Сергей Ильин: Национализм не прошел
5 ноября 2007, 18:49
Итоги мероприятий 4 ноября в очередной раз показали, что националистическая идеология в России находится в состоянии глубочайшего кризиса.
Прочтя заголовок, многие читатели скажут: «Ага, очередная злобная агитка супротив русских националистов по случаю Русского марша!» Не угадали, не агитка – скорее размышления. И скорее грустные, чем злобные.
Притом что Русский марш 2007 и впрямь получился не шибко удачным. По крайней мере, в сравнении с предыдущими двумя маршами.
Нет, количество участников основного мероприятия (набережная Тараса Шевченко, первая половина дня) было если и меньше, чем в былые годы, то ненамного. Судя по всему, реальная цифра – где-то полторы тысячи, может, чуть побольше. И лозунги прежние. А вот что-то не то, что-то сломалось в механизме.
«Православные ссорятся с язычниками, этнонационалисты – с имперцами. Слишком много линий разлома: прямо как на льдине раннею весной»
Что достаточно хорошо заметно по «косвенным признакам». Со стороны властей – полное равнодушие. Никаких запретов. Никакой (ну, или почти никакой) травли в прессе. Никаких «внезапных сбоев» в работе «Живого журнала». Никаких задержаний на самой акции (вспомните-ка, что было год назад!).
Да и в блогосфере событие явно не пробилось на первый план. Опять-таки, если сравнить с прошлыми годами – небо и земля.
И так уж, по мелочам. С какого перепугу лидер ДПНИ Александр Белов (Поткин) вздумал произвести ребрендинг собственного имиджа?.. Усы, борода, очки – да, это, конечно, не очень «в стиле», но и тем не менее. Был яркий (чего уж там), узнаваемый образ – зачем же от него отказываться, маркетологи такое критикуют.
Проблема, похоже, в том, что националистическое движение… нет, не то чтобы выдохлось – а просто как-то растерялось. И в первую очередь, пожалуй, из-за чудовищных схизм/расколов, которые это самое движение последние пару лет сотрясают. Расколы шли себе по нарастающей – и, наконец, стали губить движение: когда все грызутся со всеми – это явно не «путь к храму».
Притом что сам по себе национализм (в широком понимании) – штука вовсе не маргинальная. Особенно с учетом того, что Хантингтон называет «конфликтом цивилизаций»; нравится нам это обстоятельство или нет – но этот конфликт действительно налицо. Причем вовсе не только в России (привет из пригородов Парижа и Амстердама).
То есть дискурс здорового национализма имел все шансы стать как минимум вполне мейнстримовым. Особенно с учетом того, что вокруг него сплотились немалые интеллектуальные силы (ну, и с поправкой на настроения в российском обществе).
Однако как сплотились – так и разбежались. Православные ссорятся с язычниками, этнонационалисты – с имперцами. Слишком много линий разлома: прямо как на льдине раннею весной. Плюс еще и личные амбиции: каждый мнит себя первейшим, а на выходе – банка со скорпионами.
Скорпионами злыми и кусачими, заметим: случаи, когда идеологические и околоидеологические разборки перерастают в натуральный мордобой, потихоньку становятся нормальной практикой.
Взять хотя бы скандалы в НС-движении: маргинальность их достаточно очевидна, но ситуация, когда суровые нацсоцы уделяют разборкам промеж себя внимания как бы не больше, чем борьбе с «антифой» и «прочими унтерменшами», удивительна, чтобы не сказать анекдотична. На этом фоне, к примеру, интернет-перебранка покидающих Думу депутатов Алксниса и Савельева выглядит доброжелательной светской беседой.
Кстати, о депутатах – да и о националистических лидерах в целом. Во многом вина в расколах лежит именно на них. Грубо говоря, если некие рядовые НС ругаются (вплоть до драки) с рядовыми дэпээнишниками – это, так сказать, быт и рутина. А вот когда еще один уходящий депутат – Николай Курьянович сначала активно тусуется с ДПНИ, потом не без скандала уходит в Славянский союз, а потом с громкими заявлениями порывает и с СС – это уже серьезнее. Мне могут, конечно, возразить, что г-н Курьянович – шут гороховый, но у националистов не так уж много ярких фигур, чтобы ими разбрасываться. Те же депутаты Алкснис и Савельев – тоже, прямо скажем, не светочи разума, но при этом – фигуры вполне медийные и даже харизматичные. А главный «национал-харизматик» Дмитрий Рогозин, по всем признакам, счел, что договориться с властью – путь куда более перспективный. Биография Дмитрия Олеговича показывает, кстати, что тонущие лодки он покидает без каких-либо излишних комплексов.
