Вечером 19 августа, в 20.35, Российское телевидение покажет фильм известного режиссера-документалиста Александра Стефановича «Жаркий август 91-го года» -- это его второй фильм о путче. Пересказывать весь фильм нет смысла -- лучше его послезавтра посмотреть. Но если выдернуть из сюжетной канвы лишь одну «нитку» -- рассказ Павла Грачева, тоже получится не вполне привычная для читателя картинка из отечественной истории. Интервью цитируется по первичной фонограмме, которую мы с режиссером смотрели на монтажном столе. Многое из рассказанного в фильм не поместилось, так что это, можно сказать, первая и единственная публикация...
«Не в восторге от полученной задачи»
Павел Грачев рассказывает о том, как он не только «проваливал» путч, но и участвовал в его подготовке
Вечером 19 августа, в 20.35, Российское телевидение покажет фильм известного режиссера-документалиста Александра Стефановича «Жаркий август 91-го года». Это его второй фильм о путче. Первый, «Кремлевский заговор», был сделан по свежим следам событий, практически одновременно с известной (и одноименной) книгой прокуроров Евгения Лисова и Валентина Степанкова. Тогда фильм снимался для английской телекомпании на швейцарские деньги и был показан во многих странах мира. Но не в России. Как объясняет Александр Стефанович, руководитель одного из главных российских телеканалов сказал ему, когда он привез ленту в Москву: «Запомните, этот фильм никогда в России показан не будет. Он, во-первых, ломает официальную версию событий, а во-вторых, затрагивает интересы людей, которых мы не имеем права трогать».
Прошло восемь лет, гэкачеписты вышли на свободу, судебный процесс над ними увял не начавшись, Лукьянов, Язов и Крючков выпустили книги о тех своих героических делах в те дни. Стефановича все это, как он сам говорит, заводило. Но на этот раз его интерес к теме разделил телеканал РТР. Участие в проекте в качестве комментатора согласился принять Николай Сванидзе. В основе нового фильма лежат в основном архивные материалы -- 180 часов видеозаписей допросов членов ГКЧП, хроника. Но есть и специально снятые интервью -- с Павлом Грачевым, Дмитрием Язовым, Александром Коржаковым.
Один из тех, кого прежде нельзя было «трогать», -- Павел Грачев, в дни путча командующий воздушно-десантными войсками СССР, а впоследствии министр обороны России. Его интервью для фильма -- одно из самых любопытных. Прежде всего потому, что Павел Сергеевич, кажется, впервые публично рассказал о том, как он не только «проваливал» путч, но и участвовал в его подготовке. Пересказывать весь фильм нет смысла -- лучше его послезавтра посмотреть. Но если выдернуть из сюжетной канвы лишь одну «нитку» -- рассказ Павла Грачева, тоже получится не вполне привычная для читателя картинка из отечественной истории. Интервью цитируется по первичной фонограмме, которую мы с режиссером смотрели на монтажном столе. Многое из рассказанного в фильм не поместилось, так что это, можно сказать, первая и единственная публикация.
Итак, Михаил Горбачев улетел в Форос, а министр обороны маршал Язов на очередном совещании «ни с того ни с сего» похвалил генерала Грачева и попросил его остаться.
Павел Грачев: «Я в политике слабак»
-- Ну Язов и говорит: поезжай сейчас к Крючкову, он тебя ждет. Я от КГБ вообще держался подальше, только по книжкам знал это дело. А тут Крючков, с которым я не знаком, меня ждет... Поехал. Крючков сам выходит мне навстречу. Обнял за плечи: «Слышал-слышал, молодец, теперь надо с тобой познакомиться... Хороший командир...» Суть разговора сводилась в общем к следующему. Внутриполитическая обстановка в стране нестабильна. Все это может привести к хаосу и негативным настроениям отдельных слоев населения. А в дальнейшем -- даже к гражданской войне. Эту обстановку надо исправлять. Конечно, в первую очередь политическим путем -- это смена руководства, тем более что Михаил Сергеевич Горбачев болен, тяжело болен, и возможно, что он через несколько дней подаст в отставку. Но в связи с тем, что его уход разные люди могут расценить по-разному, необходимо выработать план действий политического руководства страны в нестандартной обстановке. С этой целью необходимо проработать проект плана и представить его на рассмотрение политического руководства страны. Я задал единственный вопрос: «А я-то при чем здесь? Я командующий воздушно-десантными войсками. Я в политике слабак, меня этому делу не учили. Я могу поехать, там, воевать, обучать солдат... По-моему, это не в мой адрес». «Нет, в ваш адрес. В случае напряженной обстановки в стране десантники в первую очередь нам потребуются, чтобы вместе с соответствующими органами государственной безопасности стабилизировать обстановку». Я говорю: «Если стрелять по народу -- то исключается». «Нет, ни в коем случае». Говорил он тихо, спокойно, но в этом тихом спокойном голосе была такая... мощь внутренняя. Я говорю: «Ну, если так, я доложу министру обороны». «С министром обороны все согласовано». «А что мне нужно делать?» «Вам нужно встретиться с двумя людьми. Есть хорошая дача, там отдохнете и заодно поработаете». Действительно, на следующий день я подъехал к посту ГАИ по Ленинградскому шоссе. Черная «Волга» стоит. Встречают два молодых человека. Представились по именам. Предложили мне пересесть из моей машины в их, а свою машину отправить. Я понял -- конспирация какая-то, сразу Штирлица вспомнил. Петляли-петляли, в конце концов действительно в такой красивый особнячок приехали, там уже стол накрыт, хозяйка бегает, больше никого, ни души, тишина. Начали с обеда. Потом я говорю: «Ребята, обед обедом, объясните, что мы будем делать». Один из них и говорит: «Пал Сергеич, нам поручено разработать проект решения политического руководства на случай передачи политической власти от Горбачева другому лидеру нашего государства». «А кто другой?» «Мы сами не знаем». Ребята, когда я с ними дальше познакомился, понял, не в восторге были от полученной задачи. Я им сразу сказал: «Мужики. Значит, будем так. Если что-то военное -- или война или воевать с народом, -- я ухожу». «Вы думаете, мы не понимаем? Поэтому нам надо троим доложить таким образом, чтобы все это шло плавно, какая-то передача, какие-то мероприятия, чтобы тоже мирно...»
