Отклик гуманитария на письмо физиков
Не так давно группа известных учёных, академиков РАН (Александров, Алфёров, Гинзбург, Садовский и др.) выступила с открытым письмом к президенту России В.В. Путину, посвящённым резолюции IX Всемирного русского национального собора «О развитии отечественной системы религиозного образования и науки». В этой резолюции говорилось о необходимости взаимодействия Русской Православной Церкви как культурообразующей, традиционной конфесссии России с системой образования и науки. В частности, имелось в виду введение в список научных специальностей Высшей аттестационной комиссии (ВАК) специальности «теология» (чтобы лица, защитившие диссертации по теологии, приравнивались к лицам, имеющим светскую учёную степень), а также преподавание в школах предмета «Основы православной культуры».
Эти предложения вполне умеренны. Специальность «теология» имеется во многих европейских университетах, которые, как известно, и исторически начинались с теологических факультетов. Точно так же в большинстве европейских стран (Германия, Англия и т.д.) в школах по требованию родителей детям из религиозных семей преподается либо предмет «Мировая религия», либо прямо «Закон Божий». А в таких странах, как Греция или Польша, «Закон Божий» вообще является обязательным для всех предметом, по которому сдают выпускной экзамен. Тем не менее эти предложения вызвали протест известных учёных. В своём открытом письме академики утверждают, что теология — это не наука, так как «научная дисциплина оперирует фактами, логикой, доказательствами, но отнюдь не верой». Кроме того, они выражают уверенность, что «все достижения современной мировой науки базируются на материалистическом видении мира», и потому подмена науки верой помешает взятому президентом и правительством курсу на инновационное развитие. Наконец, они опасаются, что введение предмета «Основы православной культуры» приведёт к нарушению межнационального и межконфессионального мира в стране.
У меня вызывает глубокое сомнение утверждение авторов письма, что теология не может называться научной дисциплиной, ибо «любая научная дисциплина оперирует фактами, логикой, доказательствами, но отнюдь не верой». Если бы уважаемые авторы заглянули в книги древних богословов — Василия Великого, Августина Блаженного, Дионисия Ареопагита или современных Марселя, Жильсона, Лосского, Зеньковского (что физики делают крайне редко, а философы, изучающие историю своей дисциплины, регулярно), то они обнаружили бы, например, что теология как раз и опирается на факты, то есть является дисциплиной опытной, как, скажем, литературоведение. Теология — это комментирование священных книг (в случае христианской теологии — Библии). Исходным фактом для теолога являются высказывания из этих книг. И любое утверждение теолога можно проверить, обратившись к тексту той или иной книги Ветхого или Нового Завета. Кстати, именно теологами в Средние века и был введён в науку аппарат цитирования.
Что же касается наличия логики в теологических трактатах, то всякий, кто их хоть просматривал, подтвердит: они полны столь филигранной логики и чтение их требует такого умственного напряжения, что после них (к примеру, после обсуждения проблемы триединства Божия) рассуждения квантовой механики о дуалистичности природы электрона кажутся вполне прозрачными. Кстати, упрекать теологию в отсутствии логики тем более неуместно, что как раз именно теологами в Средние века был внесён значительный вклад в формирование классической формальной логики (так, Боэций создал «квадрат суперпозиций», Уильяму Оккаму приписывают правило, которое названо по его имени «бритвой Оккама»). Кому же как не теологам прекрасно владеть методами логики?
Более того, в рамках теологии были созданы и используются столь рафинированные методы интерпретации текстов, что на основе них в XIX—XX вв. сформировалась даже новая, и очень популярная и востребованная сейчас светская наука — герменевтика.
Трудно согласиться с имеющимся в письме утверждением, что наука не может содержать элемента веры. Современная философия науки в лице таких её крупнейших современных представителей, как американский учёный Томас Сэмуэль Кун, убедительно доказала, что элемент веры есть в любой науке, в том числе и в такой эмпирической науке, как физика. Так, современная физика строится на мировоззренческом постулате, сформулированном А.Эйнштейном: Вселенная бесконечна и во всех её точках действуют одни и те же законы. Однако экспериментально проверить это утверждение невозможно: мы не в силах провести соответствующие эксперименты во всех точках Вселенной. Физики просто принимают это на веру как правдоподобное допущение (и на нём строятся целые научные методы, например спектральный анализ, при помощи которого определяют химический состав звёзд). Кун называет такие принятые на веру допущения «метафизическим ядром научных теорий». И так обстоит дело в физике — науке опытной, а что уж говорить о геометрии, где все рассуждения сводятся к нескольким положениям-аксиомам (если хотите, «математическим догматам»), которые просто принимаются на веру.