Таким образом, национальное движение из-за расколов и безответственного поведения свои лидеров потеряло вполне реальные шансы стать в России реальной политической силой и стоит сейчас перед перспективой скатывания в сугубую маргиналь. Известный политтехнолог Марат Гельман пишет в своем блоге, что у националистов сейчас нет ни лидеров, ни цели, ни организации – и с этим трудно не согласиться. Наиболее «чуткие к веяньям времени» активно сотрудничают с «Русским проектом» «Единой России», но при этом теряют себя как самостоятельную политическую силу. Перспективы остальных довольно очевидны – и весьма печальны.
А ведь могло сложиться совсем по другому. Вот просто для сравнения: наряду с нынешним раскладом вспомним о том, как (точнее, когда) мейнстримом стало жесткое патриотическое государственничество в сочетании со свирепыми нападками на либералов и олигархов. Что, скажете, с началом правления Владимира Путина?.. А вот и дудки: точное время взлета «нового дискурса» можно определить довольно точно: лето – осень 2003 года. То есть, еще весной-2003 апологетами «патриоэтатизма» выступали лишь отдельные смельчаки, но спустя полгода ситуация резко изменилась, завершившись сначала громким успехом «Родины» на парламентских выборах, а потом – и перехватом патриотических лозунгов Кремлем.
Другой вопрос – как сложились судьбы носителей этого самого этатистского дискурса. Получилось, как водится, по-разному: кто-то как был никем в плане своей позиции на общественной лестнице, так им и остался; кто-то, напротив, быстро выдвинулся в новейшие «властители дум». К тому же через короткое время и в «государственно- патриотическом» движении начались грандиозные схизмы. Собственно, именно тогда националисты и выделились в отдельную политическую силу; точкой бифуркации я бы назвал события вокруг Правого марша в 2005 году. В общем, пути «носителей дискурса» крепко разошлись – причем как в идеологическом плане, так и в личном. Но вот само идеологическое направление более чем очевидно взято на вооружение в самых верхах. Причем так лихо, что сейчас и впрямь может показаться, что так оно и было «с самого начала». Был в России подобный шанс и у здорового национализма. Был. А теперь, судя по всему, нет.
Такая вот грустная вырисовывается картинка. Был бы я сам русским националистом – в такой ситуации, скорее всего, шумел бы, ругался. Уже даже не в видах примирения (поздно) – а просто «чтоб совсем не провалился». Был бы, напротив, русофобом – сочился б злорадством («ну, что – просрали?»). Но поскольку не являюсь ни тем, ни другим – просто мрачно констатирую. Мрачно – и достаточно печально. А что, на похоронах веселиться прикажете, что ли?..
Скоро, после того как главный источник скандалов и шума – Широпаев, наконец-то отрубился, всё сразу затихло. Вечевики разошлись по номерам и принялись отдыхать.
Поспав пару-тройку часов, я отправился в город. Погулял. Зашёл в Кремль, прошёлся по мосту над Волховом, заглянул в местный краеведческий музей, пообедал в кафе.
Постепенно ко мне вернулось нормальное расположение духа. Впечатления от гнусных выходок Широпаева стали тускнеть, даже показалось, что его недавний дебош всего лишь досадная и случайная флуктуация.
Начинало темнеть, пора было возвращаться в гостиницу. Там всё оставалось по-прежнему: Штепа с Широпаевым валялись в глубоком отрубе. Ярик никак не хотел выходить из своего номера, и был явно нервно взвинчен (что, учитывая впечатления последних суток, было не удивительно, замечу ещё, что он в отличие от меня видел всю эту безобразную сцену “изнасилования мальчика Димы” от начала до конца, о чём, я надеюсь, он подробно напишет). Лазоренко куда-то смылся, с концами…
Я и ещё один “участник веча” (у него хватила благоразумия в дальнейшем больше никак не участвовать в этом “проекте”) решили, что надо всё ж таки “вече” как-то провести. Так как обещанного Штепой конференц-зала явно не было, решили проводить в каком-нибудь номере. Осталось собрать “народ”.
Разбудить Штепу и Широпаева стоило очень больших усилий, но они, в конце концов, всё ж таки увенчались успехом. С трудом удалось уговорить присутствовать Яра, который никак не хотел выходить их своего номера, (не знаю, я бы на его месте после безобразной сцены сначала в поезде, а потом с мальчиком Димой, пожалуй, просто бы уехал в этот же вечер).
Откуда-то появились несколько трехлитровых пузырей дешёвого пива и … вече началось. Штепа лежал, выпучив своё раздувшиеся пузо на кровати, Широпаев сидел, громко и мучительно икая, за столом, потягивая пивко. Оба они курили. Окурки они плевали на пол. Так что скоро в центре комнаты, где происходило это “историческое событие”, образовалась гора наплёванных окурков.
