От Автора
Петр Романов
На фоне Маркса снимается семейство
18/07/2005
На днях в центре столицы наблюдал, как около огромной головы Маркса
фотографировалось многочисленное семейство: папа, мама, два сына и дочь.
Прямо, как в песне Окуджавы, подумал я: фотограф щелкает и птичка вылетает.
Наверное, в Москве проездом - снимаются по ходу движения у каждого
памятника, вот и Марксу повезло. Ошибка обнаружилась быстро, как только
глава семейства торжественно возложил гвоздики к подножию монумента. Цветы
явно предназначались не Льву Ефимовичу Кербелю, изваявшему эту лохматую
голову. Птичка из фотоаппарата точно знала, куда лететь.
О прибавочной стоимости писать не буду, но напомнить, как относились Маркс и
Энгельс к России, в связи с этой трогательной сценой, уместно.
То, что в основе советской идеологии лежал марксизм, представляется аксиомой
лишь тем, кто очень хочет в это верить. На самом деле отношения марксистов с
Россией не задались с самого начала. Русских и вообще славян (за исключением
поляков) <основоположники научного коммунизма> не любили, как по идейным
соображениям, так и просто по наитию. Славяне вообще не представляли для
марксистов ценности в силу своей революционной <недоразвитости>. В последнем
разделе коммунистического манифеста (1848 год), где рассматривался вопрос
взаимоотношений с оппозиционными партиями в различных странах мира, о России
нет даже упоминания, а первая публикация манифеста на русском языке в
<Колоколе> никаких эмоций, кроме недоумения у Маркса и Энгельса (зачем это
им?), не вызвала. Энгельс назвал это издание <литературным курьезом>. И
только.
Об отношении Маркса к крупнейшим тогда русским политическим эмигрантам,
жившим в Лондоне, можно прочесть у Герцена, который, например, с возмущением
рассказывает о том, как <Маркс, очень хорошо знавший Бакунина, выдал его за
русского шпиона>, опубликовав в своей газете очевидную фальшивку. Можно
вспомнить и о дуэли, на которую вызвал Маркса за оскорбление русской армии
Бакунин. Классик анархизма боролся против царизма, но, будучи русским,
считал своим долгом защищать честь России. Впрочем, сатисфакции анархист
добиться так и не смог. Карл Маркс от дуэли отказался, видимо, сохраняя свою
жизнь для мировой революции.
В другой раз объектом нападок Маркса стал уже сам Герцен. Когда Герцена
пригласили выступить на митинге <в память революции 1848 года>, Маркс в
ультимативном тоне потребовал от организаторов мероприятия отозвать
приглашение. <Маркс, - пишет Герцен, - сказал, что он меня лично не знает,
что он не имеет никакого частного обвинения, но находит достаточным, что я
русский, и... что, наконец, если оргкомитет не исключит меня, то он, Маркс,
будет принужден выйти>. При голосовании марксисты проиграли, а русский назло
всем приехал на митинг и выступил. Как замечает Герцен, <вся эта ненависть
со стороны Маркса была чисто платоническая, так сказать, безличная - меня
приносили в жертву фатерланду - из патриотизма>. Безличный характер этой
ненависти и впечатляет. Достаточно было быть просто русским, чтобы вызвать у
Маркса изжогу.
Плохо ладила с марксизмом Россия и позже, даже <исправившись> и встав во
главе мирового революционного процесса. Сначала, обвинив всю мировую
социал-демократию в <чудовищных искажениях марксизма>, социалистическую идею
<уполовинил> Ленин. Позже эту работу до логического конца довел Сталин,
закрыв зарубежную социалистическую мысль в спецхране и превратив для
простоты, а главное <чистоты>, идеи Маркса и Энгельса в своего рода
идеологический комикс. В рамках этого комикса и развивался в СССР весь
<научный социализм>.
Когда в 1924 году Советы поставили вопрос о возможности перенесения могилы
Маркса из Лондона в Москву, этой попытке яростно воспротивились его внуки,
заявившие, что большевики к подлинному марксизму никакого отношения не
имеют. В письме говорится, что их предок во всех своих работах выражал
<глубокое недоверие к русским методам>. Иначе говоря, для истинных
марксистов большевизм был ребенком незаконнорожденным, продуктом некоего
революционного адюльтера. В свою очередь, советская Россия, признав Маркса и
Энгельса за своих родителей, одновременно отказала <отцам> в полной
вменяемости. Среди прочего через жесткую редактуру прошли и все их
русофобские филиппики: цензоры заботились о покое советских граждан.
Характерно, что отправной точкой в своем анализе русской политики Маркс и
Энгельс избрали известную фальсификацию - <Завещание Петра Великого> -
гордость умельцев из французской охранки. Использовать во времена Наполеона
III то, что другие уже сто раз отыграли в эпоху Бонапарта, было, конечно, не
очень солидно. Древние в таких случаях говорили: <Дважды сваренная капуста>.
Презрение, что сквозит в статьях Маркса по отношению к славянским народам,
просто поражает. Чехи, болгары, хорваты - <варвары>, черногорцы - <воры>.
