сценарий мой он окончательно закопал.
Кстати, практически ни одна из лучших работ наших Сценарных Курсов так и не вышла на экраны.
Любопытно, что заступился за нас журнал "Молодой коммунист", где какая-то прогрессивных взглядов дама выдвинула резкие обвинения в адрес всевозможных "зажимщиков", губящих молодые кадры нашего кинематографа.
Мне там был посвящён целый абзац.
На том и...абзац.

От тоски я опять взялась за карты - уже в компании работников торговли, с которыми познакомилась в Гаграх.

Это была специфическая публика - со своей жёсткой конспирацией и круговой порукой.
В этой системе можно было раздобыть что угодно. Любые яства, заграничные шмотки и самые фантастические утехи и блага.
Всё имело свою цену, причём "ну очень смешную".
Помню, как отоваривалась в подвале "Диеты" на Арбате. Где некий с голливудской внешностью мясник Гарик, из которого к тому же мог бы выйти великий математик, так он всё просчитывал и соображал, бросал мне в подсобке в сумку телячью вырезку, печень, языки, буженину, сырокопчёнку, банки с икрой, молниеносно складывая цены в уме.

Он называл смехотворно низкую сумму (которую следовало, кстати, заплатить в кассу).
Мне было очень интересно, на чём они всё-таки делают деньги, что-то химича ночами.

Гарик нехотя буркнул, что они делают из второго сорта мяса - первое. Может, соврал.

Того же Гарика я попросила однажды сводить меня на карточную тусовку воротил от торговли.
Он согласился - с условием, что я не буду раскрывать рта и сыграю роль его подружки-продавщицы.
Лишь однажды он мне разрешил войти с подносом в комнату играющих и принести чай и бутерброды.
В густом сигаретном дыму различила на зелёном сукне стола груду крупных купюр и облигаций, карты в руках со сверкающими перстнями...И лица - то вальяжно-непроницаемые, то искажённые алчной гримасой, то серо-пепельные, с трясущимися губами.
Вот бы где поснимать! Акулы прилавка.
Но тут кто-то из "акул" игриво ущипнул меня за задницу и пришлось срочно ретироваться.

(продолжение следует)...



c Copyright: Юлия Иоаннова, 2009
http://izania.narod.ru Форум: http://narod.yandex.ru/userforum/?owner=izania
От Юлия Иванова
К Юлия Иванова (30.12.2009 21:55:04)
Дата 30.12.2009 23:07:51

Продолжение истории в 1967

Оч. хор. рассказ. Страница Юлии
Юлия Иоаннова
(1966 год)

И снова унизительные хождения по мосфильмовским коридорам, где я повстречала известного сценариста Толю Гребнева и поведала о своих злоключениях.

На очередном киношном совещании Анатолий Борисович выступил, обрушившись на "мосфильмовских гангстеров", грабящих талантливую молодёжь.
Реакция зала была бурной, разразился скандал.

Деньги мне выплатили. Такой суммы я отродясь не держала в руках - полный спортивный баул.
Я шла с этим баулом по коридору Мосфильма, когда повстречала одного из прежних своих знаменитых "пассий", роман с которым когда-то в панике оборвала.
"Пассия" меня затащила, то есть затащил на просмотр то ли запрещённого, то ли обречённого на цензурную экзекуцию фильма.

Мы сидели рядом, он взял мою руку. Сумку я запихнула под кресло.
Не запомнила ни одного кадра и снова в ужасе ринулась в проход, как только зажёгся свет и грянули аплодисменты.
О бауле вспомнила лишь в гардеробе, помчалась обратно. Зал уже был пуст, но, к счастью, не заперт.
Самое интересное, что сумка моя так и стояла в проходе на самом видном месте - среди кресел с поднятыми сиденьями.
Террористов тогда никто не опасался и залы не проверяли...

Замечательный парень и боец Толя Гребнев призывал меня "творить, творить и творить", ни на что не обращая внимания.

Они тогда вместе с Александром Аркадьевичем Галичем организовали сценарную мастерскую при Союзе Кинематографистов, в которую пригласили и меня.

Там были Виктор Мережко, Эдик Тополь, Ира Ракша, Шурик Червинский.
Мы готовили киносборник - от каждого по киноновелле.
Помню, как написала что-то весёленькое и фантастическое про "светлое будущее", - обсуждали, хохотали, одобрили.
Ещё заявку на сценарий под названием "Как Даша стала не Дашей". Тоже всем понравилось. Излишне говорить, что никакой "киносборник" так и не состоялся.