Начались доклады. Штепа, всё так же, не вставая с кровати, прочитал “доклад Хомякова”. Что-то своё пафосное стал зачитывать Широпаев. Всем, и, прежде всего, самим “докладчикам” была очевидна карнавальность происходящего, поэтому на их лицах блуждали глумливые улыбки, а после пафосных фраз “об освобождении русского народа, восстановление демократии и т.д. и т.п.” … их самих же прорывало на неудержимый смех …
Дошла очередь и до меня. Во мне уже накопилось достаточно раздражения, и я просто отчитал Широпаева и Штепу. Я сказал, что они не уважают ни себя, ни других. Что так вести себя нельзя. Что это не вече а ….
Самое интересное, что моя резкая отповедь возымела действие. Хотя и недовольно бурча, что, мол, и в Германии штурмовики на своих съездах так же гадили в номерах, блевали и насиловали друг друга … (и откуда он это взял?), но, тем не менее, Широпаев, а за ним и Штепа, встали и, тяжко кряхтя, убрали с пола кучу наплёванных ими окурков.
Стали подтягиваться другие вечевеки. Появился Лазоренко. От него не пахло спиртным, но, как мне показалось, он был явно под кайфом – мутные глаза, с расширившимися зрачками, какие-то неуверенные движения … Пальто его было полурастёгнуто, измято и испачкано чем-то белым, складывалось впечатление, что он ещё совсем недавно где-то валялся в подвале “на трубах”.Он молча сел, где-то в уголке, и так и сидел, отрешённо взирая на происходящие, в полной прострации.
Появился мальчик Дима. Он был, что называется, в “жопу пьян”. Было видно, что он до последнего бегал по холоду, пытаясь согреться дешёвой водкой, но всё же усиливающийся к вечеру морозец загнал таки несчастного в “конуру”, несмотря на страх перед Широпаевым, обещавшим его “опустить”.
Достали “знамя”. Стали его вешать на стену. “Знамя” висеть не хотело, постоянно падало.
Когда запас пива исчерпался, вечевики потянулись в ближайшую пивную. По дороге в кабак, немного пришедший в себя на морозе Лазоренко, обнаружил, что у него пропал шарф. Ему задувало. Он жался, и потому и без того его сутулая шея, обычно почти перпендикулярная вертикальной линии позвоночника, опустилась совсем уже вниз, так что казалось, что его голова вырастает горизонтально прямо из плоскости груди.
Он ещё более стал напоминать какую-то прямоходящую рептилию.
Наверное, это уже тогда "дух ящера" начал овладевать участниками сего действа.
……………………………..
Наутро мне стоило больших усилий заставить толпу вечевиков пройти мимо пивной и направить их в Кремль. Там я их сразу, несмотря на стоны, что “надо позавтракать”, загнал в музей. Там был аппарат (как я установил ещё вчера) по торговле кофеем и горячим шоколадом. Именно к нему я их подвёл, и наконец-то утро началось не с водки и пива, а с кофе и шоколада. Настроение улучшилось. Начался короткий, не больше пары - тройки часов, трезвый период “новгородского веча”.
Осмотрев музей, вечевики пошли гулять по Кремлю, скоро часть их уехала в Питер, оставшиеся отправились квасить в кабак. Я с ними не пошёл. Я вернулся в гостиницу, где решил отдохнуть перед отъездом.
Меня разбудил телефонный звонок. Звонил Яр. Он, захлёбываясь от восторга, кричал, что они встретили дракона.
-Менты штоль повязали? – я никак не мог взять в толк, что же там происходит.
-Мы на мост пошли проветриться, а там под мостом, дракон, дракон …. Брызги, шум …
-Мда - подумал я. – Напоили таки Ярика!
Посмотрел на часы. Пора было собираться.
Встретились на вокзале. К моему удивлению Ярик был трезвый, только очень возбужденный. Сильно хмельные Лазоренко и Широпаев тоже были чем-то потрясены. Похоже, они действительно с чем-то столкнулись неожиданным.
Разместились. На этот раз все оказались в разных купе. Ярик сразу залез на свою полку. Широпаев и Лазоренко пошли в вагон ресторан. Разместившись, я, через некоторое время, решил присоединиться к ним, расспросить, что же, собственно произошло.
В вагоне ресторане они, естественно, пили. Но Широпаев уже был хорош. Укатали сивку крутые горки. Он попросил у меня лекарств. Я пошёл с ним в наш вагон, дал активированный уголь, дибазол ещё что-то …
Потом я вернулся в вагон ресторан. Лазоренко был в состоянии не лучшем, чем Широпаев, но что-то его удерживало за столом. Скоро я понял что – недопитый “графин” водки и недоеденная закуска. Он упорно, преодолевая себя, пил и ел, ел и пил, не в силах бросить “добро”.
