От	Георгий
К	Администрация (Дмитрий Кропотов)
Дата	19.08.2005 23:07:41
Рубрики	Прочее; Тексты;

Идеология (-)

---

---

От	Георгий
К	Георгий (19.08.2005 23:07:41)
Дата	05.09.2005 02:57:10

Джагг. О сталинизме: можно ли политическую практику со временем превратить в идеологию? (*+)

---

http://www.livejournal.com/users/17ur/66671.html

Пишет Джагг (17ur)
@ 2005-09-03 13:11:00




Настроение:кашель
Музыка: http://www.juggernotes.com/JTracks_24.mp3

Вообще, сталинизм как явление, взятый на некоторой исторической дистанции
как до него, так и после, ставит очень любопытный вопрос: можно ли
политическую практику (а именно политическая практика известного государства
в известных обстоятельствах и называется сталинизмом) со временем превратить
в идеологию? Может ли сталинизм быть книжной фишкой, отдельной от того же
марксизма?

Имхо, тут есть следующие трудности.

Во-первых, что либерализм, что остальные идеологические измы хором обещают
"всё будет хорошо" на *когда-то*, а в реальной жизни речь идёт о
расширить-углубить-закрепить и, когда лохов надо прижать, о защите
завоеваний от. Сталинизм же получил вполне конкретные результаты, причём
такие, что советское общество в хрущёвских реформах просто не нуждалось, как
бы ни старались нас в этом убедить профессиональные интеллигенты. То есть
сталинизм как идеология не может обещать пирог на небе - пирог был вполне
земной, вкус его, как водится, не нравился и не нравится очень многим людям
по вполне уважительным причинам, так что с воздушными замками, рисуемыми
остальными идеологиями, в т.ч. марксизмом, сталинизм просто не может
конкурировать.

Во-вторых, сталинизм исторически во многом реализовался как предельно
эффективное решение проблемы совмещения развития и стабильности. Однако
современное общество настолько сложно, что даже открытое признание того, что
оно здесь и сейчас находится в состоянии не-стабильности (а это минимальное
условие применимости сталинизма), способно ввергнуть общество в кризис - то
есть сталинизм всегда будет рассматриваться как настроение алармистское и
посему отвергаться всеми политическими силами, заинтересованными в хотя бы
кажущейся стабильности (включая официальных марксистов).

В-третьих, сталинизму мешает сам Сталин. Потому что он таки был один и все
бонусы, которые сталинизм принёс стране, завязаны на него (не то, чтоб он
этого желал - культ личности вообще для сталинизма вещь необязательная).
Экстракция же идеологии из политической практики возможна только как анализ
типичных для того времени вещей - управления на среднем и низшем уровнях,
реализации проектов и проч., и проч. Это всё фигурой Сталина просто
затенено.

В-третьих-с-половиной и уже совершенное имхо, именно во время сталинского
правления была преодолена та грань, за которой коллегиальное управление
страной с разделением ответственности становится необходимым чисто
технически. То есть даже гений не способен справиться с задачами управления
из-за сложности управляемого объекта. Предсмертные реформы Сталина, похоже,
свидетельствуют, что он думал об этом.

Посему я не считаю, что сталинизм может когда-либо стать полноценным
самостоятельным учением. Конкретики тут слишком много.

С другой стороны, имхо, практически любая политическая сила,
заинтересованная в каком-либо проекте развития страны, обязана интегрировать
в свои идеи и практики определённые аспекты, ассоциируемые именно со
сталинизмом, потому что по критерию "стабильность+развитие" после перехода к
государственному оформлению экспансии (читайте: в имперский период) у нас не
было не то, что чего-то работавшего лучше, а вообще ничего...

То есть категорическое отвержение всех видов и аспектов сталинизма просто
потому, что это сталинизм, есть признак внутреннего врага России, агента
сил, заинтересованной в уничтожении её через неразрешение противоречия между
стабильностью и развитием.

---

От	Георгий
К	Георгий (19.08.2005 23:07:41)
Дата	28.08.2005 14:53:37

Аркадий Малер. 15-й казачий полк СС как философско-политическая проблема (*+)

---

http://www.livejournal.com/users/arkadiy_maler/33243.html

Пишет Аркадий Малер (arkadiy_maler)
@ 2005-08-28 00:57:00


15-й казачий полк СС как философско-политическая проблема

Вопрос о памятнике сражавшимся в 15-м казачьем кавалерийском полку СС на первый взгляд для человека моих убеждений решается достаточно однозначно - это памятник предателям, его надо снести и всех, кто имел отношение к его установлению, по возможности обличить. Именно эта мысль пF

---

От	Георгий
К	Георгий (19.08.2005 23:07:41)
Дата	19.08.2005 23:33:40

"О цивилизации, которая управляет миром, нельзя сказать, что она умирает... это университетская идея" (*+)

---

http://russ.ru/publish/94340856?mode=print

Издательства
Вспыльчивый пророк
Рейчел Донадио
В зеленой сельской местности английского графства Уилтшир, неподалеку от
уединенного домика В.С.Найпола возвышаются две достопримечательности:
Стоунхендж и собор в Солсбери. Это своего рода эмблемы, опознавательные
знаки пейзажа, по которому Найпол путешествует более полувека, - импульсы
культуры, цивилизации и прогресса всегда существовали здесь в близком и
непростом соседстве с импульсами язычества, религии и хаоса.

Пророк нашей эпохи, Найпол в своих более чем двадцати пяти художественных и
документальных произведениях исследовал конфликт между верой и неверием,
загадку Британской империи, переселение народов. Эти темы естественны для
писателя, который, как он пишет в своих полностью, наполовину или якобы
автобиографических книгах, родился в Тринидаде, куда его дедушка
иммигрировал из Индии. Его отец, газетный репортер, мечтавший сделаться
беллетристом, стал прототипом героя едва ли не лучшего романа Найпола - "Дом
для мистера Бисваса" (1961). В возрасте восемнадцати лет Найпол уехал из
Тринидада, получив стипендию в Университетском колледже Оксфорда, и с тех
пор живет в Англии. Альфред Казин однажды описал его как "жителя колонии,
взращенного в английских школах, на английских дорогах и в духе так
называемой английской рассудительности".

Сэр Видиадхар Сураджпрасад Найпол, возведенный в 1990 году в рыцарское
звание, был награжден Нобелевской премией в октябре 2001 года - в то время,
когда многие только-только начали осознавать реалии, о которых Найпол писал
более двадцати лет. Существенно и то, что он исследовал исламский
фундаментализм и другие глобальные проблемы импорта не средствами
беллетристики, а средствами документального репортажа. Он давно заявил, что
время романа прошло. Аналогичные заявления делались и раньше, но в устах
художника такого масштаба это звучало особенно весомо. Найпол тогда
продолжил: только документальная литература способна отразить всю сложность
сегодняшнего мира. Глубокомысленное наблюдение. Но отражало ли оно
общекультурную ситуацию или просто было личным мнением писателя, который
продолжал издавать по роману каждые несколько лет, хоть и провозгласил эту
форму изжившей себя?

Недавно Найпол высказал несколько соображений по этому поводу в интервью,
которое дал в уютной гостиной своего коттеджа в Уилтшире. На каминной
полке - фотопортреты. Книжная уставлена французскими романами. Слышатся
звуки извне: газонокосилка, гудение истребителя с ближайшей авиабазы.
Худощавый мужчина 72 лет, Найпол последние несколько месяцев проболел и
говорит, что в данный момент не работает ни над какой книгой. Хотя не по
сезону солнечно и жарко, на нем твидовый пиджак и вельветовые брюки. Без
тени улыбки, чопорно восседая в кресле с прямой спинкой, он вычерчивает
траекторию своих мыслей.

- Я решил, что если тратить жизнь только на художественную литературу,
начнешь фальсифицировать материал. Ведь художественная форма вынуждает
что-то делать с материалом, определенным образом его драматизировать. Я
счел, что документальная литература дает мне шанс исследовать мир, другой
мир, до конца не изведанный. - У Найпола низкий и глубокий голос, смягченный
табаком, и, произнося слово world ("мир"), он смакует его, растягивая почти
до трех слогов. - Я подумал, что если бы не этот документальный ресурс, я
бы, возможно, иссяк. Мой материал подошел бы к концу, и я стал бы делать то
же, что писатели вроде Грэма Грина. Видите ли, он переносил своих
персонажей-двойников то в Конго, то в Аргентину, то на Гаити, причем без
всяких оснований.

Найпол признается, что написал роман "Полужизнь" (2001), только чтобы
выполнить условия контракта с издательством, и что "Волшебные семена" (2004)
станут его последним романом. (Не первый год он регулярно намекает, что
уйдет на покой, лишь для того, чтобы вскоре издать новую книжку.) И все же
тот факт, что Найпол продолжает сочинять романы, не уменьшает его
обостренного осознания границ жанра - скорее усиливает его. Его сетования -
это плач писателя, который, посвятив всю жизнь своему ремеслу, обнаружил,
что инструменты, имеющиеся в его распоряжении, более непригодны.

- Когда пишешь традиционный роман, ты сидишь и понемногу плетешь ткань
повествования. Это приятно, но никому не нужно, - говорит Найпол. - Если ты
романтический писатель, ты пишешь романы о мужчинах и женщинах, влюбляющихся
друг в друга и т.п, вставляя там и сям фрагментики истинной прозы. И
опять-таки это никому не надо.

С точки зрения Найпола, по-настоящему важна и нужна глобальная политическая
ситуация - в особенности конфликт между верой и неверием в постколониальных
обществах.

- Я начал глубоко интересоваться исламской проблемой, попытался понять самые
ее корни, поставить простейшие вопросы и каким-то образом оформить свои
открытия в виде повествования, - говорит он. В какой мере, спросил он себя,
люди, которые замкнулись в вере, оказываются в изоляции от активного
деятельного мира? В какой мере они, сами того не сознавая, паразитируют на
этом мире? И почему рядом с ними не оказалось мыслителей, которые указали бы
им, куда их мысли и страсти их завели? Эти далеко не простые вопросы
высвечивают главный парадокс сегодняшней ситуации: некоторые из тех, кому
блага Запада пошли на пользу, сейчас стремятся его уничтожить.

В ноябре 2001 года Найпол, выступая перед встревоженными ньюйоркцами, еще не
пришедшими в себя после атаки на Всемирный торговый центр, сказал, что им
"объявили войну люди, страстно желающие только одного: вида на жительство".

- То, что случилось 11 сентября, было потрясающе. Событие, единственное в
своем роде. Такое не может повториться, - сказал он в ходе нашего
разговора. - Но в конечном итоге оно никак не повлияло на мир. Это был
просто спектакль, вроде ограбления банка в вестерне. В финале преступников
обязательно поймает шериф. - По словам Найпола, более серьезная проблема
заключается в том, что Западная Европа, основанная на толерантности, сегодня
испытывает дефицит "мощной культурной жизни", что делает ее уязвимой для
исламизации. Он пошел еще дальше, заявив, что мусульманские женщины,
проживающие на Западе, не должны носить головные платки. - Если вы решили
переехать в другую страну и жить по ее законам, не следует выражать
пренебрежение к основам ее культуры. Это форма агрессии.

Как бы нестандартны или спорны ни были выводы Найпола об исламе и Западе, в
них слышится какое-то мучительное пророчество. Способность писателя
предвидеть проявилась вновь, когда всего через две недели после нашей
встречи смертники подорвали себя в лондонском метро и автобусе, убив более
пятидесяти человек. В тот день Найпол был у себя дома в Уилтшире и не
выказал удивления тем, что теракты, по-видимому, совершили граждане
Великобритании. "Мы должны перестать дурачить самих себя по поводу того, что
мы наблюдаем", - заявил он по телефону неделю спустя после 7 июля. Ведущиеся
в Британии дебаты о британцах, задержанных в Афганистане и находящихся под
арестом в бухте Гуантанамо, - яркий пример такого неразумного поведения.
"Здесь говорят об этих людях, пойманных американцами, как о "ребятах",
"наших ребятах", как если бы они играли в крикет или в шары. Это абсурдное
словоблудие людей, которые не понимают, что мусульманский джихад -
религиозная война, а религиозные войны не имеют конца".

Эти замечания, как и многие другие высказывания Найпола, сделанные за
минувшие годы, выглядят как продуманные провокации. И в интервью, и в жизни
Найпол снискал славу вспыльчивого, непокладистого, противоречивого
идеологического громоотвода. Зато в своих произведениях он художник, у
которого нет изъянов. Найпол упомянул об этом раздвоении в своей нобелевской
речи, приведя в оправдание аргумент Пруста: "Книга - продукт другого "я",
отличного от того "я", которое мы выражаем в наших привычках, нашей
общественной жизни, наших пороках". Его литературные труды столь же тонки,
сколь крикливы его интервью. В романе - путевых наблюдениях "Среди верующих:
путешествие в ислам" (1981) и его продолжении "За гранью веры" (1988) Найпол
серьезно и сочувственно выслушивал жителей Ирана, Пакистана, Индонезии и
Малайзии - стран, которые обращались в ислам на протяжении веков и которые
пережили в 70-х подъем как власти, так и исламского фундаментализма. Автор
затрагивает глубинные и неразрешимые вопросы: является ли антиклерикализм
непременным условием толерантности? Обязательно ли нужно отказаться от своей
культурной и религиозной идентичности, чтобы стать частью Запада? Почему
люди охотно выбирают жизнь, ограничивающую их интеллектуальную свободу? Что
станется с современными обществами, базирующимися на исламе, наиболее
суровые последователи которого тоскуют по временам Магомета?

Подобно Салиму, главному герою его классического романа "Речная излучина",
описывающему себя как "человека без позиции", Найпол культивирует
политическую беспристрастность. В нобелевской речи он сказал: "Мною всегда
руководила только интуиция. У меня нет системы, ни литературной, ни
политической. У меня нет направляющей политической идеи". Это и так, и не
так. Холодный, беспощадный взгляд Найпола на коррупцию и беспорядок в
постколониальном мире, его презрительное отношение к марксистским
освободительным движениям и его убежденность в том, что исламское
общественное устройство ведет к тирании, косвенно указывают на политическую
позицию и ставят писателя под огонь критики. В числе прочих его резко
критиковали Дерек Уолкотт, карибский поэт и нобелевский лауреат, и Чинуа
Ачебе, нигерийский романист, сказавший: "Хотя Найпол и писал об Африке, он
писал не для африканцев". Ученый и критик Эдвард Саид, скончавшийся в 2003
году, назвал "За гранью веры" "интеллектуальной катастрофой". По мнению
Найпола, добавил он, "ислам - самое страшное бедствие, которое когда-либо
обрушивалось на Индию, и книга носит явно патологический характер".

Однако творчество Найпола поднимается и над идеологией критиков, готовых
разоблачить его как антимусульманина, и над поклонниками, готовыми
аплодировать ему по сути за то же самое, благодаря своим несентиментальным,
подчас душераздирающим деталям. В "Среди верующих" Найпол говорит в Тегеране
с мистером Джеффри, газетным журналистом и шиитом, получившим
британско-индийское образование, для которого поддержка Хомейни - способ
воплотить в жизнь исламскую мечту об "обществе верующих". Во время разговора
мистер Джеффри ел яичницу. В "За гранью веры" Найпол вновь посещает одного
из коллег-журналистов, и тот тоже наслаждается ланчем. Идеология абстрактна,
чего не скажешь о яичнице. Документальную прозу Найпола отличает мощь, почти
невыносимая плотность деталей и нравственное видение мира, свойственное
великой литературе. Неудивительно, что среди его кумиров - Диккенс и
Толстой. Несмотря на все разговоры Найпола об ограничениях, накладываемых
жанром романа, сила его произведений коренится в сверхъестественном внимании
романиста к взлетам и падениям частного человека, к нашим повседневным
делам, которые делают нас теми, кто мы есть, и необходимы для нашего
выживания.

Прорыв в понимании Найполом самого себя как писателя и его поворот от романа
к документалистике - его замечательное эссе, посвященное Джозефу Конраду.
Будучи впервые опубликовано в The New York Review of Books в 1974 году, оно
появляется в его сборнике 2003 года "Литературные происшествия". Не так уж
удивительно, что Найпол обратился к произведениям польского эмигранта: оба
выросли в одном мире и пожелали стать художниками в другом - в Англии.
"Помнится, в своих фантазиях я видел, что приезжаю в Англию как чисто
литературную вотчину, где, будучи свободен от груза истории или прошлого,
сумею сделать романтическую карьеру писателя", - писал Найпол в этом эссе.

"Мне пришло в голову, что великие романисты писали о высокоорганизованных
обществах, - продолжал он. - У меня перед глазами не было такого общества; я
не мог разделить убеждений этих писателей; в их мирах я не видел отражения
своего мира. Мой колониальный мир был более разнородным, вторичным, более
ограниченным. Пришло время, когда я начал обдумывать тайну - словечко
Конрада - моего происхождения". В ходе этих размышлений Найпол постоянно
наталкивался на Конрада: "Я обнаружил, что Конрад - 60 лет назад, в эпоху
мирного величия - повсюду на шаг опережал меня. Не как борец за какое-то
дело, а как человек, предлагающий... картину неблагоустроенных обществ
планеты как мест, постоянно созидающих и разрушающих себя, где никогда не
было никакой цели и где всегда "нечто насущно необходимое для успеха дела...
сопровождалось нравственной деградацией идеи". Мрачно, но глубоко
прочувствовано: вроде бы правда, отчасти утешение".

И все же, хотя в нашем разговоре Найпол и сказал, что, по его мнению, Конрад
был велик, потому что стремился "очень, очень пристально вглядеться в мир",
он также настаивал, что Конрад не имел на него никакого влияния.

- Вообще-то я считаю, что "Речная излучина" гораздо, гораздо сильнее
произведений Конрада, - заявил он. - По-моему, лучшая часть "Сердца тьмы"
Конрада - репортажная. Собственно художественная часть избыточная и слабая.
А в моем произведении нет репортажа. Я наблюдал и творил этот мир. Я
действительно считаю, что произведение, которое я создал, в этом смысле
лучше, чем книга Конрада. - Найпол также отверг идею о том, что можно
установить прямую параллель между его эссе о Конраде и более поздними
работами, в которых он частично изучал те же места и темы: - Так может
показаться. Но только со стороны.

Иная картина складывается из библиографии Найпола. После эссе о Конраде он
на самом деле последовал по маршруту Конрада в Конго, которое стало темой
документальных очерков о Мобуту "Новый властитель Конго" (1975) и "Речная
излучина" (1979), и в индонезийский Асех ("Среди верующих" и "За гранью
веры"). Как повествователь Найпол также шел вслед за Конрадом, развивая
филигранно отработанную неоднозначность и двигаясь в сторону репортажа.
"Чтобы понять Конрада, - писал он в своем эссе, - было необходимо начать
соответствовать его опыту. Было также необходимо отбросить все предвзятые
мнения относительно того, каковы задачи романа, а главное - освободиться от
неуловимых искажений, свойственных роману или комедии нравов".

В ходе разговора стала очевидна еще одна тенденция: чем более рьяно Найпол
обрушивается на того или иного писателя, тем более вероятно, что он вошел в
глубокий контакт с произведениями этого писателя. Сидя в нескольких футах от
полки с французскими романами, Найпол называл Пруста скучным, повторяющимся,
потакающим своим слабостям, озабоченным исключительно социальным статусом
героя. "Прусту не хватает идеи нравственного стержня", - сказал он. Найпол
не проявил большого уважения и к "Улиссу" Джойса ("ирландской книжице", как
он пренебрежительно ее окрестил) и другим произведениям, которым приходится
опираться на заимствованные сюжеты. Позже он назвал Стендаля многословным,
нудным, выводящим из себя; и все же наибольшим разочарованием для него стал
Флобер.

Все это наводит на еще одну мысль: модернизм закончился.

- Мы все были одержимы идеей французской культуры XIX века. Каждый хотел
поехать в Париж, чтобы рисовать или писать. И конечно, сегодня эта идея
изжила себя, - говорит Найпол. - Мы изменились. Мир изменился. Мир стал
больше.

Что снова возвращает нас к ограничениям романного жанра. Писатель должен
выйти из гостиной и отправиться в путешествие поверх барьеров, в активный,
деятельный мир. Это трагическое мировоззрение, прийти к которому мог только
романист: осознание того, что мир невозможно вместить в роман.

И все же, несмотря на свои стенания, Найпол не утвердился во мнении, что
западная цивилизация находится в упадке.

- Это романтическая идея, - бесцеремонно заявляет он. - О цивилизации,
которая управляет миром, нельзя сказать, что она умирает... это
университетская идея. Ее стряпают в вузах и посвящают ей немало лекций. Все
это пустое. - "Философская робость" Запада, уверяет он, будет превалировать
над "философским воплем" тех, кто намеревается его разрушить.

Найпол сформулировал эти термины в лекции, которую прочел в 1992 году в
университете Манхэттена - консервативном интеллектуальном центре Нью-Йорка.
В ней он цитирует замечательный пассаж из Конрада: "Полуобнаженный
пессимист, жуя бетель, стоял на берегу тропической реки, у кромки безмолвных
исполинских лесов; сердитый, бессильный человек с пустыми руками, с
возгласом горького недовольства, застывшим на губах; возгласом, который,
вырвись он наружу, нарушил бы девственное одиночество лесов, столь же
правдивым, столь же великим, столь же глубоким, как любой философский вопль,
когда-либо выходивший из недр мягкого кресла, чтобы потревожить темную
дикость каминов и крыш".

- Что касается робости, то, полагаю, она повсюду. Она вокруг нас, - сказал
мне Найпол. Но где именно? - Вокруг нас - миллионы и миллионы людей, - вот
все, что он счел нужным добавить.

В третьей документальной книге об Индии "Индия: теперь миллион мятежей"
(1990) Найпол приветствовал мириады проявлений повседневной жизни, не
побежденной хаосом, смятением и нищетой общества как механизма. Будучи
индусом по рождению, хоть и не соблюдающим религиозные обряды, Найпол
считает Индию пространством великой надежды. По его словам, это страна, где
вера и неверие сосуществуют наиболее мирно. Он говорит, что экономическое
развитие Индии и Китая совершенно изменит мир, и ничто из происходящего ныне
в арабском мире не имеет такого потенциала. И все же Найпол называет бедой
тот факт, что сегодня среди миллиардного населения Индии нет мыслителей.
Рассуждая об Индии, он обращается к исторической теории.

- Единственная верная теория состоит в том, что все находится в состоянии
постоянного движения, словно нескончаемый поток, - говорит Найпол. Он
утверждает, что это его персональная идея, хоть и связанная с философской
концепцией индийской религии.

