От Георгий
К All
Дата 12.01.2005 00:38:48
Рубрики Прочее;

(!!!!) Любопытнейшая книга: "Революционеры Романовы и консерватор Ульянов". Выдержки (/+)

Революционеры Романовы и консерватор Ульянов/Ю. Г. Беспалов, Н. Ю. Беспалова, К. В. Носов. - М: ООО "Издательство АСТ", Харьков:
"Торсинг", 2004. - 415 с. - (Великие противостояния)



P.S. Владимиру К.: это любопытнее, чем Бушкова читать. Честное слово: %-)

============

Введение

Русские не являются новым народом. Однако они пережили полный, подобный смерти, разрыв со старым, после чего они заново
перевоплотились.
Джавахарлал Неру

Давно пора бы, вашу мать,
Умом Россию понимать.
Из советского перестроечного фольклора

В конце минувшего уже двадцатого столетия в России и сопредельных странах произошла очередная революция. Это была уже, как минимум,
четвертая революция за это очень непростое, и для России и для всего человечества, столетие. В этом отношении россияне сравнялись с
французами, которых принято было именовать <народом четырех революций>. Правда, французы, как и американцы, свои социальные
революции завершили в основном еще в девятнадцатом столетии (ставшем теперь уже позапрошлым). Англичане с этим хлопотным и
малоприятным делом управились к концу семнадцатого века. В странах, расположенных восточнее - Германии, Австрии, Венгрии революции
происходили еще в первой половине двадцатого столетия. Означает ли это, что россияне с некоторым опозданием подключаются к некоему
процессу, идущему с запада на восток Европы? Процессу, способствующему прогрессу человечества. Предвидя протест, который может
вызвать последнее положение у части читателей, заметим, что марксистское положение о <революциях - локомотивах истории> разделяли,
по существу, такие далекие от марксизма люди как, например, Марк Твен - во всяком случае в его <Янки при дворе короля Артура>
присутствует панегирик Великой французской революции. К этой последней, осуждая ее крайности и кровавые эксцессы, положительно
относились такие заведомые немарксисты как создатель прусской официальной философии Гегель и российский наследный принц Александр
Павлович Романов (вошедший в историю как император Александр Благословенный)
Действительно, хронология и география революционного процесса в Европе вроде бы подтверждают тезис об извечном отставании России от
Запада. Заранее скажем, что мы с этим тезисом не вполне согласны и намерены в настоящей книге представить фактические данные и
логические построения, вносящие в него существенные
коррективы. А пока одно замечание географического характера.
<...>Но, это еще впереди, а пока вспомним еще об одной концепции. Согласно этой концепции, совершив в октябре (ноябре) 1917 г.
пролетарскую революцию и построив социализм, Россия окончательно преодолела свою вековую отсталость и стала лидером человечества,
заняла место <впереди планеты всей>. Авторам настоящей книги, набирающим свой труд на южнокорейском компьютере, обсуждение вопроса о
мировом лидерстве <страны победившего социализма> представляется, скажем так, - малопродуктивным. А вот относительно пролетарского,
социалистического характера октябрьского переворота (так это событие называл В. И. Ленин) можно поговорить. Отнюдь не отвергая его
пролетарского и социалистического характера, но, притом, обращая благосклонное внимание читателя и на аспекты элитарные. Последнее,
кстати, соответствует представлениям другого выдающегося вождя октябрьского переворота - Л. Д. Троцкого, считавшего, что революции
совершаются <активным меньшинством>.
В вопросе точного определения социального статуса этого меньшинства у авторов возникают определенные сложности. Понятно, что
буржуазные революции совершает буржуазия, а научно-технические революции - ученые. А вот с ролью пролетариата в пролетарской
революции в России возникали серьезные сложности еще у вождей и идеологов этой революции. А как определить активное меньшинство,
совершившее (при активном участии широких народных масс) последнюю российскую революцию? Или, скажем, революция сексуальная... Нет!
Авторы чувствуют, что без какой-то простой классификации социальных групп и слоев им никак не обойтись. И предлагают свою,
опробованную ими в популярной книге <Эпоха Великих географических открытий> (которая приводится нами в списке использованной
литературы).
Сводится суть предлагаемой классификации к следующему:
Всех людей (очень условно) по характеру их интересов можно разделить на такие три группы:

Первая группа состоит из людей, чья область интересов включает вещи, непосредственного практического значения не имеющие. В
частности - проблемы, в реальной жизни не стоящие на повестке дня. Или же новые способы решения проблем, уже имеющих
удовлетворительное решение. (Речь идет не об окончательном, а именно об удовлетворительном, запомним это, решении проблемы. Люди
эти - несколько не от мира его. Они размышляют о проблемах не реального, а виртуального (употребим модное слово) мира. Они создают в
этом мире какие-то модели. Случается, иногда, что эти модели имеют какое то значение для мира реального. Случается такое обычно
тогда, когда старое решение какой-либо проблемы оказывается неудовлетворительным и надо искать новое, чаще всего - непростое и
нетрадиционное. Итак представители первой группы, живущие преимущественно в виртуале, создают некие модели. Поэтому назовем этих
людей Виртуальными Модельерами.

Вторая группа состоит из людей, входящих во властные и силовые структуры. Помыслы их, соответственно, направлены в первую очередь на
сохранение и укрепление этих структур. Во вторую группу входят люди реального действия. Как все люди реального действия, они
предпочитают способы, многократно проверенные на практике - реальные модели. Потому что виртуальные модели, даже в наш компьютерный
век, частенько дают сбои. (В связи с этим, между прочим, не нашла поддержки идея замены естественных экологических систем нашей
планеты искусственными - управляемыми компьютерными программами). И чем сложнее моделируемая система, тем вероятнее сбой. А
общество, даже самое примитивное, система чрезвычайно сложная - не менее сложная, чем системы экологические. Допустить гибели,
развала общества нормальные ответственные люди из властных структур не могут. Хороший управленец будет всеми силами стремиться
сохранить то, чем он управляет - ведь иначе нечем будет управлять. (Мы не будем сейчас рассматривать варианты, так сказать,
патологические, когда управленец стремится лишь урвать кусок пожирней и сбежать). Стремясь сохранить и укрепить общество, люди
второй группы вынуждены организовывать его реальную жизнь. Назовем их поэтому - Организаторами Реальности. Как мы уже говорили,
Организаторы Реальности не любят пользоваться способами, разработанными Виртуальными Модельерами. Они предпочитают свои -
проверенные на практике. Но иногда, когда жизнь резко меняется, именно проверенные на практике модели дают сбой. Судьба общества в
таких ситуациях в значительной степени зависит от способности Организаторов Реальности и Виртуальных Модельеров взаимодействовать
между собой. Прежде чем перейти к третьей группе, отметим еще одну особенность второй. Организаторы Реальности не должны слишком
сильно зависеть от насущных жизненных проблем. Такая зависимость может помешать им мыслить стратегически - видеть проблемы общества
в целом и в перспективе. А Организаторы Реальности по стилю деятельности именно - стратеги.

Третью группу мы назовем Созидателями Насущного. Ее члены озабочены производством материальных благ и, что не менее важно,
своевременной доставкой их потребителю. (Торговля часто определяется как деятельность, уничтожающая препятствия между
производителями и потребителями материальных благ). Проблемы Виртуальных Модельеров могут интересовать Созидателей Насущного лишь в
порядке некоей духовной гимнастики. Проблемы Организаторов Реальности Созидателям Насущного гораздо ближе. Их соотношение, с
определенной долей огрубления, можно сравнить с соотношением стратегии и тактики. Будучи в жизни тактиками, а не стратегами,
нормальные Созидатели Насущного должны находится в самой гуще повседневности, зависеть от ее сиюминутных поворотов (хороший
торговец - всегда следует в фарватере моды, сезона года, состояния кошелька своих покупателей; популист, подыгрывающий настроениям
толпы, - не самый лучший тип политика).
Наряду с этими, предлагаемыми нами социальными категориями, дополним классификацию еще одной, взятой из произведений братьев
Стругацких, где она присутствует под наименованием прогрессор. Прогрессор Стругацких - это представитель высокоразвитой цивилизации
(в нашем случае это цивилизация Западная), внедрившийся в цивилизацию, находящуюся на более низкой степени развития и всячески
стремящийся подтянуть ее до более высокого уровня. В качестве этой последней у нас, увы, до сих пор часто рассматривается наша -
Русская православная (по классификации выдающегося английского концептуального историка XX в. Арнольда Тойнби; полагаем, впрочем,
что назвать эту цивилизацию просто Русской будет корректней).
Вот такая классификация. Безусловно - упрощенная и схематичная. Предлагая ее, авторы опасаются, что у читателя создастся
впечатление, что в предлагаемой ему книге излагается упрощенный взгляд на историю вообще и на российскую историю в частности. Спеша
рассеять это впечатление, предлагаем вниманию читателя мерную главу первой части, в которой повествуется о непростых отношениях
монархии и революции, свободы и прогресса.










От Георгий
К Георгий (12.01.2005 00:38:48)
Дата 13.01.2005 12:29:53

Вопрос к нашим "быдловедам". Согласны ли Вы с данными тезисами книги:

1) В течение 18 века верхушке постепенно предоставлялись все более широкие права, что обещало "залоги" в будущем;
2) Начиная с конца 18 века (Павел) и в течение всего 19 века власть предпочла движение к опоре на "массу" ("популистская" революция), низводя элиту до "лакеев" (хоть и привилегированных на общем фоне), что и привело в конце концов к 1917 году;
3) Ленин начал было вновь обращаться к "екатерининскому проекту", однако при Сталине (не при Хрущеве, авторы, в отличие от Скептика, например, плохо относятся к Сталину) страна опять скатилась в "популизм", а Хрущев просто продолжил эту линию ("инженегры")
?

От Dmitgu
К Георгий (13.01.2005 12:29:53)
Дата 16.01.2005 20:41:00

"Быдлофикаторы", подобные Вам, Георгий, всегда имели в России влияние.

У России хватало проблем - о них я сказал тут:
http://dmitgu.narod.ru/v01/news/2005/qu1/m01d16_a.html
(выложил и на форуме, но меня мучают сомнения, что адрес при архивации меняется. сейчас такой: http://vif2ne.ru/nvz/forum/0/co/136973.htm )
Идея марксизма - это идея быдлофикаторская, а Ленин был марксистом. Презрение и ненависть к разуму, принижение условий, которые необходимы для умственной деятельности. Этим же невольно занимается и СГКМ, мило беседуя с уголовником, бившем детей, высказывая мнение, что уравнительство нормально и не мешает разуму, ставя чувства выше разума (воспевая поколение без опор в сравнении с путинским) и т.д.

Столкнулись идиоты либерального толка и идиоты быдлофикаторские. Ленин был меньшим из зол. К тому же он быстро понял, что народ сам по себе - ничто и проводил свою политику железной рукой. То есть, страну удалось привести в чувство, лишь вернувшись к традиционным - в плане неравенства - ценностям всякого общества. Но народ возомнил, что он что-то решает сам по себе. Чушь - его скрутили в бараний рог и это спасло страну. Сам по себе народ бы весь передох - к тому дело и шло без власти.

От Георгий
К Dmitgu (16.01.2005 20:41:00)
Дата 17.01.2005 11:12:40

Это где такое было?

>Этим же невольно занимается и СГКМ, мило беседуя с уголовником, бившем детей,

Это где такое было?

От Dmitgu
К Георгий (17.01.2005 11:12:40)
Дата 17.01.2005 13:25:08

Лояльность СГКМ к быдлофикаторству и садизму? Пожалуйста.

http://kara-murza.ru/books/sc_b/sc_b55.htm#hdr_68
"После рейса бивал жену, и она скрывалась в нашей комнате. Этот человек отличался тем, что подолгу задумывался над отвлеченными темами"
Я об этом говорил:
http://vif2ne.ru/nvz/forum/archive/118/118784.htm
(02.11.2004 11:34:02 "Анти-» в чистом виде всегда плохо. Предлагаю конструктив.")

Не то, что СГКМ делал это сознательно, но совковый садизм к разуму настолько фундаментален, настолько презирает условия для мышления, что человек невольно пропитывается этой мерзостью.

По ссылке я уже отмечал:
"С.Г. стремиться стоять на позиции защитника поздних советских порядков и сам невольно становится на сторону садизма. И меня растаптывала сволочь мама и никто не вступался. Это уже был распад общества. И многие из нынешних «патриотов» снисходительно относятся к дедовщине, семейному насилию и т.п. Они и создали либерализм, потому что они – ещё хуже.
А хуже они потому, что требуют равенства люмпенам, в то время как для развития разума необходимы механизмы отъема у «отстающих» их материальных благ. Это так же важно, как увеличение благ у думающих людей. И СГКМ ведь не делится своими гонорарами со всякими люмпенами – и он прав в таком своём поведении. Он старается выстроить защиту уравниловки, но факты, которые он собрал в своей серьёзной работе, говорят о другом. Возможно, он и сам поменяет свое мнение со временем, потому что логика выше желаний. У меня тоже было неоднократно, что хотел я доказать одно, а вынужден был придти к совсем другому выводу."

