От Георгий
К Администрация (И.Т.)
Дата 18.01.2005 13:30:42
Рубрики Тексты;

Прошлое (-)


От Георгий
К Георгий (18.01.2005 13:30:42)
Дата 26.01.2005 12:52:30

Игорь Пыхалов. Финляндия: государство из царской пробирки (начало) (*+)

http://www.specnaz.ru/article/?639

Игорь Пыхалов
ГОСУДАРСТВО ИЗ ЦАРСКОЙ ПРОБИРКИ


В последние годы в политической жизни РФ всё чаще наблюдается такое явление, как <либеральный патриотизм>. Если обыкновенные
либералы-западники откровенно ненавидят <эту страну>, в глубине души мечтая о её уничтожении, то другие не прочь щегольнуть
<державным> лозунгом, и даже готовы согласиться с существованием российского государства. Но лишь при условии замены русского народа
более достойным, о чём недавно почти открыто заявил Гайдар. Для ускорения процесса русским старательно внушают комплекс вины едва ли
не перед всеми прочими нациями. Наряду с поляками, прибалтами, евреями и чеченцами, в число униженных и оскорблённых Россией нередко
попадают и финны. Если верить крикливой демтусовке, маленький, но гордый финский народ сто лет угнетали при царизме, пытались
поработить в Зимнюю войну, и вообще всячески губили его самобытную европейскую цивилизацию.


<ПРИЮТ УБОГОГО ЧУХОНЦА>

Эти слова Пушкина достаточно точно отражают финские средневековые реалии. По причине дикости и неразвитости местное население
никогда не имело собственной государственности. Начиная с объявленного королём Эриком Святым в 1157 году крестового похода,
происходит постепенное завоевание Финляндии Швецией, закончившееся в 1323 году заключением мирного договора шведов с Новгородом. В
результате Финляндия стала шведской провинцией. Финнов особо не угнетали, в 1362 году они получили право наравне с коренными шведами
участвовать в выборах шведского короля. Как справедливо отметил генерал-лейтенант М.М.Бородкин в своей <Краткой истории Финляндии>:
<Провидение хранило финнов и благоприятствовало им. Оно посылало им милостивых владык и покровителей, сперва в лице шведов, а
потом - русских. Финнам всегда оставлялась их свобода, они всегда оберегались их победителями> (Бородкин М.М. Краткая история
Финляндии. СПб., 1911. С.11).
Местное дворянство постепенно сливалось со шведским, усваивая шведский язык и обычаи. Что же касается простонародья, то шведские
правители достаточно скептически оценивали своих финских подданных. Так, во время русско-шведской войны 1555-1557 гг. тогдашний
шведский король Густав Ваза в одном из писем охарактеризовал финских крестьян следующим образом: <Говорили много о храбрости
крестьян Саволакса (одна из исторических областей Финляндии - И.П.), выказанной ими будто бы в борьбе против русских; на самом деле
они выказали гораздо более неверности по отношению к королю и отечеству, нежели стойкости и находчивости... Одним словом, мы можем
сказать одно, что это - глупый и спившийся народ, у которого нет ни рассудка, ни совести> (Там же. С.25-26). В 1637 году
генерал-губернатор Финляндии Пер Браге, совершив объезд края, отметил, что местное население <проявляет изумительную косность,
непредприимчивость и склонность к пьянству> (Там же. С.32).
В былые времена Финляндия нередко становилась полем сражений между русскими и шведскими армиями. С XVIII века чаша весов
русско-шведского противостояния начинает склоняться в пользу России. В ходе боевых действий наши войска не раз занимали территорию
Финляндии. Однако, как это часто случалось во времена Российской Империи, плоды побед русского оружия сводились на нет бездарной
внешней политикой. После того, как русские войска задавали шведам очередную трёпку, следовало заключение мира на весьма умеренных
условиях. Подобное великодушие, как считали в Петербурге, должно было сделать Швецию союзницей России. Но как гласит известная
пословица: <Сколько волка ни корми, он всё в лес смотрит>. <Дружбы> хватало ненадолго, затем шведы снова принимались за старое.
В 1700 году Пётр I начал войну за выход России к Балтийскому морю. После победы в Полтавском сражении 27 июня (8 июля) 1709 года в
боевых действиях наступил перелом. 13(24) июня 1710 года русские войска взяли Выборг. В мае 1713 года после недельного обстрела
русской артиллерией шведы оставили Гельсингфорс. В конце августа того же года русские овладели Або (ныне Турку) - важнейшим из
тогдашних финляндских городов. С 1714 по 1721 год вся территория Финляндии находилась под русским владычеством и управлялась нашими
властями. Тем не менее, согласно подписанному 30 августа (10 сентября) 1721 года Ништадтскому мирному договору Россия получила лишь
Прибалтику, Ижорскую землю и часть Карелии, в то время как Финляндия возвращалась Швеции.
В ходе следующей русско-шведской войны 1741-1743 гг. территория Финляндии была вновь занята русскими войсками. 18(29) марта 1742
года императрица Елизавета Петровна обратилась к местным жителям с особым манифестом, в котором обещала им своё покровительство,
если они не станут воевать против русских. Если же финляндцы пожелали бы отделиться от Швеции, то императрица готова была создать из
Финляндии самостоятельное государство под русским скипетром. Однако эта попытка склонить финское население на нашу сторону успеха не
имела. В результате Елизавета, надеясь вовлечь Швецию в орбиту русской политики, ограничилась более чем скромными территориальными
приобретениями. Русские войска были выведены с занятых земель, расчёты же на союз со Швецией вскоре с блеском провалились. Шведский
наследник Адольф Фридрих оказался сторонником Пруссии и покровителем антирусских группировок шведской знати.

ВОЙНА ПРОТИВ <СТАРШЕГО БРАТА>

В 1788 году началась очередная русско-шведская война. В Стокгольме надеялись взять реванш за прошлые поражения. Момент для этого был
выбран как нельзя более подходящий. Россия вела тяжёлую войну с Турцией (1787-1791). У западных границ поднимали голову поляки,
униженные и оскорблённые недавней утратой украинских и белорусских земель. Не обошлось без <пятой колонны> и внутри страны. В России
всё шире распространялось масонство. Особой популярностью у тогдашней русской аристократии пользовались масонские ложи шведской
системы <строгого наблюдения>.
Помимо пышных ритуалов, необходимости для членства в ложе непременно иметь дворянское происхождение и прочей мишуры, у этой системы
имелись две интересных особенности. Во-первых, масоны низших степеней были обязаны беспрекословно повиноваться своим
высокопоставленным <братьям>. Во-вторых, во главе этой масонской иерархии стоял не кто иной, как король Швеции Густав III, носивший
одновременно титул Великого правящего мастера шведского масонства. Когда летом 1777 года Густав III посетил Петербург, российские
масоны устроили ему торжественное чествование в ложе <Аполлона>, причём произошло это 27 июня (8 июля) - в день, когда все
порядочные русские люди отмечали очередную годовщину победы при Полтаве.
В феврале 1778 года в Петербурге был открыт так называемый <Капитул Феникса>, игравший роль тайного масонского правления для лож
шведской системы в России. В свою очередь, вся деятельность <Капитула> направлялась и контролировалась из Стокгольма - сперва
непосредственно шведским королём, а с 1780 года - его братом, герцогом Карлом Зюдерманландским, которому Густав III передал
должность Великого мастера.
Таким образом, сложилась явно ненормальная ситуация, когда целый ряд знатных вельмож Екатерины II оказался в подчинении у брата
шведского короля. Хотя и с оговоркой, что они должны ему повиноваться, если это не противоречит их долгу в отношении собственного
монарха. Вступавшие в масоны приносили клятву: <Повиноваться ему (Карлу Зюдерманландскому - И.П.) во всём, что не противно верности,
повиновению и покорности, которыми я обязан моим законным государям и как светским, так и церковным законам этой Империи>
(Вернадский Г.В. Русское масонство в царствование Екатерины II. Пг., 1917. С.46).
Нетрудно догадаться, что Екатерину II подобное положение дел не устраивало. <Её Величество почла весьма непристойным столь тесный
союз подданных своих с принцем крови шведской. И надлежит признаться, что она имела весьма справедливые причины беспокоиться о сём>
(Там же. С.47).
К сожалению, русская императрица отличалась излишней гуманностью и мягкосердечием по отношению к внутренним врагам Империи. Как
писал в 1790 году Екатерине II московский генерал-губернатор князь А.А.Прозоровский: <Нам прислано было на заведение оного (т.е.
масонства - И.П.) из Швеции 500 червонных, о чём и до сведения Вашего величества дошло, и Вы принять сие изволили с гневом, но
наконец сие осталось в забвении> (Соколовская Т.О. Капитул Феникса. Высшее тайное масонское правление в России (1778-1822 гг.). Пг.,
1916. С.8).
Среди контролировавшихся шведами российских масонских структур особого внимания заслуживает основанная 12(23) сентября 1779 года
кронштадтская ложа <Нептуна к надежде>. Возглавлял её адмирал Самуил Карлович Грейг, англичанин по национальности, перешедший в 1764
году на русскую службу из британского флота и с 1775 года занимавший должность главного командира Кронштадтского порта. Общее число
её членов составляло 86 человек, в основном это были морские офицеры.
20 июня (1 июля) 1788 года, за день до начала войны, шведский флот вошёл в Финский залив. Его командующий, тот самый герцог Карл
Зюдерманландский, рассчитывал внезапным нападением разгромить русские военно-морские силы. 6(17) июля западнее острова Гогланд
произошло сражение между шведами и Балтийской эскадрой под командованием адмирала Грейга. Силы сторон были сопоставимы: у шведов 15
линейных кораблей и 8 фрегатов, у русских - 17 линейных кораблей и 8 фрегатов, русские имели некоторое преимущество за счёт большего
числа кораблей и пушек.
Во время боя адмирал Грейг запретил использовать против шведов зажигательные ядра, мотивируя это соображениями <человеколюбия>.
Нетрудно догадаться, что <человеколюбие> оказалось односторонним - только на корабле самого Грейга от неприятельских снарядов трижды
загорались паруса.
Но это ещё не всё. Как пишет в своём труде <История войн на море> германский адмирал Альфред Штенцель: <По утверждению шведов, они
только потому могли так долго держаться со своим более слабым флотом против сильнейшего русского, что всё время стреляли парными
круглыми ядрами, русские же большей частью стреляли картечью> (Штенцель А. История войн на море. В 2-х т. Т.2. М., 2002. С.425).
Как известно, в морских сражениях того времени следовало стремиться поскорее выбить из строя как можно больше неприятельских
кораблей. Соединённые между собой цепью спаренные ядра, которые использовали шведы, весьма эффективны против корабельных снастей.
Картечь же предназначена для уничтожения скоплений живой силы противника, ею стреляют, чтобы очистить палубу вражеского корабля
перед абордажем. Поскольку идти на абордаж Грейг не собирался, в данных обстоятельствах стрельба картечью была бессмысленной.
Тем не менее, несмотря на подобные граничащие с предательством приказы, исход Гогландского сражения оказался для русских в целом
благоприятным. В ходе шестичасового боя каждая из сторон потеряла по одному линейному кораблю. На следующие день шведы не
возобновляя боевых действий отступили. Достигнут подобный результат был отчасти вопреки воле Грейга. В отправленном после сражения
письме он оправдывался перед своим верховным масонским начальником герцогом Карлом Зюдерманландским, что несколько зажигательных
ядер были выпущены с другого корабля без его ведома.
Остаётся лишь сожалеть, что явное вредительство, за которое человеколюбивого адмирала следовало бы вздёрнуть на ноке реи
собственного флагмана, осталось безнаказанным. Впрочем, к счастью для России, осенью 1788 года Грейг скоропостижно скончался, а
масонские ложи <Нептуна> и <Аполлона> в конце того же года по личному распоряжению императрицы Екатерины всё-таки закрыли.
В Швеции тоже имелась собственная <пятая колонна>. Недовольные тем, что король начал войну с Россией, не получив на то согласия
риксдага, офицеры шведской армии подняли мятеж, получивший название Аньяльского. Этим воспользовались финские сепаратисты. Один из
их лидеров, майор Егергорн, отправился в Петербург, где представил Екатерине II проект отделения Финляндии от Швеции. Однако
императрица дала уклончивый ответ, заявив, что вступит в переговоры только с законными представителями финского народа. Когда
Егергорн возвратился в армию, настроение там уже переменилось. Король подавил заговор. Лидеры финских сепаратистов бежали в Россию и
были приняты на русскую службу. Что же касается войны, то она закончилась <вничью>: согласно заключённому 3(14) марта 1790 года
Верельскому миру никаких территориальных изменений не произошло.

БЕЗОПАСНОСТЬ ИМПЕРСКОЙ СТОЛИЦЫ

Наконец, в феврале 1808 года началась последняя русско-шведская война. На этот раз было твёрдо решено присоединить Финляндию к
России. Дело в том, что согласно одному из секретных условий договора, заключённого 25 июня (7 июля) 1807 года во время встречи
Наполеона и Александра I в Тильзите, Россия получила право отобрать Финляндию у Швеции, если последняя откажется присоединиться к
союзу Франции и России против Англии. При этом Наполеон справедливо указал, что Швеция, примыкая столь близко к столице России,
является её <географическим врагом> (Бородкин М.М. Краткая история Финляндии. СПб., 1911. С.94).
И действительно, ещё с новгородских времен Финляндия являлась традиционной базой для шведской агрессии. Сами финны составляли
значительную часть вторгавшихся на российскую территорию шведских войск, отличаясь даже по свидетельству самих шведов особым
зверством: <После сражения при Добром также были убиты пленные; один из высших шведских офицеров помиловал русского подполковника,
чтобы попробовать вытянуть из него какие-нибудь сведения, но финский солдат ринулся вперёд с криком: "Только не давать пощады,
господин, мы сыты по горло такими, как он, добрый господин!" - и проткнул шпагой беззащитного человека> (Энглунд П. Полтава. Рассказ
о гибели одной армии. М., 1995).
Понятно, что иметь таких соседей под Петербургом, было столь же невозможно, как терпеть в наши дни базу Шамиля Басаева где-нибудь в
Звенигороде или Сергиевом Посаде. Поэтому на сей раз наступление было начато весьма решительно. Уже 18 февраля (1 марта) 1808 года
русский отряд сходу взял Гельсингфорс, а 10(22) марта русские войска вошли в Або. 16(28) марта была опубликована декларация: <Его
Императорское Величество возвещает всем державам европейским, что отныне часть Финляндии, которая доселе именовалась шведскою, и
которую войска российские не иначе могли занять, как выдержав разные сражения, признаётся областью, российским оружием покорённою, и
присоединяется навсегда к Российской Империи> (Бородкин М.М. Справки о <конституции> Финляндии. СПб., 1900. С.16). 20 марта (1
апреля) того же года последовал манифест к населению России, в котором значилось: <Страну сию, оружием Нашим покорённую, Мы
присоединяем отныне навсегда к Российской Империи, и, вследствие того повелели Мы принять от обывателей её присягу на верное
Престолу Нашему подданство> (Там же).
В ноябре 1808 года Александр I принял депутацию представителей всех финляндских сословий. Во главе её стоял барон Карл Эрик
Маннергейм, прадед знаменитого маршала. Депутаты благодарили Государя за многие его милости, проявленные к Финляндии.
Благодарить было за что. <Властитель слабый и лукавый, плешивый щёголь, враг труда>, как охарактеризовал Александра I Пушкин,
отличался прямо-таки патологическим умением приносить интересы своего народа в жертву <мировому общественному мнению>. В этом его
сумел превзойти разве что Горбачёв. Не удивительно, что вошедшим в состав Российской Империи Польше и Финляндии <Александр
Благословенный> предоставил множество поблажек, которых не имели его русские подданные.
Несмотря на это, особого энтузиазма насчёт отделения от Швеции местное население не испытывало. Фактически наша армия сражалась с
финскими войсками под шведским командованием. Более того, на севере Финляндии против нас вместе с регулярной армией воевали финские
партизаны. Тем не менее, Швеция проиграла войну и согласно подписанному 5(17) сентября 1809 года Фридрихсгамскому мирному договору,
вся Финляндия отходила к России.

КОНСТИТУЦИЯ, КОТОРОЙ НЕ МОГЛО БЫТЬ

Ещё до заключения мира, в городе Борго был созван финляндский сейм из представителей четырёх сословий - дворянства, духовенства,
горожан и крестьян. При его открытии 16(28) марта 1809 года Александр I произнёс речь на французском языке (ну естественно, на каком
ещё языке может выступать перед своими подданными русский царь!), в которой заявил: <Я обещал сохранить вашу конституцию, ваши
коренные законы; ваше собрание здесь удостоверяет исполнение моих обещаний> (Энциклопедический словарь. Т.XXXVI. СПб.: Ф.А.Брокгауз
и И.А.Ефрон, 1902. С.4).
В последующие годы пресловутая финская <конституция> стала предметом политических спекуляций. Как финские националисты, так и
советские историки обвиняли царские власти в её систематическом нарушении. Поэтому следует сразу же разобраться, что имел в виду
российский монарх.
Так как Финляндия являлась всего лишь шведской провинцией, никакой финской конституции в природе не существовало. Под ней могли
подразумеваться лишь действовавшие на тот момент шведские конституционные акты - Форма правления 1772 года и Акт соединения и
безопасности 1789 года. Однако дело в том, что Александр I с самого начала не придерживался требований, предъявляемых к главе
государства этими документами.
Становясь Великим князем Финляндским, он должен был согласно 8 Акта соединения и безопасности, собственноручно подписать этот Акт,
однако он его не подписал. Точно так же, вопреки Форме правления, русский император не произнёс конституционной присяги, в которой
он должен был заявить, что отвергает <ненавистное единодержавие>. Хотя во время сейма в Борго речь о ней заводилась депутатами фон
Мораном и бароном Маннергеймом, однако им указали на неприменимость этой присяги.
Вопреки 33 Формы правления, воспрещающему назначение генерал-губернатора, Александр I установил в Финляндии эту должность. 10
Формы правления и 1 Акта соединения и безопасности требовали, чтобы страна управлялась без участия <чужих иностранных людей>.
Вопреки этому, император назначил русского сановника Сперанского канцлером Абоского университета, а пост финляндского
генерал-губернатора, сменив шведского перебежчика Спренгтпортена, в том же 1809 году занял генерал М.Б.Барклай де Толли. О таких
<мелочах>, что правящий монарх должен был исповедовать лютеранство (1 Формы правления) и, будучи чужестранцем, не имел права
выезжать из государства без согласия своих советников из шведских людей (7 Формы правления), я уж и не говорю.
Таким образом, возникла юридически неопределённая ситуация. С одной стороны, русский монарх пообещал сохранить конституцию, с
другой - ряд её существенных положений совершенно не мог быть применим на территории Российской Империи. Поэтому вполне понятен
отзыв профессора Гельсингфорского университета И.В.Росенборга, который в 1857 году заявил: <так называемые основные законы Финляндии
темны и двусмысленны в своих выражениях и отчасти не заключают в себе того, что в них ищут...> (Бородкин М.М. Справки о
<конституции> Финляндии. СПб., 1900. С.29-30).
Если придерживаться буквы закона, получается, что формально царские власти действительно постоянно и цинично попирали финляндскую
конституцию. Достаточно сказать, что ни один из русских императоров так и не принял лютеранства. Если же следовать духу обещания
Александра - <сохранить коренные законы> Финляндии, то есть сохранить в повседневной жизни Финляндии шведские законы и обычаи, то
это было выполнено с лихвой.

ПОБЛАЖКИ ДЛЯ <ЖЕРТВ ОККУПАЦИИ>

Управление великим княжеством было организовано следующим образом. В Петербурге финскими делами занимался министр статс-секретарь
(до 1826 года его функции выполняла Комиссия финляндских дел). С 1811 по 1899 год на эту должность назначались исключительно
уроженцы Финляндии. Министр статс-секретарь ведал императорской канцелярией, занимавшейся всеми делами гражданского управления
Финляндией, докладывал эти дела императору и сообщал высочайшие повеления финляндскому генерал-губернатору.
Исполнительная власть в Финляндии возглавлялась генерал-губернатором. Также имелся финляндский правительствующий совет, в 1816 году
переименованный в императорский сенат. Он состоял из двух департаментов: судебного, являвшегося высшей судебной инстанцией, и
хозяйственного, заведовавшего гражданским правлением и фактически представлявшего собой совет министров. Члены сената назначались из
финляндских граждан.
В 1823 году был Высочайше утверждён порядок рассмотрения дел, касающихся Финляндии, согласно которому постановления русского
правительства должны быть <сообразны с законами и учреждениями края и удобны... там для исполнения>. Такое положение неизбежно вело
к отклонению неугодных законов, что, в свою очередь, влекло за собой необходимость всё больше и больше учитывать внутрифинляндские
основные законы, издавать акты, работающие на развитие автономии Финляндии.
Государственным языком Великого княжества оставался шведский. Впрочем, Александр I планировал постепенно ввести в Финляндии русский
язык. Так, 6 Положения об учреждении правления в Новой Финляндии (т.е. территории, приобретённой Россией согласно Фридрихсгамскому
миру) от 19 ноября (1 декабря) 1808 года предписывал <все дела производить на ныне употребляемом в Финляндии [шведском] языке,
доколе не войдёт в употребление Российский> (Бородкин М.М. Справки о <конституции> Финляндии. СПб., 1900. С.23). 6(18) июня 1812
года император издал рескрипт с повелением назначить во все школы Финляндии учителей русского языка и требовать, чтобы <все молодые
люди Финляндии, намеревающиеся вступить в государственную службу, обязаны были публично доказать познания свои в русском языке> (Там
же). Для введения в действие этого закона назначался шестилетний срок.
Эта мера не понравилась чиновникам из финляндского сената и Комиссии финляндских дел. Не смея настаивать на отмене неприятного им
закона, они начали постепенно его саботировать. В 1824 году они добились, в виде <временной меры>, освобождения от знания русского
языка теологов, затем в 1831 году от этой обязанности были освобождены, <впредь до нового распоряжения>, преподаватели гимназий и
других общественных учебных заведений. Постепенно от знания русского языка были освобождены и остальные чиновники края, кроме
чиновников канцелярии генерал-губернатора и статс-секретариата.
При шведах финские войска были организованы по поселенной системе. Чтобы избавиться от рекрутских наборов, города и сельские общины
во второй половине XVIII века заключили с правительством особые контракты, по которым обязались содержать оговоренное число солдат.
Каждому солдату отводились изба и участок земли, крестьяне обязывались платить ему вознаграждение и помогать в полевых работах. В
мирное время поселенные войска собирались только летом на несколько недель учебных сборов. Кроме того, в Финляндии имелось небольшое
количество постоянных войск, содержавшихся за счёт казны. Общая численность войск в Финляндии доходила до 21 600 человек.
Разумеется, о том, чтобы обременять новых российских подданных рекрутскими наборами наравне с русскими крестьянами, не могло быть и
речи. Как заверил Александр I собравшихся в Борго депутатов сейма: <кроме учреждения милиции и образования регулярных войск на
собственные Его Величества средства, никакой другой способ рекрутской или же военной конскрипции не будет иметь места в Финляндии>
(Энциклопедический словарь. Т.XXXVа. СПб.: Ф.А.Брокгауз и И.А.Ефрон, 1902. С.940).
Более того, вскоре последовали новые поблажки. Манифестом от 15(27) марта 1810 года отбывание натуральной повинности по поселенной
системе было приостановлено, чтобы <предоставить стране отдых и возможность финансовых сбережений>. Манифестом от 20 июля (1
августа) того же года взамен этой повинности была введена так называемая вакантная подать в размере вдвое меньшем того, что стоило
содержание солдат-поселенцев (Там же).
Тем не менее, финские войска в составе российских вооружённых сил всё-таки появились. Начало им положили созданные в 1812 году три
егерских полка. В дальнейшем укомплектованные уроженцами Финляндии части и подразделения подвергались неоднократным
переформированиям. Постоянно существовал лишь лейб-гвардии Финский стрелковый батальон. Как и обещал Александр I, в финских войсках
служили исключительно добровольцы. С 1812 по 1854 год их численность колебалась от 1600 до 4500 человек.
Впрочем, помимо заботы о благосостоянии своих финских подданных, император попросту не слишком доверял местным жителям, считая, что
<национальное вооружение может иметь нежелательные последствия>. Как ни странно, на гораздо более враждебных к России поляков
подобные опасения не распространялись.
Недоверие, скорее всего, было напрасным. Зачисленные в русскую армию финские добровольцы честно выполняли свой воинский долг. В 1831
году лейб-гвардии Финский стрелковый батальон принял участие в усмирении бунтующей польской шляхты, за что 6(18) декабря ему было
пожаловано георгиевское знамя. В 1849 году в составе русской гвардии батальон был отправлен подавлять революцию в Венгрии, в
1877-1878 гг. он участвовал в русско-турецкой войне.
Финансовая система Финляндии также была практически независимой от общероссийской. С самого начала Великое княжество представляло
собой особую таможенную область с отдельным таможенным управлением. При этом финляндская таможенная политика резко отличалась от
имперской, и с течением времени эта разница всё более усиливалась. Что касается налогов и вообще денежных средств Великого
княжества, то император Александр I объявил, что они будут употребляться только на нужды самой страны. Едва ли не единственным, что
связывало Финляндию с Россией в сфере финансов, был рубль в качестве денежной единицы.
В довершение всего 11(23) декабря 1811 года в состав Великого княжества была передана Выборгская губерния, включавшая в себя земли,
отошедшие к России по мирным договорам 1721 и 1743 годов. За 90 лет нахождения в составе Российской Империи она значительно обрусела
и многие её жители <никакого, кроме русского языка> не знали (Бородкин М.М. Краткая история Финляндии. СПб., 1911. С.127). Тем не
менее председатель Комиссии финляндских дел шведский перебежчик Г.М.Армфельт предпринял энергичные меры, чтобы как можно быстрее
удалить из губернии русских чиновников и вообще всё, что там напоминало о России. При этом он заявил: <должно стараться отделаться
от варваров (т.е. русских - И.П.) и на их место посадить людей с либеральными принципами> (Там же).
В результате административная граница Финляндии вплотную придвинулась к Петербургу. Пока Финляндия оставалась составной частью
Российской Империи, подобная ситуация не была особо страшной. Однако если судить по будущим последствиям, то этим своим поступком
<Александр Благословенный> заткнул за пояс даже Никиту Хрущёва, подарившего Крым Украине. Известно, что император Николай I крайне
неодобрительно отнёсся к действиям своего брата. <Пример того, что было испробовано с Выборгской губернией, влечёт уже за собою до
того важные неудобства, что возможно возвращение её к Империи в собственном смысле слова> (Там же. С.128).
Даже уроженец Финляндии министр статс-секретарь барон Р. Ребиндер в 1826 году представил Николаю I доклад о возвращении России
наиболее обрусевших частей Выборгской губернии, в первую очередь Карелии, расположенной вблизи столицы и более связанной с русскими
губерниями, чем с Финляндией. Будучи финским патриотом, он видел, какое недовольство вызвал поступок Александра I в России и
опасался, что из Выборгской губернии создастся <утёс>, о который разобьётся самостоятельность Финляндии. Как выразился Ребиндер в
одном из частных писем: <Я знаю все трудности, с которыми приходится вам бороться в этой проклятой губернии, дарованной нам небом в
своём гневе> (Там же. С.135). Увы, Николай I не проявил должной воли, каковая должна быть присуща самодержцу. Проект Ребиндера
поступил на рассмотрение финляндского сената, который высказался против, после чего был отклонён.
Разумеется, советские историки, исходившие из постулата, будто Российская Империя являлась <тюрьмой народов>, просто обязаны были
отыскать факты угнетения самодержавием несчастных финнов: <Царские власти систематически нарушали конституцию; в 1-й половине 19 в.
сейм ни разу не был созван> (Большая Советская Энциклопедия. 2-е издание. Т.45. М., 1956. С.183). Действительно, с 1809 по 1863 год
финляндский сейм не собирался ни разу. Однако дело в том, что согласно той самой <конституции> созывать его было вовсе не
обязательно. Форма правления 1772 года давала русским императорам на это полное право:
<Это не составляло нарушения финских законов, так как периодичность сейма была установлена только сеймовым уставом 1869 года.
Избегая крупных реформ, правительство могло управлять без сейма, пользуясь предоставленными короне весьма широкими правами в области
так называемого экономического законодательства> (Энциклопедический словарь. Т.XXXVI. СПб.: Ф.А.Брокгауз и И.А.Ефрон, 1902. С.4).
Швеция начала XIX века, чьё законодательство унаследовало Великое княжество, хотя и являлась конституционной монархией, однако её
король имел весьма значительные полномочия. Ни Александр I, ни Николай I старались не принимать мер, на которые <по основным
законам> требовалось согласие сейма. Или же обходили финляндское законодательство с помощью казуистических уловок. Например, в
Высочайшем повелении от 21 апреля (3 мая) 1826 года замена смертной казни финляндским гражданам ссылкой в Сибирь мотивировалась
принадлежащим монарху правом помилования.
Впрочем, иногда конституция всё же нарушалась. Так, в 1827 году Николай I <с прискорбием обратил внимание на то, что лица той же
веры, которую исповедовал сам Монарх, не имели права вступать на службу края>. После чего Высочайшим постановлением было разрешено
принимать на государственную службу финляндских граждан православного вероисповедания. Не правда ли, возмутительный пример
самодержавного произвола? Как посмел император устранить дискриминацию православных жителей Финляндии, не испросив на то согласия
местного сейма? Ведь глядя на него, кто-нибудь из политиков нынешней РФ, чего доброго, додумается потребовать от <государств>
Прибалтики прекратить притеснения русскоязычного населения.
Таким образом, после присоединения к Российской Империи Великое княжество Финляндское заняло в ней совершенно исключительное
положение. Фактически оно было связано с Россией лишь личной унией. Даже календарь в Финляндии использовался григорианский, в
отличие от юлианского календаря в остальной части Империи. Стоит ли после этого удивляться, что <в финском образованном обществе
проснулось национальное самосознание> (Энциклопедический словарь. Т.XXXVI. СПб.: Ф.А.Брокгауз и И.А.Ефрон, 1902. С.4).

