От Мак
К All
Дата 23.11.2006 19:55:01
Рубрики Россия-СССР; Образы будущего;

Владислов Сурков. Национализация будущего

Эксперт №43 | 20 ноября 2006 [ Полная версия ]
[ www.expert.ru/printissues/expert/2006/43/nacionalizaciya_buduschego/ ]
Политика : Внутренняя политика


Национализация будущего
Владислав Сурков

Владислав Сурков: параграфы pro суверенную демократию



Люди стремятся жить свободно в составе сообществ, организованных на справедливых началах. Для большинства в определенном социальном масштабе таковыми сообществами являются нации*. Достоинство свободного человека требует, чтобы нация, к которой он относит себя, была также свободна в справедливо устроенном мире.

Высшая независимая (суверенная) власть народа (демократия) призвана соответствовать этим стремлениям и требованиям на всех уровнях гражданской активности — от индивидуального до национального.

Она утверждает принципы массового правления в качестве естественных для массовых культур в эпоху массового доступа к знаниям (информации) и средствам коммуникации. Она осуществима в сложном и усложняющемся во времени взаимодействии государственных, корпоративных и частных влияний.

Здесь, в России, ей предстоит: испытать на себе и обратить в свою пользу мощь глобализации; добиться вытеснения засоряющих перспективу теневых институтов коррупции, криминального произвола, рынка суррогатов и контрафакта; устоять перед реакционными приступами изоляционизма и олигархии**. Создать новое общество, новую экономику, новую армию, новую веру. Доказать, что о свободе и справедливости можно и должно думать и говорить по-русски.

Определение

Рассуждение о суверенной демократии в России отвечает положениям Конституции, согласно которым: во-первых, «носителем суверенитета и единственным источником власти в Российской Федерации является ее многонациональный народ»; во-вторых, «никто не может присваивать власть в Российской Федерации».

Таким образом, допустимо определить суверенную демократию как образ политической жизни общества, при котором власти, их органы и действия выбираются, формируются и направляются исключительно российской нацией во всем ее многообразии и целостности ради достижения материального благосостояния, свободы и справедливости всеми гражданами, социальными группами и народами, ее образующими.

Дополнение

Краткими определениями суверенной демократии способны служить почти буквальные переводы этого термина на старомодный («самодержавие народа») и современный («правление свободных людей») русский язык.

Кстати, обозначаемая этим термином сумма идей под разными названиями так или иначе реализуется многими амбициозными нациями.

Данные идеи исходят из представления о справедливом мироустройстве как о сообществе свободных сообществ (суверенных демократий), сотрудничество и соревнование которых осуществляются по разумным правилам. И потому предполагают либерализацию международных отношений и демонополизацию глобальной экономики. Чем, конечно, раздражают планетарных силовиков и монополистов.

Что касается национальных эмоций, то в этом измерении концепция суверенной демократии претендует на выражение силы и достоинства российского народа через развитие гражданского общества, надежного государства, конкурентоспособной экономики и эффективного механизма влияния на мировые события.

Возражение

Возразить крикливой фракции «интеллектуалов», для которых солнце восходит на западе, нетрудно. Достаточно напомнить, что суверенная демократия отнюдь не доморощенная затея. Напротив, это широко распространенное и признанное практикующими политиками понятие: «Успешная трансформация новых независимых государств в суверенные демократии является центральным звеном европейской стабильности». (У. Кристофер, государственный секретарь США, 1994 г.); «… наш [Европейский] Союз хранит сущность… федерации суверенных демократий». (Р. Проди, председатель Европейской комиссии, 2004 г.).

Серьезные критики указывают, что демократия не нуждается в определениях, она либо наличествует, либо отсутствует. А любое уточняющее прилагательное означает или авторитарное поползновение, или софистический подвох.

Между тем давно и точно замечено: демократия не факт, а процесс, затрагивающий самые разные области жизни людей. И процесс этот «пошел» не пять минут назад.

Многие общества в свое время считали себя демократическими, ограничивая при этом права женщин и расовых меньшинств и даже (несколько раньше) приторговывая невольниками. Была ли та демократия такой же, как теперь? И если все-таки нет, то как обойтись без определений?

Например, относительно недавно, в конце прошлого века, некоторые эксперты стали отличать «плюралистическую» (более «современную») демократию от «мажоритарной». То есть в оценках полноты народного правления сместили политологический акцент с доминирования самой большой группы избирателей (которая, при всем к ней уважении, не представляет же весь народ) на состязание за доступ к рычагам влияния на власть всех (и самых малых) групп населения. И правильно сделали, жаль только, что не обошлись без прилагательных.

Перенос ударения на отдельные составляющие демократического процесса неизбежен и необходим в каждой новой точке исторического пространства-времени. В каждом новом контексте перманентного соперничества людей и доктрин.

Контекст

Русские инициировали грандиозную демократизацию жизненного уклада — как своего, так и множества находившихся на орбите их политического и культурного влияния народов***. Предприятие это, движимое (очень по-нашему) больше дерзостью, чем расчетом, отягощенное чудовищными ошибками и жертвами, стало, вместе с тем, самым многообещающим актом глобальной модернизации.

Необратимое усложнение механизмов человеческой экспансии (так называемый прогресс) привело Россию к пересмотру стратегии участия в гонке государственных, экономических и пропагандистских машин. Дизайн последних социальных моделей явно направлен к смягчению политических режимов, росту роли интеллектуального превосходства и информационного обмена, опутыванию властных иерархий саморегулируемыми сетями, короче — к демократии.

Соответствующие преобразования в нашей стране отозвались и драматически сочетаются с глубокими изменениями за ее границами. Демобилизация соцлагеря, удвоив территорию свободы, заодно и невольно открыла различным силам простор для геополитического произвола.

Глобальные плоды просвещения (экономические, информационные и военные инструменты глобализации) самим своим существованием порождают не только надежду на всеобщее процветание, но и соблазн глобального господства. Среди соблазняемых — и некоторые правительства, и банды террористов, и криминальные интербригады.

Конечно, тонкие ценители обнаружат существенную разницу между вселенской бюрократией, всемирным халифатом и всеядной мафией. Но любая чрезмерная централизация материальных средств тотального контроля и уничтожения, тотального производства и потребления, тотального манипулирования и коррупции формирует тотальную (тоталитарную) власть. А значит — непоправимую несправедливость и несвободу. Что крайне нежелательно в любой отдельно взятой стране и абсолютно неприемлемо в глобальном масштабе.