Положили на стол большую такую охапку бумаг. Я спрашиваю: «А это что такое?» А это, оказывается, «точняки» (на жаргоне спецслужб -- точная информация. -- Ред.), варианты перехода власти от одного правителя к другому в различных странах. «Вы там что, тоже работали?» Ну, они поулыбались, конечно. Пошутили. Я еще раз повторяю: они не в восторге были от полученной задачи.
«Пал Сергеич, если мы будем привлекать войска для усиленной охраны объектов, вы можете расписать, что нужно усиливать в городе Москве?» Я говорю: «Вы ж знаете революцию 17-го года? Здания правительства, мэрии, банки, вокзалы, телефонные станции, телевизионные помещения... Можно набросать, конечно». «И состав сил и средств, пожалуйста». «А что состав сил и средств? У нас Тульская воздушно-десантная дивизия готова усилить любой объект».
Неделю работали. В конце концов, видимо, Крючков потребовал что-то привезти. Подготовили основной доклад на двух листочках и приложение мое -- состав сил и средств на случай волнений для усиления основных объектов города Москвы Тульской воздушно-десантной дивизией. Я почитал доклад. Он действительно хитро был выполнен. Вроде и хорошо, и в то же время ничего... Они повезли его Крючкову, а я повез копию доклада Язову. Доложил. Язов почитал, поморщился, сказал: «По-моему, не здорово», открыл сейф, положил основной доклад и приложения и говорит: «Идите, командуйте». И все. Вот так был разработан план перехода политической власти к другому лидеру.
Где-то через неделю меня пригласили опять на эту дачу. Это было 15 августа. Опять были там эти два товарища, Жижин и Егоров, которые уже конкретно показали мне три, по-моему, документа. Первый документ -- проект постановления о введении чрезвычайного положения в стране, потом «Обращение к советскому народу», третий документ -- «Обращение к Организации Объединенных Наций». Да, был еще один документ -- указ вице-президента о вступлении в должность президента Советского Союза... Я посмотрел, почитал -- и разъехались.
Здесь следует сказать, что Павел Грачев к этому времени стал «конфидентом» Бориса Ельцина, который несколько раз приглашал его к себе на дачу и узнавал от него о положении в армии, о настроениях командного состава. Борис Николаевич ценил дружбу с молодым и смелым генералом. Естественно было предположить, что информацией о заговоре Грачев захочет поделиться с Ельциным.
Павел Грачев: «Ельцина это не касается»
-- Конечно, в первые дни нашей работы у меня было желание о том, что мы делаем, доложить Борису Николаевичу Ельцину. Но я с тех пор, как начал работать на этой даче, ежеминутно чувствовал, что за мной следят. Куда я еду, как я еду, с кем встречаюсь. Это во-первых. А во-вторых, меня и Язов, и Ачалов предупредили строго-настрого, чтобы эта информация не дошла до Бориса Николаевича Ельцина, так как в принципе его это не касается. Он руководитель России, а здесь дело идет о Советском Союзе... Министр приказал -- есть приказ. Не касается, ясно. Значит не надо лезть самостоятельно и проявлять ненужную инициативу.
Утром 19 августа Павел Грачев получил от маршала Язова приказ выдвигать в Москву, как и было задумано на подмосковной даче, Тульскую воздушно-десантную дивизию и подразделения бригады связи и спецподразделений десантных войск. В строго назначенное время войска заняли предписанные им объекты. И тут же Павлу Грачеву позвонил встревоженный Ельцин, который только прилетел от Назарбаева из Алма-Аты и получил доклад -- не от Грачева -- о подозрительном движении войск. Он-то прекрасно понимал, что все происходящее его очень даже «касается».