(Продолжение следует)



От Георгий
К Георгий (18.01.2005 13:30:42)
Дата 26.01.2005 12:51:45

Штрафники (*+)

http://www.duel.ru/200503/?03_6_2

ШТРАФНИКИ

Заградотряды

Многосерийный фильм <Штрафбат>, показанный в сентябре на канале РТР, обострил внимание к теме штрафных частей. Молодым телезрителям,
в чем убеждают беседы с ними, он показался не только интересным, но и правдивым. Этому способствовала и талантливая игра актеров.
Между тем в телесериале есть немало намеренных отступлений от того, что было в реальности, ее искажений. Их оправдать трудно: судьба
штрафника, скажем, офицера, еще вчера командовавшего полком, а сегодня идущего в атаку рядовым, либо летчика-истребителя,
приземленного приговором и направленного в пехоту, сама по себе настолько драматична, предоставляет художнику такой простор для
творческого осмысления, что отрываться от правды, действительности ему ни к чему. Тем более что многие документы, касающиеся
штрафных частей, заградительных отрядов, не только перестали быть секретными, но и давно опубликованы.

Еще в самом начале войны, которая складывалась для нас трагически, когда было немало случаев неорганизованного отступления, а иногда
и просто паники, многие командиры и политработники по своей инициативе начали создавать подразделения, призванные остановить
отступающих, образумить, вновь сплотить в команду, организованную группу. Эти подразделения и стали прообразом заградительных
отрядов. Верховное Командование войсковую практику поддержало и узаконило. 12 сентября 1941 года командующим фронтами была
направлена директива, которая предписывала:

1. В каждой стрелковой дивизии иметь заградительный отряд из надежных бойцов численностью не более батальона.

2. Задачами заградительного отряда считать прямую помощь комсоставу в установлении твердой дисциплины в дивизии, приостановку
бегства одержимых паникой военнослужащих, не останавливаясь перед применением оружия.

Обоснование необходимости этих жестких мер звучало так: <Опыт борьбы с немецким фашизмом показал, что в наших стрелковых дивизиях
имеется немало панических и прямо враждебных элементов, которые при первом же нажиме со стороны противника бросают оружие, начинают
кричать: <Нас окружили!> - и увлекают за собой остальных бойцов. В результате подобных действий этих элементов дивизия обращается в
бегство, бросает материальную часть, а потом одиночками начинает выходить из леса. Подобные явления имеются на всех фронтах... Беда
в том, что твердых и устойчивых командиров и комиссаров у нас не так много...>
Итак, заградительные отряды появились раньше штрафных частей и родились они в войсках. На практике в заградительные отряды
направляли красноармейцев с фронтовым опытом, очень часто после ранений и контузий.
Армейские заградительные отряды носили ту же полевую форму, что и вся действующая армия. Никакого отношения к НКВД они не имели, и
об этом хорошо знал противник. Передо мной немецкая листовка, в которой есть и такие строки: <Вас заставляют быть палачами! Вы
позорите не только своих родных, но и звание бойца Красной Армии. Ведь армия - это не охранка, не НКВД!.. Вас сделали, выражаясь
блатным языком, <легавыми>. С той лишь разницей, что <легавые> охотятся за ворами и преступниками, а вас натравливают на народ, на
бойцов Рабоче-Крестьянской Армии!> Вот как немцы заботились о моральном облике солдата РККА. Даже слова подходящие находили.
И в <Штрафбате>, и в фильме <Гуга>, который зрители видели раньше, штрафники сталкиваются с заградительным отрядом, красующимся чуть
ли не в парадной форме НКВД. Это неправда. Если они и сталкивались, то со своим же братом - таким же солдатом, притом уже изрядно
обожженным огнем войны.
Да, НКВД СССР с первых месяцев войны параллельно с армией и флотом создавал и свои заградительные отряды. Но действовали они в тылах
фронтов, и там, как ни горько это признавать, работы им хватало. Только с начала войны по 10 октября 1941 года заградительными
отрядами войск НКВД по охране тыла было задержано 657 464 военнослужащих, отставших от своих частей и бежавших с фронта. 632 486 из
них (более 96 процентов) были сформированы в части и вновь направлены на фронт. Так что если вы еще раз увидите на экране
противостояние отступающего непосредственно после атаки армейского подразделения и пулеметчиков в синих фуражках НКВД (и тем более в
касках, которые и на передовой не всегда носили), знайте: это вымысел.

Штрафные части

ШТРАФНЫЕ части - батальоны и роты - появились в Красной Армии только в июле 1942 года после приказа наркома обороны СССР N227 <Ни
шагу назад!>. Этот приказ, кроме того, упорядочил и систему заградительных отрядов. Именно этим приказом заградотряды НКВД
переводились на охрану тыла и потому никак не могли оказаться за спиной штрафных частей, которые только надлежало формировать.
Приказ N227 без всяких изъятий давно и не раз публиковался, и вряд ли есть смысл приводить здесь его слова, оказавшие сильное
воздействие на командиров и бойцов отнюдь не репрессивными санкциями. Но предусматривались и они.
Для лиц среднего и старшего командного и политического состава, виновных в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, в
пределах фронта создавались от 1 до 3 штрафных батальонов (800 человек). Для рядовых бойцов и младших командиров, виновных в
аналогичных нарушениях, в пределах армии создавалось от 5 до 10 штрафных рот (от 150 до 200 человек в каждой). Штрафные части
полагалось направлять на наиболее трудные участки фронта, чтобы дать им возможность искупить кровью преступления перед Родиной.
26 сентября 1942 года приказом наркома обороны СССР N298 были объявлены положение о штрафном батальоне и положение о штрафной роте.
В положениях, утвержденных заместителем Верховного Главнокомандующего генералом армии Г.К. Жуковым, указывалось, что штрафные части
создаются для того, чтобы дать возможность лицам среднего, старшего командного, политического и начальствующего состава, рядовым
бойцам и младшим командирам всех родов войск, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, искупить свои
преступления перед Родиной кровью, отважной борьбой с врагами на более трудном участке фронта.
Штрафные батальоны находились в ведении военных советов фронтов, штрафные роты - военных советов армий. Для непосредственного
ведения военных действий штрафные части придавались стрелковым дивизиям, бригадам, полкам.
В результате внезапных действий противника в тяжелое положение попал 214-й кавалерийский полк. Неся большие потери, он начал
отступать. В критической ситуации командир решил отправить Знамя полка в штаб 63-й кавдивизии. Но его в штаб не доставили. Приказом
НКО СССР N 0380 от 23 ноября 1944 года командир 214-го кавалерийского полка полковник был снижен в звании до майора, а весь полк
переведен в разряд штрафных. Мужеством в последующих боях конники искупили вину. По ходатайству военного совета 3-го Украинского
фронта полку вернули прежний статус и вручили новое Знамя.
Военнослужащие направлялись в штрафные батальоны приказом по дивизии (корпусу, армии, фронту - в отношении частей соответствующего
подчинения), а в штрафные роты - приказом по полку (отдельной части) на срок от 1 до 3 месяцев. На тот же срок могли направить в
штрафную часть лиц, осужденных военным трибуналом с применением отсрочки исполнения приговора до окончания войны (на основании ст.
28-2 уголовного кодекса РСФСР, 1926 года). Все направлявшиеся в штрафные части подлежали разжалованию в рядовые, их награды на время
нахождения в штрафной части подлежали передаче на хранение в отдел кадров фронта (армии). Командиры и комиссары батальонов и полков
могли быть направлены в штрафной батальон только по приговору военного трибунала.

Кто служил

Командный и политический состав штрафных частей подбирался из числа наиболее подготовленных, отличившихся в боях командиров и
политработников. Командиры и комиссары штрафных батальонов назначались на должности военным советом фронта, командиры и комиссары
штрафных рот - военным советом армии. Постоянному составу (командирам, политработникам, старшинам рот) срок выслуги в званиях
сокращался наполовину, каждый месяц службы в постоянном составе штрафной части засчитывали за шесть месяцев. Командир и комиссар
штрафного батальона в отношении штрафников пользовались правами командира и комиссара дивизии, командиры и комиссары штрафных рот -
властью командира (комиссара) полка.
Штрафники могли быть назначены только на должности младшего командного состава с присвоением воинского звания ефрейтор, младший
сержант и сержант. Этим лицам денежное содержание выплачивалось по занимаемой должности, остальным полагался оклад рядового
красноармейца. Выплата денег семьям осужденных командиров и политработников по аттестатам прекращалась, они получали пособия как
семьи красноармейцев.
По отбытии назначенного срока (не более 3 месяцев) штрафники представлялись командиром батальона (роты) к освобождению и при
утверждении представления военным советом фронта или армии освобождались и восстанавливались в прежней должности и звании. За боевое
отличие штрафники могли быть освобождены досрочно, а также представлены к государственным наградам. Получившие ранение в бою
считались отбывшими наказание, восстанавливались во всех правах и по выздоровлении направлялись для дальнейшего прохождения службы в
обычные части. Инвалидам назначалась пенсия из оклада содержания по должности перед зачислением в штрафную часть. В таком же порядке
назначалась пенсия семьям погибших штрафников. Знаки различия штрафники носили в соответствии с воинскими званиями и по форме одежды
не отличались от других стрелковых частей.
Создание штрафных частей не привело и не могло привести к дополнительному освобождению заключенных из мест лишения свободы. Дело в
том, что осужденные за тяжкие политические и уголовные преступления освобождению до конца войны не подлежали. Осужденные же за
нетяжкие преступления, нарушения трудового законодательства, которые по состоянию здоровья и политической благонадежности подходили
для службы в армии, к моменту создания штрафных частей уже были на свободе и воевали в составе обычных частей. Только по указам
Президиума Верховного Совета СССР от 12 июля, 10 августа и 24 ноября 1941 года из мест лишения свободы было освобождено более 750
000 человек. В следующем году к ним прибавилось еще 157 000. В штрафные роты их, как правило, не направляли. Никогда, подчеркнем и
это, в штрафники не отправляли добровольцев из заключенных.
В ходе войны контингент лиц, направляемых в штрафные роты, заметно расширился. Приказом НКО СССР N413 от 21 августа 1943 года
командирам полков действующей армии и командирам дивизий в военных округах и на недействующих фронтах было разрешено своей властью
направлять в штрафные части действующей армии подчиненных лиц сержантского и рядового состава за самовольные отлучки, дезертирство,
неисполнение приказа, проматывание и кражу военного имущества, нарушения уставных правил караульной службы и иные воинские
преступления в случаях, когда обычные меры дисциплинарного воздействия за эти проступки оказывались недостаточными. Аналогичные
права получили начальники гарнизонов в отношении задержанных дезертиров сержантского и рядового состава. Приказ N 413 привел к
резкому снижению количества осужденных в армии, так как командиры стали направлять лиц, совершивших преступления, в штрафные роты,
минуя военные трибуналы.
Прямо надо сказать: справедливость при этом соблюдалась далеко не всегда. Военные прокуроры, осуществляя надзор над штрафными
частями, выявляли немало фактов, когда солдата или сержанта направляли в штрафники за незначительные проступки (<шевеление в строю>,
<приготовление некачественного обеда> и т.п.). Увы, но было и такое.

Примеры

Можно отдельно, опираясь на документы, рассказать, на каких основаниях в штрафные роты направляли тех, кто при отступлении Красной
Армии в первые недели войны дезертировал и находился на оккупированной противником территории до ее освобождения нашими войсками,
попавших в плен власовцев, бывших полицейских. Впрочем, о полицейских можно сказать детальнее. Вот доклад начальника отдела по
спецделам Главной военной прокуратуры Стрековского. В нем говорится, что те из полицейских, которые занимали руководящие посты или
запятнали себя серьезными преступлениями, бежали вместе с немцами. Остались те, кого в принципе можно призвать в армию. <Всех этих
лиц, - говорится в документе, - можно быстренько проверить путем опроса местного населения и затем, в случае отсутствия данных об их
вербовке, предательстве или других моментах, передать в Красную Армию, направив служить в штрафные роты>. Предложение было принято и
оформлено в виде совместной директивы НКВД/НКГБ СССР
N494/94 от 11 ноября 1943 года.
В штрафные роты направлялись те, кто отказывался брать оружие по религиозным мотивам, участники бандформирований, действовавших на
Северном Кавказе и в Закавказье, явившиеся с повинной, и некоторые другие лица.
А вот состав штрафных батальонов в ходе войны становился все более однородным. Опыт убедил, что направлять в штрафники офицеров,
совершивших нетяжкие преступления, нецелесообразно. Приказ НКО СССР N 0244 от 6 августа 1944 года предписывал понижать их в звании
на одну ступень и использовать на офицерских должностях в обычных частях. Если офицер совершал тяжкое воинское преступление, но по
суду не лишался воинского звания, его - согласно приказу - направляли в штрафной батальон. Если же при этом его лишали офицерского
звания, то в штрафную роту. Никогда на протяжении всей войны в штрафные батальоны уголовников из мест лишения свободы не направляли.
Недавно я прочитал в <Красной звезде> письмо бывшего командира 163-й штрафной роты 51-й армии Ефима Гольбрайха <Одна неправда нам в
убыток>. Так вот. Работая с архивными документами, я нашел описание боя одной из штрафных рот этой армии, приданной 91-й стрелковой
дивизии. В конце августа 1942 года эта рота в оборонительном бою отбила атаку противника, поддерживаемую десятью танками. 29
августа, будучи отрезанной от своих войск, рота с боями вышла из окружения. 1 сентября участвовала уже в наступательном бою и только
по приказу отошла на исходные позиции. Бойцы и начальствующий состав роты 60 километров несли на себе раненых. Приказом военного
совета 51-й армии звание штрафной с роты было снято.
Еще один документ: в штрафных частях 64-й армии в период боев под Сталинградом 1 023 человека за мужество были освобождены от
наказания. Из них награждены: орденом Ленина - 1, Отечественной войны II степени - 1, Красной Звезды - 17, медалями <За отвагу> и
<За боевые заслуги> - 134.
Одномоментно, если так можно сказать, во всех штрафных частях действующей армии находилось примерно 40-60 тысяч человек, то есть
менее одного процента ее численности (6-7 млн. человек). Понятно, что они были в состоянии решать хотя и самые опасные, самые
рискованные, но все же локальные задачи.
Заградительные отряды были упразднены осенью сорок четвертого, штрафные части - после Победы. Каждый вправе иметь свое суждение о
том, могли ли мы обойтись без них в военное лихолетье. Куда важнее думать о будущем, прививать новым поколениям готовность к любым
испытаниям, которые уготованы нам судьбой.

Андрей КУЗНЕЦОВ,
подполковник юстиции





От Георгий
К Георгий (18.01.2005 13:30:42)
Дата 26.01.2005 12:51:28

Ход переговоров Сов. России и Германии о перемирии и заключении мира (начало) (*+)

http://www.duel.ru/200503/?03_6_1

ПЕРЕГОВОРЫ

Грязные спекуляции о том, что большевики после Октября активно отрабатывали немецкие деньги, якобы полученные ими <на революцию>,
продолжают гулять не только по страницам дерьмократических СМИ, но и некоторых <националистических>. Вот и телевидение недавно
показало новую фальшивку на тему о том, как Парвус дирижировал русской революцией. Однако эта ложь, как и любая другая, рассыпается
в прах при малейшем соприкосновении с действительностью. Злобное измышление абсолютно опровергается, например, ходом переговоров
Советской России и Германии о перемирии и заключении мира, начало которых описано в публикуемом здесь материале.

Первый шаг

В пятом часу дня 26 ноября 1917 года поручик Владимир Шнеур и члены армейского комитета V армии военный врач Михаил Сагалович и
вольноопределяющийся Георгий Мерен покинули окоп и, подняв белый флаг, пошли в сторону немецких позиций. В трехстах шагах от
проволочных заграждений их встретили немецкие офицеры и, завязав им глаза, доставили в расположение своего батальона. Через час их
на автомобиле привезли в поселок возле Паневежа, где их принял дивизионный генерал Гофмейстер в походной парадной форме при орденах,
звездах и ленте. Генерал сообщил, что русские предложения, полученные из батальонного штаба, переданы верховному командованию и
ответ ожидается через двадцать четыре часа. Однако он поступил гораздо быстрее - в восемь часов вечера Гофмейстеру поручалось
выработать детали встречи представителей воюющих стран для заключения перемирия. В полночь документ был готов: германская сторона
соглашалась начать переговоры о перемирии, она обязывалась предоставить для представителей воюющих стран специальный поезд и
обеспечить им прямой провод для связи со своими правительствами. Место встречи - Брест-Литовск. Время - десять часов утра 2 декабря.
Текст договоренности был вручен русским парламентерам. Тем же порядком они были доставлены на передовые позиции. В два часа дня они
были у своих и доложили Крыленко о результатах переговоров. Вечером того же дня экстренный поезд главковерха отбыл в Петроград.

Имена трех человек, сделавших первый шаг для осуществления мира, подчеркивал Н.И. Подвойский, достойны того, чтобы навсегда войти в
историю.

28 ноября Советское правительство предпринимает еще одну попытку побудить страны Антанты вступить в мирные переговоры. Оно
информирует их о результатах миссии парламентеров и о согласии Германии заключить перемирие. Советское правительство ставило державы
Антанты перед решением: послать ли своих представителей вместе с русскими представителями на запланированные переговоры?

Ответом правительств стран Антанты был созыв в Париже межсоюзной конференции, на которой они поставили <русский вопрос>. Россию на
конференции <представлял> кадет, бывший член Государственной думы профессор В.А. Маклаков, который был назначен Временным
правительством послом во Францию. Интересно, что по иронии судьбы он прибыл в Париж как раз 7 ноября. Узнав на вокзале о революции,
Маклаков поспешил заверить встречающих в том, что <внутреннее положение в России гораздо спокойнее, чем это кажется на расстоянии>.
Очень скоро он убедился, что жизнь развивается отнюдь не по его прогнозам, но с тем большим рвением принялся за сколачивание
антисоветского блока. На конференции Маклаков уже призывал к вооруженной интервенции против своей родины. Бывший премьер А.Ф.
Керенский не отставал от него. Парижская конференция обязала правительства участвовавших стран не признавать Советского
правительства, не вступать с ним ни в какие официальные контакты и поддерживать в России те силы, которые борются за реставрацию
прежних порядков и за продолжение войны с Германией. Тем не менее конференция по предложению англичан и к явному недовольству
<русских представителей> высказалась за возможность поддержания определенных, хотя и сильно урезанных связей с новым правительством
России. <Союзные правительства, отнюдь не прощая измены России, могут вступить в неофициальные сношения с петроградским
правительством>.

Конечно, эта возможность оставлялась открытой не для того, чтобы искать путей к миру, а на тот случай, если Германия поставит крест
на переговорах с Россией и той придется продолжать войну. Несмотря на всю свою неприязнь к большевикам, антантовские политики, по
крайней мере те, кто обладал здравым смыслом, и в первую очередь дипломаты, продолжавшие оставаться в Петрограде, видели, что партия
большевиков обладает реальной силой.

Не ответив на обращение Советского правительства относительно мирных переговоров, английское посольство тем не менее несколькими
интервью буржуазным органам печати пыталось раздуть дискуссию о том, к кому Советское правительство обратилось раньше с предложением
о мире - к державам Четверного союза или к странам Антанты, игнорируя тот факт, что Декрет о мире был адресован в равной степени
всем народам и правительствам. Суть этой провокационной возни была очевидной: Россия, мол, предала своих союзников. Поэтому
Наркоминделу 29 ноября пришлось повторно - верно, уж в десятый раз - разъяснять: <Советская власть стремится к всеобщему, а не
сепаратному миру>.

