От Георгий
К Георгий
Дата 30.08.2001 15:09:57
Рубрики Россия-СССР; Крах СССР; История; Ссылки;

Один участник написал следующее:

"По поводу Рыбакова.
Во-первых, он не прав, что "ихнего" президента подкупить нельзя, а "нашего" - можно. Не знаю, как президентов, а представителей высшей элиты Запада покупали многократно (оставляем в стороне тех, кто соьрудничал с СССР по убеждениям). (не вижу примеров - Г.) Правда, на это мнение тоже есть возражение, но это долгий разговор.

Во-вторых, мы все время затрагиваем одну и ту же тему. Те русские (из элиты или нет - неважно), которые вместо пошива хорошей обуви (своей прямой обязанности), вопят, что на Западе обувь лучше, просто "не живут у себя дома". Это психология постояльца гостиницы - мой номер плох, хочу лучший.
Русский народ, повторяю который раз, с ростом уровня образования и культуры автоматически становится "как-бы европейцем". Он хочет "домой, в Европу" из кошмарной ссылки "в Россию".
Мнение, которое вы привели, один из бесчисленных криков таких особей. Он будет искать причины беситься, даже если получит европейский уровень комфорта. Ничего с этим поделать нельзя.
Русские утеряли свою национальную культуру, видимо, навсегда."
От Георгий
К Георгий (30.08.2001 15:09:57)
Дата 31.08.2001 10:50:30

Еще из Рыбакова

"...Сильно подозреваю, что миф о том, будто русский раб грязен и ленив, придумали и запустили в родные европейские просторы обыватели откуда-нибудь из Кукуйской слободы. И как наблюдатели они, вероятно, были правы. В свое время парижане и амстердамцы тоже вполне вольготно плескали из окон нечистоты и учились гигиене у арабов. Но наблюдатель сопоставляет вещи синхронно, ему и дела нет до того, что Европа начала заниматься бытовыми удобствами на пару веков раньше; и — а это гораздо более существенно — раскрепощение индивидуума началось там с еще большим упреждением и вообще НЕСКОЛЬКО ИНАЧЕ из-за разницы культур. Всего-то делов. И это бы не беда — мало ли высмеивают обычаи соседних народов обыватели. Ну, посмеялись друг над другом, эка невидаль. Потом выпили шнапсу с водкой пополам и посмеялись вместе над кем-нибудь третьим — например, над китайцами, которые не пилюлями лечатся, темнота, а дурацкими иголками друг друга тычут. Ну совсем дикие, ажно желтые!
Беда пришла, когда ополоумевшие от Петровских палок россияне начали высовываться в прорубленное государем-плотником окошко и хотеть стать европейцами. Раскрепощение индивидуума они поняли так, что, дескать, я уже вполне раскрепостился, а вы все помалкивайте в тряпочку, я говорить буду. А услышанный из-за окна тезис о рабстве и лености приобрел знаковую ценность. Превратился в идентификационный маркер. Стоило произнести: мы, русские, как есть скоты, работы не любим, мы рабы, сверху донизу все рабы — и сразу как бы получалось, что тот, кто это произнес, уже тем самым передовик труда и вымытый до блеска гражданин, свободный всеми местами и членами. Европеец. Не настоящий европеец, разумеется, а из российского интеллигентского мифа о европейцах. Но ему, произносящему-то, сие было невдомек, и референтной группе его — таким же интеллигентам — это тоже было невдомек. Ах, как верно, восхищенно всплескивала руками референтная группа. Ах, какая смелость мысли! Ни капли квасного патриотизма! И, отреагировав таким образом, уже вся компания ощущала себя европейцами.
Беда пришла, когда сложился стереотип утверждения нового, подразумевавший обязательное отсутствие преемственности между старым и новым, обязательную расчистку места для нового — до полного нуля. Кажется, будто расчистка под нуль головокружительно увеличивает возможности для быстрого качественного обновления; а на самом деле именно из-за этого любое новшество висит в воздухе, часто-часто суча ножками на манер пропеллера, и — так и не укоренившись, не созрев, не успев свершить ничего — валится наземь, чуть дунь.
Среди материалов, распространявшихся китайским консульством в этом году, была, в частности, небольшая, но изобилующая красивыми картинками брошюра "Великие деятели столетия". На обложке три фотопортрета — РЯДОМ! — Сунь Ят-сен, Мао Цзэ-дун, Дэн Сяо-пин. И первой же строкой: "Истекает 20-й век. За столетие Китай пережил три великих перелома, и взрастил трех великих деятелей". А дальше коротенько о каждом: понял... сумел... мудро предвидел... гениально организовал... надеялся и верил... не успел... Все. Ни одного немецкого шпиона, ни одного палача, ни одного маразматика-бровеносца. А мы удивляемся: как это китайцы ухитряются до сих пор поддерживать стабильность? Наверно, скрытым массированным насилием... Вот как они ее поддерживают! Хотя прекрасно помнят и культурную революцию, и площадь Тяньаньмэнь.
А Россией эти сто лет правили, как известно из всех раскрепостившихся источников, безвольный мракобес, он же святой мученик-семьянин, к сожалению, не созданный для престола; потом сумасшедший сифилитик, потом кровавый рябой грузин-недоучка, потом лысое ничтожество, потом нашпигованное орденами пустое место, потом продавший державу меченый, потом тупой спившийся боров. И думаете, после такого ряда хоть один нормальный человек сможет уважительно и с доверием отнестись к кому бы то ни было последующему?
.........."
От Георгий
К Георгий (31.08.2001 10:50:30)
Дата 31.08.2001 11:02:03

