От Георгий
К Руслан
Дата 11.11.2004 13:57:40
Рубрики Тексты;

Вот, здесь же. Забавно %-))) (*+)

http://source.h10.ru/cgi-bin/info.cgi?shost

"...В 1956 году неожиданно женился на инструкторе Центрального комитета комсомола Маргарите Андреевне Кайнове. Возможно, это была любовь с первого взгляда, которая, как известно, свойственна и зрелым гениям. В этом же году Шостакович отмечает своё пятидесятилетие. Шостакович помолодел, создал Шестой квартет. Главная тема первой части вырастает из песни "Хороший день, земля в цвету! Цветы растут и я расту", которую распевают дети в фильме "Падение Берлина".
Кайнова однажды похвалила песни Соловьёва-Седого и заметила: - Вот ты бы, Митя, тоже такие песни написал. Шостакович побледнел, но ярость сдержал.
На трёхлетний период этой общей жизни пришлось много "простых" по стилю, языку и тематике произведений..."

Не иначе злой гений %-))) Да еще инструктор Центрального комитета комсомола %-)))))))

Ну а с тем, что Шостакович как автор массовых песен значительно уступал Дунаевскому, Соловьеву-Седому или Блантеру, спорить будет только придурок. Между прочим, у Шостаковича (дома?) рядом с портретом Бетховена висел портрет Блантера. Так что это еще вопрос, оскорбился бы он, если бы его "сравнили" с последним, а не с Соловьевым-Седым...
Вот тоже неплохие матерьяльчики:

http://rusfno.boom.ru/st/Shos_s01.html

ИЗ ВЫСТУПЛЕНИЯ НА СОБРАНИИ
КОМПОЗИТОРОВ И МУЗЫКОВЕДОВ Г. МОСКВЫ
--------------------------------------------------------------------------------

Вернуться
«Сейчас, когда я мысленно оглядываюсь на все то, что мною было написано после «Леди Макбет», мне кажется, что в моих симфонических и камерных произведениях появились новые для моего творчества черты, которые, если бы мне удалось их развить, - дали бы мне возможность найти путь к сердцу советского народа. Однако этого не случилось. И я сейчас ясно вижу, что переоценивал глубину своей творческой перестройки, что некоторые, присущие моему музыкальному мышлению отрицательные черты не дали мне возможности развить наметившийся перелом в целом ряде моих сочинений последних лет. Я опять уклонился в сторону формализма и начал говорить языком, непонятным народу.
Когда сегодня партия и вся наша страна словами Постановления ЦК осуждают это направление моего творчества, я знаю, что партия права, я знаю, что партия проявляет заботу о советском искусстве и обо мне, советском композиторе...
Я глубоко благодарен за это и за всю критику, которая содержится в Постановлении.
Все указания ЦК и в частности те, которые касаются меня лично, я воспринимаю как суровую, но отеческую заботу о нас - советских художниках...
Для меня нет никаких сомнений, что советская музыка стоит перед огромным творческим подъемом. Этот подъем будет развиваться на основе претворения в творчестве композиторов мудрых и справедливых указаний ЦК партии.
Я призываю всех композиторов отдать свои силы делу реализации этого замечательного Постановления».

Д. Д. Шостакович (1948 год)


--------------------------------------------------------------------------------

Дополнение

«Если композитор способен вызвать отклик только одной или нескольких струн человеческих, то этого мало, ибо современный человек, особенно наш, советский человек, представляет из себя очень сложный организм восприятия... Композиторы, у которых получились непонятные для народа произведения, пусть не рассчитывают на то, что народ, не понявший их музыку, будет «дорастать» до них. Музыка, которая непонятна народу, народу не нужна».

Из выступления тов. А. А. Жданова
на совещании деятелей советской музыки в ЦК ВКП (б)
по поводу Постановления
«Об опере «Великая дружба» В. Мурадели.»

