От	Георгий
К	Георгий
Дата	23.01.2005 19:30:52
Рубрики	Тексты;

"Отеч. записки.". Миграция: угроза или благо? (тексты позже) (*)

---

http://www.strana-oz.ru/?ozid=19&oznumber=4

---

От	Георгий
К	Георгий (23.01.2005 19:30:52)
Дата	23.01.2005 20:16:57

Питер Столкер. Работники без границ: влияние глобализации на международную миграцию (реферат) (*+)

---

http://www.strana-oz.ru/?numid=19&article=902

Работники без границ: влияние глобализации на международную миграцию.

Реферат

Питер Столкер


[*]
Книга Питера Столкера написана по заказу Международной организации труда. Опираясь на прикладные социологические исследования
(проведенные, в частности, сотрудниками самой МОТ), автор пытается представить общую картину изменений, происходящих на современном
международном рынке труда, и по возможности прогнозировать его дальнейшее развитие. Ключевым термином, характеризующим нынешнее
состояние мировой экономики и политики, уже давно стала <глобализация> - и потому ученый вполне обоснованно начинает свой труд с
анализа именно этого краеугольного понятия и его реального наполнения. Подкупает трезвость его подхода: Столкер стремится показать,
что мы имеем дело не с революционным преобразованием мироустройства, а скорее наблюдаем очередной этап уже давно идущего
эволюционного процесса. Да, производство и торговля теперь не признают государственных границ - но прообразы будущих
транснациональных корпораций можно усмотреть и в Ост-Индской торговой компании, и в Лиге ганзейских купцов. Что касается движения
капитала, то объективное сравнение убеждает в том, что большинство развитых стран размещает за границей примерно те же средства (в
процентном выражении по отношению к своему ВВП), что и веком раньше, а в некоторых из них (в том числе в Великобритании, США, Италии
и Скандинавии) относительный уровень вывоза капитала за это время даже снизился. Удивительным образом оказывается, например, что
сегодняшняя Япония гораздо меньше зависит от внешней торговли, чем до Второй мировой войны. Точно так же представление о чрезвычайно
высокой мобильности населения на поверку оказывается не совсем точным. Если взять Соединенные Штаты - страну, традиционно
принимающую иммигрантов, - то, скажем, в 1996 году приток составил 911 тысяч человек, или 0,35 процента общего населения США, в то
время как в 1914 году он был выше: 1,2 миллиона (1,5 процента). Иными словами, ныне мы наблюдаем очередную стадию уже давно идущего
процесса преображения экономических и политических границ - другое дело, что теперь он стал гораздо более очевидным для
общественного сознания благодаря кардинальным сдвигам в сфере информационных и телекоммуникационных технологий. По выражению
социолога Р. Робертсона, мы переживаем <эру неуверенности>, связанной, в частности, и с обнажившимися внутренними противоречиями,
заложенными в самом понятии <глобализация>. Миграция населения и рабочей силы - одна из областей, где эти противоречия проявляются
наиболее ярко.

С одной стороны, проницаемость привычных границ вроде бы ведет ко все более массовым перемещениям больших групп населения. С другой,
в будущем глобализация предполагает большее или меньшее выравнивание экономических условий существования в различных странах, но это
как раз делает ненужными путешествия в поисках лучшей доли. Процесс подобной конвергенции идет уже давно. Столкер выделяет в нем две
исторические стадии. Первая включает в себя последнюю треть XIX века и начало XX века, вплоть до Первой мировой войны. В ее начале
существовали два экономических полюса: Америка и Европа; в Европе цены были значительно выше, а зарплаты ниже, чем в США. Ссылаясь
на выкладки Дж. Уильямсона, Столкер показывает, как в полном соответствии с правилами неоклассической экономической теории в Европу
устремился поток товаров, а в обратную сторону - поток мигрантов (за период с 1846 года по 1924 год в Америку и Австралию из Европы
переехало 50 миллионов человек). В итоге произошло существенное выравнивание уровня жизни по обе стороны океана, отразившееся прежде
всего в сближении цен на основные продукты потребления и реальных доходов населения.
Естественно, этот процесс экономического выравнивания был отчасти прерван в эпоху мировых войн; однако он возобновился с прежней
силой в 60-х годах прошлого века, причем шел сразу в двух направлениях. С одной стороны, Европа вновь стала успешно <догонять> США
(если в 1960 году реальные доходы жителей ФРГ составляли лишь 39 процентов по сравнению с доходами американцев, то к 1988 году они
выросли до 89 процентов); с другой, стирались различия в самой Европе: Италия, Испания и Франция стремительно приближались к
традиционно более развитым северным соседям. Однако на данном этапе миграция уже не играла определяющей роли: ее объемы уменьшались
как на меж-, так и на внутриконтинентальном уровне. Так, если в 1901-1910 годах из Европы в Северную Америку уехали восемь миллионов
человек, то в 1961-1970 годах - лишь 1,1 миллиона, а в 1981-1990 годах - 0,8 миллиона. В свою очередь сокращался и отток населения
из отсталых стран Европы в более развитые: если еще в 1969-1973 годах Испанию ежегодно покидали 100 тысяч человек, то начиная с 1975
года количество эмигрантов снизилось до 20 тысяч человек в год; параллельно росло количество иностранцев, постоянно проживающих в
стране. В послевоенный период сглаживание различий в уровне развития различных стран Европы и Северной Америки определялось не
перераспределением трудовых ресурсов в результате миграции, а иными экономическими факторами: торговлей, объемом инвестиций и т. п.
Однако все это справедливо по отношению к достаточно развитым странам, ныне входящим в Организацию экономического сотрудничества и
развития. Неизбежным последствием их экономической конвергенции стало углубление пропасти между богатейшими и беднейшими странами
мира. По данным Мирового банка, за период с 1960 по 1990 год этот разрыв (исчисляемый путем сравнения реальных доходов на душу
населения) возрос на 45 процентов. Соответственно, изменились и основные миграционные тенденции: главным направлением стало движение
работоспособного населения из отсталых и развивающихся стран в индустриально развитые. Но при этом разница в заработной плате не
является единственным определяющим фактором: потенциальные мигранты должны учитывать возможность получения работы, угрозу
депортации, затраты на переезд, наконец, долгосрочные карьерные перспективы. Не случайно, например, в XIX веке поначалу росла
эмиграция как раз из относительно развитых стран. Оказывается, для начала массовой эмиграции необходимо хотя бы минимальное
накопление <стартового капитала>: обычно она принимает массовый характер уже после первичной индустриализации страны, причем уезжает
отнюдь не самая бедная и необразованная часть населения. Для массовой эмиграции необходимо также, чтобы существовал значительный
разрыв между возможностями внутри и вне страны: как показывает европейский опыт, люди принимают решение об отъезде лишь в том
случае, когда уровень зарплаты и возможностей для работы в стране предполагаемого проживания превышает существующие более чем в
четыре раза.
Изменения направлений массовой миграции не в последнюю очередь были продиктованы и сдвигами в иммиграционной политике крупнейших
принимающих стран. Изменения в законодательстве США, Канады и Австралии, направленные на устранение прежних расовых и этнических
барьеров, привели к тому, что за вторую половину XX века приток выходцев из развивающихся стран в эти государства возрос (в
процентном отношении к общему количеству иммигрантов) примерно в 8-10 раз. Европейские государства также изначально поощряли
иммиграцию главным образом из этнически, религиозно или исторически <близких> регионов (Индия - для Великобритании, католические
страны Южной Европы - для Франции и т. д.), но потребность в рабочих руках (особенно в сфере низкооплачиваемого труда) привела к
существенному расширению иммиграционного спектра. Некоторые ограничения, введенные после нефтяного кризи са 1973 года, оказались
малоэффективными: въехав по временной рабочей визе, приезжие из Турции, Алжира, Югославии и других стран оседали, перевозили свои
семьи; ширилась и нелегальная иммиграция.
Нефтяной бум создал и новое направление массовой миграции в страны Персидского залива: так, в 1996 году из 1,1 миллиона работающих в
Кувейте граждане этой страны составляли только 176 тысяч. Существенные изменения происходили и в Азии: начиная с конца 80-х, прежде
закрытая Япония начала привлекать иностранных рабочих, стремясь при этом максимально ограничить время их пребывания в стране. Те, в
свою очередь, всеми правдами и неправдами стремятся остаться: например, за период с 1990 по 1993 год по официальным данным число
<задержавшихся> в Японии иммигрантов возросло со 106 до 297 тысяч. Схожая ситуация складывается и в других странах с бурно
развивающейся экономикой: Корее, Тайване, Сингапуре, и эту тенденцию не переломил даже азиатский финансовый кризис.
Миграционные сдвиги происходят и в других частях земного шара. Внутри Африки, традиционно являющейся одним из главных источников
иммиграции в развитые страны, возникли свои центры притяжения: Кот-д'Ивуар, Нигерия и особенно ЮАР. После распада восточного блока
Россия стала одним из главных поставщиков дешевой рабочей силы в страны Западной Европы, но в то же время и принимающей страной,
куда направлена массовая иммиграция из других республик бывшего СССР. При этом миграционные потоки далеко не всегда определяются
чисто экономическими факторами: распад СССР, войны на Балканах привели к появлению огромного количества беженцев по политическим,
этническим и т. п. причинам, что в свою очередь привело к резкому ужесточению иммиграционных законов. Если в 1993 году количество
прошений о предоставлении политического убежища в странах Европы, Северной Америки и Австралии составляло более 800 тысяч, то уже в
1998 году это число снизилось до 350 тысяч.
Попытка заново выстроить некие иммиграционные барьеры свидетельствует, по мнению Столкера, о том, что теоретические представления о
возможности чисто экономического регулирования миграции оказались далеки от реальности. Теоретическая модель <открытой экономики>
предполагает, что активное движение товаров и капитала должно постепенно сводить на нет перемещение людских ресурсов: предприятия,
требующие большего количества рабочих рук, должны размещаться в развивающихся странах, а в индустриально развитых государствах
сосредоточатся капиталоемкие и высокотехнологичные производства. Однако на деле этот процесс оказался не таким простым и более
медленным, чем можно было ожидать: ему препятствует и естественная инерция, и, скажем, изначальное отсутствие в развивающихся
странах вспомогательной инфраструктуры, что делает их экономику неконкурентоспособной, даже учитывая ее сырьевой,
экспортно-ориентированный характер. Именно эти факторы имели в виду десять-двадцать лет назад экономисты и политики, призывавшие к
установлению <нового экономического порядка>, призванного обеспечить постоянную помощь и защиту экономике развивающихся стран, даже
в ущерб принципам свободного рынка и торговли. В последние годы, впрочем, возникли прямо противоположные опасения. Дешевизна рабочих
рук в третьем мире становится причиной вывода туда высокотехнологичных производств; наряду с этим в Европе и США иммигранты
последовательно вытесняют местных рабочих из сферы малооплачиваемого и неквалифицированного труда. На основе многочисленных
статистических выкладок Столкер старается показать, что обе эти тенденции, способствующие возрастанию безработицы в развитых
странах, в действительности отражают два последовательных этапа в становлении <глобальной экономики>, но в перспективе могут
уравновесить друг друга. Действительно, с 1980 по 1989 год доля промышленных товаров в экспорте развивающихся стран возросла с 15 до
53 процентов, однако подавляющая часть этого экспорта поступает отнюдь не в ведущие индустриальные государства. Вместе с тем в
развитых странах реальное снижение числа работников, занятых неквалифицированным трудом, происходит во многом за счет их перетекания
в сферу услуг. При этом иммигранты в основном сосредоточены в областях экономики, ориентированных на внутренний рынок (сельское
хозяйство, легкая промышленность) и соответственно подверженных конкуренции с товарами, импортируемыми из тех же развивающихся
стран. Иными словами, иммигранты соревнуются не столько с местными рабочими, сколько со своими же <соотечественниками>. В свою
очередь, в развивающихся странах наиболее прогрессируют именно экспортно-ориентированные области экономики, причем оказывается, что
рост экспорта в ту или иную страну напрямую связан с увеличением в ней числа иммигрантов соответствующего происхождения. Так,
например, с 1975 по 1983 год доля иммигрантов из стран Магриба во Франции увеличилась с 30 до 45 процентов; одновременно французский
импорт товаров из этих стран также возрос с 18 до 30 процентов; примерно та же ситуация наблюдается в Германии применительно к
иммигрантам-туркам, а в США - к мексиканцам. Рабочие-иностранцы образуют новый и подчас весьма значительный рынок сбыта для
экономики своей родной страны. Все это показывает, что тенденции, возникшие благодаря свободному движению товаров и рабочей силы, со
временем действительно способны достичь гармоничного баланса, что, впрочем, не отменяет необходимости разумного регулирования этих
процессов.

Схожая картина обнаруживается и при исследовании движения капитала. Расчет на улучшение экономических условий в развивающихся
странах за счет притока на эти перспективные рынки значительного количества средств поначалу оправдывался - например, в Мексике, где
это породило экономический бум на чала 90-х, а также в Азии. Однако разразившиеся впоследствии финансовые кризисы подчеркнули
рискованность непрямых вложений (в облигации, ценные бумаги и проч.) и вызвали резкое увеличение внешней задолженности
соответствующих государств. В результате их правительства заметно ужесточили иммиграционную политику; последовали депортации
иностранных рабочих из стран, которые прежде являлись главными импортерами рабочей силы (в Юго-Восточной Азии - Таиланд, Малайзия,
Южная Корея), а также увеличилась нелегальная эмиграция из стран-экспортеров (Индонезия). Негативный эффект удалось отчасти сгладить
за счет прямых инвестиций, которые в долгосрочной перспективе оказались куда более стабильными. Правда, они распределялись
неравномерно (скажем, в 1992 году в Азии 55 процентов подобных вложений приходились на Китай, а в Латинской Америке 44 процента - на
Мексику и Бразилию) и в основном были направлены в страны - импортеры рабочей силы. Однако пример той же Мексики, традиционно
являющейся одним из главных источников потенциальных мигрантов и одновременно объектом значительного числа прямых инвестиций,
доказывает возможность подобного способа регулирования миграционных потоков. Еще один путь - перенос в развивающиеся страны
высокотехнологичных производств; правда, и здесь наблюдается значительный разрыв между государствами, находящимися на разных
ступенях индустриального развития. Тем не менее, размещая часть своих мощностей в развивающихся странах, транснациональные
корпорации снижают число потенциальных эмигрантов - причем главным образом за счет роста занятости не в основном производстве, а в
различных отраслях и компаниях, так или иначе обслуживающих иностранных гигантов. Развитие этих производств, лишь косвенно связанных
с транснациональным капиталом, меняет саму структуру экономики развивающихся стран. В той же Мексике в 1988 году на иностранные
компании работало 756 тысяч человек, что составляло лишь один процент экономически активного населения, но при этом 516 тысяч из них
было занято в области промышленной переработки - а это равнялось уже 21 проценту работников данной сферы. Таким образом,
транснациональные компании вкладывают свои средства прежде всего в сферы экономики, привлекающие наиболее активную часть населения,
а значит и наибольшее число потенциальных эмигрантов. Ярким примером здесь может служить успешное развитие промышленного
производства со значительной долей иностранного капитала в свободных экономических зонах Китая, а также бурное расширение сети
небольших сборочных заводов и фабрик, так наз. <макиладорас>, расположенных в Мексике в основном вдоль границы с США: продукция этих
предприятий, чье количество возросло с 16 в 1965 году до 3 000 в 1996 году, производится из американских деталей и облагается при
ввозе в США минимальными импортными пошлинами. При этом Столкер отмечает, что создание подобных зон экспортно-ориентированных
производств не столько снижает, сколько меняет характер и направление миграционных потоков. Во-первых, увеличивается интенсивность
внутренней миграции (в подобных зонах чрезвычайно высока текучесть кадров; например, в Мексике она составляет восемь процентов в
месяц); во-вторых, значительную часть работников на таких производствах составляют женщины в возрасте от 16 до 25 лет, что,
напротив, в перспективе способствует эмиграции работников-мужчин. Это обстоятельство заставляет думать, что создание подобных
экспортно-ориентированных промышленных анклавов - лишь временный паллиатив, не способный кардинально решить проблему экономического
выравнивания регионов как внутри самих развивающихся стран, так и на общемировом уровне.
Возвращаясь к исследованию фактора различий в уровне заработной платы, Столкер приходит к выводу, что тенденция к постепенному
выравниванию условий жизни и труда, прослеженная на примере Европы и США, применительно к развивающимся странам выглядит отнюдь не
однозначной. Массовая эмиграция из стран третьего мира пока не приводит ни к значительному снижению уровня безработицы, ни к
увеличению реальных доходов остающегося в стране населения. Например, по официальным данным число работающих за границей граждан
Филиппин составляет 4,2 миллиона, что равняется примерно четырем процентам трудоспособного населения страны, притом что безработица
на Филиппинах составляет восемь процентов. Понятно, что если бы все эмигранты разом вернулись на родину, ситуация бы ухудшилась,
однако статистика доказывает, что массовый отток в 70-80-е годы (составлявший 400 тысяч человек ежегодно) непосредственно не
сказывался на уровне занятости и реальных доходах. Схожая ситуация наблюдается и в таких странах, как Индонезия и Бангладеш, и даже
в Турции, где в период самой массовой эмиграции уровень безработицы продолжал составлять около 10 процентов, а рост зарплат начался
как раз после прекращения практики найма за рубеж в середине 70-х (причем зарплаты росли быстрее в добывающих отраслях, которые как
раз меньше подвержены проблемам, связанным с эмиграцией). Не в последнюю очередь это объясняется тем, что за границу отправляются
как раз наиболее квалифицированные работники, потеря которых не слишком сильно сказывается на внутреннем рынке. Отчасти это связано
с <перепроизводством интеллектуалов>: в 1990 году в Индии из 3,8 миллиона дипломированных научно-технических специалистов 1,2
миллиона числились безработными. Другая причина - относительно легкая восполнимость потерь среди квалифицированных рабочих, занятых
ручным трудом, за счет быстрого обучения менее квалифицированных рабочих.
Косвенным способом влияния массовой эмиграции на экономику стран - экспортеров рабочей силы можно также считать денежные поступления
от эмигрантов их семьям, оставшимся на родине. Теоретически они должны способствовать экономическому росту и укреплению
благосостояния населения развивающихся стран. Однако величину <возвращаемых> средств зачастую трудно оценить: чаще всего деньги
родственникам передают наличными, из рук в руки; к тому же они тратятся по преимуществу на сиюминутные нужды. Если при этом сфера
потребления в стране в основном обеспечивается за счет импорта, то никакого экономического роста ожидать не приходится; но если на
нее работают внутренние производители, то приток <родственных> средств из-за границы может иметь положительный эффект. Так, расчеты
показывают, что два миллиарда долларов, подобным образом <вернувшихся> в Мексику, дали прирост внутреннего производства, оцениваемый
примерно в 6,5 миллиардов.
Что касается влияния иммигрантов на экономику развитых стран, то резкое снижение уровня зарплаты вследствие их притока тоже вовсе не
гарантировано. Во-первых, иммигранты оказываются занятыми главным образом в сферах, непривлекательных для местного населения;
во-вторых, они тратят свои деньги внутри страны, повышая уровень потребления и тем самым стимулируя создание новых рабочих мест.
Кроме того, появление большого числа иностранцев побуждает профсоюзы противодействовать возможному понижению оплаты труда и
добиваться законодательного закрепления различных протекционистских мер по отношению к местным рабочим, как это происходило в
Западной Германии. Другой путь - последовательно снижать потребность в иностранной рабочей силе, развивая высокотехнологичные
производства и, параллельно, вводя имми грационные ограничения. По нему пошли прежде всего азиатские государства: сначала Южная
Корея, Тайвань и Сингапур, теперь - Малайзия; правда, следствием такой политики стал резкий рост нелегальной иммиграции, за счет
которой пытаются выживать главным образом мелкие фирмы. При этом нелегальная иммиграция никак не учитывается в официальной
статистике, отчего подчас возникают парадоксальные ситуации: так, в 1996 году в Тайване находились 200 тысяч незарегистрированных
иностранных рабочих, притом что списки безработных насчитывали около 241 тысячи человек.

Следует заметить, что подобные методы противодействия влиянию массовой иммиграции характерны прежде всего для периодов
экономического бума. В настоящий момент в развитых странах мы имеем дело с гораздо более спокойной экономической ситуацией. В таком
случае непосредственное воздействие иммиграции на уровень доходов местного населения ощущается еще меньше. Скажем, в США <новые>
иммигранты, во-первых, в основном конкурируют со <старыми> в традиционных для них сферах занятости, откуда местные рабочие и так
стремятся <уходить>. Во-вторых, появление значительного числа приезжих создает проблему их социальной адаптации, для решения которой
необходимо расширять сферу юридических, социальных и других подобных услуг - а это новые вакансии для местных служащих. Наконец,
приток иностранных рабочих рук помогает сохранить предприятия, которые иначе закрылись бы или были бы выведены за рубеж, что
опять-таки способствует занятости местных жителей. Схожие процессы наблюдаются и в Европе, в частности в Германии, где приток
иммигрантов также способствовал росту производства и увеличению занятости местного населения. Оказывается, что для страха перед
иммигрантами, <отнимающими хлеб у местных>, в развитых странах нет особых экономических оснований: он вызван скорее социальными или
национальными предубеждениями, которые к тому же эксплуатируются политиками. Столкер вообще склонен подчеркивать, что миграция -
явление не чисто экономическое. История доказывает, что зачастую люди в массовом порядке покидают страну не из-за реального
ухудшения качества жизни, а опасаясь наступающих (или наступивших) в ней кардинальных перемен социального или политического
характера (в терминологии Столкера <страх перед новым>). Так было в эпоху <индустриальной революции> в Европе XIX века или в Японии
конца XIX - начала XX века; развивающиеся страны переживали и переживают ана логичный слом старого сельскохозяйственного уклада уже
в наши дни. В 1960 году лишь 22 процента населения этих стран проживало в городах, в 1994 году доля городских жителей составила уже
37 процентов, а к 2025 году по прогнозам должна возрасти до 57 процентов. Мобильность населения возрастает: сначала люди стремятся в
города, а потом, не найдя там лучшей доли, эмигрируют. При этом ими нередко движет не столько стремление улучшить свое материальное
положение, сколько психологическая неуверенность и беспокойство. Перестройка экономического уклада в эпоху глобализации происходит
еще более резко из-за воздействия внешних факторов: как международной конкуренции, так и негативных последствий экономических
кризисов, формально затрагивающих более развитые государства, но неизбежно сказывающихся на всех странах. Таковы были нефтяной
кризис 70-х, последующая рецессия или финансовый кризис 90-х годов. Они вызвали, в частности, рост теневого сектора экономики, в
котором, например, в 1990 году в Индии и Пакистане было занято 70 процентов всех промышленных рабочих, а в Африке в наши дни
работает около 60 процентов всего городского трудоспособного населения. Если же переехавший в город бывший сельский житель работает
неофициально, его неуверенность в завтрашнем дне особенно велика, хотя он и способен в данный момент обеспечить себя и свою семью.
Кстати, как показывает Столкер, эмиграция часто становится именно не индивидуальным, а семейным решением, когда за границу
сознательно отправляются наиболее трудоспособные и деятельные члены семьи, оставляя менее <подвижных> родственников дома. Так, в
мексиканских семьях на заработки в США уезжают в основном молодые люди и мужчины средних лет, которые, если им удастся избежать
многочисленных угроз (депортация, безработица и т. п.), могут рассчитывать на более высокий заработок. Дома остаются дети, женщины и
старики - пусть они будут получать гораздо меньше, но зато останутся в привычной обстановке. Эмигрантам есть куда вернуться, а
оставшиеся получают часть денег, заработанных семейными <эмиссарами>. Такой способ <семейной взаимостраховки> как нельзя лучше
показывает стремление людей достичь некоего баланса между тяготением к привычному укладу и желанием приспособиться к стремительно
меняющемуся миру.
Ощущение внутренней неуверенности многократно усиливается в эпоху радикальных политических преобразований, что отчетливо видно на
примере распада Советского Союза. Из бывших национальных республик в Россию, например, за период с 1993 по 1996 год приехали около
2,7 миллиона человек, но далеко не все они бежали от этнических конфликтов или стали жертвами последовательного политического и
экономического <выдавливания>. Одной из важнейших причин исхода была боязнь социального <аутсайдерства>, в частности из-за незнания
национального языка, и стремление сохранить свою <русскоязычность>. Именно этим стремлением остаться в привычной системе координат
во многом объясняется то, что после падения железного занавеса поток эмигрантов из стран Восточной Европы в Западную оказался куда
меньше ожидаемого. Разумеется, здесь сыграли свою роль и экономические (например, оплата переезда), и политические (ужесточение
иммиграционного законодательства) причины. Но все же не случайно самую многочисленную группу эмигрантов составили репатрианты -
этнические немцы, отправлявшиеся в Германию, где они могли рассчитывать и на благожелательный прием, и на систему социальных
гарантий. В какойто мере старым политическим <союзом> объясняется и активная миграция между бывшими странами Восточного блока,
многие из которых (Россия, Венгрия, Чехия) ныне являются одновременно и экспортерами, и импортерами рабочей си лы, хотя и здесь
сказывается относительная разница в уровне экономического развития. Следует, конечно, учитывать, что переезд из одной
восточноевропейской страны в другую часто является промежуточной стадией пути на Запад: по данным Центра миграционной политики в
Вене, ежегодное число таких незаконных иммигрантов, направляющихся в страны Западной Европы, составляет 300 тысяч.
Демократические преобразования неизбежно поощряют миграцию, включая и незаконную. Яркий пример находим в другой части света: это
Южная Африка, куда после отмены апартеида хлынул настоящий поток нелегальных иммигрантов из соседних стран, количество которых, по
разным оценкам, ныне составляет от 2,5 до 8 миллионов. Росту миграции способствовало и падение многих прокоммунистических и
диктаторских режимов в Африке, поскольку возникшие после этого кровавые конфликты породили огромное количество беженцев.
Политические и экономические сдвиги влекут за собой существенные изменения и в социальной среде. Особенно заметным проявлением
глобализации стало распространение телевидения и радио, которые также способствуют разрушению привычного уклада. Даже в самых
отсталых странах теперь у каждого десятого есть радиоприемник, а у каждого сотого - телевизор. Информационные технологии служат
пропаганде образа жизни, принятого в развитых странах, и потенциально тоже могут побуждать к эмиграции в эти государства. Однако
исследования ЮНЕСКО свидетельствуют, что в мировой торговле культурной продукцией - литературой, музыкой, телевизионными
программами, кинофильмами - доля развитых стран снизилась за период 1975-1990 годов с 90 до 70 процентов. Голливудские фильмы и
американские звезды эстрады по-прежнему популярны, но во всем мире смотрят также латиноамериканские мыльные оперы и слушают
африканских поп-певцов. В какой-то мере на смену односторонней <пропаганде> постепенно приходит соревнование разных <массовых
культур>: со временем это также может сказаться на динамике и интенсивности миграционных потоков.
Значимая составляющая глобальной миграции - отъезд в другую страну наиболее квалифицированных и образованных профессионалов. В
настоящее время от <утечки мозгов> больше всего страдает Африка, ежегодно теряющая 20 тысяч наиболее образованных людей, и страны
Восточной Европы (опрос, проведенный в 1996 году в Болгарии, показал, что 40 процентов местных ученых мечтают об эмиграции).
Естественно, главной движущей силой здесь также является желание увеличить свои доходы, но не менее важно и стремление к максимально
полной профессиональной самореализации. Кроме того, страны - импортеры рабочей силы с гораздо большей охотой принимают именно этот
класс работников, тем более что в последнее время, например, американцы выражают обеспокоенность из-за невысокого уровня
образованности и профессионализма прибывающих к ним иммигрантов. Одной из скрытых форм эмиграции интеллектуалов стало получение
образования за границей: более 70 процентов аспирантов, защитивших диссертацию в США, остаются там и становятся гражданами этой
страны. Впрочем, в последние десятилетия наметилась и обратная тенденция <возврата> или <удержания мозгов>. Не в последнюю очередь
это связано с политикой транснациональных корпораций, стремящихся формировать штат своих заграничных филиалов прежде всего из
местных служащих. В 1989 году граждане США составляли лишь 0,3 процента общего числа работающих в зарубежных представительствах
американских компаний; правда, они занимали высшие руководящие посты (40 процентов руководства в европейских и 53 процента - в
латиноамериканских филиалах). Для более консервативной Японии (в данном случае дополнительные сложности создает язык)
соответствующие цифры составляют четыре процента (общее число японцев в представительствах японских фирм), 77 процентов и 83
процента (руководство в европейских и латиноамериканских представительствах). Стремление нанимать как можно больше местных служащих
объясняется их относительной <дешевизной> (скажем, в 1994 году средняя зарплата инженера-электронщика составляла 100 тысяч долларов
в год, тогда как на Тайване ему можно было платить 25, а в Китае и Индии - 10 тысяч долларов), а также возросшим уровнем
профессиональной подготовки местных специалистов и, естественно, их лучшим знакомством с особенностями родного для них общества и
рынка. В рамках той же политики крупные корпорации охотно направляют в свои зарубежные филиалы натурализовавшихся иммигрантов из
соответствующих стран: так, не менее 35 процентов граждан США, работающих в американских компаниях на Тайване, - это <американские
китайцы>.

Впрочем, возвратная миграция может происходить и сама по себе. В середине 90-х из США ежегодно уезжали 200 тысяч американских
граждан иностранного происхождения. Если в 70-80-е годы на каждого вернувшегося в Южную Корею приходилось по 19 новых эмигрантов, то
теперь это соотношение снизилось до 1:2. Возвращение на родину подчас объясняется экономическими причинами (скажем, эта тенденция
возрастает в период экономического спада в новой стране проживания), но в большинстве случаев за ним стоит неполная социальная
адаптация (трудности в овладении языком, расовая дискриминация) или стремление применить полученные за рубежом навыки на родине, где
ситуация улучшилась или, по крайней мере, кажется более благополучной. Характерно, что количество корейских репатриантов резко
увеличилось после сеульской Олимпиады 1988 года, транслировавшейся по всему миру.
Меняются и направления миграции образованных профессионалов. Начиная с 80-х годов азиатский экономический бум стал причиной переезда
на этот континент множества западных специалистов; постепенно все более притягательными для них становятся также Южная Америка и
Восточная Европа. Показательно, что в 1994 году 14 процентов выпускников престижной школы бизнеса Стэнфордского университета (США)
выбрали работу за границей; еще в 1989 году таких выпускников насчитывалось лишь шесть процентов. Наконец, гораздо более активным
стал обмен специалистами между развивающимися странами: в индонезийских банках, например, работает немалое количество выходцев из
Малайзии, а ключевые посты принадлежат, как правило, филиппинцам. В це лом миграция высокопрофессиональных кадров в эпоху
глобализации представляет собой весьма сложный и разнонаправленный процесс. В последнее время он в меньшей степени сдерживается
различными искусственными ограничениями и барьерами, но в дальнейшем противодействие местных специалистов притоку квалифицированных
иностранцев будет, по всей видимости, возрастать.
Как уже говорилось, постепенное ужесточение миграционных <фильтров> вообще становится характерной приметой современного мира; однако
следует учитывать, что отдельным государствам теперь приходится иметь дело не с отдельными личностями, а с целой <миграционной
индустрией>. Современные СМИ, наряду с Интернетом и другими средствами телекоммуникации, создают иллюзию жизни в едином <глобальном>
сообществе, что само по себе способствует повышенной мобильности населения Земли. В итоге возникают своеобразные миграционные
<сети>: как формальные (коммерческий найм рабочих за границей и т. д.), так и неформальные, когда переезд из одной страны в другую
осуществляется не столько благодаря официальным каналам, сколько с помощью родственных связей, знакомых и проч. Соответственно,
развивается и нелегальное предоставление необходимых услуг. Иммигранты платят различным посредникам и агентам по найму (часто
продолжая выплачивать им определенную часть заработка и после переезда), приобретают фальшивые документы, изготавливаемые в
некоторых местах (например, в Бангкоке) буквально поточным способом. Неформальные связи выходцев из одной и той же страны приводят к
образованию мощных международных диаспор, чьи функции оказываются двойственными, а порой и противоречивыми. С одной стороны, они
призваны облегчить адаптацию иммигрантов к новым условиям жизни, с другой - сохранить нить, связующую их с родиной. Именно в этом,
втором, качестве национальные диаспоры в последнее время стали объектом пристального внимания правительств их родных стран. Если
раньше к эмигрантам порой относились с презрением или даже с опасением, расценивая их как политическую оппозицию, то теперь их
стремятся всячески использовать, в том числе и для финансирования отечественной экономики (такова, например, политика индийского
правительства). Еще одна цель - сохранение национальной идентичности (языка, культуры) путем создания различных ассоциаций, обществ
и т. п. Поддерживая их, историческая родина вправе рассчитывать на то, что эмигранты смогут стать своеобразными <проводниками> ее
интересов за рубежом. В дальнейшем связи эмигрантов со страной своего происхождения будут только укрепляться, и это, в частности,
может способствовать увеличению <возвратной миграции>.
Подводя итог своего исследования, Столкер рассматривает несколько общепринятых моделей, интерпретирующих характер современной
миграции. В основе большинства из них лежат чисто экономические объяснения: индивидуальный поиск <лучшей доли>; стремление семьи
снизить риск существования в нестабильном мире за счет отправки наиболее трудоспособных ее членов на заработки; наконец, новое
разделение труда, в котором иммигрантам отводится самая низкооплачиваемая и <грязная> работа. Некоторые ученые вообще видят в
миграции неотъемлемую черту современного <глобализованного мира>, который отличает мобильное перемещение капитала, товаров и людей,
а также возникновение транснациональных <сетей> социального, политического и экономического характера. Столкер подчеркивает, что все
эти объяснения дополняют друг друга и ни одно из них не дает исчерпывающей и непротиворечивой картины. Так, привычное помещение
иммигрантов в самый низ социальной лестницы не отвечает реалиям сегодняшнего дня, когда расширяется сфера труда, непри влекательного
для местного населения, и она включает отнюдь не только самые грубые физические работы (например, в Вашингтоне за 25 лет число
таксистов иностранного происхождения выросло с 25 до 85 процентов). Более того, стремление оставаться на вершине технического
прогресса побуждает развитые страны привлекать все большее число иностранных специалистов высшей квалификации. Кроме того, в оценке
причин миграции следует учитывать и сложившуюся в настоящее время демографическую ситуацию: неуклонное старение населения развитых
стран поддерживает устойчивый спрос на иностранную рабочую силу, причем в разных секторах экономики. Наконец, как уже многократно
подчеркивалось, политические, социальные, психологические причины часто оказываются не менее, а то и более значимыми, чем чисто
экономические факторы.
Предельный <реализм> и трезвость подхода, исповедуемого Столкером, не может не вызывать симпатий, однако его книга отвечает далеко
не на все вопросы. Самая уязвимая ее сторона - точность и однозначность прогнозов автора. Признавая неизбежность сохранения и даже
возрастания массовой миграции в развитые страны в ближайшее время, он рассчитывает на то, что выравнивание экономических и
социальных условий жизни в разных частях света в конечном счете приведет к ослаблению этой тенденции, как уже бывало в истории. Но
когда и как это будет происходить, неясно: сам Столкер говорит, что <нет гарантии, что история повторится>. Не случайно в
предисловии к книге глава отдела занятости Международной организации труда В. Зенгенбергер замечает, что выводы Столкера <не могут
не беспокоить>. Впрочем, задача социолога - по возможности точно описать положение дел в настоящем, а не предлагать однозначные
прогнозы. И в этом отношении книга Питера Столкера заслуживает лишь похвал, поскольку дает непредвзятый и доскональный анализ во
многом противоречивого состояния современного общества, убеждая в том, что пресловутая глобализация - это не просто однонаправленный
процесс поглощения <малых> экономик или наций <большими>, а гораздо более сложное взаимодействие многих составляющих по-прежнему
разнообразного мира.
Николай Кербер



[*] Peter Stalker. Workers without Frontiers. The Impact of Globalization on International Migration: Lynne Rienner Publishers,
2000. Питер Столкер - независимый английский писатель, ученый и эксперт, признанный специалист в области международной миграции и
рынков труда, автор книг The Work of Strangers (<Труд чужаков>), 1994; No-Nonsense Guide to International Migration (<Международная
миграция как она есть>), 2001; The Oxford A to Z of Countries of the World (<Оксфордского словаря стран мира>), 2004. В течение ряда
лет он работал в различных исследовательских проектах и агентствах, существовавших под эгидой ООН, в 1991-1997 годах был главным
редактором ежегодного <Доклада о развитии человеческого потенциала>, издаваемого в рамках Программы развития ООН.