Сохраняя демократический порядок (целостность многообразия) в нашей стране, ее граждане способны ради защиты собственных прав и доходов участвовать в поддержании баланса многообразия в мире. Навсегда расставшись с гегемонистскими претензиями, не дать обзавестись ими кому бы то ни было. Быть на стороне сообщества суверенных демократий (и свободного рынка) — против каких бы то ни было глобальных диктатур (и монополий). Сделать национальный суверенитет фактором справедливой глобализации и демократизации международных отношений.

В таком деле есть прагматизм и романтика. Найдутся союзники и противники. И — может заключаться миссия.

Ударение

Военно-полицейский аспект национальной самостоятельности, в той или иной мере присущий всем государствам, в российском случае слишком часто проявлялся сверх всякой меры, принимая крайние формы изоляционизма и неистового администрирования. Понимание же суверенитета как свободы и конкурентоспособности открытого общества только начинает складываться, отсюда — актуализация темы.

Демократия наша — фактически ровесница века, свежий продукт трагической трансформации через царизм, социализм, олигархию. Дело для многих все еще непривычное, поскольку никогда прежде наше государство не отличалось щепетильным отношением к гражданским правам.

Поддерживать суверенитет без ущерба для демократии и быть открытыми, не теряя идентичности, — задача для начинающих нетривиальная.

И вот, несмотря на то что прилагательные теперь под подозрением, ударение может быть поставлено: суверенная.

Суверенная

Некоторые подвижники коммерческой философии, трудящиеся в специализированных «некоммерческих» и «неправительственных» организациях, пишут, что в наш век интеграции и взаимозависимости глупо цепляться за суверенитет. Вряд ли, впрочем, среди правительств — спонсоров подобных писаний найдется хоть одно, готовое у себя дома ликвидировать национальное законодательство, экономику, армию и самого себя.

Как пример десуверенизации во имя всего наилучшего приводят Евросоюз. Забывая о заминке с евроконституцией (что, допустим, поправимо). И о том, что речь идет либо о становлении устойчивой ассоциации суверенных государств, либо (в самых смелых мечтах) о синтезе мультиэтнической евронации и ее, так сказать, всесоюзном суверенитете, какими бы политкорректными эвфемизмами он ни обозначался.

Для России жертвовать сегодня национальной свободой ради модных гипотез было бы так же безрассудно, как в свое время — ради карл-марксовых призраков. А расплачиваться ею за еду и одежду (и даже за «оборудование») — и безрассудно, и унизительно.

Суверенитет, будучи «полнотой и независимостью власти», не отменяется. Но — меняется его содержание вместе с манерой властвования. Образ государства, рассредоточенный из дворцов и крепостей по присутственным местам, избирательным участкам и телеэкранам, демократизируется. Массовые действия являются в большей степени итогом обсуждения и убеждения, чем принуждения. Среди символов могущества все ярче выступают передовая наука, моральное преимущество, динамичная промышленность, справедливые законы, личная свобода, бытовой комфорт.

Основным ресурсом обеспечения суверенитета признается не просто обороно-, а комплексная конкурентоспособность. Которая обретается на воле, в открытом соревновании, никак не в бомбоубежище или теплице.

Наднациональные и межгосударственные структуры разрастаются отнюдь не в ущерб «полноте и независимости». Им делегируется не власть, как мерещится многим, а полномочия и функции. Право же делегировать (а значит, и отзывать), то есть собственно власть, остается национально-государственной.

Конечно, политическое творчество далеко не всех наций увенчивается обретением реального суверенитета. Многие страны и не ставят перед собой такую задачу, традиционно существуя под покровительством иных народов и периодически меняя покровителей. Размножение развлекательных «революций» и управляемых (извне) демократий, кажущееся искусственным, на самом деле вполне естественно среди таких стран.

Что касается России, прочное иновластие здесь немыслимо. Маргинальные союзы бывших чиновников, действующих нацистов и беглых олигархов, взбадриваемые заезжими дипломатами и незатейливой мыслью о том, что заграница им поможет, могут пытаться разрушить, но никогда не смогут подчинить общество, для которого суверенитет — гражданская ценность.

Встречается мнение, будто десуверенизация нашего государства никому не интересна (или нереальна). Но повсеместная и повседневная нужда в сырье и безопасности столь огромна, а здешние запасы ядерного оружия, нефти, газа, леса, воды так обильны, что излишнее благодушие едва ли уместно. Особенно если учесть, насколько возможность осознания, защиты и продвижения наших национальных интересов снижена повальной коррупцией, диспропорциями экономики и простой медлительностью мысли.

Центр прибыли от международных проектов использования российских ресурсов должен закрепиться в России. Так же как и центр власти над ее настоящим и будущим.

Демократия

Демократия у нас прижилась, но приживалка она или хозяйка — пока вопрос. Формальные ее характеристики (сколько и каких надо партий, президентских сроков, «преемников», социальных пособий, судов, муниципальных образований, государственных предприятий, независимых СМИ) обсуждаются регулярно и остро.

Среди производимых по столь важным и занимательным поводам шумов теряются на дальнем плане слова о свободе, справедливости, доверии. Общественные ценности и мораль почитаются темой чуть ли не академической, а то и вовсе демагогической.

В связи с этим весьма желательно, чтобы поднятая Президентом идея сбережения народа была расслышана обществом в полном объеме как фундаментальная для демократии.

Социальная расточительность, привычка сорить людьми («у Бога людей много»), изводить друг друга без счета и смысла коренится глубоко в прошлом.

Россия теряла в крупнейших войнах больше солдат, чем любой ее союзник или враг. А крупнейшие социально-экономические достижения обретала в периоды деспотического реформирования, подобные войнам.

Окно в Европу прорубалось способами, которые и азиатскими назвать нельзя, не оскорбив Азию. Освоение космоса и атомной энергии добыто жестоким упорством советского крепостничества. Политическую неряшливость, с какой водворялась демократизация, могла себе позволить лишь высокомерная и не знакомая с общественным контролем номенклатура. Подменившая легитимную власть олигархия сопровождалась пандемией нищеты, коррупции и заказных убийств, настоящим коммерческим террором, самоистреблением за деньги.

Мрачными парадоксами прогресса отмечены биографии всех великих наций. Но утешения сравнительной тератологии отвлекают от насущного вопроса: может ли Россия расти иначе? Или всегда — через силу? Возможно ли ее свободное развитие, мирное строительство, ненасильственная модернизация?