1948 год

«Мы делаем Вам и всему советскому народу клятвенное обещание направить творчество по пути социалистического реализма, неутомимо работая над созданием во всех жанрах музыки образцов, достойных нашей великой эпохи, добиваясь, чтобы наша музыка стала любимой всем советским народом...
Да здравствует Ленинско-Сталинский народ, народ-труженик, народ-победитель, завоевавший право на самое передовое в мире социалистическое искусство!»

Из обращения композиторов и музыковедов
города Москвы к великому вождю советского народа
товарищу Сталину

1948 год, февраль


--------------------------------------------------------------------------------

Опубликовано: Наследие. Музыкальные собрания. - М.: Советский композитор, 1990.
Первоисточник: Советская музыка, 1948, № 1.



От Георгий
К Георгий (11.11.2004 13:57:40)
Дата 11.11.2004 14:00:04

И это тоже (*/+)

> http://source.h10.ru/cgi-bin/info.cgi?shost

...В 1959 году развёлся с Кайновой, очень хорошо материально обеспечив ее последующую жизнь....

Жаль, что нет подробностей. А то была бы законченная картина - партийная функционерша обобрала гения...

От Руслан
К Георгий (11.11.2004 14:00:04)
Дата 12.11.2004 14:36:06

Re: И это...

Действительно интересные вещи.

На мой взгляд постановление правильное. С другой стороны как ни пытались композиторы себя заставлять подстроится - у них не получалось. И не могло получится. Если нет этого внутри то и нельзя ничего сделать. Соловьёву-Седому, Мокроусову или, там Слонову, не надо было подстраиваться - они и так писали.

Забавная история приключилась с Дунаевским:

http://shafer.pavlodar.com/index.html

Вот этот красавчик изучает Дунаевского. Интересна, в частности вот эта книга:

Наум Шафер. Роковой акт.
Как погубили Исаака Дунаевского.
http://shafer.pavlodar.com/texts/ra.htm


АКТ

г.Горький. 23/11-1951 г.

Мы, нижеподписавшиеся, заместитель директора Горьковской государственной консерватории по научно-учебной работе проф. И.Я. Полферов, секретарь партбюро консерватории А.Ф. Горев, зам. секретаря партбюро Г.С. Глушенко, ст. преподаватель кафедры марксизма-ленинизма М.И. Гуськов, председатель месткома Б.В. Каневский, редактор стенгазеты "Советский музыкант" И.В. Елисеев, секретарь комитета ВЛКСМ СВ. Бартенев и председатель студпрофкома ИА. Победоносцева, составили настоящий акт о нижеследующем:

27 декабря 1950 г. мы присутствовали в концертном зале Горьковской государственной консерватории на встрече композитора И.О. Дунаевского со студентами и педагогами консерватории.

Встреча началась вступительным словом заместителя директора консерватории проф. И.Я. Полферова, в котором было отмечено видное место композитора в советской музыкальной культуре.

Вслед за вступительным словом проф. И.Я. Полферова слово было предоставлено И.О. Дунаевскому, который начал свою речь с того, что к сказанному о нем ему добавить нечего.

Перейдя к рассказу о своем творческом пути, И.О. Дунаевский между прочим сказал, что в период войны он не мог писать, испытывал "творческое бессилие", так как "гром пушек не моя стихия", но вел общественно-полезную работу.

Тут же было рассказано, как композитор Никита Богословский однажды подошел к Дунаевскому и поделился своей остротой: "А вы знаете, я прозвал Вас ИССЯК Осипович" (смех). Далее Дунаевский заявил: "Имея меня в виду, говорили: были когда-то и мы ИСАКАМИ. На это я ответил творчеством, - продолжал Дунаевский, - и в результате я получил Сталинскую премию, а Н. Богословский попал в Постановление ЦК ВКП(б) как автор пошлой музыки к кинофильму "Большая жизнь". Моя творческая лампа горела и будет гореть".

Рассказывая далее о своем творческом методе, Дунаевский сказал, что он не может писать музыку о танкистах вообще, о летчиках вообще и т.д. Он может писать только о конкретной личности, как, например, песня Анюты, написанная по поводу конкретной Анюты, как песня о Родине, написанная в связи с диалогом с Марион в кинофильме "Цирк" и т.д.