- Не считаю возможным уместить всю историю Европы в собственной голове.
Кругом так много движения, так много движения! - говорит он. - Даже если
вернуться во времена Древнего Рима, там все время присутствовало давление
разных племенных групп, сплошной прессинг, - продолжает он, для
убедительности размахивая кулаками и устремив взор в близлежащую точку. В
последние дни он читал письма Мэри Уортли Монтэгю, англичанки, которая
путешествовала по Османской империи в XVIII веке. Хаос истории ворвался в
уилтширскую гостиную. - Оживает картина разорения, которое турки учинили в
Венгрии, - говорит Найпол. - Кто из живших в то время мог подумать, что мир
изменится? Но он изменился. Так и сейчас: мир, в котором мы живем,
несомненно изменится снова.

Мрачно, но глубоко прочувствовано: вроде бы правда, отчасти утешение.

Перевод с английского Анны Плисецкой

Источник: The New York Times Book Review, 7 августа 2005 года

---

От	Георгий
К	Георгий (19.08.2005 23:07:41)
Дата	19.08.2005 23:32:41

(анти-СГКМ) Григорий Амелин. Акакий Акакиевич и русская мысль (*+)

---

http://russ.ru/publish/94596061?mode=print

Издательства
Акакий Акакиевич и русская мысль
Григорий Амелин
Зеньковский автор почтенный и широко читаемый. По его двухтомной "Истории
русской философии" много лет изучали предмет в Западной Европе и Америке. Он
родился в 1881 году в городе Проскурове (ныне Хмельницкий). Рос и
воспитывался в семье учителя. Во время учебы в гимназии увлекался Писаревым
и естествознанием (религией и не пахло). В 1900-м поступил на
естественно-математический факультет Киевского университета. Начал
заниматься психологией и философией у профессора Челпанова и в конце концов
перевелся на историко-филологический. Эти занятия, по его словам, "открыли
путь к вере". Зеньковский активно читает отцов церкви и сочинения
Вл.Соловьева. Оставленный после окончания в университете, много преподает.

После революции 1917 года входит в качестве министра вероисповеданий в
состав правительства гетмана Скоропадского, считая, впрочем, свой
политический опыт неудавшимся. В 1919 году эмигрирует и получает профессора
одновременно на философском и богословском факультетах Белградского
университета. Здесь Зеньковский заканчивает книги: "Психология детства"
(Берлин: 1923) и по-сербски "Русские мыслители и Европа" (русское издание -
в 1926 году). Потом были Прага, Париж. Французский период оказался наиболее
плодотворным в его судьбе. Здесь были созданы "История русской философии"
(1948-1950) и "Н.В.Гоголь" (1961), который вошел в "республиканский" том. Он
умер в Париже в августе 1962-го и похоронен на русском кладбище
Сент-Женевьев-де-Буа.

Зеньковский пережил две революции, две мировые войны, Гитлера, Сталина,
террор, но так ничего и не понял. Бесконечные размышления о закате Европы,
кризисе гуманизма, всеобщем безбожии, несказанном свете из России-матушки и
проч. били мимо цели. Так уроки не извлекаются, а мышление не меняет облика.
Будь то "Русские мыслители и Европа", написанные для западного читателя и
так и оставшиеся к лесу передом, а к русскому читателю задом, или книжка о
Гоголе, которую Зеньковский писал всю жизнь и в которой объявил его пророком
православной культуры, - все это оказалось регенерацией историософских клише
и волчьих ям "русского дискурса" (Гройс). Религиозное возрождение (что
сегодня, что в начале прошлого века) удивительно напоминает глуповского
градоначальника, у которого ноги были обращены ступнями назад. Это
возрождение связано с возвращением к идеям и ценностям, не выдержавшим
испытания временем.

Россия и Запад, славянофилы и западники, Петр I в судьбе России, мессианизм
или не-мессианизм и т.д. - Зеньковский продолжает пользоваться этим
идиотским языком, не понимая, что сам этот язык задает ответы на все
поставленные вопросы.

Только один вопрос, формально самый главный: как русская культура
соотносится с христианством? Ответ (который в России знал, пожалуй, только
Розанов): никакая культура с христианством никак не соотносится. Не надо
себя успокаивать и обманывать. Культура и дух несовместимы не из-за
какого-нибудь там диалектического противоречия, а просто потому, что они не
мыслимы вместе, в одно и то же время. Необходимо раз и навсегда отделить
культуру от духа.

Русская историческая традиция от славянофилов до Солженицына неизменно
отрицала западный либерализм во имя внутренней религиозной свободы.
Законность и право как "этические минимумы" человеческой жизни третировались
как формы внешнего ограничения и принудиловки. Они казались чуждыми высоким
и безотносительным идеалам подлинной духовной свободы. Все было просто: к
маленькому, бесконечно забитому существу приходила тоталитарная власть и
грубо говорила: "А шинель-то моя!.." Русская мысль при этом от души
сострадала бедному Акакию, превознося его богоизбранность и великое будущее,
и ругала бесчеловечную власть. Акакий Акакиевич же радовался своей
каллиграфически бессмысленной жизни или, взбунтовавшись, сам отбирал шинели.
Трудность была только в одном: в осознании того, что этот абстрактный
гуманизм сам в себе таит бесчеловечность. И шинель - не украденная, а
благоприобретенная - была внешней деспотической Властью, ставшей образом
внутренней несвободы, сколько бы при этом ни говорилось о борьбе с
деспотией, любви и сострадании. Проповедник свободы Н.Бердяев обвинял
либеральное право в глубочайшем недоверии к человеку: свобода содержит
причину (и причину божественную!) в самой себе и, подчиняясь чему-то вне
себя положенному, перестает быть свободой; она не может отчуждаться от
личности и опредмечиваться в социальном бытии. Таким образом понятая свобода
могла быть первопричиной только одного - неистребимого политического
авторитаризма. Вместо того чтобы уяснить социальные основы и условия, при
которых соблюдается истинность свободы как причины-в-себе, а также
предпосылки внутренних актов, которые могут быть названы свободными,
"славянофильская" идеология тонула в беспробудных отвлеченных спекуляциях (и
Зеньковскому только кажется, что он вне противопоставления славянофильства и
западничества). Отвергая законность и право как необходимые внешние условия
для внутренних актов свободной личности, эта прободающая метафизика свободы
врачевала не социальные язвы, а то, что их создавало.

Этот шинельный христианский гуманизм - самоотчужденный образ самой
извращенной, искаженной реальности мира сего. Образ, который до
неузнаваемости спутал, переозначил и вытеснил свое собственное социальное и
предметное содержание. В спину этому вампирическому гуманизму вобьет свою
шутку Розанов: "Как "Матерый волк", он (Щедрин. - Г.А.) наелся русской крови
и сытый отвалился в могилу". И "внутренняя свобода" здесь - не что иное, как
спиритуализированный знак своей же собственной несвободы, превратившей
стремление к Богу и человеку в глубочайшую атрофию социального чувства, а
провиденциальный прорыв в историю - в трагическую непричастность к ее
созиданию.

Христианский моралист предпочитал мыслить по максимуму, абсолютно, ведь
человек - подобие Божие. Человек в его реальном мире, с его слабостями и
нуждами, его просто не интересовал. Это та тварность существования, которая
будет преодолена. И мораль такого преодоления непременно будет императивной,
насильственной. Она со всей ветхозаветной строгостью будет мерить и ломать
человека идеальной геометрией духа, подверстывать и подгонять его под
абсолютную форму. Она будет теократичной. В сфере исторического бытия такая
абсолютная свобода будет полагать себя (а не что-то иное) своей абсолютной
противоположностью - всевластием и рабством. И тут православие, хотим мы
этого или нет, было идеологией тоталитаризма. Мессианский смысл русского
самодержавия для православия - почти догмат. Церковь очень слабо мыслила
себя вне единства со светской властью. И страдала она от притеснений этой
власти ровно настолько, насколько сама ее создавала. Все понимающий в своей
безответственности Бердяев писал: "Русская история явила совершенно
исключительное зрелище - полнейшую национализацию церкви Христовой", что
приводило к "государственному порабощению церкви".

Православный взгляд на страдание был изначально противоречив. Благость
Творца и его милосердие взывали к освобождению человека от страданий, но
вместе с тем земное страдание - это уникальность, избранность, оно - залог и
необходимое условие спасения. "Покупается счастье страданием", - настаивал
Достоевский. Обожествление же страдания абсолютизировало и узаконило зло.
Обетование Раскольникову, его путь к Евангелию лежит через преступление,
смерть другого. Наша вера - это вера Авраама, убившего своего сына.
Жертвоприношение Петром I царевича Алексея - акт глубоко религиозный,
патриарший; краеугольный камень этой сыноубийственной веры.

"Внутренний человек" Достоевского - этот "человек в человеке", в немецкой
мистике которого русского ничуть не больше, чем в буддизме Платона
Каратаева, - одинаково порождает и русскую христологию Мышкина, и
трансцендентную власть Великого Инквизитора (тайна, чудо, авторитет). Автор
"Записок из подполья" и сам хорошо понимал опасности претворения идеала в
действительность, и ему хватило мужества показать
подпольно-парадоксалистский кукиш собственному прекраснодушию и будущей
утопической гармонии ("Я согласен, что дважды два четыре - превосходная
вещь; но если уже все хвалить, то и дважды два пять - премилая иногда
вещица"). Но не таков русский идеолог: для него онтологические кукиши
Достоевского - поздравительные рукопожатия, крестные знамения. Всех этих
"дважды два пять" он и не видит. А поэтому остается в плену иллюзий, для
которых человек - не личность в ее жизненном единстве, а категория,
конструируемая идеей "кто не любит - заставим любить!", фортепьянная клавиша
в чужой клавиатуре.

Разумеется, все это оказывается возможным, если в бытии предполагается
божественная, всеведущая и абсолютная инстанция, равноправно обслуживающая
веру и философский разум. Эта всеведущая инстанция внушает нам принцип, что
знать можно только то, что само себя не знает. Человек от природы глуп и
греховоден, а поэтому счастья своего разуметь не может. Я же,
идентифицировав себя относительно позиции Абсолютного Наблюдателя, присвоив
право говорить от имени Истины, знаю и другому могу объяснить.

Из исторического субъекта сознания и воли, обладающего всей полнотой
ответственности за самоопределение, человек превращается в вещь, в пустоту
алхимической пробирки, зачинающей "нового человека". И тут уже не скажешь,
что революция и сталинские лагеря - это беснования кого-то другого,
нехристей вроде Чернышевского (выходца, кстати сказать, из семинаристской
среды, т.е. церкви, пришедшей к своему историческому самоотрицанию), что
церковь и христианство тут ни при чем; скорее брякнешь вслед за Марксом:
религия - это "Беломорканал" для народа. Роль невинной жертвы для
вдохновителя и соучастника как-то неуместна. Тот арсенал духовных ценностей,
которые религия могла противопоставить тоталитаризму, был слишком слабым
оружием. Христианский гуманизм не смог предотвратить кровавые режимы XX
века.

Мережковский замечал: "Пока говоришь о религии как об идеале, все
соглашаются... но, только что пытаешься связать религию с реальною
действительностью, оказываешься или в дураках, или в подлецах". Реальный мир
при всех своих исторических катастрофах не в силах опротестовать
непререкаемую чистоту христианской доктрины (этакий антипопперовский принцип
нефальсифицируемости религиозного знания: не по делам, не по делам!). "Ты
чему смеешься, Санчо?" - спросил Дон Кихот. "Я смеюсь, - ответил Санчо, -
думая о том, какая громадная должна была быть голова у язычника, которому
принадлежал этот шлем: ведь он как две капли воды похож на бритвенный таз".
В итоге действительность - шлем Мамбрина, обернувшийся отвратительным тазом
мандельштамовской власти-брадобрея.

Один из главных уроков европейской мысли конца XX века, объединяющей в этом
отношении марксизм, структурализм и психоанализ, заключался в том, что
обобщенно можно назвать умением видеть условное в безусловном. То, что
раньше казалось человеку абсолютным, естественным и глубоко индивидуальным,
приобретало относительность, конвенциональность и социальную
обусловленность. Критика идеологии разработала виртуозную технику
разоблачения "чужого слова". Христианская истина теряла свой абсолютный и
вселенский характер, ибо религиозная истина, утверждающая себя в радикальной
тотальности, остается в пределах все той же логической всеобщности, которой
она так пытается избежать; она не вера, а идеологический концепт. Не глубоко
внутренний акт приобщения к истине, могущий состояться или не состояться, а
система знаний и институционализированных навыков.

Европа училась видеть явное в тайном. Она доверилась кантовским заветам:
мысли сам, мысли предмет по крайней мере с двух точек зрения, "остраняясь" и
создавая стереоскопию взгляда, и мысли непротиворечиво. Этого не скажешь о
русской мысли. Сменив марксистскую вульгарность на бердяевскую и
партбилеты - на кресты, она тоскует по безусловному и по-прежнему готова
принести себя в жертву своему особому предназначению. Солженицынскому "как
нам обустроить..." я всегда предпочитаю Мамардашвили с его "как я
понимаю...".

Когда человек говорит "я думаю", то это еще отнюдь не означает, что мы имеем
дело с индивидуальным актом мысли. Слишком часто это выражение имеет не
рефлексивный, а языковой, самовлюбленно-риторический характер, маскируя
клишированность сознания. "Мы" так же риторично и не знает никакого
приобщения и духовного единства. Познает только "я", "мы" ничего познавать
не может, поэтому оно и готово отдаться любому способу структурирования, в
том числе и солженицынскому. "Как нам обустроить..." и "как я понимаю..." -
это два противоположных взгляда на мир. Их конфликт на перекрестке мысли и
заключается в том, что коллективистски-безличное "мы" требует от "я"
помыслить о себе в терминах другого (не я могу, а всегда кто-то или что-то
другое - нация, народ, государство, церковь), радикально отказаться от себя,
слившись с этим сверхличным единством. И в данном случае совершенно не
важно, в чью пользу происходит отказ от "я" - в пользу власти от Бога или от
Кесаря, потому что при каком бы то ни было отказе от себя личность
отчуждается, теряет смысл и духовно умирает. Религиозное переживание нельзя
передать другому человеку как определенное содержание, нельзя повторить, а
можно только создать, причем глубоко индивидуальным и понимательным образом.
Повторить значит начать сначала, родить заново. Этот внутренний акт -
вспышка, а не непрерывный ручеек уверования от одной личности к другой. Он
онтологически укоренен и требует всего человека, напряжения всех сил;
воспроизвести его труднее, чем произвести. Знание можно накапливать и
передавать, его может быть больше или меньше, но понимание может быть только
иным, неповторимым, моим. В этом нет никакого солипсизма и гордыни. Кризис
экзистенциальной теологии возникал не от избытка индивидуальности, а от
острейшего ее недостатка. Вера есть переживание единства мира в
единственности моего "я". И коль скоро эта единственность утрачивается,
пропадает и вера, и понимание. Только с моего единственного "места" я и могу
ощущать полноту и сопричастность бытию, включающему меня как свою
собственную возможность. С точки зрения "я" - все возможно; с точки зрения
"мы" - есть нечто, что единственно должно.

Критика Запада чужим умом - неумение жить своим. Кризис Запада - это
реальность для самого Запада и мифологема для России. Мифологема,
приобретенная за неконвертируемую историософскую мысль как главное средство
идеологического противостояния и самовозвеличивания. Критика Запада самим
Западом - это прежде всего недосягаемая для нас глубина и беспощадность
социальной самокритики и философской рефлексии. Ни по масштабам, ни по
откровенности Россия просто не знает ничего подобного. В конце концов,
критицизм такого рода - норма для западной жизни. Свидетельство ее
полноценности, а не апокалиптического самосуда.

После Освенцима и ГУЛАГа, после Маркса и Ницше христианство не может и не
должно оставаться неизменным. Оно стоит перед задачей коренного
преобразования своего социального и вероучительного бытия. Католичество
ощущает себя достаточно глобальным, чтобы включить даже атеизм, а протестант
Тиллих приветствует отрицание Бога ради самого Бога как акт веры. Я не за
появление русской радикальной теологии без Бога и православного модернизма в
духе свидригайловской бани. Но в то время как западное христианство в
мучительнейшем осмыслении того, что произошло с ним и миром, встало перед
необходимостью обновления самых сокровенных основ своего бытия-в-мире,
православие остается неизменным.

Вопреки эйнштейновской формуле "Бог не играет в кости" (т.е. для него нет
случайностей), нам сегодня нужен Бог, который играет в кости и тем самым
лишается абсолютного всеведения. Не дающий педагогический урок миру
Надзиратель, а - учащийся бог, бог-ученик, экспериментатор, который сам до
конца не знает, что произойдет с миром. "Когда история спасения отделяет от
себя отличную от нее профанную историю, она посылает человека в
демифологизированный мир, который есть не столько сфера, управляемая богами,
сколько материал для решения задачи, поставленной перед человеком" (Карл
Ранер).

---

От	Scavenger
К	Георгий (19.08.2005 23:32:41)
Дата	24.08.2005 16:12:25

Re: «Реформированное христианство» или размышления по поводу статьи Амелина».

---

Сама статья поражает отсутствием свежих мыслей и пустой словесной эквилибристикой. Основным ее тезисом очевидно является бессилие христианства перед лицом «тоталитаризма» ХХ века, неспособность его ответить на «вызов времени». Почему- то она начинается с довольно абсурдного анализа творчества христианского философа и богослова В. Зеньковского.

«Зеньковский пережил две революции, две мировые войны, Гитлера, Сталина,
террор, но так ничего и не понял. Бесконечные размышления о закате Европы,
кризисе гуманизма, всеобщем безбожии, несказанном свете из России-матушки и
проч. били мимо цели. Так уроки не извлекаются, а мышление не меняет облика.
Будь то "Русские мыслители и Европа", написанные для западного читателя и
так и оставшиеся к лесу передом, а к русскому читателю задом, или книжка о
Гоголе, которую Зеньковский писал всю жизнь и в которой объявил его пророком
православной культуры, - все это оказалось регенерацией историософских клише
и волчьих ям "русского дискурса" (Гройс). Религиозное возрождение (что
сегодня, что в начале прошлого века) удивительно напоминает глуповского
градоначальника, у которого ноги были обращены ступнями назад. Это
возрождение связано с возвращением к идеям и ценностям, не выдержавшим
испытания временем.»

Уже тон автора оскорбителен - «Зеньковский … ничего не понял». Надо полагать, что автор понял лучше, хотя об Амелине никто ничего не слышал, а о Зеньковском знают многие, Зеньковский – историк философии и автор богословских систем, а об Амелине –никто не слышал. Из приведенного выше пассажа неясно, какие уроки должен был извлечь Зеньковский из происходящего. Если автор статьи считает, что двух мировых войн в Европе не хватает, чтобы судить о ее закате, но видимо он судит «с высоты» сегодняшнего опыта. И «русский дискурс» тут абсолютно ни при чем, достаточно И. Хейзингу вспомнить с его предсказаниями упадка Европы в 30-е годы или Шпенглера, который писал в кон. 10-х годов- нач. 20-х.. Нацизм и фашизм действительно представляли собой кризис европейского гуманизма, говорили о «всеобщем безбожии». Так что становится непонятна вся эта «изящная» критика. Автор, однако продолжает:

//Россия и Запад, славянофилы и западники, Петр I в судьбе России, мессианизм
или не-мессианизм и т.д. - Зеньковский продолжает пользоваться этим
идиотским языком, не понимая, что сам этот язык задает ответы на все
поставленные вопросы.//

Вообще-то уважаемый автор статьи должен знать, что сам язык всегда задает ответы на поставленные вопросы. В парадигме марксизма мысль звучит иначе, чем в парадигме либерализма, в парадигме православного богословия – совсем по другому чем в парадигме, скажем, нацизма. Почему же автор например не называет идиотским дискурс неолиберализма, вещающий нам о конце истории в 1991 году и о мировом торжестве рыночного капитализма (причем при этом предполагается, что рыночный капитализм не менялся, а всегда оставался оплотом свободы и демократии)? Но это к слову, идем дальше.

//Только один вопрос, формально самый главный: как русская культура
соотносится с христианством? Ответ (который в России знал, пожалуй, только
Розанов): никакая культура с христианством никак не соотносится. Не надо
себя успокаивать и обманывать. Культура и дух несовместимы не из-за
какого-нибудь там диалектического противоречия, а просто потому, что они не
мыслимы вместе, в одно и то же время. Необходимо раз и навсегда отделить
культуру от духа.//

Как автор собирается «раз и навсегда отделить культуру от духа»? Можно ли отделить культуру Индии от индуизма? Культуру Китая от конфуцианства и даосизма? Культуру современных США – от культуры протестанстских сект? Ведь культура, как всем нам известно имеет материальную и духовную сторону. Культура любого этноса или любой цивилизации всегда при своем зарождении имеет в себе «семена» определенной религии, она либо сращена с ней в одно целое (как это бывает с язычеством) либо имеет религию внутри себя как некий фермент (выражение Н.С. Трубецкого) как это было с монотеистическими мировыми религиями. Либерализму удалось окончательно отделить религию от общества, замкнуть ее в сферу частной жизни только в западноевропейской цивилизации. Но оказалось, что эта замкнутость – мнимая, что либерализму удалось «снять», заглушить только рациональную сторону религии. И поэтому сейчас в фундаменталистских течениях неолиберализма мы видим прорыв иррациональной веры «британского гебраизма», прорыв тем более страшный, что за века после Реформации было размыта и стержневая мораль христианской культуры – идеи милосердия, нестяжательства и всепрощения. Либералы очистили протестантизм от остатков гуманизма и оставили только то, что было там «еретического». В результате получилась неоязыческая «гидра», сочетающая идею богоизбранности и мессианизма с агрессивным безбожием и гедонистической разнузданностью. Так что Амелин в своем сознании уже отделил культуру от духа, так же как и сам Запад. Теперь он предлагает сделать это всем остальным.

Рассуждения об Акакии Акакиевиче – чудесный пример жонглирования идеями как мячиками для пинг-понга:

«Русская историческая традиция от славянофилов до Солженицына неизменно
отрицала западный либерализм во имя внутренней религиозной свободы.
Законность и право как "этические минимумы" человеческой жизни третировались
как формы внешнего ограничения и принудиловки. Они казались чуждыми высоким
и безотносительным идеалам подлинной духовной свободы. Все было просто: к
маленькому, бесконечно забитому существу приходила тоталитарная власть и
грубо говорила: "А шинель-то моя!.." Русская мысль при этом от души
сострадала бедному Акакию, превознося его богоизбранность и великое будущее,
и ругала бесчеловечную власть. Акакий Акакиевич же радовался своей
каллиграфически бессмысленной жизни или, взбунтовавшись, сам отбирал шинели. Трудность была только в одном: в осознании того, что этот абстрактный
гуманизм сам в себе таит бесчеловечность. И шинель - не украденная, а
благоприобретенная - была внешней деспотической Властью, ставшей образом
внутренней несвободы, сколько бы при этом ни говорилось о борьбе с
деспотией, любви и сострадании.»