Впервые за тысячу лет наше общество так свободно. Складывающийся порядок бранят. И прекрасно, поскольку громогласное негодование по случаю изъянов и отступлений демократии — неотъемлемая ее черта. Одни принимают всякую сложность за хаос, разнообразие — за развал, музыку — за сумбур. Другие шарахаются от малейшей тени регламента и процедуры.

Правда, среди одних и других встречаются суетящиеся перверты с необыкновенной легкостью в мыслях. Смесь дурно понятого традиционализма и либеральных суеверий прописывается простыми рецептами всем страдающим от нехватки денег, воображения и должностей. Бомбометания, баррикады, перевороты, погромы проповедуются настойчиво и с покушениями на литературность.

Задворки демократий всегда кишат радикалами. О них не стоило бы и вспоминать, если бы их не пытались использовать для ослабления национального иммунитета. Если бы опыт свободной России был не так еще мал, а генетическая память о стране радикально революционной, радикально реакционной и радикально бюрократической не так тяжела и притягательна.

Зыбкость, неукорененность демократических институтов питают кое у кого надежды на возвращение к олигархической либо квазисоветской модели, на присвоение власти отдельными группами денежных и аппаратных интересов.

Впервые в нашей истории есть шанс на излечение хронической болезни судорожного (революционно-реакционного) развития. Усложнение реальности (повышение качества жизни и, соответственно, качества недовольства ею; предъявление все более строгих требований к лидерству; фабрикация необычных взрывоопасных заблуждений; вызревание неожиданных экономических проблем) удивит уже близкое будущее неминуемыми и невиданными кризисами.

Освоит ли Россия народосберегающие технологии демократии для их преодоления? Или по обыкновению обратится к разорительному и беспощадному огосударствлению? Или — капитулирует и распадется? Оптимистические варианты ответов предполагают национальную солидарность на основе общих ценностей свободы, справедливости и материального благополучия.

Сбережение народа может стать целью и средством обновления. Программой гуманизации политической системы, социальных отношений, бытовой культуры. Навыком бережного подхода к достоинству, здоровью, имуществу, мнению каждого человека.

Время наблюдений ничтожно, смелые выводы делать рано, но первые шаги российской свободы обнадеживают. Демократия справилась с нищетой, сепаратизмом, общественным унынием, правовой разрухой, остановила распад армии и госаппарата. Потеснила олигархию, перешла в решающее наступление на международный терроризм, укрепила экономику… работает…

Работа

Для суверенной демократии, отличаемой от прочих интеллектуальным лидерством, сплоченной элитой, национально ориентированной открытой экономикой и умением защищаться, абсолютно приоритетны:

— гражданская солидарность как сила, предупреждающая социальные и военные столкновения. Свободное общество не будет мириться с массовой бедностью (на фоне массового же уклонения от уплаты налогов), убожеством социальной защиты, несправедливым распределением общественных доходов. Равно как и не поставит под сомнение (в условиях необъявленной гонки вооружений) необходимость разумных оборонных бюджетов для поддержания престижа и технического переоснащения армии, флота, спецслужб. За надежду на мир в будущем нужно платить здесь и сейчас;

— творческое сословие как ведущий слой нации, возобновляемый в ходе свободного соревнования граждан, их политических, экономических и неправительственных объединений.

Синергия креативных гражданских групп (предпринимательской, научной, культурологической, политической) в общих (значит, национальных) интересах выглядит позитивной альтернативой самозванству офшорной аристократии с ее пораженческой психологией;

Манипуляция и коррупция могут кое-как поддерживать иллюзию государства. Воссоздавать его всерьез по силам только творческому сословию свободных людей, соединенных ценностями, способных к новациям (значит, к конкуренции), движимых личной выгодой к национальным целям;

— культура как организм смыслообразования и идейного влияния. Россия должна говорить, что делает, а не делать, что говорят, в роли не рядового обывателя, а соавтора и соактора европейской цивилизации.

Производство смыслов и образов, интерпретирующих всеевропейские ценности и называющих российские цели, позволит ментально воссоединить расстроенную было нацию, собранную пока условно-административно, на скорую (пусть и сильную) руку.

В полемике культур российское сообщение должно быть весомо и внятно, по природе свободно, по существу справедливо, по форме интересно, по тону приемлемо.

Нужно утвердить собственные позиции в философском, социо— и политологическом дискурсах Запада. А поддержкой искусства (кино и литературы прежде всего) постепенно вернуть покоряющее обаяние отечественной культуры;

— образование и наука как источник конкурентоспособности.

Некоторые конкурентные преимущества, унаследованные от СССР (очевидные в энергетике, коммуникациях, обороне и в самой сфере образования), должны использоваться для устойчивого развития глобально значимой национальной экономики. Могущественная энергетическая держава (до которой пока далеко) возникнет не в результате гипертрофии сырьевого сектора, а в борьбе за обладание высокими технологиями связи и информации, энергомашиностроения и энергосбережения, производства принципиально новых видов топлива.

Интеллектуальная мобилизация на подъем перспективных отраслей, доступ к научно-техническим ресурсам великих экономик, усвоение современной исследовательской и производственной культуры могут стать главнейшими задачами и школ, и университетов, и внешней политики, и международной научной и промышленной кооперации.

Система образования — такая же инфраструктура будущей экономики знаний, как трубопроводы для теперешней экономики нефти. И требует не меньшего внимания и сопоставимых инвестиций.

Сомнения

Говорят: «Россия надорвалась — длительное имперское напряжение лишило ее сил, она утратила пассионарность и покидает историю. Россия распадается — Дальний Восток обезлюдел, Кавказ озлоблен. Россия отстала навсегда — сырьевое захолустье, страна рабов/господ и вечной бедности, перебивающейся с хлеба на квас, с пеньки на газ. Россия вымирает физически — летальный исход от потери населения неотвратим…»

Вообще, всяких вскриков в пользу невозможности, неподвижности, неучастия, небытия всегда хватает в дни испытаний на прочность. Среди доводов декаданса — вернейшие, такие как лень, равнодушие, невежество, слабость.

Устранение России из будущего, попытка спрятать ее в прошлом от «кошмара» глобальной конкуренции — главное в замыслах обеих реставраций (олигархической и бюрократической).

Реванш олигархии (окончательное решение по неограниченной транснационализации российских экономических и политических активов) предписывает стране потерю субъектности, растворение в глобализации вместо участия в ней.

Реконструкция бюрократического государства, чаемая почитателями советской старины, уведет нас от конкурентной борьбы в тупик политической изоляции и экономического прозябания.