"Недавно ко мне обратились школьницы 8-го класса с просьбой написать песню об их классе, но я не могу писать песню о советском школьнике вообще. Я не понимаю этого. Что такое школьник? Советские школьники бывают разные - хорошие и плохие, чистые и грязные, отличники и не отличники, и раз нет конкретного образа, я писать музыку не могу". Это заявление Дунаевского вызвало недоумение аудитории.

Высказав предположение, что студенты хотели бы знать мнение оратора о работе композиторов-песенников после Постановления ЦК ВКП(б) об опере В.Мурадели "Великая дружба", Дунаевский, указав на песни Соловьева-Седого и некоторых других композиторов, сказал: "Вот ваш земляк, горьковчанин, Мокроусов. У него есть несколько неплохих песен, но после успехов он стал уклоняться в сторону кабацкой лирики и написал плохую песню "Россия - наша Родина".

Изобразив на рояле песню "Россия - наша Родина" Мокроусова, Дунаевский указал на ее сходство с каким-то цыганским романсом и добавил: "Крадем мы все, товарищи, но надо знать, где и у кого". (Все подобные заявления вызывали недоуменный смех аудитории.)

"Обойдя Союз советских композиторов, Мокроусов проверил эту свою песню на одной большой военной аудитории. В результате вся аудитория запела песню, автора вынесли на руках, а газета "Комсомольская правда" напечатала эту песню. Вслед за тем в Союзе композиторов, под моим председательством, состоялось обсуждение этой песни, и она была осуждена. Позднее в ЦК ВЛКСМ было создано большое совещание работников ЦК, редакции газеты "Комсомольская правда", и песня была также осуждена. Понятно, что Мокроусов и Суров были недовольны таким решением, и они чуть не пытались меня избить".

"Спустя некоторое время, - продолжает Дунаевский, - я пошел в ресторан ВТО. Я там часто бываю. У меня там свой столик, и меня там все знают. В углу ресторана нетрезвыми голосами демонстративно пели песню Мокроусова "Россия - наша Родина". Ко мне подсели два молодых человека и спросили: "Почему вы запретили эту песню? А мы ее поем и будем петь". На это я заявил, что мы не запрещали, а обсуждали и раскритиковали песню. Вскоре подошел ко мне известный драматург, автор "Зеленой улицы" и других пьес - Суров. Писатель Суров любит выпить. Вообще надо сказать, что пьяное состояние Сурова - его нормальное состояние. Так вот, подошел ко мне Суров в таком "нормальном" состоянии и сказал, что "погорел". (При этом Дунаевский изображает приближение пьяного, закатывающего рукава.) Я тоже встал и начал петушиться. В это время подошли и оттянули Сурова от меня, а меня от Сурова".

Затем Дунаевский рассказал о том, что Суров вновь подошел к нему, и тогда Дунаевский мотивировал отрицательное отношение к песне "Россия - наша Родина".

Говоря о своем творческом процессе, Дунаевский сказал: "В Москве творчески работать невозможно, нельзя. Мой враг номер первый - телефон, враг номер два - бесконечные заседания, совещания, прослушивания, обсуждения и т.д. Сочиняю я вне Москвы".

После выступления Дунаевского (которое он начал со слов: "Я к своим выступлениям никогда не готовлюсь") оратору посыпались записки с вопросами.

Перечисляя в своем выступлении композиторов-песенников, Дунаевский пренебрежительно называл некоторых из них: довольно сухо высказался о Соловьеве-Седом, рассказал ресторанный анекдот о Мокроусове, список композиторов продлил фразой "и разные Фрадкины, Табачниковы, Богословские и другие" и указал на то, что есть композиторы-слухачи (например, музыка Табачникова, гармонизация Иорданского).

В связи с таким высказыванием Дунаевскому был задан вопрос: "Считаете ли вы, есть стоящие песенники, кроме Вас?"

