От Георгий
К Администрация (И.Т.)
Дата 08.05.2005 20:41:50
Рубрики Тексты;

Культура (-)
От Георгий
К Георгий (08.05.2005 20:41:50)
Дата 05.06.2005 19:16:04

HerShadow: Столетие Шолохова. Послевкусие. (*+)

http://www.livejournal.com/users/her_shadow/125841.html

Пишет HerShadow (her_shadow)
@ 2005-06-01 03:07:00





Столетие Шолохова. Послевкусие.
Сегодня, должно быть, сделал большую ошибку - не пошел на концерт Пелагеи..
:( Впрочем, 2 раза едва не получив отключку из-за жары, а потом еще
хозяйство..
Так вот, выступление Пелагеи в Вешенской (она спела "Когда мы были на
войне..") было, наверно, единственным, что доставило удовольствие как выбор
организаторов.
Широко организованный юбилей вот чем запомнился.
Создается какая-то иная реальность "Холохова". С солженицинскими потугами
"авторства", вроде, уже никто не рискнет высовываться (по крайней мере,
некоторое время), но направление сменилось. По тель-авизору видно "юбилеи" -
Шолохова и "Джозефа" Бродского. Между творчеством первго и вторым даже
проводят параллели. Дальше, наверно, будет строиться болото "трудного
времени и противоречивых людей, живших среди репрессий во время, когда
проклятая рашка еще не распалась". Шолохов будет сведен к местному колориту,
"говору", изменению стиля по мере взросления и причему маразму, на котором
кормятся проходимцы и профессиональная сволочь "литературоведения".
Картинка открытия концерта в Вешенской: обычно показывают кадры Шолохова,
фильмов. Ныне же показывали вначале Путина (довольно долго), потом
губернатора (чуть меньше). Чуть позже - иллюстрация лазерными картинками
"Тихого Дона" в американском стиле - деревенская пастораль, купола церквей..
Потом эти купола рушатся, появляется дьявол буденновках. Битва добра со
злом.
Тут уместно вспомнить, что Шолохов вообще-то был коммунистом несмотря на то,
что "жил писатель небогато. Несмотря на огромные тиражи книг во всем мире,
денег в доме не было" (это не шутка, это так сейчас "дочь вспоминает"). Не
таким коммунистом, как некоторые после - стремление к карьере ГБшного
полковника, "мастера соцрелизма" или что-то подобное ему уже в молодые годы
было не нужно.
А еще он говорил о культе личности - "был культ, но была и личность". Культ
Шолохова раскручивается. Личность же его, да и творчество, уже
неполиткорректны.

(помимо упомянутого мною уже полного замалчивания посещения Вешенской
Зюгановым)


----------------------------------------------------------------------------
----


От Георгий
К Георгий (08.05.2005 20:41:50)
Дата 31.05.2005 22:27:41

Константин Поливанов. Литературная "вертикаль власти" (*+)


Русский Журнал / Обзоры / Образование
www.russ.ru/culture/education/20050530.html

Литературная "вертикаль власти"
Константин Поливанов

Дата публикации: 30 Мая 2005

В истории русской общественной жизни с достаточной регулярностью возникало
стремление определить "лучших и талантливейших", первых, главных -
композиторов, художников, поэтов. На похоронах Некрасова разгорелся скандал,
когда студенты заподозрили, что Достоевский в своем надгробном слове хочет
отдать пальму поэтического первенства не новопреставленному, а Пушкину.
Очевидно, не все еще тогда пришли к "консенсусу" относительно "нашего
всего".

В конце тридцатых годов ХХ века, когда объявлялось, что "жить стало лучше и
веселей", и постепенно возвращались раздельное обучение мальчиков и девочек,
школьная форма, воинские звания и прочие символы империи, вновь
потребовалась и строгая табель о рангах в области искусства и литературы.
Главным поэтом современности становится Маяковский, прозаиком - Горький.
Разумеется, для этого было нужно, чтобы "главный" отошел в лучший мир.
Чрезвычайно символично, что важнейшим литературным праздником в этот момент
становится годовщина меткого выстрела Жоржа Дантеса. И тут дело не в том,
что "они любить умеют только мертвых". Мертвый, как правило, не может
преподнести никаких сюрпризов, самовольно испортить настроение празднующим
юбилеи. Для живых была создана система Сталинских премий, регулярно
составлялись списки деятелей литературы и искусства, которых следовало
представить к другим государственным наградам.

До сих пор мы можем видеть на медальонах-барельефах, украшающих типовые
школьные здания, Пушкина с Толстым и Маяковского с Горьким. Рискну
предположить, что "отдуваться" за век ХIХ пришлось Толстому, а не
Достоевскому не только потому, что ему повезло по ленинской дефиниции стать
"зеркалом русской революции", и не только потому, что Достоевского
отцы-основатели Советского государства не жаловали, но и потому, что у Льва
Николаевича они могли определить "главный роман", а у Федора Михайловича
пойди еще разберись.

Любовь к юбилеям у нас так же неистребима, как желание точно узнать, кто из
писателей тянет на "действительного тайного", а кто останется "вечным
титулярным советником" (или, как пелось в одной песне, "никогда не станет
майором"). За 1000-летием Крещения Руси праздновали 800-летие Москвы,
200-летие Пушкина, 300-летие Петербурга... (Очень хочется отогнать
воспоминания о череде юбилеев, кончившихся 300-летием дома Романовых
накануне первой Мировой войны.) Наконец наступило 100-летие Михаила Шолохова
( http://www.polit.ru/culture/2005/05/30/ivanovabrodshol.html). Конечно, по
размаху торжеств до пушкинского юбилея далеко. Нет спичечных коробков с
портретами, бегущей строки с исчезающими секундами и минутами до великой
даты, не так много, как с Пушкиным, развесили лент и плакатов (а как бы
хорошо смотрелись упаковки замороженных уток с цитатой из романа "Тихий Дон"
про утенка, которому отрезали шею косой!). Конечно, Шолохову в этом году не
повезло. Масштаб празднования 60-летия победы над Германией не оставил
пороху для надлежащего размаха отмечания юбилея автора "Судьбы человека". К
тому же "национальная гордость великороссов" согрета выигрышем кубка УЕФА, а
День последнего звонка российских школьников подпорчен энергетической
катастрофой, из-за которой этот звонок во многих школах физически не мог
прозвучать.

Тем не менее юбилей Шолохова получил и официальный государственный статус, и
подобающее сопровождение во многих средствах массовой информации.
Экранизации и специальные передачи заполнили эфир, либералы вспомнили, что
письма автора "Поднятой целины" Сталину в 1930-х сравнимы по смелости с
"Архипелагом ГУЛАГ", а роман "Тихий Дон" - главный русский роман ХХ века.

Резонно возникает вопрос: а есть ли, действительно, такая категория -
главный роман века и по каким критериям его можно определить? Для кого
сегодня роман "Тихий Дон" остается книгой номер один? Для кого сегодня
важно, сам Шолохов написал этот роман или он является плодом чьего-то еще
творчества? Осмелюсь предположить, что среди ценителей русской словесности,
родившихся после 1960 года, таких сильно меньше половины, а для родившихся
после 1980 года - еще меньше. Среди тех, кому меньше тридцати лет,
единственной книгой, которая могла бы собрать больше пятидесяти процентов
голосов в категории "главный роман ХХ века" (после грамотно проведенной
пиар-кампании), остается - я уверен в этом - роман "Мастер и Маргарита".
Изменит ли ситуацию включенность обоих этих романов в сегодняшнюю школьную
программу? Думаю, что нет. О причинах мне приходилось раньше писать на
страницах "Русского Журнала". Так, может быть, лучше отказаться от
необходимости определять "главных" и предоставить читателям самим сравнивать
и размышлять, читая Шолохова и Бабеля, Замятина и Набокова, Пастернака и
Булгакова, не навязывая им готовых иерархических конструкций?



Сегодня / Культура / Колонки / Антологии / Новости электронных библиотек /
ВИФ / Архив / Авторы / Подписка / Карта / О нас / Поиск


© Содержание - Русский Журнал, 1997-2005. Условия перепечатки. Хостинг -
Телеком-Центр.



От Георгий
К Георгий (08.05.2005 20:41:50)
Дата 31.05.2005 22:27:28

Наталья Иванова. Бродский на фоне Шолохова (*+)

31 мая 2005 г., вторник
Адрес страницы: http://www.polit.ru/culture/2005/05/30/ivanovabrodshol.html
АВТОР
Наталья Иванова
Бродский на фоне Шолохова

Месяца полтора тому назад я поучаствовала в съемках ток-шоу Александра
Архангельского <Тем временем> (канал <Культура>). Главной темой программы,
которая должна была выйти в эфир 23 мая, то есть накануне, а повторяться
24-го (передачу перенесли на неделю - видимо, чтобы не дразнить известных
гусей, и она выйдет на экраны сегодня), и были два совпавших 24-го мая
юбилея - столетие Шолохова и шестидесятипятилетие Иосифа Бродского.

Конечно, на фоне общих проблем - советской цивилизации и советской культуры:
отошли ли мы от всех идеологических напряжений? Осталось ли - после всего -
отношение к прозе Шолохова, скажем, как к чистой воды искусству? Можно ли
говорить о прозе без включения личностного аспекта? Как спрашивает Мариэтта
Чудакова в статье <Пределы самосохранности>, опубликованной во <Времени
новостей> 24 мая:
<Так кому же сегодня 100 лет? Автору великого романа ХХ века или кому-то
другому?>.


Вроде бы вялая по началу, наша теледискуссия раскалилась в ходе обмена
репликами: так все-таки и Шолохов (с его <Поднятой целиной> и оголтелым
выпадом против Синявского и Даниэля; вы будете смеяться, но был на Дону и
такой писатель - Шолохов-Синявский, двое в одном флаконе); и Николай
Островский с Павкой Корчагиным - все это наша история? Или придется в конце
концов осуществить волевое усилие, выбрать ценности, оставив автора,
получившего все, что ему причиталось и даже больше того, советскому
прошлому?


На <шолоховский> юбилей ТВ откликнулось множеством программ: здесь и
доброкачественные советские экранизации <Тихого Дона> и <Поднятой целины>, и
документально-серийные ленты (<Писатель и вождь>), и, как водится теперь,
<Загадки Шолохова> (в жанрах загадки и сплетни телевидение работает упорно и
целеустремленно - см. хотя бы последний из телешедевров, <Звезда эпохи>).
Шолохов так и эдак, здоровый и приболевший, веселый и взгрустнувший, на
балконе и при папиросе. Дети. Уже давно немолодые. Ну что скажут дети о
родном отце, если они не Павлики Морозовы? Но взгляд выхватывает:
соответствующее литературное окружение, обок Шолохова - Верченко с
Софроновым в Вешенской за юбилейным столом.


<Литературная газета> отметила шолоховский юбилей полноценно и
неоднократно - и в ? 20 (с <опытом юбилейной апологетики> выступил главный
редактор, с не менее апологетическими статьями - крупный знаток всего
советского и антисоветского, особо отличившийся в истории с погромом
<МетрОполя> Ф.Ф. Кузнецов (прототип аксеновского Клизмецова из романа <Скажи
изюм>), другие малоизвестные и совсем не известные товарищи, всего - 4
полосы), и в ? 21. Но и мимо памяти Иосифа Бродского газета все-таки не
прошла: 15 строк занимает крошечная заметка об открытии мемориальной доски
поэту в Калининграде. Всяк сверчок знай свой шесток!


Контекст же исторический, амбивалентность фигуры Шолохова - никем (кроме
полосы во <Времени новостей>) и никак всерьез не затронуты. Памятник отмыт
дочиста, венки изготовлены заново и аккуратно уложены. Новый миф укрепляется
и растет на фундаменте старого.


Что же касается Иосифа Бродского, то его юбилей был более чем скромно
<помянут> старым документальным фильмом на <Культуре>. Дата, конечно, не
такая круглая. Но не в дате дело.
Дело в том, что Бродский, в отличие от Шолохова, - писатель не народный и уж
тем более не государственный. То, что он оставил, - высокая поэзия, которая
никогда не будет востребована в народном (и массовом) порядке. Не вижу я в
своем воображении картин, запечатлевших массовый ход петербуржцев с венками
к памятнику Бродскому, - Комитет по культуре города даже не дает памятник
воздвигнуть (хотя соответствующий конкурс был проведен, и скульптор победил.
Не Церетели). И музей в квартире, где пока что из коммуналки откупили одну
всего комнату, тоже не открыт (вдова поэта передала Петербургу
<американский> кабинет поэта. Приютила, как изящно выразились на НТВ,
Ахматова в своем музее). Но то ускорение роста, которое Бродский придал
русской поэзии, привив ей и английскую поэтическую ветку, тот масштаб, почти
космический, которым он снабдил свою лирику, то интеллектуальное щегольство,
с которым проявлялась в стихе его ирония, - все это направлено в будущее.


Вот урок юбилея - никто не знает, как это будущее повернется. Еще в 1996
году в статье <Ностальящее> я предсказала, что даже стёбное возвращение
советской эстетики на телеэкраны, в рекламные щиты и пр. грозит возвращением
советского мифа. Я, конечно, не Кассандра, я просто училась предсказаниям у
Андрея Донатовича Синявского (помните его соображения насчет <эстетических
расхождений> - отсюда и моя мысль об эстетических схождениях). На самом деле
уже тогда стало ясно, чем может обернуться эта игра с эстетикой.
Послевкусие - юбилейное - у меня самое скептическое. И вот еще: Путин поехал
в Вешенскую на торжества. Вряд ли Путину при его - хотя бы внешнем -
западничестве так уж важен Шолохов. Из его реплик я поняла, что вряд ли он
романы Шолохова читал. Но надо. Надо возглавить тенденцию, если уж она пошла
в этом направлении. Ему бы в Питер, к Бродскому, на Васильевский остров, на
набережную Невы: куда там. Мифология национально-советского единства ведет
Путина за собой - не Рогозину же ее уступать? Поэтому готовиться - не только
к юбилею, но и к будущему - нам всем надо заранее. С широко открытыми
глазами.

30 мая 2005, 13:21При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на
Полит.ру обязательна. При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка
www.polit.ru. Все права защищены и охраняются законом. © 1999-2004 Полит.ру


От Георгий
К Георгий (31.05.2005 22:27:28)
Дата 05.06.2005 19:15:13

С. Казначеев. Юбилей на юбилей? (*+)

http://www.lgz.ru/archives/html_arch/lg232005/Polosy/9_3.htm

Юбилей на юбилей?

Не надо классиков сталкивать лбами. Беда нашей литературы в её богатстве -
всё равно кого-нибудь да забудут, больно уж много их. И пересмотром иерархии
будут заниматься даже после конца времён. Согласитесь, что сегодня стихи И.
Хемницера, В. Майкова и В. Капниста при всех их заслугах звучат не вполне
современно. И мы их немного забываем. Но Гаврила Державин почему-то не
забывается, так же, как и Николай Карамзин.
Мы не ценим современников. Рядом с нами ходят великие люди. Присмотритесь к
ним! Позаботьтесь о них сейчас, при жизни, а не по случаю похорон. Всего
несколько лет прошло со времени трагической гибели выдающегося певца и поэта
современности - Игоря Талькова. Кто нынче о нём вспоминает? Может быть,
телевидение? Да нет, там всё те же ковёрные клоуны, которые, как известно,
весь вечер на арене.
У нас какие-то перекорёженные представления о прекрасном. Эти мысли навеяло
на меня недавнее соотношение двух юбилеев, которые любопытным образом были
поданы нашим (т.е. существующим на наши деньги!) телевидением. Особенно
запомнился выпуск новостей на НТВ в день шолоховского 100-летия, где куцый
репортаж о создателе <Тихого Дона> предваряло развёрнутое поминовение И.
Бродского. Да и размещение шолоховского сюжета в самом конце <Вестей>
вечером того же дня удачей не назовёшь.
Сравните две даты - 100 и 65. Какая круглее? Ответ понятен. Но наше
телевидение почему-то решило, что некоторые классики равны, а некоторые
равнее. И в силу этого не очень круглый юбилей И. Бродского подавался едва
ли не с большей помпой и торжественностью, нежели столетие Михаила Шолохова.
Речь, разумеется не о том, что Бродский не заслуживает внимания. Он
прекрасный поэт, который обогатил поэтику современного русского стиха новыми
ритмами, темами, синтаксическими и пунктуационными приёмами, честь ему и
хвала! Хотя выскажу и упрёк. Как-то году в 1993-м видел я телесюжет, как по
Венеции гуляют И. Бродский и Е. Рейн. Ну гуляют и гуляют - повезло. То что
они не вспоминают историю (а Венеция была одним из центров работорговли, где
шёл по дешёвке товар из славянских стран - задолго до негритянских дел), это
понятно - об этом даже Гоголь с Блоком не думали - зачем? Но когда Бродский
начал учить Рейна ловить виноградинки, подбрасываемые им в воздух, он
прекратил для меня существование как личность. В 1993 году, когда
большинство россиян в результате демократических реформ не имели возможности
купить своим детям яблоко, видеть это снобистское жирование было нестерпимо.
Но Шолохов это, конечно же, другое.
Недавно ночью я взялся читать <Поднятую целину> и сделал для себя важное
открытие, которым спешу поделиться. Кто является главным героем этого
романа? Давыдов? Нагульнов? Яков Лукич Островнов? Дед Щукарь? Как говорят
преподаватели или ведущая величайшей телепередачи <Слабое звено> - это
неправильный ответ. Главным героем этой шолоховской книги мы можем считать
Андрея Размётнова, который родился и жил в Гремячем Логу, где он переживал
перипетии войны, революции, коллективизации, где он в меру своих сил
старался сгладить те острые углы, которые создавались деятельностью его
городских товарищей. Именно он приходит в конце романа на могилу своей жены,
именно ему предстоит разгребать то хозяйство, в котором наследили и
накопытили нагрянувшие в нашу жизнь бесы. Он будет думать теперь о школе, о
дорогах, о куренях. Он не гений и не герой, а такой, как большинство людей.
И Шолохов прекрасно понимал, что никто не даст нам избавленья.
Были и грязные разговоры вокруг его имени, и враньё, и конкретные подлости,
совершавшиеся, кстати говоря, тоже довольно именитыми литераторами. Бог им
судья. Но прочтите <Донские рассказы>, почувствуйте стилистику писательской
работы, и вопросы об авторстве и плагиате снимутся сами собой.
Больше талантов, хороших и разных, было сказано когда-то. Так давайте из
этого принципа и исходить, а не наезжать на одного классика катком,
составленным из цитат другого. Нам тесно на этом поле. Мы пихаемся локтями.
Но урожай бывает богаче там, где колосья растут плотно.

