От Георгий
К Администрация (Сепулька)
Дата 30.03.2005 23:28:50
Рубрики Прочее; Ссылки; Тексты;

Культура (-)
От Георгий
К Георгий (30.03.2005 23:28:50)
Дата 14.04.2005 22:28:36

Ю. Темирканов: "Мы еще до сих пор внутри себя не освободились. Нас запугали по седьмое колено" (*+)

http://www.mn.ru/opinion.php?id=34098

Главным героем на премьере "Пиковой дамы" в театре Ла Скала стал дирижер Юрий Темирканов

Премьеру давали в новом здании театра "Арчимбольди". На сцене, затянутой черным бархатом, минимум декораций. Лишь то, что напоминает
пушкинский Петербург: узор чугунной ограды, парапет набережной, домашний театр, словно перенесенный из Юсуповского дворца.
Постановка Стефена Медкальфа большой оригинальностью не отличается, и слава Богу! Никаких отступлений от канона: Лиза бросилась с
моста, Герман застрелился, Графиня умерла от испуга.

Елена Образцова (Графиня) снова удивила диапазоном голоса и драматического таланта. Дмитрия Хворостовского за партию Елецкого можно
оценить исключительно по максимальной шкале. Заслуженный успех выпал на долю Владимира Ванеева, спевшего Томского. Правда, на фоне
мастеров затерялись исполнители главных ролей - Михаил Дидик и Дагмар Шелленбергер со своими скромными вокальными данными.

Но основным героем премьеры стал дирижер. Публика сердечно приветствовала Юрия Темирканова уже при выходе, успех нарастал с каждым
актом и завершился бурной овацией в финале. После спектакля знаменитый музыкант ответил на вопросы "МН".

- Вы довольны постановкой?

- В принципе доволен, иначе бы отказался дирижировать. Во Франции у меня был случай, когда я уже отрепетировал с оркестром, но
сбежал, увидев, что происходит на сцене. Постановка в "Ла Скала", хоть мне и не очень нравится, по крайней мере, не оскорбляет.
Режиссер приезжал ко мне в Лондон советоваться, видимо, из-за боязни, что я повторю французскую эскападу.

- Один из ценителей вашего творчества заметил, что в этом спектакле вы были более сдержанным, чем обычно, жест не такой щедрый.

- Да, нет. Я вообще не умею дирижировать, когда мне что-то не нравится. Ну, вот, что было вчера? Герман - не тот герой, которого
писал Чайковский. Начинаешь думать, почему же композитор плакал, когда сочинял оперу? Здесь Герман с первой же картины смешан с
толпой. Это неправильный режиссерский ход.

Герман не может реализовать свою любовь, потому что беден. Поэтому он любым способом стремится проникнуть в высшее общество. А если
он в толпе, значит, он ее часть? Зритель не видит разницы! Даже зная язык и содержание оперы, начинаешь путаться.

- Какой должна быть опера?

- Опера должна быть красивой. Как жанр она сейчас умирает, поскольку ею занимаются непрофессионалы, которые не знают, что ЭТО такое.
Исчезают мастера оперной режиссуры, этой профессией занимаются люди, к музыке не имеющие отношения.
Есть такое понятие - музыкальная драматургия. В переводе на человеческий язык это означает: смысл того, что мы видим, заложен в
музыке. Если я слышу одно, а вижу другое - это не опера, а другой жанр - кино, где музыка создает фон. В опере музыка - главный
компонент. Люди, далекие от музыки, этого не понимают и свои неумение и бесталанность прячут за фокусами. Один мой друг вернулся из
Мюнхена, где поставили "Риголетто". Главный герой там - космонавт, прилетающий на планету обезьян. Настолько оригинально, настолько
тупо.
Бунин когда-то заметил: "Заумное по-русски обозначает глупое, потому что за умом". Жанр оперной драматургии открывается другим
ключом. Режиссер не должен говорить: "У меня есть решение, как поставить "Пиковую даму". Значит, у Чайковского решения не было?
Приезжает в Париж русский режиссер, предположим, ставить "Пиковую даму", у него есть решение: все происходит на кладбище.
Критики, боясь, что их примут за необразованных и отсталых, всерьез обсуждают эту глупость. Публика читает рецензии и не знает, что
подумать, напоминая людей на выставке бездарного художника, которые делают глубокомысленный вид, вместо того чтобы сказать: "Говно!"
Однако и оперы, и картины пишут не для специалистов. А для тех, кто покупает билеты.

- Но зритель не может смотреть одни и те же постановки.

- Конечно, надо ставить по-разному, но всегда то, что писал композитор. Если вы приходите в музей и видите Венеру Милосскую, вы же
не говорите, что ее надо немножко обтесать, потому что сейчас мода на тощих.

- Что вы думаете по поводу происходящего в Ла Скала?

- Правильно, что они протестуют. За всю историю человечества настоящая культура никогда не была самоокупаемой. Ее поддерживает
общество. Если общество отказывается от культуры, оно потихоньку возвращается в каменный век. Вы знаете, почему в Иране прогнали
шаха? Потому что не хотели из своего XV века переходить в ХХ. Им нужен был аятолла Хомейни.

Как только Америка, Европа, Россия, где общество считает себя духовно высокоразвитым, перестанут беспокоиться о настоящей культуре,
о том якоре, который поддерживает прогресс, они попадут под власть "аятоллы".

- Каким вам видится будущее нашей культуры?

- Ситуация довольно тревожная, и не только в России. Новая технология, интернет, телевидение сделали очень маленьким мир, по
которому массовая культура разливается, как лава. Странно, что это вообще называется культурой. О высоких вещах сейчас даже неловко
говорить, будут смеяться. Серьезные книги люди не читают, писем не пишут. Предпочитают всякую дрянь, детективы. Появилась масса
ужасных ансамблей. Эта подворотня культуры опасна для общества, особенно для детей.
Раньше артистом стать было очень трудно, нужно было иметь талант, призвание божеское. Сейчас - только бесстыдство. Для меня было
непереносимо, когда мною командовали люди ничтожнее меня. Коммунисты, нищие во всех смыслах, решали мою судьбу: и творческую, и
человеческую.
Мы еще до сих пор внутри себя не освободились. Нас запугали по седьмое колено. Невозможно лечь спать при коммунистах, а проснуться
при демократии. Народ думает, что демократия - это право переходить на красный свет. Даст Бог, наши дети и внуки научатся отвечать
за свои поступки и будут жить в хорошей стране.

- Где вам работается лучше всего?

- Дома! Я поэтому не убежал.

- Каким оркестром вам интереснее дирижировать - своим или чужим, в России или за границей?