---

От	Георгий
К	Георгий (23.01.2005 19:30:52)
Дата	23.01.2005 20:16:49

Трудовая миграция в России (*+)

---

http://www.strana-oz.ru/?numid=19&article=901

Трудовая миграция в России

Елена Тюрюканова


[*]
В 2003 году Международная организация труда (МОТ) в рамках Специальной программы действий по борьбе с принудительным трудом провела
исследование, целью которого был сбор данных о формах трудовой эксплуатации в России. Для нашей страны такое исследование
чрезвычайно актуально, поскольку она переживает стремительный рост иммиграции (особенно из стран СНГ), а отсутствие адекватного
регулирования миграционных процессов приводит к распространению различных практик эксплуатации, включая и такие как рабство и
торговля людьми.
Настоящая статья частично отражает результаты исследования, проведенного МОТ[1]. Материал, лежащий в ее основе, собран в трех
регионах России: Омской, Ставропольской и Московской областях. Общий объем выборки: 442 мигранта из стран СНГ.

Россия и глобальный миграционный режим

В докладе <Положить конец принудительному труду> (2001) МОТ отмечает, что во все времена отношения зависимости и принуждения были
основаны на неравенстве. Но вряд ли когда-либо это неравенство осознавалось в глобальном масштабе так отчетливо, как это происходит
сегодня. Западная либерально-демократическая система, предложенная сегодня миру в качестве универсальной модели развития, как бы
определила некий общий стандарт, помогающий измерить и осознать степень неравенства государств и их граждан. Доходы богатейших пяти
процентов мирового населения в 114 раз превышают доходы беднейших пяти процентов[2]. В середине 1990-х средняя оплата труда в
промышленности развитых стран была в 130 раз выше, чем в развивающихся (и в 30-50 раз выше, чем в России)[3]. Велика дифференциация
и на пространстве бывшего СССР: в России средняя месячная заработная плата составляет 147 долларов США, в Украине - 61, в Киргизии -
31 и в Таджикистане - 13.
Интернационализация экономики, развитие транспортных и коммуникационных технологий способствовали повышению мобильности капитала,
товаров, технологий, информации и людей. В то же время развиваются и приемы манипулирования людьми, которое превратилось в
прибыльный бизнес. Симптоматично, что последним крупным документом, принятым на рубеже веков (в 2000 году) ООН, была Конвенция
против транснациональной организованной преступности, причем два из трех дополняющих ее протоколов непосредственно относятся к
проблемам миграции: <Протокол о предупреждении и пресечении торговли людьми, особенно женщинами и детьми, и наказании за нее> и
<Протокол против незаконного ввоза мигрантов по суше, морю и воздуху>. Россия ратифицировала Конвенцию и оба протокола в 2004 году.
Устойчивая трудовая миграция за несколько последних десятилетий вызвала заметные структурные сдвиги в экономике индустриально
развитых стран, существенно изменив сегментирование рынков труда. Обозначившееся разделение труда, в котором мигрантам, как правило,
отводятся определенные виды работ, постепенно стало неотъемлемой частью мирового экономического порядка. В большинстве принимающих
стран доля иностранных работников с начала 1980-х годов постоянно возрастала и к 1999 году составила в Германии девять процентов
общей численности занятых, в Австрии - 10 процентов, в Швейцарии - 18 процентов, в Люксембурге - 57 процентов[4]. В России этот
показатель еще очень низок: менее 0,5 процента. Впрочем, это данные официальной статистики. На самом деле мигранты играют в
экономике многих регионов страны гораздо бoльшую роль. Согласно неофициальным оценкам, их доля составляет пять-семь процентов
занятых, т. е. достигает примерно такого же уровня, как в Бельгии, Франции, Швеции.
Постоянный спрос на неквалифицированный и низкооплачиваемый труд мигрантов, существующий в развитых странах, рождает соответствующее
предложение в бедных странах, раскручивая тем самым маховик миграции[5]. Так формируется и воспроизводится миграционный режим,
который является одним из элементов современного экономического порядка, поддерживает и обслуживает его.
Миграционное пространство СНГ является относительно либеральным (благодаря безвизовому режиму), но не составляет исключения: оно
подчиняется тому же миграционному режиму, что и остальной мир. Россия как основная принимающая страна в регионе строит свою
иммиграционную политику по примерно таким же схемам, как и другие принимающие страны (квотирование, обеспечение преимущественного
права местных работников на занятие данного рабочего места, принцип <инициативы работодателя> и т. п.). Миграция сегодня развивается
крайне противоречиво и иррационально. Глобализация приводит к кризису национального государства как полновластного управляющего
субъекта, способного, в частности, контролировать перемещения людей. Огромный размах приобрела нелегальная миграция, ставшая
характерной чертой современного миграционного режима. Согласно официальным оценкам, нелегальных мигрантов в России пять миллионов. В
основном это приезжие из стран СНГ и Юго-Восточной Азии.
Неэффективность управления миграцией выражается также в неспособности государств скоординировать миграционную политику и
экономическую потреб ность в мигрантах. Большие группы мигрантов оказываются в положении нелегалов из-за того, что не могут законным
путем занять рабочие места, существующие в принимающей стране.
Мигранты в России заняты главным образом в теневых секторах экономики и подвергаются жестокой эксплуатации. В России масштабы
теневой экономики оцениваются в 22,4 процента ВВП; по оценкам Госкомстата, в 2001 году в неформальном секторе было занято не менее
10 миллионов человек (15 процентов занятых в экономике)[6]. Как минимум три четверти мигрантской занятости находится в <серой> зоне.
Нелегальность идет рука об руку с криминалом. Сети полуофициальных, теневых и открыто криминальных организаций предоставляют
мигрантам широкий спектр услуг. Криминальные дельцы получают громадные прибыли от переправки нелегальных мигрантов и посредничества
при их трудоустройстве.
В общественно-политических дискуссиях миграция все чаще обсуждается с точки зрения прав человека. Однако неспособность (или
неготовность) большинства принимающих государств принять на себя ответственность за соблюдение на своей территории прав мигрантов
очевидна. Показательно, что Конвенция ООН 1990 года <О защите прав всех трудящихся-мигрантов и членов их семей> за 12 лет с трудом
набрала необходимые 20 ратификаций и вступила в силу только 1 июля 2003 года[7]. Большинство развитых стран так и не ратифицировало
эту Конвенцию, что говорит об их неготовности к расширению легитимного пространства трудовой миграции.
Таким образом, существующий миграционный режим содержит в себе механизмы, которые порождают и постоянно воспроизводят отношения
эксплуатации.

Трудовые мигранты или экономические беженцы?

Сочетание притягивающих и выталкивающих факторов, из-за которых мигранты устремляются в Россию, может быть весьма сложным и
разнообразным, однако в большинстве случаев основными являются экономические факторы: низкие заработки и отсутствие хорошей работы
на родине. Важна также неудовлетворенность бытовыми и жилищными условиями на родине, характерная для 28 процентов опрошенных
мигрантов. Велика и роль так называемых интегральных факторов, т. е. общей оценки ситуации на родине и на новом месте (<отсутствие
перспектив на родине>, <хочу жить в России, так как здесь лучше> и т. п.).
Большинство опрошенных мигрантов отмечают очень плохое или плохое материальное положение, которое было у них на родине до миграции:
средний месячный доход работающих (!) составлял 54 доллара США. Субъективные оценки мигрантами своего материального положения до и
после миграции показывают, что для абсолютного большинства миграция как стратегия выхода из трудного экономического положения
оправдывает себя (см. табл. 1). Несмотря на все трудности, они считают миграцию выгодной и намерены приезжать в Россию работать и в
дальнейшем. Практически все отметили, что посоветовали бы сделать то же своим друзьям.

Около половины опрошенных (от 53 процентов в Москве до 42 процентов в Ставрополье) посылают часть заработанных денег на родину, как
правило в твердой валюте (главным образом в долларах США). Большая часть опрошенных посылают домой менее 100 долларов в месяц. Более
100 долларов посылают только 12 процентов мигрантов. Как видно из табл. 2, эти деньги являются значительнойпомощью семьям мигрантов,
оставшимся на родине.

Большинство опрошенных посылают деньги родным и близким с оказией, через родственников и друзей; лишь немногие пользуются услугами
банков.
Во многих странах <миградоллары> - денежные переводы мигрантов - составляют значительную часть валового национального продукта. Как
показал наш опрос, в месяц гражданин Азербайджана посылает домой в среднем 133 доллара США, Украины и Армении - 130, Молдавии - 110,
Грузии - 86, Узбекистана - 52, Таджикистана - 51 доллар США.
А за весь истекший период (только последнего) пребывания в России средний гражданин Азербайджана послал домой всего 5 852 доллара,
Армении - 4 810, Грузии - 4 042, Молдавии - 2 750, Украины - 2210, Белоруссии - 2 140, Казахстана - 1 121, Таджикистана - 765,
Киргизии - 711, Узбекистана - 676 долларов США.
Средняя продолжительность пребывания в России мигрантов, попавших в выборку, составила (в данный приезд) почти 25 месяцев, т. е.
чуть более двух лет, причем около 20 процентов мигрантов живут здесь уже почти пять лет. Прожили в России все 12 месяцев в 2000 году
18 процентов мигрантов, 25 процентов - в 2001 году, 35 процентов - в 2002 году и почти 70 процентов - все шесть месяцев до момента
опроса в 2003 году. Более 40 процентов опрошенных хотели бы получить российское гражданство и остаться в стране навсегда. Многие уже
длительное время живут в стране, перевезли сюда свои семьи, в большинстве своем имеют регистрацию по месту жительства и фактически
рассматривают Россию как страну постоянного проживания. По существу они уже не являются трудовыми мигрантами, поскольку их цель -
стать гражданами страны приема. Еще 20 процентов мигрантов настроены на длительное проживание в стране с последующим возвратом. И
только около 30 процентов мигрантов предпочитают быстрый заработок и возврат домой.
Строго говоря, люди, приезжающие в страну с намерением остаться на постоянное жительство, должны рассматриваться не как трудовые
мигранты, а как <экономические беженцы>. Жизнь вносит коррективы в классические представления, согласно которым существует четкое
разделение между временной и постоянной, а также вынужденной и экономической миграцией. Миграционное поведение людей становится все
более гибким, а критерий разделения потоков по целям перемещений - менее четким. Подобные цели фиксируются при въезде в страну
пограничной статистикой, но в дальнейшем они могут меняться. Эти изменения можно зафиксировать только с помощью текущей статистики
пребывания мигрантов (регистрации), которая в России пока работает крайне неэффективно.
Между тем данные о намерениях мигрантов и продолжительности их пребывания в стране важны для разработки миграционной политики.
Несомненно, мигранты, долгое время живущие в России, образуют значительный демографический, трудовой и даже интеллектуальный
потенциал. Очень важно также, что благодаря культурной близости или совместному историческому прошлому они готовы интегрироваться в
российское общество и, как показывает исследование, уже в значительной мере в него интегрированы. Политика интеграции таких
мигрантов должна быть оформлена институционально. Хотя Россия в ряде программных документов декларирует свою заинтересованность в
приеме мигрантов, существующие сегодня правила предоставления гражданства и статуса постоянного жителя свидетельствуют скорее об
обратном. В последнее время среди экспертов широко обсуждается идея проведения миграционной <амнистии> для части трудовых мигрантов.
Эта мера представляется вполне целесообразной, поскольку существующий сегодня <перекос> в сторону силовых методов регулирования
миграции нельзя считать разумным и эффективным.

Каналы информации и трудоустройства: господство неофициальных структур

Как получение информации о возможностях миграции и работы в России, так и трудоустройство мигрантов почти полностью обеспечиваются
неофициальным, теневым или чисто криминальным путем. Лишь три-пять процентов опрошенных получали такую информацию официальным
порядком. Это объясняется слабостью официальных структур, регулирующих трудовую миграцию, - отсутствием надежных государственных или
легальных частных информационных служб, осуществляющих подбор работы, юридическое сопровождение и т. д.
Лишь около 20 процентов опрошенных еще до выезда знали, где и кем будут работать в России. При этом более половины мигрантов не
получили в России той работы, на которую рассчитывали; даже если вид работы и совпадал с предварительно оговоренным, условия труда в
двух третях случаев оказывались не такими, как было обещано.
Инфраструктура миграции в России развита слабо, но уже начинает развиваться, прежде всего в столице. Необходимо целенаправленное
формирование такой инфраструктуры, которая пользовалась бы к тому же доверием граждан и мигрантов. Пока же теневые и неформальные
отношения зачастую работают эффективнее, чем официальные институты трудовой миграции.
Из-за отсутствия официальных миграционных служб значительное число мигрантов (около 15 процентов в Москве и Ставрополе, где теневая
инфраструктура миграции наиболее развита) обращаются за помощью в трудоустройстве к частным посредникам. Так называемое <черное
посредничество> превратилось в организованный институт теневой экономики, активно использующий отработанные схемы, - объявления в
газетах и других СМИ, личную вербовку работника (например, на вокзалах) и т. п. N - из Таджикистана. Ему 37 лет. Строитель
(кровельщик по профессии). Он увидел человека с табличкой <Требуются рабочие на стройку>, когда сошел с поезда. Этот подрядчик
собрал человек 10 разных национальностей и развез по разным стройкам. В первую же зарплату он опять приехал и собрал со всех по 20
долларов в качестве платы за свои услуги (из интервью).

Вербовка может осуществляться прямо на рабочем месте, и тогда работник передается <с рук на руки> от одного работодателя к другому,
как правило, за определенную плату.
Иногда объекты расположены через дорогу, и хозяева договариваются и передают рабочих из рук в руки, причем <старый> работодатель
иногда не расплачивается с работниками, а обещает, что это сделает новый. Иногда рабочие сами сколачивают бригады и ищут лучшее
место; чтобы избежать этого, работодатели отбирают документы (из интервью).
Вербовка может происходить и на так называемых <невольничьих рынках>, где собираются мигранты, ищущие работу. В Москве такой рынок
расположен под открытым небом на Ярославском шоссе: это огромная толпа людей, состоящая из мигрантов и представителей работодателей,
ищущих дешевых работников.
Нередко посредники становятся частью механизма торговли людьми. Так, специальные агенты вербуют девушек в деревнях Средней Азии для
работы в частных хозяйствах и для секс-услуг в России. Респектабельного вида человек при езжает в деревню и находит нам наиболее
незащищенную семью (бедную, многодетную, с родителями-алкоголиками, больными, стариками и т. п.); с помощью опробованных методов
психологического воздействия убеждает родителей <отдать> ему свою дочь, которую обязуется <устроить> в городе (например, в России),
помочь с работой или учебой, жильем и т. п. Родителям, как правило, платится небольшая сумма (порядка 100-200 долларов) и обещаются
регулярные денежные переводы от дочери в будущем. То есть человек попросту покупается. Улаживаются формальности переезда через
границу (если девушка несовершеннолетняя - с помощью доверенности от отца). Девушка перевозится и передается <хозяину>. Подобные же
схемы используются для вербовки строительных рабочих, персонала в подпольные цеха и т. п.
Поневоле прибегая к услугам теневых посредников, мигранты изначально вынуждены идти на риск. Сами же частные <предприниматели>
действуют практически открыто: во-первых, из-за пробелов в законодательстве, позволяющих им уходить от ответственности (их можно
преследовать разве что за неуплату налогов и подобные <смежные> правонарушения); во-вторых, благодаря коррупции, которой пропитаны
все отношения трудовой миграции.
Приведем отрывок интервью с так называемым <черным посредником>, осуществляющим поставку мигрантов из Узбекистана в российское
Ставрополье. Из слов этого человека хорошо видно, что организация трудовой миграции превращается в выгодный бизнес, услуги которого
пользуются устойчивым спросом.
Организация миграции включает целый комплекс услуг: переправку мигрантов, устройство их на работу, обеспечение жильем, иногда
временную регистрацию. Путь из Узбекистана в Ставрополь длится примерно неделю. Переправляются на автобусах (частных или рейсовых).
Основная проблема состоит в том, что сотрудники милиции на дорогах собирают <дань>. На месте, если есть крупное строительство (это,
как правило, частные стройки - например, развлекательного комплекса и т. п.), то мигранты поселяются <на объекте>. Но так бывает не
всегда. На собственном дачном участке переправщик поставил три строительных вагончика, куда он поселяет мигрантов. Мигранты отдают
ему от четверти до трети заработка, и еще он вычитает за те траты, которые делает для них - выкуп из отделения милиции, плата за
рабочее место, оплата временной регистрации, питание, проживание и т. д. Паспорта и документы у мигрантов отбирает.
Лишь четыре процента опрошенных пользовались при трудоустройстве услугами профессиональных юристов. Но все же <ростки>
цивилизованных отношений в сфере трудовой миграции начинают пробиваться: в обществе формируется спрос на качественные информационные
и правовые услуги по организации миграции. Хотя в настоящее время доминируют теневые услуги, более надежный <миграционный продукт>,
дающий мигрантам необходимые правовые гарантии, будет востребован рынком. Возможно, именно спрос <снизу> заставит предпринимателей,
занимающихся предоставлением миграционных услуг, оказывать более активное давление на государство, которое должно создать
соответствующие правовые условия. Этот процесс уже начался. Так, в 2003 году была создана Ассоциация организаций - экспортеров
рабочей силы, целью которой является противодействие нелегальным агентам на рынке трудовой миграции, сотрудничество с государством в
расширении правового поля миграции, содействие фирмам, предоставляющим услуги по выезду российских граждан на работу за рубеж. Что
же касается приема трудовых мигрантов в России, то он до сих пор практически не организован.

Сферы занятости мигрантов и реструктуризация российского рынка труда

Анализ основных сфер занятости мигрантов в России (см. табл. 3) свидетельствует о том, что российский рынок мигрантского труда
структурируется так же, как рынки других принимающих стран. В России идет процесс формирования характерного для таких стран
разделения труда между местными и приезжими работниками. Основой такого разделения труда является процесс национальной сегрегации
работников. Довольно четко выражена и гендерная специфика, т. е. <мужские> и <женские> сферы занятости. К первым относятся в первую
очередь строительство, тяжелый труд в промышленности, на транспорте, в коммунальном и сельском хозяйстве. Ко вторым - торговля,
сфера общественных и домашних услуг, индустрия досуга и развлечений, секс-занятость.

Если на западных рынках труда мигрантские сегменты сформировались несколько десятилетий назад, то в России такое разделение труда
только формируется. Это происходит буквально на глазах, причем по-разному в разных регионах - в зависимости от структуры местной
экономики или социальных особенностей региона. Так, в Москве и других крупных городах складывается новый сектор рынка труда - сектор
домашних услуг, ориентированный на спрос богатых людей, включая верхушку нарождающегося среднего класса. Новые модели ведения
домашнего хозяйства, воспитания детей, ухода за стариками, характерные для этого слоя населения, предполагают услуги домработниц,
нянь, сиделок и т. п. В регионах с более низким уровнем жизни такие модели рыночного поведения пока не сформировались. Если относить
к среднему классу население со среднедушевым доходом от 300 до 1 000 долларов США, то в Москве он составляет более трети населения,
в то время как в большинстве других городов России не превышает 10 процентов (например, в Омске - восемь процентов), поэтому там
этот сектор пока находится в зачаточном состоянии. На домашнем труде изза его <приватности>, непрестижности, незащищенности, низкой
оплаты традиционно лежит печать второсортности - именно поэтому соответствующий сектор быстро превращается в нишу мигрантской
занятости, привлекая большое число женщин-мигрантов из Украины, Белоруссии, Молдавии.
Вопрос, отнимают ли мигранты рабочие места у местного населения или же занимают места, на которые оно не претендует, широко
обсуждается во всех странах, принимающих мигрантов. В России, как и в большинстве стран, разрешение работодателю на найм иностранных
работников дается только с санкции службы занятости, которая и должна подтвердить, что данные рабочие места свободны от притязаний
со стороны местных работников. Поэтому предполагается, что легально нанятые иностранные работники не конкурируют с местным
населением. Что же касается неформального рынка труда, где и занята бoльшая часть мигрантов в России, то опрос показал, что от 30 до
50 процентов мигрантов не чувствуют конкуренции с местными работниками за свое рабочее место, заявляя, что они делают работу, на
которую местные не претендуют. В Москве таких мигрантов более 50 процентов. Это, очевидно, объясняется как более высоким уровнем
жизни столичного населения, так и сложившимся в результате интенсивной иммиграции на протяжении последних 15 лет разделением труда
между местными и мигрантами. Очевидно, московский рынок труда повторяет западный путь, а региональные рынки следуют за ним с
некоторым временным лагом.
Таким образом, более или менее значительная часть рабочих мест, занятых сегодня мигрантами (от 50 процентов в Москве до 30 процентов
в регионах), уже стали чисто мигрантскими, т. е. <зарезервированы> за ними на долгие годы. Остальная часть рабочих мест
<отвоевывается> мигрантами в конкурентной борьбе с местным населением. Козырями мигрантов при найме на работу являются демпинговые
цены на труд; согласие работать дольше и с большей интенсивностью, чем местные работники; отсутствие притязаний на социальные
выплаты и льготы. Работодатели часто предпочитают нанимать мигрантов и за то, что они не пьют, не отвлекаются на семейные проблемы и
т. п.
Среди факторов, дающих преимущество мигрантам в глазах работодателей, немаловажную, а часто ключевую роль играет их согласие на
неформальную занятость. Легальная миграция и неформальная (или нелегальная) занятость - звенья одной цепи. И та и другая существуют
благодаря теневым отношениям, пронизавшим все сферы жизни - как в экономике, так и в обществе. Российской власти надо одновременно
корректировать экономическую политику, добиваясь выхода из тени огромных сегментов экономики, и миграционную политику, добиваясь
эффективного для государства и для человека участия мигрантов в национальной экономике. Превалирующее в настоящее время
использование нелегального труда мигрантов выбивает местных работников из борьбы за эти рабочие места. Если же их будут занимать
легальные мигранты, то не будет такой разницы в оплате, и местные работники смогут тоже включиться в конкурентную борьбу за эти
места. К тому же в тех секторах, где заняты преимущественно нелегальные мигранты, консервируется низкий уровень модернизации
производства и плохие условия труда. Переход на легальный найм мог бы хоть до некоторой степени поправить положение.
Хотя в России оформление мигрантских или этнических ниш занятости только начинается, во многих регионах труд мигрантов уже стал
существенным фактором структурирования местных рынков труда и всей экономики. Использование мигрантов постепенно превращается в
систему, т. е. имеет место не просто случайный найм случайного работника, а воспроизводится определенный режим, <резервирующий>
определенные рабочие места именно за мигрантами, а не за коренными жителями. Сегодня в Москве за мигрантами <зарезервированы>
строительные работы, торговля на уличных и крытых вещевых и продуктовых рынках, работы по ремонту офисов и квартир, уборка дворов,
домов, офисов, мойка стекол, дорожные работы, мойка автомобилей, автосервис, придорожный сервис на пригородных шоссе, услуги в сфере
развлечений, включая секс-услуги. К работам, где часто можно встретить мигрантов, относятся также курьерские, рекламные,
маркетинговые и т. п. услуги, оплачиваемые, как правило, сдельно и требующие от работника большого напряжения сил. В некоторых из
этих сфер мигранты уже составляют абсолютное большинство работников, в других их доля постоянно растет и будет расти. Исследование
показало, что в Москве примерно 50 процентов рабочих мест, на которых сегодня работают мигранты, уже вряд ли могут быть заняты
местными работниками и, вероятно, останутся мигрантскими.
Систематическое использование труда мигрантов вызывает серьезные трансформации не только экономических, но и социальных отношений. И
работодатели и общество <привыкают> к дешевому труду мигрантов, постоянно воспроизводя потребность в нем. Это дает возможность
локальному социуму и его представителям более эффективно использовать собственные ресурсы. Так, в развитых странах благодаря
использованию труда женщин-мигрантов по уходу за детьми, пожилыми и больными женщины среднего класса освобождаются от подобной
работы, повышается их активность в публичной сфере и спрос на общественно престижные рабочие места, а это прямо влияет на гендерную
<расстановку сил> в сфере занятости[8]. Труд мигрантов дает принимающей стране возможность развивать образовательную систему,
увеличивая сроки образования для своих граждан и тем самым укрепляя национальный человеческий потенциал. Можно привести и другие
аналогичные примеры. Россия пока не умеет с толком распоряжаться экономическими и социальными возможностями, которые дает миграция,
между тем как негативные социальные эффекты миграции проявились в нашей стране со всей очевидностью (двойные стандарты, равнодушие
общества к эксплуатации <чужих>, разыгрывание миграционной карты в политической борьбе и т. д.).
Совершенно ясно, что <мигрантский модуль> в экономике России будет приобретать все более отчетливые очертания, встраиваясь в
действующие экономические структуры и институты. В ближайшем будущем российская экономика станет зависеть от притока труда мигрантов
точно так же, как сегодня от него зависят экономики развитых стран.

Эксплуатация труда нелегальных мигрантов и теневая экономика

Наличие тесной связи между теневой экономикой и нелегальной трудовой миграцией бесспорно. Однако механизмы их взаимовлияния сложнее,
чем может показаться на первый взгляд. С одной стороны, теневая экономика провоцирует нелегальную миграцию, предъявляя спрос именно
на неформальный, дешевый и незащищенный труд мигрантов, поощряя их отказ от легализации своего статуса. С другой стороны, наличие
большого числа нелегальных мигрантов в стране, для которых недоступна официальная занятость, стимулирует развитие и процветание
теневого сектора, предоставляя работодателям постоянно пополняемый резервуар дешевого труда[9].
В России масштабы неформальной и теневой экономики огромны. Согласно наиболее консервативным оценкам, ее объем составляет около
четверти ВВП. Особенно выделяются в этом отношении торговля и сектор услуг, где скрыто 60-70 процентов добавленной стоимости, а
также сельскохозяйственное производство и строительство. В середине 2001 года в неформальном секторе были заняты 10 миллионов
человек, из которых 6,5 миллиона имели здесь основную и единственную работу; 3,3 миллиона были заняты в торговле и общественном
питании, 2,7 миллиона - в сельском хозяйстве, около миллиона - в промышленности и более полумиллиона - в строительстве[10].
Как минимум три четверти мигрантской занятости находится в тени, а то и просто вне закона. Менее 20 процентов опрошенных трудовых
мигрантов (26 процентов в Омске, 22 процента в Москве и только 11 процентов в Ставрополье) имеют письменный контракт с
работодателем; остальные указали, что все детали соглашения оговаривались устно и, естественно, не имеют никакой юридической силы. В
среднем 74 процента (от 70 процентов в Омске до 80 процентов в Ставрополе) указали, что получают зарплату так называемым <черным
налом>, т. е. без официальной ведомости, не платят никаких налогов и отчислений.
Только в 13 процентах случаев работодатель является соотечественником работника-мигранта. Большинство работодателей в Москве -
русские, армяне и азербайджанцы; в Ставрополье - русские и грузины; в Омске национальный состав работодателей более разнообразен -
узбеки, киргизы, армяне.
Иногда этническая солидарность и привычная вера в неформальные отношения, характерная для постсоветской ментальности, используются
как защитный механизм в условиях <дикого рынка>. Примером могут служить армянские сообщества, традиционно имеющие сильную диаспору:
армяне реже попадают в трудные ситуации, чем, например, таджики, этнический ресурс которых намного слабее. С другой стороны,
известны случаи (например, среди молдаван), когда этнический ресурс играет негативную роль, ограничивая возможности мигрантов и не
давая им вырваться из круга эксплуатации.
Современные мигранты все больше используют помощь не диаспоры, т. е. части этноса, относительно давно и стабильно проживающей вне
метрополии, а более <гибких> мигрантских сетей, сложившихся в основном в последние годы. При всей своей социальной неоднородности
диаспора, как правило, стремится встроиться в принимающее общество, учитывать существующие в нем стандарты: она
институционализуется, дистанцируется от криминала и т. п. Мигрантские сети представляют собой гораздо более подвижное, неформальное
и безличное образование. К тому же иногда сети срастаются с этнической преступностью, и обращение к ним может не помочь, а навредить
мигранту, приведя его прямо в руки преступников и торговцев людьми.
Говоря о традиционных диаспорах, мы вспоминаем в первую очередь выходцев из Армении, Азербайджана и некоторых других стран; что же
касается наиболее разветвленных и сильных сетей, то в России, вероятно, следует признать такими украинскую и молдавскую. Начинают
складываться и узбекская и таджикская сети. Достоверно оценить степень криминализации этих сетей пока трудно, однако известно, что
молдавские, узбекские и таджикские рабочие относятся в России к наиболее жестоко эксплуатируемым трудовым мигрантам.
Недобросовестные предприниматели, действующие в <мутной воде> российской экономики, имеют практически неограниченные возможности
манипулирования как самими нелегальными работниками, так и полученными незаконными сверхприбылями. Используя на протяжении долгого
времени столь безотказный механизм максимизации прибыли, работодатель уже вряд ли от него откажется. В определенных экономических
нишах дешевый труд мигрантов превратился в своего рода <наркотик>, без которого слабый бизнес может просто умереть.
Нарушения трудовых прав и сверхэксплуатация мигрантов распространены столь широко, что практически не воспринимаются как нечто
незаконное.

Как видно из табл. 4, ни один опрошенный в Москве и Ставрополе не указал на отсутствие хотя бы некоторых форм эксплуатации и
насилия. <Классические> нарушения трудовых прав отметили 40-60 процентов опрошенных, а особо тяжелые формы криминальной
эксплуатации - 10-20 процентов. Причем в столичном регионе значительно шире распространены некоторые тяжелые виды эксплуатации:
ограничение свободы, т. е. контроль над перемещениями, содержание взаперти и т. п. (31 процент), и физическое насилие (13
процентов). Сексуальная эксплуатация женщин встречается в Москве в два раза чаще, чем в Ставрополе, и почти в три раза чаще, чем в
Омске: о ней заявили 30 процентов опрошенных женщин, занятых во всех сферах включая рынок, строительство и т. п., а в сфере
развлечений заявили о принуждении к секс-услугам практически 100 процентов опрошенных женщин.
Жесткий контроль работодателя над работником может осуществляться различными способами. Самыми распространенными из них является
изъятие документов и так называемая долговая кабала. По данным нашего опроса, в среднем в 20 процентах случаев (23 процента в Москве
и Ставрополье, 17 процентов в Омске) паспорт мигранта хранится у работодателя; 18 процентов опрошенных в Москве и 15 процентов в
Ставрополье заявили о наличии долга, который надо отработать, т. е. практически признали состояние долговой кабалы. При этом долг,
как правило, значительно превышает месячный заработок. Сформировался целый набор криминальных практик, приводящих к возникновению
такого долга: это может быть сфабрикованная недостача у продавца, перерасход материалов на строительстве, отработка платы, которую
работодатель заплатил посреднику за работника, и т. п. Только 37 процентов опрошенных отметили, что могут свободно уйти от
работодателя. Остальные по тем или иным причинам (см. табл. 5) не могут этого сделать.

Наиболее тяжелые формы эксплуатации мигрантов получили достаточно широкое распространение (на уровне 10-20 процентов). Элементы
рабства, насилия и принуждения встраиваются в трудовые отношения и часто воспринимаются как норма, а не как нарушения прав человека.
Таким образом, трудовая эксплуатация превращается из маргинального в некий квазинормальный феномен, что неприемлемо с точки зрения
демократических стандартов. Этому способствуют несколько факторов: 1) готовность самого работника под влиянием тех или иных
обстоятельств мириться с рабскими условиями труда; 2) попустительское отношение общества и властей к трудовой эксплуатации; 3)
низкое правосознание граждан и недоверие к власти, характерное для всех стран бывшего СССР; 4) недоверие власти и общества к
мигрантам, ксенофобия, антимигрантские настроения; 5) коррупция.

Как противодействовать эксплуатации? Превалирующий в настоящее время подход, якобы исходящий из примата национальной безопасности, а
по сути сводящийся к борьбе с нелегальной миграцией силовыми методами, должен уступить место более взвешенному и экономически
обоснованному подходу, базирующемуся на точных оценках экономической потребности в мигрантах и создании адекватных каналов для
легализации как временных, так и постоянных мигрантов. Защита человеческих прав мигрантов также должна найти адекватные
институциональные формы, реально обеспечивающие для них правовое пространство, ограничивающие коррупцию и произвол властей и
работодателей.

1. Формирование ззаконодательных механизмов противодействия эксплуатации мигрантов

Расширение легитимного поля трудовой миграции путем введения поправок в закон <О правовом положении иностранных граждан в РФ> и
введения специальной главы о работниках-мигрантах в ХII раздел ТК РФ.
Разработка программы поэтапной легализации незаконных мигрантов, присутствующих на территории России.
Введение специальных норм уголовного и административного права против организаторов нелегальной миграции и их пособников.
Разработка и внедрение методик по применению новых статей УК о торговле людьми и использовании рабского труда, принятых в декабре
2003 года.
Подготовка к ратификации Конвенции ООН 1990 года о правах всех трудящихся-мигрантов и членов их семей, а также Европейской
конвенции.
Разработка программ защиты жертв и свидетелей в целях более эффективного привлечения пострадавших от незаконных действий властей и
работодателей.