Сергей КАЗНАЧЕЕВ


От Zhlob
К Георгий (31.05.2005 22:27:28)
Дата 01.06.2005 10:32:29

Re: Погань, а не статья. Шолохов о Путине (тогдашнем):

"...Фицхалауров тяжело опустился на хрустнувший под ним венский стул, согнул голенастые ноги, положив на колени крупные кисти рук, густым низким басом заговорил:
— Я пригласил вас, господа офицеры, для того, чтобы согласовать кое-какие вопросы... Повстанческая партизанщина кончилась! Ваши части перестают существовать как самостоятельное целое, да целым они, по сути, и не были. Фикция. Они вливаются в Донскую армию. Мы переходим в планомерное наступление, пора все это осознать и безоговорочно подчиняться приказам высшего командования. Почему, извольте
95 ответить, вчера ваш пехотный полк не поддержал наступление штурмового батальона? Почему полк отказался идти в атаку, несмотря на мое приказание? Кто командир вашей так называемой дивизии?
— Я, — негромко ответил Григорий.
— Потрудитесь ответить на вопрос!
— Я только вчера прибыл в дивизию.
— Где вы изволили быть?
— Заезжал домой.
— Командир дивизии во время боевых операций изволит гостить дома! В дивизии — бардак! Распущенность! Безобразие! — Генеральский бас все громче грохотал в тесной комнатушке; за дверями уже ходили на цыпочках и шептались, пересмеиваясь, адъютанты; щеки Копылова все больше и больше бледнели, а Григорий, глядя на побагровевшее лицо генерала, на его сжатые отечные кулаки, чувствовал, как и в нем самом просыпается неудержимая ярость.
Фицхалауров с неожиданной легкостью вскочил, — ухватясь за спинку стула, кричал:
— У вас не воинская часть, а красногвардейский сброд!.. Отребье, а не казаки! Вам, господин Мелехов, не дивизией командовать, а денщиком служить!.. Сапоги чистить! Слышите вы?! Почему не был выполнен приказ?! Митинга не провели? Не обсудили? Зарубите себе на носу: здесь вам не товарищи, и большевицких порядков мы не позволим заводить!.. Не поз-волим!.. (В сортире замочим! - Zh.)
— Я попрошу вас не орать на меня! — глухо сказал Григорий и встал, отодвинув ногой табурет.
— Что вы сказали?! — перегнувшись через стол, задыхаясь от волнения, прохрипел Фицхалауров.
— Прошу на меня не орать! — громче повторил Григорий. — Вы вызвали нас для того, чтобы решать... — На секунду смолк, опустил глаза и, не отрывая взгляда от рук Фицхалаурова, сбавил голос почти до шепота: — Ежли вы, ваше превосходительство, спробуете тронуть меня хоть пальцем, — зарублю на месте!
В комнате стало так тихо, что отчетливо слышалось прерывистое дыхание Фицхалаурова. С минуту стояла тишина. Чуть скрипнула дверь. В щелку заглянул
96 испуганный адъютант. Дверь так же осторожно закрылась. Григорий стоял, не снимая руки с эфеса шашки. У Копылова мелко дрожали колени, взгляд его блуждал где-то по стене. Фицхалауров тяжело опустился на стул, старчески покряхтел, буркнул:
— Хорошенькое дело! — И уже совсем спокойно, но не глядя на Григория: — Садитесь. Погорячились, и хватит. Теперь извольте слушать: приказываю вам немедленно перебросить все конные части... Да садитесь же!..
Григорий присел, рукавом вытер обильный пот, внезапно проступивший на лице.
— ...Так вот, все конные части немедленно перебросьте на юго-восточный участок и тотчас же идите в наступление. Правым флангом вы будете соприкасаться со Вторым батальоном войскового старшины Чумакова...
— Дивизию я туда не поведу, — устало проговорил Григорий и полез в карман шаровар за платком. Кружевной Натальиной утиркой еще раз вытер пот со лба, повторил: — Дивизию туда не поведу.
— Это почему?
— Перегруппировка займет много времени...
— Это вас не касается. За исход операции отвечаю я.
— Нет, касается, и отвечаете не только вы...
— Вы отказываетесь выполнить мое приказание? — с видимым усилием сдерживая себя, хрипло спросил Фицхалауров.
— Да.
— В таком случае потрудитесь сейчас же сдать командование дивизией! Теперь мне понятно, почему не был выполнен мой вчерашний приказ...
— Это уж как вам угодно, только дивизию я не сдам.
— Как прикажете вас понимать?
— А так, как я сказал. — Григорий чуть заметно улыбнулся.
— Я вас отстраняю от командования! — Фицхалауров повысил голос, и тотчас же Григорий встал.
— Я вам не подчиняюсь, ваше превосходительство!
97 — А вы вообще-то кому-нибудь подчиняетесь?
— Да, командующему повстанческими силами Кудинову подчиняюсь. А от вас мне все это даже удивительно слухать... Пока мы с вами на равных правах. Вы командуете дивизией, и я тоже. И пока вы на меня не шумите... Вот как только переведут меня в сотенные командиры, тогда — пожалуйста. Но драться... — Григорий поднял грязный указательный палец и, одновременно и улыбаясь и бешено сверкая глазами, закончил: — ...драться и тогда не дам!
Фицхалауров встал, поправил душивший его воротник, с полупоклоном сказал:
— Нам больше не о чем разговаривать. Действуйте как хотите. О вашем поведении я немедленно сообщу в штаб армии, и, смею вас уверить, результаты не замедлят сказаться. Военно-полевой суд у нас пока действует безотказно.
Григорий, не обращая внимания на отчаянные взгляды Копылова, нахлобучил фуражку, пошел к дверям. На пороге он остановился, сказал:
— Вы сообчайте, куда следует, но меня не пужайте, я не из полохливых... И пока не трожьте меня. — Подумал и добавил: — А то боюсь, как бы вас мои казаки не потрепали... — Пинком отворил дверь, гремя шашкой, размашисто зашагал в сенцы.
На крыльце его догнал взволнованный Копылов.
— Ты с ума сошел, Пантелеевич! — шепнул он, в отчаянии сжимая руки.
— Коней! — зычно крикнул Григорий, комкая в руках плеть.
Прохор подлетел к крыльцу чертом.
Выехав за ворота, Григорий оглянулся: трое ординарцев, суетясь, помогали генералу Фицхалаурову взобраться на высоченного, подседланного нарядным седлом коня...
С полверсты скакали молча. Копылов молчал, понимая, что Григорий не расположен к разговору и спорить с ним сейчас небезопасно. Наконец, Григорий не выдержал.
— Чего молчишь? — резко спросил он. — Ты из-за чего ездил? Свидетелем был? В молчанку играл?
98 — Ну, брат, и номер же ты выкинул!
— А он не выкинул?
— Положим, и он не прав. Тон, каким он с нами разговаривал, прямо-таки возмутителен!
— Да разве ж он с нами разговаривал? Он с самого начала заорал, как, скажи, ему шило в зад воткнули!
— Однако и ты хорош! Неповиновение старшему по чину... в боевой обстановке, это, брат...
— Ничего не это! Вот жалко, что не намахнулся он на меня! Я б его потянул клинком через лоб, ажник черепок бы его хрустнул!
— Тебе и без этого добра не ждать, — с неудовольствием сказал Копылов и перевел коня на шаг. — По всему видно, что теперь они начнут дисциплину подтягивать, держись!
Лошади их, пофыркивая, отгоняя хвостами оводов, шли рядом. Григорий насмешливо оглядел Копылова, спросил:
— Ты из-за чего наряжался-то? Думал, небось, что тебя чаем угощать будут? К столу под белы руки поведут? Побрился, френч вычистил, сапоги наяснил... Я видал, как ты утирку слюнявил да пятнышки на коленях счищал!
— Оставь, пожалуйста! — румянея, защищался Копылов.
— Зря пропали твои труды! — издевался Григорий. — Не токмо чего, но и к ручке тебя не подпустил...."

И ещё:

"... Недавно, когда подступили к Крыму, довелось цокнуться в бою с корниловским офицером — полковничек такой шустрый, усики подбритые по-англицки, под ноздрями две полоски, как сопли, — так я его с таким усердием навернул, ажник сердце взыграло! Полголовы вместе с половиной фуражки осталось на бедном полковничке... и белая офицерская кокарда улетела... Вот и вся моя приверженность! Они мне тоже насолили достаточно. Кровью заработал этот проклятый офицерский чин, а промежду офицеров был как белая ворона. Они, сволочи, и за человека меня сроду не считали, руку гребовали подавать, да чтобы я им после этого... Под разэтакую мамашу! И говорить-то об этом тошно!.."
От Пасечник
К Zhlob (01.06.2005 10:32:29)
Дата 01.06.2005 13:40:05

Вы хотя бы в заголовках не врите...

Пишите как есть: "Мол отрывок из "Тихого Дона". Путина приплел я сам, Шолохов ни при чем, зачем приплел не знаю, устройство мозга такое"

Все фигня, кроме пчел.
От Zhlob
К Пасечник (01.06.2005 13:40:05)
Дата 01.06.2005 14:40:32

Re: А где там враньё, покажите?

Специально для Вас, если не понимаете, объясняю - привёл отрывки из романа "Тихий Дон", в которых показано отношение главного героя (и, по-видимому, автора) к людям, которые занимали тогда примерно такое же место в общественной иерархии, как занимал Путин до избрания президентом, и исповедовали примерно такие же ценности (с поправкой на эпоху, опять-таки).

>Шолохов ни при чем,

Очень даже при чём - он гениально описал подобных людишек, чем я и воспользовался. Для того и классики, чтобы их произведения знать и цитировать.

>зачем приплел не знаю

Теперь поняли?

>Все фигня, кроме пчел.

Ну и отлично, главное, не волнуйтесь так.
От Георгий
К Георгий (08.05.2005 20:41:50)
Дата 27.05.2005 21:15:08

(!!!) Кончаловский приступил к съемкам фильма про Гейдара Алиева (*+)

http://www.ng.ru/culture/2005-05-26/7_konchalovski.html

АНДРЕЙ КОНЧАЛОВСКИЙ: <ДЛЯ НЫНЕШНИХ РЕЖИССЕРОВ БРЕЖНЕВ И СТАЛИН - ПОПСА>
Известный кинорежиссер приступил к съемкам фильма про Гейдара Алиева
Екатерина Барабаш

Тема власти интересовала художников всегда. Люди, обремененные властью,
ответственные за судьбы миллионов людей, - необычайно привлекательная тема
для художественного произведения. И порой даже самые, казалось бы, понятные,
<однозначные> фигуры выходят из-под руки писателя, художника, режиссера уже
не такими одноцветными, какими казались на протяжении долгого времени. В
прошлом году на телевидении был показан документальный фильм Андрея
Кончаловского о Юрии Андропове. Недавно Кончаловский приступил к работе над
документальным фильмом о Гейдаре Алиеве.




- Андрей Сергеевич, почему вдруг Алиев?

- Я сейчас снимаю цикл - <Бремя власти> - о непопулярных решениях разных
представителей власти в разных странах. Эти решения были далеки от того, что
называется демократическими, но тем не менее эти люди, про которых я снимаю,
жили и действовали во благо своего народа. Фильм про Андропова уже вышел,
его показывали по телевидению в прошлом году, теперь будет Алиев, дальше -
Тито, Ататюрк, Бисмарк, Столыпин - словом, те политические деятели, которых
нельзя назвать борцами за либеральные идеи. Смысл цикла в том, что
сегодняшний мир развивается в определенном направлении, которое достаточно
самонадеянно утверждает, будто принципы неолиберальной идеи в экономике и
политике являются универсальными и ведут к немедленному решению проблем
общества. Грубо говоря, неолиберализм, во главе которого, конечно, Америка,
наивно обещает человечеству то, что обещали коммунисты, - мир, благополучие
и процветание. Однако правильность либеральной идеи никем научно не
доказана. Пример Ирака, скажем, доказывает, что американская политика
связана с американским идеализмом, что они не меньшие утописты, чем
Кампанелла или коммунисты. Это даже не идеализм. Это утопия. Это связано с
глубокими проблемами, которых касались многие консервативно настроенные
философы, утверждающие, что научно-технические знания не ведут автоматически
к прогрессу в области этики. Человек остался таким, каким был три тысячи лет
назад. Это противоречие сейчас тщательно игнорируется. Почему я делаю фильм
про Алиева? Я вообще убежден, что путь каждого общества к процветанию лежит
в разных плоскостях в зависимости от уровня духовного развития, религии и
пр. Те ошибки, которые делали неолиберальные политики в начале 90-х, привели
к тому, что теперь вообще неясно, выживет ли Россия. Ведь, по мнению многих
ученых, к 2040 году Россия исчезнет как государство.

- То есть, по-вашему, Алиев - реформатор? Как и Андропов, если говорить о
предыдущем вашем фильме?

- Алиев - один из крупнейших деятелей советской эпохи, который, будучи
прямым последователем Андропова и его философии, прекрасно понимал все
опасности, которые подстерегают Советский Союз на пути, выбранном
Горбачевым. Отсутствие культуры и политического видении и привели к
деморализации России, к обнищанию общества, к ограблению капиталов: История
Алиева - это история одной из крупнейших личностей XX века. Ему удалось,
будучи на посту генсека ЦК, не только поднять страну из руин, но и стать
национальным героем. Подобный пример был только один, вернее, он только
намечался, - Машеров, но он, к сожалению, погиб. Из послесталинской эпохи
только Алиев стал национальным героем. Не случаен его переезд в Москву.
Андропов не зря перевел Алиева в Москву - он понимал, что именно Алиев
поможет вызволить СССР из той экономической дыры, в которой пребывала
страна. И те реформы, которые Андропов намечал и хотел провести очень
быстро, понимая, что скоро умрет, он поручил не кому-нибудь, а Алиеву. Но
Андропов умер, и поддержка этой концепция, которую можно сравнивать с
концепцией Дэн Сяопина, рухнула. Алиев ушел на пенсию, превратился в
политический труп. Первая часть его жизни закончилась трагически. Но он не
мог смотреть, как утопическая либеральная идея, проникнув в высшие эшелоны
власти Азербайджана, привела к гражданской войне. И он решил, уже будучи
пожилым человеком, вернуться в Азербайджан. Народ попросил его возглавить
государство. Тот факт, что народ попросил прийти к власти бывшего генсека,
только доказывает, насколько крупной личностью был Алиев. Став президентом,
он начал проводить те реформы, которые, судя по всему, ему поручил делать в
Советском Союзе Андропов. Это в первую очередь реформы сельского хозяйства и
мелкого бизнеса, а не раздача нефтяных богатств по частным рукам. По
деятельности Алиева на посту президента Азербайджана можно представить, что
бы могло произойти с Россией, с Советским Союзом.

- Почему вы решили снимать документальное кино, а не игровое? Все-таки
игровое, наверное, больше народу бы посмотрело:

- Игровое кино - это штука неубедительная, это туфта, все эти сериалы - это
туалетная бумага. Игровое кино про таких деятелей не может быть серьезным.
Здесь ведь шекспировские страсти. А документальное кино, как я считаю,
сегодня имеет гораздо большую силу, чем игровое. Вот наглядный пример -
<Фаренгейт 9/11> Майкла Мура. Попробовал бы он сделать на этом материале
игровой фильм. Любой документ имеет огромную силу. Мне интересно говорить
прямым текстом, а из игровой картины не надо и нельзя делать политических
выводов. Художественный фильм должен говорить о вечных вещах, а не
передавать мою, личную точку зрения на то, что происходит в мире.

- Сейчас появляется много фильмов на материале нашей недавней истории,
недавно, например, прошел сериал про Брежнева. Странное ощущение - словно
смотришь на ряженых. Все-таки трудно снимать про людей, которых мы еще
хорошо помним.

- Хорошее кино вообще снимать трудно. Да и плохое тоже трудно. А что
касается всех этих сериалов: Ну что поделаешь, нынешние режиссеры, которые
их снимают, по большей части - люди некультурные, для них что Брежнев, что
Сталин - это попса. Для них Энди Уорхолл - уже арт, а не поп-арт.


От Георгий
К Георгий (08.05.2005 20:41:50)
Дата 27.05.2005 21:13:33

"Поддельный автор украденного романа, который стада литературоведов пытаются закрепить за агрессивным алкоголиком..." (*+)

http://www.globalrus.ru/satire/141246/

Два Нобеля, два юбилея

100-летие Шолохова и 65-летие Бродского в современной России




<Я оказался сидящим напротив Ч.П.Сноу, который принялся расхваливать
достоинства и реализм прозы Шолохова. Мне потребовалось около десяти минут,
чтобы произнести, прибегнув к подходящим словам из словаря ненормативной
лексики Партриджа (дома в России в моем распоряжении был только первый том),
подобающий ответ>.
Бродский.

Есть какой-то неприятный символизм в том, что юбилеи Шолохова и Бродского
приходятся на один день. Литературный канон, почетная иерархия словесности,
набор обязательных к поминовению классиков - это всегда идеальная матрица
для определения фундаментальных оснований чтящего их государства. Отсчет
<правильных> для того или иного строя ценностей неизбежно идет от сочинений
и мемориального образа канонизированного автора - и в этом смысле 24 мая для
России день показательный. Можно сказать, что 24 мая русская литература
наглядно указывает нам, в чьем мире мы покамест живем.

Столетие Шолохова - это практически государственный праздник. Массированные
юбилейные бомбардировки премиями, фестивалями и народными гуляньями с
участием чуть ли не самого президента, чествования отмеченных международными
<шолоховскими> призами законных наследников донского гения вроде Станислава
Куняева, эфиры, статьи, книги. Уже рассматриваются варианты установки
памятника Шолохову на Гоголевском бульваре. Возможные концепции памятника, в
соответствии с текущим моментом, могли бы следовать за старым анекдотом:
Шолохов, читающий Сталина, Сталин, читающий Шолохова, Сталин, читающий
Сталина. Такой подход к сегодняшнему юбиляру был бы вполне органичным.

В русской литературе есть, как известно, веселое имя - Пушкин. Есть имена
несколько менее веселые, но от того не менее значительные, будь то
Достоевский, Платонов или Астафьев. Но среди всех <канонизированных>
писателей наших есть только один, от одного имени которого воняет - и это
обожаемый всей национал-патриотической общественностью сталинский
литературный голем, вылепленный в станице Вешенской. Поддельный автор
украденного романа, который стада вздыхающих по утробно-русским ценностям
литературоведов пытаются закрепить за агрессивным алкоголиком, так и не
сумевшим оправдать свой статус сочинителя <Тихого дона> написанием хоть
чего-нибудь, заслуживающего внимания. Только тошнотворная <Целина>, от
которой, слава Богу, русских школьников избавили в девяностые, да главы из
незаконченного лживого романа о войне. Что же до образа классика в истории,
то даже мифологический Фаддей Булгарин на фоне выступлений Шолохова о
Пастернаке, Синявском и Даниэле кажется ангелом, помахивающим сверкающими
белоснежными крылами.

Юбилейная тоска великодержавной публики по Шолохову, подаваемая нам с
гарниром в виде смакования наиболее густопсовой казачьей тематики, всех этих
чубов и нагаек, не имеет, конечно, прямого отношения к литературе - с таким
же успехом можно было бы восхищаться и талантом знатного писателя
Бабаевского. Важна тут и продавленная в свое время Советским Союзом для
посконного казачка Нобелевская премия (<мы не просто альтернативно одаренные
ревнители духовности, как о нас думают, мы всем миром признаны, вот он наш
классик!>) - и, уж конечно, неизбежная тень усатого покровителя всех
искусств, которого если и не удается реабилитировать открыто, то, во всяком
случае, получится восстановить в правах по всякому опосредованному поводу. И
шолоховская карусель здесь - лишь мелкий фрагмент общего пейзажа.

Важнейшая проблема нынешней России сводится к тому, что сталинская
мифология, сталинские классики, сталинская эстетика и даже сталинская
инфраструктура является единственной в полной проявленной, до конца
прочерченной картиной мира, которая была предложена населению. Ни один
идеологический проект, конкурирующий со сталинистским, не оказался пока в
состоянии представить себя в качестве столь же увесистой, образцовой
мифологии. Иными словами, у нас до сих пор нет иной <воображаемой России>,
кроме России Сталина, которая была бы популярна и востребована народом - и
пока ее не будет, любая мерзость и любое неприличие, возведенное при жизни
<вождя> в статус легенды, можно будет извлечь из исторической канавы,
отряхнуть и представить <национальным достоянием>. Можно только вздыхать по
блаженной памяти 1989-1990 году, когда <гадину не добили>.

Бродский же полномасштабным государственным классиком так и не стал - и,
вполне возможно, никогда не станет. Апология индивидуалистических ценностей,
данная им во всем их мучительном обаянии, не может стать предметом
великодержавного восторга - если только сама держава не найдет для себя
иного, отличного от восточно-сталинского, метода самовозвеличивания. Пока же
история движется в прямо противоположном направлении, и даже <ахматовская
сирота> Евгений Рейн неожиданно обрел себе отца в лице повелителя всех
туркмен. 60, 65 или 70 лет Иосифа Бродского в любом случае будут частным,
келейным событием для русской литературы - и, быть может, именно этот
мемориальный исход он сам предпочел бы для себя перспективе соседства с
вешенским негодяем, пытавшимся изничтожить современную ему, но недоступную
его казачьей голове великую словесность. Отвратим свой взор от казенных
торжеств и мы - и, в то время как новейшие авторы шинельных од чествуют
родного им кумира, вспомним уникальный по своему интонационному обаянию
голос другого нобелиата. <К этому господину я отношусь без всякого
снисхождения> - примерно так он мог бы охарактеризовать Шолохова, если бы
был вынужден обойтись без непечатных выражений.

