Статья Л.В. Милова: "К вопросу о социальной природе творческой интеллигенции"
К ВОПРОСУ О СОЦИАЛЬНОЙ ПРИРОДЕ ТВОРЧЕСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ
Л. В. Милов
Вестник РАН. Сентябрь 2002
История человечества имеет в своем багаже опыт функционирования разных форм собственности, однако некоторые из них не получили должного отражения в отечественной литературе. Еще К. Маркс, характеризуя первичные формы собственности, выделил для докапиталистических обществ особую форму собственности, связанную с ремесленным трудом. По его словам, в период господства индивидуального характера труда "особый вид труда, мастерство в нем и соответственно с этим собственность на орудия труда равнозначны собственности на условия производства" [1, ч. I, с. 490,491]. (Подробнее о теории этого явления автор настоящих строк писал, в частности, в 1989 г. [2].) В свою очередь, и само мастерство является особым видом собственности "собственность на самый труд как на определенную ремесленную сноровку" [1, ч. I, с. 493]. Высшей стадии развития столь специфическая разновидность собственности достигает в корпоративной форме, особенно в средневековых цехах [1, ч. I, с. 507,490]. Наоборот, ее отрицание может состояться тогда, когда собственность на орудия труда и на мастерство поглощается такими отношениями, как рабство или крепостничество, то есть путем присвоения, порабощения самой личности носителя того или иного мастерства [1, ч. I, с. 454, 456457, 491].
В период становления и развития капитализма в России ряд сравнительно немногочисленных, но необходимых обществу ремесленных специальностей продолжал, на мой взгляд, существовать преимущественно в форме свободного индивидуального труда не только в сфере производства, но ив так называемой сфере услуг. Это разного рода строительные и ремонтные работники, изготовители предметов роскоши, бытовых и обиходных предметов, продуктов питания. В разряд профессиональных занятий, не поглощенных мануфактурой и машинным производством, входили также профессии музыканта, художника, артиста, поэта, ученого, учителя. К тому же разряду занятий принадлежали, как известно, военные, священнослужители. А. Смит, а вслед за ним и К. Маркс относили этих работников к "слугам общества", то есть людям, оказывающим услуги и живущим за счет обмена своих услуг (потребительных стоимостей) на доход общества (или доход индивида).
В свое время К. Маркс писал, что "с развитием капиталистического производства все услуги превращаются в наемный труд и все оказывающие их превращаются в наемных рабочих" [3, с. 133135]. Этот тезис абсолютно справедлив и верен применительно к так называемым массовым услугам. Капитализм создал мощную индустрию в сфере услуг, а некоторые страны, перенесшие в той или иной мере свою тяжелую промышленность и вредные производства в государства, экономически от них зависимые, превратились в социумы, где сфера услуг занимает чуть ли не ведущее место в совокупном бизнесе страны. В данной разновидности бизнеса носитель той или иной потребительной стоимости оказывается на более или менее длительный срок вовлеченным в деятельность предприятия, специализирующегося в сфере услуг. Это работники государственных или частных клиник, театров, спортивных клубов, киностудий и т.п. Все они становятся обычными наемными работниками.
Современные технические средства расширили пределы отчуждения потребительских стоимостей от их непосредственных носителей почти во всех областях "духовного производства". В результате неизмеримо возросли возможности превращения тех или иных потребительных стоимостей в форму товаров, имеющих меновую стоимость.
В капиталистическом обществе, как известно, цена на индивидуальные услуги на первых этапах развития рынка услуг "первоначально, скорее, условная и традиционная". На развитых стадиях капитализма она "все более и более начинает определяться экономически", в частности, соотношением спроса и предложения [1, ч. I, с. 457]. Этим соотношением, как и "издержками производства" на создание носителя той или иной потребительной стоимости, регулируются меновые стоимости главным образом на массовые услуги (например, бытовые, услуги учителей и т.д.). Проследив процесс превращения носителей услуг в эпоху капитализма в наемных работников, К. Маркс, вероятнее всего, потерял интерес к дальнейшей судьбе "собственников своего мастерства", сосредоточившись на роли пролетариата и буржуазии.
Однако и в более поздние эпохи в акте индивидуальной услуги попрежнему происходит однократный взаимный обмен потребительной стоимости, с одной стороны, и дохода в виде натуроплаты или в денежной форме с другой. Именно это обстоятельство и позволяет считать носителя уникальных и весьма ценных услуг особого рода собственником (хотя и не товаропроизводителем и, разумеется, не наемным работником). Более того, на общем фоне массовых услуг выделяются "искусные слуги" [1, ч. II, с. 21]. Оплата предпринимателем труда такого одаренного мастера остается "особенным меновым актом", поскольку сохраняет яркую специфику в измерении уникальных форм полезности той или иной потребительной стоимости, что до сих пор составляет немалые трудности для экономистов (а в наши дни решается введением тарифной сетки, где даже высшие разряды убогой зарплаты отличаются друг от друга почти копейками).