Реставрационные концепции вдохновлены малодушием и неверием (рекламируемыми как «здравый смысл»), признают за отдельными корпоративными группировками привилегию присваивать власть, постулируют провал модернизации и чреваты разбродом России со всеми печальными последствиями.

Суверен-демократический проект относится к числу допускающих будущее, и не какое-нибудь, но отчетливо национальное. Потому что народ не наделял ныне живущие поколения правом прекратить его историю; гражданам страны, известной великой цивилизаторской работой, по справедливости принадлежит достойное место в мировом разделении труда и доходов; по принципу «кто правит, того и вера» правящий народ, не утративший веру в себя, — будет.

Русские

Судьба российской нации непрерывно решается как нелинейное уравнение разнородных интересов, обычаев, языков и религий. Русские, неутомимые вершители этой высокой судьбы, плотно сплетены с народами, вовлеченными в создание многогранного российского мира. Вне татарского, угорского, кавказского измерений русское политическое творчество неполно. Исход из России ее народов в 1991−м пережит крайне болезненно. Повторение чего-то подобного — смертельно опасно.

Заглохший (вроде бы) сепаратизм некоторых национально-титулованных территорий оставил повсюду тлеющие очаги культурной замкнутости и архаической нетерпимости. Этнически окрашенные преступные конгломераты (прежде всего террористические) заразили ксенофобией многих людей разных национальностей. Нашлись и среди русских поддавшиеся пропаганде невероятной жизни без соседей и «приезжих».

Шарлатаны, проповедующие прелести этнического уединения, на самом деле пытаются выселить русских из многонациональной России. Куда? В «русскую республику» в границах раннемосковского царства? В этнографический заповедник, где нас никто не достанет, с табличкой «не беспокоить» на заборе?

В каждом регионе и «приезжие», и «местные» должны вести себя в рамках закона и приличия. Этнокриминалитет и сопутствующая ему ксенофобия разрушат русское многонациональное государство, если не будут побеждены правосудием, просвещением и успешным развитием.

Величайшие русские политические проекты (такие как Третий Рим и Третий Интернационал) были обращены к людям других народов и открыты для них. Критически анализируя прошлое, признавая ошибки и провалы, мы вправе и будем гордиться всем лучшим, что унаследовано от империи и Союза. В том числе — уникальным опытом взаимопонимания Православной церкви с исламской общиной, иными конфессиями, всестороннего взаимодействия и взаимопомощи земель и городов.

Русская мысль органически толерантна. Русская политическая культура исходит из межэтнического мира и стремится к нему. Нет никаких сомнений, что русский демократический проект открыт и должен быть привлекателен для всех российских народов.

Европа

В Европе нашу страну представляют по-всякому. Есть несгибаемые приверженцы латинского слогана contra omnes moscos et tartaras****. И сомневающиеся, европейцы ли обитают на дальнем евровостоке. Учителя (и добрые, и суровые), претендующие преподавать беспокойному ученику незабываемые уроки разной степени тяжести. И те, для кого Россия — опаздывающий европеец. И те, кому — стратегический партнер и потенциальный союзник.

Недопустимо, чтобы эти представления стали сплошь отрицательными. Впрочем, и превратить их в монотонно приятные вряд ли когда-нибудь удастся.

Все влиятельнейшие европейские нации (Россия в том числе) имеют неоднозначные мнения друг о друге. Век за веком образуя действительно непревзойденную цивилизацию, они не только сотрудничали и взаимно обогащались. Знали также и много горя от ума. Фашистская галлюцинация, бред нацизма, механизированная резня 1914–1918−го, 1939–1945 гг. — произведения (если кто забыл) стопроцентно европейские.

Европа не нуждается в идеализации. Ее теперешнее преимущество в незаурядной воле к рациональному устройству, к поиску мирного пути, по возможности — в обход политических катастроф и ментальных затмений. Бог знает, получится ли, но как минимум в этом смысле Россия, в свою очередь осваивающая демократию, — в Европе.

Здесь же — интеллектуальные ресурсы, без доступа к которым модернизация нашей страны невозможна. Сотрудничество в сфере науки, техники, высшей школы, мультинациональные корпорации в наукоемких и высокотехнологичных отраслях могли бы связать нашу экономику с европейской и заатлантической вернее и с большей пользой, чем примитивные поставки сырья.

Повторимся, западнее России разные люди: и намеренные подчинить ее, и полагающиеся на взаимовыгодное партнерство. Первым наша демократия способна предъявить решимость в отстаивании суверенитета, вторым — открытость и гибкость, продуктивность кооперации.

Не выпасть из Европы, держаться Запада — существенный элемент конструирования России.

Скромность

Терроризм не добит. Инфраструктура изношена. Больницы и школы бедны. Техническая отсталость и бытовая неустроенность удручающе огромны. Творческие силы скудны и распылены.

Когда для выживания нации срочно требуется новая экономика, упущенное время расторопно доедает старую.

Скромность и трезвость самооценки не повредят амбициям, наоборот, сделают их реалистичнее и честнее. Напомнят: давно пора учиться изобретать, управлять, конкурировать.

Величие

Получит ли великая история России великое продолжение, зависит только от нас, ее граждан. Сегодняшнее величие небесспорно, завтрашнее — неочевидно. Президент Путин постоянно напоминает, что на повестке дня не всеобщий отдых под разговоры о великой стране, а активная работа по модернизации.

Пока же велики не столько достигаемые цели и утверждаемые ценности, сколько цены на углеводородное сырье.

Кажется, газированная экономика тонизирует и освежает. Но если и когда она выдохнется, мы увидим, чего стоят ее производные — шипучие амбиции, игристая риторика и дутое благополучие.

Мы обязаны выстроить базис инновационной культуры, системы создания уникальных знаний, поскольку знание — это власть и капитал для сбережения народа. И сейчас, и в посленефтяную эпоху, наступление которой неизбежно.

Мы обязаны конвертировать сырьевую экономику в интеллектуальную, чтобы проложить России путь наверх, в будущее, в сообщество креативных наций, направляющих историю.

P. S. Текст про суверенную демократию, составляемый по ходу дискуссии совместными усилиями сторонников и критиков, — одна из интерпретаций нашего недавнего прошлого и близкого будущего.

Он основан на предположении о неизбежности усложнения и дифференциации социальных структур. Его задача — привлечение общественного внимания к взаимосвязанным вопросам личной свободы (о демократии) и свободы национальной (о суверенитете). Он открыт для согласия и спора. В нем нет почти ничего обязательного и совсем ничего назидательного.

Единственное, на чем настаивает формируемый текст, — справедливость для каждого в России и для России в мире.

