От C.КАРА-МУРЗА
К Скептик
Дата 14.02.2007 16:02:32
Рубрики Культура;

Re: Я кое в чем не согласен насчет горечи судьбы. Вот замечания

Сергей Кара-Мурза
Психология высшей расы

В народе возникают расколы, когда какая-то его часть резко меняет важную установку мировоззрения. Одно из таких изменений связано с представлением о человеке. Что есть человек? В глубине это вопрос религиозный, но в наше время его обычно маскируют учеными рассуждениями.
Христианство определило, что люди равны как дети Божьи. Отсюда «человек человеку брат» - как отрицание языческого (римского) «человек человеку волк». Православие твердо стоит на этом, а в важной ветви протестантизма (у кальвинистов) было принято учение о предопределенности. Видимым признаком избранности стало считаться богатство (в широком смысле слова), признаком отверженности – бедность. Одним из видов богатства быстро стала образованность, принадлежность к «интеллектуальному слою».
Это соединилось с интересом богатых и породило целую идеологию. Мол, человеческий род не един, а разделен, как у животных, на разные виды. Из расизма, который изобрели, чтобы оправдать обращение в рабство и ограбление «цветных», в социальную философию перенесли понятие «раса бедных» и «раса богатых» (рабочие тоже считались особой расой). Возник социальный расизм. Потом подоспел дарвинизм, и эту идеологию украсили научными словечками (это «социал-дарвинизм»).
Русская культура отвергла социал-дарвинизм категорически, тут единым фронтом выступали наука и Церковь. Но когда крестьяне в начале ХХ века стали настойчиво требовать вернуть им землю и наметилась их смычка с рабочими, либеральный интеллектуальный слой качнулся от «народопоклонства» к «народоненавистничеству». Большая часть элиты впала в социальный расизм. Рабочие и крестьяне стали для нее низшей расой. Это сразу вызвало культурный раскол, и вся революция пошла не по Марксу – боролись не классы, а части расколотого народа, как будто разные народы.
Эта история сегодня повторяется в худшем варианте. В годы перестройки социал-дарвинизм стал почти официальной идеологией, она внедрялась в умы всей силой СМИ. Многие ей соблазнились, тем более что она подкреплялась шансами поживиться за счет «низшей расы». Этот резкий разрыв с традиционным представлением о человеке проложил важную линию раскола. Она накладывается на другие, более мягкие линии разделения (например, между поколениями, социальными группами, профессиями), и тем укрепляется.
В отличие от начала века, часть тех, кто возомнил себя «белой костью», а остальных «быдлом», количественно довольно велика, больше и агрессивность. Достаточно почитать в Интернете рассуждения этой «расы», чтобы оценить, как далеко она откатилась и от русской культуры, и даже от современного Запада. Мы имеем дело с социальным расизмом без всяких украшений. И в то же время каким-то детским, нерасчетливым.
Большинство ребят забрело в этот тупик от того идейного хаоса, что создан кризисом. Потащились за дудочкой совратителей. С ними надо налаживать разговор, пока они не зашли слишком далеко и пока не возник ответный расизм, делающий их изгоями. Тогда преодолеть этот раскол будет очень трудно.
Одним из умеренных социал-дарвинистских текстов стала статья Д. Зыкина [1].
Статья эмоциональна и, как говорят, подкупает своей искренностью. Он разделяет интеллигенцию как «белую кость» (элиту, аристократию) и людей без диплома как «низшую расу» - к ним прилагается известная метафора «Шарикова», то есть пса, превращенного в человека.
Причем эта псиная природа присуща людям без диплома биологически, так что и учить их бесполезно, и дипломы им не помогут. Вот довод, который кажется Зыкину очевидным: «Помните концовку «Собачьего сердца»? Задайте себе вопрос, а что бы было, если бы Шарикова не превратили в пса, а оставили его в человеческом обличье? Его бы продолжали дрессировать, запросто могли принять без экзаменов в вуз. Кое-какими знаниями он всё-таки бы обзавелся. Его дети и тем более внуки уже сильно бы отличались от пса, подобранного профессором Преображенским. Но, тем не менее они не стали бы полноценной интеллигенцией, ведь культура и дрессировка не одно и то же».
С этими выстраданными этическими ценностями Зыкина мы спорить не будем, как бесполезно было бы спорить с убежденным кальвинистом. Но обратимся к логике и здравому смыслу тех, кто читает подобные манифесты, да и кое-кому из авторов их такой разговор будет полезен. Ведь зачем-то Зыкин сопровождает свои утверждения доводами. Сказал бы прямо: «А я так вижу и от взглядов своих не отступлю. Чумазый играть на фортепьяно не может!» Нет, он выстраивает несколько вспомогательных конструкций, которые вместе должны вроде бы обосновать его символ веры.
Об этих конструкциях и поговорим, ибо они действительно сцеплены с главной идеей.
1. Автор строит свое понимание культуры, ложное и противоречащее знанию и здравому смыслу. Он пишет: «Культура – это определенный тип мышления». Если определенный, то какой же? Огласите весь список типов мышления и скажите, какой из них называется культурой. Если честно, то это претенциозное определение культуры просто бессмысленно. Это как жесты фокусника, отвлекающего внимание, но в данном случае и фокуса искать не надо.
Дальше автор подводит к своей главной мысли: «Носителей культуры меньшинство, это подлинная аристократия общества». Если считать, что Зыкин написал это подумав, то это самый дремучий расизм, наподобие отрицания у индейцев наличия души. «Люди без диплома» - явление природы, а не культуры. Они очень похожи на людей, поддаются дрессировке, но не люди. Я все же не думаю, что он написал это, подумав. Так, вырвалось прямо из сердца.
Так же вырвалась и другая экстравагантная мысль: «В широких слоях общества под культурой обычно подразумевают умение вести себя за столом, правильно говорить (хотя бы без мата) и т.п. А между тем – это не культура, а дрессировка. И обезьяну можно научить есть ложкой и вилкой, но она не станет от этого культурной».
Где он встретил широкие слои, которые подразумевают такие странные вещи? В каком обществе? Кстати, у самого Зыкина, бесспорно, есть «определенный тип мышления», и мы можем считать его «подлинным аристократом общества». Но вот дрессировке он не поддался. Ложкой, может быть, и ест, но правильно писать не научился, много ошибок делает. Впрочем, зачем аристократу уподобляться обезьяне. Кстати, где он видел обезьян, которые научились говорить без мата? У нас даже таких аристократов раз два и обчелся.
2. Автор излагает и свое, небывалое представление об интеллигенции. Это уже не особый культурный тип, возникший в ХIХ веке в традиционных обществах, переживающих модернизацию. Это любая элитарная группа вне времени и пространства. Читаем: «Возьмите любое, даже самое древнее и примитивное общество и вы всегда найдете в нем представителя интеллигенции: жреца, шамана, мага или знахаря – то есть носителя особых знаний и умений».
Мысль понятна, тут перечислены носители именно «определенного типа мышления» - шаманы и маги. Именно их особые знания и умения выделяют интеллигенцию из всей массы? Ведь у воина и пастуха тоже есть знания и умения, и тоже особые. Любопытное социологическое открытие Зыкина.
3. Что касается проблемы «интеллигенция и общество», то тут Зыкина придется пожурить. Представление об этом у него нелепое. То ли дрессировщик подкачал, то ли тип мышления. Читаем: «Обсуждение роли интеллигенции в нашей истории, как правило, ведется издевательски-насмешливым тоном, в котором отчетливо слышатся шариковские нотки, и характерная плебейская присказка «мы университетов не кончали».
Кто в нашей истории так гнусно издевался над интеллигенцией? Достоевский? Бердяев? Ципко? Кто из них пускал плебейские присказки? 99% рассуждений о роли интеллигенции исходит из уст самой интеллигенции, но никогда она при этом не предупреждает, что «мы университетов не кончали». Что за странные мысли!
Особенно досталось «оппозиционной среде» (правда, без указания времени; может, речь о декабристах): «В оппозиционной среде укоренилась своеобразная похабная мода на поливание интеллигенции грязью. В основе этой «моды» лежит принципиальное пренебрежение к интеллекту, ложное убеждение в том, что умственный труд не является явлением более высокого порядка чем физический».
Кто бы мог подумать, что в оппозицию в России собираются такие похабники. Тут, впрочем, есть ценное признание: Зыкин дает знак, что с оппозицией ему не по пути. А насчет фундаментальных причин «похабной моды» Зыкин перемудрил. Когда поливают грязью, обычно философских рассуждений о простом и сложном труде не требуется. В других плоскостях лежат причины.
4. Свое понимание разницы между умственным и физическим трудом Зыкин доступно поясняет сочиненным по случаю рассказом о философской беседе крестьянина с кандидатом наук. По качеству это явно не народная сказка – такого глупого крестьянина и даже такого глупого кандидата наук в русских сказках не было.
Главная мысль кандидата в том, что, доведись ему выполнять работу крестьянина, он бы все сделал прекрасно: «Очень скоро я научусь делать всё то, что умеешь ты» («Да, ты, прав», - согласился крестьянин»).
Эта поучительная сказка слишком уж наивна. Лучше бы вместо крестьянина Зыкин взял хоть бы киномеханика. Крестьянский труд (не путать с фермером) – один из самых сложных и сопряженных с самым большим объемом неопределенностей. Физик из НИИ, конечно, научился бы хорошо копать лопатой и поливать репу. Но он вряд ли успел бы стать носителем крестьянской культуры и овладеть неявным и плохо формализованным знанием, накопленным в этой культуре. Именно два достижения крестьян как культурного типа дали главный толчок к развитию цивилизации – открытие способа выведения культурных растений и приручение лошади. И эти открытия крестьяне сделали без интеллигенции – не примите это замечание за похабщину.
5. Зыкин очень не любит «народную массу» и даже отвергает саму мысль, что составляющие ее существа обладают присущей человеку способностью к творчеству. Он умоляет: «Оставим расхожие байки о творчестве масс». Интеллигенция в нарисованной Зыкиным картине выглядит как загнанная жертва, за которой с улюлюканьем мчится стая этих существ: «Масса, чернь с ненавистью относится к «смутьянам», к носителям непривычных идей. Чернь Средневековья подкидывала уголёк в костер «еретикам», чернь XX века третировала интеллигенцию как «очкариков и шляп».
Что за странные образы порождает тип мышления Зыкина! Какой там уголёк – интеллигентов всегда сжигали и сжигают на дровах. И никогда их не сжигала чернь, этим занимался их же брат интеллигент – в виде инквизиторов или профессоров Гарвардского университета, пославших на костер 152 женщин из местечка Сейлем. Вот интеллигенция, дорвавшись до власти, крошила чернь, как капусту, но даже это ей прощается – что взять с очкариков.
Зато фигура этого очкарика в воображении Зыкина раздувается до уровня какого-то всесильного титана: «Лишь интеллигенция способна вырвать народ из пучины невежества и традиционной косности. Вот оно – призвание и смысл существования интеллектуальной социальной группы». Да, никто не даст нам избавленья, только очкарик в шляпе. Мы в этом убедились, поглядев на Сахарова и Гайдара.
6. Трактат Зыкина замечательно показывает, что переход на позиции социал-дарвинизма неизбежно приводит и к антисоветизму. Враждебное отношение к советскому периоду нашей истории прокладывает вторую фундаментальную линию разделения нынешнего российского общества. На своем основном участке эта линия совпадает с линией мировоззренческого раскола, проложенной социальным расизмом – на этом участке раскол уже напоминает пропасть. Пусть об этом подумает Зыкин и те, кто разделяет его установки. Логика этого разделения может привести к необратимому разрыву и взаимной ненависти двух частей общества.
Но это замечание – из сферы идеалов. А в рациональном плане антисоветизм Зыкина сводится к идеологическим штампам и не обладает никакой познавательной силой. Вот, он утверждает, что советская власть была мировоззренчески враждебна интеллигенции: «Те немногие [интеллигенты], что выжили,.. оказались один на один с государством, идеология которого была в той или иной степени враждебна мировоззрению как минимум части «старой» интеллигенции».
Это рассуждение никуда не годится. Что значит, что интеллигенция «оказалась один на один с государством»? Куда же делись все остальные классы и социальные группы России? Или они, не будучи «носителями культуры», вообще выпадают из структуры общества?
И как все неопределенно, туманно. Советская идеология была интеллигенции «враждебна в той или иной степени». Ну а разве бывает иначе в отношениях государства и социальной группы? Разве в благословенное царское время было иначе? Вот, по свидетельству историка учительства И.В. Сучкова, после 1905 г. карательные экспедиции правительства сжигали школы: «Жестокость репрессий доходила до того, что в некоторых уездах не осталось ни одного учителя». Возьмите эту «степень» за реперную точку и определите враждебность советской идеологии в 20-е годы. К тому же советская идеология «была в той или иной степени враждебна мировоззрению как минимум части старой интеллигенции». Что это за мера? Ведь части бывают разные.
Зыкин явно намекает, что советская власть была идеологически более враждебна интеллигенции, чем царская. Но это заблуждение! Интеллигенция в России как раз и была главным идеологическим противником монархии и имперского государства. Даже либеральная интеллигенции, шедшая за кадетами. Что уж говорить об эсерах и социал-демократах. В том-то и причина вражды, что интеллигенция была левее советской власти и считала Октябрьскую революцию «термидором», контрреволюционным переворотом, восстановлением имперских самодержавных структур.
Да, интеллигенция («как минимум, ее часть») тогда предпочла бы продолжение по пути Февраля, к либерально-демократическому государству западного типа. Зыкин с ней в этом заодно? Но ведь этот путь оказался невозможен, и это очевидно. Нельзя же путать мечты с реальностью. В этом вопросе Зыкин сам выпадает из интеллигенции. Она («те немногие, что выжили»), мечтая о жизни как в Париже, в то же время признала реальность и пошла честно служить обществу – врачами, учителями, управленцами.
Далее Зыкин, переняв где-то «похабную моду поливать грязью», начинает поносить советскую систему образования: «Нельзя забывать, что уровень именно высшего образования по сравнению с дореволюционными временами в целом заметно снизился».
Что значит «забывать»? Этого утверждения мы и не слыхивали, не то чтобы получить доказательства. Масса людей, окончивших в 20-30-е годы советские вузы, стала специалистами высшего класса. Всему миру это известно, а Зыкину – нет. Он требует от нас «понять очевидную в общем-то вещь: советская власть вырастила интеллигенцию люмпенизированную и униженную, лишенную корней, растворенную в море недоучек».
Какое самомнение – называть свое воспаленное злобой восприятие «очевидной вещью». Люмпенизированная, лишенная корней – ведь это просто ругань. И какая нелепая логика: «Подлинная интеллектуальная аристократия в СССР так и не сложилась… Но всё равно… космос, ядерные технологии, великолепные самолеты, подводные лодки и многое-многое другое создал не «гегемон», не рабочий с крестьянином, а скромный интеллигент в очках и шляпе».
Почему же скромного интеллигента, создавшего «великолепные самолеты и многое другое», нельзя считать «подлинной интеллектуальной аристократией»? Каковы у Зыкина индикаторы подлинности интеллекта? Да у него правая рука не знает, что пишет левая. Его воображаемый кандидат наук поучает крестьянина: «Для того, чтобы стать кандидатом наук, надо сначала 10 лет хорошо учиться в школе, потом пять лет в институте и только после этого можно думать о диссертации». Что еще надо, чтобы считать такого эрудита подлинным интеллектуалом? Или у советских кандидатов наук гены низкого качества?
Кстати, чванливость в отношении «рабочего» в данном контексте выглядит просто глупо. Я думаю, почти никакой «скромный интеллигент» из тех, кто действительно конструировал великолепные самолеты, в этом никак Зыкина бы не поддержал. Скорее, что-нибудь похабное ему сказал бы.
Зыкин повторяет перестроечный миф о том, что в СССР дети старой интеллигенции были лишены права на образование. Этот миф даже в угаре 1991 г. считался бредом параноика – и вот, он снова объявился в философских трактатах. Зыкин пишет: «Выходцам из образованного слоя «бывших» законодательно закрыли доступ даже в среднюю школу II ступени. Исключение сделали для детей особо доверенных специалистов, которым выделили несколько процентов плана приема».
Чем-то подтверждать такие оригинальные утверждения не считается необходимым – «носители культуры» их и так проглотят. Но даже в оригинальных утверждениях должна же быть логика. Образованный слой «бывших» был очень тонок – 1,1% населения России. Из него к 20-м годам, по выражению Зыкина остались «немногие выжившие». В советских вузах им «выделили несколько процентов плана приема». И это называется «закрыть доступ»? Неужели ничего поумнее нельзя придумать, чтобы обгадить советскую систему образования?
Сейчас вспомнить про притеснения от советской власти стало почти обязательной нормой хорошего тона. Публицисты даже не обращают внимания на странности того, что пишут. Вот история священника церкви в Кижах: «Из-за своего происхождения [его] дети претерпели всяческие гонения: их не брали на работу, на учебу, хотя впоследствии младшая дочь Мария стала заслуженной учительницей РСФСР, а младший сын Иван народным комиссаром в правительстве КФССР» [2]. Как это могло случиться (Иван стал министром!), если их не брали ни на учебу, ни на работу?
У меня лично родственники по отцовской линии были «из образованного слоя «бывших» - из богатой буржуазной среды и интеллигенции. Родня многочисленная – и все в 20-30-е годы учились в вузах, причем лучших. А потом нормально работали и воевали. При этом их родители никакими «особо доверенными специалистами» не были, а терпели притеснения, которые принимали как плату за грехи своего сословия.
Я бы тут хотел обратиться к молодым антисоветчикам: бросьте вы растравлять свои фантомные боли. Берите структуры советского жизнеустройства в главном, только ради урока. Думайте о том, что делать дальше, уже из нынешнего состояния. Сколько можно копаться в старье, уже совершенно лишенном смысла? Ну, обиделся Зыкин на рабочих и крестьян – много они сожрали благ, обездолили интеллектуальную аристократию. Даже если так, зачем это пережевывать? Он хотел бы у нынешних крестьян что-нибудь отобрать за старое?
7. В антисоветской концепции, выработанной в годы перестройки и подхваченной Зыкиным, есть особый миф, который он пытается обосновать фактическими данными. Это миф о том, что в царской России, в отличие от СССР, интеллигенция была привилегированной группой с высокими доходами. Поскольку этот миф, похоже, благосклонно воспринят «как минимум частью» нашей интеллигенции, разберем его обоснование.
Никаких логических доводов общего характера Зыкин не дает, сразу переходит к цифрам. Он исходит из наивной веры, будто везде, где не советский строй, интеллигенция «много получает»: «Интеллектуал развитых стран принадлежит к привилегированной социальной группе… Немыслимо, чтобы доходы западных интеллектуалов примерно соответствовали доходам водителя такси – обычная практика советских времен».
Между тем, в разных «развитых странах» (СССР, по мнению Зыкина, недоразвитая страна) интеллигенция по-разному встраивается в социальную систему. Шпенглер писал: «Жалованье офицеров и чиновников со времени Фридриха Вильгельма I смехотворно мало по сравнению с суммами, которые дали бы возможность в Англии причислять себя хотя бы к среднему классу. Тем не менее у нас работали прилежнее, самоотверженнее, честнее. Чин давался как награда… В стране, где труд должен был стать общей обязанностью и содержанием жизни, люди различаются между собой по тому, что они производят, а не по тому, чем они владеют» [3, с. 75, 97].
Разница в том, что в либеральной Англии интеллигент был предпринимателем, который продавал свой «товар». А в Пруссии – государственным человеком, который получал жалованье («в государстве труд не товар, а обязанность по отношению к целому»). Конечно, Зыкину будет противно утверждение Шпенглера: «Прусская демократизация состоит именно в том, что она не делает никакой разницы в оценке нравственного достоинства труда: судья и ученый “трудятся” так же, как рудокоп и плавильщик железа». Но он хотя бы должен задуматься о том, что «развитые страны» как пример для России – наивный штамп.
Как это ни возмутительно для аристократического «мышления», и в Российской империи, и в Советском Союзе основные группы интеллигенции тоже были государственными людьми и получали жалованье – столь же «смехотворно малое» по сравнению с английским, как и в Пруссии. Ведь начиная с Петра в этом вопросе Россия пошла скорее по пути Пруссии, чем Англии. Сейчас наш паровоз пытаются переставить на англо-американские рельсы, но от него, похоже, скоро останется груда железа.
Уже исходя из общих представлений о генезисе российской служилой интеллигенции сам Зыкин должен был бы отнестись к предположению о ее высоких доходах как неправдоподобному. Но ведь оценить степень правдоподобности можно было и исходя из «обыденных» литературных источников. Много общих сведений дали писатели, отразившие быт главных групп интеллигенции - Чехов, Лесков, Достоевский, Куприн и пр. Это, конечно, не строгие данные, но общие рамки они задают, если не брать крайние случаи.
Главные группы интеллигенции начала ХХ века – чиновники, офицеры, учителя, духовенство. Уже врачей было немного (15% от числа учителей). Зыкин начинает с предельно общего показателя, который, однако, дает с поразительной точностью: «1913 г. при среднем заработке рабочего 258 р. в год заработок лиц интеллектуальных профессий составлял 1058 р.»
И это пишет образованный человек. Само понятие «лица интеллектуальных профессий» не то что туманно, но и почти неопределимо – но их доход вычислен с точностью до рубля!
Но дальше что ни цифра – высосана из пальца. Читаем: «Военные. Оклады младших офицеров составляли 660-1260 р. в год, старших - 1740-3900, генералов - до 7800». Что за чудеса, откуда это?
Ищем сведения. Не могу позволить себе проводить целое исследование, но вот что обнаруживается сходу. «Особое положение было у военных, находившихся на действительной службе. Размеры денежного довольствия нижних чинов были небольшими: младший унтер-офицер получал 12 руб. в год, старший унтер-офицер — 48 [4]. А вот выдержка из обзора о материальном положении офицерства: «До революции 1917 года офицеры получали просто нищенское содержание. Генерал Зайончковский П.А. в своей книге «Самодержавие и русская армия на рубеже XIX - XX столетий» приводит такие данные - поручик армии (старший лейтенант) получал в 1913 году 40 руб. в месяц. Для сравнения - средняя зарплата заводского рабочего составляла 35 руб., зарплата квалифицированного рабочего составляла от 80 до 200 руб.».
А ведь поручик – это из младших офицеров высокий чин. Он получал 480 руб. в год, а Зыкин утверждает, что более тысячи. Вспомнил бы повесь Куприна «Офицеры», там описана жизнь поручиков и капитанов. Как могли генералы получать 7800 руб., если жалованье губернатора было 5400 руб.?
Вот, кстати, в 90-е годы ХIХ в. армейское духовенство уравняли в чинах и жалованье с офицерами и генералами соответствующего ранга. Это уравнение выглядит так:
1. Главному священнику гвардии и гренадер, армии и флота по сравнению с генерал-лейтенантом и жалованье в размере 1356 рублей в год.
2. Главному священнику Кавказского военного округа по сравнению с генерал-майором и жалованье в размере 1017 рублей.
3. Штатному протоиерею (настоятелю военного собора) и протоиерею благочинному по сравнению с полковником и жалованье – 687 рублей.
4. Нештатному протоиерею и священнику благочинному по сравнению с подполковником и жалованье в размере – 531 рубль.
5. Священнику по сравнению с капитаном, ротным командиром и жалованье – 366 рублей.
6. Диакону штатному и нештатному по сравнению с поручиком и жалованье – 312 рублей.
7. Штатному псаломщику (из духовного звания) по сравнению с подпрапорщиком и жалованье в размере – 240 рублей.