Видимо, сообразив, что высказывание о композиторах-песенниках было неправильным, Дунаевский сказал: "Вы меня, вероятно, не так поняли" - и в качестве хороших песенников назвал тех же Соловьева-Седого, Новикова, Мокроусова, Блантера, Фрадкина, Носова. Эта непоследовательность также вызвала недоумение аудитории.

Так как Дунаевский в недопустимых и ненужных деталях смаковал неудачу композитора Мокроусова, был задан вопрос: "А были ли у вас творческие срывы?" Отвечая на этот вопрос, Дунаевский сказал: "Мне часто задают вопрос, как я расцениваю свою песню из фильма "Моя любовь". Да, признаю, что это срыв, но с одной очень существенной оговоркой... (после паузы, многозначительно): она писалась ДО Постановления ЦК". И это заявление вызвало смех аудитории.

Далее был задан вопрос: "Почему вы пишете только в легком жанре и не могли бы ли написать крупные произведения?" Дунаевский уверенно ответил: "Я мог бы написать оперу. У меня есть фортепианная соната, струнный квартет, и я мог бы написать и оперу. Но нет хорошего либретто. Вот мне из Ленинграда прислали оперное либретто. Но как писать? По либретто - героиня в первом акте ставит рекорд, во втором - рекорд, в третьем - рекорд, в четвертом - рекорд"... (смех).

"Я хочу написать оперу о сильных чувствах, о любви, о женщине, - продолжал Дунаевский. - Хочу написать "Кармен" (Вопрос: "Бизе?"). Да, да, Бизе" (смех).

"Меня просил Большой театр написать балет "Свет", а написать балет для Большого театра - это 40 тысяч целковых, не шутка... Но как писать о колхозной электростанции? О колхозной электростанции написано 16 повестей, имеются кинофильмы и т.д. Сколько можно?.."

Развенчав тему о колхозной электростанции, почувствовав реакцию аудитории и создав неловкую для себя ситуацию, Дунаевский попытался выйти из положения, попросил не смеяться и указал на важность колхозных тем для оперных произведений.

На вопрос одного из студентов о сюжете музкомедии "Клоун" Дунаевский после паузы патетически воскликнул: "Любовь. Он. Она. Но в общем все кончается благополучно".

Дунаевский даже не счел нужным вкратце изложить содержание музкомедии хотя бы так, как это он же сделал в №11 журнала "Советская музыка" за 1950 год.

Следует указать, что все выступление Дунаевского было крайне нескромным в отношении себя, а также пренебрежительным и недружелюбно-критическим в отношении других композиторов.

Выступление Дунаевского было политически невыдержанным, антивоспитательным и прямо недостойным народного артиста РСФСР, лауреата Сталинской премии, советского композитора и гражданина.

Надо указать и на развязность поведения Дунаевского, изображавшего пьяных "в лицах", бесконечно комиковавшего, желавшего любой ценой вызвать побольше смеха аудитории.

Выйдя на эстраду вновь открытого концертного зала консерватории и восторженно отозвавшись о нем, Дунаевский немедленно попросил разрешения и тотчас же закурил на эстраде. Всю беседу вел сидя, иногда разгуливая по эстраде с папиросой.

Когда после речевого выступления Дунаевский вместе с приехавшими с ним артистами приступил к показу своих вокальных произведений, он положил на рояль пачку папирос и в перерыве между вещами, сидя за роялем, курил, к огромному изумлению студентов.

По окончании встречи с Дунаевским в редколлегию стенгазеты консерватории "Советский музыкант" поступила прилагаемая критическая заметка, которая с ведома и одобрения руководства консерватории была немедленно же помещена в стенной газете.

Текст настоящего акта и все формулировки нами были обсуждены дважды, и достоверность сведений, изложенных в акте, удостоверяем своими подписями.