24.05.2005
Николай Суханов





От Георгий
К Георгий (08.05.2005 20:41:50)
Дата 27.05.2005 21:13:31

<А нас с Макаром не трогай...> (*+)

http://www.sovross.ru/2005/70/70_3_6.htm

<А нас с Макаром не трогай...>


РАЗНООБРАЗНЫЕ нападки на великого советского писателя Михаила Шолохова и
самые вольные трактовки его произведений - вещь привычная. Неудивительно,
что особенно сильно задевает противников Шолохова его роман <Поднятая
целина>. Уж больно в неприглядном виде там представлен кулак - как теперь
говорят, <крепкий хозяин>, основа села.
<Поднятой целине> посвящена статья Николая Коняева <Когда пробуждаются души>
(<Советская Россия>, ?47 (12669) от 7.04 2005 г. <Отечественные записки>,
выпуск ?62). В статье вроде бы предпринята попытка защитить роман от
обвинений либеральных критиков, которые, как справедливо замечает автор,
<любви писателя к своим героям-коммунистам и не могут простить Шолохову>.
Однако эта <защита> Шолохова и <Поднятой целины> оборачивается нападением на
идеи романа с другой стороны. Как в народе говорят: <Не всяк судит по праву,
иной и по криву>.
В статье утверждается, что главный смысл <Поднятой целины> - в постепенном
пробуждении <омертвевших душ> главных героев романа - секретаря местной
партячейки Макара Нагульнова и председателя колхоза Семена Давыдова.
В качестве примера бессердечия представителей Советской власти в Гремячем
Логе Коняев приводит реакцию Давыдова и Нагульнова на крик Разметнова после
того, как раскулачивали Гаева: <Я... Я... с детишками не обучен воевать!..>
Необходимо пояснить, что Разметнов срывается при виде многочисленного
семейства Гаева, понимая, что выселять надо одиннадцать его детей. И перед
глазами Андрея встает его собственная семья, разрушенная по гнусной воле
хуторских белых во главе с Аникеем Девяткиным.
Как же можно не услышать этот крик Разметнова, спрашивает автор статьи. Но
как же можно было не заметить ответа Давыдова, выдернуть лишь ярость
Нагульнова и <трупную синеву> на давыдовской щеке! Перед нами - одна из
самых сильных страниц <Поднятой целины>, один из тех споров, когда ответа
коммунистов на вроде бы разумные доводы их оппонентов ждешь не дыша,
наверное, так же, как ждали его жители Гремячего Лога.
Так от чего же кроется <трупной синевой> его щека, выглядывающая из-под
белого лоскута, которым перевязана рана на голове Давыдова от железной
занозы Титка? От равнодушия или, наоборот, от боли за множество вот так
растоптанных судеб, заставляющей дрожать его пальцы, а самого его -
задыхаться? И жесткие, но необходимые решения Давыдов принимает не потому,
что он - <не человек, а некая функция, для которой не существует людей>, а
потому, что не однажды видел он людские страдания от несправедливо
устроенной жизни и все свои силы решил отдать на то, чтобы никогда больше
никому из детей не пришлось испытать то, что выпало на его долю. <Легче вам,
птахи, жить будет, да и сейчас легче живется, а иначе за что же я воевал? Уж
не за то ли, чтобы и вы хлебали горе лаптем, как мне в детстве пришлось?> -
думает заглянувший однажды в школу Давыдов, глядя на склоненные к тетрадям
детские головы.
Как можно не заметить слов Давыдова о том, что выселяют кулацкие семьи для
того, <чтобы не мешали нам строить жизнь... чтобы в будущем не
повторялось...> <Ну, выселим кулаков к черту, на Соловки выселим, -
продолжает Давыдов. - Ведь не подохнут же они? Работать будут - кормить
будем. А когда построим, эти дети уже не будут кулацкими детьми. Рабочий
класс их перевоспитает>.
Правда, наивной уверенности Давыдова в том, что кулацких детей удастся
перевоспитать, не суждено было воплотиться в жизнь. Словно следуя заветам
Половцева, носители кулацкой философии внедрялись в поры советского
общества, долго сидели притаившись, все время продолжая потихоньку
подтачивать основы советского строя, а сейчас встали в полный рост. Глядя на
то, что сделали они со страной, зная, в том числе по Шолохову, о том, что
они творили тогда, удивляет не неоправданная жестокость по отношению к ним
большевиков, а их поразительная гуманность.
Большой символический смысл Н.Коняев видит в том, что <на редкость
пустяковая бабенка> (шолоховское определение) Лукерья Нагульнова из всей
весьма многочисленной гвардии покоренных ею мужчин выбирает не Нагульнова и
не Давыдова, а кулацкого сынка Тимофея Рваного, потому как в отличие от них
он - <живой>. Настолько живой, что сразу же после участия в убийстве семьи
Хопровых, хладнокровно заметая следы, отправляется на игрище, изображает из
себя пьяного и решает сидеть там до утра - <тогда никто на случай следствия
не подкопается>. Конечно, <лучший в хуторе гармонист, девичий любимец>,
Тимофей куда привлекательней для Лушки, чем <заостренный на мировую
революцию> Макар Нагульнов или Семен Давыдов, чья голова занята проблемами
устройства колхоза в Гремячем Логу. Хотя какое-то время и льстила
<дешевенькому самолюбию Лушки> давыдовская любовь. Как-никак, председатель
колхоза. Но ведь им с Нагульновым не до игрищ, вот ей и скучно.
Только стоит ли так дорожить Лушкиным выбором? Может, и новую жизнь в
деревне устраивать надо было, строго сверяясь с Лушкиным мнением? <Я
работать люблю легко, чтобы просторней жилося... Работа, она дураков
любит>, - философствовала Лукерья.
Особенно нелогичным выглядит столь большое внимание к мнению Лушки о
коммунистах Гремячего Лога после замечания в начале статьи о том, что ни
один человек <не властен в своей любви>. Это сказано к тому, что любимыми
героями Шолохова в <Поднятой целине> являются коммунисты - то есть, по
логике автора, люди, преданные <делу мировой нелюди>. Все-таки любовь
писателя к своим героям куда более рациональна, чем любовь мужчины и
женщины, так что в <Поднятой целине> стоит дорожить выбором Шолохова, а не
Лушки. Словно будь Шолохов в другом настроении, дорогими его сердцу стали бы
не Давыдов с Нагульновым, а раскулаченные Фрол Дамасков и Семен Лапшинов.
А чего же, собственно, хотела <мировая нелюдь>, в чем состоят <чужеродные
для России коммунистические идеи>, за которые на протяжении всего XX века
боролись и погибали лучшие люди, давыдовы и нагульновы разных стран? Это
идеи социальной справедливости, которой возможно добиться, только уничтожив
общественный строй, при котором кучка паразитов живет за счет присвоения
результатов чужого труда, а большая часть народа, как раз та, что создает
материальные блага, погружена в нищету и бесправие. Чем же они для нашей
страны чужеродны?
Путь Нагульнова к большевикам лежит через окопы Первой мировой войны, где
принимали смерть за спокойствие тех, кто <измазанной в котлете губой
похотливо напевал Северянина>, где газами травили солдат, защищавших чужую
сытость. А до этого он уходит из отцовского дома, вдоволь насмотревшись на
нравы зажиточных казаков, когда лютая вражда начинается с нескольких
попорченных кустов картошки в огороде и обваренного бока соседской свиньи. С
кем же, если не с красными, мог он оказаться в Гражданскую войну? В борьбе
за Советскую власть получил Нагульнов контузию, напоминающую теперь о себе
припадками. Здоровье отдал Макар за счастье своей страны. Так же, как
назначенный секретарем райкома Нестеренко, сумевший побить басмачей в
Средней Азии, но оказавшийся бессильным против засевших в нем малярии и
туберкулеза. Сошли в могилу те коммунисты, как писал Маяковский, <от трудов,
от каторг и от пуль, и никто почти - от долгих лет>.
Не стоит делать из Нагульнова примитивного фанатика, который <убивал много
лет подряд кого ни попадя>. Не абы с кем, а с врагами Советской власти он
безжалостно расправлялся. На упреки в излишней жестокости, бросаемые
Нагульнову, замечательно отвечает в романе Андрей Разметнов. Охраняя покой
поселившихся на окне его дома голубей, Разметнов однажды подстрелил любимую
кошку своей матери, чуть было не разорившую голубиное гнездо. Мать Андрея в
своей гневной отповеди сыну предвосхищает обвинения Н.Коняева: <Душегуб
проклятый! Ничего-то живого тебе не жалко! Вам с Макаркой что человека
убить, что кошку - все едино! Наломали руки, проклятые вояки, без убивства
вам, как без табаку, и жизня тошная!> И вот что слышит она в ответ: <...Нас
с Макаром не трогай... Мы вот именно из жалости без промаху бьем разную
пакость - хоть об двух, хоть об четырех ногах, - какая другим жизни не
дает>. Они расправляются с теми, кто мешает жить другим... Сколько же здесь
подлинной человечности - когда невозможно жить, спокойно созерцая чужое
горе!
Поэтому и приближает Макар всеми силами мировую революцию. Ведь там, за
границами Советского Союза, <буржуи рабочий народ истязают, красных китайцев
в дым уничтожают, всяких черных побивают>. Он признается Давыдову: <В сердце
кровя сохнут, как вздумаешь о наших родных братьях, над какими за границами
буржуи измываются. Я газеты через это самое не могу читать!.. У меня от
газетов все внутре переворачивается!> <Подозрительно> начинает дергаться
Макарова щека, когда он слушает рассказ агитатора Ивана Найденова о том, как
был замучен румынский комсомолец, под пытками не выдавший своих товарищей и
не отрекшийся от комсомола. Неужели все это признаки <омертвелости>
Нагульнова? Как раз наоборот - Шолохов приводит многочисленные свидетельства
того, что за непроницаемо-суровой внешней оболочкой скрывается большое
сердце, чутко реагирующее на несправедливость.
Революционный пыл Нагульнова вовсе не ограничивается стремлением
окончательно расправиться с врагами. Не только шашкой махать он умеет.
Несмотря на то, что от тяжелой физической работы лицо его покрывается
нездоровым <кровяно-красным, плитами, румянцем>, Нагульнов вместе с
остальными работает в колхозе. Андрею Разметнову, недовольному требованием
Нагульнова наравне с колхозниками <сурепку и тому подобные сорняки дергать>,
мол, <не мужчинское это дело>, Макар отвечает: <То и мужчинское дело, куда
пошлет партия. Скажут мне, допустим: иди, Нагульнов, рубить контре головы -
с радостью пойду! Скажут: иди подбивать картошку - без радости, но пойду.
Скажут: иди в доярки, коров доить, - зубами скрипну, а все равно пойду!>
Много в <Поднятой целине> свидетельств того, насколько трудно жилось
крестьянам до коллективизации. Для середняка Кондрата Майданникова колхозная
жизнь наверняка оказалась куда счастливее прежней единоличной. А таких, как
он, в деревне было большинство. Вот и променяли крестьяне на колхоз
сомнительное счастье бедняка наниматься к кулаку в батраки.
После пронзительных шолоховских описаний крестьянских бедствий, нищеты,
тяжелейшего труда сила слов о <жестоком принуждении к колхозной жизни>
теряется. Да и что, интересно, в тех конкретных исторических условиях нужно
было делать Советскому правительству? Ждать, пока яковы лукичи соизволят
понять, что иного выхода для того, чтобы провести индустриализацию, чтобы
страна выжила, кроме объединения в колхозы, не было? Вечно ждать бы
пришлось - а на дворе стоял 1930 год. Очень скоро к власти в Германии придут
фашисты, чуть больше, чем через десять лет начнется Великая Отечественная
война. Много сейчас любителей рассуждать о том, что СССР не был готов к
войне, спекулировать на поражениях в первые ее месяцы. А вопрос <успеем
ли?>, когда времени почти нет, решался в том числе в каждом из хуторов,
вроде Гремячего Лога, каких разбросано по стране великое множество.
Ну а кто же стоял с другой стороны? В чем же состоит их <белогвардейская>
правда? Цинично и очень честно говорит о ней подпоручик Лятьевский. Он
борется против Советской власти потому, что его отец, дворянин, владел пятью
тысячами десятин пахотной земли и восемьюстами - леса. <Мне и другим, как я,
кровно обидно было ехать из своей страны и где-то на чужбине в поте лица...
добывать хлеб насущный>. Таким, как Лятьевский и Половцев, нечего терять. А
вот Якову Лукичу есть что. Но ненависть к коммунистам настолько застит ему
глаза, что осторожный Островнов пускается в безнадежную авантюру восстания
против Советской власти, заведомо <обреченного историей на провал>. О чем
Якову Лукичу Лятьевский и говорил.
А в итоге странная вещь получается - <мертвые>, якобы бездушные и фанатично
преданные идее Нагульнов, Давыдов, Разметнов день за днем обустраивают
жизнь, привлекая на свою сторону лучших людей хутора, а самые что ни есть
<живые> Половцев с Лятьевским, Яков Лукич, Тимофей Рваный и их кулацкие
приспешники способны лишь сеять смерть. Сколько чудовищных убийств было на
их счету - Хопровы и мать Островнова, сотрудники краевого управления ОГПУ
Бойко-Глухов и Хижняк, Нагульнов и Давыдов. И насколько бы возросло число
жертв озверевших половцевых в невероятном случае успеха их
контрреволюционного мятежа! Например, все бедняки Гремячего Лога, получившие
вместо своего рванья одежду из закромов раскулаченных односельчан, по
обещанию Половцева, обязательно оказались бы среди убитых.
Книга Шолохова - о том, что, как ни труден был путь к колхозам, он был
единственно верным. Величие замыслов Советской власти и героизм беззаветно
преданных идее революции людей - вот что воспел в <Поднятой целине>
писатель-коммунист.



Ольга ГАРБУЗ


От Георгий
К Георгий (08.05.2005 20:41:50)
Дата 27.05.2005 21:13:27

Ю. Белов. Большевик Семен Давыдов (*+)

http://www.sovross.ru/2005/70/70_3_5.htm

Большевик Семен Давыдов


Краткий очерк о главном герое романа М.Шолохова <Поднятая целина>
Двадцать семь лет писал М.Шолохов роман <Поднятая целина>. Первый том его
увидел свет в 1932 году, второй - в 1959-м. Все эти годы писатель вынашивал
образ главного героя романа Семена Давыдова.
А зачем нам обращаться к литературному образу давно ушедших лет? - спросят
нас. И действительно - зачем? Ведь эпоха коллективизации (а о ней идет речь
в романе) и далека от нас, и невозвратима. Все так. И все иначе: та эпоха
невозвратима, но потребность в людях, ставших ее героями, потребность в
коммунистах-подвижниках, готовых отдать за общее дело самое дорогое - свою
жизнь, эта потребность обостряется в народе с каждым днем. Именно потому,
что так оно и есть, изъят из школьного курса литературы роман <Поднятая
целина>. Именно потому стоит обратиться к главному его герою - большевику
Семену Давыдову.
Чтобы ответить себе на вопросы - современен ли Давыдов сегодня и есть ли
народный спрос на таких, как он? - попытаемся сжато рассказать о нем, заново
обращаясь к шолоховскому роману.