Но положение дел развивалось так, что было ясно: по крайней мере, на первом этапе Советской России придется действовать в одиночку.
Преступно было бы тратить время, ожидая, когда державы Антанты изменят свои позиции. Да и изменят ли они их? Поддержка мирным
усилиям Советского правительства неожиданно была оказана со стороны некоторых высших русских офицеров, которые до тех пор занимали
резко негативную позицию в отношении каких-либо переговоров с немцами. Правда, двигало их на это отнюдь не искреннее стремление к
миру. Офицеры генерального штаба просто видели, что продолжение войны при данных условиях является для России и ее армии
самоубийством. Они надеялись, что их участие в переговорах поможет достичь <рыцарского соглашения> с противником. В письме на имя
В.И. Ленина генерал-майор Одинцов предложил создать из числа штабных офицеров и генералов, обладающих высшим военным образованием,
группу для разработки военно-технических вопросов перемирия, которое бы позволило России, не нарушая ее интересов, приостановить
военные действия. 28 ноября В. И. Ленин ответил Одинцову согласием и попросил его назвать лиц, которые могли бы принять участие в
предстоящих переговорах. Служить Советской власти в качестве военных экспертов вызвались контр-адмирал В.М. Альтфатер, кавалер
многих русских орденов, участник обороны Порт-Артура и крупнейших боевых операций на Балтийском море, генерал-майор генерального
штаба А.А. Самойло, полковники И.Г. Фокке,
И.Я. Цеплит и капитан В.В. Липский. Командир бывшего императорского фельдъегерского корпуса предоставил офицеров корпуса в
распоряжение Советского правительства для поддержания курьерской связи между Брест-Литовском и Петроградом.

О мире заговорили вдруг и левые эсеры. Левоэсеровский ЦК предложил включить в состав делегации и его представителя - Анастасию
Биценко. Она была введена в состав делегации, но на переговорах предпочла занять роль стороннего наблюдателя.

В качестве представителей трудящихся и крестьянских масс в делегацию вошли матрос Ф.В. Олич, солдат Н.К. Беляков, крестьянин Р.Н.
Сташков и рабочий Н.А. Обухов.

Главой делегации был назначен А.А. Иоффе. Перед отъездом в Брест-Литовск его пригласил к себе В.И. Ленин. Состоялась продолжительная
беседа. <Владимир Ильич чрезвычайно настойчиво внушал мне перед моим отъездом в Брест-Литовск, как именно необходимо наших
империалистических противников вытаскивать за ушко да на солнышко... <Как только они покажут свои империалистические ушки, - говорил
он, - вы их остановите и требуйте: а позвольте-ка это записать...>>

По процедуре и по сути

Утром 1 декабря советская делегация прибыла в Двинск, где глава делегации выступил на съезде V армии с разъяснением мирной политики
Советского правительства. Прямо со съезда - в поезд, чтобы следовать дальше. Вот и разъезд 514-й версты, от него до окопов переднего
края делегация добиралась пешком. А потом - через взрытое снарядами поле - к черневшей у немецких проволочных заграждений группе с
огромным белым флагом. На полпути делегацию остановил окрик: <Дальше не ходить!> Остановились. Подошел немецкий генерал Гофмейстер в
сопровождении нескольких офицеров. Генерал достал список и порядка ради сделал перекличку. Лишь после этой процедуры членов
делегации через германские траншеи провели к железнодорожной платформе. По узкоколейке делегацию доставили к железнодорожной
станции, где уже стоял наготове специальный поезд.

Когда подъезжали к Брест-Литовску, делегатов строго-настрого предупредили, чтобы <во избежание недоразумений> они ни в коем случае
не покидали территорию крепости. И вот она - цитадель на Буге, в которой расположилась ставка германского верховного
главнокомандования Восточного фронта. Они прибыли в нее через выжженный дотла город. И повсюду на подступах к крепости видны были
жестяные таблички, оповещающие: всякий русский, приблизившийся к крепости, подлежит расстрелу на месте.

Первая сложность возникла там, где ее совсем не ожидали. В соответствии с дипломатическим протоколом, советские делегаты до открытия
конференции должны были пройти через церемонию представления главнокомандующему Восточным фронтом принцу Леопольду Баварскому. Члены
делегации, посовещавшись между собою, отказались выполнить эту процедуру: протокол протоколом, но в данном случае они решили
действовать, руководствуясь пролетарской сознательностью, - представители рабоче-крестьянского правительства не могут подать руки
коронованной особе. После долгих прений выход все-таки был найден. 2 декабря, когда русская делегация из отведенного ей барака N 7
будет идти в зал заседаний, оборудованный в бывшем офицерском казино, ей <случайно> встретится принц, который в это время будет
<совершать моцион>. Так и случилось. Леопольд Баварский раскланялся, советские делегаты приподняли шляпы и картузы.

Конференция началась. Первое заседание было предельно кратким. Главнокомандующий Восточным фронтом поприветствовал собравшихся и
выразил надежду, что конференция приведет к желаемой цели. Потом он сообщил, что ведение переговоров германское правительство
поручило ему, но он уполномочил на это начальника своего штаба генерал-майора Гофмана. Так русские делегаты познакомились со своим
основным противником - партнером по переговорам, соединяющим, согласно характеристике австро-венгерского министра иностранных дел
Чернина, знание дела и энергию с большой ловкостью и хладнокровием, но также и с большой долей прусской грубости.

В течение всего этого времени Наркоминдел напоминал послам стран Согласия, что от них ожидают ответа на обращение Советского
правительства. 4 декабря 1917 года советская делегация предложила обратиться от имени всех участников переговоров в Брест-Литовске
ко всем воюющим странам, не представленным на конференции, с призывом принять участие в подготовке условий перемирия на всех
фронтах. Немецкая делегация не решилась сразу отклонить это предложение, хотя ввиду подготовки Германией нового, решающего
наступления на Западе, которое, по мнению германского верховного главнокомандования, должно было, по крайней мере, гарантировать
лучшие условия перемирия, Берлин не был склонен вообще принимать его. Сославшись на отсутствие соответствующих директив, немцы
заявили, что они должны запросить свое правительство. Естественно, ответа так и не последовало. Через некоторое время русская
делегация напомнила о своем предложении: <Для нас дело идет о перемирии на всех фронтах в целях установления всеобщего
демократического мира>. Генералу Гофману пришлось ответить: <Мы в настоящее время уполномочены вести переговоры о перемирии только с
русской делегацией, так как делегации союзников России на конференции нет>. Тем самым, как полагал Гофман, он закрыл этот вопрос.

Немцам показалось странным, что русская делегация так упорно пытается отстоять также интересы держав Антанты. Они не понимали, что
речь идет об интересах народных масс всех воюющих государств. Проблема эта возникала вновь и вновь. Так, при обсуждении конкретных
условий перемирия глава советской делегации первым пунктом поставил запрет на переброску войск, находящихся на Восточном фронте, на
Западный. Гофман был возмущен до предела. Это требование, которое русские продолжали отстаивать упорно и последовательно, ставило
под вопрос готовящуюся операцию на Западе. Возмущенно генерал заявил: русские должны понять, что это требование неприемлемо, и
вообще его можно предъявлять <только разбитой стране>. Не помогло. Русская делегация настаивала на своем: перемирие не может быть
достигнуто на том условии, что оно будет способствовать борьбе одного милитаризма против другого. На этот счет ей были даны
совершенно определенные инструкции. В директивах НКИДа говорилось: <Мы стремимся обеспечить действительное перемирие для братающихся
с нашими солдатами немецких солдат, а не подготовить для них только перемещение на другую бойню>. Нежелание немцев согласиться с
этим требованием грозило срывом переговоров. Глава делегации запросил дальнейших указаний. Ответ пришел от имени Совнаркома: в
данном пункте уступать нельзя.

А.А. Иоффе, кроме того, было дано указание немедленно после утренних переговоров выехать в Петроград, условившись о новой встрече с
противниками уже на русской территории через неделю. В соответствии с этим советская делегация на очередном заседании предложила
прервать переговоры до 13 декабря (с чем немцы согласились) и продолжить их в Москве (данное предложение было сразу же отвергнуто).
Стороны договорились приостановить на время перерыва в переговорах военные действия по всему Восточному фронту. Германская
делегация, давая согласие на это, заявила, что она рассматривает себя вправе продолжить переброску на Запад тех воинских соединений,
передислокация которых была предусмотрена приказами до 5 декабря.

Наряду с уточнением директив для делегации Советское правительство предусматривало принятие в течение этой недели соответствующих
шагов для подключения к конференции держав Антанты. 6 декабря Наркоминдел довел до сведения посольств бывших союзников России
основные моменты прошедших встреч с представителями Четверного союза, особо обратив внимание на пункт о переброске войск. Более
подробно с деталями переговоров послы могли познакомиться в правительственном сообщении по этому вопросу, опубликованном накануне во
всех советских газетах. В обращении НКИДа подчеркивалось, что со времени принятия Декрета о мире прошел месяц, срок, достаточный для
того, чтобы определить позицию к сделанному Советским правительством предложению. Но и на сей раз антантовские послы уклонились от
ответа.

Германская делегация прибыла для доклада в Берлин в полной уверенности, что мир будет подписан в течение одного-полутора месяцев.
Важнейшей задачей стала выработка конкретных условий будущего мирного договора. Оказалось, что здесь еще ничего не готово. Правда,
была масса самых различных предложений, поступивших от ведомств, банков и даже частных лиц. МИД Германии пыталось найти в этом
бумажном потоке рациональные зерна, удовлетворить всех, и прежде всего ставку, которая требовала похоронить принцип заключения мира
без аннексий - Россия должна была, по ее мнению, уступить значительные территории во имя <безопасности границ Германии>.
Статс-секретарь - министр иностранных дел Германии Кюльман созвал лучших своих экспертов-правовиков. Нужно было сформулировать
положения об аннексиях так, чтобы потом страны Антанты не использовали их как прецедент для захвата германских колоний. Однако до
окончания перерыва подходящей формулировки выработать не удалось. Соображения немецких юристов были направлены на возможность
использовать в качестве обоснования своих требований выдвинутый Советской властью тезис о праве народов на самоопределение.

Советская делегация возвращалась в Брест-Литовск вооруженная ленинскими директивами, в которых вопрос о самоопределении нашел четкую
формулировку:

<1) Официальное признание за каждой (недержавной) нацией, входящей в состав данной воюющей страны, права на свободное
самоопределение вплоть до отделения и образования самостоятельного государства; 2) право на самоопределение осуществляется путем
референдума всего населения самоопределяющейся области; 3) географические границы самоопределяющейся области устанавливаются
демократически избранными представителями этой и смежных областей...>

В качестве условий, гарантирующих действительно свободное самоопределение, были выдвинуты следующие: вывод войск, возвращение
беженцев, создание временного правительства из демократически избранных представителей и создание при нем комиссий договаривающихся
сторон с правом взаимного контроля.

С.В. ЗАРНИЦКИЙ,
Л.И. ТРОФИМОВА,
<Так начинался Наркоминдел>

(Окончание следует)




От Георгий
К Георгий (18.01.2005 13:30:42)
Дата 26.01.2005 12:51:24

В. Калашников. Зачем это делается или Как кое-кто компрометирует президента (про Ленина и нем. деньги) (*+)

http://195.182.150.206/Vedomosti/?id=2221&folder=106

Зачем это делается?
или как кое-кто компрометирует президента
Владимир КАЛАШНИКОВ, доктор исторических наук

В конце прошлого года думское большинство искало дату, способную стать символом примирения российского общества.
Результат поисков не впечатляет. В качестве нового праздника - Дня народного единства - избрали день 4 ноября, который почему-то
представлен как годовщина освобождения Москвы от поляков в 1612 г. и связан со славными именами Минина и Пожарского.
Достаточно открыть любой подробный курс лекций по истории, чтобы убедиться: в этот день в Москве не было ни освобождения, ни
единения, ни победы сил, возглавляемых Мининым и Пожарским.
Понятно, что дата с сомнительным историческим содержанием не может стать действительно общенародным праздником. А поскольку введение
нового праздника сопровождалось отменой праздника 7 ноября, постольку вся акция не стала средством достижения согласия: большинство
людей старшего поколения восприняли решение Думы как кровную обиду.
Ума не приложу: зачем обидели ветеранов в канун 60-й годовщины Победы в Великой Отечественной войне? Ведь для них является аксиомой
то, что победа в мае 1945 г. стала возможной только в результате Октябрьской революции 1917 г.
Эта аксиома кое-кого очень раздражает. Поэтому разговоры о примирении сопровождались показом по каналам телевидения фильмов,
негативно характеризующих советский период истории.
Своеобразным рекордом вранья стал фильм <Кто заплатил Ленину?>, показанный по каналу <Россия> 22 декабря. Его авторы утверждали, что
фильм основан на новых архивных документах, которые якобы подтверждают расхожую ныне версию о Ленине как <германском шпионе>.
Особенностью фильма является акцент на роль бывшего социал-демократа Парвуса, ставшего в период войны агентом германского
правительства. В фильме Ленин представлен марионеткой, каждым шагом которой управлял Парвус.
Именно Парвус, утверждают авторы фильма, на встрече в мае 1915 г. вооружил Ленина планом прихода большевиков к власти ценой
поражения России в войне и вместе с Лениным начал подрывную деятельность.
После Февральской революции якобы именно Парвус обеспечил большевикам-эмигрантам проезд в Россию через вражескую Германию и
нейтральную Швецию.
Именно Парвус якобы придумал большевистские лозунги и тактику борьбы за власть, а в решающие октябрьские дни толкнул Ленина на
немедленное восстание, с тем чтобы упредить сепаратный мир стран Антанты с Австро-Венгрией, Болгарией и Турцией, который оставил бы
Германию в одиночестве, и т. д.
Все это вранье нацелено на то, чтобы представить Ленина циничным предателем национальных интересов России, который был согласен
заплатить любую цену за свой приход к власти.
Тем, кто хоть как-то поверил авторам фильма, скажу следующее.
Прежде всего следует знать, что авторы фильма не предъявили ни одного нового документа. Поэтому, показывая помещения архивов, они
используют во всех ключевых местах не новые документы, а примечательные слова: <есть версия>. Иными словами, версия-то есть, а
документов нет.

А из известных документов следует, что:

после начала первой мировой войны правительство Германии вело тайную работу в странах противника. Во Францию, Англию и Россию через
различные каналы направлялись деньги, которые способствовали деятельности пацифистских и оппозиционных правительству сил;

к большевикам эти деньги не попадали. Ленин в Швейцарии жил в бедности, с трудом издавая редкие номера малотиражной газеты
<Социал-демократ>; в России большевики не могли наладить издания ни одной массовой газеты;
план революции, который Парвус предложил немцам весной 1915 г., состоял в том, чтобы через полное разрушение монархии добиться
расчленения России на мелкие демократические государства;
Ленин же с начала войны выступал за то, чтобы использовать военные поражения царизма для совершения социалистической революции, и за
сохранение единства России на новых - равных и добровольных - основах;
лозунг <поражения своему правительству> Ленин выдвинул в контексте лозунга борьбы всех социалистов Европы за превращение
империалистической войны в гражданскую,
т. е. в общеевропейскую социалистическую революцию;

после Февральской революции, к организации которой Ленин не имел отношения, германское правительство дало согласие на план
меньшевика Мартова о проезде политических эмигрантов через Германию в нейтральную Швецию, зная о том, что левые социалисты будут
вести политическую борьбу с Временным правительством;

переговоры об условиях проезда вели швейцарские социалисты, предложение Парвуса о помощи Лениным было отвергнуто;
Ленин не вступал ни в какие переговоры с германскими властями и не связывал себя никакими обязательствами перед ними;
никакой особой ставки на Ленина немцы не делали, ибо он был лидером малозначительной партии, возможность прихода которой к власти не
прогнозировалась; в этот период своей главной задачей немцы считали поддержку социалиста Керенского против <ястреба> Милюкова;

после свержения самодержавия Ленин снял лозунг <поражения своему правительству> и поддержал лозунг всеобщего мира без аннексий и
контрибуций, который после отставки Милюкова стал официальным лозунгом Временного правительства;

нет доказательств того, что после Февральской революции немецкие деньги непосредственно поступали в партийную кассу большевиков; в
то же время нельзя исключить, что какая-то часть средств через третьи руки попадала и к большевикам; в любом случае эти деньги не
могли определять ход событий в России;

крупные суммы денег германское правительство представило правительству большевиков уже после Октябрьской революции, когда Ленин
неожиданно оказался у власти и заявил о готовности начать немедленные переговоры о мире;
несмотря на то что весь 1917 г. буржуазные газеты обвиняли Ленина в связях с немцами, в январе 1918 г. на выборах в Учредительное
собрание за большевиков проголосовали не только рабочие крупных промышленных центров, но и большая часть армии и флота;

Брестский мир был позорным, но в его результате Россия вышла из мировой войны, где до этого русский солдат был главным пушечным
мясом; теперь главные потери были на Западном фронте, где в 1918 г. погибли сотни тысяч немецких, французских и английских солдат;

после заключения Брестского мира большевики осуществили национализацию промышленности, в результате которой более всего пострадали
германские собственники;

осенью 1918 г. Германия заставила правительство большевиков частично расплатиться за национализированное имущество в форме военной
контрибуции, но в ноябре того же года в Германии вспыхнула революция, положившая конец Брестскому миру и связанным с ним
обязательствам;

тезис о Парвусе как <кукловоде> Ленина в революционном 1917 г. говорит об удивительной некомпетентности его авторов. Тот историк,
который хоть чуть представляет себе фигуру Ленина-политика, знает, что в роли марионетки он никогда не выступал, напротив, обладал
удивительной способностью навязывать свою волю. Кроме того, следует иметь в виду: ситуация в России в 1917 г. развивалась столь
динамично, что Парвус, находившийся в Дании, с большим опозданием узнавал о всех событиях.

Тезис о Ленине как <предателе> национальных интересов России заслуживает особого комментария, основанного на принципе: <судите по
делам>. Созданные Лениным государство и социальный строй были единственными в истории России, которые позволили ей резко сократить
отставание от передовых западных стран, выиграть вторую мировую войну, задуманную прежде всего как войну для уничтожения России,
превратили СССР в послевоенный период в сверхдержаву с лучшей в мире системой образования, фундаментальной наукой, высокой духовной
культурой.
Последствия отказа России от этого пути - у нас перед глазами. Поэтому в число предателей национальных интересов России в ХХ веке
надо записать совсем другие имена.
И напоследок. Упомянутые акции в Думе и государственных СМИ нанесли ущерб репутации президента Путина, который получил поддержку
широких слоев населения во многом потому, что прекратил антисоветскую пропаганду эпохи Ельцина. Возникает вопрос: кто так настойчиво
компрометирует президента Путина?
У меня есть версия, даже две.
Пока оглашу одну: <услужливый дурак опаснее врага>.




От Георгий
К Георгий (18.01.2005 13:30:42)
Дата 26.01.2005 12:51:21

Парвус. Торговец революциями (*+)

http://www.politjournal.ru/index.php?action=Articles&dirid=50&tek=2791&issue=85

Сергей ХТОНОВ


Торговец революциями


80 лет назад умер Александр (Израиль) Лазаревич Гельфанд (Парвус, Молотов, Москович), человек, который внес весомый вклад в
разрушение четырех империй (Российской, Османской, Австро-Венгерской и Германской), а для России, своей Родины, стал попросту злым
гением. Он был одним из самых крупных марксистских теоретиков и публицистов поколения 1870-1920 гг., фактическим учителем Ленина и
революционеров его круга, человеком, чьи произведения по ключевым вопросам левой мысли по сию пору остаются классическими и
регулярно переиздаются на Западе.

Израиль Гельфанд родился в 1867 г. в местечке Березине Минской губернии в семье еврейского ремесленника. Он учился в одесской
гимназии. В Одессе примыкал к народовольческим кружкам. Будучи 19-летним юношей, Гельфанд вояжировал в Цюрих, где вошел в контакт с
видными членами <Группы освобождения труда> - Г.В. Плехановым, П.Б. Аксельродом и В.И. Засулич, а также сменил имя Израиль на
Александр. Под их влиянием стал марксистом. В 1887 г. он поступил в Базельский университет, который окончил в 1891 г., получив
звание доктора философии. Вскоре Гельфанд переехал в Германию и вступил в немецкую социал-демократическую партию, не порвав,
впрочем, отношений с русскими социал-демократами. Познакомился с К. Каутским, К. Цеткин, В. Адлером. С Розой Люксембург он вступил в
контакт еще в Швейцарии. Очень рано им заинтересовалась немецкая полиция. Ему пришлось кочевать по немецким городам, живя то в
Берлине, то в Дрездене, то в Мюнхене, то в Лейпциге, то в Штутгарте. Парвус начисто был лишен чувства родины. <Я ищу государство,
где человек может дешево получить отечество>, - писал он как-то В. Либкнехту. В Мюнхене Парвус встречался с Лениным, который вместе
с Крупской не раз бывал у него в гостях.

Когда началась русско-японская война, Парвус опубликовал в <Искре> несколько статей под общим заглавием <Война и революция>. В своих
статьях автор предрекал неизбежное поражение России в войне с Японией и вследствие поражения - русскую революцию. Ему казалось, что
русская революция расшатает основы всего капиталистического мира и что русскому рабочему классу суждено сыграть роль авангарда в
мировой социальной революции. Предсказания Парвуса насчет исхода русско-японской войны сбылись, что способствовало усилению его
авторитета как аналитика. Парвус дал новое дыхание марксистской теории <перманентной революции> и увлек ею Л. Троцкого. Их
знакомство произошло осенью 1904 г. в Мюнхене.

Необходимо заметить, что отношение Ленина к Парвусу эволюционировало от совершенно позитивного к наихудшему. В письме к А. Н.
Потресову от 26 января 1899 г. Ленин пишет: <Насчет Parvusa - я не имею ни малейшего представления об его личном характере и отнюдь
не отрицаю в нем крупного таланта>. Но во время Первой мировой войны эта позиция сменилась на обратную. Публикации парвусовского
журнала Die Glocke Ленин назвал <сплошной клоакой немецкого шовинизма>, а сам журнал - <органом ренегатства и лакейства в Германии>.
Негативное отношение В.И. Ленина к Парвусу венчает ленинская телефонограмма от 4 февраля 1922 г. на имя В.М. Молотова и других
членов Политбюро: <Предлагаю назначить следствие по поводу того, кто поместил на днях в газетах телеграмму с изложением писаний
Парвуса. По выяснении виновного, предлагаю заведующему этим отделом Роста объявить строгий выговор, непосредственно виновного
журналиста прогнать со службы, ибо только круглый дурак или белогвардеец мог превратить наши газеты в орудие рекламы для такого
негодяя, как Парвус>. Последовало постановление Политбюро ЦК РКП(б) от 11 марта 1922 г.: <Признать печатание такой телеграммы
неуместным, ибо она воспринимается как реклама Парвусу, и обязать редакции партийных и советских газет от печатания таких телеграмм
впредь воздерживаться>.

Когда в октябре 1905 г. вспыхнула первая русская революция, Парвус приехал в Петербург и вместе с Троцким вошел в исполнительный
комитет Совета рабочих депутатов, где развил бурную революционную деятельность. <Для нас революция была стихией, хоть и очень
мятежной, - писал об этом времени Троцкий. - Всему находился свой час и свое место. Некоторые успевали еще жить и личной жизнью,
влюбляться, заводить новые знакомства и даже посещать революционные театры. Парвусу так понравилась новая сатирическая пьеса, что он
сразу закупил 50 билетов для друзей на следующее представление. Нужно пояснить, что он получил накануне гонорар за свои книги. При
аресте Парвуса у него в кармане нашли пятьдесят театральных билетов. Жандармы долго бились над этой революционной загадкой. Они не
знали, что Парвус все делал с размахом>. За организацию революционных выступлений в России Парвус был осужден и приговорен к ссылке
на поселение в Туруханск, но по дороге бежал сперва в Петербург, а потом - в Германию.

Немалое значение в русских делах Парвуса имели его денежные отношения с Горьким, которого он, выражаясь по-современному, жестоко
кинул. Вот что рассказывает в очерке <В.И. Ленин> сам пролетарский писатель: <К немецкой партии у меня было <щекотливое> дело:
видный ее член, впоследствии весьма известный Парвус, имел от <Знания> доверенность на сбор гонорара с театров за пьесу <На дне>. Он
получил эту доверенность в 1902 г. в Севастополе, на вокзале, приехав туда нелегально. Собранные им деньги распределялись так: 20%
со всей суммы получал он, остальное делилось так: четверть-мне, три четверти в кассу с.-д. партии. Парвус это условие, конечно,
знал, и оно даже восхищало его. За четыре года пьеса обошла все театры Германии, в одном только Берлине была поставлена свыше 500
раз, у Парвуса собралось, кажется, 100 тыс. марок. Но вместо денег он прислал в <Знание> К.П. Пятницкому письмо, в котором
добродушно сообщил, что все эти деньги он потратил на путешествие с одной барышней по Италии>. И.П. Ладыжников, через которого
Горький пожаловался на шкодливого Парвуса в СДПГ, сообщает дополнительные подробности: <Парвус растратил деньги, которые он присвоил
от постановки пьесы <На дне> в Германии. Он растратил около 130 тыс. марок. Деньги эти должны были быть переведены в партийную
кассу. В декабре 1909 г. по поручению М. Горького и В.И. Ленина я два раза говорил в Берлине с Бебелем и с К. Каутским по этому
вопросу, и было решено дело передать третейскому суду (вернее, партийному). Результат был печальный. Парвуса отстранили от
редактирования с.-д. газеты, а растрату денег он не покрыл>. В конце 1907 или в начале 1908 г. Парвуса судил <партийный суд> в
составе Каутского, Бебеля и Цеткин. Согласно устным воспоминаниям Л.Г. Дейча, членами <суда> были и русские социал-демократы, в
частности сам Дейч. В качестве <не то обвинителя, не то свидетеля выступал> будто бы Горький. По единодушному решению <суда> Парвусу
возбранялось участвовать в русском и германском социал-демократическом движении.