- Разница небольшая. В принципе с музыкантами мы говорим об одном и том же - о любви к музыке. У итальянцев, например, стремление к
высокой культуре заложено генетически. Немец не живет, он работает, а жизнь идет рядом. А итальянцы даже денег не копят. Они их
проживают.

- Как вам работается в Италии?

- Работать здесь я не хотел бы. А вот жить - да! Я очень люблю эту страну.

Русские оперы в Ла Скала

- В 1987 году Андрон Кончаловский поставил "Евгения Онегина" Чайковского. Дирижировал Сейджо Озава. Партию Татьяны исполняла Мирелла
Френи, Гремина - Николай Гяуров.

- В 1990 году в его же постановке была показана "Пиковая дама". Дирижировал Сейджо Озава, Лизу пела Мирелла Френи. Германа -
Владимир Атлантов.

- В 1988 году Лука Ронкони поставил "Сказку о царе Салтане" Римского-Корсакова.

- В 1996 году шел "Игрок" Прокофьева с Еленой Образцовой в партии Бабуленьки.

- В 1998 году в постановке Льва Додина и Мстислава Ростроповича была показана опера Чайковского "Мазепа".

- Александр Сокуров приглашен ставить "Хованщину" Мусоргского. Премьера назначена на 2006 год.

СПРАВКА

Премьера "Пиковой дамы" пришлась на разгар забастовочной борьбы, которую ведет профсоюз работников постоянной труппы театра, хора,
оркестра и технического персонала в связи с тем, что административный совет, состоящий в основном из представителей крупных частных
компаний, принимающих участие в финансировании театра, задолго до истечения контракта уволил генерального директора театра Карло
Фонтану. Причины увольнения держатся в секрете. У театра, открывшегося всего три месяца назад после реконструкции, оказался большой
финансовый дефицит. У Фонтаны давние разногласия с музыкальным руководителем Ла Скала Риккардо Мути. Профсоюз требует объяснений у
городского правительства. Если с такой легкостью могут уволить генерального директора, назначенного Министерством культуры, как
обойдутся с рядовыми работниками? Что это все означает? Переход к дальнейшей приватизации и дестабилизации театра? Даже премьера
"Пиковой дамы" была перенесена.


От Руслан
К Георгий (14.04.2005 22:28:36)
Дата 15.04.2005 19:28:17

"Нас запугали по седьмое колено" - Ну так проваливал бы...

> - Где вам работается лучше всего?
> - Дома! Я поэтому не убежал.
> - Как вам работается в Италии?
> - Работать здесь я не хотел бы. А вот жить - да! Я очень люблю эту страну.

Ну так проваливал бы. Какой пугливый!
От Георгий
К Георгий (30.03.2005 23:28:50)
Дата 07.04.2005 23:10:36

В проруби у Познера всплыл Ерофеев (*+)