Говоря о славянских землях, оккупированных в ту пору турками, Маркс
иронизирует: <Эта великолепная территория имеет несчастье быть населенной
конгломератом различных рас и национальностей, о которых трудно сказать,
какая из них наиболее неспособна к прогрессу и цивилизации>.
Симпатии исключительно на стороне поляков. Вся история русско-польских
отношений сводится к описанию агрессивной политики русских. Только в одном
месте можно отыскать намек на то, что и поляки <гостили> в Москве. В письме
директору британского журнала Commonwealth Энгельс пишет: <Плодородные степи
Малороссии вызвали аппетит у русских, но поляки были народом сильным, как
всегда мужественным, умеющим постоять за себя, а так же мстить: в начале
XVII века они несколько лет занимали Москву>. И это все о трагических для
русских временах Смуты. В 1849 году тот же Энгельс писал в Neue Rheinische:
<Ближайшая мировая война сметет с лица земли не только реакционные классы и
династии, но и целые реакционные народы>. Русский народ, естественно, стоит
на первом месте.
Замечательны рекомендации Маркса в период Крымской войны: <Кронштадт
необходимо уничтожить... С армией противника у дверей столицы, со всеми
своими реками и заливами, блокированными союзниками, что будет с Россией?
Гигант без рук, без глаз>. В январе 1855 года план дополняется идеей
вторжения. Впрочем, для утешения русских там имеются такие оптимистические
слова: <маловероятно, чтобы Москва сгорела еще один раз>.
Энгельс в газете Neue Oder-Zeitung развивает общую с Марксом мысль: <У
Европы только одна альтернатива: либо подчиниться игу славян, либо
окончательно разрушить центр этой враждебной силы - Россию>.
Автор, естественно, не за то, чтобы варварски крушить памятники Марксу и
Энгельсу. Как бы то ни было, и они - часть нашей истории. Просто не к каждой
каменной голове стоит с благодарностью возлагать цветы.
--------------------------------
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
>То, что в основе советской идеологии лежал марксизм, представляется аксиомой
>лишь тем, кто очень хочет в это верить. На самом деле отношения марксистов с
>Россией не задались с самого начала. Русских и вообще славян (за исключением
>поляков) <основоположники научного коммунизма> не любили, как по идейным
>соображениям, так и просто по наитию. Славяне вообще не представляли для
>марксистов ценности в силу своей революционной <недоразвитости>. В последнем
>разделе коммунистического манифеста (1848 год), где рассматривался вопрос
>взаимоотношений с оппозиционными партиями в различных странах мира, о России
>нет даже упоминания, а первая публикация манифеста на русском языке в
><Колоколе> никаких эмоций, кроме недоумения у Маркса и Энгельса (зачем это
>им?), не вызвала. Энгельс назвал это издание <литературным курьезом>. И
>только.
Чушь собачья. Г-н. манипулятор "забыл" про то обстоятельство, что к 2 изданию манифеста на Русском авторами было написано предисловие, где революционное движение в Россмм было оценено очень высоко. Напоминаю об этом не потому, что это кому-то важно, а просто для уличения автора в недобросовестности. Об отношении к славянам. По видимому автор взял моделью свое отношение к каким-нибудь неграм, и приписал Марксу, а у коммунистов таковое вообще-то не принято. Остается только страшное преступление: не упомянута Россия в первом издании. Тут нам крыть нечем... Остается только злобно лягнуть автора за то, что он забыл упомянуть, что под конец жизни злостный русофоб Маркс зачем-то стал учить язык так ненавидимых им, якобы, русских.
>Об отношении Маркса к крупнейшим тогда русским политическим эмигрантам,
>жившим в Лондоне, можно прочесть у Герцена, который, например, с возмущением
>рассказывает о том, как <Маркс, очень хорошо знавший Бакунина, выдал его за
>русского шпиона>, опубликовав в своей газете очевидную фальшивку. Можно
>вспомнить и о дуэли, на которую вызвал Маркса за оскорбление русской армии
>Бакунин. Классик анархизма боролся против царизма, но, будучи русским,
>считал своим долгом защищать честь России. Впрочем, сатисфакции анархист
>добиться так и не смог. Карл Маркс от дуэли отказался, видимо, сохраняя свою
>жизнь для мировой революции.
>В другой раз объектом нападок Маркса стал уже сам Герцен. Когда Герцена
>пригласили выступить на митинге <в память революции 1848 года>, Маркс в
>ультимативном тоне потребовал от организаторов мероприятия отозвать
>приглашение. <Маркс, - пишет Герцен, - сказал, что он меня лично не знает,
>что он не имеет никакого частного обвинения, но находит достаточным, что я
>русский, и... что, наконец, если оргкомитет не исключит меня, то он, Маркс,
>будет принужден выйти>. При голосовании марксисты проиграли, а русский назло
>всем приехал на митинг и выступил. Как замечает Герцен, <вся эта ненависть
>со стороны Маркса была чисто платоническая, так сказать, безличная - меня
>приносили в жертву фатерланду - из патриотизма>. Безличный характер этой
>ненависти и впечатляет. Достаточно было быть просто русским, чтобы вызвать у
>Маркса изжогу.
