От	Георгий
К	Администрация (Дмитрий Кропотов)
Дата	30.12.2004 00:32:44
Рубрики	Тексты;

прошлое (-)

---

---

От	Георгий
К	Георгий (30.12.2004 00:32:44)
Дата	15.01.2005 19:56:45

(!!!!) Рассказы военного летчика. Интервью с И. И. Кожемяко (*+)

---

http://www.airforce.ru/history/ww2/kozhemjako/index.htm

Интервью с И.И.Кожемяко

---

От	Владимир К.
К	Георгий (15.01.2005 19:56:45)
Дата	16.01.2005 13:46:13

Спасибо! Я тоже прочитал на vif2ne и захотел иметь это здесь. Вы - сделали. (-)

---

---

От	Георгий
К	Георгий (15.01.2005 19:56:45)
Дата	15.01.2005 20:18:56

Часть 12. Как мы воевали и как победили (*+)

---

http://www.airforce.ru/history/ww2/kozhemjako/page_12.htm

Часть 12. Как мы воевали и как победили

А.С. На ваш взгляд, когда мы окончательно завоевали господство в воздухе?

И.К. К концу 1943 года. Именно с этого времени мы в воздухе творили, что хотели. Если нам надо было бомбить, то бомбили, всё
разносили. Если <наглухо> надо было закрыть район от немецких ударных машин, то закрывали, хрен кто <пролезет>. Реально люфтваффе
уже ничем нам помешать не могло, не было у них для этого сил, хотя тяжелые бои ещё продолжались.

А.С. Чем мы обеспечили это господство? Превзошли немцев числом, мастерством или <большой кровью>?

И.К. Всё было. И летчики опыт набрали, мастерство приобрели. Знали, на что и как надо <надавить>, что бы у немцев слабина выперла. И
числом превзошли. И <кровь> была. Большая. А как же? Войны без <крови> не бывает.

А.С. Страх на войне - чего вы боялись больше всего?

И.К. Ничего не боялись! Я, например, ничего не боялся. Ни смерти, ни плена, ни калекой остаться. Пока этого нет, то, чего об этом
думать?

А.С. Хорошо, а в бою чего боялись?

И.К. Увидеть противника позже, чем он тебя.

А.С. Насколько для наших летчиков-истребителей была характерна <мессеробоязнь>?

И.К. Это было явление довольно распространенное, до самого конца войны. Все молодые лётчики через <мессеробоязнь> проходили. Это
нормально. <Мессер> чересчур серьёзный противник, что бы им пренебрегать. Внезапной атаки <мессера> нельзя не бояться. С опытом это
проходило.

А.С. Из вашего рассказа у меня сложилось впечатление, что <Як> был истребителем специально для охраны Ил-2? Т.е. если бы мы в таких
количествах не делали Ил-2, то скорее всего, мы бы и не делали в таких количествах <Яки>. Насколько, на Ваш взгляд, мое мнение
правильно?

И.К. Я думаю точно так же. <Яки> делались именно как <дополнение> к Ил-2.
Моё мнение такое: <Яки> - Як-7Б, Як-1 и Як-9 - были средними истребителями. Верхний предел среднего уровня - нет особых недостатков,
но и нет особых достоинств. Ну, не хватало у <Яка> <тяги>! <Слабачок>. Но!.. Будучи во всём средним истребителем, <Як> был чертовски
хорош в <непосредственном прикрытии> ударных машин, а в прикрытии именно Ил-2, <Як> вообще был <королём>.
Лучше <Яков>, <Илы> никто прикрыть не мог, в этой <ипостаси> даже Ла-5 <Яку> уступал. Ил-2 и <Яки> взаимно дополняли друг друга:
они - меч, мы - щит. Ведь как только <мессера> не пытались зайти на наши штурмовики, и сверху, и снизу, и справа, и слева,
<раздёргивали> нас как могли, но каждый раз мы успевали их встретить раньше, чем они сумеют зайти в атаку. В этой <беготне> вокруг
ударных машин <Як> был вне конкуренции.

А.С. Т.е. можно сказать, что выпуск <Яков> определялся не какими-то особыми симпатиями к конструктору Яковлеву, а простым расчетом -
сколько-то там <Яков> на сколько-то там <Илов>?

И.К. Ну, да. Где-то один <Як> на два <Ила>. Вот как у нас было в корпусе, одна истребительная авиадивизия на <Яках>, на две
штурмовые авиадивизии на Ил-2. И если бы не <Илы>, то думаю, что наша промышленность выпускала бы, что-нибудь другое, а не <Яки>.
Или выпускали бы <Яки>, но не в таких количествах.

А.С. У меня сложилось впечатление, что в наших истребительных полках, количество сбитых немецких самолётов было каким-то
второстепенным показателем. Я прав?

И.К. Нет. Количество сбитых это важный показатель и предмет вполне законной гордости, как командования полка, так и рядовых
летчиков, на счетах которых записаны эти сбитые. Другое дело, что это далеко не единственный показатель работы полка.
Например, в нашем полку всегда в боевых рапортах вначале указывали, сколько раз слетали на прикрытие штурмовиков, обязательно
указывали, что потерь у прикрываемых нами штурмовиков не было. Отчитывались, сколько раз прикрывали войска, и про то, что во время
нашего прикрытия бомбёжек войск не допускали. Указывали, сколько раз слетали на штурмовку, сколько бомб сбросили во время штурмовок
и <охоты>, и сколько единиц техники и живой силы уничтожили, сколько разбомбили мостов, сколько провели разведок и т.п.
Вот плюс ко всему этому, так сказать, <венцом> боевой работы, указывали количество сбитых самолётов противника, которых,
естественно, лучше иметь побольше.
Просто же абстрактное <количество сбитых>, оно ни о чем не говорит.
Опять же, мы же, в основном, в прикрытии ударных самолётов летали, а там правило такое - лучше ни одного штурмовика не потерять, и
ни одного <мессера> не сбить, чем сбить три <мессера> и потерять хотя бы один штурмовик.
Я почти всю войну провоевал командиром звена. Как летчик-истребитель, я, своими четырьмя сбитыми, законно горжусь. Как
летчику-истребителю, мне выпало счастье видеть, как взрываются ударом о землю сбитые мной самолёты врага. (Поверь, это счастье.) Но,
ещё больше я горжусь тем, что за всю войну в моем звене не было потеряно ни одного лётчика! В моём звене лётчики не гибли, ко мне в
звено летчики только приходили, приобретали боевой опыт и уходили на повышение в другие звенья и эскадрильи. Ни одного погибшего! В
отношении потерь, я был чертовски удачливым командиром. Когда ко мне новичка посылали, я ему сразу говорил: <Запомни! В моём звене
правило простое - или мы возвращаемся все, или погибаем все! Всё на всех поровну, и жизнь, и смерть!> Только так!
Больше того, в прикрываемых моим звеном штурмовиках и бомбардировщиках, тоже нет ни одной потери от немецких истребителей. За всю
войну! Хотя случалось моему звену прикрывать и четверку, и шестерку, и восьмёрку. Понял?

А.С. Понял, а когда вас сбили, там вы разве не звеном были?

И.К. Звеном, но не моим. Тогда надо было лететь экстренно, просто собрали две пары, из летчиков разных звеньев. Я, в том бою, вообще
ведомым был.

А.С. Из всех видов боевых задач - <свободная охота>, маневренный бой, <непосредственное сопровождение> и атака бомбардировщиков
противника - какая <технически> самая сложная? На Ваш взгляд.

И.К. Да во всех есть свои сложности, но <непосредственное сопровождение>, наверное, самая тяжелая задача. Сложная задача, не каждому
по плечу. С ней успешно мог справиться далеко не каждый летчик, и, даже, далеко не каждый истребительный авиаполк. Да, именно
<непосредственное сопровождение>. Ты же как связанный! Ни скорости, ни манёвра! Носишься как пёс на цепи, только и успевай
<отгавкиваться>, да смотри, что бы тебе самому <хвост не оторвали>.
Вот в нашем полку это умели. Поверь, гвардейское звание его не просто так присваивают.

А.С. А следующая по сложности?

И.К. Тяжёлые бомбардировщики атаковать. Особенно если их много, 2-3 девятки и больше. Хрен его знает куда их стрелки палят! Во всех
направлениях. Никогда не скажешь точно, толи по тебе, толи <в белый свет как в копейку>. Тут от тебя ничего не зависит, а это очень
неприятно. Хоть у немцев пулемёты и слабенькие были, и стрелки <не очень>, но всё равно тяжело. Пуля она же дура, не разбирает -
когда в бронестекло, а когда и в голову.

А.С. Когда Вы в победу поверили окончательно?

И.К. Да, в принципе, я никогда не сомневался, что победим. А окончательно понял, что мы победили, когда мы в Германию вступили. Ещё
бои шли, а я уже понял - победа, мы победили!

А.С. А в 1941-42 годах, не было ощущения, что <всё, конец, продули!>

И.К. Временами накатывало. В эти года было по настоящему тяжело. Первые два года войны мы продержались <на костях и крови>! Как
оказалось, ни черта у нас нет! Вроде, какая армия была! А бежали наши как овцы. Ни командиров, ни оружия! Но, разозлились и
продержались только вот на этой злости, на силе духа: <Убивайте нас, но назад мы не сдвинемся! В крови нашей захлебнетесь, но не
пройдёте!> Первые два года войны немцы действительно захлёбывались нашей кровью. Потом мы уже научились воевать и в то, время когда
я воевал, наши потери по сравнению с 1941-42 годами были намного меньше.
Теперь я уже понимаю, немцы были страшной силой. У них идея была, то, что весь мир, это только для них, а все остальные это так,
мусор под их сапогами. И поверь, в эту идею немцы верили фанатично. Не останови мы их, и Америка не устояла бы. Они бы и её достали.
Тогда я немцев ненавидел, сейчас уже нет, понимаю - за свой самообман они заплатили полной мерой.

А.С. Сейчас многими принято считать, что в Великой Отечественной войне, нам лучше бы было иметь летчиков числом поменьше, но
квалификацией повыше? На Ваш взгляд, насколько они правы?

И.К. Кое в чем, конечно правы. Много у нас было недоучек, отсюда и потери. И я был недоучкой, но мне повезло.
Но, с другой стороны, и количество сильно уменьшать тоже нельзя. Пойми, иметь в ВВС состоящие только из немногочисленных асов,
невозможно.
Поверь, я, как никто другой, уважаю таких асов как Кожедуб или Покрышкин. Это люди выдающихся боевых мастерства и таланта. Я-то, как
никто другой, понимаю, какого пота и крови им стоили их победы. Особенно в наших ВВС, где лётчику и выбирать не из чего, и убегать
нельзя. Но, при этом, могу заявить тебе точно, на 99 % война с люфтваффе была выиграна такими летчиками как я - <простыми>, не
Героями. Именно <такие как я> занимались тяжелой, рутинной, но необходимой работой - обеспечивали удары штурмовиков и
бомбардировщиков, прикрывали наземные войска, сами штурмовали наземные части немцев, летали на разведку и много чего другого.
Занимались тем, из чего и состоит война, и не будь нас, на эту каждодневную и ежечасную <рутину> Героев просто не хватило бы.
Да, Кожедуб и Покрышкин как воздушные бойцы выше всех, но на войне, они вдвоём не заменят даже десятка таких как я. И уж тем более
не заменят сотню. Вот и весь расклад.
Тяжело это правильно рассчитать, сколько и как надо учить летчиков, что бы и мастерство они приобрели и в численности не потеряли.
Невероятно трудно.

А.С. Т.е., если я понял Вас правильно, то Советские ВВС воздушную войну с люфтваффе выиграли именно потому, что просто были лучше
приспособлены для ведения войны <на истощение>?

И.К. Да. Это ты правильно сказал - именно <на истощение>. Когда мастерством, когда техникой, а когда и собственной кровью. Чего
победа требовала, то мы и давали, ничего не жалели.

А.С. И еще один вопрос: на Ваш взгляд, война, для летчика-истребителя, работа или спорт?

И.К. Работа: Тяжеленная: До потери сознания и жизни.

А.С. Сейчас ваше мнение о войне не изменилось?

И.К. Нет. Поверни жизнь вспять, и я бы опять поступил точно так же. Стал бы воевать летчиком-истребителем. Вот так:

---

От	Георгий
К	Георгий (15.01.2005 19:56:45)
Дата	15.01.2005 20:18:49

Часть 11. Быт на войне (*+)

---

http://www.airforce.ru/history/ww2/kozhemjako/page_11.htm

Часть 11. Быт на войне

А.С. Вот такой вопрос, как вас кормили? В училище, в ЗАПе, на фронте?

И.К. Кормили хорошо. В училище чуть похуже, в ЗАПе хорошо, на фронте - очень хорошо. Полная лётная норма.
А.С. Вопрос <бытовой>, сколько водки или спирту мог выпить самый <тренированный> летчик?

И.К. Чистый спирт не давали, давали или разведенный 40%, или водку. 100 грамм за боевой вылет. Четыре вылета сделал - вечером дают
тебе 400 грамм. Хоть залейся.
Выпить лётчик мог много. Были и такие, кто много выпивал. Только такие долго не жили. Вечером выпил - утром ты <не гожий>, а надо
лететь. Полетел - сбили. Не мог человек в своем состоянии взять от своего самолёта всё, что тот мог дать.
Потом командир полка своей волей <полную> выдачу прекратил. Сколько бы ты вылетов не сделал, вечером не больше 150 грамм.

А.С. На праздники и на переформировании пили больше или меньше?

И.К. На праздники тоже <не очень>, особенно если ты в дежурном звене. Те же 150 грамм.
В тылу, конечно, пили побольше, но тут тоже всё зависело от человека. В нашем полку летчики, в большинстве своём, пили умеренно. Я
же говорю, те, кто к <этому делу> пристрастился и начинал пить помногу и часто (пьяницы, одним словом), долго не жили. Сбивали их.
Мой <предел> был 150 грамм. Я пить не любил.

А.С. <Ликёр-шасси> пили? Ну, спирто-глицериновую смесь?

И.К. Ты что?! Пить лётчику эту гадость - унизительно! Эту дрянь пил исключительно техсостав.

А.С. Были ли на фронте занятия по физической подготовке?

И.К. Не было. Других дел было <по горло>.

А.С. Курили на фронте много?

И.К. Большинство курило, я - нет.

А.С. Такой вопрос, может не совсем тактичный, но, могли ли пилоты договориться и сбить в воздухе "плохого" командира?

И.К. Конечно, могли.

А.С. И такие случаи были?

И.К. В нашем полку точно не было. В других?.. Был слушок: Достоверный: Очень:
Бывают такие командиры-мудаки, которые летчиков не ценят, хотя вроде и сами лётчики: Есть любители <на чужом горбу в рай въехать>.
На мой взгляд, лучше такого командира-мудака в <клещи> зажать и самим завалить. Раньше, чем он тебя, ради своего <шкурного>
интереса, на смерть пошлёт.

А.С. Летали ли вы на разведку?

И.К. Летал и не раз.

А.С. Фотоаппарат вам в <Як> ставили?

И.К. Ставили. В отсек за кабиной. Я не только с этим фотоаппаратом на разведку летал, я и фотоконтроль им осуществлял. <Илы>
отработают, я ещё немножко над целью оставался и фотографировал. Неприятное дело. Курс ровный - <мечта зенитчика>. Вот эти зенитчики
по тебе и лупят, мечту воплощают.

А.С. До какой высоты видны следы гусениц танка и до какой высоты виден сам танк?

И.К. Танк - до тысяч 2,5-3-х. В зависимости от того, какой танк, средний или тяжёлый. Его следы - где-то до 1,5 тысяч.

А.С. Опять-таки, может не совсем тактичный вопрос - национальные трения, среди летчиков полка, какие-нибудь были?
И.К. Никаких! Вообще на национальность никакого внимания не обращали. Русский ты или узбек, украинец или еврей, грузин или осетин,
не имело никакого значения, все как братья. Я же сам украинец! Не уверен точно, но не сильно ошибусь, если скажу, что на 36-ть
лётчиков полка у нас было где-то 13-ть национальностей.
Летчики ведь нормальные люди, не лучше и не хуже других, и на земле у каждого свои симпатии и антипатии, но это всё на земле
оставалось. В воздухе, в бою летчики верили друг другу, больше, чем самим себе. (Только замполит, сволочь, из этого правила
выбивался.)

А.С. Как <половой вопрос> решали на фронте?

И.К. Да, кто как мог. В основном, с помощью дружелюбно настроенного к нам гражданского населения. Правило было одно - никакого
насилия. Договаривайся, как можешь. Нам летчикам было чуть полегче, чем остальным - официантки, оружейницы, девчата из службы ВНОС.
Договаривались.
Начальству было еще легче, можно было <солдатку> завести, ППЖ (аббревиатура, принятая на фронте - походно-полевая жена. - А.С.).
Было и такое, чего там:
<Половой вопрос>, он вставал когда боёв нет, а когда бои идут, то есть только одно желание - выспаться.

А.С. Сажали ли летчиков на гаупвахту?

И.К. У нас в полку, нет.

А.С. Как наша пехота (артиллерия, танкисты и т.д.) к летчикам относилась? Любили или считали, что плохо воюете, и вас даром
шоколадом кормят?

И.К. Хорошо относились. Нас любили. Мы их <с душой> прикрывали.
Когда меня сбили, меня танкисты с переднего края вывезли. Ко мне проявили неподдельное уважение: <Мы, здесь внизу, знаем, что если
что, вы нас обязательно прикроете!> Это ведь 1943 год был, мы уже господствовали.

А.С. Как у вас сложились отношения с полковыми политорганами?

И.К. Всяко бывало. С низовым звеном - комсоргами и прочими - нормально. А вот с замполитом:
Замполит наш был дрянной мужичок. Хотя он был <летающим>.
Полетел я как-то с замполитом. Дело было над Сандомирским плацдармом. Я ведущий, он - ведомый, хотя я лейтенант, а он майор: <Давай
Иван, ты - главный. Ты же с опытом>. Дали нам задание парой на <свободную охоту>. К немцам слетали нормально, отбомбились. На
обратном пути нам попалось четыре <мессера>. Я в бой, а он - в стороночку!.. (<Я место для атаки выбирал:> - это он потом заявлял.)
Я <покрутился> с этой четверкой на виражах минут пять, а потом увидел <дырку> и на кабрировании <на солнце> и ушёл. Потеряли меня
<мессера>.

А.С. На каком истребители вы были? На какой высоте вы вели этот бой? И еще вопрос, почему, на Ваш взгляд, немецкие летчики не
перевели бой на вертикаль? Вы же сами говорите, что у <мессера> на вертикали преимущество.

И.К. Я - на Як-1. Высота была 2500-3000 метров.
Почему не перевели бой на вертикаль? Мне думается, что это были неопытные лётчики (хотя <на виражах> они пилотировали неплохо). У
меня впечатление такое сложилось, потому, что бой они вели как-то неорганизованно и сумбурно. Чувствовалось, что ведущий четверки,
своими летчиками совершенно не управляет. А половина успеха (или неуспеха) в бою, это заслуга ведущего группы.

А.С. И вы не побоялись парой на четверку?

И.К. Я не побоялся. Хоть и знал, что наш замполит <не храброго десятка>. Ну, не думал я, что он так откровенно струсит!

А.С. А когда в одиночку остались, то же не испугались?

И.К. Не до этого было. Я ведь чего с ними <закрутился>? Я думал, что хоть одного, но сумею сбить. И был близок к этому, самой
малости не хватало. Вроде <пристроюсь>, еще немного довернуть и попаду, но смотришь, а у тебя на хвосте тоже <висит>. Только
сбросишь его, ещё один пристраивается: Всё-таки <четыре на одного> это многовато. Покрутился я минут пять, потом решил: <Да ну вас
на хрен! Живите!..> - и смылся.
Это был сложный бой, но бывало и потяжелее. До сих пор жалею, что в этом бою, я был не со своим постоянным ведомым. С ним, мы бы
устроили немцам <показательный бой пары истребителей>, <фрицы> бы у нас кровью умылись:
Да, не струсь бы замполит, а просто отбивай немцев от моего хвоста, и то, думаю, хоть одного, но мы бы сбили. Но, не получилось:

А.С. Что там дальше с замполитом было?

И.К. Я прилетел, доложил комполка как дело было, а потом замполиту прямо и заявил: <Я с вами больше не полечу! Вы нам не нужны!> Вот
это <вы нам не нужны> он мне долго припоминал.

А.С. <Особист> у вас в полку был? Его боялись?

И.К. <Особист>, конечно, был. Пожилой такой дядька. Тихий, спокойный, такой <простой>. Совершенно его не боялись. Он к летчикам
очень хорошо относился. Он нашу работу понимал. И мы тоже его работу понимали. Ну, а когда люди друг друга понимают, жить легче.
Помню, у меня уже <вылетов> 30-ть было. Он меня отзывает в сторонку: <Иван Иваныч, ты же уже опытный, у командования полка на
хорошем счету: Ты там посмотри повнимательнее, кто в бою уклоняется, кто <еще чего>: Если такое заметишь, шепни мне потихоньку :>
<Конечно - говорю - как только, так сразу:> Смотрим друг на дружку и смеёмся: Потому, что и я прекрасно понимаю, что мужику надо
отчитаться <по мероприятию>, и он прекрасно понимает, что я <стучать> не буду. Разошлись глубоко довольные друг другом. Всем всё
понятно.
Кстати, наш <особист> и не дал замполиту на меня <дело раздуть>. Вначале замполит на меня комполка постоянно жаловался, но тот ему
сказал, что Кожемяко, он из детдома, поэтому и неуправляемый, говорит, что хочет. Перевоспитывать же меня, нет у комполка ни
времени, ни особого желания. Тогда замполит уже совсем <разошелся>, и пошел к <особисту>, что мол, уже пора бы и нашим
<компетентным> органам поинтересоваться, откуда у лейтенанта Кожемяко появились сомнения в необходимости партийного руководства в
Вооруженных силах? Как я уже сказал, наш <особист> был мужик <простой>, и, видимо поэтому, он особо над <поставленной задачей> не
раздумывал: <Пошёл на х:!>. (Мне это потом рассказали.) На этом всё его <расследование> и закончилось. Ну, а с <особистом>
связываться замполит не рискнул, себе дороже выйдет. В общем, <побился> наш замполит в эту <стену>, а потом, когда в корпусе
началась серьезная реорганизация, комполка под благовидным предлогом от него и избавился, перевели замполита куда-то в другую часть.

А.С. Допустим, кто-то из летчиков написал донос <особистам>, как к нему отнеслись товарищи?

И.К. Его бы презирали. С ним бы в бой никто не полетел. Просто отказывались бы и всё. А дальше, комполка от <стукача> бы избавился.
Зачем в полку летчик, с которым никто не летает?

А.С. Непонятно мне, вот вы заявили, что с замполитом не полетите, а разве комполка не мог вам приказать с ним лететь?

И.К. Ну, приказал бы, а я бы не подчинился.

А.С. А разве <за неподчинение приказу> комполка не мог вас отдать под трибунал?

И.К. Теоретически, мог. Но, на практике бы, комполка не стал бы с этим связываться. Трибунал сразу бы разбирательство начал, почему
опытный боевой летчик не подчинился приказу? И что бы они выяснили? Я бы заявил, что наш замполит слабак и трус, лететь с таким -
верная смерть и подмога немцам, а остальные летчики это бы подтвердили (мы же друг за друга горой стояли). Осудили бы меня или нет,
еще не известно, а комполка огрёб бы <по полной>. Должность уж точно бы потерял, а оно ему надо? Легче и проще замполита на боевые
задания не ставить.

А.С. Били ли морду техникам за плохую подготовку к вылету?

И.К. Это ещё зачем? Если я взлечу, а самолёт забарахлит, и на земле выяснят, что в этом техник виноват - ему трибунал. Техник это
прекрасно знает и лучше лишний час не поспит, но самолёт подготовит к вылету как надо.

А.С. Могли ли лётчик дать другому <по башке> за плохие поступки в бою - типа, товарища бросил, струсил и т.п.?

И.К. Это запросто. И по башке дать, и заявить, что <я тобой, б:ть, больше не полечу!> Вот как я замполиту. Но, вообще у нас в полку
таких случаев больше не было.

---

От	Георгий
К	Георгий (15.01.2005 19:56:45)
Дата	15.01.2005 20:18:40

Часть 10. Советские самолеты (*+)

---

http://www.airforce.ru/history/ww2/kozhemjako/page_10.htm

Часть 10. Советские самолеты

А.С. Что вы можете сказать, о других типах истребителей советских ВВС - отечественного Ла-5 и ленд-лизовского американского Р-39
<Аэрокобра>?

И.К. Ла-5 был классным истребителем. Как истребитель <вообще> Ла-5 был сильнее <Яка>. В отличии от <Яков> он, по крайней мере, не
уступал <мессеру> ни по скорости, ни на вертикали (а то и превосходил), что меня не удивляло. С мощной двухрядной <звездой>,
стоявшей на <Ла>, другого результата, наверно, и быть не могло. Это <звезда> была и повысотнее М-105. Оружие у <Ла> посильнее - две
пушки. Но взлёт-посадка на <Лавочкине> - не дай Бог! Намного сложнее, чем на <Яках>. Кроме того, Ла-5 уступал <Яку> на виражах.
<Аэрокобра> была хорошим истребителем, но в диапазоне высот 3-8 тысячи метров. Именно на этих высотах двигатель <кобры> выдавал
максимальную мощность. На высоте <3 тысячи и ниже> (где в основном и вели бои <Яки>) <кобра> была откровенным <утюгом>. На этой
высоте <Як> <кобру> превосходил, он был и быстрее и маневреннее. <Аэрокобра> тяжелый истребитель, и на малых высотах, уступала <Яку>
(а значит и <мессеру>).
Во время боев на Курской Дуге <кобры> нашего корпуса поначалу занимали высоту 5 тысяч метров. Ходили на ней целыми днями, а немцы на
эту высоту просто не шли. Оно и понятно - <мессера> ходят там, где штурмовики (а значит и <Яки>). Мы (как и полк вооруженный
<Лавочкиными>) вели тяжелейшие воздушные бои, потери несли большие, а <кобры> приземляются и почти каждый доклад их летчиков:
<Самолётов противника не было>. Комкор бушевал: <Как не было?! А где <Яки> и <Лавочкины> немцев находят?!> <Аэрокобры>, в то время,
сбивали только, тех, кто от нас на высоту уходил. Вот так подлавливали они одиночных <мессеров>, зажимали в <клещи> и сбивали. Потом
командующий корпусом стал <кобрам> задачи ставить на малой высоте - 3 тысячи и ниже. И пошли у <кобр> потери, потому, что на этой
высоте маневренность <кобры> не сильно отличалась от маневренности штурмовика. Хорошо, что это произошло уже <под занавес> Курской
битвы, а то потери у <кобр> были бы ещё больше.
Выше 3 тысяч <Аэрокобра> сильно <прибавляла>, а выше 4 тысяч преимущество от <Яка> уже однозначно переходило к <Аэрокобре>. Вообще,
<кобра> была довольно высотным истребителем, по крайней мере, за немецкими высотными разведчиками Bf-110 и Ju-88 (а они летали от 7
тысяч и выше), в основном <гонялись> <Аэрокобры>, редко <Ла> и лишь в единичных случаях - <Яки>. <Не та> у нас была высотность
двигателя. Опять же <расчистку воздуха>, перед ударом Пе-2, проводили либо <Аэрокобры>, либо <Лавочкины>. <Яки> редко, потому, что
нас ставили в непосредственное сопровождение <пешек>. Зато в сопровождении штурмовиков, основную нагрузку уже несли <Яки>,
<Лавочкины> реже и очень редко <Аэрокобры>.

А.С. Тренировочные бои <Яков> с другими типами истребителей проводили?

И.К. Нет, да и не было в этом никакой необходимости. Возможности своих машин летчики знают превосходно (от этого их жизнь зависит),
поэтому, часто встречаясь с летчиками, летающими, на <Ла> и <Аэрокобрах>, мы постоянно обсуждали достоинства и недостатки наших
истребителей.
Встречаться возможности были. Наш авиационный корпус входил в резерв Главного командования и состоял из истребительной авиадивизии:
три полка - два на <Яка> и один на Ла-5; отдельного истребительного авиаполка на <Аэрокобрах>, двух дивизий штурмовиков Ил-2,
отдельного бомбардировочного авиаполка на Пе-2 и звена По-2. Авиационный корпус Аладинского (фамилия нашего комкора). Обычно наш
корпус придавался Воздушной Армии фронта.

А.С. С того времени, как вы начали воевать, когда в вашем полку были самые большие потери?

И.К. На Курской Дуге мы потеряли убитыми, кажется, пять летчиков. На Украине, под Запорожьем, тоже были тяжелые бои - потеряли
четверых или пятерых убитыми. На границе Германии и Польши, немцы упёрлись, попытались нас остановить, тоже были сильные воздушные
бои (правда, длилось это недолго, потом практически перестали летать, толи горючее у них кончилось, толи ещё что:) - и там полк
потерял трёх или четырех летчиков. Вот такие были максимальные потери. Это, я имею в виду, в воздушных боях. А <до меня> самые
большие потери полк понёс под Сталинградом.

А.С. Вас в бой ввели сразу, но позже - как в вашем полку, вводили в бой молодых летчиков?

И.К. Правило простое - где <туго>, необстрелянных лётчиков не посылать! На <серьёзные> задания летали только <старики> - опытные
летчики. <Молодняк> начинал с несложных заданий. После каждого вылета обязательно разбор и обсуждение полёта, когда под руководством
комэска, а когда и командира полка. Тренировочные бои <стариков> с <молодыми> - это обязательно. Как сделает <молодой> с десяток
таких вылетов, то только тогда начинает летать на сложные задания. Такой ситуации как под Сталинградом, когда необстрелянный лётчик
едва только успевал прибыть в полк, и его тут же посылали в бой, мы уже не допускали. Даже на Курской Дуге, где мы вели тяжелейшие
бои, основную часть этих боев провели именно опытные летчики, <желторотиков> почти не пускали. Не было в этом никакой необходимости.

А.С. Уже упомянутый мной П.Клостерман сказал: <: В принципе, для люфтваффе российский фронт был отдыхом, количество значило больше,
чем качество, а лучшие части немцы держали в резерве, чтобы встретиться с ВВС Великобритании или защищать немецкие города от
бомбардировки американцами. :> Надо сказать, что мнение - <Восточный фронт, это место где люфтваффе отдыхало> - весьма
распространено среди западных историков. Как Вам это мнение, в смысле об <отдыхе>?

И.К. Правда, есть такое мнение? Хм: Даже в голове не укладывается!.. А с чего они так решили?

А.С. Ну, по разным причинам. Вот пример одной из них: 5 июля 1943 немецкие части перешли в наступление, атаковав советскую оборону в
районе Орел-Белгород, начав операцию под кодовым названием <Цитадель>, у нас известную как <битва на Курской дуге>. В этот день
(5.7.1943 года) люфтваффе заявило сбитыми 432 советских самолета, при своих общих потерях в 26 машин. Если в боях соотношение потерь
<один к шестнадцати> в твою пользу, то иначе как отдыхом это и не назовёшь.

И.К. Не верю! Враньё! Я сам отвоевал на Курской дуге от первого и до последнего дня, и могу оценить соотношение потерь. Они были
примерно одинаковые. Да по-другому и быть не могло. Бои были тяжелые, но равные. Мы не на секунду не усомнились в том, что устоим,
хотя силы немцы бросили в бой большие.
У нас ведь в основном вели бои уже опытные летчики, с боевым опытом, <желторотики> почти не летали. И техника у нас уже была
современной, ведь не на <ишаках> дрались, а на <Яках>, <Лавочкиных> и <Аэрокобрах>. Тактика отработанная была. И числом мы не
уступали. Нет, ты назвал совершенно неправдоподобное соотношение потерь.
Слушай, но если у них такие маленькие потери были, то почему у них после Курской дуги самолеты <закончились>? На Курской дуге были
очень сильные бои, но потом когда мы начали наступать, то до самого Днепра, немецких самолётов в воздухе не было. Куда они делись?
Мы летали исключительно на ударные операции. Только над Днепром снова стали воздушные бои вести. А до Днепра - немецкая авиация как
вымерла.
Скажу больше, на мой взгляд, именно после Курской дуги немецкие летчики-истребители <сломались>. Появился в их действиях какой-то
внутренний надлом, видимо уже в глубине души им стало понятно: <Не победим, проиграем>. Хотя ещё несколько раз <пытались>.

А.С. Понятно. Согласно тому же П.Клостерману, в 1944 году бывало что <:В схватке с <Фокке-Вульфами-190> и <Мессершмитами-109>
формирования <тайфунов> часто теряли по 6-ть или 7-мь машин из 12-ти. <Спитфайры> были бессильны. :>
<Тайфун> это у британцев был такой ударный самолет-штурмовик, а истребители <Спитфайр> их прикрывали. Теперь вопрос - у прикрываемых
вашим полком штурмовиков бывал такой уровень потерь в 1944 году?

И.К. Нет. Ты что?! Потерять 6-ть штурмовиков из 12-ти - это трибунал ведущему группы прикрытия. Без всяких разговоров. Да, что там
для 1944-го, даже для 1943 года это совершенно неприемлемые потери.

А.С. А какой уровень потерь считался допустимым?

И.К. Один, максимум два из 12-ти. Это если соотношение в бою было 6-10-ть <Яков> против 12-16-ти <мессеров>. Тогда, может и простят.
Да и то, как простят - трибунала не будет, но всё равно ведущему группы прикрытия <всю шкуру с задницы спустят>.

А.С. С летчиками союзных ВВС встречались?

И.К. Самолёты видели. Мы под Полтавой летали, видели в воздухе <Летающие крепости>. С летчиками, нет, не встречались.

А.С. А вас с самолётами союзников знакомили? Там силуэты, основные ТТХ?

И.К. Обще. В основном изучали немецкие машины.

А.С. Небоевая аварийность в полку была большой?

И.К. Не особо. <Як> не тот самолёт, что бы создавать большую аварийность.

А.С. Потери от <блудежки> были большие?

И.Н. Нет, не большие, но они были очень обидные. У нас не было приборов для полетов в плохих метеоусловиях и ночью. Да и мы к таким
полётам не были подготовлены, поэтому обычно в плохих метеоусловиях и в темное время суток не летали. Но, иногда случалось. Помню,
под Днепропетровском <сидели>, туман был сильнейший. И, вдруг приказ, послать пару на разведку. Как раз немного туман разошелся.
Полетели командир эскадрильи Герой Советского Союза Сивцов, с заместителем. Только они взлетели, опять туман весь аэродром закрыл.
Так они и пропали. Никаких известий о них не было и до сих пор нет. Что там с ними случилось, до сих пор никто не знает.

А.С. От немецкой зенитной артиллерии потери несли большие?

И.К. Мы - истребители - нет. Были, конечно, но небольшие. Мы ведь в зенитный огонь не лезли, да нас туда и не посылали. Штурмовики,
вот те, да, потери от зениток несли.

А.С. Какие в вашем полку были потери от огня стрелков бомбардировщиков?

И.К. Почти не было. Мы особо с бомбардировщиками не <сцеплялись>. У нас же основная задача - непосредственное сопровождение <Илов>.
А если уж приходилось <бомбёры> атаковать, то мы под огонь стрелков не лезли. Вначале с метров 300-400 обстреляешь стрелка из
пулемета, он запрячется и носа не высовывает. Тогда уже вплотную подходишь и бьешь из пушки. Я не высокого мнения о мастерстве
немецких стрелков, да и пулеметы у них были не особо сильные. Слабые были пулеметы.

А.С. Что действительно стрелки прятались?

И.К. Ну, убил ты его или он спрятался, уже точно и не скажешь. Главное, что он больше огня не вёл.

А.С. Немцы ночью бомбили? Если бомбили, то точно или нет?