Видимо, многое из пережитого тогда и легло в основу рассказа "Валет, который не служит" - о гагринской собаке.
Первым читателем был Александр Аркадьевич. Он похвалил мой опус, предложив отнести в какой-либо журнал.
Я ткнулась сначала в "Юность", к Мэри Лазаревне Озеровой, знавшей меня ещё девочкой.
Мэри написала на первой странице:
"Оч. хор. рассказ, но не для "Юности". Молодец, Юля!".

Я так стосковалась по "доброму слову, которое и кошке приятно", что это "Молодец, Юля!" прозвучало для меня дивной музыкой, несмотря на формальный отказ.
Отнесла в старую свою "Смену", где он сразу же прошёл на ура.
На пляже в Гаграх журнал передавали из рук в руки, дамы вытирали слёзы.
Рассказ можжно прочитать на моем сайте http://izania.narod.ru/valet.htm

Старший спец. по орг. ОТЦ. Страница Юлии
Юлия Иоаннова
(1967 год)

Приближалось моё тридцатилетие, дочка уже училась в третьем классе, каждый год вырастая из прежних нарядов.
Деньги за сценарий быстро ушли, и стало ясно, что "на вольных хлебах" мне не высидеть, надо устраиваться на работу.
Борис через свои связи на радио вышел на Мамедова, тогдашнего главу Радиокомитета. Я собрала документы, свои напечатанные работы и отзывы и отправилась в назначенный день к Энверу Назимовичу.
Он сидел в кресле за столом и смотрел на меня. Эдакий супермен - красивый, высокий, элегантный - скорее похожий на героя - любовника, чем на номенклатурщика. Долго изучал мои бумаги и поднял на меня глаза.
Я уставилась в пол - на красавцев у меня была то ли аллергия, то ли фобия, которой ещё не придумали названия.
- Интересно, вот ты такая одарённая, судя по всему, - что ты забыла у нас на радио? У тебя совсем другой жанр. Или дети по лавкам плачут? Или в карты проигралась?
Если б он знал, как недалёк от истины!
Я промямлила, что да, свекровь на пенсии, мужниной зарплаты не хватает...

- Ладно, тогда вот что. Сейчас организуется Останкинский телецентр, там нужны кадры. Что-нибудь подыщем. Позвони секретарю через пару дней.

Через пару дней секретарь сказала, что мне предлагают должность "старшего специалиста по организации Останкинского телецентра". Что-то инженерное. Я вежливо отказалась.
- Вы бы хоть спросили, какой оклад. Сто шестьдесят плюс премии для начала устроят?
Сумма по тем временам действительно была внушительная. Позвонив на другой день, я поблагодарила и согласилась.
Была не была, стану "специалистом" ОТЦ.

Размещалась наша "работа" то в районе Шуховской башни, то в телетеатре. Сочиняли мы какие-то дурацкие и бесполезные трактаты о формировании творческого объединения "Экран", всевозможных отделов, в том числе и сценарного, и т.д.
"Мы" - это Васса Петровна Войтехова, высокая молодящаяся дама, известная тем, что являлась супругой небезызвестного в номенклатурных кругах Войтехова, в прошлом одного из мужей Людмилы Целиковской.
Вторым был неудачник-актёр Павел Семёнович Самарин, спец по театральной среде, вечно брюзжащий и ворчащий.
Третьей - совсем уж неприметная тихая жена какого-то влиятельного мужа. И я.

Мы буквально изнывали от безделья и необходимости изображать кипучую деятельность. Васса Петровна была строга чрезвычайно и всё время внушала мне, что я должна держаться за штатную работу двумя руками, потому что, когда пойду на пенсию, у меня едва-едва получится стаж, не то что у них с Павлом Семёновичем. И демонстрировала свою внушительную трудовую книжку:
До пенсии оба не доживут, Царство им Небесное.

Единственным развлечением был обед в знаменитой столовой Радиокомитета, куда мы ездили каждый день на трамвае. Туда пришёл тогда руководить бывший комсомольский секретарь Месяцев и организовал потрясающую столовую.
Помню домашние пельмени, блинчики с орехами, медовый квас, взбитые сливки - всё необыкновенно вкусно и дёшево. И шашлычные на каждом этаже.
Говорили, что он в несколько раз сократил штат обычных поваров и взял ресторанных за пятикратную зарплату.

Когда наступило лето, мы ещё успевали заехать по дороге на Даниловский рынок и купить клубники, которую в столовой обильно поливали взбитыми сливками и поглощали на десерт. Такая вот "тюрьма народов".
Правда, став на весы, я порадовалась, что клубничный сезон кончился.

