От Георгий
К Администрация (И.Т.)
Дата 28.05.2004 23:31:13
Рубрики Тексты;

М. Липовецкий: "Консервативный проект в литературе - это эпигоны либо деревенской прозы, либо нацистской публицистики" (*+)

http://magazines.russ.ru/znamia/2004/6/kon11.html

Роман АРБИТМАН, Павел БАСИНСКИЙ, Татьяна БЕК, Сергей ГАНДЛЕВСКИЙ, Никита ЕЛИСЕЕВ, Игорь КЛЕХ, Григорий КРУЖКОВ, Марк ЛИПОВЕЦКИЙ,
Александр МЕЛИХОВ, Владимир НОВИКОВ, Мария РЕМИЗОВА, Ольга СЕДАКОВА, Михаил ЭПШТЕЙН

Либерализм: взгляд из литературы





Изменения в политическом климате России, не прямо и не всегда, но все-таки отражают перемены общественных настроений, в той или иной
форме фиксируемые если не литературой, то ее создателями. "Знамя" уже обращалось к проблемам либерального сознания (см.
конференц-зал "Раскол в либералах" - 2002, ? 1, статью Александра Рубцова "Либерализм и либералы" - 2003, ? 7). В течение ряда лет у
нас существовала и ежегодная премия "За произведение, утверждающее либеральные ценности", - первым ее получил Григорий Померанц
("Записки гадкого утенка" - "Знамя", 1993, ?? 7-8). О состоянии либеральных идей в России говорили участники проекта Натальи
Ивановой "Открытая книга: живая дискуссия", реализуемого фондом "Либеральная миссия" (www.liberal.ru). Стенограммы обсуждений будут
вывешены на сайте фонда и выйдут отдельной книгой. Одновременно писателям и критикам была разослана анкета. Мы попросили ответить на
следующие вопросы:

1. Слова "либерал" и от него производные стали определенной частью литературных критиков нового призыва употребляться как бранные, а
слово "консерватор" перестало соответствовать своему содержанию. Каковы особенности и в чем причина нового антилиберального давления
на либеральные ценности в современной словесности? Разочарование? Поколенческое противостояние? Компрометация либеральных идей?

2. После ожесточенной полемики неозападников и неославянофилов конца 80-х - начала 90-х в литературе наступила пауза
деидеологизации. Почему возникло новое идеологическое размежевание?

3. Как вы оцениваете результаты радикального и консервативного проектов в современной литературной практике?

4. Существует ли единое поле действия литературной критики вне зависимости от деления критиков на традиционалистов и
постмодернистов? Если да, то опишите его. Если нет, то покажите границу, линии оппозиции и пункты встречи, т.е. возможного диалога.

С некоторыми ответами мы решили познакомить читателей журнала "Знамя".

=========
Марк Липовецкий

1. Думаю, причина в том, что либеральные ценности потеряли остроту, стали в какой-то мере общим местом, а культура всегда стремится
остранять общие места. Беда только в том, что либеральные ценности, во-первых, остались весьма поверхностно понятыми, а во-вторых, в
ходе этой поверхностной стереотипизации сильно опростились, нередко превращаясь в свои противоположности - в догмы. Тут тоже, к
сожалению, нет ничего нового. Я даже полагаю, что существует некая типология второго послереволюционного десятилетия, когда после
периода смены вех и колебания мировых струн не только "массам", но и "мастерам культуры" хочется прочных иерархий, сильного
государства, тянет к традициям и порядку. Отсюда сегодняшняя ностальгия по соцреализму, питаемая не только "старыми песнями о
главном", но и особой версией постмодернизма - ее можно назвать постсоц (или же антиконцептуализм): читайте Крусанова и "Лед"
Сорокина, смотрите Балабанова и Лунгина ("Олигарх"). Я вовсе не утверждаю, что нынешняя любовь к консерватизму непременно сулит
террор - у культуры свои ритмы, не обязательно совпадающие с политическими. Однако параллели между 1990-ми и 1920-ми, а текущего
десятилетия - с 1930-ми лично мне многое объясняют в современной литературной и общекультурной ситуации.
Увы, либеральная идеология оказалась модой, а не внутренней революцией, и потому не смогла существенно изменить сознание "деятелей
культуры" нескольких поколений, которые, - независимо от эстетической ориентации, - довольно часто принимают тезис об отсутствии
абсолютных истин только до той поры, пока речь не заходит об истине их собственных текстов: тут включается совершенно тоталитарный
механизм шельмования оппонентов. В чем причина? В ускоренности развития? Просто в торопливости? Или же в описанной Лотманом и
Успенским бинарной логике русской культурной динамики, когда культура, подобно маятнику, движется от одного полюса к другому, минуя
фазу компромисса? Я бы предпочел одно из этих объяснений простому (слишком простому!) аргументу относительно борьбы между
поколениями за место под солнцем.