Такова была одна из неблаговидных причин, по которой он переехал на жительство в Константинополь. Первоначально он предполагал
пробыть там четыре-пять месяцев. Однако вышло по-другому: в Константинополе Парвус прожил около пяти лет. Именно там началась самая
сенсационная глава жизни этого человека. Удивительно, но факт: Парвус стал политическим и финансовым советником при правительстве
младотурок. В Турции он очень разбогател, о чем говорят современники и те, кого позднее занимала жизнь Парвуса. Похоже, Гельфанд
приобрел большое влияние в финансовом мире, став заметной фигурой <мировой закулисы>.

Звездный час Парвуса наступает с началом мировой войны. Он ратует за победу Германии, так как это должно привести сначала к
революции в России, а затем и мировой. У него возникает идея свержения царизма объединенными усилиями германских армий и радикальных
русских революционеров, среди коих он предпочел Ленина и большевиков. На осуществление своего вроде бы бредового плана
(<Меморандума>), который он презентовал зимой 1915 г. в правительственных кругах Германии, он сразу же получает миллион марок от
германского МИД. Ему верят, несмотря на утрату прежних связей с социалистами, считающими Парвуса <сутенером империализма>. Парвус в
Цюрихе встречался с Лениным, вербовал его для своего плана; но на прямое сотрудничество вождь большевиков не пошел, предпочтя
действовать через посредников (Ганецкий и др.). Парвус назначает революцию в России на 22 января 1916 г. - годовщину <кровавого
воскресенья>, но его намерения терпят крах. В германском МИД начинают подозревать, что Парвус основную часть денег положил на свой
счет.

Однако после победы Февральской революции в России Парвусу удается получить еще 5 млн марок. В организации поездки русских
революционеров в пломбированном вагоне через Германию Парвус прямого участия не принимал, но билеты на поезд для Ленина купил именно
он. Первая попытка захвата власти большевиками летом 1917 г. потерпела неудачу, их лидеры были арестованы или вынуждены скрываться.
В газетах появились материалы, обвиняющие большевиков в использовании германских денег, и каждый раз упоминался Парвус. Обе стороны
опровергали свое участие в этой сделке. Но уже после Октябрьской революции Парвусу удался очередной фантастический план: под
создание газетной империи в России для обработки ее населения в прогерманском духе он сумел получить 40 млн марок. Первые печатные
альманахи были выпущены, когда Германия уже потерпела поражение.

Когда же в ноябре 1918 г. произошла революция в Германии, Парвус бежал в Швейцарию, где у него на счету было более 2 млн франков
(аналогичные счета были у него в большинстве европейских стран). После возвращения в Германию Парвус занимался журналистикой и
политическим консультированием германских государственных деятелей (Шейдеманн и др.). В 1921 г. он пророчествовал, обращаясь к
союзникам: <Если вы разрушите Германию, то превратите германский народ в организатора второй мировой войны...> Помер в декабре 1924
г. он неприкаянно, и хоронили его три человека. После смерти Парвуса не осталось никаких бумаг, исчезло все его состояние.

Ленин, сделавший революцию на деньги Парвуса, после Октября не желал слышать даже его имени. Известно, что после свержения
Временного правительства Парвус через Радека просил Ленина разрешить ему вернуться в Россию. Ленин в ответ отрезал Радеку нечто
символическое: <Дело революции не должно быть запятнано грязными руками>. Победители не умеют быть благодарными. Вернее, им не нужны
лишние свидетели.



От Георгий
К Георгий (18.01.2005 13:30:42)
Дата 26.01.2005 12:51:15

Последняя ошибка Ленина или Как работала невидимая рука Учраспреда (*+)

http://www.ng.ru/style/2005-01-19/8_lenin.html

ПОСЛЕДНЯЯ ОШИБКА ЛЕНИНА
Как работала невидимая рука Учраспреда
Сергей Земляной





Так увидел художник <миллионопалую руку> партии.
Плакат Г.Клуциса. 1930 г.


В некогда знаменитом романе Ильи Эренбурга под роскошным названием <Жизнь и гибель Николая Курбова> (1922), рассказывающем о
демоническом коммунисте <с поломанным крылом> в Советской России 1921 года, на первых же страницах описывается одно нерядовое
учреждение, которое, если использовать новозаветный оборот, вяжет и развязывает человеческие судьбы: <Воздвиженка. Казенный дом, с
колонками, рыжий, дом как дом. Только не пешком - автомобили; не входят - влетают, и все с портфелями. Огромный околоток: кроме
нашего Ресефесера, еще с десяток республик - аджарских, бухарских, всяких. А вывеска простенькая - как будто дантист - заржавела
жестянка: <Ц.К.Р.К.П.>. Вот где ее гнездо! Отсюда выходят, ползут в Сухум и в Мурманск. Скрутили, спаяли, в ячейки свои положив,
расплодились, проникли до самых кишок, попробуй - вздохни, шевельнись не по этим святым директивам! Стучат машинки: цок, цок, цок!
<:> Надо всем - одно слово, тяжелое, темное слово: <Мандат!> Оргбюро. Распределенье работы. <:> <В Наркомпрос двое, в Рабкрин трое.
Вы, товарищ Блюм, - в Туркестан>. Целый час уже распределяют, отсылают, машинки стучат>.

Эренбург, пожалуй, первым из советских писателей воспел унитарную, но триипостасную партийную структуру, развившую небывалую
активность именно в 1921 году, при переходе советского государства от <военного коммунизма> к нэпу, за которым начинала смутно
брезжить перспектива сталинского термидора: Оргбюро, Секретариат, Учетно-распределительный отдел Секретариата ЦК РКП(б) - три лика
кадровой политики большевиков. Именно эта структура была тем плавильным тиглем, в котором выплавлялся правящий класс Советской
России.

Об одном плавильном тигле для всего правящего класса можно говорить уже в силу того, что большевики с первого дня после Октябрьского
переворота понимали и отправляли свою власть как власть тотальную и безраздельную. Лозунг, с которым они к ней прорвались: <Вся
власть Советам!> - был за ненадобностью отложен <до греческих календ>, на потом. В циркулярном письме ЦК РКП(б) всем членам партии
от 18 мая 1918 года так без обиняков и говорилось: <После победы Октября власть перешла к истинным представителям рабочего класса -
к нашей партии>. А незадолго до этого, 1 апреля 1918 года, о том же, но на языке Монтескье сказал во ВЦИК Яков Свердлов: <Разделение
власти законодательной и исполнительной не соответствует деятельности Советской республики. Совет Народных Комиссаров - это
непосредственный орган власти как таковой: и законодательный, и исполнительный, и административный>. Тотальный характер
большевистской власти порождал крайнюю централизацию партийно-государственного управления в Советской России, при которой все
назначения на государственные должности производились сверху вниз. Более высокий партийный (а также и государственный) орган
распоряжался кадрами нижестоящих по иерархии ведомств, назначая, перемещая, повышая и понижая их или вообще снимая с работы. Ленин
когтями и зубами защищал централизм в кадровой политике от всех попыток недалеких партийных <демократов> (<децистов>) посягнуть на
него: <Если у ЦК отнимается право распоряжаться распределением людей, то он не сможет направлять политику. Хотя мы и делаем ошибки,
перебрасывая тех или иных людей, но все же я позволю себе думать, что Политбюро ЦК за все время его работы сделало минимум ошибок.
Это не самохвальство>.

История важнейших институтов кадровой политики большевистской партии - Оргбюро, Секретариата, Учраспреда ЦК РКП(б) - восходит к
августу 1917 года, к решениям VI съезда партии, учредившего для ведения <организационной части работы> Секретариат из пяти членов ЦК
(Свердлов, Стасова, Дзержинский, Иоффе, Муранов). Возглавил Секретариат Яков Свердлов, который руководил большевистской партийной
организацией без всякой помощи, одновременно исполняя обязанности председателя ВЦИК. После того как он заболел испанкой и умер в
марте 1919 года, накануне VIII съезда партии, стала очевидной потребность в перестройке центральных органов партии. Съезд образовал
Политбюро и Оргбюро и создал Секретариат. Через год, на IX съезде партии, было определено, что Секретариат должен состоять из трех
постоянно работающих в нем членов ЦК. Общее руководство организационной работой и кадровой политикой партии оставалось за Оргбюро.
Аппарат Секретариата в 1919 году состоял из 30 человек, к 1920 году он увеличился до 150, а в 1921 году имел уже 600 штатных
ответработников. Основными отделами Секретариата были: учетно-распределительный, занимавшийся кадровыми вопросами и мобилизациями
партийцев; организационно-инструкторский, направлявший деятельность местных партийных организаций с помощью разъездных инструкторов
ЦК; пропаганды и агитации (Агитпроп).

Согласно указаниям ЦК (август 1920 г.), в Учраспреде учитывались следующие категории работников наркоматов: наркомы, их заместители
и члены коллегий, заведующие отделами и подотделами и <прочие ответственные работники>. Анкеты со сведениями о них и
характеристиками направлялись в ЦК. В Учраспред ЦК губкомы также посылали анкеты с характеристиками местных ответственных
работников: членов, кандидатов в члены и заведующих отделами губкома; членов и кандидатов в члены губисполкома; заведующих отделами
и наиболее важными подотделами губисполкома и так далее по государственной лестнице. По этому принципу подбирались работники на
ключевые посты и в общественных организациях (профсоюзах, кооперации).

На IX съезде партии секретарями ЦК были избраны близкие к Троцкому Крестинский, Преображенский и Серебряков, которые вместе со
Сталиным и Рыковым составили Оргбюро; на Х съезде секретарями и членами Оргбюро стали сторонники Сталина Молотов, Ярославский и
Михайлов; на XI съезде в 1922 году секретарями стали Молотов и Куйбышев, а генеральным секретарем был избран Сталин. Одним из первых
назначений генерального секретаря стало утверждение Лазаря Кагановича на посту заведующего организационно-инструкторским отделом,
который вскоре был слит с Учраспредом. Сталин получил в свое безраздельное распоряжение готовый аппарат, который он последовательно
использовал для укрепления своей личной власти. Уже через 9 месяцев после избрания Сталина генеральным секретарем Ленин понял, какую
ошибку совершил, поддержав это предложение, но повернуть ход событий вспять он уже был не в силах. Сталин действительно сосредоточил
в своих руках необъятную власть и не выпускал ее до самой смерти.



От Георгий
К Георгий (18.01.2005 13:30:42)
Дата 26.01.2005 12:50:44

Стивен Коэн: "Можно ли было реформировать советскую систему?" (*+)

http://www.politjournal.ru/index.php?POLITSID=52df23aaea913c57d6f44105509ebd66&action=Articles&dirid=77&tek=2802&issue=85

Стивен КОЭН, профессор русистики и русской истории Нью-Йоркского университета, США


Back in the USSR
Можно ли было реформировать советскую систему?

В 2005 году исполняется двадцать лет перестройке. В течение этого юбилейного года <ПЖ> предполагает привлечь ведущих отечественных
и зарубежных специалистов к обсуждению этого <судьбоносного> и неоднозначного для современной России поворота. Дискуссию открывает
известный американский политолог, профессор Стивен Коэн.



Цивилизованный <развод>

У нас нет ни теоретических, ни концептуальных оснований утверждать, что советская система была нереформируемой и <обреченной> с
самого начала горбачевских реформ. Если вопрос сформулировать без традиционного идеологического подхода, то окажется, что она была
замечательно реформируемой. Мы можем задаться целью выяснить, какие из главных компонентов старой советской системы были
действительно реформированы при Горбачеве.
Горбачев не преувеличивал, когда заявил на съезде партии в 1990 г.: <Пришел конец монополии КПСС на власть и управление>. Широкий и
разноголосый политический спектр, загнанный прежде в подполье, теперь пользовался почти полной свободой слова. Организованная
оппозиция, десятки потенциальных партий, массовые демонстрации, забастовки, бесцензурные публикации - все то, что подавлялось и
запрещалось в течение 70 лет, было узаконено и быстрыми темпами распространялось по стране.
Весь процесс перехода страны от диктатуры к неоперившейся демократии, основанный на отделении бывшего всевластия коммунистической
партии от социалистической системы сдержек и противовесов, проходил в рамках существующей и постепенно совершенствующейся
конституционной процедуры. Культура закона и политические традиции, необходимые для демократического правления, не могли возникнуть
в одночасье, но начало было положено. Например, в сентябре 1990 г. новоиспеченный Конституционный суд отменил один из первых
президентских указов Горбачева, и тот был вынужден подчиниться.
Основные антиреформенные силы были сосредоточены в экономических министерствах, в армии, в КГБ и даже в парламенте. Как ничтожно
мало значил теперь партийный аппарат, со всем драматизмом продемонстрировали августовские события 1991 г. Большинство его
центральных и региональных функционеров поддержало переворот, направленный против Горбачева, но вопреки распространенному на Западе
мнению аппарат не организовывал переворот и, возможно, даже не знал о нем заранее.
В отличие от аппарата порожденный им класс коммунистической номенклатуры в большинстве своем пережил Советский Союз. Среди миллионов
номенклатурных работников по всему Союзу было много представителей административной, экономической, культурной и других
профессиональных элит, а значит, значительная часть его среднего класса. Этот большой слой советского общества, хотя и состоял
номинально сплошь из членов коммунистической партии и на том основании был без разбора заклеймен, как и средний класс в других
странах, имел внутреннее деление: по привилегиям, профессии, возрасту, образованию, географическому положению и политическим
взглядам.
Поэтому говорить о нереформируемости партийно-государственной номенклатуры в целом было бы бессмысленно. Даже представители ее
верхушки абсолютно по-разному отреагировали на горбачевские реформы и разошлись в разных направлениях. В 1990 г. их можно было
встретить в любой части политического спектра, от левых до правых. После 1991 г. выходцы из старой советской номенклатуры составили
основу политической, административной и собственнической элиты посткоммунистической России; некоторые из них оказались даже среди
тех, кого сегодня назвали бы радикальными реформаторами.
Действительно важным вопросом по поводу реформируемости коммунистической партии и в связи с горбачевской политикой демократизации
является вопрос о том, могла ли из КПСС или на ее основе возникнуть полноценная, конкурентоспособная парламентская партия как часть
реформированной советской системы. Горбачев хотел, чтобы партия или значительная часть ее стала <нормальной политической
организацией>, способной побеждать на выборах <строго в рамках демократического процесса>. Это означало политизацию советской
компартии, что Горбачев и начал делать в 1987 г., когда призвал к демократизации КПСС, сделавшей возможным возникновение и развитие
в ее недрах зародышей других, возможно, оппозиционных партий.
Уже в начале 1988 г. раскол в партии зашел так далеко, что вылился в беспрецедентную полемику между двумя влиятельными
периодическими изданиями ЦК - <Правдой> и <Советской Россией>. Защищавшая фундаменталистские, в том числе неосталинистские,
принципы, <Советская Россия> опубликовала статью, содержавшую резкий протест против перестройки Горбачева. <Правда> ответила не
менее решительной контратакой в защиту антисталинистской и демократической реформы. На всесоюзной партийной конференции,
состоявшейся два месяца спустя, делегаты впервые после партийных дискуссий 1920-х гг. публично спорили между собой. Заседания ЦК
превратились теперь в поле битвы между реформаторами и консерваторами.
К 1990 г. углубляющийся раскол принял территориально-организационные формы, когда региональные партии начали выпрыгивать из КПСС,
как матрешки. Три прибалтийские компартии вышли из КПСС, чтобы попытаться конкурировать с другими политическими силами внутри своих
республик, все больше оказывавшихся во власти национализма. Между тем аппарат и другие консерваторы вынудили Горбачева пойти на
создание Российской коммунистической партии - номинально в составе КПСС, но фактически под их контролем. Все стороны отныне
понимали, что КПСС <беременна> многопартийностью и что политический спектр нарождающихся партий простирается от анархистов до
монархистов. Никто не знал, сколько партий может появиться на свет.
Возможность формального размежевания и <расставания> вовсю обсуждалась уже в 1990 г., но тогда ни одна из сторон не была к этому
готова. У консерваторов не было достаточно сильного лидера, способного объединить их в масштабах всей страны, и они опасались
Ельцина с его растущим после выхода из КПСС в середине 1990 г. влиянием почти так же, как они ненавидели Горбачева. Некоторые из
советников Горбачева подталкивали его выйти вместе со своими сторонниками из КПСС или исключить из нее оппозиционеров и создать
таким образом откровенно социал-демократическое движение, но лидер КПСС колебался, как всякий лидер, не желающий раскалывать свою
партию, и боялся лишиться союзного партийного аппарата с его связями с органами безопасности и его противниками. Только летом 1991
г. стороны созрели для официального <развода>. Он должен был состояться на внеочередном съезде партии в ноябре-декабре, но пал
очередной жертвой августовского путча.
Раскол гигантской Коммунистической партии на две оппозиционные, как еще в 1985 г. тайно предлагал (и до сих пор в этом убежден)
сподвижник Горбачева Александр Яковлев, был бы самым надежным и быстрым способом создания в СССР многопартийной системы, причем
более прочной, чем та, что существовала в постсоветской России в начале XXI в. При цивилизованном <разводе>, подразумевавшем разное
голосование по принципиальным вопросам, круг которых был определен горбачевской социал-демократической программой, стороны разошлись
бы, сохранив за собой значительную долю членов партии местных организаций, печатных органов и другого общего имущества КПСС. Обе
партии немедленно стали бы крупнейшими и единственными общенациональными советскими партиями, чье влияние многократно превышало бы
влияние дюжины тех карликовых партий, которые испещрили российский политический ландшафт в последующие годы и которые (во всяком
случае, многие из них) едва ли выходили за рамки московских квартир, в которых они были созданы.
Нет сомнения и в том, что оба крыла бывшей КПСС стали бы влиятельными структурами, которые могли бы рассчитывать на значительную
поддержку избирателей на грядущих выборах как на местном, региональном, так и на общенациональном уровне. В то время как большинство
советских граждан считало коммунистическую партию виновной во всех прошлых и нынешних бедах, обособившись, обе половины могли бы
снять с себя часть ответственности за счет перекладывания ее друг на друга и взаимных обвинений, чем они и так уже занимались.
Избирательная база социал-демократической партии под руководством Горбачева объединила бы миллионы советских граждан, которые желали
политических свобод, но при этом предпочитали смешанную или регулируемую рыночную экономику, сохранявшую социальные гарантии граждан
и другие элементы старой системы. Горбачев не сумел вычленить из КПСС то, что могло бы стать президентской партией, и это было его
крупнейшей политической ошибкой.
Оппоненты Горбачева, ортодоксальные коммунисты, вопреки западной точке зрения также обладали значительным избирательным потенциалом.
Отстаивая идеи здорового консерватизма, они вполне могли рассчитывать на поддержку миллионов чиновников, рабочих, колхозников,
интеллигенции антизападной ориентации и других традиционалистов, обиженных и недовольных горбачевскими политическими и
экономическими преобразованиями. Был у коммунистических консерваторов и еще один козырь: государственнический, или <патриотический>,
национализм, присущий консервативному коммунизму со времен Сталина, становился все более мощным идеологическим оружием, особенно в
России.
Об избирательном потенциале горбачевского крыла КПСС, которое рассеялось вместе с роспуском Союза, можно только догадываться, но
зато его консервативные оппоненты вскоре продемонстрировали свои возможности. В оппозиции они, как выразился один российский
обозреватель, обрели второе дыхание. В 1993 г. ими была создана Коммунистическая партия Российской Федерации, быстро превратившаяся
в крупнейшую и наиболее популярную у избирателей партию в постсоветской России. К 1996 г. коммунисты правили многими российскими
городами и областями, имели много больше своих представителей в парламенте, чем любая другая партия, и во время президентской
кампании официально набрали 40% голосов, противостоя Ельцину, который так и не сумел сформировать массовую партию. И до 2003 г.
процент набранных коммунистами голосов неуклонно рос от выборов к выборам. Все это говорит о том, что, если судить о реформируемости
старой, советской, Коммунистической партии по ее избирательным возможностям, оба ее крыла были реформируемы.

Советский капитализм

Рассмотрим теперь два других главных компонента советской системы - государственную экономику и Союз. Существует общая, почти
единодушная уверенность в том, что экономические реформы Горбачева полностью провалились. Утверждения о нереформируемости были еще
одной позднейшей выдумкой российских политиков (и их западных покровителей), решивших нанести фронтальный удар по старой системе с
помощью <шоковой терапии>.
Предложенная Горбачевым идея смешанной экономики стала предметом многочисленных насмешек на Западе. Но серьезных причин, по которым
рыночные элементы - частные фирмы, банки, сервисные предприятия, магазины и сельскохозяйственные фермы (наряду с государственными и
коллективными) - не могли быть добавлены к советской экономике и получить возможности для развития и конкуренции, не было. В
коммунистических странах Восточной Европы и Китае нечто подобное произошло в условиях куда больших политических ограничений.
Причины, по которым этого не произошло в советской или постсоветской России, были в первую очередь политическими, а не
экономическими, так же, как и причины растущего экономического кризиса, охватившего страну в 1990-1991 гг.
Если экономическая реформа есть переход, состоящий из нескольких обязательных этапов, то Горбачев к 1990 г. запустил весь этот
процесс в нескольких важных отношениях. Он добился принятия почти всего необходимого для всесторонней экономической реформы
законодательства. Он привил значительной части советской элиты рыночное мышление, причем настолько крепко, что даже самый главный
неосталинист на президентских выборах 1991 г. признал: <Только сумасшедший сегодня может отрицать необходимость рыночных отношений>.
И, как непосредственный результат этих перемен, начались процессы маркетизации, приватизации и коммерциализации советской экономики.
К 1990 г. количество частных предприятий, называемых кооперативами, уже составляло около 200 тыс., на них работало почти 5 млн
человек, и они давали от 5 до 6% валового национального продукта. Вне зависимости от результатов шел реальный процесс приватизации
государственной собственности номенклатурными чиновниками и другими частными лицами. Во многих городах открывались коммерческие
банки; возникли первые биржи. Параллельно с рыночными структурами формировались и новые бизнес- и финансовые элиты, включая будущий
<Клуб молодых миллионеров>. В середине 1991 г. один американский корреспондент подготовил и опубликовал целую серию репортажей о
<советском капитализме>. Западные эксперты могут считать политику Горбачева неудавшимися полумерами, но некоторые российские
экономисты по прошествии лет убедились: именно в годы его пребывания у власти зародились все основные формы экономической
деятельности в современной России. И, что еще более важно, они родились внутри советской экономики, что явилось свидетельством ее
реформируемости.

