кое-какие идеи М.Кастеллса. СМИ , общество, глобализация(**)
Кастеллс написал огромный трехтомник, который в определенных кругах рекомендуют как очередную попытку "нового фундаментального знания о современном обществе". Очень большая роль отводится теории СМИ и его роли. И.Засурский в книгах о русских масс-медиа в политике приводит несколько кусков из этих работ.
===========================
Можно сказать, что в области коммуникаций галактика Гутенберга уступила место галактике Маклюэна.2 Электронные средства массовой информации сформировали новую коммуникационную культуру, в которой начался синтез текста, аудио- и видео-модальностей нашего восприятия. В результате возникла новая культура - культура реальной виртуальности - в которой в едином цифровом пространстве оказались заключены все формы культурного наследия, наше настоящее и наше будущее. "Реальной" эту виртуальность делает то, что синкретический язык электронных коммуникаций, если следовать теории Кастеллса, является языком нашего подсознания, оперирует аллегориями наших снов. А потому наши впечатления от медиа становятся нашим опытом, и население всего земного шара проводит время в созерцании быта техасских миллионеров, одинаково знакомых людям во Франции, Зимбабве и России.
В галактике Маклюэна массовые коммуникации, в особенности - телевидение, стали новой ареной политических сражений.
--------------
2 Важнейшим исследованиeм Маршалла Маклюэна можно считать книгу "Understanding media: the extensions of man". Эта книга долго раздражала академическое сообщество вольностью стиля, его перевода на русский язык нет и по сей день, однако сейчас уже можно сказать, что оно канонизировано. Новаторство Маклюэна состояло в исследовании влияния средств труда и коммуникации на человека и социум. По сути дела канадский ученый предложил модель эволюционной теории, изюминкой которой стал анализ влияния не только средств производства, но и способов коммуникации на социальный строй общества - начиная с печатного текста, и заканчивая телевидением. Основной тезис этой книги - the medium is the message - можно перевести как "средство и есть сообщение".Термин "глобальная деревня", примененный Маклюэном к новой социальной реальности, формирующейся под влиянием телевидения, сделал его пророком. Его теории в несколько упрощенном виде легли в основание технократической утопии информационного общества. http://www.smi.ru/1999/10/01/938721747.html http://www.smi.ru/1999/09/30/938635529.html
======================== http://www.smi.ru/1999/10/01/938721748.html
...
Успехи СССР в сфере пропаганды нельзя недооценивать. Имиджмейкерами новой государственно-экономической структуры выступало огромное количество талантливых людей, начиная с Эйзенштейна и Маяковского. Основой советской пропагандистской системы были печать и кинематограф, однако позже значительную роль стало играть радио. Основными характеристиками советской пропаганды была четкая адресная направленность сообщений, структурирование системы СМИ в расчете на гомогенные группы потребителей (впрочем, гомогенизация общества была одной из важнейших задач всего социалистического проекта). Советское государство было главным заказчиком политической рекламы, но его требования к изданиям не слишком отличались от современного рекламодателя - скорее можно сказать, что государство было единственным рекламодателем и могло настаивать на безоговорочном выполнении своих требований.1
Решающим достоинством, с точки зрения эффективности, советской системы была нераздельность аппарата идеологической пропаганды и власти, а также способность системы демонстрировать значительные успехи в реализации политического проекта, предполагавшего итоговый политический и экономический консенсус (коммунизм), достижимый в реальные сроки. Такие успехи, в сочетании с репрессиями по отношению к политической и экономической оппозиции, позволили корпорации СССР осуществить беспрецедентную программу экономического развития в сжатые сроки.
Те преимущества советского проекта, которые так отчетливо проявились в ходе модернизации экономики (государственная промышленная политика, мощный пропагандистский аппарат), стали частью мирового опыта и сыграли важную роль в других странах. Однако во второй половине двадцатого века начали сказываться определенные недостатки советской системы управления, которые стали препятствиями на пути дальнейшего развития.
В частности, примат политической догмы оказался в ряде случаев контрпродуктивным: были заморожены важные направления научных исследований. Репрессии привели к подавлению инициативы и т.д.
Возможно, эти недостатки можно было устранить, однако иерархическая структура управленческого аппарата была слишком жесткой, неповоротливой и многоступенчатой для принятия решений со скоростью, которой требовали новые экономические условия. Отставание СССР в области информационных технологий сказывалось как на развитии промышленности, так и на управленческом аппарате: как показывает опыт современных глобальных корпораций, крупные экономические структуры получают дополнительные преимущества в результате использования новых информационных и коммуникационных технологий - однако в Советском Союзе этот козырь практически не был использован.