Чем уже рынок для той или иной даже неповторимой потребительной стоимости, тем более ее меновая стоимость подвержена влиянию случая. Яркий талант, невостребованный рынком сиюминутно, но в отдаленной перспективе всетаки весьма ценный для общества, может влачить жалкое существование в течение всей жизни, если социум в лице государства не сочтет нужным поддержать его. В обычной жизненной ситуации "искусный слуга", даже экономически подчиняясь нанявшему его предпринимателю, остается тем не менее наемным работником особого рода. Размер получаемого им вознаграждения зависит не только от его таланта, но и степени "знатности" (общественного признания предыдущих заслуг, открытий и т.п.), хотя часто сиюминутный интерес выдвигает на первый план фактор рыночного спроса на его потребительную стоимость.
Логика жизни чаще всего приводит к такой ситуации, когда носитель уникальной потребительной стоимости получает, условно говоря, и значительную часть совокупной прибыли (пример тому судьба американских кинозвезд, крупнейших изобретателей и т.д.). Некоторые носители уникальной потребительной стоимости, "собственники своего мастерства", пополняют класс капиталистов (это касается прежде всего талантов в области исполнительского искусства, которым удается выходить на мировой рынок). Неудивительно, что проблема становления и функционирования такого, казалось бы, не системообразующего феномена, как "собственность на свое мастерство" носителя уникальной потребительной стоимости, приобретает весьма важное значение.
В нашей стране за последние три десятилетия советской власти произошел уникальный в истории цивилизованных социумов перелом в развитии сферы массовых услуг. Такие носители важных, но воспроизводимых и повторяемых услуг, как чиновники в системе советских органов власти и партийной иерархии, в лице своего верхнего звена были превращены в особую категорию номенклатурных работников, своего рода касту, членам которой присуща "функция руководства" безотносительно к объекту руководства. Рядовые носители услуг управления (не говоря о первых лицах), то есть носители потребительной стоимости массового (и поэтому воспроизводимого) характера, были превращены в незаменимых, а потому уникальных носителей той или иной потребительной стоимости. Стало быть, они сделались "собственниками своего мастерства", а в конечном счете представителями буржуазной ментальности. Дальнейшее было, как говорится, делом техники... Подобное развитие сферы услуг особого рода в свою очередь привело (для партийного и государственного чиновника) к расцвету институции "властисобственности", при которой носитель власти становится привилегированным пользователем государственной собственности в ее самых различных проявлениях. Оставался лишь маленький шаг к тому, чтобы стать собственником в подлинном смысле этого слова. И он, как все знают, был сделан...
Это лишь одна из линий эволюции верхов советского общества в 6080х годах XX столетия, но именно она демонстрирует всю силу, всю потенцию феномена "собственности на свое мастерство", не фиксируемого какимито правовыми нормами (об интеллектуальной собственности как юридически оформленном продукте мыслительной деятельности здесь речи нет).
Уже отмечалось, что массовое подчинение нематериальной сферы производства капитализму сопровождается, хотя и опосредованно, подчинением ценообразования законам господствующего способа производства, которые действовали всего лишь "за спиной этого особого менового акта" [1, ч. I, с. 457] между владельцем дохода и владельцем собственного мастерства. Следует иметь в виду, что когда в прошлом произошла сплошная национализация средств производства в сфере услуг и их огосударствление, то многие виды услуг лишились традиционного механизма своей оплаты в соответствии с критериями спроса и предложения или стоимости издержек на создание и становление того или иного носителя услуг. К этому нужно добавить и суровый режим идеологического контроля над социумом.
В советское время, в условиях так называемой всеобщности труда, считалось, что "духовные способности человека должны быть и в общественной собственности... в той мере, в какой государство участвует в их формировании и развитии" [4, с. 6, 116]. И такой подход пытались применить к "потенциальным собственникам своего мастерства", к тонкому слою творческой элиты общества носителям уникальных знаний, таланта и способностей. В то же время органически свойственная этому слою собственническая ментальность, естественное тяготение к идеалам буржуазной демократии оставались без внимания и серьезного анализа. А ведь в свое время К. Каутский давал меткие характеристики "стихийной анархичности" творческой интеллигенции, заявляя, в частности, что оружие интеллигента "это его личное знание, его личные способности, его личное убеждение. Он может получить известное значение только благодаря своим личным качествам. Полная свобода проявления своей личности представляется ему поэтому первым условием успешной работы. Лишь с трудом подчиняется он известному целому в качестве служебной части этого целого, подчиняется по необходимости, а не по собственному побуждению" [5, с. 100]. Именно эти особенности ментальности творческой интеллигенции наиболее отчетливо проявились в последние 1015 лет.
