фашизм есть открытая террористическая диктатура наиболее реакционных, наиболее шовинистических, наиболее империалистических элементов финанстовго капитала.
>фашизм есть открытая террористическая диктатура наиболее реакционных, наиболее шовинистических, наиболее империалистических элементов финансового капитала.
Да, это известное определение, данное Коминтерном (Георгием Димитровым).
У определения есть, как минимум, два существенных недостатка:
1. Не всякая террористическая диктатура финансового капитала является фашизмом.
2. Фашистская диктатура, будучи проведенной последовательно, с неизбежностью подчиняет себе финансовый капитал. Более того, фашизм крепнет именно в борьбе с финансовым капиталом, по крайней мере, с его не самыми реакционными элементами. Например, в Германии фашисты вели борьбу за «ариизацию» капитала, вытесняя из власти финансовый капитал, управляемый евреями. То есть, фашисты воевали против ядра финансового капитала Германии.
Вот что писал об этом еще в 1981 г. болгарский исследователь фашизма Ж.Желев: (перевод мой)
«Не имеет никакого значения то обстоятельство, что фашизм начинается как бунт средних слоев, мелкой буржуазии против чудовищного натиска социального кризиса (безработица, инфляция, налоговое бремя и пр.), не имеет значения и факт, что многочисленная масса участников фашистского движения субъективно включается в него совсем не для того, чтобы служить финансовому капиталу, исполнять роль его агента и сторожа. Но объективно в силу исторических условий при империализме существуют две основные фигуры, которые могут решать большие эпохи: финансовый капитал и пролетариат.
Поэтому социальный кризис в принципе может разрешиться или в пролетарской революции, или в фашистской диктатуре. Последняя представляет именно решение со стороны финансового капитала.
Мелкая буржуазия вопреки своей многочисленности не может дать свое решение проблемам, вызвавшим социальный кризис. Для этого она не обладает ни финансовой мощью крупного капитала, монополий и трестов, ни отчаянной решимостью и революционной энергией пролетариата.
В силу той же причины любое массовое движение, порожденное из ее среды, каждый ее бунт или революция с течением времени с необходимостью происходит под идейным руковолдством одной из двух основных фигур.
Интересно проследить, как социальное познание фашизма продвигается от явления к сущности. Сначала бросается в глаза социальный состав фашистского движения: мелкая буржуазия как главный элемент в массовой социальной базе фашизма. Само явление, однако, еще не полностью развилось. Именно в этот момент возникает определение фашизма как революции мелкой буржуазии.
Позже, когда фашистское движение направляет свои удары против левых и пролетарских партий и организаций – коммунистических, социалистических и социалдемократических партий, независимых пролетарских профсоюзов, их массовых собраний, стачек, демонстраций – тогда раскрывается его контрреволюционное содержание. Фашистское движение раскрывается через свои действия. Становится очевидна его контрреволюционная природа. Это выглядит наиболее существенным. На этом этапе появляются новые определения фашизма как «правой революции», «реакционной революции», «вооруженной контрреволюции», «превентивной контрреволюции».
Позже, когда фашистское движение овладевает государственной машиной и устанавливает свое единовластие путем насильственного уничтожения всех других политических партий и организаций (левых и правых), когда уничтожает институты либеральной демократии, гражданские и политические свободы личности – становится возможным поставить вопрос: кому в сущности служит фашистская диктатура? Поскольку мелкая буржуазия сама по себе, в силу своей социальной природы и социальных интересов не может породить такую реакцию, такую реакционную энергию, чтобы быть носителем такой концентрированной контрреволюции, этот вопрос становится вполне обоснованным.
И тут именно вырисовывается фигура финансового капитала, который в кризисной ситуации действительно нуждается в такой форме государственной власти, но который все время оставался в тени, скрытый за внешней видимостью фашисткой системы.»
Что бы я к этому добавил?
Во-первых, неверно, что социальный кризис в принципе может разрешиться или в пролетарской революции, или в фашистской диктатуре. Например, Чехословакия тоже прошла после первой мировой войны через острейший социальный кризис, но нашла его разрешение через институты развитой буржуазной демократии. То же самое, с некоторыми оговорками, можно сказать про Австрию и Югославию, не говоря уж о Франции и Великобритании.
Во-вторых, нельзя игнорировать внутреннюю трансформацию финансового капитала в ходе эволюции фашистского движения и его неоднородность. Из силы, стоящей над государством, финансовый капитал превращается в ядро государства, неизбежно утрачивая часть прежней самостоятельности, теряя сверхприбыли, но одновременно получая дополнительные гарантии своей безопасности. Кроме того, в ходе борьбы финансовый капитал делится внутри себя, вступает во внутренний конфликт, и его «пролиберальная» часть становится добычей части проконсервативной, реакционной. Возможна и обратная ситуация, когда «пролиберальная» часть финансового капитала берет верх, и тогда фашизм остается маргинальным мелкобуржуазным течением, как это было в Великобритании.
Тема актуальна, поскольку сегодня в России есть и мелкобуржуазные «реакционные революционеры» вроде Глазьева-Рогозина, и финансовые группы, желающие полностью отождествить себя с государством. Нет только революционного пролетариата, против которого надо было бы направить основную силу реакционного удара. Впрочем, контрреволюционного пролетариата, из которого можно было бы вербовать сторонников, тоже не так уж много. И еще есть народный иммунитет к фашизму, выработанный историческим опытом, но существенно ослабленный с годами.
Зато желающих вырабатывать фашистскую идеологию для России – хоть отбавляй. Начиная от штатного фашиста Дугина, и кончая мечтателем о локальном отгороженном рае для мелких буржуйчиков Паршевым.