Особенно странно звучит заявление авторов письма, что «все достижения современной мировой науки базируются на материалистическом видении мира». Обратимся, например, к такой науке, как философия (которая, к слову сказать, в отличие от теологии, присутствует в списке научных специальностей ВАК). В ней существует целое течение представителей идеалистического и прямо религиозного направления, и многие из них — философы мирового уровня. В начале ХХ века в России был поразивший всю Европу религиозно-философский ренессанс, жили и творили такие философы-идеалисты, как С.Булгаков, П.Флоренский, С.Франк, Н.Бердяев, В.Эрн. Некоторые из них, как, например, Н.Бердяев, заложивший основы философии религиозного экзистенциализма, оказали сильнейшее влияние на западную мысль. В Европе в том же ХХ веке после Второй мировой войны мы также наблюдаем возрождение религиозной философии; возникает католическая неосхоластическая философия, представленная Жильсоном, Маритэном, другими крупными исследователями.
Впрочем, увы, есть до сих пор естественники, полупрезрительно настроенные к философии, что, кстати, не лучшим образом характеризует их культурный уровень. Но как тогда быть с тем, что великий русский лингвист Н.С.Трубецкой, литературовед М.Бахтин, антиковед А.Ф.Лосев и другие представители нефилософских дисциплин внесли выдающийся вклад в современную науку вовсе не на основе материалистического мировоззрения, поскольку они были христианами. Причём эта была не просто, как говорится, «личная вера», они активно использовали идеи религиозной философии и богословия в своих специальных научных исследованиях. Может, теперь и филологию, историю, культурологию и прочие подобные дисциплины исключить из списка научных специальностей ВАК?
Да и среди физиков и вообще естественников, особенно за рубежом, немало людей верующих. Приведём в пример Альберта Эйнштейна, который утверждал, что любой физик, углубившийся в тайны природы, не может не прийти к предположению, что мироздание устроено в соответствии с разумным планом. Другой пример подобного рода — создатель квантовой механики Вернер Гейзенберг, который не скрывал своих идеалистических воззрений и утверждал, что на фундаментальные для квантовой механики идеи его натолкнуло чтение диалогов основателя философского идеализма Платона.
Я уже не говорю о странах Востока, таких как Пакистан, Иран, Саудовская Аравия и других, где практически все учёные являются правоверными мусульманами. Это не мешает пакистанским и иранским физикам создавать ядерные реакторы.
Автор этих строк, например, не видит ничего дурного, если возникнет научная специальность «теология», и преподаватели теологии придут в вузы. Напротив, если на философском факультете курс «Философии Средних веков» будет читать профессиональный теолог, а не бывший вульгарный марксист, переквалифицировавшийся в не менее вульгарного либерала, то от этого выиграют только студенты. Невозможно разобраться в средневековой философии, которая создавалась богословами, не имеющими специальной теологической подготовки. Что может рассказать о гностиках, арианах и христианской диалектике человек, который никогда не видел в глаза труды отцов церкви? Не помешало бы изучение теологии и филологам. Как может понять Достоевского человек, не открывавший в жизни Библию?
Может быть, математики без теологии и обойдутся (хоть и им полезно было бы знать, что понятия бесконечно малой и бесконечно большой величины, без которых невозможно было бы дифференцирование и интегрирование, ввёл теолог Николай Кузанский, причём и под тем, и под другим он понимал Божество), а вот гуманитариям это насущно необходимо.
Более того, любой историк философии, преподающий в современном вузе и желающий опираться на источники, уже плодотворно взаимодействует с теологами и церковью, пардон, без разрешения на это президента России (пусть уж простят нас академики, взывающие к нему по столь важному поводу!). Как преподавать философию эпохи патристики, если в светских библиотеках нет творений отцов-капподокийцев, Дионисия Ареопагита, Максима Исповедника, мусульманских суфиев и т.д., а все эти темы есть в учебной программе? Ограничиться лапидарным изложением учебника, как правило, написанного столичным преподавателем старшего поколения, который тоже этих творений не читал? Приходится обращаться в библиотеки духовных учебных заведений — православных и мусульманских институтов, а также к работающим там богословам с учёной степенью — за комментарием, консультацией. Я знаю много светских преподавателей, которые добровольно слушали те или иные курсы в духовных учебных заведениях, дабы повысить свой уровень педагога и исследователя. Так что взаимодействие теологов и учёных, о которых говорит резолюция русского национального собора, — это не благое пожелание, а уже реальность.