Вообще-то я удивлен, что можно так беспардонно «выковыривать» из Гоголя подходящий тебе смысл. Вообще-то метафора «шинели» – это в христианской оптике гоголевского творчества как последняя овца для бедняка. Шинель, как это показал еще В.В. Кожинов у Акакия Акакиевича отбирает не государство, а «Стихия», «бунт», государство же только бессильно его защитить. Автор же статьи следует традиционной марксистской трактовке повести как якобы бунта против «тюрьмы народов». Интересно какая же это историческая традиция «от славянофилов до Солженицына» всегда сочувствовала народу как жертве тоталитарного режима? Славянофилы, в отличие от Солженицына, никогда не считали царскую власть – основным злом для России. Вот другая часть русской мысли – русские западники, а затем нигилисты, анархисты, эсеры и проч. – так действительно считали. Что же касается абстрактного гуманизма, то он все же более человечен, чем абстрактный антигуманизм, когда беднякам предлагается есть печенье вместо хлеба (если не камень). А именно такой «теоретический антигуманизм» и предлагают нам господа неолибералы Греф с Кудриным, когда ради «экономической эффективности» проводятся «реформы» загоняющие народ в скотское состояние. Но это объявляется виной самого народа, который якобы «непрогрессивен». В статье автора народ и предстает в роли некоего постмодернистски вычурного и бутафорского Акакия Акакиевича, который радуется своей бессмысленной жизни. Вот ведь как! Не имеет Акакий Акакиевич виллы на Канарах и сразу экзистенциальная ценность его резко понижается в глазах уважаемого публициста.

Далее автор статьи почему-то нападает на христианскую идею свободы:

«Проповедник свободы Н.Бердяев обвинял либеральное право в глубочайшем недоверии к человеку: свобода содержит причину (и причину божественную!) в самой себе и, подчиняясь чему-то вне себя положенному, перестает быть свободой; она не может отчуждаться от личности и опредмечиваться в социальном бытии. Таким образом понятая свобода могла быть первопричиной только одного - неистребимого политического
авторитаризма. Вместо того чтобы уяснить социальные основы и условия, при
которых соблюдается истинность свободы как причины-в-себе, а также
предпосылки внутренних актов, которые могут быть названы свободными,
"славянофильская" идеология тонула в беспробудных отвлеченных спекуляциях (и
Зеньковскому только кажется, что он вне противопоставления славянофильства и
западничества). Отвергая законность и право как необходимые внешние условия
для внутренних актов свободной личности, эта прободающая метафизика свободы
врачевала не социальные язвы, а то, что их создавало.»

Автору следовало бы понять, что христианская свобода принципиально отличается от свободы либеральной. Либеральная свобода – это «свобода от», а христианство ищет только «свободы для» и «свободы во имя». Либеральная свобода носит в себе отрицательный принцип: «Все дозволено, пока ты не причиняешь вред другим». Христианская свобода кроме отрицательного принципа признает и положительный «Возлюби ближнего как самого себя». Ты должен возлюбить и ближнего и себя., а иначе ты не христианин. Полюбить себя христианской любовью значит признать, что для тебя лишь то позволено, что разрешено твоей любовью к Богу и слушанием его заповедей. Идея же либерального права спокойно относиться к примеру к свободе публично рубить иконы топором или принародно снимать штаны. Этим никакого вреда ближним вроде бы не наноситься – это «личное право каждого». При этом идея социальной и политической свободы в западных странах именно что сопровождалась отказом от свободы во имя Бога. Эта была свобода от Бога и во имя себя любимого, вот что в ней больше всего привлекает Амелина. Для христианина внутренние акты совести – свободны, они наделены божественным началом, для либерала совесть может быть только нависшим над ним долгом, категорическим императивом блага, за которым не видно отдельного человека. Тут уже «человек для субботы», а не «суббота для человека». Можно считать, что такая христианская позиция «безответственна», тонет в «метафизических спекуляциях», но надо равным образом признать, что либеральная концепция свободы «от» и совести как внутреннего императива приводит в конечном итоге к эмансипации, к признанию универсальным принципа: «разрешено ВСЕ, что не запрещено законом». В результате сфера закона начинает чудовищно раздуваться, ведь общественная мораль парализована – и мы получаем современные США, где суды и состязания платных юристов заменили гражданам всякую общественную мораль. При этом предпосылки для авторитаризма в странах с раздутым «демократическим» законодательством еще большие, чем в странах не знающих антиномии «тоталитарная мораль-диктатура закона».

Видимо не понимая вышесказанного, Амелин продолжает «клеймить» христианство:

«Этот шинельный христианский гуманизм - самоотчужденный образ самой
извращенной, искаженной реальности мира сего. Образ, который до
неузнаваемости спутал, переозначил и вытеснил свое собственное социальное и
предметное содержание. В спину этому вампирическому гуманизму вобьет свою
шутку Розанов: "Как "Матерый волк", он (Щедрин. - Г.А.) наелся русской крови
и сытый отвалился в могилу". И "внутренняя свобода" здесь - не что иное, как
спиритуализированный знак своей же собственной несвободы, превратившей
стремление к Богу и человеку в глубочайшую атрофию социального чувства, а
провиденциальный прорыв в историю - в трагическую непричастность к ее
созиданию.»

Я наверное, профан, потому как не пойму зачем автору использовать слово «спиритуализированный знак». Христианство не спиритуалистично, оно как раз реалистично, живет в этом мире и не старается изобразить его раем. Но оно милосердно к людям. И вряд ли можно упрекать русских, создавших величайшую империю в истории человечества в «атрофии социального чувства». Вернее всего, социальное чувство русских было другим, отличалось от социального чувства французов или англичан, то есть от европейского социального чувства.

Снова упреки Амелина:

«Христианский моралист предпочитал мыслить по максимуму, абсолютно, ведь
человек - подобие Божие. Человек в его реальном мире, с его слабостями и
нуждами, его просто не интересовал. Это та тварность существования, которая
будет преодолена. И мораль такого преодоления непременно будет императивной,
насильственной. Она со всей ветхозаветной строгостью будет мерить и ломать
человека идеальной геометрией духа, подверстывать и подгонять его под
абсолютную форму. Она будет теократичной. В сфере исторического бытия такая
абсолютная свобода будет полагать себя (а не что-то иное) своей абсолютной
противоположностью - всевластием и рабством. И тут православие, хотим мы
этого или нет, было идеологией тоталитаризма. Мессианский смысл русского
самодержавия для православия - почти догмат. Церковь очень слабо мыслила
себя вне единства со светской властью. И страдала она от притеснений этой
власти ровно настолько, насколько сама ее создавала. Все понимающий в своей
безответственности Бердяев писал: "Русская история явила совершенно
исключительное зрелище - полнейшую национализацию церкви Христовой", что
приводило к "государственному порабощению церкви".»

Удивительно то, что Амелин похоже действительно не понимает о чем пишет. Тварность существования в христианстве никогда не будет преодолена, ведь христианство – это не гностическая ересь с ее отрицанием твари. Наоборот, христианство утверждает, что тварные тела праведников войдут в Царствие Небесное. Что же касается ветхозаветной строгости с которой якобы всякий христианин будет ломать человека, подгоняя его под идеальную форму – то тут неожиданно вспоминаются христиане Запада эпохи Реформации. Это они несли «дикарям» высшую культур, спаивая их водкой и истребляя оружием, заставляя их убивать и скальпировать друг друга. Это цивилизованные англичане развлекались тем, что вспарывали животы беременным тасманийкам, считая это веселой забавой. Дикарь – не человек, а сор и пыль, вот как они думали. Что же касается «абсолютного рабства» и «идеологии тоталитаризма», то именно Запад первый вступил на этот путь. Православие не порождало из своей культуры тоталитаризм, тоталитаризм в России, возникший в кон. 20-х-нач. 30-х годов и окончивший свое существование в кон. 50-х был вынужденным ответом на агрессивный вызов с Запада, без которого нам было не выжить. Он также был вызван попыткой защититься от агрессивной и русофобской идеологии «троцкизма», которая считала огромное большинство населения «серой отсталой массой» и призывала к немедленному походу на пережившие революционный катаклизм ценности русской культуры. Что же касается самодержавия, то «почти догмат» – это не определение. Самодержавие в Православии никогда не было догматом. Просто оно стало единственной формой власти, которая Церковью была воцерковлена еще в эпоху Вселенских Соборов. А если зашла речь о «государственном порабощении Церкви», то это частично соответствует истине, но только частично, поскольку до такого прямого СЛИЯНИЯ церковности с государством, как при протестантском цезарепапизме, когда глава государства является главой Церкви, в России никогда не доходило. Тем более в России никогда не могла появиться формула «Чья власть, того и вера».

Но Амелин в пропагандистском запале продолжает свой «поход против рожна»:

«Православный взгляд на страдание был изначально противоречив. Благость
Творца и его милосердие взывали к освобождению человека от страданий, но
вместе с тем земное страдание - это уникальность, избранность, оно - залог и
необходимое условие спасения. "Покупается счастье страданием", - настаивал
Достоевский. Обожествление же страдания абсолютизировало и узаконило зло.
Обетование Раскольникову, его путь к Евангелию лежит через преступление,
смерть другого. Наша вера - это вера Авраама, убившего своего сына.
Жертвоприношение Петром I царевича Алексея - акт глубоко религиозный,
патриарший; краеугольный камень этой сыноубийственной веры.»

«Диалектика страдания» явно не удается Амелину, ведь ему приходиться списывать христианские истины у земных христианских писателей. Но тут он отчасти прав, христианство говорит о том, что искупить зло падшего мира можно только страданием. Освобождение человека от страданий приходит только за гробом. Но страдание в этом мире идет рука об руку с радостью, ведь христианин всегда чувствует помощь Господа. Христианство никогда не обожествляло страдания и не узаконивало зла. Достаточно вспомнить Серафима Саровского, лицо которого сияло пасхальной радостью, вспомнить Зосиму и Алешу Карамазова у Достоевского. Но не это вспомнил Амелин, он вспомнил Раскольникова, чтобы оправдать свою теорию. Однако, легко, прочитав роман, доказать, что Раскольников изначально стремиться не к Евангелию, а к тому, чтобы переступить через совесть и стать сверхчеловеком. Он видит вокруг себя только страдание и хочет стать на сторону богатых и сильных, на сторону насильников и завоевателей. Но его «эксперимент» проваливается и он приходит к покаянию. Через покаяние, а не через преступление идет путь Раскольникова к Евангелию и Христу, и в доказательство этому, Достоевский показывает нам иной путь – путь Свидригайлова. Он также совершал преступления, и также страдает от их совершения, но при этом прячет свое страдание за напусным цинизмом. В результате, полностью опустошенный, он кончает с собой. Казалось бы – этого достаточно для опровержения автора статьи. Но он приводит сравнение с Авраамом, забывая, что в Библии Авраам не убил сына. Далее идет фраза о «жертвоприношении Петром I Алексея», явно заимствованная у Мережковского, прямо взятая из его романа «Антихрист». Так понимал Православие оккультист и мистик «Серебряного века», что автоматически делает его домыслы беспочвенными, а с ними и доводы Амелина.

Автор самозабвенно продолжает играть словами:

«"Внутренний человек" Достоевского - этот "человек в человеке", в немецкой
мистике которого русского ничуть не больше, чем в буддизме Платона
Каратаева, - одинаково порождает и русскую христологию Мышкина, и
трансцендентную власть Великого Инквизитора (тайна, чудо, авторитет). Автор
"Записок из подполья" и сам хорошо понимал опасности претворения идеала в
действительность, и ему хватило мужества показать подпольно-парадоксалистский кукиш собственному прекраснодушию и будущей утопической гармонии ("Я согласен, что дважды два четыре – превосходная вещь; но если уже все хвалить, то и дважды два пять - премилая иногда вещица"). Но не таков русский идеолог: для него онтологические кукиши Достоевского - поздравительные рукопожатия, крестные знамения. Всех этих "дважды два пять" он и не видит. А поэтому остается в плену иллюзий, для которых человек - не личность в ее жизненном единстве, а категория, конструируемая идеей "кто не любит - заставим любить!", фортепьянная клавиша в чужой клавиатуре.»

В этом пассаже многое кажется надуманным и звучит фальшиво, начиная от «немецкой мистики Достоевского» и кончая заявлением о том, что он якобы показывал кукиш собственной, а не чужой утопической гармонии. Но истинным является то, что только наиболее проницательные русские мыслители могут понимать Достоевского, он действительно сложен и разоблачает пороки именно национально-державной мысли. Дальше следует странная фраза о том, что гипотетический «русский идеолог» считает человека не личностью, а клавишей. Вероятнее всего «личность в ее жизненном единстве» у самого Амелина должна сопротивляться всякой гармонии и отворачиваться от всего, что сулит человеку хотя бы облегчение страданий как от «утопии».

Далее автор снова вступает в спор с христианством, хотя и не реальным, а образом христианства, возникшем у него в голове.

«Разумеется, все это оказывается возможным, если в бытии предполагается
божественная, всеведущая и абсолютная инстанция, равноправно обслуживающая
веру и философский разум. Эта всеведущая инстанция внушает нам принцип, что
знать можно только то, что само себя не знает. Человек от природы глуп и
греховоден, а поэтому счастья своего разуметь не может. Я же, идентифицировав себя относительно позиции Абсолютного Наблюдателя, присвоив право говорить от имени Истины, знаю и другому могу объяснить.»

Снова кажется поразительным, что написанное выше никак не соотноситься с христианством вообще. Нигде в Библии не сказано, что человек по природе глуп и греховоден. Так что фантазирует автор статьи напропалую. И Бог в христианстве вовсе не занимает позицию Абсолютного Наблюдателя.

Но автор статьи продолжает:

«Из исторического субъекта сознания и воли, обладающего всей полнотой
ответственности за самоопределение, человек превращается в вещь, в пустоту
алхимической пробирки, зачинающей "нового человека". И тут уже не скажешь, что революция и сталинские лагеря - это беснования кого-то другого, нехристей вроде Чернышевского (выходца, кстати сказать, из семинаристской среды, т.е. церкви, пришедшей к своему историческому самоотрицанию), что церковь и христианство тут ни при чем; скорее брякнешь вслед за Марксом: религия - это "Беломорканал" для народа.
Роль невинной жертвы для вдохновителя и соучастника как-то неуместна. Тот арсенал духовных ценностей, которые религия могла противопоставить тоталитаризму, был слишком слабым оружием. Христианский гуманизм не смог предотвратить кровавые режимы XX века.»

Все это похоже на дешевую клевету. Оказывается, что Церковь превращает человека в вещь, в «пустоту алхимической пробирки». Оставим вопрос о сталинских лагерях, в которых автор точно никогда не был. Речь уже идет о том, чтобы возложить на Церковь ответственность за веру Чернышевского и даже «соучастника и вдохновителя» массовых репрессий. В результате получиться, что Церковь вдохновляла и поощряла репрессии против себя же. Что это Церковь расстреливала священников и разрушала храмы, что это она устраивала «комсомольские пасхи» и проч. Большего абсурда и кощунства представить себе невозможно. Не говоря уже о том, что автор не знает Маркса – «религия есть опиум народа.» А еще, согласно тому же Марксу она есть «вздох угнетенной твари, сердце бессердечного мира». Дальше почему-то идет фраза о том, что христианский гуманизм «не мог предотвратить кровавые режимы». Как же так? Недавно автор говорил о том, что он их вдохновил и был их соучастником, а тут вдруг – «не смог предотвратить»! Задумаемся, а христианство вообще обещало человечеству рай на Земле, предотвращение бедствий? Нет, христианство утверждало, что Земля в конечном итоге придет к власти Антихриста и только Второе Пришествие спасет человечество от окончательной совокупной духовной гибели и ниспадения в скотское состояние.

Наконец автор пускает в ход «тяжелую артиллерию»:

«Мережковский замечал: "Пока говоришь о религии как об идеале, все
соглашаются... но, только что пытаешься связать религию с реальною
действительностью, оказываешься или в дураках, или в подлецах". Реальный мир
при всех своих исторических катастрофах не в силах опротестовать
непререкаемую чистоту христианской доктрины (этакий антипопперовский принцип
нефальсифицируемости религиозного знания: не по делам, не по делам!). "Ты
чему смеешься, Санчо?" - спросил Дон Кихот. "Я смеюсь, - ответил Санчо, -
думая о том, какая громадная должна была быть голова у язычника, которому
принадлежал этот шлем: ведь он как две капли воды похож на бритвенный таз".
В итоге действительность - шлем Мамбрина, обернувшийся отвратительным тазом
мандельштамовской власти-брадобрея.»

Ну, Мережковский как раз имел самое опосредованное отношение к действительности. Он носился с абстрактными планами объединения «плоти» и «духа», о Третьем Завете, они с Гиппиус и Философовым даже основали «Церковь третьего завета», причем собиралась вся «братия» в своей квартире, где и устраивали они «камлания», которые называли «причащением». Что же касается исторических катастроф, то как известно они действительно не могут опровергнуть христианскую доктрину именно потому, что она не имеет ничего общего с научным знанием и к ней (увы и ах) неприложимы методы попперовской фальсифицируемости. Но и не только. Как уже указывалось выше, учащение исторических катастроф по мере приближения человечества к концу света предсказано в Откровении Иоанна.

Автор продолжает:

«Один из главных уроков европейской мысли конца XX века, объединяющей в этом
отношении марксизм, структурализм и психоанализ, заключался в том, что
обобщенно можно назвать умением видеть условное в безусловном. То, что
раньше казалось человеку абсолютным, естественным и глубоко индивидуальным,
приобретало относительность, конвенциональность и социальную
обусловленность. Критика идеологии разработала виртуозную технику
разоблачения "чужого слова".»

Это же стало и проклятием новой философской мысли Запада. Сначала научившись видеть условное в безусловных нормах морали, религии, социальной жизни, она стала и сами гносеологические источники познания – разум, чувства, слово – считать условными. Так возникла постмодернистская философия, которая во многом стала игрой в слова, лишенные смысла.

Но Амелин этого не замечает:

«Христианская истина теряла свой абсолютный и вселенский характер, ибо религиозная истина, утверждающая себя в радикальной тотальности, остается в пределах все той же логической всеобщности, которой она так пытается избежать; она не вера, а идеологический концепт. Не глубоко внутренний акт приобщения к истине, могущий состояться или не состояться, а система знаний и институционализированных навыков.»

Одним из самых пагубных заблуждений современного рационализма является сведение феномена веры к слепому внутреннему чувству, которое якобы присуще только отдельным личностям. Поэтому-то для современных неолиберал-атеистов любая религия и представляет собой «идеологический концепт», так как они принципиально не видят разницы между Мифом или Откровением как метареальностью традиционного общества из которого и возникают религии и идеологией, которая является всего лишь системой идей, придуманной отдельными людьми для преследования рациональных интересов. О вере же как о чисто внутреннем акте, отдельном от всего внешнего, толковал еще Смердяков. Христианское же Откровение как таковое неотделимо от его же осмысления, вот только это осмысление является паралогическим, антиномическим и проходит в рамках отрицания своей рационализации. Примером самого сильного отрицания рационализации – форма догмата. В рамках догматов веры богословами и Отцами Церкви были тщательно отсечены попытки «поверить алгеброй гармонию» и утвердить понимание Бога в качестве либо далекого от нас и бесконечного Абсолюта, либо в качестве обожествленного Человека. Точно так же догмат Троичности равным образом опроверг и тех, кто считал, что Троица – это только маска Единичного Абсолюта (савеллиане, монархиане) и тех, кто считал, что существуют равные и независимые Три Существа, а Единого – нет (тритеисты). Задача догматов была оставить Тайну в неприкосновенности, в своей антиномичности и чудесности. Откровение нельзя понимать как систему умений и навыков, ибо даже каждый акт Литургии является символом потусторонней реальности. В этом проявляется и т.н. консерватизм религиозного знания и его тысячелетняя устойчивость.

Дальше автор превозносит Европу:

«Европа училась видеть явное в тайном. Она доверилась кантовским заветам:
мысли сам, мысли предмет по крайней мере с двух точек зрения, "остраняясь" и
создавая стереоскопию взгляда, и мысли непротиворечиво. Этого не скажешь о
русской мысли. Сменив марксистскую вульгарность на бердяевскую и
партбилеты - на кресты, она тоскует по безусловному и по-прежнему готова
принести себя в жертву своему особому предназначению. Солженицынскому "как
нам обустроить..." я всегда предпочитаю Мамардашвили с его "как я
понимаю...".»

Кантовская мысль была именно попыткой отделить процесс познания от познающего субъекта, представить его объективно независимым от личности. Это обезличивание философского познания привело к феноменализму Гуссерля, к постмодернистским играм с субъектом познания, которого со временем тоже все более превращался в непознаваемую вещь в себе. В отличие от догматов веры, европейская философская мысль проделала обратный путь – от самоуверенного эмпиризма Бэкона и наивного рационализма Декарта к полному разложению процесса познания на субъект и объект и – запуталась в бесчисленных противоречиях. Диалектика Гегеля и Маркса представляла собой последнюю попытку хоть как то связать вместе объект и субъект познания. Русская же мысль от славянофилов до религиозных философов, от евразийцев до русских марксистов всегда искала соединения, соборного единства, а не разложения. Ведущей интенцией этой мысли всегда было желание восстановить единство гносеологических функций внутри человека, понять его как единое целое с природой и социальным миром. В то время как в европейской философии одна разлагающая критика действительности и человека сменялась другой пока не образовалась «метафизическая игра», где сейчас постмодернисты играют потерянными смыслами, русская философия осмыслила человека как соборное существо, связанное и с космосом и с природой неотделимыми нитями и с другой стороны подчеркнула его абсолютное достоинство и отвергла индивидуалистическое отчуждение личности. Однако Амелина можно понять, превознося европейскую философию, больную комплексом «Я», эгоцентризмом философского мышления, он принципиально отвергает всякое объединение с другими людьми, даже в мысли. При этом он сам себя извергает из «русского дискурса», о коем он столь самоуверенно судит.

Но автор статьи развивает свои мысли, причем довольно путано:

«Когда человек говорит "я думаю", то это еще отнюдь не означает, что мы имеем
дело с индивидуальным актом мысли. Слишком часто это выражение имеет не
рефлексивный, а языковой, самовлюбленно-риторический характер, маскируя
клишированность сознания. "Мы" так же риторично и не знает никакого
приобщения и духовного единства. Познает только "я", "мы" ничего познавать
не может, поэтому оно и готово отдаться любому способу структурирования, в
том числе и солженицынскому. "Как нам обустроить..." и "как я понимаю..." -
это два противоположных взгляда на мир. Их конфликт на перекрестке мысли и
заключается в том, что коллективистски-безличное "мы" требует от "я"
помыслить о себе в терминах другого (не я могу, а всегда кто-то или что-то
другое - нация, народ, государство, церковь), радикально отказаться от себя,
слившись с этим сверхличным единством. И в данном случае совершенно не
важно, в чью пользу происходит отказ от "я" - в пользу власти от Бога или от
Кесаря, потому что при каком бы то ни было отказе от себя личность
отчуждается, теряет смысл и духовно умирает.»