О распаде разума общества и ответственности в этом быдлофикаторов я говорил и тут:
http://vif2ne.ru/nvz/forum/archive/123/123253.htm
(22.12.2004 15:07:41 "Нынешней оппозиции с ее зверствами (марксизма + домостроя) ничего не светит")

"И Запад – это вовсе не «индивидуалистическая пыль», а очень единое общество. Надо смотреть не на массы, а на целое, на элиту в том числе. И готовность простого человека умирать, если его труд не нужен – это блистательный героизм человека «из низов» Запада, его абсолютная готовность служить своему обществу и своей элите. Это я к любимой СГКМ цитате из Мальтуса: «Человек, пришедший в занятый уже мир, если общество не в состоянии воспользоваться его трудом, не имеет ни малейшего права требовать какого бы то ни было пропитания, и в действительности он лишний на земле. Природа повелевает ему удалиться и не замедлит сама привести в исполнение свой приговор».
(см., например, http://www.duel.ru/200341/?41_5_1 «Светлый миф о частной собственности»)
Да, некоторые люди должны были умереть, чтобы не загружать мозг элиты Запада менее важными делами. А элита Запада в свое время была лучшей в мире. И подчиненные ей представители низов безропотно умирали (не совершая при этом преступлений), когда было не до них – и в этом тоже было честное и правильное служение «низов» своему обществу.
Если всем давать поровну, то все будут слабы и голодать, и численность не спасет от слабости. Обществу же нужно идти вперёд и поэтому пусть вокруг даже умирают, но ресурсы надо тратить на тех, кому их хватит для продолжения творческой жизни. И безжалостная реальность заставит нас в скором времени принимать решение о том, кормить ли нам своих стариков, которые не так давно сдали страну и вырастили ничтожно мало детей в тех отличных условиях преданного ими СССР. История безжалостна и она заставляет общество отвечать за свои ошибки.
Другое дело, что рыночная экономика для нас не годится и вырванное у стариков будет брошено на куршевиль и хоромы на лазурном побережье жирующих недоумков. В такой системе лучше деньги отдать старикам, чтобы они поддерживали ими отечественных производителей, перевозчиков и т.д. Но это – отдельная, более узкая тема, которую я тут не буду развивать.
И наплевательское у народа отношение к элите отдаёт общество в руки самых жестоких негодяев, потому что противостоять негодям народ не может без вождей (мозгов-то нет), а для вождей нужны условия – нужно много руководителей и много хороших условий для них. Но как раз этого жлобский народ удавится, но не даст. Поэтому его и будут топтать негодяи (пока он не раскается в своей наглости) – и это лишь справедливо."

Вот до чего доводят общество такие как Вы, Георгий, если не противостоять Вашим взглядам.

От Администрация (Сепулька)
К Dmitgu (17.01.2005 13:25:08)
Дата 17.01.2005 19:11:17

Предупреждение участнику Dmitgu с занесением

за инсинуации в адрес хозяина форума. Тем более, вынесенные в заголовок.

>
http://kara-murza.ru/books/sc_b/sc_b55.htm#hdr_68
>"После рейса бивал жену, и она скрывалась в нашей комнате. Этот человек отличался тем, что подолгу задумывался над отвлеченными темами"

Вы неадекватно понимаете этот отрывок. Если жена скрывалась в комнате С.Г., то С.Г. никак не мог защищать садизм.

От Dmitgu
К Администрация (Сепулька) (17.01.2005 19:11:17)
Дата 17.01.2005 19:53:14

По немодераторской части.

> Если жена скрывалась в комнате С.Г., то С.Г. никак не мог защищать садизм.

Ok - я не до конца процитировал. Вопрос в разных взглядах на возможность общения с подобными тому шофёру людьми. Я понимаю, что иногда ПРИХОДИТСЯ общаться с невесть кем, но - на мой вкус - нужны веские основания в некоторых случаях. А из книги видно, что общение было, а оснований (веских - для меня) не приводится. На мой взгляд, тогда было такое время, когда подобное поведение было ЕСТЕСТВЕННЫМ и я не вижу оснований это время идеализировать, а вижу в той естественности источник последующего распада.

От Dmitgu
К Dmitgu (17.01.2005 13:25:08)
Дата 17.01.2005 14:03:14

Конкретно про ребёнка в данном месте не нашёл, но помню...

... помню даже слова, что тот работяга своих домочадцев "в качестве компенсции вёл в театр". И в книге у себя пока не нашёл (отчеты, времени мало). В интеренете может, новая редакция? Хорошо, что я заглянул - а то был уверен, что по той ссылке есть и про рёбенка.

Но СГКМ и про Кубу рассказывал соседи садисткие экономили на ребёнке. И - ничего. Ребёнок в СССР не мог даже в суд обратиться. То есть опять - неприемлемое для достигнутого уровгня развития наплевательство на человеческую личность. Не война ведь (тогда на многое приходится махать рукой), не бедствия какие, а просто постоянный и безнаказанный садизм под лояльные взгляды окружающих. Он и сейчас продолжается - уже в либеральном исполнении. Но корни презрения к разуму и к условиям для развитию - в позднем "совке".

От Георгий
К Dmitgu (17.01.2005 14:03:14)
Дата 17.01.2005 15:59:54

Я помню, о чем идет речь, не беспокойтесь.

>Но СГКМ и про Кубу рассказывал соседи садисткие экономили на ребёнке. И - ничего. Ребёнок в СССР не мог даже в суд обратиться. То есть опять - неприемлемое для достигнутого уровгня развития наплевательство на человеческую личность. Не война ведь (тогда на многое приходится махать рукой), не бедствия какие, а просто постоянный и безнаказанный садизм под лояльные взгляды окружающих. Он и сейчас продолжается - уже в либеральном исполнении. Но корни презрения к разуму и к условиям для развитию - в позднем "совке".

Я помню, о чем идет речь, не беспокойтесь. %-)
Просто то, что может прийти на смену этому - гораздо хуже.

От Скептик
К Георгий (13.01.2005 12:29:53)
Дата 15.01.2005 13:38:58

Тезисы манипулятинвы и лживы

"1) В течение 18 века верхушке постепенно предоставлялись все более широкие права, что обещало "залоги" в будущем;"

Манипуляция. Какие там в будущем будут залоги, неизвестно, а право на паразитизм уже получили.

"2) Начиная с конца 18 века (Павел) и в течение всего 19 века власть предпочла движение к опоре на "массу" ("популистская" революция), низводя элиту до "лакеев" (хоть и привилегированных на общем фоне), что и привело в конце концов к 1917 году;"

Весь 19 век дворянство деградировало от безделья в своих усадьбах, что во многом и привело к 1917 году

"3) Ленин начал было вновь обращаться к "екатерининскому проекту", однако при Сталине (не при Хрущеве, авторы, в отличие от Скептика, например, плохо относятся к Сталину) страна опять скатилась в "популизм", а Хрущев просто продолжил эту линию ("инженегры")"

Это конечно же бред и ложь. И это уже обсуждалось. Культ науки при Сталине отражен и в доходах людей интеллектуального труда и в огромном уважении к ним, и в пропаганде и так далее. А инженер за 120 и професор на гнилой картошке это уже достижения Хруща-Брежнева, что во многом привело к 1991 году.

От Георгий
К Скептик (15.01.2005 13:38:58)
Дата 15.01.2005 19:25:14

Попробуйте почитать не в моем изложении, а те куски, которые ...

... я выложил в этой ветке.



От Георгий
К Георгий (12.01.2005 00:38:48)
Дата 12.01.2005 01:35:29

Кстати, в книге довольно много цитат из Броделя.

Но при этом они что-то "не в духе С. Г."



От Георгий
К Георгий (12.01.2005 00:38:48)
Дата 12.01.2005 01:05:03

Оказывается, авторы - "национал-глобалисты" (/+)


Заключение




Заканчивая свою книгу, авторы вольно или невольно задаются нелегким вопросом об общем смысле событий и исторических процессов, о
которых в ней повествуется. Предполагая, что такой же вопрос возникает у читателя, авторы, по мере своих сил, попробуют на него
ответить. Рассуждая при этом с несколько неожиданной, в некотором смысле - глобалистской, точки зрения. На рубеже второго и третьего
тысячелетий от рождества Христова произошло одно, цивилизационного масштаба, событие, относящееся к сфере морально-философской и, в
определенном смысле - религиозной. Значение этого события, на наш взгляд, не до конца осознано. Мы говорим о том, что у человечества
появилась усвоенная массовым сознанием общая цель, вполне умопостигаемая на уровне обыденного здравого смысла. Мы скажем даже -
обывательского здравого смысла (порадовавшись при сей удобной оказии тому, что слово <обывательский> теряет наконец-то свойственный
ему в русскоязычной культуре уничижительный оттенок, что есть, на наш взгляд, важнейшим всемирно-историческим симптомомом
распространения на большинство, примыкающее к Созидателям Насущного системы ценностей Виртуальных Модельеров, остающихся по-прежнему
(вопреки прогнозам фантастов школы Ивана Ефремова) активным меньшинством человечества).
Эта общая цель - защита нашей планеты от грозящих ей глобальных опасностей. Опасностей, ставящих под вопрос существование Человека
разумного как биологического вида. Одна из этих опасностей - астероидная. Есть и другие - не менее серьезные, но примемеительно к
астероидной наиболее наглядно и общедоступно выглядят некоторые положения, которые мы далее предлагаем читателю (эта наглядность и
общедоступность присутствуют не только в фильме <Армагеддон>, но и в решении американских законодателей о выделении на борьбу с
угрозой из глубин Космоса солидных ассигнований). На уровне обывательского здравого (именно здравого) смысла опасность эта можент
быть устранена лишь с помощью развитых космических и ядерных технологий. Следовательно, все, что способствовало во всемирно
исторической перспективе созданию этих технологий, получает, наконец-то, смысл, моральное оправдание и даже, пожалуй,
религиозно-философское обоснование. В том числе - и соотвествующие аспекты деятельности революционеров Романовых и консерватора
Ульянова. Их деяний, увенчавшихся первым искуственным спутником Земли и полетом Гагарина. Но, вероятно, человечество вышло бы в
космос и без усилий Русской цивилизации (не только усилий, но и тяжких, страшных жертв). Очень даже может быть, даже - скорее всего:
нельзя ведь, к примеру, всерьез утверждать, что без К. Э. Циолковского не было бы Вернера фон Брауна - одного из отцов американской
космической программы (и разработчика гитлеровского <оружия возмездия> - баллистических и крылатых ракет ФАУ-1 и ФАУ-2,
обстреливавших в конце Второй мировой войны Лондон; сам Вернер фон Браун сказал по этому поводу примечательную фразу: <Я целился в
звезды, но иногда попадал в Лондон>).
Быть может, поэтому следует доверить защиту человечества от астероидной и прочих глобальных опасностей единственной оставшейся на
нашей планете сверхдержаве - США? И заодно, в рамках той же логики, доверить этой же сверхдержаве, родине первой
либерально-демократической конституции, функции наставника (скажем так) всего человечества? Глобальные функции. Чтобы не
ограничиваться по этому поводу голыми эмоциями, рискнем предложить читателю еще одну концепцию собственного изготовления. Не желая
мудрить с терминами, мы обозначим эту концепцию как национал-глобалистпскую. Суть ее можно выразить в следующих пунктах: 1) вне
всякого сомнения глобальные проблемь^нашей планеты эффективно можно решить лишь с помощью глобальных институтов и социальных
механизмов; 2) всякий удовлетворительно работающий сложный механизм характеризуется не только эффективностью, но и надежностью,
устойчивостью функционирования, гарантией от чреватых тяжелыми последставиями всплесков, скажем так, чрезмерной эффективности; 3) в
социальных механизмах современной либеральной демократии (образцом которой являются США) такие гарантии обеспечивает система
противовесов, связанная с разделением властей, многополюсным характером власти; 4) подобная многополюсность, очевидно, является
наиболее приемлимым средством обеспечения надежности работы также и глобальных механизмов выживания современного человечества; 5)
многополюеность эту могут, по всей видимости, обеспечить вооруженные всеми достижениями научно-технического прогресса сильные
национальные государства.
В семье этих государств одно из ведущих мест несомненно принадлежит России, выкованной революционерами Романовыми и сохраненной
консерватором Ульяновым, ставшей наконец страной по преимуществу городской цивилизации, способной распространить интеллектуальную и
другие виды человеческой свободы с активного меньшинства на большинство нации. На этой оптимистической ноте, читатель, позвольте с
Вами попрощаться. А быть может, - до скорого свидания: на страницах других наших книг - написанных и тех, что еще только будут
написаны?...