По выходным продолжались пьянки-гулянки.
Однажды, устав от спиртного, я дала себе слово пить в гостях только кофе, о вреде которого тогда не слыхивала.
Кофе был хороший, бразильский, потом мы с Борисом ещё пробежали до метро, и на эскалаторе мне стало плохо. Сердцебиение, страх, всё плывёт, воздуха не хватает.
Кое-как добрались до дома, вызвали неотложку.
- Оклемаешься, - сказал врач, - Просто ты сердце стегнула кнутом. Оно поскакало, а ты испугалась. Поосторожней на поворотах - уже не девочка.

Да, уже не девочка...Всю ночь я "оклёмывалась" и молилась, чтоб Господь сохранил мне жизнь.
Помереть вот так, "специалистом по организации Останкинского телецентра", пусть старшим, было страшно.
И вдруг я поняла, что услышана - сердце успокоилось, и я уснула.
Потом долго не могла пить ни кофе, ни спиртное - сделаю глоток и прислушиваюсь к себе, пульс считаю.

Сразу изменилось мироощущение. Народ вокруг веселится, пляшет, гуляет на полную катушку, а я пребываю в изумлении: боже, ну что их так разбирает?
Сплошной дурдом - неужели и я такая была?
И весь этот жизненный кайф - всего лишь зелье от перегонки перебродивших фруктов или ягод с сахаром. А то и просто сахара. Или даже нефти...
Нет зелья - и кончен волшебный бал.
Лишь пошлости, глупости, кривлянье и...непомерная скука.



http://izania.narod.ru Форум: http://narod.yandex.ru/userforum/?owner=izania
От Юлия Иванова
К Юлия Иванова (30.12.2009 23:07:51)
Дата 30.12.2009 23:16:24

Дальнейшее продолжение истории в 1967 г

Бег трусцой. Страница Юлии
Юлия Иоаннова
(1967 год)

Весной нашу сценарную мастерскую (Галич-Гребнев) пригласили на семинар молодых сценаристов в Репино под Ленинградом. Васса Петровна меня милостиво отпустила за свой (мой) счёт.
Был апрель, погода стояла чудесная. Но, похоже, творческую киноэлиту ни апрель, ни погода не колыхали.
С утра - семинары в прокуренных комнатах, споры, амбиции. Потом обед, тихий час. А после полдника - традиционная пьянка по интересам и группировкам. Снова с выяснением отношений, а то и скандалами.
Творить элита тоже особенно не рвалась. Разве что Володя Маканин, запершись в номере, дятлом долбал пишущую машинку.

Александр Аркадьевич к обеду брал в буфете бутылку коньяку и потчевал нас, сидящих с ним за одним столиком. Ему пить было нельзя, приходилось разделять компанию, чтоб мэтру меньше досталось.
Иногда мы прогуливались с ним небольшой процессией на композиторские дачи, где поэт Ким Рыжов, которому врачи под угрозой ампутации ног строго-настрого запретили курить, наслаждался тем, что подносил кому-нибудь сигарету, зажигал спичку и жадно нюхал дым.

Однажды с мэтром, с миловидной сценаристкой кавказского происхождения и, кажется, Толиком Найманом, мы съездили в Ленинград.
Побродили по городу, зашли в полутёмный собор (службы не было), поставили свечи.
Южная дама, рухнув на колени, вдруг стала неудержимо рыдать, потом умчалась куда-то в такси с этим самым Толиком-Нетоликом.
А мы с мэтром наведались к какому-то Глебу, у которого была полная коллекция магнитофонных записей Галича. Посидели, послушали.
Затем Глеб выдал Александру Аркадьевичу гитару, кое-что перезаписал и попросил исполнить "из новенького".
Помню, как меня удивило, что бард снова строго-настрого велел мне "ничего не рассказывать Ангелине Николаевне".
Так и не поняла, почему. Вроде бы, ничего крамольного не происходило. Но, разумеется, пообещала.
Может, речь шла о южной даме или о его запрещённых плёнках. Недавно в Новосибирском академгородке с большим успехом прошёл его концерт, зал аплодировал стоя, после чего появилась грозная статья: "Песни - тоже оружие".
Александр Аркадьевич бодрился, читал нам её вслух. Похохатывая, разливал коньяк, на щеках пятнами загорался румянец.
А ночью ему опять вызывали неотложку.

По приезде в Москву время от времени проходил слух о его аресте, тучи сгущались. Но в Репино борьба шла, в основном, с коньяком.
Однажды я перехватила мэтра по дороге в буфет и уговорила что-нибудь сымпровизировать на рояли в холле. Напомнив, как он на переделкинской даче у Ореста Мальцева пел "Дорогую пропажу", а я, девчонка, даже "пустила слезу".