Теология — одна из древних, почтенных научных дисциплин. Знакомство с ней необходимо каждому культурному человеку, даже если он и атеист. Другое дело, что, по моему мнению, преподавание теологии в светском вузе, в многоконфессиональной, а то и атеистической аудитории прежде всего должно предполагать академический обзор теологических концепций, которые необходимы студентам для углубления знаний в других дисциплинах, а не чистую апологетическую деятельность. И возможно, это должен быть факультатив, не предполагающий сдачи экзамена.
Наконец, что касается преподавания «Основ православной культуры» в школе, то тут авторами письма поднят очень большой и сложный вопрос. Действительно, с одной стороны, разделение детей в школах на православных и неправославных может привести к конфликтам и напряжённости. Кроме того, если уж будет введён такой предмет, то представители других традиционных для России конфессий, прежде всего ислама, тоже могут рассчитывать на аналогичную дисциплину для детей-мусульман. Но разве, насаждая, по сути дела, воинствующий атеизм, наша школа не раскалывает общество? Те же православные и мусульманские дети, посещающие церковь и мечеть, придя в школу, зачастую слышат от учителей или от других детей, чьи родители атеисты, оскорбительные замечания о церкви и священнослужителях. Сегодняшний вульгарный атеизм весьма конфликтен, это видно по некоторым откликам на данную дискуссию на страницах газет и в Интернете. Кроме того, преподавание основ религиозной культуры, на наш взгляд, приведёт к межнациональному расколу, только если это преподавание будет построено так, что в нём будут акцентироваться противоречия между традиционными религиями России (которые, особенно на уровне догматики, безусловно, имеются). Но можно же строить их преподавание иначе, акцентируя внимание на том, что ценности традиционных для России религий — основа нашей единой российской культуры, к которой принадлежат и православные русские, и мусульмане татары, и буддисты буряты. Такое преподавание должно быть вписано в нашу общую национальную идею. И это, уверен, возможно, другое дело, что не современному компрадорскому либеральному государству такую идею предлагать...
Религия несёт в себе тысячелетние культурные ценности. Трудно понять историю нашей страны, её особенности без знания религии, и прежде всего русского православия, его вероучения, его обычаев, обрядов, традиций, (так же как невозможно понять культуру США без знакомства с протестантским мировоззрением, коль скоро эта страна была создана белыми англо-саксонскими протестантами). Как справедливо заметил философ П.А.Флоренский, культура происходит от слова «культ». И всякий, кто хочет быть подлинным патриотом России, каковой немыслим без углублённого овладения сокровищами русской культуры и каковых мы все хотим воспитывать в наших школах и вузах, не может обойтись без знания такого её пласта, как русское православие.
Левый патриотизм и космополитический атеизм
Но пока мы говорили о логических аргументах, которые содержатся в письме академиков. Однако оно имеет ещё явный политический смысл. Ведь давайте признаемся честно: письмо академиков как таковое лишь вершина айсберга, оно выражает настроение значительной части населения России (а судя по всему, и части левопатриотической оппозиции). Действительно, многие сейчас убеждены, что взаимодействие церкви и государства есть нечто невиданное в нашем XXI веке и что провозглашение светского государства предполагает абсолютное дистанцирование государства от любой религии. Им трудно поверить в то, что принцип светскости государства совместим с признанием одной или нескольких конфессий традиционными и культурообразующими. Им кажется, что возможны лишь две крайности — либо полнейшая теократия, либо полнейший госатеизм. Но сама жизнь показывает, что это не так. Обратимся, как любят сейчас говорить, к зарубежному опыту.