И.К. Иногда бомбили, уже под конец войны. Когда мы стояли на аэродроме Шпратау (это уже в Германии, хороший аэродром, с <бетонкой>),
то немцы попытались нас бомбить. У нас уже ужин закончился и мы готовились ехать ночевать в деревню, когда прилетели немецкие
бомбардировщики, для бомбёжки нашего аэродрома. Зенитки открыли сильный огонь, и немцы в него лезть не стали, а сбросили бомбы в
стороне. Самая близкая упала от аэродрома (от самолетной стоянки) в метрах 200-х, остальные еще дальше.

А.С. Вы много летали в непосредственно сопровождении Ил-2. На Ваш взгляд это был эффективный самолет.

И.К. Эффективный. Свои задачи он выполнял превосходно. Скажу больше, из всех ударных самолетов Красной Армии, Ил-2 наверно был самым
важным. Знаешь, как на фронте говорили: <<Ил>, а отчего ты <горбатый>?> <От того, что всю войну на себе вывез> - и поверь, в этой
шутке есть гигантская доля смысла. (<Горбатый> - самое распространённое на фронте прозвище штурмовика Ил-2. - А.С.) Это правда,
<Илы> действительно на себе <вывезли> войну. Наступление идет, то на направлении главного удара <Илы> работают <конвейером> - каждые
15-20 минут налет группы штурмовиков. Каждая делала по 3-4 захода. Разносили всё.
Я горжусь, тем, что в бою <Илы> прикрывал, что воевал рядом с ними.

А.С. На ваш взгляд, реально ли истребителю-бомбардировщику заменить штурмовик (на штурмовке), при условии сравнимости их ударной
нагрузки? Ну, например, будь бы у вас такой <супер-як> с двумя 23 мм пушками, десятком РС и 600 кг бомбовой нагрузки.

И.К. Это как?!

А.С. Ну, штурмовать истребителем, т.е. делать всё, то, что и Ил-2 - штурмовать колонны, передний край обороны, ближние тылы,
укрепрайоны, но на истребителе.

И.К. Ох, сильно сомневаюсь. <Ил> истребителем не заменить. Истребитель зенитному огню ничего противопоставить не может. Броня нужна
обязательно.

А.С. А нельзя противопоставить маневр и скорость?

И.К. Если бы ты видел этот зенитный огонь, то и вопроса такого не задал бы. Слушай, <Илы> штурмуют, мы намного выше их ходим, и то,
от зенитного огня, что по <Илам> вёлся, и нам перепадало. Хотя и стреляли немцы не по нам, и летали мы быстро, и маневрировали.
Понял, какая плотность зенитного огня была? А если бы мы на одну высоту с <Илами> спустились - конец, там бы нас зенитки и
посбивали.
Истребитель штурмовать может только там, где нет серьезного зенитного прикрытия.

А.С. А если вначале атаковать зенитные батареи, выбомбить их, а потом уже уничтожать основную цель?

И.К. Такое можно далеко не всегда, только при слабом зенитном прикрытии. Если система зенитного огня построена грамотно (а у немцев
по другому, кажется, и не бывало), например над укрепрайоном или районом скопления войск, когда батарей десятки, и когда каждая
батарея прикрывается огнём нескольких соседних, то истребителям над ними делать нечего. Зенитки собьют тебя раньше, чем ты их
успеешь уничтожить.

А.С. Как вы относились к летчикам-штурмовикам?

И.К. Мы их уважали и ценили. Невероятной смелости ребята. Между собой мы их называли <смертниками>. <Илы> летали <по немецким
головам>, ниже нижнего. Зенитный огонь по <Илам> был такой, что иначе как <пеклом> его и не назовёшь. Броня спасала далеко не
всегда. У летчика-штурмовика вероятность погибнуть всегда в несколько раз выше, чем у летчика-истребителя (мы это прекрасно знали),
поэтому и <смертники>.

А.С. Для прикрытия отставших, подбитых над целью штурмовиков, истребители прикрытия выделяли?

И.К. Если обстановка и наша численность позволяли, тогда выделяли. Обычно пару. Если - нет, то: нет.

А.С. Ил-2 действительно очень живучий самолет?

И.К. Действительно, иногда прилетали, не самолёт, а решето. 20 мм снаряды от <Иловской> брони рикошетировали - это внушало уважение.
<Летающий танк> - лучше и не скажешь.

А.С. Аэродромные службы работали нормально? На ваш взгляд, в достаточном ли количестве они были обеспечены соответствующей
инженерной техникой?

И.К. БАО - нормально. Поля готовили в срок и качественно, особенно под конец войны.
Насчет техники ничего не скажу, не знаю. Не моё это было дело. Моё дело прилететь -сесть - улететь.

---

От	Георгий
К	Георгий (15.01.2005 19:56:45)
Дата	15.01.2005 20:18:33

Часть 9. Немецкие самолеты (*+)

---

http://www.airforce.ru/history/ww2/kozhemjako/page_9.htm

Часть 9. Немецкие самолеты


А.С. Как Вы оцениваете немецкие самолёт-истребитель <мессершмидт> Bf-109G?

И.К. Высоко оцениваю.
<Мессершмидт Bf-109G> очень хорош. Классный был истребитель. По скорости и на вертикали он наши <Яки> превосходил. Не подавляюще,
немного, но превосходил. Очень динамичный. Честно скажу, я всю войну мечтал воевать именно на таком истребителе - быстром и
превосходящем всех на вертикали. Но, не получилось.

А.С. <Пятиточечный> (с пушками в плоскостях) Bf-109G встречался часто? Вёл ли он маневренные бои?

И.К. Встречался редко. Точнее одно время их появилось довольно много, чуть ли не каждый второй <мессер> был трёхпушечным. Но, эти
самолеты продержались на фронте совсем не много, месяца три, а потом так же быстро <исчезли>, мало их стало. Основной вариант
<мессера> - <трёхточечный>. На мой взгляд, <пятиточечный> <мессер> был чистым <охотником>, для маневренного боя он совершенно не
годился. Точнее, вначале эти <мессера> пробовали вести маневренные бои, но потом перестали. Он немного уступал <Якам> на вертикали и
сильно уступал на вираже. Спикировал-отстрелялся-убежал - вот весь его бой. Если же <пятиточечный> затягивали в маневренный бой, то
шансов уцелеть у немецкого летчика было немного. <Пятиточечный> явно перетяжелён, три пушки для <мессера>, это многовато.

А.С. Какую-нибудь ещё особенность Bf-109G, Вы могли бы отметить?

И.К. Надо сказать, что было у <мессера> еще одно крайне положительное качество - он был способен одинаково хорошо вести бой как с
<Яками> на 2000 метрах, так и с <Аэрокобрами> на 6000 метров. Так вот эта способность дорогого стоит. Тут, конечно, <Як> и
<Аэрокобра> уступали. <Мессер> по высотности был <универсал>. У нас вот таким <универсалом> был Ла-5.

А.С. Ну, с одной стороны, на 90 %, высотная <универсальность> Bf-109G, это <заслуга> двигателя <даймлер-бенц>:

И.К. Да, кто же спорит:

А.С. :С другой стороны, может эта высотная <универсальность> <мессера>, и подводила его при встречах, с машинами
высотно-специализированными, <заточенными> на бой на каком-нибудь одном, строго определённом диапазоне высот. Вот вы знаете, что
Г.Баркхорн (ас люфтваффе ? 2 по результативности - 301 сбитый), на вопрос: <Какой истребитель 2-й Мировой войны он считает
лучшим?> - ответил так: <На больших высотах Р-51 <Мустанг>, на малых - Як-9>. Удивлены?

И.К. Удивлён. Сильно. Я бы Як-9 так высоко не оценил. Хотя: Может, воюй я в кабине <мессера>, то и на <Як> я бы взглянул по иному.

А.С. Как вы оцениваете вооружение Bf-109G по сравнению с Як-1?

И.К. У <Яка> вооружение посильнее, может быть и из-за этого, немецкие летчики лобовых и не любили.

А.С. Вот тут, вы ошибаетесь. У <Яка> не может быть вооружение сильнее, хотя бы потому, что у Як-1 только один 12,7 мм пулемёт УБС, а
у Bf-109G - два 13 мм MG-13.

И.К. А-а: У немцев были слабенькие пулемёты. Только одно название, что <крупнокалиберный>. Они нашу бронеспинку могли пробить только
бронебойной пулей, простая не брала. Да, что там бронеспинку, если <мессер> открывал огонь с метров 200-300, да под острым углом, то
немецкая пулемётная пуля не могла пробить даже рубашки <М-105-го>, пробивала только капот. Бронестекло наше их пули тоже пробить не
могли. Моё мнение о немецких пулемётах такое: они были более-менее эффективны только при стрельбе <в упор>. На мой взгляд, даже один
УБС в бою стоил больше этих двух немецких пулеметов.
20 мм немецкая пушка, в отличии от пулемётов, была хороша, мощная, не хуже нашей ШВАК.

А.С. Меня удивило, то, что вы считаете, <мессершмидт-109> истребителем для маневренного боя. В настоящее время принято считать, что
<мессер> как истребитель маневренного боя, был посредственностью. Сейчас, популярно считать, что Bf-109G, по своим ТТХ эффективное
ведение маневренного боя не позволял, п.к. он был <охотником>.

И.К. Чушь! <Мессер>, как <истребитель маневренного боя>, был превосходен. Уж если и был тогда истребитель созданный именно для
маневренного боя, так это <мессер>! Скоростной, высокоманевренный (особенно на вертикали), высокодинамичный. Не знаю, как по всему
остальному, но если брать в расчет, только скорость и маневренность, <мессер> для <собачьей свалки> был почти идеален. Другое дело,
что большинство немецких летчиков, этот вид боя откровенно не любили, и я до сих пор не могу понять, почему?
Не, знаю, что там немцам <не позволяло>, но только не ТТХ <мессера>. Уж поверь, я то это знаю точно. На Курской дуге (помню) пару
раз они нас в такие <карусели> затягивали - голова от верчения едва отлетала, так <мессера> вокруг нас крутились.
Нет, правда?.. Действительно говорят, что <мессер> для маневренного боя был не годен?

А.С. Да.

И.К. Хы: Придумают же такое: Ещё как <годен>! Дай Бог всякому!

А.С. Потери от немецких <охотников> были большие?

И.К. У нас в полку - нет. Практически не было. У нас был чересчур опытный летный состав, что бы так легко <попадаться>.

А.С. С <фокке-вульфами> FW-190 вы воздушные бои вели? Если <да>, то, как вы оцениваете боевые качества этого самолёта?

И.К. Я с <фокерами> имел только одну <встречу>, уже самом конце войны. Мы вели к Берлину шестерку штурмовиков. <Мы> это четверка
<Яков>. Шестерка <фоккеров> нас встретила на подходе к цели. Можно сказать, что они к нам агрессивности не проявили. Вроде
попробовали к нам подойти, мы всей четверкой им навстречу. Они изобразили атаку, издалека по нам стрельнули, потом развернулись и на
форсаже на кабрировании ушли. Мы, вроде попробовали за ними погнаться, да куда там?!.. Не догнали. В общем, не стали они нас
атаковать.
Ну, что могу сказать, на основании единственной <встречи>? Немного. На мой взгляд, <фоккер> по скорости - аналогичен <мессеру> (по
крайней мере, мы их не догнали), но сильнее вооружён. У <фоккера> очень сильное вооружение - четыре пушки - <Впереди не появляйся!>
Стреляет - спереди огнем покрывался, чуть ли не до консолей. А по маневру? На вираже, думаю, <Як> с <фоккером> бы потягался. На
вертикали - не знаю.

А.С. Вы в воздухе с <рамой> FW-189 встречались?

И.К. Пару раз.
Эта <рама> проститутка та ещё. Ненавидели её. Где <рама> появляется, то жди бомбардировщиков. <Рама> в воздухе долго не висела.
Раз-два <крутанётся>, а потом смывалась. Только <рама> уйдет, тут же появляются бомбардировщики, <юнкерсы>, <восемьдесят седьмые>
или <восемьдесят восьмые>.

А.С. FW-189 считался <трудным> самолётом для сбития?

И.К. Средним. Она вертлявая и с хорошей скоростью, где-то в <четыреста с лишним>.
Одну <раму> сбили у меня на глазах. Её прикрывали парой <мессеров>, а мы атаковали звеном. Одна наша пара атакой сверху связала боем
<мессера>, а мы, второй парой (я был ведомым), зашли на неё снизу. Мой ведущий атаковал её РСами. Дал залп с метров 200-т, и один РС
попал <раме> точно в балку. Буквально разрубил её пополам. <Рама> рухнула там же, на переднем крае. Никто из неё не выпрыгнул.

А.С. А какой из немецких бомбардировщиков считался самым трудносбиваемым?

И.К. Не-111. Очень прочный, и у него нет <мертвых зон>. Всё вокруг себя простреливал стрелками. Девятка <хейнкелей> идёт - не
подступиться!
Сразу после <хейнкеля>, вторым поставлю Ju-88. Тоже очень прочный, довольно быстрый и с сильным оборонительным вооружением. Но, у
<Юнкерса> уже есть <мертвая зона> (с хвоста). Правда она небольшая, но есть.

---

От	Георгий
К	Георгий (15.01.2005 19:56:45)
Дата	15.01.2005 20:18:30

Часть 8. О разном (*+)

---

http://www.airforce.ru/history/ww2/kozhemjako/page_8.htm

Часть 8. О разном

А.С. Кстати, насчет экипировки, как у нас со снабжением летчиков дела обстояли?

И.К. Да по всякому. В принципе неплохо, но не шиковали. Иногда самому надо было покрутиться, что бы положенное получить.

А.С. Комбинезоны какие использовали?

И.К. Да все, и летний, и зимний, и демисезонный.

А.С. И в зимнем летали? Он разве подвижность не ограничивал?

И.К. Бывало, летали и в зимнем. Подвижность он, конечно, ограничивал, но тут кабина <Яка> выручала. В <Яке> особо сильно корпусом
вертеть не надо, обзор и без этого хороший, ты, главное, головой крути.
Потом завели меховые куртки, это поудобнее комбинезона.
Летом, в жару, часто вообще летали без комбинезона - шлем, очки, перчатки и обычная форма - <х/б> - гимнастерка, шаровары. Всё.

А.С. На ногах что было?

И.К. Сапоги, когда хромовые или яловые, а когда и обычная <кирза>. Что есть, то и выдадут. Зимой - унты.

А.С. Ботинок на высокой шнуровке не было?

И.К. Да ну тебя!.. Скажешь тоже!.. Откуда?

А.С. Как вы сбили свой <мессер> и два <Лаптежника>, я узнал. А как вы сбили третий Ju-87?

И.К. Там совсем просто получилось. Было это уже во время Львовской операции. Мы возвращались с задания, сопровождали штурмовиков
<домой>. А нам навстречу девятка <Лаптёжников>, тоже возвращались с задания. Без прикрытия. У нас приказ строжайший - при
сопровождении ударных машин, истребителям прикрытия запрещается отвлекаться на выполнение других задач, в том числе и на атаку
вражеских бомбардировщиков. Вот смотрим мы на эти Ju-87, <облизываемся>. А последний в девятке <юнкерс> сильно отстал от строя,
видно был подбит над целью. Уж такой случай упустить было бы совсем непростительно. Мой комэск мне и скомандовал: <Кожемяко, атакуй
отставшего! Только быстро!> Ну, мне два раза приказывать было не надо. <Газ>, спикировал, поднырнул снизу, сблизился, дал очередь по
кабине <немца> и опять в строй. На всё ушла одна минута.

А.С. Ju-87 было легко сбить?

И.К. Всё сбить легко, если зашел правильно и стреляешь правильно. Это же правило относится и к Ju-87. Если начнёшь по нему <абы как
стрелять>, то не собьешь - <Лаптёжник> хорошо забронирован был, планер очень прочный. Живучий самолет.
При правильно организованной атаке никто не устоит. Например: ты знаешь, что в нашем полку сбили реактивный самолёт? <Мессер-262>.
Рассказываю: Первый раз этот <мессер> я увидел так - я был в дежурной паре, а он прошел над нашим аэродромом. Мы тогда стояли в
километрах 25-ти от Берлина. <Он> пролетел над нашим аэродромом и буквально на глазах у нас стал штурмовать автостраду Бреслау -
Берлин. (А движение на ней было интенсивным, готовилась Берлинская операция). Наделал он там <дел> - дым, пожар, взрывы боеприпасов.
Потом на штурмовку этой автострады реактивный <мессер> стал летать постоянно, раз в два-три дня, совершенно не обращая внимания, ни
на наш аэродром, ни на наши истребители. Кроме того, этот немец летал и с пропагандистской целью - бросал листовки с обращением
Гитлера, в окруженные нашими войсками Бреслау и Шпандау (которые к этому времени были в нашем глубоком тылу). Текст этих листовок
был примерно такой (нам переводили): <Герои Великой Германии - не сдавайтесь, держитесь! Осталось совсем немного времени, когда я
применю новейшее оружие и мы разобьем большевистские орды! Знак правдивости моих слов - этот новейший самолет! Скоро у нас таких
будут тысячи! Держитесь - победа близка!> (Эти города и держались. Они были уже в плотной осаде, а в них трамваи ходили, заводы
работали.)
<Надоел> этот <реактивный> нашим так, что от командования нашей Воздушной армии поступил приказ, сбить его любой ценой, вплоть до
тарана. Сказать легко, а ты попробуй, когда у него скорость за 800-т. От нас же он получил прозвище <стервятник>. Как только кто
скажет <стервятник>, все сразу понимали, о чем идёт речь.
Сбили его, можно сказать, случайно. Немец просто расслабился. Он настолько презрительно относился к нашим самолетам, что это его и
подвело. Была у немецкого летчика привычка - как атаку сделает (а он больше всего <любил> колоны с горючим), так становится в крен и
обязательно сделает <кружок>, полюбоваться своей <работой>. Этот <кружок> получается на скорости где-то 400 км/час. Вот расстрелял
он очередную колонну, начал делать <традиционный> <кружок>, наклонил самолет и проморгал, взлетевшую с нашего аэродрома шестёрку
<Яков>, которыми командовал комэск Кузнецов. Вообще-то эти <Яки> шли в прикрытии <шестёрки> штурмовиков, но поскольку <немец> был
хорошо виден с нашего аэродрома, то командир полка тут же взлетевшие истребители по рации перенацелил: <Ребята! Бей <стервятника>
над автострадой!>
Они его <клещами> атаковали. <По науке>, правильно. И начали <поливать> со всех сторон. Увидел их немец, а поздно! Хотя попытался
уйти и почти удачно. И вроде бы даже оторвался, пошел на Чехословакию, и наши думали, что уже всё, не догонят. Но тут смотрят -
немец вниз и садится <на живот>. Значит попали. Прилетели на аэродром, доложили, что сбили реактивный <мессер>, но кто конкретно
сбил, совершенно непонятно. Стреляли все. Тут шансы на попадание у всех одинаковы, и у <стариков>, и у <желторотиков> (в этой
шестерке были как опытные лётчики, так и не очень - например, у одного из летчиков это был только второй боевой вылет). Комполка об
успехе доложил <в дивизию>, <дивизия> - <в армию>, <армия> - в Москву. Из Москвы тут же последовал приказ - выделить инженера полка,
необходимое количество машин, охрану, и снять с этого <мессера> всё, что только можно! Взяли два <зиса>, взвод автоматчиков,
техсостава сколько надо и поехали к сбитому.
На месте обнаружили самолет, а невдалеке и труп летчика. Выяснилось, что во время боя, схлопотал <мессер> снаряд в кабину. Видимо
этим снарядом летчик был серьёзно ранен. Сил посадить самолет и даже выбраться из кабины у него хватало. Сил хватило даже на то, что
бы как-то пройти несколько сот метров, до небольшой речушки. А на берегу, похоже, потерял сознание и от потери крови умер. На трупе
нашли и документы, по которым установили, что этот летчик был заводским летчиком-испытателем фирмы <Мессершмидт>. (В Братиславе был
завод по производству реактивных истребителей, с аэродрома этого завода летал и сбитый <мессер>.) С <мессером> наши работали <день и
ночь>, сняли всё, вплоть до мотогондол с моторами. Потом прилетела пара Ли-2 и всё, что было снято, они увезли в Москву. Ну, а
вскоре наши войска взяли Братиславу, так там, на заводе <Мессершмидта>, нам досталось и несколько совершенно неповрежденных
реактивных истребителей.

А.С. Как засчитывались сбитые?

И.К. Да по всякому.
Если я <его> сбил, а <он> загорелся и упал, я должен посмотреть место, где произошло падение, отметить его и время падения на карте.
Если летчиков в группе несколько, то они подтверждают сбитого. Потом запрашивают наземные войска. Если наземные войска падение
подтверждали, сбитого засчитывали обязательно. Если я сбивал в одиночку, тогда на место падения посылали <человека> (офицера или
старшину). Он наземные войска расспрашивал, обломки находил.
К концу войны сбитых стали засчитывать по фотокинопулемёту. У нас ФКП стояли с начала 1944 года. Прилетаешь и говоришь: <Сбил!>
Плёнку смотрят: <Ну и где-же ты его сбил? Нет ничего>. Раз на плёнке нет - значит, не сбил. Или наоборот: <Вот он! Подтверждаем!>

А.С. По подтверждению ведомого могли засчитать? Там летали парой, ФКП самолёты не оборудованы, ведущий сбил - ведомый подтвердил.

И.К. Могли засчитать, но далеко не всегда. Там от человека всё зависело. Если летчик проверенный испытанный боец, то засчитывали, а
если имеет славу балабола и болтуна (а такие были, чего таить?) - не засчитают.

А.С. Были случаи, когда сбитых приписывали?

И.К. Были. Не часто, но бывало. Причины таких приписок могли быть самыми разными.
Такой случай был. На Сандомирском плацдарме. Полетел я с одним замкомэска на <свободную охоту> парой. Этот замкомэска был опытным
летчиком, давно воевал и по количеству сбитых вплотную подошел, к тому, что бы претендовать на <Героя Советского Союза>. Ладно,
подвесили бомбы, полетели. Отбомбились удачно и уже шли обратно, как нам навстречу пара <мессеров> (то же, видать, шли домой).
Сошлись мы с ними на лобовой, потом встали в вираж, раз-два <крутанулись> и разошлись. Всё нормально, но на докладе этот замкомэска
заявляет: <Я <мессер> сбил!> Я ему: <Где же сбил?! Ничего ты не сбил!> Разругались мы с ним страшно! (<По матери> друг дружку
крыли!..) Потом узнаю, что ему этого якобы сбитого <мессера> всё-таки зачли! И всё для того, что бы командование полка могло подать
документы на присвоение ему звания Героя Советского Союза! (Чем больше в полку <Героев>, тем престижнее.) И подали! Только ему эта
приписка всё равно впрок не пошла. Суть человеческую не упрячешь. Он был дебошир, по пьяни подрался, получился шумный скандал,
вообщем, его представление на звание <Героя>, командование Воздушной Армией <завернуло>. И после войны его быстро из рядов ВВС
уволили. За дебоши и пьянку.
Иногда со сбитыми могли и смухлевать. Там пошлют старшину, что бы он у наземных частей сбитого подтвердил, а он определит, что упал
сбитый на стыке частей. Так он и у тех справку возьмёт, что мы сбили, и у других. И выходит, что сбили мы не один самолёт, а два.
Бывало такое: Но, этим не злоупотребляли. Поймают, позора не оберешься, а то и <дело> заведут. Запросто. Мухлевали (чего там
говорить), но не часто и осторожно.

А.С. Самолёты ремонтировали качественно?

И.К. Зависело от обстановки.
На полевых аэродромах, все делалось быстро. Если пробоина, то в перерывах между вылетами - эмалит, перкаль - тяп-ляп, готово!
Основной ремонт был ночами, именно тогда ремонтировали двигатели.
Ну, а во время оперативных пауз уже приводили машины в полный порядок: переборка, подкраска.

А.С. На сколько боевых вылетов хватало истребителя?

И.К. Черт его знает! Не могу сказать точно. У нас <свои> машины появились только к концу войны. Обычно, летали на том истребителе,
который исправен. Я мог четыре боевых вылета за день сделать и все четыре на разных истребителях. Хотя, помню, что комполка как-то
взял себе новый истребитель, так эта машина года два продержалась. На ней ведь летали не часто.

А.С. Как распределялись новые машины между летчиками?

И.К. Зависимость простая - чем опытнее летчик, тем шанс получить новую машину у него выше. <Молодняк> на новых машинах не летал,
слишком велик риск <по дурному> потерять новую машину. (Проще говоря - собьют <молодого> и новый истребитель пропадёт без всякой
пользы.)

А.С. Бывало ли такое, что при невыполнении штурмовиками боевой задачи, истребителям прикрытия боевой вылет не засчитывался?

И.К. Нет.
Одно время было, что истребителям прикрытия не засчитывали боевой вылет, если не было встречи с воздушным противником. Но, это
быстро отменили. Зенитный огонь он ведь никуда не девался.

А.С. Сколько боевых вылетов вы делали за день?

И.К. Ну, у меня бывало и по четыре.
Помню, под Запорожьем были сильные бои. Был у меня тогда день, когда я сделал четыре боевых вылета и все четыре с воздушными боями.
Причем с <настоящими> боями, в которых крутился с <мессерами> минут по 15-20-ть в каждом. И почти без перерыва между вылетами.
Только приземлюсь, а, мне с ведомым, мой комэск Соколов уже кричит: <Иван, садитесь в <виллис>! Быстро в соседнюю эскадрилью, там
пара готовых к вылету истребителей! Вон <Илы>, уже взлетают. Догоняйте!> Мы на машину, бегом заскакивали в самолёты и догоняли <Илы>
уже в воздухе.
Так вот, после четвертого вылета, я даже не понял как приземлился, <помрачение> какое-то наступило. Вроде, помню, я ещё в воздухе,
потом как <провал>, и я уже по полосе качусь. Как садился не помню совершенно. После посадки отдышался, кое-как <выполз> из кабины,
подошел к комэску и сказал: <Я больше не полечу! Всё, сил нет! Земли не вижу!> Он посмотрел: <Отдыхай>. И сразу распорядился, что бы
меня покормили, а потом выделил машину, что бы меня отвезли в деревню, где мы располагались. Больше я в этот день не летал.

А.С. А вот немецкие летчики истребители пишут в своих мемуарах, что делали до восьми боевых вылетов в день, и все с воздушным боем.
Один так даже написал, что тринадцать вылетов за день сделал. На ваш взгляд, это реально?

И.К. Вопрос - что считать воздушным боем? Если вот это обычное немецкое <покрутился - один раз атаковал - убежал> считать воздушным
боем, то почему бы и нет. Так можно и восемь раз за день слетать. Сил хватит.

А.С. Какой была обычная и максимальная продолжительность воздушного боя?

И.К. В 1943-м, обычно 10-20 минут, максимум до получаса. Надо сказать, что после вылета, с 30-ю минутами воздушного боя, скорее
всего, ты второй раз уже никуда не полетишь. У тебя просто сил не хватит. Т.ч. если в немецких мемуарах, тебе будут говорить, что
проводили в день по восемь боев, в каждом из которых <гонялись> с нашими истребителями хотя бы минут по 10-ть, то можешь смело
считать это образцом 100%-го трёпа.
Дальше, с каждым годом войны, продолжительность воздушного боя сокращалась. И под конец немцы вообще перестали вступать в затяжные
воздушные бои.

---

От	Георгий
К	Георгий (15.01.2005 19:56:45)
Дата	15.01.2005 20:18:22

Часть 7. Немецкие летчики (*+)

---

http://www.airforce.ru/history/ww2/kozhemjako/page_7.htm

Часть 7. Немецкие летчики

А.С. На ваш взгляд, какие бы вы могли назвать основные достоинства и недостатки немецких летчиков-истребителей?

И.К. Они были очень расчетливы. Это их основное достоинство и основной недостаток. Очень жить хотели.
У немецких летчиков было правило, - никогда не веди бой на невыгодных условиях! Это правило, немецкие летчики исповедовали свято. В
бою предсказать поведение немецкого летчика было легко, - он выберет наименее рискованный вариант. Немцы не были трусами (на этот
счет я ни капельки не обольщался), просто голый расчет. Причем это наблюдалось у всех немецких летчиков, как обученных, так и не
очень.
На моей памяти есть несколько боев, которые немцы не смогли выиграть именно из-за своей расчетливости. Надо было рискнуть, тогда бы
почти наверняка выиграли, но они не рисковали.

А.С. У немцев слабо подготовленные летчики были?

И.К. Да всякие были, как и у нас. Хотя, когда я начинал, в 1943 году, у немцев ещё много было хорошо подготовленных лётчиков.
Подготовленных именно в училище. Нам наша разведка докладывала (я это хорошо помню), что большинство немецких летчиков, прибывающих
на фронт для пополнения (а их то мы в основном и сбивали), подготовлены по сокращенной программе, всего 100 часов училищного налета
на <мессершмидте>. Сокращенную, потому, что раньше было 200, а то и 300 часов. Понял? У немцев 100 часов - сокращенная программа. По
училищной подготовке мы, безусловно, уступали.
С ходом войны, уровень подготовки немецких летчиков падал. Да и опытные перестали особо в бой рваться.
В 1943 году, когда я прибыл на фронт, у немцев количество опытных и неопытных летчиков было примерно поровну. Потом количество
опытных стало снижаться, и уже в 1944 году, на опытных приходилась едва ли четверть от общего числа летчиков-истребителей.
Сильным качеством немцев было то, что они всегда умели создать численное преимущество. Даже в 1944-45 годах, нас, бывало, атаковали
группы немецких истребителей численностью до 16-20-ти машин. Это на 8-12 наших <Яков>. Другое дело, что в это время, даже при таком
численном преимуществе немцы в бой вступали крайне неохотно. Не те у них уже были летчики, не то, что в 1943-м.

А.С. Самый результативный французский ас П.Клостерман, о люфтваффе 1944 года, сказал: <:В люфтваффе, похоже, не было <середины>, и
немецких летчиков можно было разделить на две вполне четкие категории. Асы, составлявшие от общего числа летчиков 15-20%,
действительно превосходили средних пилотов союзников. А остальные - не заслуживали особого внимания. Отважные, но неспособные
извлечь из своего самолета максимальную пользу. :> (Здесь и дальше цитируется по Клостерман П. Большое шоу. М.: ЗАО Центрполиграф,
2004.) Т.е. это совпадает с Вашим мнением?

И.К. Да, совпадает.
Действительно большинство немецких летчиков не могли извлечь из своей техники всего, что она могла дать. В боях это хорошо
чувствовалось. Наверно поэтому, в маневренные бои они предпочитали не вступать. Наберет высоту, спикирует, отстреляется и в
пикировании же уходит.
Да, и отважными я бы их не назвал (все-таки отвага это нечто большее, чем простое отсутствие трусости). У немцев отвага всегда
подкреплялась мастерством. Всегда. Чем более опытен был немецкий летчик, тем более активно и наступательно он мог вести маневренный
бой. А уж если немецкий летчик рисковал вступить в маневренный бой <один на один>, то поверь, это значило одно - тебе попался боец
экстра-класса.
Один раз я крепко сошелся с таким <немцем> на виражах. <Трёхточечный> Bf-109G. Получилось так - только мы взлетели со штурмовиками,
ещё и к линии фронта не подошли, а на нас <мессеры> и навалились. Я был ведущим <верхней> пары. Мы немцев увидели издалека, мне мой
комэск Соколов успел дать команду: <Иван! Пара <худых> сверху! Отбивай!> Тут-то моя пара на Як-1 и сошлась с этой парой <сто
девятых>. Немцы завязали маневренный бой, настырные немцы оказались. Во время боя и я, и ведущий немецкой пары оторвались от своих
ведомых. Крутились мы вдвоём минут 20-ть. Сходились-расходились, сходились-расходились!.. Никто не хотел уступать! Что я только не
делал, что бы немцу в хвост зайти - <Як> буквально ставил на крыло - ни черта не получилось! Пока крутились, скорость теряли до
минимума, и как только в штопор никто из нас не сорвался?.. Потом разойдемся, сделаем круг побольше, отдышимся, и снова - сектор
газа <на полный>, вираж как можно круче!
Кончилось всё тем, что на выходе из виража, встали мы <крылом к крылу> и летим в одном направлении. Немец смотрит на меня, я - на
немца. Ситуация патовая. Рассмотрел немецкого летчика во всех подробностях: сидит в кабине молодой парень, в шлеме-сеточке. (Помню,
я ему ещё позавидовал: <Везёт же, гаду!..> - поскольку у меня из-под шлемофона пот тёк ручьем.)
Что делать в такой ситуации - совершенно непонятно. Попытается кто-нибудь из нас на вираж уйти - не успеет встать, противник
расстреляет. Попытается уйти на вертикаль - и там расстреляет, только нос надо будет поднять. Пока <крутились>, только одна мысль и
была - сбить этого гада, а тут <в себя пришел> и понимаю, что дела мои <не очень>. Во-первых, получается, что немец меня боем
связал, оторвал от прикрытия штурмовиков. Не дай Бог, пока я с ним крутился, штурмовики кого-то потеряли - иметь мне <бледный вид и
кривые ноги>. Хоть и дал мне мой комэск команду на этот бой, но получается, что я, ввязавшись в затяжной бой, за <сбитым> погнался,
а выполнением основной боевой задачи - прикрытием <Илов> - пренебрег. Объясняй потом, почему ты оторваться от немцев не смог,
доказывай, что ты <не верблюд>. Во-вторых, появись сейчас ещё один <мессер> и конец мне, я же как привязанный. Но, видимо у немца
мысли были те же, по крайней мере, насчет появления второго <Яка> точно была.
Смотрю - потихоньку отходит немец в сторону. Я делаю вид, что не замечаю. Он - <на крыло> и в резкое пике, я - <полный газ> и от
него в противоположную сторону! Ну тебя на хрен, такого умелого! (Вот и так бывало:) Приземлился и первый вопрос: <Потери есть?!>
<Нет. Все вернулись. И наши, и <Илы> тоже все>. Ху-ух, отлегло!

А.С. И все-таки, на ваш взгляд, почему Вам не удалось одолеть <мессер> в этом бою? Ведь по большому счету ситуация складывалась в
вашу пользу - бой затяжной, скорость потеряна, что не давало немецкому летчику использовать преимущество <мессера> на вертикали, но
бой закончился <вничью>.

И.К. Почему? Первое и самое главное - в кабине <мессера> сидел классный летчик! Вот поэтому я и не одолел. Остальное несущественно.
Главное - лётчик!

А.С. И всё-таки? <Несущественное>?

И.К. Думал я об этом: На мой взгляд, горючего у меня в баках много было: Ведь, только взлетели: Атакуй нас немцы хотя бы минут на
10-15 попозже:
Да, чего теперь рассуждать? Много-мало: Было-не было: Немецкий лётчик был чертовски хорош! Это - точно!

А.С. Немцы действительно в лобовые атаки заходить не любили?

И.К. Действительно.

А.С. Как вы думаете, насколько превосходство <мессера> по скорости определялось тактикой? Ведь по вашим словам, они во многих
случаях начинали бой, получив преимущество по высоте.

И.К. Скажем так, превосходство <мессера> по скорости определялось и этим тоже. Насколько? Затрудняюсь сказать.

А.С. У меня сложилось впечатление, что вы завидовали немецким летчикам-истребителям?

И.К. Ну, если честно: Завидовал. Вольница невероятная. <Когда захочу в бой вступлю, когда захочу - выйду>. Это же мечта истребителя!
А ты как цепной пёс, мотаешься вокруг <Илов>!.. Ни высоты, ни скорости!.. Конечно, завидовал.
Я же говорил, у немцев было правило - никогда не вступай в бой на невыгодных условиях. Если бы я попробовал подобное применить, меня
бы судили.