Павел Грачев: «А другой задачи не получал»
-- Рано утром 19 августа мне действительно позвонил Борис Николаевич Ельцин. И задает вопрос: «Командующий, что там за движение войск и какую вы имеете задачу?» Я ему ответил: «Борис Николаевич! Получил приказ от министра обороны ... усилить охрану и оборону основных административных зданий в Москве, а часть сил оставить на аэродроме в Чкаловске в резерве. Он говорит: «А другую задачу вы получали?» Я говорю: «А другой задачи, Борис Николаевич, я не получал».
Опускаем всю историю с охраной Белого дома батальоном под командованием Александра Лебедя -- Павел Грачев прислал его с согласия министра обороны Дмитрия Язова: можно понимать как защиту, а можно и как конвой. Когда решение о штурме было принято, Грачев дал Лебедю команду отвести батальон от Белого дома.
Павел Грачев: «Не допустим захвата правительства»
-- Не выполнить этот приказ я не мог, и я передал только Борису Николаевичу, что я вывожу этот батальон. Борис Николаевич действительно возмутился: «Вы меня бросаете!», и так далее и тому подобное. Но это он Лебедю объявил, мне-то он ничего не сказал. Я опять же Лебедю говорю: «Передайте Борису Николаевичу, что, даже получив приказ отвести войска, мы при необходимости не допустим того, чтобы его захватили. У меня есть рядом силы и средства, есть резерв, мы выдвинемся, там поможем и не допустим захвата правительства.
Назревал штурм. 20 августа министр обороны Язов вызвал к себе Грачева с Лебедем и ряд генералов Генштаба и Минобороны. Он заявил, что правительство России «не понимает возникшей ситуации, не желает мирным путем выполнять решения ГКЧП», ему выдвинут ультиматум. «Появляется необходимость захватить правительство России силами воздушно-десантных войск, специальных частей и подразделений КГБ и МВД». Руководить этой операцией было приказано Павлу Грачеву.
Павел Грачев: «Есть возможность пролить кровь»
-- Вечером 19 августа по телефону генерал-полковник Ачалов от имени министра обороны Язова отдал мне приказ: в 6 часов утра 20 августа силой задержать или силой захватить все руководство России вместе с Ельциным и в дальнейшем этапировать их в то место, которое укажет старший начальник. «О выполнении приказа доложите». Естественно, этот приказ слышал весь мой штаб. Я говорю: «Ну что, командиры. Дошли до того времени, когда есть возможность пролить кровь. Приказано силой захватить здание. Они там вооружены, будут стрелять. И мы будем стрелять. Народу море. К чему это может привести? Общество расколото на две части. Начнется в Москве, а в провинции ждут. Какая ситуация будет в Москве -- такая и по всей России. Это гражданская война. И мы с вами зачинщики этой войны. Что будем делать?» Надо признать, к чести моих заместителей, все в один голос заявили: «Товарищ командующий, предлагаем этот приказ не выполнять». Я говорю: «А вы все готовы потом со мной пойти под суд военного трибунала?» Все, как один. Я сказал: «Спасибо». Вместо выдвижения мы оставались в моем кабинете.
Ельцин узнал о готовящемся штурме по своим каналам. Понимая, что Белый дом не удержать, он пытается что-то предпринять до утра. И посылает на переговоры с Павлом Грачевым человека, с которым Грачев был хорошо знаком и которому доверял, -- Юрия Скокова. И -- поразительный момент! -- Грачев, хорошо понимая свою причастность к заговору ГКЧП, опасается за свою жизнь и свободу в случае, если путч провалится.
Павел Грачев: «Пусть Ельцин даст гарантии»
-- Встречались в сквере у штаба воздушно-десантных войск с Юрием Владимировичем Скоковым. У нас состоялся такой обстоятельный и долгий, трудный разговор. Мы в то время были в хороших, добрых отношения и могли говорить друг другу все, что думаем. Суть разговора заключалась в том, чтобы я, как командующий, как руководитель, назначенный для захвата руководства России, дал гарантии того, что штурма не будет. Мы с ним обсасывали, обговаривали различные варианты действий... Но в конечном счете я ему так сказал: «Юрий Владимирович! Я не буду штурмовать... Но мне и моей семье -- мне-то ладно, я провоевал в Афганистане пять с половиной лет -- пусть дадут гарантии моей семье, что ее не тронут, что она не будет репрессирована и уничтожена со стороны Ельцина». «Борис Николаевич дает такие гарантии».
Решив столь сложный и важный для себя вопрос, Павел Грачев серьезно задумывается: как теперь не угодить под трибунал за невыполнение приказа в случае, если победа окажется все же на стороне ГКЧП?
Павел Грачев: «Почему я должен быть козлом отпущения?»