Зам. директора Горьковской гос. консерватории, профессор И. Полферов

Секретарь партбюро А. Горев Зам. секретаря партбюро Г. Глущенко

Ст. преподаватель кафедры марксизма-ленинизма М. Гуськов

Председатель месткома Б. Каневский

Отв. редактор стенгазеты "Советский музыкант" И. Елисеев

Секретарь комитета ВЛКСМ С. Бартенев

Председатель студ. профкома И. Победоносцева


От Георгий
К Руслан (12.11.2004 14:36:06)
Дата 15.11.2004 11:21:39

Мда, такого я еще не читал %-)))))

>На вопрос одного из студентов о сюжете музкомедии "Клоун" Дунаевский после паузы патетически воскликнул: "Любовь. Он. Она. Но в общем все кончается благополучно".

Очевидно, "Сын клоуна" %-))))


Еще раз подтверждение тому, что мир "творческих работников" - это гадюшник.
От Руслан
К Георгий (15.11.2004 11:21:39)
Дата 15.11.2004 17:39:23

Дорогой Товарищ Сталин!

>Еще раз подтверждение тому, что мир "творческих работников" - это гадюшник.

Да, мне жена регулярно рассказывает подобные истории. Ничего не поделаешь.

Вот ещё про упоминавшуюся в тексте песню:

http://mokrousov.samnet.ru/archive/pismo_stalinu.htm

там есть текст письма ноты песни и ещё:

Комментарий Н.Кружкова (автора сайта)

Текст песни «Россия – наша Родина», как и тексты очень многих массовых песен был серьезно переделан в послесталинское время. Оказались изъяты все упоминания о Вожде, а кроме того авторы лучше учли потребности наступившего момента, добавили официоза.

Однако одна строчка, все же выдавала первоначальную идею произведения:

«Ленин родной над землей зажег немеркнущий свет…»

Спрашивается, когда это Ленин был «родным»? Ленин всегда был великим. Родным мог быть только Сталин. Вот оно что. Значит, изначально в песне были слова о Сталине. Так я сделал это открытие, еще не имея перед глазами исходного текста (а первоначально звучало «Сталин родной на борьбу народы мира сплотил»).

Как известно, тема Сталина была очень серьезной. Мокроусов на моей памяти вообще о нем ничего не писал, потому что это был не его «сектор». Он писал несколько другие песни. А в сталинском секторе были свои «авторитеты», в песнях частенько встречался куплетик о вожде. Несомненно если бы песня зазвучала в ее начальном варианте, она бы наверняка стала бы популярной, наряду с подобными песнями других композиторов. Здесь необходимо сказать, что песня "Россия - наша Родина" не являлась каким-то исключительным произведением - она была не хуже и не лучше тех многочисленных песен с упоминанием Сталина, которые тиражировались в то время. Если бы песня была издана то Мокроусов и в этом песенном секторе занял бы свое заслуженное место.

Почему именно И.О.Дунаевский начал ставить преграды на пути этой неплохой, в общем-то, песни достоверного ответа я не знаю. Вероятно его мы уже и не узнаем. В одном я сомневаюсь - дело было совсем не в песне. Эпизод с песней был одним из примеров противостояния двух выдающихся композиторов, и в основе этого противостояния лежали какие-то личные мотивы, а не только несовпадение творческих взглядов.

Не так давно мне случилось прочитать версию, что будто бы Дунаевский не смог принять песню "Россия - наша Родина" потому что обнаружил в ней "рецидив ухарской кафешантанной плясовой", облюбованной в 20-х годах цыганскими скрипачами. Ему, дескать, было невыносимо слышать, как "опошляется великий образ", так как он терпеть не мог нэповскую приблатненную "цыганщину". Едва ли это может служить здесь веским аргументом в пользу председателя Союза Советских композиторов. В песне нет цыганских плясовых мотивов! По характеру это песня-марш. Что же послужило причиной для утверждений такого рода? Ответы на это вопрос мог дать анализ статей в печати того времени.