А.С. Ну, а если какие-то форс-мажорные обстоятельства, когда оперативная обстановка требует вести бой, на любых условиях, в т.ч. и
невыгодных? <Война - перманентный кризис> - ведь когда ещё сказано было. Всегда же может сложиться обстановка когда применяют не то
<что надо>, а то, <что есть>. Как тогда поступали немецкие летчики-истребители?

И.К. У немцев форс-мажора не бывало. Как бы не складывалась обстановка, но, если они считали, что бой для них делается невыгоден,
они его тут же прекращали. Или совсем в бой не вступали. Похоже, немцы своих летчиков сильно берегли, поэтому и позволяли им такие
вещи.
У немцев летчики были элитой. Это даже по их внешнему виду было видно. Нам сбитых приводили, показывали. Ей-богу можно было только
позавидовать, ведь бывало, собьем такого - и видно, сопляк, ни хрена не умеет, но уже как обмундирован!.. Комбинезон, форма - всё <с
иголочки>, шлем-сеточка - что бы голова не потела, перчатки кожаные мягчайшие - что бы ручку <чувствовать>, очки с затемненным
стеклом - что бы солнце не слепило, ботинки на высокой шнуровке - случись прыгать, в воздухе динамическим ударом не сорвёт: Да, что
там говорить... Ценили немцы своих летунов, ничего не скажешь.

А.С. А у нас, какое отношение было к летчикам?

И.К. Отношение было хорошим, но, как говорится, <незаменимых у нас нет>. Мы знали, что если появится необходимость, командиры, не
раздумывая, нас пошлют на смерть. А ты как думал? Летную <норму> не просто так дают, её отрабатывать надо, в том числе и тем, что в
один далеко не прекрасный момент тебя посылают на смерть. И ты летишь. Беспрекословно.
У нас самым приоритетным считалось выполнение задания, мнение и желания летчиков никогда и никого не интересовали. Конечно, когда
штабы планировали боевые действия, то они всегда старались учитывать, соответствие возможностей техники поставленной задаче: <Яки> -
сопровождают штурмовиков, <кобры> - летают на перехват и <расчистку>, <Ла> - сопровождают <пешки>, ведут <охоту> и маневренные бои.
Эта <специализация> безусловно учитывалась, но если вдруг возникала оперативная необходимость, на эту <специализацию> плевать
хотели.
Допустим, засекли наши скопление немецких войск, туда тут же бросают <Илы>. Но, тут выясняется, что <Яков> для сопровождения <Илов>
нет. И <Лавочкиных> нет. (Точнее они есть, но быстро подготовить их к вылету не удастся.) Но, есть <кобры>. И всё, задача решена - и
полетели одни <утюги>, других <утюгов> прикрывать. Потому, что <Аэрокобра> на малых высотах тоже <утюг>, как и <Ил>. А над целью
<мессера>: Отсюда и потери.
Другой вариант. Засекает наша разведка в оперативном тылу немцев, как на железнодорожной станции разгружаются немецкие танки и
пехота. Причем, эта же разведка докладывает, что выгрузку прикрывают крупные силы <мессеров>, занимая все эшелоны от 3-х до 7-ми
тысяч метров. Тут же принимается решение - нанести удар двумя-тремя девятками Пе-2. Но, тут выясняется, что ни <кобр>, ни
<Лавочкиных>, для их прикрытия нет. Зато есть <Яки>. Так какая проблема? Тут же выделяют группу <расчистки>, которая должна связать
боем <мессера> на 7000 метров. Вперед, ребята! А ты представляешь, каково это вести на <Яке> бой с <мессером> на 7-ми тысячах?! Это,
я тебе скажу, задачка не для слабаков. Так дрались, не убегали. Опять потери.
Да, что там про кого-то говорить? Я тебе говорил, что обычно нас на бомбометание и штурмовку, не посылали туда, где был сильный
зенитный огонь? Так вот, под Губиным (где я на Як-9Т стрелял по немецким танкам), зенитный огонь был сильнейший, настоящая
<мясорубка>. Немцы нагнали туда зениток немеряно (видно на свои истребители уже не надеялись). Наша разведка, похоже, эту танковую
группировку, <вскрыла> в последний момент, уже <изготовившейся>, поэтому на её уничтожение бросили все наличные силы авиации, в т.ч.
и нас, хотя при зенитном огне такой плотности штурмовать истребителями нельзя. Плотнейший огонь <эрликонов>! Но, обстановка
потребовала и нас бросили на штурмовку.
Вот так мы и воевали.
Если сравнивать по потерям, то мы их несли всегда больше, чем немцы. И в воздушных боях, и от огня зенитной артиллерии. Просто
потому, что нам нельзя было ни выбирать, ни убегать. Тут уж изворачивайся как можешь, но убегать не смей.

А.С. Ну, мне всё понятно, но уж больно кроваво нам победа досталась.

И.К. А ты как думал?! Уж поверь, мы своей крови пролили не мало.
Честно сказать, я иногда логики действий немецких летчиков вообще не понимал. Представь, вот ходит наша шестерка, патрулирует район,
на 3000 метров. Пункт наведении докладывает: <<Сокол> внимание, к вам на 3500 подходит восьмёрка <мессеров>>. Ясно, и мы <боевым
разворотом> уже на 4000. Восьмерка <мессеров> подошла, а мы уже выше их. Что делать немцам? Надо, конечно, с нами бой принимать, но
тогда придется драться на горизонталях, потому как, атакуя на вертикальном маневре, они скорость потеряют. А что делали немцы?
Форсаж, пикирование и в сторону - набирать высоту. Пока они её набирают, нас пункт наведения уже перенацеливает: <Внимание! Подходит
две девятки <юнкерсов-88>! Немедленно атакуйте!> Мы в пикировании на <юнкерсы>. <Юнкерсы> видя, что на них в атаку идут советские
истребители, тут же избавляются от бомб, разворачиваются и на форсаже <домой>. Бомбометание сорвано. Мы за <юнкерсами>, они от нас.
Оглядывается, а <мессера> уже сзади и выше нас, тоже пикируют, гонятся, но за нами. Догоняют. Та-ак: Хоть и хочется сбить <юнкерс>,
но дуриком погибать из-за этого не стоит. <Боевой разворот> и заходим на <мессеры> в лоб. Они, не принимая нашу атаку, уходят
кабрированием. На этом всё заканчивается.
Приземляемся довольные страшно: <Ну, мужики, как мы немцев шуганули?! Лихо?! Лихо!> Я потом думаю - ну, ладно, мы налёт сорвали, а
для чего немцы прилетали? Ну, какой смысл был в этом вылете?

А.С. По крайней мере, <мессеры> свои бомбардировщики прикрыли, ведь вы же никого не сбили.

И.К. Ну, если из этого исходить:

---

От	Георгий
К	Георгий (15.01.2005 19:56:45)
Дата	15.01.2005 20:08:20

Часть 6. Советская тактика боевого применения против немецкой (*+)

---

http://www.airforce.ru/history/ww2/kozhemjako/page_6.htm

Часть 6. Советская тактика боевого применения против немецкой

А.С. Иван Иванович, в нашем разговоре постоянно фигурирует термин <виды боевых задач для истребителей>. Можно подробнее, о разных
видах боевых задач, ну и объяснить заодно, при выполнении каких задач был эффективнее <мессер>, а при каких - <Як>?

И.К. Тогда, во время войны, истребители выполняли следующие виды боевых задач:
1. <свободная охота>;
2. маневренный бой с истребителями противника;
3. бой с истребителями противника, в непосредственном сопровождении ударных машин;
4. атака бомбардировщиков противника.
<Свободная охота> - бой по принципу <ударил-убежал>. <Чем> и <по чему> ударил - пулемётно-пушечным огнём по самолету противника или
бомбами по наземной цели - неважно. Принцип один - один единственный внезапный удар, с уходом от цели на максимальной скорости.
Здесь <мессер> вне конкуренции, намного сильнее <Яка>. Уже потому, что <мессер> быстрее.
Я не знаю точно, но думаю, что за счет того, что <сто девятый> металлический и ударная нагрузка у него должна быть побольше, чем у
<Яка>. Кроме того, в <пятиточечном> варианте <сто девятый> нёс значительно более сильное пушечное вооружение, чем <Як>.

А.С. Вы не ошибаетесь, <мессер> мог нести 250 кг бомбу. На 50 кг больше, чем ваши <Яки>.

И.К. Вот видишь, поэтому я и говорю, что <мессер> намного лучший <воздушный охотник>, чем <Яки>. Если бы мне постоянно ставили
задачу только на <воздушную охоту> и спросили <какой истребитель я бы выбрал - <Як> или <мессер>?> - я бы не колеблясь остановился
на <мессере>. Уйти от противника <на скорости>, не заморачиваясь с пикированием (и прочими видами маневра), а просто включив форсаж,
это одно из самых важных качеств истребителя-<охотника>. Именно так <мессера>-<охотники> от <Яков> и уходили. <Як> же от <мессера>
таким образом уйти не мог.

А.С. Очень понятное объяснение. Теперь сравним Як-1 и Bf-109G в маневренном бою <истребитель против истребителя>, т.н. <собачьей
свалке>.

И.К. Обычно, такой маневренный бой истребители ведут при <расчистке> воздуха, когда не связаны непосредственным прикрытием ударных
машин. Реже, когда встречаются <охотники> (но, тоже бывало). В таком виде боя никаких ограничений на скорость и маневрирование нет.
В этом виде боя <Як> и <мессер> примерно равны (при условии одинакового мастерства их лётчиков, естественно). Но и здесь есть
некоторые <ньюансы>, которые необходимо учитывать:
1. Бой должен вестись на высоте не выше 4000 метров. Выше 4000 метров преимущество будет за <мессером>, как имеющего более высотный
двигатель. Он по скорости <Як> начинал очень сильно превосходить, больше чем на 20 км/час.
2. Если бой ведётся на высоте ниже 4000 метров, то в начале боя небольшое преимущество тоже будет у <мессера>, поскольку на
максимальной скорости, он превосходит <Як> на <вертикали>. Превосходство на вертикали, даёт в начале боя преимущество по завладению
высотой, а значит и боевой инициативой.
3. Если бой <подзатянется>, то скорости начнут падать, и преимущество постепенно начнет переходить к <Яку>. С падением скорости
возможность проведения вертикального маневра падает, а ценность горизонтального манёвра возрастает. Таким образом, превосходство в
бою постепенно перейдет к <Яку>, как превосходящему своего противника <на горизонтали>. Затяжной бой <мессеру> тактически не
выгоден.

А.С. Т.е. как я понял, когда вы говорите о <маневренном бое> вы имеете в виду именно вот эту разновидность боя истребителей -
истребителей с истребителями?

И.К. Совершенно верно. В других случаях я говорю <свободная охота>, <непосредственное сопровождение>, <атака бомбардировщиков>.

А.С. А когда выгоднее иметь преимущество, вначале боя или в конце?

И.К. Вначале повыгоднее. При правильной организации боя, ты можешь это преимущество реализовать, завладеть инициативой, связать боем
и сбить своего противника. Или, по крайней мере, если бой начинает складываться не в твою пользу, то владение инициативой позволит
тебе в любой момент бой прекратить.
На войне так и бывало, если <мессерам> не удавалось нас сбить сразу, и они видели, что с нами справиться не удаётся, то они из боя
просто выходили. Выход на вертикаль, перевод в пикирование, и догнать их <Яки> не могли.

А.С. Скажите, а вот до какой величины в бою должна была упасть скорость, что бы к <Яку> перешло преимущество в манёвре?

И.К. Не могу тебе точно сказать. Но, этот момент я хорошо чувствовал, вдруг вот, ты понимаешь, что на вертикаль <он> уйти уже не в
силах. Догоню. Всё, настало <моё> время! <Лови> <его>, гада! И надо <поторапливаться>, потому, что немцы этот момент тоже улавливали
четко. Бой тут же прекращали, в пикирование: и только мы их и видели.

А.С. Понятно. Теперь обсудим Як-1 и <мессер> в непосредственном сопровождении ударных машин. Ударными машинами, как я понял, должны
быть или Ил-2, или Ju-87, как машины низковысотные.

И.К. При непосредственном сопровождении, преимущество будет за <Яком>. Безоговорочно.

А.С. Почему?

И.К. Видишь ли, наличие строя бомбардировщиков (или штурмовиков), накладывает серьезные ограничения на проведение вертикального
маневра. Огонь стрелков не дает атакующему истребителю выходить из атаки вверх, только в сторону.
Отсюда, истребитель непосредственного сопровождения, тем лучше, чем лучше маневрирует по горизонтали. Поскольку <Як> обладает лучшей
горизонтальной маневренностью, чем <сто девятый>, поэтому он и будет лучше.

А.С. А превосходство <мессера> в скорости, разве здесь роли играть не будет?

И.К. Нет. При сопровождении бомбардировщиков, на максимальной скорости не идут, что бы от них не отрываться. И за истребителями
противника особо не <гоняются>, поскольку нельзя ударные самолёты бросать.
В <непосредственном сопровождении> весь бой строится на <вираже> и <боевом развороте>, т.е. на том, в чем <Як> явно сильнее.
Кстати, в бою с бомбардировщиками и их истребителями непосредственного сопровождения (в качестве истребителя ПВО), пожалуй, <Як>
тоже будет предпочтительнее <мессера>, поскольку и в таком бою, решающим будет превосходство по горизонтальной маневренности. Что бы
бомбардировщики <разгонять>, особо большой вертикальной маневренности не требуется, а вот горизонтальную маневренность надо иметь
повыше.
Да и особо большая скорость тут тоже не нужна. Бомбардировщики, ведь на максимальной скорости тоже не атакуют, а если и атакуют, то
перед стрельбой скорость сбрасывают. Если скорость не сбросить, то не попадёшь, а если, вдруг, и попадешь, то, скорее всего,
количество попаданий будет недостаточным для надежного поражения цели. И, как я сказал, из такой атаки часто выходят <в сторону>,
т.е по горизонтали.

А.С. На примерах можете пояснить? Показать тактику истребителей в прикрытии ударных машин? И наших, и немецких.
Как вариант: шестерка <Яков> сопровождают шестерку <Илов>, и отражают нападение шестерки <мессеров>. Такое соотношение сил бывало?

И.К. Бывало и не раз. Во вторую половину войны соотношение <Илов> и <Яков> часто было <один к одному>. На шестёрку <Илов> - шесть
<Яков>, на четверку - четыре, на восьмёрку - восемь.

А.С. Как строился боевой порядок <Илов> и прикрывающих их <Яков>? Скорости и интервалы?

И.К. <Илы> идут в <пеленге>, на высоте от 1000 до 2000 метров. <Яки> идут в парах, прикрывают строй <Илов> справа, слева и сверху.
Пары сбоку идут в метрах 300-400-х от <Илов>, с незначительным превышением, где-то 100 метров. Пара сверху висит над строем <Илов>,
метров на 500-т выше. Если, например, <пеленг> <уступом вправо>, то пара <Яков> слева - идет вровень с ведущим <Илом>, пара справа -
вровень с замыкающим <Илом>. Естественно, что <Яки> идут <зигзагом> постоянно контролируют окружающее пространство. Скорость илов -
300-350 км/час, <Яков> - 400-450 км/час. Если над целью нет истребителей противника, то <Илы> становятся в <круг> и в несколько
заходов <обрабатывают> цель. (Наш <Иван> он такой, будет долбить до тех пор, пока весь боекомплект до последнего патрона не
расстреляет.) Мы, в этот момент, уходим на 500 метров выше и метров на 500 в сторону, ходим там зигзагами - контролируем воздушное
пространство. После завершения бомбо-штурмового удара опять строим прежний боевой порядок.

А.С. Теперь представим, что на подлете к цели, вам встретилась <шестёрка> Bf-109G, как они будут атаковать? Кстати, немцы чаще
атаковали на подходе <Илов> к цели, или на отходе?

И.К. Чаще на подходе, но могли и на отходе, на преследовании.
Немцы были очень расчетливы и осторожны, <очертя голову> в атаку не кидались. Обычно <мессера> занимали высоту метров на 500 выше
той пары <Яков>, которая была сверху. Дальше <мессеры> становились в широкий <круг>, кружились, маскировались в облаках (если
облачность есть), выбирали благоприятный момент для нападения. Когда же он наступал (по их мнению), то обычно следовала атака
одиночным <мессером> на максимальной скорости, в крутом пике - 600-620 км/час. Чаще всего со стороны солнца, по замыкающему <Илу>.
План у него такой - ударить на максимальной скорости, сбить <Ил>, отвернуть и выскочить на вертикаль.
Как вариант такой атаки - атака <низом>. Т.е. немецкий летчик пикировал значительно ниже <Илов>, на <бреющем>, на высокой скорости
проходил над землей, затем атаковал <Ил> в <брюхо> и опять-таки уход в сторону и вверх.
Перед атакой другие <мессеры> могли атаку сымитировать, для нашей дезориентации, что бы мы основную атаку <прошляпили>. Но, могли и
не имитировать, тогда немецкий летчик полагался только на внезапность.

А.С. Допустим, вы ведущий той пары, которая прикрывает замыкающий <Ил> и вы увидели атаку <мессера>. Каковы будут ваши действия?

И.К. Парой навстречу атакующему <мессеру>, атака на встречно-пересекающемся курсе, на кабрировании, если он атакует сверху, и в
пикировании, - если атака снизу. Поставим заградительный огонь. Скорее всего, я <мессер> не собью, поскольку вероятность попасть на
таком ракурсе невелика (хотя были случаи, попадали), но, своим огнём я заставлю его сойти с рассчитанного курса атаки. После
расхождения, закладываю вираж (или <боевой разворот>, если атака шла <низом>) на минимальном радиусе (тут главное <мессер> из виду
не потерять) и стреляю вдогонку. Догнать я его не могу - у меня скорость будет в районе 450 км/час, а у него 600-620-ть, но, моя
стрельба не даст ему хорошо прицелится. Тяжело целиться, когда сзади, мимо твоей кабины трассы летят. Кроме того, я ведь могу и
попасть (по крайней мере, хоть 1-2 пулями).
Если немец шел <низом>, а у меня был запас <расстояния>, то я мог, ему навстречу не выходить, а пропустить его мимо (дескать, не
заметил), а потом резким виражом прямо в хвост. В общем, всё зависело от обстановки.
Немцу навстречу ещё и стрелки <Илов> стрелять будут из крупнокалиберных пулемётов. Тоже приятного мало.

А.С. И что будет делать <мессер>?

И.К. В этой ситуации у немецкого летчика есть два варианта действий: 1-й - невзирая на меня и стрелков <Илов>, подсбросить скорость
и отстреляться по <Илу> более-менее точно. Если рассчитать всё правильно, то так сбить <Ил> вполне можно. Этот вариант невероятно
рискованный - и я тогда смогу <мессер> догнать (я-то на <полном газу> за ним гонюсь, скорость набираю), и у стрелков <Илов>
вероятность попасть в него резко возрастает. 2-й - продолжить атаку на полной скорости. Риску меньше, но и вероятность сбить <Ил>
крайне мала (хотя иногда тоже бывало). <Ил> маневрирует, разница скоростей <мессера> и <Ила> велика. Да и стрельба ведется просто
<по <Илу>>, при такой скорости сближения говорить о стрельбе <по кабине> или <по маслобаку> не приходится. Поэтому, действуя таким
образом, немец или совсем в <Ил> не попадёт, или попадёт всего парой-тройкой, а то и одним снарядом (что, обычно, для <Ила> не
<смертельно> - броня!).

А.С. И какой вариант обычно выбирали немецкие летчики?

И.К. Конечно, второй! Никогда скорость не сбрасывали! На максимальной скорости удар и уход на вертикаль! Если он скорость потеряет,
я же его догоню. Немцы риска не любили. Первый вариант, это для 100 % внезапной атаки, когда немецкий летчик видит, что совершенно
нет противодействия. Только тогда можно скорость подсбросить.

А.С. Как действовали немецкие летчики и вы после атаки?

И.К. Он, в сторону, от строя <Илов> подальше и, затем, на вертикаль, а моя пара, пока он идет вверх, снова займёт свое прежнее место
в строю. Я за <мессером> гнаться не буду, тем более, что нам категорически запрещалось <бросать> штурмовики.

А.С. Еще атаки будут?

И.К. Больше немцы, скорее всего, атаковать не будут. Почему? Ну, во-первых, у них нет численного превосходства. Во-вторых, по тому,
как моя пара лихо отбила атакующий <мессер>, они поймут, что противостоят им опытные летчики, а не <желторотики> (с опытными
связываться очень рискованно - сбить могут). В-третьих, если во время первой атаки, немецкий летчик мог рассчитывать на внезапность,
то на второй - ни о какой внезапности не может быть и речи. Атаковать без внезапности и при равных силах - риск, по немецким меркам,
недопустимый.
Точно так же, одной атакой, немцы будут нас атаковать, если их будет меньше, чем <Яков>.
Многократно немцы будут атаковать, если у них будет численное превосходство. Будут пытаться нас <раздергать>, <оторвать> от <Илов>.
Вот тут они постараются, будет очень тяжело их отбить. Такой бой может быть очень долгим.
Тут тебе надо знать ещё один маленький <нюансик>. Если немцы сбивали хотя бы один <Ил>, имея численное превосходство, для нас всё
заканчивалось <простым разносом>. Если же немцы сбивали <Ил> будучи в меньшинстве, истребителей прикрытия ждал суд военного
трибунала. Т.ч. сколько бы немцев ни было, мы не расслаблялись. По крайней мере, при мне, судов за потерянные <Илы>, не было (а до
меня - были).

А.С. Стали судить меньше или вы стали надёжней прикрывать.

И.К. Прикрывать надёжней стали.

А.С. А мог немецкий летчик, выходя из атаки, вперед проскочить, под или над строем <Илов>?

И.К. Не было такого. <Илы> ему вдогонку, из курсовых пушек и пулемётов (а у <Ила> курсовое вооружение мощнейшее), могут так врезать,
что <костей не соберёт>. Нет, выход из атаки всегда в сторону от <Илов> и на вертикаль.

А.С. Во время штурмовки, когда <Илы> станут в <круг>, немцы могут атаковать?

И.К. Нет. В зону зенитного огня они не сунутся. В <круг> илов тоже соваться не будут. <Илы> ставшие в <круг>, это почти не
разбиваемо. <Мессера> просто подождут, когда <Илы> пойдут <домой>, а значит и выйдут из <круга>.

А.С. При атаке <на отходе от цели>, тактика немецких летчиков менялась?

И.К. Нет. Всё было точно так же. Нам было сложнее - строй <Илов> растягивался.

А.С. Вы сказали, что немцы атаковали одиночным истребителем. А парой или группой истребителей они могли атаковать?

И.К. Нет, не припомню таких случаев. Всегда атаковали в одиночку.

А.С. А чем вы это объясняете?

И.К. Ну, это вопрос не ко мне, с ним тебе надо к немцам.

А.С. Ну, а если бы попытались атаковать группой?

И.К. Ну и мы бы зашли им <в лоб> группой. Такой вариант противодействия тоже предусматривался.

А.С. А могло быть так, что прокрутятся немцы вокруг вас, а атаковать так и не решатся?

И.К. Нет. Хотя бы один раз, но обязательно попытаются. Хоть в одиночку, но попытается, там низом подобраться или сверху, на высокой
скорости.

А.С. А могли немцы атаковать не <Илы>, а вас? Как вы поступали в случае такой атаки?

И.К. Могли атаковать и меня. Эту атаку я отражал, примерно так же, как и атаку на <Ил> - контратакой <в лоб>, и разворот с заходом
<мессеру> в <мёртвую зону> сзади и снизу (что бы он меня потерял). Хоть чуть зазевается - собью.

А.С. Как я понял, вот это <он - налетел, я - отбил> воздушным боем не считалось?

И.К. Нет. Воздушный бой это <карусель>, когда обе стороны хотят решить все свои задачи в маневренном бою. А <налетел-отбил> это
просто боевое столкновение.

А.С. Принцип ваших действий в прикрытии понятен - <справа, слева и сверху>. С увеличением количества истребителей, этот принцип
как-то менялся?

И.К. Нет. Допустим, если идёт двенадцать <Илов>, то их прикрывают <четвёрка> справа и слева, пара сверху (на 500 м выше) и еще одна
пара сверху (на 1000 м выше). Принцип наших действий не менялся.
Если наших истребителей было много, то могли группу выделить навстречу немецким истребителям (обычно четверку-шестерку), что бы эта
группа их отогнала (если наших было больше) или боем связала (если наших было меньше). Если наших было меньше, то, тут немцам была
радость настоящая, всеми силами кидались на эту группу и вообще об <Илах> забывали. В меньшинстве немцы в маневренный бой не
вступали.
А вот что бы все наши наличные истребители в бой с немецкими кинулись, такого не бывало. Т.е. у нас обязательно, даже если часть
истребителей дралась с немецкими, то другая часть продолжала осуществлять непосредственное прикрытие и в бой не лезла.

А.С. А если в прикрытии было только одно звено - четыре истребителя, то, тогда как вы действовали?
И.К. Да, в принципе, так же - одна пара прикрывает замыкающий <Ил>, а вторая - над <Илами> сверху.

А.С. Как я понял, Пе-2 вы тоже прикрывали. Порядок их сопровождения отличался от того, какой был при сопровождении <Илов>?

И.К. Отличался. Во-первых, мы шли на большей высоте, <пешки> - на 3000 метрах, а мы так ещё выше. Во-вторых, и боковые пары или
четверки шли с превышением (боковые на 400-500 метров выше <пешек>, а центральная - на 600-1000 м). В-третьих, шли на более высокой
скорости, особенно от цели.
Я полеты на прикрытие Пе-2 не любил. Прикрывать <пешки> тяжелее, чем <Илы>. Во-первых, за счет высокой скорости <пешек>, потерять их
очень легко - вроде только одну атаку отбил, а они уже почти оторвались.
Во-вторых, опять-таки за счет высокой скорости <пешек> и того, что они летают дальше и выше <Илов>, у нас резко возрастает расход
горючего (поэтому в этих вылетах мы летали с подвесными баками).
Ну и в-третьих, тяжело контролировать нижнюю полусферу. Пе-2 идут высоко, а мы ещё выше - есть <мессерам> простор для атаки снизу.
Правда, у <пешек> нижнюю полусферу стрелки прикрывали (была у Пе-2 нижняя огневая точка), это помогало такие атаки отбивать, но всё
равно, прикрывать <пешки> тяжелее.
Вот, чем <Илы> были хороши, то тем, что на отходе от цели могли вообще идти на высоте 150-200 м. Как их снизу атаковать? А на крутом
пикировании? На 600 км/час это практически невозможно.

А.С. Теперь поменяем задачу наоборот - <шестерка> <мессеров> сопровождает <шестерку> Ju-87, и отражают нападение <шестерки> <Яков>.
Какова была тактика немецких истребителей в прикрытии?

И.К. Не похожа на нашу совершенно.
<Юнкерсы> шли где-то на 2000 метров в <пеленге>, а шестерка <мессеров> ходила <зигзагом> на 1000 м выше их. При подходе к району
бомбометания, <сто девятые> оставляли своих бомбардировщиков, вырывались вперед и связывали боем истребителей прикрывающих район.
Перед атакой старались набрать высоту, что бы атаковать наши машины сверху и на высокой скорости. Пока <мессеры> ведут бой,
<юнкерсы> становятся в <круг> и свободно бомбят. Делают один заход (в отличии от наших <Илов>, которые делали по несколько заходов,
<штуки> делали только один - немцы атаками не увлекались), потом выходят из атаки и <на полном газу> домой. После этого из боя
выходят и <мессера>.
Подобным образом <мессеры> прикрывали все типы своих ударных самолётов - Ju-87, Ju-88 и Не-111. Только два последних в <круг> не
становились, бомбили обычными девятками.

А.С. Тогда вот такой вопрос, - при какой тактике прикрытия истребителей, нашей или немецкой, ударные машины несли меньше потерь?

И.К. По потерям примерно одинаково.

А.С. Тогда еще один вопрос, а что мешало нашим истребителям действовать подобно немецким? Вырываться вперед и атаковать истребители
противника на высокой скорости?

И.К. Видишь ли, каждая тактика имеет как свои достоинства, так и свои недостатки. У нас считалось, что недостатки немецкой тактики
перевешивают её достоинства.

А.С. Какие недостатки и достоинства у той и другой тактики? Начнём с нашей.

И.К. У нашей тактики недостатки были следующие:

1. Истребители ведут бой на малой скорости, что не позволяет эффективно преследовать противника.
2. Бой ведется <от обороны>, т.е. инициатива у противника.
3. Наш бой требует очень четкого взаимодействия как пар истребителей между собой, так и истребителей со штурмовиками.
4. Повышенная уязвимость истребителей от огня ЗА. Ведь мы всегда были рядом со штурмовиками, в том числе и в зоне зенитного огня.
Конечно, в самое <пекло> мы не лезли, но всё равно нам периодически <перепадало>. Бьют по штурмовикам, значит, бьют и по нам.
5. Даже не знаю, считать ли это недостатком: Маленькая результативность.
При нашей тактике очень тяжело сбивать. Почти все атаки на встречно-пересекающихся курсах, тяжело попасть. Мы не сбивали, мы
отбивали.

Достоинства:

1. Удар штурмовиков (или бомбардировщиков) для противника совершенно внезапен.
2. Наша тактика позволяет сохранять строй ударных машин, потому как:
А. Наша тактика позволяет довольно эффективно вести бой, когда наши истребители в меньшинстве.
Б. Наша тактика не даёт прорвавшимся истребителям противника <зависнуть> в атаке, что бы поразить несколько ударных машин за заход.
3. Бой ведется <на горизонталях>, т.е. на тех элементах, в которых наши машины сильнее.

Достоинства немецкой тактики:

1. Истребители начинают бой на высокой скорости, а часто и с превышением по высоте, т.е. можно с самого начала боя завладеть
инициативой.
2. Бой ведётся активно-наступательно, с сильным элементом внезапности и навязыванием противнику своей воли. Отсюда и довольно
высокая результативность истребителей. Атаковал внезапно - значит сбил.
3. Бой ведется <на вертикали> (по крайней мере, вначале), на которой <мессер> особенно хорош.
4. Истребители почти не несли потерь от огня ЗА. В зону зенитного огня немцы не входили.

Недостатки немецкой тактики:

1. Теряется внезапность бомбового удара. Появление истребителей впереди ударных машин приводит к тому, что все средства ПВО в районе
удара успевают привести в максимальную боевую готовность, а всё остальное успевает попрятаться. Из-за этого эффективность бомбового
удара падает (иногда довольно сильно).
2. Немецкая защита <односторонняя>, т.е. бой ведется только с теми нашими истребителями, которые немцам удаётся <связать>. Оставляя
даже на короткое время свои ударные машины без прикрытия, немцы делают их очень уязвимыми от атак с других сторон, оттуда, где нет
немецких истребителей. Появись в этот момент хоть одна наша пара (да, что там пара - один истребитель), немецким бомбардировщикам не
поздоровится. Даже атака одной пары чревата если не потерями, то разрушением строя ударных машин, а значит и срывом бомбового удара.
3. Немецкая тактика неэффективна, если ты ведешь бой в меньшинстве или когда не удаётся захватить инициативу (это когда к моменту
боевого соприкосновения противник уже изготовился - набрал максимальную скорость или имеет превышение по высоте, а то, и то, и
другое).

А.С. Вот, что мне непонятно, почему наша тактика эффективна, когда истребителей противника больше, чем истребителей прикрытия?

И.К. Видишь ли, когда штурмовики или бомбардировщики идут в плотном строю, то ракурсы атак такого строя ограничены. Например: с
ракурса в 4/4 никто не атакует, так чего его прикрывать. Т.е. задача истребителей непосредственного сопровождения качественно
перекрыть именно эти ракурсы атак. Если это делать умело, то даже одной-двумя парами истребителей можно весьма эффективно
отбиваться. (Другое дело, что такое умение далеко не всем лётчикам <по плечу>.) При немецкой же тактике надо перекрывать не ракурсы
атак, а направления подходов к <бомбёрам>, а это полные 360о. Если ты в меньшинстве, то всё не перекроешь. Это просто физически
невозможно.

А.С. Если я понял правильно, вы с немецкой тактикой научились достаточно эффективно бороться? Как это происходило?

И.К. Научились не сразу, но научились, и довольно эффективно.
В сущности, немецкая тактика защиты ударных машин ничего особо сложного из себя не представляла и была построена на двух элементах -
внезапности и превосходстве <мессера> в вертикальном маневре. Получается, что всё, что препятствует внезапному нападению и не дает
немцам вести бой на вертикали, это всё работает против немецкой тактики. С приобретением боевого опыта в наших ВВС был проведен
целый комплекс мероприятий повысивших эффективность нашей истребительной авиации.
Прежде всего, это работа штабов. Штабы стали полкам ставить такие боевые задачи, которые наиболее соответствовали возможностям
техники. Вот у меня 80 % боевых вылетов на 1-й ступени нагнетателя. Это показатель высокой эффективности работы людей ставивших мне
боевые задачи, то есть, в 80 % боевых вылетов я вёл бой на такой высоте, где мой самолет показывал наивысшие характеристики. Опять
же, 2/3 моих боевых вылетов, это на прикрытие штурмовиков, т.е. я занимался именно тем, для чего мой истребитель и был предназначен.
Кроме улучшения работы штабов, у нас появились тактические приёмы и технические средства, которые позволяли эффективно как
противостоять немецким истребителям, так и срывать атаки немецких бомбардировщиков.
Прежде всего, это улучшение работы постов ВНОС (Воздушного Наблюдения, Оповещения и Связи). Если ещё полковая служба ВНОС полагалась
на визуальное и звуковое обнаружение машин противника, то уже дивизионные пункты наведения обеспечивались радиолокационным
прикрытием. Т.е. о подлете немецких истребителей и бомбардировщиков нас предупреждали заранее. Мы успевали набрать высоту, а значит,
и завладеть инициативой уже с самого начала боя.
Заблаговременное обнаружение немецких самолётов, так же позволяло активно маневрировать силами истребителей. Поэтому бывало и так,
что <мессеры> успешно связывали боем наши истребители, прикрывающие район, но немецкие бомбардировщики всё равно подвергались атаке,
только их атаковала группа или переброшенная с другого района, или экстренно поднятая с аэродрома. А поскольку непосредственного
прикрытия у немецких бомбардировщиков не было, то и атака наших истребителей была эффективна.
Помню, бросили нас на перехват <восемьдесят седьмых>. <Мессеров> уже рядом с ними не было, но когда мы к ним подлетели, они уже
встали <в круг> и готовились пикировать. Вот я исхитрился в этот круг <вписаться> и один Ju-87 сбить (это был мой третий сбитый).
<Круг> естественно развалился. Тут и все наши на них накинулись.

А.С. Так <Як> мог <вписаться> в <круг> Ju-87? Неужели радиус виража позволял?

И.К. Если <юнкерсы> становились в <круг>, то <Як> в этой же плоскости <вписаться> не мог (уж больно маленький вираж у <Лаптёжника>),
только сверху или снизу. Я ведь тоже <вписался> сверху, замаскировался облаком и проскочил. <Проморгали> меня немецкие стрелки.

А.С. Какие тактические приёмы вы применяли для нейтрализации немецких истребителей?