О чиновниках Зыкин ничего не говорит, а это самый большой отряд интеллигенции – 65% ее численности в 1913 г. Был ли их заработок равен 1058 р.? В.М. Флоринский писал в своих воспоминаниях начала ХХ в. о «приниженном положении чиновничества в Томске»: «Вице-губернатор получает всего 2 тыс. руб., а губернатор, кажется, 4000 руб., советники по 800 руб. При таких ограниченных средствах честный человек забивается в конуру, ездит по городу в телеге, одевается чуть не в овчинный тулуп, а человек с податливой совестью невольно дружит с купечеством, лебезит и заискивает перед ним».
В.М. Флоринский писал в своих воспоминаниях начала ХХ в. о «приниженном положении чиновничества в Томске»: «Вице-губернатор получает всего 2 тыс. руб., а губернатор, кажется, 4000 руб., советники по 800 руб. При таких ограниченных средствах честный человек забивается в конуру, ездит по городу в телеге, одевается чуть не в овчинный тулуп, а человек с податливой совестью невольно дружит с купечеством, лебезит и заискивает перед ним».
Но это воспоминания, а вот ведомость (к 1913 г. жалованье выросло на 25-30%):

Жалованье чиновников Омска в конце XIX в., руб.

Должность Классный чин Жалованье
Управляющий канцелярией V 3000
Старший делопроизводитель VI 1500
Полицмейстер VII 1200
Младший делопроизводитель VII 900
Городовой врач VII 667
Помощник полицмейстера VIII 800
Переводчик с киргизского языка VIII 800
Полицейский пристав IX 533
Журналист канцелярии X 600
Секретарь X 533
Столоначальник XII 333
Околоточный надзиратель XIV 280
Фельдшер нет 160
Источник: АРГО. Разряд 66. Оп.1. Д.9. Л.283 — 286.

Видно, что жалованье основной массы чиновников, а не единичных высших чинов губернской администрации, – менее 500 руб. в год.
Здесь же стоит сказать пару слов о врачах. В начале ХХ века основную массу врачей составляли земские врачи, их среднее жалованье составляло 1200 руб. (такими же были оклады и в городах. Читаем в летописи г. Орска: «В 1913 году больничная помощь обеспечивалась недостаточно… И гордума вводит должность второго женского врача с окладом 1200 рублей годовых»). Но врачей было мало (перед 1917 г. 33 тыс. на всю Россию). Основным образованным медицинским работником был фельдшер, а его жалованье было в 3-5 раз меньше, чем у врача. Усреднять доходы основной массы с малочисленной элитой и выводить средние 1058 руб. – никуда не годится.
Зыкин не пишет и о другой важной группе российской интеллигенции – священнослужителях. А ведь их материальное положение было просто бедственным. Вот уездный город Тобольской губернии Берёзов. Духовенство березовских городских и сельских церквей в 1868 г. ходатайствовало о «скорейшем назначении им более возвышенных окладов жалования, т.к. при существующей на все дороговизне получаемые ими средства к содержанию совершенно недостаточны, почему они поставлены в самое страдательное положение и в настоящее время ходатайствуют принять участие в их плачевном положении и ускорить распоряжение о скорейшем изыскании средств к более лучшему обеспечению материального их быта» [В тот момент в Березовской соборной церкви протоиерей получал 200 руб., а настоятель городской церкви в Тобольской губ. получал в среднем 180 руб. в год].
Некоторое увеличение ассигнований на содержание церкви произошло при Николае II. Вот как об этом пишет настоятель сельской церкви из Симбирской губ. в 1898 г.: «Изволением и благостию Божиею, а равно и заботами епархиальнаго начальства, с настоящаго года, указом от 23, декабря из Симбирской духовной консистории за № 103020, причту здешний церкви из государственнаго казначейства положено жалование в количестве четырех сот рублей. Слава Господу, дающему нам жизнь, дыхание и вся у него так! До настоящаго года причт получал кружечнаго дохода от 400 - 550 руб. в год и жил совсем скудно, и теперь, же, благодаря этой царской милости, можно существовать без нужды. Вечная память и Государю Императору Александру III-му; обратившему внимание на то, что польския ксендзы – эти паразиты Русскаго Царства – все получают хорошие жалования из казны, а православное духовенство довольствуется лишь скудным даянием от своих нищих прихожан. Да здравствует на много лет и ныне благополучно Царствующий Государь Император Николай II-й, увеличивший ассигновку своего незабвеннаго родителя, с 250 тысяч до 500 тыс. рублей. Пройдут века, все изменится и старое забудется, а имена этих двух драгоценных Государей признательное духовенство не забудет никогда, или никогда не должно забывать» [5].
Но к началу ХХ в. материальное положение духовенства принципиально не изменилось. Вот, в «Ведомости о церкви Архангело-Михайловской, состоящей Валковского уезда Харьковской Епархии в селе Рактином за 1909 год» говорится: «Жалованья от казны положено: священнику 294 рубля, псаломщику 98 рублей». А вот о церкви в Кижах после 1910 г.: «Жалованье священника Кижского прихода составляло 120 рублей в год» [3].
А вот любопытный документ – протокол заседания Правления церковного свечного завода в 1914 г.:
53. СЛУШАЛИ: прошение священника Четырехсвятительской, что при Епархиальном свечном заводе, церкви В. Воскресенского об увеличении ему жалованья, в виду дороговизны жизни. (СПРАВКА. Свящ. Воскресенский получает в настоящее время по должности настоятеля церкви 30 руб. в месяц).
ПОСТАНОВИЛИ: прошение священника Воскресенского о прибавке жалованья отклонить.
54. СЛУШАЛИ: представление Правления Московского Епархиального церковно-свечного завода о необходимости, в виду усиленных трудов за последнее время и дороговизны жизни, повысить жалованье членам Правления на 50%; а именно, председателю до 1500 руб., а членам до 1200 руб. в год каждому, с 1 января 1915 года.
[6].

Конечно, священники собирали какие-то деньги с прихожан, но в большинстве сельских приходов это были очень небольшие суммы. К тому же это вызывало все более резкие протесты крестьян. Так, сход крестьян дер. Суховерово Кологривского уезда Костромской губ. записал в апреле 1907 г. в наказе во II Государственную думу: «Назначить духовенству определенное жалованье от казны, чтобы прекратились всяческие поборы духовенства, так как подобными поборами развращается народ и падает религия» [7, с. 203].
Перейдем теперь к главному контингенту интеллигенции – учителям. За стандарт благосостояния учителей Зыкин берет рабочих. Он пишет: «Учителя. Преподаватели средней школы с высшим образованием зарабатывали от 900 до 2500 р., без высшего образования - 750-1550. Учителя городских начальных школ получали в среднем (1911 г.) 528 р., сельских - 343. В 1913 г. 70,9% из них получали в год свыше 200 р. Как видим, до Революции интеллигенция была значительно богаче рабочих» [Предпоследняя фраза непонятна. Возможно, в ней опечатка].
Зыкин говорит о высоких окладах профессоров, но ими пренебрежем. Да, по совокупности доходов университетскую профессуру можно было отнести к верхушке губернской администрации. Но ведь число профессоров в России было просто ничтожным. Весь профессорско-преподавательский состав вузов Российской империи, включая Польшу и Финляндию, составлял в 1913/1914 гг. 4477 человек.
О преподавателях средней школы тоже говорить не будем, они составляли в учительстве небольшую долю. Всего в России в 1913 г. было мужских средних школ: 4411 гимназий, 284 реальных училища и 32 средних технических училища, а также 965 женских средних школ. В них обучалось всего 6% всех учащихся. Начальных школ и училищ было 7 тыс. в городе и 69,6 тыс. сельских (из них около 40 тыс. земских).
Будем говорить об учителях начальных и низших школ. Признанный специалист по истории земских учреждений Н. Королева пишет, что с начала ХХ века земства практически повсеместно стали сами выплачивать жалованье учителям. Большинство из них получало 150-180 рублей в год и лишь немногие – 240-300 рублей [8].
Это – гораздо более определенное утверждение, чем ссылки на выборочный анализ анкет из земских школ 1912-1913 гг., согласно которому «преобладающий оклад - 360 рублей» [9].
Но примем, что жалованье подавляющего большинства учителей было равно 300-360 руб. в год. Можно ли согласиться с Зыкиным в том, что «до Революции интеллигенция была значительно богаче рабочих»? Нет, никак нельзя, здесь подтасовка на подтасовке. Первая – неправомочное сравнение среднего жалованья учителей и средней зарплаты рабочих (258 руб. в год).
У основной массы учителей оклады были близки по всей территории, и даже разница окладов мужчин и женщин была незначительной (13-14%). У рабочих же различия в зарплате были так велики, что ссылаться на среднюю не имеет смысла. Учитель – работник высокой по тем меркам квалификации, человек со средним специальным или высшим образованием. Его оклад надо сравнивать с зарплатой высококвалифицированных рабочих. А эта зарплата многократно отличается от средней.
Например, на Урале в 1913 г. в целом разница в размерах заработков рабочих высокой и низкой квалификации составляла 2,7—3,3 раза. Но на некоторых предприятиях и в некоторых специальностях разница была еще больше. В 1913–1914 гг. среди железнодорожных рабочих машинист получал более 100 руб. в месяц, а ремонтник — 28 руб. Кроме того, при сходной квалификации накануне Первой мировой войны заработки женщин-работниц (как и подростков обоих полов) почти в два раза отставали от заработков мужчин-рабочих.
Вот красноречивая выборка из сводки «Предприятия Херсона в 1914 г.»:

• 4 конфетные фабрики, 100 рабочих (преимущественно женщины и подростки), заработная плата — 40 коп. в день.
• Верфи Вадона, 120 рабочих (75% квалифицированных), зарплата рабочего высшей квалификации — 9 руб., средней – 1 руб. 30 коп.
• Чугунно-литейный и машиностроительный завод Вадона, 100 рабочих (80% квалифицированных), зарплата — 14 руб. 50 коп. в день.
• Чугунно-литейный завод Львова, 12 рабочих (70% квалифицированных), зарплата — 1 руб. 80 коп. в день.
• Электростанция и водоканал, 80 рабочих (70% квалифицированных), зарплата — 2 руб. в день.

Мы видим, что разница в зарплате работниц конфетной фабрики и завода Вадона составляет 36 раз. А на верфях Вадона разница в оплате даже рабочих высшей и средней квалификации составляет 7 раз. Здесь квалифицированные рабочие получают просто несравнимо большую зарплату, чем учителя. С ними не могут сравниться даже учителя с высшим образованием.
Вот элитарная петербургская школа - городское начальное училище имени Екатерины II на 600 человек. Постановка учебного процесса в этом училище была удостоена золотой медали на Всемирной выставке в Париже в 1899 году. Почти все «учащие» этой школы имели высшее образование. Они получали более высокую зарплату, нежели учителя других городов Российской империи. Годовой оклад перед войной составлял у них 600 рублей. Отслужив 25 лет в школе, эти учителя получали право на полную пенсию — 390 рублей в год.
Что такое для учителя (большинство их были семейными) оклад в 300-360 рублей? И.В. Сучков говорит в интервью «Учительской газете»: «В конце ХIХ столетия финансовая комиссия установила минимальный годовой бюджет одинокого учителя, который жил на казенной квартире, в 447 рублей 12 копеек!» Вот потребительский минимум учителя – 447 руб. в конце ХIХ века. Значит, в 1913 г. на треть больше – 586 руб. Это почти в два раза больше жалованья! При этом уже даже не важно, чуть больше или чуть меньше рабочих зарабатывали учителя – говорить, что один живущий за чертой бедности человек «гораздо богаче» другого такого же бедняка бессмыслица.
По словам И.В. Сучкова, 65% учителей могли жить, только получая помощь от родных. Взрослые женатые люди нуждались в помощи родителей. Этому Сучков дает странное оправдание: «Но замечу, что идет речь именно о «народных» учителях. Они, как правило, и сами были выходцами из низов, и преподавали детям низших сословий». Как это понимать? Мол, выходцы из низов – так нечего претендовать на достойное жалованье? Преподаешь детям крестьян, так можешь работать и голодным?
Казалось бы, напротив, учителям выходцам из низоа и следовало бы дать жалованье, позволяющее обеспечить минимум условий для выполнения профессиональных обязанностей, поскольку родные большой помощи им оказать не могли (в отличие от тех детей богатых родителей, которые стали учителями по зову сердца). Кроме того, Сучков косвенно утверждает, что народные усителя не были вполне интеллигентами, потому что выполняли относительно простую работу – «преподавали детям низших сословий». Это – ошибка, следствие снобизма. Именно народные учителя, работавшие в небольших деревенских школах, поневоле были педагогами-мастерами и обладали широкими познаниями. Они, как правило, вели уроки в классах для детей сразу трех возрастов – одновременно по трем программам, по разным предметам, общаясь с тремя возрастными группами с их психологическими особенностями. Те, кто общался с такими старыми учителями, знает, какого интеллектуального и духовного уровня вырастали на этой работе люди.
От кого же получали поддержку народные учителя? Читаем: «В целом среди учителей преобладают лица непривилегированных сословий (мещане и крестьяне составляют 61,7%), а среди учительниц – привилегированных (на дворян и лиц духовного звания приходится 55,4%)». Большинство – от родителей-крестьян, самого бедного сословия (а когда началась война, без поддержки родных не могли жить 95% учителей).
Непонятно, как вообще обосновывает Зыкин выбор зарплаты рабочего как стандарта для оценки «богатства» учителей. Ведь примерно половина рабочих в то время просто бедствовала. Вот Урал, промышленно развитый район, условия жизни рабочих там хорошо изучены. Историки пишут: «По крайней мере половина рабочих крупной промышленности края получала заработную плату ниже стоимости прожиточного минимума. Заметим, что у владельцев личных хозяйств разница доходов и расходов в определенной степени покрывалась за счет собственных продуктов. Рабочие, лишенные личных хозяйств, получающие зарплату менее 300 р. в год и не имеющие работавших членов семьи, могли найти выход только за счет ограничения потребностей, прежде всего в питании и одежде» [10].
Здесь указан важный фактор, делающий благосостояние рабочих и учителей несводимым к общему знаменателю в денежном выражении. Рабочие в большинстве имели подсобные хозяйства – землю. А учителя не имели и сельского хозяйства не вели. Питание рабочих в большой степени было основано на потреблении своих продуктов. М.А. Фельдман пишет: «В значительной степени питание уральских рабочих зависело от наличия у семьи собственного земельного надела… Доказательства в пользу того, что большинство уральских рабочих владели земельными участками, размеры которых за 1861—1917 гг. не сократились, а выросли, убедительны и не требуют новых подтверждений… Подсобное хозяйство, не являясь самостоятельным источником существования, служило заметной добавкой к главному источнику существования — заводскому заработку. Такой вывод характерен для большинства уральских рабочих из числа «местных».
Считать, что интеллигенция в 1913 г. была привилегированной социальной группой, потому что по доходам была сравнима с рабочими средней квалификации, можно только поверив в сказки С. Говорухина о том, что в «России, которую мы потеряли», рабочие как сыр в масле катались. А реальность быта рабочих такова: «В.Ю. Крупянская и Н.С. Полищук, анализируя материалы бюджетного обследования Уральских заводов 1913 г., пришли к выводу, что недельная затрата рабочей семьи на покупку основных продуктов питания (муки, крупы, мяса, рыбы, постного масла, сахара и чая) поглощала три четверти, а в ряде случаев и полностью недельный заработок рабочего с низкой заработной платой, так же как и среднеоплачиваемого рабочего, обремененного большой семьей. В силу чего для большинства рабочих семей было характерно «трудовое перенапряжение всех ее членов», выражавшееся в поисках побочных заработков, широкому привлечению к женщин и детей к поискам дополнительных источников дохода» [10].

8. Зыкин фантазирует создавая свою ни на чем не основанную «периодизацию» в отношении советского государств к интеллигенции, якобы вытекающем из каких-то идеологических колебаний.
Он пишет: «К 40-м годам социальный статус интеллигенции значительно вырос, что отразилось и на уровне её доходов в сравнении с другими группами населения. Зарплата ИТР превосходила зарплату рабочих более, чем вдвое, научных сотрудников - на треть… Но вскоре начались рецидивы политики ранних 20-х. Словно из небытия вернулась «классовая политика» в отношении абитуриентов. В 1958 г. принято положение о преимущественном зачислении в вузы «производственников», «стажников» - лиц, проработавших на производстве не менее 2-х лет…
В 1965 году, когда катастрофические последствия такой политики стали очевидны, руководство страны пошло на попятную. Как и следовало ожидать, доходы интеллигенции и рабочих вновь, как и в 20-х года уравняли».
Какие «катастрофические последствия» в 1965 г.? На какую попятную пошло руководство СССР? Как раз в 20-е годы специалистам сразу дали высокие оклады относительно рабочих, ограничив их только для членов партии. В обзоре, который приводит в том числе и данные западных авторов из эмигрантских источников, сказано:
«В промышленности средняя зарплата рабочих в марте 1926 г. составляла 58,6 руб., а управленца фабрики - 187 руб., если он был членом партии, и 309,5 руб. для беспартийных. По данным официальной статистики за 1926 год, средняя зарплата рабочего составляла 465 руб. (в пересчете на довоенные рубли 1913 г.), а максимальная зарплата специалиста - 1 811 руб. Если исключить нэпманскую буржуазию, «кулаков», то лишь 114 тыс. человек в стране получали такой максимальный доход, это составляло 0,3% всех наемных работников, а их совокупный доход равнялся 1% национального дохода.
Для партийных специалистов был установлен так называемый «партмаксимум»: член партии не мог получать больше квалифицированного рабочего. В середине 20-х годов высшая ставка ответственного партработника достигала 175 руб., при средней зарплате рабочих в 50 руб. в месяц. Большинство директоров предприятий были коммунистами и попадали под действие “партмаксимума”: в 1928 г. 71,4% управленческого персонала трестов были партийными, в синдикатах - 84,4, на частных предприятиях - 89,3%. В середине 20-х гг. главный инженер Черембасстреста получал 400 руб. в месяц, начальник технического отдела треста - 300, остальной инженерно-технический персонал - от 100 до 250 руб. Управляющий же этого треста получал партмаксимум в 144 руб. В «Ураласбесте» главный инженер получал 800 руб., а управляющий трестом партмаксимум в 192 руб.» [11].
Очевидно, что главные инженеры, управляющие и ИТР – это интеллигенция, и она получала намного больше рабочих. А вот партийная номенклатура получала гораздо меньше беспартийного интеллигента, не больше квалифицированного рабочего – делался такой благородный жест в 20-е годы. Например, в Красной Армии в 1924 г. командир корпуса получал 150 руб. в месяц, то есть примерно на уровне квалифицированного рабочего-металлурга.
Примерно так же обстояло дело и в 30- годы (только отменили партмаксимум). В том же обзоре сказано: «По расчетам эмигрантского издания «Последние новости» (1939 г.) средняя зарплата рабочих составляла 240 руб. в месяц, а специалистов - 550 руб. В тяжелой промышленности из 590 тыс. специалистов 55% имели среднюю зарплату в 350 руб., 17% - в 500 руб., 11% - в 900, 13% - более 1000 руб. в месяц» [11].
Непонятно, о каких рецидивах толкует Зыкин, о какой «классовой политике» в 60-е годы? Дали небольшие поблажки при поступлении в вуз молодежи, которая работала на производстве или отслужила в армии. Ну и что? Она испортила голубую кровь нашей интеллектуальной аристократии?
Зыкина возмущает, что в 60-е годы «доходы интеллигенции и рабочих вновь, как и в 20-х годах, уравняли». Почему «вновь», если в 20-е годы специалисты в промышленности получали намного больше рабочих? А почему тогда подняли зарплату рабочих, прекрасно известно, и «классовая политика» тут не при чем. Слишком много тогда строили предприятий, возникла нехватка рабочих. В таких ситуациях их зарплата всегда поднимается, зачастую превышая оклады даже элитарных служащих – Маркс описывал такие моменты в Англии («развитой стране»).
Социологи дают простое объяснение этому сдвигу 60-70-х годов: «С конца 60-х годов в нашей стране ежегодно создавались производственные мощности, не обеспеченные трудовыми ресурсами… [Это] требовало материального поощрения тех, кто занимает технологически важные пустые рабочие места. В результате зарплата наименее престижных, но технологически необходимых статусных позиций регулярно повышалась.
Наиболее остро ощущался дефицит рабочих средней квалификации, обслуживавших станки, конвейеры. По данным эмпирического исследования, этот дефицит сильно затронул ряд вспомогательных производственных функций, в том числе ремонт. Немало техников, инженеров переходили работать на рабочие места» [11].
Из-за этих колебаний делает глубокомысленные выводы об изменении политических установок советской интеллигенции. Но это – домыслы. В тот момент никто в среде интеллигенции не видел в этом злодейского замысла большевиков в отношении нашей аристократии.
А Зыкин сегодня видит и предлагает свое видение положить в основу будущего проекта социального обустройства России: «Интеллектуалы, пусть и «сырые» всё равно понимали свое культурное превосходство над советскими правителями. И совершенно справедливо начали считать, что руководить обществом должны они, а не стучащие ботинком малограмотные хамы, вроде Хрущева или бывшие трактористы вроде Горбачева».
Но почему же Хрущева и Горбачева не причислить к интеллигенции? Какой анализ крови показал Зыкину, что «бывший тракторист», окончив Юридический факультет МГУ, не может считаться интеллектуалом, пусть и «сырым»? Это уже социал-дарвинизм, доведенный до гротеска. Да «советские правители» в 80-е годы все сплошь были интеллектуалами и к трактору близко не подходили. Кто должен был «руководить обществом»? Юрий Афанасьев? Егор Гайдар? Елена Боннэр? В чем заключалось их «культурное превосходство»? Я допускаю, что такие мысли можно было выкрикивать в угаре конца 80-х годов. Но теперь, когда мы вдоволь насмотрелись на дела этих «носителей культуры» у власти, на Зыкина можно только удивляться. Да он ли это? Может, это какой-то волк пишет в зыкинской шкуре?
Теперь он требует «комплексную программу, направленную на воссоздание отечественной высококачественной интеллектуальной элиты». И снова приходится удивляться. На воссоздание чего надо направлять программу? «Люмпенизированной и униженной, лишенной корней» советской интеллигенции? Земских врачей и фельшеров конца ХIХ века? Жрецов, шаманов, магов и знахарей?
О чем вы, Зыкин?