Семен Давыдов - один из двадцати пяти тысяч рабочих-коммунистов,
направленных партией для создания колхозов. Ему чуть более тридцати лет, но
за свою сравнительно недолгую жизнь он познал многое: был революционным
матросом, прошел дорогу Гражданской войны и после демобилизации девять лет
отработал слесарем на Путиловском заводе. Большевик по убеждению и образу
жизни.
Прежде всего Семен Давыдов глубоко народен. Открыт людям, искренен,
естественен в каждом своем действии. В нем нет ничего, что укладывалось бы в
известную формулу <казаться, но не быть>. Ни йоты наигранной
многозначительности, на что сразу обратили внимание жители Гремячего Лога:
<Им шибко понравилось, что приезжий не так, как обычно кто-либо из районного
начальства: не соскочил с саней и - мимо людей, прижав портфель, в
сельсовет, а сам начал распрягать коней, помогая кучеру и обнаруживая
давнишнее уменье и сноровку в обращении с конем>. Обратили внимание казаки и
на руки приезжего, <покрытые на ладонях засвинцованной от обращения с
металлом кожей, с ногтями в застарелых рубцах>.
Семен Давыдов был рабочим человеком. Это надо помнить, чтобы понять глубину
и простоту его жизненной правды. Он родился и вырос в рабочей семье и в
детстве встретился с бедностью. Не от головного (сугубо умственного) знания,
что формируется от чтения книг, а от практического знания - знания жизни
выбрал он путь непримиримой борьбы с социальным злом, название которого
позже узнал из книг - капитализм. С ранних лет стал защитником в первую
очередь бедных, обездоленных и оставался им до конца своей недолгой жизни.
Без этого Давыдов не мыслил себе борьбы за социализм. Его классовая
ненависть к кулакам прежде всего как душителям бедных - это ненависть
человека, познавшего беспросветность униженной бедности.
Давыдов взрывается, когда Андрей Разметнов - председатель гремяченского
Совета отказывается быть участником раскулачивания: <Я не обучен! Я... Я...
с детишками не обучен воевать!..> Раскулачивание не обходилось без слез
детей, женщин и стариков в кулацких семьях.
Вот как у Шолохова Давыдов отвечает Разметнову:
<- Ты их жалеешь... Жалко тебе их. А они нас жалели? Враги плакали от слез
наших детей? Над сиротами убитых плакали? Ну? Моего отца уволили после
забастовки с завода, сослали с Сибирь... У матери нас четверо... Мне,
старшему, девять лет тогда... Нечего было кушать, и мать пошла... Ты смотри
сюда! Пошла на улицу мать, чтобы мы с голоду не подохли! В комнатушку нашу -
в подвале жили - ведет гостя... Одна кровать осталась... А мы за
занавеской... на полу... И мне девять лет... Пьяные приходили к ней... А я
зажимаю маленьким сестренкам рты, чтобы не ревели... Кто наши слезы вытер?
Слышишь ты?.. Утром беру этот проклятый рубль... - Давыдов поднес к лицу
Андрея свою закожановевшую ладонь, мучительно заскрипел зубами, - мамой
заработанный рубль, и иду за хлебом... - И вдруг, как свинчатку, с размаху
кинул на стол черный кулак, крикнул: - Ты!! Как ты можешь жалеть?!>
Читаешь этот монолог и думаешь: а не о сегодняшнем ли дне России все
сказано? Как будто не литературный герой говорит, а живой современник...
Семен Давыдов - человек возмездия за страшное социальное зло. Он свободен от
жалости к его носителям, потому что он любил людей, любил свой бедный народ.
Для Давыдова - за бедных! - значило - за народ! Это для него не отвлеченное
понятие, а смысл жизни.
Живая боль реального бедного человека всегда находила отклик в доброй душе
Давыдова. Шолохов показал это щемяще остро в одной из драматических сцен
романа.
Невозможно спокойно читать о том, как повела себя жена бедняка из бедняков
Демки Ушакова, оказавшись перед кулацким сундуком, полным добротной и
дорогой одежды, что бесплатно раздавалась бедняцким семьям по решению
Давыдова. Вспомним данный эпизод, читатель.
<- Родимые!.. Родименькие!.. Погодите, я может, ишо не возьму эту юбку...
Сменяю... Мне, может, детишкам бы чего... Мишатке... Дунюшке... -
исступленно шептала она, вцепившись в крышку сундука, глаз пылающих не сводя
с многоцветного вороха одежды.
У Давыдова, случайно присутствовавшего при этой сцене, сердце дрогнуло... Он
протиснулся к сундуку, спросил:
- Сколько у тебя детей, гражданочка?
- Семеро... - шепотом ответила Демкина жена, от сладкого ожидания боясь
поднять глаза.
- У тебя тут есть детское? - негромко спросил Давыдов у Якова Лукича.
- Есть.
- Выдай этой женщине для детей все, что она скажет.
- Жирно ей будет!..
- Это еще что такое?.. Ну?.. - Давыдов злобно ощерил щербатый рот, и Яков
Лукич торопливо нагнулся над сундуком.
Демка Ушаков, обычно говорливый и злой на язык, стоял позади жены, молча
облизывая сохнувшие губы, затаив дыхание. Но при последних словах Давыдова
он взглянул на него... Из косых Демкиных глаз, как сок из спелого плода,
вдруг брызнули слезы. Он сорвался с места, побежал к выходу, левой рукой
расталкивая народ, правой - закрывая глаза>.
Не только Демка смотрел на Давыдова, а и все бедняки хутора.
Как и в любой русской деревне, социализм в хуторе Гремячий Лог начинался с
образования колхоза. И начало ему, народному социализму, было положено
бедняками. Не каждый из них отличался классовой зрелостью. Были из бедняков
и нравственно ущербные, сломленные нуждой (пьянствующие лодыри, услужливые
холуи деревенских мироедов, озлобленные на всех и вся завистники). Но не о
них идет речь в <Поднятой целине>. В громадном большинстве своем беднячество
явилось социальной опорой Советской власти и прошло в рядах Красной Армии
дорогу Гражданской войны. Шолоховский Павел Любишкин из <Поднятой целины> -
пример тому.
Именно бедняки стояли у истоков строительства колхозного социализма. Бедняки
и маломощные середняки. Тот же Кондрат Майданников - вчерашний бедняк, что
благодаря ленинскому декрету о земле и страстотерпному труду своему выбился
в середняки, но понимал: единоличное хозяйствование не спасет от угрозы
возвращения к бедности.
Семен Давыдов был для любишкиных и майданниковых долгожданным человеком.
Шолохов показал это как правду жизни:
<Тридцать два человека - гремяченский актив и беднота - дышали одним дыхом.
Давыдов не был мастером говорить речи, но слушали его вначале так, как не
слушают и самого искусного сказочника.
- Я, товарищи, сам - рабочий Краснопутиловского завода. Меня послала к вам
наша Коммунистическая партия и рабочий класс, чтобы помочь вам организовать
колхоз и уничтожить кулака как общего нашего кровососа>.
Давыдов говорил - проще некуда. Но говорил то, что давно ждали
настрадавшиеся в жизни люди - бедняки. С первых слов Давыдова он стал для
них своим. Вместе с ним они приняли решение об образовании колхоза в
Гремячем Логе. Так было по всей Советской России. В ней правда жизни, увы,
во многом сегодня забытая, заключалась не в том, что сказано Бухариным:
<Социализм бедняков - это паршивый социализм>. Именно с социализма бедняков,
если так можно выразиться, начинал Семен Давыдов строительство колхоза. До
того как наступит коренной перелом - не только маломощные, но и зажиточные
середняки в большинстве своем потянутся в колхозы - надо было продержаться
беднякам с малой частью середняков в нелегкой тогда коллективной организации
хозяйства.
Бедный хуторской казак видел в Давыдове не защитника только, но прежде всего
вожака, вокруг которого можно и нужно объединиться, чтобы почувствовать себя
человеком с достоинством и честью. Обратим внимание на то, что в <Поднятой
целине> открывают свою душу питерскому рабочему те из бедных, что отличались
сильным характером: пожилой Иван Аржанов, что поведал Давыдову страшную
тайну своей жизни (как он подростком готовил и совершил убийство двух
человек - мироедов из казаков, забивших до смерти его отца); Устин Рыкалин -
этот хуторской бунтарь, прикрывающий чувство унижения бедностью вызывающей
строптивостью своего поведения (вначале он не принял Давыдова из-за его
требования трудовой дисциплины, а затем встал на его сторону - признал его
правду).
Но, пожалуй, самым верным, надежным признаком душевной расположенности всех
хуторских казаков (и бедняков, и середняков) к Давыдову было отношение к
нему деда Щукаря. Этот, как и многие, бедняк (<За свою долгую и безрадостную
жизнь он редко ел досыта...>), отличающийся неуемной фантазией талантливый
балагур являл собой пример всеобщего признания - любви. Казаки над ним
подтрунивали с неизменной симпатией. Дед Щукарь относился к Давыдову с той
влюбленностью, с которой доверчивый ребенок относится к доброму и сильному
взрослому. Он принял Семена Давыдова полностью в свою бесхитростную душу.
Любовно называл его Семой и даже пустил в оборот своей речи давыдовское
словечко <факт>. Давыдов увидел в Щукаре человека - в этом все дело.
Казаки, познавшие в жизни почем фунт лиха, признали за Давыдовым право на
верховенство в налаживании их нового коллективного бытия. Признали потому,
что убедились: он человек общего дела, ради которого не щадил себя. Давыдов
брался за плуг и своим трудом доказывал, что норма пахоты, установленная
колхозным собранием, вполне посильна. Работал помощником кузнеца. В текучке
дел, что взвалил на себя по общему доверию, не забывал о неотложных нуждах
отдельного колхозника. И когда был не прав (в озлоблении чуть не ударил
Устина Рыкалина), то находил в себе силы признать свою неправоту, а это
возможно только при беспощадном отношении к себе во имя общего дела. Давыдов
призывал к коллективному труду, и ему верили, за ним шли, потому что он был
коллективистом. Личными поступками он размывал, а когда и сокрушал
устоявшуюся психологию единоличной жизни. И что примечательно: делал это не
только в критические моменты (о том еще скажем), но и тогда, когда все шло
привычно буднично. Давыдов умел окрылить человека труда, высветив перед
всеми значимость и ценность его работы для людей. Он был природным
организатором - увлекал за собой, поднимал поверивших ему над повседневными
заботами, устремлял их к заботам об общих, коллективных и государственных
интересах. Идущие за Давыдовым люди росли нравственно, духовно и в конечном
счете политически. Сказанное им доброе слово о том или ином человеке
становилось для последнего побудительным к его преображению. Так случилось с
кузнецом хутора Гремячий Лог Ипполитом Шалым.
Шалый - человек уже пожилой, перед первой посевной гремяченского колхоза
работал ударно и отремонтировал все доставленные ему в починку бороны,
запашники, садилки и плуги. При большом стечении колхозников Давыдов от
колхозного правления торжественно премировал кузнеца своими, привезенными из
Ленинграда слесарными инструментами, поставив в пример всем его ударную
работу.
Не избалованный вниманием хуторской кузнец так был тронут премией в
торжественной обстановке, что у него дрожали руки, когда он принял ее в
красном свертке и прижал к груди. И вот что он сказал охрипшим от волнения
голосом:
<- Струмент нам, конечно, нужный... Благодарим мы... И за правление, за
ихнюю эту самую... Спасибо и ишо раз спасибо! А я... раз я кузницей
зараженный и могу... то я всегда, как я ныне - колхозник, с дорогой душой...
А сатин, конечно, бабе моей сгодится... И за струмент в сатине, и за наши
труды... вам, товарищ Давыдов, и колхозу спасибо!>
Из обычного кузнеца, привыкшего за свою работу получать от хуторян одни
скупые водочные магарычи, Ипполит Шалый превращается в одного из активистов
колхозной жизни, обнаружив редкое политическое чутье: он увидел в бывшем
кулаке Якове Островнове скрытого и хитрого врага Советской власти.
На открытом собрании партячейки Гремячего Лога, на котором обсуждался вопрос
о приеме в партию четырех хуторян и в котором приняли участие все
колхозники, Шалый с неожиданностью для присутствующих подает заявление в
партию. Но перед этим он перед всеми задает вопрос Островному: <А почему ты,
Лукич, не подаешь в партию?> На слова последнего - <Да чего ты ко мне
привязался, Ипполит? Ты сам-то почему не вступаешь в партию?> - Шалый дает
ответ, в котором нет той скомканности слов и мыслей, что были в его речи,
когда он благодарил за первую в жизни премию. Вот этот ответ:
<- Раньше не вступал - это, а зараз вступлю. Ежели ты, Яков Лукич, не
вступаешь, стало быть, мне надо вступать. А вот ежели бы ты нынче подал
заявление, то я бы воздержался. Нам с тобой в одной партии не жить! Разных
партий мы с тобой люди...>
А прошло всего четыре месяца с момента премирования Шалого до его вступления
в партию. Точка отсчета его преображения, как и других, вступивших в
партию, - приезд Давыдова в Гремячий Лог. Все они воспримут его смерть как
личное горе, хотя прожил он в хуторе Гремячий Лог всего полгода. Но его
полюбили за открытую душу, за страстный труд, за светлую улыбку и
мальчишеский смех, за мечту и радость жизни, которые он нес в себе.
Нет, не был он идеальным человеком, чтобы все и всегда у него получалось.
Шолохов ничуть не идеализирует Давыдова. Мы переживаем за него, когда читаем
страницы романа, повествующие о его отношении к Лушке Нагульновой - женщине
красивой, но вздорной, ветреной, хитрой, свободной от мучений совести. Свое
влечение к ней Давыдов принял за любовь, что давно ждал. Он потерял контроль
над собой, уверенность в себе, и это бросалось в глаза. Тот же Шалый сказал
Давыдову об этом прямо, и тот, мучительно переживая свой стыд перед людьми,
справился с собой - преодолел свою слабость.
Давыдов - сильный человек. Он человек идеи, ради служения которой готов на
самопожертвование. Идея Советской власти и социализма сопровождает каждое
его общественное действие. Он, как заметил Шолохов, не мастер говорить. Он
убеждает казаков в верности носимых им идей своей жизнью, своей работой,
своим отношением к людям. Что интересно, Давыдов - председатель колхоза и
официально не является представителем государственной и партийной власти в
хуторе. Но и Андрей Разметнов - председатель гремяченского Совета, и Макар
Нагульнов - секретарь партячейки, не сговариваясь, признали его главную роль
в решении всех вопросов жизни хутора.
Признали ее и казаки. Дело не в том только, что он был более культурен,
политически зрел, а, как нам видится, прежде всего в том, что он более
понятен людям, более чуток к их умонастроению. Давыдов, в отличие от
Нагульного - этого романтика революции, не пытался подчинить человека
высокой идее, а пытался помочь ему подняться до нее. И не столько словом,
сколько своими поступками. Примечателен в данном отношении поступок Давыдова
после его жестокого избиения хуторскими казачками, которых подбили на бунт
их мужья, пустив слух, что председатель колхоза решил отдать чужакам
семенное зерно.
Вспомним, читатель, как это было в шолоховском романе.
На следующий после женского бунта день состоялось собрание колхозников. Все
ждали, что скажет Давыдов. В самом большом напряжении были участницы его
избиения.
Вот что сказал Давыдов в конце своего выступления: <Большевики не мстят, а
беспощадно карают только врагов; но вас, хотя вы и вышли из колхоза,
поддавшись уговорам кулаков, хотя вы и расхитили хлеб и били нас, - мы не
считаем врагами. Вы качающиеся середняки, временно заблужденные, и мы к вам
административных мер применять не будем, а будем вам фактически открывать
глаза>. Чуть позже он добавил: <Поволынили, граждане, и будет! Зябь
перестаивается, время уходит, надо работать, а не валять дурака, факт!
Отсеемся - тогда можно будет и подраться и побороться... Я вопрос ставлю
круто: кто за Советскую власть - тот завтра едет в поле...>
Когда Давыдов отошел от края сцены и сел в президиуме, в тишине зала кто-то
из казаков растроганно сказал:
<- Давыдов, в рот тебе печенку! Любушка Давыдов!.. За то, что зла на сердце
не носишь... зла не помнишь... Народ тут волнуется... и глаза некуда девать,
совесть зазревает... И бабочки сумятются... А ить нам вместе жить... давай,
Давыдов, так: кто старое помянет - тому глаз вон! А?>
Своим поступком Давыдов возвысил в сознании казаков идею Советской власти
как власти праведной: она не мстит, а мстить ей - значит мстить себе.
Ключевые в давыдовском выступлении слова: <Кто за Советскую власть - тот
завтра едет в поле>.
В конце романа Шолохов выводит его главного героя к чистому счастью в личной
жизни, которого ему так не хватало: Давыдова полюбила совсем еще молоденькая
казачка Варя и он полюбил ее всей своей сильной и светлой душой. Уже
договорились они о свадьбе, но ей не суждено было состояться. Семен Давыдов
вместе с другом своим Макаром Нагульновым погибает в схватке с
белогвардейцами, прятавшимися у Якова Островнова. Шолохов не пощадил
главного героя <Поднятой целины>, потому что не щадила их жизнь-борьба. Не в
последнем счете, ценою самопожертвования, жизни таких большевиков, как
Давыдов, возникли и утвердились колхозы - крестьянство пошло к социализму.
Образ Семена Давыдова глубоко национален. Это образ талантливого русского
человека, ставшего большевиком по велению души. Коммунистам современной
России есть что брать из него: и страстную борьбу в защиту бедных (ее нельзя
отдавать на откуп политическим спекулянтам), и беспощадность к их
эксплуататорам, и коллективизм против индивидуализма, и самопожертвование
ради общего дела, и любовь к людям труда, веру в них, даже тогда, когда их
сознание еще не пробилось к свету.
Образ Семена Давыдова жизнеутверждающ: герой погибает в стремлении к
будущему, но погибая побеждает - прокладывает дорогу вослед идущим. За
такими всегда идут. Факт!






Юрий БЕЛОВ


От Георгий
К Георгий (08.05.2005 20:41:50)
Дата 27.05.2005 21:12:44

Павел Протасов. Сетевой жаргон "падонкаф" (*+)


Русский Журнал / Обзоры / Сеть
http://www.russ.ru/culture/network/20050523.html

П@утина, выпуск 25
Павел Протасов

Дата публикации: 23 Мая 2005

На прошлой неделе в журнале "Русский Newsweek" была опубликована статья "У
языка есть афтар" ( http://www.runewsweek.ru/theme/?tid=16&rid=215),
посвященная современному сетевому жаргону и его проникновению за пределы
собственно Сети. Естественно, "жежисты", которым так польстило внимание со
стороны "бумажного" журнала, всю неделю только ее и обсуждают. Что ж,
придется и мне поучаствовать, но только не совсем дифирамбы буду я петь.
Дело в том, что в статье есть один серьезный недостаток: при ее написании
автор практически весь сетевой жаргон свел к так называемым "падонкам",
местом встречи избравших сайт udaff.com, и их предтечам (в частности, сайту
Fuck.Ru, на котором в свое время и появился "Манифезд антиграматнасти"
( http://www.guelman.ru/slava/manifest/istochniki/shelli.htm),
сформулировавший принципы правописания, ставшие затем "падонскими").

Это все, конечно, верно, но именно так и оказался пропущенным довольно
обширный пласт "сетевого жаргона", поскольку перед Интернетом была еще и
сеть Фидонет. Сам я по совместительству являюсь ведущим сборника часто
задаваемых вопросов ( http://www.debryansk.ru/~pvp/fhfaq/index.html)
конференции FIDONET.HISTORY, которая как раз истории Фидонет и посвящена,
так что мне стало просто обидно, когда весь "сетевой жаргон" автор статьи
свел к "падонкам".

Надо сказать, что и сам "падонкавский" диалект в конечном итоге ведет свое
начало именно из Фидо: в 1996 (или 1997) году, когда Fuck.Ru только-только
появился, Фидо в России находилось в стадии расцвета, и многие авторы,
пишущие на Fuck.ru, являлись участниками эхо-конференций TYT.BCE.HACPEM и
RU.PUNK.ROCK. Правда, именно в то время как раз начинался спад
( http://www.debryansk.ru/~pvp/fhfaq/03NGHUVD.html) количества узлов Сети.
Сейчас этот спад продолжается, и Фидо, кажется, скоро вообще помрет, но это
ведь не повод, чтобы оставлять нарушенной историческую справедливость.

Итак, как я уже сказал, в настоящее время Фидонет в России медленно, но
верно вымирает: узлы (по-фидошному "ноды") исчезают, новых не появляется, а
те, что остались, вовсю пользуются Интернетом для передачи данных.
Разумеется, подавляющее большинство фидошников имеют доступ и к Сети, при
переходе в которую становится там меньшинством, но - меньшинством активным и
влиятельным. Трудно сказать, почему так происходит, возможно, потому, что
большинство фидошников принадлежит к старшему поколению и занимается в Сети
серьезными вещами, не отвлекаясь на всякие чаты и онлайновые игры. Возможно,
это происходит по какой-то другой причине (если кто-нибудь пожелает провести
социологическое исследование на эту тему - торопитесь, пока Сеть
окончательно не загнулась). В общем, причины исследовать мы не будем - факт
тот, что фидошники, придя в Интернет, приносят с собой и свой жаргон.
Обратное чаще всего неверно: сленг интернетчиков в Фидо проникает мало, и
тоже по непонятным причинам. Хотя манера комментирования на форумах, когда
комментарий состоит из пары слов, в Фидонет как-то не прижилась: в правилах
большинства конференций есть пункт о запрете бессмысленных сообщений, под
который попадает и такое поведение.

В общем, та среда, в которой несколько лет назад зарождался будущий
"падонкавский" жаргон, ныне ушла глубоко в подполье, и для того, чтобы
определить, как зародилось то или иное слово, требуется археолог. Место
раскопок - "Google Groups", где лежат, кроме архивов ньюсгрупп, еще и
подборки фидошных эхо-конференций, гейтуемых в Интернет.

В отличие от форумов и чатов, которые строгому контролю и учету не
поддаются, в ньюсгруппах, задав поиск по тому или иному слову и отсортировав
результаты по времени, мы, скорее всего, первым вхождением как раз и получим
письмо, в котором искомое слово или выражение употребляется впервые.
Прямо-таки подарок для филолога. Вот этим я и намерен сегодня заняться.
(Кстати, такая вот сетевая особенность размывает само понятие "народного
творчества": что ж оно за народное, когда у каждого слова "есть афтар"? Но
это опять же не моя проблема, и ее я тоже оставляю на растерзание
филологам.) Филологические мои познания, правда, ограничиваются учебой в
одном корпусе Воронежского университета с филфаком, но я все равно
попробую... (Далее обозрение будет обильно проиллюстрировано ссылками на
письма, я старался подбирать именно "первые вхождения" того или иного слова,
что, правда, не всегда получалось.)

Итак, первый этап формирования лексики - это переписка в "эхах"
TYT.BCE.HACPEM и RU.PUNK.ROCK. Переписка эта на Google представлена не очень
полно, и остается только гадать, кто же из подписчиков и когда писал еще и
для "Fuck.Ru" (тем более что и сам этот сайт тоже не отвечает). Немного
упоминаний "Fuck.Ru" находится только при поиске по RPR. В общем,
самое-самое зарождение "новояза" теряется в фидошных дебрях. При
экспресс-интервьюировании выяснилась небольшая подробность: вместо предлога
"в" приставку "ф" придумали писать именно в ТВН, позже этой приставке своим
появлением будет обязано несколько "новоязовских" слов. (А вот на роли в
истории кащенизма Алексея Андреева, автора упоминавшегося выше "манифезда
антиграматнасти", мы еще остановимся).

Придется разбирать "вторую волну новояза", имя которой "кащенизм".

Всем сразу же вспомнилась знаменитая "Кащенка", она же психиатрическая
больница имени Алексеева, - и действительно, эхо-конференция
SU.KASCHENKO.LOCAL своим названием обязана именно этому медицинскому
учреждению. Создана она была в 1998 году в Подольске, после чего какое-то
время распространялась только по подольскому сегменту Фидонет. Конференция
стала распространяться по всей России примерно с конца декабря 1998 года.
Кстати, отцы-основатели Кащенки были замечены и в подписке на ТВН.