Советская система была одновременно и передовой - по масштабам, и архаичной - по организации. Именно неспособность СССР адаптироваться к новым экономическим условиям, по мнению Мануэла Кастеллса,2 стала причиной коллапса государства. Здесь сказалось все, включая жесткое сопротивление США и стран Западной Европы советской экономической экспансии (то есть невозможность в полной мере использовать преимущества глобализации), крайняя милитаризация экономики и обособленность научных исследований и производителей, которая привела к тому, что исследования проводились в изоляции, а их результаты не были востребованы реальным сектором. Увеличивающийся спрос на потребительские товары, в том числе продукцию легкой и пищевой промышленности, стал не катализатором экономического развития, а неразрешимой проблемой, породив феномен дефицита и унизительные очереди в магазинах.
Однако при всем при этом нельзя сказать, что советская экономика была "больной" - она представляла собой сложную систему внутрикорпоративных расчетов. Похожие проблемы, включая необходимость реструктуризации систем управления, испытывала во второй половине двадцатого века значительная часть крупных экономических структур во всех странах мира.
Все это позволяет некоторым экспертам находить объяснения поражению СССР в экономическом соревновании с Западом - в корне отличающиеся от ортодоксии рыночного фундаментализма. Например, по мнению эксперта Лейбористской партии Великобритании Джона Росса, советская корпорация была слишком маленькой и децентрализованной для того, чтобы конкурировать с глобальными транснациональными корпорациями конца века. К примеру, чего стоят 300 тыс. автомобилей, выпускаемые в год ВАЗом, по сравнению с 8 миллионами Дженерал моторс?
На это можно было бы возразить, что объем товарооборота глобальных корпораций сравним с советской экономикой. Однако разница между структурой глобальных корпораций и корпорацией СССР состоит прежде всего в том, что инкорпорируются не территории, а отдельные экономические субъекты, что способствует максимальной эффективности глобальных экономических структур. Кроме того, сам сетевой принцип организации крупных экономических структур в корне отличается от жесткой вертикальной системы советских производственных объединений.
Децентрализация в СССР, как это не парадоксально звучит, тоже имела место. Начиная с шестидесятых и позднее некоторые экономические отрасли стали самостоятельными силами в советской экономике и могли оказывать все большее влияние на принятие решений в центральном управленческом аппарате.
Кроме того, концепция социалистического государства, предусматривавшая значительную степень самоуправления трудовых коллективов, делала любое советское предприятие значительно более "мягким" по отношению к наемному персоналу, чем западная система даже в самом либеральном варианте. После нескольких "оттепелей" граждане СССР научились предъявлять серьезные требования к советской системе, которые во многом подпитывались образами "общества всеобщего благосостояния" из-за рубежа, в том числе программами радио "Свобода", "Би-би-си", голливудскими и французскими фильмами, да и просто красивыми вещами и новыми высокотехнологичными продуктами, изобиловавшими на Западе. Особенно подверженной этому воздействию оказалась советская элита, получившая в ходе поездок и командировок возможность сравнить свой уровень жизни с тем, который имели их коллеги на Западе. Начиная с конца семидесятых сформировалась теневая экономика, основной сферой деятельности которой стала "фарцовка" западными товарами, которые для советских потребителей стали знаком образа жизни, недостижимого и оттого особенно желанного.
В тот момент, когда корпорация СССР должна была пройти через сложный процесс реструктуризации экономики и адаптации к процессам глобализации и информатизации, кризис советской системы управления в сочетании с крайней политизацией населения и активной борьбой за власть привел к коллапсу всей экономической системы и формированию второй республики.
...
==============
В самом деле, после уличных боев в октябре 1993 года, когда российский парламент был разгромлен и новая Конституция закрепила главенство исполнительной власти, политический процесс переместился в символическое пространство средств массовой информации, связанных с радио и телевидением. Соревнование медиа-образов политиков разительно отличается от «битвы идей» или соревнований партий времен ранней перестройки – эры печатных изданий. Но современное положение вещей нельзя назвать «публичной сферой», о которой мечтали независимые публицисты в начале девяностых. Чтобы понять его, необходимо прибегнуть к логике. Обратиться к персонажам и драматургии их отношений, к процессам, происходившим в средствах массовой информации за последнее десятилетие.