***
В заключение выскажу свое субъективное мнение. Элитарный снобизм, противопоставляющий интеллигенцию «массе» - предрассудок, который со временем все дальше и дальше уводит человека от реальности. Образование могло еще считаться каким-то признаком аристократизма, когда оно было редкостью. Но уже сейчас, став массовыми профессиями, занятия разными видами интеллектуального труда делают этот снобизм просто глупым. Чтобы оправдать его, приходится нагромождать все более странные утверждения, которые не вяжутся ни с логикой, ни с опытом – и раздражать все большее число людей.
Зачем это? Зачем усиливать раскол в обществе, которое как раз нуждается в восстановлении связности? Ведь если раньше снобам было достаточно противопоставить себя «массе» по более или менее явным признакам, – диплом, очки и шляпа – то сегодня приходится третировать уже людей, имеющих все эти атрибуты, обзывая их «образованщиной» и пр. Если в советское время можно было разжигать свое самомнение тем, что интеллигенцию задавил и обобрал «гегемон», то теперь надо считать «балластом» и нахлебниками своих же коллег. А дальше что?
Гораздо проще, разумнее и практичнее считать, что интеллектуальный труд – один из многих видов труда, в нем тоже есть мастера и неумехи, творцы и кропатели, новаторы и рутинеры. Методы и инструменты у работников здесь другие, чем у тех, кто работает с грубой материей. Но и там, и здесь люди разделяются по одним и тем же критериям – умением учиться, интересом, трудолюбием, ловкостью, воображением и т.д.
Так было бы легче и веселее жить, чувствовать себя своим среди гораздо более широкого круга людей. И кроме того, в нынешний аномальный период помочь честным трудящимся людям преодолеть раскол и договориться, а не углублять этот раскол.

Литература

1. Д. Зыкин. Горькая судьба мозга нации. - http://www.contr-tv.ru/print/2145/
2. Р.Б.Калашникова. Из истории семей заонежских священников (конец 18 – первая треть 20 вв.). – Кижский вестник. 2002, № 7. Петрозаводск, 2002.
3. О.Шпенглер. Пруссачество и социализм. М.: Праксис. 2002.
4. Военно-хозяйственный календарь на 1913 г. СПб., 1913. С. 127.
5. Церковно-приходская летопись Богородце-Казанской церкви села Кивать.
6. http://www.temples.ru/main.php?op=page&name=14062004061838(4of6)
7. Л.Т. Сенчакова. Приговоры и наказы российского крестьянства. 1905-1907. Т. 1. М.: Ин-т российской истории РАН. 1994.
8. Н. Королева. Земство на перепутье. М., 1995. С. 15.
9. И.В. Сучков. Учительство России в конце ХIХ-начале ХХ вв. Диссертация на соиск. ученой степ. д-ра ист. наук. М., 1995.
10. М.А. Фельдман. К вопросу о материальном положении рабочих Урала к 1914 г. – «Документ. Архив. История. Современност»ь. Вып. 2. Екатеринбург. Изд-во УРГУ, 2002. С.157 –175.
11. В. Ильин. Государство и социальная стратификация советского и постсоветского обществ (1917-1996). - http://socnet.narod.ru/library/authors/Ilyin/strata/index.htm








От Босов
К C.КАРА-МУРЗА (14.02.2007 16:02:32)
Дата 16.02.2007 14:39:40

Расизм не прошел

и это радует.
огорчает другое
почему проходит и на УРА переливание из пустого в порожнее.
просьба к тем кто открыл для себя в рассуждениях оппонентов чтото новое и важное отметиться и отметить что именно.
а то может я чтонибудь пропустил?
От Alexandre Putt
К Босов (16.02.2007 14:39:40)
Дата 16.02.2007 18:56:04

Суть вот в чём

Д.Зыкин пытается присвоить себе исключительное право быть как носителем и выразителем культуры общества, так и её создателем.
Соответственно этому Д.Зыкин считает, что он, как пастырь, поведёт за собой неразумную (потому что без-культурную) паству. Власть и собственность естественным образом принадлежат избранному классу поводырей.
Так как Д.Зыкин является негласным примордиалистом, то он также считает, что право на такую исключительность должно принадлежать ему и его потомкам. Культура наследуется, а стало быть паству никогда "окультурить" не будет возможности.

Соответственно возражения.

Монополизация культуры Д.Зыкиным - это ненаучное и предельно идеологизированное воззрение на явление культуры. В действительности же единственный безраздельный носитель культуры - сам народ, этнос во всей совокупности. Культура "создаётся" не Пушкиным, культура создаётся в ходе ежедневного диалога всех членов общества.

Попытки монополизации культуры Д.Зыкиным потому безосновательны.

Стало быть отвергается его примордиалистский взгляд.

Т.е. рушится вся система его идеологии (если Вы на форуме недавно, то для Вас будет новостью, что позиция Д.Зыкина здесь - быдловедение).
От K
К Alexandre Putt (16.02.2007 18:56:04)
Дата 20.02.2007 19:52:15

Re: Суть вот...

Элитаризм и есть конструктивизм, когда элита конструирует осознанно под себя
и народ. Насколько сама элита должна генетически принадлежать к народу видно
из истории королевских семей - может быть генетически почти не связана со
своим народом. А примордиализм это природное происхождение народа, не
осознанное, чтобы не выступало в роли созидателя - кровь у расистов,
географический детерминизм, пассионарность, или даже некая историческая
коллизия. Главное, чтобы это произошло не зависимо от воли человека, т.е.
человек сам ничего не планировал.

Чтобы доказать элитарное = конструктивистское происхождение народов, нужны
очень веские доводы, практически, пересмотр истории народов. Пока оное не
будет доказано с большой достоверностью, в мире главный примордиализм.

Сам принадлежу к той точке зрения, что есть немножко того, и немножко того,
а чтобы четко определить степень участия того или иного, нужны тщательные
исследования, а не треп - одному одно нравится, другому иное захотелось.
От Босов
К Alexandre Putt (16.02.2007 18:56:04)
Дата 17.02.2007 09:31:08

Re: Суть вот...

>Д.Зыкин пытается присвоить себе исключительное право быть как носителем и выразителем культуры общества, так и её создателем.

я не пойму вы находите это чемто новым или важным?
От Alexandre Putt
К Босов (17.02.2007 09:31:08)
Дата 17.02.2007 14:30:10

Конечно, важно

>я не пойму вы находите это чемто новым или важным?

Идут дебаты примордиализм - конструктивизм. Практическое следствие слабой подкованности в этом вопросе - события в Кондопоге. Можно сказать, творческая атмосфера, тут тебе и теорию обсуждают, и практику рядом же.
От Босов
К Alexandre Putt (17.02.2007 14:30:10)
Дата 18.02.2007 12:00:39

Re: Конечно, важно

>Идут дебаты примордиализм - конструктивизм. Практическое следствие слабой подкованности в этом вопросе - события в Кондопоге. Можно сказать, творческая атмосфера, тут тебе и теорию обсуждают, и практику рядом же.
вы полагаете, что если рухнет "вся система его идеологии (если Вы на форуме недавно, то для Вас будет новостью, что позиция Д.Зыкина здесь - быдловедение)", то кондопога более не повторится?
сомневаюсь.
еще более сомневаюсь что вам удастся разрушить ее с помощью дебатов.
както вы сами говорили если есть проблема надо идти в суд, то есть решать вопрос в заданных социальных рамках.
другой вопрос что делать если эти рамки жмут?
менять понятно, но прежде чем менять конечно надо договориться как и на что.
вот это единственное, как мне кажется, стоит обсуждать.
а примордиализм или эксгибиционизм или что еще это все от лукавого.
кстати тут "можно сказать, творческая атмосфера", а там люди страдают - некрасиво както так говорить.
От Alexandre Putt
К Босов (18.02.2007 12:00:39)
Дата 18.02.2007 15:24:59

"Без теории нам смерть" И.Сталин

>вы полагаете, что если рухнет "вся система его идеологии (если Вы на форуме недавно, то для Вас будет новостью, что позиция Д.Зыкина здесь - быдловедение)", то кондопога более не повторится?

Под системой идеологии я подразумевал взгляды Д.Зыкина. Кондопога вызвана, конечно, не статьями Д.Зыкина. События в Кондопоге и статьи Д.Зыкина - проявления, хоть и разные, одной проблемы.

>еще более сомневаюсь что вам удастся разрушить ее с помощью дебатов.

Невозможно развитие общественной мысли без дебатов. Важно, чтобы "благая весть" коснулась как можно большего числа людей. Для этих целей и существуют форумы, т.е. для пропаганды.

>както вы сами говорили если есть проблема надо идти в суд, то есть решать вопрос в заданных социальных рамках.

Это сиюминутное решение сиюминутной проблемы. Я же здесь затронул совсем другое.

>другой вопрос что делать если эти рамки жмут?
>менять понятно, но прежде чем менять конечно надо договориться как и на что.
>вот это единственное, как мне кажется, стоит обсуждать.

Чтобы обсуждать, надо уметь говорить. Мы же пока только умеем мычать, то есть делиться своими неформализованными впечатлениями. Дубиной народной войны должна стать адекватная идеология и сопутствующая ей теория.

>а примордиализм или эксгибиционизм или что еще это все от лукавого.

Это есть важное! Именно потому, что мы игнорируем это, нам навязали за последние 10 лет язык этнонационализма. Мы теперь рассуждаем в категориях, которые порождают проблемы. Мыслимо ли было воспринимать ранее жителя советской республики как чужого нам человека, иммигранта? Да и искать "защиты" от него?

>кстати тут "можно сказать,
творческая атмосфера", а там люди страдают - некрасиво както так говорить.

Вы предлагаете не размышлять над проблемами?
От Босов
К Alexandre Putt (18.02.2007 15:24:59)
Дата 18.02.2007 21:05:47

теории без практики грош цена

>Под системой идеологии я подразумевал взгляды Д.Зыкина. Кондопога вызвана, конечно, не статьями Д.Зыкина. События в Кондопоге и статьи Д.Зыкина - проявления, хоть и разные, одной проблемы.

ну так и надо решать проблему а не спорить с зыкиным создавая ему и его взглядам рекламу

>Невозможно развитие общественной мысли без дебатов. Важно, чтобы "благая весть" коснулась как можно большего числа людей. Для этих целей и существуют форумы, т.е. для пропаганды.

дебатов много - развития маловато.
значит както они не так ведутся.
вот над зтим и стоило бы призадуматься.
От Alexandre Putt
К Босов (18.02.2007 21:05:47)
Дата 18.02.2007 22:18:45

А как Вы определите развитие? Критерий? (-)
От Босов
К Alexandre Putt (18.02.2007 22:18:45)
Дата 19.02.2007 09:23:15

Re: А как...

вопрос конечно непростой.
проблема однако в том что без критерия мы не можем определить какая же теория лучше.
тоесть пока мы не определимся с критерием, как бы это не было трудно, все наше теоретизирование будет превращаться в пустую и бесконечную говорильню. хороший пример - лунная эпопея. а ведь там даже идеологических ценностных и тп разногласий вобщемто нет.
тоесть мое предложение не какойто конкретный критерий а именно очередность - пока мы не договоримся о нем все остальные вопросы не обсуждать.
От Alexandre Putt
К Босов (19.02.2007 09:23:15)
Дата 19.02.2007 19:07:28

Просто я не понял, как Вы установили отсутствие развития

Потому что развитие есть - по ряду критериев. Форум - это что-то вроде фабрики, где осуществляются некоторые (не все) технологические операции по составлению текстов и выработке понимания проблемы нашего общества.

То, что книги и статьи пишутся, понятно. Это пока что наиболее действенный из доступных способ воздействия на сознание российского общества.
От Босов
К Alexandre Putt (19.02.2007 19:07:28)
Дата 19.02.2007 22:38:17

Re: Просто

>Потому что развитие есть - по ряду критериев. Форум - это что-то вроде фабрики, где осуществляются некоторые (не все) технологические операции по составлению текстов и выработке понимания проблемы нашего общества.

>То, что книги и статьи пишутся, понятно. Это пока что наиболее действенный из доступных способ воздействия на сознание российского общества.

количество статей не критерий прогресса.
где результат воздействия на сознание российского общества?
кто его отслеживает и как измеряет?
а мой критерий прост, я уже говорил, - возьмите лунную эпопею 999-й эпизод. сами спорщики утомились - взяли перерыв.
думаю что и вопрос об элитарности обсуждался уже не раз. и на этом форуме и в более серьезных учреждениях. и 10 и 100 и 1000 лет назад. не пора ли остановиться? сизифов труд.
От Скептик
К Alexandre Putt (16.02.2007 18:56:04)
Дата 16.02.2007 20:01:33

Чушь собачья.

Элитаризм - как раз и есть конструктивистская парадигма. А вы так ине освоив элитаризм бездумно повторяете выдумки Кара-Мурзы в отношении статьи Д.ЗЫкина
От Alexandre Putt
К Скептик (16.02.2007 20:01:33)
Дата 16.02.2007 20:05:56

Re: Чушь собачья.

>Элитаризм - как раз и есть конструктивистская парадигма. А вы так ине освоив элитаризм бездумно повторяете выдумки Кара-Мурзы в отношении статьи Д.ЗЫкина

И каким же образом проводится черта между элитой и быдлом? Если она культурная - то это есть примордиализм. Потому что конструктивизм говорит о гетероглоссии

http://vif2ne.ru/nvz/forum/5/archive/171/171233.htm

"With expanded communication and intercultural influence, people interpret others, and themselves, in a bewildering diversity of idioms--a global condition of what Mikhail Bakhtin (1953) called "heteroglossia.2" This ambiguous, multivocal world makes it increasingly hard to conceive of human diversity as inscribed in bounded, independent cultures. Difference is an effect of inventive syncretism."

Сноска (2):
""Heteroglossia" assumes that "languages do not exclude each other, but rather intersect with each other in many ways (the Ukranian language, the language of the epic poem, of early Symbolism, of the student, of a particular generation of children, of the run-of-the-mill intellectual, of the Nietzschean, and so on.) It might even seem that the very word 'language' loses all meaning in this process--for apparently there is no single plane on which all these 'languages' might be juxtaposed to one another" (291)."

Clifford J. (1988). The Predicament of Culture: Twentieth-Century Ethnography, Literature, and Art. Harvard University Press: Cambridge, Massachusetts, p. 23

"С разросшимся общением и межкультурным влиянием люди интерпретируют других и себя через пугающее разнообразие идиом - глобальное состояние явления, которое Михаил Бахтин назвал "гетероглоссией".2 Этот многозначный, многозвучный мир делает всё более сложным постижение человеческого многообразия в качестве ограниченных, независимых культур. Различие - следствие созидающего синкретизма."

Перевод сноски:
""Гетероглоссия" подразумевает, что "языки не исключают друг друга, а скорее пересекаются друг с другом множеством способов (украинский язык, язык эпической поэмы, раннего символизма, студента, определённого поколения детей, обычного интеллектуала, ницшеанца и т.д.) Нам даже может показаться, что само слово 'язык' теряет всё своё значение в этом процессе - очевидно, нет общего места, в котором все эти языки могут быть помещены рядом" (стр. 291)"

-----------

Таким образом нет "культуры элиты" обособленной от общества. Элита существует в обществе, если она действительно существует.
От Скептик
К Alexandre Putt (16.02.2007 20:05:56)
Дата 16.02.2007 20:45:33

Re: Чушь собачья.

"И каким же образом проводится черта между элитой и быдлом? Если она культурная - то это есть примордиализм."

Нет, одно из другого не следует

" Потому что конструктивизм говорит о гетероглоссии"

Конструктивизм говорит о возможности конструировать то есть сознательно ставить цель и добиваться ее, под целью в данном случае подразумевается конструирование культуры таким образом, чтобы появлялись или исчезали народы.
От Павел Чайлик
К Скептик (16.02.2007 20:45:33)
Дата 17.02.2007 11:42:36

Вы правильно заметили...

>"И каким же образом проводится черта между элитой и быдлом? Если она культурная - то это есть примордиализм."

>Нет, одно из другого не следует

>" Потому что конструктивизм говорит о гетероглоссии"

>Конструктивизм говорит о возможности конструировать то есть сознательно ставить цель и добиваться ее, под целью в данном случае подразумевается конструирование культуры таким образом, чтобы появлялись или исчезали народы.

Вот я у вас выделил жирным шрифтом - сознательно ставить цель.
Да это просто замечательно.
Но, "со своей колокольни", скажу вам, что для это надо из себя вычищять бессознательное пристрастие к примордиализму. :))))
От Скептик
К Павел Чайлик (17.02.2007 11:42:36)
Дата 17.02.2007 12:35:04

Анекдот в тему

>Но, "со своей колокольни", скажу вам, что для это надо из себя вычищять бессознательное пристрастие к примордиализму. :))))


Вылезает крыса из холодильника. На шее связка сосисек , на спине кусок ветчины, в одной лапе тащит колбасу. Подползает к дырке в стене. Рядом находится капкан, а нем крохотный кусочек заплесневевшего сыра. Краса посмотрела, аккуратно обошла капкан и говорит:

-Господи, ну прям как дети.


Вам, Чайлик, всё понятно?
От Павел Чайлик
К Скептик (17.02.2007 12:35:04)
Дата 17.02.2007 15:12:00

Спасибо, вы многое для меня прояснили... (-)
От Alexandre Putt
К Павел Чайлик (17.02.2007 15:12:00)
Дата 17.02.2007 15:47:38

Не обращайте внимание. Он всегда такой (-)
От Скептик
К Alexandre Putt (17.02.2007 15:47:38)
Дата 17.02.2007 23:33:53

А вы то что не сдержались, а? Чайлик то , поумнее вас будет (-)

Щ
От Alexandre Putt
К Скептик (16.02.2007 20:45:33)
Дата 16.02.2007 20:54:47

И почему мне весело

>"И каким же образом проводится черта между элитой и быдлом? Если она культурная - то это есть примордиализм."

>Нет, одно из другого не следует

Объясняю: нет устойчивой и обособленной культуры элиты.

>Конструктивизм говорит о возможности конструировать то есть сознательно ставить цель и добиваться ее, под целью в данном случае подразумевается конструирование культуры таким образом, чтобы появлялись или исчезали народы.

И много народов Вы надысь создали, Скептик? Один, два?
Народы, конечно, конструируются, но это события мирового масштаба и нерегулярные. Если же обращаться к повседневности, то мы увидим, что культура конструируется самим обществом.
От Скептик
К Alexandre Putt (16.02.2007 20:54:47)
Дата 16.02.2007 21:02:39

потому что вам тошно, но пытаетесь это скрыть (-)
От Iva
К C.КАРА-МУРЗА (14.02.2007 16:02:32)
Дата 15.02.2007 15:04:06

Re: Я кое...

Привет

>Но дальше что ни цифра – высосана из пальца. Читаем: «Военные. Оклады младших офицеров составляли 660-1260 р. в год, старших - 1740-3900, генералов - до 7800». Что за чудеса, откуда это?
>Ищем сведения. Не могу позволить себе проводить целое исследование, но вот что обнаруживается сходу. «Особое положение было у военных, находившихся на действительной службе. Размеры денежного довольствия нижних чинов были небольшими: младший унтер-офицер получал 12 руб. в год, старший унтер-офицер — 48 [4]. А вот выдержка из обзора о материальном положении офицерства: «До революции 1917 года офицеры получали просто нищенское содержание. Генерал Зайончковский П.А. в своей книге «Самодержавие и русская армия на рубеже XIX - XX столетий» приводит такие данные - поручик армии (старший лейтенант) получал в 1913 году 40 руб. в месяц. Для сравнения - средняя зарплата заводского рабочего составляла 35 руб., зарплата квалифицированного рабочего составляла от 80 до 200 руб.».
>А ведь поручик – это из младших офицеров высокий чин. Он получал 480 руб. в год, а Зыкин утверждает, что более тысячи. Вспомнил бы повесь Куприна «Офицеры», там описана жизнь поручиков и капитанов. Как могли генералы получать 7800 руб., если жалованье губернатора было 5400 руб.?
>Вот, кстати, в 90-е годы ХIХ в. армейское духовенство уравняли в чинах и жалованье с офицерами и генералами соответствующего ранга. Это уравнение выглядит так:
>1. Главному священнику гвардии и гренадер, армии и флота по сравнению с генерал-лейтенантом и жалованье в размере 1356 рублей в год.
>2. Главному священнику Кавказского военного округа по сравнению с генерал-майором и жалованье в размере 1017 рублей.
>3. Штатному протоиерею (настоятелю военного собора) и протоиерею благочинному по сравнению с полковником и жалованье – 687 рублей.
>4. Нештатному протоиерею и священнику благочинному по сравнению с подполковником и жалованье в размере – 531 рубль.
>5. Священнику по сравнению с капитаном, ротным командиром и жалованье – 366 рублей.
>6. Диакону штатному и нештатному по сравнению с поручиком и жалованье – 312 рублей.
>7. Штатному псаломщику (из духовного звания) по сравнению с подпрапорщиком и жалованье в размере – 240 рублей.