2. Формирование институциональных механизмов противодействия эксплуатации мигрантов

Обеспечение адекватной статистики и учета миграции, проведение научных исследований.
Введение специальных функций по противодействию трудовой эксплуатации мигрантов в полномочия компетентных органов (Федеральная
инспекция труда и др.); обучение кадров, тренинги.
Разработка и институционализация политики интеграции мигрантов (создание специального подразделения, в компетенцию которого входили
бы эти вопросы).
Кооперация между ведомствами, руководящими трудовой и миграционной политикой, для определения экономической потребности в мигрантах
и наиболее эффективных путей обеспечения их занятости, противодействия теневой занятости мигрантов.
Борьба с коррупцией: развитие официальной инфраструктуры миграции и официально действующих служб, обеспечивающих безопасную и
информированную миграцию (информационные, консультационные, правовые, посреднические услуги; помощь в трудоустройстве; доступ к
медицине, рынку жилья и пр.).



[*] В статье использованы материалы исследования МОТ <Принудительный труд, нерегулируемая миграция и торговля людьми в России> и
материалы исследования, проведенного автором по гранту РГНФ ? 04-02-00158а в 2004 году.

[1] Принудительный труд в современной России: Нерегулируемая миграция и торговля людьми. М.: МОТ, 2004.

[2] UNDP Human Development Report 2002. P. 19.

[3] Stalker P. Workers without Frontiers. The Impact of Globalization on International Migration. ILO, Lynne Rienner Publishers,
2000. P. 23.

[4] Migration Policy Issues. IOM. 2003. ? 2. March.

[5] Высококвалифицированная, или так называемая интеллектуальная миграция также является частью современного миграционного режима,
однако в данном исследовании она не рассматривается.

[6] Ненаблюдаемая экономика: попытка количественных измерений / Под ред. А. Е. Суринова. М.: Финстатинформ, 2003. С. 23, 44.

[7] Россия, как и многие другие принимающие страны, эту Конвенцию не подписала.

[8] Подробнее см.: Малышева М. Глобализация, гендерное неравенство и репродуктивный труд женщин // Гендер и экономика: Мировой опыт
и экспертиза российской практики. М.: Русская панорама, 2002.

[9] Ненаблюдаемая экономика: попытка количественных измерений. С. 44.

[10] Хотя средний заработок мигрантов составил 180 долларов США, что примерно соответствовало среднемесячной номинальной начисленной
заработной плате в России на момент опроса, рабочая неделя мигрантов в среднем равнялась 66 часам. Абсолютное большинство (более 90
процентов) опрошенных работников-мигрантов не имеют оплачиваемого ежегодного отпуска. Только у восьми процентов (семи процентов в
Москве, 13 процентов в Омске и четырех процентов в Ставрополье) есть возможность взять оплачиваемый отпуск по болезни.

---

От	Георгий
К	Георгий (23.01.2005 19:30:52)
Дата	23.01.2005 20:16:40

Интервью с Жанной Зайончковской "Миграция вышла из тени" (*+)

---

http://www.strana-oz.ru/?numid=19&article=900

Миграция вышла из тени.

Интервью

Жанна Зайончковская


На вопросы Виталия КУРЕННОГО отвечает
заведующая лабораторией миграции населения
Института народно-хозяйственного прогнозирования РАН
Жанна ЗАЙОНЧКОВСКАЯ

- Могли бы Вы для начала пояснить нашим читателям, что такое вообще миграция?

- Миграция в строгом смысле - это переезд на постоянное место жительства. Это может быть переселение в другой населенный пункт в
пределах своей страны или же переезд в другую страну. Таково классическое понимание миграции. Оно исходит из той цели, которую
преследуют мигранты. Конечно, эта цель - поселение на постоянное жительство - далеко не всегда достижима. Часто новое место не
оправдывает ожиданий, люди разочаровываются, и тогда они либо возвращаются на прежнее место жительства, либо переезжают в какое-то
другое место. В нашей стране обычно в течение года каждый третий - новосел, а в течение первых трех лет около 70 процентов из них
уезжают с того места, где они поначалу намеревались жить постоянно, но по каким-то причинам решили уехать. Поэтому, когда мы
сравниваем потоки прибывших и выбывших мигрантов, нужно понимать, что большинство выбывших - это люди, которые прожили на новом
месте менее трех лет.

- А кто такие трудовые мигранты, о которых сейчас так много говорят?

- Трудовыми мигрантами называют тех, кто переезжает временно с целью работы. Здесь часто возникает путаница. К трудовым иногда
причисляют и тех мигрантов, которые переселяются на постоянное жительство, по крайней мере тех из них, кто работает. Дескать, если
работает, значит трудовой мигрант, а это неправильно. Вопрос о мотивации миграционных процессов вообще довольно сложен. Возьмем,
например, казалось бы, простой случай воссоединения молодой семьи. У такой семьи есть выбор - переезжать на место жительства жены
или мужа. Семейные связи работают и в том, и в другом случае, но выбрать можно всетаки какое-то одно место жительства. Значит,
помимо семейных связей действует еще какой-то дополнительный фактор, который в данном случае и будет настоящей миграционной
мотивацией. Наверное, в выбранном месте лучше с работой или жильем, а может быть, это город побольше, в нем больше возможностей,
больше выбор. То есть за семейными связями <прячутся> экономические или другие причины.
Рынок труда - важнейшая детерминанта миграции. Категория трудовой миграции введена для того, чтобы отделить временные переезды на
заработки, принявшие массовый характер, от собственно миграции на постоянное жительство. В реальности же не всегда легко отделить
один вид миграции от другого. Из мировой практики известно, что примерно половина временных трудовых мигрантов в конце концов
оседает в том месте или в той стране, где работает.

- Хотелось бы понять, какова, так сказать, нормальная картина миграции. Как образуются потоки, какими мотивами люди руководствуются
в своих перемещениях?

- Нормальной можно считать такую ситуацию, когда миграция происходит в основном по личному желанию людей, когда на нее не обращают
внимания, как бы не замечают. С помощью миграции люди решают собственные проблемы (учатся, ищут лучшую работу, более комфортное
место проживания и т. п.), а общество обеспечивает развитие городов, освоение новых районов, функционирование армии и другие
потребности. Иными словами, миграция - это нормальный атрибут жизни общества. Миграция так же естественна для него, как для человека
дыхание. Можно сказать, что миграция - это легкие общества. И как здоровый человек не замечает своего дыхания, так и здоровое
общество не слишком замечает миграцию, если она протекает нормально.
Мне часто задают вопрос, почему раньше у нас не было миграции, а сейчас она появилась. Это может показаться удивительным, но
население Советского Союза было весьма мобильным, миграция была гораздо больше, чем сейчас. Например, в 1990 году в Россию из бывших
республик СССР прибыло 913 тысяч человек, а в 2002 году согласно переписи населения - 540, а по статистическому учету всего 177
тысяч человек.
Миграция - удел молодых людей, тех, кому еще нет 30 лет. В старшем возрасте наступает резкое снижение пространственной подвижности.
Когда человек завершил образование, получил специальность, обзавелся семьей и устроился на работу, ему нужно делать карьеру, а это
легче, если не <прыгать> с места на место. Особенно снижается мобильность после того, как дети пошли в школу. Без особой
необходимости люди стараются не перевозить школьников с места на место. Люди в возрастах от 30-ти до 50-ти лет - это обычно
маломобильный контингент. Есть, конечно, исключения, например, военнослужащие, но их мобильность связана с родом деятельности. В
предпенсионных возрастах и сра зу после выхода на пенсию мобильность несколько повышается, так как пожилые люди переселяются к детям
или в более благоприятные для жизни регионы. Но в целом пожилое население составляет около пяти процентов общего потока мигрантов.
Поэтому миграционный поток состоит по преимуществу из людей в возрасте от 14-ти до 30-ти лет. Молодое лицо миграции - универсальная
особенность, свойственная всем урбанизированным странам. Почему от 14-ти лет? В советском обществе это было связано с тем, что в
этом возрасте дети заканчивали первую ступень средней школы и шли в десятилетнюю школу, ПТУ или техникум. Но в этом возрасте
родители еще не решаются отпустить ребенка от себя. Часто они переезжали вместе с ним туда, где есть техникум, или ПТУ, или хорошая
школа. Вообще фактор образования играет все большую роль в миграциях населения урбанистического общества и все сильнее влияет на
жизненный цикл семьи.
С образованием, с учебой в институте, техникуме и т. д. была связана примерно треть миграционного потока в 60-80-е годы. Этот поток,
как вы понимаете, поддается косвенному регулированию. Получать образование можно только там, где есть соответствующие учебные
заведения, а работать выпускники ехали по <распределению>.
Вторая очень значительная составляющая миграционного потока связана с военной службой. В СССР этот поток также составлял примерно
треть общего числа мигрантов, поскольку армия была большая и, кроме того, призывникам, как правило, запрещалось служить по месту
жительства.
Наконец, третью значительную часть мигрантов составляли люди, перемещавшиеся по стране главным образом по экономическим мотивам, в
поисках работы, с целью получения жилья, улучшения общих условий жизни и т. д.

- Но в Советском Союзе существовала развитая система принудительного перемещения, существовала колоссальная сеть лагерей и
поселений, куда люди попадали отнюдь не добровольно.

- Разумеется, репрессивные переселения не имеют отношения к нормальным миграциям; более или менее естественный характер миграционные
процессы в СССР приобретают только с середины 50-х. При этом, правда, нужно помнить, что паспортизация сельского населения
завершилась в СССР только в 1981 году, а ограничения прописки в больших городах пережили Советский Союз и достались в наследство
нам. Тем не менее и относительно сталинского периода нельзя говорить, что все сводилось только к насильственным перемещениям.

- Был ли в Советском Союзе позитивный опыт регулирования миграционных потоков?

- Вы, очевидно, имеете в виду оргнабор рабочей силы, сельхозпереселения, переезды по общественным и комсомольским призывам на
новостройки? Так вот, переселения по этим каналам составляли лишь около 15 процентов миграционного потока.
Но были и более серьезные методы воздействия.
Например, перепись 1959 года показала, что происходит отток населения из Сибири в западные регионы страны. Как только эта тенденция
была зафиксирована, группа академиков, представлявших как сибирские, так и московские экономические исследовательские институты,
подготовила для Н. С. Хрущева доклад, главный вывод которого состоял в том, что необходимо специально привлекать население в
восточные регионы страны. На основании этого доклада был проведен комплекс согласованных исследований, касающихся условий труда и
жизни (включая особенности питания, одежды, содержания жилища, транспортных затрат и т. д.) в различных регионах страны. Эта большая
работа планомерно проводилась несколько лет. В результате были введены районные коэффициенты заработной платы, которые в
значительной мере нивелировали воздействие суровых природных условий и способствовали притоку населения в восточные районы страны.
До этого также существовали <северные> надбавки, но они имели избирательный характер. Надбавку получали только мигранты, а на
местных жителей она не распространялась. В результате мигрантов привлекать удавалось, а местные жители уезжали. Конечно, не
обходилось без <волюнтаризма>. Однажды Н. С. Хрущев посетил Мурманск, когда там стояла очень хорошая погода, и : на несколько лет
там были отменены северные надбавки. Но в то время было то, чего нет сейчас: планомерно проводились крупномасштабные исследования,
направленные на решение серьезной проблемы.
Был и негативный опыт, наиболее ярко проявившийся в Москве и Петербурге. Существовавший институт прописки практически парализовал
миграцию жителей этих городов. В нормальных условиях жители крупных городских агломераций очень подвижны. Они хорошо ориентируются в
мире, они получают образование, которое высоко ценится в других местах. Но из Москвы и Петербурга выехать было нельзя, не потеряв
прописки. Думаю, что страна много потеряла из-за недоиспользования опыта и знаний жителей столичных городов.
С другой стороны, в столицах мигрантам было крайне трудно получить постоянную прописку. Это породило уродливый институт лимитчиков -
граждан, сильно ущемленных в правах. В течение пяти судьбоносных для молодых людей лет они вынуждены были жить в общежитии, не могли
сменить работу, наладить семейную жизнь. В мировой практике это беспрецедентный случай, чтобы подобные ограничения применялись к
собственным гражданам.

- Каким образом эта ситуация в крупнейших городах страны отразилась на численности их населения? Существует ли, в частности,
проблема перенаселения Москвы?

- Города растут не по прихоти начальников, а в соответствии с их экономическим потенциалом. Никакой город, в том числе и Москва, не
может принять больше мигрантов, чем позволяет его потенциал. К сожалению, это до сих пор очень плохо понимают. Ограничения прописки
ни к чему не привели. Рост Москвы дефакто всегда опережал запланированный. Достаточно вспомнить историю генпланов Москвы. Мне
приходилось участвовать в экспертизе нескольких генпланов. Всегда повторялась одна и та же история. Пока утвердят генплан, в городе
уже оказывается на миллион человек больше. И это не потому, <что в Москву все едут>, а наоборот - экономика города требует этого.
Миграционное притяжение - признак здоровья города, его роста. Неслучайно власти городов, теряющих население, бьют тревогу, так как
это верный признак застоя или упадка.
Кроме того, население Москвы очень <старое>, здесь очень низка рождаемость - ниже, чем в других городах. Поэтому Москва нуждается в
притоке мигрантов, прежде всего для замещения уходящих на пенсию работников. Несмотря на большой приток мигрантов, рынок труда в
Москве не заполнен. Везде можно видеть приглашения на работу.
- А как изменилась сравнительно с СССР миграционная ситуация в современной России?

- Она изменилась принципиально.
Распад СССР, сопровождавший его экономический и социальный кризис, суверенизация новых государств по модели государств-наций, борьба
новых элит за власть, войны за спорные территории вызвали кризисные явления и в мигра циях. Классические координаты миграций - рынок
труда, урбанизация и пространственная дифференциация условий жизни - отошли на задний план, тогда как этнический фактор приобрел
исключительное значение.
На всеобъемлющий кризис население России откликнулось резким сокращением мобильности. Внутри страны миграции сократились более чем в
два раза - с 4,7 миллиона человек в 1989 году до 2 миллионов в 2002 году. По уровню мобильности населения мы спустились почти к
началу ХХ века. О двукратном сокращении потока мигрантов их стран СНГ мы уже говорили выше.

- Но при этом много говорят о миграционном буме:
- Миграция теперь <вышла из тени>, стала остроактуальным явлением. Вот и кажется, будто раньше люди сидели на месте, а теперь вдруг
все заездили. Бума, как вы уже поняли, нет, но природа миграции изменилась.
В 90-е годы стали преобладающими стрессовые миграции - потоки беженцев и перемещенных лиц из зон конфликтов, репатриация русских,
испытавших острый кризис идентичности из-за снижения социального статуса и ограничений в использовании русского языка.
Главное - изменилась мотивация миграции. В нормальных условиях мигрирующий человек руководствуется позитивными, привлекающими
факторами.
А вынужденная миграция, которая преобладала в 90-е годы, совершается под воздействием негативных, выталкивающих факторов. Человек
просто не может жить там, где живет, и не знает, будет ли лучше на новом месте. Часто он отправляется в неизвестность и оказывается
в очень тяжелом положении, тем более что и назад вернуться не может. Вынужденный характер миграции в свою очередь изменяет
соотношение миграционных потоков. В нормальных условиях прямой и обратный потоки мигрантов отличаются друг от друга на 10-30
процентов. Например, в 1989 году из бывших республик в Россию прибыло 854 тысячи человек, а выбыло из России в республики 692 тысячи
человек. Миграционный прирост (чистая миграция) составил всего 162 тысячи человек, или чуть меньше 20 процентов по отношению к
прибывшим. Это как раз и свидетельствует о свободе выбора места жительства, свободе передвижения, высокой мобильности. В настоящее
время из России миграция в постсоветские страны практически прекратилась. Она составляет всего несколько десятков тысяч человек в
год. Этот поток сейчас даже меньше того, который направляется из России в Германию, Израиль и США, особенно если мы будем учитывать
официально не оформленную миграцию, которая идет через систему образования. В итоге миграционный приток на селения России резко
увеличился, но это произошло не за счет увеличения въезда, а благодаря уменьшению выезда.

- А что произошло с учебной миграцией?

- Учебные потоки - как внутрироссийские, так и трансграничные - съежились, они в настоящее время ничтожно малы. Причины известны:
стипендии у студентов мизерные, проезд и питание дорогое, общежитий нет, плата за жилье очень высока. А если вы выходец из СНГ, то
вам придется еще и платить за учебу. Только хорошо обеспеченная семья может содержать студента, который учится на стороне. В
результате возникло уродливое явление - ВУЗы <пошли в народ>, появились их многочисленные филиалы. Что они из себя представляют -
хорошо известно. Доходит до того, что в качестве преподавателей, которых, разумеется, просто нет в нужном количестве, приглашают
воспитателей детских садов. В результате - девальвация образования. Полностью пресекся поток, который был связан с обучением в ПТУ.
Как следствие, резко уменьшилась мобильность молодежи.
И если говорить о перспективах привлечения мигрантов в Россию, то первое, на что нужно обратить внимание, - это восстановление
именно учебного потока. Именно в этой области у России есть большой потенциал. Когда нынешние третьеклассники будут оканчивать
школу, то их выпуск будет в два раза меньше выпуска этого года. Даже если все выпускники пойдут в вузы, то не смогут заполнить всех
вакансий. Освободившиеся <мощности> системы образования могут эффективно работать на привлечение мигрантов.

- Изменился ли состав мигрантов?

- В Россию на протяжении последних лет въезжали квалифицированные работники среднего возраста. В нормальной ситуации эта часть
населения наименее подвижна. Но в условиях кризиса люди в возрасте от 30-ти до 50-ти лет составили значительную часть мигрантов.
Среди них многие имеют высшее и среднее специальное образование. О таком качественном миграционном потоке нельзя даже и мечтать в
нормальной ситуации. Обычно едет молодежь, чтобы получать образование и квалификацию. К тому же большинство мигрантов, прибывших в
Россию после распада СССР - русские. Около 10 процентов составили титульные народы российских республик. Но, к нашему стыду и
сожалению, мы постоянно создавали для этих мигрантов искусственные трудности: ограничивали регистрацию в городах, посылали их в
село, теперь создали проблемы с получением гражданства.
Какие еще негативные факторы оказали влияние на уровень миграционного потока в Россию из стран СНГ?
Важнейшим негативным фактором стала чеченская война. Семьи потенциальных мигрантов, в которых дети вступали в призывной возраст,
оставались на своих местах, несмотря ни на какие этнические и т. п. проблемы. Никто не хотел, чтобы его сын оказался в Чечне. Этот
перелом очень хорошо иллюстрирует статистика. В 1994 году небывало высокий приток мигрантов, миллион человек в год. Объяснить его
легко - российский рубль стабилизировался, и люди это хорошо почувствовали. А в 1995 году - резкий спад, сразу в два раза, именно
из-за Чечни. Второй сильный негативный фактор - дефолт 1998 года. Интересно, что после дефолта восстановление миграционного потока
пошло очень быстро. Но тут мы принимаем законы о предоставлении вида на жительство, о гражданстве, и это сразу же подрезает
миграционный поток. Миграция очень чувствительна к любым экономическим и социальным изменениям. Сейчас, если учитывать только
официальную статистику, можно сказать, что мы имеем практически нулевой миграционный приток.

- А нужно ли России такое количество трудовых мигрантов?

- Трудовая миграция начала бурно развиваться одновременно с переходом к рынку и буквально стала спасательным кругом для нашего
общества во время кризиса и массовой потери работы. Она стала важнейшим амортизатором социального недовольства. Благодаря ей была
создана альтернативная сфера занятости. Многие предприятия, используя дешевый труд мигрантов, спаслись от банкротства. Спасен был и
потребительский рынок. Трудовая миграция стала школой бизнеса, благодаря ей Россия интегрировалась в международный рынок труда. В
целом трудовая миграция способствует повышению уровня жизни и экономического потенциала России.
Россия является главной страной приема трудовых мигрантов из СНГ. Одновременно их находится здесь 3-4 миллиона. Но и сами россияне
активно участвуют в трудовых миграциях. Примерно 1,5-2 миллиона выезжают на заработки за пределы СНГ, и около 3 миллионов ищут
работу в пределах России. Но, несмотря на огромную положительную социальную роль трудовой миграции, соответствующее правовое поле
крайне несовершенно, и подавляющее большинство трудовых мигрантов считается незаконными.

- В чем Вы видите недостатки миграционной политики России?

- Главное - это непонимание природы миграционного процесса и непонимание значения миграции для перспектив развития России. Понимание
приходит очень медленно.
Население России быстро сокращается из-за того, что смертность превышает рождаемость. Серьезно изменить эту тенденцию, по крайней
мере в течение нескольких десятилетий, невозможно. После 2006 года начнется обвальное сокращение численности трудоспособного
населения России. Восполнить потери можно только за счет иммиграции, которая буквально становится судьбоносной проблемой для
будущего России.
Демографам потребовалось несколько лет, чтобы доказать необычайную важность иммиграции для будущего страны - для обеспечения ее
единства, сохранения в существующих границах для экономического роста, повышения уровня жизни народа, обороноспособности страны.
Быстрее всего удалось довести эту мысль до Владимира Путина. Президент дважды встречался с демографами и сразу понял проблему. После
того как он обозначил ее в своих посланиях, доклады и документы, исходящие из разных инстанций, уже начинались с признания того, что
миграция нужна России. Но при этом все конкретные программы по-прежнему направлены на усиление контроля, на принятие разных
полицейских мер, а не на привлечение, интеграцию, облегчение формальных процедур и меры по легализации мигрантов. Россия по-прежнему
остается крайне недоброжелательной страной по отношению к мигрантам, в том числе к русским. С легкой руки многих чиновников и
депутатов, часто некомпетентных, либо нагнетающих миграционные страсти в своих карьерных интересах, СМИ формируют асоциальный образ
мигранта - бандита, наркоторговца, вора, проститутки.

- На каких соображениях или, скажем, предубеждениях в настоящее время основывается противодействие либеральной миграционной
политике?

- На любом обсуждении, посвященном этой проблеме, всегда можно услышать фразу: <Вместо того чтобы привлекать мигрантов, давайте
повышать рождаемость>. На это можно выдвинуть два возражения. Во-первых, демографы считают, что заметно повысить рождаемость в
ближайшее время невозможно. Конечно, меры, стимулирующие рождаемость, вреда не принесут. Но даже если политика повышения рождаемости
вдруг окажется успешной, то результаты скажутся на рынке труда только через двадцать лет. А как жить все это время?
Второе возражение связано с производительностью труда. Россия по этому показателю в пять-шесть раз отстает от западных стран. И вот
говорят: что ж, давайте их догонять. Но, во-первых, в мире нет прецедента повышения уровня жизни и роста экономики при сокращении
числа занятых, даже в самых развитых странах. Кроме того, можно заметить, что на протяжении всего XX века Россия, несмотря на
сталинские жесткие методы ускоренной индустриализации, не сократила экономический разрыв, существующий между нею и западными
странами. Максимум, чего удалось достичь, - сохранить разрыв. Производительность труда - это область, в которой изменения происходят
очень медленно. Иногда кажется, что это очень просто: поставил машину - и численность рабочих сократилась в десять раз. Но эту
машину еще нужно произвести, а это затраты и на науку, и на производство этой машины. Так что экономии в десять раз, если смотреть в
целом, не получится. Но есть и более простое возражение. Если бы современная экономика могла развиваться при сокращении численности
рабочей силы, то и в Германии, и во Франции, и в других западных странах уже давно бы отказались от привлечения иммигрантов. Сильно
увеличивать число иммигрантов не хочет никто, но обстоятельства вынуждают. Почему же мы позволяем себе быть такими самонадеянными?
Есть также люди, по-видимому, вообще не имеющие представления о том мире, в котором они живут. Они говорят: когда нас будет меньше,
наше богатство будет распределяться между меньшим числом людей, и мы станем жить лучше. На это легко возразить: представьте, что в
семье с тремя детьми умирает кормилец-отец. Из пятерых в семье осталось четверо, но будут ли они жить лучше?
Но есть и другие аргументы. Полагают, что структурные изменения в постиндустиральном обществе ведут к тому, что число занятых в
производстве сокращается, а в сфере услуг - растет.
Такие изменения, стали возможны, не в последнюю очередь, благодаря тому, что развитые страны выносят промышленность за свои пределы.
Глобализация позволяет производству выходить на дешевые рынки труда, например, в ЮгоВосточную Азию. Экономия на дешевой рабочей силе
компенсирует возрастающие при этом транспортные издержки. Обратите внимание, что по глубине будущего демографического спада Россия
не самая неблагополучная страна в мире. В Германии, Италии и Японии ситуация еще хуже. Так вот, в Японии сейчас уже активно
обсуждается стратегия, направленная на вынос промышленности в другие страны, в том числе и в Китай. И уже сейчас японские вузы
открыты для китайских студентов. А мы все еще размышляем, хотим ли мы пускать китайцев или нет. Вопрос вообще не стоит так: пускать
или не пускать. Вопрос стоит иначе: пускать или жить хуже.
Существующая потребность России в мигрантах такова, что наша страна может стать в отношении привлечения мигрантов Америкой ХХI века.

- Большую озабоченность вызывает сейчас приток мигрантов из-за границ СНГ - из Китая, Вьетнама, Афганистана и других стран. По
некоторым оценкам, их число достигает нескольких миллионов. Действительно ли это так?

- То, что Россия стала открытой страной, - важнейшее завоевание нового времени. Но наше общество не привыкло к таким мигрантам и
опасается их, резко преувеличивая размеры их присутствия. Например, часто писали (в том числе <Известия>) о двух миллионах китайцев
на Дальнем Востоке России. На деле же их около 400 тысяч человек во всей России, и то не жителей, а единовременно присутствующих.
Дефицит трудовых ресурсов в России не может быть скомпенсирован только за счет мигрантов из стран СНГ. Основные наши доноры -
Украина и Казахстан - за постсоветское время потеряли много населения (эмигрировало примерно по 2 миллиона человек, что сравнимо с
потерями России). Они сами уже нуждаются в специалистах и квалифицированных рабочих. Какое-то количество рабочей силы можно привлечь
из Средней Азии, но этого недостаточно. Поэтому неизбежно придется привлекать иммигрантов из других стран, и у Китая здесь
конкурентов мало. Необходимо осознать неотвратимость такого пути развития и как можно быстрее разработать соответствующую
миграционную политику.

- Каковы, на Ваш взгляд, основные недостатки современного российского законодательства по миграции, в каком направлении его
следовало бы корректировать?

- Во-первых, слишком усложнена процедура оформления пребывания мигрантов в нашей стране. Со странами СНГ у нас безвизовый въезд. Но
попробуйте затем оформить пребывание. По закону все просто: уведомительный порядок регистрации, и за три дня вас обязаны
зарегистрировать в отделении милиции. На практике же для этого нужно собрать множество справок. Необходимо найти адрес, по которому
вы сможете зарегистрироваться. И если вас не регистрирует работодатель, то начинаются настоящие мытарства. Снять комнату или угол
несложно. Но хозяева сплошь и рядом не станут вас регистрировать, потому что у нас нет эффективной системы защиты жилища. Если
человек, которого вы зарегистрируете, окажется нахалом и не выедет, вы с ним ничего не сможете поделать. Милиционер не станет
вникать в ваши обстоятельства, или ему дадут взятку, чтобы он не вникал. Договор тоже не гарантирует от неприятностей. Механизм
регистрации привязан у нас к другим совершенно неработающим механизмам, и в результате он тоже не работает. Наши исследования и
исследования наших коллег показывают, что регистрацию в течение недели (а не в течение трех дней) может оформить только каждый пятый
мигрант. Как правило, это люди, которые уже не первый раз приезжают в Россию. Они знают, как механизмы регистрации работают, знают,
у кого остановиться, кому заплатить, либо же имеют в России близких родственников, у которых и регистрируются. В Москве, например,
время оформления регистрации доходит до 140 дней - это по сведениям, которые привел А. Батуркин, начальник управления Федеральной
миграционной службы ГУВД Москвы, на конференции, организованной Мировым банком в декабре 2004 года. А на работу принимают на три
месяца. Даже в тех регионах, где власти ведут протекционистскую политику в отношении мигрантов, 20 процентов из тех, кто хочет
зарегистрироваться, не могут оформить эту регистрацию в течение двух месяцев. Многие вообще не ввязываются в эту процедуру. Платят
милиции откуп - и всё. Таким образом, мы имеем неработающий, никуда не годный механизм регистрации. Мы сами плодим незаконных
мигрантов.
Следующий дефект политики - забюрократизированная и не отвечающая потребностям страны система найма трудовых мигрантов. По
результатам исследований, треть промышленных предприятий в нашей стране уже испытывает острый дефицит работников. И это при том, что
наша экономика еще не восстановилась до уровня 1990 года и трудовые ресурсы еще не начали сокращаться.
По правилам найм сейчас краткосрочный - всего на три месяца. Затем вы можете его возобновлять, но на срок не более одного года.
Потом вы должны выехать обратно домой, заново получить разрешение на работу в России и т. д. Представляете, какие это издержки для
мигранта. При этом работодатель, со своей стороны, должен заплатить за его найм государству четыре тысячи рублей. И он никак не
застрахован от потери этих денег. Если человек, которого он оформил, через месяц уйдет на другую работу, деньги его пропали. То есть
механизм возврата, отработки этого налога, соблюдения условий договора не отлажен. В результате работодатели часто незаконно
перекладывают эти четыре тысячи на плечи самого работника - требуют их выплаты при приеме на работу либо вычитают из его заработка.
Конечно, девять из десяти работодателей вообще ничего не оформляют и ничего не платят - отбирают у работников паспорта и тем
страхуют себя от их ухода. Любой мигрант предпочтет законный путь, однако работодателю это не выгодно. Из-за того, что правовая
система, связанная с оформлением трудовых мигрантов, не работает, очень быстро формируются, растут и усложняются мафиозные сети в
области найма.
Коренным образом изменить эту ситуацию, на мой взгляд, возможно только путем отказа от разрешительного порядка найма. Сейчас
работник не имеет права на свободный поиск работы, разрешение на привлечение рабочих-мигрантов выдается работодателю в пределах
определенной квоты. Такая система вообще не годится для современной России, экономика которой находится в процессе трансформации.
Заявки на трудовых мигрантов дают обычно крупные предприятия, в то время как основная часть приезжих занята в мелком бизнесе или у
индивидуальных лиц. Мелкий бизнес пока неустойчив и не в состоянии предвидеть потребность в работниках. Нужен свободный найм и
свободный поиск работы, как того требуют рыночные отношения. Тогда работник не будет так связан и будет стремиться найти
работодателя, который оформит его законно. Боль шинство трудовых мигрантов сейчас ничем не защищены. С ними могут сделать всё, что
угодно, - не заплатить за работу, разместить в неприспособленных помещениях, продать в рабство, даже убить.
Еще одну проблему представляет собой гражданство. Российский закон <О гражданстве> такой же жесткий, как в западных странах. Он в
принципе неплохой и предусматривает широко распространенную в других странах систему поэтапного получения гражданства. Если вы
живете в стране определенное время, то затем можете ходатайствовать о получении гражданства. Этот подготовительный период занимает у
нас пять лет, а это очень большой срок. Сейчас, правда, введен облегченный порядок для выходцев из СНГ. Но здесь опять возникают
проблемы, о которых мы уже говорили. Если человек не зарегистрирован по месту жительства, то он не может подавать на гражданство.
Нам, конечно, необходимо стимулировать мигрантов, чтобы они становились гражданами. Гражданство - это не только пряник. Гражданин -
это лицо, подотчетное государству и в полной мере ответственное перед законом, с него можно спросить больше, чем с мигранта.
Гражданина можно побудить к активной интеграции именно в российскую культуру, чего мы не можем делать по отношению к мигрантам.

- Тем не менее какие-то положительные сдвиги в законодательной сфере происходят?

- В 2003 году были внесены некоторые поправки в закон <О гражданстве>, облегчающие получение гражданства для выходцев из СНГ. Сейчас
вносятся поправки в Закон <О правовом положении иностранных граждан>, и он тоже будет более простой. В частности, должно упроститься
оформление вида на жительство. Какие именно поправки будут приняты и насколько они действительно упростят эту систему, сказать пока
трудно. Рассматривается также вопрос об изменении порядка регистрации. Но даже более остро стоит проблема соблюдения законов
работниками системы внутренних дел, к которой в настоящее время относится и миграционная служба. В принципе и сейчас ничто не мешает
быстро проводить регистрацию. На деле же эта процедура затягивается всеми силами. Людей буквально доводят до отчаяния. Сейчас
регистрация - это огромная коррумпированная сфера.

- Можно ли повлиять на эту ситуацию?

- Конструктивно воздействовать на МВД трудно, потому что МВД очень сильное министерство. Это старая, хорошо сохранившаяся структура,
обладающая очень большими ресурсами. Возможно, реальная сила, которая могла бы воздействовать на милицию, - губернаторы, поскольку
они заинтересованы в том, чтобы предприятия их региона нормально работали, были обеспечены рабочей силой и пополняли местный бюджет.
Пока что губернаторы молчат. Лишь в некоторых областях, например, в Орловской, Липецкой, Белгородской, губернаторы способствуют
привлечению мигрантов.
Кроме того, МВД в силу своей специфики не может решить важнейшие миграционные проблемы (и прежде всего - проблему регулирования
масштабов и структуры занятости трудовых мигрантов), создать условия для интеграции прибывших в российский социум, определять
политику их расселения. Важность контрольных и учетных функций не подвергается сомнению, но решить только с их помощью проблему
привлечения в Россию необходимого количества иммигрантов невозможно. Без внятной иммиграционной политики страна зайдет в тупик.

---

От	Георгий
К	Георгий (23.01.2005 19:30:52)
Дата	23.01.2005 20:16:32

Интервью с Владимиром Соколиным (интересно насчет Белоруссии) (*+)

---

http://www.strana-oz.ru/?numid=19&article=898

Миграционная статистика в открытом обществе.

Интервью

Владимир Соколин


На вопросы Виталия КУРЕННОГО отвечает Владимир СОКОЛИН, руководитель Федеральной службы государственной статистики.

- Каковы общие демографические итоги прошедшей Всероссийской переписи населения России, насколько оказались неожиданными ее
результаты и каков характер выявленных ею тенденций?

- Сперва я бы хотел подчеркнуть, что при проведении последней переписи, в отличие от переписей советского периода, стояла задача
установления численности населения, действительно проживающего на территории России. В советское время этого не требовалось. Жесткий
административный контроль за населением, закрытая страна (сельское население только в 60-е годы получило паспорт), поэтому задача
установления численности отходила на последний план. В результате мы получили на миллион восемьсот тысяч человек больше по сравнению
с нашими текущими статистическими оценками и при общей численности постоянного населения 145 миллионов человек (по данным на 1
августа 2004 года - 143,7 миллиона). Это превышение связано, в первую очередь, с активными миграционными процессами 1990-х годов.
Почему возникла эта разница? Миграционная служба была создана у нас лишь при правительстве Гайдара. Она только начинала свою работу,
когда границы оказались практически открыты. Люди мигрировали по самым разным причинам: восстанавливались семьи, ехали в поисках
работы, многие возвращались в силу сложной ситуации в бывших республиках СССР. В этих условиях я даже не совсем понимаю, как можно
было говорить о нелегальной миграции, поскольку граница была открыта.
При этом у нас в стране начиная с 1992 года идет процесс быстрого сокращения численности населения, его естественной убыли. Это
очень долгосрочная и неуклонная тенденция. По некоторым оценкам уже сейчас можно сказать, что эта естественная убыль населения будет
продолжаться порядка 50-100 лет. Никакие, даже самые оптимистические, прогнозы не говорят о том, что эта ситуация может измениться.
К сожалению, демографические проблемы имеют долгосрочный характер, в этом их опасность. Демографы говорят о процессах, которые
измеряются десятилетиями. А когда, например, политик слышит: <У вас будет проблема через десять лет>, - это перестает его
интересовать. Но эти проблемы таковы, что уже сегодня поздно приступать к их решению. В падении рождаемости виноваты не реформы
Гайдара. Механизмы, обусловившие снижение рождаемости, были запущены уже в 1970-е годы.