Помню, был какой-то советский фильм, где какому-то идиотику платили за каждый выпитый им стакан воды. И несчастный пил и пил не в силах отказаться от халявного заработка, пока ему не стало совсем плохо. Лазоренке было уже плохо, очень плохо, но он, тем не менее, упорно буквально вдавливал в себя водку (чуть ли не по капле) и какие-то жёлтые грибки, измазанные в чем-то склизком и прозрачном, не в силах от этого отказаться …
На утро ему, видать, совсем поплохело. Из вагона он еле выполз, самым последним, спустя чуть ли не полчаса, после того как все уже вышли.
……………………………………………………..
- Слава Богу, это “вече” всё ж таки закончилось! – С облегчением я вздохнул дома, принимая тёплую ванну.
Утром, как можно было предполагать, было очень тяжело подниматься. Однако кое-как вечевеки выползли на холодный перрон. Было темно, слякотно. Ярик, как я заметил, старался держаться подальше от Широпаева.
Широпаев всем своим видом показывал крайнюю степень своего недовольства. Мол, приехал в эту дыру великий поэт, а не фанфар, ни толп поклонников … Видно, чтобы окончательно выразить своё раздражение полным отсутствием подобающего сей особе приёма, он тут же стал демонстративно мочиться на ближайший к вокзалу фонарь.
Постепенно все остальные пассажиры разошлись. Осталась лишь мерзнущая, не проспавшаяся компания вечевиков, озирающихся окрест. Но тут в конце перрона появились две семенящих фигуры. Скоро можно было видеть господина Штепу, в каком-то совершенно безумном треухе, из, наверное, умученного ещё в 80-е годы прошлого века безвестного Шарика. Рядом с ним семенил кокой-то мальчик, которого, как мы узнали через минуту, зовут Дима.
Именно этот Дима был послан в Новгород подготовить помещения к приезду гостей. Я уже, было, подумал, что сейчас пойдём досыпать в тёплые номера, но не тут то было. Номера то были предварительно зарезервированы, но не оплачены, следовательно, никто бы нас в гостиницу не пустил бы. Надо было ждать расчётного часа, чтобы можно было оплатить и заселиться.
В принципе Дима был нисколько не виноват, так как никто ему денег не дал. Чтобы была возможность оказаться в гостинице с пяти утра, нужно было оплатить предыдущую ночь.
Поэтому перед вечевиками встал вопрос, где ждать несколько часов, прежде чем можно было заселиться в гостиницу. Стали пытать Диму – Где тут ночные клубы? Дима скорбно ответствовал, что заведений открытых в это время в городе нет.
Рядом находился автовокзал, он был открыт, и хотя в нём не работали кафетерии и киоски, я предложил переждать несколько часов там. Всё ж таки были какие-то скамейки, тепло, туалет …
Но это предложение было с негодованием отвергнуто, и нестройная толпа вечевиков направилась в город, искать ночные клубы. Впереди шёл недовольный Широпаев, периодически описивая углы зданий и оглашая спящие дома каким-то безумным рыком:
-Сарычь на кичку! Смерть москалям! Свободу Новгороду!
Но, честно говоря, согревало это слабо.
После долгого хождения, по-моему, порядка пары часов, наконец, нашли какое-то только-только открывшееся заведение. Это было кафе “Олимпия”.
Завалившись туда, вечевики сразу стали выпивать и есть единственное, что там было на этот час – коньяк, кофе и бутерброды.
Постепенно завязался разговор. Зашёл он естественно на религиозные темы. Возбуждённый всеобщим вниманием Широпаев громко кричал свой символ веры язычества – %%аться надо, %%аться! Словно он собирался это делать прямо тут, немедленно с кем-то из присутствующих. Мата было много, матерился он громко, дошло до того, что несколько прибалдевшие от этого барменши несколько раз делали замечания.
Ему собственно никто не возражал, все были увлечены кофеем и бутербродами. Какие там теологические дискуссии! Заикнулся только, себе на горе, несчастный мальчик Дима. Он заявил, что он католик, и потому считает, что %%аться это всё ж таки грех.
Широпаев как-то хищно улыбнулся, пододвинулся к щуплому мальчику Диме, приобнял его и заявил:
-Дурашка, ведь %%аться это хорошо. Удовольствие! Какой же это грех?
Стоило же несчастному мальчику Диме, возразить на это Широпаеву, что, дескать, женщины от этого самого никакого удовольствия не получают.