Единственное, чему стремится способствовать, — выработка эффективной практики воспроизводства интеллектуальных, моральных, политических и экономических ресурсов свободы.



*Здесь нация понимается как сверхэтническая совокупность всех граждан страны. Применительно к России «нация» в данном тексте ~ «многонациональный народ» в тексте Конституции. То есть российская нация (народ) объединяет все народы (национальности?) России в общих границах, государстве, культуре, прошлом и будущем.

**Грубейшая и глупейшая ошибка обзывать олигархом каждого крупного предпринимателя. Олигархический капитал только тот, что сознательно используется для институализации коррупции и манипулирования, незаконной узурпации государственных функций.

***Не будет лишним еще раз заметить: Россия приведена к демократии не «поражением в холодной войне», но самой европейской сущностью ее культуры. И еще раз: не было никакого поражения.

****Против всех московитов и татар.
От Мак
К Мак (23.11.2006 19:55:01)
Дата 24.11.2006 20:16:41

Дм. Фурман. России надо признать свою недостаточность и стать в ученическую позу

НГ 24.11.2006 | идеи и люди

Идеологические страдания
Постсоветская социально-политическая практика в поисках теории
Что тот чиновник или политик, что этот: на всех один набор идейных стереотипов.

Об авторе: Дмитрий Ефимович Фурман - доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института Европы РАН.

Последний всплеск идеологической активности в кругах, близких к президентской администрации, связанный с идеей «суверенной демократии», говорит о росте ощущения властью своей «идеологической недостаточности». И это – совершенно естественно.

В России сложилась определенная социально-политическая система, эта система – относительно стабильна, существует логика действий наших президентов и преемственность этих действий, передача «эстафеты» от президента к обозначенному им преемнику. Но идеологические основания этой системы – довольно смутные. Можно ли вообще говорить о какой-то идеологии нашей власти?

Ни Ельцин, ни Путин сами – не идеологи, не «мыслители». По характеру своей прежней, допрезидентской деятельности они не могли много читать и думать над мировоззренческими проблемами. А когда стали президентами, времени на это совсем не осталось – им надо было постоянно решать конкретные и насущные проблемы управления страной и укрепления своей власти.

В этом они принципиально не отличаются от своих предшественников, которые после Ленина (может быть, отчасти, даже Сталина) над мировоззренческими вопросами задумывались мало. Но между коммунистическими и посткоммунистическими правителями – большая разница. Коммунисты принадлежали к организации, обладавшей догматической идеологией. Над этой идеологией, когда ее создавали «основоположники», они думали очень много. Поэтому позднейшие коммунисты уже могли не думать, а просто верить (более или менее искренне) в придуманное за них Марксом и Лениным. Ельцин и Путин такой организации и такой идеологии не имеют.

Но человек не может не осмыслять каким-то образом своей деятельности, не может вообще не иметь никаких идей. Полный «цинизм», чисто инструментальное отношение к идеям просто невозможны, это – романтическая выдумка.

Если человек – и не создатель идей, и не приверженец какой-то созданной другими идеологии, значит, он черпает идеи «из самой жизни», и его идеи – более или менее «как у всех». Идеи наших президентов, идеология нашей власти – это идеи массового сознания с их значительно большей, чем в идеологических системах, неопределенностью и эклектичностью, несколько модифицированные и структурированные специфической ситуацией, в которой они оказались, – ситуацией людей, олицетворяющих государство и им управляющих.


Идея из воздуха
Исходным моментом в идеологической эволюции нашей власти является провозглашение в 1991 году победившими демократами во главе с Ельциным идеологии демократии и рынка, подразумевающей отказ от прежней коммунистической системы и признание нормой социально-политического строя западных стран. Откуда взялась эта идея, как, например, произошли отказ от коммунизма и обращение в эту новую идеологию лидера демократов Ельцина (Путин прошел через такую же идейную метаморфозу, но он не был тогда публичной фигурой, и его обращение не могло иметь такого значения, как ельцинское)?

Идея эта не зародилась в сознании какого-то российского мыслителя и не развивалась, постепенно овладевая массами. Она взялась «из воздуха», и массовые обращения в нее происходили с удивительной легкостью и простотой. Ельцин, например, еще в 1988 году был ортодоксальным коммунистом, возражавшим против реабилитации Бухарина, а уже в 1989 году стал демократом и антикоммунистом. В его идеологической трансформации были личные и ситуативные моменты (крах партийной карьеры, обида на Горбачева), которые могли ускорить это обращение и придать ему специфическую окраску. Но ничего «особенного» в этом обращении не было.

На вопрос, был ли Ельцин искренним коммунистом, ответить невозможно – не потому, что нет данных, а в силу неопределенности самих понятий искренности и лицемерия. Очень уж искренних коммунистов к тому времени почти не осталось. Коммунистическая идеология превратилась в набор формул, утративших смысл, но необходимых для карьеры. Но когда человек говорил эти формулы, он не думал про себя: «Я говорю всю эту чепуху для денег и карьеры». Это была какая-то зона «полуверы-полулицемерия», в которой вместе с Ельциным пребывали миллионы. И как только стал очевиден кризис коммунизма и произнесение этих формул перестало быть необходимым, эти миллионы от них легко отказались.

Также ничего особенного нет и в том, что отказ от марксизма-ленинизма означал переход именно к идеям демократии и рынка. Других серьезных идей просто не было ни в России, ни в мире в целом. Это в начале XX века существовали десятки разных социальных проектов, и люди должны были как-то размышлять, кто прав – марксисты или народники, и если марксисты, то кто из их многочисленных течений. К 1991 году демократия и рынок стали безусловной нормой не только развитого, но и вообще почти всего мира, и идеологии, предлагавшие какие-то альтернативные социальные проекты, практически исчезли. Правда, у нас существовала еще идеология православного монархизма, и Ельцин вроде бы какое-то время проявлял интерес к обществу «Память». Но это была явно маргинальная и «несерьезная» альтернатива. Для человека, отказавшегося от коммунизма, обращение к идеям демократии было, по сути дела, «автоматическим», ему просто не было куда еще «обращаться».

Как в идейной метаморфозе Ельцина не было ничего оригинального в российском контексте, так в ней не было ничего оригинального и в мировом контексте. Коммунизм развалился везде, и везде – от Праги до Душанбе – бывшие коммунисты примерно в одно время стали говорить, что коммунизм был заблуждением, а правильный путь – путь демократии и рынка. Метаморфоза Ельцина – это вариант метаморфоз Шеварднадзе, Алиева, Снегура, Бразаускаса – перечислять можно до бесконечности.