И еще


Что же это такое — "НЕСКОЛЬКО ИНАЧЕ из-за разницы культур"?
Взять хотя бы знаменитую историю с крыльцом в барском доме Обломовых, которое кой год уж никак не соберутся починить. Для западного человека, для западно ориентированного даже — например, для маленького Штольца — история дичайшая. Сами же ходите, сами ногами собственными рискуете — ну как это не собраться починить? Ведь для себя! Для кого ж еще и шевелиться-то? Своя рубашка ближе — или чья еще? Вот ведь бездельники дремучие! Пьянь! Емеля на печи щуку ждет!
Но есть и иная правда. Если предмет сей ну хоть как-то еще функционирует, если им хоть как-то еще можно пользоваться, то для себя — сойдет. Этого слова не понять никому, кто мыслит в рамках системы ценностей "своей рубашки". ДЛЯ СЕБЯ — СОЙДЕТ! Вот если бы по этому крыльцу предстояло подняться кому-то для меня качественно более ценному, нежели я сам — вне зависимости от того, с какой исповедуемой мною сверхценностью, православной ли, державной, коммунистической или даже просто гуманистической какой-нибудь — этот конкретный кто-то связан, крыльцо было бы починено мигом, с благоговейными похохатываниями. И бесплатно. И безо всякого давления со стороны какого-нибудь ГУЛАГа. Но работать на кого-то с большим удовольствием, чем на себя, любимого — ведь это, с определенной точки зрения, и есть сладострастное стремление в рабство!
Стоит это понять — и делается ясным, что разговоры о русской лени и о нации рабов пребывают на одном уровне, стоят на одной доске с разговорами, скажем, о маце, замешанной на крови христианских младенцев. Но кто заговорит про этакую мацу — тот сразу окажется полным антисемитом и руссофашистом. А кто заговорит про лень и тупость — тот просто высказывает свое личное мнение, и не смейте затыкать ему рот, у нас свобода слова! Кто возразит — тот уже и затыкает, и значит, обратно же руссофашист.
Однако, с другой стороны, если вдруг не станет ни к кому сверхценностного уважения, то для России это — туши свет. Вернее, и тушить-то не надо. Сам перегорит — никто не почешется. И без света СОЙДЕТ.
Всякий раз, когда у нас вдруг начинает культивироваться убеждение, что личный прижизненный успех есть высший критерий правильности жизни, высшая ценность бытия и высший его смысл — наши методики переплавки животных желаний в человеческие пасуют. Установка на индивидуальный успех и установка на сверхценность не совмещаются. И многие из тех, кто не захотел или не сумел присосаться ни к какой малине, а продолжает просто работать, словно бы встарь, все равно уже работают иначе — не делают, а отделываются; и даже в редкие дни выплат пособий по работе глухо ощущают некую не облекаемую в слова, но фатально отражающуюся на качестве труда бессмысленность своего унылого шевеления.
Впрочем, на других многих именно такой эффект оказывало искусственное нагнетание предощущения грядущей вдали светлой суперцели. Но штука в том, что те, кто к этому грядому миру по якобы наивности и доверчивости своей действительно стремился, сворачивали горы. А те, кто стремится, вырвавшись из-под пресса идеологии, пожить наконец для себя — сворачивают челюсти и шеи. Не себе, разумеется.
И снова о рабстве — никак с ним не покончить. Общеизвестно, нам всем это еще в школе вдолбили, что рабский труд непродуктивен и несовместим ни с каким мало-мальски сложным производством, ибо раб не заинтересован в результате своего труда. Но что такое эта заинтересованность? Только ли надежда на получку? Раб тоже получал получку, пусть, как правило, натурой — в чем разница? А в том, что оптимальный вид заинтересованности именно В ПРОДУКТЕ труда, а НЕ В ОПЛАТЕ его — заинтересованность В ЦЕЛИ, ради которой этот труд осуществляется. Все для фронта, все для победы — заинтересованность в продукте труда. Нашим товарищам наши дрова нужны, товарищи мерзнут — заинтересованность в продукте труда. Построим для наших детей счастливое и безопасное общество — заинтересованность в продукте труда.
Когда ничего этого нет — тогда, вне зависимости от размера оплаты, труд становится рабским.
Я не беру, разумеется, творческих одиночек, у которых заинтересованность в продукте их труда всегда внутри них самих — познать некую загадку мира, выразить себя в мир... Они — конечно, соль земли, йес-йес; да только ежели они исчезнут — долго никто не заметит. А вот если современный авиалайнер готовят к полету рабы — авиалайнер падает на город.
Сильно подозреваю, что блистательная индустриализация второй половины XIX — начала XX вв. завершилась чудовищным фиаско Октябрьского переворота в значительной степени оттого, что висела в идеологическом вакууме. Большинством населения она инстинктивно воспринималась как совершенно излишний, чужеродный груз. Поскольку не была напрямую ориентирована ни на идеологию, ни на государство, а лишь на самое себя, на производство ради производства, на немедленную частную пользу. Потому и упал на столь благодатную почву знаменитый клич "Грабь награбленное!". Ведь казенное, за исключением немногочисленных периодов запредельного общего остервенения, отнятым у народа на Руси не считалось. Ничьим — бывало, да ("тащи с завода каждый гвоздь — ты здесь хозяин, а не гость"), но подлежащим революционной экспроприации — нет. В свете этого совершенно понятно нынешнее массовое отношение к реформам, которые куда более тогдашних царских ориентированы лишь на сиюминутную частную пользу весьма узкого круга лиц, и вдобавок даже и индустриализации-то никакой не дали, наоборот…