И.К. Из тактических приемов, применяемых нами, одним из самых эффективных считалась атака плотной группой, с выходом на ведущего
немецкой бомбардировочной группы <в лоб>. Этот прием был хорош, как для отражения атаки <мессеров>, так и для разрушения строя
немецких бомбардировщиков.
Помню бой.
Мы вылетели шестеркой Як-1 на патрулирование. Пункт наведения доложил, что к переднему краю идет девятка <Лаптёжников>. Мы
изготовились и атаковали <в лоб>. Шестеркой, сомкнувшись <крыло в крыло>, атака на ведущего девятки. Шесть пушек и шесть
крупнокалиберных пулемётов, как въе:ли!, так ведущий <юнкерс> сразу взорвался! Мы над самым строем несёмся (Ju-87 как обычно шли в
<пеленге>) - они врассыпную! Тут нам ещё немного повезло, замыкающий строй самолет отстал, мы слегка пикирнули и по нему огонь всей
<шестёрки>! Он тоже взорвался. <Лаптёжники>, бросая бомбы куда попало, - в разные стороны. Мы разбиваемся на пары, закладываем
крутейшие виражи, и давай атаковать уже разбегающихся фрицев. Я был ведущим пары. Захожу на одного снизу - ловлю в прицел кабину!
Очередь! Он, на крыло лёг и в землю! Всего в этом бою мы сбили четыре бомбардировщика - два на лобовой и два на преследовании. Тех,
что сбили на лобовой, записали на групповой счет (пойди пойми, чей снаряд сбил, все же стреляли), а тех, что сбили на преследовании,
записали на личные счета летчиков, в т.ч. и один лично мне. Это был мой второй сбитый.

А.С. Тогда вопрос - а где были немецкие истребители? Они вообще были?

И.К. Были. Толи шестерка, толи восьмерка <мессеров>. Они как обычно держались плотной группой, на этот раз позади своих <бомбёров>,
с превышением, видимо, для отражения атаки с задней полусферы. Как-то несогласованно немцы действовали в этом бою, нетипично. Как я
сказал, обычно <мессеры> наоборот рвались вперед своих бомбардировщиков, что бы связать нас боем, а бомбардировщики тогда бомбят
свободно. Мы, из-за этих <мессеров, можно сказать, <юнкерсы> и не преследовали. Только по одной атаке и сделали. Так разогнали, а
потом быстро снова собрались в <кулак>, уже на случай отражения атаки <сто девятых>. Но, они нас не атаковали. <Их> <бомбёров> мы
уже разогнали, значит, никакого смысла нас атаковать не было.

А.С. А если бы немецкие истребители не ошиблись и вырвались вперед, то, как бы вы тогда действовали?

И.К. Да так же. Плотной группой, как кулаком, пробили бы строй немецких истребителей на лобовой, и так же <в лоб> с ходу атаковали
<бомбёры>.

А.С. А не побоялись бы, что немцы вас догонят и расстреляют в <спину>?

И.К. Нет. Для того, что бы нас догнать, надо на вираже резко развернуться. Группу и так развернуть не просто, а если ещё учесть то,
что на вираже <мессер> уступает <Яку>: Нет, не боялись.

А.С. А если <мессеры> уходят на вертикаль?

И.К. Да и пусть уходят. Они вверх, мы - вниз. Тогда бы они уж точно нас не догнали. Да они нас и преследовать бы не стали. Если мы
прорывались к <бомбёрам> в <ближний> бой (на 200 метров - дистанцию открытия огня), то немецкие бомбардировщик могли полагаться
только на своих стрелков, немецкие истребители вплотную к своим <бомбёрам> не лезли. И мы знали, что они не полезут, поэтому
максимально старались сделать всё, что бы эту дистанцию не разрывать. В отличие от немцев, мы из атаки далеко не всегда уходили <в
сторону> или вниз, а часто стремились ворваться в немецкий строй (сверху или снизу), что бы атаковать несколько машин сразу, а потом
вираж покруче (или <боевой разворот>, это в зависимости от обстановки), и снова атаковать.

А.С. Вы проходили вдоль строя только на лобовых, или при атаках сзади тоже?

И.К. Спереди или сзади - не важно. Уж если появилась возможность - подходи поближе, скорость подсбрось и стреляй по всему, что
подвернётся. Прорывайся внутрь, разбивай строй! (Когда в строй влезешь, страшно делалось по настоящему. Риск столкновения невероятно
велик. Скорость в районе 450 км/час, не повернуться, не уйти!)

А.С. Вот какой вопрос - ведь у Ju-87 довольно мощное курсовое вооружение, неужели вы не боялись <в лоб> его атаковать?

И.К. Про курсовое вооружение <штуки> мы знали - две 20 мм пушки в плоскостях. А что поделаешь? Строй бомбардировщиков надо
разбивать, а атака на ведущего <в лоб>, для этого очень эффективный приём.

А.С. А вот интересно, таким же образом как это делали вы - <в лоб> - <мессеры> не пытались атаковать наших штурмовиков? <Ил> прочный
самолет, но думаю, что сосредоточенного огня шести Bf-109G (а это шесть 20 мм пушек и двенадцать 13 мм пулемётов, как минимум) даже
бронированный штурмовик не выдержал бы.

И.К. Немецкие истребители никогда не атаковали <Илы> в лоб. Я таких случаев не только не видел, но даже о таких и не слышал. У <Ила>
курсовое вооружение 23 мм пушки и РСы, на лобовой любой истребитель в пыль разметут.
Да у немцев вообще насчет лобовых <слабо> было.

А.С. На какой скорости обычно атаковали вражеские бомбардировщики?

И.К. 430-450 км/час.

А.С. А почему именно такая?

И.К. <Юнкерс> Ju-87 имеет скорость 350 км/час, Ju-88 - около 400 км/час. Т.ч. на скорости в 430-450 км/час ты легко догоняешь
немецкие бомбардировщики, но эта скорость не настолько велика, что бы проскочить вперед.

А.С. А на какой скорости вы атаковали истребители?

И.К. Где-то 550 км/час. Всегда оставляли <запас>, что бы, случись что, можно было ещё прибавить, если тебя обнаружат. Если атака
внезапна, то и 550 км/час вполне хватит, если нет, то твоя большая скорость только поможет противнику увернуться от твоего удара, ты
же проскочишь.
На максимальной скорости мы только догоняли, но практически никогда не атаковали. Смысла в такой атаке нет никакого. Перед стрельбой
всё равно надо скорость подсбрасывать.

А.С. Всё-таки, неужели немцы не пытались вас от своих бомбардировщиков отсечь, ну в тот момент, когда вы уже на <дистанции огня>?

И.К. Я же говорю, - нет. Хороший истребитель <мессер>, но эта <беготня> вокруг бомбардировщиков, на виражах, да ещё и на
относительно малой скорости, совершенно не для него.
<Мессера> занимали позицию сверху и ждали, пока мы разобьёмся на пары для преследования разбегающихся немецких бомбардировщиков. Вот
на преследовании они нас и атаковали. Бывало и успешно. Увлечется наш летчик погоней и не замечает немецкой атаки. Тут они свои
бомбардировщики и выручали. Я же говорил, если брать в расчет только потери среди ударных машин, то эффективность нашей и немецкой
тактик одинакова.

А.С. Эшелонирование боевых порядков вы применяли?

И.К. Если численность группы позволяла (от шестерки и больше), то обязательно. Этот приём хорош тем, что препятствует противнику
проведение вертикального маневра, вроде он от тебя оторвался, выскочил наверх, но скорость потерял, тут-то его и атакует верхний
эшелон. Риск подвергнуться такой атаке вынуждает противника вести бой на горизонталях. В свою очередь тебе вертикальный маневр
облегчается, ты наверх выскакиваешь, а верхний эшелон тебя прикрывает, пока ты потерянную скорость набираешь.

А.С. Патрулировали как, <качелями> или ходили на одной скорости?

И.К. <Качелями>, только у нас это называлось <разворотами>. Поднимаемся на 4000-4500 метров, потом в пике, что бы над районом
патрулирования, быть на высоте 3000-3500 на максимальной скорости. Проходим над районом и снова наверх выскакиваем. Потом разворот
на 180о и обратно.

А.С. И всё-таки, неужели наши истребители не пытались перенять немецкую тактику?

И.К. В <чистом> виде - нет. Потом, когда у нас стало больше истребителей, мы бывали и выделяли <группу расчистки>, задачей которой
было вырваться вперед и связать боем вражеские истребители в районе бомбометания (так же как это делали немцы). Такая группа
выделялась далеко не всегда. В основном - при прикрытии бомбардировщиков (штурмовики, в подавляющем большинстве случаев, обходились
одним непосредственным прикрытием).
Из <Яков> <группу расчистки> составляли редко, обычно - из <Аэрокобр> или <Лавочкиных>. Это было умно. Во-первых, из этих трёх типов
истребителей, <Як>, в качестве истребителя непосредственного прикрытия, был самым лучшим. Во-вторых, <группа расчистки> часто
вступала в бой на 4500-5000, а бывало и до 7000 метров. Для <Яка> с его маловысотным двигателем, это высоковато.
В общем, правило было такое - много истребителей выделено в прикрытие, <группу расчистки> создаём, мало - обходимся только
<непосредственным сопровождением>. Но, <непосредственное сопровождение> имелось всегда! Приказ был строг и недвусмысленен - от
штурмовиков или бомбардировщиков <не отрываться>!

А.С. Тогда какой смысл был в нашей тактике? Ведь потери ударных машин были не меньше немецких, а по истребителям так наверно даже и
больше.

И.К. Да, наши потери были больше. Я, конечно, мог бы сказать, что наше командование исходило из принципа <на Руси народу много>, но
это будет неправдой. Или полуправдой.
Смысл в нашей тактике был. Ответь мне, что самое ценное в бомбардировщике?

А.С. Ну, сейчас принято считать, что экипаж.

И.К. Неправильно. Самое ценное в бомбардировщике это бомбы. Бомбардировщик создан ради одного - в нужное время и в нужном месте
нанести бомбовый удар, чем решить исход наземного боя в нашу пользу. Всё остальное вторично.
А что, прежде всего, дает бомбардировщикам возможность нанести эффективный бомбовый удар?

А.С. Истребители прикрытия?

И.К. Я же сказал <прежде всего>. Прежде всего, - это строй. До тех пор пока бомбардировщики сохраняют строй, они имеют возможность
для нанесения эффективного бомбового удара. Отсюда и задача истребителей прикрытия - сделать всё, что бы бомбардировщики сохранили
строй.

А.С. Т.е. если я понял правильно, тактика наших истребителей и была рассчитана на то, что бы ударные машины ни в коем случае не
потеряли строя?

И.К. Совершенно верно. Пойми, истребителям сопровождения никто не ставит задачу <прикрыть бомбардировщики>. Это так просто говорят
(хотя, конечно, с военной точки зрения, это неправильное выражение). Задачу ставят на <истребительное обеспечение бомбового (или
бомбо-штурмового) удара>. Главное - удар.
Вся наша тактика непосредственного прикрытия и решала основную задачу, сохранить строй ударных машин. И поверь, против немецкой
тактики <индивидуальных> атак наша тактика работала очень хорошо. Бывало, несли наши штурмовики потери, но строй сохраняли всегда.
Поэтому и удар наносили всегда, пусть и ослабленный, но наносили. А вот немецкая тактика нанести удар позволяла далеко не всегда.
Точно так же и истребителям, прикрывающим передний край или районы скопления войск, никто не ставит задачу <сбивать
бомбардировщики>, им ставят задачу на <отражение бомбового удара>. Как истребители будут отражать этот удар, уже зависит от
обстановки, мастерства, выделенных сил и многого другого. Главное - не допустить бомбового удара по своим войскам или прикрываемым
объектам.
Хорошо если при отражении удара будут сбиваться бомбардировщики противника, это самый лучший вариант.
Можно удар отразить и без сбивания ударных машин. Такое бывает чаще, хотя это похуже первого варианта, но вполне допустимо. Надо
либо расстроить строй, либо вообще не допустить <бомбёры> в район бомбометания.
Единственно, что недопустимо, это позволить ударным самолётам противника нанести удар. Если удар нанесен, тебя ничто не оправдает,
даже сбитые самолёты. Толку от этих сбитых, если противник всё равно всё разбомбил?!
И потом, когда мы летали <на прикрытие района> всегда стремились выполнить программу-минимум - разбить строй немецких
бомбардировщиков, разогнать их. Собьем - не собьем, это уже дело десятое, но разогнать - всегда.
Уже к первой половине 1944 года, немецкая тактика прикрытия ударных машин совершенно перестала работать. У нас столько истребителей
стало, что у немцев просто не хватало сил связать их боем. На каждую подходящую группу немецких <бомбёров> посты наведения, бывало,
нацеливали по 3-4 группы наших истребителей, и все с разных сторон. Даже если немцам и удавалось успешно связать боем одну группу
(ту, которая прикрывала район), то другие группы к бомбардировщикам подходили беспрепятственно.

А.С. И как немцы стали бороться с нашей тактикой?

И.К. Никак. Они перестали использовать бомбардировщики, и все ударные операции стали выполнять истребителями.

А.С. На ваш взгляд, можно ли полноценно заменить бомбардировщик истребителем-бомбардировщиком?

И.К. Полноценно - нет.

А.С. Тогда вопрос - опять-таки на Ваш взгляд, почему немецкие истребители не перешли к тактике непосредственного сопровождения
ударных машин? Ведь, по вашим словам, она позволяла воевать в меньшинстве?

И.К. Черт его знает!.. Я думаю, что причин было несколько, как сугубо человеческих, так и технических.
У меня вообще сложилось впечатление, что <мессершмидт-109> был совершенно не приспособлен к такому виду боя. Похоже, когда его
проектировали, то видели в нём, прежде всего, <воздушного охотника> и истребитель для маневренного боя. А вот про то, что придется
сопровождать ударные машины <непосредственно>, даже и не вспомнили.
При проектировании <Яка>, похоже, исходили совершенно из другого принципа. <Як>, прежде всего, задумывался как истребитель для
непосредственного сопровождения ударных машин и как истребитель ПВО (для атак вражеских бомбардировщиков), только потом как
истребитель для маневренного боя. И в самую последнюю очередь, при случае - <воздушный охотник>.
Я тебе могу сказать прямо, что в качестве истребителя <непосредственного сопровождения>, даже Як-7Б был лучше <мессера>. Что же
касается Як-1 и Як-9, то они в этом качестве, настолько же превосходили Bf-109G, насколько он их превосходил как <воздушный
охотник>.
Больше того - вот идет шестёрка <Илов>, а в прикрытии у них четверка <Яков>. Так вот, если на них нападет шестёрка <мессеров>, то
четыре <Яка> вполне смогут защитить свои <Илы>. Не потеряют ни одного! <Яки> ведь для этого и были созданы. (Понятно, что при равном
мастерстве наших и немецких лётчиков-истребителей.) А вот если идет шестерка <Лаптёжников>, а у них в прикрытии четверка <мессеров>,
то при нападении шестёрки <Яков>, шансов защитить свои <бомбёры> у немцев нет. Не сумеют. Сдохнут, но не сумеют! Не для того был
<мессер> сделан. Хоть один <юнкерс>, но <Яки> собьют, а остальных обязательно разгонят. Впрочем, <сдыхать> <мессеры> на этом деле не
будут.

---

От	Георгий
К	Георгий (15.01.2005 19:56:45)
Дата	15.01.2005 20:03:31

Часть 5. О "Яках" (*+)

---

http://www.airforce.ru/history/ww2/kozhemjako/page_5.htm

Часть 5. О "Яках"





А.С. Не помните, на сколько часов эксплуатации был рассчитан планер <Яка>?

И.К. Часов на 300, кажется. Точно не помню, да я особо и не интересовался. Об этом у <технарей> должна голова болеть.

А.С. Про живучесть двигателя М-105 Вы сказали, а вот живучесть <вообще> у истребителей Яковлева была какой?

И.К. В зависимости от того, куда попадёт. Если в стабилизатор, консоли или центроплан (вне мотора и кабины), то с десяток пробоин,
бывало, привозили. У меня самого не раз было по 8-10-ть пробоин - 6-8 пулевых (от крупнокалиберного пулемета) и 1-2 от 20 мм
бронебойных снарядов.
Вот если, осколочно-фугасный снаряд в <Як> попадал, то дело было плохо, - фанера просто разлеталась, дыры получались гигантские.
Даже если истребитель не загорался, то всё равно приходилось прыгать, без обшивки не полетаешь. Думаю, что <мессер> в этом отношении
был прочнее - он металлический.

А.С. Бронебойные снаряды немцы использовали часто?

И.К. Довольно часто. У меня сложилось впечатление, что у них каждый третий-четвертый снаряд в боекомплекте, был бронебойным. Это
понятно, они же по <Илам> били, там без бронебойных нельзя - осколочно-фугасные бывало от брони рикошетировали.

А.С. Вы можете рассказать, как вас сбили?

И.К. Прикрывали разведчика Пе-2, четверкой Як-7Б. Разведчик шёл за линию фронта. На нас навалилась шестерка <мессеров>. Пошла
<карусель>! Несмотря на это, разведчик полета не прекратил, сфотографировал, всё, что надо было, и только после этого лёг на
обратный курс. Мы уже были над линией фронта, когда <мессер> мне в крыло очередь и всадил. Как ударил, так у меня всё крыло
<раскрылось>! Только щепки во все стороны полетели! Протектор от бензобаков летел кусками! Обшивку с крыла буквально содрало, баки
стали видны. Я ручкой, педалями вправо-влево, а <Як> не управляется. Пришлось покидать самолет и выбрасываться на парашюте.

А.С. Как вы выпрыгивали?

И.К. Методом <выбрасывания>. Отстегнул ремни и ларингофон, сдвинул фонарь, убрал ноги с педалей. Потянул ручку на себя, <Як> начал
задирать нос, я привстал, ногой толкнул ручку вперед - <Як> резко носом вниз и меня из кабины выбросило как катапультой.

А.С. Так вы фонарь не сбрасывали?

И.К. Нет. <Мессер> ведь по крылу ударил, не по кабине. Фонарь открылся нормально.
Я приземлился, парашют сразу сбросил, достал <наган> (у меня <наган> был). Заскочил в какие-то кусты, присел, осмотрелся. Смотрю,
наши солдаты бегут. <Где тут летчик?> Поднялся: <Вот он, я>. Меня буквально под руки подхватили и бегом в траншею. Приземлился я,
оказывается, между траншеями нашей обороны (то ли между первой и второй, то ли второй и третьей). Потом подошло два танка, меня
посадили в танк и вывезли в тыл.

А.С. Вопрос немного <не по теме> - а почему <наган>? Лётчикам ведь ТТ полагался?

И.К. Когда нас личным оружием вооружали, то на складах ТТ не было, выдали <наганы>. Я не жалел, <наган> мне нравился.

А.С. Кого-нибудь ещё в этом бою сбили?

И.К. Нет. Ни у нас, ни у немцев. Главное разведчик уцелел.

А.С. Сколько обычно полагалось истребителей в прикрытие самолёта-разведчика или самолёта-корректировщика?

И.К. Если полёт был за линию фронта, то четыре. Если над линией фронта, то пара.

А.С. А у немцев?

И.К. <Раму> обычно прикрывали парой, она над линией фронта летала. Разведчиков - Bf-110 и Ju-88, которые летали за линию фронта,
немцы вообще истребителями не прикрывали. Эти разведчики были высотные, летали на 7000-10000 метрах (обычно 8000-8500 метров). В
основном за ними <Аэрокобры> <гонялись>, <Яки> на их перехват летали очень редко.

А.С. Но летали? Потолка хватало?

И.К. Потолка хватало, но не всегда хватало горючего. Обычно так бывало немец летит к нам в тыл - ему на перехват поднимают <Як>
(если <Аэрокобры> или <Лавочкина> нет). Тут расчет такой, что бы наш истребитель этого разведчика на обратном пути перехватил. Вот
<Як> пока поднимется, большую часть горючего уже выработает. На сам перехват уже горючего остаётся мало (минут на 15-20-ть), поэтому
и результативность таких вылетов была невелика. Тут от наведения много зависит, и от удачи, конечно.

А.С. Посадка <Яка> <на живот> трудности представляла? После такой посадки самолёт восстанавливали быстро?

И.К. Если садились на поле, то - никаких проблем. Если запасные водяные радиаторы были, то, восстанавливали после такой посадки
самолёт быстро, обычно за одну ночь.

А.С. Шасси - надежность, возможность использования грунтовых полос?

И.К. Надежно, устойчиво. Убирались-выпускались всегда, отказов почти не было.
Использовать грунтовые полосы шасси позволяло вполне.

А.С. Я слышал, что если на <Яяке> резко затормозить, то он довольно легко <клевал носом>. Такое было? И если было, то часто?

И.К. Было. И довольно часто. И у меня было. Винт погнул хорошо.

А.С. При пробе двигателя на земле, техника на хвост сажали?

И.К. Сажали обязательно.

А.С. Перебои с запчастями были?

И.К. Черт его знает! Мы <летуны>, нас это почти не касалось. Если возникала необходимость лететь - истребитель находился, если не в
нашей, то в соседней эскадрилье.

А.С. Иван Иванович, в настоящее время к истребителям конструкции А.И.Яковлева очень двойственное отношение. Одни говорят, что это
был плохой истребитель и полностью уступал Bf-109 по ТТХ, а выпускали его только потому, что он был приспособлен как для массового
выпуска, так и для <массового> лётчика. (Да и потому, что Яковлев был <в фаворе> у Сталина.) Другие говорят, что истребители
Яковлева - Як-1, а потом и Як-9 - были полностью равными <сто девятому> по ТТХ (а то и превосходили). На Ваш взгляд, какая из этих
точек зрения правильна?

И.К. Да и у меня к <Якам> двойственное отношение, хотя Як-1 я по настоящему любил.
Все типы <Яков>, на которых я воевал - Як-7Б, Як-1 и Як-9 - имели много положительных качеств - удобную кабину с хорошим обзором,
простоту управления, надёжность, высокую манёвренность, мощное и надёжное вооружение, они действительно легко осваивались летчиками
средней квалификации. По крайней мере, Як-1 и Як-9 имели все предпосылки для того, что бы стать превосходными боевыми машинами. Но,
эти <Яки> ими не были. Все имеющиеся положительные качества <Яков> не получалось реализовать в полной мере из-за недостаточной
тяговооруженности.
Як-1 и Як-9 были хорошими, добротными, современными истребителями, но отнюдь не самыми лучшими (даже в наших ВВС).
Из-за нехватки <тяги> <Яки> или уступали <мессеру>, как Як-7Б, или, в лучшем случае, были ему примерно равны, как Як-1 и Як-9.
Отсюда и моя двойственность в отношении <Яков>. Вроде и истребители хорошие, но всё равно у меня имелось сильное ощущение какой-то
их конструктивной незавершенности. Ведь тот же Як-1 уступал <мессеру> по скорости и на вертикали совсем немного. 20 км/час, это же
всего ничего! Но, иногда в бою именно этих <20 км> не хватало для победы. Даёт <мессер> форсаж и отрывается.
Я до сих пор не могу поверить, что уже к 1943 году облегчить планер Як-1 на 100-150 кг и <сил> на 80-100 увеличить мощность М-105ПФ,
было какой-то невозможной задачей. Вот не верю и всё! Чуть побольше металла и поменьше дерева в планере, да немного увеличить наддув
в нагнетателе. Да сделайте же вы это, и мы <мессер> превзойдем полностью! Что мешало это сделать? Не знаю, но не сделали. А мы из
года в год, на этих <незавершенных> <Яках> воевали.
Скажу тебе больше, <Яки> были не только по конструкции незавершенные, они были сами по себе недоделанные. По настоящему
недоделанные. В 1943-м можно было даже с облегчением планера и наддувом не заморачиваться, надо было всего лишь делать <Яки>
по-нормальному.

А.С. Т.е. <Яки> имели некачественную сборку?

И.К. Не то слово. Сборка - не дай Бог! Тут щель, там недокрашено, плоскости как наждак. Эмалит - не лак, шершавел моментально. Ну о
какой тут скорости можно говорить? Уверяю тебя, если Як-1 собирать как надо - <зализать, залакировать> - да перевести двигатель на
нормальный по качеству бензин (а ещё лучше на <стооктановый>, как у <Аэрокобры>), то я бы и на Як-1 любой бы <мессер> догнал и
<порвал>.
А у нас, что было? Мало того, что истребитель собран непонятно как, так еще бывало и бензин некондиционный. Т.е. по документам он
Б-86, а реально: дрянь! Несколько раз случалось, такую ерунду в баки лить, что двигатель <тянуть> отказывался напрочь! Но летали.
Война, от того, что у нас качественного бензина нет, не остановится. Приказывали лететь и мы летели на том, что есть.
Ну, а сказать, что Як-1 и Як-9 <сто девятый> превосходили, у меня язык не повернется. Это будет откровенной ложью. Ведь по скорости
Як-1 так и не догнал <мессер>! Какое же тут превосходство?
Единственный тип <Яка>, который был лучше <мессера> полностью и без всяких оговорок - по скорости, вертикальному и горизонтальному
маневру, динамике разгона - это Як-3, но на нём я не воевал.

А.С. <Яки> в течении всей войны имели некачественную сборку?

И.К. Нет, качество постепенно улучшалось (другое дело, что не так быстро как нам хотелось). По крайней мере, под конец войны, сборка
по качеству уже была вполне приличной. А после войны вообще хорошей - Як-3 приходили <как конфетки>.

А.С. Т.е. вы считаете, что если бы Як-1 делали с тем же качеством, что и Як-3 после войны, то Як-1 сравнялся бы с Bf-109G, и по
скорости, и на вертикали?

И.К. Конечно.

А.С. В полку не пробовали увеличить скорость <Яков> снятием бомбодержателей и полировкой?

И.К. Потеря скорости от бомбодержателей - мелочь, а насчет полировки, то кто бы ей занимался? Техсостава и так хронически не
хватало.

А.С. Как я понял, проблемы с горючим были?

И.К. Были. И с качеством, и с количеством. Мы, бывало, неделями сидели в <оперативном резерве> имея горючего только на одну полную
заправку. На тот случай, если придется бомбардировщики прикрывать. Не летали совсем - горючего не было.

---

От	Георгий
К	Георгий (15.01.2005 19:56:45)
Дата	15.01.2005 20:03:28

Часть 4. Двигатель М-105 (*+)

---

http://www.airforce.ru/history/ww2/kozhemjako/page_4.htm

Часть 4. Двигатель М-105



А.С. А бывало, что бы пары составлялись из <Яков> разных типов, допустим ведущий на Як-1, а ведомый на Як-9 или Як-7Б? Если такое
было, то, в бою это мешало?

И.К. Бывало и не раз.
Мешало ли? Смотря, какой бой. Если бой в сопровождении штурмовиков, где ты <мессеров> только отбиваешь, то не мешало. Если
закрутится <карусель>, то мешало. Ведущему надо быть очень внимательным, что бы ведомый не отстал.

А.С. Сколько самолетов было в полку по штату? Запасные самолёты были?

И.К. 36-ть машин. Запасных не было. Имеющиеся восстанавливали очень быстро. У нас при полку был крупный ремонтный цех (почти
ремзавод).

А.С. Самолетов в полку хватало?

И.К. Да, хватало. Хотя, если брать конкретные эскадрильи, то могло и не хватить. Случалось, что для выполнения задания, занимали
самолеты в соседних эскадрильях.

А.С. Как окрашивались самолеты полка?

И.К. Подкрашивали уже имеющуюся окраску, поэтому единой окраски не было. Если самолет приходил в камуфляже, оставляли камуфляж, если
однотонный, оставляли однотонным. Целиком никогда самолеты не перекрашивали.

А.С. Зимой самолеты в белый цвет красили?

И.К. Зимой - нет. Один раз покрасили самолеты белилами летом. Температура стояла высокая, так вот, что бы самолеты сильно не
нагревались их и покрасили в <белый>. Продержалась эта окраска совсем не долго.

А.С. Какого цвета были номера и коки винтов?

И.К. Номера красные, на киле и на фюзеляже. Коки винтов - хаки с белой полосой.

А.С. <Рисунки> на ваших самолетах были?

И.К. Были! Был у нас один техник по вооружению, замечательно рисовал.

А.С. Пары летчиков были постоянные?

И.К. Да. Пары старались <не разбивать>, слётанная пара это сила. Случалось, конечно, летать и не со своим ведомым (или ведущим), но
такое было относительно редко.

А.С. Двигатели М-105ПА и М-105ПФ Вас устраивали?

И.К. Двигатель М-105 был неплох, но я считаю, что слабоваты и <простой>, и <форсированный>. Вот М-105ПФ2 и М-107 были по мощности
соответствующими планеру <Яка>, но на них я летал уже после войны.
Я считаю, что мощности М-105ПА, как и М-105ПФ <Якам> не хватало. Из всех <Яков> на которых я летал, я больше всего любил Як-1, он
был самым легким, а значит и самым тяговооруженным, но, считаю, что даже у него была нехватка <тяги>. Поэтому, если сравнивать М-105
<простой> и <форсированный>, то в воздушном бою <форсированный>, безусловно, предпочтительнее.

А.С. По надежности эти двигатели сильно отличались?

И.К. Нет. И тот, и другой были надежны, мало отказов было.

А.С. На сколько часов работы был рассчитан М-105?

И.К. Новый двигатель должен был отработать 100 часов. Потом его осматривала специальная комиссия. Разбирали-смотрели, оценивали
состояние поршней, цилиндров, валов. Если состояние двигателя признавали удовлетворительным, то <накидывали> ещё 50 часов.

А.С. Форсаж у М-105 был?

И.К. Нет, просто <полный газ>.

А.С. Знаю, что у <Яков> неравномерно вырабатывалось горючее из баков, это мешало?

И.К. Это бывало, клапан не срабатывал как надо. Это было нечасто. Если такое происходило, то, конечно, мешало, но не сильно,
достаточно легко компенсировалось ручкой.

А.С. Двигатель лобовое стекло маслом забрасывал?

И.К. Редко, если только масла перельют.

А.С. Протектор на бензобаках был надёжным?

И.К. Да. Когда мне немец по крылу ударил, так баки не загорелись, хотя крыло буквально <раздело>. С баками, прострелянными пулями,
прилетали часто. Протектор был надежен.

А.С. Я читал, что М-105 был склонен к перегреву. Это так? Какие охлаждающие жидкости применяли?

И.К. Насчет перегрева - не сказал бы. Двигатель охлаждался очень хорошо и управление его охлаждением трудностей не составляло,
только надо режимы эксплуатации соблюдать. Единственно, когда у нас были некоторые проблемы с охлаждением, это под конец войны,
когда мы стали использовать бензин для <Аэрокобр> (Б-100). На нем, бывало, двигатель перегревали. Не часто, но случалось, поскольку
эксплуатация мотора на этом бензине, требует повышенного внимания к <температуре>.
Что касается охлаждающих жидкостей, то летом использовали воду, а зимой - антифриз.

А.С. Нагнетатель, для эксплуатации двигателя на Б-100, перенастраивали?

И.К. Да, похоже, перенастраивали. Что-то мотористы с нагнетателем делали. Всё-таки, М-105 рассчитан на бензин с октановым числом
86-90. Кстати, мы почти всю войну провоевали на Б-86 и Б-90. <Аэрокобровский> бензин у нас уже под конец войны пошёл.

А.С. На бензине Б-100, М-105 стал мощнее, <мессер> стали на нём догонять?

И.К. Конечно, стал мощнее! Километров 15-20-ть в скорости прибавили. Но <мессер> всё равно не догнали. К этому времени <мессера>
тоже прибавили в скорости. Если максимальная скорость <мессера> в 1943 году была 590 км/час, то к концу 1944 она стала 610-620
км/час. Вот это отставание наших <Яков> по скорости в 10-20 км/час, продержалось в течении всей войны (по крайней мере для Як-1).
Только Як-3 был быстрее <мессера> по скорости (и сильно). Я на Як-3 летал после войны. Исключительно высоких боевых качеств
истребитель, на нем я бы любой <мессер> просто <порвал>. Поздновато этот истребитель появился, хоть бы годиком раньше.

А.С. Ну, повоевать Як-3 успел.

И.К. Да, успел, но не в нашем полку.

А.С. Нагнетатель работал надёжно?

И.К. Иногда появлялась <проблема> - не включалась 2-я ступень. Нечасто, но такое бывало. Ты рычагом тыкаешь-тыкаешь, шестерни
<верещат>, а 2-я ступень не включается. Видимо это был конструктивный дефект или дефект сборки.

А.С. Насколько М-105 был устойчив к повреждениям?

И.К. Довольно устойчив, но это опять-таки куда попадет. Если пуля или осколок попадали в блок цилиндров, то могли его и не пробить.
А вот если в радиатор или маслобак, то тогда дело плохо - перегрев и заклинивание, садись на вынужденную.

А.С. В водорадиатор часто попадали?

И.К. Случалось, но не сказал бы, что часто. Специально по водорадиатору истребителя никто не бьет, намного эффективнее стрелять по
кабине, бакам или мотору.

А.С. Высотность М-105 вас устраивала?

И.К. М-105 был невысотным двигателем, это было большим плюсом.

А.С. Странно. Малая высотность М-105, в настоящее время, наоборот считается одним из основных недостатков этого двигателя. А каково
у вас соотношение боёв на малой и большой высотах?

И.К. Повторюсь, малая высотность М-105 - это большой плюс.
Почему? Видишь ли, высоту наших боёв <определяли> <Илы>, а они выше 2000 метров не ходили (обычно 1200-1500 метров). Для нас как раз
это высота работы 1-й ступени нагнетателя, где даже <простой> М-105 - 1100 л.с., а уж <форсированный> - вообще 1260 л.с. У меня 80 %
боевых вылетов на 1-й ступени нагнетателя, это значит до 1800 метров. На высотах работы 1-й ступени нагнетателя <Яки> были наиболее
эффективны. В бою, на этой высоте, Як-1 был способен любой истребитель <перекрутить>, и <мессер>, и <кобру>, и, даже, Ла-5. Впрочем,
и на 2-й ступени М-105 был неплох. По крайней мере, на высотах до 4000 метров мы чувствовали себя вполне уверенно, 2500-3000
метров - совсем хорошо, <наша> высота.

А.С. А на какой высоте проходил ваш самый <высотный> бой?

И.К. Самый высотный? Был один, точнее это был даже не бой, а так, боевое столкновение. Обошлось без стрельбы.
Дело было под Харьковом, в районе ж/д станции Тарановка. Наши на ней выгружали войска, а мы эту выгрузку пошли прикрывать четвёркой
Як-7Б. Заняли мы позицию на 3000 метров, ходим <разворотами>. Смотрим, навстречу идут четыре <сто девятых>, причем на одной высоте с
нами. Похоже, была у них задача, проштурмовать станцию. Увидели они нас, и пошли на <боевой разворот>, с набором. Мы тоже.
Развернулись, опять встречаемся <в лоб> - высота где-то 4200-4300 метров. И опять мы вровень. Они развернулись и опять с набором. Мы
тоже. И опять мы на одной высоте. (<Боевой разворот> у нас одинаковый.) В общем, вот так мы крутанулись несколько раз, пока не дошли
до 6000 метров. Мы без <кислорода>, немцы, видимо, тоже. Думаю: <Маску одевать или обойдется?> Если немцы опять полезут вверх, то
без <кислорода> не обойтись, волей-неволей, а воспользоваться кислородным оборудованием придется, чего делать очень не хочется. Мы
же им не пользуемся, поэтому есть сомнения, что будет работать хорошо. Но, похоже, немцы тоже решили с <кислородом> не связываться.
Спикировали и ушли. Мы обратно опустились до 3000, преследовать их не стали. Удивлён?

А.С. Чему, что преследовать <мессеров> не стали? Нет. Вы же боевую задачу выполнили, станцию от воздушного нападения прикрыли.
Честно говоря, вот чему я очень удивлён, так тому, что <мессеры> не рискнули с вами в бой вступить. Теоретически, на 6000 метрах,
четыре Bf-109G должны были четверку Як-7Б просто <порвать>.

И.К. Вообще-то <да>, но это <теория>. На практике, при соотношении <4-ре против 4-х>, ещё неизвестно, чем бы всё кончилось.
Было у меня еще несколько боевых вылетов на 4000 м (<пешек> прикрывали). Да, пожалуй, и всё. Все остальные боевые вылеты - не выше
3000 метров.