-- Где-то в три часа ночи, за три часа до начала захвата правительства, ко мне подходит Евгений Николаевич Подколзин, в то время начальник штаба у меня. И говорит: «А давайте еще раз позвоните министру обороны. Задача остается в силе? Есть же такой прием, когда непосредственно перед боем задача уточняется. А то вот они отдали приказ к делу -- и Ачалов молчит, и Язов молчит. Может, там уже обстановка изменилась?» Мысль хорошая, я вызываю «кремлевку», звоню министру обороны. Дежурный офицер поднимает трубку. «Соедините меня, пожалуйста, с министром обороны». «Министр отдыхает и велел до утра никому его не будить». «Понял», -- положил трубку. Звоню Ачалову. Опять же в приемной дежурный. «Соедините меня, пожалуйста, с заместителем министра обороны». «Генерал-полковник Ачалов отдыхает. Приказал мне до утра его не будить». Хм, все понятно. Кого подставляют, кого в заложники, кого куда. Говорю: «Товарищи офицеры, товарищи генералы. Все спят. Только мы с вами не спим». Подколзин говорит: «Если нам задачу не уточнили, тем более мы вправе ее не выполнять»... Подходит 6 часов утра, когда мы должны были уже выдвигаться и начинать активные действия. Я начал обзванивать все приданные мне подразделения, в том числе, конечно, в первую очередь самый мощный отряд «Альфа», полковника Карпухина. «Ну ты как, чем занимаешься?» «Я нахожусь в километре, готов действовать. А вы чем занимаетесь?» «А мы ничем не занимаемся». «А где ваши войска?» «Войска на аэродроме. А у тебя есть желание захватывать?» «У меня никакого желания». «Вот и у меня нет желания, поэтому я и не вывожу войска». Он тогда облегченно вздохнул и говорит: «Ну и слава богу, значит, и я не буду выполнять». Так вот складывалась обстановка. Где-то буквально в 7 часов утра раздается звонок. Ачалов: «Ну как обстановка? Вы уже захватили, выполнили задачу?» Я говорю: «Нет». «Ну как же, вам ставилась задача». «Да, ставилась задача, но не уточнялась, товарищ генерал-полковник. Я не выполнил пока то, что вы приказали, и не буду выполнять. В связи с тем, что при уточнении задачи я звонил вам в кабинет, вы, оказывается, спали. Я звонил министру обороны в кабинет -- тоже отдыхает. Извините, такая обстановка серьезная. Я на сто процентов уверен, что вы не отдыхали, ни тот ни другой. Зачем вы меня подставляете? А то, что я звонил, у меня масса свидетелей, тут-то вы меня уже не поймаете. Вы ушли от руководства, а почему я должен быть козлом отпущения и идти соответственно под трибунал?» «Я сейчас доложу министру обороны, -- сказал Ачалов. -- Сейчас уточню задачу». Прошло еще около часа, он опять звонит, уже таким другим, мягким голосом и говорит: «Пал Сергеич, правильно вы сделали, что не выполнили эту задачу». Ну, конечно, тут было сильнейшее облегчение, а дальше события протекали по известному сценарию, и насколько я помню, уже где-то 22-го числа войска вывели на аэродром в Тушино.
...Когда участников путча арестовали, следователи сразу же посадили заключенных перед видеокамерами и по свежим впечатлениям записали показания главных фигурантов уголовного дела -- по сути, историю путча, рассказанную его организаторами -- те самые 180 часов видеопленок, с которыми работал режиссер фильма Александр Стефанович. Хорошо, что следователи сохранили нам заговорщиков настоящими -- такими, какими они были тогда. Маршал Язов, изложив свою версию событий, внезапно обращается к оператору: «Разрешите, я скажу несколько слов для Михаила Сергеевича?» «Говорите». «Дорогой Михаил Сергеевич. Я старый дурак. До конца моих дней меня будет жечь позор за принесенные вам, стране и народу беды». Прошло десять лет. Сегодня маршал Язов, отвечая на вопрос авторов фильма об истории заговора, четко произносит: «Никакого заговора не было». Вот такое кино.
“ЗАВТРА”. Когда и как, по-вашему, Валентин Иванович, начался развал СССР?
Валентин ВАРЕННИКОВ. На мой взгляд, развал Советского Союза начался еще в период перестройки. Все советские люди, и я в том числе, считали, что перестройка принесет добро нашему народу. К тому времени у нас в стране были моменты, тормозящие ее развитие. Надо было их устранить, и перестройка вроде бы должна была решить эту задачу.
Однако из года в год становилось все хуже и хуже. Заверения о том, что в стране появилась гласность и зарождается демократия, были только бутафорией. Та гласность и демократия, которые нам предложили, размыли государственность, в итоге у нас началась анархия, к этому прибавились практические шаги М.С.Горбачева под лозунгом: "Разрешено все, что не запрещено законом". Действия, умышленно направленные на развал нашей экономики, я имею в виду неправильно организованную кооперацию. Все это стало просматриваться уже в 1987 году, в 1988 стало еще заметнее, а в 1989 году уже невозможно было спокойно смотреть на то, что происходит в стране, и мы решили по этому поводу говорить.
“ЗАВТРА”. Вы упомянули о роли Горбачева в перестройке, а можно ли сказать, что он действовал под диктовку Запада, и если да, то кто оказывал на него влияние?