Столкновение с реальностью
Идеология демократии и рынка победила поразительно легко и быстро. Разумеется, политика Ельцина и демократов встречала сопротивление, и слова «демократия» и «демократы» довольно быстро стали ругательными («дерьмократы»). Но никакой реальной альтернативы никто предложить не мог – ее вообще нет в современной культуре. КПРФ могла возмущаться разрушением СССР, грабительскими реформами и тысячью других вещей, но она не могла быть против свободных выборов, независимого суда и т.д., и даже не могла быть принципиально против рынка. А Жириновский – так просто назвал свою партию либерально-демократической.

Провозглашение демократии было предельно просто. Но реализация ее оказалась предельно сложной. В России, как и в большинстве постсоветских стран, не имевших достаточной культурной основы, демократия не получалась. Зато авторитарная система президентской власти вырастала без особых усилий, сама собой. Идеология и реальность явно не соответствуют друг другу, и это несоответствие с каждым годом становится все больше.

Логически есть две возможности радикального разрешения этой коллизии.

Первая возможность – привести реальность в соответствие с идеологией. То есть просто признать, что мы провозгласили демократию, и это очень правильно, а построить ее не смогли. Но это предполагает совершение действий, не очень ясно каких, но ясно, что противоречащих и естественным интересам власти, и привычкам народа. Кроме того, это – страшный удар по самолюбию и правящей группы, и общества в целом. Это означает признание твоей «недостаточности» и принятие ученической позы перед теми, у кого демократия давно уже получилась, чуть ли не «потерю суверенитета». Поэтому этот вариант можно считать исключенным для власти и – на обозримое время – для общества в целом.

Вторая возможность – наоборот, привести идеологию в соответствие с социальной реальностью, то есть найти открыто недемократическую идеологию. Вообще какие-то мечты о такой идеологии во власти, несомненно, присутствуют. Это видно и в ностальгическом пристрастии к монархической символике, и в относительно случайных высказываниях, вроде заявленного Путиным интереса к Ильину, который когда-то, живя в нацистском Берлине, восхищался гитлеровской «национальной революцией» и примеривал ее к будущей, освобожденной от коммунизма России. (Я совершенно не хочу сказать, что президент тайно симпатизирует фашизму. Ясно, что кто-то положил Путину на стол подборку приемлемых цитат, а неприемлемые, естественно, не клал. Но ясно и то, что тот, кто положил, понимал, что у президента есть неудовлетворенные идеологические потребности и что цитатами из либеральных мыслителей их не удовлетворишь.) Но этим смутным стремлениям к альтернативной идеологии так и суждено остаться стремлениями. Идеологию не создашь на пустом месте. Для создания марксизма-ленинизма нужны были Маркс и Ленин и вся грандиозная предшествующая им мыслительная работа – и во всемирном масштабе, и в России. Ничего похожего нет и не предвидится. Поэтому пути смены идеологии практически тоже нет.

Как мы все знаем по себе, психологическая ситуация конфликта между принятой тобою нормой, изменить которую ты не в силах, и твоим реальным поведением, изменить которое ты тоже не в силах, – очень мучительная. Естественно возникают чувство «неполноценности», которое ты должен как-то подавить и компенсировать, ощущение тревоги, раздражение на тех, у кого таких конфликтов нет и кто соответствует норме. Все это есть и в нашей массовой психологии, и в психологии нашей власти, и в нашем поведении во внешней политике. Это проявляется в периодических вспышках всяких фобий, антиамериканских, антиукраинских, антиприбалтийских и прочих чувств как на массовом уровне, так и в высказываниях и действиях власти.

Мысль, которая рождается в ситуации, когда логичные решения проблемы неприемлемы, не может быть логической и последовательной, и ей остается очень немного путей – и очень сомнительных.

Можно попытаться просто снизить значение проблемы демократии, переключив внимание на что-то другое и компенсируя ощущение недостаточности в этом аспекте другими реальными или мнимыми достижениями. Да, демократии нет, но это не так уж и важно. Зато мы удвоим ВВП. Или же – зато у нас великие духовные традиции. Зато мы в 1613 году победили поляков, а в 1945-м – немцев. И т.д. Но ясно, что это – не решение проблемы.

Можно попытаться неприятную реальность отрицать. У нас – самая настоящая демократия. У нас – совершенно свободные выборы, полное разделение властей и т.д. Просто так получается, что оппозиция никогда не могла прийти к власти (уж больно плохая), а президент у нас – уж очень хороший и всеми любимый. Эту стратегию можно дополнить обвинениями в предвзятости демократических стран, сомневающихся в нашей демократии или даже ее отрицающих. «Учитель ко мне придирается, у него любимчики, а меня он почему-то невзлюбил, вообще он русских не любит». Кроме того, можно попытаться всячески принизить чужие успехи и преувеличить чужие неудачи в построении демократии (в Прибалтике устраивают марши бывших фашистов, на Украине Майдан был организован на деньги не то олигархов, не то Запада, а такой демократии, как в Ираке, нам, ясное дело, не нужно).

Третий вариант – наиболее реалистичный. Да, у нас много несовершенства, но в западных странах демократия тоже создавалась веками. Когда-нибудь и мы придем к совершенной демократии. Это рассуждение – приемлемо, если говорить о российском обществе в целом и брать временной отрезок от Петра Первого до неизвестного будущего. Российское общество действительно проделало колоссальный путь, который в конечном счете ведет к демократии. Но рассуждение это абсолютно не приложимо к нашей государственной организации на постсоветском отрезке времени, поскольку она явно не эволюционирует в направлении демократии. Кроме того, этот ход мысли не снимает ощущения нашей недостаточности (может быть, и правда, что ты тоже сможешь сдать экзамен, но другие-то все уже давно сдали) и проблемы «ученичества», отношения к «учителям» и «успешным ученикам».

Собственно, этими вариантами исчерпываются все идеологические ходы. Все они – естественны и одинаково приходят на ум многим: это очень простые ходы массового сознания.

Они не оригинальны, ибо все они присутствуют у всех стран в схожих ситуациях. Так, можно подобрать буквально десятки цитат из речей Назарбаева, Каримова, Ниязова, Акаева, Алиева, что США к демократии шли 200 лет (идея абсолютно ложная, но у центральноазиатских правителей очень популярная), «так что же они от нас хотят». И я уверен, что, если бы у Саддама Хусейна спросили, какой у него строй, он бы ответил – конечно, демократия, но очень суверенная. А Ниязов именно так и отвечает, у него даже есть свой Институт прав человека.