От Георгий
К Георгий (12.01.2005 00:38:48)
Дата 12.01.2005 01:05:01

"<империя Сталина> многое унаследовала от популистской революции XIX в., в том числе - и настороженное отношение к интеллекту" (



ГЛАВА ВТОРАЯ
Романовы, Ульянов и технократия

Им нужна новая атмосфера - атмосфера всеобщего и всеобъемлющего познания, пронизанная творческим напряжением, им нужны писатели,
художники, композиторы, и стоящие у власти вынуждены идти и на эту уступку. Тот, кто упрямится, будет сметен более хитрыми
соперниками - соперниками в борьбе за власть, но тот, кто делает эту уступку, неизбежно и парадоксально, против своей воли, роет тем
самым себе могилу. Ибо смертелен для невежественных эгоистов и фанатиков рост культуры во всем ее диапазоне - от естественнонаучных
исследований до способности восхищаться большой музыкой...
Братья Стругацкие

Начнем с эпизода, который очень похож на начало <Аэлиты> Алексея Толстого (в противовес фантасту Герберту Уэллсу мы зачислили автора
<Аэлиты> в писатели-реалисты; на основании нижеизложенного читатель сам может составить мнение о реалистичности, к примеру, образа
россиянина эпохи НЭПа Ивана Гусева, вполне серьезно воспринявшего предложение лететь на Марс).
Время действия - 1923 г. (самый разгар НЭПа, заметьте себе это, читатель). Место действия - Россия, Москва, завод <Мотор>). Общее
собрание рабочих этого московского завода приняло решение об отчислении одного процента месячного заработка для подготовки проекта
полета на Марс. Решение принято после доклада на соответствующую тему Фридриха Цандера, инженера того же завода, пользующегося в
коллективе заслуженным уважением за свои профессиональные качества - его рассчеты помогли предприятию получить дополнительную
прибыль. Цандер (высшее техническое образование получивший, кстати, в Германии) провел и другие рассчеты, подведя научно-техническую
базу под идеи К. Э. Циолковского об использовании реактивного двигателя для межпланетных перелетов. Интересы воспарившего над
нэповской рыночной реальностью представителя российской научно-технической элиты, как видно из решения собрания, близки и понятны
элите промышленных рабочих (завод <Мотор> выпускал авиационные двигатели). Эти люди вполне способны понимать <идеи высшего полета>.
На отсутствие такой способности у российских сенаторов, как, наверное, помнит читатель, сетовал в свое время российский дворянский
констиционалист граф Петр Алексеевич фон дер Пален (кстати - прибалт, земляк Фридриха Цандера).
Для полноты картины следует добавить, что у тружеников завода <Мотор> есть веские основания всерьез воспринимать занятия Фридриха
Цандера. Основания эти того же рода, что и у других москвичей двумя столетиями ранее, благоговейно наблюдавших за маневрами ботика
государя Петра Алексеевича на Яузе. Ибо тогдашняя российская верховная власть сама дает тому пример, побуждающий к подражанию.
В 1924 г. о межпланетных перелетах пишет газета <Правда> (орган ЦК ВКП(б) - правящей, мягко говоря, партии). Тогда же была создана
секция межпланетных сообщений при Военно-научном обществе Академии Военно-Воздушного Флота. Затем, в том же году, создается Общество
исследователей межпланетных сообщений. Почетными членами стали Циолковский, Перельман... и - Дзержинский.
Со временем Цандера приглашает к сотрудничеству молодой и еще мало кому известный Королев, поддерживаемый Тухачевским - звездой
первой величины на тогдашнем военно-политическом небосклоне. Тухачевский в своих стратегических.концепциях делал ставку на элитные
рода войск и новейшую военную технику, как, кстати, и его знакомец по немецкому плену де Голль. Последний в своих книгах предлагал
создать высокоподвижный, вооруженный по последнему слову техники, профессиональный элитный корпус (<Наемную армию>), решающий исход
военных действий. Массовым армиям предполагалось оставить роль более пассивную. Надо сказать, что идеи де Голля, успешно
использованные в ходе Второй мировой войны немецкими военными, в некоторых политических кругах Шранции были оценены как опасные для
демократии. Определенную роль безусловно сыграло то, что они шли вразрез с популистскими тенденциями, связанными с возникновением
массовых армий; тенденциями, о которых мы много говорили в первой главе - в судьбе Тухачевского эти тенденции сыграли, как известно,
трагическую роль: <империя Сталина> многое унаследовала от популистской революции XIX в., в том числе - и настороженное отношение к
интеллекту.
Практическая деятельность мечтающего о полете на Марс Цандера безусловно способствовала созданию образцов реактивного оружия
(наиболее известна прославленная <Катюша>, роль которой в востановлении нарушенного Гитлером европейского равновесия трудно
переоценить).
Но и космические полеты не представлялись массовому сознанию чем-то нереальным. Герой художественного фильма о Валерии Чкалове после
очередного своего рекордного перелета выражал готовность к полету на другую планету. В популярной песне пелось: <До самой далекой
планеты - не так уж друзья далеко!>. Вкладываемые в уста героических летчиков идеи научно-технической элиты находили отклик в самых
широких слоях общества. Ведь это было время, когда самолеты садились на деревенских выгонах, а в частушках (приведенных у Александра
Твардовского) пелось:

Ты - молодчик, да не летчик,
А мне нужно летчика.

Но, следует еще раз подчеркнуть, это было то, что в сочинениях братьев Стругацких именуется прогрес-сорством - то-есть насаждением
просвещения сверху.
Просвещение это было достаточно высокого качества. И как всякое истинное просвещение, раскрепощало мысль и служило человеческой
свободе. Следовательно, и свобода насаждалась сверху - по декабристской модели - освободить народ без его участия. Модели,
позаимствованной декабристами, как известно, у испанских революционеров, добившихся конституции путем верхушечного военного
переворота (их нежелание вовлекать в процесс освобождения освобождаемые народные массы в дальнейшем себя вполне оправдало -
испанское крестьянство оказало в большинстве своем поддержку контрреволюции и поддерживающей ее интервенции со стороны
восстановленных на троне французских Бурбонов; меньше чем за десяток лет до этого то же крестьянство развернуло широкомасштабную
партизанскую войну против наполеоновских войск, несших на своих штыках освобождение от таких, например, пережитков средневековья как
инквизиция).
Вспоминая о декабристах, следует вспомнить об их <коллегах> на Ближнем Востоке - либеральных турецких офицерах - так называемых
<младотурках>, добившихся проведения во второй половине XIX в. ряда прогрессивных реформ по западному образцу (их наследником можно
считать упоминавшегося выше Ататюрка). Арнольд Тойнби характеризовал появление либеральных военных как парадоксальный с европейской
точки зрения феномен. Феномен этот он связывал с реакцией активного меньшинства на проявившееся в полной мере к началу XIX в.
военно-техническое отставание Востока от Запада. Усилия по устранению отставания в этой сфере заставили многих профессиональных
военных стать на прогрессорские позиции в целом.
Нечто подобное было у нас в XVIII в. и повторилось, на наш взгляд в веке XX. Стремление <догнать и перегнать> Запад в сфере
военно-технической привело в XVIII в. к внедрению западных либеральных моделей в отношения внутри правящего активного дворянского
меньшинства. В двадцатом столетии возникновение в шестидесятые годы военно-промышленного комплекса вероятно не случайно совпало с
<хрущевской оттепелью> (и со знаменитым хрущевским сокращением вооруженных сил, уменьшившим их массовый характер в пользу
преобладания родов войск, тесно связанных с научно-технической элитой нации). И, разумеется, не случайно совпало оно с нашими
успехами в космосе, нашедшими отклик в сердцах абсолютного большинства нации, бывшего тогда весьма активным (и все больше связанного
с городской моделью цивилизации, приближающейся, хотя бы по бытовым аспектам, к западным образцам). Отклик этот не в последнюю
очередь обусловлен был тем, что плоды <хрущевской оттепели> пожинала вся нация (один из авторов этой книги, опираясь на свои детские
и юношеские воспоминания может засвидетельствовать, что ракеты тогда, как минимум, не находились в вопиющем противоречии с маслом).
А начиналось это все с усилий энтузиастов вроде Фридриха Цандера. Поддерживаемых тогдашними российскими верхами. Наиболее
прозорливые представители этих верхов уже в начале XX в. видели тенденции, ведущие к созданию военно-промышленного комплекса.
Показательна в том отношении статья А. Д. Троцкого <Война и техника>, помещенная в 1915 г. в газете <Киевская мысль>(мы помещаем ее
в приложении ко второй части нашей книги). Еще более показательна в этом отношении деятельность Троцкого на посту военного министра
большевистского правительства в годы Гражданской войны. Характернейшие ее черты - повышенное внимание к тыловым службам - аналогу и
зародышу будущего ВПК и внимание к специалистам. Надо сказать, что внимание к техническим специалистам вообще - характерная черта
<квазиекатерининской> модели консерватора Ульянова. Об этом свидетельствует целый ряд документов, подборку которых мы даем в
приложении ко второй части книги. Дух и буква этих документов призваны обеспечить привилегированное положение технократии (вплоть до
льгот при поступлении в учебные заведения для детей специалистов - норма, решительно идущая вразрез с пролетарской идеологией, и,
притом, вызывающая воспоминания о Смольном институте, Пажеском корпусе и прочих питомниках <благородного дворянского сословия>). Да,
нельзя не сказать, что меры по привлечению технократии часто идут на фоне расправ с гуманитарной интеллигенцией (одна из массовых
высылок из страны ее представителей получила красноречивое название <парохода философов>). Авторам настоящей книги такое
дифференцированное отношение к гуманитариям и технократам напоминает о деяних ставшего одним из хрестоматийных образцов тирании
китайского императора Цинь Ши - хуанди. Означенный отец народа, сжигая философские книги и закапывая живьем в землю их авторов и
комментаторов, делал исключения для сочинений содержания сугубо практического. Впрочем, высокий статус технократии обеспечивал
определеные условия для работы и гуманитариям, переводившим на русский язык мировую классику, создававшим письменности для
бесписьменных народов. Эпохе НЭПа свойственна относительная свобода мысли. Характерно в этом отношении письмо Троцкого к И- П.
Павлову с просьбой дать с позиций павловской теории интерпретацию фрейдизма (учения, находящегося в последующие периоды советской
истории под запретом, представление о котором можно было получить лишь знакомясь с <критикой буржуазной философии>). Ближайшее
окружение Ульянова-Ленина включало таких людей как А. А. Богданов, критикуемый за идеалистичекские трактовки физики XX в. и
предвосхитивший кибернетические концепции Н. Винера или министр (нарком) культуры А. В. Луначарский, принимавший участие в 1930 г. в
VII Международном философском конгрессе в Оксфорде. Уровень этих российских Виртуалных Модельеров позволял им взаимодействовать с
такими титанами как Альберт Эйнштейн (бывший одним из инициаторов создания в 1924 г. общества <Культура и техника>, ставившего своей
целью распространение в Советском Союзе новейших научных достижений немцев, а в Германии - информации об экономической ситуации,
состояни техники и промышленности в СССР).
Ситуация стала меняться в период так называемого <угара НЭПа>, когда наметился отход от взятой на вооружение У\ьяновым-Лениным
екатерининской модели. Впрочем, это касалось не только России. Вступал в свои права <век толп>, сущность которого ярко выражена в
монологе одного из проходных персонажей <Хождения по мукам> Алексея Толстого, немецкого инженера, изливающего душу Кате в Париже, в
канун неумолимо приближающейся Первой мировой войны. Дадим слово этому персонажу:
<Мы живем, к несчастью, на стыке двух веков. Один закатывается, великолепный и пышный. Другой рождается в скрежете машин и суровых
однообразных фабричных улиц. Имя этому веку - масса, человеческая масса, где уничтожены все различия. Человек- это только умные
руки, руководящие машинами. Здесь иные законы, иной счет времени, иная правда. Вы, сударыня,- последняя из старого века. Вот почему
мне так грустно глядеть на ваше лицо. Оно не нужно новому веку, как все бесполезное, неповторяемое, способное возбуждать отмирающие
чувства - любовь, самопожертвование, поэзия, слезы счастья... Красота!.. К чему? Это тревожно... Это недопустимо... Я нас уверяю, -
в будущем станут издавать законы против красоты... Вам приходилось слышать о работе на конвейере? Это последняя американская
новинка. Философию работы у двигающейся ленты нужно внедрять в массы... Воровство, убийство должно казаться менее преступным, чем
секунда рассеянности у конвейера... Теперь представьте: в железные залы мастерских входит красота, то, что волнует... Что же
получается? Путаница движений, дрожь мускулов, руки допускают секунды опозданий, неточностей... Из секундных ошибок складываются
часы, из часов - катастрофа... Мой завод начинает выбрасывать продукцию, низшего качества, чем завод соседний... Гибнет
предприятие... Где-то лопается банк... Где-то биржа ответила скачком на понижение... Кто-то пускает пулю в сердце... И все из-за
того, что по заводскому цеху прошла, шурша платьем, преступно прекрасная женщина>.
В России двадцатое столетие стало <веком толп> может быть в большей степени, чем в какой-либо другой европейской стране. До законов
против красоты дело не дошло (все-таки мы, при всех наших грехах, люди очень живые). Но другие проявления человеческой
индивидуальности пресекались порой довольно жестко. Такие, например, как творчество <великого пролетарского поэта> Владимира
Маяковского, объявившего себя (с группой товарищей) основателем нового направления футуризма - искусства будущего. Покровительство
футуристам сыграло свою роль в незавидной политической судьбе уже упоминавшегося нами А. В. Луначарского. На рубеже тридцатых годов
его задвигают в тень, а после смерти в 1933 г. на четверть века <приговаривают к забвению> - не печатают его работ, выражая им
неоднократно высочайшее неодобрение разной степени тяжести. А ведь Луначарский - один из основателей большевистской партии, одна из
крупнейших фигур большевизма.
Но подобные обстоятельства теряют какое бы то ни было значение, когда в конце двадцатых годов, вместе с <угаром НЭПа> происходит
отход от екатериниской модели и начинается новый виток унаследованной от Романовых XIX в. популистской революции. Ему способствовала
и международная обстановка, вновь ставившая на повестку дня создание массовых армий, и связанная с ней форсированная
индустриализация, требовавшая специалистов <числом поболее, ценою подешевле>. Впрочем, и эта <рабоче-крестьянская> интеллигенция
внушала верхам опасения. Опасения, что она будет претендовать на роль настощей <руководящей и направляющей> силы общества. В
качестве превентивной меры верхи прибегли к постоянной травле интеллигенции. Порой эта травля приводила буквально к невозможности
нормального функционирования хозяйственного механизма. Как случилось после так называемого Шахтинского дела < инженеров -вредителей>
(яркая картина падения производственной дисциплины и элементарного правопорядка в связи с травлей технической интеллигенции дается в
помещеном нами в приложении фрагменте из статьи В. Богушевского <Канун пятилетки>, выдержанной в тонах вполне официальных и
верноподданических). Весьма обоснованным представляется предположение, что именно униженное неполноправное положение интеллигенции
(<сторублёвых инженегров> по известном советскому сленговому выражению) было главной причиной брежневского застоя и всех его
неминуемых последствий. Но, несмотря на непрекращающуюся все годы советской власти травлю интеллигенции, происходил неуклонный
процесс распространения на всех <свободы немногих>. Процесс, объективно обусловленный урбанизацией страны, повышением ее
научно-технического потенциала. Дело шло преимущественно об интеллектуальной свободе, часто находящейся в противоречии с тем, что
Георгий Федотов называет <свободой тела>. На процесс этот тяжким прессом легло наследие популистской революции XIX в., приобретшей в
XX в. чудовищные формы. О том, к чему это привело, мы расскажем в какой-нибудь другой книге. А .пока нам пора сказать несколько слов
в заключение и прощаться с читателем.