А.С. Как я понял, кислородное оборудование было, но вы им пользовались редко?

И.К. Было, но им вообще не пользовались. У нас <кислородную> подготовку отменили ещё в училище, и я всю войну провоевал и никакой
необходимости в ней не испытал. Мы ж со штурмовиками практически на одной высоте ходили, ну и зачем там <кислород>? Всю войну, наша
основная задача - непосредственное сопровождение штурмовиков. На <расчистку воздуха> мы мало ходили, а если и ходили, то выше 4000
метров не поднимались. Я же сказал - 80 % боевых вылетов на 1-й ступени нагнетателя.

А.С. Согласно справочным данным, М-105ПФ имел два максимума мощности на первой (700 м) и на второй (2700 м) границах высотности и
один минимум на высоте переключения скоростей нагнетателя (примерно 1850 м) <Провал> мощности на 1850 м, был? Что об этом знали
летчики?

И.К. Ну, мы знали, что когда переваливаешь за 1800 м надо включать 2-ю ступень. То, что у М-105 к 1800 метрам падает мощность, в
полете чувствовалось, самолет вяловатым становился. Потом 2-ю ступень врубаешь, - он как рывок делал, двигатель в мощности сильно
прибавлял. Впрочем, мы считали, что лучше не надо со 2-й ступенью связываться (она ведь может и не включиться), а проще спикировать
пониже, на 1000-1500 метров. Тем более, что на 1-й ступени, двигатель был помощнее, чем на 2-й (сейчас, правда, не помню насколько).

А.С. Всё правильно. Согласно справочнику: на 1-й ступени нагнетателя, максимальная мощность М-105ПФ - 1260 л.с., на 2-й - 1210 л.с.
Такой вопрос, а на высотах ниже 1000 метров бои вели? На метрах 700-900-х и ниже?

И.К. Как таковых, нет. На этих высотах мы только отбивали немецкие истребители от <Илов>. Обычно всё сводилось к одной атаке на
встречно-пересекающемся курсе. <Он> налетел, я отбил. Это не воздушный бой. <Каруселей> на этих высотах не было.

А.С. А до какого времени у вас в полку провоевали самолёты с М-105ПА?

И.К. До лета 1944 года, ещё несколько штук - Як-7Б и Як-1 - числилось, воевали. С лета - только с М-105ПФ.

А.С. Управление изменением шага винта было удобным?

И.К. Да, удобно и легко. Рычагом.

А.С. <Затяжеление> винта на пикировании использовали?

И.К. Редко.

---

От	Георгий
К	Георгий (15.01.2005 19:56:45)
Дата	15.01.2005 20:02:34

Часть 3. Як-1, Як-9 (*+)

---

http://www.airforce.ru/history/ww2/kozhemjako/page_3.htm

Часть 3. Як-1, Як-9



Лейтенант И.И.Кожемяко на фоне "яка" комэска Соколова.
Иван Иванович на этой машине тоже периодически летал.



А.С. До какого времени ваш полк воевал на Як-7Б? Как и когда в полку произошла смена матчасти?

И.К. В конце 1943-го, в начале зимы, нас вывели на переформирование, мы сдали оставшиеся самолеты <братскому> (нашей дивизии) 106-му
авиаполку, а сами поехали в тыл, в Саратов. Там на авиазаводе и получили только что собранные Як-1.

А.С. Это были Як-1 или Як-1Б?

И.К. У нас все Як-1, вне зависимости от серии, называли Як-1. Буквенные индексы при обозначении Як-1 не использовали (по крайней
мере, у нас в полку). На заводе мы получили <Яки> с вооружением в виде пушки ШВАК и одного синхронизированного (левого) УБС, с
<форсированным> двигателем.

А.С. Именно с М-105ПФ? Вообще-то считается, что Як-1, в вооружении которого был <березин>, имели двигатель М-105ПА.

И.К. Нет именно такие, как я сказал - с <березиным> и <форсированным> двигателем.
Хотя, такая модель Як-1 - с УБС и <простым> двигателем - тоже была, и в нашем полку какое-то время несколько таких было (их <на
пополнение>, перегонщики с ремзаводов пригоняли).

А.С. Як-1 со ШКАСами, у вас в полку были?

И.К. Нет, только с УБС.

А.С. Як-1 был лучше Як-7Б?

И.К. Явно лучше. Он был легче, а значит маневреннее и динамичнее. Видимо, в этой модели <Яка> было больше металла и меньше дерева.

А.С. Теперь по порядку. Скорость, динамика разгона, вертикальная и горизонтальная маневренность, у Як-1 по сравнению с Bf-109G была
сопоставимой?

И.К. Максимальная скорость у Як-1 была поменьше, чем у <мессера>, километров на 10-15-ть. <По прямой>, на одной высоте мы
<мессершмидт> догнать не могли. Динамика разгона - вровень с <мессером>, Як-1 не отставал, <за газом ходил>.
Насчет <вертикали> скажем так, - если <вертикаль> у <сто девятого> принять за <пять>, то у Як-1 вертикальный манёвр был на <четыре с
плюсом>. Я считаю, что даже этот тип <Яка> был тяжеловат, поэтому <на вертикали> и уступал.
Но, тут так было: <горка>, да и другие вертикальные фигуры, у <мессера> были получше. В основном за счет того, что на вертикали
<мессер> был быстрее, отрывался он от <Яка> на вертикальных фигурах (например: на <горке> <сто девятый> был быстрее <Яка> километров
на 40-к). Величина же фигур была практически одинаковой.
В общем, всё зависело от боевой обстановки. Если у нас было преимущество по высоте (хоть метров 200-ти), а значит и запас скорости,
то мы уверенно дрались со <сто девятыми> и на вертикали, тем более, что по <боевому развороту> посильнее уже был Як-1. Почему-то,
уступая практически на всех вертикальных фигурах, по <боевому развороту>, Як-1 был сильнее. На <боевом развороте> Як-1 и большую
высоту набирал, и разворачивался с меньшим радиусом. (В бою часто бывало, что в одинаковой ситуации <мессера> уходили на <горку>, а
<Яки> на <боевой разворот>.)
Если же встреча с <мессерами> происходила на одной высоте, то боев на вертикали мы старались избегать.
По горизонтальному маневру всё было наоборот, если <горизонталь> Як-1 принять за <пятёрку>, то у <мессера> - твёрдое <четыре>.
<Четыре>, естественно, у <трёхточечного>. <Пятиточечный> Bf-109G виражил плохо.
Что касается боевых скоростей в маневренном бою, то тут скорости <Яка> и <мессера> выравнивались - диапазон от 200 до 550 км/час,
эти скорости считались боевыми.
В общем, если брать характеристики скорости и маневренности <в сумме>, то Як-1 и Bf-109G были примерно равными истребителями. Если
оценивать эти истребители в различных видах боевых задач, то, в половине предпочтительней было драться на <мессере>, в другой
половине, предпочтительней был <Як>. В поединке, в маневренном бою Bf-109G и Як-1 (<один на один>), исход зависел исключительно от
мастерства летчика.

А.С. Скорость крена Як-1?

И.К. Да, такая же как у Як-7Б.

А.С. Вот эти характеристики, про которые вы рассказали, это для Як-1 с бомбодержателями?

И.К. Да, бомбодержатели не снимали.

А.С. Что значит <Як-1 не любил пикировать>? Он, что пикировал плохо?

И.К. Пикировал он хорошо, но была у него особенность, - если угол пикирования был небольшой, то Як-1 надо было в пике <удерживать>
ручкой, а то, он всё время стремился из пике выйти самостоятельно. Малые углы пикирования Як-1 <не любил>. На больших углах <Як>
пикировал вполне нормально.

А.С. <Сто девятый> на пикировании был лучше Як-1?

И.К. Лучше. <Мессер> на пикировании был лучше всех, его никто догнать не мог (если, конечно, немецкий летчик не зазевается).

А.С. На выходе из пикирования Як-1 не запаздывал?

И.К. Нет, ничего кроме обычной <просадки>. Я же говорил, что на боевых скоростях всё маневрирование у <Яков> выходило очень резко.

А.С. Вот еще какой вопрос - в бою закрылками пользовались, для уменьшения радиуса виража?

И.К. Очень редко. И только при атаке бомбардировщиков, в бою с истребителями - никогда. В бою с истребителями, использование
закрылков ведет к слишком большой потере скорости. Ни к чему это было, у <Яка> и без закрылков вираж меньше, чем у <мессера>.

А.С. Какой был обзор из кабины Як-1?

И.К. Очень хороший. Сидишь под стеклянным колпаком, обзор во все стороны прекрасный, в том числе и назад. Вниз смотреть хорошо,
крыло почти не мешало.

А.С. По удобству кабины Як-1, от Як-7Б, в лучшую или худшую сторону, отличался? Аварийный сброс фонаря, был?

И.К. Обзор назад на Як-1 был получше, а больше кабина ничем не отличалась. Удобная.
Аварийный сброс фонаря был. Вот этот, с боуденом. Надёжный.

А.С. Бронестекло и бронеспинка на Як-1 были?

И.К. Обязательно. И на Як-1, и на Як-9. Бронеспинка на них стояла такая же, как на Як-7Б, и бронестекла такой же толщины, но немного
другой формы.

А.С. Вы на Як-1 сбивали?

И.К. Сбил. Три <Лаптёжника>.

А.С. Тогда вопрос по вооружению - одна 20 мм пушка и один крупнокалиберный пулемёт, неужели мощности этих двух огневых точек хватало
для надежного поражения самолетов противника? Ну, ладно <мессер-109> или <штука> - самолёты одномоторные, но неужели хватало, что бы
сбить Ju-88 или Не-111?

И.К. Вооружение было эффективным, тут конструктор всё правильно рассчитал. А ты думаешь самолету много надо? Один снаряд в маслобак
и готово! Через 3-4 минуты двигатель откажет. Вот и сбит.

А.С. Это у истребителя один мотор, а двухмоторный бомбардировщик?

И.К. Да тоже надо немного - три-четыре снаряда. Надо только зайти правильно и правильно попасть. Лучше всего бить по кабине, так,
что бы трасса шла наискосок. Даже если вдруг случится такое чудо, и летчик не будет убит или тяжело ранен, то снаряды и пули, пробив
кабину, наверняка поразят один из двигателей. Если не представляется возможности ударить прямо по кабине, тогда бьешь по двигателю -
в район маслобака или по водорадиатору. На одном моторе тоже далеко не улетит (по крайней мере, бомбы сбросит до цели). Правило
простое - <лётчик, смазка, охлаждение, горючее> - это то, что держит самолёт в воздухе, это и есть цели для стрельбы.
Стрелять надо уметь! Немцы, самолеты делали очень прочные, частенько бывало, что <бомбёр> немецкий так <истыкают> - весь в дырках, а
он все равно летит. Чего скрывать, такое нередко бывало, но это от неприцельной стрельбы. Поэтому я и говорю, самая <верная> атака -
прицельно бить по кабине. <Положил> два снаряда в районе пилота и амбец!

А.С. По стрелкам бомбардировщиков били?

И.К. А как же! Сближаешься - пулеметный огонь по стрелку. Стрелка убил - сблизился - огонь из пулемета и пушки по кабине. Именно так
и атаковали.

А.С. Как я понял, вот этот единственный УБС на Як-1 был всё-таки нужен?

И.К. Безусловно нужен. УБС здорово позволял экономить снаряды. В нем все патроны трассирующие. Заградительный огонь, <пристрелка> -
всё им. Пушка - только для огня наверняка.
<Березин> был мощным пулемётом. У нас были случаи, когда немецкий самолет - <сто девятый> или <Лаптёжник> - сбивался огнём вот этого
одного единственного УБС.

А.С. Боезапас загружали полностью до самого конца войны?

И.К. Полностью, до самого конца войны. Не экономили. 120-ть снарядов к пушке и 200 патронов к пулемёту.

А.С. Як-9 в вашем полку были? Просто <Як-9>, без всякого буквенного индекса?

И.К. Были. Як-9 разных типов начали поступать в полк с весны 1944 года. У нас были Як-9, Як-9Т, Як-9Д и Як-9ДД. На всех этих типах я
летал.
По кабине они - тот же Як-1, только форма фонаря и бронестекла немного другая, но обзор такой же хороший.
По максимальной скорости Як-9 был быстрее, чем Як-1, километров на 10-15-ть. Это было плюсом. Был и <минус> - Як-9 был потяжелее,
поэтому немного <тупее>, помедленнее на разгоне, чем Як-1. Что бы превосходство Як-9 по скорости проявилось, его надо было
<раскочегарить>. Як-1 был подинамичнее <девятки>, поэтому чуть получше на вертикали (когда надо <с места рвать>), поэтому я Як-1
любил больше, чем Як-9. (Я никогда не боялся в <карусели> с <мессерами> покрутиться, а в ней динамика разгона важна - позволяет
долго высокую боевую скорость держать.) На скоростях близким к максимальной, вертикальные маневренности этих истребителей
сравнивались.
Так же хочу сказать, что были у нас в полку и летчики, которые наоборот Як-9 любили больше, чем Як-1, именно из-за того, что
<девятка> быстрее. Тут уж у кого какая манера боя.
По горизонтальному манёвру все Як-9 - аналогичны Як-1.

А.С. Як-9 стал <мессер> догонять?

И.К. Вообще-то, нет. Не помню случая, что бы Як-9 догнал <мессер> в горизонтальном полёте, хотя кто знает? Гнался бы подольше, то,
может, и догнал бы. Но, скорее всего, нет.
Насчет <догнать> вот, что я тебе скажу - для того, что бы вражеский самолёт догнать, надо его по максимальной скорости превосходить,
хотя бы километров на 10-20-ть, а наши <Яки> по скорости <сто девятый> не превосходили. Як-1 - <мессеру> безусловно уступал, Як-9 -
в лучшем случае (на <стооктановом> бензине), был равен. Но, никакого превосходства. Это я тебе точно заявляю.
Кроме того, Як-9 к нам стали поступать в то время, когда немецкие истребители уже затяжных боев уже не вели. Тут ситуация была
такой, если мы летим на сопровождении штурмовиков, то за <мессерами> мы долго гоняться не можем, поскольку не имеем права отрываться
от <Илов>. В таком бою, в гонках <накоротке>, Як-9 догнать <мессер> не мог. Когда же мы летим без <Илов>, то немцы с нами в бой
просто не вступали. Не было у нас возможности с ними <гонки> устраивать.
В лучшем случае, <мессера> пикировали со стороны солнца, нас обстреливали и, в пикировании же, уходили. В такой ситуации, Як-9 их
тоже не догонял, уж больно <мессер> в пикировании был хорош. И мы в это время, основную часть <мессеров> сбивали точно так же,
внезапной атакой, при которой разница максимальных скоростей в 10-20 км/час не играет никакой роли.

А.С. Як-9Т, это тот, что с 37 мм пушкой. На Ваш взгляд, 37 мм пушка, на легком истребителе себя оправдала?

И.К. Да, сделал я и на таком несколько боевых вылетов. Воздушного боя я на нём не вел, я летал на штурмовку.
Есть недалеко от Берлина небольшой провинциальный городок Губин, вот под этим Губиным, мы с <Илами> штурмовали крупную немецкую
танковую группировку. Я на Як-9Т, из этой 37 мм пушки по танкам и стрелял. По <тиграм>, по <пантерам>. Пикировал отвесно, что бы
бить по верхней броне (она у танка самая слабая). Спикировал - короткая очередь - выскочил. У меня боезапас был, что-то около 30-ти
бронебойных снарядов (сколько точно уже не помню), вот я их все по танкам и расстрелял. Поскольку я раньше на таком <Яке> не летал,
то не знал некоторой специфики данной модели - как очередь дашь, то сразу полная кабина дыма. Приборов не видать! Я фонарь открыл,
дым сразу вытянуло, тогда приборы увидел. Так и проштурмовал с открытым фонарём.
Як-9Т, по сравнению с Як-1, перетяжелённый. Вот именно из-за этой 37 мм пушки. Воздушный бой я бы на Як-9Т вести не хотел. На мой
взгляд, у этого истребителя, резко усилили ударные возможности, за счет снижения возможностей в манёвренном бою. Як-9Т - это ударный
самолёт-<охотник> и истребитель <непосредственного сопровождения>, но никак не истребитель для маневренного боя. В качестве
истребителя <маневренного боя> он непрактичен. Вот как ударный самолет, он достоин похвалы. Тремя снарядами танк поджигал.

А.С. В танк попасть легко? А то, вроде у штурмовиков, на пологом пикировании, попасть в танк из пушек было проблемой.

И.К. Не проблема. Пикирую почти отвесно с 800-900 метров, под градусов 70-т, упреждение минимальное - это раз. Два - <тигр> или
<пантера> не те танки, в которые трудно попасть. Громадины.

А.С. При попадании танк загорался, взрывался?

И.К. Иногда загорался, иногда нет. В половине атак вижу, что трассы в танк уткнулись, а больше ничего. Ни огня, ни дыма. В
половине - пламя появлялось сразу после попадания. Но взрывающихся танков не было. Только загоревшиеся.

А.С. По сравнению с Як-1, по управлению, по кабине, какие-либо особенности у Як-9Т были.

И.К. Практически не было. Разгонялся помедленнее, на вертикали плоховат - тяжелый. На мой взгляд, как воздушный боец слабее Як-1. В
остальном, <Як> как <Як>.

А.С. Як-9Т, был быстрее, чем Як-1?

И.К. Да, километров на 15-ть (как и любой Як-9). Если <раскочегаришь> (особенно если немного пикирнуть), то тогда да, быстрее.
Пикировал он хорошо и устойчиво - тяжелый. Я же говорил, Як-9Т это ударная модификация <девятки> - штурмовик и <охотник>.

А.С. Как я понял, на Як-9Д и Як-9ДД вы тоже летали. И как они вам?

И.К. Хорошо. Это были хорошие истребители. Мы им все баки (у Як-9Д их было четыре, а у Як-9ДД - пять) никогда не заправляли. Обычно
заправляли только два бака. Не выполнял наш полк таких задач, где бы надо было им делать полную заправку. При одинаковой заправке
горючим и маслом, вот из-за этих пустых баков, эти истребители были немного потяжелее, чем Як-1 и Як-9. Впрочем, это не сильно
отразилось на пилотажных характеристиках. По маневренности и вооружению, Як-9, Як-9Д и Як-9ДД были практически одинаковы. Но,
повторюсь, при одинаковой величине заправки горючим и маслом.
Як-9Д и Як-9ДД бомбодержателей не несли.
Хотелось бы сказать вот ещё что - я на Як-9ДД летать не любил. Пятый бак был под сидением летчика. Не дай Бог, в него попадут -
сгоришь за секунду.

А.С. На сколько полетного времени хватало горючего у истребителей Яковлева?

И.К. У Як-1 на 1 час 40 минут - 1 час 50 минут полета (860 км на выгодном режиме), если с воздушным боем, - то на 45 минут. Як-9Т и
Як-7Б - аналогично.
Я точно не помню, насколько хватало горючего у Як-9Д, а у Як-9ДД горючего хватало на 4 часа. Пять баков. Это был дальний истребитель
сопровождения.
Один раз наличие в полку Як-9ДД создало такую ситуацию, которая нас здорово перепугала. Мы тогда стояли на Украине, а нас захотели
послать на сопровождение бомбардировщиков, бомбить Плоешти (это в Румынии). Причем на обратную дорогу горючего не хватало даже у
Як-9ДД. Т.е. после бомбардировки мы должны были садиться <на живот>. Когда об этих планах до нас слухи дошли, перетрусили мы
здорово. Тут кто хочешь перепугается. Потом командование одумалось, и эту идею похерило.

А.С. Неужели имея на вооружении полка такие дальние истребители, вам не ставили задачи по сопровождению бомбардировщиков Пе-2 <на
полный радиус>?

И.К. Нет. <Пешки> мы сопровождали редко и уж, конечно летали они <не на полный радиус>. 150, максимум 200 км от линии фронта. При
полетах <на полный радиус> для сопровождения <пешек> использовали не <Яки>, а <Аэрокобры> с подвесными баками.
Всю войну, основная наша задача - сопровождение штурмовиков, а <Илы> вообще дальше, чем на 100 км от линии фронта не летали, обычно
до 70-ти и меньше. Т.ч. нашему полку Як-9Д и Як-9ДД были просто не нужны. Не ставилось нам задач для этих типов истребителей.
Если для наших обычных полетов, Як-9Д и Як-9ДД полностью заправить, то для воздушного боя они станут негодны, просто не успеют
выработать <лишнее> горючее.

А.С. А почему, на Як-9Д или Як-9ДД на <свободную охоту> глубоко в немецкий тыл не летали?

И.К. <Дальней> <охотой> специальные полки <охотников> занимались, мы - нет. У нас вся <охота> в прифронтовой полосе - до 25 км
вглубь от линии фронта, не дальше. Опять же наша <охота> - это ударная операция, всегда с бомбами, причем обязательно сопряженная с
разведкой. Дают задание посмотреть мосты, движение войск, техники. У меня около трети из всех боевых вылетов, это на <охоту>.

А.С. Воздушного противника на <охоте> атаковали?

И.К. Если подворачивалась возможность, то да.

А.С. Крупнокалиберный пулемет УБС в вооружении Як-9ДД был? А то в литературе есть сведения, что у Як-9ДД вооружение состояло из
одной единственной пушки ШВАК.

И.К. Был. На всех типах Як-9 УБС был.

А.С. Радиокомпас или радиополукомпас на Як-9Д или Як-9ДД был?

И.К. Не было. На <Яках> ничего такого не было. Правда, в начале 1944-го нам поставили оборудование для пеленгации. Нормально
работало. Потерялся - запросил курс на аэродром - тебе его сообщили.

А.С. Почему у вас в полку была такая смешанная <матчасть>? Як-7Б, Як-1, Як-9Д, Як-9ДД, Як-9Т, Як-9. Откуда?

И.К. Разными путями. Перегонщики с ремзаводов <Яки> пригоняют, так при распределении самолетов по полкам, на тип не смотрят. На
<Яках> воюете, некомплект техники есть - берите те, какие пригнали. Пригоняли и новые машины, но мало.
<Братские> полки на переформирование выводят, оставшуюся технику - нам. Тоже по типам могут не совпасть.
У нас основное пополнение матчастью было именно с ремзаводов - восстановленные машины. При мне, полностью новую и однотипную
матчасть, наш полк получал только два раза. Первый раз, когда я в полк прибыл - весь полк вооружили Як-7Б прямо с Новосибирского
завода, второй раз, - когда мы для перевооружения прибыли в Саратов, на авиазавод, где нас вооружили только что выпущенными Як-1.
Всё остальное время, вплоть до конца войны, полк, в основном, пополнялся самолетами с ремзаводов.

А.С. Як-9М у вас в полку были? Як-9М - у него фюзеляж как у Як-9Т, а крылья, с повышенным объемом баков, как у Як-9Д.

И.К Нет, таких не было.

---

От	Георгий
К	Георгий (15.01.2005 19:56:45)
Дата	15.01.2005 20:02:29

Часть 2. Фронт. Як-7Б (*+)

---

http://www.airforce.ru/history/ww2/kozhemjako/page_2.htm

Часть 2. Фронт. Як-7Б

А.С. Как и когда вы попали на фронт?

И.К. В ЗАПе мы учились целым авиаотрядом до начала 1943-го года. Эти <пять полётных часов> растянулись надолго. Летали редко,
поскольку были серьезные проблемы с ГСМ. Всё же на фронт шло. Да и самолёты поизносились капитально, не столько летали, сколько
ремонтировались. Не поверишь, но в месяц выходило слетать, раза два, не чаще.
Ну, вот налетали, мы 5-ть часов, после чего решили отправлять нас на фронт. Я ещё немножко повозмущался: <Куда меня на фронт?! Я же
ни разу не стрелял!> - а мне инструктор и говорит: <Захочешь жить - сразу стрелять научишься!> В начале 1943-го вызывали нас в
Москву (помню, что Главное управление ВВС тогда было в здании Академии им.Жуковского) целым авиаотрядом и распределяют по фронтам.
И, наконец, в начале весны (кажется, в марте) 1943-го года я попадаю на Юго-Западный фронт (потом его переименовали в 3-й
Украинский), причем не куда-нибудь, а именно на <свой> аэродром Чугуевского авиаучилища, на котором я начинал как военный лётчик, на
хутор Благодатный. Вот такой <кружок> получился.
Распределили меня в 867-й ИАП. Полк был выведен из-под Сталинграда на пополнение и переформирование. После сталинградских боев
остались от полка <рожки да ножки> - комполка погиб, из трёх командиров эскадрилий уцелел один, из девяти командиров звеньев -
выжило трое или четверо, из рядовых летчиков осталось двое или трое. (Больше, в течении всей войны, наш полк таких потерь никогда не
нёс.) На тот момент, когда я прибыл в полк, его командиром стал Семен Леонтьевич Индык. Фактически полк восстанавливали заново,
пополнили очень серьезно, причем пополнили не только летчиками-сержантами (каким был и я), но и летчиками-младшими лейтенантами (с
конца 1942 года из авиаучилищ летчиков стали выпускать младшими лейтенантами). Ничем эти ребята от нас не отличались, ни по
мастерству, ни по уровню подготовки, но они офицеры, а мы только сержанты. (Надо сказать, что мы - молодые уже начали потихоньку
воевать, когда в полк стали приходить и летчики с боевым опытом. Нас пополнили <стариками>, как вернувшимися из госпиталей, так и
просто переведёнными из других полков. Благодаря этому, мы стали летать на боевые задания под их руководством и многие <молодые>, в
том числе и я, быстро <подтянулись> до вполне приличного боевого уровня. Так что, к битве на Курской дуге, наш полк имел уже вполне
качественный боевой состав.)
Мой первый боевой вылет был в составе пары, на Як-7Б, с таким же необстрелянным, как я, младшим лейтенантом. Он - ведущий, я -
ведомый. Меня и поставили к нему, только потому, что я хорошо знал местность: <Кожемяко - ты же с этого училища. Знаешь район, не
потеряетесь. Лети>. Вот и полетели два <желторотика>. У обоих боевого опыта - <ноль>. (Конечно, надо было пару комплектовать с
опытным, повоевавшим летчиком, но тогда взять <опытного> было неоткуда.)
Задание было такое - уничтожить позицию наблюдателя. Возле станции Коробочкино, на господствующей высотке, наши войска засекли
наблюдателя - в замаскированном ветками окопе блестела какая-то <оптика>. Окоп был в глубине немецкой обороны, видимо поэтому,
поразить наблюдателя артиллерий не удавалось. А вреда, судя по всему, этот немец наносил немало, поскольку со своей позиции
просматривал не только весь наш передний край, но и наш аэродром. Вот и пришел приказ уничтожить позицию наблюдателя парой
истребителей.
<Мой> младший лейтенант решил с заданием покончить быстро и просто - сразу после взлета и набора высоты, рванул по прямой, прямо на
цель. Я, естественно, за ним. Перелетаем передний край и лейтенант тут же в пике на этот окоп (я остался повыше, что бы
контролировать воздушное пространство). Пикирует, а огня не ведет. Может оружие отказало, а скорее всего, от волнения, с
предохранителя забыл снять. Теперь уже не скажешь, почему он не сделал он ни одного выстрела, а вот немцы сделали - как дали по нему
<эрликоны> (20 мм зенитки), так он, не выходя из пике, упал и взорвался!
Я из зоны зенитного огня выскочил, дух слегка перевел. И задаю себе вопрос: <Что мне делать?!> Один остался, спросить совета не у
кого. Потом решил, - раз приказа никто не отменял, надо выполнять задание. Сделал небольшой кружок, зашел со стороны немецкого тыла.
Спикировал я на этого наблюдателя (окоп и человек в нём, сверху просматривались очень хорошо), пропорол наискосок эту <яму> длинной
очередью из пушки и пулеметов, и на полном газу к своим. Только один заход и сделал. <Эрликоны> по мне тоже пальнули, но не попали.
Прилетел, доложил как погиб мой ведущий. Вот такой первый вылет. (И ведь мы знали, что там есть зенитки! Но неопытность подвела.)
Потом постепенно <пошло>. Вскоре я стал командиром звена - я сержант-командир, а у меня в подчинении три младших лейтенанта,
офицеры. Сам я офицером стал уже на фронте.
Мой полк, в составе авиационного корпуса, дрался на Курской дуге, участвовал в освобождении Харькова, Павлограда, Днепропетровска,
освобождал Запорожье. На Дуге и под Запорожьем были очень крепкие воздушные бои. После освобождения Запорожья наш полк стал 107-м
Гвардейским (за успешные бои на Курской дуге и на Украине). Потом наш корпус перебросили на 1-й Украинский фронт. Там наш полк
дрался за освобождение Львова и над Сандомирским плацдармом. Закончили войну в Германии.
За время войны я совершил 130-ть боевых вылетов, провел 25-ть воздушных боёв. Меня один раз сбивали, но и я сбил четыре немецких
самолёта. Не только остался в живых, но и ни разу не был ранен, - думаю, что дрался неплохо.

А.С. Как я понял, Вы начали войну на истребителе Як-7Б. Каково Ваше общее впечатление о нем?

И.К. Машина была неплохой. Если бы он был не такой <тупой>, то это был бы совсем хороший истребитель. Он был тяжелый. М-105-й был
для него слабоват.

А.С. Кабина - обзор и комфорт для пилотов, как чувствовали себя в воздухе?

И.К. Кабина была нормальной, удобной. Сиденье хорошо регулировалось, все рычаги и тумблеры под руками. Обзор из кабины был хороший
во все стороны.

А.С. Даже назад? У Як-7Б был ведь высокий гаргрот.

И.К. Даже назад. По крайней мере, обзор назад был не ниже <удовлетворительно>. Если, конечно, не пользоваться плечевыми ремнями. Так
мы ими и не пользовались.

А.С. Фонарь держали открытым?

И.К. Поначалу - да. С фонарем сначала было очень плохо, - отсутствовал аварийный сброс. Ручка, открывающая фонарь, открывала замки
тросовой тягой. В воздушном бою ведь как - противник всегда стремиться ударить по кабине, значит и по фонарю. Если этот тросик
перебивали или <распускали> (а такое случалось относительно часто), самостоятельно кабину летчик открыть не мог, фонарь невозможно
было сдвинуть. Кабина в гроб превращается. Потом, когда аварийный сброс сделали, стали летать с закрытым фонарем.

А.С. Как осуществлялся аварийный сброс?

И.К. Поначалу система была такой, - надо было очень сильно толкнуть или ударить по стеклу фонаря снизу (обычно это делали обеими
руками одновременно), поближе к переднему краю фонаря. Фонарь как будто <выщелкивался> из пазов, его передняя часть приподымалась,
её подхватывал поток и всё, фонарь улетал. Не очень хорошая система, поскольку если ты ранен, то сил сбросить фонарь у тебя может и
не хватить.
Потом систему сброса изменили. Сделали так: вдоль переднего края фонаря проходил боуден - что-то вроде трубки, в которую был
вставлен пружинистый тросик. Конец тросика был выведен в кабину, на нём была закреплена такая резиновая красная <груша>. Для сброса
фонаря, надо было тянуть <грушу> на себя. Тросик выходил из паза, проворачивал небольшой двуплечий рычаг, который, в свою очередь,
довольно легко сдвигал и приподнимал переднюю часть фонаря. Эта система аварийного сброса уже просуществовала до конца войны.

А.С. Качество остекления кабины (прозрачность плексигласа) было нормальным?

И.К. Всяко бывало. Особенно поначалу. Бывал плекс и с желтизной, и поцарапанный (не то, что бы это сильно мешало, но неприятно), а с
конца 1943 года и до конца войны качество плексигласа стало хорошим.

А.С. Приборное оборудование вас устраивало?

И.К. Вполне. Весь комплекс основных приборов присутствовал. Да нам много и не надо было. Температура воды, температура и давление
масла, температура головок цилиндров. В бою ты больше ни на что и не смотришь.

А.С. Бронеспинка и бронестекло на Як-7Б были?

И.К. Бронеспинка стояла. Стальная плита, <с палец> толщиной (то ли 10, то ли 12 мм - не помню точно). Простые пулемётные пули
<держала>, но бронебойные её пробивали.
Бронестекло тоже было. Прочное.

А.С. Двигатель на ваших Як-7Б какой стоял - М-105ПА или М-105ПФ?

И.К. Вначале <простой>, потом под конец 1943 года, машины пошли с <форсированным>. У большинства наших Як-7Б двигатель был
<простой> - 1100 л.с. на 1-й ступени нагнетателя. Я и на Курской дуге на <простом> двигателе воевал, и на Днепре.

А.С. С форсированным двигателем Як-7Б сильно <прибавил> как истребитель?

И.К. Ну, конечно <прибавил>, но таких машин в полку было мало. Хотя Як-7Б даже с М-105ПФ всё равно до Як-1 <не дотянул>. Тяжёлый.
А.С. Температурный режим в кабине <Яка> вас устраивал?

И.К. Нормально. Хоть зимой, хоть летом не было ни слишком жарко, ни слишком холодно. Это ко всем <Якам> относится, и к Як-1, и к
Як-9.

А.С. Як-7Б был сложным в пилотировании? Я имею в виду, что на взлете, в полете и на посадке какие-нибудь трудности были?

И.К. Нет. На взлете <момент вращения> очень легко компенсировался рулем поворота. Посадка - просто. Полёт - очень просто, <Як> сам
летел.
Все типы истребителей Яковлева были просты в управлении, не только Як-7Б. Пилотировались <Яки> очень легко. Усилия на рули нужны
были небольшие. <Яки> - самолеты для пилотажа.

А.С. При боевом маневрировании, <Яки> на дачу рулей не запаздывали?

И.К. Нет. На боевых скоростях всё выходило очень резко.

А.С. Радиостанция на Як-7Б была? Как она работала, качественно или нет?

И.К. Стояла. РСИ-3. Опять-таки она была на всех типах наших <Яков>.
Поначалу приемник и передатчик стояли только на самолетах ведущих, а у ведомых был только приемник. На моём первом <Яке> стоял
только приёмник, я же начал воевать как ведомый. Потом, уже со второй половины 1943 года приёмники и передатчики стали ставить на
все машины.
Что касается качества работы, то работала эта станция неважно. И <трещала>, и <пищала> (коллектор искрит, отсюда и <трески-писки>).
Поначалу было сложно, потом и мы приноровились, и радиотехники со станциями <поработали>, связь стала по качеству не ниже
<посредственно>. В бою, по крайней мере, мы друг друга слышали постоянно. Да, рация работала посредственно, лучше и не скажешь.
Я с задания прилетал, и инженеру полка докладывал: <Мотор работал нормально. Показания приборов - нормально. Управление - нормально.
Оружие - нормально. Радио - плохо, сильный треск>. И в этом послеполётном докладе у меня за всю войну слова не поменялись.

А.С. Вооружение Як-7Б вас устраивало? Надежно ли работало пулеметно-пушечное вооружение?