2. В том-то и дело, что деидеологизация была мнимой - а, в сущности, и не могла быть иной. Светлана Бойм недавно очень точно
написала, что "если в конце 1980-х деидеологизация была направлена на советскую идеологию, то теперь она направлена прежде всего на
деидеологизацию 1980-х, на так называемый либеральный дискурс, который ассоциируется с этим временем, временем обманутых надежд".
Стоит ли ломиться в открытую дверь и доказывать, что литература не бывает вне идеологии, если под идеологией понимать не
государственную идею, а просто систему идей, непременно имеющих и политическое измерение - если, конечно, они продуманы до конца?
Поэтому, например, полемика вокруг постмодернизма, разумеется, была идеологической полемикой - те самые либеральные ценности, о
которых вы спрашивали в первом вопросе, именно в ходе этой полемики проблематизировались и стереотипизировались. Казалось бы, это
была полемика внутри либерального лагеря. Но если искать политические параллели, то размежевание тут напоминает войну между
либералами и республиканцами в современной Америке. И те, и другие вроде бы за либеральные ценности, но как по-разному они их
понимают!
Напомню, кстати, что и идеологическое размежевание не сегодня возникло. Уже в 1995 году П. Басинский выступил с оскорбительной
статьей против А. Немзера. Все это запомнили, но редко кто запомнил повод к статье: а поводом была проза А. Варламова, который, как
и сам признавался, сильно хотел печататься в "Москве" и "Нашем современнике", но полюбили его почему-то в "Знамени" и "Новом мире".
Вот только Немзер не полюбил, за что Басинский и обозвал оппонента "человеком с ружьем", якобы не пускающим в литературу неугодных.
Любой следящий за критикой знает, насколько абсурдно звучит это обвинение по отношению к Немзеру - на мой вкус, даже слишком щедрому
на похвалу и буквально приведшему за руку в литературу Слаповского, Солоуха, Володина, Успенского, Вишневецкую, Исхакова,
Славникову, Мамедова и многих других (иной разговор, стоило ли это делать, но Немзер не жадничает). Зато сам Басинский занял
почетную позицию охранителя устоев реализма, который в его понимании оказался религиозным искусством, движимым постижением "Божьей",
абсолютной истины. Его филиппики против А. Королева или Пелевина быстро переросли в требование административных мер против
развратителей молодежи Сорокина и прочих постмодернистов-абстракционистов.
Приведу пример из личного опыта: когда вышел наш с отцом университетский учебник, Басинский напечатал в ЛГ прямой донос с
требованием оградить школьников от учебника, где содержится глава о Сорокине, и потребовал "разобраться" с тем, как ставятся грифы
Министерства образования на такие непродуманные сочинения. Идеологические жесты, обозначенные этой заметкой, совершенно
недвусмысленны и напоминают об официозной эстетике советских времен. Тот факт, что Басинский продолжает печататься в ЛГ, ставшей, по
точному определению, мягкой версией "Завтра", и то, что он единственный из современных критиков включен в комитет Солженицынской
премии, ясно показывает, что, казалось бы, эстетические разногласия на самом деле привели к идеологическому конфликту: то, что
статьи Басинского сегодня радостно перепечатывает "Наш современник", - факт наглядный. В сущности, и вся деятельность "Идущих
вместе" непосредственно материализует идеологическую программу Басинского, О. Павлова и иже с ними. Это, подчеркну, было
размежевание внутри одного поколения.
Новая волна конфликта, начатая полемикой внутри "Господина Гексогена", Нацбеста и запущенная статьями Д. Ольшанского, - тоже не была
межпоколенческой схваткой: все, наверное, помнят, что с Ольшанским, Пироговым, Данилкиным, "младо-Экслибрисом" спорили не только
Немзер и Агеев, но и Кузьмин, и Львовский.
Одним словом, я полагаю, что нынешние идеологические конфликты - это лишь обострение не разрешенных, а загнанных вглубь и как бы не
существовавших в течение 90-х споров между неозападниками и неославянофилами, шедшими опять-таки с переменной интенсивностью и
успехом с конца 60-х и лишь в конце 80-х достигшими накала перестрелки. Разумеется, это не совсем то, что было. Консерваторы сегодня
либо не грешат антисемитизмом, либо хорошо его скрывают. Хотя, конечно, Бондаренко с Прохановым и Ольшанский с Пироговым слишком из
разного теста сделаны, чтобы их сотрудничество было долгим и счастливым. С другой стороны, и в либеральном лагере не все в порядке -
назревшая несовместимость разных концепций либерализма отчетливо видна на спорах о Пелевине, Сорокине, Акунине, "Кукушке",
Балабанове. Сами эти тексты и фильмы, собственно, возникают как попытки оформить новые (во всяком случае для России) либеральные
понятия. Кроме того, обострились споры и внутри либеральной западной культуры, - от которых русский интеллектуал не изолирован
сегодня так, как в 60-70-е. Но спор-то все о том же: об иерархиях и "вседозволенности", о том, должна ли русская литература быть
глашатаем истин вековых, о том, есть ли у России особый путь или она прореха на человечестве, о том, должно ли искусство ковать
национальные ценности и быть верным великим традициям или оно должно эти ценности и традиции проблематизировать, о том, есть ли у
литературы "воспитательная" роль или только развлекательная функция и проч., и проч.
А почему эти споры обострились - тоже понятно. Я когда-то писал, что журнальная война конца 1980-х не случайно резко закончилась
после августа 1991 года - это была война за влияние на власть, за культурную политику и вытекающие субсидии и привилегии. Революция
91-го года дала однозначные ответы на все упования, сведя культурную политику к ежегодной раздаче Госпремий - бороться можно было
только за Сороса, но тут исход был предрешен. В 2001-м появилась надежда на новое вмешательство государства в культуру, - и тут
захотелось выделиться из мейнстрима (либерального) путем демонстрации новизны, которая бы приятно порадовала глаз тех, кому
опротивела "демшиза", захотелось чего-нибудь остренького и кому не режет слух новый гимн свободной России. Строго говоря, этот
поворот бывших элитарных постмодернистов в сторону "нацбестселлеров" предвосхитил "выбор народа" в декабре 2003-го.