В.В. Я не могу сказать прямо, что они ему конкретно предлагали делать и как именно. Впервые я с Горбачевым встретился в 1984 году на заседании комиссии Политбюро ЦК КПСС по Афганистану. На заседании присутствовали человек восемь, Горбачев пришел и сел неподалеку от меня, я увидел очень живого активного человека. В то время я знал, что он контактирует с некоторыми лидерами иностранных государств, но я полагал, что поскольку он марксист, то он каким-то образом будет влиять на них. Впоследствии это оказалось не так, в частности, Тэтчер присмотрелась к нему, а затем Рейган,— и увидели, что Горбачев поражен бациллой популизма, они развили это в нем и, естественно, добились решительных морально-политических деформаций в его сущности; вот отсюда и началось их влияние на него, как на добросовестного ученика. Как и каким образом они проводили через него свою линию, мне неизвестно. А то, что он действительно услужливо выполнял все во имя Запада,— это факт.
“ЗАВТРА”. Можно ли считать, что всплеск антисоветских настроений в Прибалтийских республиках и в Грузии и их желание выйти из состава СССР были поддержаны западными спецслужбами. Ведь факт то, что Турция, граничащая с Грузией, член НАТО?
В.В. Да, это не исключено. Дело в том, что Роберт Гейтс открыто в декабре 1991 года заявлял, в "Известиях" это печаталось, что они всегда думали о том, как порешить с Советским Союзом. Они не могли с нами справиться ни политически, ни экономически, тем более невозможно было справиться с нами военным путем, надо было взорвать СССР изнутри. Естественно, они действовали, тут никакого сомнения нет, я в этом убежден. Влияние их было и на Кавказе и тем более в Прибалтике, и то, что Ландсбергис всплыл и стал руководителем одной из республик — это дело рук Запада. Ведь Литва, как и вся Прибалтика в целом, стала центром, опорой Запада в плане проведения всех своих идей и начинаний по развалу СССР, я в этом убежден. И об этом я докладывал руководству страны, в том числе Горбачеву, на заседании Совета Федерации весной 1991 года.
“ЗАВТРА”. Если мы заговорили о развале СССР, то для его спасения необходимо ли было привлекать армию в апреле 1989 года, когда в Тбилиси произошли события, теперь всем уже известные?
В.В. При любых неполадках, которые имеют у нас место в различных областях, в том числе и в областях социальных, когда надо принимать меры, чтобы не было кровопролития, прибегают к помощи правоохранительных органов, а при необходимости — к частям Вооруженных Сил (это записано в Законе "О правовом режиме чрезвычайного положения"). Роль Армии в апрельских событиях в Тбилиси в 1989 году исказили, обвинив ее в том, что из-за нее пролилась кровь и погибли люди. Это ложь. Как установила медицинская экспертиза, люди умерли от давки, единственный человек получил травму головы при активном нападении на солдат. Некоторые политические деятели заявляли, что люди вышли на народное гулянье. Фактически же народ согнали, как скот, на площадь. Какое же гулянье в два-три часа ночи?
“ЗАВТРА”. Это не Новый год, чтобы гулять в такое время...
В.В. Вот именно. Просто позорно для прикрытия своих политических целей играть народом. Я не один раз видел в Афганистане, как банда для прикрытия использовала гражданских лиц, выставляя их впереди себя.
“ЗАВТРА” Какие войска были задействованы в тбилисских событиях?
В.В. Там был задействован личный состав, без оружия, без боеприпасов, никто перед ними не ставил цели стрелять в кого-то. Единственной их задачей было недопущение беспорядков в отношении правительства и правительственных органов. Никто же не запрещал проводить митинги в дневное время тому же Гамсахурдиа, ведь это — его работа. Эти ночные действия были направлены на погромы и прочие безобразия и преступления. Трагедия, которая тогда произошла, как и в других случаях, лежит на совести тех, кто вывел народ на такое столкновение, как и у нас в Москве, кстати, в августе 1991 года.
“ЗАВТРА”. А были ли там применены танки, о которых сообщал "Голос Америки"?
В.В. Ну, это глупости. Так могли говорить люди, заинтересованные в обострении ситуации, и виновником происшедшего представить армию. Танков там не было и в помине, а личный состав подъезжал на штатной технике — на боевых машинах пехоты и бронетранспортерах. Самое главное, что между личным составом и населением был контакт. Непосредственно, без всяких бронетанковых частей и щитов, которые сейчас находятся на вооружении у ОМОНа.
“ЗАВТРА”. Могли ли знать о вводе войск в Тбилиси Михаил Горбачев и бывший первый секретарь ЦК Компартии Грузии Эдуард Шеварднадзе?
В.В. Ну, конечно, оба они знали, тут вопросов нет. Без приказа Горбачева ничего не делалось. И если каждый раз он говорил, будто ничего не знал, то это лишь подтверждает, что он человек нечестный. По указанию Горбачева Шеварднадзе немедленно должен был поехать в Тбилиси, разобраться на месте и навести порядок. Однако Шеварднадзе не выехал, и до сих пор никто не может четко и ясно сказать, почему он этого не сделал (ни Н.И.Рыжков, ни Е.К.Лигачев). Когда же события приняли трагический оборот — вот тогда он поехал разбираться и обвинять войска. Я считаю, что если Шеварднадзе действительно сын своего народа, он должен был вылететь без всяких указаний, помочь своему народу и предотвратить беду у нас в стране.