Остановимся и продумаем ход мысли автора. Начав с того, что «я думаю» вовсе не всегда означает индивидуальный акт мысли он вполне сознательно воспевает индивидуализм в гносеологии. Почему автор решил, что «мы» ничего познавать не может? Он не слышал о русской религиозной философии, в которой соборность познания считалась почти аксиомой мышления? Почему «мы» в познании невозможно? Ведь скорее наоборот, в познании мира невозможно чистое «Я думаю». Мысль автора, коль скоро он является философом, на деле неотделима от внутреннего диалога с другими философами, всеми, о мыслях которых он знает. Если же автор захочет, чтобы его мысли была придана индивидуалистичная абсолютность – ему лучше забыть о Платоне, Аристотеле, Аквинском, Абеляре, Бэконе, Декарте, Лейбнице, Канте, Гегеле, Марксе, Ницше, Фрейде и даже о любимом авторе Амелина – Мамардашвили. Поскольку любое настоящее философское знание всегда опирается на предшественников и неотделимо от их мыслей, как бы автор не хотел от этого устранится. Так что помыслить о себе в терминах другого, не обязательно коллективного целого приходится ЛЮБОМУ философу. Амелин боится, что такое приобщение к соборному опыту нации, народа, государства, Церкви отнимет у него драгоценную индивидуальность, заставит его слиться с массой (которая любому западническому интеллигенту уже кажется тупой и скотской). Вместо этого опасения он мог бы подняться над противопоставлением «коллективизм-индивидуализм», которое может быть снято только в подлинной соборности, которая сохраняет свободу личности, . Ведь отдавая часть себя в дар другому человек духовно обогащается, приобретает. На этом, в частности основано христианское подвижничество и воинский героизм. Воин-герой в бою отдающий свою жизнь за правое дело – разве он отчасти не жертвует своей личностью? Да, но взамен он получает – согласно христианству – Царство Божие, а на земле – бессмертную славу. В противовес словам автора статьи я бы вспомнил бессмертную истину высказанную кем-то: «Если человеку не за что умереть, ему не стоит жить».

Далее автор описывает как ему кажется религиозную веру:

«Религиозное переживание нельзя передать другому человеку как определенное содержание, нельзя повторить, а можно только создать, причем глубоко индивидуальным и понимательным образом. Повторить значит начать сначала, родить заново. Этот внутренний акт - вспышка, а не непрерывный ручеек уверования от одной личности к другой.»

Можно согласиться с автором, что вера для некоторых людей - это просто некое комфортное ощущение, которое возникает как вспышка и куда-то потом исчезает, но которое человек рождает сам, из глубин «я». Но это также будет означать, что вера такого человека, его религиозность – очень слаба, немощна и склонна к самообольщению. Ведь религия сама по себе – это связь с Богом, со сверъхъестественным. А у Амелина получается, что эту связь можно родить внутри себя путем «понимательного» усилия. Это уже не вера, а нечто вроде «интеллектуальной интуиции» Бергсона…

Вот мы и приближаемся к средоточию восприятия автором феномена веры:

«Он онтологически укоренен и требует всего человека, напряжения всех сил;
воспроизвести его труднее, чем произвести. Знание можно накапливать и
передавать, его может быть больше или меньше, но понимание может быть только
иным, неповторимым, моим. В этом нет никакого солипсизма и гордыни. Кризис
экзистенциальной теологии возникал не от избытка индивидуальности, а от
острейшего ее недостатка. Вера есть переживание единства мира в
единственности моего "я". И коль скоро эта единственность утрачивается,
пропадает и вера, и понимание. Только с моего единственного "места" я и могу
ощущать полноту и сопричастность бытию, включающему меня как свою
собственную возможность. С точки зрения "я" - все возможно; с точки зрения
"мы" - есть нечто, что единственно должно.»

Понимание веры может быть индивидуальным, но это не противоречит его соборности. Если же вера абсолютно непознаваема и непроницаема для других людей в своих актах – какой смысл в такой вере? Она сводиться тогда к индивидуальной уверенности, как у протестантов, в собственном спасении. Гордыня – это и есть чувство отъединенности от всего остального мира и переживание мира как отражение всемогущего «я», а также отвращение к ближнему, к ближним, нелюбовь к своему Отечеству и своим предкам. Вера, которая заключается в переживании единства мира в единственности «я» – это просто акт трансцендентной медитации. Ни Бога, ни мира в таком переживании уже нет – их заслоняет «я». Кстати, сказать, в принципе такую веру представить можно. Это – философия абсурда А. Камю, философия отчаяния, близкого к самоубийству. Выход из тупика Камю видит как раз в помощи другим людям, что он и показал в своем произведении «Чума», где только совместные усилия всех способны сохранить человечность перед надвигающимся бедствием. А иначе остается только «Счастливая смерть» и бесплодный Сизифов бунт. Так что хотя с точки зрения отъединенного от других «я» возможно все, с точки зрения «мы» также возможно все – но есть то что ты должен делать, чтобы сохранить «Я». «Я» и «мы» диалектично связаны между собою, нельзя уничтожить «мы» не разрушив «Я». Об этом как раз знали и М. Бубер и М. Бахтин.

Дальше следует рассуждение о Западе:

«Критика Запада чужим умом - неумение жить своим. Кризис Запада - это
реальность для самого Запада и мифологема для России. Мифологема,
приобретенная за неконвертируемую историософскую мысль как главное средство
идеологического противостояния и самовозвеличивания. Критика Запада самим
Западом - это прежде всего недосягаемая для нас глубина и беспощадность
социальной самокритики и философской рефлексии. Ни по масштабам, ни по
откровенности Россия просто не знает ничего подобного. В конце концов,
критицизм такого рода - норма для западной жизни. Свидетельство ее
полноценности, а не апокалиптического самосуда»

Я бы не сказал, что автор здесь преувеличил. Но критика Запада вела к усилению его пороков и увеличению кризисных явлений. Странным делом, чем более беспощадной являлась эта критика, тем более усиливался кризис. Так, критика Маркса породила революционное брожение на самом Западе, что однако привело только к усилению капитализма. Критика Ницше и Шпенглера привела к нацизму, критика психоанализа привела к внедрению вульгарной психотерапии, сводящей все человеческие психологически сложные чувства к примитивным животным инстинктам (так что психоанализ вынужден был во многом переадресовать часть критики самому основателю – Фрейду). Подобный критицизм как раз свидетельствует о том, что он незрел. Но более того, современный Запад больше уже не критичен. Он уверовал в свои силы и абсолютно фундаменталистичен и категоричен в своей вере. Так что и тут аргументы автора статьи в конечном итоге не впечатляют. Уже не говоря о том, что критика Запада в России неоднократно осуществлялась на вполне самобытной основе. Достаточно указать на славянофилов, Достоевского, Толстого, Вл. Соловьева, К.Н. Леонтьева и на эмигрантское евразийство.

Но Амелин бьет «метафизическую тревогу»:

«После Освенцима и ГУЛАГа, после Маркса и Ницше христианство не может и не
должно оставаться неизменным. Оно стоит перед задачей коренного
преобразования своего социального и вероучительного бытия. Католичество
ощущает себя достаточно глобальным, чтобы включить даже атеизм, а протестант
Тиллих приветствует отрицание Бога ради самого Бога как акт веры. Я не за
появление русской радикальной теологии без Бога и православного модернизма в
духе свидригайловской бани. Но в то время как западное христианство в
мучительнейшем осмыслении того, что произошло с ним и миром, встало перед
необходимостью обновления самых сокровенных основ своего бытия-в-мире,
православие остается неизменным.»

Дело в том, что как раз мировая религия не нуждается в обновлении, если она не изменила своей первоначальной истине. Католичество и протестантизм уже много раз меняли свои основы, поэтому они и растерялись сейчас, когда становиться ясна бесплодность человеческих упований на одномерный прогресс. Православию же достаточно указать на древние истины христианства, уже давным-давно предсказавшие и новую Вавилонскую башню и его конец.

Вывод автора абсурден:

«Вопреки эйнштейновской формуле "Бог не играет в кости" (т.е. для него нет
случайностей), нам сегодня нужен Бог, который играет в кости и тем самым
лишается абсолютного всеведения. Не дающий педагогический урок миру
Надзиратель, а - учащийся бог, бог-ученик, экспериментатор, который сам до
конца не знает, что произойдет с миром. "Когда история спасения отделяет от
себя отличную от нее профанную историю, она посылает человека в
демифологизированный мир, который есть не столько сфера, управляемая богами,
сколько материал для решения задачи, поставленной перед человеком" (Карл
Ранер).»

Как ни странно Амелин прав. Нам нужен учащийся бог, бог-ученик, с относительной свободой воли. Этот бог и есть человек, заново обретший образ первоначального Адама. «Я сказал: вы – боги и сыны Всевышнего все вы» говорится в Библии. Для того, чтобы обрести бога-ученика достаточно заглянуть в Библию, спустившись с эмпиреев собственного «метафизического я». Тогда и Единый Бог-Отец окажется не неким Надзирателем-Наблюдателем, а Отцом, в сравнении Амелина – Мастером, который помогает своему ученику совершать меньше ошибок, но нисколько не стесняет его свободы.

С уважением, Александр

---

От	Георгий
К	Георгий (19.08.2005 23:07:41)
Дата	19.08.2005 23:22:36

(!!!!!!!!) В. Бушин об А. Зиновьеве. "Вороне бог послал уменье каркать" (*+)

---

http://www.duel.ru/200533/?33_5_1

ВОРОНЕ БОГ ПОСЛАЛ УМЕНЬЕ КАРКАТЬ

Титан мысли

К великому изумлению многих среди балаболок, заполнивших в День Победы
враньём о ней "Новую газету", "Аргументы и факты", телевидение, оказался и
Александр Зиновьев. С большой статьей "Война будничная" он возник в
"Литгазете". Как попал в такую компанию? В чем дело? Почему статья
"будничная", коли на дворе праздник? На первый взгляд всё это кажется
невероятным. Поэтому приходится взглянуть на феномен Зиновьева издалека и
пошире и поглубже.



Я над своим творчеством никогда не задумывался. А. Зиновьев


Е. Амбарцумов, его давний друг, писал о нём еще 1989 году: "Блестяще
образованный философ, тонкий аналитик, поэт... Соедините Бердяева, Щедрина и
Высоцкого, и вы, возможно(!), получите известное(!) представление о
Зиновьеве". Подумал и для полноты добавил в список еще Свифта.
Ну что ж, можно и так. Это нам знакомо. Мозес Гесс, в молодости друг Маркса,
уверял, что в том соединились в одно лицо Руссо, Вольтер, Гольбах, Лессинг,
Гейне и Гегель. Правда, Маркс и Энгельс однажды заметили, что они "за
писания Гесса отнюдь не берут на себя ответственность".
Но вот что пишут о Зиновьеве вовсе и не друзья-приятели. В. Кожемяко:
"Всемирно известный философ, социолог, писатель" (Правда, 29.Х.02. Далее -
П). Ж. Касьяненко: "Социолог с мировым именем" (Советская Россия. 30.V.02.
Далее - СР). В.Бондаренко: "Выдающийся, всемирно известный учёный и
писатель... яркий пассионарий, своей энергией пробивающий все преграды...
мудрец... гигант... один из духовных лидеров общества... (Завтра, N44,02.
Далее - Зав.). Анатолий Костюков: "В последние десятилетия русской
общественной мысли более заметного мыслителя, пожалуй, у нас и не было"
(Литературная газета, 29.Х.02. Далее - ЛГ) и т.д.
Что ж, такие времена. И обо мне самом порой так завернут, инда жуть берет и
хоть святых выноси. Владимир Крупин однажды объявил в "Завтра", что Бушин -
лучший критик современности. После такого комплимента я две недели из дома
боялся выходить: вдруг встречу Бенедикта Сарнова, живущего рядом. Все же
знают, что лучший критик не кто другой, а именно он, Беня.
А что Зиновьев сам о себе говорит? Это не слишком противоречит приведенным
характеристикам, причем его самоаттестации гораздо шире и по охвату времени,
и по разнообразию аспектов: "Я школу окончил с золотым аттестатом"(?) (Зав.
N44,02)... "Я с отличием окончил университет" (СР,29.Х.02) ... "Университет
окончил, получив диплом с отличием, как раньше школу с золотым аттестатом"
(П, 29.Х.012)...
Тут первый парадокс гиганта: свои похвальные грамоты, полученные в детстве и
юности, помнит до глубокой старости, а в каком полку служил, на каком фронте
воевал, как увидим, - начисто отшибло.
Но читаем дальше: "В тех сферах, где я работал, я был первооткрывателем"
(Независимая газета, 29.Х.02. Далее - <НГ>)"... "Я входил в тройку лучших
логиков мира" (Зав., N44?02)... "Я полностью пересмотрел всю логику"
(Горизонт, N12?89. Далее - Г.)... <Я совершил переворот в логике>
(П.,29.Х.02)... "Еще в советские годы я добился мировой известности в
логике, социологии и литературе" (Вечерняя Москва, 29.Х.02. Далее - ВМ)...
"Мои книги издавались на западных языках. Меня цитировали, приглашали на
международные конгрессы... Однажды получил 49 приглашений" (Г)... "Я написал
первую вышедшую за границей книгу "Зияющие высоты" со знанием дела... Книга
получилась сильная... Книга произвела сильное впечатление... Книга имела
успех... Как писали газеты, Зиновьев ворвался на небо мировой литературы как
метеор. Книга сразу была переведена на многие языки" (Г)... "Я за десять лет
жизни на Западе написал больше двадцати книг"... <Трудно сосчитать, сколько
у меня книг. Научных - больше десяти штук, а художественных где-то больше
двадцати>...
Думаете, это всё? Нет, метеор летит дальше: "За 21 год на Западе я написал
более сорока книг, из них более 30-ти - художественные. И это лишь потому,
что выехал на Запад в 56 лет... Моя жена хорошо готовит... Я пережил два
покушения, две попытки похищения" (ВМ и НГ). А если бы не эти
покушения-похищения да если бы выехал с такой отменной стряпухой пораньше,
то, видно, написал бы столько, что уж никто не смог бы и сосчитать... Между
прочим, очень интересно, кто, когда и где - у нас или на Западе? - покушался
на жизнь яркого пассионария, а главное, с какой целью, т.е., грубо говоря,
кому он нужен, этот мудрец? Тайна...
Может быть, разгадка в дальнейших признаниях. "В литературе я могу
конкурировать с крупнейшими писателями мира (прозаиками) - это однозначно и
общепризнано. Так же как и в логике"... Но, конечно, и в поэзии: "Уровень
большинства поэтов мне по зубам. Того же Евтушенко мог бы заменить"
(Зав.)... Так вот, не Евтушенко ли и организовал покушения-похищения с целью
устранить конкурента?
Тем более, что, как пишет Зиновьев дальше, "одно время я входил в десятку
самых печатаемых писателей Запада" ... "В Германии я много писал просто для
заработка. Печатали во всех(!) странах (их около двух сотен. - В.Б.).
Переводили на все (!) языки (В мире свыше 2,5 тысяч языков. - В.Б.). Мало
того, "на Западе я, глубинно русский человек, наверное, был чемпионом по
количеству интервью" (НГ)... Ну как мог Евтушенко всё это стерпеть!
И вот гордый итог: "Я убеждён, мои книги являются серьёзным вкладом в
русскую культуру". Прекрасно! Однако это всё-таки вопрос будущего - как
говорится, вскрытие покажет.

Суверенное государство

Но философ не останавливается перед тем, чтобы объявить и еще более
широкоохватный итог своей жизни: "В свои 80 лет я, Александр Зиновьев, даю
свою самооценку. Перед вами глубоко русский человек с опытом мировой
цивилизации, со своей системой. Я, Александр Зиновьев, есть одна из точек
роста России. Пока Зиновьев с его результатами социального анализа не будет
официально признан в России и максимально использован - не поднимется
Россия!" (Зав). Иначе говоря, перед нами спаситель Отечества.
Между прочим, как Зиновьев оказался на Западе, не совсем ясно. Сам он
говорит об этом путано. Живя еще в Мюнхене, уверял: "В 1978 году мне
предложили в течение нескольких дней покинуть страну, угрожая в противном
случае тюрьмой и ссылкой... меня выслали... меня выгнали". В Москве рисовал
несколько иную картину: "Мне предложили: или дадим срок, или в течение шести
месяцев уезжай на Запад". И еще: "Мне предложили два варианта: или я выбираю
12 лет тюрьмы, а семью отправляют в ссылку, или мы уезжаем из страны". И
вдруг: "Еще до моей эмиграции..." (СР). Так что же это было - изгнание или
эмиграция? Если изгнание, то сколько же всё-таки дали на сборы - несколько
дней или полгода? Кому грозили ссылкой - ему или семье? И кто же именно
делал эти предложения и грозил - КГБ? Партком МГУ? Райком? ЦК? Неизвестно.
Я готов принять на веру похвалы нашей прессы Зиновьеву, а во имя спасения
России - даже многие его самоаттестации, но, увы, кое-что в них и в его
"системе" всё-таки несколько озадачивает. Так, он самым решительным образом
твердит: "Я - человек из будущего!" Это как понимать? Все мы из прошлого, а
он один из будущего, - родился, выходит, не в 1922 году, а в 2082-м, и вот
оттуда снизошел к нам в 2002-й, а теперь и 2005-й? Интересно! Мы знаем
поэтов, которые говорили о своём частичном бессмертии, как Пушкин, например:
<Нет, весь я не умру...> Или о своём прорыве из настоящего в будущее, как
Маяковский: "Я к вам приду в коммунистическое далеко..." Он же писал: <У
нас/ поэт/ событья берёт, опишет/ вчерашний гул,/ а надо рваться/ в завтра,
вперед,/ чтоб брюки трещали в шагу.>
Но о прорыве из будущего в настоящее - никто ни словечка. И вот один
Зиновьев-метеор прорвался, причем я лично не слышал, чтобы при этом трещали
его брюки...
Столь же категорично мудрец заявляет: "Я есть суверенное государство из
одного человека" (Зав.). В поэзии встречаются намеки и на это, допустим, у
Марины Цветаевой:

Еще вчера в руках держал,
Равнял с Китайскою державою,
А нынче рученьки разжал
И уронил копейкой ржавою...

Но это мужчина равнял любимую женщину с Китайскою державою. В любовном
экстазе чего ни брякнешь! А ведь ни я, ни вы, читатель, конечно, не
встречали ни одного нормального человека, если не считать Людовика ХIV, что
сам себя именовали бы государством, - ни в прошлом, ни в настоящем. Значит -
сомненья прочь!- откуда же пассионарию взяться, как не из будущего.
Но возникает вопрос: а его жена и дети являются гражданами этого суверенного
государства? их муж и отец выдал им паспорта? есть у них прописка? Судя по
всему, не являются, не выдал, не имеют. Опять парадокс: родные же люди, а,
как русские в Прибалтике, - "неграждане"! Надо полагать, по идее Зиновьева,
в будущем все люди будут суверенными государствами. Но здесь новая закавыка:
если муж полезет под одеяло к жене, она не расценит ли это как вражеское
вторжение, как грубое попрание её суверенитета и не даст ли надлежащий отпор
наглому оккупанту, стремящемуся вопреки международному праву подмять под
себя независимую Китайскую державу или Бразилию? Всё-таки и тут много
неясного...
Да, изданий и переводов было на Западе множество, а как современники-то, как
читатели? "Одна пожилая француженка в Авиньоне сказала мне, - радует нас
писатель, - что читает "Зияющие высоты" как Библию. Уже прочитала двадцать
два раза" (Г)... "А Надежда Мандельштам сказала, что она ждала эту книгу всю
жизнь, что это её книга, что прочитав, она почувствовала некое облегчение,
просветление" (Там же).
Здесь следует, наконец, кое-что прояснить. Автор делает вид, будто Н.
Мандельштам это какой-то среднестатистический мировой читатель, и вот он его
обожает. Между тем, Надежда Яковлевна резко индивидуальная личность, большая
ненавистница советской власти. Почему же она так хвалила книгу глубинного
русского метеора? Да потому что книга насквозь антисоветская. Как и все
остальные сочинения Зиновьева, вышедшие на Западе. Потому от первой же его
книги и посветлело на душе у Мандельщтам и назвала она её "моей книгой".
Были у сочинителя и другие внимательные, благодарные читатели. Кто? А вот
же: "Из моих работ, из моих научных выводов западные службы черпали
информацию, и я за это ломаного гроша не получил" (ВМ). Так прямо и
признаётся, что работал на "службы". На какие? Да уж известное дело - на те
самые, недрёманные. Причем - бескорыстно, на голом энтузиазме. Правда,
теперь жалуется: ни гроша не получил! Обидно, конечно. Тем более, что ведь
как отменно другие-то крупно заработали на этом: "Солженицын очень богатый
человек. А когда обрабатывали Горбачева, каких только званий и премий ни
выдали. Так и купили!" А его и покупать не надо было.
Отсюда, из антисоветской лютости, у Зиновьева, как и у Солженицына, обилие
изданий, переводов, интервью, разного рода приглашений ("В одной Италии был
больше пятидесяти раз"). Тогда на Западе был великий спрос на всякую, на
любую антисоветчину. Сейчас ни Солженицына, ни Зиновьева там не издают.
Черные мавры сделали своё черное мавританское дело, теперь могут вернуться
на родину и отмыться. Так они и сделали.
Между прочим, я думаю, что, возвратившись в 1989 году из Германии, Зиновьев
и тут стал чемпионом по количеству интервью. Но вот странно, ни он сам, ни
его собеседники ни разу не упомянули, что ведь мавр больше двадцати лет, с
1953 года по 1976-й, был членом КПСС и к тому же членом редколлегии журнала
"Вопросы философии".