К середине девяностых Россия стала частью глобальной «Галактики Маклюэна», описанной Мануэлом Кастеллсом17. Такое заключение мы можем сделать исходя из того, что развитие системы средств массовой информации страны синхронизировалось с глобальным процессом трансформации. Вот что сам Кастеллс пишет о телевидении:
Телевизионное изображение обладает низким разрешением, так что зритель должен сам заполнять пробелы в картинке, а это заставляет его воспринимать изображение более эмоционально. <…>. Такое вовлеченное восприятие вовсе не противоречит гипотезе наименьших усилий, так как телевидение рассчитано на ассоциативно-лирическое мышление, затраты умственных усилий для осмысления и анализа информации не предусматриваются. <…>. Поэтому Нейл Постман, серьезный исследователь медиа, полагает, что вместе с телевидение наступает исторический разрыв с прежним, стилем мышления, сложившимся под влиянием печатного слова <…> Чтобы различие стало очевидным, процитирую его самого:
Печатные средства массовой информации обладают самой сильной склонностью к разъяснению из всех известных медиа: в них оказываются востребованны изощренные приемы концептуального, дедуктивного и последовательного мышления, считается необходимым выяснение причин и порядка происходящего, печатное слово выводит на поверхность несоответствия, признает стремление к беспристрастности и объективности; помимо этого печатные медиа воспитывают терпение, учат не ждать немедленного просветления. <…> развлечения - это главная идеология телевизионного дискурса. Не важно, что показано на экране или с какой точки зрения, подразумевается, что это должно послужить удовлетворению нашего любопытства или доставить нам удовольствие.18
Эти умозаключения позволяют усомниться, что телевидение виновно в распространении какой-либо связной идеологии – особенно по сравнению с советской пропагандистской машиной, основным средством воздействия которой был печатный текст. Но остановиться на этом выводе означало бы упростить предмет – а поскольку мы имеем дело с печатным словом, мы постараемся добраться до самой основы вещей.
Доминирующее положение какой-либо идеологии возможно только тогда, когда есть один центр власти, в то время как в пост-советском государстве таких центров образовалось множество, причем они продолжают появляться до сих пор. Телевидение создает открытое символическое пространство, поле битвы и диктует правила сражения – но на это поле получают доступ практически все без исключения:
…телевидение стало культурным эпицентром нашего общества, телевизионная модальность коммуникации стала радикально новым средством передачи информации, чьи характеристики можно определить следующим образом: привлекательность, чувственная симуляция реальности, легкость восприятия, требующая наименьших психологических затрат.19
То, что невозможно сообщить аудитории на уровне разумных рассуждений, можно внедрить в сознание зрителя при помощи комбинации картинок, которые легко запоминаются и осмысливаются на уровне мифа. Пожалуй, в этом телевидение сближается с функцией газетной картинки, карикатуры или иллюстрированной листовки. Герои, героини, враги и мистические силы сходятся в драматическом публичном спектакле на телеэкране. Схемы их конфликтов и их результаты задаются публичной сценой, которая заменяет привлекательный, но недостижимый в телереальности идеал «публичной сферы». Телевидение апелирует не к разуму, а к вере.
Таким образом, чтобы манипулировать аудиторией, нужно использовать правила драмы и логику мифа. Если режиссер публичного спектакля достаточно находчив, настойчив и будет опираться на существенные финансовые ресурсы, недоверие зрителя будет преодолено и послание найдет своего адресата.
Именно эта гипотеза была успешно опробована во время выборов в России в 1996 году. Вместо того, чтобы «поддерживать» Бориса Ельцина (как вы сможете судить по просочившейся документации кампании, которая приводится ниже в этой главе, простая поддержка телевидения была сочтена недостаточной). Телеведие и, в частности, новостное вещание стало основным инструментом кампании.
Существует расхожее предположение, что по сравнению с «публичной сферой» «публичная сцена» слишком узка. Несколько дискуссий на эту тему продемонстрировали, что «публичная сцена» вообще считается не способом коммуникации, а каким-то тупиком. Это предположение, мне кажется, принадлежит тем интеллектуалам и исследователям, кто слишком дорожит канонами научного мышления для того, чтобы проводить различие между культурой печатного слова и телевидения.
На конференциях некоторые докладчики читают по бумажке, другие предпочитают импровизировать. Научное знание структурируется по законам книги, поэтому часто документы бывают слишком сложными для того, чтобы выступающий мог воспроизвести их логику по памяти. Не у всех есть дар оратора и не все любят красоваться перед публикой. Было бы логично предположить, что концепция ‘публичная сфера’ будет привлекательной для таких выступающих. В то же время трудно отрицать, что тех, кто все же отходит от бумажной логики презентации, излагает свою точку зрения по канонам устной речи, не забывая при этом пошутить, вступить в перепалку с оппонентом, озадачить аудиторию риторическим вопросом или заранее приготовленным парадоксом, бывает слушать интереснее. Такие ораторы легче захватывают внимание аудитории, как правило то, что они говорят, лучше воспринимается – хотя часто в упрощенном виде, а то и вовсе с ошибками. Но все же в этом случае налицо игра по правилам «публичной сцены».
В самом деле, это удачный пример, поскольку в нем - все особенности, достоинства и недостатки этих концепций. «Публичная сфера» - запрограммированное представление материала вгоняет в сон всех, кто не владеет специальной терминологией, не может проследить за развитием мысли или не интересуется затронутыми в докладе проблемами. Аудитория вежливо молчит и клюёт носом.