Еще раз подчеркнем: при обмене потребительной стоимости "слуг" особого рода, "искусных слуг", на чей-либо доход реализуется особая форма "собственности на мастерство", на сноровку, на знание. Не являясь системообразующей в рамках того или иного социума, она тем не менее характерна для всех (или почти всех) стадий исторического развития общества. Это специфическое проявление "собственности на свое мастерство" имело место и в эпоху советской власти, но в разные периоды, при смене той или иной группы правителей, претерпевало разную судьбу.
В 2030е годы прошлого века руководящие круги СССР четко осознавали буржуазную природу дореволюционной интеллигенции, но вместе с тем ставили задачу создания рабоче-крестьянской, не менее талантливой трудовой интеллигенции. Грандиозная культурная революция (а она так или иначе, но все же была!) и организация в массовом масштабе вузов действительно способствовали рождению многочисленной, вышедшей из народа советской интеллигенции (возможно, что ввиду кажущейся реальности такой
перспективы власти и шли на репрессии по отношению к представителям "старой" интеллигенции, хотя и вполне лояльным к новому социальному строю).
Ментальность "новой" интеллигенции в первом поколении во многом была связана с ментальностью людей "сохи и станка". Для представителей массовых "интеллигентных" профессий; "собственность на свое мастерство" оставалась лишь прекрасной иллюзией, идеалом, к которому стремится всякий добропорядочный интеллигент; являясь по сути наемным работником. (Одним из вариантов реализации таких устремлений стали, например, появившиеся в 90е годы XX в. многочисленные политические партии и академии.) Что касается творческой элиты, то есть действительно "потенциальных собственников своего мастерства", то осознание ими собственной объективной сущности как обладателей или носителей уникального мастерства, таланта или знания в первом поколении в полной мере не проявлялось. Способствовал тому ряд обстоятельств, связанных с политикой властных структур. Прежде всего, для творческой элиты в области науки, искусства и литературы, несмотря на нищету тогдашнего российского социума, были созданы материальные условия, заметно отличавшиеся по комфортности от условий жизни типичного представителя массового интеллектуального труда (разумеется, это не мешало властям прибегать и к репрессиям). Другим немаловажным фактором явилась совокупность мер по формированию новой "знатности", в первую очередь среди людей литературы и искусства. Создание вокруг таких людей ореола славы и любви народа (и даже ореола властителя народных дум) в значительной мере гасило у представителей творческой элиты элементы буржуазной ментальности собственника уникального мастерства, таланта, знаний и т.п. (Парадоксом является усиленное использование нынешней властью феномена "знатности" в политической агитации, хотя артисты, как правило, слабо разбираются в этих вопросах.)
Рано или поздно, отсутствие теоретических разработок, в частности, по анализу социальной сути такого слоя, как "интеллигенция", привело к рождению нелепой политики (я здесь не имею в виду крайности тотальной цензуры и т.п.) по отношению к особому, хотя и довольно тонкому слою "собственников своего мастерства", уникальных талантов, которые в целом не имели конкурентов в том или ином виде деятельности. Она особенно ярко проявилась в конце 50х годов XX столетия, в хрущевские времена, когда безграмотный руководитель страны объявил о близости коммунизма, и никто не осмелился указать на это заблуждение. Именно тогда начался процесс уравнивания (эгалитаризма) неравных по самой сути своей страт социума.
Творческие слои интеллигенции стали постепенно "прижимать", прежде всего в материальном отношении (запрет совместительства, ликвидация и уменьшение гонораров за внеплановые работы и т.д.). Если в довоенный период ученые и профессора занимали место в верхней части единой для всех отраслей народного хозяйства шкалы оплаты труда, то, начиная с хрущевских времен, они оказались на одном из ее последних мест. Народный артист СССР имел более чем скромную оплату (правда, у него иногда был все-таки шанс заработать на периферии на "левых" концертах). Наблюдалась и медленная инфляция разного рода премий. Для элиты творческой интеллигенции (прежде всего в области искусства и литературы) оставались в силе лишь прелести стимулирования "знатности" (почетные звания, широкие публикации об их творчестве, выступления на телевидении, у артистов встречи со зрителями и т.д.).