http://www.duel.ru/200513/?13_7_1

В ПРОРУБИ У ПОЗНЕРА ВСПЛЫЛ ЕРОФЕЕВ

Мне очень нравится Вольдемар Познер. И нравится он мне, прежде всего, своей тонкостью и непосредственностью. Согласитесь, что только
очень тонкий и непосредственный человек мог придумать такой сценарий: пригласить двух депутатов, Крутова и Собко, подписавших
известное <антисемитское> письмо, и представить дело таким образом, что депутаты сделали свое дело втемную, стараясь ничего не
предавать огласке, но бдительная общественность разоблачила их уловку и вывела на чистую воду - передачу Познера... Теперь они
должны при ярком свете прожекторов стыдиться своего темного дела. Крутов и Собко делать подобного, правда, не собирались, но это же
и было расценено как лишнее доказательство <темноты>: посмотрите, какой упорный животный национализм! Все попытки депутатов показать
какое-то <другое письмо>, объяснить, что их не так поняли, выглядели оправданием и вызывали насмешки. Когда же они пытались перейти
к сути <обсуждаемого> вопроса, ведущий просто перебивал их, корчил свои неподражаемые кислые гримасы, затыкал им рот. Дескать, что
вы нам тут, животные, ещё можете сказать, если не хотите каяться в содеянном? Вы вообще коммунисты, о чем с вами разговаривать!?
Депутатам возражал председатель Еврейского конгресса. Он, как и положено образцовому ассимилянту, говорил о толерантности. О том,
что суть всех религий - Любовь, Добро и Милосердие - и срывал аплодисменты. Правда, никто не уточнял, что и Любовь, и Добро, и
Милосердие, понимаются каждой религией по-своему и часто этими словами в разных традициях обозначаются противоположные вещи. В
этом-то, кстати, и заключалась соль пресловутого Обращения депутатов, но аплодисменты прерывали возможность дискуссии по этим
вопросам.
Еще более тонким было решение Познера позвать в качестве <арбитра> скромного физика, который не верит в существование Бога (<И я
тоже!> - обрадованно, со всей своей обычной непосредственностью признался В. Познер). Ну да: ведь зачем это, когда можно и так быть
порядочным человеком. Вон, вроде бы, верующие, а как нехорошо себя ведут, ругаются, доходят до таких некрасивых вещей, как
национализм. Зачем все эти дискуссии - мы люди маленькие, все должно быть прилично и интеллигентно. А религия - нужна ли она вообще,
если приводит к таким неприличным спорам - чья нация лучше?
Однако верхом непосредственности было приглашение в качестве морального обвинителя и сурового судии русского шовинизма известного
советского и антисоветского писателя Виктора Ерофеева. На этой фигуре мне хотелось бы сосредоточить чуть больше внимания.
Виктора Ерофеева можно поздравить: он наконец-то дорос до большого телевидения. Его передача <Апокриф>, существующая на канале
<Культура> уже не первый десяток лет, всегда отличалась непрофессионализмом и какой-то провинциальностью. Вопросы, которые Ерофеев
выносил на обсуждение, всегда были, как лицо Собакевича, словно вытесаны топором из одного куска дерева, что-то вроде: <Есть ли
Бог?>; <Куда катится Россия?> Но самое интересное, что у писателя Ерофеева долгое время не было ответов на эти, в общем, несложные
вопросы. Ему нравилось ими задаваться.
Для справки. Виктор Ерофеев был одним из самых успешных (т.е. продаваемых) советских писателей на Западе в конце 80-х -начале 90-х
годов. У него всегда был безошибочный нюх на западную конъюнктуру. В начале 80-х, когда <железный занавес> не то чтобы поднялся, а
слегка приоткрылся, так что можно было подглядывать в узенькую щелочку за <русскими красавицами>, и европейцы, тогда ещё охочие до
баб, уже предвосхищали падение Берлинской стены, из-за которой на них набросятся голые и голодные русские тетки, - в это время
молодой писатель и литературовед Вик. Ерофеев взял да и написал роман под названием <Русская красавица>, в котором из двухсот
страниц примерно сто восемьдесят занимает банальная е...ля. Притом это был истинно <русский> роман: он был написан от лица самой
красавицы, Ирины Таракановой, которая сама же все и описывала, однако, помимо е...ли задавалась <русскими вопросами>, выступала на
партсобрании, бегала по полю, словно новая Изида, зачинала ребенка от мертвеца, который, как новый Озирис, и умирал прямо на ней,
причем в нем угадывался только что упокоившийся Леонид Ильич Брежнев; европейцам это нравилось (вот она, истинная причина смерти
генсека!), вообще в этом <мировом бестселлере> было много того, что нравилось тогда ещё не окончательно опид...шимся европейцам,
особенно по форме: и <поток сознания> с аллюзиями на Пруста, Набокова и <новый роман>, и постмодернистский эпатаж, и элементы
соц-арта, ну и, конечно, сама Russian Beauty. Роман был переведен на 30 с лишним языков; крупное издательство Penguin ставило Вик.
Ерофеева в один ряд с классиками: Достоевский, Толстой, Чехов, Ахматова, Пастернак... Следующим в планах значился Victor Erofeyev.
Всё это привело к тому, что на свой следующий роман - с ещё более многообещающим названием <Страшный Суд> - Ерофеев получил аванс от
издательства и возможность писать его, живя в Ницце. Чем он и не преминул воспользоваться. И вновь это был поток сознания, вновь
поднималась экзистенциальная тема, вновь присутствовал в полной мере постмодернистский эпатаж... Но на дворе стояли уже не 80-е, а
середина 90-х, перестройка закончилась, и с ней мода на Россию; все русские красавицы повыходили замуж за немцев, а те, что за
французов, успели даже развестись, тайна уже не так манила, да и роман, по правде говоря, оказался полным убожеством. Какое-то время
Ерофеева ещё приглашали на Запад, велись какие-то съемки по <Русской красавице>, но вскоре ему все чаще пришлось бывать на Родине,
подолгу оставаться дома, снимать скучные программы <Апокриф>, а время неумолимо шло вперед.
Теперь следует отметить, что большую часть своей взрослой жизни Вик. Ерофеев был человеком без убеждений. Увлекаясь в молодости
русской идеей, он, побывав за границей, увидел, что это сейчас не катит, и стал иронизировать надо всем русским. В то же время
диссидентских и русофобских идеалов своего поколения он также не разделял, цинично высмеивал их, за что даже однажды, по его
собственным словам, получил бутылкой водки по голове от самого Василия Аксенова, своего литературного учителя, - за то, что имел
наглость не иметь никаких святынь, не ругать Сталина и не жалеть евреев.
Однако, времена безыдейного эпатирующего постмодерна в России закончились, началось время поиска идеологии, отмеченные известным
указом Ельцина и сюжетной линией романа Пелевина <Поколение П>. Ерофеев долго не хотел принимать этой перемены, проявляя косность,
по наводке БГ ездил в Тибет, привез статуи 4-х будд (<Тибетский <Битлз>), написал даже книжку, типа про буддизм, но все это было
знаком творческого кризиса - по следам того же Пелевина и БГ. В более молодом поколении Ерофеев уже чувствовал себя неуютно. Да и
русская идея заедала. Нужно было все-таки худо-бедно давать ответы на <проклятые> вопросы, самоопределяться как-то с культурой, с
Церковью.
И вот, наконец, он сдвинулся с мёртвой точки. Из года 85-го, где он долго пребывал в постмодернистской иронической эйфории, он
продвинулся год в 90-й. То есть на самом деле на дворе стоял год, примерно, 2001-й, когда вышла его телепрограмма об о. Александре
Мене. В ней Ерофеев удивительно своевременно признавался в любви к Александру Меню, произнося буквально следующие откровения: <Мы
говорим Александр Мень - подразумеваем христианство. Мы говорим <христианство> - подразумеваем Александр Мень>. Нет, это уже была
не ирония. За маской всезнающего и над всем возвышающегося автора-постмодерниста оказался заурядный и очень недалекий
постмодернистский персонаж.
Теперь Ерофеев поглупел настолько, что дорос-таки до большого телевидения, и в передаче Познера мы увидели нового <идеолога>. Там
любитель эстетики зла (сам Ерофеев неоднократно причислял себя к <традиции зла> в русской литературе, отсчитывая ее от Ф. Сологуба)
призывал запретить <мерзкое зло> русского шовинизма и национализма, идущих от Достоевского. Запретить Достоевского, по которому,
кстати, он защитил в свое время кандидатскую диссертацию. В духе НКВД он допрашивал депутата Крутова о том, <что тот делал до 1986
года>, зная ответ: Крутов был членом КПСС. Ерофеев, в подтексте, проводил очень важную для познеровского сценария мысль:
православные, коммунисты, антисемиты - это одно и то же. Это враги цивилизованного общества. Был коммунистом - стал православным, а
по сути остался кем был, антисемитом. Аплодисменты. То, что Александр Крутов уже 20 лет пребывает в лоне Церкви и является главным
редактором крупнейшего православного издания, - для безбожника Познера и кощуна Ерофеева не имеет значения.
Так вот кто, оказывается, идет на смену либералам и демшизе! Бывшие записные постмодернисты, для которых нет (и не было никогда)
ничего святого, будут давать оценки русским гениям и святым. Авторы порнографической литературы, выступавшие ещё совсем недавно от
лица <зла>, будут рассказывать нам о том, что хорошо и что плохо, учить нас Добру! <Литературный хулиган>, высмеивавший когда-то
буржуазное ханжество, писатель, принципиально не признававший морали, используется буржуазным моралистом и либеральным ханжой
Познером! Автор, ещё недавно описывавший, чем пахнут и о чем шепчут женские прелести у евреек (рассказ <Персидская сирень>), будет
обвинять в антисемитизме!
Если так, то все одновременно и весело, и печально. Весело наблюдать, как <исправляются> блудные дети либерализма, как идут вслед за
своими старшими братьями, подхватывая выпавшее из их затекших пальцев знамя <толерантности> и <свободы>. Весело смотреть, как новые
мертвецы - Гозман в Росбалте, Ерофеев у Познера - пытаются, еле ворочая языком, оживить мёртвую идеологию и выглядят полными
идиотами, точь-в-точь такими, каких Ерофеев как-то изобразил в своем самом удачном рассказе, впоследствии превратившемся в либретто
к последней, кажется, опере Шнитке, на премьере которой в оранжевой Голландии сияющий Ерофеев выходил на поклоны за руку с самим
Ростроповичем - это был звездный час его литературной карьеры. Однако, <Жизнь с идиотом>, согласно самому Ерофееву, таит много
опасностей: стоит его из жалости взять в дом, как он начинает устанавливать свои идиотские порядки, соблазняет жену героя, а затем и
заставляет убить ее, отрезав голову садовым секатором. В опере идиот был загримирован под Ленина - однако, теперь-то ясно, что
герой, в полном смысле слова, автобиографичен. Начав в 70-е годы с умных филологических статей, учась философии у Льва Шестова и
бравируя <беспочвенностью>, Ерофеев к концу своей творческой биографии представляет собой деграданта со злым лицом и маленькими
глазками, выкрикивающего: <Антисемитизм не пройдет!>.
Отчего же так вдруг поглупел человек? Деградацию и сползание в идиотизм наблюдать всегда печально. Но еще печальнее сознавать, что
чувство коньюнктуры едва ли изменило этому деятелю. Он явно рассчитывает, что его <позицию> услышат <где надо>. Так ведь поступали и
его учителя-диссиденты. Передача Познера ведь делается не для <россиян>. Она кроится, прежде всего, на американских хозяев. Им
Познер сигнализирует о <росте антисемитизма> в России. Им показывает, на кого можно рассчитывать в борьбе с этими противными,
страдающими животным национализмом русскими. А это сегодня - единственный шанс получить приглашение и снова встретить ласковый прием
на Западе, без которого так тоскливо Виктору Ерофееву.
Больше ведь не написать даже <Русской красавицы>. Безблагодатность или, иными словами, литературная бездарность Ерофеева сегодня уже
очевидна. Он <не настоящий>, он только притворялся писателем, когда за это любили бабы, платили хорошие деньги и можно было легко
уехать за рубеж. Как идеолог, он давно зашёл в тупик и мыслит в категориях начала 90-х гг. К тому же, очень плохо выражает свои
мысли, самовлюблен и не скрывает своего презрения к собеседнику, к зрителям. Опять же: если либералы задействуют такой потенциал,
значит, с идейными у них совсем плохо. И ясно: если они уже берут в союзники таких, как Ерофеев, то не побрезгуют никем. С другой
стороны, появление Ерофеева (флюгера, всегда повернутого в сторону мейнстрима) в познеровском эфире - сигнал, что по этой передаче
на Западе судят о нас и выносят вердикты о нашей неблагонадежности и несоответствию мировым стандартам. Со всеми вытекающими.
Ну а непосредственный ведущий программы В. Познер, перебивая выступавших под предлогом нехватки времени, закончил ее прочтением
длинной (минут на 10 дефицитного эфира) и совершенно невразумительной истории про какого-то <касперчика>, разобрать в которой было
решительно ничего невозможно, как Познер ни цокал языком, ни подмигивал многозначительно и ни закусывал щек. Лет десять тому назад
Ерофеев бы высмеял этот сентиментальный и тошнотворно-литературный бред. Но теперь нам показывали его <задумчиво> обхватившим
ладонями голову. Как и подобает настоящему <интеллектуалу>.
С сайта Правая.Ру