И как все эти рассуждения – примитивны, так они все – недостаточны, противоречат фактам и логике. Проблема нахождения идеологического обоснования и оправдания нашему теперешнему строю неразрешима. Строй – внутренне противоречив, и его противоречия неустранимы. Идейный фундамент его – непрочен.


Неизбежность нормы
В схожей ситуации, когда демократия провозглашена, но жить при ней не получается, находилось и находится громадное число стран. И все они мучились примерно теми же идейными проблемами. И постепенно, проходя через разнообразные кризисы, все большее число стран к демократии переходит. Пройдя через какие-то будущие кризисы, перейдем к ней и мы. Когда-нибудь русские люди все-таки начнут реально выбирать свою власть, им это понравится, и они к этому привыкнут.

Тогда реальность будет приведена в соответствие с нормой, и все возникающие из их несоответствия друг другу проблемы отпадут. Когда норма претворена в жизнь, о ней можно уже забыть и не думать. Ученик, которому никак не удается овладеть нормой грамотного письма, может выдумывать всякие оправдания и строить разные идеологии, объясняющие и оправдывающие его безграмотность. Но когда он этой нормой овладел, когда экзамен уже позади, он перестает об этом думать. Он просто, когда ему нужно, пишет. А думает о чем-то другом, более важном и интересном.

Как в нашей институциональной, социальной эволюции, так и в нашей идейной эволюции нет ничего особенно оригинального. Это модификация схемы, повторявшейся в разных странах едва ли не сотню раз.

Как очень большое число стран, мы мучаемся, потому что не можем жить так, как сами считаем нормальным и правильным. Поэтому нам надо что-то изобретать, искать какие-то идеологические ходы, позволяющие сохранить самоуважение. Но эти идеологические ходы – и слабы, и неоригинальны. По-настоящему убедить нас они не могут.

От нормы все равно никуда не уйдешь. И раньше или позже мы к ней придем. А когда придем к норме, мы просто забудем о том, как мучились. В странах, построивших устойчивые демократии, демократия вообще перестает быть идеологической проблемой. Она становится нормальным и привычным образом жизни. Люди просто перестают о ней думать. Когда-нибудь перестанем и мы.

материалы: Независимая Газета© 1999-2006
Опубликовано в Независимой Газете от 24.11.2006
Оригинал: http://www.ng.ru/ideas/2006-11-24/10_stradania.html
От Олег Н
К Мак (24.11.2006 20:16:41)
Дата 24.11.2006 22:04:21

А как выглядит эта поза? %-))) (-)
От Баювар
К Мак (23.11.2006 19:55:01)
Дата 24.11.2006 13:02:32

(повтор) источником власти в государстве — является не народ (*+)

>( http://www.vz.ru/politics/2006/11/20/57898.html)
>Сурков опубликовал статью
>Владислав Сурков подчеркивает, что рассуждение о суверенной демократии идет в русле российской Конституции

http://ej.ru/dayTheme/entry/5419/

Был в истории немецкой философии ХХ века такой достаточно известный и вполне небесталанный персонаж по имени Карл Шмитт, автор многих философских трактатов, в том числе «О диктатуре» и «Политическая Теология», профессор Боннского и Берлинского университетов, член национал-социалистической партии Германии с 1933 года – причем свое членство в НСПГ он не денонсировал даже после окончания войны.

Вот идеи этого самого Карла Шмитта и некоторых его европейских последователей и проглядывают в славных «параграфах» В.Ю. Суркова со товарищи.

А идеи эти заключаются в следующем. Носителем суверенности – то есть источником власти в государстве — является не народ и не избиратели, а некий консенсус ответственных элит, то есть тех, кто способен и готов принимать важные политические решения, поелику народ, всем известно, занят каждодневной суетой и к таким делам не пригоден. Более того, высшим проявлением воли народа, его суверенитета, согласно Шмитту (см. трактат «О диктатуре»), является сильный диктатор, который значительно более эффективно, чем какой-то там парламент может руководить страной и претворять в жизнь чаяния народа, нежели законодательный орган, вечно вовлеченный в бесконечные и бесплодные дискуссии и компромиссы. Как там говорил спикер ГД Грызлов – «парламент не место для дискуссий»? Вот именно.

Фундаментом такой «демократии» по Шмитту должна была служить конституция – на том эта «демократия» и заканчивалась, ибо, повторю, его концепция отрицала основополагающий принцип «народа- суверена» и представляющих его органов власти. Диктатор же мог и обязан был принимать решения, не вдаваясь в дискуссии – исключительно исходя из своего понимания блага народа, независимо от того, находят эти решения поддержку у большинства или нет.

При этом полезно, конечно, чтобы диктатор был любим и популярен – другими словами, рейтинг популярности становится основанием легитимности принятых им решений.

Вот, собственно, что кроется под многостраничными словесными фантиками, рекламирующими идею «суверенной демократии». Лишить сограждан права на выбор, убедить их, что именно при таком устройстве власть, государство только и могут быть эффективными – особенно для решения задачи охранения национального суверенитета от полчищ окружающих Отечество врагов, договориться с «ответственными элитами» — путем убеждения или принуждения, и инвестировать «волю народа» и его суверенитет в популярного, опирающегося на высокий рейтинг диктатора, способного действовать без сомнений и ни на кого не оглядываясь.

Что называется – приехали. Впрочем, ровно к тому все последние шесть лет и шли.

Напоследок как тут не вспомнить известные слова только что ушедшего Милтона Фридмана: «Добрые намерения диктатора не делают авторитарный режим безвредным». Не делают.

А другого золота в Альпах нет...
От Мак
К Мак (23.11.2006 19:55:01)
Дата 23.11.2006 19:58:14

Автор устлал доступ к смыслу минными полями, чтобы отсечь врагов, лодырей...

20 Ноября 2006 г.
Павел Данилин

Государству необходима идеология

20 ноября журнал «Эксперт» опубликовал статью заместителя главы администрации президента Владислава Суркова «Национализация будущего». Кому адресована эта статья? Что власть пытается донести через этот текст? Почему Сурков снова заговорил о суверенной демократии? На вопросы ИА «LentaCom.Ru» отвечает политолог, шеф-редактор портала «Kreml.org» Павел Данилин.

- Какова цель выступления Владислава Суркова в журнале "Эксперт" со статьей "Национализация будущего"? С чем связано (чем вызвано) появление статьи именно сегодня?