Он тоже это вспомнил, впал в лирическое настроение и неожиданно заиграл мою любимую мелодию "Зелёные холмы". А я промурлыкала советский вариант про "Город детства".
Потом он бесподобно пел Вертинского, собрался народ, и получился чудесный вечер. Главное, без алкоголя и крамолы.
Ангелина Николаевна была бы довольна.

Мне кажется, Александр Аркадьевич, несмотря на имидж вальяжного "барина", никогда не рвался ни к роскоши, ни к западным ценностям. Как, впрочем, и к советским.
Он тоже "гулял сам по себе" и не случайно крестился незадолго до эмиграции.

Зловещее перерождение номенклатуры - главная тема его "обличений" и причина диссидентства.
Фильмы "На семи ветрах" и "Дайте жалобную книгу" - чистые и искренние, как и его песни оттуда.
"Добрый вечер! - а что это значит? Значит, день был по-доброму начат, значит, день был по-доброму прожит, и умножил счастливые дни...".

А его "Фингалия" - просто пророческая. О том, как "убеждённый марксист" получает из-за границы наследство, но вдруг в стране Фингалия, где проживала его умершая тётушка, происходит революция, и по телевизору объявляют о национализации всех богатств страны:

"Я гляжу на экран, как на рвотное. То есть как это так - "всё народное"? Это ж наше, кричу, с тётей Калею, я ж за этим собрался в Фингалию!
Негодяи, бандиты, нахалы вы! Это всё, - я кричу, - штучки Карловы"! (имеется в виду Карл Маркс).

Не представляю себе Александра Аркадьевича оголтелым "перестройщиком". Странная всё же и трагичная у него судьба. И смерть мистическая...

Но это потом. А тогда в Репино, смывшись с очередной пьянки, я уныло сидела в холле, листая какой-то самиздат, который был ещё скучнее тусовки.
Сбежал оттуда и тогда ещё никому не известный Эдик Тополь, подсел ко мне и спросил, кивнув на дверь:
- Тебе всё это не осточертело?
Я ответила, что очень даже.
- Тогда есть предложение. Завтра встаём пораньше - раз. Спортивная форма и кеды - два. Бегом до залива и гимнастика - три. Бегом успеваем к завтраку. Идёт?

Я сказала, что, во-первых, у меня нет спортивной формы и кедов. А во-вторых, я эту самую "форму" потеряла и не добегу.
- Как потеряла, так и обретёшь. Надень брюки, свитер, а кеды беру на себя. По рукам?
Утром я проснулась с ощущением, что мне предстоит дуэль. Хорошо бы, Эдик проспал...
Как бы не так! Стук в дверь. В руках у Эдика были кеды.
Пистолеты заряжены, господа.

И мы побежали. Вернее, потрусили по асфальтовому серпантину.
По канавам справа и слева журчали ручьи, пахло озоном. Мы переходили на шаг и снова трусили.
Эдик признался, что уже давно бегает, но и для меня испытание оказалось неожиданно вполне по силам.
Во всяком случае, мы благополучно достигли залива. Сделали на берегу гимнастику и даже обмылись до пояса ледяной водой, докрасна растеревшись одним на двоих полотенцем. Затем потрусили обратно.
Тело горело, душа пела, журчали ручьи во все концы.
"И даже пень в апрельский день...".

Так мы стали бегать - каждое утро в любую погоду до конца семинара.
Киношный народ, толпящийся на террасе в ожидании завтрака, встречал нас двусмысленными шуточками и хиханьками-хаханьками.
Но мы с Эдиком их презирали - пузатых и скособоченных, дымящих сигаретами и мучающихся синдромом похмелья после вчерашних излишеств.
И беззлобно сулили им в отместку грядущие инфаркты и инсульты. Не подозревая, что, к сожалению, недалеки в своих предсказаниях от истины.

В первый же день "новой жизни" я впервые за несколько месяцев не почувствовала приступа отвращения к чистому листу бумаги - так достали меня хождения по номенклатурным киномукам и "сценарным делам ОТЦ".
Я снова ощутила эту внутреннюю дрожь - предвкушение сказки, которую нашепчет мне вскоре Господь. Чтобы, распахнув сердце, глаза и уши, схватив перо, я успела, пока приоткрыта "дверь в потолке", воплотить мелодию в ноты-слова.

Я одиноко слонялась по Репино, мимо журчащих ручьёв и ещё заколоченных дач, ничего не видя и не слыша.
И сама дивилась невероятной странной истории с нездешними судьбами и именами, что ткалась в душе, в мозгу, в воображении...
Которую я послушно плела, путала и распутывала разноцветные нити, вязала концы с концами.