Напротив, хороший оратор привлекает внимание всей аудитории и держит его. Эмоциональность устной речи, наглядные примеры и шутки позволяют сделать выступление более доходчивым, интересным не только для специалистов, но для всей аудитории. Слушатели оживляются и (в том случае, если это не лекция для финских студентов) эмоционально реагируют на выступление. После такого выступления обычно бывает много вопросов, часто совершенно идиотских, потому что многие из присутствующих просто не знакомы с темой или истолковали какие-то тезисы доклада превратно.
Те, кто не согласен, начинают горячо спорить, порой аргументы бывают сильнее тезисов выступающего, но если оратору удается сохранить уверенность, то аудиторию обычно удается убедить в собственной правоте – по крайней мере тех, кто слабо или только с его слов понимает, о чем разговор. Бывает и так, что аудитория соглашается и с выступающим и с тем, кто оспаривает выступление. Как правило, хороший оратор вызывает симпатию. Если в процессе выступления оратор «срывается» или делает что-то недостойное, то он может вызвать антипатию – но в любом случае вероятность эмоциональной реакции с тем или иным знаком сильнее нейтральной – т.е. такой модальности восприятия, которой довольствуются чтецы, терпеливо зачитывающие монотонным голосом информацию о своих изысканиях.
Как правило, массовая аудитория плохо разбирается в рассматриваемых вопросах. Но если на газетной полосе элитарной буржуазной прессы 18 века, которую Хабермас использует в качестве основания для строительства модели «публичной сферы» еще можно себе представить победу рациональной, точной аргументации с подробным изложением сути вопроса над поверхностным мнением журналиста или оппонента, то уже в массовой газете двадцатого века на это рассчитывать трудно – пожалуй, только выходцы из идеократической советской системы могли в начале девяностых поверить в возможность такого феномена. А что же касается телевидения, то в победу рассудка в эфире может верить только тот, кто полагает, что в судебном процессе каждый раз побеждает закон.
=============
еще Засурский о том же
============ http://mailradek.rema.ru:8100/iv00.htm
========
и наконец еще один материал, связывающий затронутые темы с проблематикой "глобализации"и сопротивления ей http://www.russ.ru/netcult/19990820_kireev-pr.html
Темы довольно просты. Грубо говоря, несколько американских профессоров (Мануэл Кастеллс, Саския Зассен) написали книги о том, что транснациональные корпорации теперь инвестируют деньги в краткосрочные проекты, способные приносить мгновенную прибыль. Такую мобильность капитала обеспечили электронные сети, электронные технологии и мировые масштабы действия корпораций. Теперь корпорации действуют поверх национальных барьеров и отнимают у государств те функции принятия решений, которые им принадлежали раньше. Национальное государство классического образца становится лишь одним из игроков на арене мировой политики, вместе с банковскими системами, PGO (постгосударственными организациями, крупными капиталодержателями) и NGO (негосударственными организациями, общественно-политическими движениями). Все это имеет множество последствий, связанных с иммиграцией, информацией, репрессией рынков третьего мира, образованием новых профессиональных каст, изменением национальных политических структур; все это исторически происходит из сверхконцентрации капитала в этих корпорациях и объясняется заинтересованными лицами с помощью идеологии неолиберализма, то есть свободы экономических действий, принципа laissez-faire и т.д.
Левое сопротивление, от самых крупных европейских организаций до небольших сект и отрядов добровольцев, быстро взяло на вооружение эти термины. Протестуют против "глобализации" и "корпораций". Большая часть проектов, надеющихся на спонсирование со стороны крупных политизированных фондов, непременно должны указывать эти слова в своих программах.
Крупные конторы отрабатывают свою долю на общем рынке и устраивают многочисленные демонстративные акции, рассчитанные не на эффективное действие, а на демонстрацию собственной оппозиционности (например, недавно по городам Европы прогнали "Караван", шествие пятисот индийских фермеров в знак протеста против политики корпораций - хорошо хоть, не на слонах). Меня больше интересует опыт совсем других людей, открывающих новые способы сопротивления и новые радикальные политики. Такими являются компьютеризованные интеллектуалы, группирующиеся вокруг "сетевого Амстердама" (продолжатели крупнейших, малоизвестных в России, массовых беспорядков в Голландии 1980 - 1982 гг., имевших продолжение в грандиозном движении сквоттеров, пиратских радио, хакеров и т.д.). Они обсуждают понятия "глобализации", "PGO" и "NGO" более осмысленно и менее пафосно. Среди них особое место занимает сорокалетний Герт Ловинк, ветеран движения сквотов и пиратских радио, теоретик, издатель журнала "Mediamatic"
...
=========