Марксист на службе

Раз дело дошло до философии, до упомянутой выше спасительной "системы"
чемпиона по интервью, то хотелось бы уяснить, какое место в этой "системе"
занимают марксизм, коммунизм, и сами Маркс, Ленин и Сталин, о чем он так
много пишет.
Читаем: "Еще в школе я прочитал Маркса и Энгельса" (ВМ.,29.Х.02). Да неужто
все 50 или сколько там фолиантов? Может, только "Коммунистический манифест"?
Ну ладно, допустим, прочитал все 50, каждый по 600-700 страниц. Но понял ли
что-нибудь, стал ли умнее, образованней? Нет, говорит, "знаний и образования
мне не хватало". Выходит, увы, не в коня корм.
Действительно, смотрите: "Маркс и Энгельс обещали отмирание государства, а у
нас оно никак не желало отмирать. Я понял, что идеалы коммунизма
неосуществимы" (Там же). Так разочаровался, так осерчал, словно Карл и
Фридрих прикатили однажды в кэбе к нему в костромскую деревню Пахтино,
вызвали на гумно и сказали: "Знай, Саня, как только ты окончишь школу,
получишь свой золотой аттестат, в тот же день государство откинет копыта,
испустит дух. Вот те крест!". Но он получил золотой аттестат, вышел на
улицу, глядь, а навстречу участковый милиционер. Не умер проклятый Левиафан!
Зиновьеву в таком случае обратиться бы к товарищу Сталину. Он разъяснил бы
пытливому юноше, что Маркс и Энгельс говорили об отмирании государства не
через 10-20 лет после социалистической революции в одной стране, а в
отдаленном будущем после победы коммунизма во всем мире или в большинстве
стран. И добавил бы, что если социализм победил в одной стране, а во всех
других странах еще капитализм, то "страна победившей революции должна не
ослаблять, а всемерно усиливать свое государство, органы государства, армию,
органы разведки, если эта страна не хочет быть разгромленной
капиталистическим окружением". И еще: "Сохранится ли у нас государство также
при коммунизме? Да, сохранится, если не будет ликвидировано
капиталистическое окружение, если не будет уничтожена опасность военных
нападений извне". А то, что враг будет действовать не только извне, но и
изнутри, что в его кремлевском кабинете усядутся гнида Горбачев и пиявка
Ельцин, этого Сталин предвидеть, конечно, не мог.
Но не будем строги к 16-летнему разочарованцу, со дня на день ожидавшему
кончины государства, а еще сильней, может быть, - распределения по
потребностям. Но вот ему уже 75 годков, а смотрите-ка что опять изрекает: "В
советской идеологии говорится, что коммунистическое общество будет обществом
равенства. Это вздор (Любимое словцо в адрес инакомыслящих. - В.Б.).
Общество, в котором все люди равны экономически и социально, невозможно! И в
коммунистическом обществе существует неравенство, и это естественно. Есть
различия начальников и подчиненных. Это отношения неравенства" (Г).
Опять - ничего подобного о равенстве коммунисты не говорили. Хоть теперь-то,
когда он признал Сталина гением, открыл бы его "Вопросы ленинизма" и
почитал: "Под равенством марксизм понимает не уравниловку в области личных
потребностей и быта, а уничтожение классов, т.е. А) равное освобождение всех
трудящихся от эксплуатации после того, как капиталисты свергнуты и
экспроприированы, Б) равную для всех отмену частной собственности на
средства производства после того, как они переданы в собственность всего
общества, В) равную обязанность для всех трудиться по своим способностям и
равное право получать за это по их труду (социалистическое общество)...
При этом марксизм исходит из того, что вкусы и потребности людей не бывают и
не могут быть одинаковыми и равными по количеству или по качеству ни в
период социализма, ни в период коммунизма. Вот вам марксистское понимание
равенства". Уж чего яснее?
Прошло еще пять лет, Зиновьеву уже перевалило за 80, старше всех классиков
марксизма, но опять удивляет свежестью мысли. Заявив, что философия, в том
числе марксизм, никогда не была наукой, даёт такое опровержение её,
философии: "Первое, чем ошарашивают студентов-философов профессора, это
изречение древнегреческого философа: "В одну реку нельзя войти дважды". Что
это значит? Мы что, купаться ездим на разные реки?"
Автор тридцати художественных произведений всё понимает буквально, мыслит
один к одному, загадочным образом не ведает, что существует иносказание,
образ, метафора. Журналистка Н. Склярова, в беседе с которой он это заявил,
пыталась объяснить философу, что тут речь идёт не о том, будто нельзя дважды
войти в Истру или Клязьму, - можно! Реки будут течь по тому же руслу в тех
же берегах под теми же именами, но в них что-то изменится, вода будет новая.
Не сечёт! Да еще и упорствует старик: "Что же получается, с одной и той
женой нельзя переспать дважды? Эта формулировка - словесное жульничество".
Конечно, было бы весьма увлекательно, если жена каждый раз изменялась бы
полностью, становилась другой женщиной, как это мыслит философ, да еще,
допустим, из марксистки превращалась в троцкистку, но, увы, дело обстоит не
совсем так.
С той же лихостью духовный лидер общества в соответствии со своей "системой"
расправляется и с писателями: "Есть крылатая фраза: "Человек создан для
счастья, как птица для полёта". Это бред сивой кобылы. Или же - "Красота
спасет мир". Это чепуха". В первом случае сивой кобылой наречен В.Г.
Короленко, замечательный и во многом гораздо более достойный писатель, чем
иные гиганты современности. Между прочим, Надежду Мандельштам тоже возмущает
приведенная фраза: "Нашелся умник, изрек... В лагерях хватит места для любых
крикунов" (Вторая книга. М., 1990. с. 138). Родство душ: оба мыслят один к
одному. Мандельштам не понимает, что ведь Короленко говорил не о том, будто
человека невозможно посадить в лагерь, а для чего он создан.
Но вернемся к философии и к зиновьевской "системе". Как видим, в марксизме
он не понял даже самых ясных его идей. Однако заявляет: "Марксистская
идеология в том виде, в каком она существовала в Советском Союзе, стала
неадекватной состоянию и интересам этого общества" (Г). Так было сказано в
1989 году в Мюнхене. Вернулся мудрец на родину и продолжает в том же
мюнхенском духе в "Завтра": "С марксизмом сейчас уже ничего не сделать. Он
уже не адекватен времени". Да еще и добавил тогда же в "Советской России":
"С марксизмом два века спустя уже ничего не сделаешь, и нынешним коммунистам
сегодня брать на себя ответственность и за Маркса не стоит". И вдруг в
"Независимой газете" 22 октября 2002 года: "Марксизм не был выдумкой Маркса.
В нём воплощены идеалы, выношенные всем человечеством. И пока человечество
не придумает новых, равноценных идеалов, марксизм не умрёт".

Коммунист

Такая же картина и с коммунизмом. То нахваливает до небес в таком духе:
"Компартия призвана дать идею людям. Коммунистическая идея - самая высокая.
Её ничто не может отменить. Жизнь заставит многих к ней обратиться" (СР).
Прекрасно. Руку, товарищ! И он дальше: "Во время войны для советских людей
разгром коммунизма был бы равносилен разгрому самой России, ибо Россия и
коммунизм существовали не наряду друг с другом, а в единстве" (ЛГ). Тоже
верно. И однако же сам признался (впрочем, мы это видели и без него), что он
и такие, как покойный Владимир Максимов, "целились к коммунизм, а попали в
Россию", т.е. целились в это самое неразрывное "единство", но надеялись
убить лишь одну составляющую - коммунизм, не соображая, что тем самым убьют
целое. То есть целились они и в то и в другое. Но зачем было убивать хотя бы
и один лишь коммунизм, коли выше его, оказывается, нет ничего на свете? И
вот какой практический вывод он сделал из своей роковой и несуразной ошибки:
"Г. Зюганов - не просто личность, а символ. Ударить по Зюганову - ударить по
коммунизму. Обвинить его даже в каких-то личных ошибках, просчетах,
особенностях характера - значит обвинить идею коммунизма. Он - её
персональный носитель". Обжегся на всероссийском молоке, теперь дует на
зюгановскую воду.
Но что ж это за "система" такая, позволяющая столь отчаянные философские
перескоки? Он именует её "зиновь-йога".
О себе Зиновьев однажды сказал: "Я вырос как идеальный коммунист". Ничего
себе идеальный: Сталин для него, как для Минкина, "воплощал всё мировое зло"
и он намеревался бросить в него гранату. Правда, мы читали у него и такое:
"Я не апологет коммунизма". Что ж, неапологетам можно бросать бомбы?
Как же после этого называться философом и смиренно принимать эпитеты
<мудрец>, <гигант>, <лидер>?
Так же фокусничает Зиновьев и со своим отношением к родному народу. Чувство
принадлежности к нему, говорит, "у меня является самым глубоком", но - "я не
восторгаюсь русским народом". И приходит ему в голову, что "таким же было
отношение к русскому народу у Лермонтова, когда он писал "страна рабов,
страна господ", у Чернышевского, когда он говорил "сверху донизу - все
рабы". И это Зиновьев счёл возможным объявить в пору небывалого разгула
русофобии.
Он и Лермонтов!.. Великий поэт именно восторгался:

С отрадой, многим незнакомой,
Я вижу полное гумно,
Избу, покрытую соломой,
С резными ставнями окно;
И в праздник, вечером росистым,
Смотреть до полночи готов
На пляску с топаньем и свистом
Под говор пьяных мужичков.

Невосторгающемуся Зиновьеву такая отрада недоступна. И ведь как характерно!
Отношение Лермонтова к народу он видит не в "Бородино", не в "Родине" и
приведенных оттуда строках, а в гнусном стишке, который написал не он, как
давно доказано, а черт знает кто. И Чернышевский никогда не говорил о рабах
сверху до низу, это в его романе "Пролог" так сказал один из персонажей, к
тому же и не о народе вовсе, а в том же примерно духе, как дед Щукарь: "До
чего вы, бабы, вредная нация!". А мало ли что может брякнуть персонаж! В
"Горе от ума" полковник Скалозуб изрек: "Собрать бы книги все да сжечь!" Это
что ж, голубая мечта Грибоедова?
Между тем, последствия обиды недоросля Зиновьева на классиков марксизма были
в своё время самые ужасные. С "золотым аттестатом" он поступил в известный
Институт истории, философии и литературы, где между прочим заочно учится и
Солженицын. Тот тогда считал себя марксистом, но уж очень своеобразным:
изучил марксизм без прикосновения к Марксу, его, говорит, читать трудно.
Поэтому он занялся коллекционированием цитат из популяризаторских брошюр.
Это вроде купания в водолазном костюме - тоже без соприкосновения с вольной
стихией. Бумажки с цитатами Саня хранил в большой китайской вазе на
обеденном столе. Идёт бывало мимо, вспоминала покойная жена, запустит руку в
вазу, вытащит цидулку и прочитает: "Бытие определяет сознание". Усёк!
Позже Солженицын разочаруется в марксизме и даже проклянет его. Так, по
поводу приведенной цидулки скажет: "Слишком низкий закон, по которому бытие
определяет сознание. Это даже свинский закон" (Архипелаг ГУЛАГ, т.2, с.405).
А между тем, марксисты и перед Солженицыным ни в чем не виноваты. Они
говорят совсем другое: "Общественное сознание отражает общественное бытие"
(Ленин). Что же касается отдельного человека, то об этом у них, понятное
дело, имеются соответствующие оговорки. Например, у того же Ленина: "Личные
исключения из групповых и классовых типов, конечно, есть и всегда будут"
(ПСС, т.56, с.207). Ярким свидетельством этого могут служить, с одной
стороны, сам Ленин - дворянин, сын действительно статского советника,
ставший революционером; с другой, Солженицын - активный комсомолец,
сталинский стипендиат, офицер Красной Армии, ставший лютым антисоветчиком.

Террорист

В ИФЛИ, рассказывает мэтр, "я стал участником террористической группки из
пяти человек". Кто это? Неизвестно. Тут мы опять сталкиваемся с тягой
философа к анонимщине.
Итак, террористическая банда создана. Зачем? "Мы собирались устроить
покушение на Сталина". Видно, хотели отомстить за проклятую живучесть
государства и заодно за непонятных им Маркса, Энгельса и Ленина. "Если бы у
нас было оружие, мы реально пошли бы на покушение". Но никакого оружия, даже
рогаток, из которых пацаны бьют по воробьям, у них не было, только
перочинные ножи. Вот если бы гранату! - мечтал Зиновьев. На парады, говорит,
"я продолжал ходить со школой, и наша колонна должна была идти третьей от
мавзолея. Никакого труда не составляло бы прорваться к мавзолею и бросить
гранату".
Это заявление несколько ошарашивает. Во-первых, школу-то он окончил, судя по
всему, в деревне Пехтино, за 600 верст от Москвы. Неужели эта школа
приезжала в столицу на парады? Во-вторых, откуда мог знать юный бомбист, что
школа пойдёт в третьем ряду от мавзолея? Я ходил на эти парада множество
раз, и никогда мы не знали, в какой колонне пойдём. В-третьих, между
колоннами стояли солдаты охраны. И откуда уверенность, что удалось бы
прорваться через три ряда бдительных охранников, не говоря уж о
демонстрантах?
Словом, всё это сильно попахивает липой. И не было ни метания гранаты, ни
выстрела из рогатки, ни меткого броска столового ножа. Тем не менее,
говорит, "всех потом разоблачили и судили. Двоим дали высшую меру, позже
заменили на 25 лет". И даже тут имена мучеников по обыкновению не называет.
А ведь им сейчас Путин мог бы присвоить звание Героев России или дать
премию, как Ахмадулиной. А Вячеслав Клыков и памятник смастачил бы.
Героическую историю о том, как он был террористом и готовил убийство вождя,
Зиновьев рассказывает в каждом интервью, в некоторых - не один раз в таком
духе: "Я готов был убить Сталина. И это казалось мне величайшим делом моей
жизни" (Г,с.55). Ему ужасно нравится гарцевать в роли страшного бомбиста, но
нам-то читать это, право, надоело, несмотря на то, что он рассказывает
каждый раз по-разному.
В "Вечерней Москве" уверял, что его арестовали вместе со всей группой
студентов-террористов, но отпустили, постольку, говорит, "я был
несовершеннолетним". Однако же когда поступил в ИФЛИ, ему не хватала всего
два месяца до 17 лет, а судить могли с 16-ти, но - дать не больше десяти
лет. И, конечно, дали бы все десять за участие в банде, имевшей целью не
ограбление пивного ларька, а убийство руководителя страны. Так что, похоже,
либо не было никакой группы с ужасным замыслом, либо никого не судили, а
просто вызвали на Лубянку, если не в райком комсомол, да намылили шею.
Однако гигант террора настаивает: меня не судили по малолетству. Но вдруг в
"Независимой" - новый виток героизма: "Я в 16 лет был арестован как
антисталинист, сидел на Лубянке и ждал расстрела". Даже расстрела! Так,
значит, приговорили? Да, да, подтверждает в "Завтра": "Меня должны были
расстрелять". Не из пушки?
Но есть и другие варианты трагедии: "К нам на комсомольское собрание (в
ИФЛИ) приехали колхозники (первый раз слышу о таких визитах. - В.Б.), начали
нахваливать колхозную жизнь. А я встал и сказал, что за свои трудодни не
получил в колхозе ничего. И мои близкие друзья написали донос. Меня
арестовали, привезли на Лубянку". Сразу! Да неужто на Лубянке в 1939 году
других дел не было, как возиться с юнцом, допустим, из плохого колхоза? В
"Горизонте" читаем: "Я с юности был антисталинистом. В 39 году меня
арестовали за выступление против культа Сталина". Так против колхозов или
против культа? И какое выступление, где? "Правда": "В 16 лет я стал
антисталинистом и собирался убить Сталина". Из книги "Нашей юности полёт"
узнаём кое-что еще: "В 1939 году на семинаре в ИФЛИ я рассказал, что
творилось в колхозах". Теперь уже не на комсомольском собрании, а на
семинаре! Новое недоумение: почему? Неизвестно. А известно только, что сидел
недоросль на Лубянке и ждал расстрела. Но тут случилось чудо.
После допроса юного террориста должны были куда-то переправить, может быть,
на место лютой казни. Его повели два чекиста (в книге - один, но молодой).
"Мы втроем вышли на площадь, но вдруг выяснилось, что мои конвоиры забыли
какие-то документы. Они приказали мне стоять и ждать". А сами пошли обратно
в здание НКВД. Да разве не мог пойти один? Конечно, мог. Но, видите ли,
говорит, "им и в голову не пришло, что я могу уйти". Это почему же? Может,
то были не чекисты, а балерины Большого театра, ведь он там недалеко? Они же
оставляли на площади не кого-нибудь, а террориста, который, по его
собственным словам, за намерение убить вождя заслуживал расстрела.
И он бежал. Как же не чудо! "Скитался по стране год, без документов. В 1940
году меня арестовали. Доставили в участок, предложили на выбор: или
добровольцем в армию, или в тюрьму. Я выбрал армию". Во-первых, где
скитался? Любопытно же узнать! Неизвестно. А куда делись документы?
Молчание. Где арестовали? Неизвестно. За что грозили тюрьмой? Молчание.
Разве милицейские участки направляют в тюрьмы и занимаются призывом в армию?
Вот уж это известно очень хорошо: не они. И наконец, причем здесь
"добровольцем", если осенью 1940 года метеору уже 18 лет. Пора служить!

Ветеран невидимого фронта

Так что же поведал нам о войне сей всемирно известный мудрец в юбилей
великой Победы?
Сперва о себе: я, говорит, был кавалеристом, потом - танкистом, потом
лётчиком да еще и разведчиком. Энциклопедический случай! О втором столь
многопрофильном воине я и не слышал ни на фронте, ни в последующие
шестьдесят лет. Но когда именно герой попал на фронт? Где воевал - на каких
фронтах? В каких армиях? В каком полку? Почему-то опять и опять умалчивает.
А ведь всё имело название или номер. Неужели забыл? Я до сих пор помню даже
номер нашей полевой почты - 66417. Сказал хотя бы, в каких краях сражался?
Кто был командиром? Какое звание сам имел? Тоже ничего неизвестно. Опять
сплошная анонимщина.
Оказавшись перед войной со своим танковым полком неизвестно где "на западной
границе", Зиновьев сочинял стихи:

С нашей мощною силёнкой
Мы раздавим, как котенка,
Всех врагов одним ударом,
В их земле дадим им жару...

Вызывает удивление не то, что молодой солдат сочинял тогда такие вирши, а
то, что они 65 лет сидят в учёном мозгу всемирно известного гиганта, а
"Литературная газета" сочла возможным их обнародовать.
Но вот война началась. Автор рассказывает такой эпизод: "В июле 1941 года в
одном месте скопились остатки различных разбитых частей".

В каком месте? Каких частей? Молчит, словно это до сих пор военная тайна. И
вот из этих таинственных частей в неизвестном месте неизвестно кто образовал
"новое подразделение". Человек не понимает разницу между "подразделением",
"частью", "отрядом" и т.д. Добровольцы, в числе которых оказался и Зиновьев,
должны были "любой ценой" прикрыть отход сего "подразделения". Об этом опять
есть колченогий стишок:

Доброволец, два шага вперед!
Ну а мы пошагаем далее.
Пусть потом кто-нибудь соврёт,
Что тебя, как и всех, принуждали...

И в том же примерно духе стихотворец долго шагает по строчкам далее. Чем
дело кончилось, удалось ли обеспечить отход "подразделения", как обернулось
дело для самих добровольцев, - обо всём этом автор в интересах всё той же
военной тайны умалчивает. Но зато сообщает: "Среди добровольцев не было ни
одного члена партии, были даже штрафники и исключенные из комсомола". Откуда
в 41 году взялись штрафники? Штрафные части были созданы летом 42-го. И
почему же не оказалось ни одного члена партии, ни одного комсомольца, а
только, как на подбор, исключенные? Какой опять нетипичный факт: ведь те и
другие, по данным хотя бы недавно вышедшей книги "Социология великой победы"
(М., 2005), составляли в действующей армии до 50 процентов. Так что,
струсили коммунисты и комсомольцы, что ли, в этом эпизоде? Или весь эпизод -
досужая выдумка, потому и анонимность опять и конца нет?
От человека, который говорит "я прошел всю войну", крайне странно слышать и
то, допустим, что "одним из важнейших - если не самым важным! - фактором
обороны" Ленинграда и Сталинграда были сами их имена: "Если бы Ленинград
назывался Петербургом или Петроградом, его сдали бы. Но город, названный
именем Ленина, должен был устоять любой ценой. Любой!.. И если Сталинград
назывался бы Царицын, его сдали бы". Ну, а почему же не спасло имя областной
центр Сталино (Донецк), крупный город на Украине? Он был сдан 21 октября
1941 года. А города Калинин (Тверь), Ворошиловск (Ставрополь), Ворошиловград
(Луганск), Киров в Калужской области? Да и такие города, как Пушкино
(Царское Село) или Лев Толстой (Остапово). Ведь тоже дорогие имена, но все
эти города, увы, были сданы. Зиновьев отвергает религию, но его вера в
спасительную силу имен ничуть не лучше россказней о том, что-де Москву
спасли не мужество и обильно пролитая кровь народа, а икона Божьей матери,
которую на самолёте обнесли вокруг столицы.
С поразительной уверенностью автор извещает нас дальше: "Для большинства
людей (а это были прежде всего молодые), отправлявшихся на фронт, главным в
их психологическом состоянии было состояние отупения, окаменелости, какое
бывает у приговоренных к смерти. Все остальные чувства заглушаются". Есть
веские основания полагать, что здесь автор либо передаёт своё собственное
состояние, но приписывает его большинству советских людей, либо он просто не
был на фронте - отсюда и вся анонимщина.
И какие же чувства у попавшего на фронт отупевшего человека "заглушались"?
Оказывается, прежде всего - патриотизм: "Понятие патриотизма в применении к
нам, фронтовикам, было лишено смысла". Нет, он признаёт, что на фронте
совершались подвиги, "но патриотизм тут, повторяю, ни при чем".

Изменчивый патриот

Конечно, если под патриотизмом понимать барабанные речи, то они не имеют
никакого отношения к подвигам, но Толстой знал, что есть "скрытая теплота
патриотизма", а советский поэт об этом же сказал так:

Никто не говорил "Россия!",
А шли и гибли за неё.

Да, это всегда называлось патриотизмом, любовью к родине. И чего тут
мыслитель мутит воду, наводит тень на Победы ясный День, непонятно.
Да не просто тень, а сплошной мрак: "Советских людей, которые стремились
уклониться от фронта, было гораздо больше тех, кто добровольно рвался на
фронт". Да откуда взял? Как подсчитал? Известно, что в народное ополчение
желали вступить свыше 4 миллионов человек, но зачислено было около 2
миллионов. Например, Дмитрий Шостакович 4 июля 41 года на страницах
"Известий" выразил желание идти на фронт, но его, конечно, не пустили.
Добровольцы составили 36 дивизий, из которых 26 прошли всю войну, а 8 стали
гвардейскими (Великая Отечественная война. Энциклопедия. М. 1985., С.479). Я
уж не говорю о партизанском движении, оно было только добровольным. А это -
60 соединений и около 2 тысяч отрядов. 183 тысячи партизан награждены
орденами и медалями, из них 95 стали Героями Советского Союза. А каковы ваши
цифры, сударь философ?
Вместо ответа он выдвигает еще вот какой праздничный постулатик: "Для
большинства россиян слово "фронт" означало муки, раны и смерть. Наивно
думать, будто патриотизм и преданность идеям коммунизма могли пересилить
осознание этой реальности". Во-первых, ни о каких идеях коммунизма на фронте
и разговоров не было. И всем, разумеется, было понятно, что фронт это не у
тёщи на блинах - что тут <пересиливать> (?) - но получали повестку,
распивали с родными, с друзьями заветную поллитровку и шли на призывной
пункт:

Значит, наш настал черёд,
Значит, мы в ответе -
За Россию, за народ
И за всё на свете.