От Георгий
К Георгий (12.01.2005 00:38:48)
Дата 12.01.2005 01:04:57

Ленин как выразитель екатерининской геополитической концепции (/+)

<...>

Преодолевшие катастрофические последствия популистской революции XIX в. большевики реально стали с переходом к НЭПу на позиции
здорового консерватизма. (мы, вслед за Георгием Федотовым, призываем судить о государственных деятелях на основании не
провозглашаемых лозунгов, а реального содержания политики).
А став на эти позиции, Ульянов-Ленин не мог не взять на вооружение екатерининскую геополитическую концепцию. Конкретно это означало
противодействие беспрецедентному унижению Германии, ставшему следствием так называемой версальской системы. Ибо это унижение одного
из величайших народов Европы неизбежно нарушило бы ее стабильность с катастрофическими последствиями (что и показала вся история
прихода к власти и правления Гитлера). Александр I, еще сохранивший многое из наследия своей великой бабушки, располагал для
противодейставия наполеоновскому порабощению, ограблению и унижению Германии необходимым военным потенциалом (гармонически сочетая
его использование с вполне революционными обращениями к немцам: обращения эти призывали народ взять дело своего освобождения в
собственные руки через головы прислуживающих поработителю правительств).
Владимир Ильич Ульянов-Ленин располагал средствами для пропаганды вполне в духе Александра Павловича Романова. Но военными
средствами, в отличие от него, не располагал. Оставались средства дипломатические - венцом их стал Рапалльский договор,
дезавуировавший <похабный Брест> и устанавливающий между Двумя странами равноправные отношения. Практически общепринятой является
точка зрения, что для СССР и Германии двадцатых годов их отношения были приоритетными, вырастая за рамки чисто политические,
приобретая аспекты экономические и научно-технические. А также (это давно уже не секрет) - военно-технические. Этот последний аспект
дает порой основания говорить о том, что тесные советско-германские отношения не стабилизировали, а дестабилизировали обстановку в
Европе. На это можно сказать, что если они и сыграли подобную роль, то совершенно несравнимую с последовательными уступками
западными политиками Гитлеру: Рейнской области, Австрии, Судет, а за ними - и остальной Чехословакии (геополитический вектор этих
компромиссов читатель сможет определить сам, с помощью школьной географической карты). А вот то, что дружественные отношения,
установившиеся в двадцатые годы между СССР и Германией, очень способствовали <спокойствию наших границ> на западе представляется
авторам настоящей книги истиной практически очевидной.
Наряду с поддержанием спокойставия на Западе, вторым важнейшим аспектом екатерининской традиции была экспансия на Восток (понятно,
что этот второй аспект тесно связан с первым). Речь должна идти об экспансии не только военной, политической, экономической, но и
культурной. Результаты этой последней в масштабе всемирно-историческом были гораздо значительнее экспансии чисто военной. Ибо,
вестернизируясь сама, Россия активно вестернизировала своих азиатских соседей. В первую, очередь - Турцию (точнее - Оттоманскую
империю, включающую огромные территории, заселенные наряду с этническими турками представителями других народов). Но также Персию
(Иран) - там, как и Турции, в начале XIX в. были проведены реформы, напоминающие петровские. И более мелкие мусульманские
государства, многие из которых (как Крымское ханство, например), едва успев провести у себя реформы в духе революционеров Романовых,
оказались включены в состав Российской империи.
Ульянов-Ленин мог позволить себе по преимуществу культурную экспансию или такие, близкие к ней, формы прогрессорства как посылка
технических специалистов и военных советников. Последние, кстати, сыграли большую роль в победе в Турции сторонников Ататюрка,
доведшего до логического завершения вестернизацию этой страны и поставившего ее на путь развития, приведший, можно сказать, к самому
порогу объединенной Европы. Достоверными сведениями о реальной подготовке большевиками акций, соизмеримых с готовившимся Павлом I
русско-французского похода в Индию авторы не располагают (хотя опасения в этом смысле в Великобритании были, они присутсвуют даже в
уэллсовской <России во мгле>). Но нечто близкое по смыслу, но преимущественно внутреннего характера, произошло. Мы имееем в виду вот
что. Важнейшим аспектом реализации большевиками екатерининской модели было то, что мы называем <внутренней вестернизацией>. Процесс
этот затронул восставшие против этнического и культурного центра Русской цивилизации и усмиренные национальные окраины (в данном
случае мы говорим о восточных, мусульманских окраинах). Но ничуть не в меньшей степени он коснулся этнических русских, бывших в
огромном своем большинстве в быту скорее азиатами, чем европейцами (личико наши Гюльчатай не прятали, но положение русской
крестьянки в доме и семье напоминает все же скорее о Востоке, чем о Западе). Поэтому, к слову сказать, нам представляется
некорректным говорить о русификации восточных народов СССР. Скорее следует говорить об их совместной с русскими вестернизации
(другие славянские народы Российской империи и прибалты всегда были большими европейцами, чем русские). Большевистская
вестернизация, в отличие от романовской, затронула не сравнительно тонкий верхушечный слой, а миллионные массы, разрушив их
складывавшийся веками бытовой уклад. Разрушив, очень часто, жесточайшими средствами. Но не только разрушая, но и созидая (вспомним
титанический интеллектуальный труд по созданию письменностей для бесписьменных ранее народов, по переводу на русский язык мировой,
по преимуществу - западной, классики. Как следует это оценивать? Мы полагаем, что как данность - эти миллионы людей на протяжении
уже нескольких поколений живут в новом бытовом укладе, может - не европейском, а только вестернизированном, но ставшем уже
традиционным. А также созданном, по большому счету, в рамках старой российской традиции екатерининского просвещенного деспотизма
(абсолютизм - это, все таки, деспотизм). В этом смысле нельзя не вспомнить саркастическое высказывание некоего нашего западника о
выдающемся литераторе XIX в., стоявшем на славянофильских позициях. Последний, по словам первого, одевался столь национально, что пр
остой народ на улице принимал его за персиянина.
Важно отметить и то, что некоторые, лежащие в русле культурной вестернизации мероприятия, проводились в сотрудничестве с немецкими
Виртуальными Модельерами. Примером может послужить масштабная советско-немецкая экспедиция на Памир, в ходе которой была обследована
территория в 5000 квадратных километров,
Рассмотрев факторы геополитические, отметим еще одну фундаментальную черту екатерининской модели, которая прослеживается в политике
Ульянова-Ленина. Мы имеем в виду опору на активное меньшинство - партию. В стиле деятельности которой даже в условиях гражданской
войны присутсвовали элементы объединения свободных людей (во всяком случае - не менее свободных, чем дворяне екатерининского
Золотого Века). Мы не склонны идеализировать этот, называемый часто <ленинским>, стиль. Но отдаем ему решительное предпочтение перед
другими стилями, пришедшим ему на смену. Так же как, не скроем, ставим екатерининскую революцию XVIII в. выше популистской века
девятнадцатого.
Тем более, что в консерватизме У\ьянова-Ленина содержался намек на возможность распространения свободы активного меньшинства нации
на ее абсолютное большинство. Намек подобного рода содержится в одном фрагменте уэллсовской <России во мгле> (также, кстати,
подчёркнутом Лениным). В фрагменте этом сказано следующее:
<Коммунисты отнюдь не настроены против крупного предпринимательства. Чем шире становятся его масштабы, тем больше оно приближается к
коллективизму вместо низового пути к нему масс>.
Как известно, Ленин считал наиболее близким к социализму укладом госкапитализм. Вспомним, что характернейшей чертой российского
крупного предпринимательства XVIII в. была большая роль в его становлении государства и людей, близко стоящих к власти (сочетавших
черты Созидателей Насущного и Организаторов Реальности). На рубеже XIX и XX вв. на необходимость протекционизма (разных форм
регулирования и поощрения государством предпринимательской деятельности) указывали такие крупные деятели как С. Ю. Витте и Д. И.
Менделеев (бывший, помимо всего прочего, еще и экономическим советником Александра III и Николая II). Последний неоднократно
указывал также на неизбежность промышленного пути России (напоминая, в частности, что чрезмерное увлечение экспортом хлеба привело в
70-е годы XIX в. к промышленному застою, обернувшемуся тяжелыми экономическими последствия, когда дала себя знать заокеанская
конкуренция русскому хлебу). А крупное предпринимательство в сфере промышленности неизбежно приводит к урбанизации страны,
превращению ее из аграрной в городскую. А именно западный город, как мы уже говорили, был главным сосредоточием человеческой
свободы. Тоже, первоначально, свободы для немногих: горожане и на Западе долго оставались меньшинством населения. Наиболее активным
его меньшинством. Впрочем, и западное дворянство, феодальная аристократия, согласно Георгию Федотову, имеет свои заслуги перед
человеческой свободой. Предоставим в очередной раз слово этому русскому философу:
<В западной демократии не столько уничтожено дворянство, сколько весь народ унаследовал его привилегии. Это равенство в
благородстве, а не в бесправии, как на Востоке. Мужик стал называть своего соседа Sir и Monsieur, то-есть мой государь, и уж во
всяком случае в обращении требует формулы величества: Вы (или Они). Мы говорим не о пустяках, не об этикете, но о том, что стоит за
ним. А за ним Habeas Corpus [принцип неприкосновенности личности], распространенный постепенно с баронов-государей на буржуазию
городских общин и весь народ...
... Важно отметить, что в своем зарождении правовая свобода (свобода <тела>) была свободой для немногих. И она не могла быть иной.
Эта свобода рождается как привилегия подобно многим плодам высшей культуры. Массы долго не понимают ее и не нуждаются в ней, как не
нуждаются и в высоких формах культуры. Все завоевания деспотизма в новой истории (Валуа, Тюдоры, Романовы, Бонапарты) происходили
при сочуствии масс. Массы нуждаются в многовековом воспитании к свободе, которое нам на рубеже XIX -.XX веков уже казалось, может
быть ошибочно, законченным.
Люди, воспитанные в восточной традиции, дышавшие вековым воздухом рабства, ни за что не соглашаются с такой свободой - для
немногих, - хотя бы на время. Они желают ее для всех или не для кого. И потому получают ни для кого. Им больше нравится царская
Москва, чем шляхетская Польша. Они негодуют на замысел верховников, на классовый эгоизм либералов. В результате на месте дворянской
России - империя Сталина>.
Федотов протйвоставляет империю Сталина дворянской России, золотым веком которой была екатерининская эпоха. Мы же - проводим
некоторую аналогию между Россией екатерининской и Россией ленинской. Последняя не была, конечно же, дворянской. Но не была и
пролетарской, то-есть страной, лицо которой определяют промышленные рабочие и структуры, в которых они функционируют. Это, по
существу, признается Лениным в его <Государстве и революции>. За признанием этим следует чисто прогрессорский вывод - надо сделать
Россию страной, в которой индустриальные рабочие были бы ведущей силой общества. Но такой вывод предполагает курс на промышленное
развитие. А промышленное развитие, особенно форсированное промышленное развитие, идущее в русле научно-технической революции,
предполагает важную роль определенной социальной группы, называемой технократами. И эти последние играли в правящей элите ленинской
России, в формировании ее идеологии, очень большую роль (также, как и в элите России екатерининской).
Об этом - следующая, последняя в нашей книге, глава.
<...>



От Георгий
К Георгий (12.01.2005 01:04:57)
Дата 15.01.2005 20:54:25

"Быдловеды" - это вам %=) А что скажут Алекс-Первый и Фриц? (/+)

"Быдловеды" - это вам %=) А что скажут Алекс-Первый и Фриц?