Союз надежды

Последний вопрос касается крупнейшего и наиболее существенного компонента старой советской системы - Союза, или собственно
многонационального государства. Расхожий западный тезис о том, что Союз нельзя было реформировать, в значительной степени базируется
на одном растущем заблуждении. Оно предполагает, что общенациональный партийный аппарат с его вертикальной организационной
структурой и принципом безоговорочного подчинения нижестоящих органов вышестоящим был единственным фактором, сохраняющим единство
союзной федерации. А поскольку коммунистическая партия в результате горбачевских реформ лишилась своих прав и влияния, не осталось
сплачивающих факторов, которые могли бы противостоять центробежным силам, и распад Советского Союза был неизбежен. Короче говоря,
нет партии - нет Союза.
Конечно, роль компартии не стоит преуменьшать, но были и другие факторы, поддерживающие единство Союза, в том числе другие советские
структуры. В частности, союзные экономические министерства, разместившиеся в Москве и имевшие подразделения по всей стране, во
многих отношениях были таким же важным фактором, как и партийные организации. Не следует также недооценивать объединяющую роль
общесоюзных военных структур с их дисциплиной и собственными методами ассимиляции. Еще более важное значение имела общесоюзная
экономика. За многие десятилетия экономики 15 республик стали, по сути, единым организмом, поскольку совместно использовали и
зависели от одних и тех же естественных ресурсов, топливных и энергетических сетей, транспортной системы, поставщиков,
производителей, потребителей и источников финансирования.
При условии правильной политики реформ и наличии других необходимых обстоятельств этих многочисленных интеграционных элементов вкупе
с привычкой жить вместе с Россией хватило бы, чтобы и без диктатуры КПСС сохранить единство большей части Союза.
Следует признать, что добровольная федерация, предложенная Горбачевым вместо СССР, объединила бы менее 14 нерусских республик. Почти
наверняка предпочитали вернуться к независимости небольшие балтийские республики Литва, Латвия и Эстония, аннексированные в 1940 г.
сталинской Красной армией, а Западная Молдавия пожелала воссоединиться с Румынией (правда, после 1991 г. она изменила свое решение).
Выйти также могли бы одна-две из трех закавказских республик - в зависимости от того, стали бы вечные враги Армения или Азербайджан
искать у России защиты друг против друга и понадобилась бы Грузии помощь Москвы в сохранении единства ее собственного
полиэтнического государства.
Но даже если так, все эти небольшие республики находились на советской периферии, и их выход не стал бы слишком заметным, поскольку
на оставшиеся восемь-десять приходилось 90% территории, населения и ресурсов бывшего Союза. Этого было более чем достаточно, чтобы
сформировать новый жизнеспособный Советский Союз.
Каким бы <просоюзным> ни было мнение подавляющего большинства населения, после весны 1990 г. судьбу республик уже решали их лидеры и
элиты. Существует объективное свидетельство в пользу того факта, что большинство из них желало сохранить Союз. Свою позицию они ясно
продемонстрировали во время переговоров о новом союзном договоре, начатых Горбачевым с лидерами девяти советских республик - России,
Украины, Белоруссии, Азербайджана, Казахстана, Узбекистана, Таджикистана, Киргизии и Туркмении - в апреле 1991 г.
Результатом переговоров, известных как <новоогаревский процесс>, стало создание нового Союза Советских Суверенных Республик. Под
договором, официальное подписание которого было намечено на 20 августа 1991 г., поставили свои подписи все девять республиканских
лидеров, в том числе те трое, которые всего несколько месяцев спустя отменили Союз, - Борис Ельцин, Леонид Кравчук и Станислав
Шушкевич. Горбачев был вынужден уступить республикам больше власти, чем он хотел, но общесоюзное государство, выборный президент и
парламент, а также вооруженные силы и экономика в договоре сохранились. Все было продумано до конца: за церемонией подписания
договора должны были последовать новая Конституция и выборы, даже споры вокруг того, кто где должен сидеть во время церемонии
подписания, были благополучно разрешены, и согласие по поводу специальной бумаги для текста и памятных марок достигнуто.
Все это говорит о том, что распространенный аргумент, будто провал новоогаревской попытки спасти Союз доказал его нереформируемость,
не имеет смысла. Переговоры были успешными; они проходили в рамках советской системы, имели легитимный статус и полномочия,
делегированные им народным выбором на референдуме в марте, и велись признанным многонациональным руководством большей части страны.
Договор не состоялся не потому, что Союз был нереформируемым, а потому, что небольшая группа высокопоставленных чиновников в Москве
организовала 19 августа вооруженный переворот с целью помешать его успешному реформированию. По мнению большинства западных
специалистов, путч уничтожил все оставшиеся возможности спасти Союз.
На самом деле даже провалившийся, но имевший губительные последствия августовский путч не погасил ни политического импульса,
направленного на сохранение Союза, ни ожиданий ведущих советских реформаторов в отношении того, что он может быть сохранен. В
октябре было подписано соглашение о новом экономическом союзе. Ельцин еще в ноябре 1991 г. заверял публику: <Союз будет жить!>. Семь
республик, включая Россию, - большинство, если не считать ставшие независимыми балтийские республики, - продолжали переговоры с
президентом Горбачевым, и 25 ноября была, похоже, достигнута договоренность о новом союзном договоре. Он был больше конфедеративным,
чем федеративным, но все еще предусматривал союзное государство, президентство, парламент, экономику и армию. Две недели спустя он
также пал жертвой переворота, осуществленного на сей раз даже меньшим числом заговорщиков, но куда более решительно и успешно.

* * *

Почему же вопреки многолетним заверениям многочисленных специалистов система оказалась замечательно реформируемой? Большинство
западных специалистов долгое время было убеждено, что базовые институты советской системы были чересчур тоталитарными или иначе
устроенными, чтобы быть способными к фундаментальному реформированию. На самом деле в системе с самого начала была заложена
двойственность, делавшая ее потенциально реформируемой и даже готовой к реформам. В ней присутствовали все или почти все институты
представительной демократии: конституция, предусматривавшая гражданские свободы, законодательные органы, выборы, органы правосудия,
федерация. Но внутри каждого из этих компонентов или наряду с ними присутствовали <противовесы>, сводившие на нет их демократическое
содержание. Наиболее важными из них были политическая монополия коммунистической партии, безальтернативное голосование, цензура и
полицейские репрессии. Все, что требовалось, чтобы начать процесс демократических реформ, - это желание и умение устранить эти
противовесы.

Перевод с английского Ирины ДАВИДЯН

ДОСЬЕ

Стивен КОЭН - профессор русистики и русской истории в Нью-Йоркском университете. Консультант и комментатор CBS News. Долгое время
был профессором политологии в Принстонском университете. Автор многих книг, в том числе знаменитой в России <Бухарин. Политическая
биография>. Его последняя книга, <Провал Крестового похода>, об американской политике в отношении России была издана в России.




От Георгий
К Георгий (18.01.2005 13:30:42)
Дата 20.01.2005 21:57:52

Кинокамера и реальность концентрационного лагеря ("Le Monde", Франция) (*+)

http://www.inosmi.ru/translation/216424.html

Кинокамера и реальность концентрационного лагеря ("Le Monde", Франция)

Вопрос не в том, чтобы говорить о масштабах геноцида. Вопрос не в том, чтобы говорить о 'непредставимом'. Но нужно задержаться на
пороге бесчеловечности, которая выпала на долю депортированных.


Кристиан Делаж (Christian Delage), 19 января 2005



В своей книге 'Передышка' Примо Леви (Primo Levi) так описывает вступление Красной Армии в Освенцим 27 января 1945 года: 'Первый
русский патруль появился в лагере к полудню (. . .). Они не приветствовали нас, не улыбались нам, они испытывали жалость, кажется,
смешанную с неясным чувством замешательства, заставлявшим их хранить молчание. Их взор прикован был к этому мрачному зрелищу'.

В тот момент встреча солдат и заключенных не была снята на пленку. Из-за того, что нацисты, уходя, разрушили коммуникации,
электричество было отключено, и первый обмен взглядами в бараках прошел в полной темноте. Насколько позволяли условия, команда
операторов центральной студии Красной Армии смогла проникнуть внутрь лагеря. Их руководитель горестно рассказывает, что они не были
готовы к шоку, когда нашли около 7000 заключенных, и большинство из них никак не отреагировало, не проявило тех чувств, которые
советские солдаты ждали увидеть: по крайней мере, они даже не осознавали, что освобождены, не говоря уже о радости. Через несколько
месяцев, 26 апреля 1945 года кинохроника, составленная из кадров Майданека и Освенцима, была показана в Нью-Йорке под заголовком
'Жестокость нацистов'. Из-за того, что съемка была сделана советскими операторами, репортаж вызвал недоверие у американцев. Это
недоверие только усилилось из-за общего скептицизма, который превалировал в то время в отношении свидетельств о лагерях уничтожения.

Это неверие возникло, прежде всего, из-за трудности оценок: тяжесть и массовость репрессий против евреев в Европе просто не
укладывались в голове. В сентябре 1933 года в Голливуде было объявлено о запуске проекта 'антигитлеровского' фильма, который должен
был быть посвящен 'преследованиям евреев после прихода Гитлера к власти'. Лента не слишком-то впечатлила главу Ассоциации
кинопрокатчиков, Уилла Хейса (Will Hays), и так и осталась пылиться на полке.

В 1938 году 'Хрустальная ночь' произвела ужасающее впечатление, но ту жестокость лишь назвали 'варварством', которое, как считалось,
было делом минувших дней. Американский консул в Штутгарте Сэмюэль В. Хонекер (Samuel W. Honaker) в ноте, отправленной 12 ноября
послу США в Берлине, указал, что необходимо присутствие свидетелей, вызывающих доверие, чтобы дать показания о произошедшем.

Использование слова 'жестокость' для оценки преступлений нацистов заставляет вспомнить Первую мировую войну, когда понятия мифа,
пропаганды и военных преступлений смешивались и порождали неразбериху. В период между войнами, когда в общественном мнении
преобладал пацифизм, 'немецкая жестокость, - напоминает историк Алан Крамер (Alan Kramer), - рассматривалась, по крайней мере, в
англосаксонском мире, как пример фальсификации, порожденной военной пропагандой'.

Нацисты воспользовались этой неразберихой и дошли до того, что пытались заставить верить в существование 'образцовых' лагерей, таких
как лагерь в Терезине. Будущий организатор Нюрнбергского процесса Роберт Х. Джексон (Robert H. Jackson) сам признает, что был среди
тех, 'кто к большинству историй о жестокости в ходе войны относился с сомнением и скептицизмом'.

Чтобы поверить советской кинохронике, американцам было необходимо найти кадры, отснятые их собственными операторами. Демонстрация
советского фильма имела место на следующий день после того, как американский департамент отправил директиву 'Signal Corps', с
требованием обеспечить 'освещение немедленное и полное, с помощью фильмов и фотографий, жестокости немцев, жизни военнопленных,
концентрационных лагерей и лиц, которые там находились на момент освобождения'.

С 1 мая короткий монтаж кадров, снятых в освобожденных лагерях (5-12 апреля 1945 года) - Ордруфе, Нордхаузене, Бухенвальде и
Гадамаре ('убежище' где, наряду с другими, были убиты более 10 000 немцев, считавшихся умственно отсталыми) - был включен в
киножурналы 'Fox Movietone News' и 'Universal News'. В журнале 'Fox' хроника предварялась следующим предупреждением 'Сцены ужаса -
страшное обвинение нацизма в его зверстве. Для всякого цивилизованного человека подобная бесчеловечная жестокость непредставима. Мы
показываем вам эти фильмы как документальное доказательство, и мы просим вас не смотреть на экран, если вы чувствительны к ужасным
сценам'. Комментатор 'Universal', Эд Херлихай (Ed Herlihy) посчитал, что нужно быть более настойчивым: 'Не закрывайте глаза,
смотрите!'.

В то же время директор крупнейшего кинозала в Нью-Йорке, 'Radio City Hall' не стал прислушиваться к этому мнению и снял
документальные кадры с показа. По его мнению, не следовало рисковать, 'шокировать и делать больными впечатлительных лиц среди
публики', имея в виду, что кинозал посещался в большинстве своем женщинами и детьми, и он постарался защитить их от этого ужасного
зрелища.

В статье 'New York Times', вышедшей на следующий день после демонстрации, сообщалось, что реакцией публики было молчание, но также
слышался шепот возмущения, когда демонстрировались сцены складывания трупов в штабеля, возмущение вызвало также состояние 'живых
мертвецов', тех, кто выжил. По мнению генерала Эйзенхауэра (Eisenhower), следовало, 'чтобы публика увидела эти кадры'. После
посещения лагерей в апреле 1945 года генерал Эйзенхауэр действительно выступил с инициативой, направленной на то, чтобы
представители американского Конгресса и прессы прибыли на место и осветили ситуацию с депортированными: 'Визуальные доказательства и
вербальные свидетельства говорят об истощении заключенных, о жестокости и зверстве - столь ужасных, что мне стало дурно (. . .). Я
сознательно посетил лагерь, чтобы иметь возможность дать свидетельство из первых рук, в случае если в будущем возникнет тенденция
называть эти утверждения пропагандой'.

В тех первых кадрах о лагерях пересеклись различные взгляды: взгляды освобожденных, освободителей, репортеров-свидетелей, но в
хронику также попали лица мучителей и населения, жившего по соседству, - этих людей привели на место, чтобы они узнали о
существовании лагерей. Взгляд камеры не показывает монотонно смену картин, не наступает фронтально, но играет с восприятием
реальности. Для того чтобы запечатлеть реальность потребовалось одновременное участие большинства протагонистов. Отсюда возник
интерес к первому смонтированному 60-минутному фильму, вышедшему в июне 1945 года под заголовком 'U.S. Signal Corps Atrocity Film'.

Операторы нашли способ показать множество примеров экзекуций и пыток, были выявлены и показаны мельчайшие различия в жизни лагерей.
Что-то говорит об исчерпанности технологии преступления, заставляет убедиться, пусть не зрительно, в том, что нацисты постарались
замести следы лагерей смерти.

Вопрос не в том, чтобы говорить о масштабах геноцида. Вопрос не в том, чтобы говорить о 'непредставимом'. Но нужно задержаться на
пороге бесчеловечности, которая выпала на долю депортированных. Следовало показать, то, что можно было увидеть, а не то, что
скрылось от взгляда. Общественное мнение было частично подготовлено. Известно, что общество получало информацию о лагерях между 1941
и 1945 годом. С помощью искусной техники кинематографа общество смогло взглянуть в глаза реальности, кинематограф - чудесное
средство регистрации реальности и ее реконструкции.

После выхода этой ленты, прокурор Джексон заказал фильм, имевший вес улики на Нюрнбергском процессе против главных военных
преступников-нацистов: 'Мы покажем вам фильмы о концентрационных лагерях, в том состоянии, в каком их нашли армии союзников, в
фильме также будет идти речь о мерах, которые принял генерал Эйзенхауэр, чтобы очистить лагеря. Наши доказательства ужасают, после
них вы не сможете крепко спать. Но это вещи, от которых волосы встают дыбом у всего мира. Каждый цивилизованный человек, посмотрев
эти фильмы, будет возмущен немецким нацизмом'.

Кристиан Делаж - историк



От Георгий
К Георгий (18.01.2005 13:30:42)
Дата 20.01.2005 21:57:48

"Есть даты, отмечать которые невозможно. Таков и день вступления Красной Армии в Варшаву шестьдесят лет назад" (*+)

http://www.inosmi.ru/translation/216397.html

Варшава: тень 17 января 1945 года ("Le Figaro", Франция)
Элизабет Г. Следзевски (Elisabeth G. Sledziewski), 18 января 2005


Есть даты, отмечать которые невозможно. Таков и день вступления Красной Армии в Варшаву шестьдесят лет назад, 17 января 1945 года. А
еще есть слова, произнести которые невозможно. В нашем случае это слово - 'освобождение'. При коммунистическом режиме, в течение 40
лет, его постоянно повторяли во время торжеств в честь этого дня. Но он никогда не был праздником. Ни потом, ни в ту мрачную среду,
когда почти без единого выстрела из ППШ солдаты Жукова и Берлинга (Польская Народная армия под советским командованием) заполонили
заснеженный город, уже покинутый нацистами.

Море развалин, и, как пишет историк Анджей Кунерт, никто - будь то друг или враг, никто - ни в Польше, ни в мире - не считал, что
они пришли как освободители. 'Варшава взята, Варшава в руках русских' гласил заголовок французской газеты 'Liberation' от 18 января,
того самого дня, когда новая власть обосновывалась среди развалин. Нет, это не была 'освобожденная Варшава'. Это было 'в Варшаве
царит порядок'. Опять.

И главное, пустота. Спустя шестнадцать месяцев после подавления героического восстания в гетто в мае 1943 года, всеобщее восстание в
столице против немцев, поднятое 1 августа 1944 года Армией Крайовой (АК), было подавлено через семь недель из-за отсутствия
обещанной Сталиным поддержки. Красная Армия занимала плацдарм на правом берегу Вислы, но закрыла для западных союзников даже свои
аэродромы. Началась резня, во время которой погибло 250 000 человек, выжившие участники восстания были взяты в плен и отправлены в
Германию, гражданские лица изгнаны, посажены в тюрьмы, депортированы. Город оказался разрушен на 87%. Нацисты буквально набросились
на него после битвы, уничтожая даже трамвайные пути и канализационную систему. В городе-призраке, где можно было лишь по компасу
ориентироваться среди нагромождений строительного мусора, бродили одни голодные робинзоны - бывшие участники восстания или одичавшие
гражданские, среди которых встречались и евреи, покинувшие ад гетто, подобно пианисту Владиславу Шпильману. Под покровом снега и
пепла тысячи могил, десятки тысяч мертвых тел.


Поляки испытывают отвращение к этой дате. Когда они отмечают конец пятилетних мучений гитлеровской оккупации Варшавы, эта дата
напоминает им также и о начале другой оккупации. В действительности, это было возвращение тех захватчиков, которые, начиная с 17
сентября 1939 года, истребили в восточной части страны 25 000 офицеров и чиновников, выслали в Сибирь более полутора миллиона
жителей, каждый четвертый из которых там погиб. Эти коммунистические захватчики были наследниками царских захватчиков, с которыми
народ боролся столько лет.

Прошлым летом в столице, убранной в цвета августовского восстания, шестидесятилетие которого торжественно отмечалось, к одному
единственному из многочисленных памятников, так часто встречающихся на варшавских улицах, не были возложены цветы. Это стела в
память освободителей 17 января 1945 года. Ни букета красно-белых цветов, ни поминальной свечи. Темный стержень в опрокинутой чаше,
словно отзвук 'ни цветов, ни венков' - гневно брошенных слов поэта Казимежа Вержиньского по поводу объявления на следующий после
вступления в Варшаву советских войск день о роспуске Армии Крайовой. Справедливый обратный ход истории. . . А может быть, и
несправедливый, если вспомнить о солдатах генерала Берлинга, сражавшихся бок о бок с повстанцами во время атаки на левом берегу в
середине сентября 1944 года и погибших там. Но самой большой несправедливостью было преступление Сталина, остановившего наступление
собственных войск в тот самый момент, когда вспыхнуло восстание. А затем, спустя несколько недель, этот фарс в извращенном стиле
польских драматургов - возвращение в 1945 год дуэта 1939 года, объединившее двух тоталитарных мошенников, которые теперь должны были
сменить друг друга, а не действовать в унисон.

В первую очередь началось уничтожение Армии Крайовой. Конечно, основную работу взяли на себя нацисты, но им так и не удалось убить
или посадить в лагеря всех. Русские, как никто понимавшие, что у партизанской армии естественно есть сторонники среди всего народа,
должны были прочесывать широким фронтом и целиться в самое сердце. Так началось истребление АК. С тем же рвением, с каким гитлеровцы
уничтожали Варшаву после своей победы, НКВД приступило к ликвидации национального сопротивления: выживших его бойцов, его сети,
симпатизировавших ему людей, а также того огромного духовного доверия к нему, которое победители в Великой Отечественной войне в
России, даже будучи материалистами, не могли недооценивать. С первых же часов ввода советских войск листовки, плакаты и
громкоговорители объявили приговор: Армия Крайова на самом деле была бандой марионеток на службе фашистам, основной целью которой,
несмотря на видимость, была защита Гитлера! Чтобы уберечь своих людей, генерал Окулицкий, возглавивший АК с момента капитуляции, 19
января издал приказ о торжественном роспуске, наставляя бойцов Армии оставаться 'примером для нации'. Арестованный два месяца
спустя, заключенный в тюрьму в Москве и приговоренный к десяти годам ГУЛАГа, он был убит в своей камере на Рождество 1946 года.

Это 17 января не просто последнее тяжелое напоминание об исторической катастрофе, о потопе, как говорят поляки о нашествиях середины
XVII века, которой стала война 1939-1945 годов. Сорок лет коммунистического потопа, последовавшие за пятью годами потопа
нацистского, эта дата несет на себе отпечаток судьбы, упорно сопротивляющейся бесконечной голгофе, потере смысла. Этот самый долгий
мрачный период вобрал в себя все то, что польская нация должна была в себе преодолеть.

Страница вот-вот будет перевернута. Три года назад, 17 января 2002 года, президент Александр Квасьневский принимал Владимира Путина
во время его первого официального визита в Польшу. Польша не услышала извинений, которых ждала и которые продолжает ждать. Но в этот
день российский президент возложил венок к подножию памятника Армии Крайовой. И цветы, и венки, все справедливо. . .
==================

Элизабет Г. Следзевски - преподаватель Страсбургского Университета Робера Шумана (Институт политических исследований), автор книги
'Варшава 44, рассказ о восстании'.



От Александр
К Георгий (20.01.2005 21:57:48)
Дата 05.02.2005 05:55:13

"Это точно" (с)

Как все цивилизованно было пока не пришли эти русские - объявления "Собак и поляков выгуливать воспрещено" на дверях ресторанчиков. Цивилизация! Европейский порядок. А теперь уже 60 лет поляки разгуливают где хотят. Не удивительно что французы не довольы.

От Георгий
К Александр (05.02.2005 05:55:13)
Дата 05.02.2005 19:06:43

%-))))) (-)




От Георгий
К Георгий (18.01.2005 13:30:42)
Дата 20.01.2005 21:57:46

М. Золотоносов: "...А потому героизация войны - дело заведомо гадкое и аморальное" (*+)

http://magazines.russ.ru/nrk/2002/2/zoloton.html




Михаил Золотоносов
Н. Ломагин. В тисках голода: Блокада Ленинграда в документах германских Спецслужб и НКВД
версия для печати (13495)
< < - > >




Н. Ломагин

В тисках голода: Блокада Ленинграда в документах германских спецслужб и НКВД.

СПб.: Европейский дом, 2000. 300 с. Тираж 300 экз.

О пределения "уникальная" и "сенсационная" вполне годятся применительно к этой книге, подготовленной кандидатом исторических наук
Никитой Ломагиным на основе документов, посвященных ленинградской блокаде. Никогда ранее не публиковались составляющие эту книгу
материалы военной разведки 18-й армии группы армий "Север" и нацистской службы безопасности СД (из Национального архива США) и
управления НКВД СССР по Ленинградской области и Ленинграду (из архива УФСБ по Ленинградской области). 47 немецких документов и 40
спецсообщений УНКВД (5 сент. 1941 - 6 мая 1943 г.) создают картину блокады Ленинграда, которая полностью разрушает внедренные в
массовое сознание представления о "900-дневной героической обороне" и "монолитном единстве партии и народа, фронта и тыла". Это
своего рода сюрприз к 60-летию начала войны, подарок от ФСБ (несколько лет назад был обнародован первый их сюрприз: материалы о
подготовке к "большому взрыву" всего Ленинграда, который должен был затем уйти после затопления на некое "дно" - см.: Краюхин С.
Ленинград мог взлететь на воздух каждую минуту... // Известия. 1997. 19 июня). Ясно, что без активной помощи людей из "органов" все
эти материалы никогда не были бы извлечены на свет и напечатаны.

Голод как некая абстракция, как компонент "героического мифа" - это одно, а что пришлось пережить ленинградцам, какими были
обстоятельства существования, которые для очень многих оказались невыносимыми, - это совсем другое. Почти 60 лет эта "ненужная
правда" оставалась тайной. Наиболее интересны материалы НКВД. Немецкие сводки - военные документы, они лишены деталей, хотя надо
сказать, что общую картину (настроения отчаяния и подавленности, недовольство, критическое отношение к властям, голод, смертность,
нереальность внутригородского восстания) нацисты представляли верно. Впрочем, мне кажется, я понимаю, почему в этой книге появились
немецкие разведсводки: для баланса. Составитель не мог не ощутить необходимости напомнить, с кем на самом деле велась та война, что
началась 22 июня 1941 г. (а на самом деле раньше, 17 сентября 1939 г., когда советские войска вступили в Польшу). Если взять только
материалы НКВД, то неминуемо возникло бы ощущение, что власти СССР воюют не только с немцами, но и со своим народом, с населением
Ленинграда тоже.

Итак, сообщения НКВД. Начну с наиболее эксцитативных. "Рабочий ленинградского речного порта С. А. М., 42 г., проживавший в барже в
Гребном порту, и его сын Николай, 17 лет, убили проживавших совместно с ними рабочих М. и И. Трупы убитых расчленили, ели сами и
променивали рабочим соседних общежитий на вино и папиросы под видом конского мяса" (12 янв. 1942 г.). "Сестры И. Анастасия 29 лет и
Серафима 16 лет, решив употребить в пищу человеческое мясо, совершили убийство своей 14-летней сестры, труп которой расчленили и
употребили в пищу" (28/29 янв. 1942 г.). "Случаи людоедства в городе уменьшились. Если за первую декаду февраля за людоедство было
арестовано 311 человек, то за вторую декаду арестовано 155 человек. Работница конторы "СОЮЗУТИЛЬ" П. 32 лет, жена красноармейца,
имеет на иждивении 2 детей в возрасте 8 - 11 лет, привела к себе в комнату 13-летнюю девочку Е., убила ее топором и труп употребляла
в пищу. В. - 69 лет, вдова, убила ножом свою внучку Б. и совместно с матерью убитой и братом убитой - 14 лет, употребляла мясо трупа
в пищу... Л. - 34 лет, уборщица 3-й стройконторы и ее соседка по квартире К. - 35 лет, безработная, употребляли в пищу труп умершего
мужа Л., скрыв его от регистрации и похорон. Всего за эти преступления арестовано 879 человек. Дела на 554 человека следствием
закончены и переданы на рассмотрение Военного Трибунала, 329 человек уже растреляны, 53 человека приговорены к 10 г. лишения
свободы" (23 февр. 1942 г.). "Всего за людоедство арестовано 1171 чел." (13 марта 1942 г.). 14 апреля арестованных уже 1557
человек, 3 мая - 1739, 2 июня - 1965... К сентябрю 1942 г. случаи каннибализма становятся редкими, и только в спецсообщении от 7
апр. 1943 г. впервые говорится, что в марте не было отмечено убийств с целью употребления в пищу человеческого мяса.

Естественно, были и нападения (и убийства) с целью отобрать продукты и карточки, но их всегда было на порядок меньше, чем случаев
людоедства: если в первую декаду февраля 1942 г. за поедание человечины было арестовано 311 чел., то за грабеж - 26 чел. В тот же
период органы зарегистрировали 11 случаев нападения граждан на повозки с хлебом и продмаги, причем, арестовали не всех, а только
самых активных - 29 человек. При этом можно оценить подлинный размах каннибализма, если учесть, с одной стороны, реальную
раскрываемость преступлений в блокадном городе, а, с другой, представить город, превратившийся в один большой морг, где трупы лежали
везде и были легко доступны. Вся статистика дана на фоне еще более жутких данных: в первой декаде февраля умерло 36606 человек
(мужчин - 65,8%), во второй - 34852 (мужчин - 58,9%). Тут же сообщается, какое количество продуктов недодано населению по сравнению
со скудными нормами. Причины не раскрыты, наверное, продовольствие просто крали.