3. Как оценивать результаты консервативного проекта в литературной практике? Если речь идет о Проханове, Олеге Павлове, Р. Сенчине,
А. Варламове, Б. Екимове, В. Личутине, - то говорить не о чем: это эпигонская литература, повторяющая зады либо деревенской прозы,
либо, в случае Проханова, нацистской публицистики и того, что М. Золотоносов называет СРА - "субкультура русского антисемитизма".
Все остальное - это в той или иной степени результаты либерального проекта или, вернее, проектов: в диапазоне от Сорокина до
Маканина, от Акунина до Шишкина, от Толстой до Павловой, от Гиршовича до Шарова, от Гениса до Немзера. Тут, как я уже написал, много
разногласий, но говорить есть о чем.

4. Мне не очень понятен этот вопрос. Что значит "единое поле действий литературной критики"? Это то поле, где критики соглашаются, -
тогда такого поля нет, как, впрочем, никогда, даже в советские времена, и не было. Если же речь идет о том поле, на котором
разворачивается критическая полемика, то это как раз тот самый спектр либеральной в широком смысле литературы, о котором вы
спрашиваете выше. Проблема состоит в том, что о многих фигурах не высказывается противоположная сторона. Было бы интересно составить
реестр писателей, которые слышат только звуки одобрения от своих друзей и единомышленников. Другой вопрос: возникает ли диалог по
поводу спорных фигур или же это просто канонада несовместимых оценок? Чаще всего - нет, не возникает. Но дрейф Ольшанского направо -
это пример возникшего диалога с непримиримыми оппонентами. Если этот пример слишком мрачен, приведу другой - посветлее:
одобрительную статью А. Латыниной о последней книге Пелевина в февральском "Новом мире"!