В Европе и сейчас, в начале XXI века, существуют страны, где церковь до сих пор не отделена от государства. Это, например, Великобритания, где две церкви — англиканская и пресвитерианская — являются официальными, глава их — глава государства — король или королева, смещающий и назначающий епископов и архиепископов. За счёт государства там ремонтируются храмы; священники, служащие в больницах и в тюрьмах, получают зарплату из госбюджета, в школах Англии и Шотландии есть обязательный предмет «Мировая религия» и обязательная школьная молитва. Лютеранская евангелическая церковь является государственной в Дании, Норвегии, Швеции, Финляндии. Во всех этих странах конституция обеспечивает свободу вероисповедания и существует множество религиозных общин, вплоть до мусульманских, но религия «титульного» народа признается государством приоритетной как дань исторической традиции. В ФРГ, где церковь отделена от государства, тем не менее особые юридические соглашения даруют привилегии традиционным для немцев конфессиям — лютеранству и католицизму (из политкорректности немцы добавили к ним и иудаизм, дабы компенсировать немецким евреям удар, нанесённый в годы нацизма). В ФРГ в государственных школах преподают вероучительные дисциплины, государство взимает особый налог на содержание католических, протестантских и иудейских общин (правда, налог добровольный и платят его лишь члены этих церквей). В ФРГ действуют две партии, выражающие интересы верующих и вообще консервативно настроенных граждан, — Христианско-демократический союз (ХДС) и Христианско-социалистический союз (ХСС). Но и помимо этого, традиционные конфессии Германии имеют приоритетные права на выступления в государственных СМИ: на радио, по телевидению для высказывания своего мнения по актуальным вопросам. Это, кстати, не значит, что живущие в ФРГ мусульмане, или буддисты, или кришнаиты в чём-либо ущемлены, закон гарантирует им свободное исповедание своей веры, просто их вера не является традиционной для немецкого государства и общества.
В тех же странах Европы, где религия внесла большой вклад в дело национального освобождения, она вообще занимает выдающееся место в общественной жизни. Так, греки сумели сохранить свою национальную самобытность во время многовекового турецкого ига во многом благодаря греческой православной церкви. Поэтому в Греции православие — государственная религия. Нынешняя конституция Греции (принятая в 1975 году) провозглашает: «Господствующей в Греции религией является религия восточно-православной Церкви Христовой». В Греции священство православной церкви получает зарплату из государственного бюджета, в государственных учебных заведениях православными священниками преподается «Закон Божий», ремонт и строительство православных храмов осуществляются за счёт государства, брак между гражданами Греции признается государством, только если он был произведён по церковному обряду. Прозелитизм, то есть обращение граждан Греции в свою веру со стороны неправославных конфессий, на территории Греческой Республики законодательно запрещен. Точно так же обстоит дело в Ирландии, издавно боровшейся за особые права в составе Соединённого королевства.
Правда, пример Греции и Ирландии скорее исключение, чем правило. Легко заметить, что принцип отделения церкви от государства либо совсем упразднен, либо исполняется формально лишь в странах традиционно протестантских (Великобритания, Швеция, Дания, Норвегия, Финляндия). В странах традиционно католических (Испания, Италия, Бельгия и т.д.) даже при том, что большинство населения там составляют католики, принцип отделения церкви от государства, как правило, проводится довольно жестко (хотя и здесь через консервативные партии католическая церковь стремится отстаивать свои позиции и добивается, например, введения в школах для желающих вероучительных дисциплин). Это объяснимо: государства современной Европы только на словах безидеологичны. На деле они проводят в жизнь радикальную либеральную идеологию, которая вбивается в головы гражданам с детства — через школьные учебники, телевидение, рекламу. Это мировоззрение, которое во главу угла ставит индивидуальность и её даже самые извращенные желания и капризы. Протестантское мировоззрение с его культом индивидуализма, финансовой успешности, рационализма и методизма в целом вполне коррелирует с либерализмом, и не случайно протестантские церкви легко идут на адаптацию своего вероучения к нормам либеральной политкорректности.