Параллельно органы НКВД фиксировали все высказывания, направленные против ленинградских властей и советской власти в целом. Стукачи
трудятся не покладая рук, несмотря на голод и холод. "На улучшение положения рассчитывать трудно. ПОПКОВ о положении в городе
беззастенчиво лжет, но он заговорит правдивым языком, когда мы пойдем громить магазины" (сотрудник театра "Новый ТЮЗ" Демина,
28/29.1.42). "Наши руководители довели народ до того, что люди стали убивать и есть своих детей, а мы, дураки, сидим и молчим.
Народу нужно подниматься, пока все не умерли от голода. Пора кончать с этой войной" (домохозяйка Корнетова, 28/29.1.42). "Удивляюсь,
что в городе пока обходится дело без голодных бунтов. Очевидно, это объясняется физической слабостью людей. Население потеряло
доверие к советской власти (режиссер "Ленфильма" Цехановский, 10.2.42). "В Ленинграде у руководства стоят бездарные люди, которые
виноваты в гибели населения от голода. О писателях нет никакой заботы. Население Ленинграда ненавидит ПОПКОВА, и женщины готовы его
растерзать" (писатель И. А. Груздев, 23.2.42). "Люди продолжают умирать от голода, а ленинградские руководители не обращают на это
внимания. Они считают, что чем больше умрет людей, тем легче обеспечить продовольствием оставшихся в живых" (служащая конторы
Ленмостстрой Эрман, 23.2.42).

В разговорах люди, привыкшие к тому, что всюду уши, проявляли сдержанность. Большее отчаяние фиксировала военная цензура,
перлюстрировавшая письма. В конце января 1942 г. отмечалось, что если в начале месяца отрицательные настроения охватывали до 9%
писем, то к концу месяца - уже 20%. В спецсообщении от 23 февр. 1942 г. было подсчитано, что "отрицательные настроения... составляют
18%". "Мы живы наполовину, как тени загробные. Государство, видно, не думает нас кормить, хотя мы все питали надежду...". "Мы
вероятно больше не увидимся. Нет у меня надежды на жизнь. Уже едят человеческое мясо, которое выменивают на рынке. Дела идут не на
улучшение, а на ухудшение". "Наша жизнь - это организованное убийство гражданского населения. Город стал кладбищем и навозной кучей"
. "Что глядят наши руководители, вся земля усеяна трупами. Не сегодня-завтра и нас не будет. Из руководителей никто не умирает".

Руководители, к слову, питались очень недурно. А с октября 1941 г. готовили глобальный взрыв всего города (58,5 тыс. объектов),
вместе с предприятиями собираясь похоронить под обломками и жителей, а для проведения досуга заказывали в Публичной библиотеке
книжки про Ната Пинкертона и Ника Картера, бульварные романы Брешко-Брешковского, графа Амори и Веры Крыжановской. Кормить жителей
было бесполезно, Смольный всем готовил смерть: взрыв мог произойти и в 1941, и в 1942, и в 1943 году.

Общая идея "отрицательных антисоветских настроений", как их характеризуют сводки НКВД, - ощущение глобального обмана и покинутости
руководителями. Люди, уже привыкшие за годы советской власти к тому, что они целиком принадлежат государству, которое заботится о
них, кормит и одевает, люди, лишенные малейших возможностей для экономической самодеятельности (особенно в блокированном городе!),
вдруг понимают, что властям до них, "маленьких человеков", дела нет вовсе. Что программа властей предельно проста: использовать для
работы, пока у голодных еще есть силы, подбодрить бессмысленной ложью, кинуть ничтожный паек, безразлично наблюдать, как простой
человек умирает от голода (в то время как "из руководителей никто не умирает"), - вот эти ощущения и заметны в 20 процентах
"отрицательных" писем, которые писали те, кто привык анализировать и фиксировать. Естественно, это интеллигенция, уцелевшая в
Ленинграде даже после "кировского потока".

Другие реагировали непосредственно: отказывались работать в условиях голода, бросали цеха, наконец, грабили магазины либо уж вовсе
теряли человеческий облик и становились людоедами, видимо, ощущая, что завтра не будет, что ничего их уже не ждет и никто не спасет.
Бога нет, и все позволено. Художники слова, авторы "блокадных книг" всегда обходили молчанием то духовное состояние, в котором
находились блокадники. Судя по книге, оно было запредельным. То, что принято именовать "героизмом", было на самом деле отчаянной
борьбой за существование в условиях, когда город и его жителей руководство обрекло на тотальное уничтожение.

Конечно, было много и таких, кто верил официальной пропаганде или жил по инерции, ни о чем не задумываясь. Но это была лишь одна из
категорий населения. Иначе говоря, жуткая атмосфера отчаяния и моральной деградации характеризует блокадный Ленинград в не меньшей
степени, чем работающие предприятия, госпитали, отряды ПВО и пожарных, оплаченные доппайками доносы на "нытиков и маловеров" и
патриотические речи на собраниях. Это не известная нам по пропагандистским коллажам "героическая приподнятость" и свойственная всем
советским людям любовь к Родине и готовность к самопожертвованию, а нескрываемое отчаяние. Раньше в нашей пропаганде утверждали, что
советский человек остается человеком в любых условиях. А книга Н. А. Ломагина это убедительно опровергает. В процентах охват
населения отчаянием не оценить, но ясно, что это достаточно массовое состояние, которое по понятным причинам скрывалось.

При социализме его скрывала цензура, но почему сейчас, почему сенсационная книга Н. А. Ломагина, выйдя в свет, осталась до сих пор
никем в Петербурге не замеченной, в городе, где блокадная тема всегда, казалось бы, находится в центре внимания? Прежде всего,
конечно, потому, что нынче на "героической 900-дневной обороне" местные политики делают неплохой бизнес, поскольку "блокадники", по
правам уже почти приравненные к участникам войны, - это выгодный электорат, с которым не просто заигрывают, но который усердно
кормят предвыборными обещаниями о все новых социальных благах, а заодно, как и в прежние годы, сказками о единстве партии и народа,
фронта и тыла. Даже робкие предложения о проверке документов, подтверждающих пребывание в Ленинграде во время блокады
(злоупотреблений тут может быть много), и то не проходят.

Это, так сказать, местный петербургский сюжет. Но есть и другой аспект, более общий, связанный с нынешней неопатриотикой,
государственной пропагандой и новым этапом героизации войны в постсоветских условиях. Книга "В тисках голода" веско напоминает, что
у нас война с любым внешним врагом - это всегда и непременно война со своим же народом, а потому героизация войны - дело заведомо
гадкое и аморальное. Просто всегда есть те, кому выгодна чья-то смерть, и надо вести пропаганду и агитацию, именуя их
"патриотической работой".

Михаил Золотоносов





От Георгий
К Георгий (18.01.2005 13:30:42)
Дата 20.01.2005 21:57:41

"Рассекречены шокирующие документы, посвященные 900-дневной осаде Ленинграда" (*+)

http://www.ng.ru/printed/ideas/2002-03-28/11_blockade.html

НЕИЗВЕСТНАЯ БЛОКАДА
Рассекречены шокирующие документы, посвященные 900-дневной осаде Ленинграда
Бесик Пипия

Трагедий, подобных той,
что пережил Ленинград
в 1941-1944 гг., в мире
не было. За 900 дней
блокады умерли от голода
1 млн. 200 тыс. человек.
Но город не сдался
и выстоял.

Архивные тайны при свете дня

О ленинградской блокаде обычно было принято говорить в героическом ракурсе. Об ужасах же ее никогда не говорили всей правды - более
полувека архивные документы имели гриф "совершенно секретно". Сейчас петербургский историк, кандидат исторических наук Никита
Ломагин завершает большую работу над книгой, которая будет посвящена многим неизвестным страницам блокады и жизни на оккупированной
территории Ленинградской области. Он коренной ленинградец, его родители и бабушка пережили первую блокадную зиму. Отсюда его интерес
к блокадной тематике.

Никита Ломагин изучал материалы в архивах Москвы, Петербурга, Подольска, Гатчины. Подробно исследовал документы ГКО, относящиеся к
битве за Ленинград, различные приказы, донесения и спецсообщения о морально-политическом состоянии частей армии и флота, личный фонд
Жданова и других лиц, имевших отношение к Ленинграду в годы войны, так называемые особые папки, в которых содержится наиболее ценная
информация о деятельности органов власти и управления в Ленинграде, а также о настроениях населения.

За границей историк работал в Национальном архиве США, Архиве национальной безопасности США, Бахметьевском архиве Колумбийского
университета, архиве Гуверовского института Стэнфордского университета, Архиве У.Черчилля в Кембриджском университете. Сейчас он
изучает документы архива Гарвардского университета. "В США и Великобритании я пытался выявить материалы о позиции союзников в
отношении Ленинграда, - сказал корреспонденту "НГ" Никита Ломагин. - Важно было установить, что они знали о страданиях ленинградцев
и что предлагали для облегчения их участи. В американских архивах я выявил большое число воспоминаний о битве за Ленинград, об
оккупации Ленинградской области, о пропагандистской деятельности РОА".

Пока петербургскому историку не удалось попасть в архив президента РФ, в котором могут быть интересные документы Сталина, Молотова,
Берии. В бывшем Ленинградском госархиве остаются на специальном хранении материалы немецкой службы безопасности (СД). "По-прежнему
во многих архивах находится огромное количество документов под грифом "совершенно секретно", - говорит Никита Ломагин. - Процесс
рассекречивания занимает немало времени, однако самое важное, на мой взгляд, состоит в том, чтобы он не прекращался и ранее
рассекреченные документы опять не попали в разряд секретных".

"Сегодня они умерли, а завтра я"
Материалы следственных дел рассказывают об осужденных за нарушение санитарных норм, подделку продуктовых карточек, распространение
ложных слухов, мародерство, людоедство:

К четырем месяцам лишения свободы был приговорен Соломон Перченок за нарушение санитарного режима - выливал нечистоты в окно. Шесть
месяцев тюрьмы получил Ефрем Подгорный за то, что справлял нужду из окна, да еще колол дрова прямо в квартире.

Марию Пушкину приговорили к десяти годам лагерей (там она умерла от дистрофии) за то, что хранила дома офицерскую шпагу, 71
американский доллар и серебряную монету советской чеканки, а также умудрилась "создать на дому запас остродефицитных продуктов
(сахар, рис, мука, какао), превышающий личную потребность".

Максим Белов, проезжая место недавних боев вблизи деревни Коково, обнаружил трупы солдат и снял с них одежду. Сапоги снять не
удалось, и тогда он обрубил ноги топором. Военный трибунал отправил мародера на исправительные работы сроком на пять лет.

Чтобы быть в курсе настроений населения, военная цензура вскрывала практически все письма граждан. Вот строки из писем, которые были
изъяты и не дошли до адресатов.

":Ноги уже не двигаются, а ходить надо. Жертв очень много, покойников хоронят без гробов, так как гробов нет. Варлаша умер от
голода, все перед смертью просил поесть, вот его хороним без гроба, завязали в простыню".

":Ваня, бросайте винтовки и не смейте больше защищать, пока не дадут больше хлеба. Бросайте винтовки, переходите к немцу, у него
хлеба много".

":Женя, мы умираем от голода. Барику приготовила на гроб доски. Но я так слаба, что не могу снести его на кладбище. Юрик настолько
истощал, что уже не просит есть, лишь изредка кричит: "Мама, если нет кушать - убей меня", - это говорит четырехлетний ребенок".

К 20 ноября 1942 г. толщина льда на Ладожском озере достигла 180 мм. На лед вышли конные обозы. 22 ноября за грузом по следу лошадей
поехали машины. На следующий день доставили 52 тонны продовольствия. Из-за хрупкости льда двухтонные грузовики везли по 2-3 мешка, и
даже при такой осторожности несколько машин затонуло. Позже к грузовикам стали прикреплять сани - это позволяло уменьшить давление
на лед и увеличить количество груза. Несмотря на то что Дорога жизни была под особым контролем, водители ухитрялись сворачивать с
пути, расшивали мешки с продуктами, отсыпали по несколько килограммов, вновь зашивали. На пунктах приема хищения не обнаруживали -
мешки принимали не по весу, а по количеству.

Когда же факт кражи доказывался, то водитель немедленно представал перед военным трибуналом, который обычно выносил смертный
приговор. Вот как описывает механизм исполнения наказания комиссар эшелонов ОАТБ 102-й военно-автомобильной дороги Н.В. Зиновьев:
"Мне довелось быть свидетелем расстрела шофера Кудряшова. Батальон выстроился в каре. Подъехал закрытый автомобиль с приговоренным.
Он вышел в валенках, ватных штанах, одной рубашке и без шапки. Руки назад, связанные ремешком. Тут же выстраивается человек 10
стрелков. Председатель трибунала читает приговор. Потом отдается приказание коменданту, тот командует приговоренному: "Кругом! На
колени!" - и стрелкам: "Огонь!" Звучит залп из 10 выстрелов, после чего Кудряшов вздрагивает, какое-то время продолжает стоять на
коленях, а потом падает лицом в снег. Комендант подходит и стреляет из револьвера в затылок, после этого труп грузят в кузов машины
и куда-то увозят".

Управление НКВД по Ленинградской области произвело обследование состояния хранения НЗ (неприкосновенный запас) продовольствия. В
своем донесении под грифом "совершенно секретно" на имя секретаря Ленинградского горкома ВКП(б) управление сообщало, что кладовые
непригодны для хранения продуктов, не соблюдаются требования санитарного надзора, неприкосновенный запас подвергнут порче. Из-за
течи воды с потолка подмочены мешки с сухофруктами, сливочное масло покрыто плесенью, рис и горох заражены клещом, мешки с сухарями
разорваны крысами, покрыты пылью и пометом грызунов:

Строки из писем, изъятых из почты военной цензурой и переданных на хранение в Управление НКВД по Ленинградской области:

":Жизнь в Ленинграде с каждым днем ухудшается. Люди начинают пухнуть, так как едят горчицу, из нее делают лепешки. Мучной пыли,
которой раньше клеили обои, уже нигде не достанешь".

":В Ленинграде жуткий голод. Ездим по полям и свалкам и собираем всякие коренья и грязные листья от кормовой свеклы и серой капусты,
да и тех-то нет".

":Я был свидетелем сцены, когда на улице у извозчика упала от истощения лошадь, люди прибежали с топорами и ножами, начали резать
лошадь на куски и таскать домой. Это ужасно. Люди имели вид палачей".

Если в августе 1941 г. число изъятых военной цензурой писем составляло 1,6%, то в декабре количество корреспонденций с
"отрицательными настроениями" достигло 20%. Вот о чем писали ленинградцы своим родственникам на Большую землю:

":Наш любимый Ленинград превратился в свалку грязи и покойников. Трамваи давно не ходят, света нет, топлива нет, вода замерзла,
уборные не работают. Самое главное - мучает голод".

":Мы превратились в стаю голодных зверей. Идешь по улице, встречаешь людей, которые шатаются, как пьяные, падают и умирают. Мы уже
привыкли к таким картинам и не обращаем внимания, потому что сегодня они умерли, а завтра я".

":Ленинград стал моргом, улицы стали проспектами мертвых. В каждом доме в подвале склад мертвецов. По улицам вереницы покойников".

Факты сильнее статистики
Можно ли было избежать такого количества жертв, таких мук и страданий?

Отвечая на этот вопрос корреспондента "НГ", Никита Ломагин сказал: "О сдаче города и речи не могло быть. Его стратегическое значение
трудно переоценить. Можно без преувеличения сказать, что, продолжая борьбу за Ленинград и жертвуя населением города, Сталин спасал
Москву и Россию. Многие ленинградцы это понимали. Но этой жертвенности в известной степени можно было бы избежать, если бы
руководство Ленинграда проявило волю и более организованно провело эвакуацию населения в доблокадный период, сразу же ввело
ограничения на изъятие денежных средств из сберкасс, а также вовремя установило бы карточную систему и закрепило население за
магазинами, тем самым не допустив многочасового стояния обессилевших ленинградцев в огромных очередях. Власть - Жданов, Ворошилов и
другие - должна была помнить уроки Финской войны, показавшей, как будет себя вести население в случае кризиса. То, что происходило в
конце ноября - начале декабря 1939 г., иначе как паникой назвать было нельзя. Народ изымал средства из сберкасс и скупал буквально
все. Стабилизация в сфере торговли в Ленинграде наступила только через несколько месяцев, и не без помощи Москвы. В июне - первой
половине июля 1941 г. история повторилась, на этот раз в виде трагедии".

К ноябрю 1941 г. голод в Ленинграде достиг чудовищных масштабов. Рабочим выдавали 250 г хлеба, иждивенцам - 125 г. Да и не всегда
удавалось отоварить карточки. Резко возросло количество краж, убийств с целью завладения продуктовыми карточками. Совершались налеты
на хлебные фургоны и булочные. В декабре 1941 г. были зафиксированы первые случаи каннибализма.

Игорь Шевченко родился в Италии в 1924 г. в семье русского инженера-эмигранта. Спасаясь от фашизма, он подростком вместе с
родителями переехал в СССР. Местом жительства выбрали Ленинград. В июне 1941 г. отца арестовали, отбывать наказание направили в
Златоуст. Перебралась на жительство туда и мать. Сам же Игорь решил остаться в Ленинграде, так как "жаль было бросать квартиру и
имущество". Работал в столовой # 16 Выборгского района грузчиком. Но однажды за прогулы его уволили. "Получал карточки иждивенца, но
положенной нормы было мало, - написал Игорь в своих показаниях. - Я стал ходить ловить кошек, резал их и ел. Помимо этого ел и
собак. В первых числах декабря я потерял продуктовые карточки: Проходя мимо Богославского кладбища, увидел там в снегу незакопанный
труп мужчины. С него снял сапоги и надел на себя. Топором разрезал на части труп и принес домой. Левую руку зажарил и съел.
Остальные части спрятал на запас. В дверь квартиры постучали. Я открыл и увидел сотрудников милиции. Они меня арестовали:"

В январе 1942 г. 18-летняя Вера Титанова утопила в тазу свою новорожденную дочь, затем расчленила труп и вместе со своей матерью
употребила в пищу. Спустя три недели людоеды из соседней квартиры похитили труп шестилетней девочки и также съели.

По данным Управления НКВД по Ленинградской области, за употребление человеческого мяса были арестованы в декабре 1941 г. 43
человека, в январе 1942 г. - 366, феврале - 612, марте - 399, апреле - 300, мае - 326, июне - 56. Затем цифры пошли на убыль, с июля
по декабрь были взяты с поличным всего 30 людоедов. Трупы крали на кладбищах, похищали из морга, ели умерших родственников.
Заманивали в квартиры взрослых под видом обмена вещей на продукты, а детей - под предлогом угощения сладостями, убивали - и в
кастрюлю.

Муж убил жену и кормил ее мясом сына и двух племянниц. Им он говорил, что это мясо собаки.

Две старшие сестры убили младшую 14-летнюю сестру и съели.

Женщина 69 лет зарезала ножом внучку и накормила ее мясом мать и брата убитой.

Отец в отсутствие жены убил двоих сыновей 4 лет и 10 месяцев и употребил в пищу.

Мать, имевшая четверых детей, убила младшего ребенка и приготовила из его мяса пищу для себя и троих детей.

Чаще всего блокадников-людоедов военные трибуналы приговаривали к расстрелу с конфискацией имущества. Приговоры были окончательными,
обжалованию не подлежали и немедленно приводились в исполнение.

Из докладной записки от 21 февраля 1942 г. военного прокурора Ленинграда А.И. Панфиленко секретарю Ленинградского обкома ВКП(б) А.А.
Кузнецову о случаях людоедства: "В условиях особой обстановки Ленинграда возник новый вид преступлений: Все убийства с целью
поедания мяса убитых в силу их особой опасности квалифицировались как бандитизм: Социальный состав лиц, преданных суду за совершение
указанных выше преступлений, характеризуются следующими данными. По полу: мужчин - 36,5%; женщин - 63,5%. По возрасту: от 16 до 20
лет - 21,6%; от 20 до 30 лет - 23%; от 30 до 40 лет - 26,4%; старше 40 лет - 29%. По роду занятий: рабочих - 41%; служащих - 4,5%;
крестьян - 0,7%; безработных - 22,4%; без определенных занятий - 31%: Из привлеченных к уголовной ответственности имели в прошлом
судимости 2%".

"О том, что в Ленинграде во время блокады был каннибализм, я узнал задолго до работы в архивах от своей бабушки, которая, по ее
словам, чудом спаслась от людоедов, пригласивших ее "попробовать студня", - продолжает разговор Никита Ломагин. - Ленинградцы,
пережившие блокаду, конечно же, знали об этом явлении и, вспоминая войну, в кругу семьи иногда об этом говорили. Кроме того, в
документах немецких спецслужб со ссылкой на перебежчиков и военнопленных довольно подробно описывалась ситуация в городе. Что
говорить, статистика, пусть даже самая страшная, производит иное впечатление, нежели материалы конкретных уголовных дел. Их
действительно было страшно читать".

Бесцензурные фотографии
Недавно в Петропавловской крепости открылась выставка "Неизвестная блокада", где представлены уникальные фотоматериалы военной поры.
Многие из этих материалов находились в архивах НКВД, и только сейчас Управление ФСБ по Санкт-Петербургу передало их для публикации.

"О ленинградской блокаде написано достаточно много, сохранились фотографии, документальные свидетельства, но все они прошли через
сито цензуры, - говорит автор выставки, известный фотожурналист, заведующий кафедрой производства и оформления печати факультета
журналистики Санкт-Петербургского госуниверситета Владимир Никитин. - Публиковать разрешалось только героику. Работы же, где
зафиксированы быт и повседневная жизнь обычного человека, изымались цензурой. Мы никогда не увидим фотографии с горами трупов на
Волковском и Серафимовском кладбищах, обледеневших квартир и дворов, превращенных в морги. Но определенное количество снимков чудом
сохранилось в архивах".

При подготовке фотографий многие негативы были восстановлены практически из трухи. На снимках застыл блокадный город таким, каким
его видели горожане. Тела умерших на тележках, изможденные лица бойцов санитарно-очистных отрядов, воронка на набережной Фонтанки,
трупы, плавающие в лужах, образовавшихся после оттепели. 250 этих фотографий готовит сейчас к изданию издательство "Лимбус-Пресс".

На фотовыставке корреспондент "НГ" встретился с писателем Даниилом Граниным, который в соавторстве с Алесем Адамовичем написал
знаменитую "Блокадную книгу", и задал ему несколько вопросов.

- Когда вы писали вашу книгу, вам эти вещи были известны?

- Эти вещи нам не были знакомы. Частично мы понимали, нам рассказывали кое-что. У нас цензура потребовала изъять 65 воспоминаний.
Нам удалось отстоять лишь некоторые. Тогда нельзя было писать о фальшивых карточках, мародерах, людоедах. Масштабы блокадной
трагедии и сегодня неизвестны нам и, наверное, никогда не будут известны.

- Будете ли вы в связи с обнародованными новыми фактами вносить изменения или дополнения в вашу книгу?

- Если будет переиздание, мы восстановим изъятия, связанные с мародерством и людоедством. Но я не имею права что-то менять.
Во-первых, не стало моего соавтора, во-вторых, эта книга была составлена из рассказов живших в то время людей, в-третьих, я боюсь,
что будут видны заплаты.

- Каким образом, на ваш взгляд, человек превращается в людоеда, что происходит в это время с его психикой?

- Чтобы оценивать подобное, надо поставить себя на место того человека. Я знал женщину, у которой в блокаду умер маленький сын,
осталась дочь. Она положила труп мальчика между окнами, чтобы мясо не портилось, и кормила этим свою дочь, и дочь осталась жива, но
не знает об этом.

- Вы считаете, такое допустимо?

- По крайней мере я не могу ни бросить камень в мать, ни сказать, что эта ситуация безнравственная.

Санкт-Петербург




От Буратино
К Георгий (20.01.2005 21:57:41)
Дата 21.01.2005 10:03:24

Ну и подонки.

Обязательно надо вытащить все грязное белье! Да еще и в такой трагедии.
Да чего удивляться, одна фамилия автора о многом говорит.

От Георгий
К Буратино (21.01.2005 10:03:24)
Дата 21.01.2005 10:11:51

По поводу автора - цитата из С. Г. Кара-Мурзы (*/+)

>Обязательно надо вытащить все грязное белье! Да еще и в такой трагедии.
>Да чего удивляться, одна фамилия автора о многом говорит.