Одновременно с этим странным стремлением к уравниванию всех страт социума пробивал себе дорогу процесс обретения тонким слоем творческой интеллигенции своей подлинной буржуазной ментальности как "потенциальных собственников своего мастерства", которым нет реальной конкуренции. Следует добавить, что этот слой для представителей массовых профессий в области умственного (интеллектуального) труда все более выполнял роль "референтной группы" на фоне вульгаризации и искажения официальных социальных доктрин.
Послевоенная интеллигенция третьего и четвертого поколений в той ее части, которая представлена потенциальными "собственниками своего мастерства", на мой взгляд, была уже буржуазной по своей ментальности, что неизбежно в силу социальной природы самого феномена. Доля выходцев из рядов тружеников материальной сферы производства в этом слое была еще заметна, но уменьшалась, хотя в вузах возобновлялись рабфаки и т.п. С этим, как говорится, ничего поделать было нельзя, ибо таков был (и, видимо, будет) объективный ход процесса развития социума. Для постановки его в определенное русло, чтобы минимизировать буржуазные тенденции, нужны были бы прозорливость руководящих кругов и гибкая политика государства. Но ни того, ни другого не оказалось (в аппарат ЦК КПСС работать шли больше во имя благ, а не решения трудных и острых проблем).
Начиная со времен Хрущева, творческая элита уже мало выделялась среди многомиллионной массы трудящихся. В 60-70е годы прошлого века в ряде случаев рабочему высшей квалификации, бригадиру и мастеру (притом, что не баловали и их) давали гораздо большее вознаграждение, чем инженеру, и люди с дипломом инженера шли в бригадиры, мастера и т.д.
Необходимо особо выделить весьма важный, хотя и довольно тонкий, социальный строй носителей уникальных дарований, высочайшего мастерства и таланта в области науки и высшего образования. В целом его представители (особенно молодое пополнение, влившееся за последние 10-20 лет) оказались в сугубо удручающем положении. Их материальная обеспеченность вошла в острое противоречие с жизненно необходимыми потребностями минимального комфорта для нормальной реализации творческих потенций. Ведь логика жизнедеятельности подлинно творческого работника в ее идеальной модели состоит в том, что его рабочее время практически не нормировано, больше того, процесс творчества поглощает всю жизнь человека, пронизывает весь его быт, все его существование. Однако в последние десятилетия советской власти подход к научному творчеству как к некоему материальному производству все более ощутим, чему, видимо, способствовало примитивное понимание лозунга "Наука стала отныне производительной силой общества".
Ярким примером такой политики служит история Академии наук СССР, призванной концентрировать и координировать творческие усилия потенциальных "собственников своего мастерства". В лучшую пору бытия академии они превратились в реальных "собственников своего мастерства", ибо высокие оклады и пособия были способом осуществления их естественного права на некую долю прибыли, получаемой при помощи сложной многозвеньевой процедуры материального воплощения и реализации идей членов Академии наук и ее ведущих ученых.
Однако в последние десятилетия жизни в СССР, и особенно в новой России, в сферах власти возобладал простодушно-вульгарный, примитивный подход к проблеме творческого поиска и исследовательского труда. На членов Академии наук СССР (Российской академии наук) и других государственных академий стали смотреть как на неких баловней судьбы, а на научный труд как на обыкновеннейшее материальное производство, критерием которого до сих пор служит основание классической трудовой теории стоимости:
выдал изделие получи вознаграждение, не выдал сокращаем, увольняем. Платят ныне не за статус уникального дарования, творческие потенции которого доказаны открытиями и признаны научной общественностью, а преимущественно за плановые работы (а они часто банальны и ординарны, хотя и необходимы). Но ведь следовало бы, наоборот, с лихвой вознаграждать открытия... Вклад в науку это всегда риск, особенно если вклад сделан со стратегической целью. Связь фундаментальной науки с качественными сдвигами в прогрессе производительных сил всегда опосредована, даже в том случае, когда речь идет о прогрессе человечества в целом.
В наши дни некоторые политики уподобляют роль государства, являвшегося в течение тысячелетий своеобразным многофункциональным инструментом самоорганизации общества, роли чуть ли не "сторожа социума", отнимая у государства экономические функции и лишая его государственного сектора экономики. Может быть, в странах, где так сложилось исторически, это и возможно. Но государственный сектор экономики был свойствен российскому социуму во все эпохи цивилизации и часто избавлял социум от разрушительного во многих ситуациях стихийного действия закона стоимости. В этом, а не в непременном извлечении максимальной прибыли и погоне за ней состоят, на мой взгляд (взгляд историка), важнейшие функции государства в России.