А потом прокралась в свой номер, мимо двери, где шёл творческий семинар. Стащила со стола у южной дамы несколько чистых листков и вышла на балкон.
Было прохладно и ветрено, слепило солнце.
Закутавшись в байковое одеяло, села в шезлонг и быстро нацарапала первую фразу:

"Она должна прийти сегодня..."

Она должна придти сегодня. Страница Юлии
Юлия Иоаннова
(1967 год)

Я точно знала - таким должно быть начало. Пролог сочиню потом.

Порыв ветра вдруг сорвёт с колен листок, закружит и умчит вниз.
Вскочив с шезлонга, выкарабкиваясь из одеяла, я буду следить за его плавным полётом и приземлением, мытарствами по асфальту и клумбам с прошлогодними торчащими стеблями астр. Пока, наконец, он не заблудится в этих стеблях, безуспешно пытаясь вырваться.

И покажется вдруг необычайно важным поймать его, именно его, хоть ничего не стоило снова нацарапать эту пульсирующую в уме фразу...
И я брошусь вниз по лестнице, чтобы, перемазав туфли в глине, всё же изловить беглеца, уже почти освободившегося от пут, готового возобновить полёт.
И продолжу повествование именно на нём. Подмокшем, в рыжеватых подтёках:
"Она должна прийти сегодня..."

В Москве творческий процесс прервётся - и времени в дурной работе и суете не будет оставаться, и опять нахлынет хандра.
Я буду тосковать по нашим с Эдиком пробежкам к заливу, по серой ледяной воде, обжигающей разгорячённое гимнастикой тело.
По журчащим вдоль асфальтового серпантина ручьям и балкону с шезлонгом...Над которым в апрельской голубизне из-под приоткрывшейся небесной дверцы тянулась золотая волшебная нить прямо к перу моей изгрызанной в творческих муках авторучки.

Я начну бегать перед работой кругами по двору, вызывая недоумение и усмешки соседей.
Но толку будет мало, и в один из воскресных дней уговорю соседку Лилю поехать со мной снимать дачу.
Само собой, направились мы в Баковку, в места моей ранней юности.
Ещё помнилось роскошное по тем временам наше белое поместье,где нынче живёт Кобзон. С зимней и летней верандами, с залитым вокруг дома катком, земляничной поляной...
С волейбольной площадкой и танцами в сарайчике на ничейном соседнем участке под Лещенко и Козина.

Был уже конец мая, все дачи, разумеется, сданы.
На нашу Лесную улицу мы даже не зашли - не хотелось бередить душу, и по Первомайской добрались до поросшей ивняком речки Сетунь, за которой начинался ведущий в Переделкино лес. Где совсем уж ничего в смысле "снять" не светило.

А солнышко так пригревало, нежная майская зелень берёзок манила, и соловей, как назло, неподалёку заливался... А может, вовсе не соловей - всё равно обидно.
Мы едва держались на ногах от усталости. Я бросила на траву плащ, пакет с бутербродами, разлила по пластмассовым стопкам чай из термоса и заявила, что останусь здесь навсегда.

Лилька засмеялась, а мне хотелось плакать. Я чувствовала себя Антееем, чью пятку вместе с жизненной силой отрывают от матушки Земли.
Неподалёку пастух пас коров. Уже без особой надежды мы спросили его, не осталась ли у кого несданной дача.

- А вы в Немчиново сходите, - дед махнул рукой куда-то за холм, - Там, кажись, у Маруськи времянка свободна. Крайний дом, у дороги. Только у ей характер дурной.

Плевать мне было на Маруськин характер - я хотела бегать по утрам среди этих берёзок, купаться в Сетуни и пить парное молоко.

Маруськи с дурным характером дома не оказалось. Но был её муж Иван, который показал нам вросший в землю домишко - комната с печуркой и терраска-кухня.
Можно купить портативную газовую плитку и менять баллоны.
Можно готовить и на электрической, но тогда доплачивать за киловатты.
А так - сто двадцать за сезон - живи хоть до морозов.
Вода питьевая - в конце деревни. В огороде можно посадить зелень и овощи.
Удобства во дворе.
Лильку хоромы не впечатлили. А я сходу выложила задаток и заявила, что на-днях перееду. Прощаясь, спросила, сколько отсюда километров до станции.

- На кой тебе станция? - удивился Иван, - От нас автобус сорок пять минут ходит, прямо до Киевского вокзала. Каждые полчаса, у остановки на столбе расписание.
От такого подарка судьбы я едва не прослезилась.
Однако, проехав на автобусе минут десять, мы увидели многоэтажные дома.
- А это что?
- Как что - Москва, Кунцево.