- Каким образом эта убыль населения сказывается в различных сегментах социальной жизни - на рынке труда, в системе образования? Как
она влияет на соот ношение трудоспособного и нетрудоспособного населения? Что нас здесь ожидает в ближайшей перспективе?

- Естественная убыль населения, которая началась в 1992 году, в первую очередь была связана с сокращением рождаемости, т. е. с
сокращением численности детей. Но уже с 2006-2007 года у нас начнется сокращение численности активного трудового населения. В этот
период начнет вступать в трудовой возраст то малочисленное поколение, которое уже не сможет восполнять убыль трудовых ресурсов.
При этом нужно обратить внимание на то, что уже сегодня уровень безработицы у нас составляет 7,4 процента от экономически активного
населения (данные на конец августа 2004 года), и он продолжает снижаться. В западных странах или, скажем, странах Восточной и
Центральной Европы уровень безработицы, напротив, довольно высокий. В отдельных землях Восточной Германии он доходит до 18
процентов. Это уже критическая величина, влекущая за собой рост социальной напряженности.

- Насколько актуальна опасность увеличения безработицы коренного населения в связи с притоком мигрантов?

- Да, безработица есть, но она, как я отметил, сравнительно низкая. Безработица существует во всех странах, проводящих активную
политику по привлечению мигрантов. Ее наличие обусловлено, по всей видимости, динамичным состоянием самого рынка труда. Даже у
американцев в моменты самого большого роста экономики уровень безработицы составлял четыре-пять процентов. Думаю, что и у нас эта
величина будет иметь какой-то определенный константный характер. Исходя из приведенного сравнения с другими странами, можно сказать,
что для нас проблемы, связанной с ростом безработицы коренного населения из-за притока мигрантов, на сегодняшний день не существует.
Это обусловлено, в свою очередь, двумя факторами. Во-первых, мы имеем достаточно быстрый рост экономики. Можно, конечно, спорить:
шесть с половиной - семь процентов годового роста ВВП - это много или мало? Но на фоне остального мира и с учетом объемов нашей
экономики (именно это обстоятельство часто не учитывается теми, кто любит рассуждать на эти темы) такой рост в действительности
является очень значительным, что и обеспечивает почти полную занятость. Второй фактор - демографический: в трудоспособный возраст
начинают вступать малочисленные поколения. Именно этот фактор, я считаю, в ближайшие годы будет играть все бoльшую роль, и именно в
связи с ним нас ожидают другие, причем этом очень серьезные, проблемы.
Одна из них состоит в том, сможет ли наша экономика развиваться при длительном снижении численности трудоспособного населения. Мне
не известен ответ на этот вопрос, но могу сказать, что мировая экономическая история подобных примеров не знает. К сожалению, у нас
очень часто это обстоятельство не учитывается при построении планов и прогнозов. Этот фактор в полную силу заявит о себе не сегодня
и не завтра, а лет через пять-десять, когда все общество начнет ощущать проблему нехватки трудовых ресурсов.
Основной же вопрос стоит просто: кто работать-то будет? Кто пойдет к станку? А здесь как раз и возникает тема образования. Дело в
том, что у нас совершенно искаженная система образования. К счастью, новый министр образования и науки Андрей Фурсенко, это,
кажется, понимает. Почему сейчас начинают предприниматься меры по улучшению качества образования, ужесточению лицензирования учебных
заведений и т. д.? Дело в том, что спустя несколько лет все до единого школьники в нашей стране смогут пойти в вуз и получить высшее
образование. Это ведет к очень специфическим последствиям. Человек, получивший высшее образование, как правило, к станку не пойдет.
А ведь сегодняшнее производство - это не деревенская кузница и даже не Путиловский завод. Это чрезвычайно сложная вещь, которая
требует от человека очень высокой технической и интеллектуальной квалификации. Подготовка же высококвалифицированного рабочего или
производственного инженера занимает не один месяц и даже не один год. Уже сейчас многие работодатели, особенно в области
машиностроения, говорят, что они не могут выполнять поступающие заказы, даже если такие поступают. Высококвалифицированные рабочие
уходят на пенсию, а на смену им никто не приходит. К станку, который стoит миллионы долларов, нельзя поставить парня, только что
окончившего школу, - он его просто загубит, вот и всё.
На другом полюсе рынка труда находятся так называемые <инфраструктурные отрасли> - медицина, социальная сфера, сфера коммуникаций и
т. д. Это трудоемкие отрасли. Врача я не могу заменить станком или каким-нибудь аппаратом. При сокращении численности населения эти
отрасли неизбежно будут все больше и больше оттягивать на себя трудовые ресурсы. А это означает, что на другом, производственном,
полюсе нашей экономики будет возникать очень серьезный дефицит кадров. Решать эти проблемы наша система образования сегодня не
готова.
Какими возможностями и рычагами обладает наше общество для исправления складывающейся демографической ситуации? Может ли исправить
положение определенная социальная и культурная политика?
Только миграция, другого пути нет. Это прекрасно понимают и демографы, и социологи. Рождаемость сокращается во всех цивилизованных
странах. Это неизбежный процесс.
Для простого воспроизводства (не для роста!) населения необходимо, чтобы в семье в среднем было два-три ребенка. Нередко обсуждается
вопрос о том, как поднять рождаемость, как увеличить количество многодетных семей. Приводят в пример отдельные многодетные семьи. К
этим планам я отношусь очень скептически. Демографию не затрагивают процессы, связанные с одной семьей, в которой может быть и
двадцать детей. Она изучает вещи, связанные с человеком как биологическим и социальным существом. А с этой точки зрения можно
сказать, что модели семьи, существовавшей в дореволюционной России, в которой было по семь-восемь детей, уже никогда не будет.
Женщины, например, не перестанут ходить на работу и не останутся дома, чтобы воспитывать детей. Тип семьи и тип занятости стали
совершенно другими.
При этом последняя перепись показала, что у нас, хотя и с некоторым запозданием по сравнению со странами Западной Европы, также
началась глубокая трансформация самого института семьи, стал изменяться ее статус.

- О каких именно изменениях идет речь?

- Дело в том, что в последней переписи впервые фиксировалось различие между юридически зарегистрированным и незарегистрированным
браком. В советское время это различие не хотели замечать. И получилось, что у нас 10 процентов семейных пар - это фактический, а не
юридический брак. В Западной Европе этот показатель уже превысил 50 процентов. Есть страны, в которых почти 70 процентов детей
рождаются в неофициальном браке. Неясно, к каким последствиям приведет отсутствие юридической основы для совместного проживания.
Очевидно, такая структура семьи способствует ее распаду, потому что при этом не нужно идти в суд и т. д. Опыт других стран
показывает также, что обществу приходится затрачивать значительные средства для поддержания этих семей. С социальной точки зрения,
возможно, этот вопрос лучше прокомментируют соответствующие специалисты, но с точки зрения статистики и прогнозов в этом уже
заключена довольно сложная проблема.

- Похоже, что происходящие у нас процессы не уникальны, и эти проблемы являются у нас общими с другими западными странами.

- Не могу полностью с этим согласиться. Как раз западные-то страны давно осознали эти проблемы (кстати сказать, с подачи наших
демографов), и на протяжении многих лет принимали необходимые меры для их решения.
Во-первых, они стали бороться за продолжительность жизни населения. А это означает, что они продлевают трудоспособный возраст. В
Европе нет уже стран, где пенсионный возраст для мужчин был бы 60 лет, а для женщин 55, как в России. Во многих странах на пенсию
выходят в возрасте за 70 лет. У нас же средняя продолжительность жизни для мужчин - 58 лет. То есть в России среднестатистический
мужчина не доживает до пенсионного возраста (есть исключения, но пенсионный возраст мужчин в России - 60 лет). По продолжительности
жизни от стран Западной и даже Центральной и Восточной Европы мы отстаем в среднем больше чем на десять лет. В западных странах
давно стали принимать необходимые меры по улучшению системы здравоохранения, по созданию социальных условий, позволяющих увеличивать
продолжительность жизни. Конечно, повышение пенсионного возраста нигде не проходит гладко. Можно понять возмущение людей: работали,
работали, а потом выясняется, что придется еще несколько лет поработать, да еще и меньшую пенсию получать. Но нужно разъяснять, что
если таких мер не предпринимать, то мы еще, может, и доживем до кончины в нормальных условиях, а поколение, которое сейчас вступает
в трудовой возраст, уже содержать будет некому.
Во-вторых, западные страны давно всерьез занялись миграционными проблемами. Разумеется, есть Ле Пен во Франции с лозунгами
<Франция - для французов!>, есть и в других странах аналогичные движения, им могут сочувствовать многие люди. Но предприниматель,
которому нужно работать и зарабатывать, понимает, что без мигрантов ему не обойтись. События 11 сентября в США и нынешняя борьба с
терроризмом также не означают для западных стран отказ от привлечения мигрантов. Был усилен контроль над миграционными потоками,
возросли требования к соблюдению миграционного законодательства. США, кстати, единственная развитая западная страна, в которой,
согласно нынешним прогнозам, рост населения будет продолжаться. При этом они сами признаю.т, что это удается лишь за счет миграции.
Каждый год в США прибывает около миллиона мигрантов. Американцы при этом не стесняются использовать квоты и другие инструменты
управления этим потоком. И американцы, и европейцы очень внимательно отслеживают миграционные процессы. Они прекрасно понимают, что
через 10-15 лет борьба за мигрантов может приобрести очень острый характер. На одной из конференций специалист из Франции даже
сказал, что третий мировой конфликт может возникнуть именно из-за конкуренции за миграционные ресурсы. Уже сегодня мир начинают
делить на миграционные зоны, для того чтобы эти процессы проходили бесконфликтным образом.

- Россия принимает в этом участие?

- Нет, мы пока в этом никак не участвуем. От этой проблемы просто отмахиваются: мало ли что говорят какие-то там демографы:

- Каким образом терроризм и вызываемые им опасения влияют на приток мигрантов в Россию?

- Борьба с терроризмом не должна вести к отказу от миграции. Речь может идти лишь об усилении контроля над миграционным притоком. Но
у нас эти процессы пошли в несколько ином направлении. Под лозунгом наведения порядка, с которым я полностью согласен, настолько
закрутили гайки, что миграционный прирост в России с января по июль 2004 года составил, по нашим данным, 13 тысяч человек. Еще в
январе-июле прошлого года было 25 тысяч. А в 1994 году у нас был зафиксирован своеобразный максимум: в Россию въехал почти миллион
мигрантов. Напомню, что столько же прибывает в США ежегодно. Это был единственный год, когда естественная убыль населения России
практически полностью была компенсирована миграционным приростом. Сейчас же этот поток сведен к тоненькому ручейку, который очень
быстро может вообще иссякнуть.
Конечно, статистика знает все, но в то же время есть некоторые сомнения по поводу этих чисел. Я имею в виду нелегальных мигрантов,
численность которых может быть совершенно иной. Поделюсь своим впечатлением. В подмосковной деревне, где мы живем летом на даче,
рабочая сила сейчас - в основном таджики. И есть магазинчик, к которому они приходят покупать продукты. Это место облюбовано
милицией. За углом стоит наряд, который задерживает этих людей, сажает в машину и через некоторое время из нее выпускает.
Сомневаюсь, что их там учитывают или снабжают миграционными документами.
Это, разумеется, рэкет. И такая проблема есть, но не нужно ее преувеличивать, что делается сплошь и рядом. Когда говорят о миллионах
нелегальных мигрантов, то люди, очевидно, не владеют информацией. В течение 90-х годов в Россию, по самым смелым прогнозам, въехало
максимум около 10 миллионов. Но даже при таком возможном приросте численность населения снижается.

Для решения этой проблемы необходимы определенные межгосударственные соглашения, придание организованных форм миграционному
процессу. Есть люди, которые переходят границу - с Украиной или с Казахстаном - по полям и огородам. Но их очень мало, не десятки
тысяч, основная часть все же передвигается поездом. Ко мне однажды пришла журналистка, которая заявила, что в Москве миллион
мигрантов - строительных рабочих. Но давайте руководствоваться здравым смыслом. В Москве проживает десять миллионов людей. Допустим,
около двух миллионов - пенсионеры, порядка миллиона - дети. Остается семь миллионов. Зайдем утром в метро и пройдем по вагону.
Каждый седьмой должен быть строительным рабочим. Понятно, что такого просто не может быть. Добавлю попутно, что проблемы с
трудоспособным населением в первую очередь затронут Москву и Санкт-Петербург, поскольку именно эти города стареют быстрее всего.
Миграция, конечно, представляет собой особую проблему для статистики. Вся статистика, вообще говоря, очень стандартизирована
различными международными правилами. А после 11 сентября, когда проблема миграции была поставлена с новой остротой, выяснилось, что
в области учета миграции таких международных стандартов нет. И американцы первые проявили инициативу в этом вопросе - как по
стандартизации ее учета, так и по обмену информацией. До этого - в отличие, например, от информации по внешней торговле, которой
страны постоянно обмениваются, - миграция оставалась внутренней проблемой каждой страны, но сейчас эта ситуация меняется. В этом
году я был, например, в Китае, где также понимают необходимость налаживания соответствующего информационного обмена, ведут
соответствующий учет и т. д. Китайцы тоже недавно провели перепись, организовали несколько международных конференций, где подробно
рассказали, как она была организована и т. д. Причем все это проходило под наблюдением зарубежных экспертов.

- А как вы могли бы прокомментировать проблему китайской миграции? В российском обществе по этому поводу бытует множество страхов.
- У Китая действительно колоссальный демографический потенциал - миллиард триста миллионов человек. Сейчас население Китая
увеличивается ежегодно на восемь миллионов человек. Это очень большая цифра: каждый год - население Москвы. Правда, в 2013-2017
годах они прогнозируют выход на нулевой прирост, после чего начнется сокращение.
Но возникает такой вопрос: куда китайцу ехать? Во-первых, имеется языковая проблема. Во-вторых, китайцы стремятся выехать в те
страны, где есть большая китайская диаспора. Там, где есть <чайна-тауны>, китайцы могут жить, не зная языка страны пребывания, не
теряя своей привычной культуры. Они живут в этом своем обособленном мире, по своим правилам и со своим языком. Один мой американский
коллега как-то очень правильно заметил, что в китайской миграции, как и в любой другой, нет ничего страшного, если уметь ею
управлять. А управлять ею значит не допускать создания <чайна-таунов>. Иначе говоря, нужно создавать такую систему, при которой они
должны адаптироваться к нашим условиям. Здесь есть и еще одна проблема. Дело в том, что у китайских мигрантов крайне низкий
образовательный уровень, и они занимают вполне определенные ниши на рынке труда. И посудите сами, где они предпочтут работать
дворником - у нас в Благовещенске или в Вашингтоне? И когда начинают рассуждать о китайской опасности, то сперва следует
прислушаться к самим китайцам. А они говорят: с чего вы решили, что мы хотим ехать в Россию? Да, у вас большие пространства, у вас
природные ресурсы, но мы предпочтем работать в Вашингтоне. Потому что в Вашингтоне при той же работе он будет иметь такой заработок,
что сможет содержать семью, иметь детей, сколько захочет, а не одного, как сейчас в Китае. И зачем ему к нам ехать? С жильем -
проблема, с инфраструктурой - проблема, да еще и язык учить нужно. А ведь уровень жизни - это самое главное. Мигрант-то стремится
уехать туда, где лучше.
Любопытно в этой связи обратить внимание на проблему русского населения в прибалтийских странах. Мы выступаем в их защиту, и это,
конечно, правильно. Но заметьте, из этих государств, несмотря на все притеснения, никто не рвется возвращаться в Россию. Там тоже
идет убыль населения и тоже стоит проблема трудовой миграции, но только иным образом: у них молодежь едет на Запад. Эти страны
затрачивают колоссальные усилия, чтобы эту миграцию остановить, и это им практически удалось. И русские тоже не стремятся уезжать,
поскольку там условия жизни существенно лучше тех, на которые они могут рассчитывать здесь.
Напротив, редко обращают внимание на тот факт, что среди стран СНГ у России отрицательное сальдо лишь с одной страной - Белоруссией.
В Белоруссию уезжает больше людей, чем приезжает в Россию из Белоруссии. Вполне возможно, что мы наблюдаем возникновение нового
миграционного феномена. Не исключено, что в ближайшее время многие пенсионеры предпочтут выезжать в Белоруссию или на Украину,
поскольку с нашей пенсией и их дешевизной они могут позволить себе там сравнительно высокий уровень жизни. У меня, например, есть
знакомый, который, получая российскую пенсию, живет в Тбилиси. И прекрасно при этом себя чувствует.

- Возвращаясь к прошедшей переписи, хотел бы задать последний вопрос. Нередко ученые-специалисты высказывают методологические
сомнения по поводу достоверности ее результатов. Не оказывалось ли во время переписи какое-то давление на Госкомстат?

- Нет, никакого давления не было. А по поводу статистических результатов могу сказать только, что к такого рода сомнениям мы
привыкли. Может быть, это нормально, что и обыватели, и научно-исследовательский корпус скептически относятся к нашим результатам.
Слова <у вас хорошая статистика, которая качественно и правильно все отражает> мы слышим только от профессионалов-статистиков из
других стран. Замечу, правда, что люди, которые выражают сомнения по этому поводу, не очень хорошо понимают сегодняшнее положение
дел. Дело в том, что в этой области сейчас ничего невозможно скрыть. Возьмем ту же миграцию. Чтобы проконтролировать наши
результаты, достаточно взять миграционное сальдо окружающих нас стран и проверить цифры - с поправкой на время проведения их
собственных переписей. Люди же не могут куда-то испариться или взяться ниоткуда. Конечно, есть погрешности, и мы могли упустить из
виду поселение каких-нибудь староверов в Сибири, о которых никто знать не знает, но это незначительные отклонения.
Для абсолютной достоверности нужно было бы вернуться к закрытой системе проживания и институту прописки, существовавшему в СССР.
Кстати, ООН в свое время рекомендовала советский опыт статистического учета другим странам. Но многие страны не восприняли нашу
систему в силу приверженности определенным демократическим принципам. Мой коллега из США, который провел там не одну перепись,
рассказывал, как он пришел к президенту докладывать итоги последней американской переписи. Тот ему тоже задал вопрос: <Вот вы
уверены, что это так?> На что получил ответ: <Точную цифру проживающих на территории США людей мы никогда не знали и знать не будем.
Для этого необходимо закрыть все границы>. Очевидно, что в открытом обществе это невозможно. Так что статистические погрешности
неизбежны, но они, повторяю, незначительны.

---

От	Георгий
К	Георгий (23.01.2005 19:30:52)
Дата	23.01.2005 20:16:27

Анатолий Вишневский. Демографическое будущее России. (Не трожь либеральные реформы!) (*+)

---

http://www.strana-oz.ru/?numid=19&article=897

Демографическое будущее России

Анатолий Вишневский


Отдел народонаселения ООН разрабатывает сверхдолгосрочный прогноз изменения численности населения мира, его регионов и отдельных
стран до 2300 года. Пока опубликованы только предварительные результаты этой работы[1], но и они позволяют судить о возможных
изменениях демографической ситуации - во всем мире, в отдельных регионах и странах. Речь, разумеется, идет не о детальных
предсказаниях - для этого сейчас нет реальных оснований. Авторы прогноза пытаются прочертить основные возможные траектории мировой
демографической динамики, которые они связывают в первую очередь с различными сценариями снижения рождаемости в мире.
В самом деле, именно высокая рождаемость, характерная для развивающихся стран, несмотря на значительное снижение смертности, стала
причиной мирового демографического взрыва ХХ века: за столетие население планеты почти дважды удвоилось, превысив шесть миллиардов
человек, тогда как к началу ХХ века оно лишь немногим превосходило полтора миллиарда. Соответственно, если, как это сделано в
прогнозе ООН, исключить вероятность резких подъемов смертности вследствие каких-либо глобальных катастроф, то дальнейшая динамика
демографического взрыва зависит от показателей рождаемости в развивающихся странах.
Каждый из трех основных вариантов прогноза - <высокий>, <средний> и <низкий> - предполагает завершение периода значительных
изменений рождаемости и ее последующую стабилизацию на одинаковом для всех стран уровне - как за счет повышения в более развитых
странах, где сейчас она низка, так и за счет снижения в менее развитых странах, где пока она высока.
Согласно <высокому> варианту прогноза ООН, рождаемость стабилизируется на уровне 2,35 рождения на одну женщину (на 15 процентов выше
уровня простого воспроизводства населения); по <среднему> варианту на уровне простого воспроизводства (2,06 рождения на одну
женщину); по <низкому> варианту - на уровне 1,85 рождения (на 10 процентов ниже уровня простого воспроизводства).
Если реализуется <высокий> вариант прогноза ООН, демографический взрыв так и не прекратится, население Земли к концу XXI века
превысит 14 миллиардов человек и будет продолжать расти. По <среднему> варианту к середине XXI века демографический взрыв в мировых
масштабах в основном завершится, к 2075 году численность населения планеты достигнет максимума в 9,2 миллиарда человек и затем
практически стабилизируется на этом уровне. По <низкому> варианту уже после 2040 года население мира, едва преодолев планку в 7,5
миллиарда человек, начнет сокращаться - до 5,5 миллиарда в конце XXI века, до 3,2 миллиарда в конце XXII и до 2,3 миллиарда человек
в конце XXIII века (см. табл. 1).

Учитывая всю совокупность глобальных экономических, социальных, экологических, политических проблем, с которыми растущее население
Земли сталкивается уже сегодня, едва ли можно сомневаться в том, что демографическая эволюция по <высокому> сценарию - это прямой
путь к катастрофе.
Но и <средний> сценарий не внушает большого оптимизма. <Стабильные> девять миллиардов жителей - это тоже очень много для Земли,
население которой на протяжении почти всей своей истории не достигало и одного миллиарда человек. Нынешний демографический взрыв
происходит одновременно с небывалым подъемом мирового сельскохозяйственного и промышленного производства, притом что из-за
стремительного роста населения этот подъем не приводит к увеличению среднедушевых показателей производства и потребления. Более
того, он сопровождается таким увеличением антропогенных нагрузок на природные системы жизнеобеспечения планеты, которого эти системы
могут и не выдержать.
Единственный вариант, оставляющий надежды на будущее, - это развитие по <низкому> сценарию, предполагающему не только прекращение
роста, но и последующее постепенное сокращение населения примерно до той численности, какую оно имело в середине ХХ века, т. е.
перед началом демографического взрыва. А это значит, что на какое-то - довольно долгое - время все человечество должно перейти к
рождаемости, которая будет ниже уровня простого замещения поколений.
Развитие событий по такому сценарию не только желательно, но и весьма вероятно. Западные общества создали и социальные механизмы,
побуждающие к низкой рождаемости, и технические средства, позволяющие реализовать эту политику. Постепенно этот опыт перенимается
всеми странами мира. Рождаемость повсюду снижается, пусть и не так быстро, как хотелось бы, а к числу государств с рождаемостью ниже
уровня простого воспроизводства сейчас относятся уже не одни лишь высоко индустриализованные страны, но и все еще крестьянский по
преимуществу Китай - самая многолюдная держава планеты; в этом же направлении движутся многие страны третьего мира, хотя есть и
такие, особенно в Африке, где рождаемость все еще остается очень высокой (см. табл. 2).

Куда идет Россия?

Прогнозы для России на сто лет вперед разработаны экспертами ООН в составе мирового трехсотлетнего прогноза, о котором шла речь
выше, а также - независимо от них и несколько иным методом - российскими демографами из Центра демографии и экологии человека (ЦДЭЧ)
Института народнохозяйственного прогнозирования РАН[2]. Важное отличие российского прогноза, помимо всего прочего, заключается в
том, что в нем использованы два подхода к формулированию прогнозных гипотез и соответственно две серии сценариев будущего, которые
авторы прогноза называют экстраполяционными и стабилизационными.

Экстраполяционные сценарии отталкиваются от современных, наблюдаемых в последние десятилетия, тенденций трех главных демографических
процессов - рождаемости, смертности и внешней миграции. Экстраполяционный подход российских прогнозистов близок к подходу авторов
прогноза ООН: тенденции могут несколько изменяться, но их резкий перелом не предполагается ни одним из вариантов прогноза.
Соответственно, и результаты российского экстраполяционного прогноза не имеют принципиальных отличий от результатов прогноза ООН.
Согласно российскому прогнозу, имеется 60 шансов из ста, что при принятых <экстраполяционных> допущениях в отношении тенденций
рождаемости, смертности и миграции численность населения России к началу XXII века будет находиться в вилке значений от 40 до 91
миллионов человек (медианное значе ние распределения возможных значений числа жителей России к этому времени - 64 миллиона человек),
и только пять шансов из ста, что она может опуститься ниже 19 миллионов или превысить 137 миллионов человек.
Прогноз экспертов ООН не слишком отличается от экстраполяционного прогноза ЦДЭЧ. По низкому сценарию ООН население России к началу
XXII века сократится до 53 миллионов человек, по высокому - до 116, по среднему - до 80 миллионов. Не надо быть специалистом, чтобы
понять: и тот и другой прогнозы крайне неблагоприятны для России: ее население, которое в конце ХХ века было близко к 145 миллионам
человек, к концу XXI столетия может оказаться вдвое меньшим. На самой большой в мире государственной территории (около 13 процентов
мировой суши) будет жить менее одного процента населения Земли.
Поэтому нельзя не задуматься над тем, как остановить сокращение населения России, и не попытаться разработать другой прогноз,
предполагающий какие-то изменения, способные переломить сложившиеся тенденции и потому не вписывающиеся в экстраполяционную логику.
Такой прогноз, названный стабилизационным, также был разработан в Центре демографии и экологии человека. По мнению специалистов
центра, если подобный перелом вообще возможен, обеспечить его может только один из трех главных демографических процессов, а именно
миграция. Ни повышение рождаемости, ни снижение смертности дать такого эффекта в обозримой перспективе не могут. Соответственно,
стабилизационный прогноз позволяет оценить, каким по объему должен быть приток мигрантов в Россию при разных, но все же
реалистических гипотезах в отношении рождаемости и смертности.
Даже если поставить достаточно скромную задачу простого удержания числа россиян на том уровне, с которым они вошли в XXI век (144
миллиона человек), то при самых благоприятных тенденциях рождаемости и смертности в ближайшие десятилетия необходимо, чтобы <чистый>
миграционный приток ежегодно составлял 600-800 тысяч человек. А так как тенденции рождаемости и смертности пока весьма
неблагоприятны и на их существенное изменение в скором времени рассчитывать не приходится, то приток иммигрантов должен быть даже
бoльшим. Медиана распределения возможных значений ежегодной чистой миграции в Россию на первую четверть века - в среднем 880 тысяч
человек, на вторую - 1,2 миллиона.
Население России при этом не будет сокращаться, а его доля в мировом населении, хотя и останется довольно скромной, при реализации
среднего варианта мирового прогноза ООН составит все же 1,6 процента, а не 0,9 процента, как при экстраполяционном варианте. Если же
осуществится низкий вариант прогноза ООН, то доля России в мировом населении превысит 2,6 процента, т. е. будет даже выше, чем в
2000 году.
Конечно, у стабилизационного варианта демографического развития есть оборотная сторона - и очень существенная. Он ведет к тому, что
в составе населения России быстро нарастает число мигрантов и их потомков. При сохранении нынешних тенденций миграции, во всяком
случае регистрируемой, их доля в убывающем населении едва ли превысит 10-15 процентов. А вот при стабилизационном варианте население
страны не будет убывать, но к концу века мигранты и их потомки с высокой степенью вероятности могут состовлять более половины
населения России. Это будет уже другая страна.
Так что большого оптимизма не внушают ни экстраполяционный, ни стабилизационный прогнозы демографического развития.

Россия - часть <Северного кольца>

Сегодня далеко не одна Россия стоит на демографическом перепутье перед указателем, на котором ни одна из стрелок не предлагает
желаемого пути. Примерно в таком же положении находятся все так называемые развитые страны, образующие <Северное кольцо> планеты.
Оно включает все государства Европы (и всю Россию), США, Канаду, Японию. Из стран, расположенных к югу от экватора, к развитым можно
причислить только Австралию и Новую Зеландию, которые мы тоже условно будем относить к <Северу>. Совокупное население всех этих
стран примерно 1,2 миллиарда человек - пресловутый <золотой миллиард>.
Во всех странах <Северного кольца> установился демографический режим, подводящий их к границе депопуляции или уже сейчас делающий
эту депопуляцию реальностью. Никакой перспективы сколько-нибудь значительного роста численности населения этих стран за счет
внутренних источников нет. Согласно всем прогнозам, даже при самом оптимистическом варианте оно может лишь незначительно
увеличиться - за счет США и Канады. Россия - часть развитого <Севера>, и население России, так же как и население всей Европы,
обречено на сокращение (см. табл. 3).

Возможно, положение России несколько хуже, чем у большинства развитых стран, - рождаемость упала здесь ниже уровня, необходимого для
простого замещения поколений, и притом раньше. Так называемый нетто-коэффициент воспроизводства населения - число женщин из
поколения дочерей, приходящих на смену одной женщине материнского поколения, - в России опустился ниже единицы (а это показатель
перехода к суженному воспроизводству населения) в 1964 году, тогда как в Западной Германии - в 1970-м, в Восточной Германии и у
белого населения США - в 1972-м, в Великобритании - в 1973-м, во Франции - в 1975-м, в Италии - в 1977-м, в Испании - в 1981 году. В
одной лишь Японии это произошло раньше, чем в России, - в 1956 году, потом положение на некоторое время выправилось, и только с 1974
года режим суженного воспроизводства установился в Японии окончательно. Но сейчас эта предыстория уже не имеет большого значения.
Уровень рождаемости падал во всех странах, и ныне нет большого различия между Россией (1,32 рождения на 1 женщину в 2002 году) и
Германией (1,31), Италией (1,20), Испанией (1,25) или Японией (1,30). Рождаемость во Франции, Великобритании, у белого населения США
несколько выше, но не настолько, чтобы можно было говорить об обеспечении хотя бы простого замещения поколений.
Таким образом, все развитые страны стоят перед той же альтернативой, что и Россия: смириться с сокращением своего населения или
согласиться на прием большого количества мигрантов со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Сейчас они вроде бы склоняются ко второму пути. Так, в Германии, несмотря на устойчиво отрицательный естественный прирост населения,
его фактическая численность после 1985 года растет благодаря притоку иммигрантов, перекрывающему естественную убыль. В целом по
Европейскому союзу миграционный прирост населения за 1990-1999 годы достиг 8,7 миллиона человек, притом что общий прирост населения
за этот период составил 12,7 миллиона[3]. Прогнозируемый на ближайшие 20 лет миграционный прирост (в границах, существовавших до
расширения ЕС в 2004 году) превышает 700 тысяч человек в год[4].
Еще более показателен опыт США - классической страны иммиграции. За 1990-1999 годы США приняли 8,7 миллиона человек, т. е. столько
же, сколько Европейский союз, хотя по численности населения США - это менее 60 процентов ЕС-15. Долгосрочный демографический прогноз
предусматривает, что миграционный прирост американского населения за первую половину столетия составит примерно 45 миллионов
человек[5].
В то же время нет секрета, что реакция европейских обществ на повышение доли мигрантов и их потомков в населении европейских стран
далеко не однозначна. Да и в Соединенных Штатах, несмотря на традиционно положительное отношение к иммиграции, нарастает тревога по
поводу тех изменений, которые несут с собой современные миграционные потоки. Эта тревога - и американская, и европейская - очень
хорошо отражена в книге известного американского консервативного политика Патрика Бьюкенена с характерным названием: <Смерть
Запада>[6]. <Иммиграция - острейшая проблема, требующая немедленного решения, ибо ставится вопрос о том, а кто мы, американцы,
собственно такие? Подобно Миссисипи, неторопливой, долгой и дарующей жизнь, иммиграция во многом обогатила Америку, о чем не
позволит забыть наша история. Но когда Миссисипи выходит из берегов, опустошение остается чудовищное:>[7]
Таким образом, те вызовы, на которые, вследствие свойственных ей долговременных демографических тенденций, придется отвечать России,
отнюдь не уникальны, они хорошо знакомы и <Западу>, который тоже ищет - и не находит - удовлетворительного ответа на них. Однако
давать какой-то ответ, видимо, все же придется, иначе и в самом деле будет <гибель>.