-Как не получают? – искренне удивился Широпаев.
-Ну, мне девушка говорила – смущённо ответствовал мальчик Дима, опустив глаза долу, видно переживая свой неудачный, по молодости, возможно первый, сексуальный опыт.
Широпаев почувствовал прилив вдохновения. Он был в ударе. Ещё больше прижав к себе зардевшегося щуплого мальчика Диму, он начал рассказывать ему, какие виды оргазма бывают у женщин. Остальные вечевики в это время сосредоточенно уплетали бутерброды.
-А главное, Дима, понимаешь, у женщин есть анальный оргазм. Это когда в жопу. У-у-у-у какой это оргазм! А знаешь, чем он замечателен? А тем, Дима, что если мужика в жопу %%ахнуть, то он тоже этот оргазм почувствует. Я тебе Дима покажу, вот в гостиницу придём и покажу, докажу что есть оргазм, есть …
Это прозвучало - если есть анальный оргазм – есть языческие боги.
На этих словах, все как-то резко очнулись от поглощения бутербродов и уставились на Широпаева с Димой, оценив серьёзность заявы. Дима смотрел как-то затравлено, сидел в объятиях Широпаева сжавшийся, тяжело дышал, похоже, его пробивала нервная дрожь …
Наконец пришло время, идти в гостиницу. Вести должен был естественно Дима. Но теперь от Широпаева старался держаться подальше не только Яр, но и Дима. Но если Яру было достаточно чтобы между ним и Широпаевым было метра два – три, то Дима, видно из-за свежести впечатлений, старался буквально куда-то от него убежать. Он буквально бегал вокруг группы вечевеков кругами, стараясь держаться от них на противоположной стороне улицы. Но ведь шли то за ним! И поэтому вместо того чтобы идти к гостинице ближайшим путём, приходилось передвигаться каким-то зигзагами, постоянно переходя с одной стороны улицы на другую, едва поспевая за, словно специально путающем следы, как заяц-подранок, мальчиком Димой.
И всё же как-то к гостинице пришли. Стали устраиваться в номерах. Взяли четыре номера. По два в блоке. Между блоками был коридор. Только я прилёг на кровать, как из блока напротив, раздались дикие вопли. Я вскочил, выбежал в общий длинный коридор, открыл дверь в блок, где разместился Широпаев и увидел картину, как он, схватив мальчика Диму за грудки, трясет, что есть силы его.
Озверевший Широпаев вопил что-то ругательное. Нос мальчика Димы был не то разбит, не то покарябан, что-то откуда-то натекло на пол липкое, явно биологического происхождения. Дима уже, собственно даже и не сопротивлялся, что называется - поплыл. Вроде уже можно было и ощасливливать оргазмом, на сопротивление сил уже не было, но вместо этого Широпаев, корча страшные рожи и ругаясь, садировал и садировал несчастного …
Я с помощью, уже не помню кого, их разнял. Дима сидел на стуле явно окосевший, еле бормоча что-то нескладное. Над ним возвышался напрягшийся Широпаев, на кроватях сидели почему-то улыбающийся Штепа и недоумевающий, и похоже жалеющий, что во всё это ввязался, Яр.
Широпаев упорно говорил и говорил готовому уже упасть в обморок Диме, что-то типа (за точность цитаты не уверен):
-Есть анальный оргазм, есть, есть языческие боги, … надо, надо!
-Ну, начал философствовать, это надолго. В случае чего Штепа с Яриком растащат - подумал я и ушёл. Но не успел я снова прилечь на кровать, как опять раздались дикие крики, грохот и шум какой-то возни. (Точно сейчас уже не помню, но, кажется, тогда упал шкаф.)
Но на этот раз, на шум прибежала дежурная по этажу, и заявила, что если это не прекратится, то она вызовет милицию. Это возымело совершенно чудотворное действие. Широпаев тут же стал как шёлковый. Дима же, воспользовавшись его замешательством, не будь дураком, мигом куда-то убежал, прочь из гостиницы.
Оставшись без Димы Широпаев начал пить водку со Штепой. Пили они остервенело, видно меряясь кто крепче, кто кого перепьёт. Периодически по пьяни обнимаясь, целуясь …
В результате через некоторое, совсем короткое, время они оказались лежащими на кроватях в полном отрубе.
Я понял, зачем люди пишут воспоминания – чтобы что-то окончательно закончить, отсечь нечто тянущееся из прошлого (пусть даже совсем недавнего). Чтобы оно навсегда осталось позади, запечатлённое в словах.
Говорят, когда-то слово могло вызвать духов, стихии, взрыв обновления и нового пересотворения Мира… и лишь оно же могло остановить их бесконечное и беспорядочное движение, снова запечатлев их энергию в статические формы “неживой” природы.