На Российскую академию наук, эту корпорацию уникальных "слуг общества", в течение уже трех веков обладающих "собственностью на свое мастерство" и обменивающих плоды своего мастерства на доход государства, стали смотреть как на некую архаическую систему, оставшуюся от советских времен структуру, которую необходимо "минимизировать", а может быть, и вовсе от нее избавиться... В свое время Н.С. Хрущев стремился перевести ВАСХНИЛ в деревню, поближе к полям, к коровам и овцам, наивно полагая, что этим поможет активизации процесса научного творчества. (Впрочем, отзвук такого мышления чувствуется и в наши дни, в частности, в упрямом желании осуществить в средней школе раннюю узкую специализацию, не принимая во внимание то обстоятельство, что в любом творчестве огромную роль играет ассоциативное мышление. Между тем базу для такого мышления дает знание основ главного спектра фундаментальных наук, ведь важны не формулы как таковые, а повышение уровня интеллекта.) Ныне же, видимо, есть настойчивое желание сделать и Российскую академию наук некой рыночной структурой и поставить условия творчества в прямую зависимость от рыночной реализации его итогов.
Разумеется, элементы этого подхода у наших "руководящих кругов" встречались и ранее и совсем обойтись без них, вероятно, нереально. Однако опасность все обрушить и в конечном итоге загубить (как загублены в 90е годы важнейшие отрасли производства) очень велика. Здесь уместно вспомнить один фрагмент из интервью недавно ушедшего из жизни великого физика XX столетия академика А.М. Прохорова, данного в связи с вручением ему Демидовской премии. А.М. Прохоров признался, что на первых порах работы по проблемам индуцированного излучения "саму идею новых генераторов считали бредовой, неосуществимой в принципе". "Нам (с Н.Г. Басовым. Л.М.) говорили, что мы хотим утолить любопытство за государственный счет" [б]. А что из этого "любопытства" получилось знает теперь весь мир.
Если будет реализована намечающаяся жесткая радикализация структуры Российской академии наук и, неизбежно, ее институтов, счастливейшие случаи удовлетворения любопытства "собственниками своего мастерства" и аналогичными потенциальными собственниками за счет государства, по-видимому, окажутся невозможными в принципе (ожидать спонсорских шагов от младенческого, с исторической точки зрения, и притом мизерного в рамках грозящей нам глобализации частного капитала по меньшей мере наивно).
Платить не за работу, а за вполне серьезные потенциальные возможности "собственника своего мастерства" нынешняя власть, вероятно, не хочет. А ведь Российская академия наук (и история это подтверждает одна из наиболее удачных организационных структур, обеспечивающих развитие науки в обществе с минимальным объемом совокупного прибавочного продукта (а таким общество новой России вновь стало за последнее десятилетие). Эту структуру, объединившую в сообщество огромное число ценных для социума уникальных "собственников своего мастерства" и потенциальных собственников, явно ожидает, если ничего не изменить, судьба, имеющая трагические примеры в историческом прошлом: "усвоение", "порабощение" носителей своего уникального мастерства при рабстве, крепостничестве (а отчасти, и при советской власти). Порабощение гуманитарных наук со стороны частного торгово-ростовщического капитала, за редчайшим исключением, уже стало явью, ибо, если и платят гонорар за книги, то буквально гроши. Государство же уходит от этих проблем.
Добавим, что проблема потенциальных "собственников своего мастерства", имеющих источник вознаграждения в виде отчислений из доходов государства, со временем обострится, так как в отдаленном будущем в России, если она уцелеет, наступит эра постиндустриального информационного общества, где ведущую роль играют именно они, носители уникальных по своей ценности потребительных стоимостей в области интеллектуального труда.
ЛИТЕРАТУРА
1. Маркс К. Экономические рукописи 18571859 гг. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 46.
2. Милое Л.В. Исторические судьбы некоторых форм собственности (к характеристике труда в духовном производстве) // Вопросы истории. 1989. №3.
3. Архив К. Маркса и Ф. Энгельса. Т. II (VII). М., 1933.
4. Прохоренко И.Д., Курегян С.В. Духовное производство при социализме. Минск, 1987.
5. Kautsky K. Franz Mehring // Neue Zeit. 1903б №4 К.
6. Академик Александр Прохоров: Развитие науки непредсказуемо // Поиск. 2002. № 5 (663). 1 февр.