В России прежде всего радикал-либералы и ультралевые коммунисты-троцкисты являются главными критиками православной церкви. В данном случае в едином лагере оказываются марксисты-западники, для которых Россия со всем её культурным своеобразием — лишь запал для мировой революции, и её можно особо и не жалеть, и либералы-западники, для которых Россия также — «эта страна», которую нужно разделить на десяток государств, перековать при помощи программ фонда Сороса, порнографии и рекламы и только потом можно пускать в «глобальное открытое общество», конечно, на правах сырьевого придатка, чем «новая демократическая Россия» должна, по мысли либералов, ещё и гордиться. И также в одном лагере против этих антирусских и антироссийских проектов оказываются правые патриоты-консерваторы, защищающие традиционные религии России, и прежде всего русское православие, и левые консерваторы, принадлежащие к КПРФ и сочувствующим ей кругам, которые выступают не за любой социализм (ведь социализм бывает и космополитическим, западническим, враждебным к России), а за социализм русский и российский, который выводит социалистический дух не только из абстрактных экономических отношений, но и из такой специфичной черты русской культуры, как соборность, проявляющейся и в крестьянском быте России, и в русском православии. Исходя из этого, лично мне больно читать, например, агрессивные, вульгарно-атеистические отклики на письмо академиков. И это люди, которые считают себя сторонниками КПРФ — партии русского социализма, партии, отвергшей путь космополитического коммунизма Л.Д.Троцкого, партии, провозгласившей себя наследницей традиций И.В.Сталина — величайшего русского державника и русского патриота, в правление которого были прекращены безрассудные и кощунственные гонения на православную церковь!
Об этом мне хотелось бы сказать подробнее. Действительно, на приведенные выше примеры отношений религии и государства в Англии, Ирландии, Дании и ФРГ можно возразить, что нам, левым патриотам, Запад не указ, поскольку мы исходим из того, что Россия — самобытная цивилизация, идущая по своему уникальному пути и в экономике, и в госстроительстве, и т.д. Однако для всякого левого патриота — будь он коммунистом, как члены КПРФ, или евразийцем, как автор этих строк, политика И.В. Сталина и Советского государства сталинского периода — при всей трагичности и противоречивости той эпохи — своего рода путеводная звезда. Но ведь одной из важнейших составляющих этой политики был как раз отказ от утопии полного уничтожения религии в СССР и фактическое признание русского православия культурообразующей конфессией.
Сегодня многие либералы и, к сожалению, некоторые представители Русской православной церкви любят порассуждать о том, что прекращение гонений на церковь в правление Сталина якобы было вынужденным ловким политическим ходом, так как в период войны государство нуждалось в поддержке масс населения, сохранивших верность православию (перепись 1938 года показала, что, несмотря на широчайшую религиозную пропаганду, 50 миллионов жителей СССР, то есть 1/4 часть населения, признали себя верующими). Но перед нами очередная идеологическая фальсификация. Как убедительно доказал В.В. Кожинов, изменения отношения к религии со стороны Советского государства, равно как и изменения оценки русской культуры, наблюдались уже во второй половине 30-х гг.
Так, в 1936 году особое постановление комитета по дела искусств запретило постановку пьесы Демьяна Бедного «Богатыри», которая была кощунственной комедией, высмеивающей крещение Руси, св. Владимира и былинных богатырей. Показательно, что в постановлении говорилось, в частности, что пьеса «...дает антиисторическое и издевательское изображение крещения Руси, являвшегося в действительности положительным этапом в истории русского народа» (курсив мой. — Р.В.). Для современников это постановление было шоком. Ведь недалеки были времена, когда Мейерхольд, ныне оплакиваемый интеллигенцией как «жертва большевизма», плясал на сцене под частушки собственного сочинения: «Иуда — коммерсант хороший, Христа продал, купил калоши», а религия объявлялась безусловным злом, которое планировалось искоренить за одну «безбожную пятилетку» (добавим, что есть очевидная ирония истории в том, что партия признает крещение Руси положительным фактом именно в 1936 году, в котором, по негласным планам Союза воинствующих безбожников, в СССР должны были полностью исчезнуть церкви, молитвенные дома и священнослужители). В том же 1936 году в интервью газете «Правда» (26 ноября 1936 г.) Сталин отверг «запрет на отправление религиозных культов» и заявил что «не все бывшие белогвардейцы, кулаки и попы враждебны Советской власти». Далее, по новой конституции 1936 года все граждане СССР, в том числе дворяне, бывшие капиталисты, священники, получали равные права (по прежней Конституции «бывшие» были ущемлены в правах, например не могли участвовать в выборах в Советы). Говоря об альтернативности выборов, гарантированных той же Конституцией 1936 г., Сталин замечал, что в Советы может быть избран и священник... В 1940 году были отменены «шестидневки», введенные в 30-х гг., дабы выходной стал «плавающим» и не приходился на христианский праздник — воскресенье. Верующие получили возможность посещать храм в воскресный день. Тогда же государство фактически перестало поддерживать союз воинствующих безбожников (в первые месяцы войны его председатель Е.Ярославский, известный своими кощунственными нападками на церковь и Библию, видимо, по поручению Сталина написал для «Правды» статью... «Почему религиозные люди против Гитлера» с положительной оценкой верующих)...