“ЗАВТРА”. Какая роль отводилась генералу Родионову?
В.В. Игорь Николаевич Родионов хорошо подготовленный и очень эрудированный генерал, очень твердый и умный человек. Он способен в экстремальных условиях принимать оптимальные решения и проводить их в жизнь. Командовал 40-й армией в Афганистане и был одним из лучших командующих. Зная по Афганистану его способности умело контактировать с эмоциональными людьми, ему и поручили этот сложный участок. И я скажу, что он с честью выполнил свой долг. Окажись на его месте другой,— возможно, там были бы более тяжелые последствия. Все наветы, которые организованы со стороны Шеварднадзе в адрес Родионова — это умышленные действия, имеющие одну цель: отвести от себя подозрения и презрение народа в сторону Игоря Николаевича. Из генерала хотели сделать козла отпущения, однако не вышло. Родионов разоблачил эти попытки, выступив на съезде народных депутатов СССР и рассказав, кто организовал эту провокацию, во имя чего, какие цели она преследовала, кто вывел ночью народ, кто руководил нагнетанием обстановки, кто подогревал публику, настраивал против армии, вселял злобу. События, о которых идет речь, происходили 8-9 апреля 1989 года а уже 14 апреля центральная газета "Заря Востока" на первой полосе полностью честно осветила это событие.
“ЗАВТРА”. Поскольку мы с вами коснулись внутренних коллизий и привлечения армии для их решения, то как вы прокомментируете статью в газете "Аргументы и факты" № 3 за 1991 год — "Кризис в Прибалтике", которая снабжена фотографиями, где показаны танки и люди, раздавленные ими 13 января в Вильнюсе? Мне же в интервью полковник из группы "Альфа" говорил, что личное распоряжение В.А.Крючкова запрещало подразделениям КГБ применять оружие, и что трассирующие пули со смещенным центром, примеченные в Вильнюсе и Риге,— это бред.
В.В. Я согласен с ним. Вот один лишь пример, доказывающий, что это провокация. Когда там погибли люди, то все и, в том числе Прокуратура СССР, настаивали, чтобы для обследования трупов допустили медиков из Центра, чтобы они сделали выводы от чего погибли эти люди, ведь личный состав не имел того оружия, от которого, якобы, погибли люди.
“ЗАВТРА”. Сразу после событий в Вильнюсе о них 13 января по ТВ был показан фильм (в передаче "До и после полуночи"). В фильме были кадры, где армейские и омоновские части применяли штыки и избивали людей прикладами автоматов. Но мне один высокопоставленный чиновник телевидения говорил, что этот фильм был изготовлен в одной из Скандинавских стран. Вы, Валентин Иванович, могли бы подтвердить, что этот фильм — цэрэушная утка?
В.В. Конечно, и знаете почему? Потому что режиссеры и актеры, участвующие в съемках этого фильма, уже в полной мере находились в правительстве Ландсбергиса, причем не под какой-то ширмой, а открыто. Фильм был смонтирован специально, чтобы оболванить народ, я в этом не сомневаюсь. Они хорошо помогли тогда Ландсбергису. Я лично очень доволен, что литовский народ разобрался со временем, кто он такой, что из себя представляет и "скинул" его.
“ЗАВТРА”. А можно ли сказать, что развал страны начался с унижения армии в глазах собственного народа?
В.В. Да, действительно, армия — один из бастионов, который стоял на пути сил, рвущихся к власти и желающих развалить Советский Союз. Этот бастион надо было максимально расшатать, оболгать, настроить против него народ. Эти силы всячески старались унизить армию и тем самым добиться своей цели.
“ЗАВТРА”. Когда вы узнали о создании ГКЧП?
В.В. Я узнал об этом утром 19 августа, как и весь советский народ, по радио. Я полностью разделял идеи и задачи, поставленные перед собой ГКЧП, я активно поддержал его, но членом комитета я не был.
“ЗАВТРА” Валентин Иванович, история любит точность, поэтому извините меня, но все-таки: вы были в составе делегации, направленной к Горбачеву в Форос, и кто ехал с вами?
В.В. Да, я был в составе этой делегации. Она определилась после встречи на объекте АБЦ комитета госбезопасности 17 августа. Многие ваши коллеги считают этот объект засекреченным от народа и от других органов, кроме КГБ. Но фактически это объект несекретный. Нас там было девять человек: премьер Павлов, министры — Язов, Крючков, заместители министров, в частности, я, Ачалов, Грушко, заместитель председателя Совета Обороны Бакланов и секретарь ЦК КПСС Шенин. Собралась очень солидная группа ответственных людей, хорошо знавшая обстановку по стране. На совещании было решено поехать к Горбачеву в Крым, чтобы в спокойной обстановке обсудить с ним ситуацию, сложившуюся в стране, и предложить президенту ввести в действие закон о чрезвычайном положении.