От Георгий
К Георгий (30.03.2005 23:28:50)
Дата 30.03.2005 23:32:21

Война и мы. 12-серийный документальный фильм <Великая Победа. Народная память> (*+)

http://www.lgz.ru/archives/html_arch/lg112005/Polosy/9_1.htm

ТЕЛЕДАТА

Война и мы
Александр ГОРБУНОВ, ведущий ТВ-страницы

По мере приближения мая всё более острым становится зрительское ожидание работ, которые соответствовали бы смыслу и уровню юбилея.
Увы, пока порадоваться особенно нечему. Есть надежда, что
12-серийный документальный фильм <Великая Победа. Народная память> (художественные руководители Виктор Лисакович и Борис Головня)
восполнит этот пробел. <ЛГ> задала несколько вопросов генеральному директору компании <Телефильм>, создавшей цикл, Юрию Васильевичу
МАЦЮКУ.

- В чём, как вы считаете, заключается особенность фильма, в чём его основное достоинство?
- Главная удача фильма, как видится, в том, что в нём очень непосредственно, искренне говорят сами ветераны. Иногда они говорят
спорные и непривычные вещи, которые, возможно, официальные военачальники и не одобрили бы - ведь взгляд на войну, на Победу у нас
всегда трансформируется. Правда, вроде бы сейчас, к 60-летию, мы приходим к каким-то общим понятиям. Тем не менее до сих пор есть
закрытые архивы Министерства обороны, и наши историки, которые пишут о войне, зачастую вынуждены обращаться к архивам союзников,
которые были открыты уже десять лет назад. Люди говорят о том, что они помнят, то, что они знают, то, что они пережили лично.
Конечно, большая удача - участие в картине действительно настоящих писателей. Таких как Даниил Гранин. Он рассуждает, например, о
том, как зарождалась ненависть к врагу, к немцам, которой до войны у нас не было. Наоборот, был принцип пролетарского
интернационализма, выделения социализма как основы идеологии и с той, и с другой стороны. Гранин рассказывает забавный эпизод:
буквально в первый месяц войны к ним случайно, заплутав в тумане, попал немецкий мотоциклист. Весь такой холёный, в блестящем
мундире. И вот наши солдаты наивно спрашивают его: <Как же ты, пролетарий, мог с нами воевать?> А он, с презрением глядя на них,
сказал: <Всё равно мы вас всех уничтожим!> То есть без ненависти, не воспитав это чувство в себе, как утверждает Гранин (а у нас нет
оснований не верить ему как ветерану, как писателю, психологу), просто нельзя воевать, нельзя стрелять в человека. Именно от этого
понимания мы и отталкивались, когда отправились в Питер, чтобы взять у писателя интервью для серии <Война и ненависть>. Нам было
интересно, как она воспитывалась.