Но мудрец таких простых вещей не понимает, он привык всегда умствовать, и
вот вам новый извив бойкого ума, научная гипотеза: "Если бы во время войны
предложили на фронте остаться только добровольно, то фронт опустел бы в
считанные дни", ибо он уверен, что "строить коммунизм и побеждать в войне
русский народ заставляли правители". Да, да, "народ строил коммунизм,
оборонял страну и героически сражался, ибо этого хотели его вожди и
начальники. Они принуждали народ к этому". А сам-то по себе он лежал бы на
печи да сидел на завалинке. И делай с ним хоть татары и поляки, хоть
французы и немцы что хошь!
Как нравится оракулу, бегая из одной газеты в другую и бормоча "Я не
восторгаюсь русским народом" (Г), фабриковать о нём такие постулаты!
Но, говорит, "усматривать в этом (в поголовном дезертирстве с фронта. -
В.Б.) отсутствие патриотизма так же лишено смысла". То есть философ
полагает, что можно одновременно быть и дезертиром, негодяем, и патриотом.
И еще одно открытие: "Большинство непосредственных участников боёв погибало
или было ранено в первом же бою. Какая-то часть выживала и участвовала еще в
нескольких боях, но таких было в процентном отношении не так уж много". Да
откуда опять-таки взял? У Яковлева, что ли, который, пробыв на фронте
два-три месячишка, причем в обороне, любит трепаться, что в его взводе за
это время состав сменился 3-4 раза? А кто эти проценты сообщил? Не Эдуард ли
Володарский? В недавнем фильме "Штрафбат" у него что ни бой, то 70, а то и
90 процентов потерь. Но что с него взять, он и в армии-то не служил. А ведь
этот уверяет, что "войну с первого дня всю прошел", и притом, заметьте, ни в
первом бою не убит, ни в последнем не ранен, и вот уже за восемьдесят
перевалило. И опять же разухабистый стишок об этом есть:

Повезет, коль нас с тобою
Разнесёт снаряд до боя.
Нет - так выгрузят с вагона,
Сунут в рыло три патрона,
И пойдёт опять мура:
В бой за родину! Ура!...
Разгуляешься на воле,
Серый труп на мерзлом поле...

И тут же очередная философема о "серых трупах": "Самым поразительным в
потерях начала войны было то, что они не переживались (!) трагически как на
фронте, так и в тылу". Что значит "не переживались" - родные, близкие,
фронтовые друзья гибли, а живым было безразлично? Нет, право, он был на
фронте?
Подводя итог своей философонии о войне, Зиновьев пишет: "Моё отношение к
войне было и остаётся сложным, многосторонним, противоречивым, изменчивым".
Ну, мы это видели. Но в чем причина? "Во-первых, сам этот феномен проявлялся
в различных изменчивых ипостасях". Что за "феномен" - это он о войне, что
ли, так? А что за ипостаси? Господи, ведь в костромской деревне вырос, но
вот назвали его гигантом и уже без феноменов да ипостасей не может! А что,
во-вторых? "А во-вторых, я был критически настроен по отношению к советскому
социальному строю". Ну и что? Ведь это в прошлом. А сейчас-то более
голосистого певца этого строя и сыскать невозможно. Почему же мутное
отношение к войне "было и остаётся"?
Но он не слышит нас и опять своё: "Плюс к тому - я скрывался от "органов",
которые, как мне казалось, разыскивали меня". Вот именно - казалось, ибо в
армии, где каждый человек как на ладони, уж разыскали бы террориста.
Но тут же новый виток героизма: "В условиях постоянной слежки со стороны
политруков, "особистов" и системы доносов жизнь порой превращалась в
кошмар". Да как же, повторю, при этом за четыре года войны не обнаружили
антисоветчика? Диво дивное, чудо чудное...
А еще Зиновьев возмущается тем, что на фронте награды получали "и штабные
чины и политработники, а также начальник особого отдела и полковой врач".
Да, так и было. А почему не получить, если достойно исполняли свой долг?
Например, были награждены 115 тысяч не только врачей, но и фельдшеров,
медсестёр и санинструкторов, а 43 из них стали Героями Советского Союза. Не
нравится это философу. А ведь мог бы знать, что 70% раненых и 90% больных
солдат и офицеров Красной Армии из госпиталей возвращались в строй. И
происходило это вовсе не благодаря чтению таких вот зиновьевских виршей:

Наплюй на награды. К чему нам медали?
Поверь мне, не стоят железки возни.
Чины и нашивки в гробу мы видали,
А в гроб, как известно, кладут и без них.
В День Победы даже "Московский комсомолец" вышел с аншлагом:

<Фронтовики, наденьте ордена!>

И каково нам было в "Литературке", как бы в цитадели ума и совести, в этот
же день прочитать: "наплюйте на эти железки!" И ломали мы седые головы: на
что в нашей фронтовой жизни стихотворец плюнул словцом "возня"?
А он на этом не успокоился, дальше с негодованием пишет об "эпидемии", об
"оргии наград". И доходит даже до такого признания: "Когда я вижу ветеранов,
облепленных бесчисленными железками, я невольно вспоминал работника
политотдела армии, облевавшего мой штурмовик Ил-2", т.е. вспоминает одного
труса, встретившегося ему на фронте. И вам, "литгазетчики", не совестно
печатать это?

Стихотворец

О стихах Зиновьева следует сказать особо. Они у него "с ходу писались", он
им "никогда не придавал значения". В статье они цитируются щедро, и все до
одного могут составить опасную конкуренцию стихам бессмертного капитана
Лебядкина. Помните?

Жил на свете таракан.
Таракан от детства.
И попал он раз в стакан,
Полный мухоедства...

Как читатель мог заметить, у Зиновьева очень много общего с Солженицыным и в
биографии, и в психическом складе, и в литературной работе: фронт, изгнание
из страны, репатриация, мания величия, титаническое самоуважение,
литературная плодовитость, многословие... И вот оба еще и писали в молодости
стихи. В. Лакшин вспоминал, что Солженицын принес Твардовскому свои
рифмованные сочинения, чтобы напечатать в "Новом мире". Критик тоже захотел
их прочесть, но Твардовский сказал: "Вам, Владимир Яковлевич, это лучше не
читать, для здоровья вредно..." И стихи, слава Богу, не появились. Так
Твардовский уберег и свой журнал, и его читателей, и литературную репутацию
Солженицына. Это был акт милосердия.
На Западе сочинения Зиновьева, даже нашпигованные стихами, были нарасхват.
Но когда до этого на родине он предложил повесть Константину Симонову, тогда
редактору "Литгазеты", тот возвратил её и посоветовал уничтожить. Это тоже
был акт милосердия. Редакторы той послевоенной генерации понимали, что это
такое. А нынешние редакторы даже тех же изданий не секут. Пожалуй, они даже
думают, что если бы попросили автора убрать свои лебядкинские вирши из
текста статьи, то поступили бы нетактично, недемократично, даже грубо по
отношению к писателю-ветерану.
Стихи свои гигант бережно хранит более шестидесяти лет и, дожив до глубокой
старости, так и не понял, каков уровень его поэзии и можно ли вылезать с ней
на люди. В статье полдюжины таких шедевров. Право же, работники "Литгазеты"
поступили жестоко, выставив старика на посмешище.
На одной стиховине Зиновьева, пожалуй, следует остановиться. Это пародия на
знаменитый тост Сталина 24 мая 1945 года на приёме в Кремле в честь
командующих войсками Красной Армии - "за здоровье нашего Советского народа
и, прежде всего, - русского народа". Федин рассказывал Чуковскому, что
Эренбург во время тоста там, в Георгиевском зале, вдруг пустил горькую
слезу. Лживую и подлую пародию на тост сочинил когда-то Слуцкий, соплеменник
Эренбурга, а Виталий Коротич, соплеменник Слуцкого, напечатал её в
"Огоньке". Что ж, это понятно, есть такие среди этих соплеменников. Но после
того, что мы тут узнали о Зиновьеве, понятно и то, как могло такому русскому
взбрести на ум написать еще более похабную пародию на тост в честь его
народа:

Вот поднялся вождь в свой невзрачный рост
И в усмешке скривил рот. И сказал он так:
"Этот первый тост - За великий русский народ!"...

Всё тут - злобное, тупое вранье, начиная с того, что это был не первый, а,
наоборот, последний тост. Ведь он так и начинался: "Товарищи, разрешите мне
поднять еще один, последний тост"...

О вождях Зиновьева

Стиховина длинная, но я не буду цитировать её не по этой причине, а из
соображений социальной гигиены. Лучше подумаем, чего же стоят бесконечные
вопли Зиновьева о гениальности Сталина, о том, что такие рождаются раз в
тысячелетие, и т.п., если в День Победы он счёл возможным преподнести нам
грязную пародию на его великий тост в честь родного народа. И это при том,
что уверяет: "Во время войны, если бы от меня потребовали, я закрыл бы
Сталина своим телом". Интересно, а какой частью?
Вот вам еще фокус на эту тему. Зиновьев категорически заявляет: "Я никогда
(!) не считал Сталина каким-то злодеем". Это в "Правде". А в демократическом
"Горизонте" совсем другое: "Сталин был злодей и всё прочее" (с.53). Скажите,
что это - капитальный вклад в логику?
Но Сталин - уже далекое прошлое. А вот интересно, что великий логик думает о
В. Путине? Сразу, как вернулся из Германии, заявил, что, во-первых: "Путин -
человек молодой". Ну, если пятьдесят лет это теперь молодость, то конечно.
Но вот Столыпин в 49 уже окончил свой земной путь. Ленин - в 54. И никто не
говорил: "Ах, какого юнца потеряли!"
Во-вторых, говорит, "Путин - человек сильный". Тоже бесспорно. Такой
сильный, что не нужны ему наши базы ни на Кубе, ни во Вьетнаме и не страшны
ему американские базы на вчера еще советской земле в республиках Средней
Азии. Такой сильный, что, когда погибал "Курск", он нашел силы удержать себя
на сочинском пляже. Такой сильный, что, когда у него за спиной горел Манеж,
он и бровью не повел. Помните у Кузнецова?

Адмирал, горит твоя эскадра!
Адмирал и бровью не ведёт...

В-третьих, "Путин - человек умный". Кто оспорит! Взял и ввел в стране полное
равенство: все платят 13% подоходного налога - и я, всё богатство которого
две собаки да один компьютер, и Рома Абрамович, из последнего подаривший
Путину яхту за 30 миллионов долларов.
В-четвертых, "Путин способен обучаться". Однозначно! Очень быстро обучился
ходить по ковровым дорожкам и вручать премии, в том числе - литературным
мумиям.
В-пятых, "Путин способен делать выводы". Несомненно! Видя, какая обстановка
нарастает в стране, пришел к выводу, что войска МВД должны быть
многочисленней и сильнее регулярной армии.
В-шестых, "Путиным не так-то просто манипулировать". Действительно, хотя
американцам удалось использовать его как агента, уговорившего руководителей
республик Средней Азии согласиться на военные базы США на их земле, но,
когда они захотели иметь базу еще и в Кунцеве, Путин извинился за
нелюбезность, но всё-таки отверг домогательства. Да, с ним не так-то просто!
Словом, превознес Зиновьев президента пуще, чем генерал В. Варенников. Ведь
тот писал, что "Путин обязан спасти страну" и у него, дескать, есть для
этого всё. Во-первых, Путин, не пьет; во-вторых, Путин не курит; в третьих,
Путин не ворует и другим не велит; в-четвертых, Путин не разваливает страну;
в-пятых, хобби у Путина не запои, а борьба, горные лыжи; в-шестых, не
просыпает в самолёте страну, где должен встретиться с её президентом; в
седьмых, для спасения России Путин уже сделал больше, чем Ельцин за десять
лет (Неповторимое. Советский писатель. 2002. Т.7., с. 191-192. Шолоховская
премия 2002 года).
Нет, пожалуй, всё-таки сказать, философ или генерал превознес Путина выше,
трудно.
Уж если был упомянут Сталин, то знаете ли вы, читатель, а как Путин
относится к Сталину? О, тут большой прогресс! Когда со страниц "Правды" и
"Советской России", редакторы коих не смеют без разрешения называть
Ленинград и Сталинград их подлинными именами, обратились к Путину с просьбой
вернуть имя хотя бы Сталинграду, Путин ответил: "Нас не поймут". Кто?
Хакамада, Немцов, Явлинский, Новодворская и все остальные этого рода
существа. Сейчас - совсем другое дело. В начале мая в Германии, где он тогда
был, в интервью, напечатанном в газете "Бильд", Путин решительно заявил: "Не
могу согласиться с приравниванием Сталина к Гитлеру". Каково? Хоть режьте
его, не может! Разве не прогресс? Уж какое спасибочко-то от нас,
фронтовиков. Особенно довод несогласия: "Ведь Сталин не был нацистом!" Ах,
мерси... Правда, тут же добавил о правлении Сталина: "Бесконтрольность,
режим личной власти развязывает руки для преступлений". Это ему удалось
вставить в зазор между нефтяной диверсией на железной дороге в Тверской
области, подо Ржевом, и взрывом, едва не уничтожившим мой родной Ногинск.
Однако, спустя два года со времени возвращения Зиновьева на родину мы
услышали от него: "Недавно по телевидению президент рассказал о какой-то
конференции, на которую пригласили из Германии человека по фамилии Энгельс.
Президент "сострил": "Слава Богу, что не Маркса!" Это он так пошутил, но у
меня, некоммуниста, было такое чувство, будто мне плюнули в лицо. И кто!"
(СР).
Как - кто? Он самый - умный, сильный, способный обучаться. Вот и хохмам
обучился у Хазанова. И хохмит на всю страну, не соображая, что не только
плюёт в лицо миллионам, раскалывая народ вместо того, чтобы постараться
объединить его, но еще и хвастает своей дуростью, что видят и коммунисты, и
некоммунисты, и даже Починок.
Между прочим, кроме Маркса, известного во всем мире, был еще гитлеровский
генерал Эрих Маркс, первый разработчик плана "Барбаросса". Вот когда была бы
уместна радость Путина, что судьба уберегла его от встречи: "Слава Богу, что
не Маркс!"

Математический логик

Вернемся к газетным похвалам Зиновьеву. Особого внимания тут заслуживает
комплимент его провидческому дару: "Учёный, известный своей объективностью и
провидческой глубиной социального анализа... Многое было математически точно
предсказано Зиновьевым в его трудах" (СР, 25.Х11.03). Математически точно!
Но вот, например, в 2002 году он уверял читателей "Правды", что когда
Горбачев в 1984 году еще до того, как стал генсеком, первый раз появился на
Западе, в Англии, то не посетил могилу Маркса, как это было всегда принято у
советских руководителей, и для меня, говорит, "уже многое стало ясно. Меня
тогда просили прокомментировать это событие. Я сказал, что начинается эпоха
великого исторического предательства".
Вскоре Горбачев возглавил партию и стал президентом, прошло четыре года его
предательской перестройки. Что ж, сбывалось предсказание Зиновьева, если оно
и впрямь было? Но, увы, пророк забыл, что в 1989 году, на пятом году
горбачевщины говорил своему другу Амбарцумову: "Я приветствую всё, что
делается в Советском Союзе... Кем же я в конце концов был бы, если был бы
против этого?" (Г, с. 59). А кем были мы, уже четыре года проклинавшие
перестройку?
Мало того, пророк вел тогда речь "о тенденции горбачевского руководства к
сталинизму: в целом Горбачев идёт тем же путём". То есть Сталин шел путём
укрепления страны, её экономического подъема, культурного расцвета, роста
международного веса, и вот Мишка Меченый представлен благородным
продолжателем этого великого дела. Горбачев это Сталин сегодня!
И на пятом году предательства пророк в упор не видел в перестройке никакой
угрозы стране и социализму. Он пребывал в состоянии блаженного умиления:
дескать, под руководством Горбачева <общество сделало какой-то шаг вперед...
Кризис будет преодолен в пять-шесть лет... Коммунистический строй победил и
пути назад нет и не будет. Сейчас нет в мире силы, которая способна
разрушить Советский Союз>... (Там же, с. 58).
А Советскому Союзу оставалось жить всего один год... Вот его математическая
точность, товарищ Чикин.
И с каким увлечением он пел свои математические псалмы: "Через пять-шесть
лет страна будет сильнее, чем в брежневские годы. И в мире Советский Союз
займёт гораздо более сильное положение, чем сейчас" (Там же, с.57,59).
Минуло 16 лет...
Так кто же перед нами - пророк, "точка роста России", её спаситель или
Солженицын наизнанку?

Тот, без конца пророчивший сквозь слёзы гибель Запада под ударом Советского
Союза, наконец, оказавшись в луже, замолчал. Казалось бы, видя, как
трагически провалились и его радостные пророчества о возрождении России в
пять-шесть лет, должен бы до конца дней своих замолчать и Зиновьев. Но не
тут-то было! С той же резвостью и уверенностью, напором и неутомимостью он
продолжает свои пророчества, но теперь - в противоположную сторону. Вот их
образчики: "США ведут войну за завоевание всей планеты. Сегодня Ирак, завтра
Корея, Саудовская Аравия, Россия, Китай"... "Чтобы разгромить Россию, нужно
не больше средств, чем для строительства аэродрома"... "В случае
американо-натовской агрессии, российская армия не будет стрелять по ним"...
"Если понадобится, американцы подадут сигнал, и в течение нескольких месяцев
от России отпадут Чукотка, Приморье, Татарстан - всё!"... "Неуместно
говорить о том, что вот-вот произойдёт какая-то катастрофа и Россия рухнет.
Россия уже рухнула"... "Запад во главе с США одержит победу и над азиатским
коммунизмом, конкретно - над Китаем"... "Американцам война против Китая
обойдётся в 30-50 миллионов русских"... и так далее до бесконечности. И всё
это - невозмутимым тоном. Я, говорит, не политик, я, говорит, аналитик, я
как ученый только констатирую факты. Но и аналитикам соображать надо. И не
вернее ли задать вопрос: провокатор он или агент, имеющий целью
деморализовать и подавить русскую волю? Или ворона с погоста, летающая по
разным редакциям Москвы.
Я не хочу сказать, что считаю невозможной агрессию Запада и США против
Кореи, Китая или нашей родины, но мне отвратительна рабская готовность к
поражению и стремление внушить эту подлую готовность другим. И ведь как
настойчиво, до чего спокойно он это долдонит! Как известный Кох в известном
интервью израильскому радио: "У России есть атомное оружие? Послать
мотодивизию и забрать к чертовой матери!" Ясно, что Кох, деморализуя наш
народ, работает как агент США. А на кого работает этот?

Ворона на погосте

Нельзя не заметить, что особенно охотно предоставляют целые полосы для
карканья вороны с погоста "Советская Россия" и "Правда", эти твердые ленинцы
зюгановского закваса. Ничего удивительного. В своё время таким же карканьем
на их страницах свободно занимался Владимир Максимов, парижанин. Так, в
"Советской России" он напечатал статью "Поминки по России", а вскоре в
"Правде", как полагается после поминок, - "Надгробие для России". Так что он
нас и похоронил, и помянул, и памятник нам соорудил. Марксисты-зюгановцы
этих газет убеждены: чем чаще долдонить народу, что Россия рухнула, что её
нет, тем резвее он вступит в борьбу за воскрешение покойницы. "Советская
Россия" для пущего эффекту сопровождала такие статьи рисуночком роскошной
красавицы, сраженной злодеем. Полюбуйтесь, мол: вот ваша мертвая родина. И
вдруг недавно, 5 июля, в связи с 75-летием со дня рождения Вадима Кожинова
"Советская Россия" печатает его статью "Рано хоронить Россию". Проснулись
благодетели... А тут и "Правда" устами нового председателя РУСО Виктора
Шевелухи вдруг объявила: "Новая опасность! Александр Зиновьев и его книга
"Идеология партии будущего". Да это не новая опасность, а уже давно
известная. И "Правда" изо всех сил помогала ей утвердиться беспардонными
публикациями зиновьевских размышлизмов.
Когда-то редколлегия "Правды" приняла небывалое в советской журналистике
решение, запрещавшее редакторское вмешательство в любой текст В. Максимова.
Но где ныне этот гробовщик? Десять лет, как преставился в Париже. Видно,
приближение собственной смерти он принял за смерть родины. А где Россия?
Тяжело больна, но дышит и пульс есть.

Я не первый воин, не последний.
Долго будет родина больна...
Помяни ж за раннею обедней
Мила друга, юная жена...

Поминать нас, павших за родину, будут не в газетах, а в храмах.
В День Победы хорошо сказал в "Труде" артист Олег Анофриев: "Сейчас Россия
пока еще больной лев, но лев обязательно выздоровеет". А оплошка Максимова и
его скорбная судьба утешают, когда думаешь о нынешних пророчествах старшего
собрата. Тем более, мы уже знаем, что это за оракул с погоста.

B. БУШИН

---

От	Красный Перец
К	Георгий (19.08.2005 23:22:36)
Дата	25.08.2005 19:30:16

Старенький совсем Бушин стал,

---

нигде, кроме помойной Дуели, не печатают, вот и отвязался на все деньги. Лит.критики, как и пародисты- они все немножко ушибленные комплексами, не сдержал, Бушин, ну... у Зиновьева тоже мелкие таракашки с Фоменкой бегают..

---

От	Vano
К	Георгий (19.08.2005 23:22:36)
Дата	22.08.2005 20:56:04

Re: А статейка Зиновьева в ЛГ весьма мерзкая... на мой взгляд

---

http://www.lgz.ru/archives/html_arch/lg192005/Polosy/3_1.htm

---

От	Almar
К	Vano (22.08.2005 20:56:04)
Дата	22.08.2005 22:51:43

а что конкретно вам не понравилось то? (-)

---

---

От	Vano
К	Almar (22.08.2005 22:51:43)
Дата	23.08.2005 12:23:00

Конкретно, вот это:

---

> Но самым поразительным в потерях начала войны было то, что они не переживались в стране (как на фронтах, так и в тылу) трагически.

Интерпретировать можно по разному, например так: "эти безжалостные русские"?