Надо будет поднять цифры, но ЕМПНИ - цифра 40 руб в месяц для поручика - это уровень до 1896 ( поднятие окладов при Куропаткине). 660-1200 - это уже после этого события. Генерал до 7800 - это командир корпуса с причитающимися ему столовыми и квартирными.


Владимир
От Кактус
К Iva (15.02.2007 15:04:06)
Дата 15.02.2007 17:28:35

О денежном содержании офицеров

Здравствуйте!

На Милитере лежит книжка - Малинко В. и Голосов В. Справочная книжка для офицеров, Часть I, - М. 1902 г.

http://militera.lib.ru/regulations/malinko/index.html

Оклады годовые, после куропаткинского повышения.

1) Жалованье — оклад, присвоенный чину (званию).

Полн. Ген. 2100
Ген.-Лейт. 1800
Ген.-Майору 1500
Полковнику 1200
Подполковн. 1080
Капитану 900
Шт.-Кап. 780
Поручику 720
Подпоручику 660
Прапорщ. милиции и запаса 300

2) Столовые деньги — оклад, присвоенный должностям, независимо чина.

К-ру корпуса и Коменданту креп. 1-го кл. 5700

Нач-кам дивизий, Нач-кам штабов, артил. и инженеров в округах,
Коменд. креп. 2-го кл. 4200

Нач-кам отдел. бригад, Коменд. кр. 3-го кл.,
Завед. артил. ч. в округ. 3300

Пом. Нач-ка Окр. штаба, Ген. Квартирм.., Дежурному Ген.,
Нач-ку Воен. Сообщ., Нач-ку корп. штаба и креп. 1-го кл.,
Пом. Нач-ка артил. окр. и инж. 3000

К-рам бр-д неотд. (пех., кав., арт.), К-рам полков (4-х и 2-х бат.),
кав. и артил., Н-кам юнк. уч. Нач-кам офиц. школ,
К-ру креп. артил. в чине Ген.-Майор. 2700

Генер. для поруч. при ком. в-ми 2400

К-ру креп. арт. (полк.), Н-ку окр. артил. склада, Комендантам городов
1-го разр., Н-ку креп. инж. упр-ния 1-го кл., Н-ку окр. артил. склада
в чине Ген.-Майора 2100

Н-ку дисц. бат., СПб. и Моск. у. в. н-кам 1800

К-рам отдел. б-нов и стр. дружин, арт. дивизионов, парков, бригад,
Н-кам штабов дивизий, сапер. и ж-дор. бр-д, креп. 2 кл., областей
(Ур., Семир., Семип.). Шт.-оф. Ген. шт. при упр. Отд. бр-д,
Н-ку Инж. дистанц. 1-го кл., Правит. дел окр. артил. упр-ния 1560

Уездн. воин. нач-кам, высш. разр. 1440

Н-ку кадр. кав. зап., К-рам б-рей оф. школ, Н-кам в. тюрем 1200

Н-ку учеб. артил. полигон., Н-кам креп. инж. упр. 2 кл.,
Н-кам инж. дистанц. 2 кл., Н-кам окр. артил. складов в шт.-оф. чине 1020

К-рам б-рей, Деж. шт.-оф-рам при местн. бр-дах 900

К-рам креп. и осад. арт. б-нов, Шт.-оф-рам для поручений в окр.
инж. упр-ниях, Завед. практич. занят. и хозяйств. в креп. артил.,
Пом. н-ков окр. артил. складов и мастерских, Завед. обучающ.
в оф-рских школах, К-ры эск. и роты в оф-рской
кав. и электротехнич. школах 720

К-рам неотд. б-нов, Завед. хоз. в полках, Пом. к-ра полка
(кав. и каз.) и пом. к-ров бат. в инж. войск 660

К-рам летуч. и рез. арт. парков, Завед. хоз. в артил. и мортир. полках,
Ст. адъют. окр. штабов, артил. упр., Шт.-оф-ры для особ. поруч. при
ком. в-ми, в окр. и корп. штабах, Н-ки строев. отдел. кр. 1 и 2 кл.,
Шт.-оф-ры завед. передв. войск., Коменд. ж-дор. станций в шт.-оф.
чине, У. в. н-к средн. разр., Правит. канц. окр. шт., Пом. нач-ков инж.
дист. 600

К-рам рот и эск. оф-рских школ и дисц. б-нов. К-рам отдел. сотен,
К-рам креп. мин. рот и саперных 480

Мл. шт.-оф-ры пех., кав. и каз. Ротные, эск. и сот. к-ры,
Завед. хоз. в отдел. б-нах и дружинах 360

Старш. оф-ры в б-реях (по одному), Об.-оф-ры для поручений при
окр., штабах, Ком. в-ми, Ном. стар, адъют., Ст. адъют. корп. и дивиз.
штабов, упр-ниях отдел, бр-д., У. в. н-ки низш. разр., Н-ки стр. отд.
кр. 3 кл. 300

Стар. оф-ры (прочие) в б-реях, летуч., горных и рез. парках, в саперн.
б-нах и отдел. ротах, креп. и мин. рот. Коменданты ж-дор. станций.
Завед. учебными командами, смотрители бр-дного лазар.
(в стрелк. бр-дах) 180

Должностные оф-ры (полк. адъют., казн., завед. оруж., охотн.
ком., лазар.) в пех., кав., каз. полках; в артил. бр-дах, полках и
б-реях и отдел. б-нах, сотнях, дивизионах и эск-нах; мл. оф-ры
офицерских школ, завед. арт. уч. ком 96

Оф-рам обуч. в спец. школах инж. в. и завед. зан. с ун.-оф-рами 60

С уважением. Сергей
От C.КАРА-МУРЗА
К Кактус (15.02.2007 17:28:35)
Дата 16.02.2007 15:28:10

Re: О материальном положении офицеров

Вот общие суждения о материальнос положении офицеров в начале ХХ в. Назван средний «прожиточный минимум» холостого офицера до капитана для 1898 г. – 490 руб.: «В книге П.А. Зайончковского "Самодержавие и русская армия XIX - XX столетий" приводится расходный бюджет холостого офицера российской армии в 1898 году. Это, по-видимому, справочный документ Военного Министра А.Н. Куропаткина, поскольку в то время готовилось правительственное решение о повышении окладов офицерам. Холостой офицер ниже капитана расходовал в год 624 рубля 52 копейки. Вычтем из них "чисто офицерские" расходы: взносы в офицерский заемный капитал и офицерское собрание 39 руб.60 коп., уставы и наставления 17 руб., табак 25 руб. и расходы на извозчиков 60 рублей, всего 141 руб. 60 копеек. Получается, что для среднего уровня материальной обеспеченности холостому мужчине требовалось 490 рублей в год». Это больше окладов до повышения 1902 г.
Выдержки из обзоров с сайта http://militera.lib.ru/science/vs17/39.html. Цитаты указаны с именами.

А. Деникин: Я принял российский либерализм в его идеологической сущности, без какого-либо партийного догматизма… В офицерах подозревали противников «существующего строя» еще до революции, хотя русское кадровое офицерство было в целом лояльно, монархически настроено... Действительно, жизнь как будто толкала офицерство на протест в той или иной форме против «существующего строя». Среди служилых людей с давних пор не было элемента настолько обездоленного, настолько необеспеченного и бесправного, как рядовое русское офицерство. Буквально нищенская жизнь, попрание сверху прав и самолюбия; венец карьеры для большинства — подполковничий чин и болезненная, полуголодная старость.
**
Оскорбляло и угашало дух, однако, то, что начиная с конца XIX века «содержание офицера было нищенским» (Н. Обручев), «жизнь массового армейского офицерства была всегда полуголодным переползанием из года в год» (А. Мариюшкин), его дух постоянно подрывали «ежедневная будничная нужда и лишения своей семьи» (А. Геруа). Денег на жизнь и потребности, соответствующие высокому статусу офицера и его напряженному труду, катастрофически не хватало, Материальная необеспеченность не содействовала спокойствию духа офицеров на войне и в мирное время, не позволяла им, при всем патриотизме, полностью отдаваться военному делу, заниматься самообразованием, идти по пути умственного развития, вынуждала значительную часть времени (и мыслей) тратить на поиск дополнительных средств существования. Следствием нужды были забвение офицером военного долга, эксплуатация служебного положения и казенного имущества в личных интересах, карьеризм, появление «офицеров-коммерсантов».
В наше время материального оскудения дворянского сословия людей с независимыми средствами немного и в военной службе. Большая часть служит, главным образом, ввиду получаемого на службе содержания. Это люди, которые прекрасно ознакомлены с нуждой, так как военная служба, при всей своей почетности, есть самая невыгодная по денежному вознаграждению. Тем не менее с повышением в чинах и назначением на самостоятельные должности, оклады содержания военнослужащих достигают размеров, достаточно хорошо обеспечивающих приличное существование не только человека одинокого, но и людей семейных. Правда, такое благополучие наступает довольно поздно, когда служба подходит к концу, чувствуется порядочное утомление и в душу закрадывается желание пожить на склоне лет для себя... Многие бывают вынуждены продолжать службу иной раз всю жизнь, чтобы могла существовать их семья... Процветание в войсках семейной жизни, в связи с отсутствием у большинства каких бы то ни было собственных средств и крайней недостаточностью послеслужебного обеспечения и являются главными обстоятельствами, удерживающими многих на службе дольше того времени, чем можно желать в интересах службы (1913).
Не имея возможности, но и не всегда желая обеспечивать офицеру «полное» существование, руководство армией предпочитало ограничивать права офицера на вступление в брак: офицеру воспрещалось жениться до достижения возраста 23 лет, требовалось разрешение командира на брак, заключение общества офицеров о «благопристойности» брака и внесение реверса (дополнительного денежного обеспечения) до 28 лет. Эти ограничения планировалось ужесточить еще больше. Требуя брачного обеспечения, закон фактически признавал неспособность офицера содержать семью без посторонней помощи, быть мужем, т.е. «опорою, главою и кормильцем семьи». Эта ситуация ставила офицера в положение неполноценного гражданина, подрывала его престиж в глазах общества, вызывала иронический взгляд на него, снижала авторитет. Вместо увеличения жалованья женатым офицерам предпочитали дискутировать по проблеме «какие офицеры являются более ревностными служаками: холостые или женатые?» Офицерам пришлось отстаивать свое право на семейную жизнь, доказывая, что только женатые, признавая службу источником средств для существования, могут дорожить ею по-настоящему, что именно они более серьезно выполняют обязанности, вносят дух порядка и порядочности отношений в полковую семью, благотворно влияют на молодежь.
**
Военный министр 1905-1909 гг. генерал А. Редигер: «Среди массы наших дефектов и нужд я лично ставлю на первую очередь улучшение материального положения офицерства, так как при наступившей дороговизне оно уже бедствует, а это угашает дух. Я не мечтаю о коренном разрешении вопроса, а лишь о прибавке по двести сорок рублей в год батальонным и ротным командирам и младшим штаб-офицерам, это немного, но все же подымет их дух, и младшие офицеры будут видеть, что с получением роты есть возможность быть сытым» [Редигер А. История моей жизни. Воспоминания военного министра. В 2-х томах. Т. 1. — М.: Канон-пресс-Ц, Кучково поле, 1999. — С. 506].
А. Редигер: «Материальное положение офицеров всегда было плохим, если, тем не менее, военная служба привлекала многих, то это в значительной степени объяснялось почетом, которым пользовались офицеры не только в войсках, но и в обществе, теперь же и этот почет был утрачен, и офицерский мундир стал мишенью для всяких нападок. Весьма многие шли в офицеры главным образом потому, что подготовка к офицерскому званию требовала минимальных расходов, и получив это звание, старались при первой возможности перейти на другую, более выгодную службу, казенную или частную, или, по крайней мере, устроиться на военной же службе, но вне строя. Корпус офицеров в строевых частях поэтому представлял собою «бочку Данаид» с громадной течью, с трудом пополняемую выпускниками из военно-учебных заведений. Теперь же эта утечка офицеров, составляющих душу армии, еще усилилась, и некомплект офицеров принял тревожные размеры» [там же].
А. Деникин: Русский офицер никогда не был ни наемником, ни опричником. Забитый, загнанный, обездоленный… условиями старого режима, влача полунищенское существование, наш армейский офицер сквозь бедную трудовую жизнь свою донес, однако, до Отечественной войны — как яркий светильник — жажду подвига. Подвига —для счастья Родины. Пусть же сквозь эти стены услышат мой призыв и строители новой государственной жизни. Берегите офицера. Ибо от века и доныне он стоит верно и бессменно на страже русской государственности, сменить его может только смерть» [цит. в: Керсновский А.А. История Русской Армии. — М.: Воениздат, 1999. — С. 760- 761].


От Александр
К C.КАРА-МУРЗА (16.02.2007 15:28:10)
Дата 17.02.2007 07:02:30

Re: О материальном...

> Получается, что для среднего уровня материальной обеспеченности холостому мужчине требовалось 490 рублей в год». Это больше окладов до повышения 1902 г.

Кстати в художественной литературе бросается в глаза зависимость офицера от доходов "с деревни". Тот же Митя из Братьев Карамазовых. Читаешь и думаешь - им что, жалования мало? Жили же советские офицеры без имений, и ничего. Правда и жизнь штабс капитана "в простой избе" с точки зрения Федора Михалыча трагедия.
----------------------
http://orossii.ru
От Кактус
К C.КАРА-МУРЗА (16.02.2007 15:28:10)
Дата 16.02.2007 16:47:31

Да, все верно. Спасибо. (-)
От Руслан
К Кактус (15.02.2007 17:28:35)
Дата 15.02.2007 23:14:22

Непонятно, почему разговор вокруг офицеров?

В СССР они были явно в привилегированном положении. ЗП комвзвода - 280р. если мне не изменяет память. Эта нижняя граница. Плюс пайки, надбавки, год за полтора, на пенсию в 40 лет, высокая пенсия.
От Кактус
К Руслан (15.02.2007 23:14:22)
Дата 16.02.2007 09:11:35

Re: Непонятно, почему...

Здравствуйте!

>В СССР они были явно в привилегированном положении. ЗП комвзвода - 280р. если мне не изменяет память. Эта нижняя граница. Плюс пайки, надбавки, год за полтора, на пенсию в 40 лет, высокая пенсия.

Просто по ним есть данные в одном месте и порядок цифр позволяет судить о материальном положении интеллигенции в целом. Скептик опирается на статью историка белого движения Волкова, в которой достоверные данные подобраны тенденциозно. Опровергать приходится не дилетанта Скептика, а профессионала Волкова, который проделал большую работу. Для этого нужно долго собирать данные из разных источников. Быстро не получится. Тактика Скептика простая – нашумел и исчез, «а осадок остался». Ему нужно или отвечать сейчас, или вообще не замечать.

По рассказам отца офицерские привилегии свел на нет Хрущев. Уже на моей памяти в середине 70-х зарплата у командира взвода в звании лейтенанта армии была 190 руб., а у машиниста шагающего экскаватора на руднике – 600 руб. Срок выхода на пенсию – одинаковый: офицеров не увольняли ранее 45 лет, а рабочий с «горячим» стажем (металлург или горняк) мог уйти раньше общего срока. И в армии и на гражданке, кто нес большую нагрузку - больше и получал, даже с поправкой на уравниловку.

С уважением. Сергей
От Скептик
К Кактус (16.02.2007 09:11:35)
Дата 16.02.2007 22:00:10

Утю-тю, какой шустрый

" Опровергать приходится не дилетанта Скептика, а профессионала Волкова, который проделал большую работу."

Да вы тут все, включаю Кара-Мурзу, дилетанты. Можно подумать вы -историк, изучавший профессионально интеллектуальный слой Рос. империи. Или может, Кара-Мурза , историк?

"Тактика Скептика простая – нашумел и исчез"

Никуда я не исчез, не дождетесь. С самого начала существования форума я здесь. И ресурс Контр-тв никуда не исчез, четыре года ему уже.

" или вообще не замечать."

Не можете вы меня не замечать.

От Iva
К Руслан (15.02.2007 23:14:22)
Дата 16.02.2007 07:31:42

Re: Непонятно, почему...

Привет

Потому, что падение их уровня, как материального, так и статусного в 70-е ( и в 60е) объясняет их поведение в 1991.


>В СССР они были явно в привилегированном положении. ЗП комвзвода - 280р. если мне не изменяет память. Эта нижняя граница. Плюс пайки, надбавки, год за полтора, на пенсию в 40 лет, высокая пенсия.

Высокая. Но уже далеко не такая как в 1940-50х, когда майор мог содержать 6-7 человек иждевенцев
А 280 - это в начале 80-х - зарплата водителя автобуса в Москве.

Владимир
От C.КАРА-МУРЗА
К Кактус (15.02.2007 17:28:35)
Дата 15.02.2007 18:52:21

Re: Спасибо, ценная книжка. А более поздних нет? (-)
От Кактус
К C.КАРА-МУРЗА (15.02.2007 18:52:21)
Дата 16.02.2007 08:35:53

Re: Спасибо, ценная...

Здравствуйте!

У меня более поздних данных нет. Такой же справочник 1913 года издания с последними дореволюционными окладами офицеров есть у историка Алексея Исаева. Я попробую задать ему вопрос на ВИФ-2.

С уважением. Сергей
От C.КАРА-МУРЗА
К Кактус (16.02.2007 08:35:53)
Дата 16.02.2007 17:36:21

Re: Самое точное, что я нашел

Это данные о численности офицеров в разные годы и точные расходы на денежное довольствие всей армии из ведомости Военного министерства 1901 г. Видимо, можно найти и за все годы. Там больших окладов не получается. Смотреть надо не утвержденные в реформе оклады, а реально выплаченные. У нас сейчас бюджетникам ежегодно повышают оклады. Я - бюджетник высокого разряда. Мне за 5 лет ни разу не повысили. Дают надбавки, если в институте есть лишние деньги.
От Скептик
К C.КАРА-МУРЗА (16.02.2007 17:36:21)
Дата 16.02.2007 22:08:24

И как вы считали?

"Это данные о численности офицеров в разные годы и точные расходы на денежное довольствие всей армии из ведомости Военного министерства 1901 г. Видимо, можно найти и за все годы. Там больших окладов не получается."

А как вы считали? После ваших подсчетов с "квотами" у меня сомнение в вашей компетенции в области математики.
От C.КАРА-МУРЗА
К Скептик (16.02.2007 22:08:24)
Дата 17.02.2007 08:46:53

Re: А вы Деникина спросите, читал ли он Волкова и Вас (-)
От Скептик
К C.КАРА-МУРЗА (17.02.2007 08:46:53)
Дата 17.02.2007 11:39:59

Вы тоже не скромничайте, обращайтесь прямо к Ленину, читал ли Ленин вас (-)
От Руслан
К Скептик (17.02.2007 11:39:59)
Дата 18.02.2007 23:06:47

Волков, Русский офицерский корпус, Глава V. Благосостояние и быт

http://militera.lib.ru/h/volkov_sv1/05.html



Глава 5.
Благосостояние и быт

Жалованье и другие виды содержания
При создании русской регулярной армии офицерам было установлено довольно высокое по тем временам довольствие. Первое время (по штатам 1711 г.) существовала весьма значительная разница в содержании русских и иностранных офицеров, перешедших на русскую службу. Однако уже в 1720 г. по мере ослабления потребности в офицерах-иностранцах эта разница устранена. Помимо основного жалованья офицеры получали различные добавочные суммы (например, рационные для лошадей, на содержание денщиков), а также квартиры и пастбищные угодья для лошадей. Сумма добавочных выплат составляла от четверти до трети основного оклада. При взгляде на оклады петровских времен (см. табл. 54) бросается в глаза резкий разрыв между штаб-офицерскими и генеральскими (жалованье генерал-майора в 3 раза больше жалованья полковника), а также огромная разница в окладах высших и нижних чинов (жалованье полного генерала превосходило жалованье прапорщика более чем в 40 раз; в середине XIX в. — не более чем в 6–7 раз){216}.

В целом же, учитывая уровень цен того времени, следует признать, что даже младшие офицеры в начале XVIII в. занимали в обществе по материальному обеспечению весьма завидное положение, стоя по этому показателю выше служащих гражданских ведомств и вообще являясь наиболее высокооплачиваемой группой общества. В дальнейшем основной тенденцией было выравнивание разницы между генеральскими и офицерскими окладами и некоторое увеличение окладов младших офицеров, приближение их к штаб-офицерским. В 30-х гг. XIX в. (указы от 1 января 1835 г. и 6 декабря 1838 г.) жалованье офицерам увеличено (см. табл. 55). Одновременно стали больше выплачивать столовых денег. Штаб — и обер-офицеры, не получавшие столовых денег, во время сборов стали получать порционные — по 57,5 и 28,5 коп. в сутки соответственно{217}.

В 1843 г. было утверждено новое положение о военных врачах, которые до того получали довольно низкое содержание по чинам. Теперь же после каждых 5 лет службы жалованье им увеличивается на ¼, удваиваясь таким образом после 20 лет службы. После 30 лет службы этот оклад обращался в пенсию, которую военный врач мог получать и оставаясь на службе, увеличивая таким образом вчетверо свой начальный доход. Если прежде минимальный оклад составлял 171 руб. серебром, то к 1850 г. — 250 руб.; в такой же пропорции увеличились и высшие оклады{218}.

Следующее увеличение офицерского содержания последовало в конце 50-х гг. В марте 1858 г. вдвое увеличены суммы квартирных денег (которыми, начиная с 1816 г., постепенно заменялась натуральная постойная повинность), и в том же году было принято решение об увеличении жалованья всем офицерам. Изменение окладов (армейская пехота) показано в таблице 56{219}.