Не впасть бы в новую утопию

Будучи сторонником резкого ограничения иммиграции и в то же время понимая - как мне кажется, лучше многих российских политиков, -
последствия глобальных демографических изменений, Бьюкенен считает невозможным смириться с сокращением демографического веса
<Запада> на мировой арене. <"Первому миру" требуется срочно переломить ситуацию, иначе его одолеет третий мир, впятеро превосходящий
своего соперника численностью сегодня - а к 2050 году уже вдесятеро!>[8] Если Бьюкенен и в самом деле знает, как это сделать, то к
нему следовало бы прислушаться и России - осколку <второго>, <социалистического> мира, которому столкновение с третьим миром тоже не
сулит ничего хорошего.
Однако рецепт Бьюкенена столь же прост, сколь и сомнителен, что, видимо, понимает и он сам. Ясно давая понять, что <переломить
ситуацию> можно, повысив <западную> рождаемость, он все же избегает количественной определенности. <Если американцы хотят сохранить
свою цивилизацию, им нужно рожать как можно больше детей>[9]. Но сколько? Дьявол, как известно, кроется в деталях. Об этом, кстати,
хорошо было бы знать и авторам официальной российской Концепции демографического развития. Они тоже ставят задачу <создания
предпосылок для повышения рождаемости>, не уточняя ориентиров, и при этом провозглашают <переломную> цель <стабилизации численности
населения и формирование предпосылок к последующему демографическому росту>[10].
Что означал бы <перелом ситуации> применительно к условиям России? Как уже отмечалось, текущий уровень рождаемости у нас - после
некоторого повышения в последние годы - 1,3 ребенка на одну женщину. Для того чтобы поддерживать хотя бы простое замещение
поколений, теоретически нужно 2,1, но в сегодняшней России этого недостаточно. Для перехода к режиму простого замещения поколений
необходимо компенсировать малочисленность материнских поколений, вызванную снижением рождаемости, происшедшим в 1990-е годы. А для
этого рождаемость должна хотя бы на какое-то время повыситься до 2,5-3 рождений на одну женщину, т. е. увеличиться более чем вдвое.
Но и это не будет переломом в понимании Бьюкенена, потому что обеспечит всего лишь неубывание населения, тогда как население
развивающихся стран продолжает быстро расти. Значит, надо рожать еще больше:
Реален ли переход России в ближайшие десятилетия к трехдетной семье? Ответ на этот вопрос зависит от того, как понимаются причины
снижения рождаемости, которое происходит во всех индустриальных и постиндустриальных городских обществах. Чем проще объяснение - тем
больше надежд. Но простота, как известно, бывает хуже воровства.
В России есть немало людей, убежденных, что за снижением рождаемости в нашей стране стоят просто козни США. Они, разъясняется в
одном ученом труде, возглавляют глобализационные процессы, направленные на построение единого государства, а <сокращение коренного
населения - одна из важнейших задач на пути к построению всемирного государства. Именно поэтому в России созданы невыносимые условия
для рождения и воспитания нескольких детей>[11]. Врага можно найти и внутри страны: <главной причиной демографической катастрофы [в
России] явилась порочная идеология либеральных реформ>, хотя, конечно, и тут <возникли подозрения: реформы ли это, не сознательное
ли разрушение?>[12].
У наших антиподов есть свои искатели заговоров, аналогичные нашим, и у них - свой взгляд на причины снижения рождаемости. В США она
выше, чем в России, но тоже не очень высока и имеет тенденцию к снижению, а это, конечно, тоже - результат злокозненного
глобалистского заговора. <Враги захватили не только общественные и культурные институты Запада, но и основные корпоративные центры.
А как глобализм есть антитеза патриотизму, так и транснациональная корпорация есть антитеза традиции>. Кто же эти враги? <Горстка
марксистов-ревизионистов сумела "исказить" американскую культуру и содействовала началу деконструкции нашего общества>. <Бывшие
марксисты, подвергшие ревизии учение Маркса, они оставались "плотью от плоти марксизма" и, находясь на Западе, рассуждали о том,
каким образом следует организовать и совершить антизападную революцию>. И вывод: <Если западный человек не найдет способа остановить
падение уровня рождаемости, культурный марксизм преуспеет там, где потерпел неудачу марксизм советский>[13].
Таким образом, с точки зрения бдительных патриотов - российских ли, американских ли, - падение рождаемости в их странах не имеет
внутренних детерминант, оно - всегда результат чьего-то умысла, в лучшем случае - чьих-то ошибок. Стоит разоблачить эти силы или
исправить ошибки, и положение с рождаемостью быстро выправится. Именно такая логика часто лежит в основе надежд на кардинальное
повышение рождаемости. <В отношении рождаемости прогностическая ситуация в России пока лучше, чем в Западной Европе, - убежден
российский автор, приводящий <аргументы демографического оптимизма>. - Там низкая детородная активность обусловлена не внешними
неблагоприятными обстоятельствами, которых нет (бедность, война, реформы), а внутренними (экзистенциальными). Устранить такую
причину депопуляции: чрезвычайно трудно. Иная ситуация у нас, где низкая рождаемость вызвана другими причинами, имеющими внешнее
происхождение>. Соответственно <Россия располагает необходимыми возможностями для быстрого преодоления демографической катастрофы и
выхода на траекторию опережающего Запад развития>[14].
Было бы хорошо, если бы подобные ожидания оправдались. А если нет? Ведь их обычно высказывают люди, очень поверхностно знакомые с
тем, что происходит в демографической области, и опирающиеся в своих построениях на отдельные факты, произвольно выхваченные из
общего контекста. Взять хотя бы постоянное стремление связать низкую российскую рождаемость с <либеральными реформами> и т. п. Как
это вяжется с тем фактом, что рождаемость в России остается ниже уровня простого замещения поколений с 1964 года и что в этом
сомнительном достижении мы опередили все европейские страны? На чем основано убеждение, что им трудно преодолеть <низкую детородную
активность>, а нам - легко? Почему же мы тогда не преодолели ее за 40 лет - ни при <либерализме>, ни до него?
Широко распространена вера в то, что низкая рождаемость - следствие бедности, низкой жилищной обеспеченности и т. п., и очень часто
полагают, что добиться повышения рождаемости можно с помощью специальных мер демографической политики: предоставления разного рода
пособий, льгот и т. п. Но как совместить эту веру с тем неоспоримым фактом, что низкая рождаемость - это особенность в первую
очередь более богатых стран и более обеспеченных слоев населения? С тем, что в богатой Германии с развитой системой семейных пособий
и льгот рождаемость не выше, чем в России?
Для анализа причин низкой рождаемости понадобилась бы отдельная статья. Ограничимся лишь общей констатацией: показатели рождаемости
в развитых странах иногда колеблются, но все-таки пока преобладает общая тенденция к понижению и никаких признаков более или менее
устойчивого роста рождаемости нигде нет. Это заставляет с большим сомнением относиться к раздающимся уже не первое десятилетие - и у
нас, и на Западе - призывам и обещаниям переломить тенеденцию. И уж во всяком случае не дает оснований делать твердую ставку на то,
что не сегодня-завтра мы увидим население России растущим благодаря удвоившемуся или утроившемуся уровню рождаемости.
Не станем утверждать, что <перелом> за счет повышения рождаемости совершенно невозможен, - все-таки речь идет о будущем, о котором
мы не можем судить с абсолютной уверенностью. Но даже если ограничиться менее сильным утверждением, что значительный рост числа
детей в наших семьях маловероятен, этого достаточно, чтобы не класть все яйца в одну корзину и не выстраивать стратегию будущего
развития России, а в равной степени и любой другой страны Северного кольца, только в расчете на то, что с рождаемостью все
образуется.
А если не образуется?

Миграцию милицейским свистком не остановишь

Если нынешние тенденции рождаемости в основном сохранятся, ни у одной из стран Северного кольца не останется широкого выбора. Они
должны будут либо смириться с быстрым сокращением и старением своего населения и потерей своего демографического веса, либо
прибегнуть к широкомасштабному использованию миграционного ресурса. Собственно говоря, многие из них это делают уже сейчас - в
первую очередь такие страны, как США и Канада. В немалой степени используют этот ресурс пополнения своего населения и
западноевропейские страны. Но для России крупномасштабная иммиграция возможна разве лишь в перспективе.
В самом деле, если малая вероятность повышения рождаемости связана с отсутствием у современной российской (и вообще <северной>)
семьи заинтересованности в увеличении числа детей, то высокая вероятность нарастания миграционного притока в Россию, напротив,
предопределена весьма значительной заинтересованностью в нем обеих взаимодействующих сторон: и России как принимающей страны, и
стран, являющихся миграционными донорами.
Конечно, если послушать некоторых политиков - того же Бьюкенена, француза Ле Пена или их российских единомышленников, - то можно
подумать, что ничего кроме вреда от массовой иммиграции ожидать не приходится. Но как не видеть тех демографических и экономических
функций, которые уже выполняют иммигранты во всех развитых странах и которые делают их поистине незаменимыми? Разве не благодаря
иммиграции обеспечивается столь быстрый рост населения США? Между переписями 1990 и 2000 годов оно выросло на 32,7 миллиона
человек - самый большой абсолютный прирост за межпереписной период в истории этой страны. В США население увеличивается также и за
счет естественного прироста, но в Германии естественный прирост населения давно уже отрицательный, тем не менее оно не сокращается,
а даже несколько растет - исключительно благодаря иммиграции. А вот число россиян, как только в 1992 году в России установился
отрицательный естественный при рост, стало сокращаться, хотя и здесь, если верить результатам переписи населения 2002 года,
иммиграция компенсировала значительную часть естественной убыли. Если бы такой компенсации не было, население России к началу 2004
года сократилось бы не на 4,2, а на 9,6 миллиона человек.
Но у иммиграции есть не только демографические, но и экономические и социальные функции. Некоторые из них очевидны. Мало людей -
мало работников, а спад числа работников затрудняет функционирование сложившегося производственного аппарата, и в масштабах всей
экономики это далеко не всегда можно компенсировать ростом производительности труда, даже если такой рост и имеет место. Мало
людей - мало солдат, а протяженность границ огромная, и как ни сокращай и ни механизируй армию, а совсем без солдат, увы, жить пока
нельзя. Но я хотел бы сейчас обратить внимание на менее известный, структурный аспект потребности в иммиграции. Часто думают, что
полезен только приток образованных, высококвалифицированных людей. Это - заблуждение. Конечно, приток квалифицированных работников,
на подготовку которых не надо тратиться, очень выгоден, и за такими людьми охотятся все страны. Однако они не могут составить и
никогда не составляют массовых потоков мигрантов. У этих потоков - другое предназначение.
Еще хорошо памятна типичная <советская> ситуация: опытный хирург мог блестяще сделать сложную операцию, но день спустя больной
нередко погибал из-за того, что не хватало младшего медицинского персонала, без которого нельзя обеспечить послеоперационный уход.
Дефицитны были не хирурги, а нянечки. Вспоминаю обсуждения тех лет: давайте не будем употреблять слова <санитарка>, <нянечка>, будем
называть их, например, <медтехник>, чтобы повысить престиж профессии. Но престиж не повышался, и непрестижные рабочие места - в
больницах, на стройках, на городском транспорте, в заводских цехах, в коммунальном хозяйстве удавалось заполнять только с помощью
<лимитчиков>, т. е. тех же мигрантов из деревень или из захиревших малых городов, менее квалифицированных, менее образованных и,
главное, менее прихотливых людей, заполнявших нижнюю часть социальной пирамиды. Они-то и выполняли те функции, которые избалованные
небольшими советскими привилегиями москвичи, ленинградцы или жители республиканских столиц брали на себя уже неохотно. Отсюда и
придуманный властями статус <лимитчиков> - превращавший мигрантов в граждан второго сорта и делавший их более покладистыми и
непривередливыми в выборе работы, в оплате труда и т. п.
Похожая ситуация воспроизводится сейчас во всем мире - но уже на уровне целых стран. Относительно высокообразованное и благополучное
население развитых стран нуждается в миграционной подпитке - и именно для того, чтобы заполнять нижнюю часть социальной пирамиды.
Развитые страны, в том числе и Россия, принимают иммигрантов, потому что это им выгодно, и чем меньше у иммигрантов прав, тем это
выгоднее, а уж нелегальным иммигрантам в этом смысле просто цены нет. Разумеется, непосредственно выгоды получает не каждый
россиянин, но опосредованно они в той или иной мере достаются многим. Это - своеобразный неоколониализм, и лучше бы поменьше
лицемерить по этому поводу.
Но колониализм - если, конечно, не настаивать на его трактовке в духе идеологического отдела ЦК КПСС, - дело тонкое. Будучи выгодным
странам, принимающим иммигрантов, он выгоден и самим иммигрантам, и тем странам, из которых они приезжают. Как ни мало зарабатывают
они, выполняя менее престижную и хуже оплачиваемую работу, а все же намного больше, чем у себя на родине, - это и заставляет их
мигрировать в дальние страны. По недавно опубли кованным оценкам, в 2002 году иммигранты перевели в развивающиеся страны 88
миллиардов долларов - в полтора раза больше, чем эти страны получают в виде официальной помощи от развитых государств[15]. И это -
не единственная польза от миграции в развитые страны, где можно получить образование, освоить городской образ жизни, приобщиться к
современным социальным и культурным ценностям.
Так что здесь интерес двусторонний - и тех стран, из которых едут мигранты, и тех, которые их принимают, что, конечно, облегчает
<миграционный диалог> двух миров. Но есть и осложняющие обстоятельства, и главное из них - количественное несовпадение спроса и
предложения. Уже сейчас ощущается, а со временем будет ощущаться все сильнее, что желающих приехать больше, чем хотят и могут
принять страны-реципиенты.
Что делать? Первая, совершенно естественная, мысль: эти страны, Россия в их числе, должны ограничить приток иммигрантов и не пускать
больше, чем им нужно. Но первый взгляд часто бывает очень поверхностным, а потому и первая мысль - не всегда самая лучшая. Она
предполагает, что пульт управления миграционной ситуацией находится в руках развитых стран и их политиков. Но так ли это?
Начать с того, что и в самих развитых странах есть достаточно серьезные силы, интересы которых требуют притока дешевых рабочих рук
извне, и уже одно это значительно ослабляет реальные позиции противников иммиграции, хотя на словах эти позиции могут получать
массовую поддержку. Но кроме того - и это еще более важно, - миграционный обмен представляет собой партию, в которой участвуют два
игрока. И за ходом одной стороны следует ожидать хода другой. Размышляя над ответным ходом своих миграционных партнеров, российские,
американские или европейские политики обязаны учитывать существование самостоятельных движущих сил, побуждающих жителей бедных и
перенаселенных стран <Юга> искать удачи на более благополучном <Севере>. Их - миллиарды, и рассчитывать на то, что они смиренно
согласятся на роль пассивного поставщика дешевых трудовых ресурсов - причем по разнарядке россиян, европейцев или американцев, -
может только безумец.
Политики или <силовики>, постоянно сталкивающиеся с неприятными миграционными проблемами, искренне верят: дай им больше полномочий -
и этих проблем не станет. Но есть вещи, в которых <оторванные от жизни> кабинетные ученые разбираются лучше, чем искушенные
оперативники. Если абстрагироваться от конкретных политических реалий отдельных стран и регионов и выработать более обобщенный
взгляд на глобальную демографическую ситуацию ХХ-XXI веков, то нельзя не прийти к выводу, что и в современных тенденциях
рождаемости, и в современных тенденциях международной миграции находят выражение процессы самоорганизации глобальной демографической
системы, охватывающей все человечество. Замедлить, а затем и прекратить рост мирового населения и более равномерно распределить его
по территории планеты - вот две цели, к которым может стремиться <мировой разум>. И что бы ни происходило во внутренней или внешней
политике отдельных государств, какие бы экономические успехи или провалы их ни ожидали, в какие бы союзы они ни вступали и каких
президентов ни избирали бы их граждане, человечество будет двигаться к этим целям, ибо только в этом случае у него есть шанс
избежать финальной катастрофы.
Эта фундаментальная перспектива и должна определять выбор миграционной стратегии. Пытаться остановить тектонические сдвиги при
помощи мили цейского свистка - малоперспективное занятие. Единственная разумная линия поведения в нынешней ситуации - попытаться
проложить свой курс с учетом тех глобальных реальностей, которые невозможно изменить.
Если не касаться возможных глобальных военно-политических потрясений (это - не наш сюжет), а исходить из относительно мирного
развития человечества в XXI веке, то, скорее всего, он станет веком огромных межгосударственных миграций, намного превосходящих по
масштабам заокеанские переселения XIX - первой половины XX века. Недавно - со ссылкой на Международную комиссию по делам миграции -
в сводках информационных агентств прошла информация, согласно которой можно ожидать, что в ближайшие 10 лет на Запад переселятся
около миллиарда иммигрантов. Мне кажется, что если говорить о ближайших 10 годах, то это - явное преувеличение. Но то, что потоки
мигрантов будут нарастать и превратятся в очень серьезный феномен мировой экономики и мировой политики, едва ли можно поставить под
сомнение.
Приток миллионов иноязычных, инокультурных людей, иноверцев, непрерывно прибывающих в Северную Америку, Европу или Россию, и в самом
деле создаст давление на европейско-христианские ценности и основанную на них культуру, принесет с собой опасность утраты
европейской культурной идентичности и множество других проблем - экономических, социальных, политических. Перед лицом столь
неприглядной перспективы действительно возникает искушение зажмурить глаза и вслед за некоторыми российскими исследователями
отказаться от <необоснованной переоценки возможности и достоинства варианта демографического развития, при котором динамика
населения полностью зависит от внешнего миграционного допинга>, и начать разрабатывать прогнозы, которые <заведомо отвергают
возможность перехода к миграционной зависимости>[16]. Хочется поверить даже странному утверждению, что <глобальная малодетность во
второй половине XX века ставит вопрос: откуда же взять мигрантов?>[17], так что никакой иммиграции вроде бы и не должно быть.
Но одно дело - наши желания или наши фантазии, а другое - неумолимые цифры и факты, которые указывают как на увеличивающуюся
потребность стран <Севера> планеты в притоке людей с <Юга>, так и на нарастающее с каждым годом миграционное давление <Юга> на
<Север>, способное намного превысить эту потребность. Противникам иммиграции, да и просто людям, резонно опасающимся ее последствий,
может казаться парадоксальным, но единственный ответ на этот вызов - наращивание иммиграционной емкости стран <Севера>, их
способности <переварить> максимальное число пришельцев - и сделать их людьми <Севера> или, если угодно, <Запада>. И дело уже не в
том, что это нужно каждой из стран в отдельности, а в том, что это один из необходимых для всего человечества путей выруливания на
более спокойную дорогу из той критической глобальной ситуации, которая возникла в результате демографического взрыва в странах
третьего мира.



[1] World Population in 2300. Draft. Population Division of the Department of the UN Economic and Social Affairs (DESA), 9 December
2003.

[2] См.: Население России 2002. Десятый ежегодный демографический доклад / Под ред. А. Г. Вишневского. М.: Книжный дом
<Университет>, 2004. С. 173-195.

[3] Statistiques sociales europeennes. Demographie. Eurostat, 2002. P. 47.

[4] Ibid. P. 129.

[5] Statistical Abstract of the United States 2002. Washington, 2002. Table 4.

[6] Бьюкенен П. Дж. Смерть Запада: чем вымирание населения и усиление иммиграции угрожают нашей стране и цивилизации. М.: Изд-во
АСТ, 2003.

[7] Там же. С. 187.

[8] Бьюкенен П. Дж. Указ. соч. С. 41-42.

[9] Там же. С. 318.

[10] Концепция демографического развития Российской Федерации на период до 2015 года, одобренная Правительством РФ 24 сентября 2001
года.

[11] Почему Россия вымирает: Причины демографического кризиса. М.: Православный медико-просветительский центр <Жизнь>, 2003. С. 100.

[12] Гундаров И. А. Пробуждение: пути преодоления демографической катастрофы в России. М., 2001. С. 302, 292.

[13] Бьюкенен П. Дж. Указ. соч. С. 126-127, 128, 130-131, 314.

[14] Гундаров И. А. Указ. соч. С. 107, 258.

[15] Аннан К. Интервью газете . 29 января 2004.

[16] Демографическое будущее России / Под ред. Л. Рыбаковского и Г. Кареловой. М., 2001. С. 36,40.

[17] Антонов А. Прощание с бездействием // Знамя. 2002. ? 5. С. 183.

---

От	Георгий
К	Георгий (23.01.2005 19:30:52)
Дата	23.01.2005 19:55:46

"Как переселенцы пытались спасти Россию от демографической катастрофы" (*+)

---

http://www.strana-oz.ru/?numid=19&article=910

Как переселенцы пытались спасти Россию от демографической катастрофы

Лидия Графова


Миграция-грация-грация: Какое изящное слово. А за ним - бездна горя, потерь, унижений. Потомки подсчитают, скольких человеческих
жизней стоил внезапный, как инфаркт, распад Советского Союза, когда в одно декабрьское утро 1991-го 25 миллионов русских и четыре
миллиона человек, относящихся к другим коренным народам России, проснулись чужестранцами в своих постелях.
И хотя история свидетельствует, что распад всех империй неминуемо сопровождается исходом титульной нации из бывших колоний, наши
правители признавать этот объективный закон не желают, надеясь на извечное русское <авось>. Авось проблема миграции рассосется.
Пусть <нерушимая> дружба братских республик разбита вдребезги, но <отрезанные> русские должны жить там, где и жили. Пусть берегут
форпосты империи. Сохраняют прежние сферы влияния России. Заложники? Пятая колонна?

Злоключения Концепции

Ни заложниками, ни пятой колонной русским оставаться не хотелось. После распада Союза из стран СНГ и Балтии в Россию переселилось
около 11 миллионов человек. Большинство из них до сих пор мечутся неприкаянно по бескрайним просторам России, нищают, деградируют.
Только 1 миллион 300 тысяч человек успели получить официальный статус вынужденного переселенца или беженца, сулящий мизерные льготы.
Лишь 500 тысяч из них успели эти льготы получить. В последние годы статус вновь приезжающим практически не дают, финансирование
сжимается как шагреневая кожа.
Так есть ли у России разумная миграционная политика? Документ под названием <Концепция государственной миграционной политики> начали
разрабатывать еще в 1998-м.
В 2000 году, когда Федеральная миграционная служба была присоединена к бывшему Миннацу, и возник противоестественный гибрид с
трудным тройным названием (Министерство по делам национальной, региональной и миграционной политики), Концепцию начали писать
заново, с нуля.
Любопытно, что в процессе разработки из названия документа выпало слово <государственной>. И это означало, что за миграционную
политику несет ответственность уже не президент, а правительство. То есть документ <опустили>.
В июле 2001 года проект наконец-то рассмотрели на заседании правительства и в принципе одобрили. Но после того как 16 октября
2001-го вышел указ президента о ликвидации Минфедерации и передаче всей миграционной политики в ведение милиции, многострадальный
проект отправили на корректировку в МВД. На самом же деле - в Администрацию Президента. И в конце концов был утвержден документ,
совсем уж ничтожного содержания, носивший подобающее <техническое> название: <Концепция регулирования миграционных потоков>.
Вот так: регулирование. Получилось, что в России не то чтобы государственной, но вообще никакой миграционной политики нет, хотя
миграционный шторм бушует уже пятнадцатый год.

Москва любила первых беженцев

Хорошо помню январь 1990-го, когда в Москву прибывали санитарные самолеты и поезда с армянами, бежавшими от бакинских погромов. Они
выходили на заснеженный перрон прямо в домашних тапочках и разорванных халатах, перебинтованные, запуганные. В Москве первые беженцы
(из Сумгаита) появились еще в 1989-м. Но их было мало и растворились они в столице почти незаметно. А вот из Баку... По приказу
тогдашнего министра обороны маршала Язова 40 тысяч бакинцев были эвакуированы в Россию.
Эшелоны гнали прямиком в Москву, а потом уж рассредотачивали по другим регионам. Впоследствии ходили слухи, якобы будущий гэкачепист
Язов специально обрушил на столицу эту лавину полуобезумевших от страха людей, чтобы спровоцировать в столице какие-то волнения и
беспорядки. Беженцы - действительно, взрывная смесь. Это ярко продемонстрировали кровавые душанбинские события в феврале 90-го,
детонатором которых стал приезд в Душанбе нескольких семей бакинских беженцев, якобы посягавших занять квартиры местных.
Москва тогда устояла. Поджечь какое бы то ни было недовольство в столице приездом незваных гостей не удалось. Наоборот - среди
москвичей поднялось волнение совсем другого свойства - горячее сочувствие к невинным жертвам. Какими же отзывчивыми, свободными от
националистической заразы мы были еще в начале 90-х. Тогда и в голову никому не могло прийти, что несколько лет спустя этих же жертв
бакинских погромов начнут называть <лицами кавказской национальности> и ненавидеть в основном за то, что они - армяне.
Зимой 1990-го у Армянского постпредства выстраивалась очередь москвичей с сумками - люди спешили одеть, согреть, накормить
изгнанников. Как и многие мои друзья и знакомые, я тоже пришла в постпредство с двумя сумками. Не подозревая, что этот приход
определит всю мою последующую жизнь.
:На мраморном полу в коридорах и холлах бывшего лазаревского особняка, где помещалось постпредство, подстелив под себя лохмотья,
лежали раненые старики, молодые мужчины и женщины. Особенно запомнилась молчаливая красавица Анжела. Ее шея, грудь, руки были
испещрены пятнами мелких ожогов. Соседка шепотом рассказала мне, что несколько погромщиков насиловали Анжелу и гасили сигареты на ее
теле.
Мои увесистые сумки в считанные минуты растерзали люди с интеллигентными лицами. Стоящий у окна с газетой в руках старик смущенно
извинялся: <Простите их. Они ведь потеряли все. Понимаете: абсолютно все...>
Вернувшись в свою уютную квартиру с окнами на Кремль, я не могла забыть их лица. Их глаза, как пылающие угли, не отпускали, снились
по ночам. Я будто получила ожог совести.

Сначала было слово...

Не зная, в чем лично виновата, чувствовала я настоятельную потребность как-то избыть эту мучительную вину.
Чем может журналист помочь обездоленным людям? Наша главная <гуманитарная помощь> - работа пером. И, конечно, я поспешила написать
статью в мою <Литгазету> (помню, та первая заметка называлась <Не милости ради> - государство, не сумевшее защитить от погромов
своих граждан, обязано не из сострадания, а по прямому долгу позаботиться о них). Через неделю опубликовала вторую статью, потом -
третью.
Ничего не менялось. У беженцев в постпредстве началась эпидемия дизентерии, завелись вши. Раненых и больных забирали в больницы, а
потом выписывали. Снова на тот же мраморный пол.
Москва тем временем оперативно рассылала пострадавших по разным регионам России. Около 12 тысяч были щедро расселены в московских
гостиницах и общежитиях, в подмосковных пансионатах и пионерлагерях. Ну, а этим тремстам запоздавших, которых угораздило
самостоятельно прибежать в Армянское постпредство, места не находилось.
Армянское постпредство всего-то в десяти минутах ходьбы от Старой площади, от ЦК КПСС. И как же наши правители могут терпеть такой
позор, такую язву у себя под боком? - возмущались мы. В постпредство косяком шли телевизионщики, иностранные журналисты... Нет, ни
статьи, ни телепередачи не могли никого устыдить, не могли ничего изменить.
Нужно напомнить: начало 90-х было временем упоения гласностью. Но уже тогда (и на примере бакинских беженцев это стало особенно
очевидно) на нашу свободу слова верхи стали отвечать... <свободой> слуха. Для советских журналистов, привыкших к <действенности
печатного слова>, это было непривычно, нестерпимо. В застойные времена пробиваться с критикой на страницы газет было, конечно,
трудно, но когда это все-таки удавалось, можно было рассчитывать, что будут <приняты меры>. А тут - полная глухота...
В общем, скоро я убедилась, что статьи беженцам не помогают. Но забыть об этой трагедии уже не могла. И молчать о том, что
происходит, тоже не могла. И тогда возникла потребность что-то конкретное для этих страдальцев сделать. Хотя бы для того, чтобы
потом иметь моральное право о них писать. Так возникла идея создать общественную организацию.
В марте 1990-го мы, десять граждан, зарегистрировали комитет <Гражданское содействие> - первую в России общественную организацию,
помогающую беженцам.
Этот комитет успешно работает до сих пор, там уже другие сотрудники, другой офис. Но целых семь лет <Гражданское содействие>
пользовалось гостеприимством <Литературной газеты> и в памяти многих тысяч беженцев <Литературка> осталась, как нам часто говорили и
пишут до сих пор, <самым светлым местом на Земле - здесь чувствуешь себя уважаемым человеком...>
Сегодня в том же здании <Литгазеты> работают две другие общественные организации - Координационный совет помощи беженцам и
вынужденным переселенцам и Форум переселенческих организаций. За прошедшие 15 лет мне, <зациклившемуся> журналисту, удалось написать
и опубликовать в разных российских и зарубежных газетах около 400 статей в защиту беженцев. Не могу похвалиться тем, чтобы по
какой-то из этих публикаций немедленно <принимались меры>. Но много раз доводилось слышать, что эти статьи морально поддерживали
беженцев и переселенцев, помогали им находить друг друга и создавать общественные организации. Координационный совет, а впоследствии
и Форум смогли родиться отчасти потому, что <сначала было слово>.
И это есть доказательство жизненной необходимости правозащитной журналистики (как же горько, что она сегодня у самих журналистов <не
в моде>). Нам, пишущим <не модные> статьи, надо, очевидно, смириться с тем, что <верхи> не хотят нас слышать. Зато ведь отзываются
же <низы>.

Как рождалась миграционная служба

Федеральная миграционная служба (ФМС) родилась в России в 1992 году благодаря активному лоббированию демократических депутатов и
переселенческих лидеров. Семь лет ФМС возглавляла Татьяна Михайловна Регент.
Помню, как появилась Регент на миграционном поле. Возникла, можно сказать, ниоткуда. Уже два года шла борьба за права беженцев, уже
состоялись десятки совещаний и круглых столов по миграции, участники которых успели хорошо узнать друг друга. Регент там никто ни
разу не видел.
И вот семинар на подмосковном озере Сенеж. Проводил его депутат первого российского парламента Михаил Арутюнов. Обсуждались проекты
будущих законов о беженцах и о вынужденных переселенцах. Присутствовали представители общественных и переселенческих организаций, а
также сотрудники научных институтов. Регент была среди них, может быть, самой незаметной. И было немного удивительно, когда второй
день семинара Арутюнов поручил вести именно ей. Но Татьяна Михайловна уверенно приняла <бразды>, и под ее руководством были приняты
<правильные>, обтекаемые тексты рекомендаций.
Почему именно Регент поручили создавать миграционную службу России? Ведь была она скромным завлабом академического Института проблем
занятости. Миграцией специально никогда не занималась. Потом мы узнали, что директором этого института был Шохин, ставший в то время
вице-премьером России.
Шохин, судя по всему, ценил свою подчиненную за сильный характер. Но в проблеме миграции руководитель новорожденной ФМС не смыслила
ничего. И потому-то она, человек практичный, поначалу привечала переселенческих лидеров. Большинство мигрантов первой волны были
одержимы мечтой воссоздать в России потерянный ими образ жизни путем строительства компактных поселений. Виделись тогда эти
поселения эдакими небольшими <городками солнца>. Вспоминали, что настоящая типичная Америка - вовсе не небоскребы, а микрогородки с
уютными коттеджами. Одноэтажная Америка. <А Россия чем хуже? Мы хотим возвращаться в Россию не иждивенцами. Обустроим свои семьи, а
потом поможем возрождению всей России>.
Слово <возрождение> было в то время в большом ходу. Даже Борис Ельцин числился президентом Фонда социального развития России
<Возрождение>, а Руцкой и там был вице-президентом. Сейчас этого слова как-то не слышно.

Патриотическое желание переселенцев поднимать Россию вполне совпадало с интересами государства, привыкшего нещадно эксплуатировать
энтузиазм своих граждан. В общем, идея строительства компактных поселений силами самих переселенцев показалась очень прогрессивной и
стала доминирующей при составлении первой федеральной миграционной программы. Там словосочетание <компактные поселения> встречалось
на каждой второй странице. Перекочевала идея и во вторую программу. Только в конце правления Регент миграционная служба признала,
что такое строительство в условиях России неэффективно. Обвинили, конечно, самих переселенцев. Неумехи, мол, закапывают бюджетные
средства в землю, и все им дай, дай и дай. И только тут вспомнились предостережения экспертов, говоривших, что строить с нуля новые
поселки в то время, как в стране все рушится, затея рискованная, к тому же изоляция переселенцев от местных жителей чревата
конфликтами.
В последние годы Регент, перессорившись с большинством лидеров переселенческих товариществ, перестала выделять им деньги. И десятки
больших и малых компактных поселений (поразительное дело - в ФМС никто толком не знает, сколько их на самом деле) так и застыли на
уровне фундаментов, а большинство переселенцев-строителей разъехались куда глаза глядят, и только самые беспомощные остались жить на
<своей> земле в истлевающих вагончиках и сараях.
Мне лично известны, кроме знаменитой переселенческой общины <ХОКО> в Борисоглебске Воронежской области, еще десятка два поселков,
где хоть что-то построено. Остальные - кладбища надежд. Что ж, случилась, как поется, ошибка. Государство слегка заблудилось. И
жертвы тут неизбежны. Пусть, мол, расплачиваются, раз сами энтузиазмом горели. В первый, что ли, раз? А заброшенный БАМ? А непонятно
для кого поднятая целина:
Между прочим, с того же БАМа в нашу организацию прибегают такие же несчастные, потерявшие все мигранты, как из Таджикистана или
Киргизии. И все новые беглецы опять же мечтают обустраиваться: компактно.
Впрочем, так ли уж безнадежна затея компактного обустройства собственными силами? Если бы кто-то озаботился сначала обучить тех
отважных директоров новоявленных ТОО и ООО хоть элементарным азам менеджмента. Если бы землю им выделяли не в лесах и болотах, а на
окраинах городов. Там, где уже есть инфраструктура и можно поблизости найти работу (нельзя забывать, что большинство вынужденных
мигрантов - горожане, жители южных столиц). Эх, если б было у нас государство, умеющее хоть немного думать о людях:
Помню, сидим мы с переселенческим лидером Галиной Николаевной Белгородской в кабинете Силаева, тогдашнего премьера России, и она,
только что приехавшая из Таджикистана (там начиналась война и русские готовы были бежать куда угодно), вдохновенно рассказывает, что
в Калужской области им выделили хорошие земли и что они готовы хоть завтра, засучив рукава, начинать строительство: Она привезла
поименные списки добровольцев и проект поселка. <Так что вам требуется?> - сочувственно спрашивает большой начальник. И все, что
нужно, обещает дать. Нет, это мне не приснилось. Белгородской обещали выделить столько-то бульдозеров, столько-то подъемных кранов.
Даже количество горюче-смазочных материалов было оговорено в том высоком кабинете.
А потом начались такие многолетние хождения по мукам, что врагу не пожелаешь. Но как бы то ни было, а факт остается фактом: при
рождении миграционной службы переселенческие общины оказывали существенное влияние на миграционную политику.

Зачем нужен Форум

Как птицы, перелетающие в другие края, сбиваются в стаи, так и наши соотечественники, вынужденные срываться с корня и переезжать в
Россию, стали еще в республиках создавать свои общины.
Первыми толчки землетрясения, разрушившего впоследствии Советский Союз, почувствовали русскоязычные в Таджикистане. Во время
кровопролитных душанбинских событий в феврале 1990-го, когда одурманенные анашой националисты кричали на митингах: <Русские! Не
уезжайте! Нам нужны рабы!> - в разных районах Душанбе стихийно возникли отряды самообороны. На основе этих отрядов самообороны
возникло впоследствии 20-тысячное общество <Миграция>, во главе которого стала уже упомянутая выше отважная женщина, депутат
Душанбинского городского совета Галина Белгородская.
Она горячо убеждала высоких чиновников: <Помогите заблаговременно возвратиться на Родину. Не доводите нас до беспомощного состояния
беженцев>. Эта установка: <Мы не хотим возвращаться иждивенцами...> - скоро стала лейтмотивом многих коллективных посланий,
приходивших в Москву из разных республик.
<Литературная газета>, бывшая в ту пору весьма популярным изданием с шестимиллионным тиражом, опубликовала письмо четырех семей из
Узбекистана, которые хотели взять землю в России и строить своими силами поселение в <глубинке>. Пришли в ответ сотни откликов от
потенциальных мигрантов, не знавших о существовании друг друга, но живших, оказывается, одной и той же мечтой. На страницах <ЛГ> в
рубрике <Дети России> (она просуществовала более двух лет) мы опубликовали две анкеты. Одна - для тех, кто хочет переехать, другая -
для тех, кто хочет переселенцев принять.
Наша анкета помогла тысячам единомышленников найти друг друга. Например, в Алма-Ате кандидат математических наук Олимпиада Игнатенко
собрала более четырех тысяч заявлений от желающих переехать. Собирала этих добровольцев сначала у себя в доме, потом на стадионе. А
когда их стали преследовать - собирались тайно на кладбище. И явилась Олимпиада с кипами этих анкет в Москву на конференцию,
организованную нашим комитетом <Гражданское содействие>.
На конференции присутствовал представитель администрации Липецкой области, гостеприимно пригласивший алмаатинцев к себе. Группа
мигрантов во главе с Олимпиадой Игнатенко продали (за гроши, конечно) свои комфортабельные квартиры, оставили престижные работы,
погрузили в контейнеры самое необходимое (в основном книги) и - бросились в холодные объятья России. Свою общину они назвали <Зов>.
Думали: Родина-мать позвала...
Место им выделили в самом отдаленном Чаплыгинском районе вблизи села Ломовое, дали заросшую бурьяном, более полувека не паханную
землю. Превозмогая недоброжелательство районной администрации и настороженную отчужденность соседней деревни, бывшие жители
республиканской столицы выживали буквально как Робинзоны на острове. Им, горожанам, требовалось стать одновременно и строителями, и
сельхозработниками.