>Но город, названный именем Ленина, должен был устоять любой ценой. Любой ценой!

"Бессмысленные потери"?

>Так что слово «патриотизм» тут не отражает фактических умонастроений советских людей достаточно адекватно. Тут нужно какое-то другое слово.

Например, "тупость"?

>Отступление надо было прикрыть, причём по принципу «любой ценой». Это должны были сделать добровольцы. Часть построили. Прозвучала команда: «Добровольцы, два шага вперёд!» Я был в числе шагнувших вперёд. Потом выяснилось, что среди нас не было ни одного члена партии, были даже штрафники и исключённые из комсомола. Я был антисталинистом, исключён из комсомола, арестован в 1939 году, бежал, был объявлен в розыск, скрылся в армию от «органов». Но всё это не играло роли.

"Трусливые коммуняки"?

>Мы были чем-то вроде японских камикадзе и чеченских смертников. То, что кто-то из нас уцелел, было делом случая.

Без комментариев. Особенно сравнение Матросова и, скажем, Бараева.

>Понятие патриотизма в применении к нам было лишено смысла. Действительно миллионы совершали героические поступки. В большинстве случаев – в силу неизбежности, часто – как добровольцы. Но патриотизм тут, повторяю, ни при чём.

Т.е. по "глупости и принуждению"?

>Советских людей, которые стремились уклониться от фронта и от смертельной опасности на фронте, было гораздо больше тех, кто добровольно рвался на фронт, если даже мог вполне законно избежать его. Если бы во время войны предложили на фронте остаться только добровольно, то фронт опустел бы в считаные дни.

"Все были потенциальными дезертирами и перебежчиками"?

>Для большинства людей (а это были прежде всего молодые), отправлявшихся на тот фронт, на котором убивали, главным в их психологическом состоянии было состояние отупения

"Быдло тупое"?

>Все остальные чувства, которые раздувают в пропаганде и в литературе, заглушаются.

"Вся советская литература о войне - фигня"?

> И пойдёт опять мура...
В бой за Родину! Ура!..

Без комментариев.

>Одним словом, для большинства россиян слово «фронт» в те годы означало муки, раны и смерть. Наивно думать, будто патриотизм и преданность идеям коммунизма могли пересилить осознание этой страшной реальности.

"Заградотряды помогали пересилить"?

>Часто приходится слышать и читать, будто тот или иной ветеран прошёл войну с первого до последнего дня. Это воспринимается так, будто эти люди всё время участвовали в боях. На самом деле тут смешивают различные явления – непосредственное участие в боевых действиях, в которых убивают и ранят людей, и формальное пребывание на фронте.

"Все ветераны бессовестно врут"?

>У нас в авиационном полку было более трёхсот человек. Из них лишь 42 были лётчики и 42 – воздушные стрелки, участвовавшие в смертельно опасных боях. Остальные жили в прекрасных по тем годам условиях, «как на курорте», награждались орденами и медалями и числились фронтовиками. А сколько народу было в интендантских частях, в штабах всех уровней, в политотделах, в органах государственной безопасности и т.д.! И все они – фронтовики.

"Все ветераны тыловые крысы"?

>Я всё это говорю не для того, чтобы что-то разоблачить или как-то унизить тех, кто так или иначе участвовал в войне, и тем самым умалить её масштабы. Наоборот, именно потому, что моя жизнь тогда проходила в этой страшной, жестокой, порой нелепой и достойной насмешки будничной войне, эта война выглядит для меня неизмеримо грандиознее, чем в её юбилейном обличии.

"Поэтому можно обгадить всех"?

>Война 1941 – 1945 годов породила на этот счёт беспрецедентную эпидемию. Конечно, многие получали награды заслуженно, но далеко не все. И далеко не всегда адекватно поступкам.

"Ветеранские медали это фуфло"?

>Например, командир нашего полка стал Героем Советского Союза не за боевые вылеты (их у него для этого было слишком мало), а за то, что в конце войны организовал 105 самолёто-вылетов в один день: мы летали по два, а некоторые – по три раза. Это был рекорд по армии. Никто не был сбит.

"Действительно это фигня, любой дурак может"?

>И до сих пор, когда я вижу ветеранов, облепленных бесчисленными «железками», я невольно вспоминаю работника политотдела армии, облевавшего мой штурмовик Ил-2, и лётчика Григорьева, получившего за сто боевых вылетов один самый низший орден.

"От вида ветеранов тянет блевать"?

>Война для довольно большого числа советских людей стала привлекательным образом жизни. Они избавлялись от обычных житейских хлопот, жили на всём готовом. Многие – терпимо, многие – очень хорошо, даже лучше, чем в мирное время. Делали карьеру, получали награды, развлекались.

"Все что говорят про войну лажа, война это сборище говнюков"?

>А качества эти таковы (о них писали многие русские и западные писатели и мыслители), что революционеры и правители заставили русский народ строить коммунизм и побеждать в войне.

"Русское быдло"

>Народ строил коммунизм, оборонял страну и героически сражался за Победу, ибо этого хотели его вожди и начальники.

"Русское быдло 2"

>Моё отношение к пережитой войне было и остаётся сложным, многосторонним, противоречивым, изменчивым. И было бы удивительно, если бы оно было иным. Во-первых, сам этот феномен проявлялся в различных изменчивых ипостасях.

"Особенно хорошо звучит "изменчивым""!!!

Нормальное обливание дерьмом всех и вся. В принципе это мог бы и Минкин написать.

---

От	Almar
К	Vano (23.08.2005 12:23:00)
Дата	23.08.2005 13:14:42

Re: так вас смущает реальность?

---

которую вы предпочитали бы не знать. Ну тут вам Зиновьев ничем не поможет. Он ведь прежде всего ученый и смотрит на мир глазами ученого. Пропагандисткие агитки (нужны они или нет - другой вопрос) - это не его специальность.

Любопытно, что вы не привели по сути ни одного порочащего его прямого выссказывания, везде ваши домыслы и интерпретации со знаком "?".

Например:

>>Но город, названный именем Ленина, должен был устоять любой ценой. Любой ценой!
>"Бессмысленные потери"?

уж будьте уверены, если бы Зиновьев имел в виду, что это бессмысленные потери, он бы это прямо и добавил - бояться ему нечего.

>>Мы были чем-то вроде японских камикадзе и чеченских смертников. То, что кто-то из нас уцелел, было делом случая.
>Без комментариев. Особенно сравнение Матросова и, скажем, Бараева.

В чем неадекватность такого сравнения? И кстати, вы стало быть японских камикадзе считаете более порядочным , человечниыми и т.п., чем чеченские боевики, раз указываете только на неадекватность в сравнении с чеченцами?

>>Одним словом, для большинства россиян слово «фронт» в те годы означало муки, раны и смерть. Наивно думать, будто патриотизм и преданность идеям коммунизма могли пересилить осознание этой страшной реальности.
>"Заградотряды помогали пересилить"?

ну а зачем же их было создавать, если и без них все было так прекрасно? Вы вообще об особенностях воинской дисциплины имеете представление?

---

От	Vano
К	Almar (23.08.2005 13:14:42)
Дата	23.08.2005 16:49:50

Re: меня смущает пеар, выдаваемый за реальность

---

>Пропагандисткие агитки (нужны они или нет - другой вопрос) - это не его специальность.

Вынужден не согласиться. Его научные работы мне мало известны, зато пропагандистские агитки (например, типа "Глобального человейника") вполне.

>Любопытно, что вы не привели по сути ни одного порочащего его прямого выссказывания, везде ваши домыслы и интерпретации со знаком "?".

А я собственно пока ничего "такого" про самого Зиновьева и не говорил. Просто корневое сообщение(статья Бушина) показывает, что подобное восприятие данной статьи совсем не исключительное. И если даже у меня оно возникло, то у людей спокойно почитывающих Суворовых, Минкиных и т.п. (т.е. фальсификаторов и капитулянтов!) подобное восприятие возникнет уж наверняка. Только они возмущаться не будут ;) а с удовольствием почитают пропаганду своих идей...

>Например:

>>>Но город, названный именем Ленина, должен был устоять любой ценой. Любой ценой!
>>"Бессмысленные потери"?
>
>уж будьте уверены, если бы Зиновьев имел в виду, что это бессмысленные потери, он бы это прямо и добавил - бояться ему нечего.

Почему же? Во-первых, практика манипуляции показывает, что скрытие целей есть ее основной инструмент. Во-вторых, прямой разрыв с "патриотическим лагерем" для Зиновьева, как для философа будет означать смерть.

>>>Мы были чем-то вроде японских камикадзе и чеченских смертников. То, что кто-то из нас уцелел, было делом случая.
>>Без комментариев. Особенно сравнение Матросова и, скажем, Бараева.
>
>В чем неадекватность такого сравнения?

А в чем его адекватность? Даже формального внешнего сходства не наблюдается. Только то, что люди погибли? Так на войне всегда гибнут

>И кстати, вы стало быть японских камикадзе считаете более порядочным , человечниыми и т.п., чем чеченские боевики, раз указываете только на неадекватность в сравнении с чеченцами?

Во-первых, не надо смешивать понятия чеченцев и чеченских смертников. Во-вторых(с учетом во-первых), да считаю. Поскольку японские камикадзе были прежде всего воинскими подразделениями предназначенными для борьбы с ВООРУЖЕННЫМИ СИЛАМИ противника. А чеченские смертники это те, кто воюет с МИРНЫМ НАСЕЛЕНИЕМ (по-моему, не было ни одного случая применения смертников против военных объектов и ВС). Отсюда и выводы.

>>>Одним словом, для большинства россиян слово «фронт» в те годы означало муки, раны и смерть. Наивно думать, будто патриотизм и преданность идеям коммунизма могли пересилить осознание этой страшной реальности.
>>"Заградотряды помогали пересилить"?
>
>ну а зачем же их было создавать, если и без них все было так прекрасно? Вы вообще об особенностях воинской дисциплины имеете представление?

Опять же, во-первых, представление имею. Во-вторых, это не я утверждаю что "все было так прекрасно", это Зиновьев утверждает, что "большинство" и "наивно думать". Что без существенных фактических доказательств и есть гольный пеар, выдаваемый за реальность.

---

От	Almar
К	Vano (23.08.2005 16:49:50)
Дата	23.08.2005 17:13:50

Re: меня смущает...

---

>Вынужден не согласиться. Его научные работы мне мало известны, зато пропагандистские агитки (например, типа "Глобального человейника") вполне.

открою вам глаза - этот "социологический роман" и есть в своем роде научная работа

>А я собственно пока ничего "такого" про самого Зиновьева и не говорил. Просто корневое сообщение(статья Бушина) показывает, что подобное восприятие данной статьи совсем не исключительное.

Георгию она тоже не понравилась.

>И если даже у меня оно возникло, то у людей спокойно почитывающих Суворовых, Минкиных и т.п. (т.е. фальсификаторов и капитулянтов!) подобное восприятие возникнет уж наверняка. Только они возмущаться не будут ;) а с удовольствием почитают пропаганду своих идей...

каких идей? фальсификации и капитуляции? Ну и где же у Зиновьева хоть намек на такие идеи?
Если же вы имеете в виду, что текст Зиновьева окажется близок людям, которым чужд холуйский ура-патриотизм, так в этом и есть его полезность.

>Почему же? Во-первых, практика манипуляции показывает, что скрытие целей есть ее основной инструмент. Во-вторых, прямой разрыв с "патриотическим лагерем" для Зиновьева, как для философа будет означать смерть.

С кем разрыв то? С мракобесами, обрядившимися в патриотические одежды? Да он к ним никогда и не был близок. Да и вообще он всегда был одиночкой, кторог читали думающие люди и из патриотического , и из демократического лагеря.

>А в чем его адекватность? Даже формального внешнего сходства не наблюдается. Только то, что люди погибли? Так на войне всегда гибнут

формальное сходство очевидно. И опять же придется вам рскрыть глаза: да, на войне люди гибнут везде, но не все отнюдь жертвуют собой, идя на верную смерть

>>И кстати, вы стало быть японских камикадзе считаете более порядочным , человечниыми и т.п., чем чеченские боевики, раз указываете только на неадекватность в сравнении с чеченцами?
>Во-первых, не надо смешивать понятия чеченцев и чеченских смертников. Во-вторых(с учетом во-первых), да считаю. Поскольку японские камикадзе были прежде всего воинскими подразделениями предназначенными для борьбы с ВООРУЖЕННЫМИ СИЛАМИ противника. А чеченские смертники это те, кто воюет с МИРНЫМ НАСЕЛЕНИЕМ (по-моему, не было ни одного случая применения смертников против военных объектов и ВС). Отсюда и выводы.

вам бы историю поучить: как ВОВ так и новейшую

---

От	Vano
К	Almar (23.08.2005 17:13:50)
Дата	23.08.2005 18:09:42

Re: меня смущает...

---

>>Вынужден не согласиться. Его научные работы мне мало известны, зато пропагандистские агитки (например, типа "Глобального человейника") вполне.
>
>открою вам глаза - этот "социологический роман" и есть в своем роде научная работа

А по моему это скорее "социально-фантастическая" беллетристика, и в "таком роде" можно каждую вторую книжку назвать научной работой...

>>А я собственно пока ничего "такого" про самого Зиновьева и не говорил. Просто корневое сообщение(статья Бушина) показывает, что подобное восприятие данной статьи совсем не исключительное.
>
>Георгию она тоже не понравилась.

>>И если даже у меня оно возникло, то у людей спокойно почитывающих Суворовых, Минкиных и т.п. (т.е. фальсификаторов и капитулянтов!) подобное восприятие возникнет уж наверняка. Только они возмущаться не будут ;) а с удовольствием почитают пропаганду своих идей...
>
>каких идей? фальсификации и капитуляции? Ну и где же у Зиновьева хоть намек на такие идеи?
>Если же вы имеете в виду, что текст Зиновьева окажется близок людям, которым чужд холуйский ура-патриотизм, так в этом и есть его полезность.

1. "Чернуха"...
2. А что есть "холуйский ура-патриотизм"? Перед чем/кем холуйский? За что "ура"? А если будет близок людям, которым чужды вообще любые чувства к россии(русским) кроме ненависти к совку и быдлу?

>>Почему же? Во-первых, практика манипуляции показывает, что скрытие целей есть ее основной инструмент. Во-вторых, прямой разрыв с "патриотическим лагерем" для Зиновьева, как для философа будет означать смерть.
>
>С кем разрыв то? С мракобесами, обрядившимися в патриотические одежды? Да он к ним никогда и не был близок. Да и вообще он всегда был одиночкой, кторог читали думающие люди и из патриотического , и из демократического лагеря.

А нафига Зиновьев либералам?

>>А в чем его адекватность? Даже формального внешнего сходства не наблюдается. Только то, что люди погибли? Так на войне всегда гибнут
>
>формальное сходство очевидно. И опять же придется вам рскрыть глаза: да, на войне люди гибнут везде, но не все отнюдь жертвуют собой, идя на верную смерть

Что ж, тут действительно есть некоторое сходство (видимо единственное?) Различий, однако, явно больше.

>>>И кстати, вы стало быть японских камикадзе считаете более порядочным , человечниыми и т.п., чем чеченские боевики, раз указываете только на неадекватность в сравнении с чеченцами?
>>Во-первых, не надо смешивать понятия чеченцев и чеченских смертников. Во-вторых(с учетом во-первых), да считаю. Поскольку японские камикадзе были прежде всего воинскими подразделениями предназначенными для борьбы с ВООРУЖЕННЫМИ СИЛАМИ противника. А чеченские смертники это те, кто воюет с МИРНЫМ НАСЕЛЕНИЕМ (по-моему, не было ни одного случая применения смертников против военных объектов и ВС). Отсюда и выводы.
>
>вам бы историю поучить: как ВОВ так и новейшую

Чего и вам желаю-с ;)

---

От	Игорь С.
К	Vano (23.08.2005 16:49:50)
Дата	23.08.2005 17:11:43

Воспоминания фронтовика - пиар?

---

>Вынужден не согласиться. Его научные работы мне мало известны, зато пропагандистские агитки (например, типа "Глобального человейника") вполне.

А чем идея "глобального человейника" является пропагандистской агиткой?

Вполне себе научная концепция.

>>Любопытно, что вы не привели по сути ни одного порочащего его прямого выссказывания, везде ваши домыслы и интерпретации со знаком "?".
>
>А я собственно пока ничего "такого" про самого Зиновьева и не говорил. Просто корневое сообщение(статья Бушина) показывает, что подобное восприятие данной статьи совсем не исключительное.

Не исключительное. Осталось понять, что кому подкручивать: Зиновьеву свои честные воспоминания фронтовика или тем, кому нравятся исключительно глянцевые обложки.

>Во-вторых, это не я утверждаю что "все было так прекрасно", это Зиновьев утверждает, что "большинство" и "наивно думать". Что без существенных фактических доказательств и есть гольный пеар, выдаваемый за реальность.

Зиновьев высказывает свое мнение и восприятие и специально оговаривает его ограниченность. Доказательства будут нужны если будет писаться научное обобщение таких оценок.

А пока - воспоминания фронтовика. Какие есть - такие есть. Без прикрас и оглядки на политическую необходимость.

---

От	Vano
К	Игорь С. (23.08.2005 17:11:43)
Дата	23.08.2005 17:52:48

Re: Воспоминания фронтовика...

---

>>Вынужден не согласиться. Его научные работы мне мало известны, зато пропагандистские агитки (например, типа "Глобального человейника") вполне.
>
>А чем идея "глобального человейника" является пропагандистской агиткой?

>Вполне себе научная концепция.

Идея может быть и научная. Хотя...

А вот книжка ну никак на научный труд не тянет. Ни по каким критериям (хотя можно конечно и критерии подкрутить ;)

>>>Любопытно, что вы не привели по сути ни одного порочащего его прямого выссказывания, везде ваши домыслы и интерпретации со знаком "?".
>>
>>А я собственно пока ничего "такого" про самого Зиновьева и не говорил. Просто корневое сообщение(статья Бушина) показывает, что подобное восприятие данной статьи совсем не исключительное.
>
>Не исключительное. Осталось понять, что кому подкручивать: Зиновьеву свои честные воспоминания фронтовика или тем, кому нравятся исключительно глянцевые обложки.

Во-первых, давайте не будем насчет честности, а то после этого обычно всегда ругаются. У Бушина есть сомнения на этот счет (и местами весьма обоснованные, например, штрафников в 1941 не было). Я таких предположений не делал и не собираюсь, пока. Однако можно считать, что Зиновьев кое где ошибался...

Во-вторых, загляните в книжный магазин. Под глянцевыми обложками у нас нынче в основном стоят как раз всякие Резуны и другие "чернушники" и "обличители" режима. А из советской литературы о войне дай бог пара названий из школьной программы.

>>Во-вторых, это не я утверждаю что "все было так прекрасно", это Зиновьев утверждает, что "большинство" и "наивно думать". Что без существенных фактических доказательств и есть гольный пеар, выдаваемый за реальность.
>
>Зиновьев высказывает свое мнение и восприятие и специально оговаривает его ограниченность. Доказательства будут нужны если будет писаться научное обобщение таких оценок.

Я тоже высказываю свое мнение и восприятие.

>А пока - воспоминания фронтовика. Какие есть - такие есть. Без прикрас и оглядки на политическую необходимость.

Действительно без прикрас, зато и с "ошибками" и изрядным зарядом "чернухи"...

Грустно.

---

От	Almar
К	Vano (23.08.2005 17:52:48)
Дата	23.08.2005 17:59:19

Re: Воспоминания фронтовика...

---

>Во-вторых, загляните в книжный магазин. Под глянцевыми обложками у нас нынче в основном стоят как раз всякие Резуны и другие "чернушники" и "обличители" режима. А из советской литературы о войне дай бог пара названий из школьной программы.

так ведь потому что те советские "глянцеватели" как раз все в чернушники и перебежали

---

От	Vano
К	Almar (23.08.2005 17:59:19)
Дата	23.08.2005 18:16:49

Re: Воспоминания фронтовика...

---

>>Во-вторых, загляните в книжный магазин. Под глянцевыми обложками у нас нынче в основном стоят как раз всякие Резуны и другие "чернушники" и "обличители" режима. А из советской литературы о войне дай бог пара названий из школьной программы.
>
>так ведь потому что те советские "глянцеватели" как раз все в чернушники и перебежали

И Зиновьев туда же :?

PS Из "советских "глянцевателей"" вспоминаются в основном мемуары различных военноначальников, Жукова, Конева и т.п. Они видимо перебежать не успели, так :?

---

От	Karev1
К	Vano (23.08.2005 18:16:49)
Дата	02.09.2005 15:56:31

О Воспоминаниях фронтовика...