Эти несколько примеров из множества, которые в совокупности не позволяют сомневаться: сталинская политика, которая начала реализовываться после победы над оппозицией в партии, предполагала в обязательном порядке прекращение гонений на православие и вообще изменение отношения к религии. Возможно, война подтолкнула этот процесс, но начался он гораздо раньше, ещё во второй половине 30-х годов, когда помощь церкви в борьбе с фашизмом Сталину вовсе не требовалась. Важно заметить и то, что поворот к религии происходил одновременно с поворотом к русскому патриотизму. Во второй половине 30-х гг. на экранах появляется фильм «Александр Невский», где, как заметил Кожинов, под музыку вернувшегося из эмиграции Прокофьева поют: «Вставайте, люди русские!» Затем выходит на экраны первая серия «Ивана Грозного», где продолжается линия реабилитации в общественном сознании образов славных русских царей и князей. В 1937 году официально отмечается 100-летие со дня смерти А.С. Пушкина, которого руководители революционного государства называют великим русским поэтом (а ещё недавно Пушкина революционеры именовали не иначе как певцом помещиков-крепостников!) В школах вводится отмененный ранее предмет «История», из ссылок возвращаются учёные-гуманитарии, которые были осуждены как «националисты» и «монархисты», в качестве учебного пособия издаётся книга историка, монархиста по убеждениям, С.Платонова. Троцкий из эмиграции прямо объявляет Сталина контрреволюционером и русским великодержавным шовинистом. Ультрареволюционеры в самом СССР тоже негодуют, только стараясь делать это потише, так как времена, когда ругать «русопятство» было можно и должно, прошли. Большевичка А.А. Берзинь заявляла в 1938 г.: «Типичный лозунг теперь: мы — русский народ. Всё это пахнет черносотенством и Пуришкевичем». Особенно возмущали партийных оппозиционеров восстановление Сталиным казачьих войск с формой казаков дореволюционного образца, дореволюционные звания в Красной Армии (лейтенант, майор, полковник), впоследствии — погоны у офицеров, которые ранее ассоциировались лишь с белогвардейцами.
Заметим, что причиной всему этому была не только воля Сталина (который во многом, как любой опытный политик, отталкивался от обстоятельств), но и пробуждение русского национального самосознания после стольких лет его унижения и третирования, переход революции в фазу «бонапартистского империализма». Сталин просто выразил эти настроения.
Итак, встреча Сталина и будущего Патриарха Сергия в Кремле в 1943 году была предрешена. После той встречи и особенно после создания Совета по делам религии, можно говорить о том, что в СССР православие получило признание со стороны государства как традиционная религия русского народа (подобно лютеранству и католицизму в современной ФРГ). Историк С. Резник, который, надо сказать, симпатий ни к Сталину, ни к большевикам не питает, так и пишет: «Было заключено формальное соглашение между властью и православной церковью (но не с другими религиозными группами), так что православие вновь получило статус привилегированной религии».
После смерти Сталина и прихода к власти Хрущёва гонения на православие возобновились. Надо заметить, что Хрущёв по своим взглядам был фактически леваком-троцкистом, об этом свидетельствует его любовь к всевозможным социальным экспериментам, расцвет космополитической субкультуры в годы его правления — творчество так называемых «шестидесятников: Евтушенко, Вознесенского, Окуджавы и т.д., его агрессивная внешняя политика, направленная на обострение отношений между социалистическим и капиталистическим лагерями, диаметрально противоположная оборонительной и изоляционистской политике сталинского СССР. Продолжил он традиции космополитического коммунизма и в борьбе с РПЦ. Тем не менее Сталиным уже были заложены основы «симфонии» социалистического Российского государства и православной церкви (увы, в полной мере нереализованной, так как политика Сталина не имела достойного наследника).