:Мы вернулись, Россия,
вернулись домой
из далекого царского
ссыльного юга...

Эти стихи Олимпиады, положенные на музыку, стали впоследствии гимном Форума переселенческих организаций. Конгрессы Форума начинаются
теперь с исполнения своего гимна. Это бывают волнующие минуты. Выходит с микрофоном на сцену переселенка из Душанбе Людмила
Бабушкина (<наша форумская Зыкина>), зал встает и все поют: <...Повстречаешь ли ты нас, Россия, любя? Кем ты станешь нам - матерью,
мачехой, другом? Или будешь казнить нас за веру в тебя...>
Горько признать: Россия до сих пор не оценила привалившего ей богатства. Энтузиазм первой волны миграции, когда ехали самые
энергичные, одержимые любовью к России, был фактически... посыпан дустом. По многим причинам. Но главная в том, что с самого начала
у руководства страны не было политической воли принимать мигрантов.
Россия безуспешно ищет объединяющую национальную идею, а она - вот, валяется под ногами. Солженицын выразил ее двумя словами:
<сбережение народа>. Принять гонимых соотечественников, проявив воспетую нашими классиками самоотверженность и широту русской души
(<русский мужик последнюю рубашку с себя снимет - другому отдаст>), значило бы, во-первых, укрепить дух нации. Не говоря уж о том,
что принять мигрантов стране, где нарастает демогра фический кризис, просто выгодно. <Благосостояние Америки создали беженцы, -
говорил мне в интервью еще в 90-м посол США в России г-н Мэтлок. - Америка принимала и будет принимать беженцев. Беженцы - всегда
прилив новой энергии в общество. Беженцы - это просто выгодно для страны>.
Форум родился в апреле 1996-го, когда в Парламентском центре в Москве собрался учредительный съезд переселенческого движения. Всего
78 лидеров. Согласно анкетированию, проведенному Центром Карнеги в 1998 году, в пору рассвета переселенческого движения, в состав
Форума переселенческих организаций входили уже 287 организаций, созданных мигрантами в 53 регионах России. Они объединяли около 200
тысяч активных мигрантов. <...Объединение усилий переселенческих организаций ради обмена опытом выживания и более эффективной защиты
прав вынужденных мигрантов>, - так сформулировал свою миссию Форум.
Конечно, не могут, увы, мигрантские организации помочь таким же, как они, бездомным мигрантам обрести крышу над головой. Нет у них
средств на обустройство, сами перебиваются на грантах, а в большинстве случаев работают на чистом энтузиазме, весьма редко
встречаемом в наше прагматичное время. Но зато тут - особая мораль. Тут судьбой <приказано выжить>, а вместе выживать, конечно же,
легче.

Хотя организации, входящие в Форум, имели очень разные <весовые категории> (были, конечно, и такие, что дышали на ладан), но
причастность к большому родственному сообществу вселяла в каждую из этих организаций надежду, что ей не дадут пропасть в одиночку.
Слабые пытались перенимать опыт сильных, а порой получали от них прямую непосредственную помощь.
Обмен опытом выживания происходил на семинарах и конференциях, которые проводил Исполком Форума при финансовой поддержке Управления
верховного комиссара ООН по делам беженцев, Европейской комиссии (программа ), ЮНЕСКО, фондов Сороса, Евразия, программы
<Матра> и других зарубежных спонсоров. Благодаря этой помощи у многих переселенческих организаций появились оргтехника и доступ к
Интернету. Более сорока организаций установили постоянный обмен информацией по электронной почте. У Форума была своя группа
конфликтологов (создана по программе <Дорога свободы> Швейцарского посольства). Эта группа работала в режиме <скорой помощи>,
выезжая по заявкам наших организаций в регионы.
Из числа лидеров Форума по программе были обучены шесть квалифицированных тренеров. Они проводили углубленное
консультирование начинающих по таким жизненно важным проблемам, как сотрудничество с властями, менеджмент, поиск средств. Это были
уникальные тренеры. Они не просто обладали теоретическими знаниями, как сотни других тренеров, но передавали во время консультаций и
свой конкретный опыт.
Форум, будучи сетью самого общего назначения, получал широкие возможности для создания на базе своих организаций других, более
специализированных сетей. Большие надежды возлагались на кадровые агентства по трудоустройству мигрантов. Например, уральская
<Репатриация> под руководством Виктора Сидлецкого уже много лет перевозит из Казахстана специалистов, заранее подыскивая им работу и
дешевое жилье. Опыт показал, что работодатели охотно берут переселенцев. Заверения мигрантов первой волны о том, что едут в Россию
не иждивенцы, а в основном трудолюбивые, квалифицированные и, как правило, не пьющие работники, подтверждаются опытом.
На базе трех южных организаций Форума (Краснодар, Ставрополь, Махачкала) были созданы корпункты Информационного агентства
<Миграция>. Поскольку денег на обустройство мигрантов у нашего государства нет и вряд ли они скоро появятся, создание с помощью СМИ
благоприятного общественного климата в отношении мигрантов может стать для них спасением. Жизнь показывает, что сочувствие и доброе
слово порой помогают даже эффективней, чем деньги.
В апреле 2001 года Форуму исполнилось пять лет. Свой первый юбилей (для общественной организации это солидный возраст) Форум отмечал
торжественно. Впервые за все годы приветствие переселенцам прислал Президент России. Поздравить Форум пришли известные московские
артисты. Кульминацией праздника стало подписание прямо на сцене соглашений о сотрудничестве Форума с двумя министерствами. Министру
по делам федерации, национальной и миграционной политики РФ А. В. Блохину и министру труда и социального развития А. П. Починку
пришлось не раз покраснеть и поежиться под градом неприятных вопросов переселенцев. На сцене, как обычно на мероприятиях Форума,
висел плакат: <Мигранты - не обуза, а благо для России>. Показалось нам тогда, что российские власти начинают, наконец, понимать,
что именно мигранты могут уберечь Россию от вымирания. Многое, очень многое в судьбе миллионов российских переселенцев могло бы
разительно измениться, если бы миграционная политика была направлена на прием, а не на отталкивание. <Не можете всерьез помочь, хотя
бы не мешайте!> - давно просят возвращающиеся переселенцы. Но - увы:

Жертвы административного восторга

Президент Ельцин во время своей первой предвыборной кампании не скупился на обещания: <Россия примет всех, кто хочет вернуться, -
места хватит всем:> И добавлял: вон сколько рук требуется сельскому хозяйству. Затыкать дыры в погибающих колхозах и совхозах
высококлассными специалистами городских профессий было, конечно, преступно. Но от безысходности (ради обретения хоть какой-нибудь
крыши над головой) многие переселенцы ринулись в <глубинку>. И никто, конечно, не знает, сколько из них <интегрировалось> там в
нищету, в повальное пьянство. И никто не считал, сколько накинули петлю на шею.
Президент Ельцин позвал соотечественников и потом о них напрочь забыл. Президент Путин, наоборот, постоянно держит проблему миграции
под прицелом. Но когда сопоставляешь его слова о мигрантах и конкретные действия, кажется, что наш президент страдает раздвоением
личности. Или, может быть, у России два президента и оба - Путины?
Наступление на миграцию началось с того, что была вдруг ликвидирована тщательно разработанная Федеральная миграционная программа.
(По иронии судьбы это произошло 20 июня 2001 года, когда впервые в России отмечался международный день беженца.)
Столь же внезапно была ликвидирована впоследствии и Федеральная миграционная служба, а на ее руинах было создано Министерство по
делам федерации, национальной и миграционной политики.
Татьяну Регент, казавшуюся бессменной, <свергли> сами переселенцы: на втором конгрессе Форума переселенческих организаций
(происходил он, кстати сказать, в конференц-зале Администрации Президента) была принята резолюция с просьбой к правительству снять
Регент <за грубое нарушение прав и унижение человеческого достоинства вынужденных мигрантов>. Это обращение вскоре поддержала и
Госдума.
Как у нас водится, все <хотели как лучше...> Но потом началась такая чехарда в миграционных структурах, что впору пожалеть о Регент.
Нет, пожалуй, в России более невезучего ведомства, чем ФМС. В последние годы ее трясет как при мощном землетрясении. Если бы
какой-то злоумышленник задался целью специально разрушить тщательно создававшуюся сеть миграционной службы, он вряд ли достиг бы
такого сокрушительного успеха, какой случился сам собой в результате всех этих спонтанных реорганизаций и кадровых перетасовок.
С февраля 1999 года (после ухода Регент) ведомство сменило уже пять руководителей. Каждый приводил <своих> людей и норовил все
начать <с нуля>. Конечно, среди трех с половиной тысяч прежних миграционных чиновников (87 региональных миграционных служб было
создано в стране) встречались и бездушные, и взяточники, и воры. Но по своему многолетнему опыту работы в миграции я точно знаю, что
подавляющее большинство этих проклинаемых переселенцами чиновников были честными трудягами и искренне хотели помочь своим
подопечным. Хотели, да не могли. Из-за скудного финансирования и несовершенства законодательства. В последнее время очень многие из
них - специалисты редкой профессии (миграция - дело для нашей страны новое) - вынуждены были уволиться.
Внимание к общественным организациям, возникшее в связи с проведением в Женеве Международной конференции по проблемам миграции на
постсоветском пространстве (1996), продержалось недолго. В 2000 году была ликвидирована первая Правительственная комиссия по
миграционной политике, создания которой многие годы добивались депутаты и общественные организации. Ликвидировали комиссию тихо,
как-то по-воровски. Ее членам даже не объявили, что комиссии уже нет. Примерно такая же скоропостижная кончина постигла впоследствии
и вторую Правительственную ко миссию по миграционной политике, которая была создана по требованию Всероссийского чрезвычайного
съезда в защиту мигрантов. Она проработала всего полтора года.
Ну, а первая комиссия вообще собиралась всего один-единственный раз.

Поручили волку овец пасти

И вот 16 октября 2001 года случилось то, чего, казалось бы, не может быть просто потому, что не может быть никогда: мигрантов (с
потрохами!) передали на откуп милиции.
В программе Савика Шустера <Свобода слова>, выступая в роли <главного героя>, я заявила тогда, что произошло досадное недоразумение
и нужно посочувствовать самой милиции. Большинство участников телепередачи эту мысль, к сожалению, не поняли. Мое сочувствие милиции
тест-группа признала: самым неудачным высказыванием. Это - яркое свидетельство того, как <любит> народ милицию.

Слухи о том, что Минфедерации должны вот-вот расформировать, ходили давно. Многие считают, что последней каплей стал Конгресс
соотечественников. Президенту якобы не понравилось, как Минфедерации организовало Конгресс. Раз в десять лет случается такое
событие. А Минфедерации якобы даже стенографическую запись не сумело обеспечить - все вдохновенные речи растворились в воздухе.
Попытки правозащитных и переселенческих организаций предостеречь руководство страны от новой роковой ошибки в отношении миграции
закончились крахом. Нас демонстративно не хотели слышать. Оставалась последняя надежда - Гражданский форум, созываемый по инициативе
президента в нояб ре 2001 года. Во время опросов в процессе подготовки к встрече в Кремле переселенческое движение, надо заметить,
неизменно признавалось наиболее эффективным среди других направлений общественной деятельности.
На заседание в Кремль приехало 39 лидеров Форума переселенческих организаций. Приготовились, конечно, к бою. Однако воевать
оказалось не с кем. На нашей дискуссии и на двух круглых столах присутствовало от МВД по одному сотруднику, и оба они избегали
отвечать на вопросы, поскольку ничего, мол, толком пока неизвестно.
Ну, ладно, - думали мы, - дождемся <переговорной площадки> в самом министерстве. Тогдашний премьер Касьянов распорядился, чтобы все
министры активно участвовали в Гражданском форуме. И вот, наконец, мы идем в МВД выяснять судьбу мигрантов у самого министра. В
проходной нам вдруг объявляют, что переговоры будут вести те самые двое сотрудников, с которыми мы уже два дня <переговаривались>.
Мы развернулись и ушли.
В праздничной суете сияющего Кремлевского дворца наша потерпевшая крушение группа <переговорщиков> выглядела воплощением беженского
несчастья. Но за несколько минут до пленарного заседания меня каким-то образом отыскал (в пятитысячном зале!) тот сотрудник, с
которым только что мы отказались <переговариваться>. Подвел к седому человеку с тонкими чертами лица. Оказалось, это Владимир
Абдуалиевич Васильев (он был тогда не депутатом, а заместителем министра МВД). Васильев извинился, что задержался в командировке, и
предложил встретиться хоть сегодня поздно вечером, хоть завтра - когда мы захотим. Мы решили, что лучше завтра.
Полночи в гостинице <Россия> лидеры переселенческих организаций обсуждали текст <Протокола о намерениях сотрудничества с МВД>. И вот
утром нас ввели в уютный зал коллегии Министерства. Васильев сразу признался, что еще не успел разобраться в сложнейшей проблеме
миграции и будет искренне рад использовать ценный опыт, накопленный общественными организациями.
Перед ним на столе лежал раскрытым наш <Вестник Форума>. Многие абзацы статей были подчеркнуты зеленым фломастером. Этот спецвыпуск
я вручила ему накануне в Кремлевском дворце. Значит, успел прочесть за ночь и не высказал ни слова обиды за резко критические
статьи. Только уточнил: не так уж рвалась милиция <рулить> миграцией. <Нам поручили эту тяжкую ношу, и мы приняли: Хотя понимаем,
что набрасываем себе удавку на шею и сами веревку намыливаем>.
Что ж, - подумали мы, - может ведь произойти чудо: милиция, на которую возложена теперь ответственность за судьбу исстрадавшихся
мигрантов, станет им не врагом, а защитником. И вдруг под этой тяжкой, но благородной ношей вся милиция обретет более гуманный
образ?

<Романтический период> закончился

Увы, очень скоро мы убедились, как наивны были наши мечты о дружбе с милицией. О том, что <романтический период> закончился, заявил
на своей первой пресс-конференции вновь назначенный начальник ФМС, генерал-полковник Андрей Черненко. Под <романтикой> он имел в
виду доброжелательное отношение государства к мигрантам и некоторое заигрывание того же государства с общественными, в том числе с
переселенческими, организациями. Но <романтика> кончилась не только в отношениях власти с мигрантами. Кончилась она и в жизни всего
российского общества. А мигранты, как всегда, находятся первыми с краю, поэтому на их судьбе похолодание отразилось наиболее
заметно.
Проблема миграции, переданная в ведение МВД, очень скоро зашла в такой тупик, что великое терпение российских переселенцев
исчерпалось. Последним толчком, заставившим Форум переселенческих организаций обратиться к другим правозащитным организациям России
с призывом помочь в проведении Всероссийского чрезвычайного съезда в защиту мигрантов, стали состоявшиеся 4 апреля 2002 года в
Госдуме парламентские слушания <Миграция в России: проблемы и противоречия>. Начались слушания с доклада человека, фактически
определяющего всю миграционную политику государства. Он, заместитель руководителя Администрации Президента В.П. Иванов, выступил с
докладом, вызвавшим множество недоуменных вопросов, и сразу же покинул парламентские слушания. Вместе с ним торопливо ушел и новый
руководитель ФМС МВД генерал-полковник А. Г. Черненко. Может быть, это была всего лишь случайность, но выглядел уход демонстрацией:
председательствующий объявил первое выступление от общественных организаций, и тут оба начальника встали и ушли.
Что же делать, если нас совсем не хотят слышать? Оставался один выход - срочно созывать съезд. Хоть массовостью повлиять на
оглохшую, заблудившуюся власть.
Сразу было решено, что съезд ни в коем случае не должен стать <плачем Ярославны>. Мигранты давно убедились, что Москва слезам не
верит. В течение недели был создан оргкомитет съезда. Ни один из авторитетных правозащитников и ученых не отказался, когда ему
предложили работать в оргкомитете.
Всероссийский чрезвычайный съезд в защиту мигрантов состоялся 20-21 июня 2002 года в конференц-зале Совета Федерации. Его
инициатором был Форум переселенческих организаций. Соорганизаторами стали: Московская Хельсинкская группа (МХГ), Юридическая сеть
<Миграция и право> (<Мемориал>), Общероссийское общественное движение <За права человека>, Международная правозащитная ассамблея и
Комитет по делам национальностей Госдумы РФ. Финансовую поддержку съезду оказали Швейцарское и Нидерландское посольства, Институт
<Открытое общество> (фонд Сороса), Международная организация по миграции и две думских фракции - СПС и <Яблоко>.
На открытии присутствовало около пятисот человек. Двести пятьдесят лидеров переселенческих и правозащитных организаций приехали из
регионов, другая половина - москвичи. Открыла съезд председатель МХГ Л. М. Алексеева. Она же открывала в ноябре 2001 года
Гражданский форум, и тогда рядом с нею сидел президент Путин. Решения того кремлевского форума о тесном сотрудничестве общественных
организаций с властью постоянно вспоминались на мигрантском съезде. Как несбывшиеся мечты.
Поразительно, но делегаты, принесшие с собою в конференц-зал Совета Федерации накопившуюся боль и отчаяние со всей России, не
позволили себе выплескивать с трибуны какие бы то ни было жалобы. В основном требовали от властей задуматься о судьбе страны,
которая без мигрантов скатится к демографической катастрофе. Весьма единодушно и твердо высказались не только в защиту своих прав.
Наступление на права человека происходит, как известно, на разных фронтах, а мигранты - самая уязвимая часть общества, и потому на
их судьбе эта тенденция особенно очевидна.
Интересно, что на съезде никто из государственных деятелей не говорил, что приоритетом миграционной политики стала борьба с
нелегальной миграцией. Более того, начальник ФМС А.Г Черненко поддержал требование съезда немедленно легализовать наших
законопослушных соотечественников, которые годами ходят в <нелегалах> по вине чиновников и несовершенного законодательства.
Любопытный эпизод: в конце первого дня поднялся на трибуну гость - директор текстильной фабрики из Владимирской области, приехавший
звать к себе переселенцев. То, что он, новый человек, услышал на съезде, повергло его в шок: <Ничего не могу понять. Если все
говорят, что они "за" мигрантов, так кто же "против"? Что вообще происходит в нашем государстве?!>
Несколько лидеров переселенческих организаций выступили с жестким требованием пригласить на съезд президента РФ. В. В. Путин
неоднократно заявлял, что переселенцы необходимы России. Почему же теперь они стали совсем не нужны? Горячие головы думали было даже
устроить акцию гражданского неповиновения - перекрыть движение на Новом Арбате. До тех пор, пока на съезд не придет президент...

Путин к нам, конечно, не пришел, но зато В. П. Иванов, не собиравшийся, судя по всему, посещать съезд, видимо, испугался угрозы
перекрыть Арбат - приехал и более часа выслушивал переселенцев и правозащитников. Ему было задано около 20 вопросов. Ни одного
вразумительного ответа по существу не последовало. Участники съезда, пораженные некомпетентностью высокого должностного лица,
сумели, однако, сохранить выдержку. Всплесков эмоций не было. Измученные творящимся беспределом люди старались корректно и терпеливо
объяснить вершителю своих судеб, что поворот миграционной политики против мигрантов губителен для России... Наверное, это был первый
прецедент прямого общения В. П. Иванова с <народом>. Выглядел Виктор Петрович весьма растерянным.
Съезд принял жесткую резолюцию об отстранении Иванова от <совершенствования> миграционного законодательства.
Виктор Иванов благополучно продолжает ведать миграцией. К числу его <усовершенствований> принадлежат и скандально известные законы
<О гражданстве РФ> и <О правовом положении иностранных граждан в РФ> (против их введения в действие и выступал Чрезвычайный съезд),
которые вроде бы были призваны упорядочить миграционную ситуацию, а вместо этого погрузили ее в полный хаос. В стране появилось
около пяти миллионов новых искусственных <нелегалов>.
Корень зла, породившего неисчислимое множество человеческих трагедий, в том, что эти законы, введенные в действие скоропостижно,
предательски, превратили всех наших бывших соотечественников (в том числе 25 миллионов русских) в таких же чужаков-иностранцев, как,
например, беженцы из далекой Африки.
Новые законы установили настолько сложную, будто нарочно запутанную процедуру легализации, что получить регистрацию, а тем более
российское гражданство честным путем стало практически невозможно. Зато купить - пожалуйста.
Переселение в Россию на ПМЖ практически прекратилось. Зато бегство прочь из России увеличилось настолько, что в 2003 году наша
страна заняла первое место в мире по количеству граждан, обратившихся с прошением об убежище. Даже Ирак мы обогнали. Это данные УВКБ
ООН.
Война мигрантам объявлялась, как известно, под антитеррористическими лозунгами (милиция в каждом приезжем видит потенциального
преступника), вроде бы ради защиты национальной безопасности страны, а результат получился прямо противоположный: именно прекращение
миграции становится настоящей угрозой национальной безопасности России.
Давно известно (и Путин это не раз повторял), что мигранты могут спасти Россию от надвигающейся демографической катастрофы. Наше
население сокращается на миллион человек в год. Между тем Россия, как известно, самая большая по территории страна в мире.
Богатейшие земли Сибири и Дальнего Востока, где сосредоточено 60 процентов наших богатств, стремительно обезлюдевают, а рядом -
задыхающийся от перенаселенности Китай.
Неужели не понятно, что при нынешней антимиграционной политике Россия рискует стать второстепенной европейской страной по эту
сторону Уральского хребта? А ведь могла бы Россия <при разумной миграционной политике стать Америкой XXI века>, как утверждает не
склонный к пафосу Егор Гайдар.
Исследование Международной организации по миграции (МОМ) дает уточнение: 28 процентов нелегальных мигрантов (это около полутора
миллионов человек, из которых миллион двести тысяч живут в России более трех лет) настроены остаться в нашей стране навсегда и
получить российское гражданство; семь процентов, действительно, используют Россию <как проходной двор> для транзита в другие страны;
оставшиеся 65 процентов (т. е. более трех миллионов) - временные трудовые мигранты. Еще раз подчеркну: в основном - это наши
вчерашние соотечественники.
* * *
<Лучший способ борьбы с нелегальной миграцией - это легализация!> - к такому выводу единодушно пришли участники круглого стола,
состоявшегося осенью 2004-го в Федеральной миграционной службе по инициативе Форума переселенческих организаций. Произошло, в
общем-то, не рядовое событие: правозащитников впервые впустили под крышу <неприступной Бастилии>, как называют теперь переселенцы
Федеральную миграционную службу. Правозащитники и силовики, как ни странно, совсем не ссорились, более того - решили создать при
Экспертном совете уполномоченного по правам человека в РФ рабочую группу по продвижению <иммиграционной амнистии>.
Амнистии для нелегалов проводились в США, Италии, Бельгии, Греции, Польше. Недавно о своем намерении провести очередную
иммиграционную амнистию, под которую могут попасть аж восемь миллионов мигрантов, объявил президент Буш.
Обычно амнистии проводятся потому, что государство осознает, что традиционными методами справиться с огромным множеством скопившихся
нелегалов невозможно. Амнистия - не просто акт милосердия. Прежде всего, это прагматичное решение государства, нуждающегося в
рабочих руках и желающего получать налоги в казну.
Иммиграционную амнистию в России нужно было, конечно, проводить еще перед принятием тех двух репрессивных законов. Как того требовал
Всероссийский чрезвычайный съезд в защиту мигрантов. Нас тогда не услышали.
Может быть, теперь, когда демографический кризис буквально на глазах превращается в демографическую катастрофу, власти все-таки
опомнятся? Поймут наконец, что мигранты - не обуза, а благо для России?

---

От	Георгий
К	Георгий (23.01.2005 19:30:52)
Дата	23.01.2005 19:54:46

Страна стариков? Единственное спасение - миграция (*+)

---

Страна стариков?

Виктор Переведенцев


Нынешнюю демографическую ситуацию в России обычно определяют как демографический кризис. Едва ли это удачно. Ибо этот <кризис>, как
хорошо знают специалисты-демографы, продолжается уже 40 лет, и конца ему не видно.
Для далекого от демографической науки большинства российский демографический кризис - это естественная убыль населения (т. е.
перевес числа смертей над числом рождений), начавшаяся в 1992 году и продолжающаяся до сих пор. Начало кризиса для демографов -
переход от расширенного воспроизводства населения к суженному, т. е. такому положению, когда рождающихся детей становится
недостаточно для полного количественного замещения родительского поколения. В России это произошло в 1964 году. Естественный прирост
при этом еще продолжался за счет того, что население было в целом сравнительно молодо - в его составе было мало пожилых и старых
людей, среди которых смертность особенно высока. Но население быстро старело.
Нынешний кризис обычно считают следствием низкого уровня жизни, неудачных реформ, массового обнищания, т. е. следствием нынешней
современной социально-экономической ситуации. По этой логике демографический кризис должен закончиться с экономическим подъемом
страны, с повышением благосостояния народных масс.
Если бы так! Столь же низкие, как в России, показатели воспроизводства населения имеют и такие экономически вполне благополучные
страны, как Германия, Испания, Италия, Япония.
Демографическое настоящее страны в громадной степени определяется ее прошлым, особенно - демографическим, а будущее - настоящим.
Специалисты видят демографические глубины, то прошлое, которым порождено нынешнее бедственное демографическое положение. Приведу
слова Председателя Госкомстата России В. Д. Соколина из доклада Правительству PФ об итогах Всероссийской переписи населения 2002
года: <Естественная убыль населения России обусловлена режимом воспроизводства населения, который сложился к 60-м годам>.
Для понимания причин нынешнего кризиса нужно посмотреть на демографическую историю.

От <взрыва> до суженного воспроизводства

Для досоветской России были характерны очень высокие рождаемость и смертность и высокий естественный прирост населения.
Воспроизводство населения было сильно расширенным, население быстро росло и оставалось очень молодым (т. е. с большой долей детей и
малой - стариков). Дальнейшая эволюция демографических показателей России видна из табл. 1, где цифры относятся к годам всеобщих
переписей населения.
Из таблицы видно, что самый высокий естественный прирост населения в России был в 20-е годы (23,4 человека на 1 000 жителей), когда
чистый коэффицент воспроизводства достигал 1,8, т. е. рождающиеся дети, достигнув возраста своих родителей, были бы (при неизменных
повозрастных коэффициентах смертности) примерно на 80 процентов многочисленнее родительского поколения.
Этот важнейший демографический показатель в 1926-1927 годах был много выше, чем в конце XIX века и в конце 30-х годов прошлого, хотя
коэффициент суммарной рождаемости - число детей, которых родит средняя женщина при условии сохранения повозрастной рождаемости, -
был ниже, чем в конце XIX века.
Этот демографический взлет произошел в результате того, что смертность снизилась много больше, чем рождаемость. Такую ситуацию
позднее стали называть <демографическим взрывом>.
Этот <взрыв> был прекращен коллективизацией сельского хозяйства и последующим за ней голодом.
Руководство СССР, обеспокоенное падением рождаемости, приняло постановление о запрете абортов (1936), отмененное только в 1955 году.
Поэтому в конце 30-х годов рождаемость вновь была высокой.
Многолюдное поколение, рожденное в 20-е годы (<дети нэпа>), сыграло выдающуюся роль в Великой Отечественной войне и произвело
относительно многолюдное поколение 50-х годов.
Несмотря на большие потери в Великой Отечественной войне, вызвавшие громадные половые диспропорции, в 50-е годы ежегодно рождалось
около 2,8 миллиона детей. Правда, рождаемость заметно падала, несмотря на постепенную нормализацию половых пропорций в молодых
бракоспособных возрастах. Но одновременно резко упала смертность: главной причиной было массовое применение новых в то время
лекарствантибиотиков. Естественный прирост населения оставался высоким, воспроизводство - расширенным, демографическая ситуация в
целом - вполне благополучной.
Положение стремительно изменилось в 60-е годы. Если в 1960 году в России родилось 2,8 миллиона детей, то в 1968 - всего 1,8
миллиона[1].
Далекие от научной демографии люди обычно объясняют этот <обвал> очень просто и внешне убедительно - как <эхо войны>. Во время войны
и сразу после нее рождаемость была низкой, теперь дети тех лет сами становились родителями. Мало молодых потенциальных родителей -
мало и детей. Доля правды, и даже большая, в таком объяснении есть. Однако проведенные детальные исследования показали, что общее
падение числа рождений лишь на 40 процентов объясняется этой причиной. Остальные 60 процентов - результат снижения реальной
рождаемости, т. е. уменьшения числа детей в средней семье у средней женщины. Если в конце 50-х годов чистый коэффициент
воспроизводства населения в России был равен 1,19, то в 1965-1966-м - всего 0,989[2]. Всего за семь лет он упал на 0,20.
Воспроизводство населения России из заметно расширенного стало суженным (детей недостаточно для количественного замещения
родительского поколения).
Рождаемость - процесс многофакторный. Объяснить ее снижение какой-либо одной причиной невозможно. Однако можно выделить главные
факторы и причины. Несомненно, что одним из главных факторов перехода России от расширенного к суженному воспроизводству населения
была миграция, перемещение сельских жителей в города.
За 12 лет между Всесоюзными переписями населения 1926 и 1939 годов городское население России более чем удвоилось. Подавляющее
большинство этого громадного прироста дало село. Это означает, что горожане России предвоенного времени были в основном выходцами из
села. Они перенесли в город свои сельские демографические установки, в том числе - настрой на многодетность, и поскольку недавние
сельские жители составляли большинство, эти установки были относительно устойчивыми. В 50-е годы подросли дети этих горожан первого
поколения, рожденные и воспитанные уже в городе, - горожане второго поколения. Их доля среди потенциальных молодых родителей сильно
поднялась. И именно они теперь определяли новую модель поведения в рождаемости. А средние различия между городским и сельским
уровнем рождаемости в начале 60-х годов составляли более одного ребенка на женщину: в городе преобладала двухдетная, в селе -
трехдетная семья[3]. Уже в начале 60-х годов городское население России далеко себя не воспроизводило, в то время как в селе
сохранялось еще сильно расширенное воспроизводство (чистый коэффициент воспроизводства населения, соответственно, 0,88 и 1,42).
Именно село обеспечивало России относительное демографическое благополучие. Однако доля сельских жителей во всем населении страны
быстро падала. Кроме того, село тоже в некоторых смыслах урбанизировалось, в частности - перенимало городские образцы
демографического поведения. Носителями городских установок были как собственно горожане, планомерно направляемые из городов в село
(производственная интеллигенция, учителя, врачи), так и мигранты, возвращающиеся обратно из села в город. Сельское население
постепенно сближалось с городским и по демографическому поведению, в частности по числу рожденных средней женщиной детей.
Все эти тенденции не были, к сожалению, учтены в официальном демографическом прогнозе Госплана и ЦСУ СССР после Всесоюзной переписи
населения 1959 года. По этому прогнозу население СССР в 1980 году должно было составить 280 миллионов человек. На самом деле
оказалось на 13,4 миллиона меньше. Прогнозисты не сумели предусмотреть снижение рождаемости 60-х годов и переход к суженному
воспроизводству населения.

Последние 40 лет

Этот период четко делится на три части:
- с середины 60-х годов до начала 80-х, когда продолжалось быстрое снижение рождаемости в городе и селе, активная чистая миграция из
села в город, но естественный прирост населения продолжался;
- 80-е годы, когда рождаемость сильно повысилась, страна на несколько лет вернулась к простому воспроизводству населения;
- 90-е годы и начало нового века, когда произошел следующий резкий спад рождаемости и началась быстрая естественная убыль населения
страны.

Ошибочные официальные прогнозы развития населения России привели к тому, что никаких мер поддержания рождаемости в 60-е годы принято
не было. Население страны продолжало расти, хотя и значительно медленнее, чем раньше. Это население было еще относительно молодо, т.
е. в его составе было мало пожилых и старых людей. Низкие общие коэффициенты смертности (на 1 000 жителей) позволяли иметь небольшой
прирост даже при очень низкой рождаемости, не обеспечивающей простого воспроизводства населения (равновеликости родительского и
детского поколений).
К началу 80-х годов, с опозданием на 20 лет, серьезность демографической ситуации была осознана руководством страны. В марте 1981
года было издано постановление, направленное на повышение рождаемости и улучшение воспитания подрастающего поколения. По нему, в
частности, были установлены: частичная оплата длительных отпусков по уходу за ребенком после родов, выплаты единовременных пособий в
связи с рождением ребенка и некоторые другие меры. Это вызвало значительный, хотя и кратковременный подъем числа рождений (с 2,2
миллиона в 1981 году до 2,5 миллиона - в 1983-м) и общего коэффициента рождаемости (с 16,0 до 17,5 на 1000 жителей)[4].
Еще сильнее подействовало на демографическую ситуацию начало перестройки. В 1987 году в России родились 2 миллиона 500 тысяч детей -
больше, чем в любом другом году после 1961-го[5] (хотя к тому времени в возраст наивысшей повозрастной рождаемости вступило
малолюдное поколение, рожденное в 60-е годы).
Одновременно заметно снизилась смертность - в связи с антиалкогольной кампанией. На три года (1986-1988) воспроизводство населения
России стало слегка расширенным.
А дальше начался спуск, вначале медленный, затем - стремительный. С 1993 года началась естественная убыль населения России. В
последние пять лет она составляет в среднем более 900 тысяч человек в год. В 1999 году число рождений составило всего 1 миллион 215
тысяч, а смертей - 2 миллиона 144 тысячи.
По данным Госкомстата России, за 14 лет между переписями населения естественная убыль населения России составила 7,4 миллиона
человек.
При этом миграция компенсировала 5,6 миллиона, так что население России в октябре 2002 года оказалось всего на 1,8 миллиона человек
меньше, чем в январе 1989 года[6]. Миграция населения стала важнейшим средством поддержания численности россиян.
Демографические процессы второй половины прошлого века, на которые сильно повлияла война 1941-1945 годов, привели к быстрому
старению населения страны. Оно было очень молодым в 1939 году и очень старым - в 2002-м. Процесс старения населения России хорошо
виден из табл. 2.
С 1939 по 2002 год доля (до 15 лет) в населении детей уменьшилась более чем вдвое, а доля пожилых и стариков (60 и более лет)
возросла в 2,8 раза. Доля старшей возрастной группы впервые стала больше, чем младшей. За два года после последней Всероссийской
переписи населения доля детской группы еще заметно снизилась и будет снижаться дальше. Каковы возможные варианты дальнейшего
развития такого населения? Может ли оно расти? Какими темпами оно может уменьшаться? Какой может быть роль миграции в дальнейшей
демографической эволюции России?