- Если говорить о дате, то можно с уверенностью сказать о том, что статья появилась в преддверии VII съезда "Единой России", запланированного на 2 декабря. На съезде суверенная демократия станет одним из основополагающих тезисов программы "Единой России", и, безусловно, дополнительная проработка спорных или непроясненных аспектов именно сейчас крайне актуальна. На съезд партактив, ведающий идеологией, должен выйти во всеоружии.

Но есть еще одна дата, являющаяся, на мой взгляд, довольно забавным, хотя и случайным совпадением. В 1910 году в Мексике 20 ноября началась революция, предварившая серию национально-освободительных революций в Латинской Америке, ставшая предвестником движений Че Гевары, Фиделя Кастро и других пламенных революционеров и борцов с мировым империализмом. Как известно, Владислав Сурков увлекается историей великого Че Гевары. Более того, слова этого бунтующего человека о суверенитете легли в основу разработки идеологии суверенной демократии. Так что дату 20 ноября можно рассматривать и как некую особую мистическую связующую замруководителя администрации президента и латиноамериканских революционеров. Хотя, конечно, это крайне вольное допущение, особенно в связи с тем, что журнал "Эксперт" выходит исключительно по понедельникам, так что выбор дат был небогат сам по себе.

- Кому адресована статья? С кем пытается объясниться власть и что она пытается донести через этот текст?

Владислав Сурков всегда очень четко выбирает аудитории, к которым обращается со словами. Так, после Беслана в "Комсомольской правде" он рассказывал о действиях президента всей нации. Шокированной, униженной нации, с опаленными разрушенным спортзалом сердцами и отрубленными конечностями, тихо лежащими на кладбище около Беслана в маленьких гробах, непривычно приютивших школьников. Летом 2006 года он выступал перед иностранными журналистами. Аудиторией были те, кто принимает решения на Западе.

Сейчас избран "Эксперт". Причем из "экспертовской" аудитории насильственно отобраны только неленивые люди с острым умом, готовые продираться сквозь дебри слов и смыслов. Которыми переполнена эта статья. Автор специально устлал доступ к ее смыслу минными полями с тем, чтобы отсечь от сокровенного познания врагов, лодырей и идейных извращенцев.

Собственно, последние уже проявили себя, схватившись за одним им видимые щупальца монструозного заговора против России и блистая несвоевременным остроумием по поводу "золота КПСС", которое, якобы, Владислав Сурков мечтает вывезти из России. Безусловно, на таких автор статьи и не рассчитывал.

Более того, не рассчитывал он и на львиную долю партийцев, тех же членов "Единой России", например. Лишь наиболее продвинутые интеллектуалы партии способны будут понять, что именно хотел сказать заместитель руководителя администрации президента.

А вот на кого точно рассчитывал автор - так это на небольшую группу идеологов. И "своих", и "не своих", главное, не враждебных, которые думают о стратегии России. Именно для них и была написана статья. Именно они и являются главными адресатами. Также главными адресатами являются наши "акулы капитализма", представители большого бизнеса. Они говорят о том же самом между собой. Только на более простом языке. И они способны понять сложный текст Суркова потому, что это постоянный дискурс.

Наконец, текст рассчитан еще и на широкую публику. Но не в том смысле, что каждый его прочтет. Нет, продраться сквозь особенности стиля и сквозь политологические изыскания сможет малая часть. Но в тексте есть "крючочки" - так писатели называют особенные фитчи, которые цепляют. Цепляют тех, кто к этому готов. Так вот, таких "крючочков" в тексте Суркова - великое множество.

- Что нового сказал Сурков?

- Важно ли то новое, что он сказал, или то главное, что он сказал? Заместитель руководителя администрации президента в очередной раз дал понять, что государству необходима идеология. Обществу необходима идеология. Мы больше не имеем ни возможностей, ни права (да и желания у нас больше такого нет, если быть честными перед собой) жить во внеидеологическом обществе. Это губит русскую систему координат, полностью ее разрушая. Идеология, являясь точкой отсчета любой такой системы, необходима. Часто заводят речь о национальной идее. Наверное, она действительно нужна. Но пока ее нет, необходима идеология, способная заместить отсутствие национальной идеи. Заместить на то время, пока национальная идея не появится. Либо самой стать национальной идеей. В случае, если идеология окажется продуктивной. Собственно, именно для того, чтобы стать приемлемой для многих идеологией, и был создан тот лабиринт, который многие называют "нечитабельной статьей". Но "Национализация будущего" в отличие от классического лабиринта, где есть один вход и один выход, имеет массу входов и выходов. И это гораздо лучше, чем тупиковые предложения.

Собственно, вся борьба Владислава Суркова за идеологию, которую он последовательно ведет с 2003 года, как раз и является попыткой закрыть входы в тупики. Лабиринт должен стать тренировочной площадкой, а не средством истребления. В этом, кстати, тоже новшество.

Наконец, я бы хотел заметить, что, предложив "суверенную демократию" как идеологию, Владислав Сурков взял на себя же и ответственность за ее "доведение до ума". И в буквальном смысле, и в переносном - до ума тех, кому по должности положено придумывать смыслы. Если те, кто призван смыслы придумывать, придумывать их не могут, пусть учатся их разжевывать и доводить до всеобщего сведения. Тоже логика, согласитесь?

- Почему Сурков возвращается к дискуссии о суверенной демократии, после того как он в сентябре заявил, что ему все равно, что будет с этим термином?

- В сентябре Владислав Сурков сказал, что термины ему не важны, ему важно воплощение в жизнь идеологии "суверенной демократии". Вот и все, что он сказал тогда. То есть, инвариантно к тому, как будет называться идеология суверенной демократии, она должна быть реализована. Как в свое время говорил Форд: "Не важно, какого цвета автомобиль, при условии, что он - черный". В своем историческом моменте Форд был абсолютно прав. Равно так же прав и заместитель руководителя администрации президента. В ситуации, когда действительно разработана лишь идеология суверенной демократии, в ситуации, когда только она не вызывает отторжения, кроме как у академических авторов, мы вынуждаемы логикой истории и развития использовать именно ее. Пока нет ничего лучше суверенной демократии, эта идеология может оцениваться как шедевр мысли. Как только появится конкурирующая или, по крайней мере, альтернативная идеология - тогда и будем выбирать.

Постоянный адрес этого материала: http://www.lentacom.ru/analytics/509.html

© «Lentacom.ru», 2005-2006.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Lentacom.ru» обязательна.
Информация о проекте: info@lentacom.ru
Реклама на «Lentacom.ru»: info@lentacom.ru
Адрес для пресс-релизов: info@lentacom.ru