Получилось, что сняла я дачу рядом с кольцевой.
Но ничто не могло остановить моей эйфории. Я вскакивала в семь, бежала до Сетуни, делала гимнастику.
Окуналась в такую же ледяную, как на Финском заливе, воду, бегом возвращалась и тащилась автобусом и метро на Шаболовку.
Вечером - назад в переполненном 567-м.
И опять - уже на несколько километров забег трусцой по вечернему закатному лесу. Купание в пруду у автобусной остановки - там вода теплее, парное молоко на ужин...
И, в непогоду, несколько полешек в печурку.
Запляшет огонь по стенам и потолку - и засыпаешь с обкусанным "паркером" в руке, лишь среди ночи закрывая вьюшку.
Здесь я прожила пять сезонов.

С Эдиком Тополем мы с тех пор не виделись. Он даже не знает, как круто изменил мою жизнь.
Что-то во всём этом было от инстинкта больной собаки, которая уходит из дому - или подыхать, или вернуться выздоровевшей.




http://izania.narod.ru Форум: http://narod.yandex.ru/userforum/?owner=izania
От Юлия Иванова
К Юлия Иванова (30.12.2009 21:55:04)
Дата 30.12.2009 21:58:11

Контекст биографии для тех, кто обо мне не знает

о себе


Член Союза Писателей России.
Родилась, училась (журфак МГУ и Высшие Сценарные Курсы).
Первый рассказ напечатан в 1958-м году в журнале "Смена". Командировки по стране, рассказы, очерки, репортажи.
Замужество (мужа не меняла), рождение дочери, дипломный сценарий "Откройте - свои" на ура принят на "Мосфильме".Однако "зеленой улицы" на мои "нетленки" не было - хвалили, заключали договоры, даже выплачивали деньги, но затем на неких высших инстанциях воздвигались неведомые "табу". Конкретно ничего не говорили - просто приостанавливали, отменяли, запрещали.
Устроилась на штатную работу на телевидение (т/о "Экран", сценарная мастерская), сделала несколько документальных и игровых фильмов, написала две повести, одну из которых ("Последний эксперимент") удалось напечатать лишь в журнальном варианте и в сборнике фантастики, в то время как ее издали, кажется, все страны соцлагеря. А детская повесть, пролежав несколько лет в Детгизе, вообще попала в "крамольные", хотя диссиденткой я никогда не была - просто предвидела "ловушки", в которые мы через пару десятилетий не замедлили угодить. Сейчас эти мои "пророчества", Бог даст, будут изданы.
Самым мучительным в те годы было ощущение потраченных зря сил и времени. Пыталась от скуки вести достаточно бурную "светскую советскую жизнь", потом все окончательно опротивело, включая пишущую машинку.
И я "замыслила побег". Поначалу снимала "домик в деревне", затем построила зимнюю дачу в Подмосковье и на четверть века "исчезла с экранов радаров". Не покидало ощущение, что какая-то неведомая сила специально подсыпала мне хинин в общепринятые радости бытия, чтобы усадить за чистку старых кирпичей и бесконечную прополку (первое время, кроме травы, на участке ничего не росло). И думать, думать: друзья и домашние считали, что у меня "съехала крыша", я же постепенно начала догадываться, Кто так жестко управился с моей жизнью. Да и всегда ею руководил - вдруг наполнились неожиданным тайным смыслом и "случайности", и бесконечные, с самого детства преследующие меня внутренние и внешние "табу", вплоть до запрета браться за перо.
Мне было велено наедине с кирпичами и сорняками разобраться в чем-то самом главном.
В Бога я верила всегда, как в некое абсолютное надмирное начало, высший разум. Занималась в астрономическом кружке при планетарии, часами торчала на балконе с телескопом и едва не спятила, пытаясь представить себе вселенную, не имеющую конца. В школьном дневнике сохранилась запись родителям: "Смеется на уроках дарвинизма". Я не верила, что человек от обезьяны, но не верила и в то, что Непостижимому и Всемогущему есть до меня какое-то дело. И вместе с тем все явственней ощущала Его присутствие - не в другом измерении, а где-то совсем рядом. Будто Он чего-то хочет от меня, и вот-вот состоится Встреча, которой я одновременно страшилась и жаждала.
Дальше - тишина. Пережившие "Встречу" меня поймут. Хоть я и дерзнула попытаться передать личный духовный опыт, рассказывая в романе о путях поиска Истины Ганей и Иоанной. Прозрение, озарение, поворот неведомого ключа. И вот уже все иное - и мир, и ты сама. Иная шкала ценностей. Скажу только, что, ожидая приказа (Что я должна делать, Господи?), услыхала неожиданное: "А что ты сама хочешь?" И тогда дерзнула попросить, ни секунды не колеблясь: "Открой мне тайны Твои".
Верующие знают, как это бывает: будто спрашиваешь сам, а ответы как бы за кем-то повторяешь вслух.
На следующий день пришла женщина, снимающая у соседей дачу, и попросила разрешения оставить у меня на месяц чемодан. "В надежном месте,- как она выразилась, - Если хочешь, можешь почитать". В чемодане были книги - сочинения Святых Отцов и русское религиозное возрождение серебряного века. Читала запоем, с наслаждением, получая ответы на вопросы, которые задавала себе всю жизнь. Был конец семидесятых.