“ЗАВТРА”. Какая же реакция была у Горбачева на ваши предложения?
В.В. Реакция Горбачева была ни за, ни против. Он, как всегда, выступал в своей роли: чрезвычайщина — это гражданская война, и в то же время соглашался с тем, что кое-где она уже идет и надо вводить чрезвычайное положение. Вы понимаете, мы приехали к нему через девять месяцев после постановлений Верховного Совета СССР на эту тему.
“ЗАВТРА”. А кто был в составе делегации?
В.В. Кроме меня, были Бакланов, Шенин, Болдин. Мы приехали к Горбачеву через девять месяцев после того, как 23 ноября 1990 года было принято постановление Верховного Совета СССР о том, что в стране чрезвычайная обстановка и президенту надлежит принять соответствующие адекватные меры. Он же ничего не сделал. Вот, к примеру, на суде, оправдавшем меня, я спрашивал Горбачева: "Вы обязаны были выполнить постановления, принимаемые Верховным Советом СССР?" Он говорит: "Да". Я спрашиваю: "Почему же вы не выполнили это постановление?" Он, как всегда, начинает крутить, вертеть, витиевато говорить о чрезвычайщине, вроде он один понимает, а весь Верховный Совет ничего не соображают.
Горбачев своим умышленным бездействием породил кризис власти, который сказался на экономике, быстро росла преступность, страна погружалась в пучину насилия и беззакония, в межнациональных конфликтах гибли люди, увеличивалось число беженцев из "горячих точек" страны, люди становились изгоями в собственном доме. Углублялся кризис в народном хозяйстве, в энергетике, на транспорте. Надо было объявить чрезвычайное положение для обеспечения и уборки урожая (для того, чтобы провести ее без потерь). Надо было вводить чрезвычайное положение в "горячих точках" страны. То есть вводить его там, где это требовалось, чтобы как можно скорее вывести государство и общество из кризиса.
“ЗАВТРА”. На пресс-конференции членов ГКЧП Г.И.Янаев говорил, что Горбачев нездоров. Как он себя чувствовал в день вашего приезда к нему?
В.В. Он действительно был болен и нам сказал, что чувствует себя очень плохо. На суде, давая показания, первый секретарь ЦК Компартии Украины Станислав Иванович Гуренко сказал, что 18 августа в 16.00 ему звонил Горбачев (за 30 минут до нашего приезда) и сообщил, что плохо себя чувствует, что ему сделали блокаду, он с трудом передвигается и не знает, как ему быть, 19-го ему надо лететь в Москву, поскольку 20-го он должен подписывать проект нового Союзного договора.
Да, Горбачев был болен, но не до такой степени, чтобы не прилететь в Москву. Почему Янаев сказал на пресс-конференции о болезни Горбачева? Такой шаг был сделан для того, чтобы им воспользовался сам Горбачев, а не для того, чтобы оправдать действия ГКЧП. Не надо было им этого делать, не надо было ничего говорить о президенте, просто сообщить о том, что договор, который решили подписать Горбачев и другие, направлен на развал Советского Союза. Заявлением о болезни Горбачева поставили в положение, в котором он сам любил пребывать, дали ему возможность сохранения собственного имиджа, чтобы он мог потом сказать: "Да, я действительно, был болен".
“ЗАВТРА”. Значит, он в любой момент мог вылететь из Фороса, или вы с Генераловым устроили ему изоляцию с отключением связи?
В.В. Ни в коем случае, изоляцию ему никто не устраивал, его охраняла по-прежнему как личная, так и внешняя охрана, она была полностью в его распоряжении, и выехать за пределы дачи он мог в любой момент, только желания сделать это не проявлял. Связь была отключена только в его кабинете с целью создать благоприятные условия для беседы. Если бы работал телефон, то, естественно, разговора не состоялось. Надо знать характер Горбачева, он бы начал названивать на всю страну, Бушу и прочим своим друзьям. Это помешало бы серьезному разговору, ведь речь шла о судьбе страны, и я считаю, что в данном случае поступил правильно, отключив эту связь.
“ЗАВТРА”. А считаете ли вы правильным ввод войск в Москву, в том числе бронетанковых?
В.В. Я считаю, что можно было обойтись без танков. Ввести войска надо было, если бы не хватало правоохранительных подразделений МВД и подразделений КГБ. Я не знал на тот момент обстановки в Москве и какие точно объекты будут охраняться. Но войска-то вводились не с целью кого-то штурмовать или уничтожать, а с целью охраны объектов. Они и охраняли, так называемый, "Белый дом", а точнее Дом Советов России. Танковая рота и батальон десантников охраняли Дом Советов и радио "Эхо Москвы", которое передавало указы Ельцина.
Для охраны здания Моссовета был послан батальон, но Лужков сказал, что они будут охраняться только милицией, после чего батальон развернулся и ушел обратно.
“ЗАВТРА”. В дни августовских событий, а точнее, с 19 августа, вы находились в Киеве и, как говорил Горбачев, требовали, чтобы все периферии подчинились ГКЧП, а в своей последней книге Ельцин написал о том, что в голове у вас был готов план его ликвидации.