Предвидимое будущее

В последние годы было много прогнозов демографического будущего России - отечественных, зарубежных, ООНовских. Все они крайне
мрачны. У профессионалов-демографов нет никаких сомнений в том, что в обозримом будущем у России будет непрерывная естественная
убыль населения, что абсолютные ее размеры скоро начнут возрастать, что население России будет быстро стареть. Конкретные прогнозные
цифры у разных авторов, естественно, различаются. Однако у подавляющего большинства наиболее вероятная численность населения России
в середине нашего века - в <вилке> от 80 до 100 миллионов человек (при 145,2 миллиона реального населения 2002 года). Результаты
одного из лучших, на мой взгляд, прогнозов я дальше приведу. Но прежде я хочу представить принципиальную схему того, что неизбежно
произойдет.

Три составные части прогноза - рождаемость, смертность и миграция.

Числа ежегодных рождений определяются уровнем рождаемости и числом потенциальных родителей. Во второй половине прошлого века
произошли два скачка: в 60-е годы Россия перешла к двухдетной, в среднем, семье, в 90-х - к преимущественно однодетной. Некоторое
повышение средней <детности> возможно. Некоторые авторы считают, что суммарный коэффициент рождаемости (т. е. число рождаемых
женщиной за всю жизнь детей) может подняться с нынешнего 1,3 до 1,7. Но и при этом условии детское поколение будет много меньше
родительского. Для равенства этих двух поколений нужен коэффициент 2,15. Но если даже - допустим невероятное - рождаемость в России
поднимется до уровня простого воспроизводства, численность населения будет неизбежно падать, поскольку крайне малочисленны будущие
потенциальные молодые родители. Подавляющее большинство детей родится у женщин в возрасте от 20 до 35 лет. Через 20 лет после
переписи 2002 года в этих возрастах будут те, кому при переписи было до 15 лет. Их на целую треть меньше, чем в соседней с ними
старшей пятнадцатилетней группе.
Число смертей неизбежно повысится из-за быстрого старения населения, в частности - из-за перехода в разряд пожилых, а затем -
стариков, многолюдного поколения, рожденного в первые 15 послевоенных лет.
Есть, разумеется, резервы сокращения смертности. В годы перестройки средняя продолжительность жизни в России превысила 70 лет, а в
последние годы она ниже 65 лет[7]. При этом она у мужчин на тринадцать с половиной лет меньше, чем у женщин. Ничего близкого нет
нигде в мире. Эта разница резко сократилась в годы борьбы со злоупотреблением алкоголем в годы перестройки. Повышение средней
продолжительности жизни возможно. Но старение населения перевесит - смертей станет больше.
Сейчас Россия по уровню смертности находится среди развивающихся стран, а по уровню рождаемости - среди наиболее развитых, как и
Россия - вымирающих.
По всем этим причинам естественная убыль числа россиян неизбежна, хотя при разной государственной демографической политике возможны
варианты - естественная убыль может быть более или менее быстрой.
Остается единственный источник сохранения относительного демографического благополучия - миграция, большой чистый миграционный
приток населения в Россию из-за ее пределов.
Россия долго была важным миграционным донором для большинства бывших союзных республик. Поэтому за ее пределами в границах бывшего
СССР к 1989 году оказались (по переписи) более 25 миллионов русских и несколько миллионов других этнических россиян (народов
Поволжья и Урала и др.). С середины 70-х годов миграция из союзных республик в Россию стала преобладать над выездом из России. Между
переписями населения 1979 и 1989 годов чистый миграционный прирост населения России составил 1,8 миллиона человек.
Распад Советского Союза и связанные с этим общеизвестные события резко увеличили чистый приток в Россию (за счет уменьшения выезда
из России). Наибольшим он был в 1994 году, когда население России за счет бывших союзных республик выросло на 915 тысяч человек, а
за счет старого, <дальнего> зарубежья уменьшилось на 69 тысяч[8]. Однако начало первой чеченской войны резко снизило чистый приток
населения в Россию из нового зарубежья и сильно повысило отток в зарубежье дальнее, старое. Следующее особенно сильное снижение
чистого притока в Россию из ближнего зарубежья и повышение оттока в зарубежье дальнее про изошло в 1999 году, после дефолта августа
1998-го. Вообще миграция очень быстро, точно, чутко откликается на любые значимые для людей события. В последние годы произошли
сильные изменения в государственной миграционной политике. В частности, были приняты два ярко антимиграционных закона: <О
гражданстве РФ> и <О положении иностранцев в РФ>. Чистый приток населения в Россию практически сошел на нет. В 2003 году он составил
всего 35 тысяч человек.
Государственная миграционная политика России объективно направлена против притока в нее мигрантов. Она выродилась в жалкую <войну с
нелегалами> - временными мигрантами, приезжающими в Россию на заработки, <отходниками>, как их когда-то называли.
Проблема заключается в уровне профессионализма тех, кто готовит и принимает решения в области миграционной политики. За это отвечает
Администрация Президента РФ, а конкретно - В. П. Иванов, возглавляющий Межведомственную рабочую группу по совершенствованию
миграционного законодательства.
В 2002 году в Москве прошел Всероссийский чрезвычайный съезд в защиту мигрантов. После выступления на нем В. П. Иванова и его
ответов на вопросы участников съезда (полтысячи мигрантов, научных работников, юристов, правозащитников) съезд единогласно принял
<Открытое обращение... к Президенту РФ В. В. Путину> с просьбой освободить В. П. Иванова от этой непосильной для него должности, по
той причине, что он <продемонстрировал абсолютную некомпетентность в порученной ему области>[9]. Нынешняя государственная
миграционная политика России (в части международной миграции) абсурдна - прямо противоположна интересам демографического развития
быстро вымирающей страны.
Эффективно воздействовать на миграцию много проще, чем на рождаемость и смертность. Без массового привлечения мигрантов население
России неизбежно будет быстро уменьшаться и стареть. Один из наиболее вероятных вариантов демографического будущего России
прогнозируют трое выдающихся современных российских демографа: А. И. Антонов, В. М. Медков и В. Н. Архангельский в книге
<Демографические процессы в России XXI века> (М., 2002). Приведу выдержку из итоговой таблицы численности населения России до
середины нашего века (см. табл. 3).

Я привел здесь три - средний и крайние - из пяти вариантов, приводимых авторами, и дал им собственные названия. Средний вариант
прогноза считается самым вероятным. На начало 2051 года по нему предполагается в России 93,2 миллиона человек населения, которое
будет не просто старым, а дряхлым. Страшен даже оптимистический вариант, возможный при условии роста рождаемости до уровня простого
воспроизводства населения.
Население мира продолжает между тем довольно-таки быстро расти. Доля России в этом населении быстро падает. К середине века она
будет составлять около одного процента.
Много слышу я в последнее время речей о будущем величии и процветании России. Не знаю, может ли быть процветающей страна с быстро
уменьшающимся и очень старым населением. Но уверен, что положение страны с растущим и молодым населением много предпочтительнее.
Крайне запущенная, грозящая катастрофой демографическая проблема требует конкретных действий. Прежде всего - коренного изменения
государственной миграционной политики России, привлечения в Россию миллионов иностранцев и помощи им в первоначальном обустройстве,
интеграции в российский социум, во всесторонней адаптации к новым для мигрантов условиям жизни.



[1] Демографический ежегодник России. 2002: Стат. сб. / Редколл.: В. Л. Соколин и др. М.: Госкомстат России, 2002. С. 55.

[2] Там же. C. 16.

[3] Там же. C. 94.

[4] Демографический ежегодник России. 2002. С. 55.

[5] Население СССР. 1987: Стат. сб. М.: Финансы и статистика, 1988. С. 112.

[6] Доклад Госкомстата России <Об итогах Всероссийской переписи 2002 года> на заседании Правительства Российской Федерации 12
февраля 2004 года.

[7] Россия в цифрах. 2004: Краткий статистический сборник / Председ. ред. колл. В. Л. Соколин. М.: АНО ИИЦ <Статистика России>,
2004. С. 72.

[8] Демографический ежегодник России. 2002. С. 315.

[9] Всероссийский чрезвычайный съезд в защиту мигрантов 20-21 июня 2002 г. (стенограммы и др. материалы). М., 2002. С. 272-273.

---

От	Георгий
К	Георгий (23.01.2005 19:30:52)
Дата	23.01.2005 19:53:29

<Русские не понимают США, а США не понимают русских>. Археорецензия (*+)

---

http://www.strana-oz.ru/?numid=19&article=919

<Русские не понимают США, а США не понимают русских>.


Михаил Денисенко
Оксана Хараева


Jerome Davis. The Russian Immigrant. New York: The Macmillan Company, 1922. 219 pp.

Начало XX века в истории Соединенных Штатов отмечено самым мощным притоком иммигрантов: за 1901-1920 годы их прибыло более 14,5
миллиона. В отличие от более раннего исторического периода большинство в <новой иммиграции> составляли выходцы из Восточной и Южной
Европы, которые разительно отличались от янки языком и традициями, низким уровнем образования и достатка. Как сегодня в развитых
странах мира, так и сто лет назад непохожие на остальных жителей иммигранты вызывали чувство враждебности. Многие в США полагали,
что наплыв иммигрантов ведет к снижению заработной платы и росту безработицы, угрожает общественному порядку и сложившимся
традициям. Распространение в Европе радикальных революционных движений в начале века, а затем Первая мировая война усилили в США
стремление отгородиться от европейской смуты[1] и активизировали <антииностранные> движения под лозунгом <Америка - для
американцев!>[2].
Повышенный общественный интерес к иммиграции стимулировал проведение научных исследований, многие из которых не утратили научной
ценности до наших дней. К числу таких работ принадлежит и книга американского социолога Джерома Дэвиса - первый крупный труд,
посвященный исключительно иммигрантам из России[3]. В 1969 году вышло в свет второе издание книги[4]. Однако в России она
практически неизвестна.
В отечественной историографии принято говорить о трех волнах собственно русской иммиграции в Америку. Первая из этих волн возникла
примерно в 1920 году. Тогда многие <белоэмигранты>, не дождавшись победы над большевизмом в России, решили покинуть свое прежнее
убежище в разоренной Первой мировой войной Европе и связать свою жизнь с США. Дореволюционный иммиграционный поток из России по
своему этническому составу был не русским. Так, из 1,6 миллиона человек, приехавших в Америку из Российской империи в 1899-1910
годы, евреи составляли 43,8 процента, поляки - 27 процентов, а русские только 4,4 процента (среди остальных преобладали немцы,
литовцы, финны). В соответствии с этнографической традицией того времени и особенностями статистического учета в США в число
<русских> попали все великорусы, а также малорусы и белорусы - уроженцы Российской империи, которые во время опросов и в переписях
населения назвали себя и свой родной язык русскими. Таких в ходе проведения переписи населения США в 1910 году оказалось всего около
46 тысяч человек[5]. Затем приток русских в Америку усилился, а их численность в стране увеличилась[6]. По данным иммиграционной
службы, за 1910-1920 годы их прибыло около 160 тысяч человек. Ошибки в исчислении русскоязычного населения в переписи 1920 года
породили разночтения в оценках общей численности русских (включая родившихся на территории США) к этому времени. Цифры варьировались
от более вероятных 300 тысяч до менее вероятных 700 тысяч.
Русских среди <новых иммигрантов> в США было заметно меньше, чем поляков, евреев и итальянцев. Но именно русские оказались в центре
внимания Дж. Дэвиса, который главную цель своего исследования видел в том, чтобы выяснить, какие факторы определяли их положение в
Америке, особенно после революции 1917 года. Прежде всего его интересовало, почему многие русские иммигранты разочаровались в
Америке. Дэвис исходил из вполне новаторского в то время предположения, согласно которому, зная особенности менталитета иностранцев
и характер действующих на них социальных сил, можно предсказать их отношение к стране иммиграции. Кроме того, крайне современным
представляется его тезис о том, что изучение отношения к иммигрантам - путь к изучению самой американской цивилизации, а характер
обращения американцев с иностранцами - важный критерий соответствия социальных институтов демократическим принципам.
Для ответа на поставленные вопросы автор изучил расселение и сферы занятости русских, их быт, организацию образования и деятельность
церкви, русскоязычную прессу и общественные организации, взаимоотношения между русскими и американцами, а также описал (в
приложении, названном <Социальные последствия самодержавия>) особенности национального характера русских и их жизни в России.
Даже на фоне современных работ по адаптации и интеграции иммигрантов исследование Дж. Дэвиса выделяется разнообразием использованных
источников информации. Он опирался на материалы переписей населения США, данные иммиграционной статистики, результаты исследований
социальноэкономического положения русских иммигрантов, проведенные правительственными и неправительственными организациями,
отдельными исследователями. При этом особый интерес вызывают результаты опросов, проведенных самим автором, который владел русским
языком и почти два с половиной года проработал в разных местах революционной России. В ходе работы над монографией Дж. Дэвис посетил
наиболее многочисленные русские общины в штатах Нью-Йорк, Пенсильвания, Иллинойс, Нью-Джерси, Огайо, Коннектикут, Массачусетс,
Северная Дакота, Мичиган, Калифорния, Миннесота и Вашингтон, где встречался с русскими рабочими и фермерами, редакторами газет,
священниками, представителями политических и неполитических объединений русских иммигрантов и даже с русскими заключенными. Он
ознакомился также с оценками американских экспертов (представителей иммиграционных властей, Христианского союза молодых людей[7],
Комитетов по вопросам американизации и пр.) - тех, кто в силу профессиональных обязанностей поддерживал контакты с иммигрантами.
Несомненный интерес представляет созданный автором социальный портрет русских в Америке. Дореволюционная русская иммиграция в США
состояла из трех неравных по численности групп: политических, религиозных и экономических иммигрантов. Большую часть - 95
процентов - составляли крестьяне, которые надеялись заработать в Америке денег и вернуться в Россию. Поэтому среди русских
иммигрантов преобладали одинокие мужчины (72 процента).
Русские, стремясь как можно быстрее найти работу, направлялись в основном в быстро развивающиеся промышленные центры, где
существовал спрос на рабочую силу. Неграмотные и не владеющие английским языком, русские, как и большинство выходцев из Южной и
Восточной Европы, могли зарабатывать только тяжелым физическим трудом. Большинство из них становилось шахтерами, металлургами,
забойщиками скота. Условия работы были крайне тяжелыми: продолжительный (порядка 12 часов) рабочий день, грязь и духота. Бывшим
крестьянам было непросто в короткий срок приспособиться к вы сокому темпу изнуряющего монотонного труда в текстильной промышленности
и на конвейерах заводов Форда. Они часто получали производственные травмы. Занимая нижние ступени в кадровой иерархии, они постоянно
сталкивались с пренебрежительным отношением к себе со стороны мастеров и менеджеров и жили в постоянном страхе увольнения. После
большевистской революции положение русских рабочих еще больше осложнилось. Многие потеряли работу и не смогли найти новую, поскольку
работодатели в каждом русском видели <большевика>.
Подавляющее большинство русских рабочих снимало дешевые квартиры без удобств. Один врач в интервью автору отметил, что <американцы
предлагают русским жилье, в котором не поселили бы своих свиней. Они считают, что русские живут плохо, но не хуже, чем в России>.
Питались русские иммигранты скудно, а заболев, как правило, не обращались за медицинской помощью в бесплатные амбулатории, так как
не знали об их существовании или же плохо говорили по-английски.
Единственным утешением русских рабочих, как считает автор, была зарплата. Согласно данным иммиграционной статистики США, лишь 5,3
процента русских, прибывших на территорию страны в 1910-1914 годы, имели больше 50 долларов. Но уже через некоторое время они
располагали фантастическими для рабочих в России деньгами. В 1909 году русские зарабатывали чуть более двух долларов в день -
меньше, чем в среднем по Америке, но в четыре раза больше, чем на родине. В течение Первой мировой войны уровень заработной платы
вырос более чем в 10 раз. К 1917 году средний русский рабочий откладывал порядка 20-25 долларов в месяц и отправлял домой за год 250
долларов.
Главным источником проблем, с которыми сталкивались русские и выходцы из стран Юго-Восточной Европы, была, по мнению Дж. Дэвиса, их
изолированность от американцев. Иммигрантов объединяло обостренное чувство солидарности чужаков в негостеприимной стране. Если в
городе не было русской колонии, то иммигранты селились вместе с русскоговорящими евреями. Незнание языка разделяло русских и
американцев на работе и в повседневной жизни. Нищенская зарплата не позволяла им жить по-американски, они отказывали себе во всем и
копили деньги. <Мы видим только салуны, тяжелую работу и отвратительное жилье>, - цитирует автор одного из рабочих.
Американцы, как правило, относились к русским с пренебрежением, не пытаясь вникнуть в их проблемы. Так, из 150 опрошенных автором
арестантов, подозреваемых в <большевизме>, лишь пять подтвердили, что за время пребывания в стране получали помощь от американцев (к
примеру, от учителей, домовладельцев или товарищей по работе); зато каждый мог припомнить случаи оскорблений. Впрочем, с подобным
отношением к себе сталкивались все иммигранты из стран <новой иммиграции>.
Не способствовала успешной аккультурации русских и деятельность социальных институтов, созданных иммигрантами. Наиболее влиятельные
политические организации (например, <Союз русских рабочих>) имели радикальный социалистический характер и занимались
антиамериканской пропагандой. Среди первых социалистических изданий в США видное место занимала газета <Новый мир>, издававшаяся на
русском языке в Нью-Йорке с 1916-го и запрещенная в 1920 году. В ее редакции работали два знаменитых политэмигранта - лидеры
большевиков Николай Бухарин и Лев Троцкий. Автор проанализировал содержание основных русских газет за одну неделю 1920 года[8]. На
их страницах не было ни одного положительного отзыва об американском правительстве и экономическом строе страны, но при этом во
многих статьях выражалось сочувствие большевизму.
Из множества профессиональных и благотворительных организаций лишь две - в Нью-Йорке и Чикаго - предлагали русским рабочим
образовательные программы с целью улучшения их экономического и социального положения. За редким исключением представители русской
иммиграции практически не участвовали в общественной жизни вне своей общины, получали недостаточную и часто искаженную информацию о
США и долго, если не до конца жизни, оставались чужаками в американском обществе.
Изолированность русских, по мнению автора, была также и результатом государственной политики США. Дж. Дэвис приводит в работе
многочисленные свидетельства, показывающие, что развернутая в годы Первой мировой войны кампания по <американизации> не принесла
русским иммигрантам ощутимой пользы. Особенно тяжелым положение русских стало тогда, когда в правительственных кругах заговорили о
<красной опасности>, а в выходцах из Российской империи многие американцы стали видеть большевистских агентов. Некоторые русские
из-за боязни репрессий изменили свои имена и выдавали себя за поляков, чехов и др. Однако это не спасало их от преследований. В
1919-1920 годах прошла целая волна арестов русских иммигрантов, подозреваемых в политическом радикализме и большевизме. Только в
Нью-Йорке было арестовано более пяти тысяч <красных>. Поскольку подозревали в первую очередь русских, 90 процентов арестованных
депортировали в Советскую Россию, хотя многие из них русскими не являлись и даже никогда не жили в России.
Приведенные автором факты объясняют, почему большинство русских иммигрантов не любили и не понимали Америку. <Нет сердца в
американской жизни>, <Каждый думает только о себе>, <Америка - рай для богатых и ад - для иностранных рабочих>, <Если бы американцы
жили в таких условиях, как мы, они бы давно сами стали большевиками>, <Жизнь учит нас видеть в американцах эксплуататоров> - в таком
духе большинство русских отзывалось о Соединенных Штатах в интервью автору книги. Суть восприятия Америки русскими была выражена в
газете <Русский голос>: <Мы не можем сказать, что мы не любим Америку. Мы не любим насилие и обман, которые существуют в Америке.
Нам не нравится: когда в лицо русским и другим европейским труженикам, которые помогают создавать богатство страны, бросают
оскорбительные слова "убирайтесь вон">.
После окончания Первой мировой войны многие русские со своими сбережениями вернулись в Россию. Это были люди, разочаровавшиеся в
<американской жизни> и прельщенные иллюзиями, посеянными большевистской революцией[9]. Депортации <большевиков> и отъезд
<разочарованных> русских, по Дэвису, должны были иметь одно серьезное последствие: вернувшись на родину, бывшие русские американцы
будут способствовать распространению ненависти и предубеждения против США как нации <эгоистичных капиталистов>. Он также сожалеет о
том, что Америка потеряла много полезных работников, поскольку среди репатриантов было много таких, которые стали в Америке
квалифицированными рабочими.
Впрочем, автор приводит и примеры успешной адаптации иммигрантов. Согласно его исследованиям, в основной массе негативное отношение
к Америке выражали те русские, кто до иммиграции жил в городах; хотя среди них были такие, кто успешно интегрировался в американское
общество, во многом благодаря быстрому овладению английским языком. В сельских районах страны обосновалась меньшая часть русских
иммигрантов (преимущественно это были общины молокан, штундистов, духоборов и др.). Попытки освоить фермерство не всегда были
успешными, однако со временем многие стали зажиточными земледельцами и обзавелись собственными домами. Некоторые поселения
разрослись и превратились в небольшие городки, как, например, колония штундистов <Киев> в Северной Дакоте. Русские фермеры, в
отличие от рабочих, владели собственностью, были лучше обеспечены, могли свободно выражать свои религиозные взгляды и были в целом
лояльны к США.
Эффективным институтом социальной адаптации иммигрантов в США, как показывает автор, были муниципальные школы. Дети иммигрантов,
учившиеся в американских школах, как правило, знали английский лучше, чем свой родной язык, с неприязнью относились к привычкам и
укладу жизни своих родителей и ощущали себя в большей степени американцами, чем русскими. Второе поколение русских иммигрантов в
отличие от первого уже не хотело выполнять тяжелую работу и мало интересовалось политическими событиями в далекой России.
Дж. Дэвис не ставил перед собой задачи выработать политику интеграции иммигрантов, однако сделал ряд интересных рекомендаций. В
первую очередь, считал он, для успешной интеграции иммигрантов в американское общество необходимо было разрушать языковой барьер.
Для успеха этого дела следовало добиться участия в нем работодателей путем законодательного запрещения найма иностранных рабочих, не
владеющих английским языком, на те предприятия, где не организованы классы для его изучения.
Дэвис также считал необходимым создание информационных бюро для оказания помощи иностранцам в наиболее важных центрах их расселения.
<Работники бюро должны владеть языками наиболее многочисленных этнических общин города. Среди прочего, информационное бюро должно
предоставлять сведения о возможностях получения социальной, юридической или медицинской помощи, а также выявлять факты нарушения
законности в отношении иммигрантов> (с. 192).
Помимо этого, данная служба должна содействовать распространению материалов о жизни в США через прессу, издаваемую на иностранных
языках, и информировать американское общество о жизни и культуре иммигрантов. Прежде чем начинать <американизацию>, заключает Дж.
Дэвис, следует изучить культуру и быт иммигрантов. У американцев было смутное представление о других народах, и они находились в
плену навязанных им этнических стереотипов. В подтверждение этой мысли Дж. Дэвис цитирует одно русское издание: <Американцы в каждом
итальянце видят мафиози, в каждом немце - поклонника Кайзера, а в каждом русском - большевика>. Многие американцы думали, что
Россия - страна евреев и поляков, поскольку они составляли большинство среди иммигрантов из Российской империи.
В целом американское общество осознавало серьезность проблемы интеграции иммигрантов, составлявших 14 процентов от общей численности
населения страны. Президент США Теодор Рузвельт в 1915 году говорил, что страна не может позволить себе продолжать использовать труд
сотен тысяч иммигрантов, пока они остаются социальными изгоями. Для того чтобы иммигранты активно интегрировались в экономическую и
культурную жизнь американского общества, необходимо преодолеть предубеждения обеих сторон. <Научное решение этой проблемы сегодня
избавит Америку от социальных потерь и возможных кризисов в будущем>, - заключает автор (с. 196). И этот тезис Дэвиса звучит
применительно к современной России как никогда актуально.



[1] Этому способствовало убийство в 1901 году президента США Уильяма Маккинли анархистом с явно небританской фамилией Чолгош.

[2] Требования по ограничению иммиграции нашли выражение в Законах 1903 года (запрет на въезд анархистам и людям, допускающим
насильственное свержение Правительства США),1917-го (запрет на въезд в страну неграмотным в возрасте старше 16 лет, ограничения на
въезд из Китая, Японии и Кореи) и 1921-го (введение иммиграционных квот).

[3] Следует отметить, что в США был опубликован целый ряд статей о русских, которые упоминаются в библиографии книги. Приведем
названия некоторых из них: Felter W., Russian in the United States, Missionary Review of the World, 1915, Vol. 38; Henry J.R., Do
Russians Make Good American Citizens?, World Outlook, 1920, Vol. 6 Parker E.H., Russian in Business, Chamber's Journal, 1915,
February.

[4] Jerome Davis, The Russian Immigrant. New York: Arno Press, 1969. Second edition.

[5] В эту группу попало, по-видимому, помимо русских, украинцев и белорусов, небольшое число российских евреев, чьим родным языком
был русский. Таковых в России, по данным переписи 1897 года, было совсем немного.

[6] Как отмечает автор, царское правительство искусственно ограничивало эмиграцию русских в США. Переселение на постоянное место
жительства в другие страны разрешалось только отдельным этническим группам (евреи, немцы, поляки и некоторые другие). После первой
русской революции 1905-1907 годов процедура эмиграции была существенно облегчена.

[7] YMCA - Young Men's Christian Association.

[8] Ежедневный тираж русских газет в 1920 году составлял примерно 75 тысяч экземпляров. Самыми известными из них были <Русский
голос>, <Новое русское слово>, <Американские известия>, <Свободная Россия>.

[9] В целом судьба дореволюционной иммиграции сложилась следующим образом. Всего выехало из США в Россию в 1910-1920 годы около 80
тысяч человек, в основном - после окончания Первой мировой войны. Большинство иммигрантов осталось в США и преодолело трудности
адаптации. Многие из них вступили в брак с представителями других народов. Их дети быстро ассимилировались. Из-за различий в
социальном происхождении иммигранты дореволюционной эпохи и <первой волны> мало взаимодействовали друг с другом. См.: Magocsi P. R.
The Russian Americans. N. Y., 1996.

---

От	Георгий
К	Георгий (23.01.2005 19:30:52)
Дата	23.01.2005 19:42:11

Неприязнь к мигрантам как форма самозащиты (*+)

---

http://www.strana-oz.ru/?numid=19&article=921

Неприязнь к мигрантам как форма самозащиты


Анастасия Леонова


Проблему отношения к миграции можно рассматривать не только в контексте межрегиональных и межнациональных отношений, но и как
самостоятельный показатель социально-экономического напряжения, прямо связанный с восприятием обобщенного <другого>, раскрывающий
отношение к социальной иерархии, мобильности и т. п. Восприятие чужого, человека извне, позволяет реконструировать представления
некоей общности о себе, о своих качествах, происхождении, перспективах дальнейшего развития, обозначить точки наибольшей
конфликтности и неопределенности в отношениях.
Многолетние исследования трансформации российского социума, опирающиеся на данные об общественном мнении, свидетельствуют о
характерной консервации его структуры, ослаблении восходящей, да и горизонтальной социальной мобильности, разочаровании в
прогрессивном потенциале реформ, снижении ожиданий и, как следствие, понижающем типе адаптации, характерном для значительной доли
населения современной России[1]. На фоне тревожной подавленности растет стремление к стабильности, к поискам твердой основы если не
будущего развития, то хотя бы сиюминутного существования. При этом взгляды все чаще обращаются назад: потерянное ощущение великой
общности, смысла и перспектив общественного развития многие склонны искать в советском прошлом, периоде <развитого социализма>[2].
Этот утраченный золотой век наделяется теми свойствами, которых так не хватает современности, - экономической стабильностью,
устойчивой и <справедливой> общественной структурой, развитой системой социального обеспечения, отсутствием значительного
неравенства, а следовательно и конкуренции, разобщенности, гордым чувством принадлежности к великой державе, которую во всем мире
уважают и боятся. Воссозданный таким образом характер идеального общества дает представление о типе ценностных дефицитов в
социально-экономической и политической сфере и о действии компенсаторных механизмов, актуальных для сознания многих граждан
современной России.
Важнейшей чертой идеализированного общественного устройства в подобных представлениях безусловно является социальная справедливость.
Острое ощущение ее отсутствия, выражающееся в резком расслоении общества и бедности большинства населения, активизирует чувства
обиды и раздражения. Негативный опыт адаптации (или не столь позитивный, как хотелось в начале ре форм) привел многих к
отрицательной оценке и перемен, наступивших после 1985 года, и достижений тех, кто преуспел в этот период, и самих принципов
достижительности. Успех для большинства ассоциируется с нелегитимностью, несправедливостью. Тот, кто добивается успеха (реального
или воображаемого) или хотя бы стремится к нему, воспринимается как незаконный конкурент. Чувство ущемленности подсказывает многим
простое решение: чтобы защитить скудные ресурсы, которые могли бы улучшить их благосостояние, необходимо сократить круг тех, кто
вправе на эти ресурсы претендовать.
Объявленная во второй половине 90-х годов всенародная кампания по поиску национальной идеи провалилась. Зато вполне успешно
утверждается идея националистическая, редуцирующая основы национальной идентичности к этническому признаку. Одна из основных причин
формирования именно этнической идеи нации кроется в отсутствии иных сколько-нибудь значимых символических характеристик или
объединительных оснований гражданского характера[3], которые могли бы скрепить разобщенное и дезорганизованное большинство
населения[4].
Характерно, что не только две трети русских респондентов выбирают этнический вариант самоидентификации, но и четверть тех, кто
относит себя к другому этносу, предпочитают называться русскими, а не гражданами России. <Русская> самоидентификация отражает
ценностно-иерархическую нагруженность этого этнонима, выходящую за рамки его нормальной функции - фиксации принадлежности к этносу.
Молодые несколько чаще ощущают себя гражданами, а старшие - русскими, хотя во всех возрастных группах этническая составляющая
самоидентификации превалирует, составляя в среднем по выборке около двух третей опрошенных.
Молодежь других национальностей, напротив, прибегает к гражданской самоидентификации реже, чем более старшие представители того же
этноса. Принадлежа к социально активной возрастной группе, молодые (чаще мужчины) испытывают более сильное ассимиляционное давление
и чаще идентифицируют себя с русскими, - в противном случае они признаются чужими, враждебными, наделяются негативными проекциями
качеств, присвоенных <русскости>. Фактически такая самоидентификация продиктована характером формирующейся российской национальной
идентичности, которая опирается на этническую (русскую) основу.
Приверженность к гражданской самоидентификации более характерна для образованных респондентов, причем наиболее отчетливо эту
приверженность демонстрируют те, кто по характеру своей деятельности общается с большим количеством людей или вовлечен в современные
модели взаимодействия. Приверженность к этнической идентичности отчетливо выражена среди занятых неквалифицированным трудом;
впрочем, в этой группе наиболее велика доля тех, кто вообще не осмысляет ситуацию в таких терминах.
Респонденты, приверженные к гражданской самоидентификации, чаще подчеркивают отсутствие принципиальных и иерархических различий
между народами, критичнее относятся к качествам самих русских и более склонны призна вать ответственность народа за переживаемые им
проблемы, реже ссылаются на вину нерусских и необходимость предоставления титульной нации особых прав в России.
[5] [6]

Стоит заметить, что гражданская самоидентификация отнюдь не означает свободы от шовинистических предрассудков, но лишь смягчает их
проявления. Так, представление о <засилье кавказцев> разделяет подавляющее большинство обеих групп. Незначительны и различия между
этими группами по отношению к идеям <борьбы с нерусскими> и изгнания их из русских городов. А по вопросу о праве русских на
исключительное положение в сравнении с другими народами мнения распределились примерно одинаково.
Оценочное отношение к этничности и соответствующие представления о привилегированном положении русских могут порождать конфликт при
соприкосновении с представителями других национальностей, в поведении которых субъект не замечает признания своего превосходства[7].
Характерно, что наиболее распространенные причины неприязни к мигрантам не до конца рационализированы: <Они ведут себя агрессивно и
нагло, они опас ны, я их боюсь>, <Они везде, их слишком много> и т. п. Это ксенофобские реакции в словарном значении слова: они
обусловлены страхом перед чужим, неизвестным. Таким фобиям, как правило, не сопутствуют сложные представления о характере
социального взаимодействия, причинах и последствиях миграции, о конкуренции на рынке труда или культурной экспансии; они не
дифференцируют приезжих по происхождению, этничности, целям их приезда. Подобная неприязнь поддерживается наиболее архаичными,
рутинными страхами, которые внушены всем, что выходит за рамки повседневного опыта, и вызывают простейшую реакцию: стремление
уклониться от дальнейших контактов с неизвестным, обеспечить для себя культурно однородную, предсказуемую среду обитания.

Негативное отношение к мигрантам объясняют традиционным недоверием к сфере торговли и предпринимательства, убежденностью, что
приезжие <выживают коренное население с насиженных мест> и <живут лучше коренного населения>, а также боязнью трудовой конкуренции.
В последнем объяснении, однако, следует видеть скорее риторическую фигуру, нежели указание на реальную проблему.
Весьма характерным в <антимигрантском> комплексе является мнение, что мигранты прокладывают себе путь взятками, а их правонарушения
остаются безнаказанными. Очевидно, что это мнение, как и другие подобные предрассудки, включает имплицитную оценку российского
(<русского>) общества и государственной правоохранительной структуры, неустойчивых по отношению к внешним <разлагающим>
воздействиям.
Негативное отношение к мигрантам и дискриминационная политика в их отношении часто оправдываются ссылками на то, что они не
представляют никакой экономической ценности для принимающей страны, а лишь стремятся <поживиться за счет коренного населения>, -
хотя очевидно, что вакансии, занятые мигрантами, нельзя назвать привлекательными.

Иерархическое восприятие этносов ведет к выстраиванию своеобразной шкалы социальной дистанции, характеризующей степень <чуждости>
той или иной этнической группы и, соответственно, готовность к взаимодействию с ней в том или ином качестве. Помимо культурно
близких, едва ли не тождественных русским украинцев и белорусов, а также мифических <западных> иностранцев, в зоне <приемлемости>,
если принять за ее границу значение индекса социальной дистанции 2,5 (см. рис. 1), оказываются лишь мусульмане Поволжья (татары,
башкиры и др.) и северные народы (якуты, чукчи и др.), традиционно входившие в состав России и ныне не вызывающие отторжения. Народы
же Кавказа и Закавказья (в частности, чеченцы) в восприятии опрошенных оказались даже более далекими, чем народы, никогда не жившие
в России и представляющие иные континенты. <Кавказцев>, наряду с традиционно враждебно воспринимаемыми цыганами, наименьшая доля
опрошенных готова принять даже в качестве жителей страны, не говоря уже о более тесных формах возможного взаимодействия.

Рисунок 1. Усредненный индекс социальной дистанции (2004 год, N=500)[8]

Рисунок 2. Индексы социальной дистанции по разным видам взаимодействия
Как видно из рис. 2, наиболее важными сферами взаимодействия являются семейные связи и соседские отношения, которые оказались даже
важнее рабочих (это косвенно свидетельствует о неактуальности такого мотива ксенофобии, как трудовая конкуренция).