================
http://www.kprf.ru/kara-murza/2887.shtml?print

...Важное место в перестройке сознания заняла сексуальная революция. Чего стоят своей возведенной в принцип половой распущенностью книги - и автобиографический роман М.Арбатовой, и восторженная книге о Лиле Брик А.Ваксберга. Чем-то потусторонним кажется и совсем недавняя (17 июля 1999 г.) статья в "Независимой газете" о II Международной эротической выставке в Петербурге. Автор - Бесик Пипия (скорее всего, псевдоним). Вот пассажи из восторженной статьи: "Наибольший интерес у посетителей выставки вызывали живые "экспонаты" - русские красотки с величаво грациозными, обезоруживающими фигурами, божественно роскошными телами, вкусными, зовущими губами. Мужчины всегда собирались там, где красавицы демонстрировали груди... Сияющие глаза женщин можно было видеть у стенда, где были выставлены около 200 видов заменителей мужчин, которые "всегда могут"... Корреспондент "НГ" задал несколько вопросов главному идеологу выставки, заведующему кафедрой сексологии и сексопатологии Государственной еврейской академии имени Маймонида, секретарю ассоциации сексологов РФ, профессору Льву Щеглову: "Какова цель выставки?" - "Формирование у населения эротической культуры, которая блокирует тоталитарность".
Здесь все интересно - и "Государственный" характер еврейской академии, взявшей на себя роль идеолога сексуальной революции, и ее место в борьбе с "тоталитаризмом", и упомянутая вскользь национальная принадлежность "женского мяса" на международной выставке. Это - 1999-1 год. Но началось все сразу после смены власти в КПСС....
=========================






==========Десакрализаторам - бой!=======

От И.Пыхалов
К Георгий (21.01.2005 10:11:51)
Дата 28.01.2005 04:43:28

Это не псевдоним

>Автор - Бесик Пипия (скорее всего, псевдоним).

Это настоящие имя и фамилия данного персонажа.

От Георгий
К И.Пыхалов (28.01.2005 04:43:28)
Дата 28.01.2005 14:28:55

Вот это да! А это хотя бы "он" или "она"? И кто "такое" есть? (-)


От Георгий
К Георгий (18.01.2005 13:30:42)
Дата 18.01.2005 22:08:46

9 (22) января 1905 года - детонатор революции. Интервью с историком (*+)

http://www.lgz.ru/archives/html_arch/lg012005/Polosy/art2_2.htm

ДАТА

Детонатор революции

Вокруг российских событий 9 (22 - по новому стилю) января 1905 года сейчас идёт немало споров. Есть мнения, что это была искусная
провокация революционеров, готовых любыми средствами обострять политическую ситуацию в стране. Но многие историки до сих пор
придерживаются точки зрения, принятой в советской историографии, в этот день произошёл расстрел мирной демонстрации рабочих, шедших
к царю с петицией, что окончательно подорвало у народа веру в царя и сильно способствовало росту революционных настроений в стране.
В столетнюю годовщину трагедии мы обратились к доктору исторических наук, лауреату Государственной премии РФ Валентину ШЕЛОХАЕВУ с
просьбой дать оценку тем событиям.

- Какие цели преследовала власть, позволив Георгию Гапону создать <Собрание русских фабрично-заводских рабочих С.-Петербурга>?
Почему рабочие верили Гапону, шли за ним?
- Деятельность <Собрания> должна была способствовать поднятию культурного уровня рабочих и улучшению их социального положения в
рамках существующего режима. Решение этих задач отвлекало рабочих от революционных методов борьбы.
Гапон, человек экзальтированный, вместе с тем был искренне неравнодушен к проблемам рабочих. Будучи священником, в трудные минуты за
многие километры он шёл в приюты, больницы и рабочие семьи. Утешал, делился собственными деньгами. Видя его бескорыстие и получая
помощь, рабочие верили ему. Авторитет Гапона в рабочей среде стал стремительно расти.
- Текст петиции был известен заранее. Что в ней не устроило Николая II?
- Помимо социально-экономических требований, петиция содержала требования политических свобод и созыва Учредительного собрания. Из
истории известно, что во всех странах Учредительные собрания решали любые вопросы, включая вопрос о власти. Поэтому появление такого
лозунга в петиции не могло устраивать царя. Власть поняла, что гапоновское движение начинает меняться, становясь более радикальным.
- Однако в поведении рабочих, шедших к царю с семьями и нёсших его портреты, радикализм явно не просматривался.
- На данной стадии имел место симбиоз нового и старого. С одной стороны, во время разработки петиции в неё попали многие требования
социал-демократов. С другой стороны, Гапоном шествие задумывалось как абсолютно мирное, напоминавшее крестный ход. К царю рабочие
шли за защитой, в поисках правды и справедливости. И, хотя ходили слухи о готовящейся расправе, а 8 января столица уже была
заполнена войсками, рабочие не могли себе даже представить, что их мирное шествие с иконами и хоругвями будет расстреляно. Ведь все
знали, что никаких революционных акций они не замышляли.
- 9 января в дневнике Николай II записал: <Войска должны были стрелять в разных местах города>. Почему <должны>? Что мешало принять
петицию у народа кому-нибудь из министров?
- Отсутствие желания. Власть не ощущала опасности социального взрыва, а желания разбираться в проблемах рабочего люда у неё не было.
Правительство предпочло отреагировать традиционным методом насилия. Офицеры получили команду действовать по воинскому уставу: три
предупредительных выстрела над толпой, остальные в неё.
- К какому числу жертв это привело?
- Общая численность убитых и раненых превысила четыре тысячи человек. Впрочем, точных данных нет, поскольку далеко не все
пострадавшие были зарегистрированы.
Власти совершили варварскую и ничем не оправданную акцию. Чисто тактически в критической ситуации можно было начать переговоры и
проводить их в течение нескольких дней. Тогда сотни тысяч людей ушли бы с улиц.
Для характеристики настроения власти стоит сказать ещё об одном. 19 января Николай II принял рабочую делегацию, состав которой был
тщательно подобран. Однако даже эти люди очень удивились заявлению царя, что он рабочих прощает. Больший цинизм трудно себе
представить.
- Чем явился день 9 января в истории России? Насколько справедливо утверждение, что первая русская революция началась с революции в
умах?
- Конфликт между обществом и властью был заложен в процессе реформ Александра II. Проведя крестьянскую, военную, судебную и земскую
реформы, власть не пошла на реформирование политической системы. А поскольку в пореформенный период появились и стали набирать силы
новые социальные страты, этот конфликт стал усиливаться.
К началу ХХ века требования демократических свобод уже разделяли широкие слои населения. Вопрос заключался лишь в том, кем будут
удовлетворены эти требования - властью или усилиями самого общества.
Помимо политической, у конфликта имелась и социальная сторона. Несмотря на бурные темпы роста экономики России в пореформенный
период, жизнь народа оставалась тяжёлой. Рабочие были лишены пенсий и социальных гарантий.
И вот на этом социально-политическом фоне происходит <Кровавое воскресенье>. Трагические события в столице явились детонатором
развития революционного процесса в России. Перелом в сознании действительно произошёл. Кризис монархического принципа правления
вступил в новую, более острую фазу. Значительное число людей перестало верить верховной власти. В сознании народа утвердилось
мнение, что царская власть не желает реагировать ни на какие чаяния народа, игнорируя даже самые справедливые его требования.
Происходил отказ от традиционной установки на ожидания благ, которые дарует власть. Люди осознали необходимость борьбы за свои
политические и социальные права.
9 января стало гранью между ХIХ и ХХ веками. В политическом и социокультурном плане ХХ век в истории России наступил именно 9 января
1905 года. Так бездумными действиями власть смогла изменить ход истории страны.

Беседовал Олег НАЗАРОВ



От Pout
К Георгий (18.01.2005 22:08:46)
Дата 19.01.2005 09:37:30

Шелохаев про 9 января 1905 года и первую Русскую революцию

http://www.situation.ru/app/j_jn_27.htm

http://www.situation.ru/app/j_art_688.htm
Кровавое воскресенье
С.Тютюкин, В.Шелохаев
Текст петиции широко обсуждался на рабочих собраниях, причем в него
вносили много дополнений и уточнений. В итоге этот яркий, выдержанный в
духе церковной риторики документ представлял собой поразительную смесь
смиренных просьб и почти ультимативных требований, адресованных
правительству.
К 100 летию Русской Революции

http://www.situation.ru/app/j_art_689.htm
Стратегия и тактика большевиков и меньшевиков в революции
С.Тютюкин, В.Шелохаев
Греческий по своему происхождению термин "гегемония" пришел в
политический словарь русских революционеров из военно-дипломатической
сферы, где он употреблялся для обозначения доминирующей, ведущей роли
той или иной державы в системе международных отношений...Ленинская
постановка вопроса о гегемонии отличалась от плехановской гораздо
большей четкостью и определенностью, акцентом на идее союза пролетариата
и крестьянства при политической изоляции либеральной буржуазии,
указанием на необходимость систематической и активной
идейно-организационной работы РСДРП в непролетарской среде. Иными
словами Ленин видел в гегемонии пролетариата достаточно жесткое
политическое, а по возможности и организационное руководство
демократическим движением со стороны рабочего класса и революционной
социал-демократии
К 100 летию Русской Революции


Георгий сообщил в новостях следующее:137246@kmf...
> http://www.lgz.ru/archives/html_arch/lg012005/Polosy/art2_2.htm
> В столетнюю годовщину трагедии мы обратились к доктору исторических
наук, лауреату Государственной премии РФ Валентину ШЕЛОХАЕВУ с
> просьбой дать оценку тем событиям.
>

> 9 января стало гранью между ХIХ и ХХ веками. В политическом и
социокультурном плане ХХ век в истории России наступил именно 9 января
> 1905 года. Так бездумными действиями власть смогла изменить ход
истории страны.




От Георгий
К Георгий (18.01.2005 13:30:42)
Дата 18.01.2005 14:00:41

"Демогр. история СССР - это, прежде всего, история катастроф и смертей" (*+)


Русский Журнал / Издательства / Фрагменты
http://www.russ.ru/publishers/extracts/20050117_ab.html

Советская история и демографическая история
Из книги "Родиться, жить и умереть в СССР", готовящейся к печати в "Новом издательстве"

Ален Блюм

Дата публикации: 17 Января 2005

В 2004 году в Европейский Союз вступили первые государства из числа тех, что входили ранее в СССР. Эстония, Латвия и Литва были частью исчезнувшей ныне империи меньше времени, чем другие советские республики. Теперь сорокалетний советский период для них закончился. На смену принудительному вовлечению в восточную сферу пришло добровольное вхождение в западный мир. Сегодня это выглядит совершенно естественным. Тем не менее еще недавно их судьба; часто весьма драматическая, была тесно связана с не менее драматическими судьбами России и Украины. Несмотря на это, изучение их демографической истории показывает, что странам Балтики всегда удавалось сохранять свои особенности и, в том числе, в социальной сфере. Иначе говоря, изучая историю народов каждого из пятнадцати государств, бывших ранее союзными республиками, мы можем видеть всю сложность и неоднозначность ситуации, когда в течение многих десятилетий республики, с одной стороны, обладают автономией, а с другой - тесно взаимодействуют с центральной властью в политической сфере и имеют общую историческую судьбу.

Демографическая история СССР, позволяет лучше понять эти сложные внутрисоюзные отношения: она позволяет оценить степень присущего им насилия и зафиксировать существующие зазоры, выявить различия и сходства. В течение долгого времени внимание демографов было сосредоточено на дискуссии вокруг числа жертв советской политики. Базовые документы были тогда недоступны, и эти споры - чью важность трудно переоценить - основывались, главным образом, на гипотезах. Источники, которые при этом использовались - такие как показания свидетелей, а порой даже слухи - по своей природе не могли предоставить точных статистических сведений. Ныне ситуация изменилась. В течение последних пятнадцати лет активно ведется анализ архивных документов и углубленное изучение того, как функционировала система советской статистики. Это дало, наконец, возможность восстановить во всех деталях демографическую историю не только Советского Союза в целом, но и составляющих его республик. Дистанция же почти в пятнадцать лет, которая отделяет нас от момента распада СССР, позволяет лучше определить, с одной стороны, черты, обусловленные общей истории этих республик, а с другой - различия и несогласованности социального развития, которые вопреки всему сохранялись в них на протяжении долгих лет.

Несомненно, демографическая история СССР - это, прежде всего, история катастроф и смертей. Воссоздать ее в полном объеме было главной задачей исследователей в тот момент, когда в конце 1980-х годов открылся доступ к архивным документам. Одновременно, это и история тех, кто прошел через трагедии и сохранил память о них, вписав, таким образом, свою собственную страницу в историю настоящего времени. Демографическая история должна уделить им не меньше внимания, нежели судьбе тех, кто сгинул в трагическом вихре 30-х годов или во время Второй мировой войны. Знать историю этих людей важно также и потому, что именно их дети и внуки участвуют в происходящем в наши дни переустройстве России, Узбекистана, Украины.

Сегодня демографической истории удалось избавиться и от такого распространенного, причем не только среди западных исследователей и публицистов, греха, как создание из цифр мифа (см.: Демографическая модернизация 2005).

В 1990 году советский многотиражный журнал "Союз" следующим образом представлял результаты всеобщей переписи, проведенной в СССР в 1989 году: "Нас 285 761 976 человек, и все мы живем в одной стране" (Союз. 1990. # 32. Август). Год спустя, в результате провала августовского путча станет реальностью исчезновение этой страны и возникновение на ее обломках пятнадцати новых государств. А пока что, в последний раз, демография послужила для того, чтобы вновь заявить о единстве, верить в существование которого становилось все труднее. Как и прежде, взгляд на население, как на единое целое, использовался для риторических упражнений, целью которых было доказать единство советского народа: единство, о котором так много говорилось, и которое, в действительности, так никогда и не было достигнуто. А пока что, пусть и ненадолго, советский социум еще оставался единым и неделимым.

Сегодня приведенная выше цитата из журнала "Союз" кажется сюрреалистической: как ничто другое, она позволяет оценить длинный путь, пройденный с тех пор. СССР кажется теперь частью далекого прошлого, о природе которого невозможно судить лишь на основании наблюдений за особенностями политического, экономического и социального развития стран, которые являлись ранее его частью. Семьдесят лет истории, привычно называемой советской, относятся теперь к прошлому столь отдаленному, что оно вот-вот станет чужим для поколений, которые вступают сегодня во взрослую жизнь.

А ведь когда-то казалось, что события этой, чаще всего трагической, истории, раз и навсегда потрясли российский мир, превратив его в советский и окончательно оторвав от Западной Европы. Рушились мечты западников, которые начиная с XIX века видели будущее России в сближении с Западом. Но далеки от осуществления оставались и предсказания славянофилов, веривших в собственный, особый путь развития России. Скорее, точкой отсчета для большинства исследований, предлагавших политический анализ советской реальности, мог служить "1984 год" Оруэлла. В подобных работах СССР представал как совершенное воплощение тоталитаризма, режима, радикально чуждого нашим привычным концепциям и схемам мышления.

С самого начала советской истории наметился двойной "разрыв" в длительной исторической преемственности. Разрыв этот носил прежде всего социальный характер. В течение семидесяти лет любое исследование, ставившее своей целью анализ советского общества, подчеркивало в первую очередь его коренные отличия от европейского общества. К такому выводу приходили и в самом СССР: здесь идеология противопоставляла окружающую действительность буржуазному миру. А на Западе специалисты-советологи считали Советский Союз особым случаем, изучение которого не может укладываться в традиционные рамки. Да и как же иначе? Разве СССР не представлял собой государство-монолит бюрократического типа? Разве структуры государства и партии не были здесь по одной и той же схеме с точностью воспроизведены на всех уровнях? Только новые источники и подходы позволили обнаружить в СССР существование многоликого общества, которое включало в себя разнородные социальные слои, группы, в разной степени наделенные властью, а также идеологические течения, которые по своему разнообразию не уступали западным.

В самом Советском Союзе территориальное объединение считалось достигнутым, равно как и слияние всех народов в единую советскую социалистическую нацию. Чаще всего, разделяя эту точку зрения, западные исследователи с интересом наблюдали за процессом русификации и за тем, как русские контролировали местную власть и управляли процессом интеграции местных элит в управленческий аппарат, находившийся под присмотром Центра. Проблема равновесия между народами нередко вызывала беспокойство, становясь предметом дискуссий. И вдруг, всего за несколько месяцев, прошедших между серединой 1989 и началом 1990 года, повсюду в СССР возникли национальные правительства. Они не могли появиться из пустоты; их возникновение свидетельствовало о существовании на местах так никогда и не вытесненных Центром групп, которые продолжали сохранять свое влияние и власть.

Не менее, а возможно, и более важным был разрыв на уровне человеческих судеб, тем более, что смена власти и идеологии сопровождалась целой чередой катастроф. Революция и Гражданская война, раскулачивание и "сплошная" коллективизация, чистки 1937−1938 годов и депортации народов, репрессии 1930-х годов и послевоенных лет, наконец, Вторая мировая война - эти и другие события унесли множество человеческих жизней. Целые поколения жили в ритме резких перемен, по своему размаху и силе не сравнимых ни с чем в Европе. Если Великая Отечественная война вписывается в европейскую схему - хотя в СССР и этот конфликт оказался более кровопролитным, чем где бы то ни было - то голод, обрушившийся в 1933 году на отдельные регионы, прежде всего на Украину, Нижнее Поволжье и Казахстан, не знал аналогов в Европе XX века. Заметим, что эта катастрофа имела место всего лишь через двенадцать лет после предыдущего, опустошительного голода 1921 года, а тот, в свою очередь, следовала за гражданской и первой мировой войнами - и это в то время, как остальные европейские страны постепенно восстанавливали силы после разрушительного конфликта 1914−1918 годов.

Нередко трагические события были прямым следствием принимаемых властью политических решений. Они коснулись всех слоев населения и оставили глубокий след в демографических структурах. Память о них хранят по сей день все те, чьих семей коснулся этот вихрь, унеся или сломав жизнь одного из родственников. В самом деле, как много в России, Казахстане, Украине тех, кто изучал историю СССР на опыте собственной семьи, опыте, часто передаваемом от одного поколения к другому с поразительной достоверностью. Сегодня, стремясь восстановить эти судьбы, исследователи все чаще используют интервью со свидетелями и сохранившиеся во многих домах дневники, в которых с большой точностью описывается повседневная жизнь эпохи1. Подобные работы помогают лучше понять человеческое измерение исторических катастроф. Другой способ воссоздать историю - это проведение демографических исследований, ставших ныне возможными благодаря открытию архивов. Кривые, отражающие год за годом эволюцию продолжительности жизни, глубокие провалы, проявившиеся в возрастной структуре в момент различных переписей - эти данные представляют собой первый набросок мира, потрясенного до оснований, общества, жившего в ритме постоянных преобразований.

Означает ли это, что мы должны присоединиться к давней и влиятельной литературной и историографической традиции, которая видела в насильственных переменах главное свойство российской, а затем советской истории? Следует ли повторить вслед за ней, что каждая катастрофа становится здесь точкой отсчета для всякий раз новой истории, стремящейся забыть недавнее прошлое? Можно ли согласиться с Герценом, который более полутора веков назад утверждал, что в истории России сменяют друг друга поколения, приносимые в жертву, и поколения "привилегированные":


"После нашей истории, шедшей вслед за сунгуровской, и до истории Петрашевского прошло спокойно пятнадцать лет, именно те пятнадцать, от которых едва начинает оправляться Россия и от которых сломились два поколения: старое, потерявшееся в буйстве, и молодое, отравленное с детства, которого квелых представителей мы теперь видим" (Герцен 1958)?

Утверждение о рваном характере событий было в значительной мере подсказано политической историей с ее неустанными переменами и вновь и вновь обновляющимся дискурсом. И хотя история "большой временной протяженности", longue durée Ф.Броделя, неоднократно напоминала о себе, наблюдатели, следовавшие подобному подходу, отворачивались от нее. Потому, когда речь заходила о Советском Союзе, нередко оказывались отброшенными традиции французской историографии и, прежде всего, школы Анналов, одним из кредо которой было именно изучение глобальных структур. Росли поколения советологов, которые, в силу самой своей специализации, забывали о существовании longue durée.

В настоящее время подходы к изучению истории СССР оказались полностью обновленными, и большинство опубликованных за последние десять лет исследований предлагают сложное и многогранное видение исторической реальности, которое опирается как на социальную историю политики, так и на политическую историю общества (см., напр.: Хлевнюк 1996; Общество 1998; Осокина 1997). Монографии, посвященные отдельным темам и регионам, позволили проникнуть в мир советского человека, еще пятнадцать лет назад остававшийся неведомым для историков. Открывшийся доступ к материалам политических процессов и допросов, к текстам секретных решений, принятых на самом высоком уровне, позволяет лучше понять механизмы репрессий. Подход, который уделяет пристальное внимание отдельным людям, как лидерам, так и простым крестьянам (их судьбам, карьерам, отношениям с окружающими) придает советской истории личностный аспект. И это делает ее одновременно и более человечной, и более трагической.

Эти наблюдения позволяют точнее сформулировать задачи настоящего исследования. Мы постараемся, с одной стороны, отразить потрясения, выпавшие на долю СССР, а с другой - понять, почему даже самым сильным толчкам и катастрофам так никогда и не удалось столкнуть с однажды взятого курса общество, вернее, различные общества (объединявшиеся когда-то под этикеткой "советского"), которые предстают сегодня в новом свете. Описать ничем не колеблемое движение, скрытое за ширмой идеологий, увидеть за политическими событиями жизнь так, как она протекала на больших временных отрезках, обнаружить удивительные механизмы, позволяющие населению вновь и вновь возрождаться после очередного кризиса, - вот те задачи, которые встают сегодня перед исследователем.

Помогая понять характерные для Советского Союза типы социального поведения, демографический анализ является одновременно отправной точкой для размышлений о том, как изменилось это поведение после того как породившее его государство перестало существовать. Особенно полезным этот подход оказывается при попытке изучения социальной истории в ее взаимосвязи с политикой. Демографическая динамика является тем показателем, который позволяет оценить состояние общества. Помогая избавиться от навязанных идеологией взглядов, такой подход делает возможной попытку восстановить - пусть лишь частично - историю тех людей, которые в течение семидесяти лет выступали в качестве жертв, на себе испытавших все политические ураганы, зрителей, а иногда действующих лиц этой истории. Создав историю демографических процессов, мы сможем лучше осознать произошедшие в СССР перемены, а также понять, как могло случиться, что уже канул в прошлое тот образ действительности, который столь усердно создавало государство, мечтавшее подвергнуть радикальным изменениям весь окружающий мир и обогнать Европу на пути модернизации.

Трудно переоценить одно из главных преимуществ демографии: показатели, которые она может предоставить исследователю, ускользают из-под деформирующей власти государственного языка. Демография выводит нас из лабиринта социальных и национальных описательных категорий, созданных советским дискурсом. Использование подобных категорий заведомо обрекало исследователей на искусственно узкий взгляд на вещи: мобилизуя демографию с целью продемонстрировать положительные стороны развития советского общества, власть никогда не шла дальше методов, которые отличались чрезвычайным схематизмом и состояли, по сути, в жонглировании несколькими ключевыми цифрами.

Необходима, однако, крайняя осторожность при использовании статистических данных, которые были получены в процессе работы гигантской административной машины советского государства. Ведь цифры всегда были здесь частью фундамента, на котором строился желаемый образ советской действительности.

<...>

==========Десакрализаторам - бой!=======

От Руслан
К Георгий (18.01.2005 14:00:41)
Дата 18.01.2005 18:30:55

Ээх, опять пустое гудение :(

Оно предельно наскучило за истекший период.
Всё что от них нужно - цифири и ссылочки. Они этого не дадут. Видно из предисловия.

От Георгий
К Георгий (18.01.2005 14:00:41)
Дата 18.01.2005 14:04:07

Продолжение (*+)


>Русский Журнал / Издательства / Фрагменты
>
http://www.russ.ru/publishers/extracts/20050117_ab.html

>Советская история и демографическая история
>Из книги "Родиться, жить и умереть в СССР", готовящейся к печати в "Новом издательстве"

>Ален Блюм

>Дата публикации: 17 Января 2005

<...>

Советская демографическая статистика неоднократно становилась на Западе предметом дискуссий, поскольку, во-первых, она обладала рядом недостатков, а, во-вторых, у исследователей не было уверенности в том, что ее данные не фальсифицированы. Действительно, основные количественные показатели, полученные в ходе переписей, зачастую предназначались отнюдь не для публикации, а исключительно для сведения властей. В 1937 году, когда оказалось, что результаты переписи не соответствуют тому образу страны, который хотел видеть Сталин, они были попросту аннулированы. Не были редкостью и случаи, когда при публикации опускались базовые показатели, позволявшие оценить уровень смертности или число абортов, процент внебрачных рождений и возрастную структуру населения. В архивах они хранились под грифом "совершенно секретно", и само их существование часто оставалось тайной даже для советских статистиков и исследователей. Зная это, возможно ли доверять работе, которая использует советские статистические данные, не поставив вначале вопроса их достоверности?