4

Значит, понятие национальной идеи и понятие коллективной цели посюсторонней материальной деятельности неразрывно связаны друг с другом.
В сущности, это разные названия для одного и того же. Определив смысл общенационального производства, мы фактически найдем и национальную идею, которая не будет иметь к национализму ни малейшего отношения. Такие поиски — не блажь, не заумь интеллектуалов или, наоборот, почвенников. В России без общей цели ДЕЙСТВИТЕЛЬНО НЕ РАБОТАЮТ ЗАВОДЫ. В России без общей цели ВСЕ НА ВСЕХ ОБИЖЕНЫ И ВСЕМ КАЖЕТСЯ, ЧТО ИМ ВСЕ НЕДОДАЛИ. Потому что любой действительно необходимый труд и любое объективно необходимое усилие ощущаются бесцельными и, следовательно, навязанными, рабскими.
Но новая цель не должна повторять уже скомпрометированные или, по крайней мере, отработавшие свое и изжившие себя варианты.
Например, укрепление военной мощи государства как хранителя, защитника и распространителя веры — цель, действительно способная обеспечивать форсированную посюстороннюю деятельность. Но сейчас такая цель — выразимся помягче — уже не может быть основной.
Или, например, цель — забота об убогих в мировом масштабе. Это, казалось бы, благородно и достойно, и вполне в традициях культуры. Но, во-первых, в здоровом обществе нет и не должно быть столько сирых и убогих, чтобы загрузить экономику и индустрию великой страны, а во-вторых, эта забота не подразумевает никаких высоких технологий. Сирым и убогим и подойдет-то лишь все самое сирое и убогое, от остального они шарахаться будут, или ломать нарочно, потому что владеть чем-то красивым и мощным — слишком хлопотно и ответственно, и вообще не соответствует привычному образу жизни. Едва ездящее авто с негреющей печкой — на него все равно никто не позарится, и сломать не жалко. Кривой пиджак — который незачем беречь и не надо чистить. Чудовищный зловонный сортир, где можно с привычным отвращением, зато вольготно, гадить хоть на потолок… Какие уж тут технологии. И потому, если такой казус вдруг произошел бы, вскоре о самой заботящейся державе пришлось бы заботиться, как о нищей и убогой, ибо ничего, что умеет современная техника, она не научилась бы делать и даже от уже усвоенного отвыкла бы. Собственно, зачем я все время повторяю «бы»? Сослагательное наклонение тут ни при чем.
Удовлетворение научного любопытства, страсти к познанию окружающего материального мира! Чем не цель? Фантасты в 60-х годах так это себе и представляли — не страна, а сплошной НИИ. Но это оказалось далеко не для всех. И людей нельзя в этом винить — естественнонаучное любопытство, увы, слишком не духовно, чтобы быть высшей ценностью для многих. Оно ведь тоже — средство, а не цель; и цели, получается, опять нет. Конечно, просто точить гайку за гайкой куда менее увлекательно и почетно, чем точить те же самые гайки для полета на Луну. Но — а зачем, собственно, на Луну? И если не будет дано удовлетворительного ответа — все, увлеченности и трепета как ни бывало. А что такое удовлетворительный ответ? Это постановка цели, для которой полет на Луну — лишь средство; причем такой цели, которую примет как заманчивую и желанную тот, кто гайки точит.
Есть над чем подумать…