...Стараниями подписчиков в конференции была создана атмосфера сетевого
дурдома с преобладанием больничной тематики и больничного же юмора. Также не
возбранялось написание писем под псевдонимами, чем многие подписчики активно
пользовались (так, создатель конференции Владимир Тимофеев пишет туда под
именем МедБрат). Изначально SKL была предназначена примерно для того же, для
чего и "Бобруйск" со "скунскамерой", - вытаскивания на свет божий различных
проявлений идиотизма в Сети и особо одиозных ее пользователей с последующим
бичеванием. Со временем в конференции сложилась своя собственная манера
поведения, а также тактика действий в соседних эхах. Кащениты весьма широко
практиковали в своем творчестве, кроме коверкания грамматики, пародию и
разного рода провокации (впоследствии получившие название "окащенений").
Они, кстати, были не первыми: до них в конференциях Usenet такую же тактику
практиковали "кибологи", обитатели конференции alt.religion.kibology. А
знаменитая "подпись Кибо", пародирующая уродливые подписи сетевых неофитов,
до сих пор остается одним из шедевров пародийного ASCII-art'а. Однако сами
кащениты в период формирования тактики "окащенения" ни о каком Кибо, скорее
всего, не знали. Просто связка из провокации и пародии хорошо работает
именно в Сети: если начать настойчиво переубеждать собеседника или, скажем,
оскорблять, то он ваши письма читать просто перестанет, настроив
соответствующим образом новостной клиент.

В отличие от "ТВНщиков" и "падонков", избравших основной темой творчества
"телесный низ", у кащенитов преобладал "черный юмор", шутки над самым
святым. Другая основная тема - еврейство: одной из мишеней кащенитов
традиционно были сетевые националисты. Да и подписчиков, практикующих
обычный бытовой антисемитизм, надо думать, письма с "псевдоеврейским"
акцентом особенно раздражали. А вообще - еврейская тема росла в процессе
переписки как снежный ком, так что основоположника ее установить трудно, да
и ранних архивов SKL на Google тоже нет.

Как бы то ни было, а благодаря этому еврейству коверкание грамматики в
письмах приобрело свой неповторимый оттенок. "Дорогой" превратилось в "тора
гой", "писать" - в "пейсать", "телевизор" - в "тель-авизор", а все это
безобразие в целом было названо "новой орфографияхвой". Да и вообще -
кащенизм весьма сильно популяризовал еврейскую тематику, все эти "седые
пейсы", "мацу из крови христианских младенцев", словечко "таки" и прочее, и
прочее. Так что, встречаясь с такими словами в Сети, - знайте, кто их туда
занес. Отдельная история со словом "кошерный", которое с подачи кащенитов
стало употребляться в значении "хороший, пригодный для чего-либо". Как
выяснилось при онлайновых раскопках, такое же значение есть и в
Merriam-Webster Online Dictionary. Правда, при экспресс-опросе мне сказали,
что так оно употребляется в английском языке уже довольно давно, так что
слухи о кащенском влиянии здесь сильно преувеличены. Ну, так уж и быть,
соглашусь с такой точкой зрения (исключительно в качестве вероятной,
поскольку, например, "Лингво" шестой версии такого значения не знает). (А из
"телесного низа" наблюдается разве что "фимоз головного мозга" ("ФГМ"
сокращенно) и многочисленные вариации на его тему. Но за пределы Фидо ФГМ не
вышел).

Из еврейских анекдотов пришла манера отвечать вопросом на вопрос, а также
"ВИВы" - "всем известные вопросы". Канонических ВИВов четыре: "А почему вы
спрашиваете?", "А почему вы отвечаете вопросом на вопрос?", "Вы антисемит?"
и "Хотите поговорить об этом?" До тех пор, пока народ не "просек фишку", в
ответ на безобидное "Вы антисемит?" можно было получить с полстраницы
оправдательного текста. Потом, правда, привыкли...

Вот такой вот виртуальный кадавр получился: картавящий, спрашивающий, потом
переспрашивающий, да еще и выставляющий свою национальность напоказ (кстати,
кащениты старой закалки знают даже, что такое "мезуза", и как правильно
ставятся ударения в "лех тиздаен"). Квинтэссенцией "еврейского вопроса"
стало создание неизвестным демиургом виртуала по имени Мойша Либерман, с
адресом в домене "putin.ru". Либерману, играющему на еврейской теме, неплохо
удавалось ставить на уши эхо-конференции: например, спрашивая в
RU.BODYBILDING, можно ли тренироваться в Шаббат, или интересуясь, почему же
модератор такой антисемит (для читателей, далеких от Фидо, сообщаю, что
переписка с модератором в конференции - один из самых страшных фидошных
грехов).

Еврейская тематика, столкнувшись с любовью к черному юмору, вылилась в
вариации на тему печей Холокоста. Сетевые старожилы сразу же вспомнят
выражения "фтопку" и "в газенваген". Да-да, своим появлением они обязаны
именно тем самым топкам и газенвагенам. Кто-то, возможно, скажет, что
"такими вещами не шутят", но уж ничего не поделать - что выросло, то
выросло... Кроме "еврейского", черный юмор вообще был всяким. Например,
поглядев на фанатов группы "Кино", бегающих со своим мертвым кумиром как с
писаной торбой, кащенка родила серию анекдотов "про цоя", переделанных из
анекдотов про чукчу. Естественно, "цои" выступали там в качестве
представителей малочисленных народов Крайнего Севера.

Объектами глумлений в кащенке за всю ее историю становились люди с
разнообразными интересами: поклонники Децла и Лены Зосимовой, групп
"Металлика", "Ария" и "Тату", фашисты, сатанисты (во главе с Warrax'ом) и
многие, многие другие. Все эти волны последовательно обогащали фольклор
разными словами и выражениями, некоторые из которых выплескивались за
пределы SKL в Фидо и далее, в Интернет. Например, слово "сотона" своим
появлением обязано переписке в SU.MUSIC.HEAVY&DEATH, многие из подписчиков
которой плохо учились в школе и делали ошибки даже в таком простом слове.

Тему "сотонизма" продолжила пародийная рок-группа "АЦЦКАЯ СОТОНА" (именно
так, заглавными буквами и в женском роде), придуманная подписчиком
SU.MUSIC.HEAVY&DEATH Ильей Прутовым, но затем прочно вошедшая в кащенский
фольклор. Группа, согласно ее выдуманной истории, дала ровно один концерт,
во время которого сгорела вместе с Домом культуры, в котором он происходил.
Ситуацию усугубило то, что впоследствии неизвестными шутниками был создан
сайт этой группы, с которого можно даже скачать песни. Кто вот так пошутил -
неизвестно до сих пор. А название группы в современном интернетовском
лексиконе перешло в мужской род и стало нарицательным (если "афтар жжот",
то, видимо, афтар - "аццкий сотона", все правильно). Еще из той же струи -
творчество Павла Сколоты, обогатившего в свое время конференцию OBEC.3BOH,
предназначенную для произведений начинающих авторов, стихами в духе "всех
убью (во имя Сотоны), один останусь". Стихи в таком стиле получили название
"сколотиков", им лексикон современного сетянина обязан появлением слов
"мочет" (видоизмененное "мачете"), "зорубить", "зохавать". Глумление над
казахскими гопниками добавило в копилку сетевого юмора опус "Бератишки с
кольцом".

Однако ни одно из кащенских нововведений не приобрело популярности,
сравнимой со "Шушпанчиком". Из контекста употребления слова ясно, что
обозначает оно какого-то выдуманного зверька вроде Глокой Куздры. Однако
первоначально Шушпанчик был вполне реальным человеком, с руками, ногами и
даже головой, по имени Александр Шушпанов. Почему именно Шушпанчик обрел
такую популярность, трудно сказать, наверно, просто повезло. Вдобавок
большое распространение получили так называемые шушпанишады - короткие
изречения, в которых Шушпанчик фигурировал. Из них очень удобно оказалось
делать "куки", то есть условно умные изречения, вставляемые в письма
(некоторые употребляют их даже вне Фидо, в почтовой переписке).

Впервые на Google Groups, кстати, слово "шушпанчик" встречается в письме
Вани Гольцмана, еще одного порождения SKL. Кто на самом деле этот товарищ с
типично русским именем и еврейской фамилией, так и осталось неустановленным.
В числе первых подозреваемых - упомянутый и в Newsweek'овской статье Арсений
Федоров: "Гольцман писал с адреса, находящегося в Новгороде Великом, где
Федоров жил и живет сейчас. Вообще, Арсений благодаря своей популярности в
"Живом журнале" сыграл довольно заметную роль в деле популяризации
кащенского жаргона в Интернете. Правда, афтар "Русского Newsweek" свел всю
его роль к созданию коммюнити "Бобруйск", ныне закрытого цензурой".
("Бобруйск", кстати, позаимствован из романа Владимира Сорокина "Первый
субботник"). Вдобавок, по свидетельствам очевидцев
( http://www.livejournal.com/users/djtigerratt/375437.html), сам Федоров в
нем не состоял вообще. Да и предназначено оно было не только для
"провинциальных жителей" (это я опять цитирую "Newsweek"), а вообще для
всех, кто заслужил.

...Чем же Шушпанчик прогневил кащенитов, сказать трудно: письма этого
периода на Google не сохранились. Однако никого не "окащеняли", кажется, так
интенсивно, как его. В конце концов он таки примкнул к кащенке, а "травля"
оставила после себя выражение "Зачем вы травите ХХХ?" (где под "ХХХ" может
подразумеваться все, что угодно, вплоть до "Зачем вы травите анекдоты?").
Это - видоизмененное "Зачем вы травите Шушпанчика?".

Кроме того, в кащенском жаргонарии появилась еще одно устойчивое выражение:
"Зачем вы травите Пейсателя" (или "травить Пейсателя"). Под "Пейсателем" в
нем имеется в виду Сергей Лукьяненко. Который, кстати, состоит в Фидо (ну,
или состоял на тот момент, когда происходили описываемые события) и даже
имеет там конференцию имени себя. От которой один из активистов SKL по
прозвищу Травматолог был отключен за какую-то пустяковую провинность.
Естественно, месть не заставила себя долго ждать. Акт отмщения принял форму
"флеш-моба", проводимого в гостевой книге на сайте писателя. Сейчас
сохранились только отрывки изо всего этого веселья, при прочтении которых
рекомендую обратить внимание на тему маленьких детей в творчестве писателя.
Эти дети нам еще пригодятся. Буквально в следующем абзаце...

Итак, "травля Пейсателя" в форуме состоялась в середине ноября 2001 года. А
вот последствия ее давали о себе знать еще долго. Год как минимум. 29
сентября 2002 года на конвенте "Странник" Сергей Лукьяненко попытался
учинить "разборку" с тем самым Алексеем Андреевым (пишущим под псевдонимом
Мери Шелли), о котором мы упоминали в начале. Вот как описывает этот
инцидент одна из свидетельниц: "Разговор был очень прост: Алексей спросил
Сергея, почему он пишет только о подростках и не пишет о нормальных взрослых
людях. "Мне так удобнее!", - ответил Лукьяненко. Но, видимо, этот вопрос его
задел. Минут пять пьяный Лукьяненко пытался косить под психиатра и взять
Андреева под контроль - обнимал его за плечи и на весь зал орал: "А почему
вы спрашиваете о подростках? Прочему вы это заметили? У вас были какие-то
проблемы в детстве?" Андреев отвечал с юмором и вполне вежливо: да, меня с
детства секли розгами и т.п. Однако через пять минут он повторил: "Вы так и
не ответили на вопрос: почему вам удобнее писать только о подростках? Что
мешает вам писать по-взрослому? Есть же Фаулз, в конце концов!"

Реакция Лукьяненко была дикой. Выбив у Андреева из рук бокал с водой (Леха
долго вытряхивал осколки из одежды), пьяный фантаст начал орать: "Если он
еще раз появится здесь, я сюда больше не приеду, не приеду!!!" Вокруг
Лукьяненко образовалась толпа сочувствующих. По залу пронесся крик "Здесь
Мэри Шелли, это он, это он!!!" Лукьяненко орал, что Андреев обвинил его в
плагиате. При этом он швырнул свой бокал с водкой прямо в Андреева. Леху во
второй раз спасли очки". И, как говорится, так далее. А вот - версия с
форума самого мэтра фантастики: "Алексей доставал Лукьяненко в течение минут
15 своими педофильскими вопросами. Лукьяненко (трезвый!) пытался отвечать
нормально...".

Ну что ж, вероятность наличия "кащенского следа" во всей этой истории я бы
оценил процентов в девяносто. Но и это еще не все. Поклонники мэтра,
читавшие его роман "Спектр", уже, вероятно, ждут не дождутся, когда я
остановлюсь на этом креативе. Ну что ж, останавливаюсь, только сперва -
отрывок для тех, кто не читал:


"Мартин молча встал у пепельницы и закурил.

Разумеется, молодежь обратила на него внимание. Тут же один встал, подошел,
жестом попросил у Мартина сигарету и закурил.

Мартин разговора не начинал.

- Скажите, доро-гой, - громко начал парень, - ви знаете Голубые Дали?

- Я бывал на этой планете, - сухо ответил Мартин.

- И они таки действительно вам дали? - бездарно копируя "еврейский" акцент,
спросил парень.

- Молодой человек, прекратите паясничать! - не выдержал еврей.

Парень радостно обернулся к нему:

- Что ви говорите? Ви антисемит? Или ви голубой?

Компания на диване радостно заржала. Эти ребята пытались достать окружающих
в основном двумя темами - еврейским вопросом и гомосексуализмом".


Да-да, вот так Лукьяненко попытался ознакомить своих читателей с творчеством
кащенитов... Ну, не все же Семецких-то убивать, надо и еще как-то
развлекаться...

Правда, "травля Пейсателя" - это пример, как мне кажется, неудавшегося
окащенения. Впрочем, сам мэтр по образованию врач-психиатр, так что можно
предположить, что он сопротивлялся процессу лечения, используя специальные
познания. А Андреев, сам того не желая, стал мучеником за кащенскую веру.
Мир иногда бывает тесен...

Так что, если доведется общаться с Лукьяненко, боже вас упаси интересоваться
подростками или переспрашивать, с какой же целью он спрашивает что-либо. Сам
же Травматолог, с которого все началось, по его собственному признанию,
хранит у себя "Спектр" с надписью "Травматологу на добрую память".

Однако и сейчас, несмотря на приток неофитов, порядочно загадивших уже саму
кащенку, процесс языкотворчества в ней не остановился. Теперь в первых
рядах - сообразительная зверушка Йож с "махнатой фафыгой" в лапках. Любое из
писем Йожа способно довести до инфаркта ревнителя чистоты русского языка.
"Манифезд антиграматнасти" в надежных руках.

...Ну что ж, примерно вот так все и было. В заключение хочу поблагодарить
всех кащенцев и сочувствующих, помогавших советами при подготовке этого
сюжета.


Заодно, кстати, блуждая по Сети, наткнулся еще на два "жаргонария":
митьковский и общественно-политический. Что-то народ на филологию потянуло.





Между тем сакраментальная база данных Центробанка украдена снова, во второй
раз. Теперь в продаже - данные за четвертый квартал 2004 года. Ну что ж, эта
добрая традиция может прочно закрепиться. Интересно, когда же доблестная
милиция поймает первого "хакера" при попытке продажи оной базы?


"Увели" накануне еще и копию третьей части "Звездных войн", причем - аж за
несколько дней до премьеры в Каннах. Копия, правда, рабочая, со счетчиком
времени на экране, но кому-то и этого хватает.


Милиция, впрочем, на прошедшей неделе была замечена в поимке хоть кого-то,
отдаленно смахивающего на "хакера". Уволенный сотрудник компании "Сфера
телеком" после своего увольнения, получив пароль к сети одного из клиентов
"Сферы", как сообщается, "зашифровал и заблокировал паролем" находящиеся там
базы данных. (Видимо, просто поменял пароль.) "Сфера" подключила РУБОП с
ФСБ, и при передаче денег, которые "хакер" требовал с бывшего работодателя,
его и повязали. Мораль: наглеть не надо...


Google начала тестировать программу для размещения контекстной рекламы
внутри RSS-фидов. На очереди - RSS-спам, видимо. Еще Google запустила
тестирование сервиса, предназначенного для настройки своей стартовой
страницы под конкретного пользователя. На страницу можно будет помещать
информационные блоки по выбору пользователя, создавая таким образом свой
собственный мини-портал. Ну и еще одна из новинок - корпоративный вариант
Google Desktop Search. Примерно тогда же подсуетились и в Microsoft,
выпустив релиз своего поисковика, который до этого проходил
бета-тестирование. Еще на прошлой неделе произошел релиз OpenBSD 3.7 и
компилятора Free Pascal, распространяемого по лицензии GNU GPL. На подходе -
первая бета седьмого Internet Explorer, которая будет готова к лету, и MS
Office 2006, этот ожидается к концу года.


Институт развития свободы информации 17 мая успешно обжаловал решение
Красногвардейского федерального суда Санкт-Петербурга, которым было отказано
в принятии его жалобы на несколько федеральных министерств. Жаловался
Институт на их бездействие, заключающееся в отказе от создания собственных
веб-сайтов. В постановлении правительства "Об обеспечении доступа к
информации о деятельности федеральных органов исполнительной власти"
закрепляется обязанность министерств и ведомств, входящих в структуру
исполнительной власти РФ, создавать свои сайты. Вот на те министерства,
которые до сих пор этого не сделали, Институт и жаловался. Теперь
Красногвардейский суд обязан будет рассмотреть жалобу по существу. Впрочем,
шансы на ее удовлетворение я бы оценил как мизерные: никакие нормативные
акты не обязывают министерства создавать именно веб-сайты, порядок доведения
информации о деятельности исполнительной власти так жестко не
регламентирован.


BSA продолжает подсчитывать убытки: оказывается, более трети всего
программного обеспечения, используемого в мире, имеет "пиратское"
происхождение. Ужас, ужас. И как после такого Билл Гейтс налоги-то платит?
BSA, к счастью для них, ничего не знают про дела, подобные "Фаргусу", а то
бы их непременно хватил Кондратий.


Небольшой удар под дых системам биометрической аутентификации: краткое
руководство по подделке отпечатков пальцев. С картинками. А это прямо-таки
топтание ногами по WEP ("Wireless Equivalent Privacy"), системы защиты точек
доступа по wi-fi. Как известно, большинство таких точек ничем не защищено, а
оставшиеся используют WEP. Но толку от этого мало: на прошедшей недавно
встрече членов Information Systems Security Association двумя агентами ФБР
был продемонстрирован образцово-показательный взлом ее, занявший около трех
минут.


Путешествуя по Сети, можно найти ну прямо-таки очень странные сайты.
Например, сервер, полностью посвященный людям, плачущим в процессе еды.
Полезных, занимательных и просто красивых страничек, правда, больше. Вот,
например, проект одного из пользователей LiveJournal: берем архивную
фотографию Москвы и фотографируем Москву современную, с той же точки и в том
же ракурсе. Усердию автора проекта можно позавидовать: список фотографий
занимает чуть ли не десять экранов. А вот страница, посвященная
нетрадиционному использованию плеера iPod. Интересно, сколько Apple
вкладывает в его рекламу: на недавно отсмотренном сборнике видеоклипов
каждый мелькавший в кадре mp3-плеер был именно iPod'ом. Ну и еще ссылка про
Левшей, придумавших девайс для проигрывания музыки на мобильнике через
bluetooth.




Сегодня / Культура / Колонки / Антологии / Новости электронных библиотек /
ВИФ / Архив / Авторы / Подписка / Карта / О нас / Поиск


© Содержание - Русский Журнал, 1997-2005. Условия перепечатки. Хостинг -
Телеком-Центр.