Критический анализ данных статистики является, таким образом, необходимым предварительным этапом нашей работы (Blum, Mespoulet 2003). Осуществить его сегодня возможно благодаря доступу к обширным архивным фондам, которые содержат как данные, собранные советской статистикой, так и сведения о самих органах статистики. Знакомство с принципами ее функционирования является залогом правильной оценки достоверности поставляемых ею сведений. Следует, однако, заметить, что данная проблема не исчерпывается вопросом достоверности: те операции, которые лежат в основе получения статистических данных, сами по себе способны привести к искажению реальности. Это толкает нас к постановке нескольких важных вопросов. Почему в течение столь долгого срока наше видение советского общества отстояло так далеко от реальности? Что толкало западных исследователей к тому, чтобы, независимо от, возможно, имевших место махинаций с цифрами, считать советским и монолитным то общество или, вернее, те общества, чей разнородный и пестрый характер кажется сегодня очевидным? Какая искажающая действительность оптика заставляла отказываться при описании СССР от концептов, на которых мы привыкли основывать анализ наших собственных, западных обществ? А ведь то, что мы наблюдаем сегодня в государствах, возникших на территории бывшего СССР, не может не поражать сходством с западным миром. Нельзя ли найти подобные параллели и в советском прошлом, высвобождая их из аналитических тисков, которые были навязаны устоявшейся традицией изучения Советского Союза? За деформацией создаваемого статистикой образа отнюдь не всегда стоит намеренное искажение цифр или строгая цензура. Представлять себе подобным образом процессы выработки информации значило бы преувеличивать реальные возможности централизации и всемогущество политики. Поэтому необходимо исследовать методы получения тех статистических данных, которые мы находим в материалах переписей и статистических ежегодниках, смотреть как изменялись эти методы и сами данные, - только тогда мы сможем извлечь из них наиболее полную информацию. Анализ переписей и лежащих в их основе категорий особенно важен для правильного понимания изучаемых нами статистических данных.

О чем может рассказать подобное исследование? У переписей и у всей, весьма значительной, официальной статистической продукции существует оборотная сторона. На протяжении всей истории советского государства, вопреки перипетиям политической жизни, советские администраторы продолжали вырабатывать статистические данные, описывавшие окружающий их мир - тот мир, правду о котором они, видимо, знали, но предать огласке не могли. Чтобы пойти дальше простого анализа цифр, необходимо, таким образом, охарактеризовать то положение - на стыке между обществом и властью, - которое занимали служители советского государства. Их история поможет нам лучше понять историю остальных людей, живших в советскую эпоху, и задуматься о сути отношений между обществом и политикой.

Так мы приходим, наконец, к непосредственному изучению демографической истории Советского Союза. Переполненная трагедиями, она теснейшим образом переплелась с политической историей. Постоянным предметом споров среди специалистов по истории СССР был вопрос оценки людских потерь. И потому, даже несмотря на то, что в течение долгого времени недостаток источников заведомо исключал какую-либо точность в оценках, среди всех европейских государств именно СССР чаще прочих привлекал внимание демографов. Число погибших в 1930-х годах и человеческая цена победы в войне (выразившаяся, помимо прочего, в длительном дисбалансе численности мужского и женского населения), последствия депортаций и репрессий - эти и другие события выстраиваются в длинную череду трагических цифр, которые превосходят одна другую по своим масштабам.

Однако, рассмотрение демографической истории на коротких отрезках времени неизбежно вынуждает нас видеть, прежде всего, разрывы и изломы в жизни общества и отдельных людей - и проходить мимо вопроса о том, к каким последствиям приводили эти события на более длительном участке времени, как отзывались они на судьбах тех, кому удалось выйти живым из катастроф. А ведь для того, чтобы понять настоящее пятнадцати государств, которые стали сегодня независимыми, необходимо подвергнуть анализу длительные тенденции. Знания о том, как рождались и умирали люди в России и Латвии, в Киргизии и на Украине, помогают понять влияние политических событий на жизнь человека.

Следует, таким образом, включить историю СССР в длительную временную протяженность, не подчиняющуюся слишком удобным и простым хронологическим вехам, вроде тех, что отделяют российскую историю от советской, а последнюю - от современной. 1917, 1924, 1953, 1985, 1991 и, наконец, 2004 год - эти и другие ключевые даты могут показаться теми моментами, когда страница истории переворачивалась, открывая всякий раз новый период. Тем не менее, российская и советская история теснейшим образом связаны - и рассматривать их следует в рамках большой исторической длительности. Возможные же социальные разрывы отнюдь не всегда совпадают с вехами политической истории. В отличие от стран Восточной Европы, история России создавалась ею самой. И потому так важно, во-первых, поместить ее в такую временную протяженность, которая не была бы привнесенной извне и чуждой для этой страны, а во-вторых, постараться создать историю людей, независимую от официального дискурса, от языка идеологий и политических пристрастий.

Итак, мы хотим отказаться от простого следования за хронологией, которая столь часто оказывается полностью подчиненной политической истории. Наше внимание будет сосредоточено на эволюции основных демографических параметров: именно они позволяют вскрыть глубокие тенденции, которые вопреки всем политическим бурям и потрясениям являлись подлинным выражением существующего образа жизни. Удивительно, в сколь малой мере эти фундаментальные тенденции были затронуты событиями, происходившими на поверхности политической жизни. Конечно, в определенные моменты смертность внезапно вырастала, достигая уровня, почти невиданного для Европы, но общая тенденция, наблюдаемая на большем промежутке времени, свидетельствует о неуклонном снижении этого показателя. Возьмем другой пример. Советская семейная политика была основана на концепции единого и неделимого советского государства, все регионы которого должны были, согласно плану ускоренной модернизации, двигаться одним путем в направлении одних и тех же целей. В действительности, различия между географическими зонами всегда оставались весьма существенными, и характерная для каждой из них демографическая динамика свидетельствует о том, что - как бы центральная власть ни пыталась воспрепятствовать этому - те продолжали тяготеть к различным полюсам мира, расположенного за пределами СССР.

Необходимо, однако, уточнить, что нашей задачей не является создание еще одной циклической концепции истории, вроде той, что описана Н.И.Бердяевым:


"В истории, как и в природе, существуют ритм, ритмическая смена эпох и периодов, смена типов культуры, приливы и отливы, подъемы и спуски. Ритмичность и периодичность свойственны всякой жизни. Говорят об органических и критических эпохах, об эпохах ночных и дневных, сакральных и секулярных. Нам суждено жить в историческое время смены эпох. Старый мир новой истории <...> кончается и разлагается, и нарождается неведомый еще новый мир" (Бердяев 1994: 408).

Циклическое видение развития общества вписывалось в рамки одной из моделей, доминировавших в социальных науках конца XIX века (подробный анализ этой модели cм.: Сорокин 1992). Хотя оно позволяло вспомнить о понятиях непрерывного развития и преемственности; однако, революции и разрывы по-прежнему наделялись в ней исключительно важной ролью. Более того, в этой концепции История представала как вечное возобновление, анализ же отдельных периодов заключался скорее в выявлении и простом перечислении сходных черт, нежели в попытке понять сущность общества и постоянно происходящих в нем перемен. При обращении сегодня к изучению современной российской действительности следует отказаться от образа "Вечной России", мифической проекции в настоящее давно ушедшего прошлого. И хотя так соблазнительны параллели между реформами Петра I и Александра II, революцией, сталинизмом, хрущевской оттепелью, перестройкой и, наконец, распадом СССР - идея, согласно которой Россия живет вечным повторением своей истории, является иллюзией. Несомненно, видение в Истории бесконечной череды возобновлений должно вселять надежду и уверенность - но оно противоречит фактам. В послереволюционный период в СССР произошел ряд значительных перемен, но в этой эволюции политика не играла той ключевой роли, которую принято ей отводить. Продемонстрировать это является одной из задач книги.

Еще одной темой станет рассмотрение вопроса о географическом единстве, приписываемом Советскому Союзу. Несмотря на разнородный характер российского, а затем советского пространства, оно традиционно рассматривалось в качестве единого целого. А когда речь заходила о различиях между советскими республиками, точкой отсчета чаще всего служила РСФСР. Так, наблюдатели удивлялись высокому уровню детской смертности в Узбекистане по сравнению с Россией и Европой или же опасались, что сверхрождаемость, наблюдаемая в Средней Азии, взорвет империю изнутри.

Впрочем, чаще всего именно среднеазиатские республики заставляли ставить вопрос о степени внутренней спаянности и однородности СССР. В то время, как Прибалтика, Украина, Белоруссия, а порой даже и Закавказье игнорировались или рассматривались как единое целое с Россией, существование регионов с мусульманским населением, высокой рождаемостью и традициями, коренным образом отличающимися от русских, вызывало страх перед возможным распадом империи. На Западе с момента выхода в 1978 году "Расколовшейся империи" (Carrere d'Encausse 1978) и вплоть до 1986 года, когда на передний план выдвинулось движение за независимость в прибалтийском регионе, подобные прогнозы связывались прежде всего с Казахстаном и Узбекистаном.

Хотя "лоскутное" пространство, характерное для СССР, и рассматривалось в качестве дестабилизирующего фактора и противоречивого объекта интеграции/дезинтеграции, оно, тем не менее, всегда изучалось через призму отношений с Центром. Точкой отсчета традиционно оставалась Россия, окраины же рассматривались в последнюю очередь.

Подобный взгляд на страну преобладал и внутри России, хотя здесь он был во все времена более сложным и противоречивым. Стремление интегрировать в единое целое все республики заставляло внимательно изучать особенности каждой из них, а это неминуемо убеждало в сохранении глубочайших различий и несогласованностей. В поисках объяснений большинство наблюдателей приходило к точке зрения, которая подчеркивала связь Средней Азии с мусульманским миром. Подобные теории выдвигались в России начиная с XIX века. Ставя вопрос об особой природе России, страны ни европейской, ни азиатской - или, скорее, одновременно и той и другой - авторы той эпохи создавали основу для интеграции как европейских, так и азиатских окраин Российской империи. Предлагая ставшее знаменитым понятие азиатства, Н.А.Добролюбов и Н.Г.Чернышеский так подводили итог подобному видению: "Азиатская обстановка жизни, азиатское устройство общества, азиатский порядок дел - этими словами сказано все, и нечего прибавлять к ним" (Чернышевский 1956: 698). Различия между областями, входившими в империю, рассматривались, таким образом, как отражение ее специфической природы - а это вело к иной постановке самой проблемы интеграции. При этом существующие границы данного географического пространства никогда не ставились под сомнение. Россия представляла собой особый случай: не являясь ни европейской, ни азиатской страной, она была скорее пограничным пространством между Западом и Востоком. И целью ее была, таким образом, не интеграция, а синтез, внутри которого должны были столкнуться все противоречия разнородных цивилизаций.

Это видение должно было претерпеть изменения в эпоху, когда на первый план выдвинулась задача создания "советского человека", а географическое пространство стало мыслиться не в терминах империи, а как новый и единый мир. Тем не менее, новые теории чаще всего следовали старой логике. Стремление не выпячивать различия между регионами подсказывало выбор эволюционистского взгляда. Так, каждой республике было отведено свое, точно определенное место внутри длинного пути, соответствующего стадиальному историческому развитию. Считалось, что весь Советский Союз идет в направлении одной и той же цели, и различия между республиками объясняются лишь тем фактом, что некоторые из них продвинулись дальше по этому, одному для всех, пути модернизации, а другие, например, среднеазиатские регионы, в большей или меньшей степени отстали. Мерой измерения интеграции становилось время, а сам процесс постепенного слияния и гомогенизации считался неизбежным. Такие параметры, как религиозное или социальное развитие, вообще не учитывались или представали в виде лишь одной из многих областей подобной эволюции2.

В течение долгого времени внутри СССР при рассмотрении проблемы территории и ее разнородного характера сталкивались два противоречивых подхода. Один из них, основанный на национальном принципе, был закреплен Конституцией и рядом законов, регулировавших паспортную систему. Он противостоял такому видению государства, которое стремилось отбросить национальные различия и вести отныне речь исключительно об отдельных, постепенно стирающихся несоответствиях.

Наше исследование порывает с этой историографической и научной традицией. Приступая к изучению отличий, которые характеризуют различные регионы Советского Союза, мы не будем отталкиваться от факта их принадлежности к одному государству, а, наоборот, обратим взгляд на географические пространства, расположенные по другую сторону политических границ. Мы постараемся включить каждую составляющую бывшего Советского Союза в родственное ей культурное пространство - пусть даже и находящееся за пределами государства.

При этом нашей целью является не написание национальной истории республик, а воссоздание всей сложной картины взаимодействий, которая, с одной стороны, отразила бы включенность регионов в СССР, а с другой - вскрыла бы существование автономных, свойственных каждому из них политических и социальных форм, как сохранявшихся на местах с давних пор, так и возникших там впервые в советскую эпоху.

Изучение географических различий и длительных тенденций эволюции позволит выявить независимость демографической динамики от политической сферы. Следующим шагом станет попытка обнаружить те механизмы, под действием которых политические решения повисали в воздухе, не доходя до общества, их игнорировавшего. Внимательный анализ тенденций смертности сможет дать нам первое объяснение. Понимая, что уровень смертности является наглядным выражением модернизации страны, власти пытались воздействовать на этот показатель напрямую, с тем чтобы продемонстрировать успехи модернизации. На изменении динамики смертности сказался ограниченный характер советского понимания развития, которое выдвигало на первый план технический аспект - в ущерб глубинным изменениям. Если на начальном этапе подобный подход мог обеспечить значительные успехи, то вскоре они неизбежно исчерпывали себя, и развитие тормозилось. Недостатком этого типа эволюции был, прежде всего, слишком поспешный ее характер: так, успехи медицины отделялись здесь от развития других социальных сфер. Динамика смертности является первым выражением ускоренной, навязанной сверху модернизации, всегда остававшейся скорее символической, чем реальной, и заметной лишь через призму нескольких экономических показателей, чьим назначением и было создание образа, весьма далекого от реальности. Ее изучение станет, таким образом, первым шагом к пониманию зазора между политической и социальной сферой, между искусственным ростом и идущими в глубинах общества процессами.

<...>

От Георгий
К Георгий (18.01.2005 14:04:07)
Дата 18.01.2005 14:04:38

Окончание (*+)


>>Русский Журнал / Издательства / Фрагменты
>>
http://www.russ.ru/publishers/extracts/20050117_ab.html
>
>>Советская история и демографическая история
>>Из книги "Родиться, жить и умереть в СССР", готовящейся к печати в "Новом издательстве"
>
>>Ален Блюм
>
>>Дата публикации: 17 Января 2005
>
><...>

Другим фактором, который заслуживает самого пристального внимания, является неэффективность советской пропаганды, ставшая заметной с начала 1930-х годов. Невозможность для индивидуума отождествить себя с насаждаемыми образами приводила к тому, что нередко агитационная машина работала вхолостую. Официальный советский дискурс, развивавшийся с конца 1920-х годов и стремившийся ускорить ход Истории, постепенно утрачивал смысл, а вместе с ним - и силу воздействия. Желая подкрепить фундаментальный тезис об идущем строительстве невиданного до сих пор мира и рождении нового, совершенно отличного от других общества, сталинский режим развивал последовательную аргументацию, создавал соответствующее законодательство, повсеместно насаждал официальную идеологию. При этом, однако, не делалось ни малейшей попытки проанализировать те сложные социальные реалии, которые подлежали преобразованию. Лучшим примером этому может стать свод законов, касающийся абортов и ограничения рождаемости, а также дискуссия по вопросам сексуальной сферы и пронатализма3.

Оживленные дебаты, характерные для первых послереволюционных лет, вскоре были вытеснены застывшим и неэффективным набором стереотипов. И чем больше политические руководители говорили в печати о глубочайших изменениях, происходивших в советской стране, тем дальше отходили они от реальности, которая была совершенно неузнаваема в их речах. Мир социального откалывался от политики; две сферы пускались в автономное плавание4.

Официальный дискурс пытался создать новую реальность, в которой все детали социальной мозаики были бы подогнаны под шаблон и сплавлены воедино. Как нигде лучше подобный подход проявлялся в отказе властей признать сложный и разнородный характер культурных реалий, свойственных различным регионам СССР. В этой области никакой интеграции достигнуто не было - скорее, речь шла о попытках обеспечить параллельное существование чуждых друг другу социумов. Так, бросается в глаза, что каждая республика обладала собственной, независимой от других демографической динамикой. И хотя сельские предприятия Узбекистана и Украины, России и Литвы носили одно и то же имя колхозов, это не мешало им сохранять традиционные особенности, характерные для сельского хозяйства этих регионов. Обычаи, свойственные патриархальному обществу - а именно таковым традиционно являлся Узбекистан - продолжали сохраняться в кишлаках этой республики. Показатели рождаемости и брачности, которые регистрировались в этой зоне, были гораздо ближе к тем, что характеризуют жителей стран, расположенных к югу от СССР, нежели к российским. И если в этом регионе и происходили демографические изменения, то они носили автономный характер. Более того, процесс деколонизации, ставший очевидным начиная с 1989 года, в действительности, не был вызван перестройкой: он восходил к предшествующему периоду, свидетельствуя о том, что глубокие социальные сдвиги могли обгонять соответствующее политическое развитие. И вновь мы сталкиваемся с тем, что типы демографического поведения, в данном случае, миграции, оказываются ярким и живым свидетельством происходящих в обществе перемен. В целом же, именно разнообразие путей развития, наблюдаемых сегодня в бывших советских республиках, является наиболее убедительным доказательством того, насколько официальный советский дискурс был оторван от социальных реалий.

Как, возможно, уже стало ясно читателю, эта книга стремится представить другую историю СССР, весьма далекую от той удивительной иллюзии, которую удалось создать этому государству. Благодаря размаху демографических катастроф советская история носила печать особого трагизма. И одновременно она являла собой гигантскую иллюзию, основанную на вере в возможность и реальность глубоких социальных изменений. В действительности, общество развивалось независимо от политической системы, которая во что бы то ни стало стремилась сломать существующие социальные структуры. И демографические процессы наглядно отражают эти фундаментальные парадоксы.

Власть стремилась регулировать все стороны общественной жизни. С возвышением Сталина выбор направления политики все чаще был обусловлен стремлением подавить любую форму девиантности и маргинальности, исключить всякое социальное поведение, отличное от заданного. Контроль и репрессии были главными инструментами сохранения власти диктатора. Однако, общества продолжали развиваться, в том числе, вне рамок, которые навязывала им власть. Так, например, несмотря на бесчисленные меры, ограничивавшие свободу перемещения населения по российской, а затем советской территории (начиная с крепостного права, которое со времен Бориса Годунова в крайней степени затрудняло передвижения крестьян, - и вплоть до знаменитой прописки советских времен), внутренние миграции всегда были в России значительными. Примером обратного может служить социальная мобильность. В СССР начиная с 1920-х годов большие усилия были приложены к тому, чтобы стимулировать этот процесс, который, как надеялись, должен был привести к смешению и постепенному полному исчезновению социальных категорий. Однако, документы, доступные нам сегодня, свидетельствуют скорее об обратном, а именно, о крайней социальной неподвижности советского мира. Урбанизация в течение долгого времени считалась убедительным доказательством произошедших бурных перемен (напомним, что в СССР рост городского населения достигал невиданного где бы то ни было уровня). Но если мы присмотримся к этим цифрам, то увидим, что речь следовало бы вести скорее о рурализации советских городов, нежели об урбанизации страны. Наиболее яркой иллюстрацией последнего явления служат, несомненно, города Средней Азии, на окраинах которых недавние крестьяне продолжали пасти коров и овец и возделывать участки земли, изначально предназначенные для сооружения детских площадок и автостоянок. Если же мы посмотрим на карту Москвы, то и здесь мы обнаружим анклавы, которые далеко не сразу утратили свою сельскую сущность.

Итак, в течение долгих десятилетий сосуществующие внутри Советского Союза социумы продолжали развиваться, следуя собственными путями - вопреки миру политики, который стремился отвергнуть все, что существовало до тех пор. Удивительная автономия общества по отношению к политической сфере проявляется в существовании социальных реалий, настолько же сложных и многослойных, насколько однородными и монолитными они казались ранее. А это, в свою очередь, служит доказательством ошибочности взгляда, согласно которому происходящие сегодня перемены не имеют под собой социальных основ.

В этой книге статистика должна отразить рождения, браки, смерти; она не является ставкой в игре и не претендует на вынесение приговора советской истории. Напротив, она необходима нам для того, чтобы понять и описать те тенденции развития советского общества, которые, в конце концов, позволяют вынести за скобки значительную часть политической истории Советского Союза. Данное исследование приподнимает завесу, покрывающую пути и судьбы тех, кто всегда держался в тени, стремясь укрыться от назойливых речей официоза, равнодушного к социальным реалиям. Здесь описан непрестанный обмен репликами между обществом и стремящейся воздействовать на него политикой - обмен, быстро ставший диалогом глухих. Мы хотели бы показать, что общество - пусть и отрезанное от внешнего мира, в частности, от миграционных потоков - всегда, тем не менее, оставалось непроницаемым для политики и продолжало развиваться, стремясь забыть о драмах, которыми полна история, претендовавшая на то, чтобы считаться советской.

Первое издание этой книги вышло в 1994 году; с тех пор то историографическое течение, частью которого она является, стало доминирующим. История СССР рассматривается здесь в глубокой преемственности с имперским прошлым. Мы стремимся осознать всю ее противоречивость, понять сложность и разнообразие форм взаимодействия между политической и социальной сферами. Сегодня уже невозможно изучать одну из этих сфер в отрыве от другой, и задачей исследователя является, прежде всего, понять отношения между ними. Подобный подход выдвигает на первый план человека, ни в коей мере не отрицая при этом высокую степень политизации советской истории, а также ту роль, которую сыграл лично Сталин и другие руководители страны в истории ряда преобразований и насильственных перемен.

Наконец, эта книга предлагает читателю задуматься об эволюции пятнадцати стран, возникших на обломках СССР. Прежде всего, разумеется, речь идет о том, чтобы наметить некоторые пути для анализа их современного демографического развития. Но мы стремимся пойти дальше и показать, что таким образом мы сможем лучше понять постсоветские общества и происходящие в них сегодня социальные и политические трансформации.


Литература:

Бердяев 1994
Бердяев Н.А. Новое Средневековье // Бердяев Н.А. Философия творчества, культуры и искусства. М.: Искусство; Лига, 1994. Т. 1.
Борисов 1976
Борисов В.А. Перспективы рождаемости. М.: Статистика, 1976.
Вишневский 1976
Вишневский А.Г. Демографическая революция. М.: Статистика, 1976.
Герцен 1958
Герцен А.И. Былое и думы. М.: ГИХЛ, 1958. Ч. 1–3
Демографическая модернизация 2005
Демографическая модернизация России, 1900–2000 / Под ред. А. Вишневского. М.: Новое издательство, 2005 (в печати).
Общество 1998
Общество и власть: 1930-е годы: Повествование в документах / Сост. С.В. Журавлев, Л.П. Кошелева, Л.А. Роговая, А.К. Соколов, В.Б. Тельпуховский. М.: РОССПЭН, 1998.
Осокина 1997
Осокина Е. За фасадом «сталинского изобилия»: Распределение и рынок в снабжении населения в годы индустриализации, 1927?1941. М.: РОССПЭН, 1997.
Сорокин 1992
Сорокин П.А. Современные социологические теории. М., 1992.
Хлевнюк 1996
Хлевнюк О.В. Политбюро: Механизмы политической власти в 1930-е годы. М.: РОССПЭН, 1996.
Чернышевский 1956
Чернышевский Н.Г. Полное собрание сочинений: В 15 т. М.: Гослитиздат, 1956. Т. 5.

Blum, Mespoulet 2003
Blum A., Mespoulet M. L’anarchie bureaucratique: Statistique et pouvoir sous Staline. Paris: La Decouverte, 2003.
Carrere d’Encausse 1978
Carrere d’Encausse H. L’Empire eclate. Paris: Flammarion, 1978.
Ferro 1985
Ferro M. Y a-t-il trop de democratie en URSS? // Annales: Economies, societes, civilisations. 1985. № 4.
Garros, Korenevskaya, Lahusen 1995
Garros V., Korenevskaya N., Lahusen Т. Intimacy and Terror. Soviet Diaries of the 1930s. N.Y.: The New Press, 1995.
Hellbeck 2000
Hellbeck J. Writing the Self in the Time of Terror, Alexander Afinogenov’s Diary of 1937 // Self & Story in Russian History / Ed. by L. Engelstein, S. Sandler. Ithaca; London: Cornell University Press, 2000.



--------------------------------------------------------------------------------

Примечания:


1 За первыми публикациями дневников (среди которых следует упомянуть: Garros, Korenevskaya, Lahusen 1995) последовали другие, в первую очередь, на русском языке. Существуют и специальные исследования, посвященные этому виду источников, например: Hellbeck 2000.


2 В качестве примера, почерпнутого из относительно недавней демографической литературы, следует в первую очередь упомянуть работу В.А. Борисова (Борисов 1976). Касаясь этих вопросов, автор стремится во что бы то ни стало подчеркнуть отставание одних регионов СССР по сравнению с другими. Подобный подход мы встречаем и у А.Г. Вишневского, когда он обращается к проблеме демографического перехода, служащего у него концептуальной базой для изучения модернизации (Вишневский 1976). Рассматривая демографический переход как неизбежный, хотя и не везде идущий с одинаковой скоростью процесс, он помещает все республики на один и тот же путь постепенного прогресса.


3 Пронатализм — точка зрения, согласно которой государство должно развивать такую политику в сфере семьи, которая поощряла бы рождаемость.


4 Здесь я хотел бы выразить свою признательность Марку Ферро, долгие дискуссии с которым помогли мне объединить разрозненные наблюдения в представленную выше концепцию автономии социального. См. об этом также: Ferro 1985.