===================
> Рассмотрев факторы геополитические, отметим еще одну фундаментальную черту екатерининской модели, которая прослеживается в
политике Ульянова-Ленина. Мы имеем в виду опору на активное меньшинство - партию. В стиле деятельности которой даже в условиях
гражданской войны присутсвовали элементы объединения свободных людей (во всяком случае - не менее свободных, чем дворяне
екатерининского Золотого Века). Мы не склонны идеализировать этот, называемый часто <ленинским>, стиль. Но отдаем ему решительное
предпочтение перед другими стилями, пришедшим ему на смену. Так же как, не скроем, ставим екатерининскую революцию XVIII в. выше
популистской века девятнадцатого.
> Тем более, что в консерватизме У\ьянова-Ленина содержался намек на возможность распространения свободы активного меньшинства нации
на ее абсолютное большинство. Намек подобного рода содержится в одном фрагменте уэллсовской <России во мгле> (также, кстати,
подчёркнутом Лениным). В фрагменте этом сказано следующее:
> <Коммунисты отнюдь не настроены против крупного предпринимательства. Чем шире становятся его масштабы, тем больше оно приближается
к коллективизму вместо низового пути к нему масс>.
> ... А именно западный город, как мы уже говорили, был главным сосредоточием человеческой свободы. Тоже, первоначально, свободы
для немногих: горожане и на Западе долго оставались меньшинством населения. Наиболее активным его меньшинством. Впрочем, и западное
дворянство, феодальная аристократия, согласно Георгию Федотову, имеет свои заслуги перед человеческой свободой. Предоставим в
очередной раз слово этому русскому философу:
> "В западной демократии не столько уничтожено дворянство, сколько весь народ унаследовал его привилегии. Это равенство в
благородстве, а не в бесправии, как на Востоке. Мужик стал называть своего соседа Sir и Monsieur, то-есть мой государь, и уж во
всяком случае в обращении требует формулы величества: Вы (или Они). Мы говорим не о пустяках, не об этикете, но о том, что стоит за
ним. А за ним Habeas Corpus [принцип неприкосновенности личности], распространенный постепенно с баронов-государей на буржуазию
городских общин и весь народ...
> ... Важно отметить, что в своем зарождении правовая свобода (свобода <тела>) была свободой для немногих. И она не могла быть иной.
> Эта свобода рождается как привилегия подобно многим плодам высшей культуры. Массы долго не понимают ее и не нуждаются в ней, как
не нуждаются и в высоких формах культуры. Все завоевания деспотизма в новой истории (Валуа, Тюдоры, Романовы, Бонапарты)
происходили при сочуствии масс. Массы нуждаются в многовековом воспитании к свободе, которое нам на рубеже XIX -.XX веков уже
казалось, может быть ошибочно, законченным.
> Люди, воспитанные в восточной традиции, дышавшие вековым воздухом рабства, ни за что не соглашаются с такой свободой - для
немногих, - хотя бы на время. Они желают ее для всех или не для кого. И потому получают ни для кого. Им больше нравится царская
Москва, чем шляхетская Польша. Они негодуют на замысел верховников, на классовый эгоизм либералов. В результате на месте дворянской
России - империя Сталина".

> Федотов противоставляет империю Сталина дворянской России, золотым веком которой была екатерининская эпоха. Мы же - проводим
некоторую аналогию между Россией екатерининской и Россией ленинской. Последняя не была, конечно же, дворянской. Но не была и
пролетарской, то-есть страной, лицо которой определяют промышленные рабочие и структуры, в которых они функционируют. Это, по
существу, признается Лениным в его <Государстве и революции>. За признанием этим следует чисто прогрессорский вывод - надо сделать
Россию страной, в которой индустриальные рабочие были бы ведущей силой общества. Но такой вывод предполагает курс на промышленное
развитие. А промышленное развитие, особенно форсированное промышленное развитие, идущее в русле научно-технической революции,
предполагает важную роль определенной социальной группы, называемой технократами. И эти последние играли в правящей элите ленинской
России, в формировании ее идеологии, очень большую роль (также, как и в элите России екатерининской).
> Об этом - следующая, последняя в нашей книге, глава.



От Георгий
К Георгий (12.01.2005 00:38:48)
Дата 12.01.2005 00:56:03

Начало второй части. Тезисы концепции авторов книги (/+)

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. КОНСЕРВАТОР УЛЬЯНОВ


Что ж - о революционности Романовых сказано, кажется, достаточно. Пора поговорить и о консерватизме Ульянова-Ленина. Опираясь на
материал первой части, можно уже сказать конкретнее о том, в каком смысле мы говорим о консерватизме Ульянова-Ленина.
Поскольку политические страсти вокруг личности последнего до сих-пор не утихли, мы будем, анализируя его деятельность, опираться на
факты широкоизвестные и мало кем оспариваемые. Дополняя их некоторыми другими, оживляющими общую картину, но не вносящими в нее
существенных корректив.
Начнем с тезисного изложения нашей концепции.

Тезис первый - произошедшая во второй половине XVIII в. в России революция, которую мы называем екатерининской, качественно ничем не
отличалась от западноевропейских буржуазных революций Нового Времени. Класс предпринимателей, бывший активным меньшинством,
совершившим эту революцию (ставший ее гегемоном), юридически и культурологически предстает на страницах истории как <благородное
дворянское сословие>. Важнейшим юридическим фактором экономического господства этой категории предпринимателей было право владеть
крепостными. Сопровождавшее эту революцию и создавшее для нее экономические предпосылки усиление крепостного права объективно было
явлением не регрессивным, а прогрессивным. Оно может быть поставлено в один ряд с плантационным рабством, использованием детского
труда и некоторыми другими оталкивающими с моральной точки зрения явлениями, сопровождавшими генезис западного капитализма.

Тезис второй - екатерининская революция от современных ей западных буржуазных революций отличалась степенью разрыва между дворянским
активным меньшинством, обладавшим чрезвычайно высоким по меркам того времени объемом человеческих прав, и низведенным до рабского
положения большинством. Соответственно, все прогрессивные преобразования екатериниского режима сориентированы были почти
исключительно на дворянское активное меньшинство нации. К концу XVIII в. такая ориентация стала уже одной из традиций российской
государственности. На этом основании мы утверждаем, что политический курс, ориентированный почти исключительно на активное
меньшинство нации, для России должен быть признан традиционалистским, другими словами - консервативным.

Тезис третий - на рубеже XVIII-XIX вв. представителями династии Романовых была начата революция, которую мы называем популистской.
Содержание ее сводилось к попытке уменьшения разрыва между активным меньшинством нации и ее большинством путем уменьшения прав (в
основном - реальных политических прав) меньшинства.

Тезис четвертый - именно развитие тенденций популистской революции XIX в. привело в феврале 1917 года к гибели монархии и краху всей
системы российской государственности.

Тезис пятый - пришедшим к власти в результате грандиозной социальной катастрофы большевикам достались в наследство широкомасштабные
последствия популистской революции XIX в., которые им приходилось учитывать в своей политике. Позитивный же компонент деятельности
Ульянова-Ленина и большевиков связан с использованием многих существенных элементов екатерининской модели, что дает основание
говорить о традиционалистских, консервативных аспектах этой деятельности.

Тезис шестой - слабым местом екатерининской революции было отсутствие на тот исторический момент в России такой эффективной формы
организации активного меньшинства нации, каким на Западе был капиталистический город. Это обстоятельство мешало распространении! на
большинство нации тех прав и свобод, которыми обладало ее активное меньшинство. Городская цивилизация в России набирает силу только
на рубеже XIX-XX вв. - как форма организации активного меньшинства нации, со временем, и только к концу двадцатого столетия, эта
форма жизненной организации распространяется на значительное большинство россиян.

Тезис седьмой - консервативный аспект деятельности Ульянова-Ленина, выразившийся в опоре на активное меньшинство, имел историческую
перспективу в связи с прогрессорской функцией большевиков, защищавших и внедрявших городские жизненные формы западной городской
цивилизации.

Выдвинув эти тезисы, перейдем к их конкретизации. Использование такими разными российскими политиками как Екатерина Великая и
Ульянов-Ленин сходных моделей может быть объяснено лишь наличием для этого неких объективных причин. Мы выделяем две группы таких
причин: 1) геополитические, 2) культурологические, цивилизационные. Первые связаны с географическим положением России на одном из
важнейших мировых перекрестков. Вторые - с тем, что и Екатерина Великая и Ульянов-Ленин действовали в преддверии двух величайших
революций в истории человечества - машинной конца восемнадцатого века и научно-технической второй половины века двадцатого.
Об этом - две главы второй части нашей книги.
<...>



От Георгий
К Георгий (12.01.2005 00:56:03)
Дата 13.01.2005 12:30:32

Кто может прокомментировать данные тезисы? (-)


От Scavenger
К Георгий (13.01.2005 12:30:32)
Дата 16.01.2005 19:05:47

Re: Могу...

Позвольте мне как русскому традиционалисту, христианскому коммунисту и левому евразийцу прокомментировать данные тезисы.

//Тезис первый - произошедшая во второй половине XVIII в. в России революция, которую мы называем екатерининской, качественно ничем не отличалась от западноевропейских буржуазных революций Нового Времени. Класс предпринимателей, бывший активным меньшинством, совершившим эту революцию (ставший ее гегемоном), юридически и культурологически предстает на страницах истории как <благородное дворянское сословие>. Важнейшим юридическим фактором экономического господства этой категории предпринимателей было право владеть крепостными. Сопровождавшее эту революцию и создавшее для нее экономические предпосылки усиление крепостного права объективно было явлением не регрессивным, а прогрессивным. Оно может быть поставлено в один ряд с плантационным рабством, использованием детского труда и некоторыми другими отталкивающими с моральной точки зрения явлениями, сопровождавшими генезис западного капитализма.//

Это сравнение крепостного права с «прогрессивным процессом» объективно выдает авторов с головой – они явные западники и за прогресс принимают развитие по западническому пути. Крепостное право в России началось не с второй половине ХVIII в., а с кон. ХVII в, дворянское сословие начинает выдвигаться уже при Петре I, а процесс его формирования как и начала преобразований нужно вообще искать в конце Московского периода (1480-1696), в правление Алексея Михайловича. Дворяне на Руси не были «классом» или предпринимателями вообще, как не были предпринимателями американские плантаторы, которые в хозяйственном развитии отставали от промышленного Севера и в конечном итоге потерпели от него поражение. Русские, вставшие на путь западничества уже после Петра I пожали плоды этого в виде крестьянских бунтов и дворцовых переворотов, а с Екатерины II, то есть с усиления крепостничества начался и параллельный процесс протестов и среди дворян выделилась интеллигенция как внесословное интеллектуально-идеологическое образование. И только с Александра I начинается процесс смягчения крепостного права (что дает временные косвенные плоды в победе над Наполеономг.) и одновременно расцвет отделившейся от высшего сословия в результате частного образования интеллигенции, давшей Золотой век русской культуры, который фактически прошел под лозунгом «Долой крепостничество». Крепостничество явилось не прогрессивным, а регрессивным фактором и его отмена привела к тому, что дворяне, привыкшие к паразитическому существованию стали быстро деградировать и уже в нач. ХХ века сливались с буржуазией, а другие становились на сторону крестьянства (Толстой, Кропоткин) и рабочих (Ленин, большевики). Если бы не крепостничество, Петровская империя не пришла бы к упадку и не распалась бы. Если бы не культурное отчуждение западнических сословий от народа не произошло бы трагедии русской эмиграции во время революции. И если бы не позиция авторов работы, Россия уже бы вышла на путь неподражательного самобытного развития, а не твердила бы «зады» по европейским и американским учебникам.

Кстати, еще одна черта авторов – это наплевательское отношение к традиционной морали и к русскому народу. Они готовы славить такой прогресс, который стер с лица целые народы Экваториальной Африки и Северной Америки, который затопил кровью религиозных войн и буржуазных революций Европу, который безжалостно разрушил сентиментальные связи, семью превратил в узаконенное ханжество, а мораль и даже религию в паллиатив для слабых духом, отчуждение человека человеком при котором достигло своего предела. Русским не нужен был такой прогресс и они успешно сопротивлялись ему даже после того как испытали ураганы вестернизации в 1667-1725, в 1861-1917 и, наконец, с 1991 пробил час вестернизаторов. Они захватили народ и страну уже окончательно…

«…А вслед героям и вождям
Крадется хищник стаей жадной,
Чтоб мощь России неоглядной
Размыкать и ПРОДАТЬ ВРАГАМ,
СГНОИТЬ ее пшеницы груды,
Ее БЕСЧЕСТИТЬ небеса,
ПОЖРАТЬ богатства, СЖЕЧЬ леса,
И ВЫСОСАТЬ моря и руды.»