Однако этого было явно недостаточно. Конечно, в абсолютных цифрах офицерские оклады все время росли, но росли и цены. По сравнению с началом XVIII в., например, оклады младших офицеров выросли почти вдвое, но в то время покупательная способность рубля была в несколько раз выше, по крайней мере в 4–5 раз (например, четверть муки тогда обходилась казне 0,6–0,9 руб., тогда как в середине 60-х гт. XIX в. — 6–8 руб.). Поэтому по сравнению с XVIII в. материальное положение офицеров в общем-то ухудшилось. Офицерское содержание в русской армии к 1865 г. было меньше, чем в ряде европейских армий, сопоставимых с ней по организации и численности, например австрийской. В русской армии того времени полный генерал получал жалованье 1695 руб. в год, генерал-лейтенант — 1356, генерал-майор — 1017 и некоторые другие выплаты (столовые, квартирные деньги). У младших офицеров эти выплаты составляли менее трети от размера основного оклада (офицеры в должностях ниже командира роты столовых денег, в частности, вообще не получали), и лишь у генералов и полковников они были достаточно высоки, превышая основной оклад. В австрийской же армии (в переводе на рубли) годовое жалованье полного генерала составляло 5292 руб., а вместе с дополнительными выплатами — 8908 руб., генерал-лейтенанта соответственно 3964 и 7525, генерал-майора — 2646 и 4664, полковника — 1587 и 2464, подполковника — 1058 и 1740, майора — 794 и 1476, капитана 1-го класса — 672 и 920, капитана 2-го класса — 469 и 611, поручика — 332 и 445, подпоручика 1-го класса — 302 и 415, подпоручика 2-го класса — 272 и 385. Как нетрудно заметить, основное жалованье только самых младших офицеров не очень существенно отличалось в обеих армиях, а у высших чинов австрийской армии оно было вдвое, у генеральских — почти втрое выше, чем в русской. Кроме того, как с тревогой отмечалось военной общественностью, стоимость удовлетворения различных культурных и бытовых потребностей в России была выше, что усугубляло положение русских офицеров{220}.

В русской армии XIX в. существовали три основных вида выплат офицерам: жалованье (в зависимости от чина), столовые деньги (в зависимости от должности) и квартирные (в зависимости от чина, города и семейного положения). Офицерское содержание в армии в конце 60-х гг. показано в таблице 57.

Квартирные деньги выплачивались в зависимости от стоимости жилья в той местности, где служил офицер. Например, в Петербурге младшие офицеры получали в год 114 руб., в Вильно — 168, на Кавказе по I категории женатые — 246, неженатые — 162, по II категории женатые — 126, неженатые — 78. Штаб-офицеры — соответственно 284, 200–300, 408, 324, 204 и 156 руб., генерал-майоры — 857, 1000, 720, 636, 396 и 288 руб. и т. д.

Столовые деньги выплачивались командирам частей и подразделений по должности: командующий войсками военного округа получал 3500 руб., начальник дивизии — 1961, командир артиллерийской бригады — 1500, командир полка — 980, командир батальона — 280, командир роты — 138 руб.{221}.

Довольно сложная система жалованья существовала на флоте. Оклады офицеров там сильно различались в зависимости от характера службы в данное время: береговой (во время пребывания на берегу), для внутреннего плавания (в прилегающих морях) и для заграничного плавания. Кроме того, существовали три разряда в зависимости от места службы. Жалованье 1-го разряда (наименьшее) получали офицеры Балтийского и Черноморского флотов (т. е. более 90% всех морских офицеров), 2-го — Каспийской флотилии и 3-го — служившие на Тихом океане. Все заграничное плавание приравнивалось к 3-му разряду. Общее представление об окладах морских офицеров (руб. в год) в середине XIX в. дает таблица 58 (берется жалованье 1-го разряда){222}.

Столовые деньги также делились на береговые и морские и зависели от должности (см. табл. 59).

Рост цен ставил офицеров, не имевших других средств к жизни, кроме содержания, в затруднительное положение. Но только во второй половине 60-х гг. были предприняты некоторые частные меры по его увеличению. В 1866 г. офицерам и военным чиновникам стали выплачивать суточные деньги при нахождении в передвижении более трех дней по 2,5 руб. генералам, 1,5 руб. штаб-офицерам и 0,75 руб. обер-офицерам и на лагерных сборах (по 60 коп. штаб — и 30 коп. обер-офицерам). Тогда же в распоряжение командующего Петербургским военным округом выделено ежегодно по 50 тыс. руб. для раздачи наиболее нуждающимся офицерам. В 1868 г. было разрешено выдавать единовременно по 100 руб. всем лицам, производимым в офицеры из нижних чинов армейской пехоты и саперных бригад, а для пособий нуждающимся армейским офицерам ежегодно отпускать на каждый полк по 1200 руб. (предполагалось, что таковых в полку примерно одна треть, т. е. около 20 человек, и на долю каждого придется по 60 руб.). Но эти меры не смогли существенно поправить дело, и в докладе по Военному министерству 1. 1 1870 г. подчеркивалось, что «лучшие, наиболее развитые и приготовленные офицеры, не вынося борьбы с материальными нуждами, оставляют ряды армии, имея возможность скорее других приискать себе более выгодные условия жизни в других отраслях государственной службы и в частных предприятиях»{223}.

С 1. 1 1872 г. произошло увеличение столовых денег, разбитых на 12 разрядов от 2400 до 180 руб. Высший разряд предназначался начальникам дивизий, которым было также назначено прибавочное содержание в 1500 руб. Командирам полков определено по 1500 руб. столовых и 1200 прибавочных денег, батальонным и ротным командирам — по 600 и 300 руб. столовых соответственно. Всем младшим офицерам, не получавшим столовых денег, определены порционные — по 96 руб. в год. Пособие портупей-юнкерам армии при производстве их в офицеры увеличено со 100 до 150 руб. Пособия армейским офицерам отменены, а суммы эти направлены на улучшение их быта (в том числе 50% на устройство и содержание офицерских собраний и столовых и 25% на офицерские библиотеки){224}.

Что касается офицеров казачьих войск, то их оклады, установленные в 1841 г., составляли около ⅔ оклада в регулярной кавалерии, и когда жалованье армейским офицерам было повышено, эта разница еще больше возросла. Однако уже с 1859 г. офицеры Донского казачьего войска были приравнены по оплате к регулярной кавалерии. В следующем году это было распространено на Оренбургское и Уральское войска, а в 1861 г. — на Кубанское, Терское и Сибирское{225}.

Кроме того, в казачьих войсках офицеры получали на определенный срок участки земли. По положению 1870 г. казачьи офицеры, владевшие или имеющие право на владение такими участками, получали их в потомственную собственность. При этом для Кубанского и Терского войск размеры участков устанавливались следующие: генералам — по 1500, штаб-офицерам — по 400 и обер-офицерам — по 200 десятин{226}. Не получившие землю взамен имели право на пенсию из войскового капитала. В 1873 г. это положение распространено на Астраханское, в 1875 г. — на Оренбургское и в 1877 г. — на Сибирское войско. Размеры участков (в десятинах) показаны в таблице 60.

В Уральском войске, где традиционно сложилось общинное владение землей, с 1877 г. все офицеры вместо надела получали пенсии из войскового капитала{227}. С этого времени офицеры уже всех казачьих войск были сравнены в окладах с регулярной кавалерией. С 4 декабря 1876 г. все казачьи офицеры в обязательном порядке участвовали в эмеритуре.

На флоте в отличие от армии в 1856–1874 гг. несколько раз повышали основные оклады жалованья офицеров. Годовое содержание при 3-месячном внутреннем плавании показано в таблице 61{228}.

На флоте производились также некоторые другие выплаты (см. выше), и, кроме того, морские офицеры получали пособия на детей, для чего надо было прослужить определенное число лет и «сделать несколько морских кампаний», — так, чтобы сумма их равнялась 24 (например, прослужить 20 лет и за это время «сделать» 4 кампании, или за 19 лет — 5 кампаний и т. д.). На раненых офицеров это право распространялось независимо от выслуги. На детей 8–12 лет платили 100 руб. в год, на детей 12–17 лет — 250. Сиротам деньги выплачивались и в более раннем возрасте: до 5 лет — 50 руб., в возрасте 5–12 лет — 100{229}.

Материальные льготы, которыми пользовались офицеры в «общегражданской» сфере, были в общем незначительны. С середины 80-х гг. всем офицерам и военным врачам было предоставлено право проезда по железным дорогам во II классе с платой по тарифу III класса, а генералам, полковникам — командирам частей и военным врачам в чине статского советника и выше — в I классе с платой по тарифу II класса. Строевые штаб — и обер-офицеры (по соглашению между Военным министерством и министерством Императорского двора) имели право посещать театры за половинную стоимость билетов. Состоящие на действительной службе офицеры и военные чиновники с разрешения командующего войсками военного округа могли обучаться в гражданских высших учебных заведениях в качестве вольнослушателей.

В 1890 г. введены правила о выдаче пособий офицерам на воспитание детей в отдаленных местностях: в низших учебных заведениях — по 120 руб. в год на ребенка, в средних — 240 и в высших — 360. Эти пособия отпускались из казны по требованию начальства офицеров (командиров частей и им равных), опекунов или учебных заведений, где учились офицерские дети. Выплата могла производиться и по полугодиям, и раз в год. Для отпуска денег требовалось представить копию послужного списка и удостоверение учебного заведения о том, что дети воспитываются на казенный счет. Помимо пособий на образование назначались и пособия на пропитание детей, состоящих при родителях в отдаленных местностях: до 13 лет — по 100 руб. в год, от 13 до 18 лет — 150. Подъемные пособия для переезда в эти местности также выдавались офицерам (по приказу 1887 г.) с учетом состава семьи.

Одной из форм материальной помощи являлись офицерские заемные капиталы, существовавшие на различных основаниях и дававшие возможность получать в долг деньги на необременительных условиях. Они образовывались из обязательных вычетов из жалованья и средств полка. Вычеты вместе с наросшими процентами составляли собственность офицера, а остальные деньги — их общее достояние. 23.8 1878 г. было принято положение, согласно которому участие в заемном капитале всех офицеров части являлось обязательным. В 80-х гг. произошло дальнейшее увеличение столовых денег (см. табл. 62){230}.

Однако основные оклады жалованья оставались практически прежними, и с ростом цен в 80–90-х гг. XIX в. материальное положение офицеров обострилось. Помимо снижения абсолютного жизненного уровня необходимо учитывать особенно резкое и заметное снижение уровня материального благосостояния офицеров относительно других групп населения. Достаточно сказать, что в 1896 г. среднегодовая зарплата рабочих механических и машиностроительных заводов Петербургской губернии составляла 362 руб., равняясь жалованью командира роты (366 руб.) и превосходя жалованье младшего офицера-подпоручика (294 руб). Учитывая и другие выплаты, подпоручик получал в месяц 39 руб. 75 коп., поручик — 41 руб. 25 коп., штабс-капитан (не командир роты) — 43 руб. 50 коп., тогда как средний заработок мастерового в Петербурге в 1891– 1901 гг. составлял от 21 руб. 70 коп. до 60 руб. 90 коп. в месяц.

Разрыв между окладами генералитета и младших офицеров был особенно велик за счет так называемых «добавочных» денег, получаемых обычно полковыми командирами (1200 руб.) и генералами (2400–1500 руб.).

В других ведомствах оклады были выше. В пограничной страже, например, подведомственной Министерству финансов, корнет получал помимо квартирных обычный оклад — 857 руб., а усиленный — 1083, поручик — 935 и 1101, ротмистр — 1158 и 1443 соответственно. Положенные офицерам с середины XIX в. квартирные деньги давно уже не отвечали своему назначению из-за роста цен на жилье. Весьма невыгодно отличалось обеспечение русских офицеров от обеспечения офицеров других европейских армий. Если генеральское содержание было примерно одинаковым, а полковник в русской армии получал даже больше, чем в других, то вся остальная масса русских офицеров, особенно младших, имела худшее обеспечение (см. табл. 63). В самом конце XIX в. такое положение, когда, по выражению военного министра Ванновского, «сиделец в кабаке более офицера получает», признано нетерпимым и был издан приказ (15.6 1899 г.) о повышении жалованья и столовых денег строевым офицерам, причем в первую очередь и в наибольшей степени — младшим офицерам до штабс-капитана включительно. Общий объем содержания (без квартирных) показан в таблице 64.

За год до этого были увеличены и суммы квартирных денег. Теперь они подразделялись на 8 разрядов в зависимости от местности и составляли: для полных генералов — от 500 до 2000 руб. в год. для генерал-лейтенантов — 400–1500, генерал-майоров — 300– 1000, полковников (командиров полков и отдельных частей) — 250–800, остальных штаб-офицеров — 150–600, командиров рот — 100–400 и для младших офицеров — 70–250{231}. В 1902 г. было увеличено содержание военным чиновникам, офицерам, находящимся на нестроевых должностях, и военным врачам.

Говоря о материальном положении офицеров, следует иметь в виду еще и следующее обстоятельство. Если в XVIII — начале XIX в. значительная часть офицеров владела земельной и иной собственностью и жалованье не составляло для них единственного источника существования, то уже в середине XIX в. это стало именно так. Широко распространенное и усиленно внедрявшееся в советский период по идеологическим соображениям представление о том, что «до революции» офицеры были, как правило, помещиками, не имеет ничего общего с действительностью. В конце XIX в. среди всех вообще потомственных дворян империи помещиками были не более трети, а среди служивших их было и совсем мало (поскольку у землевладельцев не было в службе особой необходимости). Среди офицеров же выходцы из потомственных дворян составляли менее половины. Так что даже если считать, что доля помещиков среди потомственных дворян, служивших офицерами, такая же, как доля помещиков среди всех потомственных дворян, то в конце XIX — начале XX в. среди всех офицеров помещиков не могло быть более 10–15%.

Реально же их было много меньше. В 1903 г. даже среди генерал-лейтенантов помещиками (считая и собственность их жен) были только 15,2%, среди полных генералов — 35%, а среди офицеров (за исключением гвардейской кавалерии) лишь единицы обладали какой-либо собственностью. Достаточно сказать, что среди армейской элиты — генерал-майоров и полковников Генерального штаба не имели собственности более 90% (генералов — 89,8%, полковников — 94,8%). При этом среди генералов земельную собственность имели только 13 из 159 (8,1%), а еще у 4 (2,1%) были собственные дома; среди полковников имели землю 12 из 283 (4, 2%) и 3 — собственные дома (lYo)232. Поэтому проблема жалованья для офицеров была важнейшей, определявшей целиком их быт и семейное положение (о чем будет сказано ниже) точно так же, как проблема пенсионного обеспечения целиком определяла средства существования офицера и его семьи после отставки.


Пенсии и обеспечение семей
Пенсионное обеспечение в XVIII в. являло собой источник средств к существованию тех из отставных офицеров, кто не имел никакого имущества, а также их семьям. Пенсия тогда не рассматривалась как положенное каждому вознаграждение за службу. В 1764 г. для военных и гражданских чинов за 35-летнюю службу введены пенсии в размере половинного оклада жалованья (в том случае, если за время службы не было серьезных взысканий). Пенсии могли выплачиваться и в случае увечья или ранений, мешающих продолжать службу, но в целом пенсионное обеспечение не было должным образом упорядочено.

В самом начале XIX в. для решения вопроса о пенсиях была образована специальная комиссия. Результатом ее работы явилось издание указа от 21 мая 1803 г., который определял: офицеры, прослужившие беспорочно 20 лет, получали инвалидное содержание, 30 лет — половинное по чину жалованье, а 40 лет — полное жалованье в виде пенсии. При этом ставших неспособными к службе из-за полученных в боях ранений положено было обеспечивать «приличным службе» содержанием независимо от выслуги. Срок выслуги считался с момента поступления на действительную службу (время пребывания в кадетском корпусе не засчитывалось).

Оклады инвалидного содержания определялись ранее в размере ⅓ жалованья по штатам 1763 г. подполковникам (и всем гвардейским обер-офицерам) — 120 руб. в год, майорам — 100, капитанам — 65, поручикам — 40. подпоручикам и прапорщикам — по 33 руб. Однако к началу XIX в. цены и оклады офицеров увеличились, и поэтому в новом законодательстве предусматривалось три класса окладов инвалидного содержания. По 1-му классу полагалась ⅓ жалованья, но по штатам пехотных полков 1802 г. (подполковник — 558–690 руб., майор — 434–530, капитан и штабс-капитан — 340– 400, поручик — 237–285, подпоручик и прапорщик — 200–236); этот класс давался прослужившим беспорочно 20 лет или уволенным по неспособности из-за болезни. По 2-му классу полагалось содержание в ⅓ жалованья по штатам 1763 г.; этот оклад давался вышедшим в отставку до издания нового указа «на свое пропитание» по собственному желанию или без него, но не по суду. 3-й класс составлял ⅔ оклада по 2-му классу, он давался уволенным со службы по решению суда, «чтобы не оставить без призрения и доставить им по человеколюбию некоторый способ к пропитанию».

Таким образом было предусмотрено, чтобы никто из бывших офицеров не остался без средств к существованию и не позорил бы офицерское звание нищенством. С той же целью, предоставив всем уволенным обеспечение, было предписано следить, «дабы те из них, которые, желая лучше из одного в другое место уклоняться и являемою бедностию приводить в жалость легковерных, нежели жить спокойно там, где могут иметь назначенное содержание, не обращались в таком несвойственном чину офицера поведении».

Офицерам, определенным на инвалидное содержание, предоставлялись квартиры в Воронеже, Саратове, Пензе, Перми, Казани, Тамбове, Костроме, Курске, Орле и Ярославле, а затем также во Владимире, Вологде, Нижнем Новгороде, Екатеринославе, Полтаве, Харькове, Симбирске, Тобольске и Чернигове. Уволенных в отставку за дурное поведение или замеченных в таковом в отставке также переводили на низший оклад. На этот же оклад зачислялись лица, не выслужившие срока, но подавшие прошения о пенсии после нахождения в отставке более 8 лет (за исключением тех, кто давал при отставке подписку о том, что не будет просить о казенном содержании). С 1811 г. офицеры, находящиеся на инвалидном содержании высшего разряда, зачислялись в создаваемые уездные инвалидные команды.

Кроме того, для части офицеров были созданы инвалидные дома, где они находились на казенном содержании. Первый инвалидный дом на 30 офицеров учрежден в 1805 г. в Сергиевской пустыни под Петербургом на средства графов Зубовых. В 1809 г. по его образцу созданы государственные инвалидные дома в Петербурге, Москве, Киеве, Чернигове и Курске.

Пенсионное обеспечение семейств офицеров в XVIII в. законом предусмотрено не было. Пособия, выдаваемые императором вдовам, детям и малолетним братьям и сестрам умерших офицеров (довольно многочисленные), не имели единой системы и зависели от обстоятельств. Законодательное оформление выдач пособий этим лицам началось с 1809 г., когда постановлением Государственного совета для офицерских вдов старше 40 лет (или моложе, но обладающих увечьем, мешающим им выйти замуж) были назначены пенсии в 1/8 оклада мужей. Для получения пенсии требовалось представить свидетельство от последнего начальства мужа или трех штаб-офицеров о том, что они являются законными женами и не имеют недвижимости, приносящей доход в размере, превышающем годовой оклад мужа. Просить пенсию можно было в течение 10 лет со дня смерти мужа, не обратившиеся за пенсией в этот период теряли на нее право; при выходе замуж пенсия не выплачивалась. Сироты обеспечивались содержанием независимо от времени обращения за пенсией, но дочерям оно прекращалось с замужеством.

В отношении семей офицеров, убитых и умерших от ран, законодательство было совершенно иным. Еще указом 1799 г. установлено, что жалованье по чину всех погибших в боях офицеров выплачивается в полном объеме их вдовам пожизненно (с 1803 по 1809 г. даже в случае вторичного замужества), а детям — до совершеннолетия (сыновьям — до 16 лет или поступления на службу, дочерям — до замужества или помещения в воспитательное заведение). До 1809 г. пенсии выплачивались Комиссариатским департаментом, а после — Государственным казначейством. Пенсии за погибших офицеров могли назначаться в ряде случаев и их матерям.

Следует иметь в виду, что пенсии, даваемые по выслуге 30 и 40 лет, в принципе предназначались офицерам, не имевшим никаких иных средств, но при отсутствии четких указаний на это в законодательстве стали иногда выплачиваться всем, почему в 1804 г. было сделано соответствующее указание. Раненым и увечным в 1807 г. определена пожизненная пенсия в размере полного оклада жалованья с пособием на проезд к избранному месту жительства. В 1816 г. с повышением окладов офицерам соответствующим образом постепенно повышены и пенсии.

Назначали их по представлению начальства или по прошениям самих офицеров, подаваемым не позднее года со дня выхода в отставку. В представлении указывался возраст, имущественное положение, размер жалованья; излагалась служба со всеми обстоятельствами; прилагался послужной список и в случае болезни свидетельство врачебной управы. После привода к присяге на новый чин (большинство при отставке награждалось следующим чином) офицер исключался из списков полка с выдачей паспорта и обязан был сообщить в Военную коллегию о предполагаемом месте жительства, а начальство его обращалось в Министерство финансов по вопросу о пенсии. Основными мотивами в прошениях о пенсии были продолжительность службы, старость, болезни и большое семейство. Размер пенсий на практике очень сильно колебался, и известно множество случаев отступлений от установленных правил.

В 20-х гг. XIX в. началось создание системы законодательных актов, регламентирующих вопрос об офицерских пенсиях и пособиях. Устав 6 декабря 1827 г. определял, что пенсии чинам первых двух классов назначаются лично императором, а генерал-лейтенантам и ниже — по последнему получаемому ими жалованью по чину. Тем из офицеров, которые получали сверх жалованья столовые деньги по своей должности, размеры пенсии определяли по тем разрядам жалованья, какие применялись в отношении гражданских чиновников (если сумма жалованья и столовых была не ниже этих размеров), при этом генерал-лейтенанты были приравнены к 1-му разряду (4000 руб.), генерал — майоры — ко 2-му (3000), полковники — к 3-му 1-й степени (2000), подполковники — к 4-му (1200) и майоры — к 5-му (1000).

Таким образом, уволенные после издания нового положения получили большие, чем раньше, пенсии. Кроме того, были убавлены сроки выслуги для назначения пенсии: если ранее за 30 лет службы полагалось в пенсию половинное жалованье, а за 40 — полное, то с 1829 г. прослужившие 30 лет получали пенсию в размере ⅔ жалованья, а 35 лет — в размере полного жалованья.