Характерно, что респонденты считают приезжих, как правило, менее враждебными, чем себя, т. е. настороженность русских имеет
<опережающий> характер и превосходит воображаемую неприязненность чужаков. Два исключения из этого правила: отношение к <братским>
народам (славянам и молдаванам), а также к американцам и западноевропейцам, которые подозреваются в более прохладном отношении к
принимающей стороне. Такая неравномерность может указывать на бoльшую значимость этих связей, ожидание более теплого и справедливого
отношения, отсутствие которого воспринимается как нечто обидное.
Значительная доля мигрантов вытесняется за пределы пространства, признанного <своим>, уже в силу их этнического происхождения:
отторжению подвергаются не конкретные люди, а целые регионы, поскольку их население маркируется как внешнее, враждебное. В основе
неприязни к иноэтничным группам лежит <унитарное>, изоляционистское представление о России как о стране, где живут русские.

Лишь чуть более четверти опрошенных решительно отказываются видеть какую-либо угрозу безопасности России в многонациональном
характере российского государства и возможности приезда в Россию людей разных национальностей. Опасения в отношении нерусских
граждан России в подавляющем большинстве случаев основаны на представлениях об ином характере их положения в государственной и
гражданской структуре. Особенно ясно эти представления отразились в отношении к наиболее конфликтно воспринимаемой этнической
группе - чеченцам. Немалая часть жителей России в последние годы склонна думать, что граждане чеченской национальности не
заслуживают такого же отношения, как русские, живущие в центральных областях страны.
Наиболее <логичным> следствием обостренного восприятия угроз, исходящих от нерусских (граждан или мигрантов), становится стремление
к этнической гомогенизации, превращению России в унитарное, мононациональное государство.

Рисунок 3. Как Вы относитесь к идее <Россия для русских>? (1998-2004 годы, процент от числа опрошенных, N=1600)
Бывший ранее неприемлемым для большинства населения лозунг приобретает все больше сторонников - не только открытых, чье число за
полгода увеличилось на четверть, но и одобряющих его с некоторыми стыдливыми оговорками. Националистические, а подчас и просто
нацистские идеи или действия все реже встречают отпор. Интересно, что на декларативном уровне подавляющее большинство все еще
выражает свою приверженность универсалистским принципам, но одновременно выражает лояльность и по отношению к прямо противоположным
лозунгам.

Амбивалентное отношение к националистическим идеям, характерное для значительной части российского общества, отражает конфликт между
закреплявшимися годами в государственной идеологии лозунгами братства народов и практикой бытовой ксенофобии, значительно
обострившейся за последние годы практически во всех социальных группах, вне зависимости от их демографических и
социально-экономических характеристик и ценностно-политических установок[9].

Тот факт, что многие считают <нерусских> граждан России, не говоря уже о приезжих из бывших республик СССР, не вполне полноправными
ее жителями, находит выражение в поддержке всевозможных ограничительных, а иногда и репрессивных мер по отношению к ним. Более
половины опрошенных устойчиво поддерживают меры по ограничению числа приезжающих в Россию (а в определенных ситуациях доля
одобряющих соответствующие меры может быть и существенно выше).

Зачастую население готово поддержать дискриминационные меры в отношении приезжих вне всяких рациональных соображений, подчас даже
несмотря на их очевидную неэффективность.

Рисунок 4. Как Вы думаете, приведет ли к снижению вероятности террористических актов в Москве усложнение процедуры регистрации
приезжающих в Москву? (2003 год, процент от числа опрошенных (московский опрос), N=500)
Как минимум половина опрошенных отмечает, что милицейский произвол часто провоцируется национальностью и <неместным> происхождением
его жертв. Очевидно, что практика преследования людей по этническому признаку стала в восприятии многих граждан России делом
привычным, <житейским>. Они считают иноэтничность более распространенным поводом для милицейского преследования, чем принадлежность
к другим <группам риска> - пьяницам, бомжам, подросткам.
[10]

Несмотря на массовое одобрение дискриминационных мер в отношении мигрантов и ограничения их прав, лишь небольшая доля опрошенных
готова перейти от слов к действиям, чтобы обеспечить воплощение националистических ло зунгов. Однако снисходительное отношение к
тем, кто берет на себя обеспечение этнической чистоты населения, весьма распространено - лишь половина опрошенных заявляет о
недопустимости действия таких групп.
В то же время лишь треть опрошенных однозначно негативно воспринимает известия о реальных преступлениях националистических и
фашиствующих групп. Реакции большинства варьируются от соболезнования жертвам погромов и недовольства беспорядками до злорадного
удовлетворения тем, что <черные получили по заслугам>.

Заключение

Проблема отношения к мигрантам, судя по всему, не только стоит особняком в общей миграционной проблематике, но подчас выходит за ее
пределы, характеризуя состояние российского общества в целом, его важнейшие ценностные представления и поведенческие аспекты. С
некоторой натяжкой здесь можно применить известный афоризм: в современной России мигрантофобия возможна и без значительного числа
мигрантов. Уровень враждебности по отношению к иноэтничным и иноконфессиональным группам, да и просто к приезжим, непропорционально
велик в сопоставлении с реальными изменениями условий жизни коренного населения, которые вызывает или может вызывать миграция. Одним
из доказательств этого тезиса может служить то обстоятельство, что настороженность, неприязнь и желание выдворить из своей среды
обитания <чужаков> проявляются и по отношению к тем группам, чьих представителей большинство мигрантоненавистников редко видит хотя
бы издали, не говоря уже о том, чтобы непосредственно контактировать с ними в повседневной жизни.
При этом нелюбовь к приезжим носит не идеологический характер (реальная база поддержки националистов не превышает пяти-семи
процентов, рекрутируемых из маргинальных молодежных групп), а скорее инструментальный, бытовой, ситуативный. Негативное отношение к
мигрантам сигнализирует о внутренних напряжениях в современном российском обществе, о значительной распространенности понижающего
типа социальной адаптации, о непреодолимых барьерах, мешающих социальной мобильности, а также формированию позитивных жизненных
стратегий и их реализации.
Неприятие <инородцев> зачастую имеет чисто поведенческие корни: сталкиваясь со слишком активным, экспрессивным культурным типом,
обыватель испытывает растерянность, не знает, как реагировать, раздражается и развивает упреждающую (иногда встречную) агрессию.
Враждебное отношение к мигрантам естественным образом способствует сплочению иноэтничных групп, их готовности помогать <своим>,
упорно стремиться к успеху. Все это, в свою очередь, воспринимается русскими как экспансия, желание занять лучшее положение в
обществе, так или иначе <оттеснить коренное население>, <выжить русских с насиженных мест>.
Относительные экономические успехи чужаков (реальные или воображаемые) нарушают нормативные представления коренного населения о
должном - <позиционно-иерархическом> - порядке гратификации, согласно которому местные жители (вообще русские) обладают заведомым
преимуществом при распределении жизненных благ . То, что другие их обгоняют, воспринимается как жестокая несправедливость. Осознание
собственной неудачи (несоответствия запросов и реальных достижений) делает невозможным позитивное отношение к другому, признание его
успехов, более того, подталкивает к поиску в другом моральных изъянов, позволивших ему добиться большего [11].

В целом миграция воспринимается большей частью российского общества как явление скорее вредное и опасное, нежели сулящее какие-либо
выгоды России: соотношение положительных и отрицательных отзывов здесь составляет 15:85. Наиболее негативно высказываются о роли
миграции респонденты, считающие, что они <не получили от реформ ничего хорошего>, тогда как респонденты, считающие, что они в
результате реформ выиграли (получили возможность свободно высказывать свое мнение, открыли собственное дело или нашли интересную,
перспективную работу, освободились от вмешательства государства в частную жизнь), существенно чаще говорят о положительной стороне
миграционных процессов - хотя и среди них превалирует негативное отношение к миграции.
Несмотря на значительное снижение порога чувствительности к публичному выражению шовинистических, а порой и нацистских взглядов,
многие еще не готовы поставить свою подпись под наиболее одиозными лозунгами и идентифицировать себя с открытыми поборниками
этнической чистоты. Однако <в разум ных пределах> большинство готово согласиться с подобными доктринами. К сожалению, сомнительный
тон известных деклараций о потоплении злодеев в местах общего пользования настраивает население на столь же решительный лад во
взаимодействии с любыми лицами, вызывающими подозрения уже хотя бы своею инаковостью. Разумеется, эта немудреная риторика сама по
себе не рождает ксенофобию - она лишь придает форму давно копившемуся неясному чувству раздражения и обиды, вызванному узостью
личных перспектив и разобщенностью общества. Сразу на весь мир не обидишься - вот и приходится искать критерии разграничения <своих>
и <чужих>. В отсутствие механизмов гражданского взаимодействия, сколько-нибудь значительной социальной мобильности и весомого опыта
межкультурных контактов такими критериями становятся самые очевидные, внешние признаки принадлежности к общности: место рождения,
язык, стиль одежды и поведения. В ситуации внутренней осады эти признаки превращаются в пароль, рассчитанный на отсечение <чужих>.
Однако исходная задача при этом так и остается нерешенной: исключение чужаков не дает позитивных оснований для формирования общности
<своих>.



[1] Ср.: Гудков Л. Антисемитизм и ксенофобия в постсоветской России // Гудков Л. Негативная идентичность: Статьи 1997-2003 гг. М.:
НЛО-ВЦИОМ-А, 2004. С. 272.

[2] Подробнее о ностальгических и компенсаторных конструкциях в общественном сознании см.: Дубин Б. Лицо эпохи. Брежневский период в
столкновении различных оценок // Мониторинг общественного мнения. 2003. ? 3 (65). С. 25-32; Он же. Прошлое в сегодняшних оценках
россиян // Мониторинг общественного мнения. 1996. ? 5. С. 28-34.

[3] Обсуждаемые характеристики российской национальной идентичности основаны на типологическом противопоставлении этнической и
гражданской (или политической, как в западных странах) концепции нации.

[4] О национальной нетерпимости в России см. также: Здравомыслов А. Национальное самосознание россиян // Мониторинг общественного
мнения. 2002. ? 2 (58). С. 48-54.

[5] Здесь и далее мы ссылаемся на данные опросов Левада-Центра и (для данных до 2003 года) опросов ВЦИОМ под руководством Ю. Левады.
Все приводимые данные репрезентативны для всего взрослого населения России или взрослого городского населения. В заголовке таблицы
приводится размер выборки.

[6] В силу существенной зависимости оценок, связанных с проблемами миграции, от этнической принадлежности мы будем опираться на
данные, характеризующие лишь взгляды русских, так как формат настоящей статьи не позволяет провести детального сопоставления
взглядов респондентов различных национальностей.

[7] О проблеме иерархически-оценочного выстраивания общностей по принципу происхождения см.: Борусяк Л. Патриотизм как ксенофобия
(результаты опроса молодых москвичей) // Вестник общественного мнения. Данные. Анализ. Дискуссии. 2004. ? 6 (74) [в печати].

[8] В общественных науках используются различные методики измерения социальной дистанции. Наиболее известной из них является так
наз. шкала Богардуса. Соответствующим показателем на этой шкале служит та степень, в которой респондент готов допустить
представителя данной этнической группы в качестве жителя его страны, коллеги по работе, соседа, родственника и т. п. В ходе
проведенного в Левада-Центре исследования использовалась модифицированная методика, опирающаяся на сходный принцип. Вместо
традиционной семибалльной использовалась четырехбалльная шкала, значения которой соответствовали оценкам от <целиком положительно>
до <целиком отрицательно>. В статье приводятся усредненные индексы социальной дистанции, аппроксимирующие дистанцию для каждого
этноса по разным видам взаимодействия. Пример применения шкалы Богардуса для анализа межэтнических отношений на постсоветском
пространстве см.: Паниотто В. Динамика ксенофобии в Украине, 1994-2002 // Социология: теория, методы, маркетинг. Киев, 2003. ? 3
(июль). С. 74-92.

[9] О характере распространения ксенофобии см.: Леонова А. Настроения ксенофобии и электоральные настроения в России в 1994-2003 гг.
// Вестник общественного мнения. Данные. Анализ. Дискуссии. 2004. ? 4 (72). С. 83-91.

[10] Приведены данные трех опросов, проведенных Левада-Центром в 2004 году по заказу Фонда <Общественный вердикт> с целью изучения
нарушений прав граждан правоохранительными органами. Первые два опроса проводились среди врачей скорой помощи и травмопунктов в 42
городах, третий - по репрезентативной выборке населения в средних и крупных городах. Подробнее о результатах этих исследований см.:
Гудков Л., Дубин Б., Леонова А. Милицейское насилие и проблема <полицейского государства> // Вестник общественного мнения. Данные.
Анализ. Дискуссии. 2004. ? 4 (72). С. 31-47.

[11] Гудков Л. К проблеме негативной идентификации // Гудков Л. Негативная идентичность: Статьи 1997-2003 гг. С. 280.

---

От	Георгий
К	Георгий (23.01.2005 19:30:52)
Дата	23.01.2005 19:41:35

Ксенофобия: от инстинкта к вере (*+)

---

http://www.strana-oz.ru/?numid=19&article=920

Ксенофобия: от инстинкта к идее


Алексей Муравьев


Слово ксенофобия восходит к греческим - , причем второе из них в общем понятно (страх и есть страх, о психологических оттенках -
ниже), а первое нуждается в некотором уточнении. Корень - весьма древний и обозначает пришельца, чужого, иного. По-славянски -
<странного>, т. е. не члена полиса, личность, не принадлежащую коллективу и оттого могущую быть принятой как гость. Отсюда
развивается второе значение - <ксен>, <гость> и даже <друг>. Иначе говоря, жители древнегреческих полисов рассматривали свой
городской коллектив как возможное прибежище для странника, получающего приют по приглашению члена полиса. Без такого приглашения
член иного полиса не мог прийти и жить в полисе чужом. Процесс приглашения и странноприимства именовался по-гречески <проксения>, а
по-новогречески обычная гостиница называется - <приют для ксенов> (друзей).
Задача настоящей статьи - попытаться осознать и отрефлектировать сам феномен ксенофобии, понять, откуда берется и как <работает>
этот комплекс (а то, что ксенофобия - комплексное явление, мне кажется, не надо доказывать).
Представление о <чужом> лежит в основании самоидентификации личности и групп. Практически это значит, что чужим можно быть как
социально, так и этнически. В советские времена было выработано понятие <идеологически чуждый>. Сейчас, как кажется, имеет место
смешение этих трех признаков. Причина - политические технологии и массовые коммуникации. Идеи генерируются быстро, а еще быстрее
<идут в прокат>. Вражда по социальному признаку существовала всегда, некоторые политические режимы (в частности, советский)
культивировали ее и добивались больших эффектов. Ненависть к <буржуям>, <попам>, а затем и к <поганому интеллигенту в шляпе> - также
форма ксенофобии. Ненависть мобилизует и солидаризирует, поэтому, когда тов. Сталин понял, что народ за войну усвоил новые (или,
точнее сказать, подзабытые старые) способы социального поведения, был сконструирован образ нового врага - <космополита>,
<врача-убийцы>. Тут ничего особенно не пришлось придумывать - антисемитизм латентно присутствует в сознании народной массы. На этой
почве легко было посеять семена нового антагонизма.
Этот антагонизм был смешанным, социально-этническим, <чужими> объявлялись лишь некоторые группы евреев - ученые, музыканты, врачи,
писатели. Таким образом, мы видим как <ксенофобия сверху> (в терминологии наблюдателя в Европарламенте и члена латвийской делегации
в Парламентской ассамблее Совета Европы Бориса Цилевича, сделавшего на конференции по ксенофобии в Будапеште в 2002 году
соответствующий доклад) использует <ксенофобию снизу>, находящуюся в латентном состоянии. Далее мы предложим другую терминологию,
как кажется, несколько более объективистскую, ибо классификация Цилевича, на наш взгляд, не объясняет многих различий в ксенофобских
проявлениях.
В современной социологии термин <ксенофобия>, как правило, применяют только к межэтническим отношениям и даже, более того, для
описания взаимоотношений <коренного> и <пришлого> этносов. Часто, особенно в СМИ и в бытовой речи, термин <ксенофобия> употребляют
как заменитель других слов, кажущихся либо маркированными, либо одиозными. Так, например, часто словом <ксенофобия> обозначают
явления, более подходящие под термины <антисемитизм>, <расизм> и подобные. В обоих этих явлениях присутствуют элементы ксенофобии,
но все же они отличаются как общее, родовое понятие (ненависть к чужакам) и конкретное его выражение (ненависть к конкретным
чужакам) со своими особенностями.
Есть несколько общих закономерностей генезиса и развития ксенофобии. Во-первых, ксенофобию невозможно внушить людям на пустом месте.
Таких примеров история не знает. Для возникновения ксенофобской идеологии (чреватой кровопролитием) необходима систематизация
социальных фобий или рефлексов. Необходимо различать два довольно разных явления. Это инстинктивная ксенофобия и ксенофобия-идея -
неосознанный социальный рефлекс и идеология этнической вражды. Инстинктивная ксенофобия (антиварварский снобизм) в той или иной
степени характерна для большинства социумов, в особенности же империй. Греки презирали скифов, персы - арамеев, а византийцы - всех
варваров. Отметим этот признак - регулярность, обыденность высокомерного отношения к чужим народам. Оно имеет место тогда, когда
самооценка народа достаточно высока, и он не видит себе угрозы в чужаках. Как только начинает разрушаться сложная структура,
включаются архаические социальные защитные механизмы и люди начинают охранять собственный умалившийся народ или группу от
посягательств извне. Наиболее распространенное определение ксенофобии вообще (соответствующее скорее первому, инстинктивному, типу)
трактует ее как ответ на растущую конкуренцию за ограниченные экономические и социальные ресурсы.
Поскольку такая инстинктивная ксенофобия есть часть весьма архаических социальных инстинктов, правильным способом отношения к ней
следует считать культурную рефлексию. Осознавая ущербность или недостаточность эксклюзивистского отношения к <чужакам>, культура
концептуализирует эту недостаточность. Чем более становится гласным и очевидным присутствие ксенофобских элементов в культуре или
политике, тем менее они будут оказывать эффект. Бороться нужно не с рефлексами, а с идеями.
Идейная форма ксенофобии как раз связана с выходом индивидуальных эмоций на уровень идеи. В отличие от инстинктивной ксенофобии, она
не социальный рефлекс, а именно политическая идея, возникающая во времена испытаний и страданий, в пору потрясения государственных
основ и самой народной жизни.
Например, турецкое государство, пережившее крушение Порты, пыталось в корчах обрести новую идентичность при кемалистском режиме.
Причины, непосредственно приведшие к массовой резне айсоров, а затем и армян, были различны, однако, как ни страшно сказать, эта
кровь (пролитая в основном руками курдов, составлявших основу полиции и армии в районах проживания армян и айсоров) сплотила
турецкую нацию. Нечто подобное пережила и нацистская Германия: для консолидации народа был избран путь простой и страшный - перенос
идеи врага на <вредные народы>. Можно, пожалуй, сказать, что идейная форма ксенофобии и есть чаще всего <ксенофобия сверху> в
терминологии Цилевича. Скорость распространения и доступность информации способствуют закреплению именно такой закономерности.
Существует два основных объяснения происхождения ксенофобии - спонтанными реакциями сознания на социальные процессы и внушенными
идеями. Нам кажется более верным привязка ксенофобского поведения и сознания сперва к пережиткам социальной архаики, социальными
фобиями восходящими к защите малой группы от посягательств чужаков. Уже потом наступает черед идей. Впрочем, преувеличивать роль
индоктринирования в генезисе идейной ксенофобии мне кажется не вполне верным. Иное дело, что ксенофобия привязана к власти и
становится заметной в случаях присутствия ее в политике властей или в идеологии каких-то групп, определяющих политику.
Психология вытеснения - основа инстинктивной ксенофобии
Социопсихологи считают, что в основе ксенофобии лежит триада - гнев, отвращение, презрение. Эти эмоции образуют несложный
поведенческий комплекс, обусловленный, вообще говоря, личностным и коллективным уровнем тревожности и агрессии. Этот уровень
подвергается измерению лабораторно (посредством направленного тестирования и опросов) или аналитически (путем анализа публикаций СМИ
и данных социологических опросов). Чем более высока тревожность, тем более подсознание пытается вылезти из ловушки за счет
вытеснения причины беспокойства. На коллективном уровне тревога выливается в <поиск виноватых>. Взяв такой психологический аспект,
надо понимать ксенофобию именно как фобию, то есть страх, растормаживающий подсознательные реакции, страх иррациональный и оттого не
имеющий обоснования и направления. Поиск торможения, способа нейтрализовать страх, ведет к ненаправленной агрессии. Тогда возникает
психологическая основа инстинктивной ксенофобии. На нее могут накладываться исторически обусловленные формы этнического антагонизма,
которые могут проявляться совсем не в форме фобии, а скорее вспышками неприязни, спорами и мифологизированием истории
взаимоотношений. Таковы, например, грузино-армянская, тюрко-арабская, еврейско-арабская неприязнь, как правило, взаимного характера.

Совсем не обязательно наличие неприязни между этносами приведет к ксенофобии. Как мы указывали выше, этническая неприязнь может
транслироваться в неидейную (пассивную) ксенофобию при определенных обстоятельствах. Для этого должна существовать среда,
идеологическое и политическое пространство, на которое претендуют чужеродные пришельцы. Иначе говоря, для этого требуется сочетание
неприязни с высоким уровнем тревоги (страхом). О том, каким может быть триггерный механизм, мы уже говорили. Мифологемы,
обеспечивающие вывод страха и неприязни на уровень коллективный, связаны с процессами возникновения и распада империй.
В основе мифологического имперского комплекса лежит борьба за первородство, за право на автохтонность. Чужой приходит, чтобы
нарушить право автохтона (забрать его дом, еду), поэтому его надо вытеснить за пределы социума. Отныне мы имеем дело не с неприязнью
или иррациональным страхом, а с социальной фобией. Фобийный комплекс образуется в государстве, когда возникает кризис имперской
самоидентификации, т. е. граждане сверхгосударства ощущают потерю идентичности, незащищенность, обделенность и обманутость. Эти
чувства повышают уровень личной и коллективной тревожности, а за этим уже подтягиваются все эмоции - гнев, неприязнь, презрение.
Нередко фобия выполняет защитную функцию, так, страх смерти заставляет человека заботиться о самосохранении, страх больницы
заставляет алкоголика не возобновлять алкоголизацию. Однако бывает и так, что страх потери статуса вызывает постоянную фрустрацию, а
та ведет к стойкому невротизму. Невротизм на уровне модели поведения, как правило, проявляется в агрессии, реже в депрессивном,
угнетенном состоянии. В зависимости от типа поведения, склонности к агрессивному или депрессивному состоянию можно наблюдать
ксенофобию в двух формах - скрытую (по депрессивному типу: <все забрали черные>, <жиды весь мир скупили>) и явную (по агрессивному
типу: <бей!..>).
Борясь с фобией, психика начинает вытеснять причину дискомфорта на вербальный уровень. Результатом этого у личности шизоидного типа
появляется выраженное словесно чувство постоянной неприязни, которое человек старается обосновать логическими доводами. У
психастеника образуется устойчивый невроз с паническим чувством, ощущение, что его загнали в угол. Боясь потерять идентичность, люди
становятся способны на вербальную, а то и актуальную агрессию.
Именно здесь и возникает <язык ненависти> (hate language). Язык отражает психические процессы, будучи средством выражения
индивидуальности, и социальные процессы, будучи средством коммуникации. Возникая как неосознанная реакция на раздражитель, неприязнь
к <чуждому> формирует специальный способ выражения, язык, паттерны которого призваны классифицировать это чуждое, систематизировать
его и вытеснить, нейтрализовать как раздражитель. Большинство носителей языка, разумеется, не осознают этого процесса. В
определенных ситуациях <язык ненависти> может проникать в политический язык, становясь частью политических технологий.

<Направленный взрыв> - идеология ненависти

Теперь обратимся к роли идей в превращении психологического инстинкта в идейную ксенофобию. Социально-политические идеи оформляют
определенные формы общественной организации и их взаимодействие. Большинство современных государств являет собой этнические
образования, в которых существу ет отчетливо выраженный доминирующий основной этнос. В таких государствах нередко существует, как
правило, государственно закрепленная ксенофобия <сверху вниз>. Она проявляется в миграционной политике - ограничении миграционных
потоков, умножении барьеров на пути иммиграции и натурализации иностранцев.
Однако исторические империи возникали именно в результате массовых завоевательных кампаний, будь то Хеттская держава, Вавилон,
Персидское царство Ахеменидов, царство Александра Македонского, государства диадохов, Рим или франкское королевство Меровингов. Они
постепенно включали в свой состав все большее количество народов. В древности не существовало понятия <государствообразующий этнос>,
более того, все империи, как правило, стремились к созданию новых имперских суперэтносов, вроде <персоэллинов> Александра Великого,
<ромеев> Византийской империи, тевтонов (Teutsche), называемых на Руси <немыми> - <немцами>, или <новой исторической общности -
советского народа>. Тогда главным объединяющим фактором был язык, причем иногда не совпадающий с языком коренной народности: так в
Ахеменидской державе основным языком был не персидский, а арамейский, во Франкском королевстве объединяющим языком была латынь, а в
Византии - греческий. В Средние века и в Новое время язык продолжал играть роль основного фактора объединения. И в Священной Римской
империи, и в колониальных державах, и в Российской империи эта традиция поддерживалась, хотя и с меньшей степенью интеграции
некоренных этносов, которые чаще оставались на периферии государства.

Впрочем, язык коренной народности мог сосуществовать с местными языками, иногда порождая ситуацию диглоссии (функционального
различения двух сосуществующих языков). Сложнее обстояло дело с этническими традициями и моделями поведения - здесь взаимодействие
было более сложным и многоэтажным. Имперская парадигма предполагала поглощение, ассимиляцию мелких этносов в суперэтнос, причем
нередко терялись национальные особенности и вымирали мелкие языки. В процессе поглощения мелких этносов и формиро вания империи
закладывалась основа того мифологического <имперского> комплекса, который играет роль триггера пассивной ксенофобии. Имперская
аксиоматика задавала режим вытеснения мелких языков и культур доминантными. Греческая культура изобрела для этой цели понятие
<варвара>, перекочевавшее в язык римский, а затем и византийский, но смысл имперского процесса был именно в поглощении варваров и
превращении их в граждан империи. Варвары рассматривались как <дикари> и недолюди, которых необходимо <смирять>, приводить в
человеческий облик и вид.
Можно повторить, что при определенном градусе процесса разложения общности имперского типа население державы (заметим в скобках -
неоднородное этнически, но ассимилированное и спаянное воедино) начинает плохо относиться к мигрантам извне, которые воспринимаются
то ли как падальщики, сбегающиеся на мертвечину, то ли как тати, желающие украсть нечто у народов державы, поживиться за их счет.
Одна из глубоко укорененных идей, оформляющих ксенофобию, состоит, таким образом, в понимании чужого как дикаря и варвара.
Выстраивается некая аксиоматика, в которой есть <культурные>, <хорошие> народы и народы <дикие>, <некультурные>. Принадлежность к
<дикому>, <некультурному> народу есть существенный недостаток. Он может и должен быть исправлен во имя <прогресса>. Причем в само
понятие <прогресса> входит представление о существовании одной единственной парадигмы развития общества и культуры.
Другая идея, иначе оформляющая ксенофобию, - идея сохранения идентичности государства и защиты интересов коренного этноса. Эта идея
наиболее очевидно выражается в юридических нормах, ограничивающих иммигрантов в правах по сравнению с коренным населением. Она
характерна для большинства развитых стран европейского Запада. Нельзя, впрочем, считать ее идеей нравственно порочной.
Смысл ее - в сохранении государственной целостности и заботе об экономическом и культурном благосостоянии народа. Существуют страны,
весьма неохотно и с трудом принимающие иммигрантов (такова, например, Франция), и страны, которые открывают страну для потенциальных
иммигрантов, в которых власти видят свежие силы. Промежуточное положение занимают Соединенные Штаты и Канада, которые, с одной
стороны, заинтересованы в иммигрантах, а с другой - вводят меры, ограничивающие миграцию, притом, что в этих странах нет,
собственно, никакого <коренного этноса>. В этих странах идея консервирующей ксенофобии выражается юридически в наиболее чистом
виде - в виде юридической мигрантофобии.
Наконец, следует назвать также и маргинальные идеи, вроде фашизоидных концепций строительства сугубо национального государства на
основе угнетения всех этносов, кроме коренного. Эти идеи рассматривать бессмысленно ввиду того, что они разделяются носителями
ничтожно малых интеллектуальных элит и практически не имеют шанса лечь в основу государственного строительства. Слишком силен шок,
полученный миром в ХХ веке.
Проблемы изживания инстинктивных проявлений ксенофобии - это проблемы строительства государств и политического оформления их. В
современном мире заметно противостояние между утопическим унионизмом, основанном на либеральных ценностях т. н. <открытого общества>
(термин К. Поппера) и социально-экономическом индивидуализме (т. н. <новый мировой порядок>), с одной стороны, и консервативной
политикой, базирующейся на корпоративности и положительно оценивающей роль этнической культур но-политической составляющей - с
другой. Либеральная парадигма имеет тот существенный недостаток, что размывание границ национальных культур влечет за собой смерть
их культурных традиций, обеднение и разрушение современного мира в его национально-культурной самобытности. Возможно, возникнет
нечто новое, но на агрегацию этого <нового> уйдет неизмеримо много времени и энергии. Кроме того, либеральная модель основана на
утопическом видении и предполагает возможность почти бесконфликтного мира. Однако атомизированное <открытое> общество при всем своем
утопизме требует принесения в жертву львиной доли общественных связей, не гарантируя при этом, что модели и концепции, на них
основанные, прекратят свое существование. Иначе говоря, либеральная модель открытого общества в силу своего утопизма неспособна
предсказать, что станет с социальными рефлексами, возникшими в традиционных обществах, переживших эпоху ускоренной модернизации.

Консервативная и традиционалистская политика имеет очевидный недостаток в том, что не всегда поспевает за процессом модернизации и
даже находится с ним в противоречии. Впрочем, сторонники этого пути, которые постепенно оказываются в большинстве, ибо сила и
масштаб современных конфликтов пугают власти и политические элиты многих стран, указывают на неочевидность универсальности
либеральной и на возможность иного пути развития современного мира, основанного на сотрудничестве национально-гомогенных стран.
Использование антагонистических социальных инстинктов (<пассивной ксенофобии>) в качестве средства государственной политики
характерно для самых разных политических режимов. Мы видели, как такая ксенофобия входит в миграционную политику стран Европы и
Нового Света. В конечном счете антагонистические инстинкты консолидируют нации перед лицом угрозы (пусть даже и воображаемой). Со
стороны властей (вторая закономерность) ксенофобия может использоваться именно для сплочения народа. В политике многих стран
присутствует система <сдержек и противовесов>, в которой <боязнь чужого> и страх перед насилием на почве расовой или этнической
ненависти дополняют друг друга. Государство выступает как защитник, поборник прав автохтонов перед массой чужаков, создавая баланс
сил. Именно этот баланс помогает консервативно настроенным политикам сопротивляться фузионным процессам, и именно он делает эти
процессы все менее интенсивными. Хороший пример такого балансирования - процесс объединения Европы. На основе чисто утопического
проекта (объединение сперва части, а потом и всего мира в одно государство) строится Realpolitik, включающая ксенофобские элементы,
немыслимые в утопическом дискурсе. Таким образом, можно сказать, что в политике ксенофобия вполне сознательно используется как
стабилизационный механизм, регулирующий государственную жизнь.
Возьмем некое африканское общество. В нем существует сложная система антагонизма разных племен или этносов (например, хуту и тутси).
Учение, например, о том, что все хуту (или все тутси) - недочеловеки, все они недостойны жить на земле или могут быть только рабами,
слагается в голове у ничтожно маленькой группы. Будущее такой ксенофобской системы зависит только оттого, решится ли политический
лидер вывести людей с оружием на улицы для осуществления этнических чисток. Для перевода ксенофобии в стадию национальной идеи
необходимо массированное внешнее воздействие.
Или возьмем другой пример: в течение долгих лет косовские албанцы и косовские сербы жили бок о бок и, хотя испытывали друг к другу
неприязнь, не вступали в открытый конфликт. Ослабление Социалистической Федеративной Республики Югославия привело к разбалансировке
механизма взаимодействия народов. Появился радикальный албанский партикуляризм в виде идеи <самостоятельного государства>, прочно
завязанный на антисербской ксенофобской идее. В ответ стала вырабатываться националистическая сербская агрессивная идеология. У
албанцев под внешним воздействием выработалась антисербская националистическая идея с исламским оттенком, у сербов - <православная>
антиалбанская. Запад решил, что имперская ксенофобия страшней, и ударил по Милошевичу и Югославии. В возникшей затем <зоне КФОР>
ксенофобия никуда не делась. Просто поменялись местами власть и меньшинство: теперь со стороны власти действовали албанцы. Идеи
отошли на задний план, ситуация стала стабилизироваться, вновь переводя ксенофобию в инстинктивную форму регулярности.

Ксенофобия и миграции

На вопрос, как связана ксенофобия с миграционными процессами, не существует однозначного ответа. Население практически всех
современных государств сложилось в результате миграций. Со временем недавние мигранты начинают осознавать себя автохтонами. Тот
факт, например, что тюркские народы появились на Кавказе лишь в середине первого тысячелетия н. э никак не влияет на самосознание,
скажем, азербайджанцев. Армяне, пришедшие как мигранты на Кавказ из Малой Азии в более давнее время, также осознают себя
автохтонами. Абхазо-адыгские народы, появившиеся на Кавказе в еще более древнюю эпоху, ко времени пришествия армян осознавали себя
субстратным этносом. Этногенез - постоянно идущий процесс, который тормозится именно культурой в силу ее консервирующей функции.
Человечество мигрирует постоянно, но культурные механизмы делают миграции не разрушающей силой, а созидательной. Интергируясь в
другие общества, пришельцы обогащают культуру. Одновременно они запускают механизмы борьбы с энтропией и защиты прав автохтонов. Но
чем интенсивнее развитие культуры, тем безболезненнее эта ассимиляция. Там, где замедляется культурное развитие, истончается
культурный слой, миграции и этногенез идут быстрее, а следовательно - больше возможностей для антагонизма. Ксенофобия возникает как
неосознанный комплекс, обусловленный архаическими моделями, регулирующими жизнь социума. Концептуализация или идеологизация этих
инстинктивных проявлений возможна там, где отсутствует рефлексия, осознание наличия инстинктивного антагонизма. Когда антагонизм
осознан, культурный процесс связывает и концептуализирует эти архаические комплексы, переводя их в латентную форму. И, по всей
видимости, это единственный цивилизованный ответ на вопрос, что делать с ксенофобией. Комплексы надо обсуждать, культурно
<обыгрывать>, рефлексировать, высмеивать и осознавать.

---

От	Георгий
К	Георгий (23.01.2005 19:41:35)
Дата	23.01.2005 20:18:09

ошибка в заголовке. Следует: "... к идее" (-)

---

---