Началась новая жизнь - при отсутствии внешних событий полная борьбы, испытаний, чудес и катаклизмов. Порой хваталось за, казалось бы, непосильное, вроде спасения алкоголиков и бездомных, вернувшихся из тюрьмы. Иногда Господь свершал на моих глазах воистину невозможное - если бы не свидетели, сама себе бы не поверила.
Пришла к выводу, что народ вокруг не столько неверующий, сколько темный, непросвещенный в духовном плане, особенно интеллигенция, однако прикоснуться хотя бы к основам христианства невоцерковленным негде. Получался замкнутый круг. "Напиши, что Я сказал тебе, в книгу"- был ответ, когда я наугад открыла Библию, иногда поступая так в минуты сомнений, хотя священники и не одобряют подобное "гадание".
Села за машинку без надежды когда-либо опубликовать - писала о пути нашего поколения к Богу. Книга была почти закончена, когда все вокруг стало неудержимо меняться в сторону какого-то коллективного безумия, затяжных прыжков без парашюта. Самоубийство народа - так я с самого начала восприняла "перестройку", а развал страны - как вселенскую катастрофу. Дело не только в надругательстве над священной для меня землей, но и над нашей шкалой ценностей, которые для меня всегда были, по выражению Бердяева, "входом к Богу с черного хода".Да, мы жили в условиях осажденной крепости. Да, приходилось отстреливаться, иногда по предателям, иногда попадая в своих, но противостояла нам сила, убивающая уже не тела, а ДУШИ, что по определению Господа куда страшнее! Это тот самый случай, когда "молчанием предается Бог".
Так моя книга о Сталине и об Изании стала "оружием", с помощью которого я попыталась отстоять в меру своих слабых сил наши ценности от "тленностей". Не устаю благодарить Господа за дар слова , потому что самым для меня мучительным было ощущение бессилия перед злом, безнаказанности зла. "Терпи и спасешься", - говорили мне. Но что терпеть? Страдания, поругание и боль других? Ведь лично мне "перестройщики", вроде бы, ничего плохого не сделали. Господь заповедал нам стойко переносить собственныые скорби, а не равнодушно взирать на муки других. Главное, что я поняла: новозаветная заповедь о "любви к Богу превыше всего и к ближнему, как к самому себе" - не просто нравственно-этический закон, а Формула жизни, единственно возможный способ бытия. Где каждая часть живого целого жива, лишь добросовестно, а при необходимости и самоотверженно служа этому Целому и другим его частям, помогая им исполнить предназначение, состояться в образе и замысле Творца. Попросту говоря, рука должна не только быть для всех и Целого надежной рукой, но и помогать сердцу, голове, ногам, печени как можно лучше исполнять свои фукнкции во имя жизни Целого, а значит, и лично своего бытия. Временного - на земле и вечного - в Царствии - кто во что верит. Взаимозащита, взаимообеспечение, взаимодополнение, взаимопомощь и благоразумное взаимоограничение (нет клеткам -хищникам!) основа жизни. На этих принципах основан изложенный в романе проект Изании как объединения, взаимовыручки "наших" всей земли перед угрозой "нового мирового порядка". Преуспеть в жизни - это не подмять под себя других, а помочь друг другу состояться в образе и замысле Творца, исполнить предназначение. Изания - революция сознания, замена заинтересованности материальной заинтересованностью духовной. Для неверующих - это возможность жить без кровососов, полностью реализуя свой духовно-творческий потенциал, а для религиозного сознания - путь в Царствие. Потому что система, основанная на безудержном разрастании одних клеток за счет других и Целого, в корне противоречит Замыслу - это опухоли, сродни раковым, приводящие к разрушению и смерти. Хищничество, гордыня, самость, отпадение от других и Целого - не просто грех непослушания Творцу - это непригодность к жизни, подписание себе смертного приговора. Вавилонская блудница, царство торжества материи над духом , осужденное Творцом на страшную казнь в конце времен согласно "Откровению" - вот куда нас пытаются втянуть. "Выйди от нее, народ Мой", - таков приказ Спасителя.
Не знаю, удалось ли рассказать о себе - теперь сама порой не разберу, где обо мне, где о моих героях, мои это или их мысли. А может, не мои и не их - главы об Изании будто надиктованы, не успевала записывать. В лесу, в транспорте, по ночам. Очень боялась - что-то случится, не успею.
Знаю одно: я - лишь исполнитель Воли, которой не просто подчинилась, но сама буквально выпросила именно эту, достаточно рискованную судьбу - ведь на Суде теперь отвечать придется не только за себя. А концепция книги далеко не всегда совпадает с социальной политикой патриархии.
О многом пришлось и умолчать - не только мои тайны.
И напоследок традиционное: о чем мечтаю? Оживить Изанию, "сказку сделать былью". Может, я неисправимый "совок", но почему-то не стыжусь в этом признаться.