Исходя из всего этого, вряд ли левый патриот может выступать против сближения традиционных конфессий России, и прежде всего русского православия с государством. Оставим эту сомнительную заслугу рьяным сторонникам СПС, которые хотели бы видеть подрастающие поколения россиян космополитами, не знающими ни обычаев, ни культуры, ни основ религии своих предков и считающими высочайшей цивилизацией США. Рассуждения о том, что православие служит буржуазным интересам, настолько примитивны, что даже стыдно слышать их. Ведь, кажется, виднейшие русские философы от Бердяева до Ильина прекрасно показали антибуржуазный и антизападный дух православия с его идеями нестяжательства, соборности. А вот воинствующий вульгарный атеизм, да ещё направленный на культурообразующую конфессию России, как раз сущностно совпадает с интересами западных глобалистов, которые хотели бы поскорее превратить россиян, и прежде всего русских, в космополитический сброд, который будет послушно выполнять волю МВФ и американской администрации.
Думаю. что члены левопатриотической оппозиции, выступающие против церкви, просто не осознают того, что воинствующий атеизм, сконструированный в 20-е годы Троцким и Ярославским, до сих пор служит уничтожению России. Левый патриот, следуя традиции, заложенной русским коммунизмом Сталина, должен, напротив, выступать за сближение православия и других традиционных религий России и государства. И действия современной власти в этом направлении можно было бы и приветствовать, если бы... они не были, как и вся кампания «путинского патриотизма», большей частью мимикрией, шумихой и показухой. Если либералы-космополиты возмущены, как им кажется, слишком благосклонным отношением к церкви со стороны государства, то мы, левые патриоты и левые консерваторы, должны как раз указывать на противоположное — на то, что сближение власти и церкви носит не подлинный характер, как это было во времена И.В. Сталина и митрополита Сергия, а напускной, поверхностный характер, строится не на основе продуманной государственной концепции, которая поставила бы православные ценности во главу угла при противостоянии глобалистской культурной экспансии, а на личной и показной религиозности высших лиц государства. Да, президент РФ и его окружение на Пасху приходят в православный храм и стоят там со свечками. Но реальную помощь православной церкви государство не оказывает.
Зато при этом руководители и члены самых одиозных и изуверских сект легко арендуют школы, дворцы культуры, куда ни за что и никто не пустит православного священника, получают самое лучшее время на радио, о котором и не мечтают православные программы. В то же самое время, когда в обществе бурлят страсти о введении в школах предмета «Основы православной культуры», дисциплины с элементами откровенного оккультизма, вроде валеологии, уже введены в гимназические и вузовские программы и по ним уже сдают обязательные экзамены. Пока общественность спорит: может ли теология быть признана научной дисциплиной ВАК, теософы, антропософы, рерихианцы прекрасно защищают диссертации и получают степени кандидатов и докторов наук, признаваемые ВАК. Одновременно, с тем как православную церковь упрекают, что она слишком активно вмешивается в жизнь общества, экстрасенсы, гадалки, маги развивают самую широкую деятельность. Они на каждом углу открывают салоны, размещают дорогущую рекламу в газетах и на ТВ, выпускают свои газеты и журналы....
Нет, подлинное возрождение русской культуры, равно как и культур других народов России, которое невозможно без признания государством особого статуса традиционных конфессий России, и прежде всего православной церкви, возможно, только если к власти придут подлинные патриоты, наследники Невского и Жукова, Грозного и Сталина, а не нынешние приватизаторы, прикрывающиеся патриотической фразой и показным крестным знамением.
> У меня вызывает глубокое сомнение утверждение авторов письма, что
> теология не может называться научной дисциплиной, ибо <любая научная
> дисциплина оперирует фактами, логикой, доказательствами, но отнюдь
> не верой>.
> Теология - это комментирование священных книг (в случае христианской
> теологии - Библии). Исходным фактом для теолога являются
> высказывания из этих книг. И любое утверждение теолога можно
> проверить, обратившись к тексту той или иной книги Ветхого или
> Нового Завета. Кстати, именно теологами в Средние века и был введён
> в науку аппарат цитирования.
А кто сомневается, что это будущее науки после воцарения РПЦ? У нас
недавно марксизм-ленинизм точно такой же был наукой.
> к примеру, после обсуждения проблемы триединства Божия) рассуждения
> квантовой механики о дуалистичности природы электрона кажутся вполне
> прозрачными.
Во-во, именно через триединство Божия и будут преподавать квантовую
механику, и всем все будет прозрачно . . . аминь
Это они для ученых приготовили, а что же они приготовили для детей?
Чего-нибудь попроще?