И.К. Вооружение - отлично! 20 мм пушка ШВАК (стреляла через полый вал редуктора) и два синхронизированных (под капотом) УБС - 12,7
мм пулемета Березина. Вооружение мощное.
Работало всё надежно. Иногда, конечно случались отказы, но это либо от незнания техники, либо из-за плохого обслуживания или
недосмотра. Был интересный случай.
Как-то под Запорожьем, полетел я ведомым со старшим лейтенантом Медведевым (инструктором-командиром звена из Чугуевского училища,
его прислали на боевую стажировку, но он в училище не вернулся, остался в полку воевать), на сопровождения корректировщика.
Корректировщик Ил-2 ходил над нашим (правым) берегом Днепра и корректировал огонь артиллерии по немецкому берегу (левому). Наша пара
держалась с некоторым превышением и смещением в сторону солнца. И тут появляется <мессер>, почему-то один. Да ведь какой хитрый,
прошел над самой водой, между берегами и пошёл в атаку на наш <Ил> снизу. Медведев он опытный был, засек этого <сто девятого> и со
снижением на него. Я за ведущим. Медведев заходит на этот <мессер> сзади, уже можно огонь открывать, и вдруг резко отваливает мой
ведущий в сторону и мне по радио: <Иван - атакуй! У меня оружие отказало!> Я добавляю <газку>, резко проскакиваю вперед, причем
настолько резко, что не успел я опомниться, как <мессер> уже полностью заполняет кольцо прицела и начинает <вылезать>. Я, от
неожиданности, всадил в него длиннющую очередь из пушки и пулеметов. Полбоекомплекта одной очередью! Совершенно не отложилось в
памяти, <сколько и чего> попало в <мессер>, но, похоже, летчика я убил сразу. <Мессер> не загорелся, а вначале задрал нос, потом
упал на крыло, закрутился спиралью и врезался в землю. Это был мой первый сбитый.
Но, самое <интересное> началось потом. От моего залпа соскочил затыльник пушки и заклинил мне ножное управление. Педали практически
перестали работать. Пытался я этот затыльник сдвинуть вперед, но надо наклониться посильнее, а ремни не пускают. Я ведущему передал
(передатчик у меня уже стоял), что заклинило ножное управление и, <креником> развернулся и полетел <домой>. Сел нормально. А что
случилось? Оказывается, техник по вооружению, гайку крепления затыльника не законтрил. В полете от вибрации гайка отвернулась, а от
стрельбы вообще соскочила, вот затыльник и <съехал>.
Вот видишь, в одном боевом вылете отказ оружия на двух истребителях. Было и такое. Но, вообще-то отказы оружия были большой
редкостью. Работало вооружение очень надежно.

А.С. Техника по вооружению, как наказали?

И.К. Поначалу хотели судить, но, эскадрилья посовещалась и решила его под суд не отдавать, наказать <внутри> полка. Так что техника
не судили.

А.С. А вы какое наказание для него хотели? Ведь вы от его недосмотра погибнуть могли.

И.К. Я - как эскадрилья решила. Раз эскадрилья решила не быть трибуналу, то, всё, какие разговоры об этом?

А.С. А почему отказало оружие у Медведева, не выяснили?

И.К. Уже не помню, кажется, что-то было связано с предохранителями.

А.С. Ещё на Як-7Б вы сбивали?

И.К. Нет. Меня на нём сбили один раз.

А.С. Мощность наших 20 мм осколочно-фугасных снарядов вас устраивала?

И.К. Вполне. Снаряды мощные. Один снаряд в кабину <мессера> и считай, что сбил. Броню на <штуках> наши снаряды пробивали,
практически под всем углами.

А.С. Я читал, что на Як-7Б случались отказы в подаче патронов к правому пулемёту. Такое было?

И.К. Не припомню таких случаев. <Березины> работали очень надежно. Отличный, мощный пулемет.

А.С. Боезапас загружали полностью? И вообще, боезапаса хватало?

И.К. Да, полный - 120 снарядов к пушке и 400 патронов к пулеметам.
Для воздушного боя боекомплекта хватало вполне. Обычная очередь, это 5-6 снарядов пушки. Редко бывало, что бы в воздушном бою
боезапас расстреливали полностью. Но, очень часто бывало, что нам давали задание, проштурмовать наземную цель (это уже после
выполнения воздушной задачи). Так по наземным целям обычно расстреливали всё до последнего патрона, поэтому редко бывало, что бы
после штурмовки на аэродром возвращались с боеприпасами.

А.С. На какую дистанцию пристреливали вооружение?

И.К. На 200 метров.

А.С. Пристрелочные очереди делали? И вообще, как стреляли - просто <по самолету> или <в строго нужную точку>?

И.К. Старались пристрелочных очередей не делать, стрелять сразу на поражение. Но, тем не менее, иногда без пристрелочных очередей
было не обойтись. Был пристрелочный огонь. Его вели пулеметами.
Старались стрелять именно <в точку> (прицел и оружие это вполне позволяли), т.е. в строго определенное место - кабина, по двигателю:
места расположения бензобаков и маслобаков; у бомбардировщиков - по стрелкам и по мотогондолам: водорадиатор, маслобаки; били по
топливным бакам. Тут всё было, как я говорил, - сближаешься, как крылья из <кольца> начинают вылезать, делаются различимыми мелкие
детали. Тогда наводишь на нужное место и открываешь огонь. Это выходит метров 100-120-ть. При такой атаке пристрелка совершенно не
нужна. Эффективнее всего считался огонь по кабине. При удачном попадании даже одним снарядом, легко можно сбить и двухмоторный
бомбардировщик (с убитым или тяжелораненым пилотом далеко не улетит), а уж <мессер> или <Лаптежник> так сбивались и подавно. Если же
в кабину три-четыре снаряда всадил, - сбиваешь наверняка. Я, например, всегда старался бить по кабине, и, только потом, по всему
остальному.
<По самолету> тоже стреляли, но это в том случае, если ставишь заградительный огонь. Тоже пулеметами. В основном, такая стрельба
велась только по атакующим истребителям противника. По немецким бомбардировщикам так почти не стреляли.

А.С. Синхронизаторы на пулеметах не отказывали? Винты не простреливали?

И.К. Нет, синхронизаторы работали надежно на всех <Яках>. За всю войну не помню ни одного случая, что бы у нас синхронизатор отказал
или прострелили винт.

А.С. Прицел вас устраивал?

И.К. Вполне. Прицел коллиматорный, с лампочкой и отражателем. Хороший прицел, точный. Такой же стоял на Як-1 и Як-9.

А.С. <Яки> с прицелом ВВ - круги, нарисованные на лобовом стекле - у вас в полку были?

И.К. Нет, у нас в полку самолетов с таким прицелом не было.

А.С. Максимальная скорость у Як-7Б была какой? Как эта характеристика выглядела в сравнении со скоростью <мессершмидта> Bf-109G?

И.К. Максимальная скорость в горизонтальном полёте - 570 км/час (по прибору). Это было меньше, чем у <мессера> километров на 20-ть.
Если мы были на одной высоте, то догнать <мессер> Як-7Б не мог. Это очень неприятно - <мессеру> от тебя в бою легче оторваться и
легче тебя догнать, но в бою 20 км/час это небольшое преимущество. Его еще надо уметь реализовать.
Намного хуже отставания по скорости было то, что Як-7Б был <тупой>, разгонялся и тормозил медленно. Дашь газ, так он пока-а
раскачается: А убираешь газ, а он всё прёт! Вот <мессер>, тот <за газом ходил>, очень динамичный. Динамика разгона очень важная
характеристика, она обеспечивает боевую скорость, здесь у <мессера> было безусловное преимущество.

А.С. Разница в боевых скоростях была сильной?

И.К. Нет, боевые скорости Як-7Б и <мессера> были практически одинаковы - от 200 до 540-550 км/час, но, высокую боевую скорость
<мессер> мог держать подольше, <Як> скорость терял быстрее.

А.С. Как вы оцениваете возможность вертикального и горизонтального манёвра на Як-7Б, опять-таки по сравнению с
<мессером>?

И.К. Вертикальный - на <троечку>, если <мессер> принять за <пятёрку>. Конечно, в этом виде маневра Як-7Б уступал довольно сильно,
особенно на <горке>.
Вот на горизонтали <Як> был сильнее, на горизонтали он <мессер> и брал.
Надо так же сказать, не знаю почему, но на <боевом развороте> Як-7Б и Bf-109G были практически равными. Высоту набирали одинаковую,
а радиус виража у <Яка> был даже поменьше. <Боевой разворот> был у <Яков> сильным элементом.

А.С. Какова у Як-7Б, по сравнению с <мессером>, была скорость крена?

И.К. Одинакова, а может даже у <Яка> и чуть повыше. По крайней мере, хоть <мессер> и редкостно вертлявый самолёт, но мы его на
виражах перекручивали. Сколько бы он не пытался <вправо-влево>. Правда, маневренность на вираже, во многом зависит и от правильной
работы двигателем - сектором газа надо работать рывками.

А.С. Как я понял по вашим словам, Як-7Б пикировал хорошо?

И.К. Камнем падал! Очень хорошо пикировал, он же тяжёлый. Высоту терял моментально (что не очень хорошо), но и скорость в пике
набирал очень быстро (что вообще-то хорошо). В пике Як-7Б даже <сто девятый> часто догонял (если немец хоть чуть зазевается). От
<мессеров> и мы пикированием отрывались.

А.С. Странно. В литературе наоборот говорится, что <Яки> вообще и Як-7Б в частности, пикировали плохо.

И.К. Это Як-1 частенько пикировать <не любил>, а Як-7Б даже <придерживать> надо было.

А.С. Если сравнивать, по сумме характеристик скорости и маневренности, то Як-7Б и Bf-109G насколько сопоставимы?

И.К. <Мессер> был лучше. Не скажу, что подавляюще, но лучше. Як-7Б был тяжелый. В поединке <сто девятого> и Як-7Б многое зависело от
летчика и многое от вида боевой задачи, которую эти истребители выполняют. Чего скрывать, но при решении большинства боевых задач,
которые ставят истребителям, все-таки преимущество будет у <мессера>.

А.С. А, что были и такие задачи где преимущество будет у Як-7Б?

И.К. Были. В качестве истребителя для непосредственного сопровождения низковысотных ударных самолетов, таких как Ил-2, Як-7Б будет
предпочтительней.

А.С. Бомбы или РСы ваши Як-7Б несли?

И.К. РСы 82 мм были, но не долго, несколько месяцев, только на Як-7Б. Как и всё оружие, они пристреливались на 200 метров.
РСы - ударное оружие, по самолётам ими стреляли редко, разлёт большой. Ставили их по одной штуке на плоскость.
Потом, вместо РСов, мы стали нести бомбы. Бомбодержатели на Як-7Б, а позже и на Як-1 и Як-9, устанавливали в наших полковых
мастерских. Мы брали две бомбы по 100 кг (по одной на плоскость). Бомбы в полку применяли до конца войны и только <сотки> (другой
калибр не применяли). У нас бомбодержатели устанавливали на все самолеты в полку, за исключением Як-9Д и Як-9ДД.

А.С. Бомбили как, с пикирования? И, на ваш взгляд, бомбометание было точным?

И.К. Техника бомбардировки зависела от цели.
Если бомбим цель площадную, например пехотную колонну, то тогда бомбим с 700-900 м, с пологого пикирования. Снижаешься градусов под
30-ть, и сброс бомб идет на высоте 200-250 м. Если цель прикрыта зенитками - пулеметами или <эрликонами>, то тогда бросали повыше, с
метров 300-400-т.
Если цель была точечной, вроде моста, то тогда бомбили с крутого пикирования, градусов под 60-т. Там пикировали с 1-1,5 тысяч, в
зависимости от цели. Пикировали с небольшим переворотом, что бы цель в прицел захватить. Сброс где-то на 600-700 метров. Могли
<бросать> и ниже, если не было зенитного противодействия и цель была малоразмерной.
Что касается точности: Вот что было плохо. Сброс бомб осуществлялся рычагом. Сброс был механический. Это плохо. Что бы открыть
бомбовый замок, надо было потянуть рычаг сброса на себя, причем потянуть достаточно сильно. И получалось так - ты левой рукой тянешь
на себя рычаг сброса и, автоматически, тянешь на себя правой рукой ручку. Самолет, конечно, резко приподнимает нос, и бомбы летят
метров на 300-та вперед от цели. Недоработали наши конструкторы, сброс надо было делать электрическим, от кнопки.
Потом бомбить приноровились и стали попадать довольно точно. По крайней мере, некоторые из нас. Бывало, на <охоте> застигнет наша
пара таких <мастеров> немецкий легковой автомобиль (это же понятно либо <чин> какой, либо связной). Так спикируют и так положат
бомбы, что смотришь, - автомобиль уже <верх колесами>. Ну, конечно, в этом случае сброс делали пониже, метров с 400-500.
По точности, вот что я ещё могу сказать. На полигоне у нас мишенью был десятиметровый круг, так некоторые исхитрялись иногда в него
попадать. Но, если брать усредненный результат, то точность нашего бомбометания была тоже средней. Штурмовики и <пешки> бомбили
намного точнее. Думаю, что механический сброс, в основном, точность и снижал, но, при штурмовке немецких колонн нашей точности
вполне хватало.
Бомбодержатели и сброс были одинаковы для всех <Яков> - и Як-7Б, и Як-1, и Як-9.

А.С. Большая часть бомбометаний была с какого пикирования, с крутого или пологого?

И.К. Пополам. У меня из всех вылетов на ударные операции, половина это вылеты на <охоту>. На <охоте> атакуешь обычно точечные цели,
с крутого пикирования - одиночные машины, мосты на полевых дорогах, небольшие войсковые подразделения и т.п.

А.С. Кстати, мосты немцы зенитками прикрывали сильно?

И.К. На шоссейных дорогах и железнодорожных путях - да, сильно. На полевых дорогах, небольшие деревянные мосты - вообще не
прикрывали. Их-то истребителями обычно и бомбили.

А.С. Высоту сброса бомб как вы определяли, по прицелу или по высотомеру?

И.К. Высоту ввода в пикирование - по высотомеру, а когда уже пикируешь, нет возможности на высотомер глядеть.
Отвлечёшься и воткнёшься в землю. Высоту сброса определяли по прицелу, - ты же примерно знаешь, какую величину в прицеле должна
иметь грузовая машина или человек. Это, конечно, требует навыка, выработки <чувства высоты>.

А.С. Бомбодержатели вы несли постоянно?

И.К. Да.

А.С. Но, бомбодержатели ведь скорость снижают.

И.К. Конечно, но это мелочь. Зато ударные операции можно выполнять.
Честно сказать - я бомбы не любил, я РСы любил. РСы - сильное, мощное ударное оружие. Я искренне жалел, что мы их перестали
применять, хотя, конечно, по воздушным целям РСы не нужны.

А.С. Взлёт и полет с бомбами трудности представлял?

И.К. Нет, не особо. На взлёте только пробег делался больше, <держать> самолет на полосе было посложнее, ну, а в полёте возрастал
расход горючего.

А.С. Как я понял из ваших слов, обычно вы наносили удар бомбами по тем, целя которые либо зенитным огнём прикрывались слабо, либо не
прикрывались вообще?

И.К. Именно. Обычно под сильный зенитный огонь нас не посылали.

А.С. Были ли проблемы со здоровьем у летчиков при бомбометании (разрывы внутренних органов, кровоизлияния в глаза и т.п.)?

И.К. Нет. У нас бомбометание <недлинное>. Ни особой потери высоты, ни особой перегрузки.

А.С. На Ваш взгляд, вот эти ударные операции истребителей с бомбами, они были нужны или без них можно было и обойтись?

И.К. Когда как. Когда и нужны, а когда и не очень. Такие удары, это помощь нашим наземным частям, ну и <разгрузка> штурмовой
авиации. Это позволяло нашим штурмовикам на <мелочи> не отвлекаться.
Я эти вылеты, особенно на штурмовку войск, не любил. Я же истребитель! Моя задача с воздушным противником драться. А тут летишь с
этими двумя <чушками>, ни скорости, ни маневренности, да ещё и зенитки по тебе бьют. Но, мне приказывали, и я летал.

---

От	Георгий
К	Георгий (15.01.2005 19:56:45)
Дата	15.01.2005 20:02:24

1. Учеба (*+)

---

http://www.airforce.ru/history/ww2/kozhemjako/page_1.htm

Часть 1. Учеба

Курсант Кожемяко И.И.
Фотография из училищной многотиражки.

А.С. Я уже знаю, что зовут вас Иван Иванович Кожемяко. Не могли бы Вы немного рассказать о том, где Вы родились, где учились, как вы
стали военным летчиком?

И.К. Родился я 15 июня 1922 года, в Кривом Роге (это город на Украине), в семье шахтера. Через несколько лет после моего рождения,
мать умерла в родах, рожая моего младшего брата. Оставшись с двумя малолетними детьми, отец в шахте работать уже не мог, и мы
вынужденно переехали в хутор Михайловск, к родне отца (это там же на Украине). К этому времени здоровье отца, подорванное тяжелой
работой в шахтах, стало совсем неважным, и он сдал нас с братом в детский дом. Вскоре после этого отец умер. Было тогда мне года
четыре. Когда мне исполнилось лет девять или десять, я и еще несколько ребят из детдома убежали. С год бродяжил, попрошайничал,
подворовывал, <резвился> как мог, пока меня милиция не поймала окончательно (меня милиция ловила дважды, но в первый раз я и оттуда
убежал) и снова отправила в детский дом. Потом я <остыл> - понял, что ничем хорошим для меня такая <вольная> жизнь не закончится.
Надо сказать, что в детдоме была хорошая школа, с талантливыми учителями и мне учиться понравилось. Я хорошо учился, только на
круглое <пять>. В детдоме я пробыл до семнадцати лет, после чего меня направили работать <в район>, в колхоз, опять в хутор
Михайловский. Так сказать, для дальнейшего трудового воспитания и получения трудовой специальности. Там в сельской школе, я закончил
<семилетку>, после чего поступил в техникум оборонной промышленности в городе Шостка. Техникум был с усиленным изучением химии
вообще, и динамитов с порохами в частности. Производственную практику мы проходили на двух шостскинских предприятиях - пороховом
заводе и фабрике по производству кинопленки (позже - знаменитая <Свема>).
В этом техникуме я познакомился с человеком, который во многом, хоть и случайно, и определил мою судьбу. Звали его Иван Кожедуб. К
моменту нашего знакомства я учился на втором, а он на выпускном курсе техникума. Познакомились мы с ним почти случайно, наши
фотографии оказались рядом на <доске почета> (для наиболее успевающих студентов) - Кожедуб и Кожемяко. Его это так развеселило, что
он и пришел к нам в комнату общежития, познакомиться - что это за Кожемяко такой? Подружились.
Как-то раз поднялись мы с Иваном на четвертый этаж нашего общежития (оно стояло на окраине Шостки, окна как раз выходили на поле
аэроклубовского аэродрома). Смотрим - самолётики взлетают, садятся - красота! Тут меня Иван (а он к этому времени уже аэроклуб
закончил) и начал подбивать: <Смотри - летит! А ты не хочешь попробовать полетать?! А чего?! Ты даже не представляешь до чего это
интересно! Давай немедленно поступай!> Так меня он яростно убеждал, что я решил: <Надо попробовать>. Прошел медкомиссию и стал
заниматься в аэроклубе. Случилось это весной 1939 года. Первую половину дня учусь в техникуме, вторую - в аэроклубе. В техникуме я
такой был не один, поэтому для нас - курсантов аэроклуба - даже специальную машину выделяли, что бы возить нас на занятия и обратно.
Кроме того, на фабрике-кухне при пороховом заводе, нас, <летчиков>, кормили отдельно, выделяли специальный стол.

А.С. Вот тут можно чуть-чуть поподробнее: что за аэроклуб, сколько летных часов было за курс обучения, на каком типе самолета?

И.К. Шосткинский аэроклуб <ОСОАВИАХИМа>. Летали на самолёте У-2 - <кукурузнике>. По полетном времени вышло это часов 8-мь. К концу
обучения было у нас самостоятельных: десять полетов <по кругу>, два полета в пилотажную <зону>, два или три полета в <паре>. Учили
нас очень быстро. Война уже была <на носу>, это чувствовали, поэтому торопились. Весной 1939 года начали заниматься, а осенью (в
октябре или ноябре, уже не помню точно) нас выпустили со свидетельствами летчиков.

А.С. Штурманская подготовка была? Какой изучали пилотаж - простой, сложный?

И.Г. Штурманской подготовки практически не было. Дали основы ориентирования. Так же был небольшой курс аэродинамики и курс по
изучению двигателя М-11. По пилотажу на выпускном экзамене надо было выполнить <в обе стороны> - разворот, <боевой разворот>, вираж
(крен 15о), глубокий вираж (крен 45о), полупереворот, <бочку> и, плюс ко всему, <мертвую петлю> и <штопор>. Надо сказать, что
<штопор>, <боевой разворот>, полупереворот и <бочка> были необязательными элементами, на экзаменационном полёте, их выполнение
оставлялось на усмотрение курсанта. Если ты чувствовал, что можешь их выполнить, то выполняешь, а если нет, то нет. Я выполнил.
Почти сразу после окончания аэроклуба, к нам приехали <купцы> - летчики-инструкторы из Чугуевского авиационного военного училища,
слетали с нами, проверили технику пилотирования. Похоже, техника моего пилотирования этих летчиков вполне удовлетворила, поскольку
после этого полета, мне сказали, что я слетал успешно и зачислен в Чугуевское авиационное училище летчиков-истребителей, куда должен
немедленно отправиться для дальнейшего прохождения военной службы. На мою просьбу, дать мне полгода, что бы закончить техникум и
получить диплом, мне ответили: <Стране нужны летчики!> Ну, нужны, так нужны. Получил я в военкомате путёвку, быстро собрался и
поехал.
Приехал я в Чугуевское училище. За первые 1,5-2 недели прошли <курс молодого бойца>, приняли присягу, после чего выехали на полевые
аэродромы.
В училище готовили летчиков на два типа истребителей - И-15 и И-16. Я попал во 2-ю эскадрилью, мы изучали истребитель И-16. (В
училище я надеялся встретить Ивана Кожедуба, он уже был инструктором, но не получилось, оказались мы с ним в разных эскадрильях. Он
был в 3-й (они изучали И-15), а разные эскадрильи базировались на разных аэродромах. После техникума, я и с Иваном так и не
встретился. Как-то не пересеклись наши жизненные пути, ни на войне, ни после неё. А Иван на войне <прогремел> - Трижды Герой
Советского Союза, 63 сбитых.)

А.С. Т.е. Вы в училище только один тип истребителя изучали - И-16?

И.К. Да. И-15 я видел только <со стороны>, его изучали другие эскадрильи.
Ладно, поселили нас в палатках, рядом с полевым аэродромом, неподалеку от хутора Благодатный. Стали летать, вначале на У-2, потом на
УТ-2. Осень сырая, холодная, дождливая. Но, ничего, мы ребята молодые, кровь горячая. Прожили в палатках до зимы. К зиме 1939-40
годов, подошло время начинать учиться летать на истребителе и только тогда нашу эскадрилью, из палаток переселили в нормальные
казармы. Для полетов на УТИ-4, нас перевели на центральный аэродром города Чугуева, где была бетонная полоса, там же недалеко были и
казармы.

А.С. Истребитель И-16 начали сразу изучать?

И.К. Да. Теоретически. Особенно много времени отдали изучению двигателя М-25, особенностям его эксплуатации. Изучали и двигатели
М-62 и М-63. Они не сильно отличались от М-25, в основном только устройством нагнетателя.
Так же серьезно стали изучать штурманское дело.
Весной 1941 года мы уже летали на И-16 самостоятельно, <по кругу>, а на УТИ-4 (с инструктором) начали отработку простого пилотажа.
Ну, а в июне началась война.

А.С. До войны в училище летали часто или редко?

И.К. Три полетных дня в неделю выходило. Вначале начали летать на У-2, потом на УТ-2, потом на УТИ-4, и чуть позже, на И-16. На
УТИ-4 и И-16 летали практически одновременно, т.е. вначале на УТИ-4 отрабатываем элемент с инструктором, а потом на И-16 -
самостоятельно. Постепенно переходили.

А.С. На Ваш взгляд, количества полётных часов в училище хватало, для нормальной летной и боевой подготовки?

И.К. Не знаю. Мне не с чем сравнивать. На мой взгляд, количество полетных часов в училище до войны, было достаточным для нормальной
лётной подготовки, а вот для боевой?.. Не знаю. С началом же войны все планы подготовки просто рухнули.

А.С. Тактику в училище изучали?

И.К. Слабо, можно сказать обзорно, да и тактика была устаревшей - звенья по три самолёта. До сих пор помню: правый ведомый смотрит
влево, левый - вправо, а ведущий - вперед. Только к самому концу обучения, уже во время войны, стали изучать бой парами и
четвёрками, но тоже обзорно.

А.С. Как на подготовку курсантов повлияла начавшаяся война?

И.К. Я же сказал, что всё рухнуло. С началом войны летать практически перестали - почти всё горючее шло на фронт в боевые части.
Надо ещё сказать, что вскоре после начала войны, все имеющиеся в училище, более-менее новые И-16 были переданы в боевые полки. У нас
в училище остались только те И-16, которые имели высокую степень износа, да УТИ-4 (тоже не новые). Изношенная матчасть не позволяла
изучать сложный пилотаж, только простой. Максимум, что разрешалось делать на этих машинах, это <мёртвая петля>. Вот так на этих
машинах мы и летали - <по кругу>, виражи, <полубоевой> разворот и не больше.

А.С. Как курсанты восприняли начало войны - равнодушно (все равно на фронт не попасть) или нет?

И.К. Мы стали рапорта писать, с просьбой направить нас на фронт, патриотизм у нас был большой. Нам постоянно отказывали, тогда,
помню, сильно на это обижались. Теперь я понимаю - куда нас <желторотиков> на фронт?! Посбивали бы нас сразу.
Потом на наш училищный аэродром сел полк на СБ. Вот тут мы и стали понимать, что война идет не шуточная, и <немца> с наскока не
взять. Потери у бомбардировщиков были очень большие. Пойдет девятка, возвращаются - пять-шесть.
Через некоторое время на наш аэродром село и два истребительных авиаполка, один на Як-1, другой - на ЛаГГ-3. На нас - курсантов эти
самолёты впечатление произвели. Конечно, по сравнению с И-16, эти истребители выглядели сверхсовременно. Мы ходили, восторгались:
<Вот это истребители!> Встречались с командирами этих авиаполков, просили, что бы они нас забрали к себе, не дожидаясь пока мы
закончим училище. Драться с немцами мы хотели неподдельно.

А.С. Вы расспрашивали летчиков, этих полков, как они оценивают <ЛаГГ> и <Як> по сравнению с <мессершмидтом> Bf-109?

И.К. Расспрашивали, но тогда боевые летчики, перед нами особо <не распространялись>, так объяснили всё в общих чертах. Наши машины
считались более тяжелыми по сравнению с немецкими, поэтому уступали на вертикали, хотя <Як> признавали практически равным <мессеру>.
<ЛаГГ> считался хуже <Яка> (и сильно), как более тяжелый, т.ч. наши первоначальные восторги, по поводу <ЛаГГа> быстро поутихли.

А.С. Понятно. Продолжайте, что там было дальше, с вашим училищем?

И.К. Немцы продолжают наступать! Взял <немец> Полтаву, стал приближаться к Харькову.
Тут поступил приказ об эвакуации училища в тыл - инструкторам, имеющиеся в училище И-16 и УТИ-4, перегнать, а курсантам
эвакуироваться <своим ходом>. <Своим ходом> это значит пешком. С Чугуева мы шли пешком до Воронежского Калача. 15-ть дней! Лиха
хлебнули, насмотрелся я за эти дни на всякое. В Калаче дали нам два дня на отдых и приведение себя в порядок. Потом нас погрузили на
эшелоны, и приехали мы в Баку. В Баку посадили нас на пароход <Шаумян> (это я хорошо помню) и ночью по Каспию нас перевезли в
Красноводск. В Красноводске курсантов и обслуживающий персонал снова погрузили на <товарняки> и приехали мы (наша эскадрилья) в
Чимкент. Там нас и разместили. Аэродром там был приличный, довольно хорошо оборудованный, ГВФовский, хотя и без бетонной полосы.
Вырыли мы себе землянки (поскольку жилья на всех не хватало), начали летать. Восстанавливали летные навыки, летая на У-2 и УТ-2,
потом понемногу стали летать на УТИ-4 и И-16.

А.С. Тип ваших училищных И-16 не помните?

И.К. Нет, помню только, что они были пушечные. С двумя пушками ШВАК в плоскостях и парой синхронизированных ШКАСов под капотом.
Надо сказать, что в Чимкент, для изучения, к нам прибыли и новые истребители, ровно две штуки - боевой ЛаГГ-3 (одноместный) и
учебный Як-7В (двухместный). Прислали и инструкторов, владеющих новой техникой. Вот один из этих инструкторов нам и <помог> -
поломал <ЛаГГ> настолько серьезно, что полеты на нем стали невозможны.
Случилось это так - при рулёжке <дутик> <ЛаГГа> попал в колею. Инструктор резко <газанул>, что бы из колеи выскочить, <дутик> и
свернулся. Вместе с <дутиком>, свернулся усилительный шпангоут и переломились стрингера. Сломался истребитель напополам. Мы,
конечно, подбежали посмотреть - ё! всё деревянное! - стрингера, центральный лонжерон, шпангоуты, - в общем, всё! <Вот это
техника!..> Поэтому <ЛаГГ> был такой тяжелый, потому, что весь был из дерева. У нас и так к этому истребителю доверия было немного,
а посмотрели мы на него изнутри и оставшееся доверие к <ЛаГГ> пропало начисто. Что же это за самолет, который запросто напополам
сломать можно?! Полеты на <ЛаГГ> запретили, потому как, возможностей его полноценно отремонтировать у нас не было. Может оно
получилось и к лучшему, что не стали этот <ЛаГГ> изучать, а то еще неизвестно в какой бы полк я потом попал и на какую матчасть.
(Воевать на <ЛаГГ> - не дай Бог!)
Остался у нас Як-7В. На нём нас немного <покатали> - <показали> нам на нём взлёт и посадку, точнее сделали мы на <Яке> по нескольку
взлетов и посадок. Под непосредственным руководством инструктора из второй кабины. Теперь, по крайней мере, случись что, мы знали
как это надо делать. Самостоятельно на <Яке> я не летал. А из училища меня выпустили на И-16.
Я даже не могу сказать, что нас готовили быстро - нас готовили очень быстро. Скоростным методом. Дали нам звание <сержант-пилот> и
всё, лётчик готов! Это был конец 1941 года.

А.С. На фронт вы попали сразу после училища?

И.К. Нет. Сразу после выпуска весь наш курс целиком (неожиданно для нас) отправили, но не на фронт, а на <Маньжурку> (так тогда
называли границу СССР с Маньжурией).
После училища попадаем мы в ЗАП (запасной авиаполк), в поселке Укурей (это там же на границе с Маньжурией). Там нас стали
переучивать на истребитель Як-7Б. <Яки> в ЗАПе были Новосибирского завода. (Кстати, до нас этот полк учил летчиков на истребитель
И-16, но с нашим прибытием всех этих летчиков, кто летал на <ишаках>, отправили в Москву.) В ЗАПе на переучивание на Як-7Б мне дали
ровно 5-ть полетных часов.

А.С. Сколько вышло у вас полетных часов к моменту выпуска из авиаучилища <в сумме>?

И.К. Если считать с довоенным налётом, то где-то так - часов 15-ть на УТ-2, 10-ть часов на УТИ-4 и 4-5-ть на И-16. Плюс 5-ть часов
на Як-7Б в ЗАПе.

А.С. На что, в основном шло полетное время в училище и ЗАПе? На Ваш взгляд эта подготовка, что вы получили, была достаточной или
нет?

И.К. Совершенно недостаточной! О какой достаточности можно говорить, если ни в училище, ни в ЗАПе, я ни разу не стрелял, ни по
<земле>, ни по <конусу>.
В училище, всё полетное время ушло на то, что бы мы более-менее овладели техникой индивидуального пилотирования И-16. <Строем> не
ходили, сложный пилотаж не изучали, ни одного воздушного боя не провели.
В ЗАПе - снова изучали пилотаж (уже и с элементами сложного), провели несколько воздушных боев, походили строем и парой. Но и в ЗАПе
мы ни разу не стреляли, ни по наземным целям, ни по воздушным.
Можно сказать прямо, что Як-7Б, я до конца не освоил. Не мог я поначалу, в воздушном бою, взять от этой машины всё, что она была
способна дать. Да и на взлёте-посадке я этого истребителя поначалу <побаивался>.

А.С. Ну, а хоть один положительный аспект вашего обучения можете назвать?

И.К. Летать меня научили. Я пилотировал хорошо, машину чувствовал. Всё-таки на И-16 я летать научился (по крайней мере, на уровне
простого пилотажа), а раз умеешь летать на И-16, сумеешь и на всём остальном.
Надо сказать, что в ЗАПе нам уже преподавали более современную тактику воздушного боя - парами и четверками. Причем, тактику
преподавали достаточно серьезно, с особенностями маневрирования, тактическими приёмами, изучением ТТХ истребителей и
бомбардировщиков противника: скорость, маневренность, уязвимые места, расположение стрелков и т.п. По плакатам запоминали вынос
упреждения и точки прицеливания, при различных углах атаки. Ничего не скажу, теоретическая подготовка по тактике в ЗАПе была
неплохой. Её бы практикой подкрепить: Но, не было горючего.
Вообще-то, в ЗАПе, количество летных часов между летчиками распределилось неравномерно. Там, первым делом проверили, кто как
пилотирует. Пилотируешь хорошо - тебе летать поменьше, плохо - чуть-чуть побольше. Я, по меркам ЗАПа, пилотировал хорошо, поэтому и
вышло мне только 5-ть часов, а кому-то - 6-7-мь. С другой стороны и командование ЗАПа тоже понять можно - от него требовали
выпустить как можно больше летчиков, и исходя из мизерности выделенных средств, оно каждого летчика стремилось научить хоть чему-то,
и этим дать ему шанс на выживание в воздушном бою.
Там же в ЗАПе мне открыли <секрет>, как надо целиться, что бы наверняка сбить вражеский самолет: <Загоняй <его> в прицел и как
только его крылья из <кольца> вылезать начнут, так открывай огонь - не промахнёшься!>

А.С. А почему такие проблемы со стрельбами возникли? Ладно, <по воздушным целям> конуса обычно нечем <таскать> было, но <по
наземным>?

И.К. Не могли достать боеприпасы. Время такое было - фронт всё <выгребал> подчистую, и боеприпасы, и горючее.

А.С. Скажите, а насколько ТТХ немецких самолётов, которые вам дали в училище и ЗАПе соответствовали реальным? Не было ли такого, что
вам говорили одно, а в реальности ТТХ машин противника оказались выше.

И.К. Нет, в бою ТТХ машин противника примерно соответствовали, тем, что нам дали в училище и ЗАПе. Конечно, какие-то отличия были,
но ничего существенного.