- Можно впомнить <Науку ненависти> Шолохова:
- Да, на это работала вся пропагандистская машина Советского Союза, лучшие писатели - Шолохов, А. Толстой, Эренбург. Конечно, <Наука
ненависти> стала преобладающей, всеобщей, когда появились первые фотографии сожжённых сёл, фотографии повешенных, замученных людей.
И с этим чувством наши солдаты дошли до Берлина. Но, как известно, русский человек отходчив, и в Германии наше поведение, несмотря
на отдельные неприятные случаи, наша реакция были далеко неадекватными, неравнозначными и несравнимыми с тем, что творил враг на
нашей земле.
В серии <Война и культура> мы использовали достаточно редкую хронику выступлений фронтовых бригад перед бойцами. Здесь и выступление
совершенно юного неузнаваемого Аркадия Райкина, здесь и Ольга Лепешинская. Писатель Михаил Алексеев очень образно рассказывает, как
бойцы реагировали на все эти концерты. Естественно, там поют и Шульженко, и Лидия Русланова. О роли культуры очень хорошо говорит
Элина Быстрицкая. Она с 15 лет была военной санитаркой, пошла в госпиталь, где её отец работал хирургом, и была там до самого конца
войны.
- Принцип фильма в том, что в нём приняли участие как известные всем, ставшие знаменитыми, так и рядовые участники войны?
- Совершенно верно. Участие всероссийски известных, заслуженных людей наравне с участием обычных тружеников войны создаёт особую
атмосферу.
- Судя по названиям отдельных частей, война в фильме представлена многоаспектно:
- Вспоминаю серию <Война и наука>, которая давалась с большим трудом, потому что для неё трудно было найти воспоминания ветеранов,
прошедших войну. Мы использовали воспоминания детей выдающихся учёных. И в этом фильме есть никому не известные рассказы. Его
стержневой фигурой является Рада Никитична Хрущёва (Аджубей). Она знала многих выдающихся учёных, так как вела долгие годы журнал
<Наука и жизнь>. В том числе тех, кто участвовал в войне, дружила с ними. Например, с академиком Потоном, о котором нам рассказывал
его сын Борис Потон. Он получил свой диплом инженера 22 июня 1941 года. Инженер первого дня войны. Он никому и никогда вообще не
давал интервью. Сделал исключение ради нас, чтобы рассказать, как его отец придумал автоматическую сварку, которая помогла наладить
массовый выпуск танков.
В этой же части затронуты такие никому не известные моменты, как борьба с начинавшейся эпидемией холеры на Сталинградском фронте,
или тот факт, что в самом начале войны мы оказались без карт, а немцы имели превосходные карты нашей страны, и как приходилось
выходить из положения.
- Чего всё-таки стоит ждать зрителю: очередной эпопеи или, скорее, ленты, которая приблизит его к участникам войны, к тем дням на
эмоционально-сопереживательном уровне?
- Мы выстраивали сериал, не повторяя принцип многих предыдущих работ. Потому что в основном (и <Неизвестная война>, и <Кровь на
снегу>, и <Великая Отечественная>) они все выстроены по хронологии, стремятся отразить битвы, сражения, стратегические замыслы
полководцев. А мы от этого отошли. Как раз у нас приоритет отдан размышлениям, переживаниям и чувствам непосредственных участников
войны.
- Это правда, что специально для фильма Александра Пахмутова написала две песни?
- Да, это так. Это большая удача нашего фильма. Песни написаны, естественно, на стихи Добронравова. В них есть и боль, и вера, и
гордость за нашу Победу. Там есть самое главное - мост между войной и сегодняшним днём. Речь о том, что это не просто песни о войне,
но очень высокая публицистика, выраженная в музыке и стихе.
- Когда и на каком канале ждать премьеры?
- По большей части это зависит от каналов. Мы выиграли конкурс Министерства культуры, поэтому оно частично финансировало создание
нашего сериала и оно как участник будет решать, на какой канал его отдать. Я думаю, что фильм покажет или Первый, или <Россия>.
Когда - нам сказать трудно, но ясно, что показ будет приурочен к Дню Победы.
Нам приятно, что у нас хорошие отношения с комитетом <Победа>, который основал В. Путин, с его заместителем генералом армии
Варенниковым, который, посмотрев, благословил наш фильм. А надо сказать, мы все очень волновались, не знали, что он скажет. Ветераны
жёстко и нелицеприятно оценивают многое из производимого к юбилею. И вот такое положительное отношение очень ценно, показывает, что
мы старались не напрасно.


От Георгий
К Георгий (30.03.2005 23:28:50)
Дата 30.03.2005 23:32:04

Министр культуры и массовых коммуникаций России Александр Соколов: Пора вспомнить о чести (*+)

http://www.lgz.ru/archives/html_arch/lg112005/Polosy/3_1.htm

Министр культуры и массовых коммуникаций России Александр Соколов: Пора вспомнить о чести
На прессе лежит большая ответственность за моральный кризис общества

Это далеко не первая наша беседа. Мы встречались с Александром Сергеевичем ещё в бытность его ректором Московской консерватории,
успели побеседовать и в самую начальную его министерскую пору. Тогда, год назад, на большинство вопросов он (что естественно)
отвечал: планирую этим заняться:

- Александр Сергеевич, в чём удалось продвинуться вперёд?

- Судите сами. Министерству утвердили бюджет на 2005 год - 38,5 миллиарда рублей, на 18 процентов больше, чем в 2004-м. Но я бы не
стал особо радоваться. Во-первых, эта цифра лишь ненамного превышает процент инфляции, во-вторых, сам порядок выделенной суммы
совершенно не соответствует реальным потребностям общества. На днях мы ознакомили журналистов с прогнозами развития российской
культуры, сделанными одним весьма солидным западным агентством. Там приводятся три сценария - плохой, удовлетворительный и хороший.
Так вот, выделенные нам средства меньше даже тех, что предусмотрены наихудшим сценарием. На заседании правительства я прямо так и
сказал, что государство продолжает придерживаться печально знаменитого остаточного принципа в отношении к культуре.

- Кое-кто, наоборот, считает, что область культуры - чуть ли не последний островок <социализма>, что многие люди искусства слишком
привыкли висеть на шее у государства, в то время как надо самим зарабатывать деньги:

- Безусловно, рыночные механизмы - серьёзный ресурс, который мы до сих пор не использовали в достаточной степени. Подготовка
грамотных, современно мыслящих менеджеров - одна из насущных задач. Но важно не выплеснуть вместе с водой и ребёнка. Есть такие
области культуры, причём фундаментальные, которые без государственной поддержки просто погибнут. К примеру, академический
репертуарный театр. Если формирование афиши целиком отдать на откуп экономистам-рыночникам, там явно не найдёт себе места очень
многое и из золотой классики, и из сферы эксперимента. Поэтому мы разрабатываем программу <Дебют> для поддержки перспективных
творческих начинаний. Думаем над уточнением статуса попечительских советов - чтобы эти советы помогали работе коллективов, но не
вмешивались в их художественную политику. Возможно, учредим премию за верность традициям в академическом искусстве. Это, так
сказать, тактические вопросы. А есть и стратегия. Требует пересмотра краеугольный документ - <Основы законодательства Российской
Федерации о культуре>. В обновлённой редакции он был принят Госдумой в первом чтении, но тут вступил в силу новый 122 ФЗ 2004 года,
по которому многие функции федерального центра оказались переданы местным властям. Из-за этого <провис> ряд вопросов, касающихся
поддержки творческих союзов, налоговых льгот учреждениям культуры: Теперь всё это нужно выстраивать заново. Готовится и закон о
меценатстве, который надо наконец довести до окончательного формулирования, чтобы как можно скорее люди, оказывающие поддержку
культуре, реально почувствовали: их подвижничество приветствуется государством.