Если раньше выходящие в отставку до выслуги 20 лет не получали никакого пособия, то теперь офицеры в случае отставки по болезни, прослужив не менее 10 лет, получали пенсию в размере ⅓ жалованья, не менее 20 лет — ⅔, а 30 лет — полного жалованья. Если же офицеры становились на службе полными инвалидами (паралич, лишение рассудка, потеря зрения и т. п.), то прослужившие не менее 1 года получали единовременно годовое жалованье, не менее 5 лет — пенсию в размере ⅓, не менее 10 лет — ⅔, а не менее 20 лет — полное жалованье. Кроме того, увольняемые после 20 лет службы на инвалидное содержание (т. е. переводимые в инвалидные команды) получали еще и ⅓ жалованья в виде пенсии, что превышало это содержание, даже если офицер служил до перевода в инвалидную команду во внутренней страже, где были самые низкие оклады. Время участия в боевых действиях считалось при выслуге к пенсии год за два.

С 1830 г. семьям умерших на службе, которые не дослужили не более 6 месяцев до более высокой ставки пенсии, такая пенсия все равно назначалась (если они прослужили не менее 25 лет). Время состояния в бессрочном отпуске (в запасных войсках) в срок выслуги к пенсии не включалось, за исключением времени, проведенного на сборах. При нахождении на службе по гражданскому ведомству офицерам, числившимся в запасных войсках и имевшим право на пенсию, она сохранялась (за исключением сборов, во время которых они получали военное жалованье). Офицерам, разжалованным по суду в рядовые и затем снова получившим офицерский чин, выслуга к пенсии считалась только со дня нового производства в офицеры (за исключением редчайших случаев, когда с 1830 г. по особому Высочайшему разрешению упоминание о разжаловании могло исключаться из послужного списка).

О назначении пенсии офицер подавал прошение по начальству на гербовой бумаге (о выдаче уже назначенной пенсии — на простой); о правах на пенсию или единовременное пособие требовалось объявлять в самом заявлении об отставке. Документами, свидетельствующими о праве на пенсию, являлись послужной список и свидетельство о болезни. Обычно пенсии назначались со дня увольнения от службы, но уволенных по инициативе начальства это касалось только в том случае, если они подали заявления о пенсии не позднее года (при нахождении за границей — 2 лет) со дня объявления им об увольнении. В противном случае пенсия начислялась со дня подачи заявления. Это же правило распространялось на лиц, не получивших своевременно свидетельство о болезни.

Порядок получения пенсий и пособий семьями умерших офицеров при Николае I остался в общем тем же, что и в начале XIX в.

Уставом 1827 г. подтверждалось, что вдовы и дети офицеров имеют право на пенсии, если мужья и отцы их: 1) убиты и умерли от ран; 2) умерли на службе, выслужив определенный срок; 3) умерли в отставке, имея пенсию или право на нее. Владение семьей умершего офицера какой-либо недвижимостью не было препятствием для получения пенсии, но зато важнейшим условием выплаты пенсии было беспорочное поведение самих наследников: бывшие под судом, а также ведущие, по донесениям губернаторов, недостойный образ жизни пенсий лишались.

Основной для начисления семейству офицера пенсии считалась та сумма, которую получал бы он сам, выйдя в отставку в день смерти. Вдове назначалась ½ пенсии мужа и на каждого из детей — ⅓ другой половины, так что полную пенсию получала вдова с тремя детьми. Круглые сироты получали до ¼ пенсии отца (в том числе и те, чья мать была лишена пенсии за недостойное поведение). С 1843 г. семьям умерших от ран на службе (не позднее чем через 10 лет после ранения) наравне с семьями убитых назначалась пенсия в размере полного оклада жалованья офицера. Порядок подачи прошений о пенсии семьями офицеров был тем же, что и для самих офицеров, при этом если уволенный офицер не заявил при отставке о правах на пенсию, то она терялась и для его семьи (сироты пенсии не лишались, но если, достигнув 16 лет, они сами пропустили срок подачи прошения, то она назначалась им со дня подачи прошения, а не со дня смерти отца). Выплата пенсий прекращалась: вдовам — в случае смерти, замужества, принятия монашества, приговора суда к «наказанию, бесчестие наносящему», сыновьям — в случае смерти, поступления в воспитательное заведение на казенное содержание, вступления в службу и достижения 18 лет, дочерям — в случае смерти, замужества, поступления в воспитательное заведение и достижения 21 года.

Единовременное пособие в размере годового оклада выдавалось, как уже упоминалось, офицерам, прослужившим менее 5 лет и уволенным по невозможности продолжать службу по болезни, и их женам (в случае смерти мужа). В отдельных случаях пособие могло назначаться особо заслуженным офицерам и военным чиновникам на время тяжелой болезни и прекращалось при поступлении вновь на службу (но только один раз, при следующем увольнении не выплачивалось). Офицерам-иностранцам и их семьям (даже не перешедшим в российское подданство) пенсии назначались с 1835 г. на общих основаниях, но только при проживании их в пределах России.

В связи с тем что некоторые офицеры, не имевшие права на пенсию, оказывались по выходе в отставку без средств к существованию, в 1850 г. было повелено (прецедентом послужила просьба подпоручика Фокеева, подавшего прошение об отводе ему с семьей участка земли «для прокормления с семейством») офицерам, не имеющим оседлости и средств к существованию, отводить земли на территории Оренбургского казачьего войска, но с тем чтобы более ни о каком пособии от казны не просили.

В середине XIX в. увеличены пенсии раненым офицерам по приказу от 26. 8 1856 г., причем весьма значительно (см. табл. 65){233}.

В 1859 г. было утверждено Положение об эмеритальной кассе военно-сухопутного ведомства. Суть состояла в том, что для выплаты пособий отставным офицерам и их семьям сверх обычных пенсий определялись вычеты из жалованья в размере 6%. Помимо этого выделялось 7,5 млн. руб. из Государственного казначейства и 825 тыс. руб. из сумм Военного министерства, чтобы выплаты могли начаться с 1865 г. Размер пенсий из эмеритуры обусловлен был правом на государственную пенсию (за 25 или 35 лет службы); если умерший офицер выслужил право на пенсию, то семья его приобретала право также и на эмеритальную пенсию.

Кроме того, в 1859 г. пенсионная система для офицеров была коренным образом изменена: пенсия теперь определялась не в зависимости от оклада жалованья, а по особой табели. Вновь установленные размеры пенсий по этой табели были следующими (руб. в год серебром): генералу — 1430 руб., генерал-лейтенанту — 1145, генерал-майору — 860, полковнику, получавшему столовые деньги, — 575, не получавшему — 515, подполковнику — 430–315 (в зависимости от рода войск), майору — 375–290, капитану — 430– 230, штабс-капитану — 345–215, поручику — 315–200, подпоручику — 290–175, прапорщику — 245–145.

В результате всех этих мер размеры пенсий (за 35 лет выслуги) значительно возросли, как показано в таблице 66 (данные по армейской пехоте){234}. Размер пенсий на флоте (где эмеритальная касса была введена в 1856 г.) показан в таблице 67 (берется минимальное жалованье 1-го разряда){235}.

Введение на флоте с 1856 г. эмеритальной кассы значительно улучшило пенсионное обеспечение. Практически это означало, например, что капитан 1 ранга или полковник, участвовавший в эмеритуре с самого начала, при выходе в отставку по болезни в 1880 г. получал бы в пенсию только на 160 руб. менее содержания на службе; прослужив 35 лет, он всего получал бы на 455 руб. больше, чем на службеОшибка! Недопустимый объект гиперссылки.. На эмеритальную кассу распространялось положение об обычной пенсии, согласно которому вдова получала половину пенсии, а несовершеннолетние дети — по ⅓ из другой половины. С 1865 г. произведенным в полковники при отставке пенсия платилась по чину подполковника. С 1869 г. офицерам, служащим на должностях чиновников, разрешалось начислять пенсию (если они 15 лет прослужили на чисто офицерских должностях) по классу своей должности, если таковая будет выше, чем пенсия по чину. Порядок назначения пенсий семействам умерших офицеров остался прежним.

С упразднением в 1884 г. чина майора в армии и уравнения пехоты и кавалерии со специальными войсками размеры пенсий стали назначаться всем офицерам по окладам специальных войск, т. е. пенсии несколько увеличились. О назначении пенсий офицерам, уходящим в отставку с действительной службы (или из запаса, но служившим в это время на гражданской службе), ходатайствовало начальство. Остальные по истечении срока, на который им было сохраняемо содержание или определена выплата заштатного жалованья, должны были (с 1883 г.) сами подавать соответствующую просьбу: генеральские чины (и их семейства) — непосредственно в Главный штаб или те главные управления Военного министерства, которым они были подчинены, а остальные — местным уездным воинским начальникам. В 1884 г. находящимся за штатом было разрешено выходить на пенсию ранее 2 лет пребывания в этом качестве (после 1 года), но выплата заштатного содержания в этом случае прекращалась (офицеры, оказавшиеся за штатом, в течение 2 лет имели право получать денежное содержание).

В 1897 г. за службу на Дальнем Востоке (Амурская и Приморская области и Сахалин) стали назначаться добавки к пенсии: прослужившим там 10 лет добавлялась 1/8 содержания, получаемого в день назначения пенсии (если даже впоследствии офицер был переведен в другой регион).

В 1898 г. пенсии были еще повышены (см. табл. 68) в среднем на 16–28%, хотя и оставались ниже, чем в других армиях (в пересчете на рубли){237}.

Пенсии по инвалидности (из специального инвалидного капитала) были в зависимости от тяжести увечья двух классов и давались в дополнение к основной. Полковник получал по I классу 510 руб., по II — 305, капитан соответственно — 450 и 225 руб.

В таком виде обеспечение офицеров в основном оставалось до мировой войны.


Бытовые условия и уровень жизни
В свете того что было сказано об обеспечении офицеров в те или иные периоды истории страны, нетрудно в общем-то представить их возможности по устройству своего быта. Образ жизни офицера не был, конечно, независим от общей обстановки эпохи и социально-психологических изменений в обществе. В этом смысле первая половина XVIII в., конец XVIII — первая половина XIX в. и вторая половина XIX — начало XX в. отличаются друг от друга довольно существенно. Имущественное положение среднего армейского офицера сравнительно с представителями других социальных групп того же «уровня», как было показано выше, со временем менялось в худшую сторону. В XVIII и начале XIX в. жалованье офицера довольно высокое, но то, что ныне называется «системой социальной защиты», было развито слабо. Со второй половины XIX в. эта система (пенсии, обеспечение семей) совершенствовалась. Но офицерское жалованье (увеличившись в абсолютных цифрах) стало обеспечивать офицерству лишь весьма скромное место среди сопоставимых с ним по социальному статусу профессионально-социальных групп.

Для первой половины XVIII в. проблемы различия в уровне жизни офицера и других представителей высшего сословия в общем-то не было: большинство офицеров владели имениями, получая с них определенный доход, как любой среднестатистический дворянин-помещик. Кроме того, офицер получал весьма высокое по тем временам жалованье. Становясь неспособным к военной службе, он возвращался в свое имение, где мог рассчитывать, во всяком случае, на минимальный прожиточный минимум не ниже крестьянского (если имение было небольшим). Опасности остаться без средств к существованию для большинства офицеров не было.

Находясь на службе, офицеры жили либо на казенных квартирах, либо постоем в частных домах (существовала постойная повинность), либо снимали частные квартиры. Для услуг они имели казенных денщиков из солдат своей части, а кто имел возможность благодаря доходам с имения жить на широкую ногу, держали при себе и необходимое количество частных слуг. Жизненный уровень офицера определялся в основном его состоянием, но и у самого бедного, беспоместного офицера он был благодаря жалованью достаточно высок, пока тот находился на службе. Последняя оговорка существенна, и особенно для второй половины XVIII — начала XIX в.

Дело в том, что слой поместного дворянства, из которого выходило большинство офицеров, начал все более беднеть, имения дробились (количество детей в семьях тогда было довольно большим, нередко превышая 10 человек), и средний офицер все в меньшей степени мог рассчитывать на доходы с имения. С другой стороны, все больше становилось беспоместных офицеров (в том числе за счет произведенных в офицеры лиц недворянского происхождения: в послепетровское время получение дворянства уже не было, как в предшествующие столетия, связано с «испомещением» — земельным пожалованием). Но жалованье офицера оставалось еще достаточно высоким по принятым в обществе стандартам. Поэтому в то время была очень велика разница между мелким дворянином-помещиком (в большинстве своем очень бедным), собирающимся стать офицером, но еще не получившим офицерского чина и жалованья, и отставным офицером из таких бедных дворян или лиц других сословий, с одной стороны, и находящимся на действительной службе офицером — с другой.

Многие дворяне, желающие стать офицерами, не имели средств даже на самые необходимые для исполнения своего желания надобности. В 1807 г. потребовалось специальным указом предоставить 16-летним дворянам, желающим поступить в армию, право получения денег на дорогу до столицы, чем, как подчеркивалось, «достаточно облегчены будут благородному юношеству средства ко вступлению в службу соответственно их званию». Писатель С. Глинка вспоминал, что в 1795 г. при выпуске из кадетского корпуса многим кадетам, произведенным в офицеры, было не на что сшить мундир и Кутузов (бывший тогда начальником корпуса) распорядился сделать это за свой счет, повелев начальникам говорить, что деньги на мундиры присланы родителями или близкими родственниками (чтобы не задеть самолюбие кадет). При организации ополчения в 1806–1807 гг. (когда все отставные офицеры должны были обмундировываться и содержать себя на службе за собственный счет) некоторым офицерам шить мундиры и питаться приходилось на средства товарищей по полку{238}.

Впрочем, на то, что положение отставного офицера могло быть и бывало весьма незавидным, современники смотрели как на факт возмутительный. Известный поэт К. Н. Батюшков (сам служивший офицером в 1806–1809 и 1812–1816 гг.) делился, например, такими впечатлениями от прогулки по Москве (1811 г.): «Взгляни сюда, счастливец! Возле огромных чертогов вот хижина, жалкая обитель нищеты и болезней. Здесь целое семейство, изнуренное нуждами, голодом и стужей: дети полунагие, мать за пряслицей... отец, старый заслуженный офицер, в изорванном майорском камзоле, починивает старые башмаки и ветхий плащ затем, чтоб по утру можно было выйти на улицу просить у прохожих кусок хлеба, а оттуда пробраться к человеколюбивому доктору, который посещает его больную дочь»{239}. Подобные явления, конечно, не были типичными (почему и воспринимались так эмоционально), но наличие даже единичных подобных ситуаций не могло не беспокоить власти, заинтересованные в поддержании престижа офицерского звания. С первой половины XIX в., как говорилось ранее, был предпринят ряд мер по совершенствованию пенсионной системы.

Материальное положение служащего офицера и в середине XIX в. оставалось сравнительно неплохим, и он вполне был в состоянии удовлетворять свои материальные и культурные потребности, даже не имея дополнительных доходов помимо жалованья.

Важнейшую роль в повседневной жизни офицера вне службы играло офицерское собрание. Оно сплачивало офицеров данной части, обеспечивало проведение досуга. Семьи офицеров полка, особенно стоящего в небольшом городе, были знакомы друг с другом, и офицерское собрание являлось естественным и удобным местом их встреч, избавляя от необходимости устраивать слишком частые домашние приемы и званые обеды (которые и так были в обычае). Общение в офицерском собрании облегчало и проблему знакомств (множество офицеров женилось на дочерях и сестрах своих сослуживцев).

По уставу 1874 г. членами офицерского собрания были все офицеры части. Гражданские лица допускались в него в качестве гостей. Полковой командир как единственное лицо, целиком отвечающее за свою часть, являлся естественным руководителем офицерского собрания. Хозяйственно-распорядительные функции осуществлялись по выбору офицеров. Существовала должность (обер-офицерская) «хозяин офицерского собрания». В деятельности собрания обязаны были участвовать все офицеры части, внося на его содержание небольшие взносы. Что касается конкретных правил деятельности офицерских собраний, то тут была предоставлена довольно большая свобода: каждое офицерское собрание имело право вводить те или иные изменения и дополнения, развивающие положения устава офицерского собрания. В офицерском собрании могли периодически, обычно еженедельно, устраиваться балы (с привлечением полкового оркестра), вечера и другие мероприятия.

Посещение офицерского собрания было одной из основных форм времяпрепровождения офицера и его семьи. Помимо этого во многих офицерских семьях (обычно штаб-офицерских) устраивались периодически, обычно еженедельно ( «среды», «четверги» и т. д.), вечера, на которые приглашались ближайшие друзья из сослуживцев по полку и их родные. По праздникам или иным поводам давались балы и званые обеды командиром полка с приглашением всех офицеров части. Офицеры стоящей в городе части (особенно там, где она была единственной) обычно всегда приглашались на балы в местном дворянском собрании или на подобные же мероприятия, устраиваемые городским начальством. В сельской местности офицеры обычно были желанными гостями на вечерах и балах, проводимых местными помещиками.

Возможности культурных развлечений (посещение театров и т. п.) были в провинции довольно ограничены, но это в некоторой степени компенсировалось распространенностью в самих офицерских семьях различного рода музыкальных вечеров, любительских спектаклей и т. п. Вообще же следует отметить, что досуг офицеров (особенно в провинции) был самым тесным образом связан с жизнью местного «общества», естественными членами которого они по своему существу и положению являлись. Что касается личного общения, то, поскольку основная масса молодых офицеров не имела семей, «центрами притяжения» выступали либо более состоятельные из них, либо семьи старших офицеров, имевшие больше возможностей для приемов. Но так или иначе контакты офицеров вне службы приходились опять же и большей частью на сослуживцев по полку.

Как уже говорилось, материальное положение офицеров резко ухудшилось в последние два десятилетия XIX в., когда рост цен не сопровождался адекватным увеличением содержания. 80 и 90-е гг. XIX в. вообще были самым тяжелым периодом в истории русского офицерства (до мировой войны и революции) и в материальном, и в нравственном отношении. Не случайно именно к этому времени относится действие ряда литературных произведений типа купринского «Поединка», рисующих быт офицеров в довольно мрачных тонах (хотя, конечно, все относительно и познается в сравнении — современный офицер и мечтать не смеет о том, что казалось авторам подобных повестей тоской и скукой).

В докладах военного министра отмечалось, что «непрерывный и в высшей степени тяжелый труд офицера не вознаграждается сколько-нибудь удовлетворительно не только по сравнению со всеми другими профессиями, но даже по отношению к самым ограниченным потребностям офицерского быта. Тяжесть экономического положения офицеров особенно резко стала сказываться в последние годы вследствие непомерно возросшей дороговизны» (1882 г.); «Существующие оклады в настоящее время при увеличивающейся дороговизне жизни уже не удовлетворяют даже скромным потребностям военнослужащих. Недостаточное содержание ставит офицеров, а особенно семейных, в бедственное положение, не позволяя им жить соответственно потребностям их общественного положения» (1896 г.){240}.

Ситуация выправилась только на рубеже XX в. Но примерно два десятилетия до того обычный младший армейский офицер (до командира роты) если и не бедствовал (следует учитывать, что приведенные выше высказывания имели целью именно добиться увеличения офицерского жалованья, и краски, возможно, несколько сгущены), то, во всяком случае, должен был ограничивать свои расходы. Надо иметь в виду, что обмундирование офицер обязан был приобретать за собственный счет (кроме первой в жизни офицерской формы: окончившим военное училище перед производством выплачивалось на эти цели 225, а юнкерское — 150 руб., с 1899 г. и тем и другим выдавалось по 300 руб.). Между тем мундир стоил примерно 45 руб., сюртук — 32, фуражка — 7, сапоги — 10, портупея — 2,6, погоны — 2–3 руб. и т. д. Обязательные расходы офицера включали в себя членские взносы в офицерское собрание, на офицерскую библиотеку, в заемный капитал, расходы на питание (не менее 15 руб. в месяц), на ремонт обмундирования, стирку белья и т. п. нужды (13–15 руб.). Кроме того, деньги уходили на покупку книг и газет, посещения спектаклей и концертов, товарищеские обеды по различным поводам, сборы на новогоднюю елку. Пасху, полковой праздник и т. п., не считая мелких и непредвиденных расходов. В кавалерии ко всему прочему добавлялись расходы на лошадь, седла и т. д.

Все сказанное не относится к ограниченному кругу гвардейских офицеров (со второй половины XIX в. это главным образом несколько полков гвардейской кавалерии — полки 1-й гвардейской кавалерийской дивизии (Кавалергардский, лейб-гвардии Конный, два кирасирских) и некоторые другие, особенно лейб-гвардии Гусарский), для которых жалованье имело мало значения, так как в большинстве случаев там служили представители ряда аристократических родов, сохранивших свои доходы, и вообще люди со средствами или получавшие помощь от родителей.

Образ жизни большинства гвардейских офицеров и в XVIII в., и позже несколько отличался от образа жизни большинства офицеров армии. Полки гвардейской кавалерии, жившие на широкую ногу, устраивали многочисленные и дорогие званые обеды, не принимать участия в которых офицер, естественно, не мог; для таких офицеров считалось зазорным сидеть в театре не в первых рядах партера или ложах, ездить иначе как на лихачах и т. п. Лошадей также приобретали самых дорогих (вообще офицеру была положена казенная лошадь, но в кавалерии, и не только гвардейской, считалось неприличным не иметь своей собственной). В гвардейской пехоте служба также требовала обычно повышенных затрат по сравнению с армейскими частями, тем более что гвардия располагалась в столице и ее окрестностях.

В начале XX в., после повышения офицерского содержания, бытовые условия офицеров, естественно, улучшились и до мировой войны оставались достаточно хорошими, хотя материальное положение офицера относительно жизни других слоев общества никогда уже не стояло так высоко, как в XVIII — начале XIX в. Перед мировой войной смертность офицеров не превышала 500 человек в год, заболеваемость (включая простудные и другие легкие болезни, излеченные до конца года) была сравнительно небольшой: около половины офицеров не болели в течение года (см. табл. 69){241}.