От IGA
К Георгий (27.05.2005 21:12:44)
Дата 31.05.2005 11:01:44

если интересно...

> Теперь в первых рядах - сообразительная зверушка Йож с "махнатой фафыгой" в лапках. Любое из писем Йожа способно довести до инфаркта ревнителя чистоты русского языка.

Кто такой Йож:

http://groups.google.com/groups?selm=1065224869%40f1024.n5025.z2.fidonet.ftn
From: Йож (Йож@f1024.n5025.z2.fidonet.org)
Subject: Я жид!
Newsgroups: fido7.su.kaschenko.local
Date: 2003-10-03 13:25:08 PST

ФФФФФФФФФФФФФФФФФФФФФФФФФФФФФФФФФФФФФФФФФФФФФФФФФФФФФФФФ!!!!
вишшто нечитале маево пейьмма атъ 15 авгуля?.. антисюмиттен?.. фойе!

NB! дыдля внутpекашченскогой исспользаванеяхва
---------------------------------------------------------------------------
малинькаэ пpедесловее илле "Цой был геpой - он боpолся"(ц)панкы

дыдpуззя - сиводне йубелейнайа паммитнайа фыфсемъ намъ датта. нипpашшло исчо ии
шыстидисетте летъ какъ виличяйшай акынъ савpименнасци властитиль бокланьихъ
тухесо.... изьвинитти умов в.г. тсой падовилсси моцой иатъ избыткка чюффствъ
зободалъ маааськвичомъ оффтобусъ. мааааааськвва!!!! златиы куппааАААААААА!!!...
изьвинитти зоклинело. иткаъ... еттимъ геppойскимъ паступкомъ ёнъ нитолькымх
избавелъ насъ атъ новыхъ музыкальн#хъ бадабдыщей нно исталъ жывой лигендай
rюсскагой rочка пазвафф засабой ффсветлай путть сначялла славянскогой
великамучиннека тольковва азотемъ ии саловьйа rусскагой шансонна михоилла
кpюгга - шышто какможына виддеть тожжы паложытильна скойзаллысь нна rусскай
аpтpёцкъ-культуppи... итакъ - ТСОЙЖЫФФФ! тсой ниуммиp - ён толька вышшыл
пакоpмитть алленей! АВЕКИ ВHАШШЫХЪ СИРЦАХХ!!! АПАЕТОФФФКЕ!.. иммя твайо
биссмеpтна - подвег тытвой ниизвестинъ! пачтимм жы паммить баpца тpимя
сикундаме малчянеяхва!.. ааааааааааааааааааААААААААААААААААЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫ!!!!!!!!


-----------------------------------------------------------
виличяйшымму маладиожнаму акынну пасвяшчияцца

ТСОЙЖЫФФФ ФАФЭ!!!

(ТСОЕВО ВАСКРРЭСЕHИЭ)

ыпигpафъ:
"Виктоp Цой подавился мацой" (ц)skl


силла гневва паpомъ вгудокъ ушшла
вмместа агння - дымъ
нонизppя кинаманнъ камплеи пейссалъ цэлай ддень

хахлакоста кастиоppъ дагаpить датлла
пpово4тоp згаppаить снимъ
плюссамиотта натушшку ево падаить теннь

маццой! - внофффь падовилсси тсой...
маццой! - кончел сссввой путть зимной...
въ эффтоназеи полнамъ шпpиццэ
иффф пульсаццэи венъ! -
"фффснобжэньи моццой
ммы ж#демъ пиpименнъ!..."

хтойта тоppы лестокъ
сс онашойу скуpилъ - ии мизуза сновва пусцтта...
сновва ффтопкахъ злавешчей фошшыстъ
pозжогъ гассс...
буххинвальт ии даххау
зоманъ ии зоpинъ - етта схемма пpасста!..
нно моссадъ ии цаххалъ
зошчетит насссъ!..

маццой! - внофффь падовилсси тсой...
маццой! - кончел сссввой путть зимной...
въ эффтоназеи полнамъ шпpиццэ
иффф пульсаццэи венъ! -
"фффснобжэньи моццой
ммы ж#демъ пиpименнъ!..."

путть фемозныхъ бокланафф - шоблонна pозpыффф
ии саpатнекаффф поескъ вакpугъ
петp-питpовеччя имъ вавекъ нипаннять...
масквичомъ забадаить икаppусъ акынъ
пppадыpявлиннай здуицца кpугъ
инастаннит паpа доллаpъ нна шэккиль минять...

маццой! - вноффь пpичишчяицца тсой!
кpугъ ии толькоффф - pядамъ стабой!..
эффтоназеэй свежжэй мидбpатъ нопалняй намъ шпpеццы
штоббы большы бокланыъ ашшэй нижpалле моццы!..

От Георгий
К Георгий (08.05.2005 20:41:50)
Дата 18.05.2005 23:21:24

Шолохов и <шелуховеды>. Опыт юбилейной апологетики (*+)

http://www.lgz.ru/archives/html_arch/lg202005/Polosy/1_1.htm#1

Шолохов и <шелуховеды>
Опыт юбилейной апологетики
Юрий ПОЛЯКОВ

Строгое имя - Шолохов. Оно входит в сознание каждого человека русской (да и
не только русской) культуры с самого детства. Григорий и Аксинья стали
такими же мировыми символами, как Тристан и Изольда, Ромео и Джульетта,
Онегин и Татьяна. Достаточно произнести - и не надо ничего объяснять. Для
каждого мало-мальски образованного человека за этими именами клубится
художественный космос, искрящийся звёздами разной величины. Солдат Соколов,
Давыдов, Нагульнов, дед Щукарь и многие другие герои шолоховских
произведений живут в этом космосе рядом с Печориным, Сорелем, Болконским,
Растиньяком, Раскольниковым, Обломовым, Пиквиком, Живаго, Швейком:
Прочитав эти строки, читатель сразу определит жанр моих заметок - юбилейный
панегирик. Да, именно юбилейный панегирик. И это нормально! Ненормально то,
что в последнее десятилетие у нас в отношении крупнейших общенациональных
дат, событий и личностей утвердился совсем иной жанр - юбилейный пасквиль.
Год шолоховского столетия месяц в месяц совпал с 60-летием Великой Победы.
И, конечно, к этим датам готовились не только ревнители, но и хулители. Иной
раз на полосах газет соседствовали публикации, где, с одной стороны,
доказывалась художественная несостоятельность <Судьбы человека>, а с
другой - утверждалась стратегическая бездарность Прохоровского сражения. В
сетке государственного телевещания порой рядком стояли передачи про то, кто
же на самом деле написал <Тихий Дон>, и про то, кто же всё-таки выиграл
войну - мы или союзники:
Нет, это не совпадение, а закономерность, ибо Шолохов как художественное
явление - ярчайшая победа русской словесности в мировой литературе ХХ
столетия. Утратить Шолохова означает для нас в известном смысле примерно то
же самое, что потерять Победу во Второй мировой войне, а ведь последнее
частично уже произошло. Отказ от многих констант послевоенного
мироустройства, оплаченных кровью миллионов, обрушил геополитический статус
нашей страны. И вот уже номенклатурная американская пенсионерка сомневается
в справедливости того, что огромная Сибирь принадлежит одной России. Пока
сомневается только пенсионерка: Свержение таких знаковых фигур, как автор
<Тихого Дона>, неизбежно приведёт к утрате духовного авторитета нашей страны
в общечеловеческой цивилизации. А духовный авторитет - тоже сдерживающий
фактор, как и мощная армия.
Вокруг многих писателей при жизни и после смерти велись споры: Весёлый,
Замятин, Пильняк, Булгаков, Пастернак, Леонов, Астафьев: Но таких долгих и
жестоких разборок, как вокруг имени Шолохова и его наследия, ещё не было.
Конечно, есть тут причина чисто идеологическая: тогда, в 20 - 30-е годы,
Шолохов, обладая уникальным даром скатывать (да простится мне это
рискованное фольклорное сравнение!) противоречивую бескрайность жизни в
<яйцо> художественной реальности, неизменно выходил за рамки навязываемых
политических схем.

Но выходил, запечатлевая великую обновляющую катастрофу, не идеологически,
как большинство его литературных современников, а художественно, и не просто
художественно, а обезоруживающе художественно! Какой же агитпроп потерпит
такое самостоянье?! Думается, если бы не интерес Сталина к литературе,
интерес специфический, но глубокий, великий писатель не пережил бы жестокой
политической усобицы
30-х, клубок которой только сегодня начинают распутывать.
:Объявилась перестройка, красный миф о российской истории ХХ века был
брезгливо отброшен. Но вот незадача: Шолохов с его укоренённостью в
революционной эпохе опять не вписался в новый идеологический <дискурс>,
который в буквальном смысле <гулагизировал> всю советскую цивилизацию. Более
того, громадный жизненный материал, <скатанный> в его книгах, не позволял
совершить вроде бы простенькую (с точки зрения манипуляции общественным
сознанием) операцию - переименовать <чёрное> в <белое> и наоборот. Какой же
политтехнолог такую неманипулируемость простит?! Вот вам причина новых
гонений на гения, развернувшихся в перестроечные и последующие годы. Кстати,
в этом шельмовании нобелевского лауреата, объявленного чуть ли не
<сталинским подголоском>, в 90-е ретиво поучаствовала и <Литературная
газета>, пребывавшая тогда в состоянии белой либеральной горячки. Был такой
грех: Простите, Михаил Александрович!
Но у этого перманентного <антишолоховства> есть и ещё один непреходящий
мотив - профессиональная ревность, в основе которой таится неприятие
сакральной, надчеловеческой природы художественного дара. В своё время иному
литератору-марксисту с дореволюционным стажем, прочитавшему почти всего
Троцкого и Ленина, было непонятно и классово подозрительно явление чуда
<Тихого Дона>, написанного молодым станичником, хлебнувшим полной грудью
братоубийственного лиха. И сегодня сочинитель, вполне усвоивший Дерриду и
Фуко, смотрит на писателя, шагнувшего в великую литературу без посвящения в
филологическую талмудистику, с откровенным раздражением, ибо феномен
Шолохова вновь и вновь заставляет задуматься о том, что гений гораздо чаще
зарождается в чистой степи, нежели в университетской реторте.
Ныне в искусстве царствует принцип обедняющей новизны. Общеизвестный, даже
банальный прием, по-школярски гипертрофированный, объявляется художественным
открытием. Слово <талант> стало почти неприличным, и чтобы критика заметила
писателя, он должен быть таким, как все. Понятно, что в таких <предлагаемых
обстоятельствах> многосложный, многоуровневый, ассоциативно бескрайний, не
поддающийся клонированию Шолохов просто бесит тех, кому важно не ядро
художественного откровения, а перформансная шелуха вокруг него. Вот почему
сегодня <шелуховедов> едва ли не больше, чем шолоховедов.
Кстати, у маниакальных поисков <подлинного> автора великого романа есть
вполне простое объяснение: таким образом, по известным психоаналитическим
законам вытесняется подспудный трепет перед грандиозностью центральной
русской эпопеи ХХ века, вызывающей у литератора-прагматика, не верующего в
таинство дара, чувство глубокой собственной неполноценности. А какой же
сочинитель такое унижение простит! Проще говоря: если не дано самому
вставить ногу в стремя <Тихого Дона>, то хотя бы, уцепившись за него,
поволочиться по горним высям словесности. Обидчивая иррациональность этого
атрибутивного зуда подтверждается и тем, что он продолжает свербить
<шелуховедов> после того, как найдена рукопись <Тихого Дона>, а значит,
главный аргумент сомневающихся разбился вдребезги. Но дело ведь не в том,
что им нужен подлинный автор великого романа, а в том, что им не нужен
Шолохов!
Сам не заметил, как юбилейный панегирик перетёк в юбилейную апологетику. И
это тоже нормально! К святыням национальной культуры, к <отеческим гробам>
следует относиться с предвзятой любовью. Только так, по крайней мере, в это
смутное, не наше время можно противостоять предвзятой нелюбви.

Вырванная тайна
Феликс КУЗНЕЦОВ, член-корреспондент РАН

<Тихий Дон> - великая книга ХХ века. Она как никакая другая с поразительной
глубиной и правдой выразила подвиг и трагедию, заключённые в самом крупном
историческом событии ХХ века - русской революции.
Но <Тихий Дон> трагичен не только по своей художественной сути и
историческому пафосу. Трагична судьба самого романа и его автора. Дважды, в
конце 20-х и на переломе 70-х, было поставлено под вопрос само авторство
Михаила Шолохова. Откуда выросла эта клевета? И выросла таким могучим чёрным
древом, которое в 80-90-е годы для значительной части читателей заслоняло
горизонт. Ответ на этот вопрос не прост.
Вдумайтесь: мальчишкой в возрасте 20 лет Шолохов начал писать свой роман.
Мальчишкой, родившимся в хате под соломенной крышей, получившим образование
на уровне церковной школы и трёх классов гимназии. По своему естественному
жизненному опыту молодой Шолохов был, казалось бы, предельно далёк от тех
могучих, бурных шекспировских страстей любовного, социального, политического
плана, которые переживали его герои. Как мог этот юноша написать роман такой
эпической силы и размаха, да ещё с поразительной быстротой и мощью?
А.И. Солженицын в предисловии к книге Д* <Стремя <Тихого Дона>, названном им
<Невырванная тайна>, с необыкновенной остротой поставил этот вопрос: <Книга
удалась такой художественной силы, которая достижима лишь после многих проб
опытного мастера, - но лучший, 1-й том, начатый в 1926 году, подан готовым в
редакцию в 1927-м; через год же за 1-м был готов и великолепный 2-й, и далее
менее года за 2-м подан и 3-й, и только пролетарской цензурой задержан этот
ошеломительный ход. Тогда - несравненный гений?> Поверить в это А.И.
Солженицын никак не мог. Ещё и потому, что, как он утверждал, не сохранилось
рукописей, черновиков романа, которые могли открыть <невырванную тайну>
авторства <Тихого Дона>.
В 1999 году рукопись первых двух книг романа <Тихий Дон> после долгих наших
поисков и мытарств была обнаружена и выкуплена Институтом мировой литературы
РАН. Доскональный анализ этой рукописи, объём которой составляет более
тысячи страниц, включая черновики, вставки, дополнения и переписанные
беловики, свидетельствует: тайна авторства <Тихого Дона> бесповоротно
раскрыта, вырвана у истории. Впрочем, помогла этому не только обнаруженная,
наконец, и доступная для анализа шолоховская рукопись, но и всестороннее,
тщательное исследование истории создания романа и биографии его автора.
Исследованию рукописи <Тихого Дона>, истории создания романа и биографии
автора под углом зрения авторства <Тихого Дона> и посвящена моя книга <Тихий
Дон>: судьба и правда великого романа>, только что вышедшая в ИМЛИ.

Комплексное исследование рукописи <Тихого Дона>, истории его создания и
биографии Шолохова свидетельствует, что на Руси, во глубине России, в
казачьем курене сто лет назад и в самом деле родился и вошёл в литературу
непревзойдённый, несравненный гений. Поверить в это было трудно не только
Солженицыну в 1970-е годы, но и тем друзьям-товарищам, точнее,
друзьям-врагам Шолохова по литературе 20-х годов, которые входили в основном
в ультрареволюционный РАПП, Российскую Ассоциацию пролетарских писателей.
Этим людям, в большинстве своём вчерашним комиссарам в пыльных шлемах, для
которых само казачество было символом проклятого самодержавия, <Тихий Дон> -
трагическая сага о казачестве - был изначально чужд.
Особенно сильные сомнения зародились у руководителей РАППа, когда они
прочитали третью книгу романа, где автор вышел на такой больной нерв в
истории Гражданской войны, как вёшенское казачье восстание. Казачество
выступало в романе как подлинный русский народ, русское крестьянство, со
всем его противоречивым отношением к революции и большевикам, метанием между
белыми и красными.
Такова удивительная загадка гения: как мог в ультрареволюционные двадцатые
годы появиться роман, изображающий Гражданскую войну как национальную
трагедию, как братоубийственный катаклизм эпохи?! Роман, пронизанный
симпатией к конечным идеалам социальной справедливости, но и глубочайшей
болью и сочувствием как к белым, так и красным, к обоим столкнувшимся в
братоубийственной схватке лагерям. И такой роман, противоречащий всем
канонам времени, могущественной силой художественной правды проломил стену
предубеждения и стал главной книгой советской литературы.
Это глубинное внутреннее противоречие романа <Тихий Дон> и практически всего
творчества Шолохова, эта тайна творчества Шолохова ставила многих в тупик.
Возникали удивительные коллизии. С одной стороны, всё белое казачество, вся
казачья эмиграция с восторгом приняли <Тихий Дон>. Главным и первым
защитником Шолохова от клеветы выступила именно русская эмиграция. Одним из
самых высоких ценителей творчества Шолохова был атаман Краснов, руководитель
белоказачьего движения. А с другой стороны, этот роман поддержал Сталин,
благодаря которому третья книга романа, задержанная в журнале <Октябрь>,
увидела свет.
Сталин посвятил встречам с молодым Шолоховым такое количество времени, какое
не отводил ни одному военачальнику, учёному или деятелю культуры. В журнале
посещений Кремля в довоенную пору имя Шолохова фигурирует 12 раз. В
действительности встреч было больше. Удивительна переписка писателя со
Сталиным о трагедии крестьянства, казачества в коллективизацию, горькие,
страстные письма Шолохова о бедах деревни Сталину, как и скупая, но
определённая реакция Сталина на эти письма. Уж Сталин-то через ОГПУ, как
мало кто другой, знал истинную правду об авторстве <Тихого Дона>. И если бы
существовала хоть какая-то достоверная информация, что роман не принадлежит
Шолохову, Сталин вёл бы себя с Шолоховым по-другому. Это, конечно, аргумент
относительный, но аргумент, который не может не заставить задуматься,
попытаться понять тайну Шолохова.
Парадоксально и отношение к роману Горького. Как известно, Горький не
принимал крестьянство. Об этом говорит хотя бы его очерк <О русском
крестьянстве>. Он не принимал и казачество и тем не менее сделал всё, чтобы
спасти третью книгу романа, устроив у себя встречу Шолохова и Сталина. Всю
жизнь Горький говорил о Шолохове как о величайшем русском писателе.