Не знаю, можно ли это прочесть у Герцена,но боюсь, попадись последний под руку Романову в другой статейке, он бы его так разделал,что родная мать не поверила бы его свидетельству.
>Плохо ладила с марксизмом Россия и позже, даже <исправившись> и встав во
>главе мирового революционного процесса. Сначала, обвинив всю мировую
>социал-демократию в <чудовищных искажениях марксизма>, социалистическую идею
><уполовинил> Ленин. Позже эту работу до логического конца довел Сталин,
>закрыв зарубежную социалистическую мысль в спецхране и превратив для
>простоты, а главное <чистоты>, идеи Маркса и Энгельса в своего рода
>идеологический комикс. В рамках этого комикса и развивался в СССР весь
><научный социализм>.
Ну этот бред трудно комментировать, напомню только что, как писал СГКМ "В результате русская интеллигенция, проведя огромную работу по разрушению легитимности российского самодержавия, не смогла стать той духовной инстанцией, которая взяла бы на себя легитимацию государства буржуазного. Напротив, значительная и в этическом отношении очень авторитетная часть интеллигенции заняла определенно антикапиталистические позиции. Это особенно проявилось в движении народников, видящих ядро будущего свободного общества в крестьянской общине, а затем и в социал-демократии, принявшей постулат марксизма об освободительной миссии рабочего класса.
На этом факте надо остановиться особо. Важным идеологическим (и шире — духовным) условием, повлиявшим на ход развития революции и последующего советского периода, было сильное влияние на культурный слой России марксизма. Это — огромное по масштабам социальное, философское и экономическое учение, рожденное общественной мыслью Запада в период завершения первой фазы индустриальной революции. Конкурируя с либерализмом, марксизм отличался своим универсализмом — всечеловечностью. Напротив, либерализм, противопоставляя «гражданское общество» природному состоянию человека как дикости, отрицал применимость гражданских прав, например, к неграм и индейцам, что позволяло американским либералам искренне принимать рабство.
Дав непревзойденную по своим познавательным возможностям методологию для анализа капиталистического хозяйства, марксизм оказал очень большое влияние на всех экономистов. В начале ХХ века С.Н.Булгаков писал в «Философии хозяйства»: «Практически все экономисты суть марксисты, хотя бы даже ненавидели марксизм». Заметим, что в то время, время быстрого хозяйственного развития России, воздействие экономистов на сознание интеллигенции и всей читающей публики было очень значительным.
Будучи теснее связан с наукой, нежели либерализм, марксизм обладал более широкими объяснительными возможностями. Исходя из мессианской идеи преодоления того отчуждения между людьми и между человеком и природой, какое породила частная собственность, марксизм нес огромный заряд оптимизма — в отличие от пессимизма буржуазной идеологии, выраженного в социал-дарвинизме (мальтузианстве и других его вариантах).
Именно эти качества, созвучные традиционным идеалам русской культуры, объясняли тягу к марксизму в России. Влияние марксизма испытали не только социал-демократы, но и несогласные со многими его постулатами народники и даже анархисты. На деле весь культурный слой России и значительная часть рабочих находились под его влиянием. Г.Флоровский, объясняя, почему марксизм был воспринят в России конца XIX века как мировоззрение, писал, что была важна «не догма марксизма, а его проблематика». Это была первая мировоззренческая система, в которой на современном уровне ставились основные проблемы бытия, свободы и необходимости. Как ни покажется это непривычным нашим православным патриотам, надо вспомнить важную мысль Г.Флоровского — именно марксизм пробудил в России начала века тягу к религиозной философии. Ибо в марксизме, как пишет Г.Флоровский, были и «крипторелигиозные мотивы… Именно марксизм повлиял на поворот религиозных исканий у нас в сторону православия. Из марксизма вышли Булгаков, Бердяев, Франк, Струве… Все это были симптомы какого-то сдвига в глубинах». Добавлю, что в свое время марксистами были не только религиозные искатели, но даже и такие правые лидеры кадетов, как П.Струве и А.Изгоев.
Сегодня это покажется странным, но ушедшие в область религиозно-философских исканий либеральные интеллигенты, даже из марксистов, обвиняли социализм (представленный прежде всего социал-демократами) именно в «буржуазности». Очень показательна позиция С.Н.Булгакова. Он, которого ранее Плеханов назвал «надеждой русского марксизма», к 1907 г. вобрал в своей философии главные и, казалось бы, взаимоисключающие части мышления русской интеллигенции — либерализм, консерватизм и прогрессизм. В 1917 г. в своей известной работе «Христианство и социализм» С.Н.Булгаков посвятил целый раздел именно критике «буржуазности» социализма («он сам с головы до ног пропитан ядом того самого капитализма, с которым борется духовно, он есть капитализм навыворот»). Впрочем, далее он пишет о социализме: «Если он грешит, то, конечно, не тем, что он отрицает капитализм, а тем, что он отрицает его недостаточно радикально, сам духовно пребывая еще в капитализме».