- Два года назад получили президентские гранты Большой и Мариинский театры, консерватории Москвы и Петербурга, три симфонических
оркестра из этих городов. Теперь, судя по сообщениям прессы, настала очередь фольклорных и армейских коллективов:

- Верно - поддержку получили Хор имени Пятницкого, Оркестр народных инструментов имени Осипова, Театр танца Игоря Моисеева, ансамбль
народного танца <Берёзка>, Краснознамённый ансамбль, Ансамбль Московского военного округа:

- Ну а что с теми, первыми, - <снимаются с довольствия>?

- Именно так и произошло бы с 1 января 2006 года, по истечении трёхлетнего срока действия грантов, если бы мы не провели серьёзную
полемику с Минфином. Сейчас ищется альтернативная форма финансирования, чтобы не допустить утраты набранного коллективами
потенциала.

- Ну если взять, к примеру, Большой театр, то выражение <набранный потенциал> подходит, как мне кажется, с существенными оговорками.
Работа вроде и кипит, но как-то без царя в голове, без генеральной линии. Стало, например, модно звать постановщиков из-за рубежа -
это в принципе неплохо, когда, допустим, талантливый немецкий режиссёр ставит немецкую же оперу (как было с <Летучим голландцем>).
Но зачем приглашать иностранца на русскую оперу (если это, конечно, не мегазвезда интернационального уровня - впрочем, такие
Большому обычно не по карману)? Почему <Огненного ангела> обязательно должна ставить американская режиссёрша средней руки, а <Леди
Макбет Мценского уезда> - немецкий дирижёр, который, возможно, чудесный музыкант, но, во-первых, он не дирижировал прежде этим
сочинением и, во-вторых, ни слова не знает по-русски. Не оттого ли и певцы поют так, что долго теряешься в догадках: на каком языке
идёт спектакль?

- Вот вопрос, на который мне как министру чрезвычайно трудно ответить. Согласно существующему положению проблемы художественной
деятельности Большого отданы на откуп Федеральному агентству по культуре и кинематографии, которым руководит Михаил Ефимович
Швыдкой. Как частное лицо, как специалист-искусствовед я общался с руководством театра и имею представление о его, так сказать,
траектории полёта. В чём-то она убеждает, в чём-то внушает тревогу - например, за судьбу богатейшего творческого наследия,
оставленного балетмейстером Юрием Григоровичем. Да, его знаменитые на весь мир спектакли вроде бы сохраняются в афише, но на должном
ли художественном уровне они идут? Нынче в стенах ГАБТа уделяют повышенное внимание поиску новых художественных возможностей - это
само по себе хорошо, но не должно нарушаться равновесие между экспериментом и академическими устоями Большого, которые при нынешнем
составе его руководства, похоже, дают трещину. Но вмешиваться в решение кадровых вопросов я тоже не имею права:

- Что нового в судьбе культурных ценностей, перемещённых вследствие войны (так называемая проблема реституции)?

- Мы здесь вышли на принципиально новый уровень. Раньше министерство занималось отдельными, порой произвольно вычлененными из
контекста общенациональных интересов вопросами, причём делало это зачастую кулуарно: самый яркий пример - со знаменитой Балдинской
коллекцией. Помните, какую бурю эмоций в обществе вызвало неожиданное заявление тогдашнего Минкультуры о намерении передать эту
коллекцию Германии 29 марта 2003 года! Теперь простым росчерком пера министра ничего решаться не будет. Заново сформирован
Межведомственный совет по вопросам перемещённых в годы Второй мировой войны ценностей. Материалы для него готовят несколько рабочих
групп, каждая из которых изучает один конкретный вопрос. Мнение Межведомственного совета ляжет в основу приказа министерства, либо
постановления правительства, либо специального федерального закона - в зависимости от значимости принимаемого решения. Сейчас
действует и несколько совместных российско-германских рабочих групп, изучающих претензии Германии, в том числе по Балдинской
коллекции. Работа носит открытый характер, стало быть, и решения будут приниматься коллегиально.

- Помнится, были споры и по историческим архивам:

- В ситуации с архивами как раз имеется наибольшая взаимная заинтересованность в их возвращении. Хотя есть и исключения - например,
архивы Лассаля или Ратенау, перспективы передачи которых в Германию мы не видим. С другой стороны - с полным пониманием относимся к
желанию немцев иметь доступ к этим документам.
Хочу ещё разъяснить: если в порядке реституции мы и решим передавать какие-то ценности, это не будет делаться на безвозмездной
основе - только на взаимной. Правда, в Германии наших художественных сокровищ, находящихся на государственном учёте, уже практически
нет, тут немцы с нами, думаю, вполне искренни. Что-то ещё может оставаться в частном владении, но это выявить крайне сложно. Тем не
менее договариваться о компенсации вполне можно - как было, например, с витражами церкви <Мариенкирхе> города Франкфурт-на-Одере: мы
вернули их из Эрмитажа (причём отреставрировав) на историческую родину, в ответ немцы помогли восстановить храм Успения Богородицы
на Волотовом поле в Новгороде.

- После принятия осенью Закона <О приватизации памятников культуры> уже есть положительные и отрицательные примеры его применения.
Но боюсь, последних пока больше - помните хотя бы историю с усадьбой Николо-Урюпино, отданной Владимиру Брынцалову и превращённой им
в <новорусский> дворец:

- Да, поскольку Брынцалов не выполнил взятых им обязательств по исторической реконструкции, усадьба была у него изъята, оказалась
фактически бесхозной и сгорела. Тревожный симптом: есть основания полагать, что пожар - не случайный, такое нередко происходит с
обветшавшими памятниками, находящимися на привлекательном для застройщиков месте (а в данном случае речь идёт о престижной дачной
местности в Подмосковье). Как противостоять этой волне разрушений? Мы должны завершить уже начатую разработку документа, где чётко
определяются субвенции - обязательства лица, берущегося опекать памятник. Создать полный реестр российских памятников с детальным
описанием каждого такого объекта и научными рекомендациями по его консервации или реставрации. Думаю, памятники в хорошем состоянии
вообще нет смысла приватизировать, их куда выгоднее сдавать в аренду.

