15 лет прошло со времени октябрьских событий 1993 года. За давностью лет постепенно стираются в памяти обстоятельства, даты, имена. Ныне нередко приходится слышать, что народное восстание, вызванное ельцинским указом о роспуске Верховного Совета РСФСР, было стихийным, неподготовленным — этакий “бунт — бессмысленный и беспощадный”. Вот почему необходимо восстановить в памяти события, предшествовавшие трагическим октябрьским дням, вспомнить о том, в каких тяжелейших условиях насилия и травли формировалась оппозиция ельцинскому режиму, с какой жестокостью на протяжении двух лет, начиная с момента развала СССР, подавлялись всякие попытки протеста против реставрации капитализма в России.
МАЛО кто помнит сегодня, что накануне ельцинского демарша — роспуска Верховного Совета РСФСР — состоялось заметное событие в жизни оппозиции.
20 сентября 1993 года в Московском Художественном академическом театре им. М. Горького прошел Первый Конгресс народов СССР. Громадный переполненный зал не смог вместить всех желающих. Люди стояли в проходах и на балконах. Но никто не чувствовал себя оставшимся без места — слишком велико и значительно было это собрание.
Со всех концов нашей необъятной страны, расчлененной по указке международного преступного синдиката, собрались представители разных народов, чтобы выразить волю к воссоединению бывших советских республик и восстановлению в них прежнего государственного строя. Я чуть было не написала: “восстановлению Советской власти”. Но Советская власть номинально еще существовала у нас в России. Еще работали Верховный Совет, областные, городские и местные Советы, которые избирались по советским законам. И хотя их собственное законотворчество выражалось преимущественно в том, чтобы эти законы исправлять, приспосабливая к нуждам зловещего “рынка”, законодатели еще могли одуматься, вспомнить, кто и зачем их выбирал, исправить содеянное зло. Верховный Совет испытывал невероятный нажим со стороны президента и правительства. Но в нем была достаточно сильная оппозиция режиму, которая чуть было не провела импичмент президента. К ней, к этой оппозиции, на всех митингах и пикетах “Трудовой России” обращался яростный плакат: “Депутат, депутат, это твой Сталинград!” Кто он был, безвестный сочинитель этого призыва? Каким обладал жизненным опытом, каким чутьем? Он точно зрил настоящую войну — с кровью и дымящимися руинами.
Впрочем, кровь уже лилась. Она пролилась 22 февраля 1992 года, когда на улице Горького “блюстители порядка” по приказу чудовища Мурашева избивали и травили газами стариков — ветеранов Великой Отечественной войны. Никогда не забуду двух старушек, приколовших к зимним пальто свои ордена и медали,— они на четвереньках проползли под милицейскими грузовиками, чтобы вырваться из “котла”, устроенного “новыми власовцами”, а поднявшись на ноги, смогли только прошептать: “Газы, газы!” Лица их были залиты слезами.
А на рассвете 22 июня того же года душегубы зверски избили пикетчиков, расположившихся в эту ночь на маленьком пятачке возле Останкинской телебашни, объявленном “освобожденной территорией Советского Союза”. По изуверскому приказу бандиты в камуфляже напали на спавших людей именно в ту ночь, в тот час, когда свершилось злодейское гитлеровское нападение на нашу страну.