Сегодня люди потеряли этот, данный им изначально, дар. Что сегодня значат слова? Что они по сравнению, например, с упаковкой рыбной нарезки? Словами сыт не будешь, а пищу можно съесть, и потом, некоторое время будет тепло в животе.. Сщастие …
Как это принято говорить сегодня – жизнь удалась. Удалось пристроиться.
Мда-а-а-а, однако …
Поэтому, отчасти, наверное, одним из целей этого текста будет попытка понять, почему людей покидает вера в силу своего слова. И осталось ли сегодня сила у слов? Почему вдохновение сегодня пасует перед “рыбной нарезкой”?
Увы, это очень сложный вопрос. Вряд ли я смогу найти на него ответ. Но описать происходивший на моих глазах процесс, когда всё что можно было принесено в жертву ради того чтобы пустили в тепло дешёвой пивной, где на халяву дают пожрать и выпить, я попробую.
А что? Просто счастье по Шарикову – тепло и колбасные объедки. Пристроился.
Только реальная жизнь гораздо смешней фантазий Булгакова. У него собаку люди пытались превратить в человека, а тут, на моих глазах, поэта какие-то невнятные обезьяноподобные существа превратили в питомца объедками со своего стола.
Ну что ж пришло мне время окончательно закончит с Широпаевым и тем сбродом, в соприкосновение с которым он меня втянул, и в характерного представителя которого он сегодня сам и превратился. Увы, формата короткой заметки “окончательная точка” оказалось недостаточным. Тема требует полного раскрытия. Слово хоть и потеряло свою магическую власть над судьбой Мира и человека, но иногда всё ж таки требует, настоятельно требует, чтобы его изрекли до конца.
………………………………….
Не буду морализировать, философствовать и теоретизировать. Только факты, одни лишь факты, ничего кроме фактов …
…………………………………….
Признаюсь, когда несколько лет назад я вновь, после долгой “разлуки”, встретился с Широпаевым, он представлял собой, в творческом плане, жалкое зрелище.
-Я пустой, пустой, оставлен, у-у-у-у – слышались от него характерные для безвольных алкоголиков слезливые всхлипы и стоны, после принятие на грудь достаточной дозы огненой воды.
Для поэта осознание творческого бессилия тяжкое переживание.
Его прежнее место работы, где он скисал, сидя охранником, в обшарпанном, протухшим от кошачей мочи и практически совершенно пустом помещении на Башиловке (“штабе” одного “казачьего атамана”), доживало последние деньки. Издание “Я - русский” не приносило никаких доходов и, похоже, тоже, катилось к неизбежному краху.
Судьба толкала изнеженного, никогда ещё толком не работавшего, поэта в, так сказать, “реальный сектор экономики” – его старые друзья могли ему предложить лишь работу по реставрации церквей и установке кондиционеров.
Начал он с реставрации церквей в деревнях. Работёнка все ж таки полегче долбёжки стен. К тому же как-никак художник, вроде учился где-то. Но долго этот бизнес не протянулся. Начались пьянки на рабочем месте, прямо в реставрируемых храмах. Оргии, как правило, заканчивались пьяными шествиями по деревням с факелами, где совершенно голый Широпаев гыкал и прыгал, размахивая знаменем со свастикой, пугая ошалевших местных обитателей своим зычным “зиг-хайлем” и утробным рёвом от испражнений и рыганий.
Очевидно, язычник, вынужденный реставрировать хрестьянские церкви, таким образом, боролся с охватившим его когнитивным диссонансом.
Испуганные деревенские жители начали жаловаться. Понятное дело, что браткам, на деньги которых и реставрировались эти церкви, со временем это всё надоело. "Реставраторам" приказали конкретно убираться прочь. Его друг по художественному училищу, который в силу того, что вёл целую серию объектов, не мог его жёстко контролировать, потерял, таким образом, целое направление в своём бизнесе.
Как вы думаете, чем кончилось выяснение отношений между ним и Широпаевым?
Осознал ли Широпаев, что он подставил (как сейчас говориться поставил на бабки) своего товарища, который всячески пытался ему помочь, взял в дело, доверял?
Всё это кончилось дракой и полным разрывом отношений.
После чего Широпаев начал вешать кондиционеры с моим и его старым другом А.З.. Эта его трудовая деятельность длилась долго. А.З. сделал выводы из широпаевской эпопеи с реставрацией, и тщательно и жёстко контролировал своего нового сотрудника, особо не надеясь на его сознательность. Так сказать, держал в ежовых рукавицах.