Максимилиан Волошин. А написано было это стихотворение за 72 года до захвата страны вестернизаторами в 1991…

//Тезис второй - екатерининская революция от современных ей западных буржуазных революций отличалась степенью разрыва между дворянским активным меньшинством, обладавшим чрезвычайно высоким по меркам того времени объемом человеческих прав, и низведенным до рабского положения большинством. Соответственно, все прогрессивные преобразования екатериниского режима сориентированы были почти исключительно на дворянское активное меньшинство нации. К концу XVIII в. такая ориентация стала уже одной из традиций российской государственности. На этом основании мы утверждаем, что политический курс, ориентированный почти исключительно на активное меньшинство нации, для России должен быть признан традиционалистским, другими словами - консервативным.//

Не выйдет, господа. Какой же традиционалистский курс, когда нам фактически предлагают отсчитывать традицию от произвольно взятой исторической точки в конце ХVIII в.? А что раньше было? А ранее Россия уже сформировалась как самобытная цивилизация. Тезис об активном дворянском меньшинстве тоже спорен. Не все дворяне были активны, многие даже консервативны и отсталы. Крепостничество мешало всем дворян, паразитизм давил творческие способности других. Только ЛУЧШИЕ в среде дворянства и стали выразителями народных чаяний и стали подлинными творцами русской культуры. Увы, вот помещиками они были зачастую плохими (исключение составил лишь Леонтьев), либеральными, мягкими к крестьянам… К «ужасу» авторов… Так что интеллигенция как внесословное образование, а вовсе не все дворянство было активным творческим меньшинством. Да и народ пассивен не был. Чуть только власть заигрывалась в своем западничестве и начинала опутывать народ все более тягостным ярмом…бац! – бунт. У народа тоже была своя элита и ей стали казаки, пока они не обустроились в сословия. Крестьянско-казачьи бунты Разина, Булавина, Некрасова, Пугачева и прочих известны всем. Да они были жестоки, но это были всплески народного моря, сигналы, которые верно понимали и сами бунтовщики (Пугачев: «Богу было угодно наказать Россию через мое окаянство»).

//Тезис третий - на рубеже XVIII-XIX вв. представителями династии Романовых была начата революция, которую мы называем популистской. Содержание ее сводилось к попытке уменьшения разрыва между активным меньшинством нации и ее большинством путем уменьшения прав (в основном - реальных политических прав) меньшинства//

У господ авторов какая-то каша в голове. Во второй трети ХVIII века была начата «екатерининская революция», уже в конце она стала «традицией русской государственности» и тут же «представителями династии Романовых была начата «популистская революция»… Такого в истории не бывает, чтобы за два десятилетия была создана новая историческая традиция да еще и совершена новая революция уже против этой традиции.

//Тезис четвертый - именно развитие тенденций популистской революции XIX в. привело в феврале 1917 года к гибели монархии и краху всей системы российской государственности.//

Да-а-а…Авторы вообще – КТО? Какие тенденции популистской революции развивал Николай II? Столыпин? Они радели о народе ради него самого, разрушали границы между сословиями? Нет. А кто так делал? Александр II. Так может он улучшил своими реформами состояние народа. Нет. А при чем тут популистская революция? Традиционный политик, царь вообще не нуждается в популизме пока у него есть легитимность. А легитимность у русских монархов была даже вплоть до самого правления Николая II, который ее потерял.

//Тезис пятый - пришедшим к власти в результате грандиозной социальной катастрофы большевикам достались в наследство широкомасштабные последствия популистской революции XIX в., которые им приходилось учитывать в своей политике. Позитивный же компонент деятельности Ульянова-Ленина и большевиков связан с использованием многих существенных элементов екатерининской модели, что дает основание говорить о традиционалистских, консервативных аспектах этой деятельности.//

Каких же это существенных элементов екатерининской модели? Большевики возродили табель о рангах? Большевики препятствовали проникновению масс во власть? Большевики закрепощали крестьянство и прикрепили его к земле? Пожалуй, только последнее и то с натяжкой. Поскольку это делал уже не Ленин, а Сталин, да и делал это не вследствие доктрин, а из-за насущной потребности отстоять страну. И если авторы считают именно сталинскую мобилизацию повторением екатерининской, то тогда во-первых, первым модернизатором был Петр I, а не Екатерина II, а во-вторых, подобная мобилизация никак не стыкуется даже с временами Петра I, т.к. процессы мобилизации народа на борьбу с внешним врагом происходили еще при князьях в Древней Руси.

//Тезис шестой - слабым местом екатерининской революции было отсутствие на тот исторический момент в России такой эффективной формы организации активного меньшинства нации, каким на Западе был капиталистический город. Это обстоятельство мешало распространению на большинство нации тех прав и свобод, которыми обладало ее активное меньшинство. Городская цивилизация в России набирает силу только на рубеже XIX-XX вв. - как форма организации активного меньшинства нации, со временем, и только к концу двадцатого столетия, эта форма жизненной организации распространяется на значительное большинство россиян.//

Не всякий город=капитализм. Есть индустриальный город, но его авторы упрямо называют почему-то «капиталистическим». Если на то пошло, то и в СССР существовали города, но их никто капиталистическими не называл. А если идти вглубь истории, то средневековые города не возникали как капиталистические, а как общины горожан-крестьян, купцов и ремесленников, подчиненные цеховым корпоративным структурам на Западе и строившиеся как слободы в Киевской Руси. Так что цивилизация города возникла не в ХIХ и не в ХХ веке. А вот индустриальный город стал массовым явлением именно в этих веках, только это было связано с техническим прогрессом человечества, а не с буржуазно-капиталистической формацией.

//Тезис седьмой - консервативный аспект деятельности Ульянова-Ленина, выразившийся в опоре на активное меньшинство, имел историческую перспективу в связи с прогрессорской функцией большевиков, защищавших и внедрявших городские жизненные формы западной городской цивилизации.//

Прогрессорская функция большевиков заключалась во внедрении коммунистических форм хозяйствования насильственным путем. Но население было подготовлено к этому своим историческим развитием, общинной и соборной ментальностью и проч. Также прогрессизм выразился во всеобщем образовании, медицинском обеспечении, вертикальной мобильности, коллективизации, электрификации, индустриализации. А не в «западной городской цивилизации».

//Выдвинув эти тезисы, перейдем к их конкретизации. Использование такими разными российскими политиками как Екатерина Великая и Ульянов-Ленин сходных моделей может быть объяснено лишь наличием для этого неких объективных причин. Мы выделяем две группы таких причин: 1) геополитические, 2) культурологические, цивилизационные. Первые связаны с географическим положением России на одном из важнейших мировых перекрестков. Вторые - с тем, что и Екатерина Великая и Ульянов-Ленин действовали в преддверии двух величайших революций в истории человечества - машинной конца восемнадцатого века и научно-технической второй половины века двадцатого.//

Ну что сказать? Авторы – технократы и вся «болтология» насчет геополитики и культурологии здесь ни при чем.

С уважением, Александр

От Георгий
К Георгий (12.01.2005 00:38:48)
Дата 12.01.2005 00:53:54

некоторые "итоги" (/+)

<...>
Подведем некоторые итоги. Напомним, речь у нас шла о двух путях выхода из ситуации, которая сложилась в России на рубеже XVIII-XIX
вв. Ситуации, характеризующейся бесперперспективностью общественного устройства, при котором существовал драматический контраст
между широким обьемом человеческих прав активного меньшинства и, фактически, полным бесправием большинства нации. Один из двух
возможных путей выхода из этой ситуации заключался в некоей нивелировке, путем уменьшения прав меньшинства, без увеличения прав
большинства. Нивелировка эта проводлилась, так сказать, в разумых пределах и касалась преимущественно возможностей активного
меньшинства проводить корректировку политики верховной власти. При этом меньшинство, естественно, теряло свою политическую
активность, а верховная власть получала большую свободу рук. В качестве естественного дополнения к этим процессам имели место
тенденции к некоторой культурной нивелировке и возможность апелляции верховной власти к низам. Чисто демагогический, популистский
характер такой апелляции предполагал отказ от подтягивания низов до уровня верхов, культивирование некоторых аспектов культуры
низов. Этот путь связан с процессом, который мы называем популистской революцией Романовых. Как известно, процесс этот привел к
грандиозной социальной катастрофе начала XX в. Во второй части нашей книги мы постараемся доказать, что для преодоления последствий
этой катастрофы Ульянову-Ленину и большевикам пришлось обратиться к некоторым моделям, выработанным революционерами Романовыми до
начала попупулистской революции. Моделей, ставших к тому времени для России уже не революционными, а традиционными. Речь идет, в
первую очередь, о моделях, созданных в царствование Екатерины Великой.
<...>



От Георгий
К Георгий (12.01.2005 00:38:48)
Дата 12.01.2005 00:53:52

О народническом "заигрывании с низами" и последствиях такого заигрывания (/+)

<...>
С неприятием чисто производственных западных технологий (в данном случае цельнометаллических плугов) вполне органично сочеталось и
отрицательное отношение к аграрным отношениям, основанным на частной собственности, стремление сохранить крестьянскую общину (этой
темы мы уже касались, рассматривая проблему отмены крепостного права).
В этом пункте с официальной народностью парадоксальным образом смыкалась революционная идеология, вошедшая в историю под названием
<народничества>. В настоящей книге мы не, рассматриваем революционные течения, непосредственно не связанные с династией Романовых.
Поэтому в отношении народничества отметим лишь, что консерватор Ульянов начинал свой путь в революцию с литературной полемики с
<Друзьями народа>, а закончил ожесточенной политической борьбой с партией эсеров - наследников народничества. Мы еще вернемся к
этому вопросу во второй части книги, а пока лишь скажем, что наряду с официальной народностью в верхах российского общества
существовали многочисленные, очень разные по характеру и происхождению, идейные течения, тяготевшие к менталитету низов. Чтобы дать
об этом чрезвычайно сложном явлении и его последствиях самое общее представление, мы приведем обширные цитаты из <Хождения по мукам>
Алексея Толстого.
Сначала - цитата, дающая представление об умонастроениях российских Виртуальных Модельеров в канун одной из величайших в истории
человечества моральной катастрофы - Первой мировой войны. И об обстановке, в которой эти умонастроения, говоря современным языком,
озвучивались:

<Пощипывая редкую бородку, Акундин оглядел затихший зал, усмехнулся тонкой полоской губ и начал говорить.
В это время в третьем ряду кресел, у среднего прохода, подперев кулачком подбородок, сидела молодая девушка, в суконном черном
платье, закрытом до шеи. Ее пепельные тонкие волосы были подняты над ушами, завернуты в большой узел и сколоты гребнем. Не шевелясь
и не улыбаясь, она разглядывала сидящих за зеленым столом, иногда ее глаза подолгу останавливались на огоньках свечей.
Когда Акунднн, стукнув по дубовой кафедре, воскликнул: <Мировая экономика наносит первый удар железного кулака по церковному
куполу>, - девушка вздохнула не сильно и, приняв кулачок, от покрасневшего снизу подбородка, положила в рот карамель. Акундин
говорил:
- ... А вы все еще грезите туманными снами о царствии божием на земле. А он, несмотря на все ваши усилия, продолжает спать. Или вы
надеетесь, что он все-таки проснется и заговорит, как валаамова ослица? Да, он проснется, но разбудят его не сладкие голоса ваших
поэтов, не дым из кадильниц, - народ могут разбудить только фабричные свистки. Он проснется и заговорит, и голос его будет неприятен
для слуха. Или вы надеетесь на ваши дебри и болота? Здесь можно подремать еще с полстолетия, верю. Но не называйте это мессианством.
Это не то, что грядет, а то, что уходит. Здесь, в Петербурге, в этом великолепном зале, выдумали русского мужика. На писали о нем
сотни томов и сочинили оперы. Боюсь, как бы эта забава не окончилась большой кровью...
Но здесь председатель остановил говорившего. Акундин слабо улыбнулся, вытащил из пиджака большой платок и вытер привычным движением
череп и лицо. В конце зала раздались голоса:
- Пускай говорит!
- Безобразие закрывать человеку рот!
- Это издевательство!
- Тише вы, там, сзади!
- Сами вы тише!
Акундин продолжал:
- Русский мужик - точка приложения идей. Да. Но если эти идеи органически не связаны с его вековыми же
ланиями, с его первобытным понятием о справедливости, понятием всечеловеческим, то идеи падают, как семена на
камень. И до тех пор, покуда не станут рассматривать русского мужика просто как человека с голодным желудком и
натертым работою хребтом, покуда не лишат его, наконец когда-то каким-то барином придуманных мессианских его особенностей, до тех
пор будут трагически существовать два полюса: ваши великолепные идеи, рожденные в темноте кабинетов, и народ, о котором вы ничего не
хотите знать. Мы здесь даже и не критикуем вас по существу. Было бы странно терять время на пересмотры этой феноменальной груды
человеческой фантазии. Нет. Мы говорим: спасайтесь, покуда не поздно. Ибо ваши идеи и ваши сокровища будут без сожаления выброшены в
мусорный ящик истории...>

Вот такие апокалипсические пророчества высказывались в уютнейшей обстановке <Философских вечеров> - таких себе посиделок российских
Виртуальных Модельеров, которые в течение столетия с лишним приучались к мысли, что незачем мудрствовать лукаво, выдумывая какие-то
новые модели для новых ситуаций, которые постоянно создаются в нашем мире, подобном кораблю, плывущему в Неведомое. Нет! Не надо
ничего выдумывать - у народа надо учиться... Как мы видим, пророчества эти вызывают у определенный части воспитанной таким образом
аудитории протест.
А вот другой российский Виртуальный Модельер, тоже отдавший в свое время дань <Философским вечерам>, озвучивает подобную концепцию,
но, увы, в качестве прогноза, неумолимо сбывающегося. Озвучивает уже совсем в другой обстановке - в теплушке, где-то на дорогах
полыхающей Гражданской войны:

<Наша трагедия, милый друг, в том, что мы, русская интеллигенция, выросли в безмятежном лоне крепостного права и революции
испугались не то что до смерти, а прямо - до мозговой рвоты... Нельзя же так пугать нежных людей! А? Посиживали в тиши сельской
беседки, думали под пенье птичек: <А хорошо бы, в самом деле, устроить так, чтобы все люди были счастливы...>
Мы мечтали - вот-вот дойдут наши мужички до Цареграда, влезут на кумпол, водрузят православный крест над Святой Софией... Земной шар
мечтали мужичкам подарить. А нас, энтузиастов, мечтателей, рыдальцев, - вилами... Неслыханный скандал! Испуг ужасный... И
начинается, милый друг, саботаж... Интеллигенция попятилась, голову из хомута тащит: <Не хочу, попробуйте-ка - без меня
обойдитесь...> Это когда Россия на краю чертовой бездны... Величайшая, непоправимая ошибка. А все - барское воспитание, нежны очень;
не в состоянии постигнуть революции без книжечки... В книжечках про революцию прописано так занимательно... А тут - народ бежит с
германского фронта, топит офицеров, в клочки растерзывает главнокомандующего, жжет усадьбы, ловит купчих по железным дорогам,
выковыривает у них из непотребных мест бриллиантовые сережки... Ну, нет, мы с таким народом не играем, в наших книжках про такой
народ ничего не написано... Что тут делать? Океан слез пролить у себя в квартире, так мы же плакать разучились, - вот горе!..
Вдребезги разбиты мечты, жить нечем... И мы - со страха и отвращения - головой под подушку, другие из нас - дерка за границу, а кто
позлее - за оружие схватился. Получается скандал в благородном семействе... А народ, на семьдесят процентов неграмотный, не знает,
что ему делать с его ненавистью, мечется,- в крови, в ужасе... <Продали, говорит, нас, пропили! Бей зеркала, ломай всё под корень!>
И в нашей интеллигенции нашлась одна только кучечка, коммунисты. Когда гибнет корабль, - что делают? Выкидывают все лишнее за
борт... Коммунисты первым делом вышвырнули за борт старые бочки с российским идеализмом... Это все <старик> орудовал - российский,
брат, человек... И народ сразу звериным чутьем почуял: это свои, не господа, эти рыдать не станут, у этих счет короткий...
Вот почему, милый друг, я - с ними, хотя произращен в кропоткинской оранжерее, под стеклом, в мечтах... И нас не мало таких, - ого!
Ты зубы-то не скаль, Телегин, ты вообще эмбрион, примитив жизнерадостный... И есть, видишь ли, такие, которым сознательно приходится
вывернуть себя наизнанку, мясом наружу и, чувствуя каждое прикосновение, утвердить себе одну волевую силу- ненависть... Драться без
этого нельзя... Мы сделаем все, что в силах человеческих,- поставим впереди цель, куда пойдет народ... Но ведь нас - кучка... А
враги - повсюду... Ты слыхал про чехословаков? Придет комиссар, он тебе расскажет... Знаешь, чего боюсь? Боюсь, что у нас это
самоубийство. Не верю,- месяц, два, полгода - больше не продержимся... Обречены, брат... Кончится все - генералом... И я тебе
говорю,- виноваты во всем славянофилы... Когда началось освобождение крестьян, надо было кричать: <Беда, гибнем, нам нужно
интенсивное сельское хозяйство, бешеное развитие промышленности, поголовное образование... Пусть приходит новый Пугачев, Стенька
Разин, все равно, - вдребезги разбить крепостной костяк...> Вот какую мораль нужно было тогда бросить в массы, вот на чем
воспитывать интеллигенцию. А мы изошли в потоках счастливых слез: <Боже мой, как необъятна, как самобытна Россия! И мужичок теперь
свободен, как воздух, и помещичьи усадьбы с тургеневскими барышнями целы, и таинственная душа у народа нашего,- не то что на
скаредном Западе...> И вот я теперь - топчу всякую мечту!>
<Красного графа> А. Н. Толстого обвиняли во многих грехах. Но именно справедливость и обоснованность этих обвинений не позволяет
отказать ему в тонком политическом чутье, в понимании свойств человеческой натуры, определяющих роковые события истории
человечества.
Можно согласиться с тем, что Алексей Толстой, мягко говоря, идеализирует большевиков. Поэтому для равновесия приводим еще одну
цитату - из произведения, которое такой неоправданной идеализацией никоим образом не грешит.
Мы говорим о книге Фердинанда Оссендовскго <Ленин>. Именно за эту книгу Оссендовский, чьи произведения были переведены на 30
(включая японский и урду) языков мира, у себя на родине (называвшейся тогда Польской Народной Республикой), как и во всех странах
<социалистического лагеря>, начиная с пятидесятых годов был <приговорен к неизвестности>. Впрочем, не только - в странах
<социалистического лагеря>. В фашистской Италии в 1932 г. в связи с протестом советского правительства <Ленина> Оссендовского изьяли
из библиотек (вместе с книгой М. Горького <Ленин и русский крестьянин>). Оссендовский (получивший прозавище <польский Лоуренс>) имел
какое-то отношение к передаче американской разведке материалов о связях большевистских вождей с немецким генеральным штабом (в связи
с этим небезин-тересно, что <польский Лоуренс> критически относится к широкораспространенной ныне версии, согласно которой Ленин был
агентом германской разведки).
В связи со своей литературной и иной деятельностью Оссендовский привлекал к себе пристальное внимание советских спецслужб. В 1945
году, успев уже покинуть этот мир, он был их компетентными представителями извлечен из могилы на предмет опознания.
Вот такой автор, которого очень трудно, согласитесь, заподозрить в симпатиях к большевикам и В. И. Ульянову-Ленину. Живописуя самыми
мрачными красками власть большевиков, Оссендовский вставляет следующее замечание: <... крестьянин, рабочий, интеллигент знали, что
нет никого, кто мог бы крепкой рукой взять власть после народных комиссаров, руль державы, если бы толпа отчаявшихся людей
растерзала их на улицах Москвы или Петербурга>.
<...>



От Георгий
К Георгий (12.01.2005 00:38:48)
Дата 12.01.2005 00:47:35

Подробности о том, как Павел I начал новую "популистскую революцию". Выдержки (/+)

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Революционеры Романовы

<...>
Среди представителей дворянства широко распространено было мнение, что частновладельческим крестьянам живется лучше, чем казенным -
крепостным государства, подчиненным чиновникам. Казенные крестьяне считали себя сободными, но находившихся в полной фактической
зависимости от должностных лиц, которые, в отличие от помещиков, не могли рассматривать крестьян хотя бы просто как свое имущество,
требующее бережного и заботливого обращения, зато вполне могли рассматривать как имущество казенное, от которого грех не поживиться.
Такая точка зрения встречалась даже среди гуманных и просвещенных представителей дворянства. Для массового же дворянского сознания
она была типична даже в непосредственном преддверии отмены крепостного права. Характерен в этом отношении фрагмент из <Мертвых душ>
Гоголя, в котором Чичиков суммирует свои впечатления от общения с Собакевичем:
<Родился ли ты уж так медведем, или омедведила тебя захолустная жизнь, хлебные посевы, возня с мужиками, и ты через них сделался то,
что называют человек-кулак? Но нет : я думаю ты бы все был бы тот же, хотя бы даже воспитали тебя по моде, пустили бы в ход и жил бы
ты в Петербурге, а не в захолустье... Да вот теперь у тебя под властью мужики: ты с ними в ладу и, конечно, их не обидишь, потому
что они твои, тебе же будет хуже; а тогда были бы у тебя чиновники, которых бы ты сильно пощелкивал, смекнувши, что они не твои же
крепостные, или грабил бы ты казну!>
Но не только содержание пугачевских прелестных писем, но и другие факты решительно свидетельствуют о том, что отданное в крепостную
неволю большинство держалось другого мнения. И у мнения этого были большие исторические перспективы. Тому было несколько причин.
Для первых этапов развития капитализма характерен был повышенный спрос именно на неквалифицированную рабочую силу - широко
применялся женский и детский труд. Положение наемного рабочего многим представлялось существенно не отличающимся от рабского. Яркий
образец таких представлений дает один из персонажей <Хижины дяди Тома> Гарриет Бичер-Стоу. Он говорит: <Рабовладелец запорет
непокорного раба насмерть, капиталист уморит его голодом>. Имели место даже представления о том, что положение раба или крепостного
лучше - его можно наказать, но нельзя выбросить на улицу. С учетом этих мнений российское законодательство всегда ставило серьезные
препоны освобождению крестьян без земли (об этом мы уже достаточно подробно говорили раньше), освобожденных по манифесту 1861 года
дворовых хозяева в течение двух лет не имели права выгнать на улицу. Во второй главе мы писали о том, что большая экономическая
эффективность наемного рабочего перед рабом или крепостным не в последнюю очередь определялась именно тем, что первого, в отличие от
последнего, всегда можно было выгнать на улицу, пополнить им резервную армию труда и снова призвать из этой резервной армии к
станку, как только в нем появится необходимость. Другие факторы, определяющие перспективность свободного работника по сравнению с
несвободным, появились несколько позднее. Поговорим о них подробнее. К середине XIX в. машинная революция пошла во всем мире вширь и
вглубь. Малоквалифицированный рабочий, находящийся, фактически или юридически, в рабском положении, требованиям дня переставал
удовлетворять, историческая перспектива была за так называемым <дорогим человеком>. То-есть таким, от которого как от работника
возможна большая отдача, но и затраты на его подготовку к трудовой деятельности велики. А рабский статус или фактическое положение с
обликом <дорогого человека> совмещается плохо. Так что рабство становилось не то, чтобы совсем ненужным, но -- неперспективным.
Соответсвенно, и тезис Жан Жака Руссо о пользе для свободы свободных рабства рабов перестал соответствовать велениям времени. Его
место занял другой тезис - о невозможности быть свободным, держа в рабстве других.
В связи с этим тезисом надо поговорить о главном инструменте насилия, позволяющем держать рабов в рабстве - об армии. Российская
армия XVIII в. была армией активного меньшинства. После екатерининской революции ее можно назвать также армией свободных людей,
держащих, ради своей свободы, в рабстве значительное большинство соотечественников. Представителям этого большинства из солдатской
массы предоставлялся выбор - попробовать реализовать шанс на вхождение в дворянское активное меньшинство или превратиться в,
по-существу, биоробота (<органическую машину со штыком>, по выражению А. И. Герцена). Противником превращения солдата в живой
автомат (по прусскому образцу) часто предстает А. В. Суворов. Широко известно его знаменитое <каждый солдат должен понимать свой
маневр>. Но внимательное прочтение суворовской <Науки побеждать> позволяет сделать любопытное наблюдение: большая часть ситуаций, в
которых солдату надлежит <понимать свой маневр> явно выходят за пределы компетенции рядового, относясь к сфере деятельности, как
минимум, ротного командира. Это касается вопросов тактики (а порой и стратегии, относящихся к компетенции даже не офицерской, а
генеральской). Вопросы же материально-технического снабжения тоже относятся, как правило, к области офицерской компетенции, в
некоторых случаях - к компетенции унтер-офицерской. Напрашивается вывод, что <Наука побеждать> адресована аудитории, состоящей либо
из офицеров, либо из солдат, имеющих реальный шанс стать офицерами (мы говорим о солдатах^ <неблагородного> происхождения). Таких
было, конечно же, меньшинство, но, как мы уже говорили, не так уж и мало. А что же касается прочих... Вопрос о том насколько
удавалось превратить их в <органические машины> очень сложен, не в последнюю очередь - с моральной точки зрения. Но определенные
успехи у активного дворянского меньшинства в этом вопросе безусловно были. Иначе оно не смогло бы с помощью крестьянских сыновей,
одетых в солдатские мундиры и прошедших тяжелую школу армейской муштры, успешно подавлять выступления крестьян - от пугачевщины до
мелких локальных аграрных беспорядков. Ситуация изменилась, когда жизнь потребовала массовых армий, рядовой состав которых,
призываемый из резерва, представлял собой не обработанную многолетней муштрой безликую массу <органических машин>, а плоть от плоти
и кость от кости того большинства нации, которое никогда не смирялось со своим рабским положением. О связанных с этим
социально-исторических и геополитических аспектах мы поговорим во второй части этой книги. А пока рассмотрим вопрос о возможных
путях выхода из ситуации, в которой свободное активное меньшинство нации уже не могло держать ее большинство на положении рабов или
людей второго сорта. О двух таких путях писал работавший в эмиграции выдающийся русский философ XX в. Георгий Федотов. Мы
остановимся на его взглядах подробнее во второй части, посвященной консерватору Ульянову. А пока охарактеризуем в общих чертах два
названные пути (их можно называть также моделями).
Первый реализуется под лозунгом <Свобода для всех или ни для кого>. В истории человечества очень часты случаи, когда реализуется
только вторая часть лозунга - свобода заменяется равенством, всеобщим равенством в рабстве. Такая система считается характерной для
восточных деспотий, к которым часто относят и Россию. Относительно России есть, надо сказать, и другие мнения. Среди них приведем и
такое, нами вполне разделяемое: после екатерининской революции возник строй, характеризующийся рабством большинства и свободой для
активного меньшинства нации.
Второй путь предполагает постепенное распространение прав и свобод активного меньшинства на все более широкие слои и, в конечном
итоге, - на всех. - Черты первой модели явственно прослеживаются в царствовании Павла I, сына Екатерины II и Петра III. В павловской
внутренней политике явственно прослеживаются элементы реакции на екатерининскую революцию, возвращения к доекатиринским порядкам,
напоминающим отчасти даже бироновщину. Такая политика не могла не встретить сопротивление дворянства. Надо сказать, что элементы
бироновщины парадоксальным образом сочетались у Павла со стремлением внедрить в российскую действительность рыцарские идеалы, часто
дополненные внешними атрибутами западноевропейского рыцарства (сам Павел был гроссмейстером Мальтийского ордена). Но как раз в
трактовке одного из важнейших понятий рыцарского менталитета возникло серьезнейшее расхождение между активным меньшинством и его
номинальным лидером. Мы говорим о трактовке понятия <честь>. Понятия вовсе не чуждого в определенном понимании и восточным
деспотиям, и определенным категориям рабов (вспомним негров-рабов из домашней прислуги южан-плантаторов, описанных в <Унесенных
ветром> Маргарет Митчелл; одного из них, позволяющего себе преподавать правила чести и приличного поведения <мисс Скарлетт>,
писательница именует <черным аристократом>). Увы, между разными трактовками понятия <честь> возникают порой драматические
противоречия. Возникли они и между царем-рыцарем и российским дворянством, которое в результате подкрепленного гвардейскими штыками
<референдума> посадило в свое время на трон его мать (переступившую ради этого через труп мужа, отца Павла, злосчастного Петра III).
Современный русский историк Н. Я. Эйдельман в своей книге <Грань веков> писал по этому поводу следующее:
<... консервативно-рыцарская утопия Павла возводилась на двух устоях (а фактически на минах, которые сам Павел подкладывал) -
всевластие и честь; первое предполагало монополию одного Павла на высшие понятия о чести, что никак не сопрягалось с попыткой
рыцарски облагородить целое сословие.
Основа рыцарства - свободная личность, сохраняющая принципы чести и в отношениях с высшими, с монархом, тогда как царь-рыцарь
постоянно подавляет личную свободу. Честь вводилась приказом, деспотическим произволом, бесчестным по сути своей.
Один немецкий историк позже найдет символ павловской противоречивости: Аракчеев - мальтийский кавалер, <только недоставало, чтобы
его произвели в трубадуры.>
<...>
...При Павле возобновились порки унтер-офицеров из дворян. Я видел как великий князь Константин приказал дать Лаптеву, из хорошей
рязанской фамилии, за ошибку в строе 50 палочных ударов>.
Впрочем, и офицеры подвергались палочным наказаниям, в некоторых случаях - чрезвычайно жестоким, как в случае со штабс-капитаном
Кирпичниковым, <прогнанном сквозь строй> (сквозь тысячу человек один раз). Этот офицер вышел из солдатских детей и подобная расправа
с ним, имевшая большой общественный резонанс, должна была негативно повлиять на процесс подпитки активного меньшинства нации <свежей
кровью>. Надо сказать, что павловская система чинопроизводства сама по себе этот процесс очень затрудняла: разночинец мог стать
унтер-офицером только после четырех лет службы в рядовых, дворянин - через три месяца; таким образом, ставилась существенная препона
на пути недворян к офицерскому чину и связанному с ним дворянству, а в 1798 г. последовало распоряжение Павла о том, чтобы
разночинцев вообще впредь в офицеры не представлять. Вместо мер, способствующих открытости дворянства и офицерского корпуса,
принимались другие, демагогически <уравнивающие> всех подданых перед лицом самодержца.
В силу известных печальных свойств человеческой натуры <уравнивание в правах> офицеров и солдат очень способствовало популярности
Павла у последних. (Как, справедливости ради надо сказать, и его жесткие меры против коррупции, разъедавшей систему
продовольственного снабжения войск). Но популисткие тенденции, про-явлюющиеся, начиная с Павла I, во внутренней политике Романовых,
проявляются не только в попытках приобрести расположение солдат, унижая на их глазах офицеров. Проявлением этих тенденций стал и
чисто декларативный, по мнению большинства исследователей, манифест, ограничивающий барщину тремя днями в неделю. Также как и
различные, крайне непоследовательно, впрочем, проводившиеся в жизнь меры, отменявшие запрет крепостным
148