Надо только понимать, что нарочно цели не придумываются. И с потолка не снимаются. Чтобы начать работать, чтобы зацепить души людей — цель должна быть лишь модернизированной ипостасью традиционной цивилизационной цели, ее приспособлением к реалиям XXI века. И никак иначе. Но — ИПОСТАСЬЮ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО МОДЕРНИЗИРОВАННОЙ, а не гальванизируемым мертвяком. Возможно такое?
И, к тому же, надо помнить, что идея, не подразумевающая цели производительной деятельности, действительно обречена оказаться не более чем очередным призывом увольнять, сажать или резать по какому-нибудь из хорошо нам известных признаков: национальному, классовому, имущественному, образовательному и т. д. А такого нам совершенно уже не надо, наелись.
Следует помнить и вот еще о чем. Материальное производство, ориентированное на удовлетворение биологических, а не ментальных потребностей, универсально, оно — для всех, и в нем в принципе могут быть заинтересованы все, вне зависимости от убеждений, образования, партийной или конфессиональной принадлежности и т. д. Одухотворенное же не животной целью материальное производство всегда оставит незаинтересованными тех, для кого данная цель не является ценной. Те, кто сейчас пытается придумать для России национальную идею, должны отдавать себе отчет, что, если такая попытка увенчается успехом, российское общество в той или иной степени вновь должно будет стать идеократичным.
Но если этого не произойдет, в концерте представленных на нашей планете культур Россия станет подобна замолчавшему, сломавшемуся инструменту. В спектре цивилизаций она окажется мутной, бесцветной и лишь мешающей слиянию цветов в свет полосой — то есть сделается лишней. А это, судя по всему, значит, что она будет обречена на долгое и мучительное сползание в очередную могилу на кладбище цивилизаций, на дальнейшую утрату самостоятельности, жизненной энергии, исторической перспективы, на возрастание неразберихи и, вероятно, распад.
Ибо, как совершенно справедливо отмечает А. Боземан (для вящего оживляжа я до сих пор избегал цитирования и бряцания именами, но под занавес не могу отказать себе в удовольствии поддать пару, плеснув на раскаленные камни собственных соображений ушат науки), "политические системы — это преходящие средства достижения целей, находящиеся на поверхности цивилизации, и судьба каждого сообщества, объединенного в языковом и духовном отношениях, в конечном свете зависит от выживания определенных первичных структурирующих идей, вокруг которых объединяются сменяющие друг друга поколения и которые таким образом символизируют преемственность общества".
Проскользнуть на рубеже тысячелетий в игольное ушко, не лишая себя счастья трудиться во имя идеи, но и не превращая кипучую идейность в палочный идиотизм — вероятно, наша единственная надежда.
Знаете, не все еще потеряно. Как известно, легче верблюду пройти в игольное ушко, чем богатому — в царствие небесное. Так что у большинства россиян шансы сохраняются. И даже стремительно растут.

От А.Б.
К Георгий (30.08.2001 15:09:57)
Дата 30.08.2001 15:19:51

Re: Как советовали на ВИФе...

1. Дайте ему в бубен.
2. Спросите "больно?"

Повторяйте 1. и 2. до проблесков понимания неправоты утверждения :)
От Денис Л.
К А.Б. (30.08.2001 15:19:51)
Дата 31.08.2001 01:41:44

Браво! (-)