И надо признаться, что это принесло свои результаты – долбёжка стен и строгий запрет потреблять алкоголь во время рабочего дня - дала зримые плоды. Трудотерапия под жёстким контролем сурового и стойкого А.З. определённо помогла. (Где они, где они столь нужные в нашей стране ЛТП?) Широпаев даже очевидно оздоровился, как в физическом, так и в моральном плане. Ушло упадочное нытьё, появился здоровый блеск в глазах, иногда, нет-нет, и появлялся у него хитрый пролетарский прищур, так характерный для колхозников на рынке, слесарей и таксистов.
Ну, а после того как его супруга Ирина (прекрасная и хорошо зарабатывающая художница), свозила его в Италию, произошёл прорыв.
В здоровом теле – здоровый дух. Оздоровлённый строительными работами Широпаев, смог поймать вдохновение под знающем Богов вечным небом Италии и написал прекрасный “итальянский цикл”, доказав своё право называться поэтом.
Встал вопрос о публикации этих прекрасных стихов. Я в это время уже вёл живой журнал и сразу же предложил Широпаеву завести свой блог. Он почему-то долго не хотел этого делать. Я стал публиковать его стихи в своём журнале. Сразу появился к стихам, и к самому Широпаеву интерес. Стало ясно, что Широпаев должен быть в сети. И после почти года (а может и больше, сейчас уже не помню, а восстанавливать хронологию лень) уговоров, он всё ж таки согласился завести свой журнал.
Журнал завёл ему я. Вести техническую работу по журналу согласился А.Я., который стал кем-то вроде добровольного секретаря Широпаева.
Сам вести свой журнал Широпаев не хотел принципиально, ссылаясь на то что, дескать, интернета у него нет, компьютер старый… Отговорки более чем странные, учитывая, например, то что, А.Я. даже подарил ему вполне достойный компьютер, пытаясь сложить с себя эти, в последнее время ставшие для него тягостными, обязанности, но, насколько мне известно, Широпаев даже, и не удосужился этот подарок забрать.
Тут, на мой взгляд, играла свою роль свойственная ему такая черта как “барство” (о чём мы ещё, быть может, поговорим). Думаю, что ему было просто сладостно осознавать, что кто-то на него работает.
Но, не будем забегать вперед, тогда, считая, что поэту нужно помочь, мы с А.Я. стали Широпаева активно, как это сейчас назывыается, пиарить.
И дело было даже не в самом Широпаеве. Мы с А.Я. ставили на самом деле гораздо большую задачу. У нас была идея попробовать прорвать этот мир симукляров. Что будет с симуклярами, если рядом с ними будет услышан настоящий поэт? Мир симукляров может существовать пока не слышно истинного слова, пока всё живое задавлено, заглушено …
Но можно ли сделать так, чтобы живое и настоящее слово было услышано? И если живое слово cможет прозвучать, то, что будет со всеми этими поэтическими симулякрами? Быковыми, приговыми …
Единственный инструмент, который мы имели – был интернет, и мы решили попробовать.
Ведь говорят, были времена когда слово разрушало города ....
И скоро это принесло свои первые плоды. Но, собственно, на этом предисловие пора закончить и перейти к самой "истории".
Пошли Широпаеву письма. Самые разные. Как-то, под новый год он объявил мне, что надо ехать в Новгород. Там будет то ли конференция, то ли ещё какое-то мероприятие. Собирает его Штепа, приглашает интересных жежистов, надо объединятся, создавать структуру…
Мне Штепа никаких предложений об участие в этом мероприятии не делал. Более того, у меня была короткая и странная история контактов со Штепой, после которой я сильно сомневался в его адекватности.
Как то Штепа направил мне послание, что хотел бы разместить на своём сайте одну мою вещь, кажется “Один день “Эдуарда Вениаминовича”. Я дал согласие, после чего он написал, что хочет, чтобы я комментировал посты в его журнале. Я сделал комент в его журнале. Комент он тут же потёр, после чего направил мне на майл огромное послание, что он как редактор (!) не может допустить таких комментариев в своём журнале!
Комментарий был по поводу бабы Леры. Любит он бабу Леру. Что согласитесь, чётко свидетельствовало об очевидной странности персонажа.
Я уже об этом курьёзе забыл, но, тем не менее, никакого желания знакомится со столь странным типом не имел, но Широпаев настаивал, чтобы я поехал. Типо ему был нужен свой человек. Я спросил – Кто там будет? Широпаев назвал несколько фамилий, из которых я знал по сети только Яроврата и Пожарского. Широпаев был настойчив. Так как мероприятие предполагалось весьма короткое - приехали утром в Новгород, провели “вече”, переспали и следующим вечером обратно в Москву, я, под его напором, согласился.