Сегодня становится до обнажённости очевидным это внутреннее противоречие
между официальным, глянцевым обликом М.А. Шолохова как знаковой фигуры
социалистического реализма и реальным содержанием его творчества, отмеченным
неуступчивостью и бескомпромиссностью жизненной правды. Эта загадка гения,
сумевшего в сложнейших для творчества условиях на столетие опередить своё
время и осмыслить революцию как трагический разлом эпохи, долгие годы не
давала мне покоя.
После внимательного изучения практически всех доступных на сегодня
биографических и иных источников я пришёл к выводу, что Шолохов был
предельно <закрытой книгой>, предельно закрытым человеком. До конца Шолохова
не знал практически никто. Он таил себя от всех, чтобы иметь возможность
выявить себя в художественном слове. Старая коммунистка Левицкая, его
редактор, которую он называл второй матерью, специально поехала на Дон,
чтобы, как она писала, <разгадать Шолохова>. Ей хотелось посмотреть его в
обычной житейской обстановке, попробовать понять этого своеобразного,
необычного человека, сумевшего в свои двадцать с небольшим лет дать такие
глубокие, тонкие по психологическому анализу страницы <Тихого Дона>.
<Загадкой всё это было для меня, - пишет Левицкая. - Загадкой осталось и
после пребывания в Вёшенской. За семью замками да ещё за одним держит он
своё нутро, только изредка и всегда совершенно неожиданно блеснёт какой-то
луч и снова потухнет>. А нутро Шолохова было нутром глубинного и глубокого
патриота своего Отечества, сына своего народа, убеждённого государственника.
Тайна его коренится в том, что он выразил в своём романе <Тихий Дон> не узко
партийную, но глубинно народную точку зрения на революцию и Гражданскую
войну. В условиях 20-х гг., когда владычествующей идеологией на Руси был
троцкизм с его идеей перманентной мировой революции, неприязнью к России,
Шолохов, конечно же, не мог не таиться и открыто проявлять себя в письмах,
публицистике, выступлениях, даже в общении. Он позволял проявлять себя до
конца только в художественном творчестве. Противоречие в творчестве, о
котором я говорил выше, фактически было глубинным противоречием самого
Шолохова, который принимал революционные идеалы, но не принимал во многом
практики революции, особенно в её троцкистском воплощении. <Антишолоховеды>,
которые, в отличие от официального шолоховедения, ощутили и обнажили это
противоречие <Тихого Дона>, пытались разрешить его чисто механически,
примитивно отдав красный цвет в романе Шолохову, а белый - некоему
<соавтору>, придуманному <белому офицеру>. <Антишолоховеды> не поняли, что
величие <Тихого Дона> в том и состоит, что русская революция осмыслена здесь
в её глубочайшем историческом противоречии как великий подвиг народа и
одновременно - как его величайшая, страшная трагедия.
Спор с <антишолоховедами> был затруднён по одной простой причине:
практически не осталось архива Шолохова. Архив погиб в годы Великой
Отечественной войны, запечатанный в огромный сундук, который в 1941 году был
сдан писателем на хранение в вёшенский НКВД и исчез. Остатки архива погибли
в шолоховском доме, который разбомбила немецкая авиация, и на глазах
Шолохова погибла его мать. Ещё раньше,
в 27-м году, обороняясь от клеветы, Шолохов привёз в Москву чемодан
рукописей, представив всё это созданной под руководством Серафимовича
комиссии. Итогом её работы явилась публикация в <Правде> и <Рабочей газете>
официального заключения, опровергавшего клевету. Но Шолохов побоялся вернуть
в Вёшки черновики <Тихого Дона>. Он оставил их в Москве, у своего близкого
друга, крестьянского паренька, заведовавшего отделом литературы в <Журнале
крестьянской молодёжи>, Василия Кудашёва. Он боялся возвращать архив на
родину, потому что с самого начала работы над романом о вёшенском восстании
находился под постоянным <колпаком> спецслужб.
Но Кудашев в 41-м добровольцем ушёл на фронт в составе писательской роты,
попал в плен и погиб во Франции в 45-м году. В августе 41-го года он писал
жене, чтобы Шолохов вызвал его в Москву (а воевал Кудашев под Москвой). Он
хотел вернуть рукопись <Тихого Дона>. Эти письма были опубликованы в книге
<Строка, оборванная пулей>, выпущенной издательством <Молодая гвардия>. Но
когда шолоховеды приходили к Кудашевой, она заявляла, что рукописи нет, так
как утеряна при переезде с квартиры на квартиру. Точно так же отвечала она и
сыну Шолохова Михаилу Михайловичу, дочери Марии Михайловне, которые просили
вернуть рукопись, когда начались нападки на Шолохова.
Вдова Кудашева доверилась одному человеку - журналисту Л. Колодному. В 1984
году, перед смертью Шолохова, она показала Колодному рукопись, разрешила
ксерокопировать ряд её страниц, но категорически запретила говорить, у кого
хранится рукопись. Зная, что при живых наследниках М.А. Шолохова она не
имеет никаких юридических прав на рукопись, вдова Кудашева тем не менее
решила попытаться её продать, но сделать это не напрямую, а через
посредника, каковым она и выбрала Колодного.
С этим предложением - выкупить рукопись <Тихого Дона> у неизвестного лица -
Л. Колодный несколько раз обращался в Институт мировой литературы. В течение
15 лет мы не могли получить от Колодного ответа на вопрос, у кого хранится
рукопись и каковы законные основания для её владения и продажи. В
<Известиях> появилась статья <Тихий Дон> течёт на Запад> - о том, что
страницы рукописи <Тихого Дона> вот-вот появятся на зарубежных аукционах.
Вот почему рукопись <Тихого Дона> нам пришлось искать без помощи Колодного и
самостоятельно найти её владельца. С согласия наследников М.А. Шолохова
Академия наук выкупила рукопись первых двух книг <Тихого Дона> у племянницы
вдовы Кудашева, вдова к этому времени умерла. Деньги - 50 тысяч долларов -
были выделены Правительством по личному распоряжению В.В. Путина.
Обстоятельства, связанные с поиском рукописи, на пятнадцать лет задержали её
предъявление общественности как главного аргумента авторства Шолохова,
включение её в научный оборот.

Лично у меня никогда не было ни тени сомнения, кто автор <Тихого Дона>. И
наличие рукописи - хотя и последний, но далеко не единственный тому
аргумент. <Тихий Дон> - это реальный исторический документ об
обстоятельствах вёшенского восстания, очевидцем которого в отроческие годы
был Михаил Шолохов. Вёшенское восстание, его героика, его драма были самыми
сильными впечатлениями юного Шолохова, оставившими неизгладимую печать на
всю жизнь. Роман <Тихий Дон> насыщен личными воспоминаниями Шолохова и
такими характерами, которые не просто имели прототипов, но часто являли
собой реальные исторические личности, которых Шолохов знал лично.
Сохранились не только имена, но и фотографии многих прототипов и реальных
действующих лиц романа, фотографии домов, в которых они жили, и т.д. Полное
соответствие топонимики, реалий действительности в романе и жизни, всего
того, что было атмосферой мест, где в отрочестве жил Шолохов, где начиналось
и проходило восстание, поражает.
Во главе вёшенского восстания стояли два человека: Павел Кудинов и Харлампий
Ермаков. Кудинов руководил восстанием, а Ермаков, его близкий друг, был
правой рукой. Оба они были полными георгиевскими кавалерами и называли себя
казачьими офицерами из народа. Их слава гремела среди восставших.
Харлампий Ермаков - главный прототип Григория Мелехова. Практически
Харлампий Ермаков был своего рода соавтором <Тихого Дона>. По свидетельству
дочери, учительницы Пелагеи Ермаковой, Харлампий Ермаков был дружен с отцом
Шолохова, многие часы проводил в разговорах с Михаилом Шолоховым. Его
биография легла в основу многих страниц <Тихого Дона>.
Мне удалось разыскать три тома следственного дела ОГПУ, посвящённые
Харлампию Ермакову, и два тома следственного дела СМЕРШа о Павле Кудинове.
Это уникальные документы. Они раскрывают судьбу, весь <служивский> путь
Харлампия Ермакова. Он один к одному совпадает с жизненным и <служивским>
путём Григория Мелехова. Из рукописи романа следует, что Шолохов начинал
писать свой роман в 25-м году. Сохранились две главы самого первого начала
романа. Главным героем там был Абрам Ермаков, наделённый всеми чертами
Григория Мелехова. В <деле> хранится личное письмо Шолохова Харлампию
Ермакову из Москвы от 6 апреля 1926 года с просьбой о встрече для выяснения
некоторых вопросов. Письмо это было доложено Ягоде. 15 июня 1927 года по
личному распоряжению Ягоды Харлампий Ермаков был расстрелян.
Не менее драматична судьба и другого героя <Тихого Дона> - Павла Кудинова.
Некоторые шолоховеды сначала полагали, что это вымышленный герой. В
действительности это абсолютно реальная, причём уникальная личность.
Оказавшись в Болгарии, в эмиграции, бывший руководитель вёшенского восстания
стал работать на советскую разведку, а в 1945 году был арестован СМЕРШем и
попал в наши лагеря, где провёл двенадцать лет. Мне удалось выйти на бывшего
сотрудника МВД, который охранял Кудинова, а позже был с ним в переписке,
когда Кудинов вернулся в Болгарию.
Вот как есаул Павел Кудинов, руководитель вёшенского восстания и один из
героев шолоховского романа, после своего возвращения из Сибири оценивал
<Тихий Дон>: <Роман Шолохова <Тихий Дон> есть великое сотворение истинного
русского духа и сердца. Впервые я пробовал читать его по-болгарски, но плохо
понимал, позже я выписал себе из Белграда русское издание. Читал я <Тихий
Дон> взахлёб, рыдал, горевал и радовался, до чего же красиво и влюблённо всё
описано. До чего же полынно горька правда о нашем восстании. И знали бы,
видели бы вы, как на чужбине казаки, батраки-подёнщики собирались по вечерам
у меня в сарае и зачитывались <Тихим Доном> до слёз... Многие бывалые
офицеры допытывались у меня, до чего же всё точно Шолохов написал про
восстание! <Скажите, Павел Назарович, не припомните, кем он у вас служил в
штабе, этот Шолохов, что так досконально мыслью всё превзошёл и изобразил?>
Я, зная, что автор <Тихого Дона> в ту пору был ещё отроком, отвечал
однополчанам: <То всё, други мои, талант. Такое ему от Бога дано видение
человека, который потряс наши души и заставил всё увидеть заново>. И тоска
наша по России стала ещё острее>.

Роман <Тихий Дон> - один из величайших трагических эпосов в мировой
литературе. Первая книга романа рассказывает нам о полной, как чаша, кипящей
страстями, счастливой жизни казачества. А лучшая, на мой взгляд, четвёртая
книга романа приводит нас на пепелище. Расколот, разломлен надвое некогда
такой счастливый и полноводный народный, казачий мир, и в этом тектоническом
разломе один за другим гибнут почти все так полюбившиеся нам герои: Пётр
Мелехов, его непутёвая Дарья, жена Григория Наталья, его отец Пантелей
Прокофьевич, мать Ильинична и, наконец, в завершение романа, Аксинья. Эта
дорога смерти пролегла через жизнь и душу Григория Мелехова. Потери - одна
горше другой - близких Григорию Мелехову людей написаны в романе с огромной
силой. Они являются прелюдией к финалу романа, завершению судьбы Григория
Мелехова.
Десять лет бился Шолохов над этим финалом. Вспомним, с какой
стремительностью - за 3-4 года - написал он первые три книги. И десять лет
писал четвёртую. Именно четвёртая книга, которую даже по чисто техническим
причинам его недоброжелатели не могли приписать никому, кроме Шолохова, была
самым тяжёлым испытанием для автора <Тихого Дона>. И критика, и читатели той
революционной поры, и общественность, и лично Сталин требовали от писателя
одного: чтобы он привёл Мелехова в стан революции, сделал его большевиком.
Но безусловное и полное чувство исторической правды, свойственное
гениальному художнику, сделало своё дело: Шолохов вывел финал <Тихого Дона>
на уровень высочайшей трагедии.
<:Вот и сбылось то немногое, о чём бессонными ночами мечтал Григорий. Он
стоял у ворот родного дома, держал на руках сына: Это было всё, что осталось
у него в жизни, что пока ещё роднило его с землёй и со всем этим огромным,
сияющим под холодным солнцем миром>.

Такой - холодный - финал романа <Тихий Дон> привёл к тому, что на заседании
Комитета по Сталинским премиям, а они были учреждены Сталиным как раз в 1941
году и присуждались впервые, Фадеев, Алексей Толстой и другие крупнейшие
советские писатели выступали с глубочайшими сомнениями по поводу присуждения
премии Шолохову, - из-за того именно, что он не сделал Григория Мелехова
большевиком. Однако Шолохов получил и Сталинскую, а позже и Нобелевскую
премии, завоевал общенародное и мировое признание.
И здесь я коснусь ещё одной величайшей загадки гения.
Выразив всесокрушающий размах русской революции, всю глубину и беспощадность
исторической и человеческой трагедии, пережитой в ХХ веке русским народом,
роман <Тихий Дон> не погружает читателя в пучину мрака, но оставляет чувство
надежды и света. И другой аспект той же проблемы: при всей глубине осознания
трагедийности русской революции роман <Тихий Дон> не вызывает ощущения её
исторической бесперспективности, бессмысленности. Более того: трагедийный
эпос о русской революции написан человеком, который принял революцию и был
верен идеям социальной справедливости до конца. На его взгляд, ни беды и
жестокости революции и Гражданской войны, ни испытания трагических 30-х
годов не смогли вытравить в народе стремление к справедливости, принизить
значение русской революции, изменившей судьбы не только России, но и всего
мира, предопределившей нашу победу в войне, поставившей нашу страну в центр
мировых исторических событий.
Иногда спрашивают, но почему в последующем Шолохов не создал произведений на
уровне <Тихого Дона>? Почему, начав так стремительно и мощно, он после войны
молчал годами и даже десятилетиями? Что вовлекало его, как Фадеева или
Твардовского, в тяжкую, чисто русскую болезнь?
Ради справедливости скажем, что и таких немногих произведений, как <Поднятая
целина>, <Они сражались за Родину> или <Судьба человека>, достаточно, чтобы
художнику остаться в веках. А с другой стороны, разве Гёте за свою долгую
жизнь создал второго <Фауста>? Сервантес - <Дон Кихота>?.. И всё-таки почему
же именно <Тихий Дон>, т.е. первое эпическое произведение молодого в ту пору
писателя, явилось вершиной его творчества?
На мой-то взгляд, как это ни парадоксально, именно крайняя молодость
Шолохова, неумудрённость годами, помноженные на гениальность его творческого
ума, когда художник творил, не задумываясь о каких бы то ни было рамках, и
помогли Шолохову на полную мощь выплеснуть из души столь глубоко пережитую
им в отрочестве трагическую правду времени, создать великую книгу.
Но чем дальше, всё уже становились допустимые рамки свободы самовыражения
художника. С накоплением жизненного и житейского опыта начинал действовать
внутренний редактор, крепла цензура, в том числе и высочайшая, на уровне
Политбюро. Художник утрачивал возможность писать в полную силу того
понимания правды времени, каковая - удел гения.
<Поднятая целина> - великолепная книга, особенно её первый том. Но
соотнесите <Поднятую целину> с тем сгустком боли и отчаяния, которые звучат
в письмах Шолохова Сталину времён коллективизации, - и вы поймёте, что в
<Поднятой целине> Шолоховым была сказана далеко не вся правда. Эта переписка
Шолохова со Сталиным - по бесстрашию и боли за народ, по беспощадности
правды - нравственно стоит на одном уровне с <Тихим Доном>, но написать на
этом уровне правды роман о коллективизации было уже невозможно.
По той же причине - невозможности высказать всю правду до конца о Великой
Отечественной войне - Шолохов, думается, не смог закончить и роман <Они
сражались за Родину>.
И хотя Михаил Шолохов всегда был не только гордостью народа, но, казалось
бы, и любимцем властей, в течение всей своей жизни он находился во всё
возрастающем внутреннем противоречии с теснившими его политическими
обстоятельствами времени, что выражалось в его вёшенском отшельничестве и
продолжительном творческом молчании. Гений не укладывался во всё более
заскорузлые, искусственно зауженные рамки жизни. А к этому прибавилась
вдобавок ещё и несправедливая чёрная клевета, от которой даже не пыталась
защитить его власть, которую он переживал молча, с огромным человеческим
достоинством, и которая свела его раньше времени в могилу.

Трагична судьба великих писателей на Руси! Но бессмертен их подвиг.
Бессмертен и подвиг автора <Тихого Дона>, сумевшего воззвать Россию, сквозь
бурю, раскол и натиск революционных годов, к национальному единению.



От Георгий
К Георгий (08.05.2005 20:41:50)
Дата 15.05.2005 12:57:12

Еще раз. К вопросу о приоритетности <Авиамарша> (*+)

http://mai.exler.ru/mailogo/aviamarch/german.html

Немецкий "Авиамарш"
----------------------------------------------------------------------------
----

[26.9.2002]
Ринат Булгаков (США), tylerox@yahoo.com
<Кто у кого?>
К вопросу о приоритетности <Авиамарша>

Кто у кого позаимствовал мелодию <Авиамарша>? Мы у немцев или немцы у нас?
Вопрос этот был поднят ведущим Русской службы BBC Севой Новгородцевым ещё в
конце 1980-х, и с тех пор дискуссия о приоритетности советского или
немецкого варианта не утихает, особенно в интернете. Ибо оба варианта в
музыкальном плане практически идентичны.

Предположений высказывалось много, но, в основном, спорщики склонялись к
мысли, что музыка этого марша - всё же немецкая, причём чуть ли не
восемнадцатого века. Это суждение подкреплялось тем, что Ю. Хайт, которого
традиционно считали автором музыки советского варианта, бравурных маршей
никогда не писал, все его композиции были танго или фокстроты - музыка
совершенно иной направленности, которую исполнял незабвенный Пётр Лещенко.

Я решил установить истину. Шеллаковых пластинок (шеллак - род пластмассы, из
которой изготавливались все пластинки на 78 оборотов в минуту) с записью
немецкого варианта, конечно же, ни у кого не было. Единственными записями
немецкого марша, имевшими хождение в интернете, были фрагменты радиопередач
Севы Новгородцева (1991 г.) и фрагмент фонограммы фильма Лени Рифеншталь
(Leni Riefenstahl) <Триумф воли> ("Triumph des Willens", 1934 г.). Не были
известны ни точное название немецкого варианта, ни год, когда он прозвучал
впервые, ни автор текста.

Поиски я начал в Германии, а именно с Бундесархива в г. Кобленце. Ответ не
заставил себя долго ждать: <У нас ничего нет, попробуйте обратиться в
Военно-музыкальный институт в Потсдаме>. Там я и познакомился с доктором
Питером Поппом, директором этого института, который в течение четырёх
месяцев координировал мою переписку с германскими архивами, музеями,
организациями и частными лицами. Результатов, увы, не было.

Однако в августе 2002 г. профессор Попп посоветовал мне послать запрос в
Музей и институт кинематографии во Франкфурте, что я и сделал. Ответ пришёл,
как всегда, отрицательный, но с рекомендацией обратиться в Государственный
радиоархив, находящийся в том же городе. Не имея, впрочем, уже больше
никакой надежды, я направил официальный запрос и в Радиоархив, присовокупив
записи обоих маршей - немецкого и советского. И вот 12 сентября 2002 г. я
получил из Радиоархива факс на шести листах. Руководитель отдела коллекций и
информации Йорг Вирхови любезно сообщил мне следующее:

Оригинальное название искомого немецкого марша - "Das Berliner
Jungarbeierlied" ("Herbei zum Kampf, ihr Knechte der Maschinen:"). Это так
называемая <боевая песня> отрядов СА.
Год: приблизительно 1926, именно тогда её начали исполнять впервые.
В грамзаписи она вышла на фирме Industrieton в виде своеобразного попурри
вместе с другой песней - "Wir sind das Heer vom Hakenkreutz:". Слова - Kleo
Pleyer (1922), музыка - Albert Gottlieb Methfessel ("Stimmt an mit hellem,
hohem Klang", 1811).
Вот полный текст <немецкого "Авиамарша">:



Das Berliner Jungarbeiterlied

музыка - Юлий Хайт
автор текста не установлен

Herbei zum Kampf, ihr Knechte der Maschinen
nun front gemacht der Sklavenkolonie.
Hort ihr denn nicht die Stimme des Gewissens,
den Sturm, der euch es in die Ohren schrie?

Ref.: Ja, aufwarts der Sonne entgegen,
mit uns zieht die neue Zeit.
Wenn alle verzagen, die Fauste geballt,
wir sind ja zum Letzten bereit!
Und hoher und hoher und hoher
Wir steigen trotz Ha? und Verbot.
Und jeder SA Mann ruft mutig: Heil Hitler!
Wir sturzen den Judischen Thron!

Bald rast der Aufruhr durch die grauen Stra?en
Wir sind der Freiheit letztes Aufgebot.
Nicht langer sollen mehr die Bonzen pra?en
Prolet: kampf mit, fur Arbeit und fur Brot.

Ref.

Nun nehmt das Schicksal fest in eure Hande,
es macht mit einem harten Schlag der Fron
des ganzen Judentyrannei ein Ende,
das braune Heer der deutschen Revolution!

Ref.


ок. 1926 г.

Приложением Йорг прислал копии нескольких страниц из книги "Lieder in
Politik und Nazionalsozialismus" (Gottfried Niedhart, George Bruderick
(Hrsg.), Frankfurt am Main, 1999, ISBN 3-631-33611-X).