Мне удалось познакомиться с двумя из упоминавшихся в письме композитора статей, однако их общий тон и отдельные пассажи авторов позволяют сделать вывод о том, что никто из писавших не имел ничего личного против композитора Бориса Мокроусова. Критика его песен была скорее частью некого малопонятного в наши дни ритуала, напоминавшего образцово-показательную порку без особых на то причин.

«К новым успехам советской музыки» - П.Апостолов, З.Вартанян, из газеты «Советское искусство» 1 марта 1952 г.

…«Идейно-художественное отставание композиторов от требований высокого мастерства заметно также в песенном творчестве. Обращаясь к важнейшим темам нашей современности (великие стройки коммунизма, борьба за мир, любовь к Родине и т.д.) или сочиняя лирические и шуточные песни на бытовые темы, композиторы сплошь и рядом не выходят за пределы ограниченного обывательского раскрытия избранного ими сюжета.

Так Борис Мокроусов за последние годы создал ряд песен самого различного характера, в которых показал недостаточное понимание задач художника, призванного воспитывать эстетические вкусы народа. Стремясь создать общедоступную массовую песню, композитор на деле потакает отсталым вкусам: вместо творческого отбора наиболее жизненных бытующих интонаций, способных создать правдивые образы нашей современности, он стал на путь примитивной механической компиляции затрепанных мелодических оборотов. Это особенно нетерпимо в песнях, посвященных высокой патриотической тематике («Россия – наша Родина») или на тему о Сталинском плане преобразования природы («Зацветает степь лесами»). В них композитор использует полюбившуюся ему надрывно-слезливую сентиментальную интонацию, назойливо кочующую у него из песни в песню.

Мы знаем Б.Мокроусова как одаренного композитора, создавшего мелодичные, эмоционально-яркие песни. Именно поэтому нельзя оправдать сомнительную творческую направленность композитора в таких песнях как: «Я за реченьку гляжу», «Мой любимый за рекой», «На крылечке» и другие. В них Б.Мокроусов замыкается в узкий круг слащаво-сентиментальной любовной лирики, воплощаемой им в обедненных музыкальных образах».

Вообще, это очень странная, путаная статья, в которой авторы берут на себя смелость и ответственность вершить некий суд практически над всеми более или менее известными на тот момент композиторами. Мне в этой связи не ясно, чье же мнение они озвучивают: свое частное или еще чье-то, официальное? Отнюдь не одному Мокроусову в этой статье достаются несправедливые оплеухи – в негативном контексте упоминаются И.Дунаевский, Г.Носов, Н.Богословский и многие-многие другие.

Что бы лучше понять дух, в котором написана эта статья, я приведу из нее еще один абзац. Он больше напоминает не разговор «о новых успехах советской музыки» а бессвязные языческие заклинания.

«Весьма важным условием для дальнейшего успешного движения советской музыки по пути реализма и народности является изучение композиторами марксистско-ленинской теории, формирующее общественное сознание художника, воспитывающее здоровое, оптимистическое мироощущение и помогающей вернее чувствовать и осмысливать пульс нашей жизни. Немалая роль в этом должна быть отведена филосовско-эстетической подготовке композиторов. Недостаточный пока что интерес к эстетической науке порождает иной раз негодный метод слепого творческого эмпиризма, обрекает на поиски нового «ощупью», без явного понимания задач и требований советского искусства. Это мешает творческой практике, препятствует появлению полноценных, выдающихся художественных произведений, достойных стать непреходящими памятниками сталинской эпохи».

Другая статья, упоминавшаяся в письме Б.Мокроусова, называется «Поэты или текстовики», авторы - И.Дунаевский, И.Нестьев. Опубликована в Литературной газете 23 декабря 1950 года. Безусловно, статья написана увлекательно и живо, с обилием ярких примеров. Эту статью, по крайней мере, было интересно читать. Песне Мокроусова посвящен следующий абзац:

«Пример халтурной, ремесленной подтекстовки – получившая печальную славу песня Б.Мокроусова «Россия – наша Родина», текст к которой присочинили Г.Строганов и В.Малков. Мелодия этой песни – перепев популярных неаполитанских и тангообразных песенок; но упомянутые авторы, нисколько не смущаясь характером музыки, «пришили» к ней трескучий и убогий в поэтическом отношении текст, который должен повествовать о советской Родине и о борьбе за мир. Получилось кощунственное искажение важнейшей политической темы: слова о борьбе за мир звучат под унылую, томно покачивающуюся музыку танго».