- Яркий пример неурегулированных отношений между центром и регионами - многолетняя сшибка между Федерацией и столичной властью по
поводу прав на ряд московских памятников культуры. А пока начальники спорят, сносятся Военторг, гостиница <Москва>: Если так дело
пойдёт, глядишь, и до Кремля доберутся!

- Надеюсь, до такого абсурда не дойдёт. Но вообще-то отсутствие нормального диалога - гарантия неприятностей. Сейчас мы пытаемся
такой диалог наладить. Многое должно прояснить решение Конституционного суда, куда с иском по статусу памятников обратилась Москва.
Ожидаем результата ближайшей весной.

- Ну а личная ваша позиция - <Москву> надо восстанавливать?

- Безусловно, причём имею в виду именно научную реконструкцию. Надо учитывать и опыт, скажем, восстановления пригородов
Санкт-Петербурга. Там ведь почти всё пришлось воссоздавать с нуля. С узкоакадемической точки зрения это новоделы, но исторический и
нравственный контекст таков, что по ценности в глазах общества эти дворцы и парки сравнялись с безвозвратно утраченными оригиналами:
Вот и тут, считаю, лучше <Москва>, воссозданная хотя бы во внешних очертаниях, чем очередной супермаркет на этом месте.

- Но ведь и внутри снесённой гостиницы находились громадные художественные ценности. Помните (вы же наверняка там бывали), едва ли
не в каждом номере на стене висел пейзаж или натюрморт кого-то из крупных советских художников. Где они теперь? Есть ли гарантия,
что не погибли, не осели на чьих-то дачах?

- Этим вопросом занимается федеральная служба нашего министерства. Со временем через прессу обязательно проинформируем о
расследовании.

- Ну, Москва худо-бедно всегда в центре внимания. А вот как помочь провинциальным учреждениям культуры - например, библиотекам,
которые из-за отсутствия средств закрываются десятками, если не сотнями?

- Это действительно больной вопрос. Мы получаем много возмущённых писем с мест - в частности, от библиотекарей Дальнего Востока
(может быть, некоторые из них ваша газета согласилась бы напечатать, они не только остры, но и аргументированны). Часто предметом
раздора является здание в центре города или само место, на котором оно стоит. На него находятся влиятельные охотники, которые
стремятся выселить библиотеку на окраину. Вошло в моду и так называемое укрупнение хранилищ: ряд библиотек сливают, из-за чего
многие служащие лишаются работы, и возникает социальное напряжение. Тут прямо скажу: в русле общей линии на передачу полномочий в
регионы основная ответственность ложится на местные власти. С ними мы, разумеется, поддерживаем контакты. При наличии доброй воли
многое можно скорректировать. Пример - ситуация с региональными СМИ, которые по ряду новых законов, вступивших в силу с этого года,
лишались федеральной поддержки, то есть попадали на голодный паёк, а тем самым и в зависимость от местных начальников. Помните,
сколько вопросов на эту тему задали журналисты президенту России во время его недавней всероссийской пресс-конференции. После неё
Владимир Владимирович провёл встречу с министром финансов Алексеем Кудриным, на которой сказал, что не о таких уж больших деньгах
идёт речь, куда важнее сохранить СМИ, пользующиеся авторитетом в народе. Разумеется, деньги нашлись, чем создан хороший прецедент
для ответственного решения многих подобных вопросов.

- Александр Сергеевич, сохранение независимых СМИ - важное условие демократии. Но одно дело - справедливая критика, другое -
ёрничанье и смакование чернухи, захлестнувшее слишком многие издания. Я понимаю, это, наверное, реакция на десятилетия советского
обязательного оптимизма, но не слишком ли она затянулась? Не сваливаемся ли мы из одной беды - жизнерадостного вранья - в другую -
всеобщий цинизм?

- Тема чрезвычайно болезненная. Скажу не как министр, а просто как отец: я настоятельно прошу младшую дочь (она только что пошла в
школу) без присутствия взрослых не включать телевизор - не хочу, чтобы сознание ребёнка деформировалось: К сожалению, со многими СМИ
ситуация малоуправляемая, а наше Федеральное агентство по печати и массовым коммуникациям, в принципе подотчётное министерству,
продолжает работать в режиме бывшего Минпечати как практически независимое ведомство. Поймите правильно: речь вовсе не о
министерских амбициях и не о возврате к приказному порядку управления прессой, тем более к цензуре. Но нужен авторитетный орган -
что-то вроде совета журналистской чести, таковые существуют в крупнейших корпорациях демократических стран - Би-би-си, Си-эн-эн:

- Идея прекрасная, но кто в такой совет войдёт? Ведь что греха таить, среди влиятельных российских журналистов немало весьма
циничных людей. Вспомните один из недавних выпусков телепередачи <Школа злословия>, там дотошные ведущие заставили-таки редактора
одной крупной столичной газеты признать, что ради популизма он готов был обмазывать грязью вполне достойных граждан - бизнесменов,
политиков, что нанесло объективный вред обществу:

- Буквально то, что вы сейчас сказали, с тревогой говорили на днях участники Экспертного совета по СМИ, созданного при министерстве.
Рецепта пока нет - надо искать.

- Тем не менее подхвачу вашу идею <совета чести> - пусть он пока выглядит соломинкой, но на что ещё рассчитывать тем, кого
оскорбляет разгул пошлости в так называемом телевизионном шоу-бизнесе? Взять тот же <Аншлаг>, о котором зашёл разговор на недавнем
заседании правительства. Или юмор <ниже пояса>, самодовольно демонстрируемый Евгением Петросяном и Еленой Степаненко, про который
пианист Николай Петров сказал, что хуже могут быть только прямые физиологические отправления перед камерой:

- Тут две стороны. Можно рассуждать о <художественном> (извините, без кавычек в данном контексте это слово применять затруднительно)
качестве - <тех> или <не тех> артистов пригласили, <те> или <не те> песни исполнили: Но это лишь поверхность, а истинная суть и цель
таких передач - далеко за пределами искусства: мы имеем дело с циничной коммерцией. За тем же <Аншлагом> стоит определённый
финансовый фонд со своими меркантильными интересами, куда подъём общественных вкусов, ручаюсь вам, не вписывается. Единственный
выход, который вижу, - развёртывание широкой дискуссии и формирование общественного мнения. Делать это совершенно необходимо: речь о
нравственном климате в национальном масштабе. Особенно обидно бывает видеть даже не сцену, где изгаляются пошляки, а зал, отвечающий
на их шутки радостным гоготом. В такие моменты возникает ужасное впечатление, что в стране Пушкина, Толстого, Чайковского выросло
едва ли не целое поколение людей с ущербной психологией и моралью. Впрочем, ещё Бунин назвал революционную Россию <страной
победившего хама> - вот где корни наших нынешних бед.