подавать жалобы (а соответственно - и доносы) на своих хозяев. Запрет этот, наряду с запретом телесных наказаний дворян и
ограничения применения против них пыток и смертной казни, был одним из важнейших результатов ека-териниской революции. Он, помимо
всего прочего, связан с ослаблением возможности самодержавия политически контролировать дворянство, с отказом российского
просвещенного абсолютизма от бесчеловечных, но весьма эффективных инструментов автократии (вспомним, хотя бы, о сталинской
автократии, остававшейся таковой при наличии действительно самой демократичной в мире, по многим формальным признакам, <сталинской
конституции>). Означал он также и отказ самодержавия от возможности в случае конфликта с правящей элитой апеллировать к низам (как
это в известной степени делал Иван Грозный). Павловский популизм породил весьма тревожные и опасные для дворянства симптомы в
массовом сознании.
Эйдельман пишет по этому поводу следующее:
<Мужики (раньше всего в столичных, но затем и в более дальних краях) быстро почувствовали какую-то перемену в верхах. Облегчающие
указы, особенно манифест 5 апреля [о трехдневной барщине ] возбуждали умы: пугачевщина еще не забыта, вера в царя-избавителя
постоянна. Нарушение закона о трех днях и прочие крепостные тяготы рассматриваются как неподчинение дворян царской воле. Летом 1797
года владимирский дворцовый крестьянин Василий Иванов в разговоре о господах произнес слова, попавшие вместе с доносом в Тайную
экспедицию: <Вот сперва государь наш потявкал, потявкал да и отстал, видно, что его господа преодолели>.
Прибавим ко всему этому замеченные, конечно, крестьянами испуг, растерянность многих помещиков, опалу и ссылку сотен дворян, и мы
можем еще полнее представить тогдашний крестьянский взгляд на вещи>.
Представления о Павле как о народном царе (которому лжеПетр III - Пугачев - выражал намерение передать после своей победы власть)
подтверждалось правительственными актами, реально и весомо улучшавшими положение широких социальных слоев.
<...>
Настороженность Павла I по отношению к провинциальным представительным органам дворянства в контексте исторического времени вполне
понятна. На западе Европы, во Франции не отбушевала еще революционная гроза. Порожденная ею диктатура явно стремится наложить свою
железную руку на соседей - ближних и дальних. А предистория этой грозы полна конфликтами местных представительных учереждений с
центром. Правда, во Франции эти учреждения не были только дворянскими (представляя еще два сословия - духовенство и буржуазию). Но
провинциальное дворянство в этих конфликтах активно учавствовало. И очень часто - не на стороне центральной власти (широко
практиковался такой, вполне дворянский, способ борьбы с посылаемыми этой властью войсками, как дуэли с командовавшими ими
офицерами).
Но с другой стороны, Павел уже в первые недели своего царствования сильно ограничивает даже верноподданические дворянские депутации.
Лишая себя, тем самым, шанса опереться на провинциальное дворянство против придворных кругов, представители которых свергли с
престола и убили его отца. Шанса, которым воспользовалась в свое время Анна Иоановна против <верховников> и дворянских
конституционалистов. Такая политическая линия может претендовать на жизненную логику лишь в том случае, когда намечается тенденция к
опоре на более широкие социальные слои. И признаки такой тенденции, как мы уже показывали, наличествовали.
Осталась нетронутой екатерининская норма, гарантирующая неприкосновенность сословного статуса представителей <благородного
сословия>, - право <не подвергаться лишению дворянского звания ничьей властью, кроме государя>.
В екатеринискую эпоху норма эта интерпретировалась преимущественно в духе Просвещения - как конкретизация концепции о прирожденных
правах человека (в российской интерпретации надо добавить <и дворянина>, но ведь и аналогичный французский документ провозглашал
права не просто человека, а <человека и гражданина>, а о том что на Западе Нового Времени далеко не все подпадали под это
определение, мы уже не раз писали, как и о роковом российском разрыве между активным меньшинством и большинством нации,
большинством, не обладавшим не только гражданскими, но и многими эле-1ентарными человеческими правами).
Павловская интерпретация - абсолютиско-самодержавная, централизаторско-деспотическая: дворянства можно было лишиться только по воле
монарха, но для этого достаточно было пустяковой оплошности на вахт-параде. Вообще павловская модель чести предполагает отношение к
дворянам как к слугам монарха - Хозяина, из рук которого получаются щедрые милости, а унижение - не унижение собственно, а так -
неизбежная сторона лакейской службы. Так, один из будущих флигель-адьютантов получил пятнадцать палочных ударов, а на следующий день
стал офицером гвардии (при Алекасадре I простой солдат, подвергнувшийся телесному наказанию, не мог стать даже унтер-офицером,
закрыты были, соответственно, носителю такого позорного пятна и дорога в офицеры, и шанс приобрести личное дворянство). Отношение
монарха к активному меньшинству просто как к своей челяди весьма способствует такому же отношению к этому меньшинству и большинства.
Отсюда логично вытекает популистская концепция, трактующаяя монарха не как лидера активного меньшинства, а в качестве верховного
представителя народа, надзирающего за этим меньшинством и апеллирующего в случае необходимости к большинству.
Эйдельман пишет по этому поводу следующее:
<В системе просвещенного абсолютизма Екатерины II народ, по выражению Герцена, был (ничем); после подавления восстания
Пугачева стиль управления остается самодержавно-просвещенным, элитарно-аристократическим>.
Напомним, мы трактуем поражение пугачевщины как победу революционного, дворянского меньшинства нации над ее консервативным
большинством.
А теперь приведем мнение Эйдельмана о том, что мы называем павловским популизмом:
<Для Павла, же все, екатерининско-потемкинское устройство потенциально враждебно его линии. И тогда в совершенно новых исторических
условиях, через четверть тысячелетия после Ивана Грозного, царь снова обращается к старинному страшному механизму - к определенной,
своеобразной, социально крайне ограниченной ориентации на <чернь>. Низы постепенно начинают рассматриваться как определенный резерв
политики, как орудие или, точнее, потенциальное орудие самодержавия>.
Эйдельман усиливает свое утверждение ссылкой на мнение Я. И. Санглена - руководителя тайной полиции при Александре I:
<Павел хотел сильнее укрепить самодержавие, но поступками своими подкапывал под оное. Отправляя, в первом гневе, в одной и той же
кибитке генерала, купца, унтер-офицера и фельдегеря, научил нас и народ слишком рано, что различие сословий ничтожно>.
Пользуясь современной политологической терминологией, мы называем популистской концепцию, предполагающую, что <низы постепенно
начинают рассматриваться как определенный резерв политики, как орудие или, точнее, потенциальное орудие самодержавия>. Такое
название этой концепции представляется нам вполне уместным еще и потому, что реальное ее воплощение, как и большинства современных
популистских концепций, вовсе не предполагало возможности большинства контролировать правящее меньшинство. *Нет, речь шла о смене
екатерининской модели, павловской. Екатерининская модель, предполагала наличие развитых структур, позволяющих активному меньшинству
нации контролировать верховную власть. Структуры эти в значительной степени получили правовое оформление. В павловской модели
верховная власть, демагогически апеллируя к низам, значительно уменьшила возможности ее контроля активным меньшинством. Меньшинству
при этом отводилась роль слуг монархии. Слуг, пользовавшихся, разумеется, огромными привилегиями по сравнению с большинством, к,
которому монархия тем не менее, постоянно апеллировала. В связи с этим, невольно вспоминается оруэлловская <Ферма животных> и
лозунг, предложенный меньшинством большинству: <Все животные равны, но некоторые равнее>. Дворянство, бывшее активным меньшинством
нации, неизбежно должно было быть открытым социальным слоем. Превращение его в челядь Романовых порождало тенденцию к большей
закрытости (активное меньшинство требует притока свежей крови, челядь, ожидающая милостей Хозяина, заинтересована в ограничении
числа допущенных в <ее ряды> - чем меньше это число, тем больше милостей прийдется <на душу населения>; в связи с этим следует
вспомнить учреждение по приказу Павла Вспомогательного банка для дворянства, выдававшего огромные ссуды - этот аспект с тех пор
постоянно присутствует в финансовой политике российского абсолютизма). Надо сказать, что в челядь российское дворянство, к чести
его, так и не превратилось. Об этом свидельствуют самые разные проявления активной социальной позиции <благородного сословия> - от
убийства Григория Распутина до участия многих дворян в революционном движении (и не только декабристов - В. И. Ульянов тоже, между
прочим, был дворянином, процент дворян среди народовольцев был значительно выше доли <благородного сословия> в населении Российской
империи). Однако, определенное стремление к такому превращению со стороны революционеров Романовых было. В этом смысле интересен
внешне незначительный, но весьма характерный и яркий, эпизод такого рода из повести Юрия Тынянова <Пушкин>. Речь в нем идет о том,
как в юные годы жизни великого русского поэта лицеистам предложено было по существу выполнять лакейские обязанности при членах
царской семьи. Части этих отпрысков российского дворянства такое предолжение показалось вполне приемлимым и полезным для карьеры.
Другие его с негодованием отвергли.
<...>