http://izania.narod.ru
Форум: http://narod.yandex.ru/userforum/?owner=izania
От Pokrovsky~stanislav
К Юлия Иванова (30.12.2009 21:58:11)
Дата 04.01.2010 19:58:40

Маленькая рекомендация.

> И напоследок традиционное: о чем мечтаю? Оживить Изанию, "сказку сделать былью".

Проект "Изания" плох. И знаете, чем плох? Тем, что в него приглашают вступить, просто прочитав про него.

Людей надо искать и тянуть. Придумывать им место в проекте. Чтобы они не были статистами, а получали бы в проекте ДЕЛО. Этим делом может их наделить на раннем этапе только автор. Вручить им задачки, ниточки проекта, связи, наработки.
Лиха беда - начало. Это касается каждого, в какой бы проект они ни сунулись. Поначалу они - никто. Людям не за что зацепиться. Им надо дать возможность начать активно применять свои способности.
А займутся - они настолько расширят дело, что Вам останется только наблюдать плоды рук своих.
Но поначалу команду надо РАСТИТЬ, лелеять.
От Юлия Иванова
К Pokrovsky~stanislav (04.01.2010 19:58:40)
Дата 24.01.2010 13:56:32

Как реально работает Изания. Варианты читателей.

Рецензия на «Людовик в навозе. Страница Юлии»
http://proza.ru/2010/01/13/599

Я сделал проще: пошёл к другу Ларни через стенку и мы договорились: я делаю ВСЮ сантехнику, а он обставляет мне спальню. Теперь у меня королевская кровать шикарное бюро вместо стола и огромный и удобный резной шкаф. А завтра он притащит мне два мягких кресла. За обеденный стол в общую столовую мы ему сделали потолки и вентиляцию.

От Юлия Иванова
К Pokrovsky~stanislav (04.01.2010 19:58:40)
Дата 24.01.2010 13:54:44

Я не приглашаю пассажиров. Я приглашаю именно КОМАНДУ

>Проект "Изания" плох. И знаете, чем плох? Тем, что в него приглашают вступить, просто прочитав про него

- Я не приглашаю пассажиров. Я приглашаю именно КОМАНДУ.

>Людей надо искать и тянуть. Придумывать им место в проекте. Чтобы они не были статистами, а получали бы в проекте ДЕЛО. Этим делом может их наделить на раннем этапе только автор. Вручить им задачки, ниточки проекта, связи, наработки.

- По сути Вы совершенно правы. Но может ли писательница на пенсии в одиночку справиться с такой гигантской организационной работой?

>Лиха беда - начало. Это касается каждого, в какой бы проект они ни сунулись. Поначалу они - никто. Людям не за что зацепиться. Им надо дать возможность начать активно применять свои способности.
>А займутся - они настолько расширят дело, что Вам останется только наблюдать плоды рук своих.
>Но поначалу команду надо РАСТИТЬ, лелеять.

- Так дайте мне эту команду, хотя бы адресА, и я переверну землю!
Сам Господь жаловался: "Жатвы много, а ДЕЛАТЕЛЕЙ нет"!


http://izania.narod.ru Форум: http://narod.yandex.ru/userforum/?owner=izania
От Pokrovsky~stanislav
К Юлия Иванова (24.01.2010 13:54:44)
Дата 24.01.2010 15:30:45

Re: Я не...

>- Так дайте мне эту команду, хотя бы адресА, и я переверну землю!
>Сам Господь жаловался: "Жатвы много, а ДЕЛАТЕЛЕЙ нет"!

Команды в стране нет вообще. Даже КПРФ - не команда, а сброд.

Сегодня смысл любого общественного проекта заключается в нахождении идеи и технологии роста, размножения команды из практического нуля.