Я еще раз повторюсь, что не слышу в мелодии песни «унылой, томно покачивающейся музыки танго». И опять же, данная статья не была посвящена персонально творческой неудаче Б.Мокроусова, в ней авторы прошлись по головам большого количества поэтов-песенников. Чего стоит вот этот «блестящий» фрагмент!

...«В «Студенческой песне» Л.Ошанина, предложенной одному из московских композиторов, были такие строчки:

С фашизмом сражаясь,

Мы стали друзьями (?)

И памяти павших

Мы будем верны.

Первые две строчки звучат явно двусмысленно. С кем же мы стали друзьями?»

Между прочим, тут не мешало бы разобраться, на что себе позволили намекнуть авторы статьи, выдернув из контекста это безобидное четверостишье?

Конечно во всей этой истории Б.Мокроусов явился стороной пострадавшей. Готовя письмо, Мокроусов, вероятно, рассчитывал на то, что Сталин, которого вообще вдохновляла идея проведения широких народных культурно-массовых праздников, оценит песню и прикажет открыть ей широкую дорогу. Вот почему он так ратовал за то, что бы песня прозвучала в «настоящем» (его слова) исполнении! И понятно, что Б.А.Мокроусову приходится апеллировать к мнению народа, у которого песня уже приобрела популярность. Собственно, зацепиться ему больше и не за что было. Однако такой аргумент, как «популярность в народе» не считался убедительным у профессионалов – критиков. Его истолковывали просто: дескать «Меня признали простые люди и мне безразлично, что думают обо мне музыковеды-снобы и коллеги-завистники».

Оставаясь человеком глубоко порядочным и не желая выносить сор из "композиторской" избы, он так и не отправил вождю письмо, которое написал на восьми листах. Причин тому могло быть множество – и боязнь навредить тем, кто был рядом и помогал, и опасение что письмо будет передано назад в «Союз композиторов на рассмотрение». Возможно, композитор просто устал. Возможно, начала слабеть его вера в мудрость вождя. На мой взгляд, главная причина - все же нежелание благородного человека лезть в дерьмо, нежелание искать соперничества с людьми, которые, по его мнению, не всегда этого достойны.

Что же касается И.О.Дунаевского, то критика песни Мокроусова по мнению одного из авторов публикации преподносится чуть ли не примером его гражданского мужества. Выступать с критикой песни о Сталине было действительно опасно. Но я все же не уверен в том, что с его стороны это был "подвиг". Замечу, что отдельные биографы Дунаевского имеют, мягко говоря, предвзятое отношение к самому Б.А.Мокроусову.

Что же касается «Песни о земле» («Зацветает степь лесами»), то и тут я должен сделать важное замечание. Я не скажу, что мелодия плоха, это безусловно не так. Однако текст с мелодией действительно не вполне гладко стыкуются. И сам текст действительно слабоват. Помимо того, наблюдается несовпадение длинны музыкальной фразы в последней строке куплета и первой строке припева. По этому тут песню трудно петь без аккомпанемента. Тем не менее, необходимо помнить, что данная мелодия первоначально являлась не более, чем саундтреком к спектаклю "Свадьба с приданным". Прозвучала она и в одноименном фильме, в частности эта музыкальная тема сопровождала сцену, когда колхозники выходят на поле и любуются выросшим урожаем. В фильме она звучит как без слов так и со словами (отличными от слов в версии на пластинке). Это дает основания считать, что существовал не один вариант записи этой песни, и неясно, какой именно из вариантов подвергся критике. И самое главное - именно строки припева этой песни высечены в граните памятника на могиле Владимира Нечаева.