Семейное положение
Семейное положение офицера теснейшим образом было связано с условиями его службы и быта. В XVIII — первой половине XIX в.. когда, во-первых, постоянно велись военные действия, во-вторых, офицер имел право выходить в отставку в любое время и, в-третьих, большинство из них не стояло перед необходимостью изыскивать средства к существованию, оставив службу, подавляющее большинство офицеров не были женаты. Походная жизнь, служба в малоприспособленных к жизни условиях и местностях, частые переводы воинских частей из города в город не способствовали устройству семейного быта и не располагали к женитьбе. Решив жениться и обзавестись семьей, офицер обычно уходил в отставку, так как возникала необходимость менять весь образ жизни. Очень много, если не большинство случаев выхода в отставку «по домашним обстоятельствам» было связано именно с заключением брака. Особенно это касалось тех дворян, которые служили исключительно «из чести», а не по необходимости добывать средства к существованию. Многие офицеры оставались холостыми до конца жизни.

Еще в 1858 г. женатых офицеров было только 29%, в том числе среди обер-офицеров — 26,3%, среди штаб-офицеров — 57,3%. Но в конце 60-х гг. эти показатели возросли (см. табл. 70){242}.

Со временем процент женатых офицеров увеличивался, поскольку для все большего их числа служба становилась единственным источником средств к существованию и, не женившись на службе, офицер рисковал навсегда остаться без семьи. С другой стороны, во второй половине XIX в. войны были редки, а условия жизни в местах расположения воинских частей стали более благоустроенными. Но с этого времени начинал действовать новый ограничитель. С 1859 г. жалованье офицеров долго не повышалось и, как уже говорилось, с ростом цен жизненный уровень начал понижаться. Однако нельзя было допустить, чтобы молодой офицер, чьи расходы при обзаведении семьей резко возрастали, впадал в крайнюю бедность, а члены его семьи, не имея возможности выглядеть и вести образ жизни, достойный их положения, роняли бы достоинство офицерского звания. Следует иметь в виду, что к этому времени большинство офицерских невест происходили из таких же бедных служилых семей, как и сами офицеры, а очень многие были дочерьми и сестрами их сослуживцев по полку. Поэтому законодательно были введены некоторые ограничения на заключение браков офицерами, состоящими на действительной службе.

3 декабря 1866 г. утверждены правила, по которым офицерам запрещалось жениться ранее достижения возраста 23 лет. До 28 лет офицеры могли жениться с разрешения своего начальства и только в случае предоставления ими имущественного обеспечения реверса, принадлежащего офицеру, невесте или обоим. Представленное обеспечение должно было приносить в год не менее 250 руб. чистого дохода{243}. Позднее эти правила были подтверждены и развиты законом от 7 февраля 1881 г. и другими актами, принимавшимися в 1887, 1901–1906 гг. По-прежнему сохранялись названные возрастные ограничения и внесение реверса офицерами, получающими до 100 руб. в месяц, а с 1901 г. и вообще всеми офицерами, получающими менее 1200 руб. в год, независимо от возраста (т. е. практически всеми офицерами до командира роты). Сумма реверса была к тому же повышена. 4 марта 1903 г. возраст внесения реверса снова был ограничен 28 годами.

При даче разрешения на брак учитывалась и его пристойность. Понятие «пристойность» требовало, чтобы невеста офицера была «доброй нравственности и благовоспитанна», а кроме того, «должно быть принимаемо во внимание и общественное положение невесты». При подаче офицером соответствующего заявления командир полка обязан был решить вопрос о пристойности брака и, если не видел к тому препятствий, представлял свое заключение начальнику дивизии, который и имел право дать окончательное разрешение.

При поступлении на службу офицеров из отставки, женившихся во время отставки (для чего разрешения не требовалось), вопрос о его браке с точки зрения пристойности должен был рассматриваться на тех же основаниях, и офицеры, чей брак не признавался пристойным, на службу не допускались. То же правило действовало в отношении юнкеров и вольноопределяющихся, вступивших в брак до поступления на действительную военную службу, при производстве их в офицеры. Так что это требование носило абсолютный характер: офицер ни в коем случае не мог иметь жену, не отвечающую представлениям о достоинстве офицерского звания. Вступление в брак без разрешения влекло дисциплинарное взыскание или увольнение со службы. Офицерам издавна запрещалось жениться на артистках и на разведенных, взявших при разводе вину на себя.

Для женитьбы, как уже говорилось, надо было быть не моложе 23 лет, а до 28 лет — представлять обеспечение. Из этого правила делались только следующие исключения: 1) офицеры, служившие в Приамурском военном округе, имели право жениться без реверса, но по особому ходатайству в каждом отдельном случае; 2) при вступлении в брак с дочерьми офицеров и военных врачей, состоящих на действительной службе, и отставных офицеров, прослуживших не менее 25 лет, а также с сиротами этих офицеров реверс вносился в половинном размере; 3) вдовые офицеры, имеющие детей, могли вступать в брак без обеспечения.

Все положения о реверсе касались только офицеров и не распространялись на военных чиновников и врачей. Обеспечение представлялось по выбору офицера: либо в виде недвижимого имущества, приносящего доход не менее 300 руб. в год, либо в виде единовременного вклада в банк в 5000 руб. (с предоставлением права получать ежегодно из этой суммы не более 300 руб., считая и проценты). Для офицеров в возрасте до 28 лет, поступивших из отставки или переведенных из другого ведомства, требование обеспечения сохраняло силу. Оно не распространялось только на тех, кто поступил на службу из запаса и отставки в военное время и потом остался на действительной службе после заключения мира{244}.

В начале XX в. даже среди полковников и генералов (лица этих категорий вступали в брак в 70–80-х гг. XIX в.) до 15–17% никогда не были женаты (см. табл. 71){245} Однако в целом за годы перед мировой войной ситуация изменилась довольно сильно: если в 50-х гг. XIX в. в браке состояло менее 30% офицеров, в конце 60-х — чуть больше трети, то накануне войны около 60% всех офицеров были женаты. Представление об этом дает таблица 72{246}.

Таким образом, за полстолетия процент семейных офицеров в армии увеличился вдвое. Объективные причины, о которых шла речь выше, действовали гораздо сильнее, чем ограничения по возрасту и требование обеспечения. Тем более что после повышения жалованья в 1899 г. материальное положение офицеров значительно улучшилось. Обращает на себя внимание, что доля семейных среди военных чиновников и врачей была намного выше. Это не должно казаться странным, учитывая гораздо более «гражданский» образ жизни этой категории военнослужащих и то обстоятельство, что значительно больший сравнительно с офицерами процент их служил в столице и крупных городах — при окружных штабах. В начале XX в., как и полстолетия назад, наибольший процент семейных офицеров был в пехоте, затем — в артиллерии, затем — в инженерных войсках и наименьший — в кавалерии. Причем разрыв между двумя первыми и двумя последними группами был довольно резкий — примерно 10%. Объяснялось это в значительной степени тем, что, во-первых, в инженерных войсках и кавалерии был относительно более молодой состав офицеров (если в пехоте старше 40 лет было 28% офицеров, в артиллерии — 21%, то в инженерных войсках — 13,6%, а в кавалерии — 16,1%). Во-вторых, из инженерных войск и кавалерии более часты были переходы на гражданскую службу и значительная часть собиравшихся жениться откладывала брак до такого перехода. Но в целом офицерство продолжало оставаться наиболее «безбрачной» группой среди социально-профессиональных групп своего общественного уровня.



От Руслан
К Руслан (18.02.2007 23:06:47)
Дата 18.02.2007 23:11:10

Волков. Досье.

«Военная литература»: militera.lib.ru
Издание: Волков С В. Русский офицерский корпус. — М.: Воениздат, 1993.
Книга на сайте: militera.lib.ru/h/volkov_sv1/index.html
Иллюстрации: нет
Источник: Адъютант! (history.scps.ru)

«Военная литература»: militera.lib.ru
Издание: Волков С.В. Трагедия русского офицерства. — М., 1993
Книга на сайте: militera.lib.ru/research//volkov1/index.html
Иллюстрации: нет

Об авторе: Волков Сергей Владимирович — родился в 1955 г. в Москве. Окончил ИСАА (при МГУ им М.В.Ломоносова). Доктор исторических наук, профессор. Ведущий научный сотрудник ИСАА ( при МГУ), главный научный сотрудник Института русской истории РГГУ. Главный редактор газеты Российского Дворянского Собрания «Дворянский вестник». Автор более 500 научных и публицистических работ, в т.ч. книг «Чиновничество и аристократия в ранней истории Кореи» (М., 1987; 288 с.), «На углях великого пожара» (М., 1990), «До и после секретных протоколов» (М., 1990; в соавторстве), «Русский офицерский корпус» (М., 1993; 368 с.). «Трагедия русского офицерства» (М., 1999; 383 с.), «Служилые слои на традиционном Дальнем Востоке» (М., 1999, 312 с.), «Интеллектуальный слой в советском обществе» (М., 1999; 250 с.), «Белое движение в России: организационная структура» (М., 2000; 368 с)
От Скептик
К C.КАРА-МУРЗА (15.02.2007 18:52:21)
Дата 15.02.2007 19:21:05

Ну что, кто там цифры из пальца сосет? (-)
От Кактус
К Скептик (15.02.2007 19:21:05)
Дата 16.02.2007 09:35:56

Давайте посчитаем

Здравствуйте!

Самая массовая должность в войсках – командир роты. Она же самая «длинная» - на ней для большинства офицеров заканчиваются возможность автоматического роста. Жалованье 900 руб., столовые деньги 360 руб. Итого 1260 руб. в год или 105 руб. в месяц. Учтите, что офицер за свой счет шил несколько комплектов формы, оплачивал половину цены обязательной по должности лошади (в кавалерии – двух) и т.д. Натуральные льготы для военных – советское изобретение. До революции их не было.

Известный московский журналист Гиляровский в очерке о Савве Морозове упоминает его жалобы на рабочих, которым приходится платить по 250 руб. в месяц чтобы не сбежали к конкурентам. Речь, конечно, шла о квалифицированных рабочих, а не о массе пролетариата, но разница с офицером есть. И не в пользу офицера. Ваше утверждение о привилегиях дореволюционной интеллигенции эти цифры не подтверждают.

Убеждать и без того плохо ориентирующуюся в реальном мире интеллигенцию, что она должна противостоять массе народа – занятие малопочтенное. В стране идет гражданская война в холодной фазе. Если перейдет в горячую – все скажется: что пэтэушницы больше рожают, что их дети не уклоняются от службы в армии (знают каким концом к себе автомат держать) и т.д. Неразумно сейчас вбивать клин между интеллигенцией и народом. Поживите еще.

С уважением. Сергей
От Скептик
К Кактус (16.02.2007 09:35:56)
Дата 16.02.2007 22:05:54

Зачем? вы же не умеете или не хотите считать корректно

"Самая массовая должность в войсках – командир роты. Она же самая «длинная» - на ней для большинства офицеров заканчиваются возможность автоматического роста. Жалованье 900 руб., столовые деньги 360 руб. Итого 1260 руб. в год или 105 руб. в месяц. Учтите, что офицер за свой счет шил несколько комплектов формы, оплачивал половину цены обязательной по должности лошади (в кавалерии – двух) и т.д. Натуральные льготы для военных – советское изобретение. До революции их не было."

Вы уже Волкова опровергли? А он и не знает. Надо же, человек всю жизнь занимается изучением вопроса, а тут Кактус появляется и ставит ему "мат" Напишите статью в исторический журнал.

"Известный московский журналист Гиляровский в очерке о Савве Морозове упоминает его жалобы на рабочих, которым приходится платить по 250 руб. в месяц чтобы не сбежали к конкурентам. Речь, конечно, шла о квалифицированных рабочих, а не о массе пролетариата"

О, обычная практика сусловских демагогов. Взять для сравнения самых богатых рабочих и далеко не самых богатых офицеров.

"Ваше утверждение о привилегиях дореволюционной интеллигенции эти цифры не подтверждают."

Зато подтверждает море ссылок собранных Волковым в его книге (а не в статье) они есть.

"Убеждать и без того плохо ориентирующуюся в реальном мире интеллигенцию"...

О, узнаю штиль. А про Шляпу с очками будет?

"Неразумно сейчас вбивать клин между интеллигенцией и народом. Поживите еще."

Надо же , он мене грозит пальциком.
От self
К Кактус (16.02.2007 09:35:56)
Дата 16.02.2007 12:56:46

без самоочищения можно быстро загнуться

>Убеждать и без того плохо ориентирующуюся в реальном мире интеллигенцию, что она должна противостоять массе народа – занятие малопочтенное. В стране идет гражданская война в холодной фазе. Если перейдет в горячую – все скажется: что пэтэушницы больше рожают, что их дети не уклоняются от службы в армии (знают каким концом к себе автомат держать) и т.д. Неразумно сейчас вбивать клин между интеллигенцией и народом. Поживите еще.

это медведь может полгода спать, а от "мозга нации" надо избавляться регулярно, не то - интоксикация организма неизбежна.
я против расизма. И расистов, его порождающих. Надо гангрену вырезать.
От Скептик
К self (16.02.2007 12:56:46)
Дата 16.02.2007 22:07:04

Смотрите , пальциком грозятся (-)
От C.КАРА-МУРЗА
К Скептик (15.02.2007 19:21:05)
Дата 15.02.2007 19:32:52

Re: А вы как думаете? (-)
От Скептик
К C.КАРА-МУРЗА (15.02.2007 19:32:52)
Дата 15.02.2007 19:49:29

Я знаю кто, но вас не выдам. (-)
От C.КАРА-МУРЗА
К Скептик (15.02.2007 19:49:29)
Дата 15.02.2007 21:09:14

Re: Я вас не выдам. Из солидарности элиты или презрения к быдлу? (-)
От Iva
К Iva (15.02.2007 15:04:06)
Дата 15.02.2007 15:05:00

Re: Я кое...

Привет

>Надо будет поднять цифры, но ЕМПНИ - цифра 40 руб в месяц для поручика - это уровень до 1896 ( поднятие окладов при Куропаткине). 660-1200 - это уже после этого события. Генерал до 7800 - это командир корпуса с причитающимися ему столовыми и квартирными.

Подробно все это рассматривалось у Бескровного.


Владимир
От Скептик
К C.КАРА-МУРЗА (14.02.2007 16:02:32)
Дата 14.02.2007 22:16:07

Кто боится диалога?

Недавно на Контр-тв вышла моя статья «Горькая судьба мозга нации». Как это часто бывает, реакция на нее оказалась очень различной. Наряду с положительными оценками было немало откликов проникнутых бешеной злобой, причем злобой идущей от бессилия. «Критики», несмотря на все старания, не смогли возразить по существу и скатились на уровень базарной брани. Что ж, интеллектуальный и творческий уровень оппозиции крайне низок, так что я и не ожидал ничего иного. Через некоторое время статья ушла с первой страницы, споры постепенно утихли, и тут на Контр-тв выходит большая статья Сергей Кара-Мурзы, в которой он подробно прокомментировал, а правильнее сказать, облил грязью едва ли не каждый абзац моей статьи. Кара-Мурза называет мой текст «умеренно социал-дарвинистским» и предлагает мне и таким как я, диалог. Всё бы ничего, однако диалог предложен в такой форме, которая к лицу разве что мелкому хулигану, но никак не пожилому и уважаемому человеку. Так диалог не предлагают. После этого Кара-Мурза взялся кидаться заранее припасенными блохами-обвинениями и дешевыми подковырками. Вроде и не страшный «зверь» блоха, так ведь зело неприятен. Бегает, кусается, вот лови его и почесывайся. И я бы не потратил ни минуты своего времени на то, чтобы отвечать на такую вот «критику», если бы не одно обстоятельство. Поскольку Кара-Мурза обладает авторитетом в оппозиционных кругах, а также незаурядным публицистическим талантом, то многим людям, особенно наивным и доверчивым может показаться, будто бы Кара-Мурза смог ответить по существу и противопоставить мне серьезные аргументы. Ниже я покажу, что автор книги «Манипуляция сознанием» сам в полной мере использует критикуемые им способы морочить читателям головы и не более того. Итак, обратимся к тексту.

«Одним из умеренных социал-дарвинистских текстов стала статья Д. Зыкина [1]. Статья эмоциональна и, как говорят, подкупает своей искренностью. Он разделяет интеллигенцию как «белую кость» (элиту, аристократию) и людей без диплома как «низшую расу» - к ним прилагается известная метафора «Шарикова», то есть пса, превращенного в человека.

Причем эта псиная природа присуща людям без диплома биологически, так что и учить их бесполезно, и дипломы им не помогут.»

Что сказать по этому поводу? Это классический прием приписывания оппоненту собственных измышлений, явной глупости с последующим ее опровержением. Нетрудно заметить, что в статье нет даже слабого намека на то, что «псиная природа присуща людям без диплома биологически, так что учить их бесполезно». Это измышления Кара-Мурзы, так что уважаемый публицист-оппозиционер спорит сам с собой и себя же опровергает. Как ни странно, это у него получается тут же, как говорится, не сходя с места. Читаем:

«Вот довод, который кажется Зыкину очевидным: «Помните концовку «Собачьего сердца»? Задайте себе вопрос, а что бы было, если бы Шарикова не превратили в пса, а оставили его в человеческом обличье? Его бы продолжали дрессировать, запросто могли принять без экзаменов в вуз. Кое-какими знаниями он всё-таки бы обзавелся. Его дети и тем более внуки уже сильно бы отличались от пса, подобранного профессором Преображенским. Но, тем не менее они не стали бы полноценной интеллигенцией, ведь культура и дрессировка не одно и то же».

Смотрите, я прямо пишу, что дети и тем более внуки уже сильно бы отличались от пса. Еще раз: «Сильно отличались». Значит, ни о какой псиной, принципиально не изменяемой природе и речи нет. Да, я утверждаю, что внуки Шарикова не стали бы полноценной интеллигенцией. Но ясно, и об этом в статье сказано несколько раз, что дело вовсе не в природе, не в биологии, а в разрыве культурной традиции. Иными словами, уровень культуры невозможно мгновенно поднять на высокий уровень, уровень развития растет постепенно, дети уже отличаются от Шарикова, внуки тем более и так далее.

Далее Кара-Мурза повторяет ту же самую мысль еще раз, видимо, на случай, если кто из читателей не понял с первого раза:


«Сказал бы прямо: «А я так вижу и от взглядов своих не отступлю. Чумазый играть на фортепьяно не может!» Нет, он выстраивает несколько вспомогательных конструкций, которые вместе должны вроде бы обосновать его символ веры.»

Здесь уже высказанная, старая мысль сопровождается другим манипулятивным приемом. Обратите внимание, мой тезис, сначала искажается до прямо противоположного смысла, а потом провозглашается символом веры. Мол, что с верующим спорить, он верит и всё, у него не знания, у него вера.

С самого начала, взяв на вооружение метод спора «сам с собой» Кара-Мурза использует его как хребет своей статьи, на котором выстраивается нарост из разнообразнейших передергиваний и чисто демагогических ужимок, при этом не удерживается он и от мелких подковырок, а кое где и оскорблений в мой адрес. Что ж, это очень характерно, и свидетельствует об отсутствии контраргументов по существу.

«1. Автор строит свое понимание культуры, ложное и противоречащее знанию и здравому смыслу. Он пишет: «Культура – это определенный тип мышления». Если определенный, то какой же? Огласите весь список типов мышления и скажите, какой из них называется культурой. Если честно, то это претенциозное определение культуры просто бессмысленно. Это как жесты фокусника, отвлекающего внимание, но в данном случае и фокуса искать не надо. Дальше автор подводит к своей главной мысли: «Носителей культуры меньшинство, это подлинная аристократия общества». Если считать, что Зыкин написал это подумав, то это самый дремучий расизм, наподобие отрицания у индейцев наличия души. «Люди без диплома» - явление природы, а не культуры. Они очень похожи на людей, поддаются дрессировке, но не люди. Я все же не думаю, что он написал это, подумав. Так, вырвалось прямо из сердца.
Так же вырвалась и другая экстравагантная мысль: «В широких слоях общества под культурой обычно подразумевают умение вести себя за столом, правильно говорить (хотя бы без мата) и т.п. А между тем – это не культура, а дрессировка. И обезьяну можно научить есть ложкой и вилкой, но она не станет от этого культурной».

Здесь Кара-Мурза ставит ловушку в духе Карлсона, предлагавшего дать четкий ответ на вопрос: «Вы перестали пить коньяк по утрам? Да или нет?» Дать весь список типов мышления (список!) это всё равно, что построить четкое определение понятий «совесть», «добро», «любовь» и т.п. Точного, однозначного и всеми признанного определения термина «культура» просто не существует. Терминология меняется в зависимости от контекста. И в контексте моей статьи культура связана с типом мышления для того, чтобы подчеркнуть, что речь идет не о формальном этикете и «хороших манерах», а о нечто большем. Эта проблема неоднократно поднималась и осмысливалась крупнейшими мировыми мыслителями. Вспомним сюжет мрачного романа Уэллса «Остров доктора Моро». Доктор ставит цель превратить животное в человека (параллель с «Собачьим сердцем»), путем жесточайшей дрессировки, табу, пыток и насилия ему удается создать расу разумных существ, поведение которых формально не сильно отличается от человеческого. Но животное начало постоянно приходится сдерживать ударами кнута, без которого полулюди быстро обратились в зверей. Уэллс гораздо пессимистичней Булгакова. У Булгакова Шариков не превратился в собаку сам по себе, на него набросились и прооперировали. Уместно вспомнить и комедию «Моя прекрасная леди». Вульгарную нищенку, женский вариант Шарикова, аристократ берется обучать хорошим манерам. Поначалу обучение ведется как дрессировка в чистом виде - и вот результат, ученица проваливает первый серьезный тест – выход в общество. Она как автомат выдавала заготовленные фразы, но ей не хватало именно культуры, естественного понимания ситуации, чуткости, такта и т.д.

Дальше у Кара-Мурзы «прямо из сердца» вырывается поток оскорблений в адрес человека, которому он вроде бы предложил диалог.
Вот, полюбуйтесь:

«…Кстати, у самого Зыкина, бесспорно, есть «определенный тип мышления», и мы можем считать его «подлинным аристократом общества». Но вот дрессировке он не поддался. Ложкой, может быть, и ест, но правильно писать не научился, много ошибок делает. Впрочем, зачем аристократу уподобляться обезьяне. Кстати, где он видел обезьян, которые научились говорить без мата? У нас даже таких аристократов раз два и обчелся.»

Я, грешным делом уж подумал, что грядет явление «Шляпы и Очков», но всё-таки мне «предложил диалог» доктор наук и крупный публицист, поэтому самые убойные контраргументы всё-таки Кара-Мурза в ход пустить не решился.