---

Что такое, правда? Бывает ли абстрактная правда? Может ли участник событий претендовать на публичное изложение и трактовку известных ему фактов, если это наносит вред обществу?
Такие вопросы приходят на ум, читая вашу дискуссию. Ведь главное не в том ошибается (привирает) или нет Зиновьев, вспоминая войну. Конечно, по отдельным моментам можно однозначно указать на неправду, как, например, про штрафников. Если, конечно, не заниматься словоблудием, типа: «Штрафник – это человек в чем-то проштрафившийся, или, например, ранее служивший в штрафной роте». Когда сейчас говорят про войну и упоминают штрафников, то все понимают это однозначно – человек направленный в штрафной батальон или роту.
Не это главное. Возьмем, например, утверждение Зиновьева о том, что большинство ветеранов, образно говоря, тыловые крысы. Или, по крайней мере, воевали малую часть войны. Я, думаю, что тут он прав. Но имеет ли он право так говорить публично? Нет! Разберем этот момент подробно. Кто сейчас ветераны? Самым молодым из них 1927 г.р. уже 78 лет! А призывались мужчины начиная с 1891 г.р. (в 1941г.). Естественно, и в силу возраста и в силу того, что у призванных в 1941-43 годах фронтовиков было гораздо больше возможностей погибнуть или получить тяжелое ранение, чем у призывников последнего призыва (осень 1944 г.), как мой отец. Большинство из них попали на фронт под самый конец войны или вообще только на японскую кампанию. Их, 17-ти летних мальчишек берегли, на сколько это можно на фронте.. Сейчас среди живых участников войны преобладают люди 1926-27 г.р. Особенно 1927 г.р. С другой стороны у воевавших на передовой было гораздо меньше шансов выжить, чем у служивших во вспомогательных частях и подразделениях. Естественно, среди ветеранов войны процент служивших во вспомогательных подразделениях гораздо выше, чем он был на фронте.
Все это как-то порочит участников войны? Нисколько. И публично заявлять, что среди ветеранов войны большинство практически не нюхали пороха морально недопустимо, т.к. оскорбляет и настоящих бойцов и людей волей случая (в большинстве) служивших в более безопасных, по сравнению с передовой, условиях. Хотя эта безопасность весьма условна на фронте. Моя тетка служила инструктором в санроте и в атаку не ходила. Но из 4-х подружек, служивших в 4-х санротах она одна осталась в живых к концу войны. А они в окружение не попадали, служили на Волховском фронте под Ленинградом в условиях стабильной обороны, а потом наступали до Померании. Так что говорить, что многие стремились на фронт за сытой и спокойной жизнью, мягко говоря, неправда. Погибнуть можно было везде и всегда.
Кстати, не знаю как сейчас, а в 1970-м понятие фронтовик было четко определено. Ими считались только солдаты и офицеры воевавшие на передовой. А среди упоминавшихся Зиновьевым служащих авиационных частей фронтовиками считались только совершавшие боевые вылеты. Всем фронтовикам тогда выдали нагрудные знаки и временные удостоверения.
В отношении добровольцев и того, что большинство не пошло бы воевать, если б их не призвали. И тут Зиновьев говорит «как бы правду», а, в сущности, ложь.
Хотя добровольцев было очень много (моя тетка в 41-м окончила медучилище и они всем выпуском пошли в военкомат и это не редкость), действительно, большинство шло по призыву. Но это вовсе не значит, что большинство солдат разбежалось бы, если не боялись наказания. Это гнусное измышление. Просто русские мужики доверяли власти (царю, Сталину) и знали, что когда стране будет нужно, их призовут, если не призывают, значит, они пока здесь нужнее. Вот и все. Случаев уклонения от призыва было очень мало. В селах, откуда мои родители, я знаю только двух «уклонистов», одному его мать сделала освобождение по здоровью, а другому подправили год рождения в метрике с 1924 на 1927. Призывников было несколько сот. «Уклонистов» не уважали, говорили о них с презрением.
Вообще к нынешним воспоминаниям ветеранов, особенно касающихся не конкретных фактов, а содержащих обобщенные оценки, как у Зиновьева, нужно относиться с большой осторожностью. В большинстве случаев они говорят не то, что думали тогда, а свои нынешние оценки тех событий. Правда почти никто в этом не признается. Единственное известное мне исключение Даниил Гранин. Я его не люблю, но одно его заявление вызывает уважение. Несколько лет назад (к какому-то юбилею войны) он сказал, что он, нынешний Даниил Гранин и капитан Гранин времен войны не только не поняли бы друг друга, но и, вероятно, стали бы врагами. Цитирую по памяти.
В общем, я оцениваю выступление Зиновьева крайне негативно, вне зависимости от того правдивые факты он приводит или нет

---

От	Игорь С.
К	Георгий (19.08.2005 23:22:36)
Дата	20.08.2005 22:50:37

Чтож, текст достаточно полно характеризует Бушина

---

Хоть бы одно слово умное написал...

---

От	Кравченко П.Е.
К	Игорь С. (20.08.2005 22:50:37)
Дата	21.08.2005 10:54:01

Re: Чтож, текст...

---

А по существу что-нибудь можете сказать? Что Бушин, цитату переврал, в фактах нажульничал? Или просто замахнулся на святое?

---

От	Игорь С.
К	Кравченко П.Е. (21.08.2005 10:54:01)
Дата	21.08.2005 20:38:19

Ессно могу.

---

>А по существу что-нибудь можете сказать? Что Бушин, цитату переврал, в фактах нажульничал? Или просто замахнулся на святое?

Если вы мне укажите в чем "суть" и "факты". Вы что имеете в виду? Напишите пару ключевых, можем разобрать.

---

От	И.Л.П.
К	Игорь С. (21.08.2005 20:38:19)
Дата	22.08.2005 16:35:15

Re: Фигура Зиновьева ваглядит до невероятия раздутой

---

А о "научности" его рассуждений говорить не приходится ни по форме, ни по сути.

Зачем именно его "раскручивают" - сказать трудно. То ли просто больше некого, то ли нужен он для реализации какой-то манипулятивной программы.

---

От	Игорь С.
К	И.Л.П. (22.08.2005 16:35:15)
Дата	22.08.2005 19:32:03

Скорее наоборот

---

В чем раздутость то? Упоминают о нем редко. Первые лет 5 после возвращения - вообще молчали.
Потом немного вспомнили.

>А о "научности" его рассуждений говорить не приходится ни по форме, ни по сути.

Ну, это вы зря. Можем обсудить. Вы "Запад" читали?

>Зачем именно его "раскручивают" - сказать трудно. То ли просто больше некого, то ли нужен он для реализации какой-то манипулятивной программы.

А кто его раскручивает, на ваш взгляд?

---

От	И.Л.П.
К	Игорь С. (22.08.2005 19:32:03)
Дата	25.08.2005 11:37:07

Re: Скорее наоборот

---

>В чем раздутость то? Упоминают о нем редко. Первые лет 5 после возвращения - вообще молчали.

Очень нередко (по сравнению со многими другими) и, чаще всего, в превосходной степени.

>Потом немного вспомнили.

Почему?

>А о "научности" его рассуждений говорить не приходится ни по форме, ни по сути.

>Ну, это вы зря. Можем обсудить. Вы "Запад" читали?

Научность либо есть, либо нет. Не может она сконцентрироваться в одной работе и отсутствовать в других. Если Вы готовы изложить суть научной концепции Зиновьева (хотя бы в какой-то узкой сфере) было бы интересно обсудить, отчего нет.

>А кто его раскручивает, на ваш взгляд?

Можно строить версии, но нет смысла - все равно правды не узнать. Не исключено, что у многих и умысла нет - ищут, за что ухватиться, и больше ничего не находят. Но Зиновьев с его протичоречивой, изменчивой позицией (и достаточно сильной харизмой), надо полагать, запутал многих в оппозиции. А многим помешал "распутаться".

---

От	Кравченко П.Е.
К	Игорь С. (21.08.2005 20:38:19)
Дата	21.08.2005 21:37:06

Re: Ессно могу.

---

>>А по существу что-нибудь можете сказать? Что Бушин, цитату переврал, в фактах нажульничал? Или просто замахнулся на святое?
>
>Если вы мне укажите в чем "суть" и "факты". Вы что имеете в виду? Напишите пару ключевых, можем разобрать.
Да возьмите любое неправильное замечание автора и оспорьте. Или Вы его не читали?

---

От	Игорь С.
К	Кравченко П.Е. (21.08.2005 21:37:06)
Дата	21.08.2005 22:50:52

Я не понял, вы согласны с Бушиным?

---

>>>А по существу что-нибудь можете сказать? Что Бушин, цитату переврал, в фактах нажульничал? Или просто замахнулся на святое?
>>
>>Если вы мне укажите в чем "суть" и "факты". Вы что имеете в виду? Напишите пару ключевых, можем разобрать.
>Да возьмите любое неправильное замечание автора и оспорьте. Или Вы его не читали?

Или просто хотите чтобы я подробнее прорецензировал сей опус? Что разбирать, если ни сути ни фактов нет, одна ругань?

---

От	Кравченко П.Е.
К	Игорь С. (21.08.2005 22:50:52)
Дата	23.08.2005 16:08:47

Почитал с удовольствием.

---

>>>>А по существу что-нибудь можете сказать? Что Бушин, цитату переврал, в фактах нажульничал? Или просто замахнулся на святое?
>>>
>>>Если вы мне укажите в чем "суть" и "факты". Вы что имеете в виду? Напишите пару ключевых, можем разобрать.
>>Да возьмите любое неправильное замечание автора и оспорьте. Или Вы его не читали?
>
>Или просто хотите чтобы я подробнее прорецензировал сей опус? Что разбирать, если ни сути ни фактов нет, одна ругань?
Ну или прорецензируйте или оставьте в покое.

---

От	Игорь С.
К	Кравченко П.Е. (23.08.2005 16:08:47)
Дата	23.08.2005 16:23:49

Ну, если согласны, тогда

---

>>Или просто хотите чтобы я подробнее прорецензировал сей опус? Что разбирать, если ни сути ни фактов нет, одна ругань?

>Ну или прорецензируйте или оставьте в покое.

вам не составит труда привести наиболее произведший на вас благоприятное впечатление факт?
А то я там как-то не вижу фактов.

Не хотелось бы тратить время на критику мелочей. А то я напишу, с чем не согласен, а в ответ "а это не важно". :о)

Выделите просто любую впечатлившую вас пару абзацев для начала - я их прокомментирую, напишу почему не согласен.

Так не обременительно для вас?

Успехов.

---

От	Кравченко П.Е.
К	Игорь С. (23.08.2005 16:23:49)
Дата	23.08.2005 17:00:51

Вы меня утомили.

---

Уж больно долгие у Вас предисловия. Вы наехали на Бушина. Так и обосновывайте.

---

От	Игорь С.
К	Кравченко П.Е. (23.08.2005 17:00:51)
Дата	28.08.2005 21:44:58

Экий вы утомляемый...

---

>Уж больно долгие у Вас предисловия. Вы наехали на Бушина. Так и обосновывайте.

Исключительно из уважения к вам. Не за эту ветку, ессно... :о). Но вообще - давайте на будущее договоримся - я не обязан доказывать свое мнение, особенно если я его высказал всего лишь в кратком сообщении на форуме. Оно у меня такое, какое есть.

Итак, берем первую фразу Бушина:

"К великому изумлению многих среди балаболок, заполнивших в День Победы
враньём о ней "Новую газету", "Аргументы и факты", телевидение, оказался и
Александр Зиновьев."

Это - вранье Бушина.

1. Александр Зиновьев не балаболка. Достаточно серьезный ученый, лаурет крупнейшей социологической премии, профессор МГУ.

2. В его тексте - вранья ( умышленного искажения истины с целью введения в заблуждения) нет. Ни одного примера Бушин привести не смог. ИМХО ессно. Если вы считаете что привел - назовите.

Для меня достаточно. Хотя все остальное в статье Бушина находится на том же уровне юмора, обличенном в доступную плоскую форму (с)

Успехов.

---

От	Кравченко П.Е.
К	Игорь С. (28.08.2005 21:44:58)
Дата	29.08.2005 15:53:04

Ну спасибо.

---

>>Уж больно долгие у Вас предисловия. Вы наехали на Бушина. Так и обосновывайте.
>
>Исключительно из уважения к вам. Не за эту ветку, ессно... :о). Но вообще - давайте на будущее договоримся - я не обязан доказывать свое мнение, особенно если я его высказал всего лишь в кратком сообщении на форуме. Оно у меня такое, какое есть.

>Итак, берем первую фразу Бушина:

>"К великому изумлению многих среди балаболок, заполнивших в День Победы
>враньём о ней "Новую газету", "Аргументы и факты", телевидение, оказался и
>Александр Зиновьев."

>Это - вранье Бушина.

>1. Александр Зиновьев не балаболка. Достаточно серьезный ученый, лаурет крупнейшей социологической премии, профессор МГУ.

>2. В его тексте - вранья ( умышленного искажения истины с целью введения в заблуждения) нет. Ни одного примера Бушин привести не смог. ИМХО ессно. Если вы считаете что привел - назовите.

Но зато сообщает: "Среди добровольцев не было ни
одного члена партии, были даже штрафники и исключенные из комсомола". Откуда
в 41 году взялись штрафники? Штрафные части были созданы летом 42-го.

Чернышевский никогда не говорил о рабах
сверху до низу, это в его романе "Пролог" так сказал один из персонажей, к
тому же и не о народе вовсе, а в том же примерно духе, как дед Щукарь: "До
чего вы, бабы, вредная нация!". А мало ли что может брякнуть персонаж!
А это , конечно не вранье, но балоболкой назвать можно:"Г. Зюганов - не просто личность, а символ. Ударить по Зюганову - ударить по
коммунизму. Обвинить его даже в каких-то личных ошибках, просчетах,
особенностях характера - значит обвинить идею коммунизма. Он - её
персональный носитель". Обжегся на всероссийском молоке, теперь дует на
зюгановскую воду.
А разные версии ареста?
Кроме того помимо вранья приведено много примеров всякой чернухи и гадостей.

---

От	Игорь С.
К	Кравченко П.Е. (29.08.2005 15:53:04)
Дата	29.08.2005 21:04:27

По-моему - это несерьезно.

---

>>2. В его тексте - вранья ( умышленного искажения истины с целью введения в заблуждения) нет. Ни одного примера Бушин привести не смог. ИМХО ессно. Если вы считаете что привел - назовите.

>Но зато сообщает: "Среди добровольцев не было ни
>одного члена партии, были даже штрафники и исключенные из комсомола". Откуда
>в 41 году взялись штрафники? Штрафные части были созданы летом 42-го.

А штрафники - это исключительно штрафные части? Он не мог иметь в виду проштрафившихся, провинившихся бойцов? Это запрещается в русском языке?

>Чернышевский никогда не говорил о рабах
>сверху до низу, это в его романе "Пролог" так сказал один из персонажей, к
>тому же и не о народе вовсе, а в том же примерно духе, как дед Щукарь: "До
>чего вы, бабы, вредная нация!". А мало ли что может брякнуть персонаж!

Вранье - это когда человек , сознательно искажет факты. А не когда нечетко выражает свои мысли или имеет ошибочные представления.
Мелкие какие-то примеры.


> А это , конечно не вранье, но балоболкой назвать можно:"Г. Зюганов - не просто личность, а символ. Ударить по Зюганову - ударить по
коммунизму. Обвинить его даже в каких-то личных ошибках, просчетах, особенностях характера - значит обвинить идею коммунизма. Он - её персональный носитель". Обжегся на всероссийском молоке, теперь дует на зюгановскую воду.

И почему он не имеет право так думать? Это его позиция. Имеете право иметь свою.

>А разные версии ареста?

В чем разные?

>Кроме того помимо вранья приведено много примеров всякой чернухи и гадостей.

Вранья я пока не увидел. Давайте примеры чернухи и гадостей.

---

От	Пасечник
К	Игорь С. (29.08.2005 21:04:27)
Дата	30.08.2005 10:45:33

Игорь, вас к тому же вводят в заблуждение

---

>>Но зато сообщает: "Среди добровольцев не было ни
>>одного члена партии, были даже штрафники и исключенные из комсомола". Откуда
>>в 41 году взялись штрафники? Штрафные части были созданы летом 42-го.

Приказ 227 говорил не столько о создании штрафных частей, сколько о введении их в массовую практику и о способе их использования (на самых опасных участках фронта).
До этого штрафные части таким образом не использовали.

Примечание к Статье 28 УК от 1926 года:
"
Примечание. Военнослужащие рядового и младшего начальствующего
состава кадров Рабоче-Крестьянской Красной армии, приговоренные
подлежащими судами за воинские или общеуголовные преступления к
лишению свободы без строгой изоляции на срок не более одного года
без поражения прав, направляются в штрафные части."

>
>А штрафники - это исключительно штрафные части? Он не мог иметь в виду проштрафившихся, провинившихся бойцов? Это запрещается в русском языке?

Все фигня, кроме пчел.

---

От	Георгий
К	Игорь С. (21.08.2005 22:50:52)
Дата	21.08.2005 23:05:20

Относительно Зиновьева - конечно, согласен. %-)))

---

Никогда Зиновьеву не верил.
В первый свой визит в Канаду привез оттуда зиновьевскую антисоветчину - в
русском магазине купил.
Да и вообще...

---

От	Игорь С.
К	Георгий (21.08.2005 23:05:20)
Дата	22.08.2005 08:51:37

Понятно

---

>Никогда Зиновьеву не верил.

В чем? Кроме веры, хорошо бы еще понимать. Хотя вина за Зиновьевым большая, он и сам это признает.

>В первый свой визит в Канаду привез оттуда зиновьевскую антисоветчину - в
>русском магазине купил.
>Да и вообще...

Что было - то было. Независимо от намерений.

---

От	Дионис
К	Игорь С. (22.08.2005 08:51:37)
Дата	22.08.2005 09:18:25

Пользы от него мало

---

Да и вред слишком преувеличен.

---

От	Игорь С.
К	Дионис (22.08.2005 09:18:25)
Дата	22.08.2005 12:33:59

А вам какая нужна?

---

как вы определяете много-мало?

>Да и вред слишком преувеличен.

Это да.

---

От	Almar
К	Игорь С. (20.08.2005 22:50:37)
Дата	20.08.2005 23:30:45

Re: Чтож, текст...

---

что характерно в авторитtтах у него Олег Анофриев - махровый антисоветчик

>Поминать нас, павших за родину, будут не в газетах, а в храмах.
В День Победы хорошо сказал в "Труде" артист Олег Анофриев: "Сейчас Россия
пока еще больной лев, но лев обязательно выздоровеет".

---

От	Георгий
К	Георгий (19.08.2005 23:07:41)
Дата	19.08.2005 23:12:28

Доктрина правого национализма (Ярослав Греков, Моська Рунета) (*+)

---

http://russ.ru/docs/94705099?mode=print

Доктрина правого национализма
Ярослав Греков, Моська Рунета
После поражения в "холодной войне" правопреемницей Советского Союза стала
Российская Федерация, которая в ходе дезинтеграции СССР потеряла около 40
процентов территорий и населения, присоединенных в результате постоянной
оборонительно-наступательной экспансии, проводившейся царским, а затем и
коммунистическим режимами. Возрождение России, экономический подъем,
наметившийся в последние годы, неизбежно будут сопровождаться усилением
актуальности национализма как центральной идеи политической жизни.

Геополитическое положение нашей страны, ее экономический потенциал, история
прилегающих к России территорий - все эти факторы диктуют вектор развития
нашей политики: только вширь и вперед. Очень важно здесь сделать поправку на
то, что новая российская экспансия может быть только мирной, носить
конфедеративный характер, когда население сопредельных России территорий в
ходе референдумов будет высказываться за присоединение к ней.

Очевидно, что так настойчиво требующийся новый национальный проект, новая
национальная идея, которая могла бы объединить большинство здравомыслящих
россиян - это идея мирной экспансии нашей страны, восстановление
национальной гордости и былого значения России как собирательницы земель,
гаранта безопасности братских народов и мудрого хозяина многих малых и
больших территорий.

От присоединения к России, безусловно, выиграет население национальных
территорий, будет динамичнее развиваться экономика бывших республик СССР,
из-за ликвидации границ увеличится торговый оборот, будут восстановлены
родственные и семейные связи, побочным же эффектом станет чувство
сопричастности и родственной близости к новой геополитической единице -
Российской Конфедерации.

Уже сейчас миллионы людей в таких странах, как Армения, Беларусь и
Таджикистан, которые традиционно входят в число дружественных России стран с
особо тесными связями с метрополией (РФ), с одной стороны, а также миллионы
обманутых популистской "цветной" риторикой в Украине и Грузии, с другой
стороны, готовы проголосовать за воссоединение с Россией. "Разноцветные"
революционеры в Грузии и Украине не выполнили ни одно из предвыборных
обещаний и подорвали экономику своих "стран" до такой степени, что с
уверенностью можно сказать, что следующие выборы они проиграют с треском.

Почему в данном случае самоцелью является присоединение сопредельных к
России территорий в результате свободного волеизъявления их народов? Когда
могущество стран определяется не вооружением и численностью армий, а
экономической мощью, мы можем делать ставку только на демократический
референдум, а также экономику и торговлю как основу взаимовыгодного,
крепкого союза, тогда как союзы военные и дипломатические не являются
крепкими и в современном мире недолговечны.

Идея здравого, цивилизованного национализма окончательно вызрела, и теперь
главный вопрос состоит в том, какая партия возьмет эту великую идею
(безусловно, способную привести к власти) на вооружение. Для "Единой России"
такая идея могла бы стать спасением и новым идеологическим рывком, который
бы материализовал чаяния огромной части избирателей, не говоря уже о том,
что сам президент России Путин наверняка бы полностью подписался под идеями
цивилизованного национализма и мирной экспансии России на сопредельных
территориях. Но, к сожалению, такая структура, как "ЕдРо", никак не может
стать носителем данной идеи вследствие инертности и зарегулированности (если
не полного отсутствия) партийной жизни и дискуссий внутри этой "партии".

Поэтому только малая партия может стать носительницей таких идей,
инициатором их развития и новой перспективной политической силой. "Родина"
Рогозина уже не сможет стать носителем здорового правого национализма, так
как это полностью левая партия с элементами ксенофобского мировоззрения,
которое для новой России может стать гибельным. Кроме того, экономические
идеологи "Родины" полны сумасшедших планов новых социалистических
экономических экспериментов, что полностью неприемлемо для правых
националистов, которые ратуют не за то, чтобы "раздать рыбу", а за то чтобы
"раздать удочки для ловли рыбы": создать новые рабочие места, а не
ограничиться прямыми выплатами населению, которые могут привести экономику к
краху.

Именно правый национализм станет в ближайшем будущем главной доминирующей
идеей общественной жизни в России, и чем быстрее этот проект будет пробужден
к жизни, тем быстрее страна наша придет к нормальной двухпартийной системе,
где правым националистам будут оппонировать левые националисты, а все иные
политические конструкции быстро станут неактуальными, будучи вытеснены
самыми злободневными идеями (например, проектом реставрации Великой России).

В случае, если националистический проект не будет активирован, Россия уже в
ближайшие годы может быть искусственно расчленена соседними державами,
которые с жадностью взирают на огромные природные запасы и просторные
территории нашей страны. Как Европейский Союз на Западе, так и Китай с
Японией на Востоке только и ждут момента возможной дезинтеграции нашей
страны, ее экономического ослабления и обострения внутренних неурядиц,
которыми грозит "цветная" революция, чтобы отторгнуть от России земли,
богатые минеральным сырьем, лесом и другими ресурсами.

Правый национализм - это ответственная позиция истинных патриотов России,
которые не унижают свою пока что бессильную, как в военном, так и в
экономическом плане, страну популистскими заявлениями, угрожающими
агрессивными действиями странам-соседям, в отличие от некоторых современных
российских горе-политиканов. Россия и ее политическая элита должны занять
резко артикулированную позицию в отношении своего будущего и озвучить свои
планы и претензии на будущность Империи на международной арене, ибо по
окончании "холодной войны" многие наши стратегические соперники в мире стали
воспринимать РФ как некую провинциальную, ослабленную державу, которая, как
некогда Австро-Венгрия, Османская империя или еще раньше Великая Литва,
распались после непродолжительного существования в результате нескольких
войн.

Вместе и под единым руководством региональные и национальные образования,
составляющие Россию, будут всегда сильней и смогут проводить независимую
политику, но в случае распада Россия будет обречена на медленное умирание и
колонизацию, как это было когда-то с германскими территориями и вольными
городами в Средневековье. В случае же объединения бывших советских республик
в единое государство, которое сможет воспользоваться всеми преимуществами
современного капитализма, России не будет равных и наша страна снова войдет
в ряд сверхдержав, как когда-то Российская империя и Советский Союз.


----------------------------------------------------------------------------
----

---