---

От	Георгий
К	Георгий (30.12.2004 00:32:44)
Дата	15.01.2005 19:55:04

Лемент Харрис. Мой рассказ о двух мирах (*+)

---

http://left.ru/2005/1/harris118.phtml?print

Лемент Харрис
Мой рассказ о двух мирах
(продолжение, начало см. http://left.ru/2004/18/harris117.phtml)

Москва - Нью-Йoрк

По прибытии в Москву я встретился с Харольдом Уэйром, который завершил сезонуборки урожая, руководя ещё одним совхозом, на этот раз
расположенным на болeе влажном и покрытом лесом севере страны. Мы много встречались, полъзуясь квартирой Бориса Рейнштейна для наших
дискуссий. Уэйр рассказал мне, что его работа в Советском Союзе была завершена, её основные цели достигнуты. Не было больше
необходимости в демонстрации преимущества механизированного сельского хозяйства над старыми крестьянскими методами.
Он сказал, что теперь собирается сконцентрироваться на американском сельскомхозяйстве, которое в тот момент страдало от резкого
падения цен на продукцию.Он предложил исследование положения ферм по всей стране, а мне - участвоватьв нем. ..
Я посетил встречу, организованную Госпланом в честь полковника Купера, американского инженера, приглашенного в качестве консультанта
на строительство Днепровскойплотины и гидроэлектростанции. Советский главный инженер Винтер хвалил активную роль Купера в
строительстве этой огрoмной плотины. Он рассказал о том, как всегда знал, где искать Купера в самые ответственные моменты
строительства - в самых глубоких ямах, проверяя, чтобы хорошо был уложен фундамент плотины. Купер завершил собрание своей речью, в
которой он заверил, что "с завершениeм строительства этой плотины ничто, ни природа, ни человек, не смогут нанести ей ущерб." Но
оказалось, что он ошибался:
Всего 11 лет спустя в СССР вторглись нацисты, но до того, как они добралисьдо Днепрогэса, советские инженеры остановили все огромные
генераторы, погрузили их на машины и эвакуировали их на восток. Внутренние галереи, встроенныeв плотину, с которых можно было
наблюдать её работу, были заполнены гигантскойсилы взрывчаткой, и целые участки плотины были взорваны. Очевидно, веря в то, что
Украина станет постоянной частью "Великой Германии", фашисты начали её рeмонтировать. Но насильно согнанные на эти работы советские
люди нашли способ замедлить работу и различные пути её саботажа, так что два года спустя, когда сюда вернулись советские войска,
работа была весьма далека от завершения. Плотина начала действовать снова только в 1950 году.
Я посетил её вместе с журналисткой Анной Луизой Стpoнг, незадолго до того,как электрическая энергия с нее стала поступать в соседние
области. Нас привeзли в деревню, наслаждавшуюся новым для нее опытом электрического освещения.Когда мы въехали в деревню, это было
под музыку "Часовой симфонии" Гайдна, раздававшуюся на всю деревню из громкоговорителя на главной улице. Нам рассказали, что в
деревне есть свой радиоцентр, расположенный в одной из изб.
Но появилась проблема. После первоначального энтузиазма по поводу электрического освещения люди начали замечать, что уличные фонари
становилсь все более и более тусклыми. Как это могло случиться? Разве они на находились всего в 20 милях от самой большой
гидроэлектростанции в мире ?
С нее приехали электроинжeнеры. Им понадобилось около получаса, чтобы определить, что случилось. Какой-то прeдприимчивый крестьянин
взял кусок канализационной трубы, обмотал вокруг нее мeдную проволоку много раз и присоединил концы к электрической сети дома,
создав таким образом себе самодельный электрический утеплитель. Когда соседи заметили, как тепло и уютно было у него дома, они
ознакомились с устройством и начали сами делать такие же. Самодельные утеплители начали расти как грибы - уличное освещение стало
тускнеть. Конечно, крестьяне не понимали, какое огромноe количество электричества они поглощали. Когда их "изобретения" были
убраны,освещение снова стало нормальным.
Перед моим отъездом Борис Рейнштейн имел со мной несколько отеческих бесед. "У тебя теперь такой большой опыт, и ты видел все
аспекты жизни при социализме. Что ты о ней думаешь?"
"Я нахожусь под сильным впечатлением от того рассвета новой жизни, который наступает для русского народа."
"И что ты собираешься по этому поводу делать?"
"Я обещал на заводе, что когда вернусь в Америку, то буду писать и рассказывать правду о жизни в Советском Союзе. Я также обещал
Харольду помочь ему в его всеамериканском исследовании ферм."
"Замечательно, но я советую тебе получше познакомиться с работами Маркса и Лeнина. Тебе необходима теория для обоснования твоего
практического опыта. Каким путем ты едешь домой?"
"Я думаю, что через Ригу."
"Это последнее место, которое я бы тебе посоветовал посетить. Рига - центр Запада для самых враждебных и гнусных россказней о нас.
Американские журналистыи официальные лица там набросятся на тебя, выдават из тебя всю информацию допоследней капли, а затем все
перевернут в своих целях. И ещё одна вещь. Еслиты окажeшься вовлеченным в ряды американской компартии, не доверяй своим родным.
Молодой русский в царское время стал последователем Ленина. Он рассказал своим родителям-аристократам, чем он занимался. Они
немедленно отправились в полицию и донесли на своего собственного сына, которого бросили за решетку. Родители боялись, что если не
донесут на него, он кончит не за решеткой, а на эшафотe."
Я принял совет Бориса и покинул СССР через Польшу. В поезде Москва-Берлин яоказался в одном купе с полковником французской армии,
возвращавшимся с воeнной конференции с участием его советских коллег. Полковник рассказал мне, что его жена была русской
эмигранткой, покинувшей страну во время Революции. Она была в ужасе, когда услышала, куда ему предстоит поехать. Он не только
былженат на эмигрантке, но и находился в Мурманске в составе французских войскво время интервенции. Она предсказывала, что его
немедленно арестуют, и онаникогда его больше не увидит.
"Но, " - сказал он, -" приказ есть приказ, я должен был поехать в составе нашей военной делегации и, как порядочный военный, приказу
подчинился." Все прошлохорошо, дискуссии были дружественными, даже сердечными. В последний день советские хозяева конференции дали
банкет в честь гостей, где было произнесеномножество дружественных тостов и добрых пожеланий.
"После всего этого проявления дружбы,"- рассказывал полковник, -" я настолькоосмелел, что заметил своему советскому коллеге, что он,
вероятно, не знает,что я уже бывал в Советском Союзе ранее. Он ответил, что, возможно, о моем прошлом визите туда было известно даже
более, чем. я мог предполагать. Он извинился и отошел, а потом вернулся с большой книгой, из которой он зачитал детали моeго
пребывания в Мурманске десять лет тому назад. "Теперь, когда мы все выяснили, " - сказал он, "-давайте выпьем за наше общее
здоровье!"
Я провел несколько недель в центральной Европе - Берлин, Кассель, Мюнхен, Вeна, - прежде, чем. сесть на итальянский корабль в
Триесте. Особенно большоевпечатление на меня произвела Вена. Американские корреспондeнты там расспрашивали меня об СССР, но я видел,
что они не очень-то верят моим позитивным рассказам.
: Советское общество открыло новые, невероятно широкие горизонты. Целая нация проснулась от средневековой спячки и отсталости и
начала новую, социалистичeскую жизнь. Было совершенно очевидно, что большинству простых людей это глубоко по душе, что они полны
возбуждения и энтузиазма, напоминающего испытываeмые в свое время американскими первопроходцами. Я чувствовал себя так же, как
журналист Линкольн Стиффенс, который после визита в СССР в ответ на расспросы своего финансиста, Бернарда Баруха, сказал :"Я побывал
в будущем, и оно действует!"
Я подумывал о том, чтобы насовсем переселиться в СССР и принять участие в огромной задаче - построении социализма. Я знал, что смогу
жить этой жизнью и принeсти этой стране пользу. Но Харольд Уэйр был прав, когда он сказал, что мы там больше были не нужны. Наш
вклад больше не был бы незаменимым. Настала поравернутрься домой и засучить рукава, взявшись за проблемы в своей собственнойстране.
: Когда я веpнулся к родителям в Нью-Йoрк, отец сказал мне: "Добро пожаловатьдомой, сын! Я составляю список своих друзей, которых я
приглашу на ужин с нами, и я хотел бы, чтобы ты рассказал им о твоих впечатлениях от России."
На ужин прошло около десятка человек, - все, конечно, в вечерних нарядах. :Корпоративная Америка была на нем хорошо представлена.
Там были, среди прочих, президент железной дороги <Балтимор и Огайo>, президенты <Вестерн Юнион>, <Америкэн Айс> и других компаний.
Так как все гости были мужчинами, моя мать не моглаприсуствовать на вечере и тихо сидела в соседней комнате, из которой она могла
все слышать.
По окончании весьма обильного ужина мой отец встал и сказал: "Джентльмены, наиболее распространенная человеческая слабость, которая
мне известна, -это вeра в то, что твой ребенок особенный. Многие родители страдают этим , и я тожeпринадлежу к их числу."
"Мой сын собирается вам что-то рассказать. Я не знаю, что он будет говорить.Если кому-то из вас сказанное им будет неприятно,
пожалуйста, чувствуйте себя свободными покинуть нас. Я не обижусь. Я не созвал вас сюда в качестве наказания.
Я не могу много сказать вам о своем сыне, кроме того, что я мог бы быть по-настоящему богатым человеком, если бы у меня не было
столько дорогостоящих детeй. Могу также добавить, что он не страдает параличом голосовых связок."
Я ограничил свой рассказ описанием того, что я видел о жизни советского завода, об успехе в производстве комбайнов, об отношении к
работе и друг к другу рабочих и дирекции. Когда я закончил, никто не обратился ко мне с прямым вопросом, но дискуссия завязалась.
Гости менялись мнениями о том, лучше ли советскому народу было при царском режиме или при советском. Мнения поделились примерно
поровну.
: Радио Нью-Йoрка предоставило мне 15 минут для рассказа о Советском Союзе.Мой отец слушал передачу. Где-то в её ходе я заметил, что
в СССР нет бирж цeнных бумаг и кажется, что это никому не мешает. После чего отец позвонил своeму партнеру по фирме и сказал ему,
что пора сворачивать дела, ибо Лемент сказал, что биржи не нужны,
В течении зимы 1930/31 годов я был занят лекциями о своем опыте жизни в СССР...
(окончание, "Некоторые послевоенные события", - в сл. номере)

При использовании этого материала ссылка на Лефт.ру обязательна

---

От	Георгий
К	Георгий (30.12.2004 00:32:44)
Дата	15.01.2005 19:55:01

Джордж Моррис: "Там, где права человека реальны" (*+)

---

http://left.ru/2005/1/morris118.phtml

Джордж Моррис
"Там, где права человека реальны"

(продолжение, начало см. http://left.ru/2004/18/morris117.phtml)

Они бежали из Израиля.
За недели, предшествовавшие проведению спонсированной сионистами конференции в Брюсселе 17 февраля 1976 года, посвященной нападкам
на СССР за его якобы запрет на эмиграцию евреев в Израиль, офис газеты "Daily World" в Москве получил множество писем от советских
евреев, возмущенных конференцией и всей антисовeтской компанией. Большинство этиx писем были поxoжи на письма, посланных в другие
крупные американские газеты и службы новостей. Когда мы проверили, то оказалось, что ни одно американское СМИ не опубликовало ни
одно из этих писем, даже не признало, что они были получены. Протесты советских евреев против лжи западнойпрессы об их "угнетении" в
СССР просто выбрасываются в мусорную корзину. Но если CMИ получают даже одно-единственное письмо, которое может оказаться полeзным
сионистам и антисоветчикам,оно сразу публикуется на первой странице.
Письма, которые я получил в нашей газете - а их было более ста - подтверждали то, на что так часто указывают обманутым сионистской
пропагандой, - что eвреи в СССР занимают ведущие позиции в науке, медицине, искусстве, на руководящих и других ответственных постах,
в процентном отношении превосходя в этом практичeски все другие основные этнические группы страны. Чувства, высказываемые в этих
письмах, хорошо иллюстрируются письмом Eфима Юсифовича Андрачникова в <Вашингтон Пост>, которая его не опубликовала: "Советские
евреи прежде всего являются советскими гражданами, с равными правами, и Советский Союз - наша родина." Он родился в небогатой
рабочей семье, писал он, и его отец погиб в 1919 году, от рук антисемитских бандитов, а мать была убита нацистами, захватившими Киeв
в1941 году.
"25 лет я проработал директором московского завода с 2000 рабочих. Более 20лет я избирался депутатом в местные советы. У меня 11
правительственных наград, из них четыре ордена. Моя жена - депутат Верховного Совета РСФСР и главврач больницы." Андрачников пишет,
что все 4 его детей получили высшее образование, так же, как и его зятъя и невестки, и что все они занимают ответствeнные посты.
"Все это дано нам нашей социалистической системой, за которую мы готовы, еслинадо, отдать свою жизнь, "- пишет в заключении он.
Даниил Эйзенштадт, возглавляющий крупное строительное управление, написал: "Внашей большой организации работают представители самых
различных национальностeй, и ни один из них не испытывает никакой "дискриминации", о которой так истeрично кричат сионисты.
Советские евреи, честные труженики на благо своей страны, никогда не станут сторонниками сионистов."
Н.Я. Кирцман, ведущий специалист на одном из факультетов механического института: "Джентльмены, довольно. Хватит. Все это вами
выдумано. Вы так громко кричитeо евреях в Советском Союзе, потому что у вас самих плохо идут дела. Именно вы сами страдаете от
кризисов, инфляции и дискриминации."
И таких писем было множество.
Незадолго до брюссельской конференции, в ответ на сионистскую кампанию, управляемую преимущественно из Вашингтона и Нью-Йoрка,
Агенство Печати "Новости" и советское министерство иностранных дел созвали пресс-конференцию, на которой выступили семь бывших
эмигрантов, бежавших из Израиля, рассказав о реальности в "стране молочных рек и кисельных берегов." Из рассказов этих людей
очевидно, что выбраться из Израиля, очевидно, намного труднее, чем. эмигрировать из Совeтского Союза.
Валерий Кувент, 35 лет, покинувший Советский Союз в 1971 году и вернувшийсяиз Израиля в 1975, описал, как ему пришлось прятаться в
грузовике, чтобы добраться до Кипра. Оттуда он, его жена, мать и трое детей вернулись в СССР. Онвыбрал избежать повестки в армию,
которая была ему прислана после того, какон отказался выступить по радио с ложью о жизни советских евреев.
"Как только вы оказываетесь в Израиле, вы осознаете, что вы и ваша семья нужнысионистам только для того, чтобы облегчить их задачу
населения евреями арабских земель. Нас поселяют на аннексированных территориях," - сказал он. "Только представьте себе, что это
значит - жить на земле, с которой согнаны тысячи, сотни тысяч людей. Сегодня эти люди живут в палатках и в трущобах, которые
бомбардируют израилъские самолеты: Нам, советским евреям, нечего там делать. Израиль только хочет использовать нас в качестве
неквалифицированной рабочей силыи пушечного мяса."
Кувент описал случай с советским эмигрантом, которого забрали в армию в наручниках. Сын его друга потерял глаз ещё в детстве, но его
все равно забрали вармию в Израиле, заявив ему: "Моше Даян воюет с одним глазом, повоюешь и ты!"
Клара Крейс, сидя рядом со своим мужем, описала, как им пришлось бороться зато, чтобы выбраться из Израиля и в конце концов удалось
добраться до Вены,где они получили разрешение вернуться на "нашу настоящую родину."
"Я была готова ждать этого разрешения, если понадобится, даже десять лет, -лишь бы вернуться," - продолжала она. "Израиль -
расистское общество. Напримeр, oдна вьетнамка приехала в Израиль со своими 2 детьми , отец которых -израильтянин. Она хотела стать
израильской гражданкой, была готова принять иудаизм. Сионистская пропаганда в то время проливала крокодильи слезы о судьбе
вьетнамских бежeнцев. Но главные раввины страны вынесли решение,что они не заинтересованы в её обращении. Вьетнамка была
депортирована из Израиля, чтобы "избранная раса" сохраняла свою чистоту."
Крейс описала, как раввины обращаются с иммигрантами из СССР как со второсортными гражданами, как их именуют "полукровками". Хорошо
известно и то, что израильтяне заносят в черные списки людей на религиозной почве, добавила она. Её детям пришлось обучаться по
таким книгам, как "Сефер Хоказари", где написано: "Раса израильтян - лучшая из рас, а израильтяне - избранная нация." Она
процитировала другий текст, одобренный министерством образования и культуры Израиля, в котором говорится: "Евреи - элита
человечества." Её муж, Лазарь Крейс, рассказал, что тысячи евреев мечтают покинуть Израиль, но сделать это трудно, ибо сначала надо
доказать, что они расплатились со всеми долгами. По закону, всeмужчины моложе 60 лет являются военнообязанными. Он назвал несколько
человeк, которые переписываются с ним, мечтая выбраться из Израиля. "Арон Куролопник, которому 80 лет, мечтает вернуться в Киев,
чтобы быть похороненным в родной земле".
"90% иммигрантов мечтают вернуться. У советских евреев нет ничего общего с тeми, кто хочет жить в Израиле. Мы говорим на разных
языках, мы по-другому думаем и по-другому живем. Советские евреи не принадлежат к "мировому еврейству", выдуманному сионистами."
Борис Бравштейн, уехавший в Израиль вместе с женой, 2 детьми и матерью, рассказал: "Мы открыли для себя, что все в этом так
называемом "еврейском государстве" для нас было чужим - культура, идеология, даже психология людей. Сионизм на деле оказался всего
лишь вариацией расизма." Он описал квартал современных многоэтажных зданий, окруженный колючей проволокой. "Дети европейских еврeев
играли за проволокой, а дети евреев-эфиопов смотрели на них, стоя по другую сторону проволоки с завистью в глазах."
"Сионистские теоретики", - продолжал Бравштейн, - "говорят, что Израиль был"избран Богом" для выполнения специальной миссии, и что
евреи являются чистейшей из рас. То же самое писал Гитлер в своей книге "Майн Кампф". Есть идеологическая связь между нацистами и
сионистами- и те, и другие расисты."
Исаак Каплан описал, как ему и его жене по приезду в Израиль пришлось продатьпрактически все, что у них было, пока им наконец
удалось получить работу: ему- разнорабочим, а ей - в качестве уборщицы. Его жена от отчаяния повесилась."В Советском Союзе к нам
относились как к людям. В Израиле с нами обращалиськак с рабами. Нас презирали за то, что мы - "русские", за то, что мы не хотили
молиться в синагоге. Каждые несколько месяцев цены вырастают в два раза,квартплата, вода, газ, электричество, телефон, еда,
общественный транспорт:Налоги высоки. Я был готов проехать автостопом по всей Европе, лишь бы добраться до Москвы и целовать её
камни. Я бежал, и мне удалось вернуться на родину. Здесь я вновь обрел спокойствие духа, и жизнь снова улыбается мне,"- закончил
Каплан.
Илья Фузайлов описал "долговую книжку", которой ударяют каждого иммигранта,когда их пропускают через систему по прибытии. "Они сами
записывают что-то вэту книжку на иврите. Ты не знаешь, что там написано. Ты видишь только цифрыи подписываешь документ." Речь идет о
цене всех "благ", которые получают вновьприбывшие. Вместе они складываются в значительную сумму, которую необходимо выплатить,
прежде чем. получить разрешение уехать из Израиля.
"Больше всего мне жалко израильских детей. У них нет будущего, "- продолжалФузайлов, - "Я посетил своих родственников, у которых
пять детей. Они обречeны получить образование не выше нашего 4-классного."
Описывая деревянные бараки, в которых живут колонисты на оккупированных арабских землях, Фузайлов сказал: "Главная цель Израиля - в
создании буферной зоны, барьера из иммигрантов из Советского Союза, по которым будет нанесен первый удар, eсли что-то случится."
Ицxак Зельцер, инженер-механик, получивший высшее образование в СССР, признался, что национализм и сионизм были факторами,
приведшими к его эмиграции в Израиль, как и концепция того, что Израиль является "землей обетованной" и "домом для всех евреев".
Добавив, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, Зельцер сказал: "Я увидел наконец то, о чем. я столько слышал. Мне
понадобилось немногим менее 2 лет, чтобы понять, что единственным верным и разумным рeшением является возвращение в мою родную
страну." Зельцер рассказал о том, как разочаровался он при виде вражды между различными этническими группами и по классовому
признаку в Израиле. Он увидел антагонизмы между "богатыми и бедными", между "сабрас> (евреями, рожденными в Палестине) и еврейскими
мигрантами из Азии и Африки и фаворитизм в отношении евреев, приехавших из Европы и Амeрики."
Как и другие, уехавшие в Израиль, Зельцер не был членом компартии, но нельзясказать, что он не был коммунистом, ибо "для того, кто
родился и вырос в Совeтском Союзе сам образ жизни уже прививает прогрессивные взгляды." Но когда он оказался в "другом мире и стал
свидетелем социальной несправедливости", он рeшил вернуться в Советский Союз. "Я поддерживаю призыв компартии Израиля- "с арабами,
против империализма", а не с империализмом против арабов."
Как и все вернувшиеся, Зельцер рассказал, что он е его семья по возвращенииполучили обратно все свои права. Сегодня он работает
инженером в украинском городе Черновцы, и все у него в порядке.
Во время нашего пребывания в СССР в прессе появлялись частые сообщения об участившихся просьбах растущего числа иммигрантов
позволить им вернуться на родину. Одна группа из 300 человек подала такое прошение в Вене, другая, примерно такой же величины - в
Италии. Советские граждане часто рассказывали о письмах от родных и знакомых, уехавших в Израиль, в которых они со слезами умоляли
сделать что-нибудь, чтобы спасти их из Израиля. Но скоро стало ясно, что СССР не позволит пользоваться советским гражданством как
чем-то, чем. можно бросаться, а потом так запросто его восстанавливать.
Будучи в Тбилиси, столице Грузии, я спросил секретаря Коммунистической партииВикторию Сигадзе о выезде грузинских евреев,
составляющих большое число из тex, кто отбыл в Израиль. Они верили, что в Израиле будут проживать компактно,на одной территории - и
были разочарованы тем, что их разбросали по стране,а также вступили в острый конфликт с израильтянами по поводу условий работыи
сезонной безработицы. "Недавно грузинское правительство получило целое морeписем с прошением разрешить вернуться," - рассказал
Сигадзе. "Но им было отказано."
Многие просят разрешения вернуться "ради своих детей", продолжала Виктория Сигадзе, обещая, что "дети не повторят ошибки родителей".
Она также рассказалао том, что многие грузины еврейского происхождения занимают важные посты в правительстве и в академических
кругах.
Ту же самую историю видел я в Литве, Латвии и на Украине. В Литве официальныeлица, занимающиеся вопросами миграции, показали мне
большую кипу писем от эмигрантов, умолявших о разрешении вернуться. Все они получили один и тот жеответ. Представители религиозных
евреев в Москве, Тбилиси, Вильнюсе и из других синагог высмеяли антисоветскую пропаганду о том, что у евреев нет свободы
вероисповедания, или что синагоги закрывают. Главный раввин Москвы Яков Фишман, у которого брала интервью моя жена Хэлен, рассказал,
что нет никакого родаограничений, и что у них есть действующая Ешива для обучения раввинов. Он рассказал ей , как получает пачки
писем от бывших посетителей его синагоги, которые эмигрировали, а теперь просят, чтобы он сделал что-нибудь, чтобы помочь им
вернуться.
Раввин Фишман также указал на то, что проблема состоит не в каких-то ограничeниях, введенных государством, а в том, что становится
все меньше и меньше заинтересованных в религии. "Я надеялся, что оба мои сына и мой внук заинтерeсуются учебой на раввина. Но они
этого не хотят. И я ничего не могу с этим подeлать, "- рассказал он ей.
По возвращении домой (в Америку - прим перев.) мы нашли значительное количество эмигрантов на "еврейскую родину", которые нынче
сконцентрированы в кварталах Нью-Йoрка и Лос-Анджелеса. Израиль для них был лишь перевалочным пунктом на пути в Америку и другие
страны Запада, в надежде, как и некоторые иммигранты3-4 поколения назад, что они тоже "разбогатеют". На своем горьком опытeони
учатся тому, что времена изменились - что возможности даже для мелкого бизнеса стали редкими и требуют инвестиций, недоступных тем,
кто бежал из Израиля. После короткoго периода некоторой поддержки различных еврейских агенств они оказываются предоставленными самим
себе и быстро открывают для себя, что условия тяжелы, - безработица, инфляция и другие "прелести" нашей "человек-чeловеку-волк"
капиталистической системы.
(Продолжение - "Как они лгут" - читайте в следующем номере)

При использовании этого материала ссылка на Лефт.ру обязательна

---

От	Георгий
К	Георгий (30.12.2004 00:32:44)
Дата	15.01.2005 19:00:08

К. Крылов: СССР: "больничка"/"санаторий" (*+)

---

http://www.livejournal.com/users/krylov/1022923.html




СССР: "больничка"/"санаторий"
Нечаянно наткнулся на интересное сравнение у bbb:


>Для РУССКИХ жителей РСФСР 70-х (и прочих) годов РСФСР была не пупом СССР, а просто частью России, не входящей в автономии. То есть
РСФСР была не еще одной республикой, а тем самым целым, как сейчас жители областей РФ (в отличие от республик в составе РФ) не
ощущают себя особым "пупом РФ". В этом смысле отсутствие КП РСФСР и ряда других атрибутов союзных республик (в частности, прямое
подчинение обкомов ЦК) было признаком того, что СССР=Россия. Этого не понимали глупые националисты, требовавшие создания "российских
учреждений" - а умные, стоящие у власти, понимали. Республики были чем-то вроде больного органа, загипсованной руки, требующей
особого ухода - никто же не считает тело за минусом этой руки "главным элементом" тела в целом.


Можно даже уточнить. "Национальные республики" рисовались - прежде всего русскому населению - как некие "больнички" или "санатории",
для населения которых нужен "особый режим", "особый уход" и обязательно "особое отношение".

Тут нужно сказать несколько слов о своеобразном советском восприятии самого понятия "отдыха". Слово "отдых" является извиняющимся:
"отдыхать" может лишь "наломавшийся" человек, у которого уже дыхалка не тянет корячиться дальше. Отдых, таким образом, оправдывается
как необходимость, причём довольно печальная. Слово же "развлечение" (то есть "плюсовая", "позитивная" часть "отдыха") вообще имело
исключительно негативный смысл.

В результате единственной уважительной причиной для любых послаблений стала болезнь. "С болезнью не поспоришь, тут лечиться надо" -
это крестьянское чувство перешибало советскую тягу к тому, чтобы заставить всех корячиться.

Отсюда и сильнейшая связка понятий безделья и развлечения с болезнью. Это проявлялось во всём - начиная с фальшивых "бюллетней", по
которым можно было отбояриться от коряченья (например, "субботника" или "овощебазы"), и кончая тотальной маскировкой
курортно-развлекательных заведений под лечебные. Именно так появились советские "санатории" и "здравницы". По сути это были обычные
туристские комплексы, но оформление "под больничку" было обязательной их частью.

Эта связка - "болезнь как единственный повод для послаблений" - оказалась настолько жёсткой, что перешла и на политику. Так, все
послабления и даже привелегии для национальных республик объяснялись (неявно, разумеется) для русских тем, что национальные
республики населены "хворыми", которым якобы нужен "постельный режим". И в зависимости от того, насколько та или иная республика
признавалась "больной", отношение было мягче или жёстче.

Что же это была за "хворость"? Разумеется, национализм.

Здесь советская пропаганда сделала гениальный по своей двусмысленности шаг, отождествив национализм с "хворью", которая (для
нерусских) нуждается в амбулаторном лечении, чистой палате и хорошем уходе. Перед националистическими народами, всякими там
кавказцами или эстонцами, заискивали, танцевали на задних лапках, разрешали им то, чего не разрешали русским, и так далее. Но при
этом всё время подразумевалось, что если "хворь" обострится, возможно и хирургическое лечение (иногда оно даже и проводилось).

Русским же БОЛЕТЬ БЫЛО НЕЛЬЗЯ. Потому что русские были поставлены в позицию "надрывающегося старшего в семье", который обязан
кормить всех хворых и немощных, да ещё и терпеть их свинское поведение: на больного ведь нельзя не только подымать руку, но и
повышать голос. То, что эти "больные" вели себя именно по-свински, сидя на шее у затюханного кормильца-поильца, подавалось как "ну
они же больные", а русский ропот подавлялся - "тебе что, больных не жалко, сволочь?" Попытки же русским самим отдохнуть в этой
прекрасной больничке разоблачались как СИМУЛЯЦИЯ и немедленно наказывались. "Ты советский, бля, и должен пахать на всех. Чё это ты
тут из себя черносотенца корчишь? Всех черносотенцев мой дедушка лично в расход отправил, неоткуда тебе им быть. Ну-ка, руки в
ноги - и работать, работать. Тварь ленивая."

Это - восприятие нерусского национализма как "настоящего", "дозволенного", и русского как симулятивного, САМОСТРЕЛА - есть
глубочайшая основа советской и постсоветской антирусской и антинационалистической риторики. Русских националистов всё время уличали
в том, что они тоже хотят в больничку, где хороший уход и медсёстры. "А работать кто будет?"

---

От	Георгий
К	Георгий (30.12.2004 00:32:44)
Дата	05.01.2005 22:15:17

Резун- Суворов: "Каждый, кто ставит перед собой цель утопить <Ледокол>, должен понимать: недостаточно найти ошибку" (*+)

---

http://www.livejournal.com/users/kenigtiger/492858.html




Наконец-то и он сказал ЭТО.
http://www.vremya.ru/2004/106/13/101095.html

...Но в главном я прав. Каждый, кто ставит перед собой цель утопить <Ледокол>, должен понимать: недостаточно найти ошибку. Сила
любой теории -- в ее объясняющей способности. <Ледокол> объяснил миллионам людей простые вещи, которые объяснения не имели. Критики
меня разоблачают и опровергают, но пока ничего не предложили взамен. Клевать меня и обзывать нехорошими словами -- трата времени. Я
толстокожий, на оскорбления не обижаюсь. Нужно не разоблачать меня, не опровергать, а выдвинуть новую теорию, которая просто, ясно и
доходчиво объяснила бы людям суть случившегося. Пока другой теории нет, <Ледокол> продолжает свой победный рейс.

Вещи имели и имеют объяснение.
Оно содержится в двенадцатитомнике "Вторая Мировая война".
Для тех, кому лень, кратко воспроизведено в "Антисуворове" Алексея Исаева.

update
Кстати, если "найти фактическую ошибку для опровержения теории не достаточно", то чем каноническая советская версия истории в самом
худшем ее виде(даже не 12-ти томник, это на редкость адекватная вещица), хуже версии Суворова?
Ничем. В главном - она права.

---

От	Георгий
К	Георгий (30.12.2004 00:32:44)
Дата	30.12.2004 00:49:46

К вопросу о Катынском деле (*)

---

http://www.duel.ru/200452/?52_6_4

К ВОПРОСУ О КАТЫНСКОМ ДЕЛЕ

---

От	Кудинов Игорь
К	Георгий (30.12.2004 00:49:46)
Дата	30.12.2004 01:54:05

а дуель прикрыла форум!

---

да, тот еще паноптикум собирался под мухистическими знаменами. Совсем ,
видать, гуру дискредитировали....

---

От	И.Л.П.
К	Кудинов Игорь (30.12.2004 01:54:05)
Дата	30.12.2004 09:42:41

Re: У них, вроде, были проблемы с хостингом (-)

---

---

От	Георгий
К	Георгий (30.12.2004 00:32:44)
Дата	30.12.2004 00:49:42

Дм. Кропотов. История одной квартиры (*+)

---

http://www.duel.ru/200452/?52_8_1

ИСТОРИЯ ОДНОЙ КВАРТИРЫ
Предисловие
Вот ведь оно как!

В последнее время среди продвинутых слоев местной интеллигенции вошла в моду теория, что Луна сделана из зеленого сыра. В защиту
оной ее адепты утверждают, что единственная альтернативная космогоническая гипотеза в качестве лунного материала предусматривает
обезжиренный творог. А поскольку обезжиренный творог - не самый подходящий материал для планетоида, то любому непредвзятому
исследователю должно быть ясно, что разумной альтернативы их (т.е. сторонников зеленого сыра) взглядам нет. Попробуем же нарушить
эту ситуацию противостояния двух подкрепленных могучими авторитетами научных школ и дерзнем выступить со своими дилетантскими
взглядами (даже сознавая, что, возможно, нам предстоит огрести с обеих сторон).
Речь у нас пойдет, как читатель уже догадался (а ежели нет, то я подсказываю), о Второй мировой войне, а точнее - о загадке ее
возникновения. Поскольку полный анализ поведения государственных големов затруднен чрезвычайно, упростим себе задачу - представим
себе сии сложные объекты в виде простых человеческих личностей и заселим ими обыкновенную, знакомую всем если не с натуры, то по
многочисленным литературным описаниям, коммуналку. Итак:

Сага об одной коммуналке

А пенсионер брык с катушек:
И лежит, отдыхает.
М. Зощенко

Итак, в некоей коммуналке живет несколько соседей, каждый со своими чадами и домочадцами. Вот их имена: Француз, Англичанин (этот
живет в комнате с персональным выходом на лестницу. Охраняет ее у него большой злой черный пес - Владычиц Дворей), Немец и Русский.
Соседи все умеренной злобности - на кухне друг с другом здороваются, за спиной делают пакости и потому каждый старается держать под
рукой топор. Исключения - Немец, которому по результатам последней Большой Кухонной Махаловки общим решением жильцов (на самом
деле - смотрящими за квартирой Французом и Англичанином) топор иметь запретили, а так же Русский - у него недавно была свара, из-за
которой у него: а) ушла жена, унеся с собой почти все имущество, в том числе слесарный и столярный инструмент, б) часть бывших
родственников отгородила от его жилплощади персональные клетушки, переселилась в них и теперь гордо именуется Независимыми
Квартиросъемщиками - Поляк, Финн, и братья-прибалты (Литовец, Латыш и Эстонец). От Немца ушли (или были насильно отселены) Чех,
Венгр и Австриец. Австриец раньше жил с Немцем шведской семьей, но после Большой Махаловки Домовый Комитет постановил, что это-
неэтично. Еще в квартире есть Румын (он утверждает, что это фамилия, но Немец по секрету рассказал всем, что это профессия),
Итальянец и Грек. Отдельную комнату занимают Балканцы, но туда лучше не соваться - там все время идет бурная разборка и летают
тяжелые предметы. Иногда заглядывает добрый дядюшка - Американец. Человек вроде неплохой, с одним только недостатком - <приняв на
грудь>, любит порассуждать о морали, положив при этом ноги на стол. Еще в квартире есть добродушный Мойша. У него собственной
жил-площади нет, поэтому он периодически гостит то у одного, то у другого. Вреда от него большого никому не бывает, наоборот, он
любит помочь по хозяйству, зашивая старую одежду и простыни. Правда, долго выносить его в общении тяжело, ибо он - жуткий зануда.
В последнее время, правда, Немец распространяет про него гадкие слухи - что это именно он рассорил Русского с его женой и нынешняя
любовница Русского - Коммуна Гэбуховна Маркс (редкая стерва, неряха и грубиянка) - его незаконнорожденная внучка. Верят этому,
правда, далеко не все, ибо многие знают, что она такая же Маркс, как и Аменхотеп, а настоящее ее имя - Горпина Закиздюк, и она
пра-пра-пра-: , в общем, правнучка князя Курбского.
Русский ведет нездоровый образ жизни и нелюбим за то соседями. Он часто стучит по ночам в своей комнате, мешая спать остальным.
Говорит, что пытается навести порядок после ухода <этой Контры> (это он так про бывшую жену). Может, и правда: молотка у него нет,
занять не у кого (никто не дает), и часто стук перемежается матюгами - видимо, пытаясь забить гвоздь кирпичом, он попадает себе по
пальцам. На почве своего изгойства он постепенно сближается с Немцем. Тот часто захаживает к Русскому в комнату со слесарным
инструментом - якобы помочь с ремонтом. Однако, знающие люди уже заподозрили, что он хранит у Русского не сданный в Домовый Комитет
Большой Топор, и за предоставляемый Русскому инструмент невозбранно тренируется владению упомянутым Топором на бескрайних просторах
Русской комнаты. По идее, Смотрящим (т-е Англичанину и Французу) надо бы разобраться с этим, но их вечно отвлекают другие дела: то в
Балканской комнате кому-то проломили голову, то озверевший после полгарнца зубровки Поляк сцепился с Литовцем. Поляк вообще тяжелый
сосед - его самосознание спало 200 лет, и теперь, проснувшись, отрывается по полной. Больше всего он не любит Русского, и на общей
кухне, схватив кого-нибудь за пуговицу, часто рассказывает, как дедушка Русского держал его 200 лет на антресолях связанным, в чехле
от байдарки. Впрочем, остальных соседей он не любит тоже, считая, что все ему должны.
Наступают тяжелые времена - предприятие, где работают все жители данной квартиры, накрывается большой медной посудой. Денег
становится меньше, отношения в квартире, ессно, накаляются.
В какой-то момент Немец закатывает прилюдную истерику, объявляя, что якобы кто-то спер его лучшую посудную мочалку (по наводке
Мойши) и что больше он чморить себя не даст! После чего вполне открыто начинает ладить у себя в комнате топор из заранее припасенных
деталей. Англичанину и Французу такое злобное нарушение статус-кво по барабану. Во-первых, потому что их достали требующие средств
домочадцы, а во-вторых, потому что они озабочены идеей-фикс призвать к порядку Русского, стучащего по ночам.
Немец постепенно обретает прежний гонор, восстанавливает с Австрийцем шведскую семью и внимательно приглядывается к соседям,
растащившим часть его фамильного имущества во время Большой Махаловки. Соседям от этих взглядов не по себе, они бегают жаловаться к
Французу и Англичанину. Те их успокаивают, поят валерьянкой и обещают, что если только этот, то они вот падлой будут - по стенке
размажут!
Тут назревает конфликт - сын Чеха настучал бубном в песочнице племяннику Немца. Немец немедленно распускает перья, требует извинений
и их материального подтверждения - свой старый шифоньер, доставшийся Чеху при распиле имущества. Цимес тут в том, что этот шифоньер,
собственно, и служит основным элементом перегородки, отделяющей каморку Чеха от жилплощади Немца. Чех бегит канючить к Французу,
который раньше обещал, что за Чеха порвет пасть любому. Французу драка в лом - у него похмелье от <Вдовы Клико> и приступ
простатита. Он предлагает позвать Англичанина. Тому тоже эти заморочки совсем не к месту - он занят. Вдвоем они начинают убеждать
Чеха, что говно-вопрос и отчего бы тому не отдать Немцу драный шифоньер. На шум вылезает из своей комнаты Русский и предлагает
быстро навтыкать сообща Немцу (Чеха он любит - они дальние родственники, и Чех добрый и работящий). Русскому популярно объясняют,
что тут воспитанные люди сами во всем разберутся, а он лучше пусть стучать по ночам прекратит - и он, обиженный, уходит. Чех в итоге
со вздохом отдает шифоньер Немцу, и тот, довольный, волокет его в противоположный конец комнаты, ликвидируя, таким образом,
разграничитель. Во время этой процедуры в каморку Чеха неожиданно влетает Поляк, размахивая дедовской саблей, хватает прикроватный
коврик и стул и с криком, что это всегда было его, убегает.
После этой перестановки Чех фактически лишается отдельной жилплощади, на его территории хозяйничает Немец, постепенно загоняя
безответного Чеха под диван.
Выясняется неприятная вещь - у добрейшего Чеха, оказывается, была неплохая коллекция топоров и первоклассный слесарный и столярный
наборы. Теперь все это достается Немцу, и тот, самодовольно поглядывая на соседей, в открытую играется с этими замечательными
вещами. Поляку становится неуютно (по набору ухапленной в свое время обстановки он - второй в очереди под раздачу), кисло начинают
себя чувствовать и Француз с Англичанином. В итоге консилиум решает создать Антинемецкую Коалицию, позвав в нее для массы Русского.
Партнеры отправляются в гости к Русскому, чтобы обсудить детали сделки. Тот настроен дружелюбно, накрывает на стол и предлагает тост
<За успех!> В итоге соседи почти приходят к консенсусу, но вот незадача! - у Русского комната не граничит с Немцем, встретиться нос
к носу они могут лишь на жилплощади Поляка. Русский заявляет, что все - фигня, просто когда Немец полезет на Поляка, тот должен
открыть ему, Русскому, дверь в свою комнату, а Француз с Англичанином навалятся на агрессора с тыла. Но тут Поляк, отрывая
физиономию от миски с салатом, заявляет, что Русский - сволочь, что его дедушка:.. и что он ваще скорее сдохнет, но <эту свинью> в
свою комнату в грязных валенках - НИКОГДА! После чего встает и, пошатываясь, уходит, с грохотом хлопая дверью. Оставшиеся соседи
пытаются все-таки склонить Русского к союзу, говоря, что главное - пусть он бумагу о союзе подпишет, а уж где ему с Немцем
подраться - они обеспечат. Но Русский переговоры заканчивает, бутылку закрывает и убирает в шкаф и предлагает встретиться на другой
день на трезвую голову. Зная его, можно считать, что это - дурной признак!
И верно - на следующий день выясняется, что Русский уже успел поговорить с Немцем. В итоге эти двое решили, что: а) Русскому Поляк -
по барабану, и Немец может его на хлеб намазать, если вернет часть Поляковой жилплощади, бабушкин комод и овощной ларь карельской
березы, затыринные Поляком во время разборок между Русским и его бывшей супругой, б) Русскому вообще все по барабану, но Прибалты -
его бывшая территория и только ОН там - хозяин.
А на следующую ночь квартира разбужена звуками месиловки, идущими из комнаты Поляка. Вперемежку с ударами и злобным бормотанием
по-немецки слышны крики о помощи, издаваемые Поляком. Англичанин и Француз бегут к себе за топорами (не сильно, правда, торопясь) и
через некоторое время возникают на пороге комнаты Немца. Здесь они наблюдают следующую безрадостную картину: Поляка нет, только
из-под дивана торчат две ступни в носках национальной расцветки, один с дырой на пятке. В углу хнычет Мойша, которому досталось от
обоих, а вдали виден Русский, сноровисто заталкивающий в свою комнату овощной ларь.
Но дело начато, и Англичанин с Французом начинают вялую перебранку с Немцем, стоя в дверях. Драться обоим охота несильно, и они еще
надеются, что все как-нибудь само рассосется. Тут вдруг в кадре появляется Русский, разносящий в хлам стены клетушек
соседей-прибалтов с криками, что это - его, и у него бумага есть, и волокущий визжащих братьев к себе на антресоли. Слегка
охреневшие от этакой наглости, Англичанин и Француз теряют дар речи, а впрочем, им сейчас главное - закончить разборку с Немцем без
потери лица. Тут Русский, видя в квартире такое нестроение, вылезает снова, причем с большим топором, и направляется прямиком к
двери Финна, собираясь <разобраться с наглой чухной> (Финн действительно попортил ему крови, но это все же было не вчера, так что
пафос явно наигран). Но возникает облом - дверь Финн преизрядно укрепил, а топор у Русского.
Финн храбрится, подзуживает Русского из-за двери, предлагая <пооожаалууйстааа, вооойдиии!>
Англичанин и Француз отвлекаются от перепалки с Немцем, орут на Русского, грозя ему выселением и статьей за хулиганство. Но тот
вошел в раж, ничего не слышит, и дверь помаленьку начинает поддаваться. Тон Финна сменяется, тот предлагает Русскому мир, <онко
синулля воодкаа> и вообще выяснить, из-за чего весь сыр-бор? Русский тоже уже подустал, поэтому предложение принимает. В итоге
выясняется, что причина конфликта - половичок Финна, залезший в опасную близость к двери Русского, и бабушкин комод. Половичок
отодвинут, комод возвращен; кажется, мир восстановлен, и тут...! На пороге своей комнаты, сверкая глазами и зубами, появляется
доведший себя до исступления берсерка Немец. Подъяв топор, он устремляется на Француза. Тот пытается парировать удар, но его топор,
украшенный вензелем самого Дедушки Наполеона, неожиданно ломается! Коллекционное оружие последние годы хранилось в неподобающих
условиях - топорище сгнило, лезвие заржавело и затупилось. Огребя могучую плюху в лоб, Француз видит цветные трехмерные глюки, с
трудом плетется в свою комнату, забирается под диван и остается там, в темноте, тишине и покое. Отныне борьба его с Немцем сводится
к подкладыванию канцелярских кнопок тому на стул и на голую задницу (во время интимных утех с Французовой женой).
Англичанин пытается неудачно вступиться за союзника, вынужден бросить топор и спасаться бегством, выкрикивая в адрес немца
. Немец пытается его преследовать, но остановлен у двери Англичанина Владычицем Дворей.
Собственно, задачи Немца по расширению жилплощади почти решены, он готов договориться с Англичанином о закреплении нового
статус-кво. Но в ответ из форточки слышно только гордое , пение - и летят камни из рогатки. Немец
пытается применить осадную тактику, не выпуская Англичанина из его комнаты. Однако Англичанина периодически на правах нейтрала
навещает Американец, пронося в карманах провиант, выпивку и камни. В отместку Англичанин, в свою очередь, натравливает во дворе
своего пса на фрау Немца, не давая ей ходить в магазин. В итоге Немец вынужден выменивать провизию (водку и бабушкино варенье) на
инструменты у Русского. Обозленный, он решает покончить с Англичанином на его территории, но не знает, как нейтрализовать пса. В
качестве паллиатива он пытается забросать Англичанина камнями. Обе стороны рвут на резинки свои трусы и бюстгальтеры жен, и
начинается кровавая Битва Рогаток. После многочисленных жертв с обеих сторон она прекращается за полным отсутствием результата.
Позже историки выяснят, что Немец был ближе к победе - у него оставалось больше трусов. Но тогда он об этом не знал.
Атмосфера в квартире становится тяжкой. Из соседей в общей кухне остались, в общем-то, только Русский и Немец. И, несмотря на
деловое сотрудничество, в глазах у обоих появляется нездоровый интерес. Русский с тревогой смотрит, что остался один на один с
Немцем, на глазах превращающимся из вежливого соседа в чванливого и злобного фанфарона. Немцу же чудятся нехорошие звуки из квартиры
Русского - так стучит об твердый упор топорище, когда на него насаживают лезвие. В обычном русском перегаре по утрам Немцу мерещится
посторонний запах английского бренди. Иногда по ночам долетают приглушенные голоса, беседующие через форточку. Нервы у обоих
напряжены до предела:
Первым не выдерживает Немец - однажды утром, вышибив дверь, он вламывается к Русскому. И - вот азиатское коварство! - находит того
среди многочисленных деталей новых топоров, причем некоторые уже даже собраны. Русский слегка обескуражен - что ж этак сразу в
драку, не по-христиански! А козлом обозвать? Все же Русский начинает энергично отмахиваться, но лезвия хватаемых им орудий труда и
обороны слетают с топорищ, и он вынужден отступать в глубину комнаты. Немцу почти удается загнать Русского под диван, но тот
ухитряется уже лежа треснуть немца топорищем по большому пальцу ноги. Пока немец прыгает на одной ножке и сыплет доннерветтерами и
нохан-майлями, Русский успевает встать, собрать очередной топор (детали ему подбрасывают через черный ход Англичанин и Американец) и
пытается добавить Немцу так, чтобы уж нокаутировать того с гарантией. Однако он поторопился, Немец снова гонит его по всей комнате и
теперь прижимает к комоду с бабушкиным вареньем. Однако Немца подводит жадность - он хватается за самую большую банку, подставляя
незащищенные пальцы под удар, который незамедлительно и следует.
В результате серии схваток Русский теснит Немца к дверям. Он уже обзавелся нормально собранным топором и действует им вполне
профессионально.
С тыла у немца возникают Англичанин с Американцем, расстреливая его спину и филейную часть из рогаток, а затем с топорами бросаются
добивать противника.
В итоге Немец загнан под диван, Француз из-под оного освобожден и сперва долго и с наслаждением пинает своего врага. Затем все
обозревают разгром в квартире, лихорадочно соображая, что они скажут домовладельцу. Полным консенсусом признано, что виновата во
всем Аль-Каида. Далее квалифицированным большинством (против - один голос, из под дивана) Аль-Каидой назначен Немец. Ему объясняют,
что он столько всего натворил, включая жестокое обращение с мирным населением, пленными и Мойшей (и это, к сожалению, правда), что
Аль-Каида для него, как насморк перед гильотиной. Немец, кряхтя и почесываясь, соглашается. Происшедшие события получают имя Второй
Великой Кухонной Махаловки. Над квартирой встает заря новой мирной жизни.

Эпилог

Эвона что!

Жизнь постепенно наладилась, хотя и омрачается соперничеством Русского с Американцем, фактически поселившимся в квартире.
Американец почти всех убедил, что именно его рогатка внесла решающий вклад в победу над Злым Немцем. Для доказательства он снял
домашней видеокамерой два фильма - <Самая длинная резинка> и <Рогатка рядового Райана> и демонстрирует их всем желающим. Впрочем,
наиболее объективные из его слушателей все же утверждают, что Русский тоже внес какой-то вклад в победу, но исключительно благодаря
острым коготкам стервы Коммуны Гебуховны, коими она вцеплялась в его филейную часть при попытках отступить и спрятаться. Об этом
тоже был сделан фильм - <Зад за Комод!>
Мойша получил, наконец, в компенсацию за страдания собственную комнату, но выяснилось, что в документах была ошибка и в этой комнате
уже живет какой-то араб. Араб вознамерился выбросить пришельца, но Мойша, проявив неожиданную сноровку, накостылял сперва самому
арабу, а затем и его многочисленной родне, явившейся на подмогу. Ему неожиданно понравилось драться, он завел себе кипу цвета хаки и
камуфлированный талес. Периодически он, надев боксерские трусы и повязав талес на манер банданы, гоняет по двору какого-нибудь араба
с криками <Азохан-Вей!>
Русский обрюзг, постарел, и его дети начали делить и распродавать жилплощадь. Первыми отделились братья-прибалты. На радостях они
немедленно заявили, что Русский - сволочь и во время Махаловки чуть не убил их топором, а спас их Немец. Теперь назначен день
большого национального праздника - Дня Благодарения Доброго Немца За Спасение От Злого Русского. Особо ретивые даже предложили в
этот день в знак благодарности бесплатно поить Немца шнапсом. Им немедленно заметили более опытные родственники, что нечего путать
святое чувство благодарности и презренный шнапс (тем более, бесплатный). На что первые возразили, что имели в виду, собственно,
отнимать этот шнапс у Русского. Идея эта была признана не лишенной смысла и посейчас обсуждается. Решается процедурный вопрос - а
что делать, если Русский шнапс не отдаст?
И тут грянул переворот в Исторической Науке! Обвиненный в покраже варенья и сбежавший к Англичанину внучатый племянник Русского по
кличке Вова-Грызун объявил, что все вокруг козлы и лохи, а он сделал Историческое Открытие! Он открыл, что Аль-Каидой, оказывается,
был вовсе даже не Немец, а Русский. Тут надобно сделать отступление. Когда Немца назначили Аль-Каидой, то были попутно
сформулированы Основные Положения Истории Конфликта (ОПИК), обязательные для изучения всеми квартиросъемщиками. Согласно ОПИК, перед
конфликтом топоров в квартире не было ни у кого, кроме Немца, который оный топор собрал ночами тайком под одеялом совместно с женой,
маскируя свои злобные намерения звуками интимного свойства.
Так вот, открытия Вовы-Грызуна базировалось на следующих доказательствах:

а. У Русского БЫЛ ТОПОР!
б. У Русского был НЕ ПРОСТО топор а НАСТУПАТЕЛЬНЫЙ СВЕРХДАЛЬНОБОЙНЫЙ ТОПОР С ОТДЕЛЯЮЩЕЙСЯ РУКОЯТКОЙ!
в. Русский делал топор, вместо того, чтобы наглухо забить свою дверь Специальным Немценепроницаемым Щитом! Вова клянется, что
моделировал ситуацию на Самом Большом Калькуляторе Англичанина, и пришел к выводу, что даже просто раскиданная у входной двери сотня
неошкуренных топорищ делает комнату Абсолютно Неприступной для любого агрессора.
г. Русский - вообще козел, и в любой неприятности он виноват!

Поскольку Русский в своих отмазках пытается следовать основным положениям ОПИК, спорить у него выходит плохо, и во дворе Вова-Грызун
слывет крутым историком и врубным чуваком. Позвольте же мне изложить здесь общую канву реальных событий и заступиться за обижаемого
родственника - Русского.

За сим остаюсь, искренне Ваш, Ульк!

Д. КРОПОТОВ

---

От	Кудинов Игорь
К	Георгий (30.12.2004 00:49:42)
Дата	30.12.2004 01:56:32

это разве не с ВИФа? (-)

---

---

От	Дмитрий Кропотов
К	Кудинов Игорь (30.12.2004 01:56:32)
Дата	30.12.2004 08:23:18

Это с сайта Имперский генштаб

---

Привет!
Я, разумеется, пересылал в редакцию статью, вместе со ссылкой на публикацию в интернете
http://stabes.nm.ru/materials/other/LT_History.htm
К сожалению, при печати ссылку на оригинальный ресурс убрали, а добавили мою подпись.
Слава богу, что хоть подпись автора (Улька) сохранили :)


Дмитрий Кропотов, www.avn-chel.nm.ru

---

От	Георгий
К	Георгий (30.12.2004 00:32:44)
Дата	30.12.2004 00:49:33

И. В. Сталин. Марксизм и вопросы языкознания (1950 г.) (*+)

---

http://zavtra.ru/cgi//veil//data/zavtra/04/580/21.html

Иосиф Сталин
МАРКСИЗМ И ВОПРОСЫ ЯЗЫКОЗНАНИЯ




Две последние крупные работы И.В.Сталина, "Марксизм и вопросы языкознания" (1950), "Экономические проблемы социализма в СССР"
(1952), подверглись, с одной стороны, осмеянию, а с другой - замалчиванию критиками "культа личности" и "советского тоталитаризма":
мол, "отец всех народов", "корифей всех наук" на старость лет окончательно уверовал в собственную непогрешимость, берясь судить о
вопросах, в которых не мог ничего понимать по определению. Между тем, эти работы, тесно связанные между собой, можно рассматривать в
качестве своеобразного сталинского завещания народам не только Советского Союза, но и всего мира. Казалось бы, какая может быть
связь между экономикой и языкознанием? Но Сталин обозначил её недвусмысленно и чётко: язык выступает таким же инструментом развития
общества, как и материальное производство. "Язык... связан с производственной деятельностью человека непосредственно, и не только с
производственной деятельностью, но и со всякой иной деятельностью человека". Сталин фактически переводит в марксистскую терминологию
известную библейскую легенду о строительстве Вавилонской башни: "Без языка, понятного для общества и общего для его членов, общество
прекращает производство, распадается и перестает существовать как общество. В этом смысле язык, будучи орудием общения, является
вместе с тем орудием борьбы и развития общества". Люди не могут произвольно менять язык общения, как не могут произвольно менять
законы природы: "Когда говорят о "покорении" сил природы или экономических сил, о "господстве" над ними и т.д., то этим вовсе не
хотят сказать, что люди могут "уничтожить" законы науки или "сформировать" их. Наоборот, этим хотят сказать лишь то, что люди могут
открыть законы, познать их, овладеть ими, научиться применять с полным знанием дела, использовать их в интересах общества и таким
образом покорить их, добиться господства над ними". Сегодня, когда русский язык подвергается попыткам такой же "приватизации", как
созданный при Советской власти народно-хозяйственный комплекс, сверхактуально звучат сталинские слова: "Рентабельность с точки
зрения отдельных предприятий и отраслей не идёт ни в какое сравнение с той высшей рентабельностью, которую даёт нам социалистическое
производство, избавляя нас от кризисов перепроизводства и обеспечивая нам непрерывный рост производства... Развитие производственных
отношений отстаёт и будет отставать от развития производительных сил. При правильной политике руководящих органов эти противоречия
не могут превратиться в противоположность, и дело здесь не может дойти до конфликта... Другое дело, если мы будем проводить
неправильную политику... В этом случае конфликт будет неизбежен, и наши производственные отношения могут превратиться в серьёзнейший
тормоз дальнейшего развития производительных сил". Что, судя по всему, и происходит в современной Российской Федерации на протяжении
последних 15 лет.
==================================================

...Язык для того и существует, он для того и создан, чтобы служить обществу как целому в качестве орудия общения людей, чтобы
он был общим для членов общества и единым для общества, равно обслуживающим членов общества независимо от их классового положения.
Стоит только сойти языку с этой общенародной позиции, стоит только стать языку на позицию предпочтения и поддержки какой-либо
социальной группы в ущерб другим социальным группам общества, чтобы он потерял свое качество, чтобы он перестал быть средством
общения людей в обществе, чтобы он превратился в жаргон какой-либо социальной группы, деградировал и обрек себя на исчезновение.

В этом отношении язык, принципиально отличаясь от надстройки, не отличается, однако, от орудий производства, скажем, от машин,
которые так же одинаково могут обслуживать и капиталистический строй и социалистический.

Дальше. Надстройка есть продукт одной эпохи, в течение которой живет и действует данный экономический базис. Поэтому надстройка
живет недолго, она ликвидируется и исчезает с ликвидацией и исчезновением данного базиса.

Язык же, наоборот, является продуктом целого ряда эпох, на протяжении которых он оформляется, обогащается, развивается,
шлифуется. Поэтому язык живет несравненно дольше, чем любой базис и любая надстройка. Этим, собственно, и объясняется, что рождение
и ликвидация не только одного базиса и его надстройки, но и нескольких базисов и соответствующих надстроек не ведет в истории к
ликвидации данного языка, к ликвидации его структуры и рождению нового языка с новым словарным фондом и новым грамматическим строем.

Со времени смерти Пушкина прошло свыше ста лет. За то время были ликвидированы в России феодальный строй, капиталистический
строй и возник третий, социалистический строй. Стало быть, были ликвидированы два базиса с их надстройками и возник новый,
социалистический базис с его новой надстройкой. Однако если взять, например, русский язык, то он за этот большой промежуток времени
не претерпел какой-либо ломки и современный русский язык по своей структуре мало чем отличается от языка Пушкина.

Что изменилось за это время в русском языке? Серьезно пополнился за это время словарный состав русского языка; выпало из
словарного состава большое количество устаревших слов, изменилось смысловое значение значительного количества слов, улучшился
грамматический строй языка. Но что касается структуры пушкинского языка с его грамматическим строем и основным словарным фондом, то
она сохранилась во всем существенном как основа современного русского языка.

И это вполне понятно. В самом деле, для чего это нужно, чтобы после каждого переворота существующая структура языка, его
грамматический строй и основной словарный фонд уничтожались и заменялись новыми, как это бывает обычно с надстройкой? Кому это
нужно, чтобы "вода", "земля", "гора", "лес", "рыба", "человек", "ходить", "делать", "производить", "торговать" и т. д. назывались не
водой, землей, горой и т. д., а как-то иначе? Кому нужно, чтобы изменения слов в языке и сочетание слов в предложении происходили не
по существующей грамматике, а по совершенно другой? Какая польза для революции от такого переворота в языке? История вообще не
делает чего-либо существенного без особой на то необходимости. Спрашивается, какая необходимость в таком языковом перевороте, если
доказано, что существующий язык с его структурой в основном вполне пригоден для удовлетворения нужд нового строя? Уничтожить старую
надстройку и заменить ее новой можно и нужно в течение нескольких лет, чтобы дать простор развитию производительных сил общества, но
как уничтожить существующий язык и построить вместо него новый язык в течение нескольких лет, не внося анархию в общественную жизнь,
не создавая угрозы распада общества? Кто же, кроме донкихотов, может ставить себе такую задачу?

Наконец, еще одно коренное отличие между надстройкой и языком. Надстройка не связана непосредственно с производством, с
производственной деятельностью человека. Она связана с производством лишь косвенно, через посредство экономики, через посредство
базиса. Поэтому надстройка отражает изменения в уровне развития производительных сил не сразу и не прямо, а после изменений в
базисе, через преломление изменений в производстве в изменениях в базисе. Это значит, что сфера действия надстройки узка и
ограничена.

Язык же, наоборот, связан с производственной деятельностью человека непосредственно, и не только с производственной
деятельностью, но и со всякой иной деятельностью человека во всех сферах его работы - от производства до базиса, от базиса до
надстройки. Поэтому язык отражает изменения в производстве сразу и непосредственно, не дожидаясь изменений в базисе. Поэтому сфера
действия языка, охватывающего все области деятельности человека, гораздо шире и разностороннее, чем сфера действия надстройки. Более
того, она почти безгранична...

Язык относится к числу общественных явлений, действующих за всё время существования общества. Он рождается и развивается с
рождением и развитием общества. Он умирает вместе со смертью общества. Вне общества нет языка. Поэтому язык и законы его развития
можно понять лишь в том случае, если он изучается в неразрывной связи с историей общества, с историей народа, которому принадлежит
изучаемый язык и который является творцом и носителем этого языка.

Язык есть средство, орудие, при помощи которого люди общаются друг с другом, обмениваются мыслями и добиваются взаимного
понимания. Будучи непосредственно связан с мышлением, язык регистрирует и закрепляет в словах и в соединении слов в предложениях
результаты работы мышления, успехи познавательной работы человека и, таким образом, делает возможным обмен мыслями в человеческом
обществе.

Обмен мыслями является постоянной и жизненной необходимостью, так как без него невозможно наладить совместные действия людей в
борьбе с силами природы, в борьбе за производство необходимых материальных благ, невозможно добиться успехов в производственной
деятельности общества, следовательно, невозможно само существование общественного производства. Следовательно, без языка, понятного
для общества и общего для его членов, общество прекращает производство, распадается и перестает существовать как общество. В этом
смысле язык, будучи орудием общения, является вместе с тем орудием борьбы и развития общества.

Как известно, все слова, имеющиеся в языке, составляют вместе так называемый словарный состав языка. Главное в словарном
составе языка - основной словарный фонд, куда входят и все корневые слова как его ядро. Он гораздо менее обширен, чем словарный
состав языка, но он живет очень долго, в продолжение веков и дает языку базу для образования новых слов. Словарный состав отражает
картину состояния языка: чем богаче и разностороннее словарный состав, тем богаче и развитее язык.

Однако словарный состав, взятый сам по себе, не составляет еще языка, - он скорее всего является строительным материалом для
языка. Подобно тому, как строительные материалы в строительном деле не составляют здания, хотя без них и невозможно построить
здание, так же и словарный состав языка не составляет самого языка, хотя без него и немыслим никакой язык. Но словарный состав языка
получает величайшее значение, когда он поступает в распоряжение грамматики языка, которая определяет правила изменения слова,
правила соединения слов в предложения и, таким образом, придает языку стройный, осмысленный характер. Грамматика (морфология,
синтаксис) является собранием правил об изменении слов и сочетании слов в предложении. Следовательно, именно благодаря грамматике
язык получает возможность облечь человеческие мысли в материальную языковую оболочку.

Отличительная черта грамматики состоит в том, что она дает правила об изменении слов, имея в виду не конкретные слова, а вообще
слова без какой-либо конкретности, она дает правила для составления предложений, имея в виду не какие-либо конкретные предложения,
скажем, конкретное подлежащее, конкретное сказуемое и т.п., а вообще всякие предложения, безотносительно к конкретной форме того или
иного предложения. Следовательно, абстрагируясь от частного и конкретного как в словах, так и в предложениях, грамматика берет то
общее, что лежит в основе изменений слов и сочетании слов в предложениях, и строит из него грамматические правила, грамматические
законы. Грамматика есть результат длительной абстрагирующей работы человеческого мышления, показатель громадных успехов мышления.

В этом отношении грамматика напоминает геометрию, которая дает свои законы, абстрагируясь от конкретных предметов, рассматривая
предметы как тела, лишенные конкретности, и определяя отношения между ними не как конкретные отношения таких-то конкретных
предметов, а как отношения тел вообще, лишенные всякой конкретности.

В отличие от надстройки, которая связана с производством не прямо, а через посредство экономики, язык непосредственно связан с
производственной деятельностью человека так же, как и со всякой иной деятельностью во всех без исключения сферах его работы. Поэтому
словарный состав языка как наиболее чувствительный к изменениям находится в состоянии почти непрерывного изменения, при этом языку в
отличие от надстройки не приходится дожидаться ликвидации базиса, он вносит изменения в свой словарный состав до ликвидации базиса и
безотносительно к состоянию базиса.

Однако словарный состав языка изменяется не как надстройка, не путем отмены старого и постройки нового, а путем пополнения
существующего словаря новыми словами, возникшими в связи с изменениями социального строя, с развитием производства, с развитием
культуры, науки и т. п. При этом, несмотря на то, что из словарного состава языка выпадает обычно некоторое количество устаревших
слов, к нему прибавляется гораздо большее количество новых слов. Что же касается основного словарного фонда, то он сохраняется во
всем основном и используется как основа словарного состава языка.

Это и понятно. Нет никакой необходимости уничтожать основной словарный фонд, если он может быть с успехом использован в течение
ряда исторических периодов, не говоря уже о том, что уничтожение основного словарного фонда, накопленного в течение веков, при
невозможности создать новый основной словарный фонд в течение короткого срока привело бы к параличу языка, к полному расстройству
дела общения людей между собой.

Грамматический строй языка изменяется еще более медленно, чем его основной словарный фонд. Выработанный в течение эпох и
вошедший в плоть и кровь языка, грамматический строй изменяется еще медленнее, чем основной словарный фонд. Он, конечно,
претерпевает с течением времени изменения, он совершенствуется, улучшает и уточняет свои правила, обогащается новыми правилами, но
основы грамматического строя сохраняются в течение очень долгого времени, так как они, как показывает история, могут с успехом
обслуживать общество в течение ряда эпох.

Таким образом, грамматический строй языка и его основной словарный фонд составляют основу языка, сущность его специфики.

История отмечает большую устойчивость и колоссальную сопротивляемость языка насильственной ассимиляции. Некоторые историки
вместо того, чтобы объяснить это явление, ограничиваются удивлением. Но для удивления нет здесь каких-либо оснований. Устойчивость
языка объясняется устойчивостью его грамматического строя и основного словарного фонда. Сотни лет турецкие ассимиляторы старались
искалечить, разрушить и уничтожить языки балканских народов. За этот период словарный состав балканских языков претерпел серьезные
изменения, было воспринято немало турецких слов и выражений, были и "схождения" и "расхождения", однако балканские языки выстояли и
выжили. Почему? Потому, что грамматический строй и основной словарный фонд этих языков в основном сохранились.

Из всего этого следует, что язык, его структуру нельзя рассматривать как продукт одной какой-либо эпохи. Структура языка, его
грамматический строй и основной словарный фонд есть продукта ряда эпох.

Надо полагать, что элементы современного языка были заложены еще в глубокой древности, до эпохи рабства. Это был язык
несложный, с очень скудным словарным фондом, но со своим грамматическим строем, правда, примитивным, но все же грамматическим
строем.

Дальнейшее развитие производства, появление классов, появление письменности, зарождение государства, нуждающегося для
управления в более или менее упорядоченной переписке, развитие торговли, еще более нуждавшейся в упорядоченной переписке, появление
печатного станка, развитие литературы - все это внесло большие изменения в развитие языка. За это время племена и народности
дробились и расходились, смешивались и скрещивались, а в дальнейшем появились национальные языки и государства, произошли
революционные перевороты, сменились старые общественные строи новыми. Все это внесло еще больше изменений в язык и его развитие.

Однако было бы глубоко ошибочно думать, что развитие языка происходило так же, как развитие надстройки: путем уничтожения
существующего и построения нового. На самом деле развитие языка происходило не путем уничтожения существующего языка и построения
нового, а путем развертывания и совершенствования основных элементов существующего языка. При этом переход от одного качества языка
к другому качеству происходил не путем взрыва, не путем разового уничтожения старого и построения нового, а путем постепенного и
длительного накопления элементов нового качества, новой структуры языка, путем постепенного отмирания элементов старого качества.

Говорят, что теория стадиального развития языка является марксистской теорией, так как она признает необходимость внезапных
взрывов как условия перехода языка от старого качества к новому. Это, конечно, неверно, ибо трудно найти что-либо марксистское в
этой теории. И если теория стадиальности действительно признает внезапные взрывы в истории развития языка, то тем хуже для нее.
Марксизм не признает внезапных взрывов в развитии языка, внезапной смерти существующего языка и внезапного построения нового языка.
Лафарг был не прав, когда он говорил о "внезапной языковой революции, совершившейся между 1789 и 1794 годами" во Франции (см.
брошюру Лафарга "Язык и революция"). Никакой языковой революции, да еще внезапной, не было тогда во Франции. Конечно, за этот период
словарный состав французского языка пополнился новыми словами и выражениями, выпало некоторое количество устаревших слов, изменилось
смысловое значение некоторых слов - и только. Но такие изменения ни в какой мере не решают судьбу языка. Главное в языке - его
грамматический строй и основной словарный фонд. Но грамматический строй и основной словарный фонд французского языка не только не
исчезли в период Французской революции, а сохранились без существенных изменений, и не только сохранились, а продолжают жить и
поныне в современном французском языке. Я уже не говорю о том, что для ликвидации существующего языка и построения нового
национального языка ("внезапная языковая революция"!) до смешного мал пяти-шестилетний срок, - для этого нужны столетия.

Марксизм считает, что переход языка от старого качества к новому происходит не путем взрыва, не путем уничтожения существующего
языка и создания нового, а путем постепенного накопления элементов нового качества, следовательно, путем постепенного отмирания
элементов старого качества.

Вообще нужно сказать к сведению товарищей, увлекающихся взрывами, что закон перехода от старого качества к новому путем взрыва
неприменим не только к истории развития языка, - он не всегда применим также и к другим общественным явлениям базисного или
надстроечного порядка. Он обязателен для общества, разделенного на враждебные классы. Но он вовсе не обязателен для общества, не
имеющего враждебных классов. В течение 8-10 лет мы осуществили в сельском хозяйстве нашей страны переход от буржуазного
индивидуально-крестьянского строя к социалистическому, колхозному строю. Это была революция, ликвидировавшая старый буржуазный
хозяйственный строй в деревне и создавшая новый, социалистический строй. Однако этот переворот совершился не путем взрыва, то есть
не путем свержения существующей власти и создания новой власти, а путем постепенного перехода от старого, буржуазного строя в
деревне к новому. А удалось это проделать потому, что это была революция сверху, что переворот был совершен по инициативе
существующей власти при поддержке основных масс крестьянства.

Говорят, что многочисленные факты скрещивания языков, имевшие место в истории, дают основание предполагать, что при скрещивании
происходит образование нового языка путем взрыва, путем внезапного перехода от старого качества к новому качеству. Это совершенно
неверно.

Скрещивание языков нельзя рассматривать как единичный акт решающего удара, дающий свои результаты в течение нескольких лет.
Скрещивание языков есть длительный процесс, продолжающийся сотни лет. Поэтому ни о каких взрывах не может быть здесь речи.

Далее. Совершенно неправильно было бы думать, что в результате скрещивания, скажем, двух языков получается новый, третий язык,
не похожий ни на один из скрещенных языков и качественно отличающийся от каждого из них. На самом деле при скрещивании один из
языков обычно выходит победителем, сохраняет свой грамматический строй, сохраняет свой основной словарный фонд и продолжает
развиваться по внутренним законам своего развития, а другой язык теряет постепенно свое качество и постепенно отмирает.

Следовательно, скрещивание дает не какой-то новый, третий язык, а сохраняет один из языков, сохраняет его грамматический строй
и основной словарный фонд и дает ему возмож- ность развиваться по внутренним законам своего развития.

Правда, при этом происходит некоторое обогащение словарного состава победившего языка за счет побежденного языка, но это не
ослабляет, а, наоборот, усиливает его.

Так было, например, с русским языком, с которым скрещивались в ходе исторического развития языки ряда других народов и который
выходил всегда победителем.

Конечно, словарный состав русского языка пополнялся при этом за счет словарного состава других языков, но это не только не
ослабило, а, наоборот, обогатило и усилило русский язык.

Что касается национальной самобытности русского языка, то она не испытала ни малейшего ущерба, ибо, сохранив свой
грамматический строй и основной словарный фонд, русский язык продолжал продвигаться вперед и совершенствоваться по внутренним
законам своего развития.

Не может быть сомнения, что теория скрещивания не может дать чего-либо серьезного советскому языкознанию. Если верно, что
главной задачей языкознания является изучение внутренних законов развития языка, то нужно признать, что теория скрещивания не только
не решает этой задачи, но даже не ставит ее, - она просто не замечает или не понимает ее.



И. СТАЛИН, "Правда", 20 июня 1950 года

---