Переходим ко второму акту трагикомедии под названием «Налаживание диалога».

«2. Автор излагает и свое, небывалое представление об интеллигенции. Это уже не особый культурный тип, возникший в ХIХ веке в традиционных обществах, переживающих модернизацию. Это любая элитарная группа вне времени и пространства.»

Учиться никогда не поздно, поэтому я советую Кара-Мурзе ознакомиться и с другими определениями термина «интеллигенция», а не только с тем, который лично ему удобен. Например, широко используется такое определение:

ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ (от лат. intelligens - понимающий - мыслящий, разумный), общественный слой людей, профессионально занимающихся умственным, преимущественно сложным, творческим
трудом, развитием и распространением культуры.

В строгом соответствии с данным определением, жрец, шаман, маг, знахарь и т.п. - это именно интеллигенция древности. Так что вместо того, чтобы ерничать, Кара-Мурзе следовало бы расширить прежде всего свой кругозор.

Здесь мне придется пропустить ряд абзацев «критики», поскольку она столь невысокого качества, что не достойна моего ответа. По какой то причине культурный интеллигент начинает плясать в обнимку с Шариковым, зрелище дикое и крайне неприятное. Поэтому подожду, пока пляс хоть немного стихнет.

«4. Свое понимание разницы между умственным и физическим трудом Зыкин доступно поясняет сочиненным по случаю рассказом о философской беседе крестьянина с кандидатом наук. По качеству это явно не народная сказка – такого глупого крестьянина и даже такого глупого кандидата наук в русских сказках не было.»

А между тем, это истинная правда, разговор происходил между близкими мне людьми, обоих я знаю очень хорошо. Но обратите внимание на тот факт, что кандидата наук Кара-Мурза ставит ниже крестьянина, вот характерная проговорка: «такого глупого крестьянина и ДАЖЕ такого глупого кандидата наук в русских сказках не было»

«Главная мысль кандидата в том, что, доведись ему выполнять работу крестьянина, он бы все сделал прекрасно: «Очень скоро я научусь делать всё то, что умеешь ты» («Да, ты, прав», - согласился крестьянин»).
Эта поучительная сказка слишком уж наивна. Лучше бы вместо крестьянина Зыкин взял хоть бы киномеханика. Крестьянский труд (не путать с фермером) – один из самых сложных и сопряженных с самым большим объемом неопределенностей. Физик из НИИ, конечно, научился бы хорошо копать лопатой и поливать репу. Но он вряд ли успел бы стать носителем крестьянской культуры и овладеть неявным и плохо формализованным знанием, накопленным в этой культуре. Именно два достижения крестьян как культурного типа дали главный толчок к развитию цивилизации – открытие способа выведения культурных растений и приручение лошади. И эти открытия крестьяне сделали без интеллигенции – не примите это замечание за похабщину.»

Я великодушен, но всему есть мера. Не могу я не принять это замечание за похабщину, потому что это похабщина и есть. Безусловно, древнейшие достижения являются заслугой интеллигенции древности. Безусловно, прорывные решения – прерогатива одиночек, а не народа в целом. И уж, конечно, Кара-Мурза знает, что поразительно развитое сельское хозяйство древних цивилизаций, например, Египта управлялось и развивалось горсткой интеллигентов – жрецов, хранителей знаний, недоступных абсолютному большинству крестьян. А уж утверждения Кара-Мурза о крестьянском «знании», которым кандидат наук «вряд ли бы смог овладеть», не стоят и ломаного гроша. На своих шести сотках кандидат наук выращивал прекрасные урожаи практически всего, что вообще росло в нашем климате. А когда интеллигента гнали на картошку, «помочь крестьянам» (сами носители знания не тянули) то и там с крестьянской работой интеллигент справлялся. Хотя Кара-Мурзе моя история про диалог крестьянина и кандидата наук и не понравилась, такой степени, что он ее назвал «наивной» я расскажу еще одну историю. Крестьянский сын поступил в сельскохозяйственный вуз. Поучился там, вернулся в деревню и начал вести хозяйство не по заветам отцов, не на основе особого крестьянского «знания», а так, как его учила интеллигенция в институте. Разумеется, поначалу вся деревня хохотала над его чудачествами («дурачок в землю градусник засунул»!), разумеется, лучшие урожаи были у него. Разумеется, все это увидели, но лишь единицы взялись перенимать его опыт, все остальные, несмотря ни на что, крепко цепляли за «народные приметы» и преданья старины глубокой. Я знаю, что Кара-Мурза очень почитает Энгельгардта как знатока крестьянской жизни и хозяйства, поэтому процитирую именно отрывок из его знаменитых «Писем из деревни»:

«Мужику нужен интеллигент. Мужику нужен земледелец-агроном, нужен земледелец-врач, на место земледельца-знахаря - земледелец-учитель, земледелец-акушер. Мужику нужен интеллигент-земледелец, самолично работающий землю. России нужны деревни из интеллигентных людей….

Россия - государство земледельческое, русский народ - земледелец, русский интеллигент должен внести свет в русское земледелие, а внести свет он может только тогда, когда будет сам работать на земле»

В отличие от Кара-Мурзы, Энгельгардт прекрасно понимает, что внести свет в русское земледелие сможет только интеллигент.

Но главное не это. В моей статье вопрос поставлен шире, то есть сравнивался умственный труд с физическим (не обязательно крестьянским) и в этой связи уместно напомнить Кара-Мурзе его же собственные рассуждения о физическом и умственном труде (статья «Что есть человек или истоки кризиса культуры России»):

«…я конопатил снаружи стены паклей, и подошли два молодых человека, предложили свои услуги. Мы разговорились. Это были инженеры-химики. Я сказал, что печально видеть инженеров, которые ходят по дачам в поисках простой работы. Они с жаром возразили.

Мысль их сводилась к тому, что они, вытесненные реформой из НИИ, сдвинулись «по горизонтали» - они освоили навыки плотников и неплохо зарабатывают. Я, сам химик а теперь и плотник, напомнил им о тех операциях химика-экспериментатора, которые они освоили за десять лет интенсивного обучения в институте и работы в лаборатории. Оцените, говорю, уровень знаний и умений, которые необходимы для выполнения этих операций (а их несколько десятков!) - и сравните с операциями и инструментами плотника. Этот разговор им показался неприятен, и они ушли.»

Как видим, аргументация Кара-Мурзы не только по сути но и в мелочах схожа с моей.

«5. Зыкин очень не любит «народную массу» и даже отвергает саму мысль, что составляющие ее существа обладают присущей человеку способностью к творчеству. Он умоляет: «Оставим расхожие байки о творчестве масс». Интеллигенция в нарисованной Зыкиным картине выглядит как загнанная жертва, за которой с улюлюканьем мчится стая этих существ: «Масса, чернь с ненавистью относится к «смутьянам», к носителям непривычных идей. Чернь Средневековья подкидывала уголёк в костер «еретикам», чернь XX века третировала интеллигенцию как «очкариков и шляп».
Что за странные образы порождает тип мышления Зыкина! Какой там уголёк – интеллигентов всегда сжигали и сжигают на дровах. И никогда их не сжигала чернь, этим занимался их же брат интеллигент – в виде инквизиторов или профессоров Гарвардского университета, пославших на костер 152 женщин из местечка Сейлем.»

Критик –человек пожилой, а радикализм подростковый. Кара-Мурза ничего не слышал о самосуде толпы? Он не знает о диком восторге черни, приходившей посмотреть на казнь словно в театр? А может он не знает о доносах на ведьм? Конечно, в инквизиторских расправах важную роль играла и тогдашняя интеллигенция, но в моей статье и не говорилось, будто бы интеллигенция не причастна к зверствам. Что ж, я уже говорил, что культура растет постепенно, интеллигент средневековья был еще сам очень дик.

«Да, никто не даст нам избавленья, только очкарик в шляпе. Мы в этом убедились, поглядев на Сахарова и Гайдара.»

Беда Кара-Мурзы в том, что он, взглянув разок на Сахарова и Гайдара, так и остался под их гипнозом и никого кроме них не видит.


«6. Вот, он утверждает, что советская власть была мировоззренчески враждебна интеллигенции: «Те немногие [интеллигенты], что выжили,.. оказались один на один с государством, идеология которого была в той или иной степени враждебна мировоззрению как минимум части «старой» интеллигенции. Это рассуждение никуда не годится. Что значит, что интеллигенция «оказалась один на один с государством»? Куда же делись все остальные классы и социальные группы России? Или они, не будучи «носителями культуры», вообще выпадают из структуры общества? И как все неопределенно, туманно.»

Вряд ли интеллигенции 20-х издевательства со стороны ранней советской власти казались неопределенными и туманными. Уж если в дом профессора Преображенского (по книге – ученый мировой величины) приперлась ватага в кожанках, с целью «уплотнить», попрекая Айседорой Дункан, то, что уж говорить о тех, кто попроще. С ними не церемонились, «уплотняли» так, что и без того тонкий слой интеллигенции оказался в значительной своей части выкинут заграницу, уничтожен и деклассирован.

Вообще то комментировать всю словесную эквилибристику Кара-Мурзы, передергивания и тенденциозный подбор фактов, не представляется возможным в рамках формата сетевой газеты. Тут впору книгу писать, да смысла нет. Остановлюсь на отдельных, наиболее характерных моментах.

«Интеллигенция в России как раз и была главным идеологическим противником монархии и имперского государства. Даже либеральная интеллигенции, шедшая за кадетами. Что уж говорить об эсерах и социал-демократах. В том-то и причина вражды, что интеллигенция была левее советской власти и считала Октябрьскую революцию «термидором», контрреволюционным переворотом, восстановлением имперских самодержавных структур.»

Тезис о том, что интеллигенция была главным противником имперского государства Кара-Мурза пытается выдать за очевидную вещь. Но это далеко не так. Нельзя путать часть радикально настроенной, политически активной интеллигенции со всей интеллигенцией. То, что в ряде политических партий, находившихся в жесткой оппозиции к царскому режиму, доминировали интеллигенты, отнюдь не означает, что остальная интеллигенция была с ними заодно. А как быть с теми, кто поддерживал «Союз русского народа» - консервативное движение, которое противопоставило себя всем революционным течениям - как буржуазно-либеральным (кадеты), так и социалистическим. Как быть с теми в высшей степени образованными и культурными людьми, примкнувшими к течению традиционалистов, которые выступали против революции, угрожающей российской цивилизации? А как быть с тем, что интеллигенция составила костяк Белого Движения?

«Далее Зыкин, переняв где-то «похабную моду поливать грязью», начинает поносить советскую систему образования: «Нельзя забывать, что уровень именно высшего образования по сравнению с дореволюционными временами в целом заметно снизился».

Здесь Кара-Мурза скатывается до уровня наперсточника, за которым надо смотреть внимательно, и чуть что сразу хватать за руку. Он вырывает фразу из контекста, в результате ее смысл резко меняется. В моей статье говорилось, что уровень высшего образования в начале 20-х годов был ниже дореволюционного. То, что речь идет не о всем советском периоде, а о 20-х годах видно из текста, который следует у меня ниже, однако, Кара-Мурза, просто его откидывает, оставляя лишь начальную фразу. Я пояснил, почему в 20-х годах образование ухудшилось – не хватало преподавателей, ввиду резкого сокращения их численности (эмигрировали, погибли в гражданской войне, деклассировались и т.д.).


«И какая нелепая логика: «Подлинная интеллектуальная аристократия в СССР так и не сложилась… Но всё равно… космос, ядерные технологии, великолепные самолеты, подводные лодки и многое-многое другое создал не «гегемон», не рабочий с крестьянином, а скромный интеллигент в очках и шляпе». Почему же скромного интеллигента, создавшего «великолепные самолеты и многое другое», нельзя считать «подлинной интеллектуальной аристократией»?»

Да потому нельзя считать, что речь в мой статье шла о формировании слоя интеллектуальной аристократии, а не об отдельных одиночках. Советская власть четко указала интеллигенции на её место – ПРОСЛОЙКА. Всё. Рабочий – гегемон, крестьянин – гегемон, партноменклатуре – власть, а интеллигенция –прослойка. Интеллигенцию можно гонять на картошку, ковырять гнилье на овощебазе, интеллигенцию можно превращать в посмешище политикой зарплат, уравнивающей водителя такси и кандидата наук из лучших научных городов-центров. Интеллигенцию надо держать подальше от реальной власти, а наверху будет кривляться хамьё и маразматики.

«Зыкин повторяет перестроечный миф о том, что в СССР дети старой интеллигенции были лишены права на образование. Этот миф даже в угаре 1991 г. считался бредом параноика – и вот, он снова объявился в философских трактатах. Зыкин пишет: «Выходцам из образованного слоя «бывших» законодательно закрыли доступ даже в среднюю школу II ступени.»

В этом вопросе я использовал данные одного из крупнейших специалистов по данному вопросу историка С. Волкова, доктора наук:

«Выходцам из образованного слоя был законодательно закрыт доступ не только в высшие учебные заведения, но и в среднюю школу II ступени, чтобы они не могли пополнять ряды даже низших групп интеллигенции. Лишь в порядке исключения для детей особо доверенных специалистов выделялось несколько процентов плана приема как представителям «трудовой интеллигенции».

Кара-Мурза пытается оспорить это утверждение следующим образом:

«Чем-то подтверждать такие оригинальные утверждения не считается необходимым – «носители культуры» их и так проглотят. Но даже в оригинальных утверждениях должна же быть логика. Образованный слой «бывших» был очень тонок – 1,1% населения России. Из него к 20-м годам, по выражению Зыкина остались «немногие выжившие». В советских вузах им «выделили несколько процентов плана приема». И это называется «закрыть доступ»?

Кара-Мурза, хоть человек и образованный, но, к сожалению, не в ладах с математикой и не видит простейшую ошибку в своих рассуждениях. Рассмотрим следующую модель. Допустим, есть некое государство, в котором существует один единственный вуз, способный принимать в год по двести человек. При этом претендентов на эти двести мест, допустим, человек пятьсот, из которых триста - представители образованного слоя, интеллигенция. Лучшие баллы на экзамене получают сто двадцать человек, принадлежащих к образованному слою, восемьдесят - остальные. Тут к власти приходит некая партия, которая считает, что принимать в институты надо с учетом квот, и выделяет для «бывших» 3 процента мест. То есть ШЕСТЬ мест. Таким образом, в самом лучшем случае, из «бывших» могут принять только ШЕСТЬ человек, а до этого СТО ДВАДЦАТЬ.

Вопросы, есть?

Качество текста у Кара-Мурзы и так невысокое, в дальнейшем идет по нисходящей. Он то приплетает пространный отрывок из Шпенглера, не удосужившись подкрепить его хоть какой то статистикой, то в очередной, в который уже раз, приписывает мне ахинею про развитые и неразвитые страны, то вдруг зачем-то начинает фантазировать по поводу моих вкусовых предпочтений. Всё это к делу не имеет никакого отношения, это водопад манипулятивных приемов и приемчиков, в общем - демагогия на уровне нынешних «политических» ТВ-шоу. Попытки же Кара-Мурзы перейти к разбору статистических данных обнаруживает его незнакомство с вопросом.

«Но дальше что ни цифра – высосана из пальца. Читаем: «Военные. Оклады младших офицеров составляли 660-1260 р. в год, старших - 1740-3900, генералов - до 7800». Что за чудеса, откуда это?»

Вот откуда: Волков С. «Интеллектуальный слой в советском обществе». Ознакомьтесь с вопросом, прежде чем делать столь безапелляционные утверждения. Книга Волкова содержит огромное количество статистических данных, сводных таблиц, ссылок на солидные источники и официальные документы. Сведения, приводимы Волковым, резко расходятся с тем, что пишет Кара-Мурза. В той же работе показаны и в чем именно заключались рецидивы политики 20-х, и то, как менялась политика зарплат в советские времена, и то, как уравнивали по доходам интеллигенцию с рабочими. Кто действительно хочет разобраться, тому книга Волкова сильно поможет. А тем, кто не желает знать реальную историю своей страны, тем, кого устраивает выдуманный удобный мирок грез, конечно же, читать Волкова не стоит – ничего кроме бессильной ярости и потребности лить вокруг себя грязь, она не вызовет.

Напоследок, так уж и быть, отвечу на вопросы Кара-Мурзы:


Кара-Мурза: …почему же Хрущева и Горбачева не причислить к интеллигенции?

Зыкин: Посмотрите биографии и всё поймете. Посмотрите, как и где учился Хрущев, в какой культурной среде воспитывался, как себя вел, чем известен. Обратите внимание на его речь и манеры. Аналогичную операцию проведите и в отношении Горбачева, тракторист и выпускник МГУ в одном флаконе, «нАчать» и новое «мЫшление».

Кара-Мурза: Кто должен был «руководить обществом»? Юрий Афанасьев? Егор Гайдар?

Зыкин: Интеллигенция не ограничивается Афанасьевым и Егором Гайдаром. А для эффективного управления современным огромным государством совершенно необходимы высокообразованные управленческие кадры, профессиональные эксперты, аналитики и т.д. - словом, интеллектуальный слой благополучных, хорошо оплачиваемых, уважаемых людей.

Кара-Мурза: На воссоздание чего надо направлять программу? «Люмпенизированной и униженной, лишенной корней» советской интеллигенции? Земских врачей и фельшеров конца ХIХ века? Жрецов, шаманов, магов и знахарей?
О чем вы, Зыкин?

Зыкин: Вам всё равно не придется воссоздавать интеллектуальный слой, так вам и знать незачем.


Зыкин Д.,
http://www.contr-tv.ru/print/2170/
d_zykin.livejournal.com
От И.Л.П.
К Скептик (14.02.2007 22:16:07)
Дата 15.02.2007 11:05:33

Re: Интеллигенция была расколота так же, как и общество в целом

>Как быть с теми в высшей степени образованными и культурными людьми, примкнувшими к течению традиционалистов, которые выступали против революции, угрожающей российской цивилизации?

Интеллигенция была расколота так же, как и общество в целом

>А как быть с тем, что интеллигенция составила костяк Белого Движения?

А костяк "Красного движения" кто составил? Рабочие? Их в ЦК и Совнаркоме было немного. Из крестьян - только "дедушка Калинин". Кроме того, Белое движение было преимущественно не за монархию (хотя, возможно, многие его участники предпочли бы сохранить царя, чтобы не допустить большевиков, но до этого они уже "задним умом" дошли). Что касается рядовых бойцов, это были в массе своей никак не интеллигенты - интеллигентов столько не было просто.
От Скептик
К И.Л.П. (15.02.2007 11:05:33)
Дата 15.02.2007 19:36:49

Вы это Кара-Мурзе скажите


>Интеллигенция была расколота так же, как и общество в целом


Я об этом и пишу. Это СГ пишет обратное.

>>А как быть с тем, что интеллигенция составила костяк Белого Движения?
>
>А костяк "Красного движения" кто составил? Рабочие?

Вам говорят не про руководство, а про тех , кто воевал.

"Кроме того, Белое движение было преимущественно не за монархию"

Я и не говорил, что оно было за монархию, но оно было против большевиков.

" Что касается рядовых бойцов, это были в массе своей никак не интеллигенты - интеллигентов столько не было просто."

Вы ознакомьтесь с вопросом сначала, а то как Кара-Мурза будете "плавать".
От И.Л.П.
К Скептик (15.02.2007 19:36:49)
Дата 16.02.2007 17:54:42

Re: Вы это...

>А костяк "Красного движения" кто составил? Рабочие?

>Вам говорят не про руководство, а про тех , кто воевал.

Вы хотите сказать, что за Красных - рабочие и крестьяне, а за Белых - интеллигенция? А казаки, например, тоже интеллигенция? Кроме того, странно не рассматривать именно руководство, которое и вырабатывало идеологию и политическую линию, в том числе в отношении интеллигенции.

>"Кроме того, Белое движение было преимущественно не за монархию"

>Я и не говорил, что оно было за монархию, но оно было против большевиков.

А почему не "за", если при монархии они занимали настолько привелигированное положение, как Вы описываете?
От Скептик
К И.Л.П. (16.02.2007 17:54:42)
Дата 16.02.2007 19:32:19

Откуда вы это взяли?

"Вы хотите сказать, что за Красных - рабочие и крестьяне, а за Белых - интеллигенция?"

С чего бы я такое говорил?

"А почему не "за", если при монархии они занимали настолько привелигированное положение, как Вы описываете?"

Встречный вопрос: а почему шахтеры стали антисоветским тараном , несмотря на то , что уж они то занимали привилегированное положение в СССР.
От И.Л.П.
К Скептик (16.02.2007 19:32:19)
Дата 19.02.2007 15:10:49

Re: Откуда вы...

>Встречный вопрос: а почему шахтеры стали антисоветским тараном , несмотря на то , что уж они то занимали привилегированное положение в СССР.

Привилегированное положение (с поправкой на то, что труд шахтера действительно крайне тяжел) привело к утрате чувства реальности. Вы хотите сказать, что то же произошло и с дореволюционной интеллигенцией? В принципе, это возможно. Но тогда придется признать, что интеллигенция все-таки "не знала общества..." Шахтеры тоже не знали, но им это простительно - университетов не кончали.
От C.КАРА-МУРЗА
К Скептик (14.02.2007 22:16:07)
Дата 14.02.2007 23:15:07

Re: Чего вы так расшумелись? Отвечали бы по делу, было бы полезнее (-)
От Скептик
К C.КАРА-МУРЗА (14.02.2007 23:15:07)
Дата 15.02.2007 00:13:51

Написали ерунду, так хоть имейте мужество признать свои ошибки (-)
От Босов
К Скептик (15.02.2007 00:13:51)
Дата 15.02.2007 09:46:50

приятно следить за высококачественным интеллектуальным спором. (-)
От Кактус
К C.КАРА-МУРЗА (14.02.2007 16:02:32)
Дата 14.02.2007 17:34:00

Re: Я кое...

Здравствуйте!

> Вспомнил бы повесь Куприна «Офицеры», там описана жизнь поручиков и капитанов.

Возможно речь идет о повести Куприна А.И. "Поединок"?

С уважением. Сергей
От C.КАРА-МУРЗА
К Кактус (14.02.2007 17:34:00)
Дата 14.02.2007 18:31:09

Re: Да, перепутал. (-)