- Способно ли недавно созданное федеральное радио <Культура> хоть в какой-то степени оздоровить ситуацию?

- Думаю, оно уменьшит существующие бреши. На этой станции хорошо продумана система рубрик, по-современному подаётся материал, а
главное - соблюдаются определённые <заповеди>: пошлой попсы вы там точно не услышите. Сейчас уже пять регионов страны слушают
<Культуру>, скоро к ним присоединятся и другие.

- А не ощущаете ли некоторый дисбаланс в сфере интересов станции? Условно говоря - <концептуалиста> Льва Рубинштейна (при всём
уважении к этому талантливому человеку) вы там можете услышать с гораздо большей вероятностью, чем <почвенника> Василия Белова:

- Есть такое ощущение. Ну, на этапе становления всяческие дисбалансы неизбежны. А вот в работе телеканала <Культура> (тоже при всём
уважении к его миссии и качеству многих передач) клановость, я бы даже сказал - идеологическая заданность, уже выглядит серьёзным
недостатком. Есть, допустим, в Москве два Художественных театра: оба представляют собой крупное явление, интересны в сопоставлении,
но почему-то один из них, <доронинский> МХАТ, явно находится на периферии внимания.

- Александр Сергеевич, хоть и говорится <кто старое помянет:>, но что всё-таки за столкновение у вас произошло на заседании
правительства с министром по чрезвычайным ситуациям Сергеем Шойгу?

- Вот вам ещё один пример некорректной работы СМИ, выставивших меня этакой жертвой - не то Дон Кихотом, не то Чацким. На самом деле
в правительстве тогда состоялась очень содержательная дискуссия, в которой приняло участие множество людей. Но ничего этого не было
показано, а выхватили лишь <сенсационный> эпизод в самом начале заседания с действительно не вполне выдержанным высказыванием г-на
Шойгу о работе нашего министерства. Ну всякое бывает - дело-то житейское. Сергей Кужугетович - специалист по совершенно другим,
спору нет, крайне важным вопросам жизнеобеспечения общества. И как человек очень достойный, он, наверное, тоже сделал для себя
соответствующие выводы из того разговора: слишком уж тонкие материи мы обсуждали, чтобы использовать те приёмы речи, к которым он
прибег.

- То есть вы не поссорились всерьёз?

- Ну, это вообще какая-то детская постановка вопроса. Мы нормально общаемся, по крайней мере раз в неделю, на заседаниях
правительства. Недавно обсуждали, как совместными усилиями вести патриотическое воспитание, способствовать укреплению международного
имиджа России.

- Дело актуальное, особенно в год 60-летия Победы. Что готовят нашим ветеранам деятели культуры к <празднику со слезами на глазах>?

- Как ни горько говорить, но мы прощаемся с этим поколением, ведь самым молодым ветеранам добрых 80. Мы обязаны отнестись к ним
максимально бережно. Надо сосредоточиться на конкретной, в первую очередь материальной, помощи этим людям: Прямая задача
Министерства культуры - поддержание музеев и мемориальных комплексов. Начиная с Музея Великой Отечественной на Поклонной горе. Он
запущен донельзя, электрические и тепловые сети просто в аварийном состоянии - из-за финансового голода мы только в конце прошлого
года добились от Минфина достаточных средств. Сложная проблема, научная и практическая, - приведение в порядок мемориала на Мамаевом
кургане в Волгограде, который был сделан из недолговечных материалов: Времени на всё это крайне мало: значительную часть прошлого
года практически все министерства были заняты собственной реорганизацией, а ещё предстоит решить массу вопросов. Ведь на праздник
приедет огромное количество народа, официальные делегации самого высокого уровня: это будет торжество куда большего масштаба, чем
даже 300-летие Санкт-Петербурга.

- Недавно был на Северном Кавказе, и тронуло, что многие памятники советским солдатам находятся в хорошем состоянии: ведь, казалось
бы, сегодняшние беды <затенили> собой ту трагедию и тот подвиг:

- Это очень важно - люди через воспоминания возвращаются ко времени, когда все были вместе и сражались с общим врагом. Большую
ценность представляют и семейные предания о войне, хранящиеся практически в каждом доме. Это наша нравственная опора. Во все эпохи
дети играли в войну, и ничего ужасного я в этом не вижу - так начиналось естественное воспитание защитников Отечества. Ужасно
другое: в последние годы наши дети всё реже играют в войну, они теперь играют в бандитов, то есть с ранних лет морально готовы
повернуть оружие против жителей собственной же улицы, города, страны. Наша задача - возродить, с учётом сегодняшнего тинейджерского
сознания, эстетику такого непростого жанра, как, например, приключенческий фильм о войне, который по самой своей природе не может не
быть в известной мере жёстким, но притом обязан оставаться гуманным. В этом контексте очевидна наивность подхода Госдумы к проблемам
показа экстремальных ситуаций на экране. Здесь нужен не запрет, а вдумчивое разграничение между искусством, преследующим гуманные
нравственные цели, и неискусством, смакующим жестокость.

- Не скучаете по спокойному (если сравнивать с министерским) кабинету ректора Московской консерватории?

- Не скрою, я был тронут, что консерватория не бросилась спешно заполнять образовавшуюся <соблазнительную> вакансию. Однако вопрос
требовал решения, и на недавнем учёном совете я предложил провести выборы ректора, которые, надеюсь, состоятся в самые ближайшие
дни. Сегодня для вуза раскрываются благоприятные перспективы: его экономика выровнена, есть сильная команда порядочных
высокопрофессиональных людей: Совсем не то, с чем мне пришлось столкнуться пять лет назад, когда в этих стенах творились
криминальные дела, коллектив нищенствовал. Ну а как профессор, заведующий кафедрой теории музыки, я консерваторию и не покидал.
Обсуждение научных трудов, лекционный курс, работа с учениками - без этого не могу, это моя среда обитания.

- Телевизионная карьера не привлекает, как привлекла она предыдущего министра культуры?

- Ни в какой степени. Хотя однажды Михаил Ефимович Швыдкой приглашал меня в эфир ещё в мою бытность ректором:

- Зато министерская практика, думаю, может подкинуть сюжеты для новых книг.

- Конечно, материал накапливается. Но чтобы книжку написать, нужно сосредоточиться хоть на пару месяцев. Вот эта, вышедшая только
что <Введение в музыкальную композицию ХХ века>, написана за последнее <спокойное> лето, проведённое в Карачарове на берегу Волги, в
деревянной избе, некогда поставленной на опушке леса моим дедом, писателем Соколовым-Микитовым:

Беседу вёл Сергей БИРЮКОВ