Ну а 1 мая 1993 года сотни вымуштрованных омоновцев и милиционеров были брошены против мирной первомайской демонстрации, уходящей прочь от центра города — на Ленинские горы. Помню жуткую рукопашную у Калужских ворот, надломленное древко Красного знамени и потоки обрушившейся сверху пены. Кто начал первым? Те, кто в этот мирный весенний день преградил дорогу, ощетинился дубинками, заслал в ряды демонстрантов провокаторов. Помню сто метров асфальта, очищенного от народа “новыми власовцами”: потоки пены, разбитые очки, потерянные сумочки, перчатки, оторванные пуговицы — и кровь, много крови. И вдруг некая фигура в тренировочном костюме выскакивает из вагончика, в котором “отдыхают” высокие чины (видела, как они выходят оттуда с бумажными стаканчиками), крадучись, по стенке бежит к самосвалу, который облюбовали телекорреспонденты и фотожурналисты, забирается в пустую кабину, что-то там выкручивает, и неожиданно корыто самосвала начинает подниматься и опрокидываться — журналисты сыплют оттуда, как горох: крик, истошный женский визг, звон разбитого стекла! Несколько омоновцев вытаскивают из кабины паскудную личность и, награждая демонстративными тычками, уводят обратно в вагончик. А какая-то сердобольная женщина из пострадавших жалобно кричит вслед: “Только не бейте!” Она приняла этого провокатора за демонстранта. Куда там — бить! Они ему еще и водки налили. Вот такой же провокатор наехал грузовиком на зазевавшегося мальчишку-омоновца, сбил его, раздавил грудную клетку. Парень умирал на асфальте, а некий мерзавец из того же “командного” вагончика бегал вокруг и орал: “Журналисты! Мать вашу!.. Когда надо — вас нет!.. Снимайте! Снимайте...”
Да, кровь уже лилась. Конгресс народов СССР для того и собрался, чтобы мирно, на основании существующей Конституции, подготовить почву для восстановления законности, вернуть нам Советскую Родину. Тысячи людей прислали Конгрессу свои приветствия и пожелания — их оглашение сопровождалось бурей оваций. Конгресс выразил такую непреклонную волю к победе, такую решимость добиваться исполнения Советской Конституции, что “верхи” просто не могли на это не отреагировать.
Какой была эта реакция — знает весь мир. Возможно, указ №1400 готовился давно, но Конгресс народов СССР заставил Ельцина поторопиться. На другой день с самого утра по неофициальным каналам распространилась весть: ждите заявления президента. Ждали в десять, в двенадцать, в два часа пополудни. Указ последовал в вечерней информационной программе. Верховный Совет РСФСР объявлялся распущенным, прежняя Конституция — перечеркнутой. В тот же вечер сотни, тысячи людей со всех концов страны устремились к Дому Советов, куда начали собираться и депутаты объявленного вне закона Верховного Совета. Люди шли защищать Советскую власть. Решение Конституционного суда, отмежевавшегося от президентского произвола и осудившего этот произвол, разумеется, было принято с торжеством. Но для советских людей, собравшихся вокруг Дома Советов, Конституционный суд, учрежденный правительством национальной измены, конечно же, не был тем институтом, которому принадлежало решающее слово. Решающее слово скорее осталось за бронзовым дружинником, сжавшим винтовку, за бронзовой дружинницей, вскинувшей флаг. Волею судеб очагом сопротивления снова стала Красная Пресня — то самое место, где когда-то находидась мебельная фабрика Николая Шмита, вставшего на сторону рабочих и на свои деньги вооружившего рабочую дружину. Реставрированный Горбатый мост находился буквально в десяти шагах от шмитовской фабрики. Здесь боевая дружина шмитовцев в 1905 году многократно обращала в бегство царских карателей. И рядом с Горбатым мостом снова воздвигали баррикады, снова жгли костры, снова создавали боевые дружины. И естественно рядом с монолитным бронзовым флагом вознеслось живое, трепещущее Красное знамя!
Тысячи людей с утра до вечера шли к Дому Советов. Шли единомышленники, шли сомневающиеся, шли просто любопытные. Глубокая тишина стояла здесь в те часы, когда проходила трансляция из зала заседаний, где работал Верховный Совет. Благодаря этой трансляции мы узнали, что Руслан Хасбулатов уже на третий день работы предложил депутатам разойтись как выполнившим свою задачу и предоставить дальнейшую защиту законности Конституционному суду. Законник Руслан Хасбулатов!