Оглядываясь назад, хочу заметить, что я вообще первоначально совершенно не собирался развиртуализироваться, и с кем-то из жежистов знакомится. И сейчас я понимаю - это была правильная позиция. Впервые я показался на “Русских чтениях”, и опять же только после настойчивых просьб Широпаева, который всех своих знакомых сгонял туда, мол, ему нужна была группа поддержки.
В последние дни нового года мы встретились на вокзале, чтобы купить билеты. Поразил Ярик, я думал это какой-то скинхед, а это оказался щупленький интеллектуал-ботаник. Мощь Духа у него явно преобладает над силой плоти.
Сразу, с первого раза, очень неприятную реакцию инстинктивного отвращения, как к крысе, или какому-то склизкому гаду, вызвал Лазоренко. Его образ представлял, с моей точки зрения, какую-то концентрацию подсознательно узнаваемого эталона мрази.
Я даже сказал ему, что мы вроде встречались, чем его сильно удивил. Теперь я понимаю, это во мне всплыл какой-то стереотип из подсознания, а может я видел где-то его фотку в те времёна, когда много писали о секте наркоманов-извращенцев “Нави”, и в моей памяти запечатлелась эта гадкая харя профессионального стукача-извращенца.
Итак, четверо будущих вечевеков разместились в купе. Признаюсь, я понимал, что Широпаев будет пить, поэтому предпринял меры, чтобы этот процесс прошёл более-менее культурно – купил неплохие виски и достаточно съедобную закуску. Я полагал, что виски будут пить медленно, как и полагается, смакуя, хорошо закусывая… Наивный, несчастные виски были мгновенно выжраны, закуска практически не тронута и на столе появилась родная водяра.
Становилось жарко, в буквальном смысле. Распаренные алкоголем попутчики стали оголяться. Скоро красный как рак Широпаев сидел голый по пояс. Вместе с Лазоренкой они ужирали бутылку за бутылкой. Я понял – уже хватит, и залез на верхнюю полку.
Внизу Широпав и Лазоренко продолжали квасить. С боку, ближе к двери, сиротливо жался непьющий Ярик. Несмотря на громкий, характерный для пьяного диалога, разговор, под стук колёс я стал засыпать. Неожиданно тональность звуков поменялась, послышался громкий визг. Внизу явно происходила какая-то подозрительная возня. Очнувшись, я глянул вниз. Там красный, потный, тяжело пыхтящий, с безумно выпученными глазами Широпаев пытался одной рукой притянуть к себе, что-то громко кричащего Ярика, а в другой держал открытую бутылку водки.
-Выпей, выпей, говорю тебе, выпей! Я тебя заставлю, салага, выпить, Дурашка, тебе потом хорошо будет … – ревел явно неадекватный Широпаев, размахивая бутылкой.
Ярик вырывался, изо всех сил. Лазоренко спокойно сидел, гнусно и глумливо лыбаясь, и как-то, как мне показалось, сладострастно подсюсюкивая, чуть ли не пуская слюну (а может это просто непросохшая водка или жир колбасы блестели на губах).
-Надо что-то делать – подумал я, и начал было спускаться, но тут Широпаев как-то слишком резко махнул открытой бутылкой, и на Ярика полилась струя водки. Видно порча продукта не входила в его планы, он от неожиданности немного осадил, ослабив хватку, и Ярик тут же вырвался из купе в коридор.
Я снова улёгся. Внизу продолжалось пьяное застолье. Время от времени Широпаев резко, как только позволяла реакция пьяного человека, высовывал свой голый торс из купе и пытался схватить Ярика, который, однако, каждый раз успевал вовремя отпрыгнуть вглубь коридора.
Почему-то Широпаев не пытался выскочить из купе и погнаться за Яром по вагону. Может это представление было ещё впереди, а может, потому что он отяжелел от чрезмерной дозы водяры. Однако, постепенно, он перестал даже высовываться из купе, в попытке схватить Ярика, а лишь время от времени плескал в него водкой, что-то угрюмо и нечленораздельно недовольно бурча, когда тот слишком близко подходил к открытой двери.
Пару раз я пытался что-то сказать, но быстро понял, что это бесполезно. Разошедшиеся, чего-то громко горланящие, собутыльники, казались, совершено невменяемыми.
Однако это было не так. Стоило где-то в третьем часу, во время стоянки на каком-то полустанке, появится наряду линейной милиции, как буяны тут же пришли в себя, и вежливо согласились, что давно пора спать.
Воспользовавшись моментом, Ярик мигом прошмыгнул в купе, и тут же оказался на верхней полке.
Наступила тишина, прерываемая лишь пьяным храпением. Поезд, на всех порах мчался в Великий Новгород, родину русской демократии