В частности, он указал на статью "Der Kampflied der SA", которую написали
George Bruderick и Andre Klein, а именно на главу III - "SA und
Reichsarbeitdienst", стр. 83-84.

Привожу цитату из этой статьи:

"Neben den NS-Kontrafakturen von Arbeitsliedern hat die SA auch weiterhin
neue Kamplieder entwickelt, die zum Teil vom Arbeitsliedguf beeinfluss
wurden. Zu solehen Liedern gehoren die folgenden. 'Das Berliner
Jungarbeiterlied' ('Herbei zum Kampf, ihr Knechte der Maschinen', um 1926).
Nach Bajer hat sichdieses Liedaus dem Lied der rotten Luftflotte entwickelt,
dessen Kehrrein mit den Worten endet 'Drum hoher und hoher und hoher, wie
steigen trotz Hass und Holm. Ein jeder Propeller singt surrend: Wir sclutzen
die Sowjetunion'".

<В СА возникли новые "рабочие" песни, одна из них - "Das Berliner
Jungarbeiterlied". Байер пишет (здесь ссылка на статью Ганса Байера "Lieder
unschen Geschichte" в журнале "Die Musik", номер XXXV/9, июнь 1939 г.), что
нет сомнений в том, что за её основу был взят марш ВВС Красной Армии, с
припевом, который заканчивается следующими словами: "Всё выше, и выше, и
выше // Стремим мы полёт наших птиц, // И в каждом пропеллере дышит //
Спокойствие наших границ">.
Итак, Ганс Байер, музыковед, исследователь и современник этого марша, в
своей статье в журнале "Die Musik" в июне 1939 г. сообщил, что он не смог
найти немецких авторов, и пришёл к выводу, что немцы действительно
заимствовали мелодию советского <Авиамарша>, и даже процитировал (в
переводе) четыре строки припева.

По данным немецкого Рундфункархива, данная фонограмма является единственной,
выпущенной в грамзаписи. К сожалению, фирма Industrieton ни года выпуска, ни
имён исполнителей на пластинке не указала. Рассматриваемый нами марш "Das
Berliner Jungarbeiterlied" на этой пластинке исполнен слитно с песней "Wir
sind das Heer vom Hakenkreutz", причём из первого произведения взят только
первый куплет и припев, а из второго - первые четыре строки.

Таким образом, текст, звучащий в публикуемой записи, выглядит так:


Wir sind das Heer vom Hakenkreutz,
hebt hoch die rotten Fahnen,
der deutschen Arbeit wollen wir
den Wog zur Freiheit bahnen,
der deutschen Arbeit wollen wir
den Wog zur Freiheit bahnen.

Herbei zum Kampf, ihr Knechte der Maschinen
nun front gemacht der Sklavenkolonie.
Hort ihr denn nicht die Stimme des Gewissens,
den Sturm, der euch es in die Ohren schrie?

Ja, aufwarts der Sonne entgegen,
mit uns zieht die neue Zeit.
Wenn alle verzagen, die Fauste geballt,
wir sind ja zum Letzten bereit!
Und hoher und hoher und hoher
Wir steigen trotz Ha? und Verbot.
Und jeder SA Mann ruft mutig: Heil Hitler!
Wir sturzen den Judischen Thron!



Специалисты из Рундфункархива также сообщили мне, что запись эта является не
только единственной, но и ещё очень редкой. Дело в том, что "Das Berliner
Jungarbeiterlied" является типичной песней отрядов СА так называемого
<периода борьбы> (Kampfzeit), 1919-1933 гг. После прихода НСДАП к власти
песни этого периода потеряли своё значение, за исключением только "Horst
Wessel Lied". Начиная с 1933 г. нацисты стали выпускать в грамзаписи песни
только направления "Weihe-und bekenntnislieder".
Итак, всё что можно было сделать, сделано. Истина, кажется, установлена. К
радости тех, кто всегда считал, что <Авиамарш> - это наша песня, и к
глубокому разочарованию тех, кто надеялся, что приоритет за немцами.

Das Berliner Jungarbeiterlied  1:37, моно (1,6 Мб). Запись до 1945 г.
MP3, 128 Kбит/с, 16 бит, 44 100 Гц.
Запись с тиражной грампластинки (78 об./мин.).
Сведений об авторе текста нет.
Сведений об исполнителе нет.
Точная дата записи не установлена.


Предупреждение. Настоящая публикация не имеет своей целью оскорбить или
унизить чьё-либо национальное достоинство и ни при каких обстоятельствах не
может быть расценена как попытка разжигания межнациональной розни или
пропаганда насилия. Настоящая публикация служит исключительно установлению
исторической истины.
Редакция МАИ.Экслер.ру никоим образом не разделяет нацистских или
националистских взглядов.



От Руслан
К Георгий (15.05.2005 12:57:12)
Дата 16.05.2005 12:07:05

Мне больше нравиться это:

Мы люди большого полета
Владимир Бунчиков и Владимир Нечаев
Муз. Б. Мокроусова, Сл. А. Фатьянова
Оркестр под управлением В. Н. Кнушевицкого
(17493 - 1949 г.)

bunchikov_i_nechaev_-_my_ludi_bolchogo_poleta.mp3
От Руслан
К Руслан (16.05.2005 12:07:05)
Дата 16.05.2005 12:09:38

поправлена ссылка

>Мы люди большого полета
>Владимир Бунчиков и Владимир Нечаев
>Муз. Б. Мокроусова, Сл. А. Фатьянова
>Оркестр под управлением В. Н. Кнушевицкого
>(17493 - 1949 г.)

http://retro.samara.ws/music/phono/labor/bunchikov_i_nechaev_-_my_ludi_bolchogo_poleta.mp3
От Баювар
К Руслан (16.05.2005 12:09:38)
Дата 19.05.2005 01:27:46

Мы рождены надеждой миллионов

>Мы люди большого полета

А я придумал объединенный вариант, напомню:

Мы рождены надеждой миллионов,
Услышит мир спокойный твердый шаг.
Народ встает под красные знамена,
В единстве сила -- пусть трепещет враг!

В небе незнакомая звезда...
От self
К Георгий (08.05.2005 20:41:50)
Дата 11.05.2005 15:10:55

«Дмитрий Донской». В роли великого князя Московского – Рома Зверь (+*))

http://www.gazeta.ru/2005/02/21/oa_148970.shtml


Зверь в шкуре святого

Текст: Вадим Нестеров Фото: stmweb.narod.ru

Запускается новый исторический блокбастер «Дмитрий Донской». В роли великого князя Московского – Рома Зверь.

Заботой о подрастающем поколении отличились наши киношники. Продюсер Александр Войтинский, ранее известный по съемкам рекламных роликов и видеоклипов, решил перехватить давнюю задумку Никиты Михалкова и сделать фильм о Куликовской битве «Дмитрий Донской», где сам выступит в качестве режиссера.

Не будем придираться к прошлому, клипмейкерство все-таки не клеймо, и последние события в мире кино это подтвердили. Тем более что нам обещают «полнометражный художественный фильм принципиально нового типа». В релизе пресс-конференции, которая пройдет в пятницу, так и сказано: «Фильм повествует об одной из самых трудных и героических эпох в истории России – времени объединения русских земель вокруг Москвы, времени поиска национального согласия и беспощадной борьбы с врагами Отечества. Фильм задуман как масштабный исторический блокбастер, обращенный к молодежи, к тем, кто сегодня находится в поисках героя, в поисках образца для подражания, к тем, кто в 2008 году выберет себе президента и будет отвечать за Россию завтрашнюю».

Ну что ж, обращение к периоду, когда в крови и грязи рождалась русское государство, сегодня более чем уместно. Собственно, Никита Сергеевич Михалков собирался делать картину из примерно тех же патриотических соображений:

«В моих планах – съемка фильма "Дмитрий Донской". Эту картину нужно "поднять" – на весь мир. Чем была Куликовская битва? Это была битва народа против военной машины. Православный народ воевал не против представителей другой религии (конфессии), а против интернационального и межконфессионального зла, против тьмы. И Бог помогал».
Вот и Войтинский о «образце для подражания» радеет. Не очень, правда, понятно, при чем здесь президент, ну да бог с ним, гораздо интереснее звучит обещание фильма «принципиально нового типа».

Впрочем, создатели фильма секрета из своего ноу-хау не делают и охотно рассказывают о своих планах. Дело в том, что в связи «с необходимостью говорить на языке молодежи» на роль Дмитрия Донского приглашен свеженький супергерой «поколения MTV», рок-музыкант, представлявший Россию на церемонии Europe Music Awards-2004, кумир прыщавых старшеклассниц Рома Билык (Зверь) из группы «Звери».

Удивляться нечему – группа в свое время была создана режиссером будущего блокбастера Александром Войтинским, тогда более известным под именем Вой Собака Вой, и ее бессменным продюсером «патриотический воспитатель молодежи» остается по сегодняшний день.
Идею, что с молодежью надо говорить на ее языке, Войтинский проталкивает давно. Язык этот он хорошо себе представляет. Когда в прошлом году во время калининградских гастролей он подбил своего питомца нассать на могилу Канта, то подвел под это целую философскую базу: «Мы с Ромой Канта не читали, и для всех миллионов, которые слушают Рому, Канта не существует. Для тебя Кант есть, а для публики его нет. Мы ведем диалог с миллионами».

Судя по всему, теперь этим миллионам обломятся диалоги Дмитрия Донского – Ромы с каким-нибудь Боброком в исполнении Децла. «Парк культуры» настоятельно советует культрегерам не замыкаться на «поколении MTV» и для расширения культурного охвата обратить внимание и на «поколение "Аншлага"». Так и видишь, как Сергий Радонежский (Роман Карцев) наставляет перед битвой князя Московского: «Я дам тебе богатырей Пересвета и Ослябю, двух, но о-о-очень больших. Или трех, но маленьких…»

21 ФЕВРАЛЯ 13:54
От Георгий
К Георгий (08.05.2005 20:41:50)
Дата 09.05.2005 13:09:10

Давнее интервью Булата Окуджавы (*+)

http://www.livejournal.com/users/krylov/1086936.html

"Он воевал" как решающий аргумент | как Окуджаву заставляли работать
Сначала - небольшой мысленный эксперимент.

Представьте себе, что вы еврей. Не то чтобы какой-то там с пейсами -
обычный, нормальный светский еврей. Вы сидите в хорошей немецкой пивной.
Перед вами - собеседник, немец. Умный, тонкий, образованный, в круглых таких
очочках.
Вы пьёте пиво и обсуждаете события начала прошлого века. Оба сходитесь на
том, что война - это вообще ужасная глупость, а уж война в Европе - это ужас
в квадрате.

- Но всё-таки, - замечает немец, - нужно уважать ветеранов. Они испытали
такое, что нам и не снилось. И в том, что мы этого не пережили, есть и их
заслуга.
Вы, конечно, соглашаетесь.

- Поэтому, - как ни в чём не бывало продолжает немец, - я свято чту память
Адольфа Гитлера. Он был настоящим солдатом. Он пошёл на фронт добровольцем,
хотя был гражданином другого государства и у него был белый билет.
Добровольцем, понимаете, добровольцем! Он специально обратился к королю
Баварии, чтобы его взяли на фронт. Там он был санитаром, видел кровь, грязь
и ужас. Потом почти всю войну провоевал связным. Вы знаете, что такое
связной в Первую Мировую? Каково это - бежать с кабелем под разрывами? Он
побывал в сорока семи сражениях, в самом центре ада, и выжил. Дважды ранен.
Ранен, понимаете, ранен! Его травили газами, он чуть не умер в грязном
лазарете. Железный Крест Второй степени он получил в декабре четырнадцатого,
а в августе восемнадцатого - Железный Крест Первой степени. Он был простым
солдатом, и получил Железный Крест Первой степени, понимаете? Он получил его
за захват в плен вражеского офицера и пятнадцати солдат. Он герой, настоящий
герой. Да, впоследствии он совершил трагические ошибки. Я его за это
осуждаю. Но для меня свята память Гитлера как мужественного фронтовика. И не
смейте мне говорить о том, что под старость этот человек, завоевав
политическую власть, делал ошибки. Это хамство, самое настоящее хамство в
библейском смысле этого слова - осуждать фронтовика, каким бы он ни был! Тем
более, он умер. Топтаться сапогами по мёртвому фронтовику - это такая
непередаваемая мерзость, что у меня просто нет слов.

Вы вспоминаете своего дедушку, чей пепел удобрил землю Фатерлянда, встаёте
и:

А теперь представьте себе, что вы русский. Не то чтобы в косоворотке -
нормальный такой русский, живущиё в России последние пятнадцать лет. Вы
сидите в средней российской жральнице (ну, скажем, в <Пирогах>). Где сидит
такой же интеллигентный человек в очочках и говорит:

- Как вы смеете говорить дурное об Окуджаве? Он же фронтовик, сапогами глину
месил! После окончания десятилетки в Тбилиси он добровольцем ушел на войну.
Добровольцем, понимаете, добровольцем! Служил, правда, в запасном минометном
дивизионе, затем после двух месяцев обучения был отправлен на
Северо-Кавказский фронт. Был минометчиком, потом радистом тяжелой
артиллерии. Был ранен под городом Моздок. Ранен, понимаете, ранен! Он видел,
как убивают людей, его сложная натура пережила весь этот ужас и творчески
переработала его в чудесные песни! Да, с его военной биографией много
непонятного, особенно чеченский эпизод, да и жизнь под Тбилиси. Но он бывал
на фронте! И не смейте мне говорить о том, что под старость этот человек,
получив духовную власть, делал ошибки. Это хамство, самое настоящее хамство
в библейском смысле этого слова - осуждать фронтовика, каким бы он ни был!
Тем более, он умер. Топтаться сапогами по мёртвому фронтовику - это такая
непередаваемая мерзость, что у меня просто нет слов.

Вы вспоминаете эти пятнадцать лет, встаёте и:

:о нет, о нет, я отнюдь не считаю, что Окуджава равен Гитлеру. Он был,
скажем так, Геббельсом гайдарочубайсизма, и далеко не единственным. Но он
был духовным вождём русоедской интеллигенции, пособником убийц и
реформаторов, певцом разрушения страны. Под каждым преступлением этих
нелюдей и выродков стоит подпись: <Одобрено Окуджавой>. Тысячи фронтовиков -
настоящих, с иконостасом на груди - умерли раньше, чем могли бы, благодаря
непрестанным усилиям этого замечательного человека.

Так что - - -.

====================
Довесок. Окуджава вспоминает о самом страшном в его фронтовой жизни:
http://2005.novayagazeta.ru/nomer/2005/32n/n32n-s12.shtml


>- Вы так и не успели повоевать толком?
>- Нет. Месяца полтора. Я вообще в чистом виде на фронте очень мало воевал.
В основном скитался из части в часть. А потом - запасной полк, там
мариновали.
>Я вообще в чистом виде на фронте очень мало воевал. В основном скитался из
части в часть. А потом - запасной полк, там мариновали. Но запасной полк -
это просто лагерь. Кормили бурдой какой-то. Заставляли работать. Жутко было.
[...]
>Меня вновь отправили в запасной полк, где я опять мучился, пока не пришли
вербовщики. Выбирать. Я уже на фронте побывал, я уже землянки порыл, я уже
наелся всем этим. Я стараюсь сачковать, куда-нибудь полегче.

------------
И ещё одна интересная подробность:
------------

>...мы приехали к месту назначения грязные, рваные, похожие на обезьян,
спившиеся. И командиры, и солдаты. И нас велели отправить в Батуми, в
какую-то воинскую часть, приводить в чувство. Там казармы, на полу солома,
прямо на соломе мы спали. Ничего не делали. Я запомнил только то, что повели
нас на экскурсию: почему-то дачу Берия смотреть. Роскошный белый дом на
холме. Разрешили через окна посмотреть убранство. Роскошная столовая,
громадная, барская. А товарищи мои были в прошлом профессиональные жулики.
Очень добрые ребята.
>Они там побегали по даче, разнюхали. Мы пришли, легли спать. Ночью я
проснулся - их нет. К утру в казарму пришли какие-то люди, и ребят
арестовали. Выяснилось, что ночью они все столовое серебро в скатерть - и
унесли. Ночью же отнесли в скупку. Их выследили. Мы обсуждаем, что им
грозит? Расстрел? Нас торопят, в маршевую роту скорее-скорее, под
Новороссийск. Поэтому нас толком даже не успели переодеть, а этих выпустили,
потому что все равно на фронт. Они пришли, смеются.

----------------------------------------------------------------
Тут всё вкусно. Начиная с темы "ужасов сталинизма" (разграбить дачу Берии и
ничего плохого за это не поиметь - н-да, тоталитаризм... попробуйте ограбить
дачу Киркорова, сравните эффект). И кончая симпатией к ворам, попятившим
цветмет (любимое занятие известных лет).
Дальше ещё вкуснее, как он зверел от муштры и безделья.
Читая всё это, я никак не мог понять, чего тут больше - честности или
бесстыдства. Мог бы ведь и сказать, что "всю войну прошёл и тыщу немцев
побил, чудом в живых остался". Никто бы и не пукнул: Сам Сказал. Но - ведь
было ведь "всё можно". Тем паче, что уже наметились контуры грядущего
"сталинхужегитлера", и Окуджава держал нос по ветру:

----------------------------------------------------------------------------
------------------------
>...Он Сталина оправдывал, Сталин - это наша сила, а мне этот герой был чужд
совершенно. Позже этот друг прочитал Школяра, был возмущен, потому что его
интересовал героизм советских воинов, а там, черт-те что там было. У него
уже выработалось то, что было, а писать-то надо то, что надо. Просчеты,
поражения - все это умалчивается. В русско-японской войне нам наложили по
первое число. Нет, выступает муж и говорит: ну, может быть, в целом войну
проиграли, но отдельные-то сражения блистательно выигрывались нашими
войсками. Финскую кампанию, по существу, мы тоже проиграли. Никто же об этом
не говорит.
>А теперь особенно. Прошлые 60 лет вообще превратились в ложь. В зале
Чайковского поэтический вечер. Я выхожу, читаю стихи против Сталина, против
войны, и весь зал аплодирует (это я, к примеру, говорю). Потом выходит
Андрей Дементьев и читает стихи о том, как славно мы воевали, как мы всыпали
немцам, так пусть они знают свое место, пусть помнят, кто они такие, и зал
опять аплодирует.
>Мало кто думает о том, что немцы сами помогли Советскому Союзу себя
победить: представьте себе, они бы не расстреливали, а собирали колхозников
и говорили им - мы пришли, чтобы освободить вас от ига. Выбирайте себе форму
правления. Хотите колхоз - пожалуйста, колхоз. Хотите единоличное
хозяйство - пожалуйста. На заводах то же самое - делайте свою жизнь. Если бы
они превратили наши лозунги в дело, они могли бы выиграть войну. У них была,
конечно, жуткая ошибка с пропагандой. Своей исключительной жестокостью они
спровоцировали народный гнев. Та же самая ситуация была и с Наполеоном, он
же вошел в Россию, и сразу были брошены прокламации, что он идет освободить
русское крестьянство от рабства. Что сделал русский крестьянин? Он тут начал
резать своих помещиков и понес продовольствие: Но потом Наполеону
подсказали, что он император и что русский крестьянин уничтожает дворянство.
Это не совсем правильно, и они тут же отменили свое решение. Тут русский
крестьянин взял вилы и пошел бить французов.
>Но системы у нас похожи. Абсолютно две одинаковые системы схлестнулись. Они
поступали точно так же, как поступали бы и мы. И в этом их ошибка. Просто
наша страна оказалась мощнее, темнее и терпеливее.

----------------------------------------------------------------------------
---------------------------------------------
Тут особенно хорошо это "темнее". Ну да, немцы - это был свет. Ibi Fuhrer,
ibi lux, пардон за макаронизм, по-грузински не разумем.

)(