Он не учел только того, что карательная машина была уже запущена и работала на всех оборотах. Разойдись Верховный Совет — Конституционный суд стал бы следующей жертвой. В городе вот уже несколько дней шли чудовищные по своей жестокости избиения москвичей, не только демонстрантов, но и людей, абсолютно непричастных к митингам. Делалось это так же, как 22 февраля, 22 июня, 1 мая, в целях устрашения населения. Как невыразимый кошмар встает в памяти “карательная акция”, проведенная вечером 30 сентября в подземном кассовом зале на станции метро “Пушкинская”. В этот день Веры, Надежды, Любови у многих скромно одетых москвичей появились в руках букетики цветов, коробочки со сладостями. Люди собирались в гости, стояли со своими цветочками в очереди к кассе метро. Наверху шел митинг, но стоявшие за проездными жетонами москвичи политикой не интересовались. Вдруг в полумраке вестибюля появился Красный флаг. И тотчас же, как псы-рыцари, как сатанинская рать, ворвались омоновцы в черных намордниках с дубинками. Молодые, сильные — руки и ноги, как на пружинах. Били всех подряд — и тех, кто у кассы, тоже. Били — не то слово. Убивали! Как сейчас вижу: женщина на бегу закрыла лицо руками: разум и зрение не успевали фиксировать самый миг удара — в следующий момент сквозь пальцы проступала кровь. Вижу бегущего мужчину, его смертельно бледное, искаженное лицо: миг — и оно из белого становится сизым, а момент удара дубинкой снова не запечатлевается в сознании, оно просто не в силах его запечатлеть.
Такие избиения продолжались целую неделю. И предложение Хасбулатова разойтись в таких условиях выглядело совершенно неприличным. Буря негодования стала ответом на него. Депутаты тут же решили переизбрать председателя Верховного Совета как не справившегося со своими обязанностями в экстремальных условиях. Хасбулатова спас тогда Руцкой — он заявил, что “коней на переправе не меняют”. “Реформаторская” деятельность Хасбулатова так и не получила должной оценки: именно с его подачи Верховный Совет РСФСР в 1990 году дружно голосовал за самоопределение России, а стало быть, за развал СССР. Только тринадцать человек проголосовали тогда против. Остальные стоя аплодировали этому неумному, недальновидному решению. Теперь они по крайней мере дали почувствовать своему председателю, что манипулировать Верховным Советом ему уже не удастся. Но гипноз имени Руцкого, сначала поддержавшего Ельцина, а затем нашедшего в себе мужество порвать с ним, держался прочно. Верховный Совет продолжал работать в том же составе. На другой день трансляция из зала заседаний была прекращена.
Но площадка перед Домом Советов не утихала — теперь она заговорила сотнями голосов: с утра до вечера здесь шел необъявленный митинг. Когда уходили с трибуны широко известные деятели, депутаты, представители трудовых коллективов, на их место поднимались люди из народной гущи. Разные это были люди — оппозиция была представлена самым широким образом: от сталинистов до монархистов, от комсомольцев-ленинцев до баркашовцев. “Колонизаторы” сумели разделить трудящихся людей, вызвать у многих в памяти призраки былого, заставить их обратиться к дедовскому и прадедовскому “домострою” — и “домострой” кажется хорош, когда ищешь убежища от “демократического” произвола! Сказки о царской России, якобы богатой и праведной стране, нашли отклик у некоторой части молодежи. Но все эти люди, даже исповедующие монархизм, стояли со своими бело-черно-золотыми знаменами под Красным флагом — он объединил всех как символ борьбы с ненавистным режимом.
Но прошло еще два дня, и все цвета погасли, кроме красного. В одночасье на город обрушилось ненастье с беспросветным небом, проливным дождем и мокрым снегом. В этот день Дом Советов оцепили кольцом войск, окружили колючей проволокой. Теперь на баррикадах, оказавшихся в кольце оцепления, остались только красные флаги. Эти баррикады могли остановить пешего или конного, но против танков и бэтээров они были беспомощны — и все это понимали. За баррикадами стояли практически беззащитные люди. Разоружить их не стоило никаких усилий. Но их не разоружали. Их собирались принести в жертву капиталистическому Молоху. Готовился неслыханный злодейский акт кровавого усмирения “самого непокорного народа”.