В.В. Я, действительно, находился на Украине. Я не думал. что в Москве может возникнуть какой-то конфликт с российским руководством, а то, что говорили обо мне и тем более написали — плод фантазии этих людей. Мы боялись, что с введением чрезвычайного положения на Украине начнутся беспорядки, особенно в западных ее областях, где была активна политическая организация "Рух".
“ЗАВТРА”. Она действовала при поддержке западных кругов?
В.В. Да, тогда "руховцы" были реальной силой, которая могла устроить неприятности народу. Я поехал туда, потому что там служил, меня там знали и, в случае чего, я мог предотвратить беспорядки.
“ЗАВТРА”. Нет ли у вас ощущения, что в развале страны виновата нерешительность ГКЧП?
В.В. Никто тогда не думал, что так развернутся события. Мы все жили в Советском государстве, прошел референдум, на котором народ проголосовал за Союз. И в отношении республик, входящих в Союз, и тем более в отношении Ельцина. Если бы стоял вопрос применения силы, то за 30 минут все было бы решено, о чем соответствующие свидетели говорили на суде.
“ЗАВТРА”. В случае приказа ГКЧП армия пошла бы на штурм Дома Советов России?
В.В. Приказы все выполнились четко и в назначенный срок, Но никто и не думал ставить такие вопросы. Никто из ГКЧП не хотел кровопролития.
“ЗАВТРА”. И группе "Альфа" никто из руководства ГКЧП не отдавал приказа о взятии "Белого дома"?
В.В. На суде командир отряда "Альфа" Карпухин сказал, что если бы им был отдан приказ руководства, то он был бы выполнен за несколько минут. Такой задачи не ставилось. Да и для чего, собственно, ее было ставить? 20 августа совершенно спокойно приезжали в Кремль Руцкой, Хасбулатов, ходили по кабинетам. Никто и не думал их задерживать, хотя можно было это сделать.
“ЗАВТРА” И так же спокойно можно было бы их не выпустить из Кремля?
В.В. Вот именно. ГКЧП не преследовало цели кого-то из российского руководства задерживать или арестовывать. Слухи о штурме "Белого дома" рождались в самом "Белом доме", я считаю, что кто-то из окружения руководства России специально распространял их в провокационных целях, нагнетая обстановку, внушая руководству России, что штурм будет. Приезжал в Кремль и премьер России Силаев. Ельцин неоднократно звонил Крючкову, интересовался этим же вопросом.
“ЗАВТРА” Можно ли считать, что смерть трех парней в те дни на Садовом кольце, в районе Смоленской площади,— тоже следствие чьей-то провокации?
В.В. Это было частью большой провокации, организованной вокруг Дома Советов. Вокруг этого здания были сооружены баррикады и по обе стороны их находились одни и те же люди, так сказать, защитники. Дом Советов охранялся войсками Московского военного округа и десантниками.
А вот что касается события, которое произошло на Садовом кольце, то это самая гнусная провокация. Поскольку было введено чрезвычайное положение, то по Садовому кольцу патрулировали подразделения Московского военного округа на боевых машинах пехоты (БМП). Они двигались с противоположной от "Белого дома" стороны, и им устроили западню. Заранее там собрали пьяную публику, заранее сосредоточили фото-кино-телеоператоров, расставили осветительную аппаратуру. Долго ждали, когда подойдут машины БМП, патрулирующие этот район, а когда те подошли, то их стали забрасывать металлическими прутьями, бутылками с горючим, накрывать брезентом смотровые щели, чтобы механики ничего не видели и потеряли ориентацию... Я читал материалы расследования этого инцидента прокуратурой и приходил в ужас от того, как вела себя эта публика. Но возникает вопрос, кто все это организовал? Кому это нужно было? Это же не ГКЧП организовал?
“ЗАВТРА”. А вы, Валентин Иванович, не можете ответить на этот вопрос?
В.В. Я думаю, что тем силам, которые устраивали провокации у Дома Советов, очень хотелось, чтобы пролилась кровь, и в этом обвинить армию, ГКЧП. У самого Дома Советов им не удалось этого сделать, тогда они решили это устроить в полутора километрах от него. Надеюсь, дальнейшее расследование установит, кто подстрекал, подпаивал, толкал троих погибших на те действия, из-за которых произошла трагедия.
“ЗАВТРА”. Августовские события закончились не только смертью трех парней, погибли еще двое честных людей — я имею в виду министра внутренних дел СССР Бориса Карловича Пуго и Маршала Советского Союза Сергея Федоровича Ахромеева. Как по-вашему, это были самоубийства или убийства?
В.В. Я прекрасно знал и Бориса Карловича, и Сергея Федоровича. Отлично знал их характер, знал их преданность делу, своему народу, знал их душевный настрой, мне трудно предположить. чтобы они покончили с собой. Проведенное же следствие заключило, что это самоубийство. У меня на этот счет выводы другие, я думаю, что здесь не обошлось без участия кого-то со стороны.